Аннотация: Повесть примыкает по содержанию к роману "Перекресток"
Богиня ex machina.
Пролог
Когда в составленном на годы вперед, жестком расписании провинциальных гастролей и столичных фотосессий, посещении обязательных, чаще всего помпезных и унылых, светских мероприятий - театральных премьер, закрытых для других кинопросмотров, андеграундных концертов "для своих" - вдруг проявляется, как солнышко в сплошной пелене осенних облаков, "окно" грандиозным размером в пять полных дней и ночей, вряд ли персоне широко известной во всей Империи захочется использовать это время на заурядное посещение модных магазинов, походы по ресторанам и закрытым для посторонних ночным клубам. Такими нежданными "подарками судьбы", достающимися, как и полагается, чрезвычайно редко, Ника пользовалась с присущей ей непредсказуемостью и - исключительно самостоятельно, на какое-то время забыв не только хороших приятелей, которых у нее было более, чем предостаточно, но и своих самых близких друзей - литератора и пьяницу Антона Карева и поверенного в делах, нотариуса, юриста, бухгалтера и профессионального убийцу Мишеля. Впрочем, скрываться от последнего было делом неблагодарным, если не сказать - безнадежным, но маленькая блондинка надеялась, что знающий её добрый десяток лет внешне неприметный, строго-унылый, как и положено "канцелярским крысам и бумажным червям", поверенный не станет тревожить свою подопечную без особо веских оснований, как-то: Конец Света, несанкционированная высадка вооруженных инопланетчиков, извержение вулкана в центре Столицы, падение Земли на Солнце и наоборот... ну, или чего-то подобного.
Ранним и тусклым осенним утром, не наложив на лицо ни грамма косметики, умело скрыв под объемистым капюшоном бесформенной старенькой куртки, чудом найденной среди вечерних туалетов и сценических костюмов, копну так легко узнаваемых едва ли не каждым мужчиной Империи платиновых волос, с небольшим, но туго набитом консервами, хлебом и коньяком рюкзачком Ника заняла свободное место на жесткой обшарпанной лавке в пустой, гулкой и неопрятной электричке, чтобы через два часа заунывной скуки и легкой дремы под перестук колес с моментальным пробуждением при резком торможении на полустанках добраться до пресловутой "усадьбы прабабушки". Впрочем, до самого дома, расположенного в некогда процветающем, но уже лет тридцать, как позабытом и заброшенном дачном поселке, девушке пришлось еще минут сорок шагать по заросшей квелой, увядшей и пожелтевшей осенней травой дорожке среди пустынных полей и узких - в несколько десятков деревьев - насквозь просматриваемых перелесков. Порадовало лишь одно - за последние две недели, несмотря на сплошную низкую облачность, на Столицей и окрестностями не выпало ни капли дождя, такого обычного по осеннему времени, и теперь земля под стройными ножками в привычных черных брючках не хлюпала, засасывая и удерживая в разбухшей глине короткие сапожки на обычном для Ники высоком каблуке, а лишь слегка пылила осенней трухой умирающей травы.
Поселок встретил девушку умиротворяющей тишиной, запустением и безлюдьем, даже сторож, по обыкновению безвылазно проводящий время в полуразвалившейся будке неподалеку от проржавевшего шлагбаума, сооруженного из толстенной и тяжелой трубы и бывшего когда-то, как положено, полосатым, черно-белым, и тот куда-то исчез... во всяком случае, никак не объявил себя при появлении Ники. Впрочем, блондинку это не смутило, даже к лучшему, что никто не заметил её здесь появления, а вот отсутствие света в темных, давным-давно немытых окнах сторожки, слегка расстроило - электричество в поселок подавалось нерегулярно, можно сказать, по великим государственным праздникам - а значит, теперь придется возиться и с керосинкой, и с "летучей мышью", оставленными, так же, как остальное дачное имущество, в наследство запасливой и предусмотрительной прародительницей. "Хорошо, что прошлый раз, когда вывозили телевизор для нолса, прикупили возле станции и оставили на всякий случай, в запас, канистру с керосином, - подумала Ника, чуть растерянно озираясь по сторонам - тишина и пустота вокруг неё удивительным образом давили и раздражали городскую жительницу, привыкшую к суматохе и человеческому столпотворению. - А сейчас магазинчик-то тот, пристанционный, закрыт и заколочен досками, пришлось бы на себе тащить топливо аж из города..." Следующей мыслью блондинки была - не "стух ли" керосин за прошедший год, и остаток пути до старого, замшелого и приземистого, но добротного и крепкого все еще домика, сооруженного лет пятьдесят назад из толстенного соснового бруса, Ника лениво вспоминала - а знала ли она в этой жизни сроки хранения керосина, бензина и прочих горюче-смазочных материалов.
Прислушиваясь по пути к редким пронзительным голосам еще не улетевших в теплые страны, а может, и зимующих здесь птиц, к ровному и, казалось, постоянному шелесту сухой травы, остатков пожелтевших, пожухлых листьев на буйно заполонивших весь поселок кустах и низкорослых деревцах, к едва уловимому шуму ветра, девушка незаметно и очень быстро для самой себя привыкла к окружающей тишине и пустоте, и маленькую калитку в невысоком, скорее, символическом, заборчике, разделяющем "свое и чужое", открывала уже уверенно, совершенно по-хозяйски, тем более, никакого замка здесь и в помине не было, его изображала лишь скрученная тонкая стальная проволока, удерживающая калитку на одном уровне с забором, в закрытом, так сказать, состоянии. Таким же условным был запор и на дверях самого дома - массивная, потемневшая от времени бронзовая щеколда, предохраняющая не от незваных гостей рода человеческого, а от "ежиков", как говорила сама Ника, вот только с нержавеющим изделием безвестных мастеров, за которое инопланетные коллекционеры, подобные слонообразному гному Векки, отдали бы немалые деньги, пришлось повозиться: раз в год, а то и реже приводимая в действие щеколда, казалось, прикипела, не желая подчиняться хозяйке дома, видимо, обидевшись на такое длительное невнимание к своей антикварной персоне.
...в доме было сухо, пыльно, сумрачно и на удивление тепло, будто за окнами уже которую неделю не холодила природу наступившая осень.
Ника смахнула рукавом куртки пыль с маленького, но массивного, удивительно крепкого, всегда напоминающего ей гриб-боровик, круглого стола, не думая, рефлекторно почистила мгновенно загрязнившийся рукав о бок и взгромоздила на столешницу рюкзачок с припасами.
- Вот теперь остается - прибраться в доме, раскочегарить печь, наколоть дров, протопить к вечеру баньку... - вслух раздумывала блондинка, доставая из-под узкого деревянного топчана, постоянно исполняющего в доме обязанности роскошного ложа, короткие резиновые сапожки-боты и переобуваясь. - Ах, да, еще и воды натаскать не забыть... прямо, мечта цивилизованного человека - пожить денек-другой также, как его предки всего-то лет пятьдесят назад.
Под небольшим навесом в углу участка, за домом, уже который год ждали своего часа изредка используемые в основном для открытого костра смолистые сосновые поленья размером этак в полсажени и в обхвате чуть пошире талии девушки, но если для вечернего шашлыка было вполне достаточно порубить полдесятка чурбанов, то на протопку дома, а главное - бани, такого количества, конечно же, не могло хватить. А вот за водой далеко ходить нужды не было, чуть левее от входа в дом, неподалеку от, казалось, вросшей в землю, неприметной, но от этого ничуть не потерявшей своих главных качеств, а, значит, и ценности бани, цепляла взгляд высокая двускатная крыша над колодцем, и тускло поблескивала намотанная на деревянный вал толстая стальная цепь, во времена оны - гордость хозяйки дома; в те далекие годы, когда стоился дом, копался колодец, да и вообще, начинал свое существование дачный поселок на месте разоренной, умершей деревеньки, достать такую цепь можно было лишь по хорошему личному знакомству с кем-нибудь из промышленников, выполняющих армейские заказы, да и то - с известной долей везения. Однако прежде, чем заняться приборкой, дровами и водой, Ника, как следует, обтрясла, даже обстучала о перила небольшого крылечка старые, добротные, не раз ей уже послужившие штаны и клетчатую байковую рубашку, и переоделась. Теперь можно было приступать к наведению чистоты и уюта - пусть всего-то на тройку дней, которые блондинка хотела провести вдали от городской нудной суеты и таких сладких и привычных удобств цивилизации, но - для себя, от души, потому, что так захотелось только ей и никому более.
Очень быстро привыкшая к тому, что единственными звуками вокруг нее, исключая природные, естественные, было шуршание чуть влажной тряпки, стук переставляемой с места на место скудной мебели и собственное, едва слышное мурлыкание какой-то навязчивой, незатейливой мелодии, Ника мгновенно насторожилась, различив в тишине пустого поселка негромкое, но настойчиво приближающееся урчание автомобильного двигателя. "А машинка-то, судя по звуку, из классных, как бы не лимузин из гаража Имперского Совета", - подумала блондинка, выходя на крыльцо. Извечное, как Вселенная, женское любопытство гнало её посмотреть, что это за странный автомобиль объявился так далеко от города и привычных, загруженных трасс в столь неурочное время, тем более, что никакой опасности для себя со стороны внезапных таинственных визитеров девушка, привыкшая доверять своим ощущениям, не почувствовала. Впрочем, насчет марки авто и принадлежности его к "высшим слоям" своего класса Ника ошиблась - вдоль просторной, нынче совсем уж символической улочки между рядами пустующих, обветшалых и в большинстве своем заброшенных домиков двигался подержанный, старенький вездеходик из тех, что лет семьдесят назад в Империи начали выпускать исключительно для армейских нужд, а уже спустя пару десятилетий четырехместный, с двумя ведущими осями, неприхотливый в обслуживании и с фантастической проходимостью по бездорожью автомобиль активно и охотно начали приобретать жители сельских и пригородных районов.
Машина плавно, будто в замедленной съемке, остановилась у самой калитки, и тут же двигатель, и до того едва слышно урчащий, практически заглушаемый звуками осеннего ветра и шелестом опавшей листвы, неприметно смолк. "Здесь что-то не так, - разглядывая авто, подумала блондинка. - Когнитивный диссонанс в этой машинке... полное несовпадение внешнего облика с внутренним содержимым..." И хотя Ника неверно употребила давным-давно где-то подслушанные умные слова, по сути она была права, впрочем... мягко, чересчур мягко и нежно для обыкновенной сельской железяки, хлопнула дверца, и перед остроносой, запыленной "мордой" автомобиля появился Василь Андреевич, начальник сто восемнадцатой базы, царь и бог в этом районе космического пространства, как назвал его еще при первой встрече нолс Векки, в диком, несуразном на заброшенной дороге пустынного дачного поселка и рядом с потрепанным вездеходиком смокинге, при галстуке-бабочке, в белоснежной, даже на расстоянии хрустящей крахмалом сорочке и тускло, маслянисто блеснувшими в сером свете осени золотыми массивными запонками.
"Ох, ты ж, мать твою..." - невнятно успела подумать Ника, сообразив, что лишь начальник космической станции мог так быстро и безошибочно отыскать планетарного Инспектора по пеленгу коммуникатора, и одновременно оглядывая сама себя, будто со стороны. Короткие резиновые ботики на ногах, пожалуй, были не видны из-за заборчика, но вот широченные обтрепанные штаны из "чертовой кожи", давно потерявшие свой первоначальный цвет и подпоясанные выгоревшим, порыжевшим брезентовым ремнем, старенькая, многажды штопанная на локтях и у ворота байковая ковбойка... вот только густая платиновая копна небрежно уложенных волос и пронзительный взгляд серых глаз остались от той имперской "звезды", что еще в начале этого лета встречалась с начальником сто восемнадцатой на сложных и неприятных переговорах с грубоватыми и самонадеянными представителями службы безопасности далекой тоталитарной планеты.
- Здравствуй, хозяюшка! - перебил сумбурные, галопом скачущие мысли блондинки Василь Андреевич, оглаживая свою шикарную ухоженную бороду. - Гостей принимаешь?..
"А куда ж от вас денешься-то? - подумала Ника, не успев сообразить - расстраиваться ей из-за несостоявшегося одинокого отдыха или радоваться собственной востребованности аж в космическом масштабе. - Приехали ведь зачем-то неспроста..." Но вслух благодушно сказала:
- Привет, Андреич! Как жизнь на базе? Что новенького случилось? Проходи, давай.. там калитка проволокой замотана, открой сам, ладно?..
Дежурную очаровательную улыбку блондинка изображать не стала, небось, свои люди, не перед кем тут фальшивый лоск высшего света изображать в потертых штанах и потускневших от времени ботах, но тут же пожалела об этом. Будто приглашенный именно её словами через заднюю дверцу вездеходика сноровисто выбрался невысокий, но очень плотный, почти квадратный мужчина в неприметном буром свитерочке, простецких черных брюках - ну, так обычно начальник сто восемнадцатой одевал гостей, желающих на скорую руку - без экскурсий и специальной программы - размять косточки на живой планете после нудного, долгого перелета в межзвездном пространстве. Пожалуй, едва ли не единственной, бросающейся сразу в глаза, особенностью вышедшего из автомобиля мужчины, ну, не считая, естественно, крепкого телосложения, была сияющая, гладкая, как биллиардный шар, голова, на мгновение даже показалось, будто на обтянутом тугой крепкой кожей черепе играют, отражаясь, солнечные блики, которых под серым облачным небом быть просто не могло, а через несколько мгновений, присмотревшись чуть внимательнее, Ника поняла, что инопланетчик не просто тщательно побрит наголо - у него никогда не было волос там, где они присутствуют у всех обыкновенных людей... да и брови с ресницами - так, слабый намек, лишь обозначение того, что должно быть от природы на человеческом лице.
Начальник сто восемнадцатой быстро размотал проволоку калитки, пропустил первым на территорию участка своего гостя и только после этого негромко, будто кто-то мог подслушать его в пустынном поселке, объявил:
- Это - Купер... просто Купер и всё.
- Хорошо, просто Купер, - легко согласилась блондинка, делая пару шагов навстречу гостям по низеньким, символическим ступенькам с крыльца и тут же оказываясь буквально лицом к лицу с новым, пока еще таинственным знакомцем. - А я - просто Ника.
Видимо, рукопожатия, а так же целование дамам рук не было составной частью этикета на родной планете Купера, он лишь коротко кивнул в знак приветствия и внимательно оглядел девушку с головы до ног. Глаза у гостя были живыми, с искоркой, глубокого, блондинка сказала бы - "ультрафиолетового" цвета.
- Я ненадолго, - предупредил дальнейшее развитие событий Василь Андреевич, с любопытством оглядывая дачное хозяйство планетарного Инспектора. - Оставлю, вот, на твое попечение человека и - сразу назад, у меня, понимаешь ли, прием в посольстве Магриба буквально через два часа начинается, потому и во фрачном наряде сюда явился...
- Вот уж - воистину явился, как нечистая сила, - проворчала лружелюбно, больше для порядка, Ника. - А что нам с Купером прикажешь делать после твоего отъезда?
- Отдыхать, - развел руками начальник сто восемнадцатой, будто говоря о чем-то самом собой разумеющемся. - Он для этого на планету и спустился, чтобы побыть в тишине, подальше от всяких личных коммуникаторов, вычислителей, экранов и прочих средств связи вкупе с ионным душем.
- Ну, у меня-то как раз все перечисленные блага цивилизации отсутствуют, - согласилась блондинка. - Видишь, даже электричества нет. Самый что ни на есть средневековый отдых получится, как по заказу.
- Вот и договорились, - изображая радость на лице, кивнул Василь Андреевич, делая незаметный маленький шажок в сторону так и не закрытой калитки. - Пока ты здесь инкогнито, никто из посторонних ваш отдых не нарушит... а остальное тебе наш гость сам расскажет...
- Инкогнито, говоришь? - нарочито не обратив внимания на последние слова - сам, так сам, когда время придет все расскажет - хмыкнула Ника, демонстративно почесав затылок, но даже такой простонародный жест получился у девушки изящно и красиво. - Тогда прямо со своего приема свяжись с Антоном, предупреди, что я здесь не одна, а то - ведь подскажет нашему гениальному литератору какой доброхот, примчится Карев, в драку полезет. Оно вашему гостю надо?
- Нашему теперь гостю, - отозвался начальник базы и уточнил: - Я за Антоном как-то не замечал таких вспышек ревности - до вульгарного мордобоя.
Ника хотела, было, сказать, что Василь Андреевич еще очень много разных мелочей за литератором старался не замечать, но сдержалась - присутствие гостя, человека незнакомого и до поры, до времени постороннего, хотя бы слегка дисциплинировало.
- Это и не ревность вовсе, - вздохнув, пояснила блондинка. - Ему ведь надо собственное реноме поддерживать пьяницы и скандалиста, так что - как выпьет, приедет и начнет выяснять врукопашную - кто здесь кто и зачем...
- Последнее время Антон и в самом деле много пьет, - деловито заметил начальник сто восемнадцатой, продвигаясь еще на пару шагов к выходу с участка. - Может, полечить его, как думаешь?
- Если по новомодной методе закодировать насовсем, то лучше не надо, как я буду с трезвенником себя вести - не представляю, - ехидно возразила девушка. - Но если просто печень восстановить, кровь почистить, желудок поправить - это я только "за", ни малейших возражений, единственное - мозги у него лучше не трогать, и так порой кажется, что маловато их...
- Разумными мозгами лучшие умы Галактики занимаются, не нам чета, да всё как-то бестолку, а вот про прочие внутренние органы - надо подумать, - многозначительно пообещал Василь Андреевич уже из-за калитки. - Мне пора, счастливого вам отдыха - обоим!
Мягко хлопнула дверца старенького вездехода, а Ника, заслышав блаженное, почти животное урчание заработавшего двигателя, на секунду представила, с каким комфортом оборудовал свой автомобиль изнутри начальник базы, оставив от прежнего детища местной промышленности лишь жестяную коробку кузова. Фантастические мечтания блондинки, в которых салон сельского вездехода переливался огнями светодиодов и встроенных экранов, был обшит мягчайшими амортизационными материалами, как ложементы звездолетов, ну, и, конечно, оказался оборудован тонко настраиваемым климатизатором, от которого не отказалась бы и сама девушка для собственной городской квартиры... мечты прервал Купер, с неким трудноуловимым выражением удивления на лице, разглядевший под старенькой ковбойкой Ники медальон планетарного Инспектора.
- А что тут особенного? - поинтересовалась в ответ на незаданный вопрос блондинка.
- До сих пор все Инспектора, с которыми я встречался, обеспечивали себе очень высокий уровень комфорта по местным меркам, - пояснил гость, голос у него был бархатистый, сильный, оперный. - И отказываться от комфорта хотя бы на несколько дней, если это не было связано с работой, им, мне кажется, просто не приходило в голову.
- Ты знаешь, очень приятно, что я так отличаюсь от других Инспекторов, - бодренько заявила Ника и в самом деле в душе обрадованная собственной исключительностью. - Не люблю быть похожей на кого-то... вот такая я - единственная и неповторимая.
Отвечая на самокомплимент блондинки, Купер постарался мило улыбнуться, получилось плоховато, видимо, в жизни ему не приходилось изображать из себя добродушного и любезного человека, а может быть, это просто была особенность лицевых мышц инопланетника? Но уловив некое замешательство гостя, хотя и не ощутив до конца сути происходящего, девушка деловито, по-хозяйски, объявила:
- Надеюсь, наш "сто восемнадцатый" тебя предварительно накормил, напоил, да и всю дорогу развлекал разными байками из местной жизни? - и не дожидаясь ответа от Купера, продолжила: - Значит, начнем прямо с отдыха. Вот, видишь под навесом поленницу? Надо бы превратить её в дрова... ну, хотя бы половину. Тогда к вечеру мало того, что будет тепло и уютно в доме, но еще будет баня.
- А как это - превратить в дрова? - с легким недоумением поинтересовался гость, поглядывая то на потемневшие от времени поленья, то на хозяйку.
- Топор в руки и - вперед, - любезно пояснила Ника. - Или ты никогда в жизни дрова не рубил?
Через полминутки недоразумение, возникшее из-за культурной разницы двух цивилизаций, разрешилось к общему удовлетворению. Купер и в самом деле никогда в жизни не рубил дров, даже на пикниках используя уже заготовленные стандартные полешки, а еще - он до сих пор ни разу не попадал на планеты, использующие дрова в качестве основного энергоносителя не только для жарки шашлыков, но и для отопления дома.
- Ой, как у вас всё запущено-то... - с неизъяснимым, но от того не менее великолепным ощущением собственного превосходства над цивилизованным инопланетником протянула шутливо блондинка, но тут же спохватилась: - Не беда, сейчас мы это упущение в твоей биографии исправим, пошли...
Рубила дрова Ника так же хорошо, как и танцевала или позировала для художников и фотографов, а недостаток массы собственного тела вполне компенсировала силой ударов по сухими, звонким поленьям, разлетающимся с колоды по непредсказуемым, причудливым траекториям. Отступивший на пару шагов в сторонку по наущению хозяйки, Купер невольно залюбовался фантастической смесью недюжинной для такой миниатюрной девушки силы, ловкости и природного изящества, почти артистизма простых движений. Но долго бездельничать гостю блондинка не позволила, переложив мужскую работу на мужские же плечи.
- Видел?
Лезвие топора с глухим звуком вошло в замусоренную уже щепками почти черную от времени массивную колоду, а Ника непринужденно смахнула со лба легкую испарину - будь её воля, все свои гимнастические упражнения в городе заменила бы на получасовую рубку, ну, кроме растяжки, естественно - эффект от дров даже повыше будет, а уж сколько пользы, и сравнивать не хочется с пустопорожним дрыганьем ногами, отжиманиями и наклонами.
- Действуй, - кивнул блондинка, освобождая место гостю. - И не спеши, а главное, по ноге себе не попади, больница тут только в городе, можно и не успеть отрубленное на место пришить...
Понаблюдав минут десять за несколько неуклюжими, но полными энтузиазма действиями Купера, подсказав, как ловчее держать топор, выставлять на колоду полено, Ника оставила инопланетчика одного: "В доме еще дел полно...", но уже минут через сорок, завершив приборку, вернулась.
Разгорячившийся, да к тому же по-мальчишески желающий доказать хозяйке, что умеет не только нажимать кнопки на пультах управления, Купер энергично орудовал топором, периодически прерываясь, чтобы сложить наколотые дрова в аккуратную, быстро увеличивающуюся поленницу. Его бурый бесформенный свитерок висел на старом заржавленном гвозде, вбитом в столб, поддерживающий навес, еще в позапрошлом веке и по прихоти судьбы уцелевший до настоящего времени, тело гостя оказалось таким же безволосым и гладким, как и голова, а вот мышц на нем заметно не было, хотя, судя по количеству дров, бицепсами Купер должен был играть не хуже иностранных профессиональных культуристов.
Увлеченный до нельзя процессом, гость умело сделал вид, что не заметил в плавно подступивших осенних сумерках подошедшую блондинку, и остановился лишь после её команды:
- Ну, хорош уже, ты тут на месяц вперед нарубил, а надо-то всего на три-четыре дня, да и то - не каждый же день в баню ходить...
- Почему же не каждый? - аккуратно укладывая топор на колоду, поинтересовался Купер особенностями местной гигиены.
- Удовольствие должно быть редким, - выдала сентенцию Ника. - Иначе это уже и не удовольствие вовсе, а какой-то пошлый алкоголизм. А помыться и у колодца можно, если так уж приспичит... хотя тебе, кажется, не очень и надо...
И отвечая на недоумевающий взгляд темно-лиловых, почти черных глаз, добавила, демонстративно покрутив носом:
- ...ты, вроде, и не потеешь совсем...
- Ах, вот ты о чем, - впервые с момента их знакомства искренне засмеялся Купер. - Потею, конечно, как же без этого, я не киборг и не андроид, просто - мало, да и запаха практически нет. Это физиологическая особенность всей нашей расы.
- Хорошая особенность, - похвалила блондинка так, будто в этом была заслуга непосредственно самого инопланетника. - Мне бы такую... ну, да чего не дали боги, о том жалеть бесполезно. Теперь нам остается воды натаскать и протопить, как следует, дом и баню...
Стараясь сохранять невозмутимость на лице, но в душе удивляясь все чаще и чаще на обыкновеннейшие, казалось, бытовые вещи, Купер, под чутким руководством планетарного Инспектора, крутил ворот колодца, таскал ведрами воду, заливал вонючий, прозрачный керосин в старинную лампу и не менее старинную керосинку, носил дрова в дом и к бане. Точно так же стараясь не заржать в голос над внутренним удивлением и напряжением гостя, Ника деловито командовала, подсказывала, стараясь не сорваться и не броситься делать всё необходимое быстрее, точнее, лучше, чем осваивающийся с "дикой жизнью" инопланетник. Лишь однажды, в качестве заслуженного комплимента, девушка поинтересовалась - где же обитают такие безропотные, хозяйственные и деловитые мужчины, как её незваный гость?
- Нас называют - группа "Поиск"... - начал, было, рассказывать Купер, но хозяйка тут же перебила его.
- Нет-нет-нет, сейчас - ни каких подробностей, - попросила Ника, демонстративно прикладывая палец к губам. - Только после бани и ужина, со стаканчиком хорошего коньяка можно будет и исповедаться... ну, как в сказке...
Она не знала, читают ли до сих пор на планете её гостя детям: "... ты сперва накорми, напои, в баньку сведи, а потом уж и расспрашивай...", но Купер все равно понял блондинку с полуслова.
...стемнело быстро, кажется, только-только в пасмурном полусвете осеннего вечера мелькала, поблескивая, лысая голова Купера, и вот она расплывчатым белесым пятном перемещается неторопливо от поленницы к бане... и ярчайшим, слепящим, будто обжигающим глаза представляется теперь тускловатый свет "летучей мыши", выставленной на узких перилах крылечка. "Вот так и жили наши предки от восхода до заката, - подумала Ника, поправляя засученные рукава ковбойки. - Потому и детей была в каждой семье - куча. А чем еще заниматься в потемках-то?"
Но, несмотря на грешные мысли планетарного Инспектора, в баньке парились целомудренно, по очереди, сперва гость, проинструктированный блондинкой на месте - что и к чему в этом сказочном царстве раскаленных камней, колодезной воды, сухих веников, а следом уж - и хозяйка, не ставшая с места в карьер проверять нравственные устои и выдержку инопланетника своим публичным обнажением, но не изменившая устоявшимся привычкам и раздевшаяся у дверей бани - благо, в темноте даже специально подсматривающий человек вряд ли различил бы что-то большее, чем расплывчатое, продолговатое и живое, светлое пятно на фоне неровной черно-бурой стены.
...а потом была перловка с тушенкой из консервной банки, разогретая на древней керосинке, вкусная, как самое изысканное блюдо в фешенебельном ресторане, особенно с простым, слегка зачерствевшим за день ржаным хлебом... ровный и сильный, на удивление яркий в маленькой комнатке дачного домика свет "летучей мыши"... комком вываленная из своего жестяного хранилища на старинное блюдце с причудливым узором сайра в масле, политая сверху соком предусмотрительно прихваченного из города лимона... и пара простых, до блеска отмытых, граненых стаканов, наполненных на две трети коньяком...
Рассматривая сквозь темный янтарь божественного напитка желтый свет керосиновой лампы, Ника, уставшая от дневных хозяйственных забот и расслабившаяся после бани и плотного, совсем не изысканного ужина, размышляла о вечном, о том своеобразии, что накладывает на человека - генетического, физиологического - рождение и жизнь на другой планете. Повод для размышлений - Купер - сидел напротив; ни баня, ни коньяк не смогли заставить даже слегка порозоветь или, на худой конец, побледнеть его крепкую, плотную кожу, и эта странность, наряду с бросающейся теперь в глаза безволосостью, погрузила блондинку в пучину сентиментальных, лениво-грустных раздумий. Впрочем, долго думать "ни о чем", равно, как и молчать за столом - пусть это и был маленький круглый столик в тесной комнатке старинного дачного домика - Ника не умела; решительно пристукнув донышком стакана о столешницу, она заявила:
- Помнится, ты говорил - вас называют группой "Поиск", так ведь, Купер?..
Всего лишь за полдня сменивший экономичные - едва развернуться - помещения космического корабля на просторные ангары и склады сто восемнадцатой орбитальной базы, а следом очутившись не просто на поверхности планеты, а будто совершив прыжок во времени лет на триста-четыреста назад, полностью вкусив бытовых неудобств и удовольствий от рубки дров, керосинового освещения, древней бани, простой, незамысловатой пищи, а еще - от молчаливого и деловитого общества загадочной, почти сказочной блондинки, оказавшейся планетарным Инспектором, плюющим на собственные удобства и внешнее благополучие, инопланетник искренне и счастливо улыбнулся: "Да, мы называемся группа "Поиск"... еще совсем недавно - "Поиск людей", а сейчас уже просто "Поиск". Ищем потерявшихся, заблудившихся, исчезнувших, пропавших без вести, сбежавших из дома, вышедших "на пять минут за хлебом"... наверное, только с нами, ну, еще с торговцами без твердых принципов сотрудничают все планетарные режимы, даже тоталитарные и монархические. А что делать? Там тоже встречаются в семьях крупных чиновников "блудные дети", иногда исчезают без следа любимые мужчины и женщины..."
...через пару часов - может, меньше, а может и больше, Ника в этой поездке к старому дому принципиально оставила в городе многочисленные "счетчики времени", чтобы полнее погрузиться в обстановку тишины, безлюдья и безвременья - наслушавшись замысловатых и простых историй о работе и жизни незваного гостя, о запутанном и занимательном, очередном его поиске, связанном в этот раз с родной планетой блондинки, сопереживая в необходимых местах, задавая иной раз глуповатые, иногда и откровенно нетактичные вопросы, девушка подкрутила до минимума фитилек "летучей мыши и кивнула явно уставшему от дневных забот, переполненному за сегодня новыми инопланетными впечатлениями Куперу:
- Значит, все-таки нет во Вселенной ничего такого, чтобы не стало явным? А станет оно явным через полгодика примерно? Как раз по весне, хорошее время года... Ладно, делать нечего, будем пока ждать и готовиться, тут ведь с наскока не получится ничего, придется очень многих людей задействовать.
- Спасибо за понимание, - осторожно сказал Купер, боясь и обидеть, и предварительно перехвалить планетарного Инспектора, так просто и непринужденно откликнувшегося на его замысловатую просьбу о помощи.
- Рано благодаришь, - хмыкнула польщенная Ника. - Скажи лучше, сам-то ты уже думал, чем будешь заниматься эти полгода? Или вернешься на свою планету и подождешь там?
- Было бы лучше остаться, - предложил инопланетник. - Пожить здесь среди людей, попривыкнуть, чтобы не смотреть дикими глазами на керосиновую лампу.
- На нее и местные давно уже дикими глазами смотрят, - засмеялась блондинка. - Раритет, как-никак, прошлый век... Но с тобой, с обустройством, проще получится - не нолс и не ящер все-таки... А знаешь, устрою-ка я тебя к Антону...
- Я книжки писать не умею, - признался Купер. - Только отчеты, да и те надиктовываю.
- А я не в "литературные негры" тебя сватаю, - деловито пояснила Ника. - Карев частенько на гитаре лабает, ну, и иной раз тексты для своих ребят пишет. Вот к ним и устрою, и не музыкантом, не переживай за свой слух и голос. Им всегда разнорабочие нужны - ну, динамики таскать, прожектора всякие, еще какую-то аппаратуру. Это раньше с одной гармошкой мужик первым парнем на деревне был, давно уже все не так. А ты для этой компании идеальным рабочим сцены будешь, честное слово. Сила у тебя есть, проверено, пьешь и голову не теряешь, я тоже уже заметила, а в то, что ты запойным оказаться можешь или на наркоту какую подсядешь - не поверю. А всякие странности среди этих музыкантов и певцов - просто норма, ты там будешь совсем своим выглядеть, про наши местные особенности ничего не зная. Значит, так и решим.
- Не имею никаких возражений, - отозвался инопланетник, понимая, что местному Инспектору в тысячу раз виднее, как устроить в здешней жизни постороннего человека, чтобы он какое-то время не бросался в глаза своей явной инопланетностью.
- Ну, а раз так, то вот вернемся в столицу, все решим и по полочкам разложим, а пока располагайся на топчане и лучше - не раздевайся, если сможешь так уснуть. Под утро похолодает, топить-то всю ночь печку некому будет, а из утеплителей у меня только коньяк и одеяло, да и то - тоненькое, летнее, скорее... - предложила блондинка.
- А как же ты? - стараясь, чтобы это прозвучало деликатно, без пошлых намеков, поинтересовался инопланетник.
- Вдвоем здесь не поместиться, даже если ты был бы наполовину тоньше, чем есть на самом деле, - засмеялась Ника, тем не менее, игриво, как она привыкла, стрельнув, как бы в смущении, глазками. - На топчане и две такие фигуры, как моя - не поместятся... так что - придется мне устраиваться как-нибудь...
Но тут же, заметив беспокойство во взгляде своего гостя, видимо, не привыкшего сгонять хозяев с удобных и насиженных мест, блондинка разъяснила:
- Для меня фамильный сундук имеется...
Скромно приткнувшееся рядом с небольшой, сейчас все еще горячей печью творение рук неизвестного умельца из потемневших от времени толстых массивных досок возвышалось над полом на уровне коленей невысокой хозяйки, почти сливаясь в темноте со стеной дома. Крышку этого сундука Ника не открывала, пожалуй, с тех времен, как вступила в права наследования, опасаясь разыскать в его недрах совсем уж фантастический антиквариат, вроде серебряных, потускневших подсвечников, камеры-обскуры первых в человеческой истории фотоаппаратов или детекторного самосборного радиоприемника времен легендарных инженеров Попова и Маркони. Но для спанья жесткая и толстая крышка таинственного ларя использовалась всякий раз, когда девушка оказывалась на даче в компании кого-то из друзей и знакомых, к сожалению, а иной раз - к счастью, двуспальных мест в маленьком домике не было совсем.
Ника махнула рукой на неприбранный стол, мол, до утра потерпит, подхватила лампу и направилась к своей лежанке, краем глаза наблюдая, как располагается под тонким шерстяным одеялом, явно позаимствованным со старых армейских складов, её незваный гость. Привычно растянувшись на жестких древних досках, покрытых всего лишь сложенным вдвое древним, наверное, еще самой прабабушке принадлежавшим, длинным пальто загадочного фасона, блондинка склонилась к полу, на котором оставила "летучую мышь" и ловко увернула фитилек, гася лампу. Первозданные, природные темнота и тишина воцарились в тесном помещении, лишь легкое дыхание инопланетного гостя, едва заметное, совсем не мужское, успела уловить Ника прежде, чем самой погрузиться в глубокий спокойный сон удовлетворенного дневными делами человека.
1
Полицейское управление в Энске начинало работу в девять часов утра также, как и мэрия, единственный в городке государственный нотариус, почтамт и еще несколько казенных заведений, в их числе местная, совсем небольшая тюрьма и крохотный, больше похожий на зачем-то преувеличенную и выполненную из камня собачью будку, вокзальчик. Здесь, у грубоватой, но свежеокрашенной стены здания, на деревянной резкой и чистенькой лавочке - в столице такого чудо давно уже не увидишь, в лучше случае - грубый пластик поверх толстенного металлического каркаса - коротал время с восьми часов утра сошедший со скорого поезда средних лет мужчина, охарактеризовать которого можно было одним словом - викинг, уж очень классической, скандинавско-нордической была его внешность: рост под сажень, широкие плечи, грубоватое, будто с нарочитой небрежностью вырубленное из дерева лицо с упрямым подбородком, короткие, светлые волосы, серые, ледяные глаза, внимательно оглядывающие провинциальную пустоту привокзальной площади, на которой не оказалось ни одной машины такси, ни даже какого-нибудь частника, подрабатывающего извозом, будто не останавливался по утрам в городке - пусть и всего на две минуты - скоростной фешенебельный экспресс, курсирующий между столицей и морскими курортами.
Прождав на лавочке в унылом безделье три четверти часа, викинг довольно уверенно, но с оглядкой на вывески с названиями улиц и номерами домов, как это свойственно приезжим, двинулся от вокзала к старинному, времен еще, наверное, первой Великой Войны, зданию полицейского управления, в котором застал лишь сонного, не успевшего умыться и взбодриться с ночи, дежурного, вежливо, но с явным раздражением в голосе разъяснившего порядок работы и начальника управления, и всех остальных сотрудников и клерков.
Конечно, провинциального чуда викинг не ожидал, да оно и не произошло - к девяти часам через высокие, украшенные старинной резьбой и потускневшими от времени массивными бронзовыми ручками двери управления прошел лишь совсем юный паренек, судя по отсутствию формы - то ли посыльный, то ли уборщик, и лишь через десять минут, отчаянно стуча каблучками по тротуарной плитке, появилась девчушка, по внешнему виду вполне претендующая на должность местной секретарши как бы не самого главного городского полицейского. Вот за ней-то следом и пристроился викинг, коротко пояснив, что ожидает здесь с раннего утра начальника управления по важному государственному делу.
С провинциальной наивной доверчивостью, даже не спросив у визитера документов, девчушка провела неожиданного столичного гостя в просторную приемную - с высокими потолками, старинной лепниной, широкими окнами, резными дверями и массивным столом, казалось, вырезанными из единого куска древнего дуба, с удобными мягкими креслами и массой игривых и модных журнальчиков на маленьком столике возле них - скрылась на пару минут за диковинной ширмой с китайскими драконами, сменив простенькое, почти домашнее платьице на очень короткую, в обтяжку, модную в столице еще в прошлом сезоне черную юбочку и белую блузку, не застегнув на ней пару верхних пуговиц, предложила викингу кофе, а пока там же, за ширмой, грелась вода, не смущаясь присутствия гостя деловито полезла открывать форточки на высоких окнах, поливать многочисленные цветы на подоконниках и настенных кашпо, бесстыдно и, как показалось викингу, привычно демонстрируя свои крепкие и, чего греха таить, красивые ножки в самых выгодных для них ракурсах, и беспрестанно размахивая при этом гривой густых, завивающихся мелкими кольцами рыжих, со светлым, медовым оттенком, волос.
Слегка отвлекшись от унылого процесса затянувшегося ожидания сперва на непринужденно мелькающие перед глазами девичьи прелести, а потом и на великолепный кофе, который оказался не растворимой гадостью, чем обычно пичкали посетителей в столичных присутственных местах, а настоящим, умело и с душой сваренным из свежесмолотых поджаренных зерен, викинг, казалось, не заметил, как пролетели без малого три четверти часа, и лишь после того, как огромные напольные часы в футляре из потемневшего красного дерева звонко пробили десять, на пороге приемной появился невысокий, начинающий полнеть, если не сказать, что уже сформировавшийся, толстячок в потрепанном, кургузом официальном мундирчике, когда-то давно знавшим значительно лучшие времена, но все-таки чистеньком и тщательно отутюженном, с неожиданным для провинциала отраженным на петлицах дубовыми листьями высоким званием комиссара второго ранга - полицейского генерала. И не взирая на добродушную, почти домашнюю внешность вошедшего, его ласковый взгляд на рыжую девчушку - "Здравствуй, Эмилия!" "Ага.." - викингу вдруг нестерпимо захотелось встать с кресла, выпрямиться и сомкнуть каблуки модных ботинок в полувоенном приветствии.
Повинуясь первоначальному, сильному, будто навязанному извне импульсу, подняться-то он, конечно, поднялся, но вот желание щелкнуть каблуками в себе подавил беспощадно, не хватало еще провинциальному полицейскому ощутить себя старшим в их невольном тандеме, но, кажется, комиссар Феликс Тарон - визитер знал, к кому он пришел - не заметил невольных колебаний в настроении викинга.
- Здравствуйте и вам, уважаемый, - почти пропел полицейский, слегка привстав на цыпочки, что бы пристроить на антикварные "рога" высокой старинной, как и все вещи в приемной, вешалки принесенный на сгибе левой руки форменный плащик. - Какая же жара на улице, и это ранним утром, а на дворе-то еще апрель, а что же тогда будет летом... Вы проходите, проходите...
Комиссар отомкнул дверь кабинета своим ключом и пропустил гостя первым. Апартаменты начальника местной полиции оказались размерами в четверть приемной, да и мебелью обставлены самой простой, канцелярской, закупленной управлением, видимо, лет сорок назад, именно тогда было модным матерчатое покрытие стульев, острые углы столов, высокие и неудобные подлокотники кресел.
Дождавшись, пока гость устроится возле пустынного, даже без обязательного в таких местах перекидного календаря, письменного прибора или простого стакана для карандашей, стола, полицейский с явным удовольствием и сам плюхнулся в явно насиженное служебное кресло.
- Итак, кто я такой, думаю, вы знаете не хуже меня самого, - чуть лукаво, но добродушно, сказал комиссар. - Теперь хотелось бы узнать - кто вы?
Чуть заметно напрягшись, чтобы в очередной раз перебороть свое желание выпрямиться перед полицейским, викинг достал из внутреннего кармана просторной кожаной куртки удостоверение личности с вложенным в него служебным предписанием, аккуратно положил его на стол перед комиссаром и только после этого счел нужным представиться устно:
- Капитан Хольм, Рихард Хольм, Особый отдел Департамента Безопасности.
- Из тех самых Хольмов? - поинтересовался комиссар, кольнув быстрым взглядом викинга и тут же пряча глаза в развернутое служебное предписание особиста.
- Из боковой ветви, - спокойно ответил Рихард. - Тот самых Хольм - мой двоюродный дедушка.
- Тем не менее, очень рад такому знакомству, - заявил полицейский, возвращая гостю его документы. - И несказанно ему удивлен. Что могло заинтересовать Особый отдел в такой глухой провинции, как наша? Здесь тихий, маленький городок, все друг друга знают, никаких резонансных происшествий не случается, раз-другой в год - ограбление или кража, но это стараются залетные гастролеры, их чаще всего арестовывают тут же, на выезде из города - или на вокзале, или на единственном шоссе, а так... пьяный дебош, драка между соседями, ну, еще парочка самоубийств среди студентов.
- Так вы и студентов всех знаете, как своих соседей? - как бы, сразу приступая к делу, уточнил слова о "маленьком тихом городке" капитан Хольм.
- У нас не столичное учебное заведение, в котором полно вольных слушателей, вечных студентов, недоучившихся и взявших академические отпуска бездельников, - радушно пояснил комиссар. - Наш университет небольшой и очень... э-э-э... специфический. Здесь, еще со времен Средневековья, обитали исключительно алхимики, теперь вот - изучают классическую химию и немного - биологию, как продолжение химии органической. В таких науках трудно преуспеть лодырям и бездельникам даже с тугим карманом, хотя, конечно, молодежь - есть молодежь, бывает, что и буянят, особенно по окончании сессий, наркотиками балуются, но - только привозными, мы здесь это дело пресекли на корню. Впрочем, не мое это дело - знать и понимать, в вашем предписании строго указано: "Оказывать все возможное содействие", вот этим и буду заниматься, господин капитан. Вы, кстати, уже устроились?
- Не стал торопиться, я прямо с утреннего поезда, - успел ответил особист, но был тут же перебит словоохотливым комиссаром.
- ...и очень удивились безлюдью и даже отсутствию такси на вокзале, - легонько засмеялся полицейский. - Вы знаете, в городе встречают только своих, кто предупредил заранее, а туристов обычно привозят организованно, автобусами, с поезда выходят редко, раз в полгода, вот потому таксисты и не дежурят у вокзала - это даром потраченное время, хотя служба такси в городе отлажена отменно, прибывают - максимум - через десять минут, без разговоров отвезут в любое место, а по сравнению со столичными ценами - вам покажется, что у нас возят совсем задаром. Три "семерки" с любого телефона - очень рекомендую. Так вот о гостиницах, могу вам порекомендовать приличное заведение... нет-нет, никаких процентов с этого я не получаю, по рангу не положено, но дело в том, что университетские общежития с давних времен пользуются... э-э-э... специфической славой. Что-то среднее между левацкой коммуной с общим имуществом, вечными спорами о вечных истинах и, извините, борделем с доступными девчонками, общими спальнями, дешевым вином и отвратительным табаком. Вот потому многие из серьезных студентов, особенно курса со второго-третьего, подыскивают себе жилье в городе, подальше от таких прелестей alma mater. Но при этом все-таки остаются достаточно шумными, веселыми молодыми людьми, не всегда строго соблюдающими правила поведения в приличном обществе. Вам ведь, господин капитан, совсем не хочется проснуться в три часа ночи лишь от того, что кто-то отмечает день рождения своей подружки, ну, или удачный синтез бензола на лабораторной работе?
"Удивительно, почему же я с удовольствием слушаю эту забавную лекцию? Чем так "берет" этот комиссар? - подумал Рихард. - И почему он кажется мне не лично, но хорошо знакомым?"
- Благодарю, я непременно воспользуюсь вашим советом, - сдержанно кивнул особист, чем, кажется, сильно обрадовал полицейского, видимо, посчитавшего, что один пунктик в "оказании всяческого содействия" он уже выполнил.
Вдохновленный согласием гостя, комиссар ближайшие десять минут посвятил старому дисковому телефону из пожелтевшего от времени пластика под "слоновую кость", многословно, то и дело вспоминая неких общих знакомых, родственников и свойственников, договорившись с хозяином гостинице о неком "особом режиме для особого постояльца", а после этого разговора - в виде приза, надо полагать - еще и вызвавший к полицейскому управлению такси для капитана Хольма.
- Что ж, о делах давайте позже, - продолжил свой, кажущийся бесконечным монолог Феликс Тарон, провожая викинга через приемную и нарочито не обращая внимания, как рыжая секретарша, откровенно бездельничая, листает какой-то модный журнал в глянцевой обложке. - Обустроитесь, отдохнете с дороги, а через часок-полтора я сам заскочу к вам, на месте и обсудим, чем наше провинциальное полицейское управление может оказаться полезным столичному Особому отделу...
Однако едва за гостем закрылась высокая резная дверь - провожать нежданного визитера до выхода из управления, а уж тем более открывать перед ним дверцу автомобиля комиссар посчитал совершенно излишним - как тут же начальник обратил самое пристальное внимание на подчиненную, так и не удосужившуюся отложить в сторону читаемый журнал.
- Эмилия, - с мягкой, но настойчивой укоризной в голосе сказал комиссар. - Сколько раз я тебе говорил, что надо здороваться со мной на службе, особенно при посторонних, несмотря на то, что мы живем в одном доме, и утром ты меня уже поприветствовала...
- Дядя Феликс, - капризно надула губки девчушка, раскачивая гривой волос в отрицающем претензии жесте. - Перед уходом на работу я тебя видела в ванной, на кухне и в гостиной, трижды сказала: "Доброе утро!", а теперь ты хочешь, чтобы я еще и в четвертый раз, здесь, повторила тоже самое, но прибавкой: "... господин начальник полиции"?
- Девочка моя, - совсем уж нежно буквально пропел дядя Феликс своей племяннице, дочке родной, горячо любимой, но, увы, ныне покойной сестры. - Столичные штучки, а уж тем более из Особого отдела Департамента Безопасности плохо воспринимают нашу провинциальную особенность работать вместе близким родственникам. И хотя мы этого никоим образом не скрываем, но хотя бы не надо этого демонстрировать при "дебильниках" из ДБ, прости за тавтологию. И еще - в который раз прошу, прекрати разгуливать по дому голышом, я еще недостаточно старый, чтобы не обращать внимания на твои прелести...
- Так этот парень из особистов? - совершенно не обратив внимания на последнее замечание родственника, заинтересовалась Эмилия, по началу просто привыкшая не стесняться дяди, а в последние несколько лет делающая это нарочито, будто не представляя, к чему может привести такая откровенность поведения. - То-то он сидел до твоего прихода молча, надувшись, как мышь на крупу, только и делал, что глазел на мои ноги, но видно, это был профессиональный интерес контрразведчика, да, дядя?
- Горе ты луковое, - вздохнул господин Тарон, останавливаясь у дверей своего кабинета. - И почему ж я не сдал тебя в сиротский приют, когда была такая возможность? А может, и сейчас еще не поздно?
Это была их дежурная, домашняя шутка в последние лет пять, потому Эмилия и ответила, не задумываясь, бойко:
- Я бы тебя из любого приюта достала, драгоценный дядюшка. Но теперь уже поздно об этом мечтать, таких кобылиц в приюты не берут, разве что - на должность воспитательниц половой гигиены...
Комиссар, сдаваясь в словесной пикировке, махнул рукой и уже деловито распорядился:
- Обзвони участки, напугай от моего имени закрытой проверкой из столицы, пусть подтянутся и службу несут по всем правилам, ну, особенно при посторонних, да и при наших местных скандалистах, любителях права качать - тоже. А как закончишь, позови ко мне инспектора Польских, если он на территории - разыщи, пусть отложит ненадолго все дела.
- Этот столичный викинг - такой серьезный тип? - в тон дядюшке деловито осведомилась секретарша, уже поднимая телефонную трубку с новенького кнопочного аппарата, не чета тому, что стоял в кабинете комиссара.
- Никогда в жизни не ждал ничего хорошего от Особого отдела, - выдал сентенцию полицейский. - И тебе не советую. Вечно у них государственные интересы, величайшая секретность, высокие цели и, в качестве компенсации, наверное, низкие средства. Так что - будь и ты настороже, племяшка.
Закончив свою краткую и поучительную речь, Феликс Тарон плотно прикрыл за собой дверь в кабинет.
2
Только в такси - машине хоть и несовременной, но ухоженной, пропахшей не резкой бензиновой вонью и горячим машинным маслом, а неожиданным вкусным запахом крепкого, но ароматного трубочного табака - капитан Особого отдела вспомнил, почему показались ему знакомыми имя-фамилия и внешность начальника полиции провинциального городка, а вспомнив, откровенно расстроился, такого рода информацию надо было иметь до начала выполнения задания, а не сейчас, когда отступить или даже сделать просто шаг в сторону уже невозможно. Теперь для Хольма стало совершенно очевидным, что его работу в Энске готовили спустя рукава, и канцелярские крысы из отделения планирования, на которых у каждого оперативника имелся собственного, но обязательно изрядного размера зуб, просто упустили из виду значение второстепенных персонажей, даже если их предназначение было лишь для "оказания всемерного содействия".
А дело было вот в чем... Двенадцать лет назад молодой тогда инспектор уголовной полиции столицы лихо раскрутил громкое дело о поставке крупной партии опиатов, прошел во всей "цепочке" от заграничных производителей зелья до конечных потребителей, везде, где смог, произвел аресты, накрыл пяток доселе неизвестных столичных наркотических притонов... короче, отличился так, что о нем заговорили все газеты, телевидение, радио. И за все время почти трехлетней работы над этим делом инспектор Тарон совершил всего одну, ставшую роковой, ошибку. При задержании посетителей одного из притонов - заведения элитного, рассчитанного на творческую публику, изысканные запросы и изощренные пожелания клиентов - категорически не послушался советов старших товарищей и полицейского руководства, отказавшись не вносить в список задержанных всего одну фамилию, как оказалось позже - внучатого племянника, седьмая вода на киселе, Председателя Имперского Совета. Казалось бы, отдаленное родство, совсем поверхностное, больше похожее на случайное знакомство богемного прожигателя жизни с сильнейшим мира сего, но - тень было брошена, а этого не любит никто из власть имущих, впрочем, демонстрировать мстительность и показывать на людях свои обиды они тоже очень не любят. Молодого полицейского наградили: вручили орден, памятные подарки - золотой портсигар лично от Председателя - повысили в чине и... через полгода, едва лишь новая детективная история, на этот раз с кровавым маньяком, убивающим женщин со светлыми волосами, овладела вниманием общества, старшего инспектора Тарона перевели из столицы с несомненным очередным повышением - начальником полиции тихого и спокойного Энска, подальше от столицы, громких дел и важных властных персон.
"Получается, здесь он и пребывает с тех самых пор, в тишине и покое мелких хулиганств и редких ограблений, - подумал Рихард Хольм. - И даже вырос в чине за двенадцать лет до полицейского генерала. А вот изменился ли за это время его принципиальный характер и могла ли исчезнуть, раствориться в умиротворении маленького городка профессиональная дотошность?"
Несколько нервное и обиженное течение мыслей особиста было прервано с прибытием в гостиницу, ехать до нее от полицейского управления было всего ничего, со всей провинциальной основательной неторопливостью и дотошным исполнением правил дорожного движения - минут десять. Трехэтажный старинный и шикарный особняк времен последнего Императора поражал не столько своей монументальность, основательностью и, казалось бы, вечностью пребывания в этом мире, сколько свежим видом, ухоженностью и - современными удобствами. Во всяком случае, окна гостиничных номеров были новенькими, двойными, из отличных по качеству стеклопакетов, над крышей возвышался целый пучок разнообразных антенн, а рядом с помпезно парадным входом громоздился, правда, еще не подключенный, банкомат из последних моделей.
- Мы его внутрь уберем, чтобы фасад не портил, будет где-нибудь здесь стоять, - пояснил Рихарду встретивший его у дверей сам хозяин гостиницы, временно исполняющий обязанности портье. - Сейчас - не сезон, приезжих совсем мало, а вот к концу лета - да, тогда тут и банковские карточки в ход пойдут, и от желающих завершить летний отдых совсем неподалеку от столицы отбоя не будет...
Видимо, пользуясь случаем поправить текущие финансовые дела, ушлый владелец особняка предоставил, вообщем-то, не нуждающемуся в роскоши капитану Особого отдела четырехкомнатные апартаменты из спальни с воистину королевским огромным ложем - назвать это сооружение кроватью просто язык не поворачивался - гостиной, кабинета и небольшой уютной столовой. Казна, конечно, оплатит и не такие расходы, достаточно Хольму лишь оставить свой росчерк на обязательном счете за оказанные услуги, но сам капитан предпочел бы на время пребывания в городе иметь более скромное жилище. Кроме роскошества тяжелых бархатных портьер, массивной резной мебели, явно изготовленной на заказ лет этак двести назад, богатой лепнины на потолках, красивых полотен в золоченных рамах на стенах, в гостинице капитана-особиста поразило наличие исключительно красивых, эффектных девушек, представленных хозяином, как горничные, коридорные, дежурные... По-скандинавски внешне спокойный, если не сказать - холодный, к женским прелестям, Рихард даже слегка озаботился, встретив по пути в номер длинноногую блондинку с короткой стрижкой, голубыми, пронзительными глазами, одетую - хоть сейчас на подиум - в короткую юбочку, тесную блузку с глубоким вырезом. А еще мелькнули чуть поодаль фигуристая брюнетка с длинными, до поясницы, волосами, собранными в "конский хвост", славная худенькая шатеночка с большой грудью, узкоглазая азиатка с фарфоровой кожей смуглого лица.
Конечно, представить себе "медовую ловушку", подготовленную специально для приезжего особиста в маленьком провинциальном городке, было бы слишком параноидально, но где-то в глубине души капитан Хольм засомневался - уж не устраивал ли владелец гостиницы городской, а то и уездный конкурс красоты, чтобы принять на работу первую десятку красавиц? Впрочем, такого рода размышления быстро разогнал горячий душ в роскошной старинной ванной комнате, в блеске начищенных латунных и бронзовых кранов, в обществе многочисленных флаконов с шампунями и жидким мылом, среди полудесятка разнокалиберных махровых полотенец. После ночи проведенной пусть и в мягком вагоне первого класса, но все-таки на узкой железнодорожной постели, томительного ожидания на вокзале и в приемной начальника городской полиции, после радушной, но откровенно настороженной встречи горячие струи воды позволили немного расслабиться, окончательно придти в себя, набраться не столько физических, как моральных сил перед предстоящей работой.
Покинув ванную, капитан Хольм успел лишь разложить по полочками извлеченное из небольшой дорожной сумки чистое нательное белье и развесить в шкафу пару запасных сорочек, захваченных так - на всякий случай, как его внимание привлек резкий, но при этом не пугающий и оглушительный, а просто привлекающий внимание звонок телефона. Побеспокоил особиста полицейский комиссар - а кому ж еще - уже подъехавший в гостиницу и ожидающий своего гостя в баре на первом этаже. "Заодно и ознакомлюсь с достопримечательностями этого "приюта странников", - подумал Хольм, спускаясь по широкой мраморной лестнице, застланной впечатляющей алой ковровой дорожкой - наверх хозяин отвез его в лифте - тесном, старинном, поскрипывающем и будто вздыхающем при движении, облицованным изнутри зеркалами и благородной бронзой.
В полутемном просторном зале, поодаль от ярко освещенной барной стойки особиста поджидал за небольшим столиком Феликс Тарон, сменивший кургузый полицейский мундирчик на отлично пошитый костюм-тройку цвета маренго, сразу превративший своего владельца из государственного чиновника, пусть и высокого для здешних мест ранга, в преуспевающего антрепренера или букмекера столичного разлива.
- Перекусить с дороги не желаете? - привстав с места, поинтересовался для проформы комиссар и тут же деловито махнул рукой в сторону стойки.
Оттуда неуловимой тенью скользнул бармен... нет, барменша с подносом в руках, с узкой бронзового цвета лентой на бедрах, обозначающей юбку, с густой копной темно-рыжих с медным отливом волос. "И здесь красотка, как из кино", - успел удивиться Рихард, чуть отстраняясь от стола, чтобы не мешать девушке расставить на нем большую тарелку со скворчащей яичницей, соусник с майонезом, продолговатую тарелочку с заливным языком и большой запотевший лафитник с ледяной водкой. В сторону комиссара роскошная барменша пододвинула пузатый бокал с коньяком, пару высоких хрустальных стаканов и графин с ярким апельсиновым соком.
"Ну, это уж совсем ни в какие ворота не лезет, совершенное кино или скверный детектив в мягкой обложке, - подумал особист, пытаясь в интимной полутьме разглядеть выражение лица своего визави. - И любимую закуску приносят, и яичницу, как мне нравится... да и водка очень кстати, создает, что называется, атмосферу доверительной, внеслужебной обстановки..." Вновь всколыхнувшаяся после временного затишья профессиональная паранойя не помешала, однако, капитану контрразведки с удовольствием выпить, закусить отменно приготовленным языком, отведать яичницы, запивая её вкусным соком. Все это время комиссар Тарон скромно помалкивал, периодически поднося к губам бокал с коньяком, но внимательный по долгу службы и от природы Хольм приметил, что жидкость в бокале практически не уменьшается, полицейский скорее смачивал губы, чем употреблял благородный напиток.
- Папиросы вам предлагать не буду, - сказал комиссар, когда гость закончил с едой, а расторопная, фривольно одетая барменша споро и ловко прибрала стол. - У каждого свой вкус, как говорится...
"Похоже, так дают понять, что знают обо мне все, но не собираются этим знанием злоупотреблять", - решил капитан, доставая из кармана все той же просторной кожаной куртки пачку папирос и прикуривая от своеверменно поднесенной барменшей спички.
- Хотите, я вас многословно и восторженно поблагодарю, а вы будете отнекиваться с довольным видом и говорить, что встретить, устроить, накормить и напоить гостя - ваш скромный долг, да еще пообещаете вечерний сеанс с рестораном, баней и девочками?.. - поинтересовался особист, стряхивая пепел в небольшой хрустальный прямоугольник, играющий многочисленными гранями в лучах света над барной стойкой.
Полицейский добродушно засмеялся в ответ, самостоятельно прикуривая свою папироску и ловким движением забрасывая сгоревшую спичку в пепельницу.
- В провинции бани и девочки при них не популярны, для этого лучше съездить в другой город, побольше нашего, здесь все слишком хорошо друг друга знают, - пояснил комиссар свою реакцию. - Впрочем, на приезжих, отдыхающих и командировочных, это правило не распространяется, хотя ничего подобного я вам предлагать не собирался, слишком уж смахивает в ваших глазах на попытку взятки при исполнении, да и что такого нового для себя вы увидите в наших ресторанах и банях?
- Ну, что же, будем считать - комплиментами мы обменялись, - усмехнулся Хольм. - Теперь, наверное, следует перейти к делами, которые привели меня в ваш город...
- Да уж, было бы не вредно, а то меня с момента вашего утреннего появления в управлении терзают смутные сомнения и догадки, - мягко кивнул полицейский. - В такой глуши и тиши, как у нас - что может возникнуть угрожающего государственной безопасности, когда и обыкновенных уголовных преступлений раз-два и обчелся? Последнее убийство, да и то на бытовой почве, из ревности, было три года назад...
- Ну, не стоит так прибедняться, выставляя себя совсем уж глухой провинцией, - издалека, будто разгоняясь, начал подходить к делу капитан. - Конечно, до столичного разгула преступности вам далеко, да и слава богам, но вот много интересных людей, достигших определенных вершин в науках, в искусстве, в обществе, родилось в вашем городе.
- Вы знаете, - моментально собравшись, будто и он только что сибаритствовал с бокалом коньяка в руке, осторожно отреагировал Тарон. - Вы знаете, мне на ум - вот так сразу - приходит только одна-единственная местная знаменитость планетарного, так сказать, масштаба. Наш известный биохимик, генетик, евгеник и знаток других близких научных дисциплин, лауреат полдюжины всяких международных премий, даже Крупповской, между прочим, профессор множества университетов, академик Пильман.
Рихард Хольм глубоко, с явным удовольствием, затянулся дымком папиросы, неторопливо выпустил изо рта пару кое-как сформировавшихся колец, старательно держа паузу, притушил в пепельнице окурок и лишь после этого склонил в легком кивке голову.
- Вот видите, вы сами без особых затруднений определили цель нашего интереса.
- Позвольте, - нарочито изображая на лице недоумении, поинтересовался полицейский. - Позвольте, но академик Пильман бывает в Энске раз в два-три года, да и приезжает сюда лишь на очень короткое время, чаще всго - отпраздновать свой день рождения...
- Так оно и было, - согласился с комиссаром контрразведчик. - Правда, последнее время визиты академика в родной дом участились, к примеру, в прошлом году он побывал в городе дважды, а в позапрошлом - аж трижды, ну, а этот год только-только начинается.
- Вы хотите сказать, что частые визиты известного ученого в родного город начали в чем-то угрожать государственной безопасности? - с наивным выражением лица поинтересовался полицейский.
- Три года назад, впервые за все время с момента своего отъезда из Энска, академик Пильман приехал на малую родину во внеурочное время, - начал свое подробное пояснение капитан Хольм. - Это было в самом начале осени, в бархатный сезон, казалось бы, что тут странного, если выдающийся ученый вдруг решил отдохнуть от трудов праведных, тем более, по сравнению с простыми туристами и отдыхающими из высших, так сказать, слоев общества ему совсем не надо морочиться с заказом гостиницы, фамильный особняк Пильманов всегда готов принять его...
Но после своего визита сюда, той же осенью, академик, никогда не занимавшийся врачебной практикой, внезапно излечивает своего старшего коллегу от... рака легких, зловещие метастазы - приговор больного - рассасываются буквально в течение пары месяцев. Казалось бы, никакой связи не наблюдается, если исключить показания старшей дочери больного, в частной беседе рассказавшей, что именно Пильман привез откуда-то таинственные ампулы безо всякой маркировки, и именно после инъекций содержимого этих ампул обреченный коллега академика поднялся на ноги... мало того, буквально помолодел, сбросил едва ли не десяток лет, активно приступил к работе, вновь начал интересоваться женщинами, чего за ним не наблюдалось уже лет двадцать..."
Сделав паузу на прикуривание очередной папиросы, контрразведчик махнул рукой призывая симпатичную барменшу.
- Милочка, - попросил он, стараясь не смотреть на обнаженные стройные ножки девушки. - Сделай нам с господином Тароном по бокалу коньяка... вы не возражаете, комиссар?
Последние слова относились к полицейскому, который оказался вовсе не против выпить еще немного ароматного напитка, тем более, оплачиваемого Департаментом Безопасности - все-таки провинциальная скаредность нет-нет, но давала о себе знать в поведении Феликса Тарона.
Получив заказанное и по-гурмански обнюхав край бокала, капитан сделал большой, совсем не коньячный глоток, решительно отставил пузатенький сосуд подальше от себя и продолжил интригующий рассказ:
- Сначала Особый отдел эта история не очень-то заинтересовала, тем более, это оказался единичный случай, практиковать волшебные исцеления академик не стал, а занялся исключительно вопросами красоты... да-да, именно внешней красоты человека. Он брал совершенно обыкновенную девушку, можно сказать, дурнушку - с длинным носом, лопоухими ушами, маленькими глазками, а через полгода или чуть больше предъявлял удивленным друзьям и родственникам подлинную красавицу, при этом обходясь абсолютно без хирургического вмешательства. Вы, комиссар, можете представить себе, как из оттопыренных лопухов без помощи скальпеля можно сделать маленькие, аккуратные ушки? Вот и никто себе этого не представляет, а академик делал, причем, как кажется, легко и непринужденно, лишь добавляя в пищу своей пациентке некие "активные добавки", ну, и иной раз назначая внутримышечный курс таинственного препарата...
Нехирургическое кардинальное изменение внешности - это, пожалуй, уже дело государственной безопасности, согласитесь со мной, господин Тарон? Поэтому академика взяли под плотную, но очень корректную опеку, особо корректную в связи с тем, что своими секретами Пильман, кажется, не собирался делиться ни с кем..."
- Даже с Департаментом? - вставил внешне невинный вопрос полицейский.
- Представьте себе, представьте... Наши люди в окружении академика, конечно, ухитрились изъять пробы тех веществ, которыми он пичкал счастливиц, превращающихся из Золушек жизни в Прекрасных принцесс, но... сложный набор аминокислот, какие-то квазибелковые препараты... я в этом, к сожалению, полный профан, но - повторить в лабораторных условиях эти "добавки" не удалось даже нам, хотя условия были созданы очень близкие к идеальным. Да и не изготавливал сам Пильман эти вещества, не изготавливал, а получал уже готовыми, в неизвестной пока лаборатории лишь дозируя их и смешивая с совершенно безвредными витаминами и стимуляторами, типа кофеина. Стоит ли продолжать, господин комиссар, что по результатам плотной опеки академика с нашей стороны оказалось - никто не передает ему ранее упомянутые препараты по корректировке внешности, но они неизменно оказываются в руках Пильмана после визитов домой, в ваш город. Двойная, тройная проверка, последующая перепроверка - и вот, дождавшись очередного визита академика в Энск, я оказываюсь здесь же, правда, чуть раньше, чтобы подготовиться к достойной встрече достойного человека.
3
Комиссар Тарон откинулся на спинку стула, сосредоточенно, деловито посопел с полминуты, достал и положил на стол, не прикуривая, очередную папиросу и, наконец-то, спросил:
- Вы полагаете, кто-то именно у нас в городе изготавливает таинственный препарат, способный укоротить нос, изменить разрез глаз, цвет волос?
- Если бы я лично не видел результаты этого процесса, тоже бы отнесся скептически, - кивнул в ответ капитан. - Однако отнеситесь к этому, как факту - внешность меняется кардинально; не знаю, способен ли академик сделать из обыкновенного человека негра или китайца, но исказить европеоидную внешность до неузнаваемости у него получается. А что касается вашего города... я сразу обратил внимание на университет, его мощные биохимические лаборатории, достаточно компетентные образованные кадры, хотя бы в качестве помощников и вспомогательного персонала.
- И что же вы не наводнили город своей агентурой? - кисло поинтересовался полицейский, внутренне содрогаясь от такой перспективы. - Или думаете управиться с "плотной опекой" самостоятельно?..
- Вы были правы, комиссар, когда при первой же встрече сказали, что городок ваш маленький, и люди в нем хорошо знают друг друга. Каким бы увлеченным своими научными исследованиями и рассеянным в быту не был бы академик, что стоит ему заметить в города множество незнакомых лиц, а поинтересовавшись - не выяснить, что все они приехали сюда накануне его визита?
- ...а потом - сделать себе инъекцию препарата и исчезнуть с ваших глаз без следа? - продолжил Феликс Тарон.
- Вы очень быстро и логично соображаете, - похвалил своего собеседника Хольм, отметив, что его слова про временной интервал в коррекции внешности комиссар предпочел упустить.
- За что и пострадал двенадцать лет назад, - чуть грустно закончил фразу полицейский, как бы намекая на жизненные обстоятельства, вновь складывающиеся не в его пользу.
- Работая на Особый отдел, пострадать нельзя, - твердо пообещал капитан. - А вот мешая нашей работе, можно нарваться на очень крупные неприятности.
- Светлые силы! Господин Хольм, - казалось, совершенно искренне и эмоционально вполголоса воскликнул комиссар. - Разве я похож на человека, противопоставляющего себя государственной безопасности?
- А вот так я даже не думал, - хищно улыбнулся контрразведчик. - Значит, будем работать вместе, дружно и весело. Ну, а для соблюдения внешних приличий и маскировки основной цели моего визита - для всех я приехал проверить соблюдение инструкций по оповещению Департамента Безопасности о подозрительных происшествиях в городе. Помните, был такой циркуляр пару лет назад, а так как у вас подразделение "дебилов" отсутствует, то несекретную часть этого распоряжения обязаны были довести до сведения полиции.
- Положа руку на сердце, только об этом циркуляре и думал все это время, - съехидничал, было, полицейский, и в этот момент едва не замер с полуоткрытым ртом, будто внезапно, к месту, вспомнив что-то очень важное.
Такое неожиданное поведение Феликса Тарона не укрылось от внимательного взгляда его собеседника, но спешить с вопросами капитан Хольм не стал, вполне могло случиться так, что комиссар вдруг вспомнил о невыключенном утюге или позабытом мелком долге соседа? Впрочем, опытный полицейский позволил себе расслабиться всего лишь на долю секунды и тут же перевел разговор с общих тем на оперативную конкретику:
- Итак, уважаемый проверяющий, с чего же мы начнем?
- Начнем мы, пожалуй, - в тон комиссару ответил контрразведчик, - с того участка, на территории которого располагается фамильный особняк Пильманов...
- Да уж, особняк, - чуть презрительно фыркнул Тарон. -Если у Пильманов особняк, то и я живу, как минимум, в падишахском дворце. Старый двухэтажный домик, восемь, кажется, комнат, в которых проживает престарелая то ли тетушка, то ли просто старинная приживалка, в меру своих сил присматривающая за порядком, и родной брат-близнец академика.
- Вот к близнецу я хотел бы присмотреться повнимательнее, - попросил Хольм.
- Присматривайтесь, конечно, только потом не удивляйтесь несхожести братьев, - согласился полицейский. - Годы воспитания в различной среде - научной, столичной и провинциальной, обыкновенной - сделали их абсолютно различными людьми. Впрочем, убедитесь сами. А следующим пунктом программы, видимо, будет университет?
- Разумеется, - кивнул капитан, понимая, что оперативные методики уголовной полиции и Особого отдела ДБ во многом совпадают, будто написанные под копирку.
- Тогда не будем задерживаться, - поднялся с места комиссар. - Я на служебной машине, сейчас доедем до участка номер три, там, на месте, вы и оглядитесь...
И Феликс, поворачиваясь к выходу, подал барменше условный знак, нарисовав что-то в воздухе сложенными в щепоть пальцами. Впрочем, красиво, как учили, счет подать девушка не успела, устремившийся прямиком к стойке столичный визитер, не глядя, поставил на бумаге красивый автограф, подтверждая, что принимает на себя все застольные траты, и не оглядываясь, последовал за уже вышедшим из бара полицейским.
...в городское управление комиссар вернулся лишь после официального обеденного перерыва, причем - в одиночестве, ибо капитан Хольм, в сопровождении местных служителей правопорядка, предварительно прогулявшись по нескольким улицам, продолжил тщательное изучение всех мыслимых и немыслимых тонкостей расположения дома Пильманов, мест для безопасного наблюдения за особняком, подходов к его фасаду со стороны улицы и к тыльной части из тесного маленького тупичка.
В связи с визитом столичного гостя обыкновенно растягивающийся на пару часов обеденный перерыв начальника городской полиции сегодня со свистом пролетел мимо Феликса Тарона, но сам комиссар, кажется, просто не обратил на это внимания, да и не очень то он проголодался после пары бокалов не только приятного во всех отношениях, но и высококалорийного коньяка, выпитых еще до полудня. По обыкновению шустро вбежав в приемную, он с явной радостью обнаружил на рабочем месте вернувшуюся с обеда из соседнего маленького кафе любимую племянницу.
- Ой, дядюшка... - оторвалась от разглядывания очередного журнала Эмилия. - А тут тебя искал...
- Эмка, дорогая моя, - умоляюще перебил родственницу полицейский. - Кто бы не искал, он не нашел, да и сейчас это совершенно неважно. У меня есть для тебя срочно оперативное задание. Прямо сейчас ты пойдешь домой и разыщешь свои школьные фотографии, а еще лучше - послешкольные...
- И что тут оперативного? - попробовала, было, возмутиться девчушка, поначалу приняв слова комиссара за очередной родственный розыгрыш.
- Не перебивай старших, - чуть повысил голос Феликс, но серьезно сердиться на девчушку он не умел. - Помнишь, ты рассказывала как-то, что твоя школьная подруга нынче работает в гостинице Пальчевского барменшей?..
- Ну, какая она подруга, - все-таки возразила Эмилия, желая восстановить справедливость. - Так - полгода за одной партой сидели, только и всего, да и потом несколько раз виделись на встречах выпускников и университетских вечеринках... Макоева всегда была немножечко себе на уме...
- Пусть, пусть не подруга, - моментально согласился комиссар. - Пусть себе на уме, ты просто вспомни - её фотографии у тебя есть?
- Да сколько хочешь, - недоуменно пожала плечами девчушка. - А что такого Милка натворила, раз уж ты сам ею занялся, а, дядя?
- Можешь мне не верить, знаю я тебя, то твоя Милка ничего, ну, совсем-совсем ничего не натворила, - уже молитвенно прижимая ладони к груди, ответил Тарон. - Но тем не менее, мне очень нужны её фотографии - из школьных и послешкольных, но такие, чтобы можно было сравнить с сегодняшним днем.
- Думаешь, её подменили? - вспыхнули детективным огнем глаза Эмилии. - И из-за этого приехал столичный викинг?
- Девочка, не выдумывай, - вздохнул окончательно утомленный общением с родственницей комиссар. - Правило Окаммы я тебе уже устал вдалбливать, пора бы уж и понять его, ты же все-таки не настоящая блондинка, а рыжая. Просто принеси мне, сюда, в кабинет, пару-тройку фотографий этой Милки, желательно - крупный план, чтобы было, как следует, видно лицо. И желательно - не с ваших вечеринок, на которых вы вечно корчите такие рожи, что мать родная не опознает.
- Уже иду, - пожав губки в легкой, быстро проходящей обиде на близкого родственника, девчушка вышла из-за стола и демонстративно отправилась за ширму - переодеваться, но и оттуда все-таки успела высказаться: - Я не рыжая, это твоя Милка Макоева рыжая, да и то - недавно...
Понимая, что подгонять племянницу, а тем более - отвечать на её реплики, уже бесполезно, кроме фырканья и нарочитого затягивания времени полицейский вряд ли чего добился, да и не решат сейчас ничего десять-пятнадцать минут задержки, Феликс Тарон прошел в кабинет, предусмотрительно оставив открытой настежь дверь - ведь после ухода секретарши никого в просторной приемной не будет.
Усевшись поудобнее, комиссар принялся, было, обдумывать события последних нескольких часов: зачем же на самом деле прибыл в городок капитан ДБ - шишка на ровном месте немалая - и так ли уж нужны ему препараты академика Пильмана или за всем этим стоит более тонкая игра против крупповского лауреата, открыто тронуть которого не рискнула и сильнейшая в стране, да что там, скорее всего и во всем мире, секретная служба? На каком уровне руководства Департаментом, а то и Империей была дана санкция на проведение акции в городе? В чем будет заключаться реальная, а не оговоренная с капитаном Хольмом работа полицмейстера, как по старинке иной раз называл себя Феликс Тарон? И чем грозит комиссару провал или успех операции?..
Слишком, ох, слишком мало было информации для детального развернутого анализа, в основном - лишь голые слова контрразведчика, да еще - жесты, интонации, неуловимые паузы между репликами, позволяющие судить о достоверности сказанного. Впрочем, и без того куцые мысли полицейского путались, сбивались, ходили по кругу дружным хороводом, заслоняемые красивым, будто изящно выточенным из мягкого камня, но при этом живое и дышащее теплом, почти идеальное, если сравнивать с большинством виденных комиссаром людей, лицо гостиничной барменши Милки Макоевой.
Пожалуй, именно сейчас, в самом начале работы на Особый отдел, начальник городской полиции дорого бы дал, чтобы услышать примерно в это же время состоявшийся диалог в дешевой студенческой квартирке одного из доходных домов "новой", университетской части города. Здесь, на крохотной кухне с трудом разместились двое: невысокий, щупленький мальчишка в едва заметных на лице очках в тонкой оправе, одетый по-студенчески в плотные брюки из "чертовой кожи", заношенную клетчатую рубашку и домашние шлепанцы, охотно откликавшийся на редкое в этих краях имя Гейнц, а через стол от него расположился крупный, высокий мужчина с хорошо развитой мускулатурой, изрядно отросшими - аж до лопаток - густыми черными волосами, выглядевший, как минимум, лет на десять старше своего собеседника, звали его в разных компаниях и городах по-разному, здесь же, среди университетской братии, лохматый был известен, как Черри. Именно он и продолжил прерванный на несколько минут появлением соседа по комнате, явившегося за учебниками, разговор.
- Странный вы народец, химики-ботаники, - ворчливо излагал свою мысль Черри. - У вас под руками такая аппаратура, сами все знаете и умеете по своей химии, а элементарный морфин сделать для себя же - не хотите, приходится мне таскать, лишний раз подставляясь под "дебилов" и простую полицию.
- У нас с этим делом строго, - возражал Гейнц, старательно проверяя маркировку на ампулах, целую коробку которых его собеседник вновь выставил на стол после ухода соседа. - Мало того, что учет и отчетность, как в генеральном штабе при ловле шпионов, это не беда, умеючи всегда обойти это дело можно и кое-что из реактивов сэкономить, но при малейшем подозрении студенту выписывают пожизненный "волчий билет", а это уже приговор.
- Ох, не умиляй меня, очкарик, - всхлипнул вздохом Черри, вертя между пальцами не прикуренную папироску. - С твоим "волчьим билетом" возьмут на любой стройке кирпичи таскать, так что - с голоду не подохнешь ни разу...
- Кирпичи таскать после того, как попробуешь самостоятельно синтезировать белок, это примерно как сидеть на заборе после полетов на самолете, - серьезно сказал студент. - Ну, а еще даже на стройке за тобой будут приглядывать "дебильники" - с кем встречаешься, о чем говоришь, не варишь ли зелье...
- Ладно, не надо о грустном, - перебил его собеседник. - Говорят, на днях ваш академик приезжает? Будете опять "живую воду" из сказокдля взрослых готовить?
- Ничего мы сами не делаем, сколько раз тебе говорить, - чуть раздраженно бросил Гейнц. - Только инсталлируем исходники, которые откуда-то берет академик, ну, и чуток оставляем себе... для девчонок или для тебя, вот, например.
- Да ладно, ладно, - успокоительно произнес Черри, не желающий конфоронтации с очень нужным сейчас, пусть и не самым приятным в общении человеком. - Просто интересно, откуда такой состав берется, чтобы вот так - раз, и человек уже совсем другой.
- И не за раз, и не за два, - ответил студент, заканчивая свои манипуляции с ампулами. - Значит, вот эти две не возьму, сам понимаешь - маркировка дрянь, где-то в подвеле, небось, на коленке делали. Ну, и по нашему с тобой курсу - с меня пять доз препарата...
- Этого теперь мало, - начал, было, торговаться Черри, но...
...дверь приемной начальника городской полиции громко хлопнула, а следом за звуком в помещении появилась Эмилия, демонстративно бросила на свой стол тоненький коричневый конверт и ушла за ширму, чтобы через пяток минут появиться в боевом, рабочем обличии. Почему-то затаивший дыхание комиссар не стал поторапливать племянницу, терпеливо, как он умел при необходимости, выжидая, пока она сама не войдет в кабинет и не положит на стол начальника старые фотографии своей одноклассницы.
Выгонять упрямо застывшую около его плеча любопытную Эмилию полицейский не стал, девчушка не увидит ничего нового для себя, разве что - удивительное волнение комиссара, полицейскую собаку съевшего на своей работе. Стараясь держать конверт ровно и крепко, чтобы не так уж бросалось в глаза неожиданная нервная дрожь пальцев, Феликс резко высыпал на пустую столешницу разнообразные по размеру карточки и невольно замер.
- Вот это сразу после выпускного, мы тогда гуляли у реки, - деловито поясняла Эмилия, будто забыв о волнении дядюшки, а может быть, нарочито успокаивая его бытовыми деталями, отображенными на старых фотографиях. - А здесь через год, когда собирались первый раз к студентам... а вот потом, после этой вечеринки...
Но комиссар не слушал её. С разложенных на столе фотографий смотрело совсем другое лицо - иные мочки ушей, другая форма носа, чужой изгиб бровей, разрез глаз, по иному вылепленные скулы... да и кожа не такая ровная и гладкая, как он лично, сам видел всего лишь несколько часов назад. И лишь опытный, поднаторевший в опознаниях взгляд полицейского мог уловить некое едва заметное сходство между Милкой Макоевой сейчас и ею же - год назад.
4
Вторую половину дня - после официального перерыва на обед и почти до шести часов вечера, когда закончившие работу горожане нет-нет, а иной раз позволяли себе шикнуть в баре при гостинице находчивого Пальчевского, оборудовавшего принадлежащий ему исстари особняк в приют для туристов высшего света - Милка Макоева откровенно прогуляла, впрочем, с негласного разрешения хозяина, который сквозь пальцы смотрел на дневное отсутствие девушки, лишь бы в нужное, вечернее и частично ночное время она достойно исполняла свои обязанности за стойкой бара, принося максимально возможный доход заведению.
Приглашение поработать "за стойкой" заметно расцветающей с каждым годом девчонки оказалось для деловитого, умеющего считать не только текущие расходы, но и будущие доходы владельца гостиницы, натуральным золотым дном; как он лично успел приметить за полтора года работы Милки в баре, многие клиенты, из числа, конечно, тех, что приезжают в город на пару-тройку недель перед зимним столичным сезоном, предпочитают заказать лишний коктейль, бокал коньяка или даже просто пачку папирос только ради того, чтобы красивая барменша продефилировала по залу, покачала еще разок бедрами, тряхнула небольшой, но эффектной грудью, демонстрируя свои очаровательные стройные формы. Разумеется, и сама Милка об этом отлично знала и частенько беззастенчиво пользовалась подаренной природой, как думали все окружающие, красотой, раскручивая подвыпивших представителей столичной богемы и легко отпрашиваясь на несколько часов с работы во время "мертвого сезона".
Сегодня, обслужив городского полицмейстера вместе с непонятным, но явно важным гостем, наверняка, из столицы - ох, какой мужчина! - без проверки расплатившимся по счету, что редко когда делал сам комиссар, привыкший бокал дорогого коньяка или стакан чинзано считать маленькими подарками от Пальчевского, девушка попросила одну из коридорных, знакомую ей еще по школе блондинистую Аньку Кох, в случае крайней необходимости подменить её за стойкой на пару обычно пустых и унылых часиков, а сама, быстро сменив вызывающе короткую юбчонку и откровенную блузку на более подходящие простенькие брючки и тонкий свитерок под горлышко, отправилась проходными дворами в район доходных домов, предлагающих жилье наиболее состоятельным и озабоченным именно учебой студентам.
Говоря по совести, в этот день никаких деловых интересов у Милки в студенческом доме не было, хотя иной раз именно дела приводили к старинному для её возраста, со школьных еще времен знакомому пареньку. Но сейчас девушка не боялась и сама себе признаться откровенно - в доходный дом её гнала обыкновенная похоть преумноженная внешним видом столичного гостя. Так уж получилось, что три последних дня Милку преследовало нелепое для такой эффектной и желающей девушки воздержание - пару дней, благодаря юбилеям кое-кого из городского начальства, работа затягивалась далеко за полночь, а однажды она просто не смогла застать своего друга вечером дома. Впрочем, Милка и сейчас шла "на удачу", ведь в университете не отменяли занятий, а её приятель был аккуратистом и отличником, но оставалась надежда на "счастливый случай", ну, и, в конце концов, не один же он живет в громоздкой старой пятиэтажке, наверняка, найдется какой-нибудь лентяй и прогульщик, желающий помочь девушке избавиться от тягостных ощущений вынужденного воздержания?..
Но, похоже, в этот день удача и в самом деле была на стороне Макоевой, потому что на долгий, беспорядочный стук в двери знакомой квартирки через пару минут откликнулись шаркающие, ленивые шаги, и на пороге появилась отнюдь не заспанная, как не пытался он притвориться, рожа Гейнца.
- Привет, Геша! - бесцеремонно отодвигая в сторону своего постоянного любовника, а в чем-то и делового партнера, сказала Милка, проходя в квартирку и подозрительно принюхиваясь. - Ты чего это двери запирать надумал? С девчонкой, небось, кувыркаешься?
Впрочем, обвинение было облыжным и полностью надуманным - тонкий нюх девушки уловил лишь запах крепкого мужского одеколона, грязного белья и еще утренней, подгоревшей яичницы. В ответ на явный поклеп Гейнц, ужасно не любивший, когда его называли Гешей или, хуже того, Гошей, прихлопнул входную хлипкую дверь из пары слоев толстой фанеры и направился следом за Милкой в единственную комнатку квартиры, обставленную по-спартански - две узкие кровати, пара тумбочек, огромный одежный шкаф и высокое, неизвестно откуда здесь взявшееся, зеркало в полстены.
Спрашивать у девушки: "Чего ты пришла?" было неудобно и совершенно нетактично, но, видимо, вопрос сам собой нарисовался на лице студента - от него едва ли не пять минут назад ушел поставщик морфина, а сами ампулы Гейнц успел всего лишь припрятать во временный, абсолютно ненадежный тайничок, планируя к вечеру, как стемнеет, перенести их в более надежное место - и тут, как снег на голову, обрушилась Милка со своими привычными капризами и чисто женскими глупыми подозрениями.
- А я случайно мимо проходила, - нагло соврала в глаза студенту девушка. - Дай, думаю, заскочу, вдруг дома, облегчу ему тестикулы...
Общаясь со студентами-биологами, поневоле наберешь от них умных слов, после которых Милка шагнула поближе к приятелю и бесцеремонно прихватила его крепкими пальцами за пах, как бы проверяя - есть, что облегчить или...
- Так пришла бы вечером, - попытался отказаться от удовольствия Гейнц, впрочем, не делая лишних движений, чтобы освободиться от рук девушки. - Ну, или ночью, после работы...
- Сколько же раз тебе говорила - я не сплю с мужчинами, - пытаясь расстегнуть на приятеле брюки, заявила Милка. - Только трахаюсь. А сплю я одна, максимум - с открытой форточкой, на своей девичьей, невинной постельке...
- Ну, да, не спишь, - саркастически хмыкнул студент. - А в прошлом году, на бакунинские дни, кто неделю провел в общаге? Хочешь сказать - ты там за все это время глаз не сомкнула?
Старая обида почему-то упрямо не забывалась, Гейнц перед этим почти два года считал девушку принадлежащей только ему, ну, может быть, изредка еще кому-то, но представить себе Милку на отчаянной оргии общажных анархистов просто не мог... до поры, до времени. Впрочем, девушка уже давно перестала обращать внимание на ревность своего Геши, понимая, что в нем говорит не какое-то высокое чувство, а лишь примитивный инстинкт собственника.
- В общаге никто и не спал, - нахально и категорически опровергла навет Милка. - Там все отрубались в изнеможении... или пребывали в нирване, пока была такая возможность... а ты, между прочим, тоже...
Договорить девушка не успела, наконец-то, справившись с застежкой ремня и пуговицами брюк студента, тот, правда, совершил еще одну, откровенно слабую попытку отказаться, но уже прихватившая его за обнаженное мужское естество Милка, прерывисто выдохнула ему прямо в лицо:
- Даже не думай... я тут из-за тебя три дня ни с кем...
И сразу же свободной рукой, занялась своими брючками... о том, что неплохо бы раздеться полностью и предаться страсти пусть на узкой, но все-таки изначально и для этого предназначенной кровати Геши, девушка и не подумала, быстро приспуская свои брюки и поворачиваясь к приятелю-любовнику спиной. Наклонившись и опершись руками о край койки - в нос ударил тяжелый запах несвежего постельного белья - Милка, чуть оглянувшись через плечо, смогла сквозь зубы простонать только: "Ну, давай же..." и через пару секунд уже предавалась самой древней игре в истории человечества. Прихвативший подружку за извивающуюся под руками талию, Гейнц тоже на некоторое время забыл обо всем на свете...
...разноцветные искры в глазах сумасшедшей рыжей девицы зажглись буквально через минуту, сказался и её темперамент, и трехдневное голодание, а еще через пару минут забавные огоньки превратились в сплошной фейерверк, сопровождающийся настолько характерным сокращением мышц, что обо всем догадавшийся студент ускорил свои движения, догоняя подругу...
- Маньяк, - с потрясающей женской логикой сказала девушка, старательно изгибаясь, чтобы не закапать опустившиеся к полу, скомканные брючки, достать из кармана которых носовой платок сейчас было уже проблематично. - Набросился, как десять лет женщин не видел...
Милка старательно промокнула себя уголком наволочки, показавшейся ей относительно чистым - прочим постельным бельем девушка откровенно побрезговала - и деловито натянула трусики и брюки. Обессилено усевшийся на соседнюю кровать Гейнц одеваться не стал, а лишь привычно огрызнулся:
- Это еще проверить надо, кто из нас маньяк... влетела, сама не своя, изнасиловала, можно сказать...
- Ой, а то - ты не доволен, подумать только - обиделся, - удовлетворенно засмеялась Милка.
- Я рад и доволен, тем более, до конца недели придется просидеть безвылазно в лаборатории, - воспользовался моментом предупредить подружку студент.
- Опять в лаборатории? С озабоченными лаборантками? Или лаборантами? - поинтересовалась, но теперь уже достаточно спокойно, девушка. - И чего это тебе опять приспичило? Хочешь вернуться к прежним забавам с мальчиками?
К своему собственному сожалению еще во время первых встреч с будущей барменшей Гейнц рассказал ей о своих подростковых экспериментах с приятелями, с тех пор иной раз Милка припоминала ему гомосексуальные пробы, намекая, что любовник вполне может обойтись не только без нее, но и без женщин вообще.
- Мне на днях партию товара привезли, - не стал раскрывать подробности Гейнц. - Наверное, до конца лета хватит, если разбодяжить, как следует...
Фабричный морфин студент-химик легко разводил, превращая два десятка ампул в полсотни доз, при этом оборудование университетских лабораторий позволяло не просто добавить в наркотик дистиллированной воды, но и воспользоваться дополнительными препаратами, усиливающими эффект от приема, а также запаять дозы в ампулы, пусть и без маркировки, но тем не менее, внушающие клиентам больше доверия. В разбодяжке товара была заинтересована и Милка, активно помогающая своему любовнику сбывать ампулы с "кайфом" среди столичных постояльцев, не привыкших себе отказывать в сомнительных удовольствиях. Ну, а кроме того...
- Только эту дрянь и привезли? - будто бы мимолетно поинтересовалась девушка.
Наркотики лично её не интересовали, эффект от приема первой дозы был таковым, что Милка на всю оставшуюся жизнь зареклась потреблять эту дрянь, предпочитая даже папироске с "травкой" крепкие и сладкие вина и ликеры. Но ведь вместе с морфином, героином и прочей гадостью у Геши появлялся и чудодейственный препарат, который он со смешком звал "живой водой", превратившей девушку из вполне себе обыденной провинциалки именно в такую эффектную и броскую красавицу, изменив не только форму ушей, носа, бровей, но даже и родной, каштановый цвет волос, придав им очаровательную, медную рыжину. Теперь, уже с год откладывая в кубышку барменские чаевые и небольшой доход от реализации ампул, Милка вполне осознанно планировала в ближайшее время перебраться в столицу не нищей бедной родственницей, место которой только на дешевой панели, а состоятельной и красивой, молодой женщиной в поисках своего места под солнцем.
- А зачем тебе еще "живая вода"? - моментально догадался о сути вопроса Гейнц и, не удержавшись, съехидничал. - Хочешь эльфийские уши отрастить или голубые волосы, как из сказки?
- Длинные уши тебе больше подойдут, - хладнокровно парировала девушка. - А про мое желание ты и так знаешь...
- А мне и такие твои сиськи нравятся, - хмыкнул любовник и, не удержавшись, продолжил: - Тем более, ты их мне даже пощупать не даешь, а уж когда я их последний раз видел - уже забывать стал...
- Ну, так посмотри, - резко задрав под горло свитерочек, не стала отказывать Милка, демонстрируя студенту пару небольших, крепких, будто наливных, грудок. - А вот вырастут на два размера больше - еще приятнее будет...
- Ну, да, раз в полгода и посмотреть будет приятнее, - ехидно согласился Гейнц, наконец-то, застегивая брюки, но с соседней постели так и не подымаясь, расслабленный после неприятного общения с Черри и полученного от Милки удовольствия. - Лучше бы ты заглядывала почаще и на подольше, тогда бы и такие, как есть, вполне были бы кстати...
- Ладно, не ной, как могу, так и заглядываю, - огрызнулась девушка, заканчивая демонстрацию своего бюста. - У меня, все ж таки, работа постоянная, это ты можешь на лекции ходить, а можешь и дома на койке валяться...
- Сначала ты работаешь на зачетку, потом зачетка работает на тебя, - вздохнув, выдал старинную студенческую сентенцию Гейнц.
Понимая, что сказать друг другу у них больше нечего, кроме постельного удовольствия и общего дела их мало что связывало, Милка собралась уже, было, покинуть квартирку своего любовника, но спохватилась.
- Знаешь, Геша, ты бы попридержал пока товар в надежном месте, - сказала она, переминаясь с ноги на ногу. - Потом его разбодяжишь...
- Что такое? - моментально выкарабкиваясь из сладкой, томительной полудремы, приподнялся на постели студент. - Что ты узнала?
- Да приехал в город какой-то столичный хлыщ, - пояснила Милка, зачем-то старательно пряча глаза. - Они сегодня с начальником полиции в моем баре завтракали и какие-то дела обсуждали, явно - общие. Вот только парень этот, приезжий, не "фараон", уж я-то их в баре насмотрелась досыта. Этот какой-то... скользкий. Вроде, сыскарь, а приглядишься - совсем нет...
- Ты не могла с этого начать? - возмутился, было, Гейнц.
- Какая разница - с чего начать, лишь бы хорошо кончить? - игриво отозвалась Милка. - Но ты все-таки подумай, может, стоит отложить дела на недельку-другую? Все равно времени до начала даже летних заездов еще полно...