...Где - то во тьме воет собака. Чёрт! Чтоб она сдохла! Отвратительное, ненавистное ожидание!
От ствола огнемёта пахнет резиной и чем-то кислым. Наверное, я уже до самых костей пропитался этим запахом. Он раздражает, а нервы и так на пределе.
Ждать, ждать, ждать.... Ночь тиха и безлунна. Где-то над домами мчится в неведомое ветер. Он кружит во мгле, играясь облаками и вечностью. Может быть, к утру, он разгонит облака, и я увижу звёзды. Я соскучился по этим маленьким манящим огонькам. Когда смотришь на звёзды, беды и неудачи забываются, кажутся несущественными. Ведь вокруг нас миллиарды далёких миров, скрывающих тайны, которые людям вряд ли когда-то суждено познать.
...Двенадцать тридцать две. Собачий вой обрывается внезапно. Угрожающая тишина страхом выползает из темноты. Мой напарник передвигается поближе к окну, вглядываясь во тьму. Там - в ночи бродит Смерть. И мы здесь для того, чтобы остановить её.
Зло имеет много обличий, оно может прятаться, где угодно и в чём угодно. Лучше всего оно умеет скрываться в каждом из нас. Но здесь оно решило не прятаться. Я чувствую его приближение.
Жёлтый фонарь тускло освещает кусок улицы за окном. Тёмная фигура входит в круг света. Шагает неровно, шатаясь из стороны в сторону, словно марионетка незримого кукловода, притаившегося среди ночных облаков.
Нервы расслабились. Зло пришло. В этот раз оно выбрало достаточно банальный образ. Мертвец. Просто - мёртвый человек.
В жёлтый круг входит ещё одна фигура, и ещё одна.... Однако, сколько же их? Темнота за кругом света словно шевелится. Почему-то в последнее время мёртвым не лежится спокойно в могилах.
Резко выдохнув воздух и, натянув респиратор, я выхожу на улицу. Ловлю себя на том, что стараюсь не переступать круг света уличного фонаря. Словно некоторую мифическую границу добра и зла.
Зомби на мгновение замерли, по их толпе прокатился странный звук, похожий на шелестящий шёпот. Затем неторопливо и неотвратимо, как наводнение, мертвая волна покатила на нас.
Мы выстрелили почти одновременно. Ближайшую тварь буквально вывернуло наизнанку. Чёрные торчащие рёбра, беззубый оскал провалившегося рта, ошмётки дымящейся гнили, разлетающейся веером от напора огненной струи. Не убирая пальца со спускового крючка, я перевёл пламя на приближающиеся фигуры. Как кадры из добротного фильма ужасов. Наверное, те, кто делает эти фильмы, тоже иногда видят странные сны. Сны - предчувствия. Недаром этих фильмов с каждым годом всё больше и больше.
Ловлю себя на мысли, что нахожу удовольствие, сжигая этих существ из огнемёта. Зверь, сидящий в глубине моей души сейчас счастлив. Наверное, он не очень любит людей. Даже мёртвых.
...Одной из тварей отожгло голову, почти не попав на тело. Перед тем как упасть, она секунд пять стояла на месте, бестолково размахивая скрюченными конечностями, а из шеи вырывался в небо горящий огненный фонтан. Красиво, млин! Когда-то я любил фейерверки.
Мы медленно двинулись по улице, выжигая всё, что шевелится. Через пятнадцать минут всё было кончено.
Я выключил огнемёт и снял респиратор.
- Всё, я устал от этой тухлятины.
- Пошли на кладбище?
- Может утром?
- Если кто-то из них остался, утром не найдём.
- Эх! Сюда бы цистерну с напалмом. И выжечь это чёртово кладбище на два метра вглубь.
- Не поможет. Пошли на кладбище, до утра ещё далеко, а нюхать это всё неохота. А в земле если что и осталось, то гниляк, возни будет не много. Эти и то еле двигались - заражение только началось.
- Ладно, пошли. Может, тогда завтра и уедем отсюда. Что-то надоело мне всё....
2.
Я ненавижу прощание, ибо всякое прощание несёт в себе следы отчаянья. Хорошо, что люди провожают нас молча. Все слова сказаны, и мы больше не увидимся никогда.
Никогда.... Какое, по сути, страшное слово!
Чуть в стороне от основной массы провожающих стоит девушка. Красивая, и даже очень. Жила в ближайшем к кладбищу доме. Что чувствовала она, когда ожившие мертвецы ломились к ней в дверь и скреблись, пытаясь дотянуться до окна? На её счастье дверь оказалась прочной. На вид девушке не больше восемнадцати. И седина её ничуть не портит.
В своё время мой друг сказал, что я порой буду чувствовать себя спасителем человечества. Он был прав. Поначалу я действительно так себя чувствовал. А потом.... Потом я понял, что между человечеством и отдельными живыми людьми есть большая разница.
Интересно, что здесь когда-то произошло? Ведь по законам нашего мира мёртвые не могут оживать. Значит, кто-то или что-то вновь открыло дорогу во Вселенную, где законы совсем иные. Это зло никогда не приходит само по себе. Вопреки расхожему мнению, оно не абстрактно. Оно ждёт, неторопливо ждёт за тонкой плёнкой, отделяющей наш мир от чего-то ещё. О чём не хочется даже думать. И в некоторых местах эта плёнка почти перетёрлась.
Я навсегда запомнил Новую Землю, куда нас возили во время обучения. Специально показать. Даже не показать, нет. Смотреть там особо не на что, тем более что мы были в море достаточно далеко от полигона. Скорее ощутить. Перемычка между мирами там настолько тонка, что воздух звенит, словно до предела натянутая струна.
Протяни руку. Сожми. В ладони - безумная Тьма....
Этот странный звон ещё долго снился мне, заставляя просыпаться с криком. Когда Апокалипсис начнётся, предвещать его будут вовсе не трубы ангелов, а звук лопнувшей струны.
...Гудок. Приближается поезд.
Прощайте люди! Живите спокойно, бояться больше нечего, а кошмары во сне со временем прекратятся. Два снаряда в одну воронку попадают редко.
Поезд с железным лязгом остановился. Полный краснощекий проводник с подозрением смотрит на наши рюкзаки, отчётливо попахивающие гарью и сильно несвежим пережаренным мясом. Протягиваю ему билеты. Позади кто-то плачет....
3.
За окном ночь. Поезд летит в ночи, наполняя её светом и звуком. Уже настало "сегодня" - шестнадцатое сентября. Осталось чуть больше двух месяцев, затем зима, снег, холод и долгие тоскливые ночи.
Иногда, когда поезд проносится через какие-то неведомые станции и перегоны, в окна врывается свет. Свет остающихся позади фонарей или прожекторов. Свет резкий и недолговечный сменяющийся вспышкой тьмы до следующего фонаря.
Так, мимо меня проносится моя жизнь. Она тоже состоит из вспышек света и тьмы.
И так ли важно, какой свет рассеет тьму? Свет солнца или фонаря, огонь костра в лесу или яростное пламя огнемёта. Или, быть может, свет любви, надежды....
Вспышка света.
Середина полярного лета. Я стою на высокой скале, где-то на границе Карелии и Кольского полуострова, провожая солнце. Солнце уходит, чтобы, чуть-чуть полежав за морем, вновь осветить не успевший заснуть мир. Летом здесь нет ночи, лишь плавный переливающийся закат-восход, упоительный и яркий как всё на Севере. Где-то на юге сейчас блистающая звёздная ночь, а здесь буйство красок над бесконечными лесами и озёрами, облачившиеся в розовое, словно ставшие прозрачными скалы....
Передо мной раскинулась зовущая неведомая даль. И, кажется, что солнечная золотая дорога ведёт в какие-то иные прекрасные миры. Надо всего лишь суметь ступить на неё...
Вспышка тьмы.
Я проснулся рывком, сразу. Не понимая, от чего проснулся, с мечущейся от ужаса душой.
А потом я услышал. Тяжёлый хриплый вой. Нарастающий, страшный, тоскливый. Ни одно животное мира не способно издать такого звука. В этом вое была дикая необузданная мощь, угроза и страшная нечеловеческая тоска по чему-то навсегда ушедшему. Он оглушал, заставляя замереть, сжаться в необузданном первобытном ужасе.
- О Господи, что это? - испуганно спросила проснувшаяся мама.
Нет ответа.
Вой затих, а я сидел на кровати, боясь встать и подойти к окну. Ибо там, во тьме, бродило то, на что люди смотреть не имеют права....
Вспышка света.
...Стук колёс. Поезд мчится вперёд, сквозь серое плачущее небо. Я стою у открытого окна. За окном дождь. Капли, влетая в окно, попадают мне на лицо, но их прикосновение приятно, так как в поезде душно и жарко.
Мимо проносятся мокрые леса и поля, станции и полустанки, одинокие деревушки и грязные людные города. Как жизнь.
На одной из бесчисленных станций, в конце платформы стояла девушка, с грустью смотрящая на проезжающие мимо вагоны. Она стояла под дождём с непокрытой головой, мокрая, худенькая.... Сказочно красивая.
На какое то мгновение наши глаза встретились.
Она грустно улыбнулась и махнула рукой, будто зовя остаться.
Я безумно захотел остаться, остановиться, на миг, на всегда....
Поезд промчался мимо.
Что-то оборвалось на веки.
...Поезд жизни мчится вперёд, сквозь вечность, а счастье проносится мимо - грустно улыбнувшись и махнув рукой. И мы в отличие от поезда не вечны. Мы всего лишь пассажиры и сойдем на остановке, когда - не знаем;
Потом было многое. Я любил, и был любим. Я познал счастье и метался в безумстве отчаянья.... Я жил. Но на всю жизнь я запомнил незнакомку под дождём машущую мне рукой. Где-то там, навсегда осталось несбыточное.
И я знаю, что многие годы спустя, когда уже ни будет, ни нас, не памяти о нас, девушка под дождем будет провожать несущиеся мимо поезда, ибо время не властно над ней.
Вспышка тьмы.
...Серый тоннель уходит в глубь, скрываясь во мраке вечной ночи. Пахнет плесенью и ещё чем-то, чем пахнет только в сырых подземельях. Холодно, руки немеют на рукоятках огнемётов.
Я иду вслед за напарником, стараясь как можно дальше осветить нутро многочисленных боковых переходов. Чаще всего, это не удаётся.
Мы идём как можно тише, потому что боимся. Мы не первые. Уже две пары исчезли тут до нас, и мы не хотим повторить их судьбу. Страх есть всегда. Пока ты умеешь бояться, есть шанс остаться в живых.
Мы шли, прижимаясь к стенам, потому почувствовали их дрожь одновременно. С потолка что-то посыпалось, с сухим стуком прокатился камушек, в лицо повеяло холодом.... Огнемёты мы вскинули тоже одновременно. Две танцующие огненные змеи с шипением распороли мрак тоннеля, впились в ползущую навстречу клубящуюся тьму. От ответного полного боли и ненависти воя заложило уши. В свете фонарей посреди тоннеля, катался большой огненный шар.
Еле заметное движение позади. Я надевал респиратор, а мой напарник не успел развернуться. Нечто бесформенное обрушилось прямо на бак его огнемёта. Взрывом разорвало обоих, меня отшвырнуло в один из боковых переходов, опалив лицо.
Я лежу посреди мокрого плесневелого тоннеля с налипшими горящими комьями, видя бесконечные переходы, тоннели, серые стены....
Вспышка света.
Мы познакомились в пригородной электричке. Она сидела у окна, встречая задумчивой улыбкой яркие брызги майского солнца. Она сама походила на солнечный свет - весенний, нежный, ещё не успевший превратиться в палящий зной середины лета. Я просто не смог пройти мимо, плюхнулся напротив. Сидел и откровенно любовался ею, довольно неумело делая вид, что смотрю в окно.
Минут через десять такого театра, девушка повернулась ко мне, взглянула чуть насмешливо.
- Если ты и дальше будешь меня рассматривать, не делая попыток познакомится, это кончится плохо, - сказала она. - Или я или ты выйдем таки на очередной остановке.
...И была весна. И был поющий солнечный лес, и синее-синее вечернее небо.
Тогда я впервые поцеловал её, чтобы через минуту получить в лоб слишком разогнавшимся куда-то майским жуком.
Вспышка тьмы.
- То, что проникает к нам, и с чем нам приходится бороться, само по себе не зло. Просто оно настолько чуждо всему здесь находящемуся, что волей или неволей является злом для нас. Возможно, это такая форма жизни, которую стоило бы причислить к паразитарной. Для того чтобы размножаться, оно использует всё живое. Или бывшее когда-то живым. Например, мертвецы не просто нападают на людей, они пытаются делать из людей себе подобных. Это их своеобразный способ размножения.
Для бестелесных субстанций нужны тела, и в этом случае мы имеем так называемые случаи одержимости. Человечество неоднократно сталкивалось с данной проблемой и раньше - институт экзорцизма развился не на пустом месте. Но в последнее время изменился масштаб явления. Проникновений становится всё больше и больше. Возможно, тому виной масштабность и бесчеловечность последних войн. Каждый концлагерь - это будущая точка проникновения. Почему-то именно человеческая боль, отчаянье перетирают границу двух Вселенных. И ещё, как не странно, ядерное оружие. Оно страшно не только огромными человеческими жертвами и последующей радиацией. Каждый взрыв истончает границу между мирами. Плюс боль и отчаянье миллионов. И как только это оружие будет применено против больших городов, на этом месте просто распахнутся Врата. И закрыть их будет уже невозможно.
Вспышка света.
Сын! У меня родился сын!
Хочется кричать это прозрачному весеннему небу, зовущему куда-то сумасшедшему ветру и даже этим серым городским домам, обступившим слякотные улицы. И хочется, чтобы каждый из этих хмурых людей города, вечно спешащий куда-то по своим таким важным делам, на миг обернулся и порадовался вместе со мной.
Я люблю вас - люди!
Я люблю вас, потому что и мой сын, и моя единственная, самая лучшая на свете, и даже я сам - все мы вместе - это вы. Грустные и весёлые, добрые и злые, красивые и не очень.... Мечтательные, смешные и не боящиеся такими казаться, любящие, любимые, неповторимые, живые.... Все вы - дети.
Она, улыбаясь, смотрит на меня. Её глаза словно наполнены особенным внутренним светом, они смеются вместе с ней, и при этом всегда таят в себе тайну. Её закон - прощаясь не грусти. А я так и не смог принять его.
Поезд плавно трогается. Мы обнимаемся в последний раз, и я на ходу вскакиваю в вагон. И где-то в глубине души рождается тупая ноющая боль.
...Мы встретились через четыре дня.... Во сне.
Она прощалась, стоя посреди бескрайней заснеженной равнины, под тяжёлым серым небом. Я хотел что-то сказать и не мог, а она уходила всё дальше и дальше. А я почему-то должен был остаться...
...Я вновь и вновь вспоминаю бескрайнюю равнину под серым небом. Я вновь и вновь убеждаю себя, что смерти нет, что там, за чертой всё не кончается. Мне безумно хочется верить, что вся наша жизнь действительно значит хоть что-то для кого-то кроме нас. И когда настанет моё время, и тьма отнимет мою жизнь, моя любимая встретит меня где-то там... далеко. И стоя на солнечной дороге, мы с улыбкой будем вместе смотреть за жизнью нашего сына.
Мне так хочется в это верить! Но я вновь и вновь вижу одинокую фигурку, уходящую в тоскливую заснеженную бесконечность.
Я не боюсь смерти, нет. Боюсь бессмысленности и бесполезности всего нами сделанного.
...Мы живы. Пусть большинство людей даже и не подозревают о нашем существовании, но мы приходим, когда больше некому помочь. Когда привычный, обыкновенный и такой устоявшийся и мир рушится, рвётся под ледяным ветром, пришедшим из Ничто. И ты понимаешь, что всё то чем ты живёшь, что кажется тебе важным и неизменным - всего лишь ледяной узор на стекле. Подуй - растает.
И я знаю, что когда-нибудь, взгляну из окна вагона на проносящиеся мимо огни в последний раз.
Я люблю уезжать поздно вечером или ночью. Потому что в темноте города красивы. Горят, мерцая, огоньки в многоэтажных домах. Может быть, где-то там кого-то ждёт счастье?
А может быть, счастье в том, чтобы мчаться в неизвестность, сквозь дождь или снег, сквозь холодную темноту, всматриваясь в далёкие жёлтые огоньки?