Собрались однажды в Смольном революционеры, человек десять-двадцать. Все собрались, и Феликс Железный, и Бонч-Бруевич оловянный, и Троцкий с Постышевым, и богомерзкие Каменев с Зиновьевым, и Луначарский загадочный присутствовал, и еще многие личности соизволили быть. А вождь-то где? Спросите вы. А на месте, на самом почетном месте во главе стола с закусками, скромными.
Сидят, значит, революционеры, выпивают, закусывают. Разговоры ведут за то за се, как жизнь человеческую переиначить, так чтобы богатых не было совсем, кроме них, естественно, а только чтоб бедняки, солдаты и примкнувшие к ним храбрые матросы. Сидели, сидели, думали, думали, ни черта не придумали и тогда Ильич лукавый предлагает:
- А давайте в игры играть! - мол, работа закончена.
Все зашумели, стульями задвигали, стали после работы радостно отфыркиваться, отрыгиваться, френчи порасстегивали, красота! Встает Луначарский, главный массовик-затейник пролетарский и молвит:
- Предлагаю фанты!
Все сразу: "Фанты! Фанты!", а Ильич морщится недовольно:
- Фанты, батенька, вы Луначарский, есть игра буржуазная, а мы с вами товарищи уже и не господа вовсе, а посему должны в игры играть пролетарские и рабоче-крестьянские.
И тут же Бонч-Бруевич со ориентировался подхалимски и добавляет:
- Вы бы еще, товарищ Луначарский, в гольф предложили сыграть посреди Смольного!
Покраснел Луначарский и спрятался с глаз долой. Дзержинский привстал над столом, листок из-за пазухи вытащил бумажный и говорит:
- А давайте-ка в такую игру поиграем, народную. Вот у меня списочек есть присутствующих, пускай Ильич на нем пару-тройку фамилий крестиком отметит, а мы их тут же и расстреляем на месте. У меня и маузер припасен, необстрелянный.
Хитер был товарищ Дзержинский, в списке не все присутствующие были. Угадайте, кого там не было? Правильно, его родимого и не было, ну и Ленина тоже. Ильич сразу в ладошки захлопал, все и поддержали, а куда деваться? Стали играть. Вычеркнул Ильич две фамилии и на два наркома меньше в комнате стало. Остальные посмеялись, пот холодный со лбов повытирали, Феликс Эдмундович маузер протер тряпочкой и предложил повторить, но Ильичу эта забава уже наскучила.
- Феликс Эдмундович, хорошего по-немногу! А то всех врагов постреляешь, придется тебя на пенсию отправлять,- Дзержинского прямо передернуло от этих слов, но смолчал, а Ленин продолжил,- я вот новую игру придумал, вернее вспомнил, из детства.
Влазит на стол, становится в позу и объявляет:
--
Симбирские дразнилки!
"Это чтож за игра такая у Ленина? - удивляются наркомы, - не слыхали о такой!"
--
Объясни Ильич, как в нее играть?
А тот смеется ленинским смехом заразительным и говорит:
--
А это ребятишки, игра очень интересная. Кто кого передразнит смешнее. Вот, например. Феликс Эдмундович дразнится на Луначарского, и непременно стихами, а тот в свою очередь дразнит Бонч- Бруевича и без запинки, и так далее. Понятно? А кто дразнилку на соседа сочинить не сумеет, тому и голова с плеч! Так что, милейший Феликс свет Эдмундович, ты маузер свой далеко не прячь, пригодится еще. Начинаем!
Поглядел Дзержинский на Луначарского с ненавистью и говорит медленно:
--
Луначакрский, Луначарский, что ты смотришь по-татарски?
Все засмеялись нервно, только Луначарскому не смешно, потому что надо про Бонч-Бруевича чего-то сочинять, а от страха мозги совсем работать не хотят. Сидел, сидел, думал, думал, собрался в конце концов с духом и выпалил:
--
Бонч-Бруевич, Бонч-Бруевич разжирел как кабаневич... - и от стыда покраснел, как помидор сразу же.
А все заржали разухабисто, пьяные ведь! Даже Дзержинский улыбнулся слегка. Настала Бонч-Бруевича очередь шутить, а рядом с ним Склянский сидел, неизвестный деятель из окружения товарища Троцкого. Надул пухлые щечки Бонч-Бруевич и говорит:
--
Склянский -- жопа!
Все зашумели, заорали, засвистел кто-то, а Ленин пальцем Бонч-Бруевичу погрозил и молвит укоризненно:
--
Не считается, не считается, надо в рифму, в рифмочку!
--
Пристрелить его что-ли? - размышляет вслух Феликс Эдмундович, который давно на Бонч-Бруевича зуб имел,- чтоб игру не портил.
Бруевич, бух, на колени перед Лениным:
--
Простите Владимир Ильич, брякнул неподумавши!
--
Простить? - Ильич спрашивает, тот кивает,- ладно, прощу, если унизишся передо мной, дам тебе вторую попытку. Унизишся?
Кивает Бонч-Бруевич, а че делать-то, жизнь одна. Маузер вона блестит в свете ламп Ильича.
--
Пробеги вокруг Смольного на четвереньках, тогда прощу!
--
Рад стараться, товарищ Ленин,- отвечает пристыженный соратник,- ради партии мне ничего не жаль, в смысле коленок своих!
И побежал, а все к окнам кинулись на цирк смотреть. Ильич даже на подоконник запрыгнул от удовольствия. Полкруга Бонч-Бруевич не добежал даже, матросы из охраны его под белы рученьки подняли в машину усадили и повезли куда-то.
--
Выбыл! Выбыл! - обрадовались все.
--
Продолжаем! - Ленин раскрасневшийся командует,- Лев Давидович, жги!
Троцкий и выдал целую поэму на Зиновьева, все аж зааплодировали. И пошло и поехало. Удался вечер. Дошла и до молодого Сталина очередь, он с краешку сидел, скромно. А дразнить-то некого. Только Ильич один остался, смотрит на грузина усатого хитро и говорит ободряюще:
--
Ну, что ж вы, батенька, застеснялись? А ну дразните меня быстренько, скоренько!
Молчит Сталин, брови насупил и молчит. А Железный Феликс опять к пистолету потянулся. Тут Иосиф Виссарионович встает, стакан вина выпивает без тоста и произносит громко:
--
Чижик-пыжик, где ты биль? На Фонтанка водка пиль!
Загудел народ неодобрительно, а Троцкий спрашивает ласково:
--
А причем же тут, любимец партии, Ильич?
Сталин опять нахмурился, подумал и отвечает:
--
А это Лэнин биль на Фонтанкэ, просто пэрэодэлся для конспирации...
Тут все под столы и попадали от смеха, ну Коба учудил, и правда любимец партии!Так Сталин стал вторым после Ленина в партии человеком, и так полюбил игру в Симбирские дразнилки, что впоследствии играл в нее очень долго и всегда выигрывал.