Огонь! Спасайся! Началось! Пылают помещичьи усадьбы, как предсказывали, таки накаркали. Если бесконечно кричать: "Пожар!", волчары появятся. "Горим!" ─ кричит Леха, голос нервный, как и он сам, худой и дерганый. Выплыл через четверть века. Где тот сонный город, в котором ничего не происходит кроме кровавых разборок? Не его тема, бандит по определению не романтический герой, как ни крась его в яркие цвета, да хоть золотая мантия и корона на голове.
Инесса подожгла один из портретов? Ожидаемо, особенно, после того, как рассыпался фейерверк огней по картине. Филипп резко проснулся и увидел темный силуэт Инессы на фоне штор. Сон во сне? Нет, не сон, ее голос, приглушенный, с певучими гласными, на редкость спокойный. Но этот фантастический свет, откуда он? Летающая тарелка нависла над домом? Или горим, а ей все равно? Но запаха гари нет.
─ Инесса, ты почему не спишь? Откуда свет? ─ Два вопроса, пусть ответит хоть на один.
Она сдвинула штору, его ослепил прожектор на балконе соседнего дома. Так и есть, кто-то там появился, как обычно, на ночь или на сутки. Кто он, не знает даже соседка, а она знает все. На окнах штор нет, под потолком комнаты шесть люминесцентных ламп горят днем и ночью. Свет прямого действия, круглосуточный, и на его фоне черный силуэт: плотный широкоплечий мужчина постоянно курит. Давно не было, с майских праздников. Ночная пытка светом. Заявлять в полицию? Нарываться не хочется. Ведь неизвестно, какой статус у жильца той квартиры. Ждем, когда кто-то из соседей пожалуется. Прожектора на балконе раньше не было.
Инесса подняла руки к потолку и заговорила тихо, почти шепотом: "Взошло солнце, ослепительно-долгожданное. Тепло и радостно ─ восторг!" ─ возвысила голос, но тут же опустила до интимного шепота: "Я споткнулась о камень, упала, перевернулась на спину: небо чисто голубое, ни одного пятнышка. Хорошо-то как!" ─ Взрыв эмоций, обрыв, тишина.
Пьеса на ум не приходит, видимо, воспоминания из жизни с Виктором. Они любили встречать рассветы, держась за руки и подставив лица небу.
"Изящная птица, серая, элегантная, на лапках ─ ходулях, совсем близко. Степь покрылась рыжими кругами, зелени нет. Рыжая степь, красная глина, круги на земле, на воде, в воздухе".
Круговорот забот в природе. Ему нужен полноценный сон, иначе плохо соображает, а завтра важная встреча. От прожектора можно укрыться одеялом, но от Инессы не спрячешься. Психиатр ─ блондинка безупречной внешности, только такие достойны лечить психов, просветила: Инесса решает свои внутренние проблемы, поэтому отчуждена от окружения. Нет, не глупая, скорее отвлеченная. Глупый человек хоть как-то выстраивает отношения с внешним миром, отвлеченный полностью игнорирует его. Но как объяснить, что после выступления Инесса мучается бессонницей? Марлен запретила таблетки под влиянием Ярика: лучшее лечение от слабоумия ─ кофе и хороший коньяк, подтверждено личным примером. До слабоумия не дожил, умер в девяносто лет.
Он стал думать о Ярике, о его походке интеллигента, сидел на зоне, а строевым шагом так и не научился ходить. Можно было без приглашения явиться к нему в любое время суток, и он всегда готовил свежий чай, кофе, бутерброды, даже пытался угощать сладостями: собирал хлебные крошки и перемешивал со сгущенкой. Так они готовили на зоне. Он говорил и постоянно что-то делал: передвигал предметы на столе, протирал тряпкой клеенку, мыл посуду. После уборки доставал альбомы с репродукциями китайских или японских художников, в зависимости от погоды, как смеялся сам, но было ясно, какое искусство ему ближе, ─ первой и сильной любовью была китаянка.
Марлен вспоминает его, но не так, как раньше. Да, учитель жизни, мы благодарны судьбе за то, что он был. И остановись на этом, зачем пересматривать историю ─ дурная привычка, пусть хоть тысячу раз доказывают, что чем дальше, тем прошлое яснее. Куда уж яснее, если нас там не было. Мозг нуждается в соединении прошлого и настоящего причинно-следственными связями. Зачем? Так нужно, чтобы не сойти с ума. "Смотря, какой ум", ─ заметил он и пожалел. "У тебя другие мозги? иначе устроены? Стань бессмертным, чтобы я тебе поверила", ─ завелась она, он не выдержал, ответил, дошло до крика. А ночью Инесса полезла в окно, он успел схватить ее.
Утром Марлен приготовила овсяную кашу, чувствовала вину, готовить она не любит, как же, бытовуха отрывает от высоких дум. Филипп воспользовался и после каши с чаем продолжил разговор:
─ Ты обвинила Ярика в уклонении от своего предназначения. Значит, он при рождении подписал бумагу: "Не уклоняться". Договор нарушил и скрывался в Жэке под видом слесаря. Так вошел в роль, что на работе его любили и уважали не только женщины.
─ Ярик все знал, все правильно предсказал на двадцать лет вперед и ничего не делал, только смеялся. Демон, Мефистофель, чертов предсказатель.
─ Вечные вопросы: кто виноват, и что делать. Как он мог вмешаться?
─ Не знаю, но должен был. Где его ученики?
─ По восточной мудрости ученик ищет учителя, а у нас кому как повезет. Как мог, заботился о потомстве, в основном был созерцателем. Любителем природы его трудно назвать, хотя однажды принес домой букет из веток вербы, такой же ершистый, как сам Ярик.
Шутка была отвергнута, Марлен злилась весь день.
─ Мы с Андреем были счастливы, когда жили у Ярика, ─ услышал он голос Инессы.
Не спросила, точно знает, о ком он думает. Интуиция? Или глубинное, инстинктивное, как у собак, они в людях не ошибаются.
─ Вспоминаю первую встречу с тобой, ─ соврал Филипп.
─ Ты был таким юным, таким наивным, Андрей решил, что ты потенциальный спонсор. Я потом смеялась, ведь он определил, что ты богатый, по блеску глаз. Тогда другие богатели, а ты был хорошо воспитан.
─ Тебе было сорок семь, как мне сейчас.
─ И ты сходу влюбился в меня. Ты и сейчас меня любишь.
Филипп усмехнулся. Расскажи кому, что он ночью разговаривает с тещей о любви. Что-то в этом есть патриархальное, если забыть, что она актриса с вывернутыми мозгами, как говорит Марлен. "Про вывернутые" берет сомнение, даже если так, можно позавидовать ее энергии. Патриархальность ей не подходит, она романтическая героиня уходящего возраста, но ждать недолго, чуть-чуть, и появятся юные девы в красных платьях. Должны появиться, движение по кругу, круговорот природы.
Он сам романтик. Когда прочитал у Ленина о материи, данной нам в ощущениях, поразился, надо же, оказывается первым и самым последовательным теоретиком современного романтизма был наш, советский человек. И не просто, а основоположник государства советского. Он так и сказал: чувственное первично, воспринимаем все, что ощущается, остальное за гранью человеческого. Лучше бы на этом остановиться, но самые умные не согласились и были изгнаны из государства. Никто их не жалел, потому что они никак не ощущались. Зря Марлен смеется над этим. Ярик тоже себе позволил, но попросил прощения и обещал впредь не ранить его тонкую душу. И тогда Филипп поклялся: сделает все возможное, чтобы пошлость не покрыла мир коричневым несмываемым налетом, не накрыла серой скукой. Ярик назвал его инфантильным подростком, правда, извинился. Но был не прав, до знакомства с Марлен и всеми Соливанами Филипп успел приобрести такой опыт, что и не снилось предыдущим поколениям.
В четырнадцать лет ему повезло с другом, его отца по службе перевели в их город. Оба увлеклись музыкой, чтобы не стать циниками. После окончания школы Давид поступил во ВГИК на режиссерский факультет. Еще бы не поступить с таким именем, фамилия Кондратьев тоже звучит неплохо. Не то, что Филипп Щеглов, его называли Щеголем, всего лишь аккуратный в одежде. Он не решился покорять Москву, материальное положение не позволило, и мать одну оставлять не хотелось, поэтому поступил на журналистику в местный университет Он из учительской семьи, отец работал директором школы и рано умер от инфаркта, мать преподавала математику.
Лекции в университете так себе. Давид тоже жаловался, что учеба его не увлекает. После первого курса на летних каникулах он приехал в город. Встретились, обсудили, решили, надо что-то делать, учеба сама по себе, но происходящее в нашей стране толкает нас на неординарные действия. Однозначно, советского прошлого уже нет, и чем быстрее избавимся от него, тем успешнее будем. А пока организуем тренинги, свободе надо учить, в том числе свободе высказывания. Обсуждаем всё, запретных тем нет. Филипп высказал идею, пустить фоном революционные песни. Давид не согласился: никаких революций, в борьбе нет свободы. Филипп не нашел слов, чтобы выразить свой протест, пришлось от музыки отказаться.
─ Свобода ─ это выбор для всех и для каждого, ─ объяснял Давид чиновнику Дома культуры, гда планировалось собираться участникам тренинга.
─ Свобода? ─ отвечал тот, ─ Да кто вам позволит.
─ Никто и не даст, зачем просить. Человек раскрепостится и станет подлинным, таким, какой он есть от природы.
─ Если он хам от природы, зачем его раскрепощать.
─ С такими установками я бы повесился. ─ Похоже, Давид нахамил, но разрешение на проведение тренинга получил. Деньги нужны всем.
Давид выступал в роли сценариста ─ режиссера, Филипп писал короткие истории из жизни, которые предполагалось обсуждать на занятиях. Желающих пройти тренинг, было много, появились деньги, и даже вызвали из Москвы оператора для съемок. Давид подумывал задержаться в городе на год. Но наступила осень, и его потянуло в столицу, тренинги свернули до будущего лета. Накануне отъезда случилась трагедия: он вышел поздно вечером за сигаретами, на детской площадке сидела компания отморозков, кому-то приглянулась кожаная куртка, и Давида убили. От сильного стресса Филипп многое забыл, но один эпизод занозой засел в памяти. На поминках был Леха, сосед ─ полубандит, так представлял его Давид, работал в охране, но думал примкнуть к известному в городе авторитету, близкому к власти. Леха много пил и обещал разобраться, им, паскудам, не жить. Филипп сидел рядом и кивал головой, найти и уничтожить. Напился, попал в квартиру Лехи и захотел в туалет. Только попытался закрыть дверь на защелку, Леха резко дернул ее и с налитыми кровью глазами схватил его за плечо, чуть не сломал, худой, а жилистый, сила неимоверная, притянул к себе, грубо, не вырваться, и прошипел: "Мать мою не уважаешь, ссы на пол, я сказал, она подтерет". Именно так: "подтерет". Неизвестно, чем бы все кончилось, но Леха вдруг расслабил хватку, сполз по стенке и, свернувшись эмбрионом, уснул.
Мораль перевернулась с ног на голову. Спрашивал у Ярика, у кого еще, тот ответил, что традиции не всегда совпадают с культурным кодом. Видимо, понял, что для Филиппа слишком сложно, поэтому объяснил просто: "Сын любит свою мать и хочет сделать ей приятное, писаться в постель, как в детстве, зависеть от нее, чтобы она чувствовала, что он ее не бросит".
Леха был человеком слова: убийц нашли, судили и где-то в застенках порешили с особой жестокостью. Потом Леха пропал, оставив безутешную мать.
Время между смертью Давида и встречей с Соливанами Филипп смутно помнит: перешел на заочное отделение, устроился в газету "Вечерний город" редактором, учился, сдавал экзамены, писал статьи, но внутри будто что-то заморозилось, жизнь, бедная эмоциями.
Он отвечал за выпуск литературной страницы, Марлен принесла короткие рассказы и пригласила его в театр Соливана, ее отца. Привела на репетицию. Инессу он впервые увидел в бликах ярких цветов. Высокая, худая, на краю сцены, в белом атласе, легко вспыхивающем красным, оранжевым, зеленым. Из-за оранжевого не сразу понял, что это цвета светофора. Актриса выразительно и громко произносила текст. Сила голоса такова, что звуки заглушали смысл. Он сначала подумал, что она пьяна, но откуда такое напряжение в теле? Талантливая актриса способна играть в любом состоянии? Он с самого начала наделил ее сверхчеловеческими способностями, и она его не разочаровала.
Марлен подвела его к отцу ─ режиссеру, представила как журналиста, пишущего статьи о театре. Режиссер завелся на тему классики, народ хочет прислониться к постоянному, вечному на все времена. "Как к бетонному столбу?" ─ хихикнул Филипп, но не был услышан. Режиссер делился сокровенным: "В мечтах Тургенев, но нет подходящих актрис на женские роли, поэтому выбор пал на "Братьев Карамазовых". ─ "Но среди действующих лиц князь Мышкин". ─ "Типичный юродивый на русской сцене, кто-то должен говорить правду. Собирательный образ Грушеньки ─ Настасьи Филипповны играет Инесса Соливан, в девичестве Кузнецова". Режиссер особо подчеркнул, что она из профессорской семьи. Чтобы что? Утвердиться в легитимности переработки текстов великого? Но Филиппу показалось несерьезным. Андрей чутко уловил реакцию журналиста и замкнулся.
Филипп стал умничать: "Какой подтекст вы вкладываете в два запретительных и один разрешительный цвета? Возможно что-то из Фрейда?" По удивленной реакции режиссера понял, что о сексуальном подтексте он не думал вообще. Какой секс, если без него жизнь бьет ключом.
Подошла Инесса, успев переодеться в красное платье, и заговорила о том, что плохие люди бесцветные, ─ кроме черно-серого они не способны ни на что яркое.
Жестокий мир скучен и однообразен, и вдруг она, Инесса, из другого измерения и такая близкая, только руку протянуть. И он протянул, и она вложила в его ладонь свои тонкие пальцы, на тот момент ровной голубизны. "Голубых кровей", ─ подумал он. Цвета менялись, его ладонь приобрела густо-коричневый оттенок, лицо Инессы стало матово-белым. Зал погрузился во тьму, зажглась люстра, мир стал реальным, но не Инесса.
Филиппу захотелось поумничать перед актрисой, великой, однозначно, и он спросил: "Соливан ─ это псевдоним? Прочитывается фамилия романтика Новалиса", чем заинтересовал режиссёра.
Филипп влюбился в актрису, ходил на все спектакли, для его бюджета дорогие, поэтому хватался за любые темы и писал днем и ночью ради заработка.
Над цветами светофора посмеивался, но согласился, что Инесса в белом отличается от Инессы в красном.
Потом был Ярик, Филипп с восторгом рассказывал ему, как цвет дает мгновенную энергию, так прямо воздействует на чувства. Чтобы погрузить зрителя в девятнадцатый век, достаточно приглушить свет, сцену сделать коричневой, подобным образом обозначить социальные положения героев классики. Театр способен на все.
Они вдвоем прогуливались по центру города, ожидая, когда из театра выйдут Андрей с Инессой, а на фасадах зданий расцветала реклама. Это было так необычно, так ярко и празднично, что только Ярик оставался спокойным. Он терпеливо выслушивал все, о чем говорил Филипп, в основном о том, что жить стало лучше, веселее, и, возможно наступит скоро, совсем скоро эра героического романтизма. Но однажды Ярик не выдержал: "Будьте борцами за свободу! Требуйте установить светофоры на оживленных улицах! А вы о чем подумали?"
Мягкий, без эмоциональных всплесков голос Ярика вдруг усилился и захрипел до неузнаваемости, прохожий чертыхнулся и остановился, но увидев, что мужчин двое, только сказал: "Из психушки выпустили?" и ускорил шаг.
─ Ты помнишь Ярика? ─ голос Инессы. У окна ее уже нет, лежит на диване, может, уснет. ─ Его так все называли, Андрей иногда звал отцом, я тоже. Мой папуля отцом не был ни для кого. Он был учеником. Согласись, в одном только обращении много философии.
Филипп накрылся с головой от прожектора и вскоре оказался на сцене. Прожекторы направлены в зрительный зал, мужчины в черных костюмах встают и по очереди произносят текст, несмотря на четкость и громкость произносимых слов, смысл не улавливается, но чувствуется обвинительный подтекст. Он пытается протестовать: зрителям слова не давали, слушайте и смотрите, что происходит на сцене. Прожектор направляется на него, он бежит со сцены и куда-то проваливается. Проснулся от бьющего в лицо света. Инесса молчит, видимо уснула. Он переложил подушку и лег головой к окну.