Эндрю Грейвин - так на самом деле звали того, кто представился капитаном Энтони Шлинбергом для копошившихся в странном подземелье в чистом поле меж двух городов агентов ФСР - со скукой на лице мерил шагами одно из этих появившихся здесь словно бы само по себе помещений. Конечно, по настоящему Грейвин не испытывал никакой скуки, и ему с трудом удавалось держать себя в руках, дабы не превратиться в то, чем он являлся на самом деле - любопытной, готовой засунуть своё рыло в любые, самые затенённые и труднодоступные щель и угол, крысой. А тут, между тем, было действительно на что посмотреть, по крайней мере, над чем поразмыслить - помещение напоминало овощной погреб под частным домом или поместьем, в котором трудолюбивые фермеры складывают в прохладе дары своих земельных участков и всяческие консерванты, и в этом, наверное, не было бы ничего такого необычного, если бы не два "но" - во-первых, размеры его, кажется, значительно превышали размеры стандартного частного погреба и более всего напоминали размеры камеры хранения товаров в каком-нибудь крупном супермаркете, а, во-вторых, этот погреб не имел дома и хозяев и возник, если верить уже начавшим ходить в округе слухам, в таком месте где десятилетиями не бывало ни одной живой человеческой души. То есть словно бы вырос внутри земли сам по себе - но прежде него (что только лишь прибавляло странности всему этому) в ней появились ещё два помещения, не менее странных - что-то вроде прихожей в укреплённый подземный бункер, вход в который был защищён тяжёлым люком, металлическим забором с калиткой и четырьмя фонарями в каждом из углов ограниченной им квадратной территории; и какое-то непонятное подобие частного автомобильного гаража под землей, в котором агенты ФСР нашли автомобиль дорожной полиции штата, со скрючившимся на его заднем сиденье мёртвым полисменом, каким-то странным образом лишившимся и своей одежды и всей плоти на своих костях. Только сегодня Грейвин узнал, кстати, что несчастный, как оказалось, лишился своей жизни не вместе со всеми мягкими тканями своего организма, а в результате выстрела в голову из пистолета - эта деталь была не то что бы уж слишком важна для его частного журналистского расследования, но, услышав об этом, он всё-таки улучил подходящий момент, что бы спрятаться где-то между этих огромных стеллажей с разнообразными овощами, банками и соленьями (ну, ладно, само помещение, а эту-то хрень кто здесь поставил? может быть, это общественное продуктовое хранилище стаи каких-нибудь внезапно обретших разум енотов из ближнего подлеска?), и написать об этом в короткой заметке в личном блоге на IthinkIsay.com. Слава Богу, думал он, покончив со всем этим, и убрав маленький смартфон в потаённую ячейку в подошве своего как бы-армейского ботинка, что писать тут всего ничего, в противном случае они бы наверняка увидели, как я здесь копаюсь, и наверняка догадались бы, кто я - ведь эта штука запрещена территории Штатов, власти заблокировали её ещё год назад, как финансируемую службой внешней разведки Московии, и теперь заходить туда можно только лишь при помощи специальной программы... Да он бы, наверное, и не стал бы возиться со всем этим, впрочем, если бы запись потребовала бы большего внимания и времени, и, если оно то потребуется, то уж лучше он сделает это, когда выберется отсюда, у себя дома, вместе с Сарой - "Капралом Линсдэй" - в тишине и спокойствии... Вот бы ещё сделать пару фотографий этого места, или даже записать видео - но он точно помнил, что оставил портативную камеру в их фургоне, а возиться со смартфоном ему не хотелось - уж больно тяжело и хлопотно доставать его из подошвы ботинка, и прятать его там вновь, да и разрешение что снимков, что видео там очень низкое, потом чёрта с два что на них там можно будет разобрать... Может, камеру догадалась взять Сара, размышлял он, со всё той же скучной миной бредя вдоль стеллажа, и разглядывая одну из его полок, заставленной трёхлитровыми стеклянными банками с, кажется, засоленной капустой, спрятала её где-нибудь в манжете рукава, или в вороте куртки... Она вообще молодец у меня, думал он, очень неплохо держится для первой полевой вылазки, хотя перед тем, как сесть в фургон, а особенно перед тем, как вылезти из него, когда я остановил его у обочины рядом с этим полем, тряслась как осиновый лист, и, наверное, ещё немного б, и побежала бы к машине обратно... Но нет, всё-таки сумела взять себя в руки в нужный момент, хотя и сглупила в начале, и зачем-то начала разговаривать с этими солдафонами мужским голосом... Впрочем, судя по всему, последних это никак не обеспокоило, так что ладно... Ладно... Так что же всё-таки это за дерьмовая лестница? Куда она должна вести? Может быть - звучало это, конечно, довольно-таки фантастично, но учитывая вообще все странности этого места, то почему бы и нет? - она была признаком того, что в этом непонятном подземном комплексе вот-вот "вырастет" ещё одна комната?
В раздумьях он снял с полки одну из стоящих там банок, рассеянно повертел её в руках. С одной из её сторон была наклеена квадратная бумажка, явно вырезанная из тетрадного листа в клетку, и на ней тонким чёрным маркером, или фломастером было обозначено: "12/17/32". А это что ещё за хрень, чуть приподнялись его брови в удивлении, дата? Но что это тогда за месяц такой - семнадцатый? Чуть слышно хмыкнув, он попробовал открыть банку - и крышка, между тем, поддалась, довольно легко, практически без всяких усилий - а затем понюхал её содержимое. Действительно, это была кислая капуста, причём, судя по запаху, весьма свежая, без всяких признаков плесени или порчи, словно бы её засолили ещё в прошлом году. Какая нелепость, подумал он недоумённо, закрывая банку, и ставя её на место, если она была законсервирована ещё в тридцать втором, то, спустя почти что семьдесят лет, даже в банке, даже в погребе, она должна была бы необратимо испортиться, забродить, и вообще, эта банка должна была бы взорваться к такой-то матери... Но если это не дата, то тогда что? Время, в часах, минутах и секундах? Но кому бы это взнадобилось - посекундно отмечать время приготовления и консервации этой фигни, и при этом - забыть дату? Хотя, усмехнулся он немного нервно, кому бы вообще пришло в голову - строить здесь погреб, гараж, и всё прочее, да ещё и распихивать здесь всю эту хрень, включая патрульный автомобиль с мёртвым копом внутри - уж это явно запихнуть сюда было просто невозможно, надо было быть для этого покруче чёртова Гуддини, и быть способным протащить слона через бутылочное горлышко... Нет, покачал он головой, я однозначно должен исследовать это местечко как следует, прежде, чем до сюда доберутся настоящие военные, и засекретят тут всё, что только можно засекретить, как это было в случае с Розуэллом, или с инцидентом с падением кометы близ русского городка Усть-Дежнёвска. Быть может, тут кроется какое-то настолько сенсационное научное открытие, что даже визиты инопланетян, свидетельства общения с загробным миром, и тайные эксперименты властей крупных государств над новыми видами оружия массового уничтожения и с улучшением человеческой породы покажутся сущим детским лепетом, как изобретение презервативов из каучука рядом с открытием Общей Теории Относительности... Надо обнюхать тут всё и вся, и если нет возможности сфотографировать, то хотя бы запомнить тут всё... Можно даже что-нибудь отсюда стырить, какую-нибудь банку с джемом, или гайку, или болт из гаража... У Грейвина было несколько знакомцев, работающих в частных лабораториях, к которым можно было бы обратиться за помощью в лабораторном анализе любого из этих предметов, а таковой - Грейвин был практически не сомневался в этом - должен был дать какой-то крайне неожиданный результат... Но лучше всего, конечно, было бы, если у него появится возможность засвидетельствовать то, как за стеной этого погреба, там, где находилась ведущая в никуда лестница, "зарождается, или вырастает новая комната... Хотя - стоп, ведь парни из ФСР, кажется, уже говорили о том, что там, за ней что-то наклюнулось, что-то вроде коридора, и даже пробили какую-то дырку в стене...
Грейвин почувствовал, как его ладони вспотели - Боже мой, какой я дурак, идиот, давно уже надо было, федералы почти наверняка уже рассосались, разошлись по углам "погреба", а я верчусь тут, как вошь вокруг мошонки - в горле пересохло, а глаза забегали по сторонам, как у преступника, застигнутого врасплох во время полицейской облавы. Одна его рука самостоятельно, точно обрела свою собственную волю, потянулась к нагрудному карману его "как бы-военного кителя", там, где у него лежала, тщательно завёрнутая в полиэтиленовый пакетик, разовая понюшка старого доброго колумбийского кокса, но он, поднапрягшись немного, заставил её вернуться на место - не здесь, не сейчас. Сначала дело, а уж потом всё остальное. Чувствуя, как у него трясутся колени, он дошёл до конца стеллажа, и осторожно выглянул в центральный проход, желая узнать, кто тут есть поблизости, и...
- Энди, - шикнул ему кто-то со стороны, противоположной той, в которую он сейчас смотрел, и он, дёрнувшись, как от разряда током, обернулся. Сара шла к нему по проходу, так же оглядываясь по сторонам, но в основном смотря в его сторону, встревоженно и сердито - Где ты крутишься? Настоящие военные вот-вот нагрянут, а мы ещё здесь! Надо уходить отсюда, под любым предлогом, пока нас не разоблачили...
- Стой, - произнёс он, и вновь убрался за стеллаж. Сара, добравшись до него, тоже свернула туда, к нему - Мы не можем уйти отсюда так просто. Эта комната, в которую они пробили дыру...
- Да к чёрту её, Энди! - прошептала она раздражённо, и на секунду ему показалось, что сердитость в её взгляде сменилась страхом - Пусть сами разбираются с ней, если хотят. Я сумела сделать несколько фотографий, даже сумела кое-что припрятать отсюда, а теперь нам пора делать ноги, пока мы не зашли слишком уж далеко...
Его рука опять потянулась к карману - подсознание знало, что кокаин сделает его более быстрым, трезвым и убедительным разом - но он опять заставил её вернуться на место. Сара, прищурившись, подозрительно проследила за этим его жестом.
- Ты всё-таки взял его с собой, - произнесла она со злым укором.
- Сара, я не стал бы, - сказал он как можно более твёрдо - Это не профессионально, ты знаешь. Только после.
- Вот и отлично, - у неё был такой вид, как будто бы ещё секунда, и она, схватив его за руки, буквально поволочёт его к выходу отсюда - Давай, уходим отсюда, и в фургоне ты получишь это своё "после".
Он посмотрел влево, а потом вправо. Прислушался. Вокруг как будто бы ни единой живой души, кроме них. Возможно, что господа федералы вообще вышли сейчас из "погреба", и теперь сидят в "гараже". Быть может, им там даже спокойнее. Нет, он ни в коем случае не должен покидать это место, пока не заглянет в новую комнату. Надо только придумать какую-нибудь отмазку...
- А ты сфотографировала... Ту дыру в стене, которую они пробили над лестницей?
- Да, да, сфотографировала... Я сфотографировала уже всё, что можно, у нас теперь есть такой компромат в фотографиях, что эту штуку уже можно продавать через Интернет, на сайте недвижимости... Пойдём скорее! Военные...
- Да с чего ты взяла, что ФСРовцы уже кому-то там позвонили? Для них военные - это мы, и те ребята, которые якобы сидят в нашем фургоне. Мы просто ждём, пока нам вернут наши телефоны, что бы позвонить им, и...
- Господи, Энди, ну он же говорил, что должен позвонить своему начальству, и доложить обо всём, что здесь происходит, что бы выяснить, что им всем делать дальше...
- Сара, их начальство из ФСР, а не из Министерства Обороны...
- Да как будто бы есть разница! Позвонят, расскажут им про нас, а им скажут, что их вовсе не уведомляли в том, что сюда отправляются какие-то военные...
- Сара, Сара, успокойся, - он попытался положить руку ей на плечо, но она тут же сбросила его с себя - Ты совершенно забыла о том, что наши документы об оповещении и разрешении оформлены не от имени их непосредственного начальства, а на начальника их отдела. С пометкой "секретно". Это значит, что начальнику отдела не рекомендуется распространяться о нас начальнику их группы. Быть может, они уже позвонили ему - и он велел им пока оставаться тут, не заподозрив в нашем появлении ничего такого особенного... Сама посуди - уже прошло столько времени...
- Сколько времени? - нахмурилась Сара возмущённо - Да ведь прошло всего-то семь минут! Боже, Энди, ты, что, всё-таки успел снюхать чёртову дозу?!
- Нет-нет, - заулыбался он, взмахнув для верности пару раз руками перед собой - Ничего подобного, как ты могла подумать - на самом деле, конечно, снюхал же, но, разумеется, не здесь, а когда они были в дороге, и он остановил фургон, потому что ему якобы приспичило - Как я мог бы пойти на такое обдолбанный?! Просто всё это вокруг... Знаешь, так необычно, странно... Как будто бы мы с тобой попали в какой-то фантастический триллер...
- Триллер, - хмыкнула Сара мрачно, и оглянулась по сторонам, с таким видом, как будто бы она и в самом деле была персонажем какого-то остросюжетного фильма, за которым охотились какие-то неведомые тёмные личности - Вот-вот, именно триллер это всё мне и напоминает... Я всё-таки прошу тебя, Энди, давай уйдём отсюда от греха подальше! Мне здесь не по себе - и дело не только в ФСР, и военных. Мы с тобой, кажется, лезем куда-то совершенно... Ну, не туда. Это место, оно, - она опять оглянулась по сторонам, но на сей раз не только лишь в горизонтальной плоскости, но ещё обвела взглядом тускло освещённый потолок, и верхушки стеллажей рядом, точно там мог кто-то прятаться - Меня прямо в панику от него бросает... Можешь мне верить, а можешь - нет, но моя женская интуиция подсказывает, что...
- Это что же, - оборвал её Грейвин с усмешкой - Ты хочешь сказать, что я ничего не чувствую, потому что я - мужчина?
- Нет, это потому что ты, нахрен, почти наверняка сейчас вусмерть обдо... - Сара не смогла завершить свою фразу, которую она начала говорить уже совсем злым и раздражённым тоном, потому что в центральном проходе зазвучали чьи-то шаги, быстрые и тяжёлые - тот, кто шёл сюда сейчас, был явно настроен очень решительно, и возможно даже, рассерженно.
- А, вот вы где, молодые люди, - сказал старший в находящейся здесь оперативной группе ФСР, добравшись до их прохода, прежде, чем они смогли куда-либо спрятаться - Пойдёмте. Мне нужно спросить вас кое о чём.
Сара застыла на месте, с ничего не значащим выражением лица, хотя было понятно - она с трудом удерживается от того, что бы не ткнуть Грейвина в бок локтем, или не скривить ему злую физиономию.
- Хорошо... Хорошо, - выдавил из себя Грейвин - Мы... Сейчас... А в чём, собственно, проблема?
Он ожидал, что старший группы - его фамилия, если ему не изменяла память была Джонсон - многозначительно скажет "сейчас узнаете", или "не испытывайте моего терпения", или ещё что-нибудь, подходящее к этой ситуации, но тот, помявшись на месте, произнёс почему-то немного нерешительно:
- Ну, в общем-то, мы могли бы разобраться прямо здесь, на месте, но я просто подумал, что вам вдруг... В общем, - он откашлялся - Я позвонил своему начальству, сообщил им о результатах наших исследований... Сообщил о вас, - в наступившей вдруг тишине Грейвину показалось, что у Сары пропала возможность дышать, но тишина была секундной, а агент Джонсон продолжил - Мне сказали, что если уж за дело взялись военные, то мне, и моей команде тут делать уже нечего. Так что я бы с радостью оставил здесь вас, но... Знаете, только не вдвоём... Здесь, как мне кажется, совсем не то место, что бы кто-либо оставался здесь вдвоём... Вы ведь сказали, что вместе с вами сюда приехали ещё четверо?
- Ну да, приехали, - невольно заулыбался Грейвин; по его мнению, ситуация с людьми из ФСР уже начала разрешаться - Конечно же, мы позовём их сюда, сразу же, как вы уедете...
- Ну уж нет, - покачал Джонсон головой, нахмурившись - Так, ребята, не пойдёт. Сначала позовите их сюда, и, когда они здесь появятся, мы и отправимся восвояси. Я, конечно, понимаю вас - вам не терпится осмотреть здесь всё как следует, сделать какие-то свои выводы - но я никогда себе не прощу, если здесь с вами, двумя молодыми ребятами, что-нибудь случится...
Да отвянь же ты, папаша, подумал Грейвин про себя раздражённо, и улыбка пропала с его лица, или ты так и будешь бегать вокруг нас, как квочка вокруг садка с цыплятами. Разумеется, он прекрасно понимал - несмотря на то, что был слегка вне себя от наркотиков - что беспокойство шефа ФСРовцев могло заключаться вовсе не в его обращённом на них двоих чувстве опеки и ответственности, но и в завуалированной попытке проверить их, но и мысли его были такими же лживыми, как и это условие, поставленное им Джонсоном. А потому и внешняя реакция его была такая же, как и внутренняя - он скорчил слегка раздражённую мину, и точно таким же тоном - а ля "да какое Ваше дело, чёрт Вас возьми!" - сказал:
- Знаете, сэр, мы, конечно, не тянем на ветеранов вооружённых сил, но это вовсе не говорит о том, что с нами случится что-то за те десять-пятнадцать минут, пока мы ждём подкрепления, - подумав, он прибавил - И лучше бы вы отдали нам наши вещи, что забрали, включая наши телефоны, что бы мы могли вызвать по ним его...
- Что? - встрепенулся Джонсон, а потом торопливо зашарился по карманам - Да, конечно же, я вам всё отдам... - он вытащил оба телефона, а потом отдал один из них сначала Грейвину, потом Саре - Ничего не перепутал - это именно ваши, так ведь? - и Грейвин, и Сара молча кивнули ему в ответ, а тот, уперев руки в бока, покачал головой - И всё-таки я настаиваю, что бы вы дали нам возможность дождаться вашего подкрепления - всё-таки это совсем не то место, в котором можно было бы легко относиться к чему бы то ни было. Все эти возникающие словно бы сами собой комнаты... Причём вход в одну из них возник практически у вас на глазах... Кто знает, что там может оказаться - а вам двоим почти наверняка уже давно не терпится наведаться в неё.
- Поверьте, мы успеем дотерпеть до того, как здесь окажется наше подкрепление - сказал Грейвин, продолжая притворяться человеком, который если и скрывает отсутствие у себя терпения, то исключительно только лишь из вежливости (но вообще, искренне недоумевает, какого чёрта здесь продолжают делать чужаки, когда бразды правления этим делом на себя уже взяла его организация) - Мы тоже не без головы...
- Вот как?
- Ну разве бы нас допустили к такому делу, если бы мы хотя бы чуть-чуть не понимали, в чём тут происходит?
- В том-то и проблема, что, как мне лично кажется, одному Господу Богу ведомо, что же тут на самом деле происходит...
- Не преувеличивайте, - хмыкнул Грейвин, на сей раз изобразив голосом, и выражением лица многозначительность, и одновременно гордость своей несомненно более высокой, чем у любого иного, не принадлежащего к особым кругам в военном ведомстве страны смертного, осведомлённостью - Не только лишь один Господь Бог должен понимать в этом, уж поверьте...
Джонсон вздёрнул брови, изображая нечто вроде удивления, однако, подумав, опять покачал головой.
- Мы - я и моя команда - всё-таки подождём снаружи, за изгородью - на всякий случай. Против этого господа из военного министерства, надеюсь, ничего иметь не будут?
В сказанной им фразе не было ни тени насмешки, но, тем не менее, она разозлила его до такой степени, что он чуть было не наорал на Джонсона, что бы он убирался. И дело было, конечно, не в каком-то там тщательно скрываемом неуважении к нему, а в том, что этот тип ему не верил - ни в то, что они военные, ни, тем более, в то, что они какие-то там особенные военные. И смотрел на них, как на подростков, которые заигрались в свои игры - просто что-то мешало ему высказать это прямо им в лицо. Скорее всего, отсутствие доказательств - а то, что у них на самом деле не было никакого подкрепления, и они приехали на своём фургоне всего лишь втроём, было бы отличным доказательством тому, что они именно что никакие не военные. Вот он тут и мялся.
Правда, то, что их фургон был пуст, было не совсем верно - если быть точнее, Грейвину было кому позвонить туда сейчас. Пусть даже этот звонок был бы и фальшивкой.
- Как пожелаете, мистер Джонсон, сэр, - оскалабился он вдруг - Но только за оградой, хорошо. Эта территория объявляется зоной военного расследования, и вам следует покинуть её.
Сара, всё ещё стоя рядом с ним, как-то странно дёрнулась, словно бы в микроскопическом припадке эпилепсии, но, опять же, взяла себя в руки, и продолжила стоять рядом, как ни в чём не бывало. Он сделал вид, как будто бы не обратил на это ровным счётом никакого внимания, и, подняв вернувшийся к нему телефон на уровень груди, стал набирать номер. Джонсона, всё ещё не спешащего никуда уходить - несмотря на предупреждение - он как будто бы уже не замечал. Нажав кнопку вызова, он поднёс телефон к своему уху.
- Дин, - сказал он, услышав, что короткие гудки наконец кончились, и им на смену пришли звуки чьего-то тяжелого, сонливого дыхания - Дин, ты меня слышишь?
"Да", буркнул кто-то так же сонно; было ясно, что звонок Грейвина заставил его придти в себя в тот самый момент, когда он решил прикорнуть на минуту-другую, облокотившись о рулевое колесо в кабине их фургона.
- Дин, нам нужно подкрепление... Нет, ничего особенного, просто люди из ФСР решили, что им пора уезжать отсюда, а мы останемся тут всего вдвоём. Скажи остальным, что бы шли сюда, понятно?
"Понятно", пробормотал голос. И дурак бы сообразил, что на самом деле ему станет всё понятно только спустя несколько секунд после того, как этот сеанс связи прекратится.
- Вот и отлично, - Грейвин фальшиво заулыбался, естественно, не своему телефонному собеседнику, а для того, что бы его удовлетворение текущим положением дел заметил Джонсон - Главное, ни о чём не беспокойтесь там, лады?
"Ага", буркнули в динамике телефона, а вслед за этим отключились, по собственной же инициативе. Грейвин покосился на телефон с некоторым удивлением, а затем засунул его в карман своего кителя.
- Ну, вот и всё, - сообщил он Джонсону, улыбаясь ему ещё шире, чем прежде - Сейчас, минут через десять они будут здесь. Вы можете уводить своих людей отсюда.
ФСРовец недоверчиво приподнял брови на это, но затем тоже заулыбался, и закивал головой.
- Что ж, хорошо, - сказал он, и, хотя улыбка его была вроде искренней, взгляд его неотрывно следовал за зрачками Грейвина, в этот самый момент почти наверняка мечущимися из стороны в сторону - Тогда мы пойдём. Очень приятно было с Вами познакомиться, лейтенант... Э-э...
- Шлинберг, - подсказал ему Грейвин - Моя фамилия Шлинберг. И, кстати, я капитан, а не лейтенант.
- Ох, извините, капитан... - он протянул руку Саре - И Вам удачи, капрал Линсдэй, - Сара тоже натянуто улыбнулась ему в ответ - Если что - то мы снаружи...
С этими словами он повернулся к ним спиной, и зашагал по проходу назад, прочь от них.
Когда звуки его шагов стали слышаться уже в соседнем помещении, в гараже, Сара, округлив глаза, повернулась к нему, и возмущённым, прерывистым полушепотом поинтересовалась.
- Эй, ты, чёртов наркоман, что это ты вообще такое задумал?! Ты вообще в своём уме, или нет? У нас в фургоне один только водитель, да и тот похож на военного так же, как я - на Первую Леди Великой Страны! Он вообще почти наверняка спит сейчас!
- Вот и пускай спит себе дальше...
- Что-о-о?!!!
- Я говорю - пускай спит себе. Я ему сказал, что бы он не волновался, и он будет сидеть в фургоне безвылазно, а мы с тобой пока зайдём в ту новую комнату, сделаем несколько снимков, прихватим оттуда чего-нибудь, а потом быстренько свалим отсюда. Больше ничего я на сегодняшний день не планирую, ясно?
- Но...
- Этим придуркам из ФСР скажем, что у нас произошла небольшая накладка - дескать, один из членов нашей команды почувствовал себя плохо - и нам нужно срочно возвращаться на базу. Вот и все дела, поняла? - Грейвин опять заулыбался, на сей раз искренне и торжествующе, даже гордясь своей ловкой задумкой - Ну, что, пойдём? Нам нужно сделать всё как можно быстрее, что бы у этой братии не возникло никаких лишних подозрений по поводу нас.
Сара, бледная, как мел, отошла от него в сторону, и привалилась спиной к стеллажу, заставленному банками с чем-то вроде мёда или животного жира.
- Энди, - пробормотала она таким тоном, что Грейвину подумалось, что им вовсе не придётся сочинять историю о внезапно почувствовавшим себя очень плохо члене их команды - Энди, ты с ума сошёл... Нет, я никуда не пойду, слышишь...
- Эй, эй, а ну, прекращай! - забормотал он встревоженно, и, подойдя к ней, положил руку ей на плечо - но она тут же её сбросила - Ты, что, хочешь сорвать нам все планы? Что за причуды, чёрт возьми?
- Энди, мне страшно, - ответила она - Очень страшно, я не испытывала такого страха с тех самых пор, как мне прекратили сниться регулярные детские кошмары, и я перестала верить в то, что в моём шкафу сидит Билли Кригер. Давай, - теперь она положила руки ему на плечи, причём - обе, причём притянула его к себе - Просто уйдём отсюда. Нам хватит того материала, который у нас уже есть, просто за глаза, его одного вполне хватит для того, что бы сделать сенсацию, да такую, что о ней будут говорить ещё годы спустя...
- Сара, но я не могу, - он картинно приподнял брови, и сделал жалобное лицо, про себя недоумевая, что же это за страх, и откуда он вообще взялся у его компаньонки. Он сам, к примеру, ровным счётом ничего не испытывал; место казалось ему, безусловно, странным, отчасти - неприятным, вызывающим неясную тревогу, но что бы говорить о страхе, настоящем, безусловном, явном страхе, от которого начинала кружиться голова, в животе пустело, а ноги становились столь слабыми и непослушными, что, кажется, ещё немного, и ты обделаешься на месте - нет, такого не было - Он сказал, что дверь в новую комнату уже открыта, ты понимаешь? Как я могу теперь взять и пройти мимо неё? Какой же я после этого журналист? Я же не буду уважать сам себя после этого!
- Энди... Энди, послушай меня, всему есть свой предел. Ты журналист, и я журналист, но мы не настолько отчаяны, что бы засовывать свои головы прямо в жерло вулкана. Мы же не едем на Филиппины с тобой, не пытаемся проникнуть инкогнито на территорию, допустим, Персии или Циня... Зачем нам лезть туда?
- Сара, - его глаза опять забегали, он смотрел поверх её головы, и пытался принять какое-то наиболее верное в этой ситуации решение - Сара, вот что... Давай сделаем так - ты идёшь сейчас на выход - вроде бы того, что у нас в фургоне какие-то проблемы, и я послал тебя узнать, в чём там дело, а я сам тем временем...
- Нет!, - резко воскликнула она, столь громко, что даже сама испугалась, и заоглядывалась, а потом продолжила, уже шепотом - Один ты туда точно не пойдёшь, это я тебе гарантирую!
- Да как ты меня удержишь? Свяжешь меня по рукам и ногам, положишь на пол, и сделаешь мне миньет, пока я лежу?
- Энди, это... Не смешно! Никуда ты не пойдёшь, слышишь?
- Пойду, с тобой, или без тебя, - он самодовольно заулыбался - Решай.
- Энди...
- Господи, Сара, да мы давно бы уже всё сделали, если бы не этот глупый спор. Я не собираюсь оставаться в этой дурацкой комнате до самого утра. Просто несколько снимков... Ну, и какой-нибудь предмет... Всё, прекрати цепляться за меня, если не хочешь, что бы я отволок тебя туда прямо на себе, как рюкзак!
- Энди, не надо, я прошу... - теперь она положила - да не одну, а обе - руки ему на плечи - Я люблю тебя, и...
- Я знаю, что ты меня любишь, - по непонятным причинам её слова только лишь раззадорили его ещё больше, он стал напоминать самому себе рыцаря, отправляющегося в опасный поход, и прощающийся со своей прекрасной дамой, остающейся ждать его в его же родовом замке - Но мы пришли сюда не просто лишь для того, что бы сделать несколько дурацких снимков, по сути своей, без соответствующих комментариев не значащих ровным счётом ничего - нет, Сара, мы пришли сюда за сенсацией!
- Какова же будет сенсация, если там с тобой что-нибудь случится!
- Да ничего там со мною не случится! Ну, ладно, довольно, пропусти меня, - он не слишком-то деликатно, но всё-таки довольно аккуратно, и не спеша, снял её руки со своих плеч, и торопливо прошествовал по коридору между стеллажами вглубь, там, где он выходил на ещё один проход, идущий рядом со стеной. Сара немедленно догнала его, и попыталась пойти сначала с ним рядом, но он намеренно пошёл чуть в развалку, приближаясь то к одному стеллажу, то к другому, не давая ей возможности поравняться с ним.
На ходу он слышал, как Сара, следуя за ним, продолжает упрашивать его оставить эту затею, и шмыгает носом - кажется, в эти секунды она чуть не плакала. В любой другой день он почти наверняка прислушался бы к своей подруге, особенно к её слезам - Сара была девушкой неглупой, и совершенно не боязливой, а вместе с ним решалась на очень многое, хотя бы вот даже на это, и у неё прекрасно работала интуиция, и он понимал, что если что-то внезапно заставило испытывать её страх и недоверие - что уж там говорить о плаче - то это вовсе не то, мимо чего можно просто взять, и пройти мимо; но сегодня ему как будто бес окрутил - и Грейвин шёл себе и шёл, и не обращал на свою девушку ровным счётом никакого внимания. Вместе с ней они дошли до поворота, и он свернул налево, туда, где по его уже составленной внутри головы схеме этого непонятного подземного строения, находился вход в новое, уже четвёртое в этом комплексе помещение. На повороте Сара чуть отстала от него, даже остановилась на секунду, но, наверное, оценив, что расстояние между Грейвином и, с неровными краями, дырой-проломом в стене, которую и представлял из себя этот пресловутый вход, составляет всего лишь несколько футов, наоборот, припустила за ним со всех ног. Она почти что нагнала его, и хотела было схватить его за руку, и остановить, но недавнее секундное замешательство стоило ей удобного момента, и Грейвин, уже добравшийся до бреши стене, сумел ловко, почти что как будто бы не специально вывернуться от неё, и взошёл по короткой, раньше как будто бы вмазанной в сам бетон стены (а теперь явно удлинившейся, и ведущей куда-то внутрь, и чуть вверх, во тьму) лестнице и одним резким движением ступил за край пролома, как будто бы через порог самой обыкновенной, настежь распахнутой двери.
Он услышал, как Сара за его спиной, ахнув, резко замолчала, и прекратила умолять его. Он с кривой ухмылкой оглянулся назад, на неё, и от его выражения лица ему стало самому слегка не по себе. Сара, сняв свою дурацкую армейскую кепочку, смотрела на него во все глаза, щёки у неё были мокрые от слёз, а рот полураскрыт, а его уголки опущены вниз. Она была бледна как мел, и её трясло, а в глазах её читался столь дикий ужас, что невольно казалось, что ей за шиворот упала ядовитая змея, или тарантул размером с детскую ладошку. Ему вдруг захотелось спуститься обратно, наружу, к ней, обнять её, погладить по голове, сказать, что всё в порядке, что она зря так переживает (переживает? да ты посмотри на неё как следует, она же вот-вот просто в обморок упадёт от ужаса, разве ты этого не видишь?!), может быть, даже и впрямь уйти отсюда вместе с ней... Но для этого уже было как будто бы слишком поздно, и это его желание перекрывалось другим, гораздо более сильным, и мыслями о том, что если он уже ступил на этот путь, то его следует теперь пройти до конца. Он зачем-то подмигнул ей - как будто бы этот жест должен был немедленно её успокоить - а затем, повернувшись обратно, стал взбираться по лестнице выше.
Подымаясь, он то одной, то другой рукой проводил по стенам, идущим вдоль этого лестничного подъёма, опираясь на них, оценивая на глазок его ширину (выходило, кстати, где-то около полуметра), а заодно пытаясь найти здесь нечто вроде выключателя, с помощью которого можно было бы не мучаться, и не пробираться тут впотьмах. Последнее ему удалось найти ступеньке на десятой, и он, повернув его, тут же заморгал с непривычки - освещение здесь было гораздо ярче, нежели в погребе, и било чуть ли не прямо ему в лицо - несколько настенных бра на простых, с позолотой, изогнутых ножках, были установлены где-то чуть выше уровня головы взрослого мужчины среднего роста, а одно из них висело на стене как раз рядом с ним. Проморгавшись, он двинулся дальше - наверху, ещё ступеней через двадцать, была видна дверь, вполне себе настоящая, даже домашняя с виду, из тёмного дерева (или с деревянной облицовкой), и бронзовыми ручкой и накладкой на замке. Он поймал себя на мысли, что где-то уже видел подобную, в каком-то недавно просмотренном им фильме, или быть может, даже наяву, но только дверь эта вела совсем не с лестницы, ведущей куда-то в подвал или погреб, а была входной, или, по крайней мере, межкомнатной.
- Энди, ну не ходи туда, ну, пожалуйста! - пискнули откуда-то снизу, и Грейвину почему-то на секунду показалось, что он вообще не понимает, кто это, и к кому он сейчас обращается - голос его слышался как будто бы сквозь пелену сна. Он, оглянувшись по сторонам (стены лестничного марша покрывали шелковистые, в узорах, чуть подпорченные влагой обои - как будто бы он и в самом деле оказался в чьём-то доме, в гостях у какой-то в меру зажиточной, стандартной по всем параметрам североамериканской семьи), последовал дальше, только лишь ещё быстрее и бодрее, чем прежде.
На ходу он вытащил свой сотовый телефон, и включил на нём камеру. Сначала он настроил на ней режим фотосъёмки, но потом, подумав, переключил её на съёмку видео. Видео с телефона получалось не Бог весть какого качества, рябило и мутнело вплоть до совершенной невозможности угадать, что там на нём происходит, но, во-первых, так можно было снимать, и не отвлекаться всякий раз, когда нужно сделать новый снимок, а, во-вторых, у него дома, на компьютере, была специальная программа для обработки видео низкого качества, которая, по сути, тоже не делала чудес, но какие-то ключевые моменты, зафиксированные в процессе съёмки, с её помощью расшифровать можно было.
Вот, дверь наконец таки оказалась перед ним. Он переложил телефон со включённой камерой в левую руку, взялся за ручку, и повернул её. Замок щёлкнул, а ручка повернулась - а чего другого он, собственно, ожидал, ведь в конце-концов дверь-то вела, если следовать логике, именно в подвал, вернее, в погреб - и он потянул дверь на себя. Она открылась почти совершенно бесшумно, без всяких скрипов и шорохов, как могла бы открыться дверь, за которой постоянно следят хозяева дома, в которой она находится, регулярно смазывают ей петли, и каждую смену сезонов проверяют, не разбухла ли, или не ссохлась ли она. Грейвин почти что напугался - а вдруг за ней и впрямь находится чьё-то вполне обитаемое жилище, и он вот-вот явится непрошеным гостем в чью-нибудь гостиную, где какое-нибудь милое семейство смотрит телик, или играет с детьми (или гостями) в криббидж, или просто спит где-то поблизости, в своих спальнях (последнее было наиболее вероятно, учитывая, какой был сейчас час)... Но нет - за дверью было темно, причём темнота была такая, словно бы он заглянул в огромный аквариум, до краёв наполненный густыми чёрными чернилами... И звуков не было никаких - ни чьего-нибудь сонного сопения, ни тихих разговоров вдали, ни даже тиканья часов. Дверь словно бы вела в какую-нибудь древнюю гробницу, вроде усыпальницы фараонов внутри пирамид в Гизе, причём ещё до того, как оные усыпальницы открыли, и там ещё не было ни единой живой души, кроме многовековой пыли, мумий, камня и золотых побрякушек...
Однако что таковой делать здесь, на восточном побережье Северо-Американского континента? Какая-то загадочная индейская цивилизация? Ага, ну как же, древняя цивилизация, которая заготавливает варенья и маринады впрок, содержит пустующий автогараж, и оклеивает стены лестничных спусков обоями в весёленький цветочек...
Но ведь если там, за дверью, должна находиться чья-то гостиная, то, стало быть, есть дом, в котором и находится эта гостиная, а если таковой есть, то он должен быть виден снаружи, и они бы увидели его ещё тогда, когда только лишь подходили к нему...
Но и древняя гробница - да что бы угодно - должна была быть увиденной ими сразу! Если только что-то из них не успело вырасти, там наверху, само по себе, пока они находились внизу...
Всё это было настолько странно, нелепо, настолько не влезало в рамки человеческого мышления Грейвина, что даже сбило с него его лёгкое наркотическое опьянение, и на секунду он почувствовал ужас - тот самый, который сейчас, наверное, испытывала его всё ещё находящаяся внизу подружка... Грейвин мотнул головой, словно бы пытаясь согнать с себя какое-то наваждение, и тут же, почти что сам ничего не замечая, полез рукой в нагрудный карман своего кителя, раскрыл пальцами лежащий внутри него пластиковый пакетик, взял из него понюшку кокаина, поднёс его к носу, вдохнул... Лёгкая изморозь прошла от его носовых пазух, и прямиком в мозг. Он опять мотнул головой, стёр остатки кокаина со своих ноздрей. Всё. Ужас ушёл. Он снова мог работать.
- ЭНДИИИИ!!! - послышался снизу крик, такой жуткий, что, казалось, от него даже стены должны были свернуться узлом, и затрястись в припадке ужаса - ЭНДИИИ!!!! ВЕРНИИИИИСЬ!!!!!
Энди Грейвин постоял немного, хлопая ресницами, и внимая собственному приходу, потом, подумав, поднёс сотовый ко рту, как диктофон, и сказал в него:
- ** ** ****го года, Эндрю Бенджамин Грейвин, репортёр виртуального информационного издания "Мы Знаем Всё", штат Вирджиния, примерно в 30 милях к северо-западу от Ньюпорт-Ньюс, близ городов Гринлейк и Кранслоу, - замолчав, он помедлил немного, и прибавил - Загадочный подземный комплекс со входом посреди дикого и необитаемого поля, предположительно, растёт сам по себе, без вмешательства человека, - замолчал ещё на секунду, закончил шёпотом почти что интимным -И, предположительно, это грёбаная сенсация!
Он приоткрыл дверь пошире, потом, осмелев от наркотика, распахнул её настежь, так что она ударилась ручкой о стену лестничного пролёта - несильно, но всё-таки ударилась. Потёр нос, чуть зажав его между большим и указательным пальцем, и чувствуя себя не то агентом Береговым из старого вечернего сериала про инопланетян, не то Индианой Джонсом (или смесью того и другого, но это выглядело бы, наверное, немного странно), вошёл внутрь.
Сара внизу покричала ему ещё немного, а потом, решив, очевидно, что дело это бесполезное, замолчала. Он не слышал ни того, ни другого. Он опять искал выключатели на стене рядом с дверью. Нашёл, повернул его, включил свет вокруг.
Сделал несколько небольших, осторожных шагов вперёд, оглянулся.
Нет, всё-таки это была чья-то гостиная, но совершенно пустая - коврики на полу и на стенах, мебель в виде диванов, кресел, журнального столика, подставки для ног, стоящий перед ними прямо на полу телевизор, несколько книжных полок вдоль стен, по большей части заставленных всякими безделушками, кашпо с цветами, картина на стене за телевизором (морской пейзаж со стоящими в гаванью кораблями, довольно безвкусный, на его взгляд), окна. Дверь, ведущая куда-то ещё. Взгляд Грейвина, между тем, почему-то привлекла не она, а именно окна - всего два, справа от картины, слева от картины, и довольно большие, в такие приятно в погожий денёк полюбоваться на собственный сад, и на своих детей, играющих там, или даже на бассейн на заднем дворе, если живёшь уж особенно шикарно... Впрочем, ничего такого из них видно не было, даже ночного пустого сада - только темнота, какая-то сплошная и непроглядная, как будто бы эта непонятная гостиная повисла посреди космической пустоты - или даже нет, в беззвёздной щели между галактиками. Грейвин опять мотнул головой - ощущение того, что он находится в каком-то участке Вселенной, где нет даже космической пыли, вновь сбило с него дурман кокаинового кайфа - опять пихнул пальцы в карман, опять приложился носом к вытащенной из него щепоти кокса, потом поднял телефон со включённой на нём камерой на уровень своей груди, медленно повернулся вправо, влево, прошёл немного дальше, к дивану перед телевизором, опять повернулся, на сей раз более широким полукругом, почти что сделал круг вокруг себя. Поднёс телефон ко рту, сказал:
- Мы видим перед собой гостиную, - заполненные густой темнотой окна притягивали его взгляд, как будто магнит - Чья она, неизвестно, хозяев не видно и не слышно, - нет, уж их-то он должен снять точно - Окна гостиной. Я даже не знаю, куда они ведут... Сплошная загадка... - он подошёл к стоящему напротив телевизора дивану, бегло осмотрел поверхность журнального столика. Несколько журналов в стопке, один раскрыт на середине, и закрыл собой обложку верхнего, с разворота на него натужно лыбился качок, разлегшийся под штангой, и, по видимости, приготовившийся выполнить жим лёжа; рядом с журналами стояли настольные часы с круглым циферблатом, и подставкой в виде каких-то позолоченных буклей - Грейвин подошёл к ним, и из любопытства взял их в руку. Часовая и минутная стрелки их остановились на половине третьего, а секундная замерла где-то в районе четверти минуты. Грейвин дёрнул плечами, поставил часы на место. Наверное, их-то я и возьму с собой, подумалось ему, обычно в часовых механизмах скапливается столько пыли... Хотя, нет, лучше всё-таки журналы, один или два. Интересно, что могли бы читать люди, живущие в таком доме, как этот? Неужели просто что-нибудь вроде "Gracia" или "Мужского Здоровья"? Впрочем, сначала, конечно же окно... Но куда бы могли вести окна в такой гостиной? Что эта за чёртова чёрная муть за ними? Неужели это и впрямь ночная степь за пределами самого настоящего дома, который каким-то невероятным образом не могли заметить сразу же ни люди из ФСР, ни они с Сарой? Но, чёрт возьми, каким образом можно не заметить слона посреди гостиной... Окна в гостиной... Что за чёртовы каламбуры... Грейвин повернул камеру телефона от себя, так что бы окна были видны в неё - Подхожу к окнам... К одному из них... Ох, чует моё сердце, что сейчас, мои дорогие читатели... То есть, зрители, конечно же... Что сейчас мы с вами увидим нечто такое, чего человеческий взгляд и разум ещё не касались ни разу за всю историю своего существования...
Нет, нет, это всё-таки не просто ночная темнота, подумал он, приблизившись к нему почти что вплотную, даже с учётом того, что сейчас пасмурно, и ни на небе, ни вокруг на улице не видно не зги. Слишком густо, слишком непроглядно, как будто бы там, снаружи, бушует какая-нибудь жестокая пылевая буря, как в каком-нибудь из Юго-Западных штатов, какими их обычно показывают в кино, и по телевизору. И даже гуще, ещё кромешнее. Как будто бы всё снаружи до самых краёв заполнили угольно-чёрным жирным пластиком, или нефтью, и теперь эта гостиная болталась посреди всего этого, как будто какая-нибудь субмарина в толще океанских вод. В его груди вновь заворочалось неясное беспокойство - а туда ли он позволил завести себя своему любопытству? - и через секунду это беспокойство перестало быть неясным, и стало вполне себе оформленным, а ещё через мгновение - и вовсе стало страхом, и Грейвин почувствовал себя космонавтом, который встал перед открывающимся шлюзом, и уже приготовился выйти в открытый космос... Но который, в принципе, ещё не вполне убедился в том, что именно сейчас и именно ему стоило бы это сейчас делать... Вполне естественно, что он опять потянулся к карману, к наркотику, который там лежал, и снова принял порцию (кстати, говоря, его маленький запас был уже почти что на исходе, почти что самые крохи, скопившиеся в уголках пакетика, ему бы пришлось здорово потрудиться, что бы выковырять их, взбреди ему в голову вдохнуть ещё сегодня) - но, странное дело, она ему не помогла, хотя он и чувствовал воздействие кокаина на свои мозги, и страх продолжил расти внутри него, постепенно превращаясь в ужас, а ещё в жгучее желание поскорее удрать отсюда, прочь из этой чёртовой гостиной, и от этих треклятых окон, вид из которых открывался как будто бы в какое-то запредельное ничто, находящееся вне пределов всех возможных и невозможных Вселенных...
- Окно примерно... Примерно в рост человека... - пробормотал он дрожащим голосом, и сглотнул внезапно появившийся в горле ком - Вернее, оно начинается у самого пола... И... Нет, оно чуть-чуть выше моей головы... В принципе, это, наверное, не так уж и важно, под рост стандартного мужчины его высоту подогнать всё равно можно... - его рука, удерживающая телефон, словно бы сама по себе, всё больше и больше и больше приближалась к стеклу, которое отделяло его от скопившейся за окном кромешной темноты, и он, вздрогнув, тут же отдёрнул её, словно бы испугался, что в момент соприкосновения эта преграда лопнет, как плёнка мыльного пузыря, и зловещая тьма немедленно засосёт его в себя, как ожившая болотная тина - Что находится за ним, разглядеть невозможно... Может, улица... Может, какие-то другие комнаты?
Другая его рука, свободная, опять потянулась к карману с остатками наркотика, неосознанно, потому что разумом (да и подсознанием тоже) он уже ощутил, что кокс ему сейчас будет, как мёртвому припарка. Усилием воли он остановил себя, и опустил руку вниз - что толку тратить далеко не бесплатную дурь в тот момент, когда она совершенно ему не помогает? - а затем отступил от окна назад...
Может, и впрямь лучше свалить отсюда к такой-то матери?
Но, всё-таки как же, чёрт возьми, эта штука напоминает нефть... Быть может, это всё из-за блеска стекла?
Грейвин нервно облизнул губы, бросил взгляд в сторону двери, через которую сюда вошёл, потом зачем опять посмотрел на журнальный столик, на лежащие на нём пачку журналов, и на остановившиеся часы. Взять оттуда кое-что, в качестве вещественного доказательства, подумал он, и всё - валить. Журналы и видеозапись. Да. Вполне достаточно. Весь "МЗВ" будет смотреть на меня, и на Сару, как на героев, а уж когда это обнародуют во всём Интернете... Нет, нет, этого вполне достаточно. Хорошего помаленьку...
Крадучись, как будто бы опасаясь того, что из под дивана, журнального столика, или ещё какого-либо присутствующего здесь предмета мебели на него вдруг выскочит нечто невообразимое, и единым махом затащит его в свою тёмную и пыльную обитель, дабы пожрать его там, Грейвин подобрался к столику, протянул руку к часам... Погоди-ка, зачем мне часы, одёрнул он себя, как будто бы я хотел взять журналы... Пальцы его, точно не замечая его собственных мыслей - делаю быстрей, чем думаю - сомкнулись на прохладной (судя по всему, это была эмалированная керамика) дугообразной верхушке предмета, потянули его вверх...
- Да что за чертовщина, - рявкнул он, и почти что с усилием разжал пальцы. Часы с глухим стуком повалились обратно, на поверхность стола, и, не удержавшись в прежнем состоянии, опрокинулись вперёд. Теперь он видел их заднюю часть, матово белую, с маленьким ключиком для завода, торчащим точно в центре, головками подвода времени, и, наверное, установки будильника, какой-то рычажок в дугообразной прорези - всё это в комплексе напоминало ему бледную физиономию карлика-идиота, улыбающегося ему, уставившегося на него пустым, блестящим взглядом... Как в том московитском мультике про Аленький Цветочек, подумалось ему внезапно, осталось только найти ожившие канделябр, чайник и чашки, а ещё - Лесное Чудище, которому, очевидно, и должна принадлежать эта непонятная домина... Грейвин представил себе Лесное Чудище, мохнатое, клыкастое, красноглазое, похожее на помесь кабана, гориллы и льва одновременно, расположившееся на этом самом диване, и вяло листающее мужской журнал под аккомпанемент "Шоу Опры" или финала Национальной Лиги по телику, и нервно хихикнул - небось, такое не станет дожидаться внезапного появления Красотки Мэри в своей жизни, а предпочтёт тихую ежевечернюю дрочбу на порнуху по кабельному... Он убрал руку, и выпрямился, и его взгляд, словно бы сам по себе, вновь упал на окна, и на тьму, в чьи мрачные, потусторонние глубины они выглядывали; затем, моргнув, вновь покосился на лежащие на столе опрокинутые часы. Довольно тяжёлая штуковина, что скажешь, спросил он сам у себя неожиданно, швырнуть такие в стекло - и оно почти наверняка должно будет разбиться... Только вот шума от этого будет Бог знает сколько... А если тут всё-таки кто-нибудь живёт, и услышит весь этот дребезг? А если этот кто-то - далеко не тот парень, в чьей гостиной ты хотел бы оказаться, даже учитывая то, что ты оказался здесь чисто случайно, и явно не желал наносить никакого вреда его имуществу? Быть может, он и вовсе мог оказаться не парнем, и не девчонкой, и вообще - не человеком, потому что какой бы нормальный человек решился обосноваться здесь на жильё?
Но часы можно было бы завернуть в покрывало с дивана, или в собственную же одежду, в тот же китель, например... Тогда можно будет подойти к стеклу поближе, хряснуть завёрнутыми в тряпку часами по стеклу, и разбить его бесшумно...
Почти бесшумно. Посмотри, какие они высокие. Стёкла немедленно попадают на пол, разобьются, а ещё, не приведи Господь, упадут на тебя самого...
Тогда я всё-таки запущу их издали. Тут всё равно наверняка никто не живёт. Это место - чистейшей воды аномалия, образовавшаяся тут за считанные часы, может быть, даже десятки минут, так кто же здесь может жить? Чужие? Далёки?
Ага, ещё прибавь каких-нибудь инфернальных демонов и монстров, которых так любит расписывать Интернет-публика в своих так называемых "жутких историях", услужливо подсказало ему уже почти что доведённое страхом до истерики подсознание, какие-нибудь Тонкие Чуваки, или Люди-Мотыльки, или что-нибудь в этом духе... Место аномальное, так почему бы и не обитать здесь обитать какому-нибудь чёртову дерьму из городских легенд, а? Только не говори, что эта мысль утешает тебя больше, чем если бы тут могли водиться люди.
Утешает. Утешает! Люди существуют на самом деле, а вся эта мифическая дрянь - не более, чем выдумки разных праздных растяп, которым нечем занять себя в свободное время...
Про такую штуку тоже сказали бы - праздная выдумка. Комнаты, которые растут под землёй сами по себе. Ха! Выдумали специально, что-то новенькое, что бы пощекотать нервишки скучающим пользователям какого-нибудь заштатного Интернет-портала, посвящённого мистике...
Уходи отсюда.
Уходи.
Нечего тебе здесь делать.
Возьми эти долбанные часы, или журналы, или и то, и другое вместе, и катись отсюда подобру-поздорову. Не тебе разнюхивать тут. Лучше пожалей свою девчонку, и спускайся к ней, пока она с ума не сошла от страха за тебя...
Грейвин шмыгнул носом, опять потянулся к столу, на сей раз к журналам. Мимоходом он заметил, что в том, что был раскрыт, всё-таки, помимо фотографии, существует ещё и подпись к ней, но вот только сделана она не при помощи латиницы, или кириллицы, а с помощью каких-то непонятных символов, похожих на не то стилизованные циньские, или же японские иероглифы, не то на арабскую или семитскую вязь. Он где-то уже видел нечто подобное, только в гораздо более грубом написании, не то высеченное в камне, или на дереве, или оттиснутое в застывшей глине...
- Чёрт подери, я, в конце-концов, журналист, или сопливый ребёнок, который трясётся от каждого шороха?! - вдруг воскликнул он громко и раздражённо, совершенно не обеспокоенный тем, что его сейчас может кто-нибудь услышать - Нет, так дело не пойдёт - нужно идти до конца!
С этими словами он всё-таки схватил лежащие на столе часы, и силой, почти что не глядя, запустил их в одно из окон. Затем схватил журналы - сразу же всю пачку - и, зажмурив глаза, приготовился дать дёру отсюда.
Но что-то его смутило, и он остановился. И тут же понял, что именно. Никакого звона разбитого стекла вслед за своим броском он не услышал, а это значило, что он либо промахнулся, либо то, что стёкла в окнах были гораздо крепче, чем должны были быть в теории, и брошенного в них часов-будильника, хотя и весьма увесистого, здесь было мало.
Он прекратил жмуриться, и посмотрел в сторону окон. Так и есть. Оба целы - точно там и не было никаких стёкол, и будильник был просто выброшен им во тьму за ними... Но нет, видно же, как они поблескивают...
Точно пространство за ними до самого верха заполнено густой чёрной нефтью, или смолой.
Сунув журналы под мышку, он осторожно подошёл к ним, посмотрел сначала на одно - с виду абсолютно целое, потом на другое. А вот второе не обошлось без повреждений, и он тут же заметил тонкую серебристую линию трещины, змеящуюся где-то от середины стекла, и спускающуюся к низу. Там, где она начиналась, была заметна небольшая, почти что неразличимая невооружённым глазом выбоина, и от неё, вверх и в стороны, шли другие трещины, меньше и тоньше.
Ну, спросило у него подсознание, теперь уже едва дышавшее от ужаса, может быть, теперь с тебя хватит?
Нет, сказал он сам себе, и тут же прикоснулся к стеклу ладонью, к тому самому месту, в которое, он, очевидно, и угодил своим будильником.
Какое оно, однако, должно быть, толстое, подумалось ему, и он чуть погладил стекло ладонью, ощущая его гладкость и прохладу, и скол, трещину, которые, как будто бы какая-то микроскопическая аномалия, нарушали их, наверняка не меньше полудюйма толщиной... И зачем ставить такие в собственной гостиной? Разве что ты - крупный мафиози, или вусмерть крутой коп, которого ненавидит и жаждет уничтожить абсолютное большинство представителей криминала в твоей округе...
Внезапно, помимо гладкости, прохлады, и неровности трещины в них, ладонь Грейвина почувствовала влагу. Он испуганно отдёрнул руку назад, и посмотрел на неё, полагая, что случайно поранился об острую грань скола.
Но нет, не поранился... Если конечно же, его кровь вдруг, ввиду каких-нибудь невероятных, диких обстоятельств, не превратилась из алой в густо-чёрную...
И немного липкую.
- Ох, дьявольщина, - пробормотал Грейвин, и на негнущихся ногах сделал несколько осторожных шажков назад от окна. В воздухе запахло чем-то неживым и маслянистым.
Вся трещина в окне сочилась крупными, похожими на чёрный жемчуг, или осетровую икру, каплями, и они медленно скатывались, ползли по стеклу вниз. На полу, у нижнего края стекла, скопилась небольшая чёрная лужица. Было слышно тихое, едва заметное потрескивание - как будто бы кто-то медленно крутил стеклянный стакан в наполовину полной песка сахарнице, или давил его крупинки на поверхности лакированного стола.
- Надо валить отсюда, - пробормотал Грейвин, с видом идиота кивая самому себе - Надо ва...
И тут трещина в стекле превратилась в разлом.
***
Они стояли, укрывшись плащами от дождя, возле окружавшего вход в странный подземный комплекс сетчатого забора, в чуть больше, чем десяти футах от ворот в нём, и ждали. Чего конкретно - Джонсон и сам пока не знал, хотя и понимал, что делать тут им уже нечего, что, настоящие ли то были военные, или нет, но их начальство уже решило, что его команде тут делать уже нечего, и теперь они могут возвращаться обратно, в гостиницу в городке неподалёку, где сняли номера на ночь на всякий случай, а то и вовсе - в Вирджиния-Бич, в штаб-квартиру отделения штата. Его ребята, к тому же, были страшно недовольны тем, что он заставил их торчать тут - им всем, как одному, хотелось как можно скорее покинуть это омерзительно-влажное, пропитанное дождём и ночной темнотой поле, забраться в тёплую и сухую машину, и сгинуть из этих мест так быстро, насколько это вообще возможно. Но Джонсон не мог позволить им сделать этого, хотя его самого это желание донимало не меньше, чем их, потому что отлично выработанное за все годы его службы седьмое чувство подсказывало ему - уйдёшь сразу, и тогда тебя и твоих парней будут ждать такие неприятности, что эти несчастные десять десять-двадцать минут в иссечённой надоедливым дождём октябрьской тьме покажутся вам трёхмесячным отпуском на Багамах.
Вот потому-то они тут и стояли - потому что его профессиональная интуиция (или, как он слышал, называли её некоторые учёные профессора, быстрое или же сверхмышление) говорила ему о том, что пусть они и не могут сейчас знать всех обстоятельств происходящего, но в итоге именно они могут привести к некоей катастрофе. Возможно даже, что она должна была случиться вот-вот с минуты на минуту...
- Шеф, - обратился к нему Прайс, и в голосе его чувствовалось едва ли не страдание - Мы сейчас вымокнем тут до самых костей, и никакие плащи нам с вами не помогут. Давайте оставим этих молокососов в покое - мне как-то не особо улыбается выйти на больничный через пару месяцев после отпуска...
- Да, шеф, давайте всё-таки пойдём - поддержал его Джорис - Случись там у них чего - они бы давно уже...
И тут, где-то чуть вдали, и ниже уровня земли, послышался вопль, протяжный, отчаянный и болезненный, как будто бы кому-то заживо пытались отрезать голову. Боль и ужас в этом крике ощущались чуть ли не физически, хотя это и не был какой-то пустой, бессмысленный вопль - женщина что есть мочи кричала:
- ЭНДИИИИ!!! ЭНДИ, ВЕРНИИИИИСЬ!!!!
Его подчинённые запереглядывались, испуганно и удивлённо.
- Что ещё у них там за Энди нарисовался? - спросил Ламро невесть у кого спустя несколько секунд, после того, как крик закончился - Среди них вроде не было никаких Энди, ведь верно, шеф?
Джонсон кивнул ему, молча, и чуть заметно, два или три человека поддержали его своими, куда более активными, кивками, и возгласами.
- Что, опять лезть туда, шеф? - поинтересовался у него Прайс, хотя по его мине, пусть даже и наполовину скрытой капюшоном плаща, было легко понять, что он предпочтёт залезть по пояс в пасть дохлой акуле, нежели вновь спуститься вниз, через видневшийся вдали, на возвышении, люк - Всем вместе, или мне... Послать туда кого-нибудь?
- А ну-ка тихо, - шикнул на него Джонсон; тишина внизу, начавшаяся сразу вслед за прозвучавшими там криками, показалась ему далеко не полной - Никто никуда не полезет... Давайте туда, за забор...
Ламро, стоявший к калитке ближе всех, открыл её, и все они, один за другим, прошли на огороженный забором квадратный пятачок земли.
- И что дальше?
- Да тише, говорят же тебе!
Он не ошибался - чуть слышный шум, который, как ему показалось, он услышал сразу же после криков, через пару секунд обернулся в громкий (относительно, конечно же, того места, где он слышался) и гулкий топот человека, со всех ног бегущего внизу в их сторону.
- Ламро, Беллин, где лестница? Всё ещё там, в люке?
- Нет, сэр, мы убрали её...
- Зачем, идиоты? Она тут, где-то поблизости?
- Да, положили снаружи, рядом с забором... Нет, сэр, ведь это же наша лестница...
- Наша, не наша... Как бы они выбрались оттуда? Несите её сюда!
Топот внизу прекратился, как раз примерно где-то под крышкой с люком, то бишь, в "прихожей". Кто-то негромко, вполголоса, чертыхнулся, и испуганно пробормотал что-то. Голос был женский.
- Прайс, поди глянь, кто там.
Прайс коротко кивнул, взобрался на возвышение с люком, заглянул внутрь.
- Мэм, это вы? - спросил он, встав рядом с люком на колени, а руками упершись в его край - То есть, сержант... Что произошло? Это Вы сейчас кричали?
- Где, чёрт вас возьми, лестница?! - заорали на него изнутри в ответ - Неужели она настолько для вас дорога, что вы пожалели оставить её для нас?...
- Мэм, не кричите, успокойтесь, - сказал Прайс; голос его звучал глухо и гулко, как будто бы он говорил в трёхлитровую стеклянную банку - Сейчас мы её вам принесём... Что у вас там случилось? Может, нам стоило бы спуститься к вам?
Девушка, стоящая внутри прихожей, горько заплакала.
Вернулись Ламро и Беллин, с лестницей, и с помощью Прайса засунули её обратно, внутрь люка. Раздался частый и громкий металлический стук - девушка взбиралась по ней наверх.
- Пожалуйста, простите нас, мы не хотели ничего дурного, - кинулась она немедленно к Джонсону. Дождь, как назло, к этому моменту только усилившийся, немедленно вымочил её до нитки, и теперь по её лицу было совершенно непонятно, то ли она продолжает плакать, то ли её лицо мокрое от дождевой воды. Но выглядело оно страшно - искажённое диким ужасом, и болью, оно выглядело, как у женщины, которая пять минут тому назад узнала, что её ребёнок погиб в каком-нибудь жутком теракте - Мы... Мы не военные, мы журналисты... А Энди - он дурак, чёртов наркоман, он... Он взял и полез в эту ужасную комнату! Простите нас, мы не хотели... Только лишь пара снимков, да увидеть всё собственными глазами... А он... С ним там случится что-то страшное... Мы с ним уже три года, как вместе, а он или погибнет там, или сделает что-нибудь страшное, я знаю!...
Джонсон тихонько сжал её плечи. Ком подступил к его глотке - и он уже почти что начал молиться про себя о том, что бы суметь вернуться с этого проклятого поля домой. Хотя бы на следующей неделе.
Он хотел было предложить этой молодой, влезшей в чёрт знает что за дерьмо вслед за своим опрометчивым и бесшабашным приятелем особе успокоиться, но тут всё так же стоящий на крышке "прихожей" со всё ещё открытым люком Прайс посмотрел на него, и сказал громко:
- Шеф, мне кажется, что там, внизу, ещё что-то...
- Что - что-то? - предложил ему уточнить Джонсон немедленно, хотя, кажется, начинал уже слышать это нечто и сам - Сюда, к "прихожей", идёт кто-то ещё?
- Нет, сэр, не похоже, что это кто-то живой... Да Вы вслушайтесь сами... Как будто бы течёт вода... Много воды, сэр.
Дикий, панический ужас объял его медвежьей хваткой, и на секунду он застыл, сознавая, что не может сдвинуться ни вперёд, ни назад, ни даже пошевелить языком и губами, что бы произнести что-нибудь в ответ - и этой секунды хватило ровно на то, что бы он и сам вдруг услышал всё, о чём ему говорили - шум и гул, как уже и было сказано, похожий на звуки потоков воды, при этом довольно мощных, а не каких-то там слабеньких струек или ручейков, в таком случае, он бы, наверное, ничего и не услышал. Пожалуй, сейчас речь шла о целой водяной лавине, текущей откуда-то сверху вниз, бурно, с бурлением и пеной, как содовая из упавшей на бок пластиковой бутылки с оторванным горлышком, и очень, очень быстро, наверное, в эти самые секунды на глазах затопляя собой все помещения этого странного подземного комплекса. Что это такое, чёрт возьми, могло бы быть, подумал он в панике, прорыв каких-нибудь местных подземных источников? Он бросил скомканное "извините" всё ещё стоявшей рядом с ним заплаканной девушке-псевдосержанту, и, бросившись к люку, предложил находившимся рядом с ним подчинённым слезть обратно, на землю, после чего влез наверх сам, и, стараясь заглушить собственную интуицию, которая, теперь превратившись в сущую панику, уже фактически орала ему, что бы он немедленно убирался прочь отсюда, заглянул вовнутрь.
Но там, внизу, на полу "прихожей", ничего не было - никаких признаков воды, или каких либо других жидкостей, которые уже давно должны были, судя по всем этим звукам, достичь этого помещения, или хотя бы начать плескаться через порог между ним, и "гаражом". Может быть, это была не вода, а что-то, гораздо более прозрачное, или нечто, что по цвету практически не отличимо от цвета пола? Какая-то чушь, да пусть даже совершенно идентична, он бы всё равно смог её увидеть, ведь она же не невидимая... И её журчание слышится уже совсем поблизости, как минимум - уже в "гараже". Кое-как, где на четвереньках, где на корточках, и держась при этом за край люка, он переместился на другой его край, и снова заглянул внутрь, рассчитывая, что таким образом сможет хотя бы отчасти углядеть то, что происходит в "гараже" - но и там на полу - по крайней мере, на том его участке, что он кое-как сумел увидеть, было совершенно сухо...
Земля вокруг вдруг вздрогнула и просела вниз с тихим гулом - точно чего-то напугалась, и решила скрыться от этого, забившись, прильнув к собственным недрам. От этого внутреннего толчка крышка, закрывающая "прихожую", чуть перекосилась вправо, и тоже ткнулась вниз, а Джонсон, ползающий по ней, ахнув, чуть было не полетел внутрь люка вперёд головой, но, тут же резко отпрянув, вместо этого кубарем, с проклятьями, полетел назад, через спину, и на землю.
Кто-то из его парней подбежал к нему, поднял на ноги, спросил, всё ли в порядке. Он мельком огляделся по сторонам - все, кроме Ламро (а это именно он помог ему подняться), в испуге побежали к калитке в заборе, и тоже очумело озирались по сторонам, и только девушка, с вытаращенными от ужаса глазами, и руками, прижатыми ко рту, смотрела поочерёдно только лишь в двух направлениях - то в сторону покосившейся крышки "колодца", то на него самого.
Опять толчок - ещё сильнее, чем прежде - и один из четырёх фонарей, стоявших по углам огороженной забором территории со скрежетом сломался чуть выше середины, и повалился вниз, тут же погаснув, и сломав собой одну из секций сетчато-рабичного ограждения. В воздухе вокруг повис тяжёлый, маслянистый запах - не то сероводород, не то природный или сланцевый газ, в любом случае, нечто горючее, и явно не пригодное для того, что бы кто-то поблизости игрался спичками.
- Дьявольщина, - выдохнул Джонсон, чувствуя, как в ушах его паровым молотом тяжко бухает его собственное сердцебиение - А ну... А ну валим отсюда. Немедленно!!!
Никто не заставил себя долго ждать после этого. Девушку, продолжавшую глотать свои сопли, и с выжидающе-испуганным видом ожидать чего-то, стоя на месте, Прайс и Беллин подхватили под руки, и теперь силком поволокли её ко всё ещё раскрытой калитке в заборе, тоже под воздействием внутренней тряски уже слегка покосившемся. Джонсон, через каждую секунду оглядываясь назад, через плечо, выбежал с огороженного этим забором участка последним, и он увидел, как крышка над входом в подземный комплекс, чуть подскочив на месте, вновь упала, и впилась в землю, погружаясь в неё ещё больше, чем прежде. Когда они все уже были за пределами этого места, в чистом поле - но никто не останавливался, потому что землю продолжало трясти, как в приступе эпилепсии, и все продолжали бежать вперёд, в принципе, зная, что конечная цель это обочина дороги со стоящими на последней автомобилями - он увидел, как люк на крышке сорвало, и отбросило куда-то вверх и вбок, словно бы неаккуратно сорванную крышку с шампанского, и из неё вверх сначала ударила, но потом сразу же стала опадать струя чего-то очень тёмного, фактически чёрного, и явно гораздо более густого, нежели просто вода, пусть даже внезапно и забившая из каких-то подземных источников.
И этот запах, подумалось Джонсону, и он невольно замедлил свой бег, тем более, что чем дальше они удалялись от этого странного места, тем меньше становилась и подземная вибрация, хотя на первый взгляд это было не очень-то и заметно, этот запах... Он такой, как будто бы где-то неподалёку проводится разработка нефти, или её же переработка, а если и не нефти, то природного газа... Хотя нет, всё же это нефть, он помнил этот запах ещё со времён своей работы в Техасе, там этого дерьма было полным полно, в Далласе, например, его можно уловить в любом из уголков города, стоит только принюхаться как следует... Но откуда же тут быть нефти, ведь эти места отродясь никогда не были ею богаты...
Может быть, это было какое-то тайное подземное хранилище, в которое нефть свозили какие-нибудь махинаторы из разработок в Северной Атлантике, или даже в Канаде, что бы потом продавать её тайком кому-нибудь без учёта налогов и отслеживания государством?
Но ведь, с другой стороны, очевидцы, первые обнаружившие вход в эту штуковину под землей, в один голос утверждали, что ещё несколько дней тому назад ничего подобного здесь не было. Да и он сам, и его парни видели своими глазами, как помещения в этом комплексе вырастали сами собой - ещё три часа тому назад здесь ничего не было, и вот, нате, новая дверь ведущая неведомо куда... Если уж тут и задействованы какие-то мошенники, торгующие из под-полы нефтью, то какие же у них должны иметься в наличии технологии, что бы с их помощью проворачивать такое, да ещё, фактически, без всякого участия человека в этом?
Тряска вдруг закончилась, так же резко, как и началась. Джонсон, несмотря на то, что остальные продолжали нестись вперёд, как угорелые - и практически уже добежали до обочины - остановился, поглядел назад опять. Теперь вход в подземный комплекс был совсем далеко, и из-за ночной дождливой мглы его было практически не разглядеть, но всё равно, даже отсюда можно было определить, что вход в него пострадал, и не слабо, потому что два из четырёх находившихся там фонарей уже не горели, а те, что остались в живых, кое-как, но всё-таки освещали и перекошенную, до половины ушедшую в землю крышку, и искорёженный, частично упавший на землю забор. Было бы здорово, вдруг подумал Джонсон, если бы эта чёртова штука и впрямь провалилась бы теперь внутрь самой себя, и погребла бы вход в себя навеки, так и оставшись в памяти лишь немногих людей странной, но недолговечной аномалией...
- Шеф, - окликнули его впереди, и тоже остановились. Это, кажется, был Джорис - Что Вы там застыли? Неужели надумали вернуться?
- Н-нет... Нет, - выдавил он из себя, морща нос от странного, совершенно не уместного тут запаха - Ничего подобного... Бегите скорее в машину, и пусть кто-нибудь позвонит начальству, и сообщит, что тут произошло. Девчонку увозим с собой...
- А Вы, шеф, что же Вы?
- Да я сейчас, сейчас, погодите... - он опять оглянулся назад, и вдруг обнаружил, что над местом странного подземного выброса не то нефти, не то чего-то, очень на неё похожего горит уже не двое, а трое фонарей, причём один из них зажёгся, повиснув над землёй под углом в сорок пять градусов, как будто бы с лукавством заглядывая своим огоньком Джонсону прямо в лицо.
Что, парень, небось думал, что нам конец?
Джонсон, сощурившись, злобно и испуганно чертыхнулся, а потом, повернувшись в сторону дороги, побежал к ней.
***
Нынешней ночью была не смена доктора Кендстина, и в клинике, по идее, на посту дежурного вместо него должна была находиться старшая медсестра, миссис Эрнхоп, но он милостиво отпустил его сегодня, и решил провести эту ночь на посту дежурного самостоятельно.
Оуэн Кокс, его старый приятель, ещё по школьной скамье, отлучился где-то после часа ночи, пообещав при этом, что вернётся где-то к трём. Минула уже половина четвёртого, а его всё не было, и Кендстин, рассевшись за стойкой дежурного поста (и выгнав из-за него предварительно какого-то молоденького санитара, нанятого сюда недавно), тихо зевал, и тёр глаза, пытаясь уловить смысл какого-то новостного ролика, идущего в ночном эфире круглосуточного кабельного канала NBC.
Как они там только не выматываются, думал он, смотря на круглое, румяное и щекастое, буквально пышущее здоровьем лицо диктора, который в это самое время, кажется, рассказывал ему краткое содержание недавно случившегося скандала между Великой Страной, и Московией, связанного с каким-то происшествием на границе с калифорнийскими владениями последней - не то через неё возжелал пробраться шпион, не то просто какой-то недалёкий балбес на своём "пикапе", возжелавший поохотиться на дичь в тамошних лесах, ведь это же просто с ума надо сойти - круглые сутки талдычить в своей студии одно и то же, с утра, и до глубокой ночи, сменяясь с друг-другом каждые три или четыре часа, и лишь изредка разбавлять свои новостные блоки чем-то новеньким. Тут пришлось бы нелегко даже самому зрителю, который вдруг взялся бы смотреть всю эту фигню целый день, что уж там говорить о тех, кто там у них зарабатывает этой нескончаемой говорильней себе на кусок хлеба с маслом. Откинувшись в кресле, он взял лежащий у себя на коленях пульт, и переключил канал. Попался детский, по нему транслировали бесконечных "Роджера и Ванни", и в этот самый момент хитрозадый московитский заяц пытался заманить глупого волка Роджера в берлогу к спящему, ввиду зимы, медведю.
- Господи, кому же в голову могло бы придти смотреть ночью весь этот бред? - ругнулся Кендстин сонно, в пол голоса, и снова переключил канал. Теперь это был музыкальные клипы, выступал какой-то слащавый мальчик из Восточной Германии, в костюмчике с галстуком, и зализанными на бок волосами. Хит сезона: "Aivengo - Ja Lybly Tebja". Пел, естественно, на московитском, сейчас даже американские исполнители, даже те зашивленные придурки, любители ковбойских шляп, клетчатых рубах и банджо с Аппалачей или с болот у Миссисипи, включали в свой репертуар песни на московитском, потому что это модно, понятно любому человеку на земном шаре, и вообще, приносило как исполнителям, так и их продюсерам, здоровенную кучу бабла, а первым, к тому же ещё, и статус мировой знаменитости. Кендстин мрачно хмыкнул - если у этого Айвенго таковой статус уже есть, то малолетние ссыкухи должны были вешаться на этого слюнявого щенка при галстуке целыми пачками, по обе стороны Атлантики, или же Тихого океана, и некоторые бы даже выучили бы ради него русский язык, и им было бы абсолютно плевать, что сам парниша, по большей части, шпарит исключительно - ну, или по большей части - на немецком.
Почесав затылок, Кендстин пощёлкал кнопками переключения каналов ещё немного, а потом выключил телевизор совсем. Хотел было встать из-за стойки, и пройтись по больнице немного (а заодно разбудить того молодого санитара, или его сменщика, Альпинни - всё равно Кокс, если он всё правильно понимал, не был намерен возвращаться сюда сегодня) - но тут в холле грохнула входная дверь, и внутрь больницы, усталый, мокрый и явно чем-то недовольный, всё-таки ввалился его старый приятель.
Он было направился сразу же вперёд, в сторону самой амбулатории, попутно махнув Кендстину рукой, но тот сразу же остановил его, и кивнул в сторону гардероба, фигурально вроде бы как обязанного находиться в закрытом состоянии в ночное время.
- Постой, постой, не гони лошадей, - сказал он ему, приближаясь - Я же сказал, что эта девчонка - она вроде бы как не при смерти. Не спеши - сними это всё своё тряпьё, и повесь его там, на вешалке, нечего разводить сырость у меня в больнице...
- Как будто бы так я стану суше, - проворчал Кокс, но всё-таки подчинился. Кендстин раскрыл перед ним металлическую, с простенькой декоративной решёткой в раме, дверь в раздевалку, и впустил его внутрь, сам же остался снаружи. Прислонившись плечом к заграждению, он слушал, как Кокс торопливо, со злыми, но тихими матюками сдёргивает с себя плащ, наверняка прилипший от влаги к той одежде, что у него была под ним, и вешает его вместе со шляпой на вешалку, впотьмах, торопливо и кое-как, лишь с той аккуратностью, которая необходима для того, что бы они не рухнули обратно, на пол; потом, когда он со всем разобрался, выпустил его наружу, и закрыл дверь вслед за ним.
- Как она? - коротко спросил у него Кокс, немедленно направившись в сторону ведущих в амбулаторию дверей - Хуже, лучше? Всё так же ничего не говорила?
Шёл он быстро, Кендстину даже пришлось перейти с шага на лёгкую трусцу, что бы догнать его.
- Оуэн, постой, куда ты так разогнался? - сказал он, уже задыхаясь от быстрого темпа ходьбы - не его возраст, ни поздняя бессонница не способствовали ни появлению у него ни избытка бодрости, ни внезапного прилива свежих сил - Сам-то ты как... Где ты был всё это время?...
- Там, где тебе лучше никогда не бывать, - буркнул Кокс хмуро, и одним резким движением распахнул двери в амбулаторию, и вместе с Кендстином проник в коридор её первого этажа. Датчики движения в коридоре немедленно отреагировали на их появление, и в коридоре, кроме совсем уже тусклого, иссиня-белого дежурного, зажёгся основной, тёпло-жёлтый, яркий, но не резкий - И благодари за это свою профессию, а особенно твои мозги, потому что умный человек ни за что бы не вляпался в историю, подобную моей...
- Ты так и не объяснил мне - эта девушка, которую ты сюда приволок в мою больницу - она как-то со всем этим связана?
- Не знаю... Не думаю... Может быть, как случайный свидетель чего-либо... Я и сам пока ничего о ней не знаю - я приволок её сюда в почти что бессознательном состоянии, а вы, к тому же, ещё и по самое горло накачали её успокоительным...
- То есть, ты не можешь мне гарантировать того, что сюда за ней не явятся какие-нибудь громилы, и не пристрелят её, и не уведут её с собой, предварительно перевернув здесь вверх тормашками?
- Я не могу тебе гарантировать тебе пока ничего, кроме как то, что если такое произойдёт, то парни, которые вдруг затеют устроить здесь беспорядки, будут иметь дело лично со мной, и с теми людьми, которых я к этому подключу, - Кокс замолчал, а потом прибавил, несколько неуверенно - Но я не уверен в том, что за ней кто-то станет охотиться... Она сама или вынужденная бродяга, или какая-то сумасшедшая, потерявшая память, потому что она даже не помнит своего имени, вообще не говорила мне почти ничего, чего бы я у неё не спрашивал, только ошалело смотрела на меня с открытым ртом, и глупо хлопала ресницами...
- Оуэн, дружище, - Кендстин потянул его за руку, вынуждая к остановке, невольно понижая голос при этом - Послушай, эта девчонка... Она, кажется, разговаривает на московитском...
- Что? - приподнял Кокс брови в усталом удивлении - Как это? С чего ты так взял?
- Пока тебя тут не было, она что-то там бормотала в бреду, или в забытье, я не знаю... Может быть, ей что-то тогда снилось. Сначала это услышала одна из наших медсестёр, а потом, когда она сообщила об этом мне, я решил заглянуть к твоей девчонке сам, и услышал всё своими ушами... Богом клянусь, что это не английский, а московитский, и при этом правильный, без всякого акцента, отчётливый московитский, я даже понял кое-какие слова из ей сказанного... Что-то там про какую-то дверь, врагов, и про какую-то свободу, или стену, или долину... Хотя нет, про стену или долину - это было бы уже по английски... В общем, одному чёрту известно, что она там несла - я не очень-то большой знаток московитского языка...
- Ладно, - кивнул ему Оуэн, а затем пошёл вперёд по коридору снова - Я понял, к чему ты ведёшь... Или на что намекаешь... Но я тебе говорю, что я один хрен ничего не знаю, и не подтвердить, ни опровергнуть твоих домыслов вот прямо сейчас не могу. Единственное, что могу тебе посоветовать в этом случае - это не распускать языка насчёт неё, до тех пор пока, по крайней мере, она не пришла в себя, и не смогла рассказать нам, кто она такая. Чем меньше человек в курсе насчёт её существования, тем меньше вероятности того, что об этом узнает тот, кто мог бы её искать, и, соответственно, нагрянет в связи со своими поисками к тебе больницу. Веди себя смирно, как будто бы ни в чём не бывало, а уж вопрос касательно её личности оставь мне. Может быть, тебе вообще показалось, что она разговаривала на московитском. Откуда здесь вообще взяться московитянке, ты сам-то подумай! Не прибежала же она сюда пешком через весь континент из Форт-Росса...
- Это-то меня больше всего пугает...
- Да брось ты, уж с кем-кем, а с тобой точно всё будет в порядке. Самое страшное, что может с тобой приключиться на сегодняшний день, так это то, что ты, однажды проснувшись, обнаружишь себя в теле своего старого приятеля Оуэна Кокса, мать его... Ладно, так ты мне так и не сказал, как она себя сейчас чувствует. Я вообще могу сейчас зайти к ней, или что?
Кендстин пожал плечами.
- Можешь, но я не знаю, что за толк тебе будет в этом. Мы действительно дали ей серьёзную дозу успокоительного, что бы спокойно проспала всю ночь, так что увидеть ты её увидишь, но вряд ли тебе удастся её добудиться - да я бы вообще не советовал бы тебе это делать в её состоянии... Разве что тебе удастся услышать, как она бредит снова...
Из-за поворота, ведущего на подымающиеся вдоль этажей лестничные пролеты, прямо на них выскочила дежурная медсестра, Глосстерс. Вид у неё был изрядно напуганный, но, впрочем, до настоящей паники тут, конечно, тут было далековато. Увидев Кендстина, она немедленно подбежала к нему.
- Доктор Кендстин, сэр, та больная, которую привезли этим вечером... Ей стало хуже...
- Насколько хуже? - спросил у неё Кендстин спокойно, проигнорировав испуганное выражение на лице Кокса, немедленно посмотревшего на него.
- Нам с Бобби пришлось привязать её к кровати, что бы она не навредила себе, или кому-нибудь ещё, - пробормотала Глосстерс, смущённо сжимая руки на груди, а потом как-то виновато перевела свой взгляд на Кокса, очевидно, узнав его, и решив, что девчонка приходится тому каким-то близким человеком - Мы, конечно, пытались делать всё как можно более деликатно, но мы с Бобби вообще-то работаем не психиатрической, а в обычной лечебнице... И вообще, она так брыкалась, просто ужас, как будто мы собрались пытать её электричеством...
- Ладно, ладно, Дейзи, успокойся, - сказал Кендстин - Ты, главное, скажи - с её организмом на данный момент ничего дурного не происходит?
- Нет, кажется, с виду она здоровая, только, как я полагаю, совершенно не в своём уме... И ещё, - она почему-то стыдливо опустила свой взгляд вниз - Бобби, кажется, случайно рассёк ей бровь...
Покосившись на Кокса, Кендстин увидел, как у того закаменело лицо. Он успокаивающе дотронулся до его плеча, и сказал, обращаясь к Глосстерс:
- Ладно, хорошо... Веди нас к ней... Ведь она сейчас в своём сознании, вы не давали ей ни таблеток, не уколов?
- Ей попробуй дай пилюлю - она тебе и пальцы-то по локоть откусит, - заметила Глосстерс, нервно усмехнувшись - А что насчёт уколов - ведь мы же не изверги из сумасшедшего дома, в конце-концов...
- Вот и хорошо, вот и хорошо, - закивал Кендстин в ответ - Этот джентльмен как раз хотел пообщаться с ней... Что с ней будем делать дальше, мы решим потом. Идём вместе с нами, Дейзи, покажешь нам, что там с ней...
Они добрались до ведущего к лестнице поворота, открыли ведущие на неё двери, а затем поднялись на третий этаж больницы, там, где находилось отделение для выздоравливающих. Когда Кокс приволок её сюда, он настаивал чуть ли не на реанимации, но, быстренько проведя несколько анализов, необходимых хотя бы уже просто для того, что бы понять, кому и для чего они собрались предоставить койко-место в их заведении, Кендстин решил, что с этой непонятной девушкой не происходит ничего такого уж сверхужасного для того, что бы класть её в реанимационную палату - кровь и выделения у неё были в норме, легкие и сердце работали как нужно, никаких страшных заболеваний или тяжёлых переломов не было, и вообще, по сути, не было ничего, кроме тяжёлого шокового состояния, нескольких синяков и ссадин, не очень-то чистой кожи (эту проблему медсестра Глосстерс решила при помощи бумажных салфеток и слабого спиртового раствора, пока девчонка находилась под действием введённых ей седативов), ну, и разумеется следов от многократного изнасилования. Единственного, чего можно было опасаться в этом случае, так это того, что насильник заразил её какой-нибудь венерологической болезнью, но, во-первых, Кендстин уповал на всё ту же санобработку её тела, несколько специальных уколов, введённых ей, пока она, опять же, была без сознания, ну, и ещё на искреннюю уверенность в том, что, пока она находится здесь, в больнице, ей вряд ли захочется с кем-нибудь потрахаться. Да и не только в это время - по своему опыту работы с жертвами подобного насилия, Кендстин знал, что обычно женщин после такого по несколько месяцев тянет проблеваться только лишь от одного слова "секс".
А сейчас она и вовсе должна была бы вести себя спокойно, как сонная лягушка, поднятая со дна холодного ноябрьского водоёма - и опасаться тут, по идее, было практически не за что. Так он думал, по крайней мере, ещё полчаса тому назад, но сейчас же, подымаясь по лестнице со второго этажа на третий, и слушая её яростные, слышные на всё отделение - если не на большую часть больницы - крики, он начал жалеть о том, что вообще разрешил Коксу оставить её здесь. Но решение уже было принято, и менять что-либо было уже поздно, и оставалось только лишь надеяться на то, что приход Оуэна, её спасителя, немного успокоит её.
Её палата была седьмой от входа в отделение по левую руку, и уже у входа слушать её вопли было невыносимо - слабо, но кривился даже Кокс. Кендстин всё гадал, какого чёрта она ему сдалась, эта несчастная не то бродяжка, не то буйно помешанная, выдернутая Оуэном из лап каких-то бездомных маргиналов-самозаселенцев, проживавших, по его словам на заброшенной индустриальной окраине на северо-востоке Гринлейка - ведь те, кто являлся для него его неофициальным начальством, явно посылали его туда не за ней, а ввиду поисков чего-то, какой-то вещи, или информации, а если и человека, то явно не её, потому что в противном случае парни, на которых он работал, уже давно бы тусовались в холле его больницы. Она явно была его случайной находкой, и Кендстин верил Оуэну насчёт того, что ему ничего о ней не известно, а на приступы внезапной жалости и самоотверженности, особенно по отношению к тем, кого он совершенно не знает, да ещё и находит в местах, подобных той дыре, его старый приятель был не щедрее, чем северные отроги Скалистых Гор в период бурь и схода лавин. Уж точно он не стал бы навещать её здесь повторно, что бы справиться о её состоянии, и посмотреть, как она себя чувствует - максимум, бросил бы её здесь на попечение муниципальных и прочих властей, а затем убрался бы из её жизни раз и навсегда.
Ну не решил же чёртов угрюмый засранец Оуэн Кокс влюбиться в эту несчастную побродяжку на старости лет, да ещё и с первого взгляда!
Девчонка же в палате продолжала что есть силы орать, страшно, зло и испуганно, как человек, которого швырнули в каталажку в связи с неловко состряпанным - но выглядящим довольно-таки убедительно - обвинением в массовом убийстве. Кендстин и Кокс только лишь кривились, а Глосстерс, плетущаяся за ними неуверенным, опасливым шагом, попеременно зажимала то одно ухо, то другое, словно бы это могло бы помочь ей защитить свой слух от этих воплей.
- Господи, о чём она там орёт? - процедил Кендстин, кривясь от необходимости всё это слушать - Негодяй... Дейзи, только не говори мне, что Бобби вошёл во вкус, и продолжает над ней издеваться...
- Это wrach, а не wretch, (англ. негодяй, подлец, негодник - прим. авт.) - пробормотал Оуэн, так же кривясь, но не столь сильно - Это "доктор", в переводе с русского. Она зовёт тебя, Родж, понимать это надо именно так...
- А тебе почём знать? - слабо удивился Кендстин в ответ - Ты разве знаешь русский?
- Приходилось общаться с московитами, - пробормотал Кокс в ответ - Да и вообще, в наше время только идиот не знает двух-трёх десятков слов на русском. Даже ты, наверное, знаешь что-то, только слово "wrach" тебе почему-то ни разу не попадалось.
- Допустим, - буркнул Кендстин несколько уязвлёно - он, заведующий главной городской клиникой в Гринлейке, и не знает, как будет звучать название его профессии на первом по популярности языке в мире. Они остановились рядом с дверью в палату с продолжающей что есть мочи орать девушкой, и он потянулся к ручке на ней - Ну, что, заходим?
Само собой разумеется, пожал плечами Кокс в ответ.
Они распахнули дверь в палату, и вошли в неё, и тут уж у Кендстина от всех этих воплей чуть было не лопнули барабанные перепонки. Скривив лицо так, как будто бы только что пережевал добрую унцию свежих лимонных корок, он зажал уши руками (не помогло ни сколечко) - он покосился на бледного, сидящего в углу на стуле Бобби, во все глаза таращившегося то на него, то на привязанную к койке полотенцами девчонку, то на явившегося вместе с Кендстином Кокса, он сказал, обращаясь ко второй:
- Успокойтесь, - он попытался вспомнить какие-нибудь русские слова, что бы попытаться наладить хотя бы какое-то подобие диалога с девушкой, но на ум, как назло, лезли только стандартные "da", "net" и "privet", и ещё что-то уж совершенно чепуховое, слова из припева какой-то дурацкой детской песенки, недавно услышанной им по радио - Успокойтесь, всё нормально, я... Я - vratch, - он показал пальцем на себя, а затем неуверенно покосился на Кокса, словно бы тот должен был дать ему какую-то подсказку при общении с ней - То есть, vrach... В общем, доктор, Вы меня понимаете?
Девушка в кровати немного утихомирилась, но смотрела на него зло, и с подозрением, и что-то бормотала, сквозь сжатые зубы. Кендстин опять посмотрел на Кокса, теперь уже нисколько не скрывая своей беспомощности, и воскликнул:
- Ну, помоги мне, чёрт тебя возьми! - страшно стыдно было бы признаться кому-нибудь, что он, главврач центральной городской клиники, человек с двумя высшими образованиями, нуждается в помощи такого рода от человека, который и среднее-то получил с горем пополам, а всю жизнь свою связал с криминалом, но что поделать - ситуация была именно такова, и он не мог объясняться с этой несчастной на пальцах - Ты говорил, что ты знаешь там что-то...
- Да не Бог весть, как много, - пробормотал Кокс, задумчиво разглядывая девушку на больничной койке - Вы бы лучше развязали её, что ли, так ей в любом случае будет проще понимать нас...
Кендстин посмотрел на Бобби, и кивнул ему.
- Но, сэр... - пробормотал тот нерешительно, вставая. Кендстин оборвал его резким, раздражённым, и торопливым жестом.
- Не тяни время! - рыкнул он на него на него - Просто развяжи её, и всё, это же всего лишь девчонка, а не какой-то чёртов аллигатор на привязи...
Бобби с унылым видом подошёл к изголовью койки, и, трусливо поглядывая на лежащую на ней девушку, отвязал сначала одну её руку, потом и вторую.
- Извините... Извините меня, пожалуйста, - бормотал он всё время. Девушка не обращала на него ровным счётом никакого внимания, и не отводя взгляда, таращилась вперёд себя, на Кокса. Взгляд её, несмотря на то, что это именно он вытащил её из той дыры, был очень далёк от доброжелательного, хотя и злобным его назвать было нельзя.
Кокс выступил вперёд, подошёл к койке, помог санитару отвязать девушке ноги, потом, оглядевшись по сторонам, нашёл стоящий неподалёку стул для посетителей, пододвинул его к койке, а затем сел на него. Продолжая смотреть на девушку, но не дотрагиваясь до неё, и вообще, держа спину прямо, склонившись к ней разве что чуть-чуть, он обратился к ней с какой-то фразой на ломанном русском, а потом, сделав небольшую паузу, сказал ещё чего-то. Вид у девушки стал изумлённый - она удивилась не то сути того, что ей только что сказали, не то тому, что с ней здесь вообще заговорили на её языке - а потом, спустя несколько секунд, она сказала что-то Коксу в ответ, но, споткнувшись на середине фразы, умолкла, после чего произнесла по английски:
- Немного, - акцент у неё было просто чудовищный, и вместо some (англ. немного, чуть-чуть - прим. авт.) у неё получилось что-то вроде somey, или вообще чёрт знает чего.
- Немного, - поправил её Кокс - Просто "немного".
Наверное, ломая русские слова и звуки ничуть не меньше, чем она сама - английские, он медленно и неуклюже, старательно помогая себе жестикуляцией (указал пальцем на неё, потом на свою голову, потом махнул куда-то в сторону улицы за окном), он спросил у неё ещё что-то. Та замолчала, явно чего-то обдумывая, потом что-то буркнула, пожала плечами, и неуверенно помотала головой. Кокс побарабанил пальцами по коленям, а потом обернулся назад, на Кендстина.
- Не помнит почти ничего, что с ней было, - сказал он ему, потом опять повернулся к девчонке, и сказал ей что-то. Та скривила гримасу напряжённо вспоминающего о чём-то человека, потом указала на Кокса пальцем, и сказала:
- Ты, - а дальше было опять ничего не понятно.
- Помнит, как я её привёз её в больницу, - прокомментировал это Кокс - Откуда привёз, не помнит. Помнит, как ей кто-то причинял сильную боль.
- Может быть, тебе тогда ничего и не говорить ей пока об этом? - предложил Кендстин.
- Как будто бы я сумею, - ответил ему Кокс - Мне понадобится для этого целый англо-русский разговорник.
Повернувшись к девушке обратно, он положил свою руку на её, теперь лежавшую нормально, вдоль тела, и сказал ещё чего-то, довольно много, наверное, сразу же несколько предложений. Потом прибавил:
- О'кей?
Девушка смотрела на него с сомнением. Он убрал руку, и вновь сел на стуле прямо. Девушка, не улыбаясь, кивнула ему.