Муж уехал. Он уехал! В аэропорту я стояла и смотрела через стеклянную стену, как он идет к рукаву самолета, показывает стюардессе посадочный талон, заходит в гармошку... оглянулся! Машет рукой! Я тоже помахала, а сердце стонет и стучит по ребрам, как головой по стеклу. Но я не плачу. Не ребенок ведь, да и ему от этого легче не станет.
Расстаемся. Расстаемся надолго первый раз за полтора года, что провели вместе. Вместе, каждый день - плещется океан любимых глаз напротив, светится улыбка, спешится домой, мечтается о встрече, каждую ночь засыпается с улыбкой. С улыбкой - потому что он рядом. Уехал!
В аэропорту я отвернулась от окна. Брат и сестра выжидательно смотрели на меня. *Пойдемте к панорамному окну*, предложил брат и мы согласно затрусили в другой конец зала. Самолет медленно ворочался по полю, потом замер, словно вздыхая и набираясь решительности, и помчался по взлетной полосе, набрал скорость, и был таков. Мы молча следили за его превращением в точку. Улетел.
Вот странно, он улетел, а ничего не изменилось. Летнее солнце все также жарило землю, по небесным просторам все также неторопливо ползли кудрявые барашки, ветер гонял бумажки по полю. *Может, я сплю? Так все непонятно и нереально.*
По дороге домой в автобусе мой стресс вылился потоком болтливости. Мне было не по себе; если я молчала, то в голове сразу собирались разные мысли, от чего становилось грустно и невыносимо хотелось плакать; чтобы не думать, я говорила. И говорила, говорила, говорила. И не всегда сама себя внимательно слушала.
Брат уехал к жене, сестра - домой, а я медленно поднималась к себе на этаж. Квартира огромная и пустая, хочется скромно присесть на табуретку в уголке и подождать пока квартира оживет. Но это глупости, я знаю, что я одна здесь теперь. Одна, а все же продолжаю прислушиваться - где же звуки шагов, мурлыканье на балконе, кастрюлькино звяканье на кухне?... Как тихо... Ветер лениво шевелит тюль.
Так тихо! Невозможно! Я включаю магнитофон, и, подумав, добавляю еще громкости. И звоню договориться насчет машины. Я так не могу, я еду в горы.
Горы! Моя первая любовь! Своими плавными холмами и некошеными лугами обнимите меня! Зарослями арчи и барбариса сокройте меня от тревог и забот! Уведите по извилистыми тропинкам, лилово отороченных чабрецом, мимо кумысных полян и беззаботных отар, мимо ледяной кристальной речки наверх. Наверх! Туда, где холодное дыхание ледников остужает кипящее сердце, где гордо стоят лишь камни, а все живое стелется под ними, где царствуют лишайники, где растет эдельвейс, где лишь орлы заметят меня, паря в бездонной вышине.
Там, на вершине, мир видится иным. Иным - необъятным и прекрасным, дома кажутся точками, люди - мурашками, а их проблемы - всего лишь комариной песней. Там постигаются истинные пропорции. И жить становится легче.
Там, на вершине, я упаду лицом вниз на сухую траву, и родная земля пропитает меня силой и мудростью. Я вдохну хрустальный воздух и затянутся царапины на сердце. И так было всегда. Спасибо тебе, моя прекрасная родина!
Горнолыжная база *Кашка-Суу* встретила нас, как всегда, хрустением гальки под колесами и радостным лаем собак. Собак-овчарок тут было целое семейство: хромой Полкан (чьи подбитая лапа и отсутствующий правый глаз свидетельствовали о боевом прошлом, Полкан пришел на базу сам - пришел и остался), красавица Дезя (вероятная причина основания на базе Пирата, большую часть времени лениво проводящая в тени под террасой), Босс и всеобщий любимец Лютик.
Лютик был еще подростком - веселым бестолочем. Красавец - весь в маму - и подхалим, он всегда получал лучший кусок из кухни. Его назвали Лютым, но пока ничего лютого в нем не находилось и он с готовностью отзывался на Лютика.
А я любила Босса. Он был совсем некрасивый, поговаривали, что Дезя нагуляла его от собаки проезжего чабана, а те нередко скрещивают своих собак с волками. Босс был черно-серый, будто пыльный, с длинной тупой мордочкой (как молоток, сказал кто-то) и с узкими раскосыми глазами.
И вот эти самые глаза... такими умными они были! По моему мнению, вообще бывает две разновидности собак - счастливые и умные. Счастливые, знай себе, гоняются за жуками, лают, играют с хозяевами, спят и проч., - живут, то есть, простой собачьей жизнью и запросто классифицируются как животные. А умные собаки живут той же самой жизнью, но порой ловишь на себе их взгляд, и аж не по себе становится. Кажется, что понимают они все, и знают больше нас, и невольно сравниваешь их с человеком.
Дезя целыми днями валялась в пыли у кухни и Босс взял на себя ответственность за воспитание младшего брата. Он играл с ним, учил его драться и разгонять забредающих на нашу территорию лошадей. Мы всегда с любопытством наблюдали за играми братьев, как они по очереди скачками носились друг за другом, изображая то охотника, то жертву.
Я бросила рюкзак на кровать, вышла из вагончика и отправилась вверх по склону. Вечерело и солнце клонилось к горизонту. Под ногами шелестели усыхающие травы и сердились потревоженные сверчки, сердце разрывалось одиночеством. Вдруг за спиной послышался хруст и хрипящая одышка, я обернулась - ко мне на всех парах подбирались дружные братья. Описав вокруг меня пару кругов почета и получив по порции ласк, они с деловым видом обогнали меня и принялись по-хозяйски обнюхивать все встречные кусты. Честно скажу, я обрадовалась - вместе как-то веселее.
Так, втроем, мы продолжили путь. Еще через двадцать метров Лютик потерял к путешествию интерес и, махнув мне приветливо хвостом, затрусил обратно, в сторону базы. Я с тревогой посмотрела на Босса. Уйдет? Я конечно понимала, что нет собачьего интереса со мною так вот ходить-бродить по горам, и не осуждала Лютика вовсе, но... но так не хотелось снова остаться одной!
Босс невозмутимо бежал рядом, продолжая сосредоточенно обнюхивать кусты и оставлять на них свои автографы, периодически поглядывая на меня и приветливо помахивая хвостом. Я с облегчением выдохнула.
Мы дошли до чашевидной поляны, где живет эхо, и, свернув с дороги, углубились в заросли разнотравья. Я неторопливо собирала зверобой и душицу, а Босс потерялся из виду в рощице арчи. Пели пчелы, возвращаясь домой с богатым урожаем нектара, издалека, с соседнего склона, доносились блеющие переговоры овец, лениво шелестел в цветах ветер. Солнце уже начало кидать косые красные лучи и позолотило склоны. Мир в спокойствии ожидал заката.
Вдруг из-за поворота донеслось ржание и ритмичное цоканье копыт. Передо мною появился чабан на видавшем-виды скакуне. Одновременно с другой стороны донесся хруст ломающихся веток и я увидела Босса, проламывающегося ко мне напрямик. Он с рычанием пронесся мимо меня и бросился к лошади. На матершином собачьем языке, брызжа слюной, он рассказал чабану, что с ним будет, попробуй тот приблизиться ко мне больше положенного. Потом развернулся и подбежал ко мне, старательно обнюхал, и, убедившись в моей сохранности, снова подскочил к лошади.
Я отозвала собаку к себе, парнишке лет четырнадцати и дела до нас не было, но седок с большими выразительными глазами постарался направить лошадь в обход. На меня нахлынула волна гордости и благодарности моему защитнику. Я, честное слово, почувствовала, что гуляю с настоящим Мужчиной!
Мы продолжили неспешную прогулку. На верхушке холма я села на травяной ковер, уложила свой роскошный букет рядом и пригорюнилась. Где же мой любимый? Чем сейчас занимается? Думает ли обо мне? Больше всего на свете, мне захотелось, чтобы он разделил со мной этот теплый вечер.
Сзади ко мне подошел Босс и сел рядом. Рядом, да так близко, что просто привалился на меня своим теплым боком. На мои глаза навернулись долгожданные слезы. Босс заглянул мне в лицо и вздрогнул хвостом. Я обняла его. Плечом к плечу мы любовались закатом.