Ночью были слышны голоса из комнаты матери, она не спала и не давала спать Филиппу. У него важная встреча с представителем администрации, в Доме культуры, где мы арендовали малый зал, вернее, вестибюль перед залом, завешанный картинами. Инесса выступала перед немногочисленными зрителями, сколько помещалось стульев, чтобы удобно сидеть, а фоном для нее были картины на цирковую тему: художник постарался с яркими красками, она радовалась как ребенок. Выступала удачно перед пенсионерами: зрители глуховатые, благодарили ее за голос, долго не отпускали, фотографировались на память. Потом эти фотографии Филипп присоединил к фотоальбому, называя его портфолио, для показа потенциальным работодателям.
Репетировать придется дома, хорошего мало, но аренду с Домом культуры Филипп не то расторг, не то собирается, все туманно, одно ясно: незачем кормить администрацию, если доходы нас не кормят.
Филипп осваивает коридоры власти, опыта мало, раньше искал спонсоров в других местах. Подводных камней много, на самый большой ─ возраст матери. Ставка на юность, революцию делают молодые, мир меняется стремительно. Постоянно нужно доказывать, что наш театр на все времена, что он несет свет истины, а свет, как известно, воспринимается в цвете. Наш театр популярен и у старых и у молодых, тексты не утомляют, игра цвета завораживает, как гирлянды на елке. Дорого, но эффективно.
В самом начале, когда пропал отец, и Филипп стал режиссером, мы волновались: зрителей много, зал полный, но придут ли они во второй раз? Ярик успокаивал: кто откажется от праздника стоимостью недорогого билета в театр? "Да не волнуйтесь так, умные развлекаются чтением книг".
В последний раз Филиппу повезло после ковида, помог случай. Знакомство произошло экспромтом, заранее не готовилось.
В то послековидное лето Филипп выводил семейство до жары гулять по побережью. Прогулки сплачивали, давали возможность дышать и верить в будущее, ─ из-за ограничений, связанных с ковидом, мы сильно обнищали.
Однажды утром при подходе к морю наткнулись на забор поперек дороги, вырос за ночь. Слева и справа от дороги уже был строительный мусор. Мы свернули в степь и длинным обходным путем добрались до берега, но настроение испортилось.
Очень быстро за забором вырыли котлован, никто не знал, что собирались построить. Гора мусора стремительно росла, добираясь до высоты пятиэтажки рядом. Местные жители развесили объявления о встрече с представителем городской администрации. Пропустить такое мероприятие я не могла. У меня были наброски так и несостоявшейся пьесы в духе "Вишневого сада", книжный шкаф я заменила единственным деревом, ивой, на всю степь. Ива пережила отечественную войну, штормовые ветра, нашествия туристов, но не убереглась от дачников.
Представитель высокого ранга затерялся в толпе, окружившей его плотным кольцом. Его сопровождал молодой человек, в синем костюме, галстук нейтральных тонов, умело раздвинул толпу, и я увидела, как высокоранговый в темно-синем костюме и при красном галстуке смотрит долгим взглядом поверх забора и молчит, выражая недоумение. Молодой человек говорит ему на ухо.
─ Что скажете? ─ спросил кто-то из толпы.
─ Удивлен.
─ И это все?
─ Нет, почему же, будем разбираться, если нарушение закона, накажем, ─ ответил за него молодой и внимательно посмотрел на спокойного Филиппа на фоне бурления
Народ, повозмущавшись, быстро разошелся, такое время, долго митинговать опасно.
Филипп представился режиссером народного театра, не сатирического, нет, что вы, со сцены только о высоких чувствах, о любви, заверил он. Молодой оказался депутатом нашего района, в тесном контакте с молодежью, клюнул на любовь и назвался Станиславом в ответ на Филиппа без отчества.
Дом культуры оживился, разрешил встречи на своей территории. Мы являлись всегда втроем, Инесса в красном, я, в чем придется.
Филиппу нравилось, что депутат являлся на встречи без опоздания, с неизменной синей папкой под цвет костюма.
─ Стасик, ─ радовался Филипп, ─ хорошо, что пришел, ─ и спешил разложить на столе оборотной стороной плакат от предыдущих выборов, фломастерами набрасывая схему. ─ Еще здесь кругляшок, видишь, как все кругленько и гладенько. А все почему? Потому что древние философы считали, что движение только по кругу. Круг ─ совершенная форма. Понимаешь? И знаешь, почему? Потому что смотрели на звезды. Они круглые сутки лежали на природе, климат позволял, и созерцали небо. Нам бы так, хотя бы в летний период.
Стасик с папкой под мышкой склонялся над столом, рассматривая очередную схему сцены из цветных кружков и квадратов, лицо его мечтательно сияло, а Филипп все рисовал и приговаривал:
─ Вы, которые при власти, не любите прямых линий, только замкнутые. Любые фигуры, но только не бесконечность, куда хочешь, туда едешь, куда глаза глядят. Полная свобода? Да кто ж ее даст. Нет уж, дороги должны быть кольцевыми. И залитые асфальтом. Все залить и замкнуть.
Иногда Инесса читала текст с листа, что-то вроде репетиции. Ее раздражал синий костюм Стасика. Филипп возражал, ведь синий олицетворяет небо и океан. "Да, небо и вся вселенная, но не синяя папка".
С надменным видом восседала Инесса на стуле и временами выдавала цитаты не к месту. Стасик смущался, посматривал на дверь и принимал все, что Филипп подсовывал. Деньги появились, даже сыграли спектакль с фейерверками на сцене. Не учли публику, приближались ноябрьские праздники, зал заполнили пенсионеры. Цветное мельтешение никому не понравилось.
Филипп предложил для ветеранов литературную композицию: Маяковский и Блок о революции. Желто-оранжевые и фиолетовые цвета. И тут Стасик возмутился: "Ты меня за идиота держишь. Какие цвета, они поэтами были. Пусть твоя старуха читает их в строгом костюме и без всякой раскраски". Инесса отказалась, спектакль не состоялся, было ясно: продолжения банкета больше не ждите. Правда, пришла на помощь администрация Дома культуры, им депутат не нравился, Филиппу разрешили продолжать репетиции.
У Стасика начались неприятности. В местных новостях по телевизору сообщили, что за забором строят школу. Оказалось, не там, а в другом месте. За забором кто-то строил себе дачу.
Мамуля дремала, сквозь зашторенное окно проникал свет прожектора, что же было ночью! Я ведь давно предлагала переставить шкаф к окну, но Филиппу все некогда.
Дремотное состояние прервал звонок Филиппа. Он предложил встретиться в ДК, чтобы потом вместе поехать в штаб к коммунистам, старикам приятнее смотреть на меня, чем на него. Мать с собой не брать, попросить соседку за ней приглядывать.
Соседка обрадовалась, всех простила, одной скучно. Мамуля, увидев в ее руке пакет, приветливо улыбнулась, погладила плечо и пошла за ней следом на кухню. Умению, даже в чужом доме чувствовать себя хозяйкой, можно позавидовать.
Филипп вышел из ДК с молодым человеком. Худой юноша, одежда ─ темный костюм и галстук ─ делают его похожим на школьника. Подъехала машина, юноша сел и махнул рукой на прощание. Филипп подошел ко мне. По его лицу не ясно, чем закончилась встреча.
─ Ничем. Ты его увидела, мог бы играть Хлестакова, если бы не иронический взгляд. А что? Допустим, играть Хлестакова и при этом иронизировать.
─ Необразованный и при власти?
─ Окончил университет, читал Андрея Платонова ─ признак интеллекта выше среднего. Посоветовал быть осторожнее со свободой слова. Я заверил, что мы не по этой части. Ему понравилось. Но когда мы заговорили о сроках, ничего определенного не предложил, попросил не торопить события.
Подошел троллейбус до центра. Проехали полпути, завыла сирена. Дорога опустела. Как-то враз все изменилось, гуськом встали троллейбусы, пассажиры окружили кусты и с кем-то разговаривали, повернувшись друг к другу спинами. Как картинку назовем? Если отключить звук, на воздушную тревогу не похоже, вообще никакой тревоги, сосредоточенность, отчужденность, ожидание. Больше отчужденности, каждый сам по себе. Страх, может и был, но не читался на лицах, положено скрывать, так принято. Да и привыкли за два года, за это время любые эмоции теряют энергию.
Кто-то смеялся, женский веселый голос. Я увидела тесный кружок у первого троллейбуса, собрались шоферы и контролерши. Никуда не спешат, они на работе.
Девушка из пассажиров в черном коротком платье прекратила разговор, рассеянно посмотрела на меня и погрузилась в экран. Время темных одежд, в южном городе непривычно. Поглядываем на небо и ждем, когда можно двигаться. Все обыденно: ждем, когда можно двигаться.
Филипп не выдержал, позвонил мамуле: "Мур-мур, дорогая, ничего страшного, ракеты не летают, птиц тоже не видно, да, пока завывает. Бомбоубежище рядом, мы с Марлен одной ногой уже здесь, сейчас будем спускаться. Пока, дорогая".
Девица в блеклом сарафане оглянулась на нас, вроде удивилась, что не одна она тут.
За дорогой чистое поле до горизонта, никакого движения, полный штиль, куда идти, если нет компаса. И солнца нет, плотная серая завеса. Опустился занавес. Где дом? Я хочу домой, но не туда, где сейчас мамуля. Не мой город, не мой дом. Филипп отстранился, разговаривает по телефону. Девицу в черном сменил юноша в такой же одежде, цвето-маскировка, не привлекать внимания. Но, однозначно, ракета летит не на свет. Сейчас другое время, сейчас надо быть заметным. Почему, подумаю позже.
Что из этой сцены использовать для развлечения зрителя? Вой сирены? Толпу с телефонами? Все понимают, что может прилететь, ракету взорвут, но осколки разлетятся. Начнется пожар, загорятся кусты, и все станут звонить и сообщать: "Горим!" ─ страх, замешанный на скуке, вызывает восторг от любого события. Да хоть палец покажи.
Где-то над морем грохнуло. В этот раз сбили. Все так хрупко, случайно, но не надо сходить с ума. Ведь мы не думаем о том, что одиноки в космосе с его черными дырами. Меньше знаешь, крепче спишь. Простые истины, хорошо воспринимаются зрителями.
Отбой воздушной тревоги. Быстро заполнился первый троллейбус, все спешат. Мы задержались, кто-то Филиппу звонил. Что ж, хоть предупредили: где-то что-то горит, встреча отменяется. Переходим дорогу, едем в сторону дома.
"Какого цвета воздушная тревога?" ─ спросила Инесса. "Цвета темных одежд", ─ ответила я. Филипп согласился.
Инесса с бесконечными вопросами о цвете добилась того, что мы постоянно оглядываемся на одежды прохожих, на витрины, рекламу, чуть не дошло до безумия. В тот весенний день Филипп возил на машине по городу потенциального спонсора, а мне надо было встретиться со знакомым, чтобы обсудить концертную программу. В маршрутке я обратила внимание, что, как и обычно, куртки на женщинах и мужчинах черные или около того. Редкие вкрапления зеленого и синего. Вдруг вошла дама в зеленой шляпе и насыщенно фиолетовом полупальто, ей сразу уступил место юноша. Она села впереди меня, а я стала наблюдать за контролером, полной женщиной в ярко зеленом жилете поверх серой куртки. Она моталась по салону и время от времени пристраивалась к даме в зеленом и фиолетовом, хотя удобнее стоять в другом месте. На остановке вошел мужчина в зеленой куртке и продвинулся в их сторону. Потом появились яркие цвета в виде красной куртки на зрелой женщине и оранжевых вставок на мужской черной куртке. Зеленые от них уходили и держались рядом с дамой. Цвет притягивается к цвету? Я почувствовала, будто подсмотрела другую жизнь, в нормальном состоянии не доступную нам. Открылся портал в параллельный мир? Или миры?
Филиппу не рассказала, чтобы не пугать, он временами жалуется, что не может понять, кто ненормальнее: жена или теща.