- А, ну вот и они, наверно! Сейчас заправлю салат и можно садиться за стол, - обращаясь к гостям, объявила Оля и пошла открывать дверь.
- С днём рождения, Олечка! - вместе с холодным воздухом, идущим от заснеженных пальто, большим букетом багряных роз и красиво завёрнутой коробкой с большим бантом наверху в дверь входили мужчина и женщина. Она - красивая, холёная, в облачке французских духов. Он - высокий, начинающий полнеть, немного похожий на Вячеслава Тихонова.
- Вы последние! - сказала Оля, принимая цветы и подарок. - Ах, какие розы! И подарок! Интересно, что там внутри? Спасибо огромное! Вы давайте, раздевайтесь и пошли к столу. У меня уже всё готово.
В дверях гостиной показался Олин муж Сева.
- Ну наконец-то. С голоду чуть не померли, вас дожидаясь! Петя, вот тебе вешалка, а за Аллочкой я сам поухаживаю, - и Сева протянул Пете вешалку.
Петя аккуратно повесил своё дорогое пальто и пошёл в ванную комнату мыть руки.
Оля, положив цветы и подарок на тумбочку, побежала в гостиную за большой вазой.
Сева принял от Аллы пальто, повесил на последние незанятые плечики в стенном шкафу и повернулся к ней. Алла уже успела скинуть свои австралийские сапожки и надеть на ноги изящные лодочки на высоком тонком каблучке, подчёркивающие безупречную линию стройных щиколоток. Она стояла, сияя своими зелёными глазищами и улыбаясь тёмно-вишнёвым ртом, вся такая красивая, загадочная и волнующая.
- А-ах, Аллочка, хороша, хороша, - Сева потянул носом. - Коко Мадемуазель? М-м-м, изюминка, а не женщина, - и он широко раскрыл объятия, в которые Алла с готовностью и шагнула, обвив длинными молодыми руками шею Севы.
- Эй-эй, полегче там! А то на дуэль вызывать придётся, - посмеиваясь, пошутил вышедший из ванной комнаты Петя и пошёл в сторону гостиной.
Сева и Алла нравились друг другу. Как друзья, само собой. Не без примеси, правда, 'больше, чем друзья', но это совершенно нормально в отношениях между мужчиной и женщиной. Так уж природа нас устроила. Сева при каждом удобном случае осыпал Аллу комплиментами - впрочем, как и все другие окружающие её мужчины, поскольку она действительно было удивительно хороша. Алла же с удовольствием кокетничала с ним и строила глазки. Было это всё безобидно и давало их друзьям дополнительный повод для милых шуточек.
- Ну-ну, посмотрим, - со смехом ответил Сева и ещё крепче прижал к себе Аллу.
Петя прикрыл за собой дверь и было слышно, как многоголосый хор приветствует его. Послышалось звяканье стаканов, бульканье наливающихся из бутылок напитков.
Сева по-прежнему держал Аллу в своих объятиях, она по-прежнему прижималась к нему всем телом, только сейчас прохладные пальцы её как-то непроизвольно скользнули под расстёгнутый воротник рубашки и погладили гладкое мускулистое плечо. Сева вздрогнул и замер на мгновение, а потом наклонил голову и поцеловал Аллу за ухом, откуда волнами накатывала, пьянила голову Коко Мадемуазель.
Алла выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Без улыбки, без кокетства. С вопросом.
Лицо Севы тоже стало серьёзным.
- Я завтра встречу тебя после работы на машине. Хорошо?
- Хорошо, - и она разомкнула объятия. - Я пойду руки помою.
Из гостиной вышла Оля с большой вазой в руках.
- Севочка, помоги мне с цветами, пожалуйста.
Сева подхватил из рук жены тяжёлую вазу и пошёл на кухню.
Назавтра он встретил Аллу после работы, а ещё через два месяца они объявили своим супругам, что не могут больше жить во лжи, что любят друг друга и хотят быть вместе до гробовой доски.
Оля приняла новость без слёз. Это потом каждое утро она просыпалась на мокрой подушке. А новость приняла достойно. Сын же её с Севой, десятилетний Костя, был просто раздавлен тем, что случилось. Папа был его героем. Папе он давал уроки на проверку, папа учил его приёмчикам борьбы на всякий случай, с папой они ездили на рыбалку, папа по-прежнему читал ему перед сном. И вот, ушёл. Он, правда, по-прежнему виделся с Костей, только всё было иначе, не так. Что-то недоговоренное постоянно висело в воздухе. Папа смотрел на Костю виноватыми глазами. Даже когда шутил. А на рыбалку они больше не ездили: выходные папа проводил со своей новой женой.
Петю уход жены надолго выбил из колеи. Детей у них с Аллой не было и обязанностей, помимо работы, не было практически никаких, поскольку порядок в доме поддерживался приходящей раз в неделю женщиной, которая теперь также и готовила для Пети - за дополнительную плату, естественно. В результате у Пети обнаружилось достаточно свободного времени после работы, раньше заполненного компанией любимой жены, а теперь пустующего и одинокого, провоцирующего на мучительные размышление и поиски ответа на бессмысленный вопрос: почему?
Работа, правда, по-прежнему требовала постоянного внимания и самоотдачи: Петя был владельцем успешного бизнеса, который и обеспечивал ему безбедное существование. А также и ещё нескольким десяткам людей, работающих на него. Вот на работе Петя и проводил теперь всё своё время, прячась от одиночества пустой квартиры.
Секретарша Верочка, которая давно положила глаз на босса, поняла, что наступил её звёздный час, и приступила к разработке плана по охмурению и окольцеванию новоявленного холостяка.
Прошло пять лет.
Розовый рассвет заглядывал сквозь пыльные стёкла в спальню, в которой спали двое. Алла - по-прежнему красивая, но с уже с несколькими морщинками под глазами и на переносице. Она укрывалась своим одеялом и лежала, далеко отодвинувшись от мужчины, который вот уже пять лет был её мужем.
Луч солнца прокрался по подушке и пощекотал сомкнутые ресницы спящей женщины. Алла поморщилась, отодвинула голову, прячась от солнца, а потом приоткрыла глаза и посмотрела на мужа.
Сева был не то чтобы красавцем-мужчиной, но было в нём нечто, что заставляло всех знакомых женщин млеть от истомы, когда он с ними разговаривал или просто смотрел. Наверно, он понимал женщин - качество, которое нечасто встретишь среди мужчин - и женщины чувствовали это. А ещё он хорошо танцевал. Ах, как он танцевал! Во время танца всё и началось. Он кружил тогда Аллу, а она, полностью отдавшись его власти, думала: 'Интересно, он и постели так же хорош?' После того танца Сева расцеловал ей ручки и сказал, что никогда ещё не танцевал с такой восхитительной партнёршей. Она в ответ только кокетливо рассмеялась и пошла танцевать с мужем. Но танец тот оба не могли забыть. Шуточки об их взаимной симпатии периодически возникали во время дружеских встреч, но никто никогда всерьёз не воспринимал того, что на самом деле незаметно росло, росло и в конце концов выросло в то объятие в день рождения Оли, которое изменило судьбы многих людей.
После разводов, которые хоть и затянулись, но прошли достаточно спокойно, Алла и Сева зарегистрировали свои отношения в районном загсе и уехали на медовый месяц в Сочи. Море, солнце, сладкая черешня, любовь, о которой пишут в романах - ах, это был незабываемый месяц! А потом он закончился и началась жизнь.
Идиллия и восторг на заре их отношений были недолговечными. Неудобства начались достаточно скоро. Были они главным образом материальными. Во всяком случае, вначале. Ну, а где материальные, там недалеко и до всех остальных. Жить практически приходилось на зарплату Аллы, поскольку Севиных денег едва хватало на оплату жилья и алиментов. Съёмная квартира стоила немалых денег. Что же касается алиментов, Сева, помимо положенной суммы, всегда добавлял ещё от себя, зная, что зарплата Оли была совсем небольшой.
Сына он очень любил. Когда вскоре после развода мальчик решил, что больше не хочет видеться с отцом, для Севы это было неожиданным и очень болезненным ударом. Он попросил тогда Олю позволить ему самому поговорить с сыном и Костик сказал ему то же самое. Голос мальчика слегка дрожал, но был достаточно твёрдым и уже каким-то чужим.
Сева тогда в первый раз нагрубил Алле и лёг спать в зале. А на следующий день пришёл домой пьяным и намного позже, чем обычно. С тех пор он начал регулярно выпивать и зачастую 'задерживаться' на работе.
Алла преподавала английский язык в школе и зарплата её была достаточна, пока она жила со своим обеспеченным первым мужем. В качестве же единственного дохода, с другой стороны, денег было просто мало. Французские духи закончились и на замену им Алла других не покупала, убеждая саму себя в том, что духи ей вовсе даже не нужны. Главное, чтобы на мыло хватало, а запах чистого тела лучше всяких духов. Маникюр и педикюр она научилась делать сама, что тоже экономило приличную сумму. Выходить в люди им удавалось редко. Отчасти по той же причине. Но, кроме того, вдруг обнаружилось, что на праздники им некуда пойти и также некого пригласить к себе: все друзья были общими с прежними супругами. После развода выбор друзьями был сделан в пользу оставленных половин.
Алла и Сева не обсуждали происходящие в их совместной жизни перемены, поскольку нечего было обсуждать. И так всё было ясно.
Сева, который был талантливым программистом, начал находить подработки, которые слегка улучшили финансовое положение молодой семьи. Однако теперь Алла видела его ещё меньше. То есть, работал-то он, используя домашний компьютер. Но дверь в комнату, где работал, Сева всегда закрывал. Он не любил, чтобы его отвлекали. После окончания очередного проекта он уходил из дому и возвращался пьяным. Придя домой, он не бузил, не шумел. Тихо ложился в постель и спал тяжёлым сном, с трудом поднимаясь утром по сигналу будильника на работу.
Алле было жалко его. И себя тоже было жалко. Поэтому, когда один из коллег, холостяк лет сорока с небольшим, пригласил её сходить когда-нибудь вечером в ресторан, она с радостью согласилась. А после ресторана сама предложила зайти к нему на чашечку кофе. Секс был скучным, монотонным и не принёс Алле ничего, кроме раздражения и угрызений совести. Больше она с этим коллегой не встречалась. Во всяком случае, вне школы. Он ещё пытался добиваться её внимания тем или иным способом, но в результате прекратил свои попытки и переключился на учительницу рисования.
Алла иногда виделась с бывшим мужем. Когда он позвонил в первый раз, спросив, не согласилась бы она встретиться с ним после работы, Алла удивилась, но, тем не менее, согласилась.
Она несколько лет не видела Петю и с трудом узнала в этом обрюзгшем, полысевшем мужчине похожего на кинозвезду красавца, который всего три года назад был её мужем. Только глаза не изменились. Они также ярко вспыхивали при взгляде на Аллу. Петя предложил зайти посидеть в ресторане, где их ожидал заранее заказанный столик.
Они сидели, пили вино, закусывали. Петя жаловался на свою новую жену. Через пару лет после их с Аллой развода он женился на секретарше Верочке. От одиночества, наверно. Как ещё можно объяснить этот поступок? Верочка была глупой. То есть, секретаршей она была неплохой. И готовила вкусно. И порядок в доме был идеальный. Но во всём остальном Пете жутко не хватало первой жены, которую он по-прежнему любил. Он жаловался на то, что им с Верой не о чем говорить, кроме еды и шмоток. Что она мучает его ревностью к бывшей жене, хотя Петя никогда и словом её не упоминает. Да, он по-прежнему держит его с Аллой свадебную фотографию на тумбочке в спальне - ну так что? Это часть его прошлого, в конце концов, правильно? И в постели у них не очень. Она каждый вечер ожидает от него чего-то, а у него, честно говоря, никакого желания нет заниматься с ней любовью. Она растолстела, перестала следить за собой, ходит дома в замусоленом халате и бигудях. Он, конечно, тоже, не то, что было - ну, так он же и не претендует ни на что!
Под конец разговора Петя стал очень серьёзным и спросил Аллу, не думает ли она о том, чтобы всё повернуть вспять, вернуться к нему и зажить вместе, счастливо и беспечно, как когда-то.
У Аллы даже комок к горлу подступил. Она по-прежнему любила Севу. Чаще всего любила, хотя были периоды, когда она его просто ненавидела. Ненавидела за пьянство, за вспышки грубости, за то, что их идеальная любовь не выдержала проверки временем и реальностью жизни и отчасти по его вине. А Петя, оказывается, по-прежнему любит её, несмотря ни на что!
С тех пор они регулярно встречались. Где-то раз в месяц. Всегда в одном и том же ресторане. Петя однажды, запинаясь и пряча глаза, сказал Алле, что снял номер-люкс в гостинице и хотел бы пригласить её туда на вечер. Алла смутилась от неожиданности предложения, но потом взяла себя в руки и вежливо отказала, извинившись и сославшись на контрольные, которые ей необходимо проверить до завтра.
Встречи с Петей продолжались, но становились всё реже и реже, а потом и вовсе прекратились. От знакомых Алла слышала, что у Пети с женой родилась дочка, которую он назвал Аллой, вопреки протестам и истерикам со стороны Верочки.
Зазвенел будильник. Не поднимая головы, Сева протянул руку и шлёпнул по кнопке. Каждое утро начиналось одинаково. Через пять минут будильник зазвенит опять, Сева опять шлёпнет по кнопке. Потом медленно сядет на кровати, выключит будильник, чтобы тот больше не звенел, и пойдёт на кухню пить кефир, который, как он утверждал, очень помогал с похмелья. Потом примет душ, побреется, выпьет наскоро чашку кофе, который Алла приготовит к тому времени, сухо поблагодарит её и уйдёт на работу.
Когда Сева был в душе, зазвонил телефон. Так рано им обычно никто не звонил. Алла сняла трубку:
- Алло.
На том конце провода повисла короткая пауза и затем заплаканный Олин голос сказал:
- Позови Севу, мне он срочно нужен.
Оля им никогда не звонила. Развод с Севой не только разрушил их семью, он также убил в ней веру в мужчин и в то, что счастье по-прежнему возможно. Она замкнулась в своём горестном женском одиночестве, проводя все выходные и праздники с сыном. Во всяком случае, пока тот не стал постарше и не начал проводить время с друзьями. Подруги пытались вытащить Олю то в кино, то в театр, но безуспешно. О том, чтобы познакомиться с другим мужчиной, вообще не могло быть и речи.
Мама её смогла-таки настоять, чтобы дочка обратилась к врачу, который поставил диагноз депрессии и прописал чудодейственные таблетки. Счастливей Олю таблетки эти не сделали, но, во всяком случае, вырвали из состояния оцепенения, в котором она пребывала на протяжении многих месяцев.
Обо всём этом было известно Алле от Пети. Сева тоже был в курсе Олиных проблем. Его об этом регулярно осведомляла Олина мама, которая не теряла надежды на то, что Сева уйдёт от своей шлюхи и опять начнётся у Олечки счастливая жизнь.
Услышав Олин голос, Алла сначала засомневалась, стоит ли вообще звать Севу. Можно, в конце концов, сказать, что он уже ушёл на работу. Но что-то в голосе Оли заставило Аллу побороть сомнения.
- Погоди немного, он сейчас выйдет из душа, - сказала она Оле. Сева уже выключил воду, значит, через минуту он появится в дверях ванной комнаты, свежий, с разрумянившимся лицом, в белом махровом халате.
- Там Оля, - Алла указала на телефон открывшему дверь ванной мужу, а сама села в кресло, краем глаза смотря программу новостей и внимательно прислушиваясь к разговору между бывшими супругами.
В принципе, слушать было нечего, потому что говорила только Оля. В какой-то момент Сева вскрикнул 'Что?!', потом 'Нет! Не-е-ет!!!' - и с силой отбросил телефонную трубку в сторону.
Алла поняла, что случилось что-то плохое. Она поднялась и повернулась к Севе, глядя на него вопросительно.
Таким своего мужа она ещё не видела. Лицо его было красным, губы дрожали. Обезумевшие глаза бегали по комнате, словно в поисках чего-то. Руки ерошили короткие мокрые волосы, словно это могло помочь ответить на какой-то мучающий его вопрос.
- Что случилось? - с опаской спросила Алла, осторожно приближаясь к Севе.
Глаза его остановились на ней и губы с трудом выдавили:
- Костя...
- Ну что ещё этот мальчишка натворил? - в сердцах бросила Алла.
Костя не виделся с отцом вот уже четыре года, но Сева знал о его жизни от Олиной мамы и делился с Аллой своими переживаниями.
Лет в тринадцать Костя связался с плохой компанией. Начал курить. Сначала сигареты, а потом что-то ещё. С этим 'ещё' его и других пацанов застукала милиция где-то на хате. Естественно, сообщили матери. Та выругала его, потом поплакала, потом сказала, что яблоко недалеко от яблони падает, приняла таблетку и ушла спать. К этому времени арсенал её таблеток значительно расширился. Помимо депрессии её диагнозировали с фибромиалгией, от которой ей не помогало ничего, кроме сильных наркотиков. Во всяком случае, так она говорила своему невропатологу, который верил её чистым голубым глазам и щедро выписывал рецепт за рецептом.
Костя начал пропадать. То на ночь, то на две. Однажды исчез на целую неделю. Привела его назад опять же милиция после разгрома какого-то притона, где наркодилеры обращали в свою веру и, главным образом, прибирали к рукам глупый молодняк.
После этого Сева позвонил Оле и попросил передать трубку сыну, на что та, минуту поколебавшись, согласилась.
Но разговора не получилось. Узнав голос отца, Костя прокричал в трубку, что он его ненавидит. И жену его ненавидит. И жизнь свою ненавидит. Что всё - ложь. Что Сева - предатель и подонок, который разрушил жизнь ему, Косте, и его маме. Что он не может дождаться, когда Сева наконец сдохнет, чтобы он, Костя, мог придти и поплясать у него на могиле. И всё.
Сева тогда стоял, как остолбеневший, с трубкой в руке, не в состоянии вымолвить ни слова, а когда Алла спросила, что Костя ему такое сказал, швырнул эту трубку в Аллу, наорал на неё, обвинив во всех смертных грехах, и ушёл. Он тогда напился в грязь. Домой его привели собутыльники - каких-то два потёртых мужика неопределённого возраста, - перенесли через порог и ушли, покачиваясь.
Похоже, на сей раз было что-то ещё похлеще.
- Ну, говори же! - настаивала Алла. - Что случилось? Подрался с кем-нибудь? Накурился? Укололся? Убил кого-то?
Сева повернул медленно голову и посмотрел на Аллу с ненавистью. Долго смотрел, а потом сказал тихо:
- Убил.
Алла охнула и поднесла руки к груди.
Сева продолжил:
- Убил. Себя. Олины таблетки стянул и всю бутылку в себя отправил.
Алла не выдержала:
- Дура она, что ли?! Сын чёрт знает что вытворяет, а она наркотики на виду держит! Где такое видано? Это она виновата!
Последние слова, видимо, были лишними. Сева выпрямился, кулаки его непроизвольно сжимались в бессильной ярости, глаза горели бешенством:
- Что? Она виновата?! Мы все виноваты, а ты больше всех! Это ты их жизнь разрушила! Ты! Ты!! Она виновата...
Сева опустился на стул, закрыл руками лицо и начал раскачиваться. 'Мальчик мой... А я-то... Ах, беда-то какая... Как жить? Как жить?' - еле слышные слова вылетали из-за мокрых от слёз рук.
Алле стало страшно. Конечно, зря она обвинила во всём Олю. Это у неё нечаянно вырвалось. Всё намного сложней. И сейчас уже ничего не изменишь. Поздно. Костя умер. Славный мальчик был. Умненький. Его Алла, бывало, когда они ещё дружили семьями, учила стишкам на английском. Он их на раз запоминал. Вежливый такой был. Всегда 'здравствуйте, спасибо, пожалуйста'. Горе, большое горе пришло. Бедный Сева. Вот сидит он, отец, потерявший сына. Что может быть ужасней?
Алла подошла к Севе, нагнулась и обняла его.
Рычание вырвалось из Севиной груди, когда он резко развернулся и отшвырнул Аллу в сторону. Алла коротко ойкнула и тяжело упала на пол, сдвинув при падении журнальный столик, с которого при этом упала и раскололась на маленькие кусочки хрустальная ваза. Наступила тишина. Только издалека, словно из другой жизни, доносился голос диктора в программе новостей.
Сева смотрел на Аллу и постепенно сознание возвращалось к нему. Что произошло? Почему Алла лежит на полу? Это... Это же он её толкнул! Но он не хотел! Он даже не знает, как это получилось! А почему она не двигается? И не говорит ничего? Аллочка! Аллочка!!
Алла лежала на полу и вокруг головы растекалась красная лужа. Лицо её было удивлённым, зелёные глаза неподвижно смотрели застывшим взглядом на этот мир, которого у неё больше не было.
Сева бросился на колени, склонился над своей любимой женщиной - да, по-прежнему любимой! Она не дышала. Он приложил ухо к груди. Молоточки, которые он часто любил слушать вот так, обняв её перед сном, замолчали. Она была мертва.
'Что же я наделал! Боже мой, боже мой... Сына потерял, любимую потерял. Ничего я в этот мир не принёс, кроме разрушения'. Сева поцеловал ещё тёплые губы любимой последним нежным поцелуем и встал на ноги.
Мгновение он думал о чём-то, потом нашёл телефон и набрал номер милиции.
- Выезжайте по адресу, - и он дал им свой адрес. - Произошло убийство, - и положил трубку.
Он пошёл сначала на кухню и взял большой нож, которым Алла обычно шинковала капусту на зиму. Проверил лезвие, недовольно покачал головой. Нашёл точильный брусок и поработал над ножом с минуту. Потом пошёл в ванную комнату, закрыл сливное отверстие ванны пробкой, включил воду, снял банный халат, в который был по-прежнему одет, и переступил через бортик. Он с грустью смотрел на текущую из крана воду. Вот так, как вода, утекло его счастье, его любовь. Ничего больше не будет. И людей любимых не будет. И боли в сердце, переживаний тоже не будет.
Он провёл острием ножа по внутренней части левого запястья. Свежезаточенное лезвие легко рассекло кожу. Было не так уж и больно. Сева нашёл пульс. Тот был повыше запястья. Он положил открытую вверх запястьем руку на согнутое колено, приложил нож прямо над пульсом и с силой резанул, пока лезвие ножа не скрежетнуло по кости. Сева вскрикнул. На сей раз было больно. Очень больно. Рука безвольно лежала на колене, из неё фонтанчиком пульсировала кровь и, падая в воду, расплывалась там причудливыми фигурами. Скоро всё закончится, думал Сева. Несмотря на наполняющую ванну тёплую воду, ему было холодно. Глаза слипались, хотелось спать. Где-то вдалеке орали милицейские сирены. Потом всё исчезло.
- А-ах, Аллочка, хороша, хороша, - Сева потянул носом. - Коко Мадемуазель? М-м-м, изюминка, а не женщина, - и он широко раскрыл объятия, в которые Алла с готовностью шагнула, обвив длинными молодыми руками шею Севы.
- Эй-эй, полегче там! А то на дуэль вызывать придётся, - посмеиваясь, пошутил вышедший из ванной комнаты Петя и прошёл в сторону гостиной.
- Муж! - с шутливым возмущением обернулась к нему Алла. - Что ж ты без меня уходишь? Смотри, и вправду до дуэли дело дойдёт, - она уже не обнимала Севу, а стояла, подпирая кулочками бока и игриво потопывая носочком своей изящной туфельки по полу.
- Виноват, виноват, моя королева! - Петя поднял руки в знак капитуляции, подошёл к жене, обнял её и поцеловал в висок. - Никому тебя не отдам! - и они вместе вошли в гостиную. Их приветствовал многоголосый хор друзей и знакомых.
Из гостиной вышла Оля.
- Севочка, вазы закончились! Помоги мне с цветами, пожалуйста: налей в ванну немного холодной воды и положи их туда, потом разберёмся. Только не забудь ножки расщепить.
Сева принёс с кухни нож, взял из прихожей розы и пошёл в ванную комнату.
Вода быстро поднималась и розы плавали в ней, по-прежнему держа на плаву свои багряные головки. Сева начал рассщеплять и зачищать стебли. Где-то на седьмой розе он нечаянно полоснул ножом по пальцу и чертыхнулся. Больно! Капли крови падали в воду и растекались по ней причудливыми фигурами.
'Какая всё-таки Аллочка женщина. Мечта, да и только', - непонятно откуда пришла мысль.
В ванную заглянул Костя.
- Папа, ты скоро?
- Да я уже, похоже, закончил: видишь, палец порезал. Ты попроси у мамы пластырь, что ли, и принеси его сюда. Не хочу пачкать в доме.
Костя убежал и тут же вернулся с бинтом и йодом. Он помог папе забинтовать палец и вместе уже они пошли к гостям. Вечер продолжался, как ни в чём не бывало.