Март, поздний вечер, оттепель. Воздух пахнет весной и едва взявшимся к ночи морозцем. Время, когда соки пробуждающейся после долгой спячки зимы, необъяснимо волнуют кровь и рисуют возбуждающие картины в растревоженном приближением тепла сознании. Студенческие годы, что может быть прекрасней этих волнующих, бесшабашных и любвеобильных дней! Был и я влюблён в девушку, которая жила в общежитии, расположенным рядом с техникумом и имевшим с ним одну крышу. После восьми часов вечера пройти в общежитие было невозможно, даже оставив в залог свои документы, а вахтёры уже давно заприметили меня и никакие уговоры или объяснения не помогали, они были непреклонны. Но чего не придумаешь ради любви хорошенькой девушки. И я нашёл выход из этого непростого положения. Со стороны двора на крышу здания можно было подняться по пожарным лестницам, но низ лестницы, которая находилась в метре от окна общежития, был высоко от земли, так что взобраться на неё без дополнительной лестницы не представлялось возможным. Зато в другом конце здания до нижней перекладины лестницы можно было допрыгнуть и, подтянувшись на руках, взобраться на неё. Затем обойти по крыше здание и спуститься по другой, находившейся рядом с окном. Так я и делал. Заранее уславливались о времени свидания, она открывала окно на верхнем этаже, и путь к её объятиям оставался лишь делом техники.
Всё так и было в тот, особо запомнившийся мне, вечер. Взобрался на крышу иду почти по самому гребню крутой двускатной жестяной крыши четырёхэтажного дома. Местами на ней ещё лежат кучи подтаявшего снега. Крыша скользкая, стараюсь ставить ноги на плотный снег, который служит дополнительной опорой. Сверху открывается захватывающий вид на вечерний город. Я молод, беспечен и похож на большого чёрного кота, гуляющего по крыше под звёздным небом.
На полпути до цели, не выдержав моего веса, куча снега медленно оползает вместе со мной. Потеряв опору, падаю набок. До края крыши метра четыре. Вместе со снегом скольжу вниз, цепляясь руками в кожаных перчатках за соединительные рёбра жести. Перчатки намокли и скользят, почти не задерживая съезжающее тело. Боковым зрением отмечаю приближающийся парапет, высотой не более сорока сантиметров, из тонкой арматуры. Вся надежда на него. Ноги до коленей съезжают в открытый проём между его стойками и зависают в воздухе. Благо, успеваю ухватиться за тонкую арматуру. Треск, проржавевшая проволока не выдерживает нагрузки и ломается. Ноги уже почти полностью беспомощно свисают с крыши. Страха нет, испуг, накативший вначале, исчез, а мысли никогда ещё не были настолько чёткими. О чём я тогда подумал? Наверно, даже не подумал, а увидел себя висящим на краю крыши и ждущим скорой встречи с чернеющим внизу асфальтом. Арматура подрагивает в руках, отчаянно уцепившихся за неё. Едва живёт куцая надежда на то, что стояк парапета выдержит, и она не обломается совсем. В доли секунды жизнь проносится перед глазами. Давно забытые картины, люди, отношения, поступки, причём, видишь всё со стороны и понимаешь их истинное значение. Годы жизни мелькнувшие за доли секунды, это кажется невообразимым в обычных условиях.
До обледеневшего асфальта метров двенадцать. Кричать бесполезно, помощи не будет, остаётся только одно: выбираться самому, или - или... Сейчас мы здесь вдвоём, я и Смерть, неотрывно глядящая и готовая ухватиться за меня при первом же неловком движении.
Прижимаюсь животом к крыше, опасаясь, чтобы ноги не перевесили тело. Понимаю, что если не снять мокрые перчатки, которые скользят по соединительным рёбрам жести и не дают ухватиться за них, мне не выбраться. Не дыша, отпускаю левую руку и зубами стаскиваю с неё перчатку. Получилось, теперь, несмотря на холод, этой рукой изо всей силы держусь за жестяное ребро. Осторожно, по сантиметру, подтягиваюсь, перехватываю ребро и преодолеваю ещё несколько сантиметров. Вытаскиваю правую ногу из-под парапета, подтягиваю наверх, сгибая в колене, и цепляюсь её подъёмом на шатающуюся арматуру. Появилась ещё одна ненадёжная опора, но теперь мне предстоит отпустить арматуру и правой рукой тоже ухватиться за ребро. Как говорится, - смертельный трюк, но он удаётся. Стаскиваю зубами вторую перчатку, голыми руками держаться удобней. Подтягиваюсь выше теперь только на руках, тело уже полностью на крыше. Так цепляясь и извиваясь, добираюсь до конька крыши, сажусь на него, раскинув ноги по обе её стороны. Тело бьёт мелкая дрожь, руки замёрзли, растираю их жёстким снегом. Одна перчатка осталась за отворотом пальто, вторая упала на землю.
Постепенно успокаиваюсь, дрожь проходит, умиротворённо смотрю на огни вечернего города. Холодает, в голове пусто. Осторожно встаю и, стараясь ступать на жестяные рёбра, иду дальше, до желанной пожарной лестницы. Спускаюсь по ней на два метра и, прижимаясь к стене, влезаю в окно кухни на верхнем этаже общежития.
Говорят, что любовь требует жертв, на этот раз она меня пощадила.