Пуля летела с неимоверной скоростью. Раскалённая добела, протыкала пространство, как шпага Атоса протыкала брюхо Портоса вследствие хмельной ошибки. Её свинцовое тело вращалось невидимое для всех. Пуля уже полсекунды как обогнала звук выстрела и летела в гордом одиночестве, проклиная своё бессмысленное существование.
II
В этот вечер, впрочем, как и во все остальные, Серафиме Сочак захотелось покушать. Ничтоже сумняшеся она водрузила на себя свой бежевый комбинезон и направила стопы в одно из злачных мест первопрестольной. На сей раз это была ресторация "У Пахомыча". "Там можно от пуза натрескаться", - расхваливал Серафиме это заведение его завсегдатай Себорей Маисов.
У Серафимы Сочак была лишь одна дурная привычка - есть, пить, одеваться и вообще, жить на дармовщинку. Поэтому наша героиня, только усевшись за резной дубовый стол, оголила груди и колени, надеясь, что подцепит каких-нибудь богатеньких ротозеев.
На сей раз добычей стали индусы-нефтедобытчики. Их привлекли то ли ангельская красота Серафимы Сочак, то ли её умные глаза, то ли надпись на полупрозрачном комбинезоне "I love Double Penetration" и отсутствие нижнего белья, усугублённое широко раздвинутыми ногами. Так или иначе, не прошло и пяти минут, как завязалась светская беседа.
- Еба-ать! Пять миллиардов? Ни хуя себе... В год? Еби мою маму! Ну вы даёте, негриллы! - вопли Серафимы были слышны по всему Замоскворечью.
- Чего желаете? - сам Пахомыч вызвался подносить снедь Серафиме и её друзьям.
Индусы ограничились гранёным стаканчиком морса на двоих и двумя соломками.
- И без мухомонек! - потребовала Серафима, зная Пахомыча как первого мухомонщика столицы.
Аппетиты Серафимы были более-менее скромны на этот раз.
- Значит так, милейший, - прогнусавила Серафима и вобрала в ноздри порядком отвисшие сопли. - Мне, пожалуйста, цинковое (жесть не уважаю) ведро борща с осьмушкой сметаны, бадью окрошки, два корыта холодца из свинячьих пизд, выварку ухи с зелёными помидорами, кастрюлю оливье, полкастрюли винегрета, полтыщи вареников с изюмом, ушат пельменЕй, полпуда галушек, пяток противней с дрочёнами, мешок фиников, три куба пшёнки и что-нибудь из бобовых. На Ваш вкус, monsieur Пахомыч.
- Ноу проблем, клюшка! - Пахомыч скрылся в застенках кухни.
- Живей, живей, - кричал он домочадцам, которых нещадно эксплуатировал в качестве поваров и поварят. - Никитична, почему у Митрофана срака не умыта?! Обделался ведь, спиногрыз, паскуда несуразная! Пятнадцать лет, а он к очку не приучен, пидло!
- Так ведь воды осьмые сутки нету! - оправдывалась Никитична, замученная кровавым дизентерийным поносом.
- Да хоть борщом подмой, наваристее будет. Лишь бы говном не воняло... Хотя нет, лучше говном разит, нежели борщечком нашим.
- Слушаюс и повинуюс, - гаркнула Никитична, ополаскивая в окрошке разбитые параличом ноги старшего сына, Онуфрия.
Тем временем стол Серафимы и её индийских друзей, уже упившихся в дымину и кричавших "Хинди, руси - пхай, пхай!", заставлялся всевозможнейшими деликатесами.
- Ну что, начнём-с? - пробасила Серафима и, не дождавшись ответа, выудила из своего ридикюля складную трёхведерную ложку и зачерпнула ею окрошки с частичками эпителия Онуфрия, сиречь заусенцами.
Раздался звон разбитого стекла. Неожиданно тупая улыбка Серафимы сгинула в тартарары, и секундой краса-девица уткнулась лицом в холодец. Холодец тотчас же окрасился багрянцем, который стремительно переполнил посудину и закапал на ослепительно коричневую скатерть с фирменным логотипом Пахомыча.
Ирония судьбы - кто бы мог подумать, что кусочки мозга Серафимы, рыхлого от кокаина и продуктов крекинг-процесса, соприкоснутся с нарубленными пиздами йоркширских свиноматок. Чего только не бывало в холодце от Пахомыча: кошачья блёвань, струпья Никитичны, страдающей лепрой, шанкры дебильного Митрофана-распутника, лобковые волосы, нитроэмалевая краска, но чтобы плоть красавицы?
III
- Педераст ты, Петя! Зачем ты с предохранителя снял?
- Да я не...
- Чё ты "не"?! Хуило ты поганое! А если б ты в человека попал?!
- Извини, Пашок...
- Да чё "извини", я тебе посмотреть дал, а ты стрельбу развёл!
- Она сама выстрелила...
- Да пошёл ты на хуй! Винтовки сами по себе не стреляют. Если менты узнают, что мы посерёд города стреляем, они меня взЪебут.
- Ну извини, Паха!
- Да пошёл ты на хуй!
Бывшие друзья удалились в ночь.