Мои родители были помещиками, ни бедными, ни богатыми, - так, серединка на половинку. Я росла, как и полагается, с нянькой и Библией в руках; я была очень хорошо воспитана; для деревни. Как любая юная дочь приличных родителей, я мечтала о достойном женихе. Мои мысли были полны пока не адресованной влюблённости. Вечерами я вышивала у окна под сказки старой няньки, а в голове моей теснились феерические мысли о прекрасном принце. И я вздыхала, глядя не зеленую тоску за окном: на крестьянских девок, снующих по двору, на пьяного конюха, привалившегося к колесу телеги и завывающего одну и ту же песню столько лет, сколько я себя помню. Вот тут то и появился этот француз, учитель музыки, которого мой отец нанял для меня. Такой ухоженный, надушенный, такой галантный, такой не похожий на наших русских мужиков; и чувство, называемое первой любовью, развилось во мне незамедлительно
Мне было тогда 15 лет, а ему- 25. Он плохо владел русским языком, но мне ужасно нравилось и казалось пикантным. И я влюбилась. Потому что это был лучший вариант, как мне тогда казалось, на всю округу. А он, прощелыга, не смог уйти от искушения воспользоваться нежным возрастом своей ученицы. Я отдалась ему с глупым восторгом влюбленной малолетки. Когда оказалось, что я беременна, прощелыга скрылся. Он скрылся не просто так - раз и нет его, - а совсем иначе. Он долго убеждал меня не говорить пока ничего моим родителям. Только когда он съездит во Францию и попросит благословения у своих родителей, только тогда, когда он вернется и попросит моей руки у моих родителей, - тогда можно будет смело рассказать.
И я поверила дурочка. Он уехал, а я осталась с животом. Я ждала его до тех пор , пока живот не полез на нос и вся округа поняла в чем тут дело.. Ребенка моего отдали в приют, а меня отправили в монастырь; точнее, я сама избрала такую судьбу.
Я была самой трудолюбивой послушницей и всё верила, что появится мой француз; я его
ещё несколько лет любила. И когда, наконец, поняла , что ждать больше нечего, я всецело посвятила себя служению Богу. Я молилась усердней всех, я работала усердней всех. Я читала богословские и философские книги. Я проклинала Врага человеческого, ибо все зло, которое делают люди, делается с его подачи и именно он повинен, как мне казалось, в столь неблаговидном поступке моего француза.
Я была такой усердной в молитвах и трудах, что очень скоро стала старшей сестрой и, когда мне исполнилось 29 лет, мать игуменья, будучи на смертном одре, оставила на меня монастырь. Во мне не осталось уже другой любви, кроме как к Господу нашему, и где-то в глубине я ненавидела всех мужчин, так как многие сестры попали в монастырь по той же или схожей причине, что и я.
И вот однажды со мной произошла история, перевернувшая всю мою дальнейшую жизнь. Как я уже сказала, я усердно молилась Господу и столь же усердно посылала проклятья Врагу человеческому. И, наверное, я слишком переусердствовала в последнем, потому, что однажды ночью, когда я уже легла в постель, прочитав молитву, в моей кельи зажегся сам собой камин, а в моём деревянном кресле оказался мужчина......Я онемела и подумала на какой-то миг: " Не снится ли мне всё это?!"
Я потерла глаза и перекрестилась, но камин горел на самом деле и мужчина был вполне реален. После минутной паузы, видя, что мужчина не собирается первым подавать голос - я возмущенно спросила:
- Что Вы здесь делаете?!
- Сижу, как видите, - равнодушно ответил незнакомец.
У меня не было ни малейшего страха, ведь я могла поднять крик ,и сбежались бы сестры, но решила не позориться и сначала разобраться.
- Кто Вы и как здесь оказались? - продолжала я пока что вежливо.
- Я тот, в чей адрес Вы вот уже как лет 13 посылаете незаслуженные хулы и ругательства, а пришёл я через дверь. - спокойно ответил наглый незнакомец, хитро щурясь и поправляя огонь в камине тонкой длинной тростью. Это был весьма благородного вида господин примерно лет пятидесяти, хладнокровной нордической внешности, худощавый и широкоплечий, с гладкой причёской и правильными чертами лица, одетый дорого: в белую шелковую рубашку с отложным кружевным воротником и наброшенный на плечи серый мышастый сюртук. На ногах его были черные шелковые
брюки и того же цвета модные бархатные туфли. В руках держал, как я уже сказала, трость, которой поигрывал. Сидел он в позе не принужденной, а равнодушной и даже, можно было бы сказать, располагающей, если бы всё это происходило несколько в другой обстановке.
Я оторопела от его ответа, но отозвалась не долго думая, и всё ещё вежливо:
- Я не имею чести знать Вас; как же я могу посылать Вам ругательства и хулы, если вот уже почти 13 лет, как я покинула суетный мир, дабы посвятить себя Господу? И как же Вы могли попасть сюда через дверь, если все двери и окна на запорах в такой поздний час? Кто Вас впустил?
- Для меня нет запоров, - ответил незнакомец.
- Вы вор? - догадалась я.
- Ну что Вы?! - весело возмутился он, и добавил просто:
- Я не вор, я - Злой Дух.
- В каком смысле? - не поняла я.
- В прямом.....Я Злой Дух, в адрес которого Вы посылаете проклятья вот уже долгие годы, и я должен Вас предупредить, что порядком устал от этого - пояснил он.
Я оторопела. Я никогда не видела злых духов и, честно говоря, очень сомневалась в правоте его слов. Об этом я и подумала. А он вдруг произнёс, чуть подавшись вперёд и улыбаясь, обнажая белые ровные зубы : " Но ведь и Господа Бога Вы никогда не видели и, тем не менее, верите, служите Ему и обращаетесь к Нему с молитвами". Осознав, что он умеет читать мысли, я похолодела и лишь с ужасом взирала на ночного посетителя женского монастыря. Он сидел в позе раскованной, закинув ногу на ногу и поигрывая тростью; на среднем пальце его левой руки зловеще сверкнул очень крупный бриллиант.
- Так вот, Благочестивая Дама, - прервал он первым, образовавшуюся минутную тишину,
в которой только осторожно потрескивал камин.- Я Злой Дух и имя моё, моё достойное, Блистательное Имя, незаслуженно и регулярно упоминается Вами в самых неуважительных контекстах.....Его губы подернулись неприятной, циничной ухмылкой, а холодные серые глаза не выразили абсолютно ничего. И даже камин будто бы в этот момент перестал потрескивать. Если честно, в тот момент, мне стало страшно по-настоящему и жуткий холодок пробежал по спине.
Я вздрогнула и затихла на несколько секунд, затем смело заявила:
- Я Вам не верю.
- Какая наглость! - артистично возмутился, представившийся Сатаной и предложил:
- Вы хотите доказательств?
Я не хотела доказательств, - а вдруг его слова окажутся правдой?
- Нет, - трусливо ответила я и тут же смело поправилась:
- То есть - да.
- Ну что ж.... - согласился он, поправляя накинутый на плечи сюртук. - Хотя это и не в моих правилах что-либо доказывать, но поскольку я пришёл за сатисфакцией, то я удостоверю Вас, Благочестивая Дама.- И тут его физиономия начала видоизменяться: покраснела, покрылась глубокими выщерблинами, глаза выкатились, нос превратился в отвратительный мясистый отросток, на голове выросли два коровьих рога и два гнилых клыка вылезли из пасти. При всём этом его тело, в добротном костюме ,осталось прежним.
- Я убью Вас,- прошипело чудовище, лязгая клыками, по которым стекала отвратительная мутная слюна.
Мне стало плохо, я издала истошный крик и упала в обморок. На мой крик сбежались сестры; они дали мне понюхать нашатырю, и я пришла в себя, в страхе вращая глазами.
В кельи никого лишнего не было, камин не горел, только три сестры охали и причитали возле меня: " Что с Вами матушка? Вы нас так напугали!"
- Мне во сне явился Нечистый,- ответила я и перекрестилась. В тот момент я действительно подумала, что это был сон. Сестры, всплеснув рукам, начали креститься; одна принесла святой воды и окропила ею стены моей кельи.
- Спите спокойно матушка, не бойтесь; никакая нечисть не посмеет проникнуть в святую обитель,- успокаивали они меня. Им это удалось и после того, как они удалились, я спокойно заснула. Но едва я внушила себе, что ведение было во сне, едва начала дремать, как снова зажегся камин и Нечистый Дух вновь оказался сидящим в моём деревянном кресле, в своём прежнем располагающем виде холеного светского господина.
Я похолодела.
- Ну, так-с продолжим нашу беседу? - предложил он, удобно располагаясь в кресле.
Я молчала, уставившись на него с немым ужасом в глазах.
- Так вот, на чем мы остановились? - вспоминал Нечистый,- ....я пришёл, чтобы потребовать компенсации за свой моральный ущерб, который Вы наносите мне уже более десяти лет, и так как терпеть подобные оскорбления я более не намерен...
Тут я опомнилась и воскликнула в полном негодовании:
- Да как Вы посмели проникнуть в сие чистое место, как у Вас хватило бесцеремонности
столь наглым образом оказаться в святой обители?! - ярость моя подавила страх.
- Вы, ничтожный адский червь , проклятый всеми , ещё имеете наглость требовать извинения за то, что в Ваш адрес посылаются хулы и проклятья.?! Вы, недостойный даже
стопы простой монашки, требуете компенсации?! Вы, который сеет зло, совращает людей на грехи смертные и из-за которого множество несчастных юных дев вынуждены уйти за монастырские стены, претендуете на то, чтобы перед Вами оправдывались и извинялись?!...
- Стоп, стоп, стоп....- перебил он меня, подняв ладонь , и я, сама не зная почему, затихла.
-. Ну во-первых я совсем не извинений от вас хочу.....тут он гадко ухмыльнулся и посмотрел на меня снисходительно.... "Я никак не могу понять" - наигранно-возмущенно
продолжил он - "Откуда все эти гадости берутся в этой милой женской головке; откуда эти голословные обвинения, эти не необоснованные упрёки?"...
- Вы - не понимаете?!- воскликнула я гневно.
- Нет, не понимаю - просто и убедительно ответил он.
Негодованию моему не было конца .....и тут меня осенило:
- Я оболью Вас святой водой и Вы не посмеете больше являться сюда.!
И я потянулась за серебряным кувшином, но этот кувшин вдруг высоко подпрыгнул на месте , выскочив у меня из пальцев, перевернулся в воздухе и окатил меня содержимым с головы до ног... Сатана смеялся, а я сидела молча, обескураженная и мокрая. Отсмеявшись, он поднялся с кресла и, опираясь на трость, приблизился ко мне и склонился надо мной, доставая из кармана сюртука белоснежный батистовый платок.
- Вот, утритесь...то есть оботритесь,- поправился он ехидно и положил платок мне на колени. У меня не было сил сбросить эту тряпицу. Затем , выпрямившись и посмотрев свысока на жалкое зрелище, которым являлась я, он сказал: "Я не буду более докучать Вам пока; отдохните от моего навязчивого общего, ибо я ещё вернусь..." Последние три слова прозвучали на пустом месте, потому что Сатана растаял в воздухе, а с ним погас и камин.
Я просидела так до заутреней. Утром я машинально куда-то сунула платок, который оставил мне Нечистый, и, на совершенно не слушающихся ногах, отправилась на утреннюю молитву.
Я больше не могла спать по ночам, я всё время молилась и просила у Господа защиты.
Никому из сестёр я более ничего не рассказывала. Моя жизнь была превращена в кошмар ожидания. Но всё же мои бессонные ночи не могли продолжаться долго и, очень скоро физическая усталость взяла вверх. Я снова начала спать. Наверное, недели две меня не тревожили дурные мысли. Но однажды вечером, я наводила порядок в келье и нашла тот самый платок. И вновь ужас сковал мои члены. Я, ошалевшая, сидела на постели, держа злополучную тряпицу на коленях боясь пошевелиться ,и вспоминая подробности той ночи. Так продолжалось до полуночи.
Тогда то и появился вновь Сатана. Застав меня в таком положении, он рассмеялся:
" Вы что же, так и сидите с тех пор? Никак уже обсохли ? Впрочем, не мудрено, ведь прошло более месяца " Зато, кажется, перестали хулить мое достойное имя . - Он смеялся , удобно располагаясь в кресле.
Вы можете представить моё состояние на тот момент; я готова была не поверить в этот кошмар, но он говорил сам за себя.
- Чего Вы, наконец, от меня хотите?- горестно выговорила я.
Он хмыкнул довольно и сощурился
- Я скажу Вам, что я хочу ...на конец - он гадко хихикнул -Я пришёл получить компенсацию, о которой уже говорил Вам, за ваши прошлые многочисленные оскорбления в мой адрес...
- Что же Вы от меня хотите получить, мою душу? - попыталась безучастно догадаться я.
- Ну что Вы!- отмахнулся он,- Ваша душа мне не нужна; она за тринадцать лет
самобичеваний в монастыре пришла в абсолютную негодность для меня...А вот кое-что вполне подходящее и не бывшее в употреблении у Вас для меня найдётся. - И он, хитро прищурившись, многозначительно кивнул мне.
-Что же это?- спросила я растерянно и безразлично.
- Обычная страсть, которая охватывает женщину, когда та жаждет обладания - пояснил Сатана.
- ?????- я недоумённо посмотрела на него и тут подкравшаяся догадка возмутила меня: " Вы что, хотите, чтобы я Вам отдалась?!"
- Конечно, Вы всё же догадливы - цинично похвалил он и добавил разводя руками : Ведь мне большего с Вас взять нечего..
- Это смешно и отвратительно...- равнодушно прокомментировала я. Я и подумать не могла в тот момент, что его намерения вовсе не являются словесной шуткой над бедной монашкой. Ведь до того момента он не причинил мне никакого физического вреда, ну кроме того, что окатил меня святой водой.
- Это не смешно и не отвратительно - это очень приятно...-пояснил он , прищелкнув зыком и щурясь подобно серому сытому коту, и осведомился: " Так вы готовы таким не очень противным для обоих полов способом оплатить мой моральный ущерб, который Вы, Благочестивая Дама, наносили мне тринадцать лет кряду?...Я не шучу, не смотрите на меня так скептически..."
- Фигляр!- не выдержала я, понимая, что он издевается надо мной,- я понимаю, что Вам не дает покоя та ненависть которую к Вам испытывает людской род. Только не подумайте, что я сейчас начну метаться в истерике, испугавшись Вашего фиглярства, меня защищает сам Господь Бог ...
- Фигляр? - осведомился он.- Ну, ну, тогда я вам покажу высококлассное фиглярство, в моих объятьях, незамедлительно.
Я брезгливо посмотрела на него и вздрогнула от омерзения охватившего меня от его присутствии. и слов.
- Значит ,всё-таки, фигляр?- осведомился он ещё раз и, посмотрев на меня пустым равнодушным взглядом, добавил тоном не разрешающим усомниться в его намерениях: Приступим к делу. Приговор Вы себе подписали окончательно....
.И он, медленно и лениво поднялся с кресла, сбрасывая с плеч сюртук....
Видя, что он приближается ко мне, я испугалась не на шутку. Инстинкт самосохранения
толкнул меня к двери, и я попыталась закричать, но крика не получилось, только какой то
сиплый шепот вырвался из груди, который никем не мог быть услышан при всем желании.
И дверь, при попытке открыть её, оказалась запертой с другой стороны. Я растерялась.
В следующий момент я уже собралась броситься к окну, но Сатана цепко схватил меня, как ястреб синицу, и ловко прижал к стене. Его объятья были железными и совершенно лишали меня какой-либо возможности противостоять тому, что он задумал. Придавленная его мощной фигурой к стене я лишь жалко болтала руками, пытаясь плеваться, кусаться, колотить его по плечам и груди, и хватать за волосы. Это вызывало у него лишь веселую ухмылку. Он не пытался увёртываться, не пытался меня ударить; он не церемонясь, раздвинул мои бедра ,приподнял меня на должную высоту и ловко вонзил в меня свой "жезл".
Это произошло так быстро, что я не поверила в то, что ему это удалось так легко. На секунду я замерла от изумления и острой боли. Он нагло посмотрел на меня с издевательской, но не злой ухмылкой. Я опомнилась и, набравшись сил и гнева, начала сопротивляться вновь. Я колотила его кулаками, плевалась, кусалась. И даже если мне удавалось изо всех сил впиться зубами ему в плечо, то с его стороны не следовало абсолютно никакой реакции. Он владел мной настойчиво, не реагируя на мои эксцессы.
Вскоре я обессилила, и слезы оскорбленной добродетели выкатились из моих глаз. Этого он видимо и дожидался. Я закрыла глаза с одной только мыслью - пережить
как-нибудь этот акт унижения и насилия. И когда я прекратила сопротивление и затихла, униженно пуская слезы ему на рубаху, его губы чувственно коснулись мочки моего левого уха и кончик языка, подобно змее ,скользнул в него. Яд сладострастия начал проникать во всё моё тело разливаясь по нему и заставляя меня испытывать нечто совершенно новое и недоступное доселе . И это новое напугало меня невероятным образом, и я, инстинктивно охраняя остатки своего морального благочестия, снова попыталась вырваться. Но Сатана ещё сильнее стиснул меня в своих объятиях и чуждое, сладостное явление накрыло меня сокрушающей волной. Я не испытывала ничего подобного ранее, даже когда отдавалась по любви французу. Ужасаясь тому, что моя ранее неискушённая плоть уже не слушается молящих призывов моего, как мне казалось ранее, железного благочестия, я со всей силой впилась ногтями в плечи насильника. Не обращая внимания на это, он ,не спеша вел мою плоть к полной победе над разумом. Со слезами на глазах и ненавистью к самой себе я теперь сладострастно кусала его плечи, в вожделении царапала и сжимала его спину, и плакала по безвозвратности благочестия. Плотское удовлетворение с такой силой обрушилось на меня, и не то швырнуло в какую то бездну, не то подбросило в какую то высь, что я потерялась в нём , испугалась ему и издала какой то странный звериный стон. Сознание мое померкло, и я безжизненно повисла на руках того, кто заставил меня испытать всё это.
Когда я пришла в себя, то в первый момент я ощутила безумный стыд за содеянное, сжалась вся в комок и зажмурилась, надеясь спрятаться таким образом от собственного позора. Он всё ещё не отпускал меня из своих рук, а я обессиленная не могла высвободиться. Он смотрел по-доброму, шаловливо сощурив серые кошачьи глаза . А я плакала и причитала: " Зачем, зачем Вам это было нужно?! Зачем Вы вторглись в мой мир?! Зачем так безжалостно обобрали мой покой?! Как я теперь подниму глаза к небу?!".
Задавая эти вопросы, я не искала на них ответов, - я просто горестно выкрикивала их в пустоту. " Я не могу, я не хочу больше жить! Вы раздавили, Вы уничтожили меня. Зачем Вам это было нужно?! Вы сломали мне жизнь; мне останется теперь только уйти к непотребным девкам!...".
Я рыдала всё еще поддерживаемая им под руки. Он безмолвно слушал меня. А когда слова и упрёки закончились, я рыдала просто так.
...И тогда он первый раз поцеловал мои губы , и этот легкий поцелуй, почти невинный и совсем не долгий, напугал меня своей сладостью и упоительностью и оборвал мои рыдания в один момент. Его руки скользнули по моей спине вниз, он опустился на одно колено и поцеловал мой живот, и посмотрел от туда вопрошающим и многозначительным взглядом, ловко запуская свои длинные холеные пальцы в мое лоно ; он сменил тактику насильника на тактику любовника. Я уловила его намек, но твердо решила, что второй поединок я не допущу. Он поднялся с колена и поцеловал меня в губы более страстно и продолжительно , заставляя своими пальцами мое лоно источать предательскую любовную влагу. У меня подкосились ноги, и я испугалась.
- Нет!- категорично воскликнула я и попыталась вырваться. Он спокойно отпустил меня, и я забилась в угол кельи и зарыдала снова, ибо только слезы отчаяния в этот момент могли подавить атаку моей плоти. Он подошёл совсем близко и встал надо мной, изобразив непонимание.
- Не делайте больше этого здесь. Я умоляю Вас!- взмолилась я, скрестив руки на груди, и осторожно взглянула на образ Богородицы в правом углу кельи, а затем на Сатану. Он улыбался лишь уголками губ.
- Что ж, я выполню Вашу просьбу - согласился он и добавил: Однако ж и Вы попробуйте выполнить мою.
- Какую же?- удивилась я, размазывая слезы по щекам.
Он протянул мне руку:
- Пройдёмте на более достойное поле битвы.
Я содрогнулась:
- Куда же?
- На моё ложе - коротко и ясно ответил он.
У меня перехватило дух. Я прекрасно понимала, что от моего согласия или не согласия судьба второго поединка не зависит, и я промолчала.
Он наклонился, вытащил меня из угла, подхватив на руки. Я не успела опомниться, как в один момент обстановка кельи изменилась и вокруг появилось совершенно другое, просторное купольное помещение: царская спальня с огромным пылающим камином и огромным изумрудным ложем с шёлковым пологом. По краям этой необъятной постели стояли канделябры с горящими свечами. На маленьком круглом столике возвышалась ваза с тропическими фруктами и большой хрустальный кувшин с темно-красным вином.
Сатана опустил меня на шелковее подушки, набитые, видимо тончайшим пухом, и я поняла, что сопротивляться у меня больше нет ни только сил, но и желания.
А когда, его, на этот раз обнаженное тело коснулось моей груди, мои сомнения ушли совсем. Моя давно созревшая и теперь очнувшаяся от долгой спячки плоть, жадно вдыхала , впитывала в себя весь аромат, всю негу сладострастия...
Я упала обессиленная очень не скоро и, если бы не дикая усталость, я бы ещё продолжала и продолжала наверстывать все годы воздержания, проведённые в монастыре.
Хитрый Сатана на следующий день спросил меня, так, между прочим, не хочу ли я вернуться в свою келью? На что я, положив голову на его грудь , ничего не ответила.
Так свежи были раны, так не нужно было говорить об этом. Нет, о возвращении не было и речи. Я готова была уйти к непотребным девкам, но не готова была расстаться с новым, изменившим мою жизнь теперь уже навсегда, открытием. И едва мои пальцы коснулись его груди, свежая утренняя волна желания прокатилась по моему телу. Он одарил меня новыми сладостными ласками и я, удивленная и сражённая ими, опять отдавалась ему всецело и восторженно.
После неутомимой ночи и продолжившего ее следующего дня у меня проснулся волчий аппетит, которого не наблюдалось со времён детства, и его никак уже не могла бы удовлетворить монастырская похлёбка.
Я пила терпкое, пьянящее гранатовое вино, жадно поедала тропические фрукты, слоёные булочки с гусиным паштетом, миндальные, желейные и сливочные пирожные. Сатана возлежал на изумрудных подушках, курил и добродушно наблюдал, как я восстанавливаю мои силы.
В награду за мои жертвы Сатана дал мне всё: богатство, титул; и, что самое главное - обретя всё это, я смогла найти своего ребёнка. Мальчик рос в сиротском приюте и ходил в бедную приютскую школу. Ему шел тринадцатый год. Он оказался добрым ребёнком: он простил мне свой приют и своё сиротство.
Я была счастлива; я никогда не думала, что смогу испытать это чувство. Я благодарила Бога за такую свою судьбу, благодарила француза за то, что оказалась в монастыре. Я принесла богатые дары той обители, где провела полезные годы раздумий и размышлений с книгами в руках. Я была счастливейшей из матерей и счастливейшей из женщин. На верхних этажах своего дворца я велела сделать подвесные сады, роскошные опочивальни, восточные купальни, - места, где можно всецело предаваться любви, и где единственным, желанным гостем всегда был Сатана. По каким чудным и упоительным дорогам водила меня Венера, в каких всепоглощающих океанах страсти я купалась - передать это невозможно. Сладчайший Сатана - он научил меня любить жизнь - такую разную, такую богатую; все её цветы, все её подводные камни.
Православная христианка, я ходила всегда в церковь; я имела на это право, ведь я была просто счастливой женщиной, у которой любовником был сладчайший Сатана.
Не жди, дорогой читатель, какого-нибудь конца этой истории, -его пока нет, ибо я нахожусь в расцвете лет, в полном здравии, я счастлива безумно, чего и Вам желаю.