Аннотация: Как жить после Нагайны и стоит ли? Возвращение Лили
Глава 1.
Много лет с тех давних пор уже промчалось,
Жизнь менялась и ломалась, как во сне,
Было больно, но легко, пока казалось,
Словно ты, как лань, бегом бежишь ко мне.
М. Куршин
Пока воевали с Волдемортом, у меня было целых две мечты - отоспаться и повеситься. Всё это я планировал со вкусом осуществить сразу после победы, но я не Поттер, и везение не моя стезя. Почему не удалось первое, я объясню в следующем предложении; почему не удалось второе, расскажу во всех остальных. Удовольствия от сна я был лишён благодаря колдомедикам святого Мунго - к моменту, когда я окончательно вынырнул из чёрных бездн небытия и крепких объятий Живой Смерти, последнее, чего мне хотелось - это прилечь и вздремнуть ещё пару часов. Колдомедики считали по-другому, я устроил скандал, меня выписали. Шея дико болела, но для верёвки уже годилась. Почему именно верёвка? Потому что я должен, конечно же, отравиться. Или порубить себя Сектумсемпрой. Или - самое сладкое - прыгнуть с Астрономической башни. Поэтому я не буду этого делать.
Никогда. Больше. Я. Не буду. Делать. То. Что. Должен.
У меня не депрессия, оговорюсь сразу. С чего бы? Мне не хуже, чем всегда, даже лучше. Намного. Шрамы - ерунда, они могли бы даже зарасти со временем. Я - герой магического мира, и меня оправдали десять заседаний Визенгамота, ни на одном из которых я не присутствовал. Десять! Рекорд побил только Реддл. По поводу его прегрешений в Визенгамоте заседают до сих пор, переводя непомерное количество бумаги на то, чтоб справедливо распределить заработанное Лордом между всеми наследниками. Получается немало на каждого, наиболее счастливым - от пятидесяти до ста лет заключения. Особенно примечательны пожизненные сроки с пометкой "прежде, чем хоронить труп, убедиться, что он мёртв". Это не шутка, это выдержка из сто двадцать восьмого пункта брошюры, которую я нашёл на своей тумбочке в Мунго вместе с вежливым приглашением всё-таки забежать, если будет время, в Визенгамот - дать показания.
Я прислушался к себе, почувствовал, что Долг обязывает меня это сделать, и устроил маленький пожар на тумбочке. Меня не стали ругать - решили, что мозг пострадал от яда, но попросили отдать волшебную палочку. Я сказал, что не видел её с тех пор, как на меня напал Волдеморт. От меня отстали. Наконец-то и эти! Наконец-то все от меня отстали. И вы тоже можете отстать - я не обижусь. Я отлично понимаю, что от меня ждут другого, и со стороны кажется, что я не в себе. Вопрос на сто галеонов - что вы все обо мне знаете?
Вопрос на тысячу галеонов - что я сам о себе знаю? Раздумывая над этим, я выбираюсь из поезда и бреду домой через маггловский Кокворт. Бреду - потому что ещё не сошёл с ума, чтоб аппарировать без палочки - такое самоубийство просто позорно. Через магглский - потому что здесь нет волшебных вокзалов, я даже сомневаюсь, чтоб тут жили какие-то волшебники, кроме меня. И тем лучше - некому меня доставать. Да, я знаю это слово, я вращался в очень дурных компаниях и выучил много слов. Это хотя бы печатное. Я могу изъясняться и как подобает профессору, но это не научный трактат по зельям.
Профессор! Нет, я никогда не хотел стать учителем. Мне выкрутил руки Дамблдор. А я мечтал стать Тёмным Лордом или его правой рукой, чтобы потом подсидеть, если получится. Но это ещё до того, как появились две последние мечты.
Зелья. Я нормально отношусь к Зельям, я люблю варить что-нибудь из ряда вон, но я никогда не хотел их преподавать. Я не люблю детей. Но это вы знаете. Я вообще не люблю людей. Да, и вас тоже, не обижайтесь. И я даже не начинаю от этого сильнее любить собак.
Продолжая размышлять, я прохожу через небольшой парк, разглядывая гуляющих с хозяевами собачек и машинально расцарапывая больную шею. Может, мне не вешаться? Может, облобызаться с Поттером, жениться на Тунье Эванс, наплодить десяток гаденьких снейпиков и повеситься уже после этого? А вдруг все только этого и ждут? Что я буду мучительно пытаться наладить личную жизнь, а потом не выдержу послевоенного синдрома? И, главное, Тунья замужем... Она, кажется, Дурсль и живёт где-то в Австралии. К чёрту Тунью.
Не стоит изменять мечте ради сиюминутного порыва приспособиться. Мой контракт с Дамблдором истёк, а я очень твёрдо себе обещал, что вот отомщу Волдеморту, и всё равно умру. Надо умирать - ничего не попишешь. Потому что я уже чувствую его. Послевоенный синдром. Всю эту потерю куража и отрыв от общества - я ж им теперь не нужен. То есть, Хогвартс оторвёт меня с руками - там большая неукомплектованность преподавательского состава. Я нормально отношусь к Хогвартсу. Но я никогда не хотел там работать, я этого даже не скрывал, так что могут не ждать. Хотя Хогвартс, пожалуй, единственный вариант, кроме частной практики полузаконных магических услуг. В Министерство меня принять побоятся - всё-таки, Метка и две судимости. Но я мог бы вытачивать волшебные палочки. Или ручки для мётел. Тоска, одним словом. Тоска, тоска... От неё я, собственно, и бегу. Как только выдаётся свободная минута, руки тянутся к верёвке. А свободных минут, как ни крути, станет больше, так зачем тянуть, раз я уже выспался?
Чтоб точно уже не захотеть спать, я заказываю кофе в каком-то уличном ресторанчике. Просто сесть и спокойно выпить чёрного-чёрного кофе. Погода хорошая, свободных мест мало, и я пристраиваюсь за столик напротив благообразной пожилой дамы. Дама поджимает губы, но терпит. Я ей улыбаюсь, и благообразная дама уходит, оставив нетронутое пирожное. Готов поспорить, она не профессор единственной в стране школы чародейства, не герой магической войны и даже не Правая Рука Тёмного Лорда. Вот за это я люблю мир магглов. Но не настолько, чтоб осесть в Паучьем тупике. Я не в состоянии впихнуть себя в Паучий тупик. Мне нравится быть волшебником, и я хотел бы им умереть. И потом, Паучий тупик - самое тоскливое место.
Я прихлёбываю кофе, потираю шею и раздумываю, что же ещё осталось. Может, я забыл за что-нибудь зацепиться? Дело не в месте и не в мире. Дело во мне. Мне ничего не подходит, потому что меня просто не существует. Я искал этого себя от делать нечего, пока приходил в себя и уходил в себя, отлёживая бока в Мунго, и пришёл к выводу, что я себя не помню. Вне тех сфер, в которых я себе не принадлежал. То есть, у меня нет проблем с памятью. Разумеется, я как-то жил и до Метки. Но всё это было слишком давно и ухватиться там абсолютно не за что. Как в Паучьем тупике, где отовсюду сыплется штукатурка. Ничего такого, на что хотелось бы смотреть всю жизнь.
Я мог бы прожить ещё лет сто, если не убьют раньше. Сто лет глядеть в это окно или другое, чтоб под конец жизни тронуться умом, как Дамблдор, от постоянных мыслей о... Кофе закончился, и я отодвигаю чашку к пирожному щепетильной дамы. Вот - вся жизнь для меня, как это пирожное - что-то чужое, отгороженное незримой стеной. Для наглядности, я могу это пирожное украсть, но оно не перестанет быть чужим. Успокойтесь, я не собираюсь красть пирожные - этот этап давно миновал. Я не знаю, почему при виде меня люди давятся десертом - я ничего для этого не делаю. Наверное, виновата внешность.
Эта мысль неожиданно меня забавляет. Хоть что-то. Нет, самому себе я очень нравлюсь, особенно вот с этим шрамом на шее. Если шрамы украшают мужчину, то я первый красавец. И чёрный цвет удобный и не маркий. И никто не поймёт - ты так и завалился спать во вчерашней мантии или уже переоделся. Но когда человеку надоедает всё, ему надоедает всё. В конце концов, я больше не обязан сохранять образ, не вызывающий подозрений у Лорда. Я даже не обязан быть Ужасом Подземелий. Я больше не буду прятаться ни в каких подземельях. Меня теперь все будут любить и уважать. Если успеют.
Я перебираюсь в парикмахерскую на другой стороне улицы, и там девушка очень подозрительно спрашивает, как меня стричь. Мне хочется сказать - наголо, но я понимаю, что тогда меня посадят в Азкабан за одну причёску, потому что все подумают... В общем, вы уже поняли, что. Вы ведь тоже это подумали. Я, кстати, сильный волшебник - бойтесь, если сойду с ума. О Мерлин, почему я не сошёл с ума? Но я не сошёл, поэтому я скромно присаживаюсь в кресло, подвернув полы мантии, и сообщаю, что мне в принципе всё равно. Хочется ещё сказать девушке, чтоб не так явно выражала лицом: "Это заметно". Но она рыженькая, и я решаю над ней сжалиться. Я отвечаю: "Решите сами, что мне пойдёт, а я доверюсь рукам мастера".
Руки мастера заметно дрожат, но она зря боится - укусы змей не заразны. Я ей так и объясняю, и глаза мастера расширяются. Результат, тем не менее, выходит вполне приличным, хотя длинные волосы хорошо прикрывали бы шею. И мешали бы затянуться верёвке. Я благодарно спрашиваю у девушки её имя, и расплачиваюсь золотым галеоном. Кстати, она Линдси. Похоже, но не то. Были бы два галеона. Но девушка и на один золотой смотрит круглыми, как монеты, глазами и молча убирает его в карман передника. Не буду улыбаться ей на прощание, она хорошая.
До родного Тупика я добираюсь без приключений. Любопытно, что бы стало для меня приключением? Дома всё, как всегда - полумрак и пыль, и пусть так всё и остаётся. Мне лень завещать библиотеку Хогвартсу, а личные письма Поттеру - сами растащат. Мне нужна только волшебная палочка - вы же не думали, что она была у меня одна? Волшебная палочка и около получаса, чтоб забрать свои вещи с бывшего места работы. Не Минерве же всё разгребать - ещё напорется на что-нибудь... небезопасное. Я, конечно, не сомневаюсь, что авроры всё перевернули у меня в кабинете. Я даже готов делать ставки, сколько всего они не нашли. Аппарейт...
Вот я и дома. Хогвартс особенно замечателен перед первым сентября. Эльфы уже натёрли полы и подровняли газоны, а ученики ещё не свели на нет их усилия. Школа без учеников - что может быть лучше? Просто мечта, а не замок! Очень понимаю покойного Лорда. Не очень понимаю, где тут теперь вход, да ещё в сумерках... А, вон. Я обхожу то, что осталось от газонов и сваленное в груду то, что осталось от полов, и проникаю в замок через боковую дверь - ту, что выходит в дворик для обучения полётам на мётлах. Проскользнуть мимо школьного смотрителя сложно, но можно. Однако я не хочу отказать себе в маленьком удовольствии. У меня так мало радостей! Я появляюсь из бокового коридора, и Аргус Филч, беспокойно озирающийся на нижней ступеньке парадной лестницы, в ужасе роняет фонарь на миссис Норрис. Кошка визжит, Филч шарахается, я взмахом палочки зажигаю факелы в холле, и Аргус, наконец, меня узнаёт. Но всё равно не сразу.
- П-профессор Снейп... - бормочет он неуверенно. - В-вы вернулись?
Нет, я твоя больная фантазия.
- Нет, и ты меня не видел.
Аргус беспокойно оглядывается, ища то ли ошпаренную кошку, то ли моих сообщников. Предупреждение его озадачивает, но он поспешно кивает и подхватывает ближайший факел, чтоб освещать дорогу. Прекрасно, а если я собираюсь ограбить директорский кабинет? Я, собственно, собираюсь.
- Что там за бардак на улице? - спрашиваю я, поднимаясь по ступенькам. Это лучший способ оскорбить школьного смотрителя, и он оскорбляется. Но Аргус Филч не похож на хорошенькую рыжую девушку, и у меня не возникает желания дать ему галеон. У меня возникает желание дать ему по голове. Но я сдерживаюсь, конечно. Подобные желания возникают у меня так часто, что блокируются рефлекторно.
- Это... старые полы, - бормочет смотритель, продолжая встревоженно озираться. Кого он всё высматривает - толпу Пожирателей?
- Я проверял, надёжно ли отгорожена повреждённая часть замка, - оправдывается Аргус. - К утру всё будет убрано. Я не знал, что вы прибудете раньше, профессор. Сигнальные чары не сработали...
Ещё бы они сработали на меня! Чёрт-те что! А война ведь только закончилась.
- Аргус, - спрашиваю я, - почему вы не в Азкабане? - и ещё раз с удовольствием слежу за переменой в его лице. Он начинает бессмысленно открывать и закрывать рот, и я продолжаю:
- Двери не заперты, и у границ школы нет ни одного эльфа. В Хогвартс зайдёт Волдеморт, а вы и не заметите. И встретите его с распростёртыми объятиями.
- Но Тёмный Лорд мёртв, - хрипло бормочет Аргус.
Тёмный Лорд! Черкану пару слов Минерве, чтоб выгнала нашего славного сквиба к мерлиновой матери.
- Дальше я не заблужусь, - вот Филчу мне не жаль улыбнуться.
Аргус привык ко всему, но на секунду теряется.
- Вы ведь смотритель школы. Пока, - напоминаю я ему. - Вот и смотрите за школой.
Чёртов предатель!
Дорогу я нахожу без Люмоса, но в директорском кабинете всё-таки приходится зажечь свет, чтоб ничего не пропустить. В общем, тут всё прилично - понятно, завтра ж первое сентября! Надеюсь, Минерва купит нового феникса. Родные стены! И уж тут-то меня узнают сразу.
- Северус! - вскрикивает главный портрет, и остальные портреты отзываются ему свистящим перешёптыванием, которое, как эхо, поднимается к потолку.
- Здравствуйте, господин директор, - отвечаю я, слегка недоумевая, почему это он так рад меня видеть.
- Какое счастье! - объявляет Дамблдор, и я вздрагиваю.
Немногие так на меня действуют. Наверное, уже никто. С Альбусом что-то не так, но ладно. Нет, он как-то уж слишком довольно поглаживает бороду и сверкает очками. Альбус, Альбус... И Филч всё время крутил головой, и эльфов у границ не было... Или я излишне подозрителен? Или нет? Или да? Или я всё-таки остановлю когда-нибудь этот дьявольский метроном в голове?
- Вы по мне соскучились? - спрашиваю я, потроша свои тайники. - Или беспокоились о самочувствии?
По-моему, он понимает, что и со мной что-то не так - он всегда всё понимает, поэтому говорит самым спокойно-умиротворяющим тоном:
- И то, и другое, Северус.
О, только не этот тон! У меня падают руки, но я снова их поднимаю и продолжаю спокойно паковаться. Склянки налево, амулеты направо, это лучше бы сжечь... Потом. Нет, прямо сейчас.
- Что ты делаешь? - обеспокоенно спрашивает портрет.
- Ухожу, - я стараюсь так пожать плечами, чтоб это не было похоже на тик. - Но не переживайте, мы скоро увидимся.
Несмотря на оптимизм в моём голосе, Дамблдор заметно бледнеет. Может, я плохо изображаю оптимизм. Прочие портреты начинают возбуждённо галдеть, Альбус досадливо морщится, бросает мне: "Подождите секунду", и перебирается на портрет к Финеасу Найджелусу. Я жду секунду. Если б он сказал - две секунды, я ждал бы две. Если три, то три. Я его ненавижу. И себя ненавижу. Я всех ненавижу. Спасите меня кто-нибудь от этого! Потом можете сразу убить, но спасите. Что ж я с утра не повесился! Если он всего лишь попросит не дурить и мирно работать учителем, пошлю его к чёрту.
Финеас Найджелус отправляется утихомиривать остальные портреты, а Альбус возвращается в свою парадную раму.
- Северус, ты не можешь уйти, ты должен быть в Хогвартсе первого сентября.
- Подите к чёрту.
- Я только что от него, и мы прекрасно сыграли в шахматы, - отмахивается Альбус.
Да уж, вас директор, сам чёрт не обыграет. Мы оба усмехаемся непроизнесённой шутке. Что ни говори, славный был старик - было, с кем поболтать. Очень жаль, что пришлось его убить. И всё же я с успокоением, почти с наслаждением ощущаю, как твёрдая рука ставит меня на привычные рельсы. Ошейник затягивается, и я машинально потираю шею, понимая, что до петли уже не допрыгнуть. Целый день свободы! Хорошо, что хоть кофе успел попить.
- А тридцать первого августа я не могу быть в Хогвартсе? - я продолжаю хорохориться - ритуал требует как минимум пяти отказов. Если б Альбус хотел сказать что-то нормально, он сказал бы нормально. Но он начинает мудро улыбаться и протирать очки. Чёрт. Всё настолько плохо? Волдеморт воскрес? Поттер умер?
- Ты понимаешь, о чём я, - спокойно произносит бывший директор. - Ты должен остаться деканом Слизерина.
Должен. Деканом Слизерина. Даже не знаю, как я справлюсь. И кто, кроме меня, мог бы справиться с такой архисложной задачей. Я жду пояснений, но портрет их не даёт. Чем менее он конкретен, тем хуже. Так. Деканом Слизерина... Пока пронзительно-голубые глаза убиенного мной наставника не пробуравили дыру в моём черепе, безнадёжно подчинив мозг, я один за другим выдвигаю ящики стола в поисках пергамента. Ах да, я волшебник! Наколдовываю себе подходящий листок, достаю перо из директорской чернильницы и сажусь писать. Портрет пытается заглянуть мне через плечо, но угол наклона не тот, и ему приходится спросить:
- Что за творческий порыв, Северус?
Его голос звучит очень устало, и я на миг перестаю писать. Но тут же спохватываюсь и продолжаю.
- Хочу официально уведомить Минерву о своём увольнении. Во избежание недоразумений. Но у вас ещё есть пара строчек, чтоб убедить меня в моих преподавательских талантах.
Он не убеждает. Хотя я талантливый. Значит, дело не в сомнительной должности и вообще не в том, как я отлично налаживаю школьную работу. А я так надеялся! Рука начинает мелко дрожать, но с этим я умею справляться. А паузы до сих пор держу хуже.
- Так вы скажете, что случилось?
- Я собирался. Но меня тревожит твоё душевное состояние, - с отеческой заботой отвечает портрет. - Я боюсь, что ты сбежишь.
Он до сих пор боится, что я сбегу. И правильно. Когда-нибудь сбегу точно. Это привычка детства - сбегать из дома. Но мне не десять лет. И даже не двадцать, и даже не тридцать. Мне почти сорок, и призыв к порядку звучит как-то смешно. Нет, мне не смешно. Я устал доказывать, что я не трус. Интересно, от чего я должен бежать, если не бегал от Волдеморта? Страх и интерес - мои краеугольные камни, но я о них помню и спокойно дописываю последнюю строчку.
- Я думал, мы это уже обсуждали, Альбус... - я не понимаю, почему он тянет время и так пристально на меня смотрит. Я тоже смотрю на него. Пристально. Альбус отворачивается.
- Это было до того, как ты устроил пожар в больнице, скрылся оттуда и провалился сквозь землю, - говорит он со вздохом.
Теперь это так называется? И я не проваливался, я уехал на поезде. И почему я не удивлён его осведомлённостью?
- Не думал, что мисс Скиттер уже на том свете. Простите, Альбус, я бы не стал так ронять репутацию Хогвартса, если б знал, что ещё буду иметь к нему отношение. Но это поправимо, - отвечаю я, проставляя дату на документе.
Если б я хотел устроить пожар в Мунго, Волдеморт вывернул бы меня наизнанку за такую попытку. В буквальном смысле. Тревожный звонок: воспоминание о Лорде вызывает привычную, но пока ещё лёгкую оторопь. Мы с ним плохо расстались. И кто знает, мёртв он на самом деле или нет. Все говорят, что мёртв, но лично я никакого тела не видел. И не представляю, что могло его убить. Я - самое доверенное лицо Дамблдора, но я этого не представляю. Все мои боевые заслуги - игра вслепую. Потому что у Дамблдора нет доверенных лиц. У магов такого полёта их не бывает.
Метка уже начинает чесаться - надо бы глянуть, но при директоре неудобно. По-моему, пока это нервы. По-моему. Та же паранойя одолевала меня и в прошлый раз, а потом оказалось, что так и есть, и не надо говорить, что у меня паранойя. Паранойя у Альбуса. Он опять глядит на меня тем же испытующим взглядом. А я гляжу на него. А он на меня. Ему-то я чем не нравлюсь? Определённо, не нравлюсь. Он прямо расстроен.
- Репутации Хогвартса ничто не страшно с тех пор, как его с отличием окончил Том Реддл, - произносит Дамблдор. - Я хотел поговорить не об этом. Поверь, Северус, я действительно не знаю, как поступить. Я не раз убеждался, что ты не бежишь от испытаний, но это может оказаться тяжелее других.
Ещё тяжелее? Как прекрасна жизнь!
- Я так понимаю, у меня и не было шанса сбежать, - отвечаю я, обмакивая перо в чернильницу.
- Северус, я справлялся о тебе не для того, чтоб следить за тобой, - убеждающе произносит портрет, и я сразу безоговорочно ему верю. Настолько, что у меня вырывается нервный смешок.
- Я лишь опасался, что ты что-нибудь натворишь или что-нибудь с собой сделаешь, - признаётся Дамблдор.
- А вы предпочитаете сами что-нибудь со мной сделать, - киваю я понимающе. - Честное слово, Альбус, вы накрутили вдвое больше кругов, чем нужно. У меня уже чернила высохли на пере. Если вам есть, что сказать - говорите, если нет - я ставлю подпись. И ухожу. И, клянусь, вы до меня не дотянетесь.
В какую-то секунду мне кажется, что он всё-таки решится раз в жизни открыть карты, но он, конечно, молчит. Я пожимаю плечами, подношу перо к пергаменту, и Альбус вздрагивает. Альбус - вздрагивает. Его выражение лица ясно говорит: "Что я натворил!", но я бессилен угадать, в чём он там просчитался. Такой маг, как Дамблдор, может натворить многого. На столь недостижимых уровнях я перестаю его понимать. Я впервые абсолютно его не понимаю.
- Ты не должен... - глухо начинает портрет, но я больше не могу это слушать и, наконец, соглашаюсь с ним.
- Я не должен. Вам ничего, Альбус. Я сдержал своё слово, вы своё не сдержали. Но Волдеморт мёртв, и наш договор исчерпан.
Найдёт себе другую марионетку - вон и Поттер подрос! Я вдруг ощущаю, до чего длинный был день, и до чего я устал. Я просто не могу больше. Я не могу всё это выносить, боже мой. Лили, я не могу! У меня болит шея, у меня болит всё тело, у меня душа болит, наконец. И что мне было не умереть в больнице! Так нет же, хотелось самому, а не от руки Лорда. Так и умереть самому не дают! Вот что я сделаю - я больше не буду отвечать этому заговоренному портрету.
Я ставлю подпись, и по лицу Альбуса начинают катиться слёзы. Господи. Я вскакиваю на ноги, роняя перо. Дамблдор вскакивает следом за мной, кричит "Нет!", и я рефлекторно замираю.
- Стой, где стоишь.
Я и так стою. Он убеждается в этом долгих пять тик-так метронома и с облегчением опирается на раму портрета. У него такой вид, будто я чуть не сровнял с землёй Хогвартс. Я, наверное, мало понимаю в магии, но, по-моему, в замке всё спокойно. И я не собирался ничего рушить. Я в бешенстве, но я не настолько плохо собой владею. Владел бы хуже, давно бы отмучился у менее разговорчивого Хозяина. Я так часто подозревал Дамблдора в безумии, что перестал это подозревать. Я снова пытаюсь понять его, но снова не понимаю. Старик продолжает плакать, опираясь на раму. Кажется, он вот-вот её вытолкнет и очутится в кабинете. Я бы не удивился. Но мёртвые не воскресают.
- Северус, умоляю, - произносит он, и меня пробирает оторопь. - Я умоляю тебя отложить свои... личные дела и сделать, как я прошу. Просто поверь мне. Сейчас. Поверь мне. Не исчезай. И не сходи с ума.
Мне кажется, последнее он сказал без переносного смысла. И кто из нас сумасшедший?
- Вы до такой степени хотите, чтоб я остался деканом? - уточняю я, всё ещё не в силах поверить. В чём тогда испытание - Волдеморт проклял и эту должность? Но Альбус кивает, и я понимаю, что попусту трачу время, когда ещё мог бы осуществить хоть одну мечту - выспаться. Мало ли, как там дальше пойдёт...
- Я хочу носок, Альбус, - говорю я, без его разрешения возвращаясь к столу. Я не спешу, я наслаждаюсь - в кои-то веки - замешательством Дамблдора. - Большой, полосатый и тёплый.
Альбус замирает. Никак, он и впрямь поверил, что я тронулся! Как бы не так - даже ему затруднительно сорвать мои нервы, у меня их просто не осталось. Я огибаю стол и подхожу к портрету, упиваясь тем, что он начинает следить за мной с опаской, как за подползающей змеёй. Я сближаю наши лица, насколько это возможно, и продолжаю абсолютно серьёзно:
- Можно старый тапок. Ленточку для бороды. Любую часть вашего гардероба. Я возьму даже нижнее бельё.
Он, наконец, понимает, а я, наконец, испепеляю свой пергамент и направляюсь к двери. Кто бы сомневался!
- Куда ты? - с тревогой вскидывается Альбус.
Это уже слишком. Слишком даже для него, но я отчаиваюсь что-то понять. Кесарю кесарево.
- В Лондон, - отвечаю я самым безобидным тоном. - Я должен проследить завтра утром за отправкой своих учеников.
- Лучше заночуй в замке, - Дамблдор так встревожен, что я начинаю верить - он боится, что мистер Филч и эльфы захватят без меня Хогвартс. - Завтра приедет Минерва, и все остальные... - успокаивает он меня.
Да я не нервничаю. Не настолько, чтоб не дотянуть до приезда Минервы.
- Главное, скажите, будет ли Поттер. Я выйду встречать его с цветами.
Как всегда при упоминании о Поттере, пенсне моего директора подёргивается печальной дымкой.
- Северус, поверь, Гарри тоже нелегко и будет ещё труднее, - сообщает он очередную сенсацию, но я только отмахиваюсь - когда было иначе?
- Я вам нужен первого, буду первого.
- Тебе не обязательно садиться в экспресс, - продолжает настаивать Дамблдор. - Вряд ли в Слизерине будет много студентов. Справятся без тебя.
Он мне не верит. Это так обидно.
- Тем более, - ему-то я могу улыбаться, сколько хочу. - Прослежу, чтоб их не побили все остальные студенты. Я как-никак... декан.
Декан факультета Слизерин. Видимо, на моём лице всё-таки проступает какая-то гамма чувств, и Дамблдор снова спрашивает, не лучше ли мне заночевать в Хогвартсе. Нет, мне не лучше. Мне всё хуже и хуже.
- Но завтра ты вернёшься, Северус? - переспрашивает он очень настойчиво. - Ты вернёшься?
- Уж поверьте моему слову, - отвечаю я, прежде чем выйти из кабинета.
Надеюсь, его это успокоило. Где найти второго идиота, который бы так держал слово, как я.
Глава 2.
Но нежданно в тёмном перелеске
Я увидел нежный образ девы
И запомнил яркие подвески,
Поступь лани, взоры королевы.
Н.С. Гумилев
Остаток вечера я брожу в прострации по Косой Аллее и пытаюсь собраться в школу, так и эдак склоняя про себя светлую память того, кто главным образом обеспечил нам победу - Альбуса Дамблдора. Это действует, как привычная мантра, и немного успокаивает. Я даже докупаю несколько вещей, необходимых для предстоящего учебного года. Если этот год хотя бы состоится, в отличие от прошлого. Но что бы там ни скрывал портрет Альбуса, он не сказал, что детям нельзя возвращаться в Хогвартс. Значит, не всё потеряно. Я мало разбираюсь в градациях "неплохо", я специализируюсь на кризисных ситуациях, но мне кажется, что вообще всё нормально. Насколько это возможно вскоре после войны. Нормально - в заново открывшейся аптеке, где мне продают кое-какие компоненты для зелий. Надо же теперь чем-то залечивать горло, иначе я просто не смогу читать лекции.
Нормально - в книжном магазине с пока ещё заложенными кирпичом витринами, где я скрупулёзно выбираю какие-то справочники, пытаясь настроиться на новый учебный год.
Нормально - на полупустых улицах: прохожих немного, потому что уже схлынула обычная перед первым сентября толпа. Но люди выглядят спокойными, и некоторые даже здороваются. Изображения Метки на стенах закрашены, авроры на постах расставлены - тишь да гладь. Отчего же меня трясёт? Главным образом оттого, что я ничего не ощущаю. Не считая самих приступов панического страха, которые пробудил Дамблдор. Я бы даже не сказал, что предчувствую что-то плохое. Мне просто страшно. Куда же мне деться-то? Несколько раз в закоулках я, не удержавшись, проверяю Метку. Она почти не видна, но это ничего не гарантирует.
В последнем магазине я надолго и очень глубоко задумываюсь над выбором между тёмно-зелёной и тёмно-серой мантиями, а на самом деле над тем, не поискать ли мне Поттера. Продавец, не выдержав столь тяжких размышлений, осторожно предлагает мне любые оттенки чёрного. Я осторожно предлагаю ему... не мешать мне думать, думаю ещё минут десять, забираю обе мантии и ухожу.
Пожалуй, не буду искать Поттера. Отдохну ещё несколько часов от этой ходячей Авады. Он всё равно ни черта не знает, а если знает, то мне не скажет. На самом деле мне не хочется опять смотреть ему в глаза - в последний раз это было особенно трудно выдержать. И я многовато рассказал ему перед тем, как попасть на руки к аврорам и колдомедикам. Ерунда - переживу. Но как-нибудь завтра. Я внезапно ощущаю резкий приступ усталости - пора бы озадачиться лечением и отдыхом. Я же так нужен обществу!
Аппарирую восвояси, но и дома могу только мерить шагами комнаты, ощущая мучительное сердцебиение и гадая, что означало поведение Дамблдора. Перед пыльным зеркалом я учусь повязывать шейный платок, так чтоб не стать назавтра центром внимания. И продолжаю думать. Вглядываюсь в своё отражение и стараюсь понять, на многое ли я ещё способен, и что, Мерлина ради, пытался разглядеть во мне Альбус. Кажется, ничего не поменялось, не считая, конечно, шрамов, оставленных ядовитой тварью. Если начать нормально есть, я даже буду немного отличаться от призраков. Всё наладится, я неистребим, как плесень в подземельях. Наверное, я неистребим, если убить меня не удалось даже Лорду. Но, Мерлин, отчего у меня так дрожат руки?
* * *
В результате я не спал ни часу, но на платформе девять и три четверти оказываюсь раньше первых. Экспресс ещё не подали, прохладно, и рельсы ослепительно сверкают на утреннем солнце. Я возвращаюсь в Хогвартс. Я помешался.
Платформа начинает заполняться, и я начинаю методично отлавливать своих сразу на выходе, сгоняя под крыло. Они хотя бы делают вид, что рады меня видеть. Во всяком случае, больше прочих. Я не удивлён отношением - я как-то так и предполагал. Даже в лучшие времена - в бытность мою в Ордене Феникса и при жизни Альбуса - я ловил все эти бесконечно-настороженные взгляды.
Я, правда, так и не оказался предателем. Но и не перестал им быть. Хорошо, что объятия от каждого, кто проходит мимо, не входят в программу утра, а то у меня опять разболелась шея. Не надо было так долго стоять на сквозняке. Мне кажется или зелёная мантия греет хуже чёрной? Кажется, понятное дело. Я потуже затягиваю шейный платок и внимательно приглядываюсь к гриффиндорцам. Их больше, чем нас, но пока они не проявляют явной агрессии. Пока, по крайней мере, нет Поттера. Но слизеринцы всё равно чувствуют это сдержанное отторжение растущей толпой, и в нашем гнезде тихо, как на кладбище. Или мои студенты, как всегда, подпадают под моё настроение. Настроение портится всё больше, и паника подкатывает с новой силой. Я дожидаюсь Драко и подманиваю к себе.
Младший Малфой (пока ещё младший, но в следующем месяце планируется новое заседание Визенгамота) узнаёт меня, как и все, не сразу, и приближается с опаской. Ещё бы - он ведь искренне служил Волдеморту. А я понарошку. На самом деле, всего его служения не хватило даже на срок в Азкабане. Судя по тому, что он здесь. Но его отец в тюрьме, дом в руинах, а мать в истерике. И образование надо как-то заканчивать. Он мнётся, стараясь какое-то время стоять независимо, но, как всегда, не выдерживает, и осторожно подходит. Выглядит слегка прибито, но, думаю, отойдёт.
Во всяком случае, у Драко хватает сил улыбнуться и сказать, как он рад видеть меня в добром здравии. Похоже, меня вообще не очень ждали. По крайней мере, не так скоро. Но радость Драко совершенно искренняя - он уверен, что без меня его разорвут. Всё может быть, если не включит мозги. Малфой старательно пытается наладить светскую беседу, но я отмахиваюсь от него, потому что как раз подают Хогвартс-экспресс. Оставляю Драко ловить отстающих в качестве прививки от страха и отправляюсь рассаживать остальных. Главное, не допустить смешанного состава. Распределяю всех по шесткам и устраиваюсь в последнем пустом купе - на случай появления опаздывающих и для лучшего контроля ситуации. Проще было бы окопаться в отдельном вагоне, но, не дай Мерлин, его отцепят.
Платформа уже полна, но сперва грузятся преимущественно пунктуальные равенкловцы, потом непунктуальные хаффлпаффцы, потом гриффиндорцы, которые дольше других вылавливают своих на перроне. Там шумно, как никогда - ещё бы! Отбытие в Хогвартс - знамение победы. Только за моей спиной никто не вопит. За моей спиной либо молчат, как мыши, либо плачут ровно десять купе. Чтоб скоротать время, я прикидываю на память, как распределяются среди моих подопечных родительские сроки заключения. В соответствии с этим их и будут травить. И в соответствии с этим мне надо будет их куда-нибудь ненавязчиво изолировать. Чтоб всё это ещё и выглядело как нормальное течение мирной жизни.
Все прошлогодние наработки с готовностью всплывают у меня в памяти, и мне немыслимо хочется соскочить с этого весёлого поезда. Можно под его же колёса. Но я, разумеется, не двигаюсь с места - такая акробатика ещё больше уронила бы честь моего факультета, если от неё что-то осталось. Мой факультет. Мой факультет... И почти каждый в душе меня ненавидит. И сильно ненавидит по аналогии с Поттером - я же предал их родителей. Вместо одного будет сорок. Держись, Северус. Это слизеринцы, и с ними ты умеешь справляться. Поттер хотя бы убить пытался, но они и этого не сделают - я им нужен. Я очень всем нужен.
Люди проталкиваются по вагону в ту и в другую сторону, а я сижу, как всегда, один, и думаю о хорошем - о том, что Поттеру осталось доучиться последний год. Может, хотя бы он не появится? У него достаточно денег на домашнее образование... Но насколько я знаю Поттера, шанс на это ничтожно мал. Надеюсь, он хотя бы преподавать не останется. Буду ставить ему баллы пониже. Но сомнительная радость ещё с годок поиздеваться над Поттером тоже не особенно греет. Во-первых, надежда магического мира сбылась, и нападать на неё станет сложнее. Во-вторых, потому что фоном ко всем мыслям звучит хорошо отлаженный метроном. Что не договаривает Дамблдор? Что не договаривает Дамблдор? Что не договаривает Дамблдор? И где, наконец, Поттер? Если с ним что-то случилось, значит всё очень плохо.
Но появляется не Поттер, а снова Драко.
- Скоро трогаемся, сэр. Вряд ли кто ещё подойдёт.
Я милостиво киваю, хотя в глазах Малфоя плещется страх, и я понимаю, почему на самом деле он шмыгнул в вагон. Победный гул взлетает на несколько децибелов, и я впервые за сутки испытываю хоть какое-то облегчение. Поттер грядёт. Живой, судя по восторженным воплям.
- Сэр, можно с вами... - бледнея, начинает Драко, но осекается под моим взглядом. Я не хочу его успокаивать, я хочу спокойно поразмыслить над тем, что не договаривает Дамблдор. И, возможно, вздремнуть. Говорить затруднительно из-за шума, я быстро набрасываю заглушающие чары, и Драко немного приходит в себя. Я его понимаю. И понимаю гробовое молчание десяти купе за моей спиной. Они боятся, что нас сбросят с поезда. Или опрокинут вагон. Или просто побьют.
- Сядете в самом конце, мистер Малфой, - говорю я старосте Слизерина. - Если что-то начнётся, дадите знать мне.
Драко спадает с лица, но покорно кивает. Пусть пашет - он мне должен. Звуков снаружи не слышно, но мы ощущаем, как от криков вибрируют стены, и меня накрывает очередным приступом паники. Не от воплей снаружи. Я не знаю, почему, я сам не ожидал этого. Я был в ситуациях и похуже празднования победы. Наверное, я заметно бледнею, потому что Драко быстро спрашивает, не надо ли мне чего, и испуганно оглядывается в конец вагона. Мне надо. Мне надо сойти с проклятого поезда. А Драко, по-моему, переигрывает.
- Воды, - говорю я ему серьёзно. - Мне нечем запить яд.
Наследник рода Малфоев вздрагивает, но, наконец, уходит. Видимо, за водой. И за стаканом. Ещё один не в себе. Здравствуй, первое сентября! Я наколдовываю себе стакан, наливаю воду Агуаменти и оставляю волшебную палочку лежать у руки - в дань одолевающей меня смутной тревоге. На самом деле, я очень сомневаюсь, что праздничная толпа перейдёт в нападение, но раз другой опасности не видно, я решаю не закрывать дверь купе, пока не тронется экспресс. Так, на всякий случай.
Ликования снаружи больше не слышны, но они уже перекинулись внутрь поезда. Передние купе взрываются скандирующим: "Гарри-Гарри!", и Поттер торжествующе вопит через весь вагон:
- Народ, мы едем!
Если ему и тяжело, как обещал мне Дамблдор, он не по годам хорошо это скрывает. Я бы сказал, что он счастлив. Ну да, мы же победили Волдеморта! Они победили. Нет, не выдержу. Надо сойти с поезда, чтоб не пришлось прыгать. Я даже делаю неосознанное движение, чтобы встать, но я не хочу столкнуться в узком проходе с легендой магического мира. Боюсь, что не смогу в достаточной мере выразить восторг. Восторг достигает апогея. Кроме "Гарри!", теперь кричат ещё "Рон!" и "Гермиона!". Почему они всегда так орут, хотелось бы знать? Судя по всему, мистер Уизли и мисс Грейнджер, вносят некоторый порядок в это сборище: Уизли распихивает по отсекам толпящийся в проходе народ, Грейнджер помогает ему добрым словом и призывом к дисциплине. Отдельные голоса продолжают выкрикивать: "Гарри, к нам! Гарри, к нам!".
- Куда - к вам? У вас сесть негде! - возмущается такой безответственностью Грейнджер.
- Гарри, сюда! - перекрикивая всех, горланит Уизли. - Мы вам заняли места в том вагоне. Джинни их держит. Но долго не продержится.
Поезд вздрагивает перед тем, как поехать. По наглухо закрытым дверям за моей спиной прокатывается серия равномерных ударов, будто мимо них тащат что-то непомерно тяжёлое. Призрак Джеймса Поттера ненадолго возникает перед моими глазами, продолжая махать неистовствующей на перроне толпе, и я отворачиваюсь, чтоб случайно не схлестнуться с ним взглядами, пока ещё можно этого избежать. Поттер устремляется дальше, волоча за собой непомерный чемодан на колёсах, который, судя по звуку, зацепляется за мою дверь. Да, я её специально так открыл, а вы что думали? В нестройный восторженный гвалт на секунду вплетается негромкое "Стой-стой, оленёнок!", чемодан мягко отодвигается от двери и катится дальше.
- Да я справлюсь, мам! - возмущённо восклицает Поттер.
Мам?
Я цепенею. Я, конечно, вскидываю глаза, но ничего не успеваю заметить за долю секунды - только тень, мелькнувшую против света. Я вскакиваю, одновременно смахивая на пол волшебную палочку и стакан с водой, и на этот раз могу остановить себя только у двери. Чего бы проще - выйти и спросить? Но я больше не чувствую ни ног, ни языка. Я медленно задвигаю дверь, запираю её и опускаюсь на колени. Меня бьёт дрожь. Я прижимаюсь лбом к сиденью, впиваюсь в него пальцами, но дрожь не проходит. И сердце колотится где-то в горле. Что ж это было?
Что это было?
Раздаётся пронзительный гудок, и пол подо мной приходит в движение. Я смутно понимаю, что поезд тронулся. И я тронулся тоже. Я пытаюсь собраться с мыслями. Дело не в том, что сказал Поттер, дело в ощущении, которое на меня накатило. Мне кажется, что я узнал её голос. Но обычно мне не кажется - я либо узнаю, либо нет. Мне могло послышаться, мне периодически что-то такое слышится. Да и мальчишка мог иметь в виду кого угодно. Молли Уизли, например. Или Джиневру Уизли. Хотя это странновато для Поттера. И потом, младшая Уизли в переднем вагоне, а старшая раза в два толще... Я себя одёргиваю. Кого я стараюсь вычислить? Какое мне дело? Я пытаюсь унять панику, но она не уходит.
Видимо, Дамблдор тревожился не так уж зря. Видимо, он больше меня знает о змеиных ядах и побочных последствиях укусов. Больше меня знать невозможно, но что со мной тогда? Мне и раньше мерещилось, но не до такой степени. Мне становится страшно. Я не смогу работать. И жить не смогу, если до такого дошло. Должно быть разумное объяснение. Оно есть - я уверен, что мне не почудилось. И не об этом ли говорил Альбус? Нет, она мертва, мертва, и надо честно себе признаться - Альбус ничего такого не говорил. Но он не случайно упоминал Минерву, Минерва наверняка в курсе... чего-то. Минерва мне и расскажет.
Несколько раз я берусь за дверную ручку - мне кажется, что я уже достаточно успокоился, чтоб добраться до соседнего вагона. Но нет. Нет. Я могу сорваться опять - надо хотя бы переправить своих слизеринцев в Хогвартс. Там родные подземелья, там бродят толпы моих фантазий, там станет легче... Чёрт, зачем я согласился вернуться? Я, по-моему, болен...
Да пошло всё! Я всё-таки поднимаюсь с пола, чтобы открыть дверь, и понимаю, что поезд давно стоит. Вынимаю волшебную палочку из лужи воды и осколков и выглядываю в окно. Мы в Хогвартсе.
Глава 3.
Никто не знал, что эта лань
С приходом ночи оживала,
И светом ярким, как янтарь,
Аллею парка заливала.
А. Вечеровская
Я решил так - настроюсь сразу на то, что в Хогвартсе Волдеморт, и он уже убил Поттера. Не то чтоб мне этого хотелось - столько трудов насмарку! Но если на такое настроиться, мало что ещё прошибёт. Как-то сильно меня прихватило в этот раз - давно такого не было. Залежался в больнице, решил, раз мирное время, можно слегка расслабиться. А нельзя - моё безумие тут же распустило руки. Безумию поддаваться опасно - так я стану окончательно бесполезен. Три, два один...
Я, наконец, выхожу в коридор. Основная масса учеников уже покинула вагоны, и тем лучше - самое время для нас. Стучу условным стуком поочередно в одну за другой двери, и слизеринцы тоже начинают выбираться. Бледные, но немного приободрённые тем, что живыми добрались до Хогвартса. В Хогвартсе какой-никакой, а порядок. В последнем купе Драко подробно рапортует мне, что всё более-менее. А воды декану так и не подал. Видимо, и он хочет, чтоб я жил. Ладно, поживу ещё, так и быть.
На воздухе становится немного легче и голове, и сердцу, но пока мы следуем к запряжённым фестралами повозкам, я всё равно не могу думать ни о чём, кроме... кроме... Лучше вообще ни о чём не думать. Драко пытается завести со мной сложный диалог о судебном процессе Визенгамота и возможных лазейках в нём, но я откладываю все разговоры на потом, сославшись на количество ушей. Все эти уши нестройной колонной бредут следом за нами. При виде Хогвартса они оживляются, как все нормальные дети, и я уже слышу робкое шипение своих змеек:
- А что случилось-то?
- Может, и ничего. Он всегда, как с похорон.
- Нет, но сегодня особенно. Они ж победили - радоваться надо...
- Мы победили - мы! Ты не путайся, а то и пожрать не дадут.
- А это от змеи, да? Слушайте, он теперь вообще говорить не может?
Могу. И всё слышу. Малфой понимает мой взгляд, цыкает на остальных, и оставшийся путь мы проделываем в благодатной тишине похоронной процессии. Меня тянет спросить вот хоть у Драко, не знает ли он про своего приятеля Поттера чего-нибудь, чего я не знаю. Но я затрудняюсь так сформулировать вопрос, чтоб чистейшие голубые глаза Малфоя не выпали из орбит, и чтоб он при первой же встрече не сболтнул об этом самому Поттеру.
У повозок нет никакой толчеи - все разъехались, и фестралы уже нетерпеливо бьют копытами, поджидая нас. Позже добираются только первокурсники - их Хагрид, как водится, укатывает по Озеру. Так что, когда мы оказываемся в Хогвартсе, все уже сидят за столами. Не забывать - Волдеморт, мёртвый Поттер...
Мы входим в Большой Зал, и там всё, как должно. В смысле, Поттер жив. А Волдеморт не воскрес, и никто больше не воскрес. А я на что-то надеялся? Я никогда себе в этом не признаюсь, но даже видя, как Минерва подзывающе машет мне рукой, нарочно не реагирую, ненавязчиво отирая холодный пот. Я боюсь того, что она скажет. Наверняка передаст какую-нибудь неудобоваримую чушь вроде того, что мне надо отыскать в какой-нибудь дыре какое-нибудь копьё Мерлина и незаметно подкинуть Поттеру ровно в полнолуние, стоя спиной к востоку. А то на всех нас падёт проклятие Волдеморта. Или рухнет Хогвартс. Или Лорд опять начнёт воскресать. Как же всё надоело! Добрые волшебники, будьте так добры, убейте меня сразу.
Увы, притягательную мечту о смерти приходится отложить - когда ещё выдастся свободная минутка для смерти! Но ещё пару минут я добросовестно обсуждаю в уголке с Малфоем, кому и как надо давать взятки в Визенгамоте. И сколько за какие взятки сидеть. И пусть лучше Нарцисса сама ко мне забежит, когда выйдет из осенней депрессии - она хоть не значилась в списках Пожирателей Смерти. Заглушающие чары не нужны - за гриффиндорским столом без конца хохочут и запускают фейерверки, образовав подобие митинга вокруг великого Поттера. Я запоминаю, сколько надо будет снять баллов за нарушение пожарной безопасности в только что отстроенном замке, и совсем уже задним фоном отмечаю, что Поттер, гогочущий в обнимку с хорошенькой и рыженькой Уизли, не походит на человека, которому только что явился призрак матери.
Тем временем слизеринцы заканчивают рассаживаться и ругаться через два стола с гриффиндорцами. Равенкловцы принимаются обсуждать новое расписание, хаффлпафцы принимаются обсуждать меню. Пора начинать. А кого ждём? А, меня. Минерва не выдерживает и сама встаёт с кресла, и я поспешно ей киваю, давая знать, что понял намёк. В конце концов, это из ряда вон - чтоб директор бегал за деканами. Неужели всё в самом деле так серьёзно? Вроде, свечки парят, звёздочки сверкают, все веселятся... Правда, и в прошлый раз было так же. И в позапрошлый. Шутки в сторону, но если Волдеморт вернётся, всем мало не покажется, и мне в первую очередь. Во вторую после Поттера, всегда во вторую.
Я, наконец, поднимаюсь к Высокому столу и тихонько проскальзываю мимо кафедры, возле которой Минерва готовится начать особенно радостную речь. Рядом на цыпочках стоит Филиус и подсовывает ей записки - про что не забыть сказать, и тут же строчит новые на блокноте. Я не хочу их сбивать, но МакГонагалл вдруг бросает взгляд в зал и почти панически хватает за руку Флитвика, так что тот рассыпает свои листочки.
- Где Северус?!
Плохо дело, если я так нужен. Или её Дамблдор заразил?
Я сбиваюсь с шага и сообщаю как можно тише:
- Я здесь, Минерва. Как всегда, за левым плечом директора. Всё в порядке.
По лицу МакГонагалл мне не кажется, что всё в порядке, но она заметно успокаивается. Может, Минерву так терзает совесть за то, что при нашей последней встрече она чуть меня не убила? Не стоит. Все знают, что я не злопамятный. Я понимаю, что ей нужно собраться перед вступительным словом, и ретируюсь на дальний край Высокого стола - чтоб иметь возможность в случае чего быстро оказаться у стола Слизерина. Всё-таки, первый заезд в Хогвартс после войны. И ещё Дамблдор со своими загадками, мало ли...
За столом сидящая по левую руку Сибилла немедленно начинает докладывать, что видела в хрустальном шаре огромную змею, которой мне надо бояться, а ещё меня в скором будущем ждёт большое счастье и положительные изменения на личном фронте. Но мне не до Сибиллы. Мне опять страшно, страшно, страшно. До того, что хочется вскочить и бежать. До того, что холодеют руки и обрывается дыхание. Да что со мной сегодня?
Я рефлекторно отключаюсь - от Сибиллы и заодно от речи МакГонагалл, заставляя себя сосредоточиться на текущих делах, а то когда ещё? Мне становится легче, и я в последний раз пересчитываю студентов за унылым слизеринским столом. А то я в этом году не успел составить списки. Вчера я был так глубоко потрясён истерикой Дамблдора, что даже не глянул, как там подземелья - вдруг их затопило всклень. И не посмотрел, какая часть замка закрыта - Аргус что-то упоминал об этом. Я не знаю ни нового состава преподавателей, ни изменений в программе - ручаюсь, что программа прошлого года, составленная ещё при Лорде, резко устарела. Не зря же всех согнали переучиваться по новой. А ведь во всё это опять придётся вникать! И ещё неизвестно, что за камень за пазухой у Минервы. Ох, голова моя...
Минерва, наконец, заканчивает вводное слово и торжественно разворачивает свиток с именами первокурсников. Ещё час распределения, и я составлю в уме приблизительный учебный план. Выносят табурет, на табурет ставят шляпу Гриффиндора, отворяются двустворчатые двери Большого Зала, и передо мной взрывается галактика. Я не вскакиваю исключительно потому, что перестаю ощущать своё тело. Я только не понимаю, я один её вижу или все видят, и видят ли они то же, что я?
Должно быть объяснение, но всё равно шок слишком силён. И я смотрю, смотрю, смотрю и забываю моргать. Мне уже всё равно, в чём тут дело. И всё равно, какое у меня при этом лицо - все давно привыкли не глядеть в мою сторону. Если умру, но буду сидеть прямо, разница не сразу будет заметна. Но я не хочу умирать, я просто хочу смотреть. Как переворачивается мир. Как она останавливается у дверей и с улыбкой пропускает мимо себя первоклашек. Как она под ликующие крики идёт по центральному проходу. Как она берёт у Минервы список и останавливается возле Распределительной Шляпы. Берёт у Минервы список... То есть, она материальна. Но это не образ из моей памяти, что пугает ещё больше. Она старше, хоть и не сильно изменилась. Меньше, чем я, к примеру. Она вполне могла бы так выглядеть, если б... не умерла. Только цвет волос кажется мне немного другим, но я могу помнить неточно...
Я не понима... Я не понимаю, кто она? Что она? Что это за магия? Никто, кажется, не шокирован, так что, я хуже других? Давно подозревал, что хуже, но думаю, всем просто известно что-то, неизвестное мне. Судя по реакции Сибиллы, это правильная догадка. Но Сибиллу бессмысленно расспрашивать - она мыслит слишком неординарно и может не знать, как всё на самом деле. А... как всё на самом деле? Я заставляю себя собраться, как на чаепитии у Лорда, но не могу. Я не могу... Я почти слышу, как рушатся барьеры в сознании, и чётко ощущаю, что схожу с ума. Вот сейчас, в эту минуту. Но я не хочу! Я забываю про осторожность и панически ищу глазами Поттера. Поттер скандирует вместе с остальными и откусывает голову шоколадной лягушке. Мгновенно давится ею, но пока не понимает, почему. Уизли принимается колотить своего приятеля по спине, пытаясь вбить в стол, но Грейнджер, наконец, толкает Поттера под руку, и он смотрит на меня глазами, полными слёз удушья. Смотрит на меня, смотрит на меня...
Я перевожу взгляд на волшебницу с Распределяющей Шляпой в руках. Она стоит лицом к залу и первокурсникам, но ненадолго оборачивается к Высокому столу с той же неподражаемой улыбкой. Неповторимой. Я на секунду ловлю её взгляд, и у меня разрывается сердце. Я понимаю, что это она. Я не знаю, почему. Может, потому что только что смотрел на её сына. Или просто потому, что понимаю. Это Лили. Каким-то непостижимым образом это Лили.
Это имя кричат ото всех столов, это имя, всхлипывая, повторяет Сибилла и, улыбаясь, шепчет Минерва. Только я ничего не говорю. Я... кажется, умер. Или вот-вот умру. В глазах темнеет, как ночью, и мне приходится вцепиться в стол, чтобы не упасть. В этот момент, как нарочно, начинают поднимать героев магического мира в знак нашей полной победы над Волдемортом. Я покорно встаю вместе со всеми, но не остаюсь стоять. Я прошу Сибиллу передать по столу, что я только вчера из Мунго и должен проверить подземелья. Судя по лицу Сибиллы, я как-то не так это говорю, потому что, уходя, слышу, как она испуганно лепечет в адрес МакГонагалл:
- Но я ему сказала... Осторожно, как вы просили, Минерва! Но я и впрямь видела...
Я стараюсь не глядеть в сторону Высокого стола, я стараюсь не бежать. Тихо проскальзываю вдоль стены за спинами слизеринцев и как раз, когда кульминация достигает своего апогея, закрываю за собой дверь Большого зала. Аргус, бормочущий что-то про грязь в холле и оторванные ноги, при взгляде на меня роняет щётки и пятится. Плевать на Аргуса.
Я устремляюсь к себе, во тьму, в подземелья. Там, кстати, войны как не было, но мне уже безразлично - хоть бы весь факультет провалился! Но лестницы и этажи на месте, и я добегаю по пустому коридору до своего старого кабинета. Ключ искать некогда - я открываю дверь магией. Закрываю её магией, накладываю заглушающие чары на случай, если буду орать или кидаться мебелью. Отбрасываю волшебную палочку от греха подальше. И падаю в обморок.
Выхожу из обморока и слышу повторяющееся с частотой метронома "Северус, Северус, Северус...". Что бы это могло значить? Я, и не поворачивая головы, знаю, что находится в той стороне кабинета. Там над шкафом висит пейзаж, изображающий кладбище. Специально, чтоб Дамблдор захаживал не чаще необходимого. Сейчас он, видимо, ощущает необходимость. Бесконечное повторение собственного имени начинает сводить меня с ума, и я киваю в знак того, что начал его слышать.
- Северус, я сейчас всё объясню вам, - проникновенно обещает директор.
Всё. Какое прекрасное слово. Он начинает объяснять, но я ничего не понимаю. Он слишком быстро пытается заполнить моё схлопнувшееся сознание чудесами высшей магии. Магия - что это? Кто я и где я?
- Северус! - в голосе мёртвого директора звучит беспокойство, но я снова киваю, и он продолжает объяснять, что именно произошло в тот момент, когда Поттер стал крестражем... Чем или кем стал Поттер? Мне объясняют недообъяснённую теорию про крестражи, и я понимаю, что Альбус так аккуратно называет момент, когда она умерла. Она не умерла. Всё-таки меня тянет в обморок, мне кажется, что я падаю и падаю, хотя давно лежу на ковре. Но я заставляю себя прекратить падение - мне важно его дослушать.
Дамблдор как раз переходит к Аваде Кедавре, неуверенно запинается и начинает объяснять, что это такое. Я трясу головой - я знаю, что такое Смертельное Проклятие получше, чем он. Я даже в состоянии поверить в суммацию трёх Авад вместо двух. Редчайший случай, единственный раз в истории. Дамблдор с таким воодушевлением рассказывает, как удачно выстроились в линию Поттеры, что я сожалею о собственной Аваде. Круцио и Сектумсемпра подошли бы намного лучше. Но я молчу. И слушаю. Про то, что Джеймс отдал жизнь за жену и сына, а Лили отдала жизнь за сына, а Волдеморт был очень сильным волшебником, и поэтому Лили почти умерла, но Поттер-младший оказался под двойной защитой и последующие семнадцать лет скакал, как козлик. Любопытно, Поттер и это знал? Знал, что его прикрыли и мать, и отец?
Дамблдор аж подпрыгивает на кладбище - нет, никто не знал! Только он, только он один. Он раньше всех прибыл тогда к дому Поттеров (то-то всем, включая впоследствии Лорда, казалось странным, почему это туда отправили... Хагрида). И Блэк был не в курсе, он считал, что приехал первым, но к тому времени дом был уже частично разрушен... не Волдемортом, понятное дело. Волдеморт очень потом удивлялся, зачем ему приписали какое-то мелкое хулиганство. Он сказал "Авада Кедавра" три раза подряд, без малейшего сопротивления. А потом развоплотился. Откуда же обвалившаяся стена и искалеченный труп?
Тело принадлежало не Лили, тело принадлежало Марлин МакКинен... помню такую. И как она умерла - тоже. Её перехоронили два раза. Всё нормально, директор, продолжайте. По-моему, Дамблдор гордился тем, как ловко он всё обстряпал. Особенный акцент делается на закрытые гробы Поттеров. Я помню про гробы. Я там был, хотя ему незачем это знать. Я ничего не отвечаю, я смотрю в потолок и вижу звёзды. Альбус оставляет подробности того, как они с Волдемортом повеселились тогда на Хэллоуин, и начинает втолковывать мне, неуравновешенному озабоченному кретину, что Лили была вообще... ни на что негодная. В состоянии, похожем на действие Живой Смерти.
Я не совсем понимаю, что значит - в похожем состоянии? Он объясняет, что есть различия, но сути это не меняет. Он не знал, очнётся ли она когда-то, и какой очнётся. Он боялся, что она нужна Волдеморту. Он боялся, что кто-нибудь проболтается. Наверное, я. Или Поттер. Или Люпин с Блэком - те ещё были отморозки. Или вот Минерва - первейший агент на службе Лорда. Он боялся, и боялся, и боялся. И вообще, такая тяжкая ноша могла нанести непоправимый ущерб детской психике Гарри. И моей детской психике тоже. Мне впервые хочется вступиться за Поттера. Я бы предпочёл, чтоб моя мать была хоть немного жива. Но у Дамблдора были серьёзные проблемы в семье, и у него это, видимо, в голове не отложилось.
Я продолжаю молчать и считать звёзды. Я только недоумеваю: после того, как я так удачно скинул Альбуса с башни, кто ж смотрел за Лили? Альбус мнётся, но понимает, что я всё равно это узнаю, и от кого, и что я найду способ уничтожить говорящий портрет. Он сдаётся и не совсем охотно признаётся, что никто не смотрел. Он никому не мог такое доверить, и ей ничего не было надо, и она всё равно не просыпалась. А убежище было очень надёжное - с Фиделиусом, и Дамблдор сам был Хранителем Тайны. Но он, честное слово, оставил ей волшебную палочку - чтоб смогла выйти, когда очнётся. До меня упорно не доходит - а если б она потеряла память?.. Или ослепла?..
Нет-нет, она очнулась в полном порядке, как только умер Волдеморт. Авада ведь повреждений не оставляет. Почти. Правда, Лили немного испугалась - не сразу смогла сориентироваться и объяснить, кто она. Но она так подробно всё рассказывала (и так рыдала, видимо), что в результате её всё-таки свели с Гарри - мало ли? Поттер после семнадцати лет разлуки сначала отреагировал, примерно как я. И Лили тоже (надеюсь, она хотя бы не приняла Гарри за Джеймса). Весь магический мир тоже слегка тряхнуло, но все быстро пришли в себя и теперь ужасно счастливы.
Ну не знаю... Думаю, моя натренированность лучше, чем у Лили и её сына, но, кажется, у меня паралич. А я ей никто. Так, неудавшийся друг детства. Но Дамблдор делает паузу, и это, видимо, служит сигналом, чтоб и я быстренько включил кнопку счастья, но у меня вместо этого холодеет кровь. Я представляю себе, как несчастная молодая женщина бредёт где-нибудь по полю, ежесекундно ожидая нападения Тёмного Лорда. Или мечется в толпе, ликующей после гибели Волдеморта, ничего не понимает и всем пытается объяснить, что её зовут Лили Поттер, и у неё пропали дом, муж и годовалый ребёнок. Но Дамблдор заверяет, что иначе было нельзя. Зато теперь она уже окрепла, подлечила нервы и готова к употреблению.
Надеюсь, Лили хотя бы не вчера выписали, а то Альбус так рассудил, что хорошо бы ей стать деканом Гриффиндора. Всем хорошо - у неё и авторитет, и боевой опыт. Лили ведь всегда хотела работать в Хогвартсе! И с Минервой они в таких прекрасных отношениях! Не говоря о том, как это удачно для Гарри. Ну, и для меня. Лучше, чем кто-то чужой. Пока он старательно убеждает меня, что Лили Поттер лучше всех, я зажмуриваю глаза, потому что звёзды уже слепят. Мама, спой мне песенку...
Она жива.
Она, правда, жива.
Лили жива.
Но это только недавно. И меня по второму кругу начинают убеждать, что, Северус, она была почти совсем мёртвая. И даже он, Дамблдор, не знал, что делать, а раз он не знал, то и никто не помог бы. Лили даже являлась Гарри из Воскрешающего камня. Камень ещё какой-то... Один из Даров Смерти. Дары Смерти? Ах да, Северус, ты же ничегошеньки не знаешь... И добрый волшебник начинает новую сказку. Я сатанею. Я закрываю руками уши и сажусь, он понимает, что лекция окончена, и замолкает, ожидая вопросов.
- Сон Белоснежки, - говорю я в пространство. - Ей нужен был поцелуй любви. Сгодился бы и сын.
Альбус настороженно затихает - наверняка, снова пытается решить, шучу я, или спятил, или говорю серьёзно. Я говорю серьёзно. Яблоки тут ни при чём, но магов в подобном состоянии находили и раньше. На территории Британии были три случая за историю. Причины произошедшего оставались неясными, но лечение действовало. Понятно теперь, почему - раз всё дело в любви.
- Это магглская сказка, Альбус. Даже вы не можете знать все сказки.
А я знаю просто потому, что у меня идеальная память, в которой помещаются все магические знания, какие когда-то и где-то мне попадались. И потому что я не только Принц, но и полукровка.
- Ни в чём себя не вините, директор, покойтесь с миром, - прибавляю я, вставая с пола. - А лучше идите к дьяволу.
Доигрывать в шахматы. Он, наконец, начинает что-то возражать. Но я его больше не слушаю. Я вообще никогда больше с ним не заговорю. И метроном тоже встал. Навсегда. Как спокойно и тихо! И над головой просто потолок - никаких звёзд. Мне внезапно становится душно. Душно с этим портретом, в этой комнате и в этих подвалах. Надо мне... куда... нибудь... на воздух... мне надо... Я подбираю палочку и на нетвёрдых ногах направляюсь к двери. Меня окликают, но я не оборачиваюсь.
Поднимаюсь в холл, прохожу мимо Большого зала, который сотрясает разгулявшееся веселье. Выбираюсь из Хогвартса и отправляюсь, куда глаза глядят. Перед этими глазами теперь то и дело вспыхивают клочки воспоминаний, которые сплетаются и сплетаются... Но я по-прежнему не в силах постичь, как он мог так рисковать Лили? Как можно ею рисковать? Почему было не поставить охрану, почему было не сказать... мне хотя бы! Ведь он меня знает. Я бы сидел возле неё днём и ночью. Уж лучше б я все эти годы не смыкал глаз из-за Лили, а не из-за Поттера... А если б что-то пошло не так? Если б она заболела? Если б её нашёл Волдеморт? Если б она оказалась этим... крестражем?
Стоп. Я на самом деле замираю посреди осенней ночи и хватаюсь за голову. Запускаю пальцы в непривычно короткие волосы и тяну, что есть силы. Они не вырываются. Я тяну сильнее. Я ещё не встроил в сюжет треклятые крестражи. И Дамблдор долго не понимал толком, что они такое. Он наверняка опасался, что раз Гарри - крестраж, то и Лили может им быть, и тогда ей вовсе незачем просыпаться. Только Поттер сам решал, умирать или нет. А за Лили пришлось бы решать кому-то. И кого бы Альбус ни поставил в известность, никто бы не согласился. Даже Тёмный Лорд.
Новый приступ паники ничто в сравнении с предыдущими. Мне хочется немедленно бежать обратно в з?мок, обнять Лили и держать её днём и ночью, защищая от... просто защищая. Но Дамблдор мёртв - иначе ничего не рассказал бы. И Реддл мёртв - иначе она не проснулась бы. И меня, если начнут вопить про крестражи, закатают обратно в Мунго, а мне надо остаться здесь, раз Лили здесь. У меня возникает вызывающее дрожь подозрение, не была ли она здесь всё время. Ховартс всегда считался самым безопасным местом, и в нём столько потайных комнат... Альбусу даже отлучаться не пришлось бы, чтоб проверить, всё ли в порядке.
Теперь мне немного под иным углом предстаёт... всё. То, как он добивал меня здесь, в своём кабинете, после смерти Лили, убеждая, что виноват во всём я один, хотя потом нашлась куча виновных. Чтобы я не посмел расспрашивать. И я действительно не расспрашивал. Мне было двадцать лет, я очумел от горя, и я совершенно ничего не понимал во всех этих закрытых гробах и мелких нестыковках. Потом меня, несмотря на договорённости с Дамблдором, отправили в Азкабан, и там я продолжал сходить с ума... Правда, меня быстро выпустили и перевели в другие подземелья - я должен был служить правому делу, а не сгинуть без пользы. А Блэк загремел в тюрьму на двенадцать лет. Вообще без всякой вины, по шитым белыми нитками обвинениями. А ещё он приехал в Годрикову Впадину вторым после Дамблдора. Но он был упрямей, чем я, и ну никак не хотел сознаваться, что убил Лили и Джеймса, хотя к концу срока уже тоже не был уверен и болтал, что всё равно, что убил, а выглядел так, что мог припоминать что угодно - на него бы не обратили внимания.
Хагрид, в любом случае, ничего не понял - ему достаточно было дать яйцо какой-нибудь злобной твари, чтоб он забыл, даже если что и видел, и начал радостно подкидывать самого доброго на свете волшебника. Лучше всех был спрятан, конечно, Поттер - его просто выслали к магглам, хоть Волдеморт и исчез. И мальчик Гарри долгое время вообще ничего не знал, хотя всё равно был зациклен на смерти родителей. Может, он что-то чувствовал? Может, и я поэтому не мог успокоиться? Но всё это уже чересчур, да? У меня паранойя - и с чего бы?! Вполне возможно, профессор Дамблдор просто осторожный, но хороший человек, который всем сделал хорошо. Я даже готов согласиться, что в чём-то так было лучше для Поттера. Только не для меня. Но я, вообще, не вопрос. Да и какой теперь во всём это смысл?
Я опять начинаю задыхаться, я машинально разматываю шейный платок и разрываю воротник мантии, с опозданием понимая, что горло пронзает болью и сдавливает не поэтому. А я ведь мог умереть и никогда не узнать... Меня снова накрывает, и я бреду без дороги, куда ноги несут, и они выносят меня на берег Озера. Вон и берёза... Я останавливаюсь, лишь упершись в физическую преграду в виде воды. Не зная, что делать дальше, я ложусь на влажный песок и начинаю рыдать. Начинаю, но не заканчиваю. Периодически перехожу на хохот, потому что Лили жива. Но слёзы всё равно текут.
Жива! Я поздно соображаю, что ору это вслух и зажимаю себе рот, продолжая вздрагивать от нервного смеха. Надеюсь, в замке всё ещё празднуют, и меня не слышно. Мне нельзя сойти с ума, мне нельзя в Мунго. Настоящие, а не воображаемые звёзды сияют надо мной чисто и ярко, и отражаются в кристальной воде, и я думаю о том, как хорошо жить на свете, где сбываются мечты, и люди держат слово, и все волшебники добрые.
Потом я долго умываюсь ледяной водой из озера, чтоб немного очнуться, и бреду дальше, мимо тёмной избушки Хагрида, в Запретный лес. Я не зажигаю Люмос - я и так всё вижу, и здешние твари мне не страшны. Я здесь самая страшная тварь. Я захожу поглубже в чащу, вызываю Патронуса и заставляю его два часа стоять передо мной, пока я не смогу более-менее спокойно стоять перед ним. Развеиваю Патронуса, отдыхаю пару минут, прикрыв глаза и прислонившись к дереву. Вызываю Патронуса, опять падаю на колени и обливаюсь слезами. Встаю, развеиваю, отдыхаю, опять вызываю и опять падаю... Да что же это такое? Зачем мои истерики, скажем, первому курсу Хаффлпафа? Это жутко, это и Дамблдор с трудом выдерживал. А её тем более не стоит пугать. Её... Я смотрю на сияющую лань, смотрю на лань, смотрю на лань и... падаю.
К рассвету, тем не менее, достигнут некоторый результат. Я отбил колени, выплакал все слёзы, и меня почти не трясёт, потому что качает с большей амплитудой. Пора домой. Наверняка первым уроком у кого-нибудь ЗОТИ. Будем проходить добрых волшебников. Чтоб не путать со злыми. Нездорово посмеиваясь, я возвращаюсь в замок. Хогвартс спит, как убитый, после вчерашних празднеств. В холле только синий сумрак раннего утра и... Аргус Филч, опять роняющий щётки с ещё более ошалелым выражением лица. Возрыдать у него на груди? Я смеюсь и действительно обнимаю школьного смотрителя, и иду дальше. Аргус... падает на колени и хватается за голову.
В своём кабинете я первым делом сдёргиваю со стены картину с кладбищем и кидаю за шкаф. Вторым и последним делом падаю на не расстеленную постель, заботливо подготовленную замковыми эльфами, и повторяю без остановки: "Лили жива. Лили жива. Лили жива". Я очень боюсь заснуть. Я боюсь, что каким-нибудь мистическим образом наступит не второе сентября, а тридцать первое августа. И я опять очнусь в Мунго, и надо мной склонятся колдомедики и скажут, что мне ещё лечиться и лечиться.
Глава 4.
Иль благодарности от их ты роду чаешь?
Быть может, некогда (иль злости их не знаешь?)
Они прольют твою же кровь". -
"Быть может, - Лань на это отвечала, -
Но я о том не помышляла,
И не желаю помышлять".
И.А. Крылов
На следующий день в перерыве между уроками я сижу в кабинете ЗОТИ и на скорую руку проверяю эссе по остаточным знаниям на параллели Равенкло-Слизерин. Сегодня за завтраком я уговорил Минерву ради упокоения Волдеморта перекроить расписание таким образом, чтоб Гриффиндор и Слизерин не встречались, раз уж им не судьба. Иначе я ни за что не отвечаю. Я поднял эту тему главным образом для того, чтоб не пялиться с открытым ртом на декана Гриффиндора, а что-нибудь этим ртом говорить и чем-нибудь занять мысли. Но декан Гриффиндора поддержала мою инициативу, хотя по определению должна была иметь диаметральную точку зрения.
Директриса вздохнула с облегчением, признав, что странно, как такая идея никого не посетила в предыдущие годы, и мы с Лили как главные организаторы переворота в черновую перешили расписание, пристроившись у ближайшего подоконника. Одно удовольствие было видеть, как Поттер, обменявшись с Малфоем гневными взглядами, уводит свои войска от моего кабинета, а Драко чуть не со слезами умиления взирает на Лавгуд. Староста Равенкло с ним не разговаривает, но с меньшей вероятностью полезет в драку.
Занятие проходит чуть менее напряжённо, чем поездка в Хогвартс-экспрессе, но в результате я всё равно сижу и держусь за голову, чувствуя, как волосы встают дыбом, от того, что приходится читать. У них всегда была в головах каша, но теперь эту кашу можно сразу выбросить. Есть некоторые просветы вроде той же мисс Лавгуд, но остальные либо не учились весь прошлый год, либо учились не тому. Я автоматически чередую через строчку вопросительные знаки с приблизительными сроками Азкабана, дающимися за тот или иной нестандартный ответ в стиле Амикуса Кэрроу, да будет земля ему толчёным стеклом. Лидирует пока что мистер Гойл - тот уже дописался до пожизненного проживания в Азкабане. Впрочем, я ещё не проверял Хаффлпафф с Гриффиндором. Возможно, Поттер удивит меня, что-нибудь почерпнув из боевого прошлого, кроме пресловутой популярности. Или мне теперь лучше вообще его не спрашивать - пусть сидит где-нибудь возле тёплой стенки? Я не уверен, что сдержусь, услышав что-нибудь в его стиле...
Я ощущаю на себе знакомый взгляд и поднимаю голову - Поттер стоит передо мной. Тот, который Гарри. Я выжидающе смотрю ему в глаза - я теперь могу смотреть в них сколько угодно - и думаю, что сказать по поводу этого дивного явления, потому что он не говорит ничего. И даже не здоровается.
- Вы не протрезвели со вчера, Поттер? Не помню, чтоб разрешал вам войти, - говорю я, наконец, в надежде, что он передумает и уберётся.
Мне бы не хотелось объясняться с Лили из-за незадавшихся отношений с её сыном, но и бухнуться перед ним ниц я не могу. Он-то тут при чём? Я могу только избегать его по мере возможности. Слава Мерлину, мне больше не надо оберегать его и подтягивать на заведомо недостижимый для него уровень магии.
Убедившись, что я не начинаю с заклятий, Поттер немного расслабляется и заявляет в своей неподражаемой манере: