Восхищенно зевая, Бобби замерла на пороге. Утро! Свежо, сумеречно-светло, тихо. Осторожно ступая, сошла с крыльца - еще не забыла, как разбила здесь коленку. Мама тогда расстроилась, хотя Бобби ей понятно объяснила: "Не я маленькая, глупая, а ступеньки большие, дурацкие".
Справа, за зеленой стеной мелколистов, над огородами лениво вставало розовое, пухлое солнце.
- Давай, пошевеливайся, - сказала ему Бобби.
По улице проехал ранний велосипедист - почтальон. Не остановился, значит, письма от папы еще нет. Папа должен был приехать месяц назад, но мама сказала, что задержали дела. Бобби потянулась, и прошлась по двору, держа курс на загон стикса. Сарай без одной стены служил Бандиту ночлегом всякий раз, когда он решал, что возвращаться в свою деревню уже поздно. Сейчас большой, сильный зверь спал, положив голову на вытянутые передние лапы. При приближении Бобби кисточки на его ушах встопорщились и снова опали. Будить его Бобби не собиралась, все равно без мамы катать ее Бандит не станет: вот так оба против нее сговорились.
- Дрыхни-дрыхни, - прошептала Бобби и сделала такой резкий разворот вправо, что потеряла левый сандалий. Он отлетел на пару шагов, пришлось его догонять. К колодцу подходила осторожно и, чем ближе, тем больше замирало сердце. "Больше чем на три шага не подходи!" - вспомнились мамины слова. Раз. Два... Три!
Шершавое дерево сруба местами поросло голубоватым мхом. Цепь намотана на вал, пустое ведро на краю. Осторожно, чтобы не столкнуть ведро (то-то скрипу и грохоту будет!), Бобби встала на носки и заглянула через край в прохладную глубину. Далеко внизу блестел светлый квадратик, в нем виднелась голова девочки с гладко зачесанными назад темными волосами.
- Буу-у! - сказала Бобби своему отражению и отпрянула, не желая слушать ответное жуткое: У!
Одернув задравшееся платьице, Бобби вторично сделала правый поворот и возвращалась к дому, но не к той двери, откуда вышла. На полпути ее намерения изменились, и она стала забирать левее, к огороду, к тому его углу, что весь зарос бурьяном. Длинный, тонкий прут - ветвь мелколиста, с трудом и пыхтеньем оторванная от родного дерева, послужила ей надежным оружием. Вжик-раз! Два! Отрубленные чертополошьи головы скатывались к ногам победительницы.
- Остынь! Глория зовет! - сестра, как всегда приперлась не вовремя.
- Я... ффу-у-у! Я - Хозяйка Острова... воюю с новтеранами! - сказала Бобби, но Тея испортила игру. Ляпнула:
- Хозяйка умерла до того, как они появились. Не будешь есть - мне больше достанется. Глория блинчики испекла.
Это было невыносимо. Отдать блины за победу - страшный выбор. Глотая слюни, Бобби бросила прут и двинулась вслед за Теей.
Глория вставала рано. Сейчас она, в цветастом, туго подпоясанном халате разливала по чашкам чай. На высоком платяном шкафу рядом с громко тикающими часами стоял в стеклянной вазе повядший букет.
- Цветы... - сказала Бобби.
- ...Завяли, - дополнила Тея.
- Цветы завяли... и Глория завяла, - отозвалась Глория.
Это была правда, но правда несущественная. Бобби никогда не думала о Глории, как о старухе. В ее хрупкой, очень прямой фигурке поражало сочетание белой копны волос и веселой молодости светло-зеленых глаз. А готовила она обалденно, даже лучше мамы.
Глория с улыбкой оглядела стоявших перед нею двух абсолютно одинаковых девочек: тоненькие ручки-ножки, одинаковые платьица, одинаковые коротко-стриженые темноволосые головки. Близняшки. На двоих им - тринадцать и сейчас с ними легко. Вот когда каждой будет по столько лет...
- Бобби, - взгляд в сторону Бобби. - И Тея, - поворот головы к Тее. - Моем ручки и за стол.
- Видишь - она нас различает! - восторгнулась Бобби.
- Когда мы говорим. Как услышит глупость, значит - это Роберта.
Бобби облизывала пальцы и прикидывала: не съесть ли третий блинчик, когда услышала зов мамы.
- Мы здесь! - отозвалась Тея. - Иди скорей, а то все сожрем.
Мама прошла через общую прихожую, на ходу заправляя рубашку в выцветшие джинсы. В оставшуюся открытой дверь донеслись звуки видео.
- Что там брешут? - спросила Глория.
- Как всегда... - мама усмехнулась дочкам: не берите в голову, что мы тут несем.
"...настоящего времени сведения о ее местонахождении отсутствуют, а обстоятельства исчезновения предполагали намерение совершить самоубийство. Это вторая попытка добиться прав на многомиллионное наследство. Иск в Верховный суд с требованием признать умершей ..."
- Тея, закрой дверь, - сказала мама. - Что мне оставили покушать любимые дочки?
- Мы такие твари прожорливые, - Бобби взяла третий блинчик и, встретив свирепый взгляд сестры, осторожно разорвала его пополам.
Доброе утро грозило незаметно превратиться в трудный день. Мама у Бобби хорошая. Молодая, красивая. Но ужасная зануда!
Примеры Бобби списала у Теи, а чтение...
- Почитай мне что хочешь... - смилостивилась мама.
Ура. Бобби раскрыла толстую, всю в картинках книжку. Читала быстро, словно торопясь донести до мамы то, что узнала сама. Закончила, перевела дух, с упреком подняла глаза на маму - не понравилось?
- Молодец, Роберта. А теперь иди на свою войнушку. Учти только, что война Хозяйку и погубила.
Тому уже десять лет, как в огне, грохоте и дыме пал осажденный Вагнок. Рухнула выстроенная Хозяйкой за долгие годы гегемония Острова. И сама Хозяйка сгинула в пламени пожара, охватившем ее подземное убежище. А в стране победителей - Эгваль остались о ней жутковатые сказки, что так полюбились маленькой девочке.
Тея ждала во дворе. Еще бы, первой отвечала, первой на волю вышла. Жаловаться некому - прошлый раз было наоборот. Сестра протянула Бобби ее давешнее "оружие", та отбросила измочаленный прут в сторону - таким глупым представилось утреннее занятие. Все вокруг становилось проще и понятнее.
- Мелинда близко? - сказала Бобби.
Увидела, как шевельнулись губы Теи.
- Да.
Мелинда идет. Скоро она будет здесь.
Тея потянулась через шаткий забор, отгораживающий их двор от соседского. Там "выгуливался" в гордом одиночестве четырехлетний карапуз в желтом комбинезоне и белой панаме. Шею малолетнего щеголя украшал шелковый узорный платок.
- Пацан, иди сюда.
Вдвоем они помогли малышу перебраться через хлипкие штакетины, не зацепившись и не повредив костюма. Девочки не разговаривали, но действия их были удивительно согласованными.
- Отведем его...
- За сарай.
- Мы покажем...
- Тебе фокус.
- Интересный? - спросил мальчик.
У него не было оснований бояться девочек или не доверять им. Он знал обоих, не раз с ними разговаривал. Это всегда было интересно.
Темная щель между стеной сарая и глухим забором, отделяющим их двор от двора соседки (страшной вредины) выглядела мрачно. Рядом высился старый мелколист с ужасающими колючками.
- Где же ваш фокус? - малыш оглядывался.
- Стой смирно, - Тея развернула мальчика лицом к забору.
- Сейчас, - Бобби нырнула в узкую щель между забором и сараем и вернулась с медной коробочкой.
Спички. Детей очаровывает таинство огня и прельщает чувство власти над ним. Сейчас Тея и Бобби узнают еще одну.
Платок из ганского шелка на шее мальчика никак не хотел загораться. На нем оставались бурые пятна и все.
Тея и Бобби напрасно извели седьмую спичку.
- Что вы там делаете? - спросил мальчик.
- Сейчас... - Бобби не смогла бы определить, кто это сказал: она или Тея. Мелинда пришла. Подала совет: зажигать по три спички разом. Дельно. Попробуем.
- Вот он где! А я-то ищу...
Это сказала Глория. Мама стояла рядом, и лицо у нее было совсем бледное.
Глория отобрала у Теи блестящий, тяжелый коробок, а мама увела малыша, Бобби напрасно пыталась поймать ее взгляд. Девочки остались наедине с Глорией.
- Пойдемте...
Глория ни разу не обернулась, словно уверенная, что сестры беспрекословно следуют за ней. Прошли на их половину дома, в комнату девочек.
- Становитесь. Вытяните руки.
По очереди сильно отхлестала девочек по рукам. Бобби стоически терпела, Тея тоже - за испорченный мальчишкин шарфик Мелинде придется ответить. Странно, как мама и Глория одновременно догадались, чем она занята, и где ее искать? Тем временем Глория велела раздеться и лечь на кровать. Похоже, Мелинда влипла крепко. Но выхода не было, пришлось подчиниться.
Бобби истошно вскрикивала, ощутив голой кожей очередной хлесткий удар ремня. На кровати напротив, укусив уголок подушки, протяжно скулила Тея, - каждый второй подарок доставался ей. А Мелинда, подлая, незаметно смылась, бросив их в самый тяжелый момент.
Глория перевела дух и велела обеим одеваться.
- Я наказала вас не потому, что вы плохие девочки. Вы - хорошие. Просто сделали ошибку, которую нельзя забывать. Наказать вас должна бы мама, но не смогла.
Маму они нашли сидящей в кресле у окна с лицом, спрятанным в ладони. Тея шагнула было вперед, но на полпути уступила первенство Бобби.
- Мам! Не расстраивайся! - обеими руками Бобби погладила маму по голове, так приятно было ощущать ладонями ее густые, темно-каштановые волосы, - Ну, не переживай так! Нам было совсем не больно.
Ночью Бобби долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, подымала голову, поправляла подушку, снова укладывалась. Бесполезно. А Тея лежала в своей кровати тихой мышью, притворяясь спящей. Бобби это стало нестерпимо, и она позвала:
- Эй! Ты почему не сказала, что это все Мелинда сделала?
Тея зашевелилась. В смутном, проникающем сквозь щели в ставнях свете двух лун Бобби увидела, как она покрутила пальцем у виска. Потом затихла, отвернувшись к стене. Ее правда. Никто не поверит, а смеяться будут все. У Бобби стали слипаться глаза (наконец-то!) - удобный случай начать дрыхнуть. Все в порядке. Пацаненку мама отдала свой платок, почти такой же. Никто ничего не заметит. Но тревожило еще что-то, и Бобби опять окликнула сестру:
- Тея! Когда человек горит, ему... больно?
- Пошла вон, я сплю, - ответила Тея.
Бобби терпеливо дождалась, пока она, в самом деле, заснула. Встала, прошла, крадучись к двери. В коридоре по полу тянуло холодом - ночи в Олдемине зябкие, и Бобби пожалела, что вышла босиком. В прихожей на столе одиноко горела свеча, тем ровным светом, когда фитиль еще не подгорел. Широкая чашка подсвечника полна воды, от нее на потолке нарисован большущий круг отраженного света. По всему видно, что Глория ненадолго вышла и скоро вернется. Она любит полуночничать, иногда вместе с мамой.
Противоположная дверь отворилась, в ней показалась Тея. Как она здесь очутилась? Она же спала? Получается, ей пришлось обойти по двору и зайти в дом через половину, принадлежащую Глории.
Девочки шли навстречу друг к другу, под конец их разделял только стол. Две маленькие ладони одновременно потянулись к пламени свечи, оно, дернувшись, затрепетало. Вскрик Теи показался Бобби очень громким. Или это кричит она сама?!
Перед глазами поплыло, Бобби потеряла Тею из виду. Показалось, что в комнате стало темнее. "Мы погасили свечу?.."
Сопровождающие прибыли следующим утром. К их приезду девочки были умыты, одеты, накормлены завтраком, а их вещи собраны. Глория тоже была готова и наметанным взглядом окинула вошедших. Крепкого вида девушка и такая же решительная дама постарше. В дороге они приглядят за ней и детьми. "Раньше сама бы справилась,я - особасамодостаточная..." Но, увы - зажившаяся на свете старуха. А что? Восемьдесят - дай бог каждому. "Только... ветерок дунет - унесет".
Обе женщины показали личные карточки. Сказали, что они - те, кому директор поручила дочерей миз Винер.
- Нашу маму зовут Нойс, - просветила женщин Бобби, те с серьезным видом кивнули.
Мама ответила, что узнает обеих, копии их документов она заранее получила по видео.
- Мама, - внезапно спросила Бобби, - ты бросаешь нас?
- За то, что мы сделали? - уточнила Тея, часто смаргивая.
- Я сейчас не могу поехать с вами, - голос мамы дрогнул. - Позже. Если меня долго не будет, не бойтесь. Я стану навещать вас во сне. До свиданья, мои любимые.
Обернулась к Глории:
- Ты тоже знаешь, что делать. Я прошу, умоляю, настаиваю. Я приказываю тебе. Казню себя за то, что так и не убедила в свое время Сави.
Глория сдержанно улыбнулась.
- У Северины на этот счет был религиозный предрассудок. А я, как ты - безбожница. Давно все обговорено. Как это странно: я умру.
- Ты будешь жить.
- Вот это и странно.
Старшая сопровождающая сказала:
- Прошу извинить, но... пора. Симона поможет донести вещи. За такси заплачено, не волнуйтесь. Нет, мывознаграждений не принимаем, у нас строгий директор и отличная школа. Счастливо оставаться, миз.
- Потопали, девчонки, - скомандовала Глория.
Автомобиль в этих краях все еще был заметным явлением, местные грузовики ребятня знала наперечет. А это бежевого цвета шестиместное авто детей просто поразило. Да еще шофер, отгороженный от пассажиров стенкой из небьющегося стекла. Бобби не знала слова "бронированный". Как, и Тея, разумеется.
Шофер ничем не выказал изумления при виде двух одинаковых девочек, в одинаковых брючках и рубашках, с одинаково забинтованными правыми запястьями. Но, по правде сказать, удивился. Чего только не бывает в жизни. Будет о чем рассказать жене.
Все заняли места, только Глория медлила. Спросила у Нойс:
- Переживаешь? Еще бы. Одно с другим неприятно сложилось.
- Не могу успокоиться. Все думаю, что...
- Ерунда ерунд, и всяческая ерунда. Не ищи причин в себе. Элементарная детская жестокость. По незнанию, неведению, малолетству. Все пройдет. Обе вырастут прекрасными, добрыми девушками. А пока, до свиданья. Хотя я должна бы сказать "прощай".
Уже садясь в машину, Глория усмехнулась.
- Да. Это мы с тобой были настоящими плохими девчонками.
Боковое стекло опустилось, выглянули две девчачьи головки.
- До свиданья, мама!
- Светлого пути, мои дорогие, - ответила Нойс.
Оставшись одна, Нойс переоделась по-дорожному: штаны, курточка поверх безрукавки, сапожки с низкими каблуками. Выкатила из сарая мотоцикл. Умело оседлала его, нацепила на голову защитный шлем. Когда, газанув, выезжала за ворота, Бандит - стикс с которым она всегда дружила, сердито глянул вслед. Глупостями занимаетесь, госпожа. Со мной безопасней и веселее.
"Да, дружок. Но с тобой мы придем в Адонис через сутки, а так я доберусь за три часа". Через десять минут тряская грунтовка кончилась, выведя на магистральную дорогу. В ранний час движение по ней было небольшим. Дорожное полотно отсвечивало голубизной - небо отражалось в укатанном множеством шин асфальте. Нойс прибавила газу, и стрелка спидометра вышла на цифру 100.
Скоро увидела, как разматывающаяся перед ней лента шоссе ныряет под виадук - президент Солтиг, "строитель и архитектор Эгваль" приложил свою властную руку к обустройству и этих краев. Он же разгромил Хозяйку жестокой западной империи, хотя насладиться победой не успел. Хозяйка Острова оказалась личностью, способной достать недруга даже из могилы.
Мотоцикл нырнул под мост, и рокот мотора ударился о бетонные стены, отскочил грохочущим эхом, смешавшимся с гулом идущего наверху состава. Поезд из Адониса. Вблизи Олдеминя делает минутную остановку, - девочки и Глория как раз успеют сесть. Нойс мимолетно подумала об этом, еще раз пережив печаль расставания.
С дочками она скоро увидится, а с Глорией простилась навсегда. "Как это странно", - вспомнились ее недавние слова. Да, странно. Не это. Другое. То, что Глория стала для нее самым близким и верным другом. В то время, как должна ненавидеть.
Впереди снова лежал простор с серо-голубой лентой шоссе, отделенной рядами деревьев от окрестных полей. Навстречу пронесся рейсовый автобус, половина пассажиров мирно дрыхли, остальные скучали. Нойс не увидела этого, но знала наверняка. Показалась вывеска придорожной харчевни: "Ника два" - пора заморить червячка. Когда Нойс подрулила, толстый хозяин показался в дверях, радушно встречая раннего посетителя.
- Милости просим! Чего желаете, миз? Все самое свежее, самое горячее!
Толстяк не соврал. Его худой, усатенький, помоложе, помощник подал на стол. От вида и запаха толстого ломтя хорошо прожаренного мяса с зеленью у Нойс аж слюнки потекли. Она жадно уплетала завтрак, запивая холодным молоком из глиняной кружки; между делом прислушивалась к разговорам кулинаров. После смерти Северины Тома, долгое время бывшей комиссаром ОСС на Острове, там ожидаются волнения. Граждане покоренной страны не забыли эпохи славы и величия; не верят, что она минула навсегда.
- Вы жили на Острове? - спросила толстого, не сомневаясь, что он станет отвечать с охоткой. Нойс знала: ее внешность, и манера общения вызывает у незнакомых людей симпатию.
- Жили и воевали за него. Так, лейтенант?
- Точно так, - отозвался худой.
- Хельм был моим командиром и, скажу вам, хлеб свой недаром ел.
- А почему вы здесь?
Худой всплеснул руками.
- А там теперь не жизнь. Развал полный. Так, Гус?
- Так, лейтенант. У нас еще посетитель, прими заказ.
Когда напарник ушел, толстяк сказал Нойс:
- Скажу вам по большому секрету, миз. Мы с ним - два Николая, могли изменить ход войны. Рядовой и хилый лейтенантик. Если б смогли вовремя доставить к нашей дрянной девочке еще одну - та бы промыла ей мозги.
- К кому? Кого? - подняла брови Нойс.
Гус наклонился к уху Нойс и прошептал, обдав запахом чесночного соуса:
- Антония Аркато! Спешила сообщить Хозяйке, что ее бесследно исчезнувший ребенок... Сын, которого она не привечала, в чем потом долго и безнадежно раскаивалась... Что...
Нойс поперхнулась последним глотком молока, и Гус отечески похлопал ее по спине.
- ...Сын ее не умер! Заброшенный далеко от родного дома, выжил и, как говорится, "сделал себя сам". Заодно имя другое принял. Что это - человек, с которым она воюет! Что это - вождь Эгваль, Ариэль Солтиг!
Нойс подняла глаза на монументально возвышавшегося над ней экс-воина, а ныне кулинара.
- Интересно. То, что вы рассказали. Это вы узнали от нее? Аркато?
- Да, то есть, нет! - торжественно возвестил Гус. - Сам догадался. Сводил все вместе, сверял. Анализировал, как говорит лейтенант. Встреться две дамы, как думаете, что было бы?
- Думаю, знай Хозяйка, что Ариэль - ее сын, она не приказала бы его убить.
Нойс встала, пресекая тем самым попытки Гуса посвящать ее дальше в тайны новейшей истории. Да только ли ее? Наверняка, развлекал этой байкой посетителей не раз.
- Помогите надеть эту штуку, - обратилась к нему Нойс, протягивая шлем. А сама придержала обеими руками свою буйную шевелюру.
- Спасибо! - чмокнула Хельма в щеку, Гус пыхтел рядом, ловя момент вставить слово.
Глядя на него сквозь прозрачное забрало, Нойс сказала:
- Не продолжайте. Если Солтиг - Хозяйкин сын, то Тина, убившая отца по наущению Хозяйки - ее же внучка. За такие сплетни посадили моего знакомого журналиста. Враги Эгваль хотят опорочить Великую Освободительную Войну. Выставить ее в ложном свете, вроде некрасивой семейной разборки.
Нойс расплатилась и вышла. Запрокинула голову. Невидимая на большой высоте, угадываемая только по растущему белому следу, баллистическая ракета взбиралась в зенит. Из года в год Тир наращивал мощь, его руководитель Ян Тон-Картиг выступал с заявлениями все более решительными. Что-то еще будет... Ленивая, жиреющая на чужих хлебах Эгваль; уничтоженный, униженный Остров, лелеющий напрасные мечты о мщении... Расколотый на части Мир - плод неуемных амбиций Хозяйки, ее глупости, ее слепоты. А совершившая безумный поступок Тина Солтиг получила тяжкие ранения и десять лет находится в коме, без надежды на выздоровление. Такие дела.
Нойс завела мотоцикл. Оглянулась напоследок - на обратном пути можно остановиться здесь же. Хорошие люди. В дверях появился Гус, что-то взволнованно крикнул. Второй Николай из-за его широкой спины показывал куда-то вверх. "Тир", - по губам прочла Нойс. Приветливо помахала рукой обоим и продолжила путь.
- Остановись, - молвила Мария Дева. - Или я остановлю тебя. Тогда - берегись.
- Что ты, - возразила Хозяйка. - Меня не остановит никто, даже ты. Твои уговоры - знак отчаяния.
- Ошибаешься. Я могу все. Но даю тебе шанс.
Хозяйка никогда не смеялась, но губы ее тронула улыбка.
- Лжешь, божья дочка. Я, бывает, тоже вру. Для пользы дела. Но, если нет...
Мимолетная улыбка погасла, на смену пришел сдержанный гнев.
- Тогда... ВЕРНИ МНЕ СЫНА, негодная! И сокруши врага. Верни мне мальчика, что умер полвека назад, о ком я плачу ночами, когда никто не видит. И убей того, кто столько лет стоит у меня на дороге.
Мария молчала. А Хозяйка сказала:
- Видишь: только моя воля имеет значение. А ты - бессильна. Ты - ничто. Ты - плод воображения, легенда и утешение слабых. Прочь!
Мария Дева растаяла, словно не было, а вместе с нею растаял сон. Наступало утро, предвестник дня. Очередного дня воли и власти.
Наивные верят, что святая Мария исполнила просьбу Хозяйки. Вернула ей сына и сразила врага. Кто виноват, что это оказался один и тот же человек? Наивные верят, что она покарала Хозяйку так, как это умеет только Заступница. Наивные верят, что она спасла Хозяйку из огненного ада Вагнока, зажженного вражеской авиацией. Наивные верят, что кара, постигшая ее - иная. Может быть, хуже смерти.
Мария Дева вернула Хозяйке молодость.
С той поры, никем не узнанная и никому не нужная, бродит Хозяйка по свету. Видит на своем пути разоренные земли, встречает людей с изломанными судьбами. Но не может ничего исправить и не в силах никому помочь.
2. ПОИСКИ НАУГАД
В Адонисе Нойс лихо, но аккуратно подрулила к гостинице "Фай". Сняла шлем и, оставив его на сиденье, взбежала по широким ступеням главного входа, игнорируя внимательные взгляды гостиничных проституток. Прошла к стойке портье (новоприбывшие, ожидавшие номеров, также проводили ее восхищенными взглядами). На ее вопрос о некоем Горации Винере портье, с трудом оторвавшись от экранчика портативного видео, ответил, что Гор съехал пару месяцев назад.
- Гораций, - поправила Нойс. - Он никогда не пользуется этим нелепым сокращением.
- Почему? Звучное и короткое имя.
- Потому что мне оно не нравится.
Портье молча пожал плечами. Как угодно госпоже. Дело вкуса. Но "Гор" - хорошее имя. Принадлежавшее герою, павшему в борьбе с Хозяйкой. И... уважаемая госпожа переоценивает свое влияние на парня. Здесь он всегда пользовался сокращенным вариантом имени. Мысли эти портье, конечно, держал при себе. Снова уставился в маленький экран, где диктор с плохо скрытым злорадством описывал ожидаемую катастрофу устройства, выведенного недавно Тиром на околопланетную орбиту.
"...Так называемый "пилот" - полковник Арин Ашадо сообщил, что после отстрела приборного отсека часть кабелей не разъединилась. Сейчас неуправляемая связка спускаемого аппарата и громоздкого приборного отсека, беспорядочно вращаясь, входит в атмосферу..."
Нойс круто повернулась и вышла обратно на крыльцо. Одна из раскрашенных девок подошла к ней.
- Слушай сюда! Если хочешь работать, представься Мамуле. Она внесет тебя в график и назначит долю. Или вали отсюда, пока цела. Красуля.
Нойс смерила ее взглядом.
- Я - не дешевка, а работаю по вызову. Продюсер у меня есть. А здесь ищу чувака, который должен мне кучу грошей, - она кратко описала приметы Горация.
- Наверное, Мила знает, - встряла в разговор вторая девушка.
Стеклянные двери распахнулись, из них вылетела длинноволосая девчонка.
- Мила?! Что с тобой? Тебя обидели!? - хором вскричали товарки.
Мила вопила и размахивала руками.
- Тир! Ашадо... - только и разобрала Нойс в словесном потоке, что лился из окрашенных в малиновый цвет губок.
Работящие девушки дружною толпою, и Нойс в том числе, ринулась в гостиничный холл следом за Милой, Там уже вовсю работал большой настенный экран. Сконфуженная физиономия диктора исчезла, сменившись равнинным пейзажем. Вокруг слышались ахи да охи. А в синем небе на экране плыл оранжевый купол парашюта с подвешенной под ним черной сферой. Бодрый закадровый голос, с резким тирским акцентом, комментировал происходящее:
"...После входа в плотные слои атмосферы, не отстыкованые кабели питания и телеметрии сгорели. Приборный отсек, наконец, отпал, и спускаемый аппарат восстановил ориентацию... Сейчас мы наблюдаем раскрытие основного парашюта. Посадка ожидается через три минуты. С полковником Ашадо поддерживается устойчивая радиосвязь. Первый в истории Мира пилотируемый космический полет триумфально завершен!"
И, через несколько минут, он таки был завершен. Как обещано, триумфально. Поисковый вертолет сел неподалеку от покрытой окалиной сферы, спасатели торопливо вскрыли люк и помогли пилоту выбраться наружу. Тот непослушными руками поднял стекло шлема, оператор крупным планом показал потное, усталое, донельзя счастливое лицо. Нойс ахнула, как многие в зале.
Полковник Арин Ашадо был молод. Он был красив, какими почти всегда бывают мароны - человеческая порода, образовавшаяся от браков жителей Острова с барнабами. Все помнят, что, засеяв Горную страну вирусом крэг, Хозяйка практически ее уничтожила, лишив горцев способности производить потомство. Последнее поколение барнабов было очень немногочисленным - редко кто имеет к крэгу природный иммунитет. Этих детей вывезли тогда в протекторат Острова - Тир и на сам Остров - почти сорок процентов их населения нынче - мароны. Хозяйка добилась этого, надолго запретив подданным все браки, кроме смешанных - еще один пример варварства и чудовищного деспотизма.
Поэтому Арин Ашадо был красив и хорошо сложен. Он, бесспорно, обладал твердым характером, производным от сильно разбавленной в иной крови природной жестокости барнабов. Он был решителен и смел, что опять же брало начало в безрассудной отваге его предков.
Арин Ашадо был таким, что при взгляде на него возникал вопрос...
Если в Тире такие женщины, то каковы же его мужчины?
Нойс проголодалась и девчонки повели ее в ресторан, здесь же при гостинице. Болтовню новых знакомых слушала внимательно, сама говорила мало. Пара оброненных ею замечаний заставила девушек переглянуться. В самом деле, профи. Нойс отлично их поняла. "Простоу меня было больше времени. Я чуточку старше, чем вамкажется".
В обеденном зале тоже вовсю разорялось настенное видео. Крутили запись старта чудесной машины - огненный факел, исчезающий в глубине неба. Показывали кадры с орбиты, которые передала полковник Ашадо. "Мы впервые увидели нашу планету со стороны!" - заливался соловьем диктор.
- Здрасте-мордасте! - поперхнулась Мила, - "Глаз Хозяйки" сфоткал наш шарик десять лет назад! Пока его новтеране не стырили!
- Кого? Шарик? - подняла брови Нойс.
- "Глаз!" Шарик они нам оставили. Не добровольно, конечно. Ты откуда, такая темная?
Нойс виновато пожала плечами и ее хором просветили. Нападение новтеран случилось аккурат в день подписания капитуляции Острова и его сателлитов. Ариэль Солтиг подсластил побежденным пилюлю и назвал их позорную сдачу "учреждением Эйкумены" - единого, всепланетного государства. И был его главой примерно две минуты, пока его не зарезала собственная сумасшедшая дочь.
- И только-только "Парящий орел" круто за нас взялся, как его сшибли!
- Так сразу?! - изумилась Нойс. - Я слыхала, с ним долго боролись...
- Ага. Целую неделю. Он пожег корабли и самолеты. Повзрывал склады... Велел всем убираться из городов, обещал порушить.
- И?
Мила подалась вперед. Прошипела:
- Секретное оружие! Адмирал Гелла заставил "Орла" сесть, а новтеран поубивал. Когда эти чудовища попробовали его обмануть. Одно только осталось. Уж из него все выпытают!
- А что, десяти лет не хватило?
Мила от возмущения чуть не лишилась дара речи.
- Не веришь?! "Орел" теперь наш! Это покруче ракеты с блядью! Весь Мир под Эгваль ляжет - увидишь!
Нойс согласно кивнула. Говорить было недосуг, чтобы не подавиться котлетой.
Формально, Мир сейчас един, а на деле... Победный козырь Эгваль - инозвездный корабль, громада которого до сих пор покоится на воде в порту Норденка - на поверку оказался блефом. Да, потенциально могучая машина. С загадочным принципом действия, напрочь отрицающим третий закон Ньютона. Но... больше не летает. Его пульт управления мертв с момента гибели последнего новтеранина. Хотя, уцелевшее чудовище, возможно, откроет секрет.
Оставалась, правда, одна нехорошая возможность. Чудовища, отправившие в путь межзвездный (слово-то какое!) крейсер и, не дождавшись его обратно, должны быть обеспокоены. Попробуют выяснить, что случилось. И месть их будет страшна. Вот кошмар всех правительств Эйкумены, сменившихся за последние десять лет.
Нойс тепло распрощалась с патриотически настроенными жрицами любви, они долго глядели ей вслед. Когда Нойс оседлала мотоцикл, Мила сказала:
- Всего час, как знакомы, а кажется, давно.
Ее подруги согласно кивнули.
Ближе к центру Адонис стал одноэтажной "большой деревней". Дома старой постройки, сады во дворах. Странно, но таким он нравился Нойс больше. Свернула с главной улицы в короткий тупик, откуда явственно несло помойкой. Остановилась у кирпичного здания со стертым до блеска металлическим порогом. На нем виднелась, едва читаемая, затейливая гравировка с фамилией купчины прошлого века. Нойс толкнула тяжелую входную дверь, звякнул колокольчик.
Нет, уважаемая госпожа не желает заказать отделочные работы. Нет, участки под строительство ее не интересуют. Ее интересует конкретный человек, работавший здесь по найму. Десятник Гораций Винер.
Уважаемую госпожу препроводили от одного служащего к другому. К третьему. Тот оказался осведомленным человеком, какого искала. Сверившись с платежной ведомостью, сказал что Гор взял расчет четыре недели назад.
- Ваш парень? В сезон прилично заработал, скажу вам!
- Спасибо, - машинально ответила Нойс и, ушла, не попрощавшись. И не попрекнув за неверно произнесенное имя.
Учетчик причмокнул губами.
- Хороша краля.
- Но малый-то ее бросил... - подал голос письмоводитель. - С чего-то она за ним бегает?
- Все может быть, кроме того, чего быть не может... Волю почуял и сбежал кхе... от надоевшей. А иногда люди просто пропадают. Бесследно. Последнее время исчезновений стало больше. Мой шурин - полицейский, он-то знает.
- Эт-то на чт-то намекает-те? - встревожился его собрат по бумажному ремеслу. - По улицам уже ходит-ть опасно?
- Ни на что. Просто был человек. С приличными (для простолюдина) деньгами. И нет его...
Следующую остановку Нойс сделала у дома, где на высоком шесте над крышей висел оранжевый платок.
- Доброго дня. Свободно? - окликнула вышедшую во двор женщину.
- Да, пожалуйста. Надолго к нам?
- Сиеста и переночевать.
Близилась дневная жара. Курточку Нойс давно скинула, приторочив к заднему сиденью. Теперь же с облегчением избавилась от шлема, встрепала пятерней начавшие липнуть волосы. В четырнадцать часов - полдень, начнется сиеста, время дневного отдыха. До восемнадцати закроются на перерыв учреждения, прекратятся работы в полях. Что поделаешь - юга.
Женщина открыла ворота, чтобы гостья закатила во двор видавший виды мотоциклет. Старая конструкция, сильная, надежная; у них тоже был такой. Пришлось продать. Вздохнула, вспомнив покойного мужа. Назвала гостье цену, та помялась немного, но торговаться не стала. Хорошая девочка. Тоже не из богатых - вещи на ней приличные, но порядком ношеные.
Комната на теневой стороне, марлевая занавеска с нижней кромкой, опущенной в деревянный желоб с водой. Чашка свежезаваренного зеленого чая. Выпив его, Нойс сбросила обувь, оставшись босиком, и растянулась навзничь на кушетке. Закрыла глаза. В наступившей тьме мельтешили светлые зайчики. Что-то меняется в мире. Десяти годам покоя и счастья приходит конец.
"А я была счастлива?"
Нойс выстраивала вопрос то так, то эдак.
"Ошиблась, когда мы с ним решили сменить имена. Надо было сразу сказать, что его новое мне не душе".
Их с мужем охлаждение друг к другу началось с того давнишнего эпизода.
"Ерунда. Ищу понятные причины, боясьглянуть правде в глаза. Он меня никогда не любил".