Левичев Сергей Владимирович
Недуг

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Словно Людовик Четырнадцатый при обходе утреннем, следя за диалогом секретарш с лицами мужского рода и их достоинством, так и заглядывает в архивные кабинеты и другие укромные места суда для поцелуев, произнося:"Вы думаете, что судебная система - это Мы, хрен угадали, Суд - есть-м - Я!"
   Краше женщины могут быть только женщины.
  
  - Ой, девчонки, обнажусь-ка я пред вами, да поведаю, как в один из летних вечеров, выйдя во двор дома своей подружки, дабы распрощаться со вчерашним пивом, чуть не попрощался с жизнью. Так нахлынуло, так накатило, поплыло всё: мошки, мошки в глазах и, таки... враз сразило.
  
  Ёжик, как говорится, давно сдох, и лёжа в своей норе, ему было безразлично: какие листья и с каких деревьев его засыпают.
  
  - Так, скажи, шарахнуло в самое темечко, будто молотом по нежной мошонке, что грохнулся-таки я с крыльца наземь. Оземь. Наотмашь. Да, резко меня долбануло, как после землетрясения... и пошла волна по всея, как есмь, моей головушке: бедовой... бесшабашной и садовой, как по морю Азовскому. Словно разряд молнии прокатился 'по крыше дома моего' и свалился я в пушистый снег, на первый белый снег, совсем никакой радости от того не испытывая. Нет, не испытал тогда я от земли энергии любви, тепла и жизни! В другой раз, верно, был рад первому снегу в начале зимы, да не тем проклятым днём, не той порой то.
  
  - И что это - думаю, - за напасть на меня! Ведь более невинной, целомудренной и скромной мужской личности, коей являюсь, и не сыскать в округе. Да и кто о себе плохо думает, но карта неверно легла, и именно - в моей колоде, где пять-шесть... тузов.
  
  -За что Боже, мне такое наказание! Ужель более грешного жителя в городе не нашлось, кроме меня. Надо же было под раздачу попасть именно мне - импозантному мужчине в самом расцвете сил. Неужели же я более других в этой жизни 'кобелировал'.
  
  - Почто, например, судья Карпыч не попал на суд Божий... Ведь этот накрахмаленный, да наштукатуренный секс-идол столько гадостей друзьям и приятелям своим сделал, что другим и спьяну то не снилось. Столько преподнёс им сюрпризов - не счесть.
  Нет, никому я не желаю плохого, но это особый случай. Ведь друзей судьи здесь можно за версту видеть. Коль у гражданина ты видишь картуз с дырами и отверстиями, размером-с... с олений рог, значит он непременно - друг или приятель того судьи.
  
  Почему - спросите... Ведь та судейская морда не только морально убивала товарища, а ещё, гляди, топталась по его сердцу.
  
  - Так этого хлюста кастрации бы давным-давно им надобно подвергнуть! Сообща... и непременно ресторанным столовым ножом. А они всё с поклоном к нему, всё с подхалимажем, всё с ухмылкой, да с угощением и выпивкой. Что тут и говорить - быдло, оно и есмь быдло: никакого самолюбия, никаких принципов, никакого, наконец, уважения: ни к себе, ни своим павам, невзначай падшим после обольщения, а затем и угощения греховодником оных юных мадам спиртосодержащими продуктами.
  
  И где бы я не участвовал в качестве государственного обвинителя, всё это безобразие, знаете ль, творится в наших судах. А потому приходится слушать, успокаивая молоденькую мадемуазель, коя уже стирает мой свитер, пропитанный её слезою.
  
  - Несут, скажи, ему выпивку, выражают благодарность за любое маломальское дело... а главное, именно той заразе, кто их ближайших спутниц: носом - в дерьмо, дерьмо и, на посмешище. Он над их женщинами глумится, потешается, да в свете их позорит, а те с холуйской натурой, прогибаясь: всё на четвереньках,на полусогнутых - к нему. Тьфу... мать честная - видеть то холуйское преклонение противно. Тьфу, чёрт бери - смотреть на всё это раболепие, подхалимаж и холопство, противно то.
  
  Ага... однако оказия, ниспосланная Свыше, случилась не с ним, ходоком, а со мною: сущим девственником и целомудренником.
  
  Тут лекарь, вдруг, высказывает свою сказочную догадку или ночную фантазию, что это, якобы, кара Небес свалилась на меня за то, что я когда-то, небось, кого-то незаконно посадил за решётку, чем и прогневал Владыку. Вроде и не мнителен я, но до сего дня задумываюсь по сему случаю, вспоминая каждый судебный процесс и заседание, но не могу ничего подобного припомнить.
  Да и сколь их было, этих заседаний, разве все припомнишь. Иной день приходилось по двум-трём делам принимать в судах участие. При том, сидя в качестве государственного обвинителя за столом со сладкой секретаршей, большую часть времени уделяешь гладким и манящим её коленям в шикарных и роскошных колготках в сеточку, да с рисунком, а не самому процессу.
  
  А скажите-ка мне, граждане дорогие, кто не желал бы воспользоваться близостью с премилой и сексапильной девицей, которая совсем к тебе неравнодушна. И вот уже тайно и незаметно... ты поглаживаешь её нежные и упругих бёдра, доводя ту красотку до влечения и похоти, при том, ещё и советуя произвести ей депиляцию отточенной красивой ноги в салоне: 'Бритые ножки'.
  
  Потому-то, в голову ничего и нейдёт, кроме захватывающей тебя страсти к сексуальной, красоты неземной... дивчине то. Какое может быть внимание к процессу, нежели весь твой интерес к другому - более яркому, очень красивому, неземному то. Ну же, не мужика-судью, пожирать глазами, коль ты, скажем, рождён с правильной сексуальной ориентацией и, верным уклоном.
  
  Да и что, в принципе, от государственного обвинителя зависит. Ровным счётом - ничего. Собака лает, да ветер всё относит.
  Поддержишь в прениях обвинение, красноречием блистая, всё пред той же - гарной дивчиной, будто прокурор с Московии самой в деле участвует, и всё - на отдых, дабы уединиться на лоне природы, либо в сауне, которая на берегу Узеня для нас топилась рыбаками круглыми сутками. Как было хорошо расслабиться на лоне природы, ныряя после бани в бегущую реку.
  
  А приговор о невиновности, либо виновности лица, связанного с лишением свободы - на совести Карпыча и иже с ним лиц, осуществляющих правосудие. Сколько бы не запросил обвинитель, судья по-своему решит вопрос: о каре... и мере наказания.
  И не год и, не пять, а уж... давно тот прохиндей борется с преступностью. Бывало и такое, что реальный срок лишения свободы он назначал потому-то только, что мальцы, приятели подсудимого, с расстёгнутой ширинкой, попивали пиво на крыльце суда, в перерывах заседания, или по маме 'крыли' неоперившегося журавля в небе, ожидая с процесса своего хулиганистого дружка.
  
  А тот подсудимый ни сном, ни духом - и по этапу в край суровый, край таёжный. И из-за чего, собственно, срок. А лишь из-за недостойного поведения друзьями детства у здании суда. Но не им путешествовать, наслаждаясь запахом тайги. А судье то чей плевать на дальнейшую судьбу пацана. Тот словно за 'красненькой' отправил его на улицу Восточную. Сам по уши в долгах, ибо до сегодня не расплатился с бабками с Вокзальной за самогон, приобретённый в бытность его работы, следователем то.
  
  Законодателем предусмотрено: за определённые преступление лишение свободы, однако, на практике срок тот может быть и условным, но это в том лишь случае, если судья пребывает в прекрасном расположении духа, опохмелившись поднесённым адвокатом пойлом, либо безотказным поведением в его кабинете очередной жертвы сексуального произвола и домогательства.
  
  Наглец - он и в Африке, знаете ль, наглец. Угар - угаром, блеф - блефом, а горбатого, как известно, лишь могила правит.
  
  Научены все горьким опытом, что ежели с утра седые брови и зенки у Карпыча вразбег и по сторонам - ищи-свищи адвокат любую причину, чтоб отложить процесс, иначе быть беде. За каждого украденного петуха навертит подсудимому по году-два, причём, эта мера наказания будет реальной, но никак не условной. Спрашивается - за что лишение свободы. А ведь корми крикуна ты хушь семь лет, но всё одно - один обед. А куда, скажите, податься бедному крестьянину, нежели жрать хочется!
  
  А угонщиков мотоциклов сажает сразу, не слюнявя пальца о листы уголовного дела, ибо ещё в прабабкины времена у него в селе угнали и не возвратили его единственный мотоцикл 'ИЖ Планета', на котором он свиданничал с Валюшкой - на Узене.
  Ну... коль шалунам захотелось, вдруг, покататься на мотоцикле, ужель нужно их лишать свободы. К ним бы со снисхождением и понятием подойти, да и отпустить, к чёртовой матери, на все четыре... ведь поймут сорванцы и благодарны будут тому судье по гроб жизни, вынесшему праведное решение. Как же, гордыня распирает. Пора бы всё уж... и забыть, а ему всё мстить им хочется. Фи! Что за моветон! Что за невоспитанность, дурной тон и некультурность эксцентричного мелочного гражданина!
  
  - Каких, знаете ль, только сюрпризов не преподнесёт судья - с бодуна. Просто тирания и моральное таки... принуждение.
  
  Жвачка во рту - срок, да причём, реальный, рука в кармане - срок, палец в нос - срок, волос с рыжим отливом - наказание! Недолюбливал он рыженьких. Не любил. А то говорит уже о его старческом маразме. А уж... коль на секретаршу его глаз кто положит, то множь срок на два. Жаль становится говорливого озорника, фланирующего подле его интересной мадемуазель.
  
  Словно Людовик XIV... при утреннем обходе, следя за диалогом секретарш с похотливыми самцами-посетителями, так всё заглядывал в архивные кабинеты, выстукивая в закрытые гальюны и укромные места суда, всё произнося на высоких октавах.
  
  - Вы думаете, что судебная система - это Мы! Ан, хренушки вы угадали!.. Суд - есмь Я... и никаких, чёрт побери, гвоздей!
  
  Секретарши же, вообще, не имеют своего собственного мнения. Да не Бог мой, чтобы отказать причудам седовласого старца в изощрённых фантазиях в кабинете или комнате психологической разгрузки, так строчи заявление - о собственном увольнении.
  А ведь давно не Икар.
  А всё мнит из себя юнца, сбежавшего с Валюшкой своей со Старой Краснянки в осьмнадцать годков. Но когда это всё было. Лопухнётся иной раз с очередной натурщицей - та возьмёт, да перед подругами и прокурором его осрамит. А у него, скажи, ни капли стыда, ни рдеющих щёк и ни краски на лице. Мало среди судейских работников тех, кто понимает всю тщетность бытия.
  - Хрен ли - судья!..
  А ведь не единожды ему говорилось, что неудовлетворение дамы мужиком расценивается улицей, как преступное бездействие и наказание за то женщины выносят всегда суровое и пожизненное - под самый корешок. Здесь бы от позора и переживаний то сгорел, как свеча, а ему всё - Божья роса. Поглаживания и массирование органов, видишь ли, его возбуждают и полезны его здоровью. Как же... не полезны. Ох, не дожить бы до той поры, Господи. Сам себе будешь не рад, коль по табуну пройдёшь - никого не перепачкаешь, да к тому же ещё и оконфузишься. А это вам, знаете ль, уже не кошан начихал или собака налаяла.
  
  - Что вам надобно? - вопрошаю я, приоткрывая око. - Что за куклы подле меня фланируют, молебен с акафистом напевая!
  
  А подле койки в палате две миловидные девчушки переминаются с ноги на ногу, желая до меня донести что-то серьёзное.
  - Вижу, - сказываю, - что стеснение в груди испытываете предо мной или совсем уж так плох? - Почто же вы подле меня кружитесь, яко мухи по над над мёдом. Что это я вам приглянулся! Ба, да я никак в палате, уж... не чеховской ли, под нумером - шесть! И рыбьим жиром несёт, что в детстве мне вливали родичи, желающие всегда большого роста, с крепким здоровьем.
  
  Надо же, прекрасное 'далёко' вспомнить, да и о своём здоровьице! Ходишь, ходишь, а подумаешь о мамзели и, кончился.
  
  - Где я? Что здесь делаю? - адресовал я вопрос тем девчушкам. - Вы, верно, с Красного Креста? Ведь вчера ртом снежинки ловил в первый день зимы, будучи здоровым, а почто тут я с вами? А где та, моя подруженька, у которой я был на фазенде?
  
  - Так вы же с сознанием, - отвечает одна из молодок, - вчера распрощались, да и некоторые ваши органы совсем утратили необходимые функции! Вот нас врач и просил приглядывать за вами и вашим здоровьем, почитывая молитвы, от бесов то.
  
  Окунувшись в информационное поле и продолжая сохранять лицо, теперь я в свой адрес слышал жуткий девичий приговор.
  
  - О, Боже!.. Какие-такие, - спрашиваю я, - органы? А что с ними? - впадая в отчаяние и оцепенение, закатив глаза на лоб, а затем и в небытие, прокручивая свою жизнь, вихрем проносящуюся в моём воспалённом и наэлектризованном, сознании то.
  
  - О, Мать, Пресвятая Богородица! Что за речь об утраченных функциях и органах!? - проговариваю я в забытье. - О, Дева Мария! Не допусти этого... До конца дней буду в поклонах биться и молиться... молиться! Только не это! Не переживу ведь утраты сей! Не зачисли, Христа ради, в разряд евнухов земли русской! Ведь не простят мне того дамы и порвут на портянки.
  
  Понимая ужас происшедшего, сразу начинаю движение руки по телу сверху: вниз, вниз - до живота, до промежности то.
  
  - О! Госпожа! На месте! Всё на месте! - кричу радостно на всю уездную больницу, покрываясь обильно испариной, росой то.
  
  - Так у вас сотрясение головного мозга, да и рука вся ломаная-переломанная! - отвечает молодка в белоснежном одеянии.
  
  - С чего, - спрашиваю, - сотрясение? Не верю я девочки в то, что меня мог Господь наказать, ибо не нарушал я никогда Закона и Заповедей Божьих. Не нарушал. Да и вчерашнее гулянье у Ксении тут не причём. А возможно всему виной - те отголоски детства и юности, когда перенёс в жизни такие потрясения, что чуть языка своего не лишился, под корень то. Точно! Не вру!
  
  - А случилось девоньки, - поясняю, - это в первом классе, когда с одноклассницами с горки на санях катался. Матушка тогда новые салазки мне приобрела, так и решил я своих подружек порадовать, так как никогда я не был жадным... скупердяем то.
  
  - И вот мы на горке недалече от дома катаемся. Лягу я на них животом. Да не хи-хи... а на сани, и катимся все вниз. Наши же девоньки в то время по очереди. А иногда - втроём, и, вниз и, кубарем. Как терпел - не пойму. Ведь так и прыгали на меня.
  Иногда... менялись местами. Приляжет девонька разлюбезная моя спиной на сани и к себе, вроде как, ненароком потянет, так я падаю на неё и летим мы с ней - счастливые. Всем, понимаете ль - в радость. Однако, недолго я получал удовольствие, так как в очередной раз так придавили меня премилые подруженьки к саням, что я язык вывалил. Вывалить то я вывалил, но не желая того, показал всем, ибо припал важный разговорный орган к металлу, к железу то. Сильно. О чём, сказываю, и речь!
  
  Прилип так к перемычке санок, яко сосед мой Яша на свадебном торжестве к невестке не совсем своей - Даше, перепутав своё ложе с их... супружеским, чем свадьбу всю расстроил, организовав, тем самым, второй за день для гостей праздник, именуемый в ЗАГС - расторжением брака. А гулёнам есть ли какая разница - по какому поводу и за кого, вообще-то, пить и плясать то.
  Так вот, когда спустились мы вниз...
  Девоньки в смех тогда и ударились, видя моё беспомощное состояние. Мне же горемыке оставалось волком выть. Так и прыгал с ноги на ногу, яко росомаха при виде поджаренного на вертеле ягнёнка. Не будешь же пред девочками лицо мочить. Не таков я.
  
  Глядя тогда на лица своих одноклассниц, я понял - зрелище для них интересное. Конечно... физиономия красная, яко после парной, да и посиневший язык снаружи, цвета пупка... тощей курицы, которую поди гнали пешком с самого Владивостока.
  
  Как не поугарать надо мной, коль я тупо смотрел в Небо, ожидая помощи, но не от этих сопатых кукол, а от Отца Небесного...
  Как только я не пробовал освободить язык от металла, но завывал от боли, яко сирена подводной лодки при возвращении с похода на базу. Всё было бесполезно. Так и стоял я, обнимая сани, словно любовницу, с онемевшим языком. Скажи, будто его приклеили супер - моментом, к железу то.
  Чужой стал он мне - не родной. Соверши я хоть одно малейшее движение - не стало бы, вообще, его у меня, отпал бы, а эти крали - баловницы рядом прыгают, резвятся, смеются, того и гляди, ненароком, санки отделят от моего тела вместе с языком.
  Ну, скажите мне, не боязно ли молодцу лишиться языка... и чего ради, граждане дорогие. Оного страха я никогда до того не испытывал. Вот угораздило, и я, крепко держа в объятиях, ставшие ненавистными мне сани, побрёл на пониженной первой... к дому. Не дай те Господи, шевельнуться то. А дома дал волю слезам, теплом коих и грел металл, освобождая тогда, язык то.
  
  Нет, и всё же - не верю, что вчерашняя гулянка стала причиной моего падения с крыльца. Что вы... Что вы... Как оное может быть. Это кто же мог так воздействовать на кору головного мозга, чтоб я так с верхотуры наземь грохнулся. Долбанулся.
  И причём здесь вчерашняя попойка, не пойму. Возможно, и пострадал, что зашкалило давление в моём мозговом коробе. Но не от пьянки же я сознание потерял. Ведь выпили скромно, хотя и несерьёзно много, но в интерес и, для хорошего аппетита.
  Да и ничего не предвещало опасности у Ксении, где я столовался последнее время. И почему бы и не выпить в её праздник.
  Родственники мы вроде как.. с нею: рождены в одном роддоме, институт один окончили, на море Чёрном вместе плавали, на педикюр по приезду ходили, спали вместе иногда, да и глаза у нас обоих, словно базилик на грядке, зелёные-презелёные, а потому роднее душ, кажется, не сыскать. И Сочи с нею вместе покоряли и завоёвывали, а это уже что-то... а значит.
  
  Я то хоть с пользой - тело нежил на песке пляжа Черноморского, да в прохладе уютного номера отеля 'Жемчужина', где предавался любви с сексуальными Амазонками со всея Руси. Недурственно, надо заметить, провёл очередной отпуск.
  Родственница же моя зелёноглазая, как спустилась по приезду в винный погребок отеля, так и вышла оттуда лишь в день отхода от перрона поезда.
  Однако, денег домой привезла немерено, но кто так одарил её... она не озвучивала. Полагаю, что нашла чужой портмоне где-то на помойке. Но не от пьянки же я сознание потерял. Ведь выпили, считаю, скромно, хотя и несерьёзно много, но в интерес... и для аппетита.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"