Петр Иванович Рожок тужился над столом пытаясь починить будильник. Сначала у него не получалось совсем ничего, и будильник продолжал настойчиво тикать, но учитель рисования поднапрягся, и часы остановились. При этом звонок так и не появился.
"Чтож, нелегко принимать такие решения,- подумал про себя Рожок,- но, похоже, пора покупатьновый".
И тут в двери позвонили. Петр Иванович тяжело вздохнул и поплелся открывать.На пороге стоял сияющий Пасенков, собственной своею пасенковской персоной.
- Привет, Рожок, с наступающим! - поприветствовал он учителя рисования и прошел в комнату не дожидаясь приглашения.
- Ага,- только и сказал Рожок и поплелся следом.
Ярослав Иванович остановился около стола:
- Это что? - указал он на остатки измученного будильника.
- Часы чиню,- нахмурившись, отвечал Рожок.
- Ну и как получается?
- Не очень.
- Так, понятненько... - Пасенков задумчиво захрустел, попавшимся под руку яблоком и заходил по комнате,- а у тебя, случайно, нет набора "Юный часовщик"?
- Нету,- все также неприветливо буркнул Рожок, и даже руки развел в стороны, мол, смотрите - нету ничего.
- Плохо,- посетовал Пасенков,- потому что, если бы у тебя был такой набор, или, допустим, "Зрелый часовщик", или на худой конец "Старый часовщик", или...
- Ты чего хотел? - перебил Петр Иванович,- мне спать пора.
- Как спать? - Пасенков прямо испугался, по крайней мере, вид у него сделался совершенно испуганный,- а проснешься как? Будильник же тю-тю... На работу опоздаешь, нельзя тебе спать, иди курочку пожарь, лучше. Любишь курочку?
- Люблю,- зевнув, почесался Рожок,- да только выходные завтра, не надо на работу.
- А курочка? - Пасенков сделал ужасно жалкие глаза, но на Петра Ивановича это не произвело никакого впечатления.
- И курочка выходная,- сообщил он посетителю,- если у тебя все, то я... - он начал раздеваться и снял покрывало с кровати.
Пасенков опасливо попятился.
- Помни! Я знаю, как решить твою проблему.
- Ладно, иди Ярик, не волнуйся, никакой проблемы нет. Пойду завтра в магазин, куплю будильник, все...
- Не говори так! - Пасенков погрозил Рожку пальцем,- ты в курсе, что Новый Год скоро?
- В курсе, в курсе...
- Так вот! Сейчас же садись и пиши письмо Юоке-Пукке. Он тебе будильник подарит и не надо будет деньги на ветер выбрасывать. Давай садись, пиши, а я ему письмо так и быть передам.
Рожок дернул губой, но Пасенков достал из нагрудного кармана пиджака авторучку и с ехидной улыбочкой протянул Петру Ивановичу.
- На, рисуй...
Сообразив, что иначе от надоедливого гостя не отделаться, Рожок закряхтел и как был в трусах и закапанной жиром майке, присел за стол, отодвинув остатки будильника подальше.
- А кто он такой, твой, Юоки-Пукка? - уже зевая во весь рот, спросил Петр Иванович.
Пасенков удивленно замер:
- Ты не знаешь? Да это же самый главный человек в Евросоюзе!
- Президент Финляндии? - уточнил Рожок.
- Гомняндии! - свирепо огрызнулся Пасенков,- короче, братела, ты меня утомил, схема проста до безобразия. Пишем маляву, даешь мне, скажем, червончик, или какую-нибудь ценную вещь иную, я несу шефу и будильник твой. В два, а то и в три раза, заметь, дешевле номинала!
- Точно? - не поверил ни единому слову Петр Иванович.
- Я? - Пасенков на миг задумался,- ну, не хотел тебя пугать, но придется. Я официальный дистрибьютор Юоки-Пукки в Триполье.
- Во как! - Рожок задумался,- ладно. Гантеля сгодится, мне она все равно ни к чему?
- Конечно, сгодится! - блеснул золотым зубом Ярик и, наклонившись к самому уху Петра Ивановича, прошептал задушевно:
- Ты писать будешь, сволочь, или нет? Задушу...
Рожка передернуло, и он склонился над столом. Через минуту письмо было готово, а довольный Пасенков потопал к Володе Якорю.
Текст получившегося письма был немного официален, но предельно лаконичен: "Уважаемый Юкка! Прошу предоставить мне новый будильник, взамен старого. Я очень хорошо вел себя целый год. Петя". Внизу стояла дата и корявая подпись.
У Якоря Пасенков не задержался. Деловые люди всегда друг друга поймут с полуслова. Володя был пьян и потому благодушен. Вникнув по мере сил в суть проблемы, Якорь поздравил Пасенкова с назначением, долго его обнимал, а потом рубанул рукой воздух и заорал:
- Все забирай - не жалко!
От подарков отказался, и если б не Ахинора Степановна, оказавшаяся неподалеку, то предприимчивый дистрибьютор вынес все бы и вынес, а так ограничился банкой соленых огурцов, бутербродом с колбасой и сломанным детским велосипедом. Велик был ничейный и стоял в тамбуре уже года три, а подходящего возраста детей в семье Якорей уже давно не было.
На лестнице Пасенков упаковал банку в синий рюкзак, доел бутерброд и, взвалив велосипед на плечо, потащился на чердак, проклиная свою безвозвратно ушедшую куда-то молодость.
На чердаке был офис, об этом гласила вывеска в виде непонятно как оказавшегося на мусорке у Кукловода финского флага, на котором Пасенков лично намалевал стилизованную букву Л, которая для понимающих людей должна была обозначать Лапландию.
В офисе Ярослав Иванович разгрузил рюкзак, выпил рюмочку финской же водки под Ахинорин огурчик, немного отдохнул и отправился дальше.
Когда он вошел к Семенко через настежь открытые двери, тот сидел перед телевизором и смотрел дебильную рекламу про зубы, комментируя вслух:
- Тепер я можу пiдкусювати навiть гарячi вареники,- кривлялся Костя и ужинал при этом. А еще перед ним сидел очередной мусороподвальный кот, приманенный на кусок печенки, и теперь связанный алюминиевым проводом, и алчно глядящий на своего мучителя, поглощающего тот самый кусок печенки.
Костя закончил петь одну рекламу, и запел другую:
- Я з'§м твою печiнку, клiтинка за клiтинкой!
У кота что-то булькало и урчало внутри, и страшным горели глаза, а еще текли слюни, как у бульдога. Было видно, что он с удовольствием бы сожрал и мучителя и печенку, и еще кусков десять этой печенки.
Ярослав брезгливо осмотрел всю эту гоп-компанию и прокашлялся. Потом произнес значительно:
- Так ребенок, времени у меня мало. Быстренько письмецо пишем Юо..., отставить, для тебя это слишком сложно, для Деда Мороза, платим за доставочку и...
- Три желания!!! - подскочил Семенко и как безумный забегал по комнате в поисках пишущих принадлежностей.
Отставной депутат быстренько его пыл охладил:
- Ага, три. Сейчас! Одно, максимум можешь рассчитывать на бонус, и то! - он угрожающе поднял вверх любимый указательный палец с длинным наманикюренным ногтем,- если делаем хороший залог.
- Какой залог? - несколько упавшим голосом поинтересовался Семенко.
- Обыкновенный, как в нормальных фирмах делается. Мы налоги платим аккуратно, а фонды у нас сам понимаешь... - Пасенков развел руками, и даже Костя понял, что фонды явно не резиновые.
Костя задумался, одновременно переваривая информацию и печенку.
- Я... Хочу...
- Помни! -дистрибьютор снова авторитетно поднял вверх палец, и Костя зачарованно уставился на него,- Только одно желание! Но, если...
Костя сглотнул остатки печенки, хмурый кот сглотнул слюну и напряг мышцы, проволка стала медленно разгибаться. В воздухе повисла пауза.
- Хочу джинсы с дырками... Колготы надоели,- наконец, сказал Семенко.
Пасенков важно кивнул:
- Оформляем заказ, оплачиваем и сдаем ненужные колготы. Только чистые.
Костя куда-то убежал, потом вернулся и свалил кучу тряпья в пасенковский рюкзак. Кот, освободившись от пут, издал победный вопль, но был уже никому не интересен.
- Хорошо,- сказал Ярослав Иванович,- теперь залог. Что есть у тебя?
Семенко развел руками:
- Ничего... - потом шлепнул себя по лбу: - Хотя есть!
- Хотя! - отозвался Пасенков.
- Вот! - Костя указал на кота, добравшегося до остатков печенки.
- Понятно,- прикинул что-то в уме отставной депутат и произнес загадочную фразу,-значит возьмем продуктами.Где у нас холодильник ребенок?
Через некоторое время, нагруженный продуктами Пасенков, снова тащился на чердак.
Незаметно наступило 31-е число. Ярослав Иванович нарядился в красный кафтан и "дедморозовскую" норковую шапку. Кафтан был ярмарочный, украденный в Городе из филармонии, еще в депутатские времена, его, в принципе, можно было выдать за одежду Юоки-Пукки. А вот шапка была личная Ярослава Ивановича, из мехового магазина и для того, чтобы выдать ее за головной убор финского Деда, пришлось шапку щедро украсить обыкновенной ватой. Борода была изготовлена из мочалок, а посох отыскался на чердаке. Правда к нему была прибита какая-то табличка, еще с первомайским лозунгом, и ее пришлось перекрашивать. Но это были мелочи, незаслуживающие внимания. Потому, повертевшись перед зеркалом, новоиспеченный Юокка водрузил на плечи тяжелый синий рюкзак, а на шею повесил клеенчатую сумку для подношений и стем отправился в путь. Желания исполнять.
Начал по-обыкновению с Рожка.
- С Новым! - проорал он с порога прямо в вечно недовольное лицо учителя рисования. Тот дернул губой и проскрипел:
- Вы к кому гражданин?
Пасенков закашлялся, он ожидал чего-то подобного, и елейным голосом пропел, скрывая по мере сил подступающую к горлу злобу:
Джинго белл,
Джинго белл,
Джинго фарувэй!
Якши?
- Ага! - снова дернул губой Рожок,- я по средам не подаю! Иди на свою мусорку, пока я милицию не позвал. - После чего сделал решительную попытку закрыть дверь, но лакированный ботинок отставного депутата ловко вклинился в щель. Какое-то время они давили на дверь с одинаковым усилием, потом Пасенков прохрипел:
- Будильник заказывали?
Рожок раззявил рот и промычал:
- Ааа...
Ярослав Иванович нахмурил брови и хрипло пропел:
- Наша служба и опасна и трудна...
- Какая служба?
- Доставки, блин... Оформлять будем? - поинтересовался он тоном участкового.
- Шо оформлять? - отпустил дверь Рожок.
- Доставку! - Юоки-Пукка протиснулся, наконец, в прихожую.
- Будем, или...
- Или, - с ударением на последний слог произнес Ярослав Иванович и деловито спросил:
- Водка есть?
- Нету...
- Значит червончик за труды, и будильничек получаем... - с этими словами он выставил на стол видавший виды, но бодро тикающий механизм от доктора Спиннинга.
- О! - раззявил рот восхищенный Рожок,- О! Это мне?
- Тебе, червончик гони, говорю.
- Ага,- Петр Иванович на автомате удалился в комнату, и вернулся с деньгами, отдал их Пасенкову, и с довольным видом принялся крутить будильник, тот естественно стал звонить, а Юокка между тем удалился весьма довольный собой. На прощание Рожку подмигнув.
Следующим по очереди был Якорь. Тут Юокка особо не церемонился. С серьезным видом вручил хозяину бутылку отличнейшего, но дешевого самогона, после чего под восторженные крики гостей, был усажен за стол, ибо проводы старого года были в самом разгаре, и был плотно накормлен и напоен, одарен финансово, и расцелован неоднократно.
После всего Юоки-Пукка направился к Сяну. Там, чем-то особенным поживиться он не рассчитывал, но за диковинную машинку для карлика, с антенной и настоящей милицейской мигалкой, тупо украденную с одной из многочисленных предновогодних распродаж, Ярослав Иванович думал выдурить у прижимистого армянского дедушки минимум мешок картошки, максимум тот же мешок и кило колбасы. Картошку семейство воровало на окрестных огородах, а колбасой Сян хвастался накануне.
Буцефал, увидев машинку, оторопел и, кажется, Пасенкова не опознал. Молча выпер на порог мешок корнеплодов и захлопнул дверь прямо перед лицом Юоки-Пукки. Пасенков отправился дальше, под несмолкаемый и торжествующий вой сирены.
Немного вздремнув у неадекватного Шульца, которому давно было все равно, Ярослав Иванович отправился к Байзелю.Шульц что-то орал вдогонку, но Пасенков рявкнул:
- Цыц! - и сорвал с дверей яркую занавеску, которую обещал одной даме из 123-й кваритры, после чего гордо удалился.
У Байзеля было тихо, Семенко сидел один дома и резался в компьютер, увидев Юоку-Пукку в полном праздничном наряде, он слегка ошалел. Юокка же, распевая что-то из финского фольклора, важно прошествовал в комнаты и уселся под елкой, опасливо поглядывая на здоровенную свастику установленную наставником Кости вместо верхушки. Потом развязал с важным видом мешок и вытащил связку Костиных бывших колгот, сильно изрезанных ножницами.
- На ребенок, владей. Юока-Пукка услыхал твои пожелания и дарит тебе колготские джинсы из Италии, в дырочку, тьфу в сеточку. Э-э-э... шесть пар. Во как! Но помни! - глядя на уже раскрывшего рот от нахлынувшего счастья Семенко, добавил Ярослав Иванович,- ровно в 12 они превратятся в скользких улиток.
Костя поежился. Пасенков отчего-то тоже.
- А я не хочу улиток!
Юокка-Пукка покачал бородой:
- Понимаю, тогда если ты не желаешь, чтоб злые улиты кусали тебя за ляжки, нужно... ммм... Передать в Лапландию посылку ммм... Северным оленям. Вот!
Костя думал недолго, секунды две.
- Я сейчас! - крикнул он, убегая, вернулся же с картонным ящиком.
- Фух! - сказал он отдуваясь,- Собрал!
- Молодец! - похвалил его Юокка,- А что там?
- Да вещи разные!
- Вещи это хорошо! - Пасенков зевнул, дала знать о себе усталость последних дней,- да только оленям, блин, на севере холодно. Так?
- Так.
- Ну и ладненько,- Пасенков взвалил ящик на плечо и потопал к выходу.
- Стойте! - крикнул Костя и вытащил из-за спины фломастер. Он уже успел переодеться в "джинсовые" колготы и теперь во всю сквозь прорехи сверкал немытыми ягодицами. - Надо же адрес написать! - на голове у него красовалась Байзелева эсэсовская фуражка. Парадная.
- А, ну пиши,- разрешил Пасенков,- только скорей, а то мне еще в Лапландию лететь и в эту... Корейскую республику. В смысле в Карельскую...
- Я мигом! - противно вывалив язык, Костя принялся что-то царапать на коробке. Пасенков терпеливо дождался конца этой процедуры, а Костя проводив Юоку принялся примерять перед зеркалом все без исключения пары "джинсовых колгот" и, раздувая свои монгольские скулы, петь одноименную песенку из репертуара "Ночных снайперов".
Ярослав Иванович добрался до офиса, отклеил бороду, глотнул из горла финской водки и принялся рассматривать подарки. Когда очередь дошла до Костиной посылки, Пасенков долго отдирал куски скотча, щедро облепившие коробку, а потом обомлел. В ящике лежал полный парадный комплект Байзелевой эсесовской формы оберштурмбанфюрера, включая шинель и сапоги. Не было только фуражки. По понятным причинам. Ярослав Иванович долго рассматривал обновку, а потом упаковал все назад, еще выпил водки, и напевая:
"День Победы, как он был от нас далек", задвинул ящик под кровать. Перед этим он прочел Костину надпись:
СЕВЕРНЫМ ОЛЕНЯМ ОТ КОСТЫ ГУМАНИТАРНА ДОПОМОГА
- Будет тебе от Байзеля допомога,- пробурчал Пасенков засыпая. И погрузился в объятия Морфея.
Снились ему северные олени на мотоциклах с колясками и пулеметами, и маленький злобный фюрер в порванных на заднице обосранных колготах.