Аннотация: 3-е место на конкурсе "Между жизнью и смертью"
Утро в центре исследований перспектив началось с ошеломляющей новости. Профессор Барканцев умер!
- Как умер?! - директор центра вытаращил глаза и схватился рукой за грудь, - он не мог! Он не смел!
Оказывается, смел. Да ещё во сне - смертью, о которой мечтают дряхлые болезненные старики. Только вот Барканцев совсем не планировал умирать. Он был относительно молод - всего пятьдесят четыре года. И перспектива, над которой он работал, обещала небедную, в общем-то, старость. И славу. И почёт. Всё пошло прахом, а главное - перспектива, ухлопавшая порядком трёх миллиардов.
- Что делать? - плакал директор центра, представляя, как Председатель спонсорского совета разрывает его на части - естественно, в переносном смысле. А в прямом - это крах и позор! Три миллиарда! Два года исследований и разработок - коту под хвост. И дело вовсе не в незаменимости гения Барканцева, а в его боязни конкуренции и стремлении держать всё под личным контролем. Весь архив документов, все результаты и выводы - под семью паролями, которые знал только Барканцев. А память у него была феноменальная. Поэтому ни записей, ни подсказок нигде не держал.
И вот он умер. Нагло и неожиданно. Директор уже прощался с любимым креслом из натуральной кожи и собирал благодарственные грамоты, как вдруг на дисплее высветилось лицо заместителя:
- Артур Денисыч, тут такое дело. Идейка мне в голову пришла.
- Ну? - раздражённо хмыкнул директор.
- Лаборатория исследования жизни после смерти...
- Дармоеды!
- Уже провела с десяток удачных контактов с преставившимися. Вот.
Лицо заместителя, круглое и румяное, в обрамлении светло-каштановых кудрей, светилось от счастья. Директор поморщился и постучал пальцем по лбу.
- Ты чокнулся.
- Я - нет, - улыбнулся заместитель, - и даже связался с тамошним начальством: будем пытать дух Барканцева на том свете.
- Погоди, я сейчас приму капли, - в сердцах воскликнул Артур Денисович, - когда Председатель узнает...
- Да будет вам, - посерьёзнев, тихо сказал заместитель, - нас и так за своеволие Барканцева вслед за ним отправят.
- Ну, хорошо, - вздохнул директор, - даю добро.
Лаборатория исследования жизни после смерти стояла на ушах: первый серьёзный заказ. Не тренировочный забег, не эксперимент, а самое настоящее поручение. Большинство сотрудников уткнулось носом в свежий, ещё пахнущий типографскими чернилами, Кодекс контактёров. Кто-то читал вслух.
- Согласно Закону Земли, каждый, оставивший настоящую жизнь и тело, признаётся личностью в мире после смерти и имеет все права и обязанности, что и любой гражданин Земли.
- Правильно! - заметил один из сотрудников, - мёртвые - тоже люди.
- А о каких обязанностях идёт речь? - ехидно спросил кто-то и глупо хихикнул.
- Ну, например, никто из мёртвых не имеет права оскорблять живых. Обязан поддерживать порядок и...
Читавший почесал за ухом и выругался себе под нос.
-Какой идиот писал этот закон?
- А представь себе: встречаешься ты как-то с мёртвым.
Ответом на этобыл дружный хохот, разорвавший монотонное гудение в помещении. Сконфуженный комментатор опустил голову и уткнулся носом в Кодекс, делая вид, будто ничего не произошло.
- Но самое главное, любой - будь он живой или мёртвый - обязан помнить, что никаким своим действием или бездействием он не имеет права причинять вред окружающим или тормозить развитие событий, происходящих во благо человечеству!
Громкая реплика перекрыла смех и заставила сотрудников лаборатории рассыпаться по своим местам, потому как принадлежала она начальнику лаборатории - Кузьмину Петру Григорьевичу - идейному руководителю проекта.
- Предстоящее путешествие исходит из этого принципа, - добавил он, спустив на кончик носа старомодные очки, и едва заметно улыбнулся, - готовимся, ребята! Дело очень ответственное.
Настроив сотрудников лаборатории на нужный лад, Кузьмин прошёл в свой кабинет, уселся в кресло - жёсткое и непривычное, потому как сидел он на нём редко, всё ж предпочитая лабораторию, - и, сложив ладони домиком под подбородком, глубоко задумался.
Рядом на столе лежал всё тот же Кодекс, над созданием которого он и сам потрудился немало. И всё в нём вроде бы и правильно, и буковка каждая продумана: открывай да действуй. По правилам. По написанному. А всё ж, Кузьмин думал.
Минуты бежали, старинные часы на подоконнике - подарок сына - размеренно тикали. Наконец, Кузьмин нажал кнопку коммутатора и наклонился к микрофону:
- Кузьмина ко мне.
Коммутатор просипел в ответ утвердительное бормотание секретаря и отключился.
Петр Кузьмин стал ждать.
Спустя минуты три дверь едва слышно скрипнула, пропуская в кабинет рослого черноволосого молодого человека. Кузьмин слегка откинулся на спинку кресла и, сняв очки, промокнул платком заслезившиеся вдруг глаза.
- Здорово, бать. Что там у нас?
- Дело у нас, - ответил Кузьмин и негромко прокашлялся. В горле прочно застрял ком густой горькой массы, мешавший говорить, - первое путешествие на тот свет.
- Знаю, - махнул рукой сын, - уже все слышали. Не волнуйся - всё сделаем, как положено.
- Ты Кодекс знаешь? - оборвал его Кузьмин.
- Кто не знает - тут не работает, - попытался пошутить сын.
- Помнишь, что "контактёра, имеющего целью общение с преставившимся, обязательно сопровождает сотрудник лаборатории, не старше сорока пяти лет, не имевший жизненных драм, связанных со смертью близких, и получивший соответствующие инструкции"...
- Они и не нужны, Дима, - Кузьмин внимательно посмотрел на сына, - отправишься ты.
Дима подался вперёд, почти вплотную приблизившись к отцу. Лицо его выражало испуг и одновременно зарделось от восторга.
- Уверен?! Почему я? Нет, я совсем не трушу, просто...
- У меня к тебе особое поручение.
Кузьмин на несколько секунд замолчал, затем собрался с духом и достал из кармана небольшой снимок.
- Пожалуйста, отыщи эту девушку. Её зовут. Звали. Василиса. Узнай, как она там.
Дима усмехнулся, взял из рук отца фотографию и, мельком взглянув, сунул в нагрудный карман.
- Будет сделано, шеф.
На подготовку путешествия ушло два дня. Всё это время сотрудники лаборатории подозрительно поглядывали на Кузьмина-младшего, стойко терпевшего бесконечные тесты и инъекции, мучались от зависти - ну почему Кузьмин, и вздыхали от облегчения - и, слава Богу.
Не то, чтобы путешествие было опасным. Нет, физически оно совершенно безвредно. Но вот морально - очень тяжело. Особенно если долго. А нынешняя парочка отправлялась на целый день. Возможно, не на один. Кто его знает, как отразится на них общение с мёртвыми? Ведь нелегко общаться с теми, кого больше нет.
Сам Дмитрий Кузьмин, на первый взгляд, совершенно не нервничал и смотрел на бесконечную суету вокруг с загадочной полуулыбкой. Его будущий спутник Артур Топалов - с тщательно вылепленной гримасой восторга. О том, что происходило внутри каждого из них, остальные могли только догадываться.
Когда пришло время отправиться в путь, контактёров заботливо уложили в капсулы жизнеобеспечения и обвешали всяческими приборами и датчиками.
Директор лаборатории, неизменно присутствующий на всех ответственных операциях, глубоко вздохнул и положил руку на рычаг пуска.
- Погодите, - Топалов внезапно подскочил, сорвав с себя десяток датчиков, - погодите.
Вся лаборатория, включая скептически ухмыляющегося Кузьмина, уставилась на него во все глаза.
Топалов сначала покраснел, затем побледнел и спросил срывающимся от волнения голосом:
- Скажите, есть ли какая-нибудь хоть малейшая вероятность, что я не вернусь.
- Есть, - честно признался директор лаборатории, - если тебе там понравится.
Топалов нервно хохотнул, но, заметив, что лица у всех абсолютно серьёзны, сник и улёгся обратно в капсулу.
Сотрудники лаборатории тотчас же подскочили, возвращая на место датчики.
Спустя несколько секунд Топалов услышал, как крышка капсулы медленно закрывается.
- Поехали! - последнее человеческое слово проскользнуло в щель, а после наступила тишина.
Сначала было хорошо. Тело будто окутало саваном, а по спине пробежал лёгкий, даже приятный озноб. Затем появился свет - много белого слепящего света. Кузьмин чувствовал, будто летит по бесконечному тоннелю в неизвестном направлении. Чудесное ощущение. Дима закрыл глаза, наслаждаясь чувствами, пока возможно. Скоро, очень скоро будет не так хорошо.
Белый свет сменился голубым. Потом - фиолетовым. А затем перед глазами завертелся весь спектр радуги, и всё вокруг начало рястись.Бешеная тряска. Будто на гигантском велосипеде по битым кирпичам. Чувства, будто выколачивают душу. И это действительно было так.
Кузьмин знал, что физическая оболочка его сейчас в коме. А душа, сознание только-только засасывает огромная воронка. Вход в нематериальный мир, где всё кажется живым и осязаемым, хотя на самом дел давым-давно умерло, стремительно распахнул свою ненасытную пасть.
Кузьмин знал, что нельзя перейти в другой мир налегке. Прошлое мелькало перед глазами обрывками воспоминаний. Причём самых ярких. В его случае - самых болезненных.Вот ему снова четыре. Мать молча затаилась в углу и не смотрит в его сторону. Отец. Присел на корточки и держит его за плечи.
- Понимаешь, сын, не все люди созданы быть родителями. Иногда они принимают поспешные решения, а потом оказываются не готовы. Тебе будет лучше с другими детьми. Они - тоже семья.
Семья. Семья. Вычурно-красивые стены детдома. Жалостливо-занятые улыбки воспитателей. Ехидное злорадство сирот, вовсе не видевших своих настоящих родителей.
Пётр Кузьмин - вечно задумчивый. Понимающий абсолютно всё, щедрый, но скупой на ласку. Его старшая сестра, невысокая худая стерва, вечно отворачивающая нос.
- Петь, но ты же можешь иметь собственных детей. Зачем?
Бабушка - мама Петра. Смотрела на него с грустью и даже по-своему любила. Она не задавала вопроса "зачем". И Дима ей был благодарен.
Он помнил всё. Но лучше было бы забыть.
А здесь - в этом мире, прошлое всколыхнулось, подняв на поверхность илистый осадок, и на душе стало мутно. И зачем отец отправил именно его в путешествие? В лаборатории наберётся человек десять, готовых в любую минуту.
Ах да, эта Василиса...
Кто она - Дима почему-то забыл спросить. А отец, как всегда, промолчал.
- Ну что? - Артур Топалов сидел на пушистой зелёной траве, обхватив руками колени, и смотрел куда-то перед собой, - если это рай, то, пожалуй, я подпишусь в рекламном проспекте.
Кузьмин приподнялся и уткнулся взглядом в голубое небо, полоску сиреневатых гор, россыпи золотистых лютиков, словно накапанные кистью художника. Он знал, что загробный мир выглядит именно так - со слов предшественников. Но видеть его собственными глазами было восхитительно.
- Это тебе не соседний континент. Местные жители не смогут нанести ответный визит. Поэтому Кодекс запрещает разглашать...
Топалов вскочил на ноги и стал теребить траву носком ноги.
- И долго так?
- Откуда ж мне знать? - ответил Кузьмин, озираясь вокруг.
- Да, дела...
Кузьмин подошёл в Топалову вплотную и положил ладонь на плечо.
- Ты ведь понимаешь, мы помогаем, как можем. Риск есть всегда.
Топалов раздражённо дёрнул плечами и плюнул себе под ноги. Слюна повисла блестящей паутинкой на густой зелени.
- Что-то вы больно нерешительные, молодёжь!
Топалов с Кузьминым дружно подпрыгнули на месте от неожиданности и обернулись. И тут же ахнули от изумления. Перед ними стоял профессор Барканцев собственной персоной и курил длинную гавайскую сигару.
- Нерешительные, - повторил профессор. - Траву пачкаете. А ещё называетесь цивилизованными людьми.
В глазах его играли смешинки. Он наслаждался произведённым эффектом, стряхивая пепел на землю.
- Профессор! - очнулся Топалов, - как я рад Вас видеть!
- Меня хоть похоронили? - обыденным голосом, в котором, впрочем, слышалось хорошо скрываемое волнение, спросил Барканцев.
- Конечно, - радостно заверил его Топалов, - всё, как полагается.
Кузьмин едва заметно хмыкнул. Топалов спохватился и сконфуженно замолчал.
- Вы, это, извините. Я не нарочно.
- Дурак! - закончил за него Барканцев и рассмеялся, - что уж там. Я уже начал привыкать. Сперва тяжело было. Вот, добрый человек попался, сигарой угостил. На Земле уж лет пятьдесят не курят. А зря...
- А вы вроде как не удивлены, - заметил Кузьмин.
- Чему удивляться, - пожал плечами Барканцев, - я, молодой человек, любую ситуацию знаю наперёд. Поэтому ждал, когда по мою душу явятся. Вы, если не ошибаюсь, сотрудник лаборатории исследования жизни после смерти?
- Кузьмин Дмитрий.
- Кузьмин, - Барканцев почесал затылок, словно вспоминая что-то важное, - ваш батюшка, если не ошибаюсь, руководитель лаборатории?
- А вы откуда знаете? - удивился Топалов.
- Я, мой милый, потому и руководитель проекта, что в курсе всего вокруг. Это тебе не у директора шестерить. Тут мозги включать надо.
- Да я! - обиделся Топалов и замолчал.
Барканцев невозмутимо пустил в воздух несколько колечек дыма и долго любовался ими, как произведением искусства. Топалов обиженно сопел. Кузьмин думал о чём-то своём.
- Вы случайно ждали нас именно здесь? - наконец, спросил Топалов.
- Да нет, - ответил Барканцев, - отсюда всё начинается. Если можно так сказать. Сюда приходят новички. Удивлённые и раздосадованные. Потом потихоньку приходят в себя и двигают дальше. За три дня, что я тут, столько народу появилось на этой поляне - я отродясь столько не встречал. Хотя, может, и встречал. Память что-то барахлить стала. Но это и не удивительно - после смерти вредно помнить всё, что было до неё. Старожилы здесь, как я заметил, счастливы.
- Постойте! - засуетился Топалов, - вы не можете. Не имеете права. Забывать. Все пароли. Всю нашу перспективу!
- Для кого? - с ледяным спокойствием возразил Барканцев, - я своё отжил. Имею право спокойно... как это... вести загробный образ жизни.
- И тем не менее вы ждали нас, - тихо заметил Кузьмин. Барканцев осторожно подмигнул ему и повернулся к Топалову, красному от злости и негодования.
- Есть Кодекс! - шипел он, брызгая слюной, - вы обязаны.
- Может, вызовем полицию? - ехидно предложил Барканцев, а после устало вздохнул, - Вас ведь не наука интересует. Тебя - и директора твоего, индюка надутого. Вам бы деньги уберечь. Два миллиарда восемьсот миллионов.
- Три!
- Это на вашей совести три. А я отвечаю за то, что в мои руки попало.
Топалов примолк. Глаза его, сначала удивлённо расширившиеся, полыхнули вдруг недобрым огнём. Он тихонько прокашлялся в ладошку, а затем обратился к Барканцеву обычным спокойным тоном.
- Давайте, Борис Антонович, по - людски всё решим. В конце концов, о вас память останется. Перспективу доработаем. Люди страдать не будут.
- Эх, - Барканцев кинул сигару в траву и потянулся, как сытый кот, - я бы вас, тунеядцев...
- Борис Антонович!
- Ладно тебе, Артурчик. Садись, потолкуем.
- Давайте, - обрадовался Топалов, - я только ручку. Бумагу. Всё запишу.
- Вот дюндель, - усмехнулся Барканцев, - ты что, бумажку с того света собрался вынести.
Топалов растерянно посмотрел на Кузьмина. Тот улыбнулся и покачал головой.
- Как тогда?
- Наизусть учить будешь. Как в школе, - усмехнулся Барканцев и опустился на мягкую траву, - хорошо здесь.
Топалов послушно опустился рядом, подозрительно косясь на Кузьмина. Тот понял его без труда: ещё бы, тайна научного исследования и всё такое. Он бодро вскочил на ноги и протянул руку Барканцеву.
- Приятно было познакомиться, профессор. Я оставлю вас. Прогуляюсь.
- Бывай, - кивнул Барканцев, - только в дебри уж сильно не ну гуляй. Кто его знает, что за край. Я ещё покамест новичок.
- Слушаюсь, - на губах Кузьмина заиграла по-мальчишески задорная улыбка.
- Хороший парень, - мимоходом заметил Барканцев, глядя в удаляющуюся спину Кузьмина, - и отца его встречал как-то. Славный человек.
Топалов скорчил презрительную мину. В глазах заплясали чёртики.
- Работоголик. Даже похлеще Вас будет. Говорят, Пётр Кузьмин насколько умён, настолько и несчастен. Кроме работы своей всё на свете промахал. По молодости любовь у него была большая. Так и ту потерял - пока Луну исследовал, она замуж за другого вышла. С тех пор один. И не покаялся: бросил космос, ударился в потустороннюю жизнь. Чудак!
- А сын?
- Что сын. Детдомовский. Взял, чтоб, значит, не совсем волком слыть.
Барканцев глубоко задумался, теребя в руках пук свежей травы. Потёр в ладонях, поднёс к носу, вдохнул: хорошо...
- А ты, стало быть, все сплетни лабораторные пособирал?
- А то! Я всегда в курсе, с кем дела веду. Это Вам не червей препарировать, - вернул Топалов старый "должок".
Барканцев ничего не ответил. Растянулся на траве и закрыл глаза.
- Эй, Борис Антонович, - позвал его Топалов.
- Что? - спохватился Барканцев, - ты кто такой?
- Профессор! - в волнении закричал Топалов.
- Что-то память моя уж совсем ослабла. Пожалуй, скажу тебе, что помню. А что забуду - вы уж сами, как-нибудь. А то уж больно шустрые. Посмотрим, как вы без нас - без работоголиков...
Дмитрий Кузьмин ещё долго брёл по бескрайнему полю навстречу сиреневатой полоске гор. Только горы почему-то не становились ближе, а, казалось, уплывали всё дальше и дальше вперёд. Справа от него показалась ореховая роща. Лёгкий ветерок пошевелил волосы у виска. Пахнуло свежестью - как после дождя.Кузьмин шёл и гадал, как ему отыскать Василису. Нужно было, наверное, спросить у Барканцева. Однако профессор с Топаловым остались далеко позади. Возвращаться не хотелось. Времени и так в обрез. Интересно, что скажет отец, если он не найдёт эту Василису? Тяжело вздохнёт и похлопает его по плечу. Вот и всё.
Петр Кузьмин непременно бы её нашёл.
Перед глазами вновь стала фотография: длинные волнистые волосы. Большие зелёные глаза. Немного грустная улыбка. Красивая женщина. Наверное, та самая, о которой водили сплетни лабораторные кумушки. Жаль, что она умерла.
Неожиданно за ореховой рощей показались какие-то дома. Кузьмин резво сорвался с места - время было дорого, а жители могли помочь хотя бы советом.
Он вбежал в небольшую деревушку, утопающую в высоких тополях и акациях. Все домики, как один - белоснежные и ухоженные. Уютно. Как дома.
Кузьмин шёл по тропинке, выискивая хотя бы одного человека, заглянул в распахнутую калитку и обомлел. Он находился дома.
Знакомый двор. Знакомое крыльцо. Даже старые качели, которые отец отказывался убрать, несмотря на то, что на них давно уже никто не катался.
Только здесь качели были новыми и украшены белыми цветами.
Дима подошёл к качели и опустился на деревянную скамью. Качели приятно скрипнули.
- Привет.
Ласковый, мягкий голос. Перед Димой словно из-под земли выросла высокая темноволосая женщина. Улыбчивая, но немного грустная.
- Василиса, - сорвалось с губ Кузьмина.
- Ты искал меня, - утвердительно сказала она.
- Но как? - Дима не знал, что сказать от удивления.
- Здесь каждый находит то, что ищет. Или тех, кого ищет, - Василиса сорвала с качели цветок и сунула ему в нагрудный карман, - идём пить чай.
Знакомый стол. Даже скатерть в клеточку с подсолнухами, которая валялась на чердаке. И чайный сервиз, половину из которого Димка в детстве разбил. Сладкий, чуть терпковатый аромат мятного чая.
Дима пил чай и слушал Василису, не сводя с неё глаз. Она была не просто красивой. Теперь она казалась ему родной.
- Теперь расскажи, почему ты меня искал, - попросила Василиса.
- Моя фамилия Кузьмин, - начал Дима и почувствовал, как в горле застрял комок. Он и забыл - представить себе не мог - но забыл, что эта женщина давно умерла.
- Знакомая фамилия, - задумчиво улыбнулась Василиса, - знаешь, здесь многое забывается. Я вот пытаюсь вспомнить...
- Я - приёмный сын Петра Кузьмина.
- Пётр? - Василиса посмотрела куда-то сквозь него, - я любила когда-то человека по имени Пётр. Иногда мне снится, что у меня должен родиться сын, и я собираюсь назвать его Петром. Только вот больше я ничего не помню...
Вот оно что! Дима неторопливо осмотрел Василису - всю целиком, начиная от кудрявой макушки и до полы цветастой юбки, пытаясь найти знакомые черты. Василиса заметила его взгляд и покрылась пунцовой краской. Дима опустил глаза.
Нет, это совсем не то, что она подумала. Совсем не то...
- Мне пора, - вдруг сказал он и вскочил на ноги. Он чувствовал, что ещё немного, и ему не захочется уходить.
- Хорошо, - согласилась Василиса и поднялась следом, - я провожу до калитки.
Дима кивнул и они вместе побрели к выходу. Не сговариваясь, её ладонь мягко скользнула в его раскрытую, и на душе стало совсем хорошо...
- Можно я буду приходить к тебе во сне? - робко попросила Василиса.
- Конечно, можно, - немного смущённо ответил Дима.
Василиса приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щёку. Совсем как мальчишку.
- Тогда, до встречи.
Спустя несколько часов Дмитрий Кузьмин открыл глаза в реанимационной палате. Рядом мелькали привычные лица. На соседней кровати хрипло постанывал Артур Топалов. Над ним нависал какой-то разъярённый мужчина, то и дело хватающийся то за голову, то за грудь. Директор, догадался Дима.
- Ну, как себя чувствуешь после путешествия?- Клара Владимировна - терапевт.
- Я поднимусь, - решительно заявил Дима и вскочил с кровати. Тело слегка знобило. Голова кружилась. Тем не менее он не мог спокойно лежать.
Он должен сказать отцу. О том, сколько общего вдруг появилось между ними.
Дима ворвался в кабинет ураганным ветром и плюхнулся в кресло. Кузьмин-старший поправил старомодные очки и вопросительно посмотрел на сына.
- Я не знал, что тебя тоже усыновили.
- И кто тебе это сказал? - после некоторой паузы спросил отец.
- Я нашёл Василису, - срываясь от волнения, то криком, то шёпотом говорил Дима, - теперь я понимаю, отчего всё так.
Кузьмин-старший опустил глаза на свои руки, сложенные на столе, и прокашлялся.
- У неё всё хорошо, - продолжал Дима, - правда, она многое забыла. Там все забывают о том, кто они есть. Но она помнит о сыне. Действительно, помнит. И как хотела тебя назвать - помнит. В честь одного человека, который был ей дорог.
Дима на минутку остановился, глядя на реакцию отца.
Тот немного побледнел, но по-прежнему не поднимал взгляд. Грудь его тяжело вздымалась. Наверное, от волнения.
- Она умерла родами, - едва слышно сказал отец, - тогда были нелёгкие времена...
- Я пойду, - вдруг сказал Дима, - если захочешь поговорить, то я в палате.
- Спасибо.
Дима встал и пошёл к двери. Кузьмин-старший долго смотрел нему вслед, словно в замедленной съёмке прокручивая воспоминания.
Он бы не смог увидеть Василису, а потом вернуться.
Хотя... он видел её каждый день. Та же кудрявая макушка, та же грустная полуулыбка, зелёные с рыжими крапинками глаза. Кузьмин так и не смог найти слова, чтобы сказать ему правду. Он не был готов к всевозможным "почему". Почему растил сына женщины, которую когда-то потерял? Почему так и не смог её забыть? Может, когда-нибудь потом...
- Значит, она всё-таки меня любила, - сказал он, глядя в пустоту перед собой, и в первый раз за много лет счастливо улыбнулся.