Леви Геннадий : другие произведения.

Возвращаясь на круги своя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Художественно-документальная повесть

   Глава 1
  
  Уважаемый читатель, позволь мне поделиться с тобой одной своей маленькой догадкой: я попробую угадать о чем ты сейчас думаешь. Ты думаешь: а стоит ли мне дальше читать сочинение этого никому неизвестного автора? Не так ли? Ты думаешь: чем отличается его рассказ от всех других рассказов, как он может обогатить мой, и без того широкий, кругозор и почему я должен тратить на него свое драгоценное время?
  Чтобы ответить на все эти важные вопросы позволь мне с самого начала обьяснить тебе цель моего повествования и одновременно рассказать тебе кто я такой.
  Я живу в Америке в городке Велесли, который есть пригород Бостона. В Америку меня привезли мои родители когда мне было пять лет и несколько месяцев. Они приехали из страны которая раньше называлась СССР, а теперь называется Литуания, или по-русски - Литва. На самом деле они ехали вовсе не в Велесли, а к моей тете в Сан Франциско, но по дороге они с ней поссорились. Дядя Стэнли, это который сын моей тети, он приезжал к нам в гости чтобы их помирить, но успеха не имел. Он есть очень знаменитый адвокат и выиграл много судебных процессов и поэтому он был очень огорчен своей неудачей. Когда я занимался в Беркли колледже и стал очень близок с ним он мне обо всем этом рассказал.
  Да, кстати, Беркли колледж это как раз то место, где я учился совершенствовать свой русский язык - язык моих предков. Слово "предки" возможно не совем к месту. Я думаю, что вместо него я наверное должен был бы написать слово "родители". Но я специально выбрал слово "предки". Потому что моя учительница (профессор русского языка, Татьяна Самуиловна Шиманская) обьяснила мне, что мы должны почаще употреблять в своих сочинениях русский слэнг, для того, чтобы наша речь звучала более натурально, как у тех авторов которые живут и пишут в России. Кстати, это именно она посоветовала мне написать книгу на русском языке. Она сказала, что если русский писатель Набоков умел написать свои произведения на чужом ему английском языке, то я, человек, для которого русский язык был первым, тем более смогу это сделать в обратном направлении.
  Конечно, я понимаю, что я пока еще в недостаточной степени владею русским языком и что в мои сочинения могут вкрасться кое-какие граматические неточности. Поэтому я уделил так много внимания предварительным обьяснениям, чтобы ты, уважаемый читатель, не судил меня слишком строго (по-моему есть такое выражение в русском языке) и проявил снисхождение к моим немногочисленным стилистическим ошибкам. Даже больше этого. Я хотел бы чтобы ты помог мне усовершенствовать мою грамматику и указал (на интернете, в разделе "коментарии") на допущенные мною неточности. Потому что, как выразился мой гид в Литве Борис Шмуцкис, (очень эрудированный и грамотный человек): дураки - это не те люди, которые делают ошибки, а те, которые их повторяют. Вот и я не желаю быть дураком и хочу чтобы ты мне в этом помог.
  С Борисом, кстати, я познакомился через американское посольство в Вильнюсе, где я был там летом прошлого года. Я еще не умел так хорошо как сейчас говорить по-русски, я не имел много practice. И секретарша посольства, симпатичная и милая женщина, обьяснила мне, что в Литве иностранцу, даже если он говорит на, понимаемым здесь, но глубоко презираемом, русским языке, лучше иметь при себе профессионального гида, человека, который кроме литовского языка знает еще и английский, и местные обычаи и особенности нашей западной психологии, потому в этом, непривычном для нас, мире очень несложно попасть в просак. Так она мне сказала. Она обьяснила, что если, например, мне захочется взять в рент машину (что она настоятельно не рекомендует делать), то нужно быть в курсе многих подробностей. Например: если, скажем, полицейский, остановит машину, то ни в коем случае не оставаться в ней, а быстро выскочить и пойти к ему навстречу с протянутым в руках ай ди. Иначе он может посчитать поведение водителя как неуважение к нему и арестовать. Неплохо подать вместе с ай ди и однодолларовую бумажку, но это нужно делать правильно, знать где, когда и кому. А иначе можно загреметь (правильно выражение - загреметь?) в тюрьму. Короче говоря, вот такие очень тонкие и сложные для меня вещи. Я был сильно devastated ее обьяснением. Как это сказать по русски? Окончательно огорчен? Но секретарша мне помогла. Она посоветовала мне нанять гида .
  "Цены здесь, по нашим американским меркам, низкие" - обьяснила она мне - "а безработица высокая так, что вы ничего не теряете."
  В действительности это оказалось не совсем так - кое-что я все-таки потерял. Но расскажу все по-порядку.
  Борис был не первым в списке рекомендованных мне в посольстве гидом. Не был он и вторым. И даже третьим. По-видимому секретарша была дружна не только со мной.
  Вначале Борис даже не понял, что я от него хочу. Мне пришлось перейти на английский:
  "May I speak to Boris Smutzkis?"
  "I am Boris Shutzkis. What do you want?"
  "I am Leo Kochasky"
  "Who?"
  "Leo Kochansky"
  "I don"t know Leo Kochansky"
  "I am Leo Kochansky"
  "Who? What do you want? Ты умеешь говорить по-русски? Можешь обьяснить толком чего ты хочешь?"
  "Я ищу Борис Шмуцкис"
  " Ну я, я Борис Шмуцкис. Чего тебе надо?"
  "Я хочу хайе, э-э нанимать тебя"
  "Чего?"
  "Я нид а гайд."
  "А гайд?" - и дальше понеслось:
  "А вы, сэр, не ошиблись случайно номером?Ах, нет? Где? В посольстве? Да, да, я действительно персонально инструктирую инстранных туристов. Да, но только по Вильнюсу. В какую еще Линкуву? Разве вам не обьяснили, что я предпочитаю никуда не выезжать? Да, мне уже немало лет и у меня подагра. Да. И вообще ... Не знаю, не знаю, может быть... Зависит от компенсэйшн. И потом у меня нет машины. А если бы даже была - то я все равно не умею водить... Хотя вот что ... я вспомнил. Вам сегодня исключительно повезло. У меня есть друг и он сейчас как раз без работы. У него есть машина и он умеет ее водить. Он может начать работать моим помощником с завтрашнего утра."
  Так что вместо одного работника мне пришлось нанять сразу двух и платить им обоим. Впрочем это было не так страшно - по долару в день на человека, плюс еще бензин, который, кстати говоря, стоил дороже моих работников.
  На следующий день они оба пришли в мой гостиничный номер примерно на час позже чем мы договорились.
  "У нас сломалась машина" - обьяснил мне Борис вместо хеллоу и уже потом он представился и представил своего друга-водителя Сергея. Позвольте мне описать их обоих.
  Борис есть человек с годами, он, наверное, лет сорока или больше. Он есть маленький, толстенький и кругленький, с большой лысой головой и козлиной бородой. А когда он смеется, то он показывает свои желтые и кривые зубы. И еще он немножко косит. В первое время мне было трудно угадать к кому он что говорит. Но со временем, однако, я научился попадать к нему в фокус и общаться с ним стало легче.
  Его друг, Сергей, есть прямая противоположность Борису. В отличии от Бориса, он есть худой, длинный и постоянно хмурый; у него длинные слипшиеся седые волосы, которые он наверное не мыл с дня своего рождения.
  "How do you do?" - спросил он меня вместо приветствия - "спикаешь инглишь?"
  "Sure I am. And how about you?"
  "А я нет" - ответил он
  Пока Литва была частью советского союза он работал учителем русского языка и литературы в одной из средних школ города Вильнюса, но с тех пор, как страна обрела независимость, спрос на его специальность значительно упал и новый директор школы, который ненавидел и коммунистов и русских, а больше всего - русских коммунистов, уволил его в течении первого месяца и причем без какого-нибудь пособия и без рекомендации. Чтобы не умереть с голода Сергей стал промышлять таксомоторным бизнесом используя для этих целей свой старый и побитый автомобиль "Запорожец". Хотя, слово "автомобиль" тут наверное не очень подходит, потому что оно не может описать то механическое устройство на котором я ездил по земле своих предков в течении целой недели. Машина испортилась сразу, как только мы отьехали от гостиницы.
   "Маленькая неисправность" - уверил меня Борис - "Мы столкнулись с ней еще по дороге к вам. Сейчас Сергей достанет нужную ему деталь и все будет как по маслу".
  Я не понял слово "достать", но Сергей действительно куда-то исчез на довольно длительное время и Борис начал донимать (доставать?) меня своими вопросами.
  "Позвольте спросить вас, сэр, почему вы решили поехать в Линкуву?" - спросил он - "Это ведь так далеко. И потом Линкува - это захолустный город, даже деревня, в которой, кроме одной пивной забегаловки, никаких других достопримечательностей нет. Другое дело - Вильнюс. Здесь есть все - и огромное количество исторических памятников, и множество знаменитых артхитектурных сооружений, ну а ночная жизнь не идет ни в какое сравнение с деревней Линкувой."
  "Я не приехал сюда ради ночной жизни" - грубо оборвал его я.
  "Тогда позвольте спросить у вас, босс, какова все-таки цель вашего приезда? Если это не секрет".
  О-опс. Я думаю что и ты, дорогой читатель, хотел бы тоже знать для чего я, собственно говоря, поехал в Литву и почему решил написать мемуары о своей поездке? Я ведь с этого и начал. Забыл, заговорился и совсем забыл. Ну что-же, вместо того чтобы начинать все сначала давай-ка я лучше предложу тебе, читатель, перевод моих собственных записей сделанных во время этой поездки. Когда ты их прочтешь ты сам обо всем догадаешься.
  (Борис Шмуцкис помог мне перевести мои записи, так что все претензии по поводу ошибок предьявляйте ему)
  
  
   Глава 2
  
  Я допустил конечно большую ошибку, что не взял с собой в дорогу почитать что-нибудь интересное, как, например, новый роман ужасов Стивена Кинга или последний номер журнала "Trends in Cars and Trucks". Единственную книжку "Краткий справочник путешественника по Литве", которую я захватил с собой уже выходя из дома, я прочел прошлой ночью, когда мы пролетали над Атлантическим океаном, и сейчас я об этом очень сожалею поскольку у меня болит голова, я не выспался и мне абсолютно нечего делать. С тех пор как мы вылетели из Франкфурта экипаж самолета литовской авикомпании не предложил нам никаких развлечений кроме, разве что, этой ужасной музыки, которую непрерывно передают по первому каналу. Ни хорошего фильма, ни какого-нибудь журнала на английском языке... Литовцы, по-видимому, не знают, что такое сервис и мне не остается ничего другого, как записывать свои впечатления о поездке в Литву в этот вот лаптоп - подарок от дяди Стэнли к моему дню рождения. Впрочем, впечатлений покамест тоже нет. Что же я буду писать?
   "Пиши все" - так напутствовал меня перед отьездом мой дядя - "иначе ты что-нибудь забудешь или пропустишь, а нам нужно знать обо всех обстоятельствах твоей поездки в мельчайших подробностях".
   Это он снарядил меня на вышеупомянутую экспедицию.
   "Я тебе доверяю" - сказал он мне перед дорогой - "это ответственное поручение отчасти потому, что ты единственный человек в нашей семье, который умеет говорить по-литовски. "
   "Вы забыли, дядя, что я умею говорить по-русски, а не по-литовски" - напомнил я ему.
   "Данное обстоятельство не играет роли" - успокоил меня дядя Стэнли - "Литовский и русский очень близкие языки. Они оба славянские. Я уверен, что если ты понимаешь по-русски, то поймешь и по-литовски"
   Вот так он напутствовал меня в дорогу.
  Подготовка к путешествию началась где-то за пару месяцев, как раз в тот момент, когда мы с Кейти поссорились и наши пути разошлись. Впрочем, если быть честным и откровенным, то она бросила меня. Бросила ради чванливого обормота - ее троюродного брата из Кентуки. Он тут, в Бостоне, канючил лет шесть, наверное, учась на медицинском факультете Гарвардского университа, и все время подмазывался к Кейти пока, наконец, она не польстилась на его докторскую степень. У-у, эта стерва.... Я долго не мог прийти в себя.
  "Перестань переживать" - сказал мне тогда дядя Стэнли - "Она у тебя не первая и не последняя. С женщинами нужно обращаться как с машинами: старую, скрепя сердце, выбросить и купить вместо нее новую. Слушай лучше, у меня есть к тебе одно серьезное дело. Много лет тому назад родители твоего дедушки (моего отца) имели в Литве, рядом с местечком под названием Линкува, усадьбу: у них была роскошная каменная вилла и участок земли размером в несколько десятков гектаров: у них были поля, сад и часть леса... Потом пришли коммунисты и все у них отобрали. Покамест коммунисты были у власти, у нас не было никаках шансов заполучить нашу собственность обратно. Но вот недавно я прочел в газете, что в Литве вышел новый закон востанавливающий права бывших землевладельцев. Я позвонил в литовское посольство, но ничего толком не добился - там сплошная бюрократия и левая рука не знает то, что делает правая. После этого я навел еще кое-какие справки... Короче говоря, мне посоветовали вот что: поехать самому в Литву, порыться в архивах, побывать в Линкуве, найти на месте необходимые нам документы, доказывающие наше право на эту собственность, и там же все устроить и получить обратно нашу собственность. Если бы разговор шел о нескольких сотнях долларов, то, наверное, это не стоило бы делать, но, я думаю, что речь идет о десятках, а, может быть, даже и о сотнях тысяч. У меня сейчас нет времени этим заниматься - у меня на носу два серьезных процесса: члена организации "Хезбола", которого хотят обвинить в предумышленном убийстве еврейского фашиста и группы мексиканских нелегалов обвиняемых в групповом изнасиловании. Поэтому придется поехать тебе, тем более, что ты знаешь литовский язык и тебе будет легче общаться с местными представителями власти. Да, да, я тебе доверяю это ответственное поручение отчасти потому, что ты единственный человек в нашей семье, который умеет говорить по-литовски. Да, вот еще. В Вильнюсе живет одна женщина. Я тебе дам ее координаты. Ее зовут Люба Загорскис. Она из семьи Загорских, наших соседей в Линкуве. Так вот, обязательно побывай у нее: возможно она имеет какие-то дополнительные материалы касающиеся нашей собственности. Но главное - если тебе понадобиться, например, свидетель готовый подтвердить, что мы действительно владели усадьбой в Линкуве, то я уверен - она тебе поможет. Так что - в добрый путь!"
  Вот так он мне сказал.
  С тех пор, как мои родители погибли пять лет назад в автомобильной катастрофе, дядя Стэнли взял надо мною шефство и сделал для меня очень многое: во-первых он заплатил за мою учебу в Беркли, потом помог устроиться в юридическую контору в Бостоне, у своего старого товарища по университету, а этим летом даже взял с собою в путешествие по морю на, только что купленной им, чудесной яхте "Красавица Лизетта". Мы плыли из Бостона на Бермуды: два дня туда и два дня обратно и плюс еще неделю мы провели на месте, на Бермудах, у одного из его бывших клиентов. Ловили рыбу, купались, загорали на пляже, ныряли с аквалангом. Вобщем, я чудесно провел время, что и говорить. Даже постоянное ворчание Лизетты - его шестой по счету жены, самой молодой, но и самой тупой из всех его жен, не испортило мне отпуск.
   Да, я забыл сказать, что мой дядя работает адвокатом в организации по правам человека, которая называется "American Civil Liberties Union" и защищает на суде тех, кого преследует государство, тех, у кого нет денег самим нанять себе адвоката. Поэтому у него так много друзей, людей, которых он спас от государственного произвола и тюрьмы и которые искренне благодарны ему. Они живут в разных частях света и часто приглашают его к себе в гости. О моем дяде даже пишут иногда в газетах, правда, бывает и отрицательно, мол, он часто защищает на суде подстрекателей и террористов, как будто террористы и подстрекатели не люди и защищать их совсем не нужно. Мой дядя правильно говорит: государство - оно сильное и богатое, а человек - он маленький и слабый, и поэтому он постоянно нуждается в защите. Защитить слабого от сильного - это жизненное кредо моего дяди.
  О, постойте... Запахло чем-то вкусным! По-моему, это начали разносить еду. По крайней мере - хоть какое-то развлечение.
   ...
   Ну что я могу сказать? Еда, конечно, дрянь, хуже чем в Мак-Дональдсе. Но зато какие стюардессы! Каждая из них заткнула бы за пояс мою любую знакомую. О Кейти и говорить нечего. А та, что обслуживала меня (ее зовут Лайма, между прочим) ну просто настоящая мисс универс: у нее волосы золотого цвета и огромные светло-серые глаза, а грудь как Лолы Лоллобриджиды. И неподражаемые ножки! Более сексуальных ножек просто не бывает. А походка, а губы, а улыбка...Я такой прятной улыбки не встречал ни у кого. И еще я заметил, что у нее нет обручального кольца.
  "Как вам понравилась наша литовская еда?" - спросила она на хорошем английском языке (какой у нее очаровательный акцент!) в тот момент, когда убирала с моего столика использованную посуду.
  "Сказать по-правде - не очень" - признался я.
  "Ха-ха- ха" - рассмеялась она, показав мне два ряда жемчужнo-снежных зубов - "это потому, что это не совсем литовская еда. Как вам это сказать? Это коммерческая еда. Понимаете? Вам обязательно нужно попробовать настоящую литовскую домашнюю кухню. Вы когда-нибудь ели ципелины? Нет? Вот, когда будете в Литве и остановитесь у кого-нибудь в гостях, то обязательно попросите, чтобы вам их сделали"
  "Как вы сказали эта еда называется?"
  "Ципелины"
  "Ци... что?"
  "Ципелины. Ци-пе-ли-ны. Ну, как дирижабль, понимаете? Летательный аппарат есть такой. Ципеллин называется"
  "Нет. Это очень трудное слово. Я его все-равно не запомню"
  "Не волнуйтесь - я вам напишу его на бумажке. Обязательно попробуйте"
  Она улыбнулась и сделала движение отойти.
  "Э-э, одну минуту" - я старался придумать, что мне еще такое сказать - "у меня к вам есть один вопрос... Да... Я хотел вас спросить... А вот скажите, пожалуйста, а не могли бы вы посоветовать мне куда стоит сходить или на что посмотреть в Литве? Да, да, у вас ведь есть достопримечательности?"
  "О да, у нас есть много достопримечательностей. В Вильнюсе, в Каунасе, в Тракае... Средневековые замки, например. Вы раньше бывали где-нибудь в Европе?"
   "Нет. Не совсем. То есть я не знаю. Я был этим летом на Бермудских островах, но я не уверен - Америка это или Европа"
   "На Бермудских островах! Ах как интересно! Я всегда мечтала побывать на тропическом острове. Это так романтично. Но, к сожалению, наша авиалиния туда не летает. У нас, в Литве, по телевизору показывали американский сериал "лав боат". О круизе на тропические острова. А вы тоже были на круизе?"
   "На круизе? Вы имеете ввиду большой корабль? О, нет, нет, мы плыли на своей собственной яхте"
   "По океану? На своей яхте? У вас должна быть очень большая яхта чтобы плыть по океану."
   "Ну, не такая как у Трампа, конечно, но и не маленькая"
   "Вот это да! На тропический остров, на своей собственной яхте..."
   "А где вы проводите свой отпуск?" - спросил я ее в свою очередь.
   "Обычно я проводила его у нас, в Литве, в курортном городке Паланга. Но в этом году я вряд ли туда поеду. Я не хочу отдыхать в одиночестве."
   Она как-то очень грустно посмотрела на меня своими волшебными серыми глазами и мне стало ее очень жалко. Но тут, сидящий справа от меня, старый и противный, австрийский хрыч заныл о помощи и она должна была пойти к нему.
  Вот ты черт! Я не успел сказать ей даже ни полслова.
  "Я не хочу отдыхать в одиночестве..." Почему она так мне сказала? Наверняка, у нее нет ни мужа, ни бойфренда. Может быть они поссорились. Кто его знает? Но вот если мне опять представиться такая же возможность поговорить с ней, то ее ни в коем случае нельзя упускать.
   ...
   В последние полчаса произошло некоторого рода событие, о котором я хочу сейчас подробно рассказать.
   Слева от меня сидят две женщины - мать и ее дочка. Матери лет под пятдесят, ну а дочка примерно моего возраста. Они обе тоже из Массачусетса, из Броктона. Летят в Литву на какое-то празднество, по приглашению какого-то там комитета.
  После завтрака я заметил в руках у дочки вчерашний выпуск газеты "Бостон Глоб" и уже собирался попросить одолжить ее почитать как вдруг она громко сказала:
   "Мам, посмотри, тут опять статья о Стэнли Кохански и опять его критикуют"
   Мать, пробежав глазами по странице и воскликнула:
  "Ну что это за люди такие, эти корреспонденты!? Так несправедливо и бесцеремонно клеветать на хорошего человека! Жаль, что мы не знаем его адресса; мы бы послали ему отрытку, чтобы поддержать его. Это абсолютно необходимо во времена вот такой травли, которая ведется сейчас против него в газетах."
  "Я вам могу помочь" - сказал я им.
  Они обе уставились на меня широко раскрыв глаза. Я уже не помню когда последний раз кто-нибудь смотрел на меня такими глазами.
  "По счастливому стечению обстоятельств - я племяник мистера Стэнли Кохански" - пояснил я им, упиваясь свалившимся на меня вниманием - "и знаю его адресс"
  Обе женщины сидели ошеломленные. Они долго не могли прийти в себя.
  "Вот как!" - сказала наконец старшая - "мы конечно воспользуемся вашим предложением. Это так неожиданно! Да, да, мы конечно воспользуемася - еще раз выразить благодарность такому человеку, как ваш дядя.
  "А за что вы ему так благодарны?" - пришла моя очередь удивляться - "И откуда вы его знаете?"
  "Ах, извините пожалуйста,что я не успела представиться" - опять заговорила старшая - "Но ваше предложение оказалось для нас таким неожиданным и приятным сюрпризом! Мы и не предпологали, что будем лететь в одном самолете с племяником Стэнли Кохански. До сих пор мы все еще никак не можем прийти в себя. Это все так неожиданно. Ну вот, чтобы не забыть, меня зовут Рута. А как вас зовут?"
  "Меня Майкл"
  "Очень приятно, Майкл. А это моя дочка - Мэри."
  "И мне очень приятно"
  "Вы спросили - откуда мы знаем вашего дядю? Он нам однажды очень-очень помог. Вернее не нам, а моему отцу. Ну, поэтому и нам тоже. Что он сделал? Он спас его от верной смерти."
  "Каким образом?"
  "Дело в том, что мои родители до второй мировой войны жили в Литве. И когда, в 1944 году, советские оккупанты оккупировали ее, мой отец ушел в лес к партизанам, к "лестным братьям", как их тогда называли, сражаться за независимость Литвы. Он мне, маленькой, рассказывал много историй о том, как они, партизаны, доссаждали русским оккупантам и как местные жители помогали им укрываться от КГБ, поставляли им продукты, сообщали сведенья о врагах. Так продолжалось несколько лет. Они ждали, что америка придет им на помощь, но у нас в стране были слабохарактерные лидеры. А в 1948 году какой-то предатель выдал их отряд. В отличие от своих товарищей моему отцу повезло - он успел уйти из дома, где его прятали местные крестьяне, всего за несколько минут до того, как туда пришли агенты КГБ. Вместо него они арестовали хозяев домя и долго их потом допрашивали, пытаясь узнать куда мог уйти мой отец, а потом их всех отправили в ГУЛАГ, в Сибирь. Отец же в течении целой недели шел через леса и поля по всей Литве и в конце концов добрался до Балтийского моря. В одной рыбацкой деревушке, неподалеку от Клайпеды, он рассказал рыбакам о том, кто он такой и попросил ему помочь. Его имя хорошо знали, такой он был тогда знаменитый, и рыбаки, с опасностью для своей жизни, перевезли его на лодке в Швецию. Там ему дали политическое убежище. В Стокгольме он встретил мою маму - она убежала из Литвы еще раньше, еще до прихода красной армии. Они понравились друг другу и поженились. У мамы в Америке жила близкая родственница - ее родная тетя. Она в 1950 году дала им обоим гарант и они переехали жить в Броктон, в штате Массачусетс. Ну, а потом родилась я. Вот так мы и жили, худо, бедно, как могли. Отец работал по своей "литовской" специальности: автомехаником, а мама оставалась дома - она была домохозяйкой. Но вот десять лет тому назад, нет - не десять, восемь лет тому назад, свалилась на нас большая беда: моего отца вызвали в федеральное бюро расследований для дачи показаний. Оказывается Советский Союз подал Америке офицальное требование о его выдаче как участника и исполнителя массовых убийств на территории Литвы во время второй мировой войны. Конечно это было вранье - никого он не убивал. Воевал - да, но убивать невинных людей... Ну нет, мой отец никогда такого бы не сделал. Русские хотели расквитаться с ним, отомстить ему за то, что не смогли поймать его раньше, в Литве. Они часто так делали. Дело скоро перешло в федеральный суд. Ему грозило лишение американского гражданства и, как следствие этого, высылка из страны в Советский Союз. Моя мама была в истерике. Я думаю, что это послужило причиной ее преждевременной смерти. Мы ведь люди небогатые, нам было не по карману нанять хорошего адвоката, а от этого зависела судьба дорогого нам человека: уж мы-то знали как в КГБ расправляются с инакомыслящеми. И тут нам кто-то посоветовал обратиться за помощью в "American Civil Liberties Union". Это было самым верным нашим шагом. Защищать моего отца взялся Стэнли Кохански, взялся добровольно, не требуя ничего взамен. "Ради справедливости", так он выразился. Вот какой он благородный человек! Вы бы послушали как, с каким пафосом и с какой силой он защищал моего отца! Он привел многочисленные доказательства того, как КГБ, чтобы отомстить своим бывшим противникам, подделывало документы, обвиняя их в самых страшных преступлениях. Было немало случаев, когда русский суд приговаровал к смертной казни совершенно невиновных людей. Слышали ли вы когда-нибудь о призумции виновности?"
  "Боюсь, что нет. Такого я еще не слышал"
  "Я тоже не слышала... до начала судебного разбирательства над моим отцом. Оказывается, что в отличие от нас, в советском союзе подозреваемый считался виновным покамест он не доказывал свою невиновность. Представляете? Как мы можем, говорил ваш дядя на суде, доверять советским органам вершить провосудие, если у них на уровне законов узаконнено беззаконие? Полиция может приехать ночью, зайти в дом, арестовать, ни за что, ни про что, невинного человека и потом он пропадает бесследно; даже близкие родственники не могут ничего о нем узнать."
  "Ужас. Как хорошо, что мои родители вовремя увезли меня оттуда!"
  "Откуда? А вы что - родились в России?"
  "Нет, не совсем. Я родился в Литве. Но тогда это еще был Советский Союз. Мы уехали когда мне было всего пять лет"
  "Ах,так вы тоже из Литвы? Как я вас отлично понимаю! Я вам так скажу: очень часто мы, те, кто родились и всю жизнь прожили в америке, не осознаем, какие мы везучие люди. Понимаете? Мы принимаем это как должное. Во всяком случае, у меня было такое чувство покамест не начался процесс над моим отцом"
  "По вашему рассказу я предполагаю, что он закончился для вас положительно"
  "Да, да, ваш дядя был просто бесподобен. Он спас моего отца. Я не знаю каким был бы результат будь на его месте кто-нибудь другой. Мы ему все очень-очень благодарны. Я считаю, что моему отцу исключительно повезло с адвокатом."
  "А как он сейчас?"
  "Кто - мой отец? К сожалению, он умер. Три месяца тому назад. Да. Но у себя дома, в своей постели, окруженный любящими его людьми. Это совем иное дело. Не будь вашего дяди, он мог бы умереть на виселице, или под пытками в темной и вонючей камере, одинокий и беспомощный, и, к тому же, намного раньше. Нам очень повезло, что этого с ним не случилось, и все - благодаря вашему дяде. Поэтому дайте мне, пожалуйста, его адрес - мы ему обязательно напишем."
  "Мне только-что пришла в голову одна идея. Через день-другой я буду звонить своему дяде биз Литвы по телефону. Я могу на словах передать ему ваши пожелания. Он, и я в этом совершенно уверен, вас все еще хорошо помнит. Как звали вашего отца?"
  "Ой - какая это замечательная идея! Мы, конечно, все равно напишем вашему дяде, но уже когда вернемся назад домой, в Америку. А сейчас, и я вам в этом очень признательна, передайте ему на словах наши наилучшие пожелания. Фамилия моего отца, как и моя-девичья, Импулис. Антанас Импулис. Так его звали. А меня ваш дядя возможно помнит по фамилии моего бывшего мужа - Смит. Вы запомните? Нет, нет, пожалуйста запишите. Импулис. Записали? А... скажите пожалуйста ... я просто из любопытства спрашиваю: вы случайно летите в Литву не по каким-то похожим обстоятельствам? Другими словами - не послал ли вас ваш дядя в Литву собирать материал для защиты какого-нибудь другого литовского патриота?"
  "Нет. Почему? Нет, не по этому. Я лечу семейным делам. Правда, послал меня именно мой дядя. А почему вы спросили?"
  "Дело в том, что мы летим на церемонию открытия памятника посвященного борцам за свободу и независимость Литвы. Приглашение, правда, получил мой отец, но вместо него летим мы. И с нами должен был лететь еще один литовец, владелец гостиницы из Чикаго по имени Юргис, который убежал когда-то, как и мой отец, от русских. Несколько месяцев тому назад Израиль запросил о его выдаче и он боится, чтобы в Литве его не похитили агенты Моссада, а в Америке не лишили американского гражданства. Я с ним недавно говорила по телефону и посоветовала обратиться в "American Civil Liberties Union". Я подумала, что может быть ваш дядя взялся его защищать."
  "Нет, ничего подобного я от дяди не слышал. А вы летите в Литву специально на открытие памятника?"
  "Да, но не совсем. Нас пригласило литовское правительство. Представьте себе - оно оплатило все наши расходы: и билеты на самолет и гостиницу. Плюс, организовало для нас экскурсию по стране. Кроме Вильнюса мы посетим еще Тракай, Каунас, Палангу, ну и родину наших предков - маленький городок Линкува... Мы ждем хороших и сильных впечатлений от нашей поездки, ведь отец рассказывал нам столько чудесных вещей о своей стране - Литва должна быть замечательным местом."
  "Вы глубоко ошибаетесь, мадам " - вдруг неожиданно пробурчал, коверкая английские слова, мой сосед справа - беззубый и полуглухой старик-австриец. Он еще тот фрукт! До пенсии он работал водителем такси в Вене, а сейчас летит в Вильнюс к одному из своих сыновей ("к самому умному из них", как он выразился) который перепродает в Литве подержанные автомобили, купленные за бесценок на блошиных рынках в Мюнхене и во Франкфурте и, я как думаю, делает хорошие деньги. Старик, вобщем-то, этого и не скрывает.
  "Мой сын мог бы стать миллионером" - подтвердил он мне мою догадку какое-то время тому назад - " если бы не налоговый инпектор и не полиция, которая вымогает деньги, и не наглый судья и ни все те другие мошенники, которым нужно давать взятки в этой варварской стране."
  Высказав, в такой форме, свое отношение к представителям власти в Литве, он затем долгое время сидел молча, убаюканный разговором между мной и Рутой, но потом, при слове "моссад", вдруг очухался, встрепенулся, воспрянул духом и встрял в нашу беседу без всякого на то приглашения:
  "В ошибаетесь, мадам, если думаете, что это замечательное место." - повторил он свое мнение, не дав нам времени возразить - "Это варварская страна. Азиатская" .
  "Что?" - у Руты от удивления вытянулось лицо - "Азиатская? Мне все время казалось, что Литва находится в Европе"
  "Что? Я плохо слышу, мадам"
  "Я говорю: разве Литва не в Европе?" напрягая свой голос до предела прокричала Рута.
  "В Европе, в Европе. Очень-очень примитивная страна. Нецивилизованная."
  "Нецивилизованная? Почему...? Откуда вы знаете?"
  "Что? Я там был во время войны."
  И сделав короткую паузу, он громко застучал искусственной челестью:
   "А мой сын, мадам, тот, который сейчас живет в Вильнюсе, он меня тоже информирует. Он очень умный сын, мадам, самый умный из всех моих сыновей. Он продает местным жителям старые американские "форды" и они платят ему за них как за мерседесы. Ха-ха-ха. Вот какие они примитивные люди! Ха-ха-ха. Как за мерседесы!"
  "Ну, это еще ничего не доказывает"
  "Что? Я плохо слышу, мадам. Мой сын меня все время информирует. Он делает в Литве большие деньги и получает хорошую прибыль. Она была бы еще больше, но в этой азиатской стране нужно давать взятки налево и направо: налоговому инспектору..."
  "Так о чем же он вас информирует?"
  "А? Что? Я плохо слышу вас, мадам."
  "Я спрашиваю - о чем он вам пишет?"
   " А! О да, да, он пишет. Другие мои дети не пишут. Они глупые и не умеют делать деньги"
  "Я спрашиваю - о чем?"
  " О чем? Он пишет мне, мадам, что на улицах в Вильнюсе стоят автоматы с сельтерской водой. Это огромные железные ящики, а в них - сельтерская вода. И везде, возле каждого автомата, есть привязанный к нему стакан. Его привязывают для того, чтобы никто его не украл, потому что в Литве все люди мошенники и воры. Они воруют стаканы из автоматов с сельтерской водой. Так информирует меня мой сын. А те люди, которые идут по улице, пьют из этого одного стакана. Все! Из одного стакана! Ха-ха-ха. Они ничего не знают о гигиене. Это нецивилизованные люди, мадам. Троглодиты. У них нет никакой культуры. Я видел все это сам, своими глазами во время войны. У них не было туалетов в домах и мы справляли свои надобности во дворе. Или на улице. Это было ужасно - никакой гигиены."
  "Ну, во-первых, я думаю, что многое изменилось с тех пор..."
  " А? Что вы сказали? ... Изменилось? В худшую сторону, мадам, только в худшую сторону. Вы должны это знать: много лет коммунисты и коммисары управляли этой страной и научили местных жителей, которые сами есть большие лодери делать ужасные вещи. Я все это видел во время войны. Коммунисты творили такие страшные изуверства, что я не могу вам даже рассказать потому, что вы упадете в обморок. А потом обучили этим вещам местных азиатов..."
  "Но почему же коммунисты такие плохие люди?" - вдруг, не с того, ни с сего, словно фурия, вмешалась в раговор дочка Руты Мэри. Она до сих пор сидела молча и смотрела на нас широко открытыми глазами. А тут вдруг встряла в разговор:
   "Почему коммунисты творят в мире столько зла?"
  Мы все уставились на нее.
  Она покраснела.
  "Я извиняюсь.." - залепетала девушка, стараясь спрятаться от нас за спину своей матери - " Я очень, очень извиняюсь.... Я не должна была говорить... Но мой дедушка мне столько рассказывал про коммунистов...столько много плохих вещей. Я не могу понять: ведь все люди по сути своей рождаются хорошими. Почему же некоторые из них становятся коммунистами?"
  Бедная Мэри! Я мигом вспомнил своего профессора-либерала из Берклинского университета, с его взьерошенными седыми волосами и с выражением экстаза на худом аскетичном лице, когда он диким голосом, забыв про все на свете, приводил цитаты из Марксовского "Капитала" и тому подобную билиберду и уже собрался было ей ответить, как старый пердун опередил меня:
  "Все очень просто, мадемуазель." - сказал старик-австриец, почему-то на этот раз, хорошо расслышав заданный вопрос - "Здесь нет ничего непонятного. Большевики и комиссары учат глупых азиатов становились коммунистами"
  "Что? Большевики?" - опять удивилась Рута - "А разве большевики и коммунисты не одно и тоже?"
  "О нет, нет, ни в коем случае, мадам. Многие делают эту ошибку. Большевики - это вожди коммунистов. Понимаете? Они одурачивают невежественных людей - этих глупых азиатов и те становятся коммунистами. Понимаете? Очень легко одурачить нецивилизованных и глупых азиатов"
  "А зачем они это делают?"
  "А? Что вы сказали? Я плохо слышу"
  "Большевики! Зачем они одурачивают людей?"
   "А-а? Зачем? Ради прибыли, мадам, только ради прибыли. Потому что большевики - это евреи. А у евреев всегда должна быть прибыль - это у их такая натура. Они не могут жить без прибыли"
  "Мой отец мне тоже говорил, что все большевики - это евреи, но я ему не очень верила"
  " Напрасно, мадам, очень напрасно. Ему надо верить - ваш отец очень умный человек и он говорит правду. Все большевики - евреи, это правда: Троцкий был еврей, и Сталин был, и Каганович и Пол Пот, и Мао Цзе Дун ... все они. Я сам это видел когда был в Литве."
  "Я извиняюсь, конечно, но это звучит как-то немножко..." - замямлила Рута - "ну как бы это вам сказать? Ну...немножко по расистски, что-ли. Не могут же все евреи быть плохими людьми. А вы случайно, ну..., извините за вопрос, не антисемит?"
  "Антисемит? О нет, нет, ну что вы, мадам. Ни в коем случае. Наша страна очень цивилизованная страна. У нас нет антисемитизма. Понимаете? Мы ведь не какая-нибудь азиатскя примитивная страна. У нас однажды даже канцлер был еврей. Крайский его фамилия. Вы, наверное, слышали о нем. Ни в одной стране мира не было еврейского канцлера; только у нас, в Австрии он был. Он был социалистом, как и я. Очень, очень хороший был канцлер, я его глубоко уважаю: он нам, ветеранам войны, поднял пенсии. Поэтому я могу теперь много путешевствовать. Я ему за это очень благодарен. Правда он был австрийский еврей, а не литовский"
  На мой вопрос - почему же он сам едет в такую варварскую нецивилизованную страну, как Литва, старый хрыч ответил: "ностальгия". Оказывается во время второй мировой войны он служил в Литве солдатом СС и, получив недавно кучу денег в счет своей пенсии, решил навестить места своей молодости:
  "Там, где я стрелял когда-то в большевичков. Та-та-та-та. Из пулетемета."
  Ужасно неприятный тип - этот мой сосед справа.
  .......
  Ну вот, я опять упустил возможность поговорить с Лаймой. Она подошла ко мне несколько минут тому назад и подала завернутую, в несколько изгибов, бумажку и сказала:
  "Не потеряйте. Это рецепт той еды, про которую мы с вами говорили. Когда будет у вас время..."
  Опля! Что такое? Сейчас только что первый пилот передал по громкоговорителю, чтобы мы выключили все элетронные приборы. Мы идем на посадку, мы приземляемся в Вильнюсе, на земле моих предков. Как-то она нас встретит?
  
  
  
   Глава 3
  
  Первым делом, по приезде в Литву, я решил навестить Любу Загорскис, женщину, о которой мне рассказал мой дядя Стэнли. Секретарша из американского посольства помогла мне разыскать ее в городе. Оказалось, что она живет в самом центре Вильнюса, в огромном многоквартирном доме, построенном в сталинское время для важных партийных и советских работников. Дом выглядел, с одной стороны, импозантным, а с другой -совершенно заброшенным, словно долгое время никому до него не было никакого дела: полуразбитые гранитные колонны, облупленная серая штукатурка и перекошенные, ржавые ворота, непригодные даже для металолома. По форме он напоминал правильный прямоугольник с открытым пространством посередине, где, как на дне колодца, в полумраке, росло несколько хилых деревьев, а в стороне от них ютилась заброшенная детская площадка с песочницей и двумя поломанными качелями.
  Когда я вошел во двор, то увидел справа от себя группу детей гонявших в пыли с криком и гиком футбольный мяч, а слева, на старой облезлой скамейке, несколько женщин в клетчатых платках, наблюдавших за их игрой. Но как только я появился во дворе все их внимание мигом перключилось инсключительно на меня, и пока я сверялся по бумажке с записанным адрессом и ходил вдоль подьездов в поисках нужного номера, я чувствовал на себе их неослабевающий и внимательный взгляд. Было очень неприятное чувтсво, когда за тобой вот так вот смотрят.
  Я не понимаю, они что - сидят на вэлфере и им просто нечего делать?
  Лифт в доме не работал и мне пришлось лезть пешком на четвертый этаж.
  Пожилая женщина открыла мне дверь почти сразу, как только я нажал на звонок. Она была маленького роста, худенькая, с живыми любознательными глазами.
  "You are an American tourist" - сказала она мне в утвердительном тоне - "aren"t you? Come in."
  И увидев мое удивленное лицо, она лукаво улыбнулась:
  "You might be wondering how I could guess so correctly?
  
  (Ну зачем мне сейчас стараться все вспоминать? У меня весь разговор, все, что она говорила записано на диктофоне. Поэтому копирую ее слова прямо с него)
  
  "It is not a secret - who else could you be? With such American clothes...And such American face... And also couple hours ago the secretary from the American embassy called me and asked, if I wouldn"t mind to see a visitor from USA. What kind of nonsense she was talking about? Of cause, I don"t mind. In my age and loneness any visitor is an entertainment, particularly from far away lands. Your name is...? "
  "I see. My - is Lyubov Zagorskis, Lyuba"
  "Nice to meet you too. Why are we standing at the door? Please, come inside. It is a little bit dark here, in the hall, so be careful. And watch your head - the doorway is too low. Your secretary did not elaborate on what kind of business brought you here, just said that you want to find out something about my family. May I ask you - why? Are we relatives?"
  "Hold on for just a minute. What is the reason for us to stay in the hall? You are not in a big hurry I suppose. And so am I. We can talk sitting comfortably - am I right? Which place would you prefer - kitchen or living room?"
  "I, personally, prefer the kitchen. It is not that big, maybe even small for a couple of persons but it is very cozy. Most of my time I spend now here, in the kitchen, since my husband Yurgis had died... You can sit on the chair on this side of the table and I will sit here. What would you like to drink - coffee or tea?"
  "Oh, no, no! You cannot refuse - you must have one or the other, this is our custom. Besides, it is impossible to have informal conversation without a cup of tea or coffee. So, which one would you like?"
  "It does not matter for me - it takes only few minutes to boil water in the kettle."
  "Oh, really? You think my English is very good? How flattering it is!"
  "Where did I learn it? Well, mostly I learned it in Kaunas gymnasium, when I was a young girl, before World War II. We had a wonderful English teacher there, I still remember her. And after the war I studied English in university and then worked for 25 years in one of the high schools in Vilnius as a teacher. Yes. But I did not have much practice to speak it with native speakers. Unfortunately, we had very few tourists from the West during Soviet time. So, how can I help you? Did you say that we are relatives?"
  "Oh, now I see. You are interested in Kohanskis family, not mine. I guess I misinterpreted what the secretary said."
   "Of cause, I remember them - they were our neighbors. Are they relatives of yours? Now a lot of people are looking for their roots, particularly from the West. American Jews, mostly. Sort of a new boom..."
  " You are saying that your purpose is different? What is it?"
  "Just one moment, young man, just one moment. Here is your tea. It is ready. Would you like a sugar?"
  "No?"
  "Yes, yes, sure. I most certainly agree with you - a lot of sugar is not good for the health. I, myself, have a light form of diabetes, you know, and use it very, very modestly. Doctor"s advice. When you get older all kinds of diseases are trying to catch you. Not like in young age. You don"t have diabetes - do you?"
  "When I was young I was very healthy too. Not any more, unfortunately."
  "So, what would you like to know about Kohanskis? They were our neighbors - all three brothers. I did not know their parents though - they passed away before I was born. They lived across the street from us, in one big house. Well, sorry, not all of them. The oldest one left his home when I was still a small child and I don"t remember him: not how he looked, not how he dressed and not how he spoke. Nothing. His name was, I think, Chaim but I am not sure."
  "Where did he go? He probably moved to Kaunas. That is where most Jews went, when they were leaving our town. Although I remember in conversations about him the small town of Babtai was mentioned. Maybe that is where he went. It was long time ago and my memory is not so good anymore. And to tell you the truth I was never interested where he went. Maybe he even visited his family in Linkuva occasionally. Who knows? I did not see him. Is he the one who is interested you? Your tea is getting cold, by the way. Would you like me to warm it a little bit?"
  "Are you sure? We don"t have microwaves here as you do in America but I still can..."
  "Maybe, then, I shall add a little bit of hot water into your cup? Just a hot water..."
  "So, where did I stop? Look! I suddenly remembered. My memory is not good any more - didn"t I tell you? I have great cookies and I completely forgot about them. What a silly person I am! Please try - I made them myself. I baked them yesterday for the young scouts, who were planning to visit me. Cookies are still pretty fresh. Try, I put a lot of effort to make them right - I wanted to treat the scouts with something homey and tasty."
  "So, tell me your opinion. Do you like them?"
  "Who? The scouts? How do I know? They never showed up. Probably their teachers found out that they made a mistake by mixing me with somebody else. You see - they have now in middle schools a new program (as part of curriculum) to visit veterans of WWII but I guess that yesterday they figured out that I am a veteran of a different kind. Not the one who they are supporting, but opposite - the one who fought veterans that they are supporting. Do you understand? Since Lithuania gained independence everything went upside down - who was a bandit became a partisan and who was a partisan became a bandit. Crazy world!"
  "I am so sorry that I moved away from our subject, young man, but the present set of affairs in Lithuania annoys and confuses me a great deal. It brings worries and discontent and it is so much on my mind that I cannot sleep at nights; I feel great urge to discuss this matter with somebody else, with someone whose opinion I could trust but.... I am very lonely. You are an outsider and probably can see things differently, without premature conclusions or prejudice. Since Yurgis, my late husband, had died 5 years ago, I lost (how do you say it in English?) - a fulcrum. Is that the right word - a fulcrum?"
  "He was a very smart person, very knowledgeable, you know, and I used to rely on his opinion a lot. Actually, I can tell you without any exaggeration that my husband was the smartest person I ever met in my life. You may not believe me - but it is true. Why do you think I married him? When we met (it was in the late thirties) in Kaunas Yurgis impressed me so much that I immediately fell in love. Instantly. He was like a walking encyclopedia: he knew everything about everything and I never got bored with him. He was such kind of person. He studied law in the university but could not finish his studies because police arrested him for his political views and incarcerated. He spent two years in prison. Never the less, in the fifties, when he was already a middle age man, he went back to school and received Ph.D. in history. He had a brilliant mind! And he also was gentle and considerate... - what can I tell you? We spent so many years together, wonderful and difficult years; I missed him very much..."
  "Wait a minute! Why am I telling you about my husband? Oh, yes, of course - because I feel myself very lost these days. For you, as an outsider, the latest events here, in Lithuania, might look even more confusing than they do for me. I don"t know. But let me tell you that for us, particularly for those who like myself, fought Nazis during WWII they appeared to be incomprehensible. When we fought fascists, both - domestic and invaders, when in the thirties, we struggled to create a better society here, in Lithuania, we never imagined that it would come to such abrupt and unexpected end, when murderers and bandits could be glorified as national heroes. It is very, very sad for me to see."
  "What? You think that it might be reaction to our policies in the past? Of course, I realize that some of our actions made a lot of local people angry - I am not loony or crazy or very old - I am only in the seventies. Sure, we made mistakes. But who does not make them? Everybody does and it is always easier to find mistakes in actions of someone else than to avoid making them yourself. Do you agree with me? We were young and naïve and we trusted imposters and scoundrels, like Stalin, who used us for his own purpose. And sometime we were probably overly zealous or too inflexible in pursuit of our dreams. But we always believed that what we were doing was the right thing to do: we believed that bringing justice and equality to everyone would make the world a much better place. Do you understand me?"
  "Well, I don"t know, I cannot argue about that, young man. See, before communists took power in Lithuania, people lived here under the rule of military junta. Dictator Smetona was then the president - so called "the president for life". Have you heard of him? Lithuania was then some sort of "banana republic" - corrupted, undeveloped and poor, like many countries are now in Africa or in Central America. Or like Chile was not that long time ago, remember? When dictator Pinochet was in power. Lithuania was like Chile - there were few people who had power: this Smetona - so called "president", top military officers, appointed by them members of the government, secret police. They used torture and violence to protect their power and their wealth. And then there were others - poor people, majority, those who did not have and never would have any power. Do you understand? It was unfair. Everyone, every human being, is born equal - do you agree with me? The purpose of our struggle was noble, young man: we wanted to bring to all citizens of our country freedom, equality and prosperity. Now new Lithuanian government glorifies Nazi collaborators, bigots and murderers just because we made few mistakes in the past. It sickens me."
  "Yes, I heard - nonviolent forms of resistance. Gandhi, Martin Luther King... My husband had Ph.D. in history, young man. But let me remind you about two facts, which could prevent us to use these methods even if we would try to. Do you want to hear about them? Okay, first of all, if you remember, Gandhi (I am not sure if you study this in your capitalist schools) during WWII often tried to undermine Great Britain efforts to fight imperial Japan: he called members of the anti-Nazi coalition to surrender and accept Nazi rule and superiority. He opposed bombing by Allies of Nazi concentration camps because it would undermine his theory of not resisting murder by violent means. He suggested Jews to go to gas chambers voluntarily. He was willing to sacrifice millions of lives in China and Europe in order to achieve independence for India. He was a very, very selfish person! He was a nationalist. He did not care if millions of innocent non-Indian people would die or become slaves as long as India could gain its independence. That was disgusting. No, I am sorry young man; but he could not be our role model, example for imitation. We were internationalists and not nationalists and chauvinists like Mr. Gandhi and Nazis. And, besides, there was one more, even more serious reason why we could not succeed with such non-violent tactic. You may notice that it succeeded only against democratic governments like Great Britain and USA. Military junta, on another hand, as a rule, does not consist of overly conscientious people, young man."
  "No, no, I don"t mind if you argue. I only have a look of seventy years old woman but in my heart I am still seventeen. So, don"t worry! And I like when somebody disagrees with me. It is fun; it is how the life supposes to be. Don"t you think so? I"ll tell you even more - if everybody would agree with everyone on everything the life would be extremely boring. Believe me. Besides, the "truth springs from the argument among friends" - do you know such proverb? When we were young we knew it by the heart. We used to argue all the time. Yes, all the time. Days and nights. What a wonderful time it was! We argued about everything - politics, science, books, and new movies... I don"t know how young people entertain themselves nowadays but I think that there is nothing more entertaining than arguments and discussions. Efforts to find the truth... We were lucky people... "
  "Oh, most definitely. Sometime we did not speak to each other for years. "Comes with the territory" - is that how you say it in English? Of course, we had problems, but that was, I would say - the life, and I missed it dearly. And I am so delighted that you came to visit me. Such a change! People who surround me now, with whom I have to socialize, speak only about diseases, drugs and insurance. Boring stuff. Old people are boring, young man. I hate them."
   "Oh -yes, sure. And don"t be shy - take as many as you want. I will not eat them anyway. Doctor"s advice - diabetes, you know. Let me add you some more hot tea. So, what did you want to find out about Kohanskis?"
  "And by the way - this reminds me. I didn"t know the older Kohanskis brother. But the other two were very different from each other. We have a proverb: the apple does not fall far from the apple tree. But these two seems to me did fall pretty much apart. The younger one - Dovid (everybody called him Dovid der Shloser) was working in the mechanical shop for mister Peresman. Or Perelman. Well, I don"t remember his last name... Anyway, this man, Peresman or Perelman, came to our town, nobody knew from where, in the beginning of the thirties... Well, I think it was beginning of thirties. He was a shrewd, noisy and energetic fellow, real Jewish capitalist. He started his business by putting up electrical poles and hanging on them electrical wires around the town. You see, we did not have the electricity then. So, he bought an old warehouse on the outskirts (and I assume - at very cheap price) of the town to house electrical generator, which he built himself, wired it to the homes of rich people and started to deliver electricity, collecting money for his service; although only few residents could afford it. I remember how for the first time we had electricity in our home. It was such a wonder - to light up an electrical bulb; it was like in a fairy tale, unreal and unbelievable. This first moment when the bulb lit up I cannot compare to anything else in my life. And my dad was so happy then..."
  "At the beginning this Peresman (or Perelman, or whatever his name was) did everything by himself - put electrical poles, laid wires, even walked around the town to collect money for electricity (there were no electrical counters then and he collected money depending on how many bulbs each customer had - very crude way to collect money), did repair and other stuff but when he got rich he hired Dovid der Shloser to do the dirty work for him. In other words - Dovid was the blue color worker, sympathetic to our cause..."
  "What had happened to him later? To whom - to Dovid der Shloser? No? Peresman? I thought you are interesting in Kohanskis."
  "Oh, I see, just for curiosity? Well, if you are so curious...We (I mean - NKVD, which is how then the KGB was called) arrested him. I believe it happened in 1940, in autumn, to be more precise, right after dictator Smetona was removed from the power and Lithuania became democratic country and joined Soviet Union. Most likely, he was sent later to Siberia, to the labor camp. That is where all criminals eventually ended. Together with his family, of cause."
  "What for? For the felony, young man, for the felony."
  "Oh, I see. Well, I am sure you have heard the lies of the capitalist propaganda that communists were arresting people just because they were rich. This is not true: for example, this Perelman was arrested not because he was rich but for the crime he actually committed. He tried to destroy his own generator when we confiscated it. You see he was a scoundrel - this Perelman; he used the generator to make money by servicing only rich people at a very high price. He was looking only for the profit. But everybody needs electricity - does not? Even poor people do - those who could not afford his prices. Right? So, we nationalized the generator, paid him some money to compensate for the losses and that could be the end of the story. But the crook got upset and tried to destroy the generator. It was a criminal offense, called sabotage: destruction of the government property. He was punished according to the law."
  "Why his entire family? That was the law then too."
  "You think - it was draconian and irrational law? There is nothing irrational in life, young man. Everything has the reason. The law was made to avoid vendetta, to exterminate an "eye for eye" culture: it was made to prevent what you might call "cycle of violence". If a relative or a friend of the convicted criminal would be left alone, he or she could take revenge on authorities and then somebody else could take revenge on this person as well. And so on. But if you remove the entire family then peace comes to everybody, even to those who were sent to Siberia. Perhaps the law was not fair for everybody but braking the "cycle of violence" never is - correct? Or do you think that continuing of violence could be a better solution?"
   "Me? I would accept my fate without any regret or hard feelings and I am telling you the truth. Many of my friends, young man, were unjustly persecuted by the Soviet authorities; their loved ones perished in the hands of KGB. Never the less, despite of the personal tragedies, most of them remained devoted communists and actively supported communist party all the time, even when they themselves had been unjustly persecuted. More than that. Few members of the KGB were involved in prosecution of their own families and friends but they still continued to work for that organization. Why? Well, because the true communists always believe in a higher predestination than to respond to the despicable actions of individual villain or fool, who, by pure accident, one time or another was able to obtain power and commit acts of injustice. Individuals could be wrong and evil, young man, but the communist idea which promotes equality and social justice for all - cannot."
  "Oh, yes, I am sorry; I deviated too much from our original conversation. It is your fault, young man - you are asking too many questions. And my too - I like to answer them. So, returning back to Kohanskis. I just wanted to tell you how different two brothers were. One of them, Dovid der Shloser, was, (and I think I mentioned to you this already) (did I?), a "blue color" worker, he had large family and, if I"m not mistaken, rented from the older brother apartment in his own house. When we, communists, gained power in 1940 and asked for volunteers to run local affairs he offered himself to be a deputy chief of police. He learned this new trade pretty fast and did a good job by catching thieves, burglars and bandits - those who wanted restoration of the old dictatorial regime, although he did not join our party... "
  "Were all communists Jewish? Why did you ask that? Of course, not. There were non-Jewish communists also. My late husband Yurgis, for example, was not Jewish. (I am Jewish in case if you are curious. No, not in religious sense, that is for sure, but just Jewish). Jurgis, though, was from the devoted and very strict catholic family (he himself later became an atheist). It might be difficult for you to understand... We were internationalists (if you know what it means); we did not differentiate people by the color of their skin or by their religion or by their culture. We differentiated people only on the account of oppressors and oppressed - those who were rich and those who were poor. And we always were on the side of the oppressed poor people."
  "Yes, you are correct in that respect - indeed majority of communists were Jews. Why? I don"t know - why. Maybe because Jews were more educated. Or maybe because they were more oppressed than others. In Smetona"s time Jews in Lithuania were second-class citizens - they were discriminated and constantly abused by the authorities. Officially Jews had the same rights as native Lithuanians did but unofficially they were barred from many important positions and fields, like from taking top administrative posts in the government or military or police. Jews wanted to change such unfairness; they wanted to be equal as all other citizens in their country. That was probably the main reason. I guess. Besides, young man, communists were fighting for the rights of all people, not only for the Jews. They wanted to give freedom and equality to everybody. You might be mixing something up... These were Zionists who fought exclusively for the Jews. We, Lithuanian communists, Jews and non-Jews, both, on a contrary, did not accept such backward and racist ideology and fought Zionists the same way we fought all other nationalists, including those Lithuanian fascists who are now gained power in this country."
  "Oh - the other brother? The other brother was Moishe-Boruh. He was a completely different apple. During time of Smetona regime he became a merchant. He operated the wholesale business, buying flax and wheat from peasants and then reselling those items. He was famous in our town for his enormous cupidity - he was afraid to lose even a penny. During market days, when farmers were bringing produce into the town, he was waiting them on Gymnasium Street, stopping their carriages and inspecting. If he would see the flax he would ask a farmer to pull his carriage over to the Moteyaus Pozela"s yard and then he examined its content even more carefully, from the close distance: he would take bundle of flax and scrutinize it from the different sides and angles, strike it and sometimes even lick. As soon as he would make his mind he would start bargaining. The process usually would take very long time, with a lot of screams and scolds from both sides, until both of them, Moishe -Boruch and a farmer, got sick and tired of each other. Sometimes a farmer could leave the yard even without selling anything and then Moishe-Boruh would run after him offering a lower price. He was such a character. When we were kids we often followed him - it was a lot of fun for us to watch how he quarrels with farmers. Is he the one who you are looking for? "
  "Possible? Well, I could feel nothing but sorry for you if he was your distant relative. But what can we do - right? We don"t choose relatives. Besides, they all, good and bad, right and wrong, old and young, communists, capitalists, liberals and conservatives - all, without exception, were murdered by the criminals, who are now glorified in Lithuania as national heroes. Let their souls rest in peace."
  "Yes, young man, that is true. Lithuanian partisans murdered all the members of my family, except me. Not Germans, not Nazis but Lithuanian fascists. The same thing happened to the Kohanskis family and almost every other Jewish family in our town."
  "Yes, yes, of course, I almost forgot. One of the Dovid"s children has survived - family of Lithuanian peasants saved him. His name was Aaron but we all called him - Aronchik. He was the first son of Dovid and I remember how happy was his father on the day his son was born. After the war, we tried to send the boy to a special orphanage camp for the victims of holocaust but he, with the help of local Zionists, escaped to Israel."
  "Oh, so he is the father of your uncle? That is interesting. How did he get from Israel to USA?"
  "Oh, I see. And how did you, or your parents, get there?"
  "Very interesting. They were deported by the Soviet authorities to Siberia! Now I can understand why you were interested in the fate of that capitalist Perelman. But see - there is Russian proverb "there is nothing bad without something good". Being in Siberia during WWII actually saved your family from annihilation - right? In retrospect, you should thank NKVD, not to blame it, because that is why you alive now!"
  "So, what you are interested in Kohanskis family? Not family? Did I again miss something? We have been spoken for almost an hour and everything not about the thing you came here for! That is ridiculous! I guess my old age must be blamed. And loneliness perhaps... I am sorry"
  "Oh, the land of Kohanskis? Of course, I remember. Is that why you came here to visit me? Yes, yes. Oh, silly me. You should say this right away. But.... Yes, I remember the estate. Of course. In the fifties a factory was built there. On your property. And later - a complex of several apartment buildings. Wait a minute... I have an old picture how your property looked before the war. Here, wait, I will bring it to you"
  
  Она вышла в соседнюю комнату, но через короткое время вернулась, неся в трясущихся руках старую пожелтевшую фотографию. На фотографии была запечтлена группа молодых людей, можно сказать - подростков, на фоне большого дереянного дома. Слева и справа от дома тянулся низкий забор, а позади него простиралось поле, а еще дальше, за полем, виднелся лес.
  "Вот ваша проперти" - сказала мне Люба - "Это вот был дом, где жила до войны ваша семья. Сейчас там все выглядит по-другому. Боюсь, что вы не узнаеете этого места. И... хотите знать мое мнение? Вы вряд ли получите за него что-нибудь обратно. Я знаю литовцев. Может быть долларов двести, в лучшем случае, как компенсацию"
  "А кто эти люди на фотографии?" - спросил ее я
  "Это?... Разные люди. Вот это я, например, в белом платье. Видите, какой я была в молодости? А вот наш сосед Пранас. А вот этот вот... Ну, про него я не хочу говорить."
  "Почему?"
  "Да потому.. да потому что он оказался фашистом. Понимаете? Мой однокласник! Человек, с которым я училась в одном классе. Слышали вы когда-нибудь фамилию Импулявичус? Нет? "Литовский мясник" - так его прозвали в Белоруссии за его дела. Он был убийцей многих невинных людей. Он убивал их и здесь, в Литве, и в Белоруссии. Мне стыдно, что я с ним была когда-то знакома вообще и что мы с ним на одной фотографии. Понимаете? А еще стыднее, и я вам в этом признаюсь, то, что я не сумела разгадать его гнусную натуру еще тогда, до войны, и не прикончила его своими руками прямо там, у нас, в Линкуве. До сих пор не могу себе этого простить. Он сбежал в конце войны к немцам, сперва в Германию, потом в Швецию, и потом, наконец, в Америку. Несколько раз прежнее правительство Литвы требовало его выдачу, но всегда находились юридические зацепки, чтобы его не отпустить. Эридические формальности. Так и не выдали его нам. Жаль. Говорят, что он там, в Америке, умер. Избежал справедливого возмездия. И как ему до сих пор новое литовское правительство не поставило памятник, ума не приложу. Оно сейчас всем бандитам и убийцам их ставит."
  Пожилая женщина еще долго ворчала и причитала, а я, одолжив у нее старую фотографию и поклянясь, что непременно верну ее, до своего отьезда, тихонько вышел.
  Когда приеду в Линкуву надо будет сравнить то, что я увижу с тем, что на этой фотографии, чтобы точно знать, что за эти годы и как поменялось, что понастроенно на нашей земле и где искать концы. Это надо точно установить.
  
  
  
  
   Глава 4
  
  Первый раз, когда я начал описывать про мои приключения в Литве, я остановился на том, что Сергей ушел куда-то "доставать" нужную ему деталь, а мы с Борисом Шмуцкисом остались ждать его в машине.
  Мы тогда говорили с Борисом на английском языке, потому что мой русский в то время был не совсем хороший (не такой как теперь) и я записывал наши слова на диктофон. Сейчас я перевожу их на русский язык, всю нашу конверсэйшин (беседу). (Борис мне тоже иногда помогает - когда он "под настроением" ). А когда он не "под натроением", то я приношу большие извинения за неточности моего перевода: во-первых, потому, что Борис говорил тогда много непонятных мне (не английских, хотя он думал, что это английские) слов, а во-вторых потому, что я перевожу их только так, как умею.
  Ну так вот, на следующий день, после того, как я посетил Люба Загорски и мы сидели вдвоем в машине Сергея, он мне сказал:
   "По дороге в Линкуву нам надо будет заехать в Каунас, чтобы навестить тетю Сергея."
   "Что? В Каунас?" - я очень удивился - "А это нам по дороге?"
   "Ну да,..." - ответил тогда Борис - "Более или менее. Небольшой крюк, конечно, но он нам займет не больше чем один час. Смотри, Сергей не видел свою тетю уже несколько лет. Ты же сам понимаешь, как важно увидеть тетю после такого длительного перерыва."
   Я не очень понимал почему это так важно, но тем не менее, я кивнул ему головой.
   "Сергею очень трудно выбраться к тете" - продолжал Борис - "У него нет денег - ни на билет на поезд, ни на бензин. Просто так, ни с того ни с сего, он к ней не поедет. А тут - редкий случай подвернулся. Понимаешь? Мы долго не задержимся. К тому же нам нужно будет подкрепиться в любом случае - не можем же мы весь день ехать голодные. А его тетя замечательный повар. И стоить нам ничего не будет. Понимаешь? Мы сэкономим на столовой"
   Последнее предложение меня очень заинтересовало.
   "А она умеет готовить национальную литовскую еду?" - спросил я у Бориса.
   "Ну, конечно. Это ее конек" ("конек" он сказал по-русски. Я не знаю конкретного значения этого слова, но, по-видимому, никакого отношения к лошадям оно не имеет)
   "Мне тут недавно посоветовали попробовать одну литовскую пищу." - сказал я ему - "Интересно, сумеет ли она ее приготовить?"
   "Какую пищу? Как она называется?"
   "Сейчас, одну минуту, я посмотрю: у меня это название записано на бумажке"
   Я порылся в кармане, нашел Лаймину записку и раскрыл ее.
   И... Вместо литовского блюда с мудренным названием, я увидел номер телефона и под ним имя: Лайма.
   Вот так да! Я как сидел, так и застыл, пришиблинный к сиденью - такого сюрприза я, конечно, не ожидал.
   "Ну что там?" - нетерпеливо спросил меня Борис - "дай-ка мне сюда твою бумажку - я сам прочту что там написано, я знаю названия всех литовских блюд."
   И он потянул за записку, так, что чуть не вырвал ее из моих рук.
   "А?! Что это?!" - закричал он, как только взглянул на нее одним глазом - "Откуда у тебя Лаймин телефон?"
   "Что?!" - закричал следом за ним и я - "Откуда ты знаешь Лайму?"
   "А откуда ты ее знаешь?" - заорал он.
   "Я?" - я все еще никак не мог прийти в себя - "я летел с ней в самолете. А ты откуда ее знаешь?"
   "В самолете? Куда?"
   "Как - куда? Сюда, в Литву. Она была моей стюардессой."
   "Ах, вот оно что! Ну теперь мне все ясно: она хочет поймать тебя на удочку."
   "Что? Что тебе ясно? На какую удочку? Про какие рыбы ты говоришь?"
   "Какие еще рыбы? Что ты мелешь ерунду? Она хочет поймать тебя, а не рыбу. Она хочет уехать в америку и ищет таких дураков, как ты. Понимаешь? ... А впрочем, зачем тебе понимать? И почему бы не потрахаться с ней? Позвони - и ты будешь иметь море удовольствия. В постели она не имеет себе равных."
   "Откуда ты знаешь какая она в постели?"
   "Мне ли не знать? Она моя бывшая жена."
   "Что?" - я не мог поверить чтобы у такой красивой женщины мог быть такой уродливый муж. И, к тому же, намного старше ее.
   "Мы с ней развелись" - продолжал обьяснять мне Борис - "Я послал ее. Мне надоело с ней трахаться, а других качеств я у нее не нашел"
   Врет, подумал я. Наверняка, это она "послала" его куда надо, а ему стыдно в этом признаться. Я знал уже несколько разведенных людей и каждый из них говорил друг о друге примерно тоже самое.
   "У вас есть дети?" - спросил я Бориса, так, чтобы увести разговор в другую сторону.
   "Слава богу - нет. Лайма хоть и глупая, но не настолько. А я... А мне они мешали бы в моей работе"
   "В твоей работе? Работе гидом для иностранных туристов?"
   "Да ты что - совсем глупый? Причем тут гид? Гидом я не работаю, я им подрабатываю."
   "Вот как! А какая же твоя основная работа?"
   "Я - ученый."
   "Ученый - это как? А в какой области?"
   "Во многих. Денег я этим не зарабатываю и поэтому должен подрабатывать еще и гидом. Из-за денег. Понимаешь? А иначе - как же мне жить?"
   "Не-ет. Я не совсем тебя понял. То есть, я совсем тебя не понял - почему ты ничего не зарабатываешь на своей основной работе? В каком научном институте ты работаешь?"
   "Ни в каком. Я отказался работать в научном институте. Почему - ты спросишь. А потому что, когда работаешь в какой-нибудь организации, будь то институт или еще что - ты должен выполнять ту работу, которую тебе там поручают. Понимаешь? Она может отвечать твоим интересам, а может и не отвечать. Это как повезет. Но даже если она подходит тебе на все сто процентов, то и тогда, в идеальном варианте, помимо основной работы, ты должен выполнять еще и кучу другой, второстепенной, отнимающей у тебя драгоценное время, то, которое ты мог бы потратить на решение более важных научных задач. Но главное - это свобода. Для того, чтобы открыть что-либо ученый должен быть свободен от тех пут, которыми опутывает его администрация. А если, к тому же, еще и твой прямой начальник дурак, то тогда что? Нет, для научных открытий нужна и свобода мысли и свобода действий. Оба условия просто необходимы"
   "Но как же можно открывать что-либо без экспериментов и научных исследований?"
   "Ну, во-первых кое-какие эксперименты ты можешь производить сам. А во вторых: зачем их тебе делать? Есть журналы, научные статьи; читай и строй выводы. Вот как Эйнштейн, например. Представь себе, если бы он работал в каком-нибудь научном институте каким-нибудь там профессором, то он вряд ли бы стал Эйштейном. Понимаешь? Заела бы его повседневная рутина. И Ньютон тоже открыл свои законы, когда сидел дома по случаю закрытия университета на карантин. О чем это тебе говорит?"
   Наверное Борис представлял себя новым Эйнштейном или Ньютоном и поэтому я спросил его очень осторожно:
   " А ты сам открыл что-нибудь?"
   "Да, конечно"
   Его ответ удивил меня.
   "Что именно, если не секрет?"
   "Нет, не секрет. Я сделал, на самом деле, несколько открытий. Например, я нашел точное, математически верное, определение количеству интеллекта"
   "Открыл? Что значит - открыл? Разве не существует уже лет сто или сто пятдесят ай-кью тест?"
   "Ты опять говоришь глупости. Ай-кью тест - это просто шарлатанство. Не путай его с наукой. Он не имеет ничего общего с моим определением."
   "А с чем оно имеет?"
   "Ты знаешь, что такое энтропия?"
   "Боюсь, что нет."
   "Это такая физическая величина..."
   "У меня всегда были проблемы с физикой"
   "Ну, тогда ладно - не будем про физику. Поговорим о чем-нибудь другом. Сейчас, например, я роботаю в иной области. В области психологии, если говорить конкретно. Конечно, многим может показаться, что психологические исследования не идут ни в какое сравнение с точными науками, с такими как физика, или химия или, даже, скажем, биология, где применяется математика и где умозрительные заключения можно подтвердить или опровергнуть хорошо поставленными опытами. На самом же деле и в психологических исследованиях можно прийти к неожиданным и, в тоже время, обьективным результатам. Сейчас я, например, исследую психологию людей в исторических реалиях и надеюсь, что моя работа позволит избежать непреднамернных последствий которые случаются в результате различных общественных экспериментов. В том случае, если, конечно, бездарная общественность переборет свой естесвенный ординаризм и доверится моему труду"
   "Я тебя опять не очень понял."
   "Окей. Я попытаюсь тебе обьяснить, если у меня это получиться. Возьми, например, какое-нибудь из ряда вон выходящее историческое событие. Холокост, например. Когда он начался?"
   "Когда нацисты захватили власть в Германии... Или позже - когда напали на Польшу... Вобщем - на знаю. Какое это имеет значение?"
   "Это имеет большое значение потому, что в психологии, как и в любой другой науке, необходима точность. И поэтому, для того, чтобы прийти к правильному выводу, нам совершенно необходимо проследить, по возможности наиболее обьективно и непредвзято, всю цепочку событий, приведшей к этому печальному результату. Итак, что же мы имеем?"
   "Не знаю"
   " Мы имеем то, что до прихода фашистов к власти в 1933 году полмиллиона немецких еврееев жили, можно сказать, "припеваючи": они занимали ответсвенные должности на государственной службе и в университетах, среди них было непропрциональное количество врачей и адвокатов, межнациональные браки стали обычным явлением и так далее и тому подобное, и многие из них уже считали себя не евреями, а немцами, даже большИми чем их белокурые соседи. И вдруг что-то поменялось с приходом нацистов к власти. Не сразу, конечно. Сперва, когда 1 апреля того же, 1933 года, нацисты обьявили бойкот еврейским бизнесам, то он не принес им желаемых результатов и кончился уже на следующий день. Но уже через неделю, с гораздо большим одобрением среди общественности, был принят закон запрещающий евреям занимать какие-либо должности в государсвенных учреждениях. Дальше все шло в нарастающей пропорции: в сентябре 1933 году был принят закон запрещающий евреям владеть землей, в октябре - закон запрещающий работать в газетах и так далее и все это кончилось печально знаменитыми нюренбергскими законами в 1935 году, которые лишали "чистокровных" евреев немецкого гражданства и запрещали межнациональные браки. Как мы видим, до этого времени, евреи не подвергались физическому насилию; только психологическому. Делалось это для того, чтобы заставить евреев уехать из Германии "по хорошему" - нацисты, вопреки установившемуся ныне мнению либеральных историков, не были слишком кровожадными и не стремились к уничтожению евреев. Они просто хотели жить без них. Проблема заключалась в том, что многие немецкие евреи, несмотря на унижения и оскорбления, не желали покидать Германию (это был, по-моему, Ремарк, который, когда его спросили "не скучает ли он по Германии", ответил: "я не еврей"), а те, которые желали, те не очень-то могли - западные страны отказались их принимать (были конечно исключения, но для этого надо было быть либо Эйштейном, либо иметь много денег). Единственным местом, куда евреи могли свободно убежать от фашистов была Палестина. За их счет численность еврейского населения Палестины с 1933 года по 1936 удвоилась, что привело к беспорядкам и вооруженным нападениям со стороны местных арабов. Англичане, испугавшись арабского недовольства, существенно ограничили, начиная с 1939 года, еврейскую иммиграцию, тем самым косвенно послав на гибель сотни тысяч людей.
   Возвращаясь к Германии следует отметить, что потуги нацистов все-таки привели к кое-каким результатам и к началу 1938 года более трехсот тысяч немецких евреев покинули страну, которою они считали своей родиной. Но потом случилось вот что: весной 1938 года Германия обьединилась с Австрией и вместо трехсот с лишним тысяч своих евреев нацисты заполучили 200 тысяч австрийских. Пришлось начинать все с начала. Психологическое давление еще больше усилилось. Теперь фашисты уже не ограничивались одними лишь законами - начались прямые издевательства над евреями: венских евреев, например, заставили публично мыть тротуары, туалеты, убирать мусор и делать другую грязную и унизительную работу. Профессора, врачи и бизнесмены, их жены в дорогих норковых шубках и с брилиантовыми серьгами в ушах, ползали на корачках, под пинки и улюлюканье их недавних слуг и сослуживцев, по венским мостовым, очищая их от грязи и лашадиных фекалий. Немногие смогли стерпеть такое надругательство и толпы разуверившихся в людской добродетеле автрийских евреев ринулись по направлению к границе. Нацисты им активно помогали. Но случилось тоже самое, что недавно произошло с немецкими евреями: западные страны отказались принять всех желающих, а в Палестине к этому времени уже шла война. Раздраженные медленным прогрессом и не веря больше в "цивилизованные" методы воздействия, нацисты решили ускорить их физическими методами и в конце октября 1938 года они насильно депортировали примерно семнадцать тысяч евреев с польскими паспортами в Польшу. Польша, однако, отказалась принять своих бывших граждан и те застряли на "нейтральной полосе" между двумя государсвами, лишенные всяческих средств к сущесвованию.
   Седьмого ноября сын одного из этих евреев Гершель Гриншпан затрелил немецкого дипломата в Париже вон Рата, что послужило предлогом для "хрустальной ночи": открытого погрома еврейских учреждений в Германии и Австрии.
   Но и это не помогло нацистам. Сперва триста тысяч чешских, а затем, с началом второй мировой войны, еще и три миллиона польских евреев попало с сферу их "тысячелетнего рейха". Фашисты схватились за голову: столько лет мы добивались, чтобы их стало меньше, а их, наоборот, стало больше. Нет, не больше - намного больше.Что же делать? Появился дикий план переселения евреев на остров Мадаскар. Но пока суть, да дело, нацисты решили отделить евреев от основного населения (чтобы потом было легче с ними совладать) и создали систему гетто. Пусть поживут пока раздельно, а мы подумаем, что с ними делать.
   Но вот, 22 июня 1941 года Гремания нападает на Советский Союз. Захваченны: западная Украина, западная Белорусия и часть Прибалтики. И сразу же, еще до прихода немцев, на Украине и в Прибалтике начинаются массовые погромы. Местные жители как будто сорвались с цепи - их дикий энтузиазм обескураживает даже фашистов. После первых двух-трех недель вакханалии оккупациионыые власти издают приказ: под страхом смерти запрещают дальнейшее избиение евреев и собирают их всех, по примеру Польши, в городские гетто. И тут же спохватываются: да разве это как раз не то, к чему мы так стремились? Избавиться от евреев путем их уничтожения, вот - простое и дешевое решение. Какой тут, к черту, Мадагаскар? И одновренно с созданием привычных уже гетто началось планомерное уничтожение евреев, планомерное - потому что, не будут же представители высшей цилизованной расы бесноваться и злодействовать, как тупые варвары, полумонголы-литовцы."
   "Так что же получается?" - подьитожил свой рассказ Борис Шмуцкис - "А получается то, что мы приходим к следующему выводу: холокост, в прямом смысле этого слова, начался в маленькой стране, под названием "Литва" летом 1941 года. А почему там? Почему именно в Литве? Что толкнуло местное население на такое зверское отношение к евреям? Откуда пришла к ним эта ненависть? Может быть они были закоренелыми антисемитами? Так как же насчет сотен, а может быть и тысяч, литовских праведников, которые с огромным риском для себя и своих близких, пытались спасти и спасли незнакомых им евреев? Сейчас говорят - палачами были просто отдельные бандиты, каждая нация имеет подонков. Или еще - евреи были большевиками и энкэвидешниками, они способствовали оккупации Литвы Советским Союзом, а затем приняли активное участие в депортации литовцев в Сибирь. Чтобы все это лучше понять, кто прав, кто виноват, необходимо проследить историю отношений между евреями и литовцами, разобраться до конца где правда, а где - ложь, где факты и где выдумки?"
   И потом, всю дорогу от Вильнюса до Каунаса, Борис рассказывал мне историю евреев в Литве.
  
  
  
   Глава 5
  
  Оффициально евреи появились в Литве в 14 веке (неофициально - гораздо раньше, но насколько раньше - никто не знает). Первым документом удостоверяющем их прибывание в Литве является указ великого князя литовского Витаутаса от 1388 года дарующий евреям города Брест определенные привелегии. Следом за первым указом последовали и остальные: они касались таких городов как Тракай, Лутцк и другие.
   В связи с этим следует сказать несколько слов об авторе этих указов, великом князе Витасутасе, поскольку он играл в литовской истории примерно туже роль какую играл Петр Первый в русской.
   Витаутас приходился внуком другого знаменитого литовского князя, Гедиминаса, основателя столицы литовского государства - города Вильнюса. Перед смертью Гедиминас поделил страну между своими двумя сыновьями: восточую часть ее он завещал Альгирдасу, а западную - Кетстутису. Однако сын Альгирдаса, Йогайла, после смерти отца, решил, что половина страны для него мало и начал гражданскую войну, чтобы отобрать другую половину у своего дяди Кестутиса. В какой-то момент он пригласил его, и его сына Витаутаса, к себе в гости, в замок, якобы для проведения мирных переговоров, но как только его имменитые родственники прибыли, он велел их тут же арестовать и посадить в тюрьму. Кестутис на следующий день скоропостижно скончался (при подозрительных (как бы вы думали?) обстоятельствах, а в отношении же своего двоюродного брата Йогайла допустил непростительную доброту: он разрешил жене Витаутаса навещать заключенного. Так вот, однажды, она явилась в камеру к супругу вместе со своей служанкой. Витаутас и служанка поменялись одеждами и он вскорости покинул место заключения под видом служанки своей жены. Когда же стражники обнаружили пропажу, то они выместили злобу на бедной девушке, замучив ее до смерти. Витаутас, между тем, начал войну против Йогайлы.
   Но тут случился некоторый поворот в истории. Польские дворяне искали в это время жениха для несовершенннолетней польской принцессы Ядвиги и не нашли никого лучше, чем Йогайла. Йогайла принял их предложение, принял католицизм (до этого он был язычником) и стал польским королем. Литву же, как часть нового союза, он великодушно отдал своему двоюродному брату и тем самым положил конец братоубийственной войне.
   В 1410 году совместная польско-литовская армия одержала сокрушительную победу над тевтонскими рыцарями в Грюнвальдской битве и остановила дальнейше продвижение немцев на восток вплоть до двадцатого века.
   В течении последующих 600 лет, пока Литва была сначала частью Речи Посполитой, а затем и России, евреи жили замкнутыми общинами, отгородясь от местного населения как физически, так и морально; общение между ними существовало только на минимальном уровне. Надо отметить, что в Речи Посполитой литовские евреи не подвергались притеснениям и преследованиям со стороны властей, черни или духовенства, как это было в большинстве других стран, за исключением, правда, бойни, устроенной прорвавшимися в Литву в 17 веке казаками Богдана Хмельницкого.
   Когда же Литва стала частью России, то царское правительство, которое притесняло почти все национальные меньшиства, придавило своей пятой и литовцев и евреев одновремвнно. Поэтому оба народа начали проявлять друг к другу симпатию и, можно сказать, даже взаимную солидарность.
   Ситуация изменилась в начале 20 века, когда в феврале 1918 года Литва обьявила о независимости. (Первое же правительство было образованно несколько позже: только 11 ноября. А первым президентом Литвы стал Антанас Сметона, адвокат по профессии.)
   В 1919 началсь война между Польшей и Литвой за обладание городом Вильнюсом.
  Дело в том, что в своей декларации о независимости Литва обьявила город Вильнюс литовской столицей, ссылаясь на то, что он был столицей с момента его основания великим князем Гедиминасом и до потери Литвой независимости в 16 веке. Но с тех времен утекло много воды и композиция населения сильно изменилась. К 1919 году 60% его населения составляли поляки, 30% - евреи. Литовцев в Вильнюсе было меньше 10%. Учитывая это обстоятельсво польское правительство обьявило Вильнюс частью Польши и польская армия, пользуясь поддержкой стран Антанты (из-за войны с большевиками), сумела победить литовцев в короткой, но довольно кровополитной, войне.
  Потеряв Вильнюс, Литва обьявила следующий по величине город, Каунас, своей "временной столицей" и через несколько лет захватила важный порт на балтийском море Мемель, переименовав его в Клайпеду. До первой мировой войны город принадлежал Германии, а потом, по условиям "Версальского договора", перешел к Франции. (в сотнях километрах от нее). Француский гарнизон оказал лишь незначительное сопротивление литовскй армии и поспешил быстренько сдаться.
  До конца 1926 года Литва была более-менее демократической республикой. Парламентские выборы происходили раз 6 лет, а затем парламент избирал президента. С 1918 по 1920 президентом был Антанас Сметона, с 1920 по 1926 год - лидер христианских демократов Стульгинскис (в 1920 году произошли внеурочные выборы), а в 1926 президентом стал лидер крестьянской левоцентристкой партии Гринюс. Гринюс начал проводить в жизнь радикальные аграрные и политические реформы: он предоставил населению больше гражданских свобод, амнистировал многих политических заключенных, разрешил коммунистической партиии свободно функционировать и т. д. (до этого она считалась нелегальной). Все это привело к недовольству правых и военных и 19 декабря 1926 года группа старших офицеров осуществила государственный переворот. Гринюс был смещен со своего поста и на его место был назначен лидер националистической партии Сметона, который сразу же стал "закручивать гайки": 24 декабря военный трибунал признал четырех, захваченных во время переворота, коммунистов предателями и назначил им смертую казнь. Коммунистическая партия мгновенно ушла опять в подполье.
  Вобщем, с начала 1927 года и до середины 1940 года, Литва была "банановой республикой", т. е. что-то наподобие латино-американских государств или путинской России: т. е. там существовали кое-какие гражданские свободы, регулярно проходили выборы, но президентом неизменно оставался Сметона и настоящая власть находилсь в руках не выбранных народом парламентариев, а генералов и высших полицейских чиновников. Тем не менее экономическое положение страны было достаточно стабильным, мировой кризис обошел ее как-бы стороной. В Литве создавались новые (в основном -текстильные) предприятия, развивалась внутригородская и междугородняя транспортная система, появилось множество увеселительных заведений, западного типа кафэ и ресторанов с музыкой и танцами, литовские баскетболисты достигли успехов в спорте, дважды став чемпионами Европы, летчики Дариус и Гиренас чуть было не установили мировой рекорд дальности полетов, попытвшись доставить почту из Нью-Йорка в Каунас в безпосадочном перелете (самолет разбился, не долетев до места назначения, всего с десяток километров) и вобщем народ, можно сказать, был доволен своим положением.
  Тучи начали сгущаться к 1936 году, когда нацисткое руководство Германии потребовало от Литвы вернуть назад город Мемель. В марте 1939 года немецкий министр иностранных дел Рибентроп выдвинул Литве ультиматум. Будучи маленькой страной Литва оказалась перед лицом угрозы вторжения и, не получив поддержки западных тран, уступила грубому нажиму нацистов. Тысячи беженцев с Клайпедского края заполнили ее деревни и города.
  В августе этого же года фашисты и большевики подписали мирный договор, разделив Европу на "сферы влияния" и меньше, чем через месяц, Германия напала на Польшу, начав таким образом вторую мировую войну. Семнадцатого сентября Советский Союз тоже включился в "общее дело" и Красная Армия, перейдя польскую границу, положила начало захвату (освобождению) восточной Польши (западной Украины и западной Беллорусии). (Это кто как хочет может называть, в зависимости от политических и национальных взглядов).
  В состав "западной Беллорусии" входил Вильнюский край. В октябре советское правительство предложило Литве забрать его себе.
  Естесвенно, в этом мире никто никому и ничего не отдает даром. Была цена и за предложенный подарок. Дело в том, что на территории Вильнюского края в это время находились части Красный армии учавствовашие в его захвате (освобождении). Советское правительсво заявило, что ему нужно некоторое время на то, чтобы вывести свои войска и Литва получила в придачу к желанной столице советские военные базы.
  Поэтому, когда летом 1940 года Красная Армия начала продвигаться вглубь Литвы, оккупировав ее оставшуюся часть, она не совершила агрессию, как пытаются сейчас представить вышеупомянутые события, многие про-литовкие историки: она ведь не перешла государственную границу, поскольку находилась все это время в Литве с разрешения и одобрения литовского правительства.
  Антанас Сметона, увидев, что дела "запахли керосином", схватил свои чемоданы и быстренько умчался на запад, в Америку. Временным президентом, тем временем, стал ставленник НКВД, литовкий левый демократ, бывший когда-то левым журналистом, Юстас Палецкис. Премьер-министр Меркис, в соответсвии с конституцией Литвы, обьявил досрочные выборы.
  Опять-таки, многие про-литовские историки утверждают, что эти выборы были неправомочными и что избранное ими правительство должно быть признано незаконным, поскольку к выборам допускались представители лишь одной только партии - коммунистической (плюс - беспартийные). Однако ж в буржуазной "сметоновской" Литве к выборам допускалась тоже лишь одна только пария - нациналистическая. При советах был просто смещен акцент и новое правительство было настолько же правомочным, насколько правомочным было предыдущее.
  Среди избранных депутатов были довольно известные люди: бывший министр образования Венцлова, бывший министр сельского хозяйства Мицкис, писатели Людас Гирас и Петрас Цвирка, мэр города Каунаса Гармус и другие известные личности. Весго было избрано 79 депутатов, из них 28 коммунистов. В списке было всего три еврейские фамилии.
  21 июля новоизбранный сейм обратился с просьбой к советскому правительству принять Литву в "братский союз советских республик" и 3 августа президиум верховного совета СССР удовлетворил эту просьбу. Независимости Литвы пришел конец.
  А что делали литовские евреи все это время, как они отнеслись к этим радикальным переменам?
  В буржуазной Литве евреи пользовались определенной, довольно обширой, автономией: повсюду функционировали синагоги и йешивы, создавались светские еврейские школы, сионисткие кружки, театр, газеты, книжные издательства на еврейском языке - все это действовало беспрепятственно. Многие евреи становились врачами, адвокатами, инженерами: дискриминация в высших учебных заведениях практически отсутсвовала. Процветал также еврейский бизнесс: евреи владели почти пятидесятью процентами срених и крупных предприятий (там, где численность работников превышала 6 человек; в Литве не было слишком больших предприятий), а среди мелких заведений (торговцев, кустарных мастерских, парикмахерских и т.д.) их было даже больше, чем пятьдесят процентов. Это при условии, что среди общего населения, евреи составляли всего 7 или 8 процентов (их относительная численность увеличилась после присоединения вильнюсского края - около 70 тысяч человек и к 1941 году численность еврейского населения в Литве возросла до 220 тысяч).
  Где евреев не было вообще, так это среди высших чинов армии и полиции, т.е. тех, в чьих руках была реальная власть: евреев к ней просто не подпускали. Конечно, кто-то может возразить, что деньги тоже имеют власть, но как когда-то выразился знаменитый поэт: "все куплю сказало злато, все возьму сказал булат" - булат все-таки был покрепче.
  Возможно поэтому, а возможно по какой-либо другой причине, но непропорционально большое количество евреев участвововало в Литве в "борьбе за светлое будущее всего человечества": т.е. были членами, обьявленной вне закона, коммунистической партии: они сидели в тюрьмах, руководили стачками и демострациями, писали критические, по отношению к правительству, статьи. С другой стороны их численность в коммунистической партии, в литовской литературе и в сознании многих литовцев, сильно преувеличина. Смотрите сами: в коммунистической партии Литвы до прихода советской власти никогда не было больше чем пятьсот - шестьсот человек. Из них евреев было меньше половины, т.е по отношению ко всему еврейскому населению они составляли не более 0.003 процента. Ничтожное количество. Конечно, относительно всех членов коммунистической партии 50 процентов - это было много. Но в целом - очень мало.
   Провозглашение Литвы частью Советского Союза подавляющее большинство евреев, в отличии от коренных литовцев, встретило с восторгом. И это несмотря на то, что пострадали они от советской власти не меньше литовцев. Дело в том, что вместе с администрацией в Литву пришло и вездесущее НКВД и сразу же включилось в поиски явных и скрытых "врагов народа". А что это были за враги? Всякие там националисты, духовенство, капиталисты... А уж капиталистов среди евреев хватало. И не только "капиталистов". Множество еврейских, (так же как и литовских) националистов (сионистов) тоже пострадало. Самым известным из них был будущий премьер-министр Израиля, Менахем Бегин. Его арестовали в сентябре 1940 года и сослали в Печорский лагерь в Коми АССР.
  Арестовывали тогда целыми семьями и ссылали в лагеря и на поселения, в Сибирь, на север, в Воркуту... (Не знали ссыльные евреи, что им несказанно повезло, что тем, кого власти оствили в покое, оставалось жить совсем не долго).
  Советские органы не ограничивались арестами; они опечатывали йешивы и светские еврейские школы, разгоняли театральные кружки, закрывали еврейские газеты и журналы.
  И тем не менее евреи отнеслись к "оккупации" СССР в большинстве своем положительно - они понимали, что зажатая между двух алчных держав маленькая Литва не сможет долго оставаться независимой и предпочли советское НКВД немецкому Гестапо.
  Литовцы однако имели другое мнение: часть из них считала, что фашисткая оккупация более предпочтительна, а еще большая часть - что немцы, в отличии от большевиков, оставят их в покое и Литва снова станет независимой.
  Одним из таких "мечтателей" был литовский посол в Германии Шкирпа. Когда к власти в Литве пришли коммунисты и отозвали литовских послов из других стран, он отказался вернутся. Вместо этого он связался с немецкой разведкой "абвер" и с их помощью создал организацию "фронт литовских активистов". Целью этой организации был захват власти в Литве и создание независимой литовской республики (у абвера, конечно, были совсем другие планы - они хотели использовать литовских националистов для атаки на красную армию изнутри). Шкирпе удалось установить связи со своими сторонниками в Литве и создать две подпольные группы - одну в Вильнюсе, другую в Каунасе. В вильнюскую группу входили в основном офицеры бывшей литовской армии переименнованную советскими властями в 29 территориальный корпус красной армии, а в каунасскую - студенты Каунасского университета. Началась активная подготовка к восстанию.
  В конце мая органам НКВД удалось поймать несколько связистов, под пытками выудить у них имена подпольщиков и за пару недель до начала войны начались массовые аресты. Кроме самих подпольщиков арестовывались также их родные, друзья, а то и совсем случайные люди. Уже много месяцев НКВД готовила, составленные по доносам, списки "неблагонадежных элементов", как-то критиковавших политику коммунистической партии, неуважительно отзывавшихся о товарище Сталине, вывешивавших старый национальный флаг и так далее, и сейчас, пользуясь случаем, сводило счеты. На этот раз жертвами террора стали, почти исключительно, литовцы. По приблизительным подсчетам около 40 тысяч было отправленно в Сибирь, несколько тысяч - в тюрьмы, десятки были расстрелянны.
  Определенную роль в этой вакханалии сыграли литовские евреи. Дело в том, что новая (советская) администрация позволила евреям получить то, о чем они когда-то могли только лишь мечтать, а именно - власть над другими людьми, а именно, тот "булат", который до недавнего времени находился исключительно в руках коренных литовцев и с помощью которого те имели возможность "все взять". Советской администрации было абсолютно все-равно какой национальности был человек, литовец, русский или еврей, главное - чтобы он был предан сталинской идеологии и ее целям. НКВД нужны были свои люди среди местного населения (кто же может распознать скрытого врага - бывшего полицейского или лавочника, например?) и ими, в достаточно большом количестве, оказались евреи. Из грязи - в князи, как говорят: ведь совсем недавно, всего только год назад, такого просто не могло быть, в такое никто бы и не поверил - чтобы еврей мог арестовать литовца, пытать его, глумится над ним... Наоборот -это да, наоборот - это хоть сколько. А вот чтоб еврей литовца...
  С другой стороны существует сильно преувеличенное мнение, будто НКВД чуть ли не сплошь и рядом состояло из евреев. Это неправда - в НКВД было полно русских (приезжих), литовцев и поляков, евреи состовляли меньше половины его состава. Но опять-таки, в силу относительного расхожедения в процентном отношении между общим населением и сотрудниками НКВД у местного населения создалось неправильное мнение о засилии евреями аппарата НКВД. Данное обстоятельство использовали, для своей неприкрытой антисемитской пропаганды, литовские и нацисткие юдофобы. Короче говоря, к моменту начала войны, у большинства литовцев понятия еврей, коммиссар и чекист стали равнозначны.
  22 июня члены "фронта литовских активистов", те, которых НКВД не успело до этого дня арестовать, подняли восстание. Они перекрыли дороги отступающей красной армии. По этим дорогам убегали не только солдаты, но и евреи, спасающиеся от фашистов; в них стреляли литовские белопогонники, стреляли как по врагам, потому что - нет, никто из них не должен был уйти от "правого возмездия". Даже дети.
  В каунасском районе еврейской бедноты - слободке, независимый от ФЛА, отряд Климайтиса в ночь на 25 июня устроил погром: много людей было убито, сотни женщин изнасилованы, тысячи ранены, имущество разграбленно, десятки домов сожжены. Местному раввину, в присутсвии его жены и детей, отрубили голову и выставили ее в окне для всеобщего обозрения.
  Особой известностью пользуется инцидент происшедший в каунасском гараже "Летукис", в самом центре города. Не потому что он был особенно зверским или наиболее крупным, а просто потому, что немецкий военный фотограф Гунсилюс сумел запечатлеть происшедшее и его фотографии разошлись по свету как неподкупные свидетели бойни.
  Все началось с того, что 24 июня оставленные, для уничтожения важных документов, несколько сотрудников НКВД явились в гараж "Летукис" чтобы реквизировать какую-нибудь машину и удрать на ней из города, следом за своими начальниками. Но у них ничего не вышло - их арестовали работники гаража и посадили под замок. Следующим утром (по чистой случайности?) в гараж явились только-что выпущенные из тюрьмы "политические заключенные". Кто-то из них, по-видимому, опознал среди сидящих под замком чекистов своего бывшего истязателя. И во дворе гаража состоялся "суд," т.е. избиение захваченных сотрудников НВКД всеми подручными средствами: их били всем, что попадалось под руку - ломами, кольями, палкими... Забивали насмерть. А если кто-то шевелился после этого, то его отливали водой и снова били. На шум сбежалось много народа: женщины, старики, дети. Принесли аккордеон, начали петь патриотические песни. Тем временем "белоповязочники" стали приводить новых, захваченных в черте города, "преступников", и настоящих и мнимых. Всех их били насмерть, вне зависимости от вины. Сколько людей было перебито, сколько из них было евреев - никто точно не знает.
  В последующие дни "центр тяжести" перемистился из центра на окраины - в седьмой форт. Туда привозили схваченных по каким-либо причинам евреев, а также тех, кто пытался бежать из Литвы и был пойман по дороге. К началу июля в форту скопилось несколько тысяч человек. Женщин отделили от мужчин и заперли в казематы. Мужчин оставили на открытом воздухе. День за днем, ночь за ночью, без пищи и воды они лежали лицом к земле, так, как им велели их мучители. Дни тогда стояли жаркие, сухие и жажда мучала всех невероятно, но каждого, кто поднимал голову и просил воды, нещадно били плеткой.
  Когда охранникам становилось особенно скучно они находили для себя развлечения. Так, однажды, собрав десяток желающих попить воды, они заставили их встать на колени и, под общий смех, начали мочиться каждому в рот. Другой раз, вытащив толстого и лысого еврея из толпы, один из охранников зажал его голову у себя между ног, а другой, спустив с него штаны, вставил в задний проход ружье заряженное солью и выстрелил. Весь взвод потом катался со смеху, видя как он скачет по полю со спущенными штанами и дико орет.
  По вечерам и ночам заключенные слышали раздающиеся из казематов вопли и крики о помощи - это подвипившие охранники насиловали их жен.
  В первых числах июля начались массовые расстрелы...
  Тоже самое происходило не только в больших городах, но и на перефирии. В лесу Райняй, например, органы НКВД 24 июня, перед тем как убежать, растреляли 79 "политических заключенных" тяльшайской тюрьмы. Растреляли потому, что не знали, что с ними делать: не брать же их с собой, в конце концов, а освобождать из тюрмы, ни с того ни с сего, тоже было как-то несподручно. Вот и растреляли.
  Могилы жертв были обнаружены через несколько дней. К ним пригнали около сотни, случайно пойманых в Тельшае, евреев (не литовцев же) и заставили откапывать, уже начавшие разлагаться, трупы, обмывать их и целовать. Затем велели евреям лечь в освобожденнные только-что могилы, где их и растреляли. Кого растреляли, кого, так, живым закопали. (Сейчас каждый может посмотреть в райняйском лесу на большой и красивый памятник, поставленный "жертвам советского террора". Ну и при желании, конечно, и если хорошо присмотрится, то сможет разглядеть между деревьями и невзрачную мемориальную доску, установленную "жертвам нацисткой окупации"). В самом Тельшяе, жители, услышав "про кровавые преступления жидов", немедленно начали свою "акцию справедливости".
   Дикой ненависти к представителям семитской расы не было предела. Даже немцы схватились за голову при виде такой всеобщей, спотанно возникшей по стране, вакханалии убийств. Но одноврененно с приказом остановить бойню и отправить евреев в гетто, пришли и другие приказы. В маленьких городках и поселках, вдали от больших населенных пунктов, там где не имело смысла создавать гетто, начались массовые расстрелы. Теперь ими руководили уже немецкие офицеры из небезызвестной эйзацгруппен А, но черную работу выполняли все теже литовские добровольцы. Настолько хорошо они ее выполняли, что фашисты отправили их продолжать начатое в Белоруссию в связи с нехваткой там собственных убийц. Особенно "прославился" своими действиями второй (двенадцатый) полицейский батальон под командованием Антанаса Импулявичуса.
  Убийства продолжали сопровождаться издевательствами над обреченными людьми. Так, скажем, в Мариямполе литовские "партизаны" сперва расстреляли всех мужчин. А на следующий день на место их расстрела привезли женщин, заставили их раздеться догола и танцевать на, все еще шевелящейся, могиле своих мужей и братьев. Потом и их, предварительно изнасиловав, тоже расстреляли.
  Оценив энтузиазм местных жителей в Литву начали свозить для расстрела евреев из других стран: из Австрии, Чехословакии, Германии. Убивали их либо в девятом форту в Каунасе, либо в Панеряй в Вильнюсе.
   На этих "фабриках смерти" убийства перешли "на промышленную основу": никто уже не издевался над обреченными - их нужно было убивать как можно больше и за как можно короткое время. Следом за инстранцами настала очередь и местных евреев: в октябре были проведены в Вильнюском и Каунасском гетто малая и большая "акции".
   (В Каунасе расстрелами руководил офицер СС, некий Хельмут Раука. После войны он иммигрировал в Канаду и на награбленные деньги открыл, неподалеку от Торонто, гостиницу. Однажды его опознал бывший узник каунасского гетто и обратился в бюро Вейцмана, а тот, в свою очередь, к германскому правительству. Это случилось в 1961 году. Германским властям понадобилось еще двадцать лет на то, чтобы проверить эту информацию. В 1981 году они подали официальный запрос Канаде о выдаче массового убийцы под суд. Процесс занятулся до середины 1982 и в конце этого года Раука умер по болезни так и не дождавшись суда).
   К концу войны в Литве уцелело не больше пяти процентов евреев. Это были либо те, кто ушел в партизаны, либо те, кого немцы держали до последнего, обладатели "нужных профессий": портные, сапожники, парикмахеры... В семидесятые годы и они покинули Литву, уехав в Израиль. Сейчас в Литве живут считанные единицы.
   Вот так и закончилась шестивековая история евреев в Литве.
   Если вы когда-нибудь приедете в страну, то вам покажут замечательные памятники старины - башню Гедиминаса и Тракайский замок, расскажут старинные мифы о Каститисе и Юрате или об Эгле, королеве ужей, отведут в музей Чюрлиониса, чтобы показать картины этого замечательного и уникального художника или в военный музей, посмотреть на остатки разбившегося самолета Дариуса и Гиренаса,или в долину песен или в музей славы баскетбольного клуба "Жальгирис"... Вы пройдете по улицам носящими имена Витаутаса и Майорониса - теми, кем до сих пор гордится литовский народ. И если вам повезет и вы попадете в веселую компанию любителей пива, то вы сможете услышать, в любимом литовцами, хоровом исполнении народные песни: "ант кално мурай йойа летувяй" или "Шалио келио карчама"...
   Все это - наследие многих поколений, то, что составлят культуру, да и саму сущность литовской нации.
   Ну а евреи? Что они оставли после себя за шестьсот лет своего пребывания в Литве? А оставили они после себя разбросанные по всей стране мемориальные доски в местах массовых расстрелов. Вот и все. Их вам не покажут, если вы специально об этом не попросите. Хотя это ведь тоже часть наследия литовкого прошлого.
  
  
  
   Глава 6
  
  Вот такую историю о пребывании евреев в Литве рассказал мне Борис Шмуцкис пока мы ехали из Вильнюса в Каунас. (На самом деле я привел здесь выписку из его, все еще не изданной, книги о локальном помутнении сознания, но в принципе, это то, о чем он мне рассказал по дороге).
   Дорога нам заняла, между прочим, три с половиний часа, в два раза дольше чем, если бы мы ехали на поезде. Несколько раз машина глохла и останавливалась. А один раз она так долго не заводилась, что я подумал - она больше никогда не заведется. Сергей велел нам толкать ее, но Борис сослался на свое плохое здоровье и мне пришлось толкать ее одному. Короче, к тете Сергея мы приехали только к трем часам пополудни.
   Тетя оказалась высокой и довольно молодой женщиной, по-моему даже моложе Сергея, что выглядело довольно страннно. Она отказалась готовить ципелинны, заявив, что это долгая и кропотливая работа и нам пришлось довольствоваться пиццей из соседней пицерии. Платить пришлось мне, поскольку ни у кого из них не было денег.
   После обеда я выбрал удобный момент, когда Борис удалился в туалет помечтать в одиночестве, и спросил у Сергея как я могу позвонить от его тети в Вильнюс. Но говорил я тогда на очень плохом русском языке и Сергей меня не понял.
   "Почта!" - сказал он, ворочая глазами - "Почта, понимаешь? Ферштейн? Почта!"
   "I don"t need post office" - я попытался обьяснить ему - "I just need to make a telephone call" From here. Отсюда. Do you understand? How may I do that? "
   "Ни хрена я не андерстанд. Чего ты хочешь? Если хочешь звонить - то иди на почту"
   "I don"t need почта. Я нид позвонить"
   "Вот тупарь какой! Ладно, я передам Борису. Он тебе все обьяснит"
   "Нет, не надо сказать Борису. Don"t say anything to him...."
   Но Сергей меня не послушал, потому что ровно через пять минут, после того, как Борис вышел из туалета, он меня спросил:
   "Who did you want to call? Give me the number and I will do it for you".
   "Nobody" - сказал я Борису - "Sergey didn"t understand me. Он мне нe понял. I asked him, я спросил - when are we leaving? Когда мы уедем?"
   "When?" - Борис подозрительно уставился на меня - "Soon. Why is such rush?"
   Я понял, что позвонить Лайме отсюда мне все-равно не удасться и что нужно срочно поменять тему разговора.
   "Ты знаешь, Борис, вот то, что ты рассказал мне о евреях в Литве, есть одно место, где я не верю"
   Борис снова уставился на меня, пытаясь переварить мной сказанное и какое оно имеет отношение к предыдущему разговору.
   "Что именно?" - спросил он наконец.
   "Вот ты мне говорил, что Хельмута Раука так никогда и не судили, что он, не скрывая своего имени, жил в Канаде больше тридцати пяти лет, хотя о его активности во время второй мировой войны было известно, по крайней мере, лет пятнадцать, а то и больше."
   "Да, так оно и есть"
   "Ну как же так? В Германии строгие законы - там сажают за решетку даже тех, что кто-то скажет что-нибудь неправльное в отношении холокоста, если кто-то даже усомнится в его подлинности. А тут человек сам принимал участие, сам был убийцей сотен, а может быть и тысяч людей, а Германия не телилась. Если верить тебе, то ей понадобилось больше десяти лет, чтобы запросить его у Канады, больше десяти лет тянулся процесс. Так не может быть. Что-то тут не то."
   "Не только не может быть, но только так и бывает. Возьми кого угодно. Возьми, например, литовского бандита Импулявичуса. (Импулявичус? Где-то я слышал уже это имя). В течении десяти лет советская прокуратура запрашивала о его выдачи у американцев. И что? А ничего. Никакого суда над ним так и не состоялось, никто его не выдал и он умер у себя дома, в кругу своей семьи. Такие примеры - сплошь и рядом. И кто там не телился в отношении Раука - Германия или Канада установить трудно. Главное, что во всех, без исключения, западных странах помогают нацистким преступникам уйти от правосудия"
   "Я не думаю, что помогают, Борис. В этом ты не прав. Просто у нас раньше не было доверия к советской системе "правосудия". Понимаешь? Советский суд имел плохую репутацию, он осудил столько много невинных людей, не говоря уже о правозащитниках, едиственной виной которых была критика правительства. Нет, Борис, ты, конечно, не прав. Да у нас было недоверие, но никто, намеренно избежать правосудие, нацистким преступникам не помагал"
   "Никто? А адвокаты, которые ради денег или ради каких-то там бредовых идей о всеобщей справедливости делали все, и правдами и неправдами, чтобы эти самые преступники смогли уйти от заслуженного наказания. Ну, и плюс еще и либеральная политика этих стран..."
   "Это не так, Борис. Ты, как всегда, преувеличиваеь. Мой дядя, например, адвокат..."
   "А-а, ну тогда понятно"
   "Нет, нет, ты меня совсем не понял. Я сам готовлюсь стать адвокатом. Я не об этом. На западе, в отличие от того, что было у вас в Советском Союзе (я не знаю, как теперь в Литве), каждый человек считается невиновным, будь он кто-угодно, покамест его виновность не доказана судом. Понимаешь? Это делается для того, чтобы невинный не пострадал. Это самое главное для западной юриспруденции условие: чтобы невинный не пострадал. Поэтому процесс у нас тянется довольно долго. Но не десять лет, конечно."
   "Главное чтобы невинный не пострадал? А как насчет того, чтобы виновный не ушел от наказания?"
  "Это не так важно. Важно чтобы невинный не пострадал. Тем более, что промахи в отношении виновных случаются крайне редко."
  "Ну, ты даешь! Если хочешь знать, то до 1950 года большинство наиболее крупных нацистких преступников, например, кончили свои дни на виселице. А вот после 1950 года почти что все, за исключением, может быть, одного Эйхмана, умерли в своей постели, в окружении своих семей. Остались ненаказанными."
   "Ты, Борис, опять преувеличиваешь! Такого не могло быть!"
   "Не веришь? Когда вернемся назад, в Вильнюс, я тебе дам почитать составленный мною список. Увидишь сам"
   (По приезде в Вильнюс Борис действительно дал мне почитать рукописный текст своей новой книги. Я приведу здесь только небольшую часть составленного им списка:
   Франц Стангль, комендант лагерей смерти Треблинка и Собибор.
   Австриец. Епископ Алоис Нудаль помог ему бежать после войны, снабдив его документами "красного креста", сперва в Сирию, а потом в Бразилию. Несмотря на то, что еще в 1951 году он зарегистрировался в австрийском консулате в Сан Пауло под своим собственным именем, Австрии понадобилось десять лет, чтобы потребовать его выдачи. Еще шесть лет понадобилось Бразилии, чтобы его арестовать. В 1967 году он был выдан Австрии. В 1970 году он, в конце концов, был признан винивным в убийстве 90000 человек и приговорен к пожизненному заключению. Умер в 1971 году от сердечного приступа.
   Курт Франц, следующий, после Стангля, комендант Треблинки.
   Этот никуда не удирал. Жил себе спокойно в Германии, работал поваром в одном из ресторанов Дюссельдорфа. В 1959 году его наконец арестовали, в 1965 году признали виновным в убийстве 300000 человек и приговорили к "пожизненному" заключению. В 1993 году его выпустили из тюрьмы на свободу в связи с "плохим состоянием здоровья". Умер в 1998 году в кругу своей семьи. Густав Муцингер, заведующий газовыми камерами, сначала в Треблинке, а затем в лагере смерти Ресиера ди Сан Сабо (в Словении).
   Этот тоже никуда не удирал. Жил в Германии до 1963 года, пока его наконец не арестовали. В 1965 признан виновным в преступлениях против человечности и приговорен к 12 годам тюрьмы. Выпущен через шесть лет "за хорошее поведение". Умер в 1977 году в кругу семьи.
   Фриц Шмидт, "работник" в Треблинке. Его "работой" было включать и выключать двигатель, который подавал газ в газовые камеры.
   Арестован в 1950 году, осужден на 9 лет, через год освобожден "по амнистии". После этого получал пенсию, как "военный ветеран" Умер в 1983 году в кругу семьи.
   Эрнст Лерч, один из основных архитекторов "операции Рейнхард", правая рука Одило Глобочника.
   После войны вместе с Глобочником (с помощью того же Алоиса Нудаля) скрывался в горах в Австрии. Захвачен в плен 31 мая 1945 года англичанами. (Глобочник покончил с собой, проглотив капсулю с цианистым калием). В 1947 году сбежал из английской тюрьмы. В 1960 году вновь арестован и осужден на два года. Снова предстал перед судом в 1976 году и освобожден "за нехваткой свидетелей". Умер в 1997 году в кругу семьи.
  Ну и так далее. На полный список не хватит и книги)
   "Ну хорошо, возможно, что твои данные правильные" - сказал я Борису - " я могу сделать такое допущение, но во многом я с тобой, тем не менее, все-равно не согласен. Например, с тем, что даже самые злостные преступники должны быть повешенны. Этот архаичный принцип "глаз за глаз" давно себя изжил, и в нашем цивилизованном двадцать первом веке он не имеет права существовать. И скажу тебе честно - наличие смертной казни в советском законодательстве являлось одной из причин, по которой западные страны не хотели выдавать людей. Скажи мне, ну вот что поменяется для жертвы, если через какое-то время повесят его убийцу? Ничего!"
   "Это смотря кого считать жертвой. У вас на всем есть влияние религии. Этот принцип "чтобы невинный не пострадал" - он ведь тоже религиозный, как и "глаз за глаз". Не понимаю, в чем разница? Почему он существует?"
   "Ну нет, он не религиозный. Он общепринятый..."
  "Как и глаз за глаз..."
  " И потом, один - старый и варварский принцип, а другой - прогрессивный. Но это не единственное, в чем расходятся наши системы юриспруденции и почему западные страны не желают выдавать людей. Есть и другие причины. Например, у нас, в отличии от вас, никогда не применяется коллективное наказание поскольку такая концепция как коллективная вина не существует. Вина всегда строго индивидуальна."
   "Ну ты и зарапортовался. Разве у вас не вводят иногда комендантский час?..."
   "Ну, это не наказание"
   "А что это такое?"
   "Я не говорю про такие вещи. Я говорю про депортацию, например. Литовцев, вон депортировали, целыми семьями. Это вот и есть коллективное наказание. У нас такого нет. Было немного, во вторую мировую войну, когда японцев переселили с тихоокеанского побержья. Сейчас нам всем стыдно из-за этого."
   "Из-за этого вы так часто попадаете в трубу. Чтобы не было стыдно. Возьми, скажем, любой процесс над нацисткими преступниками. Вам говорят: я выполнял приказ. А что отвечает на это ваш прокурор? Это не имеет значения; приказ был незаконным. Но позвольте - по каким законам незаконный? По законам нацисткой Германии он был вполне законным. А что касаетсе ваших законов - то откуда мне было их знать? Неважно, ты все равно виноват - говорит прокурор. И все хором поют: да, да, виноват. Вобщем - победителей не судят, только побежденных. Ни логики, ни здравого смысла тут совершенно не нужно. Прописная истина"
   "Пойми, Борис, кроме законов страны существуют еще универсальные законы, законы которые обязаны для всех. Почитай, что в уставе ООН записано".
   "Ну какие же они универсальные, если в Германии их не было? Законы придумали потом, чтобы людей наказать. Закон ведь какой-то нужен был для того, чтобы наказывать, нет? Иначе получается беззаконие. А оно как раз-таки и присутствует. И ты знаешь в чем ваше проблема?"
   "В чем?'
   "А в том, что вы отрицаете коллективную вину. Вначале все правильно было: обьявили СС преступной организацией. А потом попятились: как же так, не могут все быть виновны. Кто-то убивал, а кто-то и нет. Опять попали на удочку той же христианской морали: виновен индивидуум. А на самом деле это есть просто случайность"
   "Что за случайность?"
   "А то, что человек может быть виновен, только когда у него есть выбор. Понимаешь? А если выбора нет - то он невинен. Дали приказ - иди, выполняй, никакой вины тут нет. Другое дело - почему такой приказ дали именно ему, а не другому? А? Случайно? Нет, совсем не случайно. Он был в позиции получить такой приказ. Понимаешь? Кто служил в концлагерях? Все, кто угодно? Нет, не все - только эссэсовцы и украинские добровольцы. А эсосвцем разве кого-нибудь заставляли быть? Нет, не заставляли, человек сам решал за себя быть эсэсовцем или нет. А раз принял решение, сделал выбор, то и отвечай за него. Тоже самое быть офицером: и здесь тоже был свободный выбор. Другими словами, тот же Эйхман был виновен не в том, что посылал людей в лагеря смерти, а в том, что он был эссэсовким офицером."
   "Ну, ты и даешь! Тогда получается, что все эссэсовские офицеры одинаково виновны. Даже те, кто ни совершал преступлений!"
   "Да, это именно так. То что Эйхман был в своей должности, а, скажем, какой-нибудь Ганс писарем - это чистая случайность. Могло быть наоборот. Кто-то, например Гиммлер, мог назначить Ганса ответственным за уничтожение евреев, а Эйхмана - писарем. Понимаешь? И Эйхман и офицер СС Ганс одинаково виновны и поэтому подлежат одинаковому наказанию. Тогда это будет справедливо, потому что именно справедливость, а не то, что называешь "невинный не пострадал" должно являтся главной основой любой юриспруденции, и нашей и вашей"
  "Позволь мне с тобой, Борис, снова не согласиться - коллективной вины не бывает. Не могут же все офицеры СС быть одинаково виновными"
   "Тогда почему же виновен кто-то один из них? Ты знаешь, что сказал на суде Франц Стангль, бывший комендант в лагерях смерти Треблинка и Собибор? Он сказал, что совесть его чиста. Почему? Потому что когда-то давно, когда он еще учился в полицейской школе, ему обьяснили, что для состава преступления необходимо иметь четыре составляющих, что если хотя бы одно из них отсутвует, то никакое акция не является преступлением. Во-первых должен быть закон, который эта акция нарушает. Даже если представить, что им должен быть выдуманный много лет спустя некий "универсальный закон", цель которого подогнать под себя раннее совершенные действия, то остается все еще три составляющих. Следующее составляющее - это обьект. Ну, им были евреи. Это есть, с этим ничего не поделаешь. Третье составляющее - это само действие. Оно тоже было - убийство. А четвертым составляющим является намеренье. Вот его-то как раз-таки не было: он не хотел никого убивать. Ему приказали. Так что выходит, что даже по вашим надуманным законам он невиновен."
   "Пустая философия. Коллективной вины нет и быть не может. И поэтому коллективное наказание само по себе является преступлением"
   "Ну видно я тебе никогда не докажу. Смотри, мы сдесь уже полчаса болтаем, а ехать в Линкуву нам еще часа четыре. Где Сергей? Что он там делает?"
  Сергея мы нашли на улице; он, вместе со своей тетей, рассматривал машину.
  "Ну, скоро мы поедем?" - спросил его Борис
  "Сегодня мы не сможем поехать" - сказал Сергей с грустью - "Нам придется остаться еще на день. Мне нужно поменять свечи. Старые не годятся. Не работают"
  "Мы сегодня не сможем поехать" - перевел мне слова Сергея Борис.
  "Why?" - спросил я
  (Почему?)
  "He needs new candles" - ответил Борис
  (Ему нужны новые свечи)
  "Candles? Why new? Does he already have the old ones? Why does he need them at all? Is he going to a funeral?"
  (Свечи? Зачем новые? У него что - есть старые? И зачем они ему нужны вообще? Он что - идет на похороны?)
  "What funeral? He needs to drive us; he needs candles for his car"
  (Какие похороны? Он должен нас везти. Свечи нужны ему для его автомобиля).
  Я ничего не мог понять. Я тогда не знал, что английское "sparking plugs" по русски называется "свечи". Ведь "свечи" (candles) - это восковые "свечи", ну те, которые зажигают, когда нет электричества или на похоронах. Я не мог понять - зачем автомобилю нужны восковые свечи. Ничего себе, я подумал тогда, русские изобрели автомобиль, который работает на восковых свечах. Неудивительно, что он так плохо едет.
   "What are we going to do?" - спросил я Бориса.
   "Да" - сказал Борис - "Ты совершенно прав."
   И обратившись к Сергею, добавил:
   "А где мы будем ночевать?"
   "Я - у тети. А вы - вы можете в гостинице"
   "Listen" - Борис снова обратился ко мне - "we need to go to hotel"
   Что же делать? Пришлось опять раскошелиться. Но я об этом не очень сожалею. Ведь если бы мы не остались на ночь в Каунасе, в гостинице "Лиетува" ничего бы не случилось и я бы никогда не узнал бы о тех вещах, которые изменили мою жизнь.
   Одни говорят, что пути Господа неисповедимы, другие - что все в мире случайно. А мне кажется, что во всем есть какая-то, нами неизведанная, закономерность. Что от начала до конца жизнь идет по какому-то руслу, которое приводит к, четко означенному, результату.
   Ну вот, я уже заговорил как фаталист.
  
  
  
   Глава 7
  На ночь мы устроились, как я уже сказал, в гостиницу "Летува", в самом центре Каунаса, на улице Лайсвес Аллея. Это относительно неплохая гостиница, даже по американским стандартам, и стоит она тоже недорого. Снаружи она выглядела гораздо хуже чем внутри. Комнаты оказались чистыми, постель свежею и обслуживание адекватным.
   Проходя по вестибюлю мы встретили какого-то знакомого Бориса и у них состоялась короткая беседа. Я включил диктофон и записал ее. Так что, если кто-то интересуется литовским языком и хочет узнать как он звучит, то он может почитать мою запись.
   (Это очень интересный и редкий язык: во всем мире на нем говорят не более трех миллионов человек. И в тоже время он очень древний язык - это самый близкий, из всех европейских языков, к санскриту, языку мифических арийцев)
   (Привожу их разговор полностью, так, как записанно у меня на диктофоне):
   Йозас: Ei, Borisаs! Senai matitas! Iš kur tu čia atsiradai?
  Борис: Jozai!? Sveikas! Ka tu čia veiki? Kuo užsiminei?
  Йозас: Dirbu šitam vat viežbutie. Jau keli metai. Darau visokiu nesamoningu darbu.
  Борис: Nu ir kaip - patenkintas?
  Йозас: Ka tau pasakiti? Kaip žydas pre vokečiu. Bet ka dariti? Kitokiu darbu čia nera.
  Борис: Atvažiok pas mumis. Vilniuja daugiau darbu ira. Daug turistu.
  Йозас: Rusai dauguma. Girtokliai. Aziatai. Ne, aš geriau nuvažiosiu kur nors i Voketia arba Irlandia. Visi dabar ten išvažioja. O ka tu čia veiki?
  Борис: Aš va atviažiau turista amerikona. Tikras aselas - nieko ne supranto Turiu jam viska aiškinti. Bet moka gerus pinigus.
  Йозас: Kur jus dabar einant?
  Борис: Norim paješkoti kur galima pavalgiti. Gali porekomndoti koki nors restorana?
  Йозас: Čia apačioj ira neblogas restoranas lietuviu patiekalai. Bet isai atsidaris tik už pora valandu. Jegu jus galit palaukti.
  Борис: Ačįu už inšormacija. Mes palauksim. Laimingai Jozas; aimingai nuvažioti i vakaru Europa ir rasti darba.
  Йозас: Ir tau laimingai! Iki pasimatimo!
  Вот такой у них был разговор.
  Я потом спросил у Бориса - кто это?
  "Мой бывший коллега с университета." - ответил мне Борис - "Промышляет где и чем попало, никак не может найти себе постоянную работу по специальности. После того, как Литва обрела независимость, работы становится все меньше и меньше. По-видимому, без жертв свободы не бывает."
  "А о чем вы говорили?"
   "О еде. Он мне посоветовал ресторан на первом этаже. В нем готовят национальные литовские блюда. Правда, он откроется только через два часа. Будем ждать или как?"
  "А что мы будем все это время делать?"
  "Я бы полежал немножко. Я очень устал. Сегодня был такой сумасшедший день - все эти поломки на дороге, езда и прочее - они очень утомили меня"
  "Да, да, ну конечно полежи" - согласился я с ним - "тебе нужно отдохнуть"
  "А ты что будешь делать?"
  "А я пойду, погуляю по городу, осмотрю его. Когда еще мне удасться побывать в Каунасе?"
  Но как только Борис закрыл за собой дверь в наш номер, я, найдя в кармане Лаймину записку, спустился вниз, в вистибюль.
  Там, с трудом, но все же, мне удалось обьяснить девушке-администратору, что я от нее хочу и она сама набрала нужный мне телефонный номер. Все-таки очень приятные люди - эти литовцы.
  А вот с звонком мне не повезло: вместо ответа - сплошные гудки.
  "Ладно" - подумал я - "Попытаюсь вечером еще раз увильнуть от Бориса. Одно хорошо - теперь я сам знаю как позвонить в Вильнюс."
  Когда я вернулся в номер, Борис лежал и храпел на кровати, которую я мысленно выбрал для себя, на той, что была пошире и стояла возле окна. Но еще больше чем кровать меня обеспокоил его молодецкий храп и я подумал: а что, если всю ночь он будет так храпеть?
  Мысль эта долго не давала мне покоя и, чтобы расслабиться, я вытащил из чемодана старую фотографию, которую мне одолжила Люба Загорскис и начал ее внимательно рассматривать. Что-то показалось мне знакомым в лице того парня, на которого указала пару дней назад Люба Загорскис. Но что - я не мог понять.
   Через пару часов, когда Борис проснулся, мы спустились с ним в ресторан на первом этаже, под названием "лиетувю патекалай", чтобы оценить кулинарные способности местного шеф-повара. Борис сказал, что у него язва желудка и он может кушать только строго определенную пищу. Из предложенного нам меню он не нашел ничего лучшего чем блинчики с картошкой. Я же решил испробовать весь ассортимент литовских блюд и заказал карбонат из свинины, жемайчю блинай и, уже давно желанные, ципелины. Кроме того я заказал литовское пиво "утенос", так, как мне обьяснили, что оно одно из лучших в мире.
   Борис удивился: как я это все осилю.
   "Не беспокойся" - сказал я ему - "когда я учился в Беркли, то сьедал весь ассортимент "чикен вингс" в местной забегаловке "Fat and heavy". То, что я заказал сейчас - это капля в море по сравнению с теми крыльями."
   Не успели нам, однако, принести пиво, как за соседний столик уселись... Кто бы, вы думали? Рута с Мэри! Помните, маму с дочкой, с которыми я познакомился в самолете? Вот так встреча!
   Я пригласил их за наш столик, познакомил их с Борисом и мы разговорились.
   Оказалось, что они живут в том же отеле, что и мы, а завтра, также как и мы, уезжают в Линкуву. В отличие от нас,однако, они едут на миниавтобусе с приданным им шофером и предоствленный им, как наиболее дорогим гостям страны, литовским правительством бесплатно. Мы же должны будем трястись на "запорожце" Сергея.
   "Не знаю, поедет ли он вообще куда-нибудь и когда-нибудь" - высказал свое сомнение Борис - "Судя по сегодняшним делам. Я удивляюсь, как он завелся сегодня утром. Я думаю, что нам придется возвращаться назад в Вильнюс уже на поезде."
   "Как - возвращаться? Я же заплатил за поездку в Линкуву" - всполошился я - "мне обязательно нужно туда поехать."
   "К сожалению, поезда в Линкуву на едут, а машина Сергея имеет проблемы" - неумолимо заключил Борис - "наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями"
   "А почему бы вам не поехать вместе с нами?" - предложила вдруг Рута - "У нас полно места в машине"
   "Не знаю - можно ли?" - у меня появилась надежда - "машина ведь была выделена специально только для вас. И потом - у вас наверное строгий регламент, куда поехать, что посмотреть, с кем поговорить... Наши планы могут не совпасть. Что мы будем делать тогда?"
   "А какие у вас планы? Я уверена, что мы всегда сможем найти какой-нибудь компромис... У нас, например, планы довольно-таки скромные. Я почти уверена, что они вам не помешают. Видите ли, мой отец родился в городе Паневежис, но свое детство и юношеские годы он провел в Линкуве. Мы хотим осмотреть места его молодости: сходить в школу, которую он когда-то ходил, зайти в дом, где он когда-то жил (нам сказали, что дом все еще стоит), встретить людей которые его, может быть, знали... Ну, или знали его родителей, моих бабушку и дедушку, например. Вообщем -так. Мы на это отвели два дня, достаточно много времени..."
   Она вдруг замялась.
   "И потом ... э-э, Борис..., мы хотели бы воспользоваться вашей помощью. Да, да, именно так. Шофер, которого нам дали, как шофера и как переводчика... Вобщем, как шофер он неплохой - едет по-правилам, не превышает скорость и так далее... но вот как переводчик...Вы, Борис, говорите по английски гораздо лучше его. То есть, мы вам конечно заплатим. Скажите сколько вы берете в час?"
   Борис назвал такую цифру, что мне стало за него стыдно.
   "No problem" - удивительно спокойно отнеслась к его запросам Рута - "Нет проблем. Это очень умеренная цена. Ну так как же - поедете с нами?"
   "Да, конечно он поедет" - тут уж я вставил слово, не дав Борису времени на раздумье.
   "Очень хорошо" - закудахтала Рута - "Мы постараемся никак не помешать вашим делам. Кстати говоря, вас устраивают два дня? Возможно вы хотели остаться в Линкуве на более долгий срок?"
   "Нет, нет, два дня нас абсолютно устроят. Я надеюсь... Видите ли, мои бабушка и дедушка владели в Линкуве большим участком земли. Но потом, когда пришла советская власть, ее у них отобрали. Теперь, через много лет, новое литовское правительство обьявило, что оно возращает бывшим владельцем незаконно отобранную у них собственность. Проблема в том, что многое изменилось с тех пор, построенно много домов, да и вообще.... Я хочу на месте проверить, где конкретно находилась наша земля, что на ней теперь стоит, что можно и что нельзя исправить. Я надеюсь, что литовское правительство компенсирует нам за те участки, которые нельзя будет получить обратно"
   "Надейся..." пробурчал Борис.
   "А каким образом вы сможете определить где была ваша земля?' - поинтересовалась дочка Руты Мэри - "у вас есть какая-нибудь карта или описание границ, какой-нибудь документ?"
   "К сожалению ничего такого у меня нет. Но мне удалось найти старую фотографию нашей усадьбы и я надеюсь, что с ее помощью можно будет определить границы нашего участка. Дело в том, что наш старый дом, в котором жили мои предки с маминой стороны, все еще стоит и он может послужить хорошим орентиром. Не знаю только, как отнесуться к этой фотографии в законодательном порядке - примут ли ее как доказательство или нет."
   "А могу я посмотреть на эту фотографию?"
   "О да, конечно, я ее сейчас принесу. Она у нас в номере"
   "О нет, не стоит. Я почему-то думала, что она у вас с собой"
   "Ну зачем мне ее носить с собой? Нет, конечно. Но с другой стороны - почему не стоит? Мне ведь не трудно, всего одна минута сбегать наверх. Пока нам принесут нашу еду и мое пиво... Я сейчас."
   Когда я вернулся к столу еды еще не было, но уже стояла распечатанная бутылка пива и четыре бокала.
   Борис, Рута и Мэри к этому времени уже разговорились и общались друг с другом так, как будто были знакомы лет сто, не меньше.
   "Ну, а вот и фотография" - я протянул Мэри потрескавшийся от времени листок бумаги.
   Рута перегнулась через плечо Мэри и тоже начала ее рассматривать.
   "Как же вы сможете определить, где проходила граница?" - недоумевающе спросила она - "здесь нет ничего, чтобы могло бы указать на нее. Тут дом какой-то и ... люди какие-то."
   Она вдруг остановилас на полуслове и замерла.
   "Мама" - вскричала неожиданно ее дочка - "посмотри, посмотри, как этот молодой человек похож на нашего дедушку. Только на много лет моложе. Посмотри! Не правда ли?"
   Она указывала пальцем на парня в группе молодежи, сфотографированных рядом с домом, на того самого, на которого указала мне Люба Загорскис- палача и убийцу, ставшего на службу ."
  Рута не отвечала, пристально вглядываясь в пожелтевший листок бумаги.
  "Подождите" - заговорил и Борис, привлеченный к старой фотографии возникшим вокруг нее ажиотжем - "я тоже где-то видел этого человека. Да, да, совсем недавно. Ну как же? Ну да, ну конечно! Тоже на фотографии! Вы не поверите! Такое совпадение. Стойте! У меня она как раз с собой. Я вам сейчас покажу"
  И он вытащил из своего портфеля (который он почему-то постоянно носил с собой) вырезку из газеты и показал ее нам - это была статья и несколько сопровождающих ее фотографий. На фотографиях был запечетлен момент казни трех человек, по-видимому, советских партизан во время второй мировой вийны: была видна виселица, солдаты в немецкой форме и трое людей: молодая девушка с плакатом на шее, паррень и пожилой мужчина.
  "Что это такое?" спросил я у Бориса
  "На этих фотографиях запечатлен момент казни Маши Брускиной и двух ее товарищей в время войны"
  "За что их казнят?"
  "Ты видишь у нее на шее висит табличка. На табличке написано: "мы стреляли по германским солдатам". Они были партизаны. Но вот что удивительно. Вглянись в лицо человека который помогает немецкому офицеру вешать партизан. Разве он не похож, как две капли воды, на того парня на твоей фотографии? Какое удивительное совпадение."
  "А может это он и есть?"
  "Ну как же - один в Линкуве, другой в Минске. Правда, в разное время..."
  "А ты не знаешь случайно имя этого палача?"
  "Как же - конечно знаю. И не случайно, я делал расследование. Его зовут Импулявичюс, Антанас Импулявичус"
  "Вот бы знать имя парня с моей фотографии! Тогда можно было бы сравнить! Я спрошу у Любы Загорскис - может быть она помнит?"
  "Его имя Антанас Импулис" - вдруг сказала Рута - "Это мой отец"
  
  
  Я не знаю, что чувствует человек, когда узнает, что его или ее отец был убийцей. Я не знаю... Но я знаю хорошо, что чувствует человек, дядя которого защищал на суде убийцу своих родителей, братьев и сестер. Я знаю, что такой дядя мог бы ответить на обвинения:
  "Ничего не доказано - это могли быть различные люди. Но даже если и нет, если он действительно убивал невинный людей: детей, стариков, даже братрьев и сестер. Все-равно он имеет право на защиту. И я, как адвокат, защищающий людей от государственного произвола должен был бы стать на его защиты. Поэтому не ищи у меня угрызений совести. Я сделал правильно"
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"