Аннотация: Мы в ответе за тех, кого сочинили. История о странном, мрачном городе, на улицах которого живут ожившие фантазии жителей.
Нильс знал, что если идти по улице и смотреть себе под ноги, то можно стерпеть мир вокруг. Можно считать шаги, как человек, захваченный врасплох бессонницей, считает овец. Раз, два, три. И, если повезет, увидеть отражение неба в лужах. Это грязное, с поволокой уличной копоти, тяжелое упавшее небо. Нильс шел в лавку старьевщика. Его пальцы нервно дотрагивались до золотого медальона, согревшегося в кромешной темноте кармана. Он нащупал острые уголки, насчитал семь, это успокаивало. Похоже на символическое изображение солнца. Солнце у него в кармане. Он желал забыть эти ощущения, привычные и отлаженные - раз, он скользит пальцами по металлу, он знает все его неровности, он так привык к его холоду, к его истории. Он хотел стать частью этой маленькой вещицы, поселиться где-то в уголке трепещущего лучика и навсегда там остаться, застрять.
Лавка старьевщика выглядела так, словно на ее крыше танцевали слоны. Ветхая, одноэтажная лачужка с облупленной синей краской. Что-то вроде недолюбленного жизнью трейлера и гнезда птеродактиля одновременно. Над входной дверью красовалась неоновая вывеска: "Антиквариат". Неон, правда, выветрился, испарился и улетел в космический эфир, быть может, искать себе более респектабельное пристанище. Тоской веяло от этого здания. Тоской, запустением и отчаянием. "Антиквариат" позиционировался когда-то давно, во времена намного лучше, как магазинчик всяческих любопытных вещиц, как окно в прошлое. Красивое, величественное и заманчивое прошлое. Никто не знает сколько лет прошло с тех пор, но сейчас это просто лавка для неудачников. Так ее и называют. Обычный ломбард для отчаявшихся. Печаль снаружи, печаль внутри. И Нильс ступил в затхлый мрак этой печали.
Он огляделся. Окна были зашторены. Слабый свет медузообразных ламп придавал помещению пряную нотку таинственности, которая развеялась бы при дневном свете. Полноправным жильцом этого помещения можно было считать пыль. Она покрывала предметы вокруг и толстым слоем ютилась на полу. Какой-нибудь астматик отдал бы богам душу тотчас же. Здесь были книги, компасы, карты, пустые птичьи клетки, скипетры и надувной матрас. Это только то, что можно было разглядеть за слоем пыли и мрака. В темных углах лежала груда еще какого-то хлама. Или чего-то ценного. Поди разбери.
Нильс кашлянул и спросил у темноты:
- Кто-нибудь есть?
Он стоял в тишине. Дышал медленно и печально. Сжимал маленькое солнце в кармане. Ждал.
На зов вышел приземистый, пухленький человечек. Одет он был в ярко-зеленый костюм, его внушительных размеров живот под властью силы притяжения стремился к земле. Нелепый, синий в белую крапинку, галстук-бабочка примостился на его шее, душил. Полные губы блестели, как от жира. Большие жабьи глаза цвета цемента смотрели недружелюбно, но заигрывающе. Мясистые пальцы в перстнях, дешевых и вычурных, поправляли галстук-бабочку. Человек - ходячая подделка самого себя. Его слегка пугающий рот растянулся в подобострастной улыбке, слезящиеся глазки заблестели.
- Чем могу быть полезен, сударь? - голос совершенно не соответствовал облику разжиревшего питона. Слишком много сахара было в этом голосе. На ум приходили взбитые сливки на голосовых связках. Мед на небном язычке. Патока в горле. Гнилое облако приторной жеманности исходило от этого человека.
- Я пришел кое-что заложить, - сказал Нильс, - мне деньги нужны.
- То есть продать? - улыбка питонообразного стала шире.
- Нет! Просто на время оставить. Я потом вернусь. Обязательно вернусь.
- Ну да. Все так говорят. Вот, знаешь, когда-то одна барышня пришла ко мне. Принесла рубиновый перстень. Хотела обменять на яд. Да-да, яд. Вид у нее был очень деловой, я тебе скажу, и уверенный. Ну, ты знаешь, я человек порядочный, яд у меня есть всегда... Я не знаю, кого именно она хотела травить, но она так и не вернулась за перстнем. А я все ждал, что она передумает. Но, видать, у нее все получилось...
- История, конечно, занимательная, но не могли бы мы перейти к делу?
Хозяин лавки насупился и помрачнел.
- Ну, не хочешь слушать мои истории, как хочешь. Ишь какой народ пошел необщительный. Показывай, что у тебя.
Ну вот. Настал момент расставания. Временного, убеждал он себя.
Нильс вытащил из кармана и положил золотой медальон на поблекший от времени и халатного обращения деревянный стол. Медальон был с асимметричными гранями, волнообразными, похожими на изгибающиеся хвосты змей. В центре, как сердце, бился ярко-синий камень.
- Сапфир? - спросил хозяин лавки.
Нильс кивнул.
- Красивая вещица. Ты хоть знаешь, сколько она стоит? Вижу, знаешь. Ко мне пришел зачем?
- Я же сказал - деньги нужны.
- Они всем нужны. И мне нужны. Я, как человек благородный и душевный, конечно, могу это взять, разумеется, на время. И готов заплатить вот... - он вытащил из своего кошелька купюры, - столько.
- Да ты шутишь!
- А на что ты рассчитывал, приходя ко мне? Смотри, что выходит: я больше не дам, а тебе больше не надо. Я ведь прав?
- Но эта вещь стоит дороже!
- Но тебе нужно ровно столько, сколько я предлагаю!
Нильс задумался. Он все еще не был уверен в том, что готов расстаться с медальоном.
- Хорошо. Но я вернусь.
Он не вернется. Нильс и хозяин лавки это знали.
- Годится, - сиянию улыбки питонообразного позавидовали бы самые яркие суперновые.
Когда Нильс вышел из лавки, ему стало смертельно холодно. Беспокойные пальцы больше не находили в кармане источник тепла. Он оставил свое тепло в лавке старьевщика. Его взгляд метнулся на еще одно жалкое, заброшенное здание. Перекошенная вывеска с надписью "Дворец чудес" внушала чувство смертной тоски и желание бежать. Один шаг, второй шаг, третий: он хочет спастись, скорей покинуть эту улицу. Мимо него проплыла стайка золотых рыбок. Он отмахнулся от них рукой, как от мух. Рыбки поплыли на север, вопиюще возмущая и озадачивая воздух.
Нильсу больше всего хотелось пойти домой, бросить все свои семьдесят пять килограммов передвижной и хаотичной органики на мягкую и спасительную поверхность кровати. Забыться сном. Но его ждало незаконченное дело, которое не дало бы покоя измученному сознанию. Он решил закончить с этим, и уже потом пойти в одинокую темноту своего жилища.
Нильс посмотрел на небо. Темно-синее, испещренное ватными тучами бескрайнее поле свободы, непостижимой, далекой и столь желанной. Как океан над головой. В задумчивости он провел рукой по своему лицу, обнаружил острые пики щетины на подбородке, впалые щеки. Он подумал о том, что вряд ли сейчас хоть кто-нибудь мог назвать его красивым. От этой мысли ему стало легче. Он взглянул на свои руки. Обычно такие пальцы называют длинными и тонкими, он же назвал бы их истощенными и костлявыми. Пальцы умирающего от тяжелой болезни пианиста. Но Нильс не был пианистом.
Город располагался на берегу моря. Нильс остановился возле пирса, вслушивался в пение чаек. Чайки пели песню, которой он не знал. Прибыл черный парусник с туристами. Нильса всегда забавляло как эти дураки восторженно, по-детски наивно смотрят на город. Как будто пришли в цирк смотреть на ручных обезьянок. Но, по большому счету, Нильс не видел особой разницы. Парусник походил на корабль-призрак. Он и был кораблем призраком - слегка просвечивал.
Туристы медленно сходили с корабля. Монотонный голос экскурсовода освещал сегодняшнюю программу. Люди поплелись за ним. Только одна девушка осталась, она разглядывала корабль-призрак. Нильс разглядывал ее. Девушка была среднего роста, примерно двадцати лет, слишком худая, слишком угловатая. У нее были раскосые глаза. Нильс подумал, что они карие, а может темно-зеленые. Ее, пшеничного цвета волосы до плеч, развевал легкий ветер. В этом не было ничего соблазнительного. И вообще, в этой девушке не было той утонченной романтики, которая нравилась Нильсу. Она была сама приземленность и ординарность. Она его заметила.
- Да не особо, - Нильс подошел к девушке, - я вижу его так часто, что перестал удивляться, да и вообще, он такой небезопасно прозрачный. Вам не казалось, когда вы плыли на нем, что неожиданно провалитесь? Что вы в брюхе призрака?
- Нет, ничуть. Это же так удивительно! Корабль, плывущий по воздуху! Подумать только. Я Анна, кстати, - девушка протянула Нильсу руку.
- Нильс.
Ее рукопожатие оказалось на удивление сильным и волевым. Анна сдавила руку Нильса чуть больше, чем нужно. Некая мужественная и первобытная неосознанная мощь затаилась на кончиках пальцев этой особы.
- Я, кажется, отстала от своей группы. Может, вы бы провели экскурсию для меня? - спросила Анна.
Нильс засомневался. Он не мог позволить себе отклониться от плана. Но когда еще у него в жизни могут появиться такие спокойные минуты? Девушка просит показать ей город, который он знает, как свои пять пальцев, и ненавидит, как похмелье по утрам. Искренняя улыбка девушки и искорка в ее глазах убедили Нильса, что не будет ничего страшного, если он потратит полчаса своего времени. А потом - дело и сон.
- Ну хорошо. Пойдемте развлекаться, что ли.
Они пошли вдоль серой улицы города. Ни одного яркого пятна на стенах этих домов. Сырость, затхлость и запустение. Выбитые окна в домах, где уже никто, кроме крыс, давно не жил. Облупившаяся краска крыш, прогнившие деревянные доски ступенек. Неужели она не видит этого разложения? Нильс смотрел на девушку, видел в ее глазах неугасающее любопытство. Да, конечно, она сюда приехала не за ржавыми, искусанными молью времени, домами. Ей нужны зрелища иного толка.
Показалась стайка золотых рыбок. Нильс подумал, что они его преследуют.
- Я много читала про ваш город. И он меня безумно заинтересовал. Понимаете, я учусь на историка. Пишу дипломную работу про историю этого странного места. Поэтому мне так важно живое общение непосредственно с жителями. Я знаю, что все эти чудеса держатся на одной лишь фантазии. Кем был тот человек, который смог воплотить фантазии местных жителей в реальность?
- Он был волшебником.
- Волшебником?! Хмм, очень интересно.
Над их головами высоко в небе проплыл огромный кит.
- Летающий кит, - высоко вскинув голову, сказала Анна, - Это же классика!
- А как же мы тут без летающего кита?! Мы назвали его Мигель.
- В честь кого?
- В честь того, кто его создал. Он уехал из города.
- А не было таких случаев, чтобы фантазия последовала за своим создателем?
- Нет. Фантазии заперты в этом городе. Их создатели избавляются от них, уезжая отсюда.
- А кто создал плавающих по воздуху золотых рыбок?
- Несколько лет назад младшая дочка мэра. Если мне не изменяет память, тогда ей было лет двенадцать. Сейчас она уже намного старше. Она уехала из города. А наш мэр живет отдельно от всех в своем особняке. Живет за счет экскурсий. С жителями города делиться он не спешит.
- А вы что-нибудь создали? Я могу увидеть вашу фантазию?
Вопрос застал Нильса врасплох. Он нахмурился и помрачнел.
- Нет, не можете. И, пожалуй, наша экскурсия и импровизированное интервью законченно. Неподалеку ваша группа. Удачной вам игры в иллюзию.
Нильс развернулся и поспешил прочь. Он услышал как девушка зовет его:
- Нильс, я не хотела вас обидеть. Я сказала что-то не то? Мы еще увидимся?
Нильс не оборачиваясь, крикнул ей, и ветер донес такие слова:
- Не думаю. Убирайтесь отсюда поскорей.
Наступил промозглый вечер. Нильс шел быстрым шагом по твердой и неровной земле. Тонкие подошвы ботинок ловили каждый камешек, Нильс чувствовал неукротимость хаоса под своими ногами. Он очень устал. Но он не намерен был отступать от своего плана. Он подошел к маленькому магазинчику на углу улицы. Постучал.
Ему открыл высокий, недружелюбного вида, мужчина. На лице мужчины было крайнее удивление, но он впустил Нильса внутрь. Ну что ж, подумал Нильс, я приступаю ко второй части плана.
Прежде чем все планировать, он написал ей письмо. Долго думал о том, какие именно слова заставят ее откликнуться, в итоге написал просто: "Приезжай. Это важно". Когда она ответила, что приедет, это отозвалось в Нильсе противоречивыми чувствами. С одной стороны, его сердце учащенно забилось в томительном ожидании, с другой стороны, он ощутил разочарование. Но теперь, когда он точно знал, что она явится, отступать было некуда.
Аделине снилось, что она тонет. Легкие наполнились водой, песком и морскими водорослями. Маленькие рыбки проникали ей в глотку, продвигались в желудок, протыкали его стенки своими острыми плавниками. Уже просыпаясь, на поверхности сна, она почувствовала острую боль, тяжело вздохнула, унимая крик, который норовил ударить по утренней тишине. Резко присела на кровати, сбросила дрожащей рукой капельки пота со лба. Страшный, болезненный сон. Но все же, это всего лишь сон. В последнее время ей часто снились кошмары. Особенно после того, как Нильс ей написал. Попросил приехать. Аделина не хотела отвечать вовсе, а разорвать его письмо на клочки и бросить в огонь, наслаждаться необратимостью пламени, чтобы навсегда запечатлеть в памяти эту картину. Сжечь, уничтожить. Но что-то очень неприятное, как холодный и голодный змей, притаилось в темных уголках ее души, не позволяя так поступить. Ей не хотелось возвращаться в этот город, снова видеть ядовитые чудеса, ожившие фантазии. Город, который создавали мечтатели во главе с самым главным мечтателем, тем, кто сумел воплотить фантазии каждого в жизнь. Нет, она не хотела там находиться. Но она понимала, что должна.
На часах было девять утра. Воскресенье, выходной. Аделина решила спуститься на кухню, сделать чай и приняться за работу. Она была иллюстратором детских книжек, и, чаще всего, работала дома. Ей не хотелось иметь дело с фантазиями, особенно с детскими фантазиями, сказочными и порой жестокими. Но она очень любила рисовать, и ничего другого не получалось у нее так же хорошо. И, думая о работе, о ярких иллюстрациях детских сказок, можно было отвлечься от других, более тягостных мыслей. Она хотела уже отправиться на кухню, как услышала:
- Аделина? Уже проснулась?
В легком испуге, словно голос был для нее полной неожиданностью, она повернулась и увидела Адама. Она так привыкла к долгому одиночеству, что каждый раз, сталкивалась с осознанием того, что он рядом с ней, что он из плоти и крови, не верит в его существование. Теплый, живой и заботливый. И в такие моменты ловит себя на жгучем чувстве вины. Как будто она постоянно себя наказывает, словно считая, что не достойна этого человека.
- Да. Хочу выпить чаю и немного поработать.
Адам сонно потянулся, убрал челку со лба и сказал:
- Рановато для работы, не находишь? Лучше иди ко мне и обними.
- Я бы с радостью, но мне правда нужно упорядочить мысли, прийти в себя.
- Тебе опять снился кошмар?
- Мне снилось море. И будто я в нем тону. И мне казалось, что когда-то я умела плавать, а теперь утратила эту способность. Как русалочка, которая отдала свой хвост в обмен на ноги. Если бы она в человеческом обличье прыгнула в воду и утонула, а не обратилась морской пеной, что бы она почувствовала? Досаду от того, что когда-то умела дышать под водой, а теперь эта вода ее убивает?
- Мне кажется, она бы просто подумала: "Вот черт!"
Аделина кротко улыбнулась.
- Точно. Так бы и было. У меня к тебе встречный вопрос: не хотел бы ты попить чай вместе со мной?
Адам энергично закачал головой в знак согласия.
- Но только потом я буду рисовать в меру эротичную русалочку для детской книжки.
На часах было десять часов утра. Аделина уже несколько минут сидела над пустым, девственно чистым холстом. Ей нужно было рисовать русалочку, но сосредоточиться она не могла. На глаза ей все время попадалось письмо Нильса. Обыкновенное письмо, написанное от руки обыкновенной ручкой. "Приезжай. Это важно". Она уже ответила ему, что приедет. Но вновь и вновь ей хотелось написать еще одно письмо с объяснением, что, когда она писала первое, то была в состоянии помутненного рассудка. Или вовсе не отвечать и не приезжать, сбросить с себя груз ответственности. Но она знала, что не сделает это. Она приедет. И она будет с ним говорить, если потребуется. Она сказала Адаму правду. Сказала, что ей написал Нильс и попросил о встрече. Сначала Адам был против, но она все ему объяснила и они это обсудили. Адам, скрепя сердце, согласился, но хотел поехать вместе с ней. На что получил протесты Аделины. "Это моя ноша. Я одна должна туда поехать", - сказала она тогда. Да, так правильно. Она должна вернуться в этот город. Должна пройтись по его переулкам и снова увидеть чудеса на его улицах.
Нильс проснулся от стука в дверь. Темная, больная голова раскалывалась. Только ему показалось, что стук раздается внутри его черепной коробки, а не снаружи, постучали снова. Нильс встал, накинул на себя нелепый бархатный халат цвета фуксии.
- Кто там, черт возьми? - спросил он.
- Анна. Мы познакомились с вами вчера, помните?
Нильс открыл дверь.
- Ну и чего тебе, Анна?
- Я же говорила, что мне нужно задать вам вопросы. Я пишу дипломную работу.
- А вчерашнего тебе не хватило? И вообще, туристы должны были уже уехать.
- А я осталась в гостинице.
- Да? Она еще не рухнула, как Помпеи?
- Я - единственный посетитель. Условия, конечно, не очень хорошие, но меня это не останавливает.
- Погоди. А как ты узнала, где я живу?
- Ну, - девушка виновато опустила глаза, - спросила у хозяйки гостиницы и она дала ваш адрес.
- Ну конечно! Я и забыл, что здесь всем плевать на частную жизнь других. А ты совершенно отчаянная женщина, Анна!
- Вот именно поэтому вы со мной поговорите.
- Ладно. Только подожди, я переоденусь и мы куда-нибудь сходим. Моя квартира - это пристанище только для меня.
- А нога женщины туда ступала?
- Ступала, ступала, но не для того, чтобы задавать вопросы. Жди снаружи. Я скоро.
Когда они вышли на улицу, их встретил порыв недружелюбного ветра. Он доносил запах мокрого асфальта, гнилого мяса, канализации и еще сонм разнообразных обонятельных причуд. Нильс разглядывал Анну и невольно сравнивал ее с Аделиной. Это были совершенно разные женщины. Аделина другая: у нее длинные обсидиановые волосы, молочно-белая гладкая кожа, синие глаза. Нильс хотел бы назвать их бездонными, но понимал, что такая формулировка слишком проста для глаз Аделины. Они холодные, умные, грустные и необычайно притягательные. Они, как черная дыра, из которой нет выхода. Ни капли суеты и торопливости не было в ее облике.
Анна же как воробушек. Такая же растрепанная, быстрая и спешащая. Будто что за ней гонится какой-то зверь, а она убегает от него. Казалось, что ей не нравится унывать. Смотря в ее глаза, слушая ее высокий и вкрадчивый голос, Нильс не находил в ней то, к чему он привык, смотря на Аделину - неприкрытого тщеславия и надменности, осознания своей красоты и ума. Взгляд Анны был обращен во внешний мир, а не внутрь себя.
-... несчастны в этом городе, - Анна заметила, что Нильс отвлекся от ее слов. - Вы слушаете меня, Нильс?
- А? Ну, слушаю, да. Отчасти. С чего это мне рассчитывать на то, что ты скажешь что-то умное?
- Во-первых, с чего такая враждебность? Ведь я не давала никакого повода для этого. И, во-вторых, а с чего это вы взяли, что женщина не может сказать что-то умное? Ведь дело в этом, да?
- Дело в том, что твое увлечение этим пропащим городом не доведет до добра. То, что ты осталась здесь - уже делает тебя не очень умной. Ты бы, как все остальные - приехала, увидела и вернулась в свой прекрасный обыденный мир дальше жить своей обыденной жизнью. Нет же, тебе нужно писать диплом и отвлекать от своих дел достопочтенных граждан!
Анна недовольно хмыкнула и уже хотела что-то ответить, но Нильс ее опередил:
- Про каких несчастных ты говорила?
- Про фантазии, которые заперты здесь. Они ведь такие одинокие и неправильные.
- Ага, давай. Морализаторства и социальной этики нам тут всем не хватало, да. И вот приехала ты, великая Фемида, и восстановишь справедливость. Аллилуйя!
- Да чего ты взъелся-то?! - Анна стыдливо опустила глаза, осознав, что перешла на "ты".
- А того, что не говори то, что и без тебя понятно.
Разговор привел их на своих дырявых парусах в парк. По периметру парка росли деревья. Когда они подошли ближе, девушка испуганно вскрикнула:
- О боже! Что это? Или кто это?
Нильс проследил за ее взглядом и все понял.
- Это древесные нимфы. Дриады. Знаешь, в греческой мифологии...
- Да знаю я, - недовольно заявила Анна, - почему они такие... странные?
- Ну, - Нильс сделал глубокий вдох, - жил у нас парень, который очень сильно любил все эти штуки из мифологии. И еще женщин любил. Ну, может и сейчас любит, хотя я после такого бы... ну ладно. В общем, его фантазией были дриады. Но что-то пошло не так. Они получились немного незаконченными и, как бы это сказать, их создатель не совсем определился с тем, как именно они должны выглядеть.
Анна и сама это видела. Местные дриады представляли собой женщин, застрявших в деревьях. Их ногами были корни деревьев, уходившие глубоко в землю. Вместо рук у них были ветки с маленькими зелеными листьями. Волосы тоже являли собой росшие во все стороны ветки. Человеческими у них были только лица и тяжелые груди. Несчастные лица, с засохшими дорожками слез. Анне стало их жалко. Из их глаз лилось бесконечное горе, а его нельзя было даже смахнуть. От него нельзя было сбежать. Каждую секунду эти существа видели один и тот же пейзаж, переживали одну и ту же печаль. Обездвиженные, замерзшие и брошенные.
- Их создатель покинул их, верно?
- Да. Он говорил, что они сводят его с ума. Он постоянно слышал их голоса, тогда как больше никто не слышал. Они звали его и проклинали за то, что он их создал. Они каждый день признавались ему в ненависти. Он не смог этого больше выносить и уехал. Надеюсь, что до того места, где он сейчас, их голоса не достают.
- Но это же ужасно! Он поступил ужасно. Он их создал и они мучаются по его вине!
- А разве не так происходит в жизни со всеми? И потом, он не думал, что все выйдет так. Он ничего не мог изменить. Никто не смог изменить или уничтожить свои фантазии.
- И разве ничего нельзя сделать?
- Этот парень когда-нибудь умрет и дриады умрут вместе с ним. И конец страданиям. Все просто.
С этими словами они покинули парк и несчастных женщин, живущих в деревьях. Дальше они какое-то время шли молча. Анна думала о дриадах, об огромном прозрачном ките, который вынужден кружить в воздухе над этим городом.
- Знаешь, я тут подумала...
- Ого, удивительное рядом.
- Перестань. Я подумала вот о чем: а чем питается кит? Обычно они питаются крилем, но что-то не припоминаю, чтобы криль водился в воздухе.
- Да ты просто гений. Я обязательно сообщу о тебе нобелевскому комитету, - Нильс попытался как можно более торжественно улыбнуться. - Да черт его знает, на самом деле. Ничего он не ест. Он просто фантазия. Он пустышка, а не настоящий кит.
Анне нечего было на это ответить. То есть, в ее голове роились бесчисленные мысли, но она предпочла промолчать. Дальше они снова шли молча. Миновали ряд нелепых маленьких домиков в стиле барокко, если такое определение можно было применить по отношению к этим памятникам обветшанию. На ступеньках самого крайнего дома им открылась картина воистину удручающая: с початой бутылкой бренди сидел человек. Согбенный, тянущийся к земле отголосок мужчины. Он был одет в простые черные брюки, торс его обескураживающе и вопиюще обнажен. Его руки были неестественно длинными, из спины торчали два огрызка крыла. Грязные, редкие перья. Левое крыло было поднято вверх, а правое безвольно примостилось на ступеньке. Этот удивительный человек спал, опрокинув голову на согнутые колени.
- А кто это? - спросила Анна шепотом, чтобы не разбудить крылатое создание.
- Это Гаррэт. И ты не отвяжешься, пока я не расскажу его историю, да?
Анна утвердительно и необычайно серьезно кивнула.
- Гаррэт хотел исполнить мечту многих людей - уметь летать. Он нафантазировал себе крылья, но они получились хилыми, слабыми и неспособными к полету. Он так ни разу и не взлетел. И, как и все остальные, отменить свою фантазию он не смог. Вот ему и приходится жить с этим ненавистным балластом. И уехать он не может, потому что сам стал наполовину фантазией.
Они не стали будить Гаррэта и пошли дальше.
- Почему ни у кого не получилось отменить фантазии? - спросила Анна.
- Из-за волшебника. Он был главным по все этим делам. Люди приходили к нему со своими тайными желаниями, а он их исполнял. Только, оказалось, что волшебник из него так себе. И почти все шло у него наперекосяк. Лишь некоторые фантазии получались весьма неплохими. Но самая главная проблема состояла в том, что он не смог ничего изменить или отменить.
- И где он теперь? Тоже уехал из города?
- Не совсем. А вот, кстати, и он. Знакомься, это наша местная легенда - Безумный Леонард. Кстати, ходят слухи, что парусник, на котором возят туристов - это его личная фантазия.
Анна громко расхохоталась.
- Ты действительно думаешь, что он и есть главный создатель фантазий? - спросила она.
- Да, я уверен. Чего ты смеешься? Дело всей жизни этого парня пошло под откос, вот его психика и не выдержала. Обычное дело.
Анна подошла к Леонарду и поздоровалась. Старик внимательно посмотрел на нее, как будто пытался разглядеть в ее чертах что-то знакомое, пожал плечами и продолжил разглядывать потерявшую электричество лампочку за мутными стеклами уличного фонаря.
- Он не станет тебе отвечать. Кажется, что он уже давно не с нами. Живет в своем мире. Как я ему завидую, - сказал Нильс, задумчиво разглядывая Леонарда. Тот пребывал в состоянии сосредоточенной кататонии. Явно, в фонарном столбе он видел то, что не доступно другим людям.
- Даже не верится. Хорошо, предположим, что Леонард - главный создатель. Если умрет Леонард, то все создания тоже умрут?
- Теория хорошая, но, чтобы это проверить нужно убить Леонарда, - Нильс невесело улыбнулся. - А кто захочет убивать Леонарда? Он безобидный! И потом, может и вовсе каждая фантазия привязана только к своему фантазеру. Да, это магия Леонарда помогала людям материализовать свои фантазии, но это все же их фантазии, личные, и они принадлежат своим создателям. Так что, кто знает, как обстоят дела.
Из-за угла маленького дома вышел владелец лавки "Антиквариат". Походка его была лениво-вальяжная. Он подошел к Анне и Нильсу.
- Вот так встреча! Как поживаешь, дружище? Распрощался уже с денежками?
- А тебе-то что, Крокус?
- Волнуюсь за тебя, парень. А ты не переживай, твой медальон в надежных руках. В моих, то бишь. В целости, так сказать, и сохранности. Как зеницу ока берегу.
- Я за ним вернусь, - так легко Нильс еще никогда не лгал.
- Ну, конечно, друг мой. Никто и не сомневается.
Крокус плотоядно взглянул на Анну, учтиво поклонился и сказал своим ядовито-приторным голосом:
- Как вульгарно с моей стороны обделить вниманием столь прекрасную барышню. Меня зовут Крокус.
- Очень приятно, я Анна, - она протянула Крокусу руку. Тот взял ее в свою склизкую ладошку и поцеловал.
- И мне приятно, и мне. Вы, достопочтенная Анна, обязательно заходите в мою лавку удивительных сувениров, без которых вам уж никак не обойтись. Каждый турист, побывавший в Городе Чудес обязательно должен привезти сувенир отсюда.
- Конечно, а как же она без твоих побрякушек, - раздраженно сказал Нильс, - обязательно зайдет. Но сейчас нам пора идти. Не представляешь, как сильно мне хотелось бы с тобой пообщаться, но у меня дела. И у Анны тоже.
- О, ну, конечно. Эх, молодые. Вот, когда я был молодой...
- Бывай, Крокус.
Когда Нильс и Анна отошли на значительное расстояние от Крокуса и Безумного Леонарда, девушка спросила:
- Мне показалось, что этот Крокус напоминает змею. И одежда у него такая ядовито-зеленая.
- Да, не очень приятный тип.
- А он что-нибудь нафантазировал? Я могу это увидеть?
- Крокус сам фантазия. Его создал настоящий владелец антикварной лавки. Он не успевал управляться с делами и решил создать себе напарника, который бы помогал ему и был похож на него самого. И, когда получился Крокус, то хозяин лавки был, мягко говоря, разочарован. Он и Крокус не нашли общий язык, сильно переругались и хозяин лавки уехал.
- Смотри-ка, а ты знаешь все.
- Я живу тут очень-очень давно. Я хорошо знаю историю этого города.
- А здесь вообще живут настоящие люди, не фантазии? Ну, кроме тебя, разумеется.
- Живут, но их очень мало. Многие уехали. Мэр живет в особняке на холме отшельником, я уже говорил. Его жена умерла, а дочь уехала. Гаррэта ты видела. Но он не совсем человек, его не считаем. Леонард - человек, но он сам как будто призрак, потерявшийся в непроходимых дебрях своих собственных фантазий. Еще несколько отчаявшихся живут в своих скучных домах и редко отваживаются выбраться из кокона апатии и выйти на улицу, кишащую "чудесами". Им некуда ехать, они застряли здесь, как фантазии. На самом деле, это не Город Чудес, а Город Призраков. Самый правильный выход - бежать отсюда.
- А почему ты не убежишь?
Нильс долго молчал, прежде, чем ответить.
- Потому что я один из этих отчаявшихся. Мне некуда бежать. Меня никто нигде не ждет. Это мое чистилище. И точка.
- Зачем ты заключил сделку с Крокусом?
- А вот это не твое дело.
Дальше они шли молча. Анна прислушивалась к звучанию улицы и уловила меланхолично-надрывные волны музыки Joy Division.
- У кого-то в этом городе все же хороший вкус в музыке! - нарушила Анна целибат молчания.
- Ага, наши местные ласточки, они такие, да.
- О! - только и изрекла обескураженная Анна. Этот город не переставал ее удивлять.
Улицу заполнила песня "Love Will Tear Us Apart" в птичьем исполнении. Купаясь в лучах августовского солнца, умиротворенно спали крылатые коты. Но один из них, рыжий, вприпрыжку, неуклюже поднимаясь в воздух, охотился за воробьем. Этот воробей пел песню "We Will Rock You". Каждый раз, когда лапы кота отрывались от земли, его крылышки, похожие на крылья чайки, хаотично двигались, что крайне удивляло рыжего и сбивало с толку. Воробей каждый раз ускользал от него, словно насмехаясь: "Я умею летать по рождению, не то что ты, неудачник".
- А знаешь что? Я тут вспомнила...
- Да что еще?
- Крокус по-латыни - это "шафран".
- Здорово. Теперь буду называть его "господин Шафран". Очень мужественно. Очень.
Нильс провел Анну до гостиницы. Это было двухэтажное серое здание, омываемое волнами теплого воздуха. Запах корицы и забродившего меда, тошнотворно-сладкий и отталкивающий, проскользнул в ноздри Анны, она сморщилась. Нильс к местным запахам привык, он отмахивался от них как от надоедливых мошек.
- Здесь мы и расстанемся, - сказал Нильс. - И мой тебе совет, Анна: уезжай отсюда быстрее. В который раз тебе говорю. На местный паноптикум ты насмотрелась. Я думаю, с тебя хватит.
- Я еще не все дела уладила. Так что, до встречи, Нильс.
Анна скрылась за серыми, слегка перекошенными дверями гостиницы.
По пути домой Нильс думал лишь об одном: "Аделина приедет сегодня". Снова и снова эта мысль кружилась в его голове, вытесняя все остальные. Он зашел в блаженную пустоту и холод своей квартиры, прильнул к столь же холодной постели, закрыл глаза. Он чувствовал как усталость накатывает на него мерными, мягкими волнами. За пеленой своих век, в темноте, он видел образ Аделины. Этот образ манил его в дремучую чащу, в кромешную тьму, в безнадежность чистилища. И он позволил себе быть ведомым.
Аделина сошла с автобуса. Как только ее ноги ступили на землю, смрад, мрак и безнадежность потоком хлынули на девушку. Ей казалось, что она не сможет устоять, столь мощной была враждебность, затаившаяся в деревьях, в асфальте, в окнах домов. Этот город был зол на нее. Ей захотелось уйти, сбежать обратно в свой огромный мир, далеко отсюда, выкинуть из памяти этот город и все, что может с ним связывать. Но она уже здесь и отступать попросту глупо. Она так часто была трусихой, что исчерпала свой лимит.
Аделина направилась к гостинице. Город оказался более заброшенным, чем она представляла. В закатных сумерках он был зловещим.
Аделина увидела Безумного Леонарда. Смотреть на него ей было больно. Собрав все свои силы, она подошла к старику.
- Здравствуй, Леонард. Как ты здесь?
Старик посмотрел на нее огромными, поддернутыми пеленой сумасшествия, глазами, и, на мгновение, его взгляд стал удивительно ясным и очень грустным. Он продолжал внимательно смотреть на девушку, но острота его взгляда меркла, заинтересованность гасла, сменяясь апатичным безразличием. Леонард отвернулся от Аделины, давая ей понять, что она его больше не интересует ни капельки.
- Леонард, тебе пора домой. Уже поздно. Ты знаешь как добраться до дома?
Старик ничего не ответил. Она не знала, что делать. Ей казалось, что, если она не поможет ему вернуться домой, то он останется здесь на всю ночь. Быть может, он вообще очень давно не был дома. Возможно, каждый день и ночь он обитает здесь - на центральной площади возле померкшего фонарного столба.
Она смотрела на Леонарда, застыв в нерешительности. Она знала, что нужно прикоснуться к нему и повести за руку. И он обязательно пойдет за ней. Но она развернулась и ушла. "Оставлю вещи в гостинице и вернусь за ним". Но она знала, что этого не будет, потому что сразу же, после того как оставит вещи, пойдет к Нильсу.
Возле гостиницы она увидела стайку золотых рыбок. Когда-то она знала имя каждой из них. Черно-белый крылатый кот с очень длинными усами, попытался подлететь и словить одну из них, но та ловко скрылась от него.
В приемной гостиницы она позвонила в звоночек. Пришлось ждать минут пять, пока к ней не вышла маленькая, пухлая женщина. Лицо ее было миловидное и круглое, толстые линзы очков делали карие глаза гигантскими.
- Чем могу вам помочь? - спросила она.
- Вы... - Аделина прочистила горло, - вы меня не помните?
Женщина внимательно посмотрела на нее, словно пытаясь узнать, выскрести из закромов своей памяти информацию.
- Нет. Я вижу вас в первый раз.
- Ладно. Тогда мне, пожалуйста, свободный номер.
Но доске с ключами от номеров, только два ключа, включая Аделинин, отсутствовали.
В маленьком номере, напоминающем скорее нору, чем комфортабельное жилье, Аделина оставила в углу сумку с одеждой, выпила таблетку от головной боли. Смерила комнату шагами - теперь было ясно, что от стены до стены ровно пять нешироких шагов. Эта информация ничего не давала, но на удивление успокаивала. И она совершенно точно осознала, что или пойдет сейчас, или чуть позже уедет из города.
Она хорошо помнила дорогу к дому Нильса. Лучше, чем хотелось бы. Тяжелая деревянная входная дверь, потянуть на себя. Три лестничных пролета. Столкнуться лицом к лицу с угрожающе знакомыми стенами и черной квартирной дверью. Собраться с духом и постучать три раза. Готово.
За дверью послышалось копошение. Звук поворачивающегося ключа. Громкий, металлический, давящий, разрывающий полотно спокойствия. Из-за двери показался Нильс. Ее и его сердца бились с неистовой скоростью. Она слышала этот надрывный галоп, не позволяющий слажено мыслить, застревающий в пространстве. Один глоток воздуха, второй. Стало легче. Нильс был удивлен. Он не верил, что она приедет. Он изменился. Стал грустнее. Стал сутулиться. Его лицо поработила темная щетина, но взгляд был осмысленный, заинтересованный и живой.
- Аделина! - в его голосе был восторг. И отвращение. И волнение. - Проходи.
Постель на кровати была разобрана и хаотично скомкана: Нильс до ее прихода спал. Возле кровати стояла маленькая тумбочка с тремя ячейками. Такая неуютная кровать, такая неуютная тумбочка. Нильс рукой указал на деревянный стул на подкосившихся ножках у стены. Аделина осторожно присела. Нильс остался стоять. Он нервничал.
- Я так ждал тебя, - сказал Нильс. - И ты приехала!
- Откуда ты узнал мой адрес?
- Просто знал. Когда письмо писал, адрес просто появился в моей голове. Ты оставила мне медальон. Я думаю, это из-за него я не утратил связь с тобой. Ведь ты этого хотела?
- Я... не знаю.
- А как иначе? Ты создала меня и бросила. Но ты хотела, чтобы я помнил о тебе, чтобы страдал!
- Нет. Прости, я не хотела твоих страданий. Я... оставила тебе медальон из сентиментальности, - Аделина вздохнула. - Не надо было этого делать. Но мне казалось, что так будет правильно.
- Знаешь, Аделина, - когда он произнес ее имя снова, они оба вздрогнули, - ты ошиблась. Ты сделала мне еще больней. Потому что оставила мне призрачную надежду, что вернешься. Медальон вместо записки. Но ты исчезла на несколько лет. А если бы я не написал, ты и не приехала бы. Так ведь?
Аделина молчала. Нильс расценил это как "да".
- Мы были счастливы, - сказал Нильс. - Или я обманываю себя? Скажи... ты меня когда-нибудь любила?
Аделина виновато посмотрела на Нильса.
- Я... не знаю. Ты был таким идеальным. Таким восхитительно совершенным. Мне было тяжело, потому что я таковой не являлась.
- Но ведь это ты меня таким сделала! Зачем же?
- Хотелось создать совершенство.
- Глупая. Посмотри на меня! Разве я сейчас похож на совершенство? Разве?
Аделина ничего не ответила. На несколько минут повисла тишина. Нильс нарушил ее первым:
- Ответь мне, почему ты меня бросила?
- Я просто больше не могла... терпеть...
- Терпеть меня, да? Знаешь, с тех пор, как ты исчезла, я думал о том, что же я сделал не так? Я был жив, значит ты тоже. Но лучше бы я умер, потому что осознание того, что я был тебе больше не нужен, что ты просто все бросила, уничтожало меня. Я несколько раз пытался покончить со всем этим. Но ничего не выходило, я ведь не могу умереть, пока ты жива, - Нильс открыл верхнюю дверцу тумбочки, - но у меня все еще есть надежда на то, что ты останешься со мной. Ты останешься?
- Нет. Прости.
Нильс вытащил револьвер и направил его холодное, враждебное дуло Аделине в сердце.
- Решил меня убить? - странно, но Аделине было совсем не страшно. Наоборот, ее тянуло истерично смеяться, но она сдержала себя.
- Нет, себя. Но пока жива ты - жив я. А я больше не могу выдерживать такую жизнь. Я - никто, я - пустая фантазия без тебя. Да о чем ты думала, создавая меня? О чем?
Аделина почувствовала как к глазам подступили слезы.
- Я очень устала. Прости. Да, я устала от тебя. И уехала. Я не думала, что тебе будет так плохо.
- Ты не думала! Не думала! - крикнул Нильс.
- Прости.
Аделина не хотела бежать, прятаться. Ей казалось, что она это заслужила. Что она приехала сюда, чтобы освободиться. Да, она, пожалуй, знала зачем он ее позвал. И она была готова. Она закрыла глаза, по щекам медленно катились слезы. Она ждала. Кажется прошла вечность. Она все сидела с закрытыми глазами, пока не услышала голос Нильса:
- Убирайся! - Он плакал. Уронил револьвер на пол. Стараясь унять дрожь и отчаяние, он сказал: - Уходи! И больше не приезжай, что бы я тебе ни писал, как бы ни умолял.
Аделина выскочила из его квартиры. На улице ночной ветер обжег ее мокрые щеки. Ей казалось, что теперь ее мир окончательно раскололся и ей осталось ждать, когда же она все-таки утонет.
Анна, обнаружив, что в гостинице поселился кто-то еще, за этим кем-то решила проследить. В своем номере она сидела в тишине. Номера ее и новоприбывшего находились рядом, и было несложно услышать как захлопывается соседняя дверь. Из номера вышла девушка и Анна последовала за ней. Девушка была чем-то напугана или чем-то расстроена, а может, и то, и другое. Она шла быстро и не заметила, что Анна идет за ней. Девушка зашла в дом Нильса. Минут через двадцать пять она выбежала оттуда и, кажется, плакала. Анна поспешила в квартиру Нильса. Она постучала, но дверь ей никто не открыл. Анна толкнула дверь, та отворилась.
- Нильс, - тихо позвала она. Тишина. Анна хотела подойти к кровати, ее ноги споткнулись о что-то, лежащее на полу. Револьвер. Анна проверила барабан, все пули были на месте. Положила его в карман. Позвала Нильса еще раз. Из глубин темноты до нее донесся хриплый голос хозяина квартиры:
- Уходи! Я не в настроении принимать гостей.
Когда глаза Анны привыкли к темноте, она увидела, что Нильс лежит на кровати лицом к стене. Она ушла.
Аделина, повинуясь инстинктам грусти, пошла к пирсу. Там было тихо и спокойно. Над ровной гладью воды парил корабль-призрак. Он не касался воды, а плыл над ней. Аделина думала о том, что корабль мог бы уплыть за пределы города. Но и для него существовала невидимая преграда. Он кружил над водой в ожидании новых туристов, которые будут взирать на город с его борта.
Звездное небо было потрясающе грандиозным. Если долго смотреть на звезды, то все земные заботы превратятся в пыль? Аделина услышала приближающиеся шаги. Мягкие, уверенные. Она обернулась и воскликнула: