Он шел по давно знакомой улице. Этот день был таким, как и пять, и десять лет назад, солнечным, как и положено быть в июле, пели птицы над головой, но он не обращал на них внимания. Он шел, думая о насущных проблемах, как и все люди его возраста, начинающие свой путь по жизни. Как-то ненароком в его сознание проникла чудная мелодия, в которой слышались запах скошенной травы и шорох деревьев, рассвет, возвещающей приход только что проснувшегося солнышка. Он поднял голову.
Впереди по аллее, кружась в вихре зеленой листвы, шла ОНА. Вернее не шла - скользила по асфальту в легком небесно-голубом одеянии. Казалось, время замедлило свой ход. Он моргнул, еще раз, и еще - видение не исчезло. Оно постепенно приближалось. И только тут он осознал, что девушка не просто скользила, а танцевала, подняв высоко к небу голову. Казалась, она впитывала тепло солнца, руки двигались плавно и нежно, словно воздавая молитву светилу. Тут до него дошло, что не только он застыл в изумлении, немногочисленные прохожие, которые прогуливались в этом парке, с удивлением, если не с укором смотрели на эту странную и непонятную девушку, а она, закрыв глаза, словно не чувствуя косые взгляды и не слыша возмущенные голоса, продолжала кружиться по аллее. Музыка... эта чистая музыка, витавшая в воздухе, словно, шла вслед за девушкой и будто в то же время изливалась из нее самой. "Сумасшедшая", "чудачка" - слышалось ему со всех сторон. Но именно в этот миг, именно с этой неземной феей (как из сказки, что в детстве читала ему мама) он, рациональный и даже в чем-то циничный человек, никогда слово "сумасшествие" бы и не применил. Казалось, что все настолько гармонично, что так и должно и быть - что эта незнакомка с ангельской улыбкой и есть сама песня. И то, что она танцевала на улице в солнечный июльский день, было так... нормально. Впервые за долгое время на его лице появилась улыбка.
Так они узнали о существовании друг друга. Он до сих пор не мог поверить, как такое волшебное создание могло оказаться на его пути. Она тихо и неизбежно вошла в его жизнь, чтобы никогда из нее не уходить. Она была молчалива, то ли потому, что не видела необходимости в словах, то ли потому, что не знала что такое человеческий язык. Но он все понимал... по ее глазам, жестам, движению ресниц и всплескам нежных и тонких рук. Он звал ее Мой июль...
Кто она, откуда - ему так и не удавалось у нее узнать, в такие моменты она замыкалась в себе и отстранялась. А он... он так боялся, что обидит ее, что она может исчезнуть из-за его расспросов, что закрыл для себя эту тему раз и навсегда. По вечерам она выходила на балкон и смотрела куда-то вдаль, в неведомые ему миры, в эти минуты она казалось ему одинокой и несчастной. Что терзало ее сердце, он не знал. Тогда он подходил к ней и обнимал, беззвучно обещая защитить ее от всех невзгод и бед. И она склоняла голову к его плечу.
Однажды ночью... да, это случилось дождливой осенней ночью. Он проснулся от сдавленного крика. Стряхнув с себя остатки сна, двинулся к балкону, откуда раздавались стоны. Забившись в угол, сидела она, глядя на него очами, полными слез. В свете фонарей он различил еле заметное движение. За спиной его любимой было раздавались шорохи. То были крылья. Белые, слабые еще пока, как цветы, что пробивают себе путь наверх, сквозь толщу асфальтного плена... У основания они были испачканы кровью.
Этот вид поверг в его шок. Нет! Так не бывает! Это всё сказки! Да, ее душа была чиста как январский снег, ее молчание согревало и ласкало его сердце, от взглядов украдкой и полуулыбки ему хотелось кричать на весь мир, как он любит и счастлив. Но... это же ничего не означало. Она поняла, она всегда его понимала. Его колючий и недоверчивый взгляд, граничащий с отвращением, разрывал ей сердце. Он опомнился, когда по ее щеке побежала слеза и исчезла в прядях волос.
-Прости, - прошептал он, становясь на колени. - Прости, я не хотел, просто все так странно, нет, не странно... такого просто не может быть.
- Кто ты, ответь, кто ты? - зарыдал он, как ребенок, но ответом стала лишь тишина. Внезапно расправив крылья, в мгновение ока она оказалась вне пределов его досягаемости.
Ее фигурка растаяла в ночном небе...
-Нет, не улетай, мой Июль, - прошептал он, - не покидай меня.
Так незаметно наступил рассвет, его слезы давно высохли, а сам он жутко замерз. Этот холод шел откуда-то из глубин его сердца, теперь такого пустого и одинокого, словно, вместе с Июлем в нем исчезла сама жизнь. В таком оцепенении прошли три мучительно долгих дня. Он пытался жить так, вернее, существовать так, как было прежде. Но сознание было где-то далеко, а ночи, одинокие и пустые, не давали ему покоя, не помогали заснуть ни таблетки, ни алкоголь.
На четвертую ночь за балконной дверью раздался скрежет. Не помня себя от радости, он устремился туда. О, чудо. За стеклом была она. Настороженно смотрела в глубину комнаты, пытаясь различить, там ли он. Медленно подойдя и отворив ставни, он впустил свежесть сентябрьской ночи. Ее руки, прохладные руки коснулись его щеки, а мягкие и мокрые от дождя крылья обвились вокруг него, словно, давая клятву, что никогда не расстанутся впредь.
Через три дня они отпали. Было так жутко заворачивать еще недавно сильные и красивые крылья в полиэтиленовый пакет. Он сжег их на мусорной свалке, и было в этом что-то символичное: новая жизнь, новое начало.
Но история на этом не остановилась. Каждый месяц эти крылья отрастали вновь, причиняя его любимой жестокую боль. Потом она становилась, словно, безумная, не могла усидеть в квартире. Небеса ждали ее, звали ее. Она не могла жить без неба. А он так ревновал к этому далекому бескрайнему и отстраненному чудовищу, что забирало у него ЕЕ. Где она пропадала, куда она улетала - ему не дано было знать. Но одно он осознавал точно, что без этих полетов она бы завяла как цветок. И мысль, что небо ей дороже его слез и неуверенности, не давала ему покоя. Он пытался смириться с ее отсутствием, ее жаждущей полетов душой, но не мог. Поначалу, хоть он и не признавался самому себе, относился к этому, как чуду, что не каждому дано познать и встретить на своем пути. Потом с течением времени в его ум, сердце, душу проникала, как яд, мысль о том, кто он для нее, что он значит, какое место занимает в ее жизни. Явно не первое, а он хотел стать для нее единственным, целым миром. Она, словно чувствуя его мятежную страсть, прижимаясь к его спине, обхватывала его руками, и он засыпал в них как в колыбели. Только тогда печали и тревоги его оставляли. Но утром, просыпаясь один в постели, без ее тепла и нежности, ощущал себя уставшим и высохшим деревом, корни которого подточили черви.
Теперь, когда эти ненавистные крылья вырастали, он запирал ее в одной из комнат и, слушая ее мольбы и крики, беззвучно рыдал, пытаясь задушить крик отчаяния, который раздирал его внутренности, как замерзшая вода пытается освободиться из пленившего ее сосуда.
Страх иссушал его душу, страх потерять ее, страх остаться одному. Бесконечное ожидание сводило его с ума. Ожидание, когда исчезнут ее крылья, когда она вновь станет прежней, земной и близкой...
Он прочел по ее взгляду, по ее непреклонной спине и развевающимся крыльям.
- Нет, я не отпущу, ты никуда не уйдешь... - слова раскололи тишину.
Он схватил нож, не помня себя...
Очнулся лишь, когда кровь начала заливать его ладони. Ужас, оцепенение охватили его разум. Как?! Как его неземная любовь, страсть могла вылиться в такое?..
Она же, свернувшись клубочком, бесшумно вздрагивала.
-Я...-начал он, но не договорил.
В ту же ночь она исчезла...
Он лежал и смотрел в потолок и пытался понять, что происходит с людьми, когда любовь превращается в отвратительное черную жижу, обволакивающую бесполезное тело, когда страсть превращается в червивое яблоко, разложившееся и смердящее...
Наступала зима с ее белым снегом, морозами и заледеневшими пустыми улицами, все постепенно пришло в норму, жизнь вернулась в привычную колею, но уже все было не так, от него прежнего не осталось и следа. Он так хотел когда-нибудь услышать знакомый шорох, почувствовать неповторимый запах, возвещающий, что она рядом. Что еще помнит о нем, что... любит? Нет, после такого, невозможно любить. Чудовище не заслуживает быть понятым, не заслуживает прощения. Единственное, что не давало ему покоя: это не простила она его или нет, не встретила ли она душу, которая приняла бы ее без слов и сомнений, а... смогла ли она так же беззаботно танцевать на улице, купаясь в лучах июльского солнца...
Единственное, что напоминало о ней, это свернутые, засунутые в дальний угол чулана и уже местами начинающие гнить... крылья.