Вопросы создают мир. Иногда, впрочем, могут его и уничтожить. В каком-то смысле, это тоже будет созиданием, только уже другого мира. Для большого континуума разнообразных мирозданий это, в сущности, не важно. Главное, что принцип соблюден.
Правильно поставленный вопрос содержит в себе не только правильный ответ. Он несет целую кучу ответов, многие из которых могут оказаться вполне справедливыми - зависит от критерия.
- Не подскажете, как пройти в Пушкинский музей?
- Зачем тебе музей, ссы прям здесь.
Правильный вопрос задает структуру, схему, привычку, наконец, смотреть на мир так, а не иначе.
Каждая более-менее выраженная культура имеет свой устойчивый вопрос, на который отвечает по мере сил. Или не отвечает. Тогда она из выраженной становится не очень. Иногда даже вполне вырожденной. И уже кто-нибудь другой отвечает. Но вопрос остается. И тот, другой, кто приходит на место этой сдохшей культуры, вновь отвечает на тот же самый вопрос.
- Qui prodest?
- Кво вадис, тот и продаст.
Некоторые вопросы впечатываются в душу народа как тавро. Их уже ничем не вытравить. Пока они сами не исчерпают себя и не уйдут, оставив напоследок кучу ответов, которые уже никуда не удается приспособить.
Вот взять хоть нас. Вместе со знаменитыми русскими цивилизационными вопросами "кто" и "что". Например, наша любимая соборность, она же общинность, она же колхозность образовалась именно из необходимости отвечать на вопрос "кто". Один человек просто не в состоянии решить кто виноват, кто пойдет за пивом, кто третьим будет, кто и сейчас живее всех живых, кто построил эту прекрасную железную дорогу...
- Граф Клейнмихель, душечка.
Может, тогда разом и за пивом сгоняет? А подать-ка нам сюда его светлость графа!
Нету? Искать. Днем с огнем. Диоген один ходил, а мы все вместе пойдем.
Огня, кричат, огня!
Ну, как водится, пришли с огнем.
Весело было, ах, весело!... Н-да. А потом опять, почесывая разбитые головы долго выяснять - кто же, все-таки, виноват.
Вот Герцен, хитрован, решил эксперимент проделать и в Лондон умотал. Чтобы издалека попробовать в одиночку ответить. Авось, дескать, ответ тогда привычным рикошетом по макушке не заденет.
Вроде бы не задел. Но в этом своем далеке Александр Иваныч сделался столь последовательным защитником и проповедником общинности, что словно бы и не уезжал.
Хрен ты обманешь правильный вопрос-то. Он наизнанку тебя вывернет, а своего ответа добьется.
Еще в Великом Новгороде, до того как Иван Грозный-дед и Иван Грозный-внук прекратили восьмисотлетнее течение времен в новгородской республике, для регулярного ответа на русские национальные вопросы завели специальную речку-Волхову и мост через нее. Да, собственно, шустрые новгородцы и ответ нашли. Один. На оба вопроса сразу.
Кто виноват - существительное "сволочь". Что делать - глагол "сволочь". В смысле, с моста в реку.
Существительное "сволочь" образовалось из глагола. Это те, кто не нашел правильного ответа и кого сволокли прочь с магистрального пути развития.
Чересчур умные оказались новгородцы, целых два Иван Васильича понадобилось, чтобы этот ум прижать. Прижали. Лучшее, оно враг хорошего. Проще надо быть. Тебя два раза спросили - ты два раза и ответь. И не кобенься.
Да мы, собственно, уже. Наотвечались.
Китай или Срединная Империя несколько тысяч лет - гораздо терпеливее, чем прочие другие - разрабатывал один вопрос: "Где?". Даже когда совсем древние китайцы еще не знали о существовании окрестных варваров и, тем самым, не могли и подозревать о существовании периферии, они безошибочно отвечали на вопрос "где центр мироздания?". Конечно, здесь. В Китае.
А где же все остальное?
Все остальное есть нижний мир, где живут демоны. Черти. Чтобы не будоражить их дурацкую гордыню, можно пойти на уступки и звать их длиноносыми варварами. Людьми они от этого все равно не станут, останутся чертями, но... Хоть по-человечески говорить научатся.
И когда китайцы приезжают в другие страны, то немедленно строят там чайна-тауны, потому что могут жить только в Китае. В крайнем случае, в прачечной. По старинным китайским рецептам они делают из лишнего грязного белья бумагу и отправляют на родину. Где на ней печатают дешевые юани, которыми потом подрывают мировую экономику.
Впрочем, сами китайцы так не считают. Поскольку уверены, что мировая экономика устроена исключительно для того, чтобы снабдить всех жителей Поднебесной работой.
Другие азиаты симпатичной арабско-тюркской и прочей узбекской наружности тоже давно сформулировали свой главный вопрос - "кому". В смысле - кому бакшиш? Кому поклониться? Потомкам пророка или правнукам Темерлена? Двоюродному дяде из Магриба или семиюродному племяннику Сулеймана ибн Дауда?
Оч-чень тонкие различия, тут без кальяна не разберешься. А если очередной Ак-Паша из Московы, Лонды или Вошинтоны думает, будто бакшиш предназначается ему... шайтан! Нет никакого Ак-Паши, это всего лишь видения в клубах конопляного дыма. Легкий ветерок из глубин Аравийской пустыни, и все исчезнет. Кисмет!
Европейцы в ранний период своей истории спрашивали помногу и разное. Оттого вечно воевали друг с другом. По счастью, после битв место воинов занимали мародеры и маркитантки. Вот они-то и нашли общий язык. Вернее, общий вопрос - "сколько?". Потом этот вопрос освоили католические священники и, разобравшись сперва с количеством ангелов на кончике иглы, к завершению XIII века рассчитали точную стоимость всех грехов. Именно тогда и возник протестантизм, смысл которого состоит в свободной конвертации грехов и торговле ими без посредников.
Пристрастие к душеполезным цифрам сделалось второй натурой европейцев. Они первые соединили идею нравственной свободы с имущественным цензом, принципы гуманизма с нормами прибыли, права человека и таможенные тарифы. В XX веке европейцы слегка утомились от своих бесконечным счетов и утвердили единую валюту, евро. Осталось утвердить единую национальность, но пока не ясно, сколько это может стоить.
Великий вопрос латиносов - "кого?". Задается в периоды от пронунсиаменто до пронунсиаменто. Т.е. всегда.
Кого ведем мы во дворец - большой, большой секрет.
Охренительный просто. Чужим не говорить.
Вся латиноамериканская жизненная история распадается на четыре одинаковые части.
Сеньор Кортес ушел, команданте Че пришел.
Сеньор Кортес пришел, команданте Че ушел.
Сеньор Кортес пришел и команданте Че тоже пришел. Аррива-аррива, патриа-о-муэрте, ай-яй-яй, кампания! и всякое такое.
Оба ушли. Фиеста, значит.
Вся картина южноамериканского культурного пейзажа подчинена этой логике. Вот стоит изрядно продырявленный, но украшенный блестящими пончо, разноцветными мачо и другими гордыми араукариями дворец Каса дель Рей. Вот, против него таверна "Каса дель Дьябло" с тортильями и текилой, вот рядом тюрьма "Каса дель Ботре" с альгуасилами и ромом, а дальше, за тюрьмой, дикая сельва с герильясами и все той же текилой. Иногда герильясы меняются местами с альгуасилами, иногда ром с текилой сходятся на площади, но остальные декорации неизменны.
Посреди площади возвышается конная статуя. Кого изобразили на ней благодарные компатриоты? Кажись, сеньора Кортеса. Но время стесало его черты, а золотая кираса наверняка заложена проклятым гринго. Так неужто, команданте Че? Но черную беретку все время сдувает горячий ветер пампасов.
Не знает знойная латиноамериканская ночь, кого увидит грядущее утро на коне. Оба хороши. Кого выбрать? Кого вести в цветах и залпах из одного угла сцены в другой? И чего у него потом попросить?... Кар-р-рамба!
Американцы, которые США, живут и покупают с одним вопросом: как? Хау, по ихнему.
Кстати, как они его задали, как он им вообще в голову пришел?
А как обычно: сперли.
Будущие граждане северо-американских штатов, еще находясь в подданстве Британской империи или Французского королевства доставлялись на свою новую родину через Атлантику преимущественно в трюмах.
Со временем некоторые из них это выяснили и с тех пор "знающие хау" превратились в особую касту. Чем больше разных хау они узнавали, тем богаче становились. Когда америкос хочет что-нибудь купить, он говорит: "Много хау!". В смысле, "куплю и еще останется!". А когда здороваются, то спрашивают друг у друга: "Есть у тебя хау?", - "Очень большое!".
Пристрастие к врожденным вопросам практически непреодолимо. И проявляется всегда, даже в чрезвычайных ситуациях. Например, в конце Второй мировой войны, когда мы собирали по всей побежденной Германии "что" и "кого" и - немецкие станки, немецких инженеров и ученых, американцы шарили в патентных бюро и увозили за океан целые библиотеки "как". Разумеется, для того, чтобы объявить это знание своим собственным.
Нынешнее время - трудное. Потому что ответы уже почти все есть. Даже, кажется, в избытке. Например, за последние два десятилетия в нашей стране было обнародовано такое количество имен и фамилий принципиально виноватых во всем и столько путей выхода из кризиса, что этот список не поддается обсуждению даже с помощью большой, порядочной пьянки. И это заставляет задуматься о неэффективности привычных нам вопросов.
Как раньше было хорошо!
Кто виноват? Министерства. Что делать? Совнархозы. Кто? Машинно-тракторные станции. Что? Ремонтно-технические станции. А всего через шесть лет выяснилось, что виноват Хрущев и кукуруза.
Но зато сейчас-то мы хорошо знаем, что и Брежнев с Косыгиным тоже виноваты, и пшеница с плужно-отвальным методом, и Маленков, и Берия, да... кого только нет в этом нескончаемом списке. Начиная с Владимира, который выбрал такое нищелюбивое православие вместо такого сребролюбивого иудаизма и заканчивая Владимиром, который пока делает вид, будто выбирает между Медведевым и не-Медведевым, а потом устранится от принятия ответственного решения и переложит все на плечи своих еще безымянных помощников.
Пора как-то с этой безалаберностью завязывать. И способ тут только один. Надо изобрести новый вопрос. Можно сразу парочку.
Ну что тут поделаешь, старые вопросы перестают работать. И не только в нашей стране, но и во всем мире.
Американцы, которые всю свою недолгую историю честно отвечали на вопрос "как", вдруг поняли, что уже слишком хорошо знают эти ответы и могут научить теперь этому всех остальных. Остальные сопротивляются и вот уже янкесы начинают осваивать российские традиционные формулировки. Трудно желать им успеха, зная, чем это обычно кончается, но пусть хоть кому-нибудь повезет.
Китай из классической формы "где?" плавно растекается в более активную позицию "куда?".
Европа, потеряв за последнее время все критерии определения стоимости, теперь и вовсе пребывает в недоумении - входит ли вообще в права человека настоятельная потребность что-то спрашивать или это нарушает право гипотетического ответчика ничего не говорить без адвоката.
Латиносы тоже не остаются безучастны ко всеобщим переменам и не зная еще новых нормативов вопрошания, примеривают на себя то американские, то европейские старые образцы.
А ведь новых вопросов еще не образовалось. Брать на себя труд их придумывать - дело неблагодарное. Все равно будут спрашивать по своему, и это правильно. Готовый вопрос - это заведомо сильная форма ответа, а ответы сами по себе не нужны никому. Еще хуже то, что практически все вопросы уже заданы.
Как же быть?
Прежде всего, чтобы задать какой-либо вопрос, надо сперва хоть слегка удивиться. Просто посмотреть на происходящее вокруг и охренеть: как же, оно, сволочь, происходит? И главное - зачем?
О, этот великий вопрос Угрюм-Бурчеева. Раньше он относился к так называемым философским вопросам: "почему?", "зачем?" и т.п. Но поскольку сейчас философия временно приостановлена, пребывает в небрежении. Разучились мы, товарищи, как следует удивляться. А ведь с помощью "зачем'а" можно такую ревизию ценностей провести, любо-дорого.
Зачем нефть? Чего? Для последующей переработки... во что? Хреново отвечаете, слишком долго. Хороший ответ должен быть коротким и увесистым, как удар топора. Значит, нет вразумительного ответа? Вычеркиваем.
Так, пошли дальше. Зачем электричество? Для света? А свет зачем? Ага, тоже вычеркиваем.
Зачем доллар? Зачем люди? За-а-ачем?!!
Оч-чень практичный вопрос. Особенно в комплекте с тяжелым вооружением.
Ладно, за этот вопрос можно не волноваться, будем считать, что наш "зачем" всегда с нами, в полной боевой и на запасном пути. При крайней необходимости - дернуть кольцо.
Пошли дальше.
Второй великий вопрос, который так и не использован еще в полной мере - "когда?". Многие предсказатели, от египетских жрецов до Нострадамуса и Ванги пытались ответить на него, но все без толку. Почему? А потому, что это не наш вопрос. Не человеческий. Самим фактом существования людей этот вопрос стоит перед мирозданием. И оно само должно на него ответить. Даже не хочется загадывать - как.
Единственный оперативно актуальный вопрос, который работает сейчас - "какой?". Какой бренд? Какой путь развития? Какой муж? Какой, в конце концов, вопрос? Некоторое время мы еще сможем на нем продержаться, но не очень долго.
Поэтому вот, наконец, четвертый вопрос, все еще способный сплотить нас и повести к новым горизонтам: "Будешь?". Именно он сможет осуществить естественный отбор среди человечества, отделив козлов от баранов, мечтателей от прагматиков, зерна от галюциногенных грибков и фракции от инертных масс. Именно этот вопрос создаст все условия для эффективного употребления решительного "зачем'а".