Студенту израильского университета Вове Кацу не везло в любви. И вроде бы все было при нем: и приятной наружности, и высокий, и нормального телосложения, шатен, глаза карие. Молод - двадцать пят лет - вся жизнь впереди. И в Израиле он уже свой, как-никак абсорбировался. Его ребенком привезли, девятилетним пацаном, с Украины, тут он и школу закончил, и армию отслужил, и вот сейчас грыз израильский гранит науки, учась в универе. И даже имя себе второе израильское взял - Зеэв, что значит "волк". А вот с девушками не ладилось. Израильтянок он не очень любил, больше общался с русскоязычными - такими же, как и он сам.
Его тетка, старая грузная еврейка, кричала хрипатым голосом на семейных посиделках, тяжело перевалившись через стол, так что грудь ее опускалась одной стороной в салат оливье, а другой в селедку под шубой:
- Тебе, Вовик, хэразмы не хватает, - и сверкала ему вслед своей золотой улыбкой, блестя золотыми коронками.
Хэразмой она называли харизму. На что Кац спокойно пожимал плечами. Вова как раз точно был уверен, что с харизмой у него все в порядке.
Израиль - страна своеобразная, со своим колоритом. Не каждый может найти себя в Израиле. Трудно в Израиле жить.
После длинного дня учебы Вова, весь взмыленный и уставший, сел в автобус ехать охранять объект, один из продуктовых складов, находящийся в промзоне.
Автобус ехал по набережной. Вова, уставший, откинувшись на спинку сиденья. неотрывно смотрел на море, на синее небо. На тихую волну, мягко поглаживающую желтый песок. По пляжу гуляли люди, играли в футбол и волейбол, бегали и просто сидели, грызли семечки и пили пиво. Такое умиротворение шло от моря, так веяло спокойствием от этой мощной свинцовой водной глади, такое было блаженство просто ехать в автобусе, смотреть на нескончаемую морскую гладь и ни о чем не думать, что Кац чувствовал, как медленно его усталость улетучивается.
В Израиле Вове нравились две вещи: море и теплые зимы.
Продуктовый склад сегодня вместе с Вовой Кацем охранял и Семен, бывший врач, сорока пяти лет, грузный лысоватый очкарик. Так и не сдав в Израиле на врача, Семен уже устраивался в больницу медбратом и уходил со шмиры - так в Израиле называют охрану.
- Что, студент, девчонку склеить не можешь? - усмехался Сема. - Мне бы твои проблемы. Я уже двух жен в Израиле поменял, и у каждой от меня по ребенку. Мне алименты платить надо. Сейчас с третьей живу. Слава богу, у нее свои дети есть. Может, в этот раз осечки не произойдет.
Белая будка охраны стояла у главного входа, перегораживая массивным шлагбаумом путь на территорию продуктового склада. Сама территория была пустынна: черный асфальт да серый бетонный куб этого большого склада, и по периметру все огорожено таким же бетонным унылым забором.
Вечер уже вошел в свои права, солнце закатилось за горизонт, и на улицах горел тусклый свет фонарей, и далекий отблеск звезд падал на горячую землю.
В будке охраны гудел кондиционер, называемый в Израиле мозган. Поэтому в будке было приятно, а снаружи на улице был жаркий влажный воздух. Может, так действовала погода. Вове не хотелось читать учебники, а у Семы было радостное настроение, он говорил шмире "прощай", дорабатывал последние дни и менял жизнь. Как гласит израильское изречение, перемена места - перемена судьбы.
Они хлебали кофе из картонных стаканчиков и болтали про жизнь.
- А что? - говорил Сема. - А как же романтика? Ну, Вовик, возьми гитару, подвали к девочкам, спой им что-нибудь. И все дело в шляпе. Не умеешь на гитаре играть - я тебя научу. Лови момент, пока я еще не вернулся в систему здравоохранения. Вот, думаю, параллельно на курсы массажа записаться. Детей от первых двух жен надо подымать.
- Нету в Израиле любви, - говорил Вова, - и романтики нету, только голый расчет. Тебя только и спрашивают, на кого ты учишься и сколько ты будешь зарабатывать в ближайшем будущем.
- И на кого ты, Вова, учишься?
- На политолога. На факультете Ближнего востока.
- Ну, ты теперь понимаешь - это же неперспективно. Бросай все, ты молодой пацан, иди учиться на медбрата. Зарплаты, условия, отчисления. Реальная профессия. В Израиле медбратьев не хватает. Правда, тяжело смену отпахать. Но что поделаешь, - уговаривал его Семен.
Напротив склада проходила трасса, с шумом проезжали автобусы и грузовики. За трассой был пустырь, по которому бегали беспризорные псы. А за пустырем шли дома религиозных ортодоксов. Они так же, как и псы, бегали по улице и от скуки заглядывали внутрь будки, где сидели Вова и Семен.
В это время возле ворот затормозила машина, осветив их ярким светом фар. Из машины вылез Андрей, сверстник Каца. он работал в их фирме, развозил охранников по объектам и проверял, все ли с ними в порядке. На иврите функция, которую он выполнял, называлась просто: "саяр лайла".
Но держал он себя как минимум как генерал в отставке. Вид у него был самый обычный: среднего роста, круглое лицо, чуть лысоват. Но взгляд какой-то туманный. И на лице отсутствуют эмоции. Или он их пытался подавить. Не человек, а робот.
- У вас все в порядке? - подошел он к окошку и, взяв журнал проверок, расписался. А потом нудно проверил будку на наличие пистолетов и патронов у охранников, фонарь, огнетушитель и сумка-аптечка на месте, и охрана не спит.
- Все у нас в полном порядке, заходи, Андрюша, кофе черный попьешь, - предложил Сема, протирая очки.
Андрей тяжело зашевелил губами:
- Некогда, надо еще парочку объектов проверить. Ночь только началась. Если что, свяжитесь со мной по рации.
- Конечно, - сказал Сема.
- Район у вас интересный: только одни бродячие собаки да ортодоксы-досы ходят, - вдруг сказал Андрей. - И друг друга они боятся. Досы на них машут руками, отгоняя собак, собаки лают и прыгают на досов. А досы от них бегут. Смешно.
И Андрей, словно робот, засмеялся.
Андрей потрогал пистолет на поясе, с чувством собственной значимости оглядел объект, потом охранников и сам себя со стороны и, сев в машину, дав по газам, быстро уехал.
- Не человек, а бомба замедленного действия, - сказал Сема. - Один раз он взорвется и перестреляет охрану в будке.
- Да ладно тебе, Сема, что ты такое говоришь, - пытался успокоить его Вова. - Просто в Израиле на один квадратный километр большая плотность населения и психов много. Посмотри, тут везде вокруг люди со странностями. Такой же и Андрей. Странноватый он, это правда.
- Вовик, так оно и будет. Он вас перестреляет и потом себе пулю в лоб пустит. А хуже, когда он что-то наделает, его проверят в психушке и скажут, что не виноват, что неадекватен и выпустят на свободу под подписку. Но я уже буду далеко отсюда. Я буду про него и про нашу фирму читать в газетах. Ночной гонщик сошел с ума и перестрелял своих коллег по работе.
Семену доставляло удовольствие фантазировать. Потом, чуть подумав и послушав прогноз погоды, а потом русское радио Рэка, Сема порылся в карманах и вытащил замусоленную бумажку.
- Вот запиши телефон, тут есть одна сваха, сводит одинокие сердца.
- Какая сваха? - не понял Вова.
- Ну, сваха, знаешь, как у евреев шидух называется. Сводит одинокие сердца. У нее записная книжка, как том Дюма "Три мушкетера". Пороется между страниц, может, кого-нибудь тебе и найдет. А то ты вянешь прямо у меня на глазах.
На следующий день Вова встал, умылся, причесал волосы, надушился, оделся чуть поприличней, чем обычно, и поехал к свахе. В центре города в трехэтажном старом здании на самом последнем этаже находилась страховая конторка, где работала сваха Ольга. Основная ее профессия была страховой агент, а свахой она там подрабатывала негласно.
Дом был серый, причудливо изогнутый, старый, рядом проезжали автобусы, торопились люди, перебегали дорогу на красный свет. Машины им нетерпеливо сигналили, пешеходы им огрызались. Жарило солнце, вкусно пахло фалафелем и швармой, и машины продавцов сока жужжали, выжимая морковный сок или выдавливали апельсиновый. У входа в старое здание сидел инвалид на коляске, продавал карточки для телефонов-автоматов и громко ругался с проходившими мимо него людьми.
Вова вошел в подъезд и по широким мраморным белым ступеням поднялся на третий этаж. Страховая контора была большим темным залом. Примерно восемь столов стояли по всей по всему залу. И за каждым сидел страховой агент и ждал нового клиента.
Вова подошел к одному из них, сидевшему с мрачным видом религиозному израильтянину; его голову венчала вязанная кипа. Религиозный сидел и мрачно жевал яблоко, тупо смотря в окно.
- Извините, а где сидит Ольга? - спросил на иврите Кац.
Страховой агент, расплывшись при приближении Вовы, опять помрачнел и пальцем указал в сторону. В стороне за одним из боковых столиков сидела черноволосая женщина сорока пяти лет. Чем-то даже миловидная, она была среднего роста и имела пышную черную шевелюру и быстрые глазки, которые, как рентген, сканировали всех приходящих.
- Здравствуйте, Оля.
- Да.
- Я Вова, мне дали ваш номер, сказали, что вы занимаетесь этим.
Вова хотел сказать "сватовством", но как-то постеснялся.
- Я поняла. Тихо, не надо так громко, - оглядываясь по сторонам, произнесла Оля. - Вы хотите найти для себя девушку?
- Да.
- Прошу вас, говорите потише. Деньги у вас есть? Эта услуга стоит денег.
- А сколько? - спросил Вова.
- Сто пятьдесят шекелей, - озираясь по сторонам и улыбаясь, сказала Ольга.
Вова открыл кошелек и начал копошиться, отсчитывая деньги. А в голове его крутилась одна мысль: "В Израиле деньги быстро никто никому не платит. Почему же он должен сейчас платить?"
Вова вытащил деньги и протянул ей.
- Вы что, опустите деньги под стол, протяните мне их под столом, - зашептала Ольга, мило улыбаясь.
Ее улыбка застыла на лице, и быстрыми глазками она просчитывала обстановку. А у Каца заныла рука держать деньги. Ольга вертела головой по сторонам, и как только настал подходящий момент, когда внимание к ней всех семи страховых агентов упало только тогда Ольга цапнула деньги и быстро спрятала их в свою сумочку.
- Нет, нет, - испугался Кац, - не хотим. Ну, неплохо, чтоб блондинка была.
- Крашеные вам подойдут? - спросила его Ольга.
- Ну, смотря как крашеные, - задумался Кац.
- Какую зону предпочитаете?
- Не понял, - сказал Кац.
- Ну, какую - из Европы, Кавказа?
- Нет, с Кавказа не надо.
- Европа, значит? - переспросила его Ольга.
- Ну да, пусть будет Европа. А что значит Европа? - не понял Вова Кац.
- Это все города до уральского хребта, - сказала Ольга, внимательно листая свою большую записную книжку, действительно похожую на огромный том.
- Я тут кое-что вам нашла. Ничего, если девушка будет чуть старше вас?
- Ну, если только чуть, то не страшно, - успокоился Кац. А откуда она?
- Я же вам сказала, из Европы.
Ольга взяла бумажку и быстро мелко на ней написала телефон. Возьмите, звоните. Если не подойдет, приходите еще. Муж меня все время предупреждает, чтоб я бросила это дело. Ольга хохотнула. Он говорит, что соберутся все мужики, кому я подыскивала девушек, и набьют мне морду.
Ольга еще раз хохотнула, не веря в эту угрозу.
Когда Вова Кац был в дверях, Ольга крикнула ему:
- Желаю удачи! В случае свадьбы не забудьте меня отблагодарить.
Через день Вова позвонил Наташе. Так звали девушку из Европы, номер телефона которой он купил у Ольги.
Наташа, услышав голос Вовы, его имя и фамилию, особого пыла бежать на встречу не проявила. Это настроение Кац уловил по голосу в трубке. Она назвала адрес, и вечером Вова завел папину машину, купленную по олимовской скидке, и, как говорят местные израильтяне, поехал на дейт. Что значит - на встречу или романтическое свидание.
Встретились они обычно: он подъехал к подъезду дома, оттуда вышла худая высокая девушка, в темноте больше похожая на тень, действительно крашеная блондинка.
- Ты Наташа?
- Ты Вова? - услышал он в ответ.
Он взял ее за влажную маленькую ладонь и усадил в машину. Они поехали в торговый центр каньон посидеть в кафе с видом на пляж и море.
Всю дорогу Наташа молчала, играя своими красиво крашенными волосами. Черты лица ее были мелкие. Мелким был нос, глазки, губки, кожа белая аж до бледности. Вове она понравилась.
Они сели в кафе с громким названием "Медуза" и сделали заказ. Официант, принявший заказ, записал все в блокнот и удалился.
Разговор шел самый обычный, кто где учится и что будет делать.
Официант с блокнотом надолго пропал, и Кац пошел в сторону бара узнать, в чем там дело.
И тут возле кассы перед ним выросла крепкая рыжая официантка, бывшая его одноклассница в израильской школе, Ира. Для израильтян она звалась просто Ирит.
- Привет, Кац, давно не виделись.
- А, Ира, привет. Ты чего тут работаешь?
- Да вот после учебы тут между столиками бегаю.
Вова оглядел кафе: столиков хватало, окна были открыты с видом на море, а из бара лилась приятная тихая музыка.
- Кац ты кого привел? Я давно за тобой наблюдаю, как только вы вошли. Тебе не стыдно малолеток развращать? - указала кивком головы в сторону Наташи.
Кац вдруг вспомнил их последний год в израильской школе, когда ребята волнуются перед экзаменами на багрут - аттестат зрелости и предвкушают большое впечатление под названием армия. Для них это было все равно как сходить в Диснейленд и вытащить счастливый билет или не очень. Кто-то из них мечтал стать офицером, кто-то крутым бойцом спецназа, а кто-то просто служить рядом с домом.
Надо сказать, Ирит на Каца держала давнюю обиду. Дело в том, что Ирит всегда любила косметику и наносила ее себе на лицо толстым слоем и в неограниченных количествах. И вот в двенадцатом классе везут класс Каца и Ирит в последний школьный поход перед армией, в курортный город Эйлат. Но чтоб добраться до Эйлата, ребята по дороге заехали в Красный каньон, полазили по скалам да по горам. Вспотели и, приехав в кибуц под Эйлатом, разошлись в маленькие домики, смывать с себя пот и грязь. И когда Кац и Ирит лазили по скалам, договорились они вечерком встретиться на первое свидание.
Кац свое слово сдержал, на свидание он пришел вовремя, девчонки из комнаты Ирит сидели под домиком на скамейке и громко хихикали.
- Девушки вы Ирит не видели? - спросил их Кац.
Девчонки еще больше засмеялись. Они восприняли это как шутку, потому что Ирит-то сидела вместе с ними.
А Кац ее не узнал из-за того, что Ира смыла свой толстый слой косметики под душем, наконец-то показав свое истинное лицо, незнакомое для Каца, да и для других тоже. И на голове тюрбан из полотенца, одета в спортивный костюм. Кац смотрит на нее и не узнает.
Ирит изменила голос и так пискляво ему сказала:
- Поищи, может, она за углом дома тебя ждет?
Вова Кац развернулся и пошел за угол дома.
Девчонки заливаются, как шутка удалась.
За углом дома Кац встретил русских ребят-одноклассников.
- Пошли Кац, в карты сыграем, на гитаре побренчим, винца попьем. У Каца совесть была чиста, Ирит он не встретил, значит, можно и с ребятами песни попеть.
А Ира думала, что Кац это назло от нее сбежал, променяв ее на гитарный бой и выставив перед девчонками на смех.
Шум волн из открытых окон оборвал воспоминания Каца о школьных годах.
- Ирит, а чего нам кофе не несут?
- Несут твой заказ, хочешь, я сама вам его принесу?
- Не хочу, иди работай за свои столики, а ко мне не лезь.
- Кац, ты мне не груби. Ей-то хоть восемнадцать есть? - не умолкала Ира.
- Есть ей, Ира, есть, и восемнадцать, и двадцать, и вообще она меня старше, и тебя тоже. Только видишь, хорошо сохранилась. Тебе сколько? Двадцать пять, а ей двадцать семь. Видишь, как время на нас не очень хорошо сказывается.
Наташа скучающе зевала, играла локонами волос и смотрела через окно на улицу.
- Не верю тебе, Кац, - не давала ему уйти гренадерша с развевающимися клоком рыжих волос на голове.
- Она даже и на восемнадцать лет не тянет. Ты педофил.
Кац попробовал обойти Ирит с другой стороны, но она намеренно преградила ему дорогу. За ее спиной он увидел, как пропавший официант принес им заказ: два кофе капучино и два пирожных.
- Ира, дай пройти.
- А чем она занимается?
- Я не знаю.
- Знаешь. Наверное, еще двенадцатый класс она не закончила.
- Ирит, подвинься, иначе я тебя силой уберу с дороги.
- Попробуй только. Силенок у тебя не хватит.
Ира широко расставила ноги, уперла руки в бока и выпятила свою грудь пятого размера Кацу под нос. Ее рыжие волосы воинственно развивались по сторонам. Как флаги вражеской армии.
- Хорошо, Ира, если тебя так хочется знать про нее и про меня, позвони мне завтра вечером, я на шмире буду сидеть в будке, я тебе все не спеша расскажу. Знаешь, на шмире иногда время тянется медленно, медленно.
- Шмира твоя - это говно. Хочешь, помогу официантом устроиться? Зарплата не очень, мы больше с чаевых живем.
- Ирит, сенькью тебе. Но я не хочу. Боюсь вам всю посуду перебить - я тарелки до клиента не смогу донести.
Ирит задумалась на секунду, и Кац, быстро ее обойдя, двинулся к столику, где сидела его девушка.
- А зовут ее как? - шепнула Ирит на ухо Кацу.
Кац спешил к столику и отмахнулся от своей назойливой одноклассницы.
- Наташа ее зовут, все, отцепись.
- Блядь, - наверное, произнесла за его спиной Ира. - Ты, Кац, всегда с разными шалавами водишься.
Кац летел к столу, где со скучающим видом Наташа поглощала капучино.
Вова Кац, сам того не заметив, влюбился в Наташу. Оказалось, что он парень влюбчивый. Они целовались в подъезде. Наташа познакомила Вову с родителями. Пару раз они даже хорошо веселились, пока родителей Наташи не было дома. Так, что во время их любовных утех они отбили косяк гипсовой стены в квартире.
Но Наташа иногда вспоминала про своего бывшего друга, грузина Шалву. И это Кацу не нравилось. Почему на его территории, пусть даже в мыслях этой девушки, мелькает какой-то другой парень? Это все выводило Каца из себя.
С какой-то грустью и печалью а иногда даже восторгом вспоминала Наташа свой прошлый роман.
Кац только молча скрипел зубами. Он думал что до нее самой дойдет то, что о бывших не вспоминают.
Так они встречались месяц, пока эту идиллию не разрушил Андрей. Тот самый Андрей, про которого Семен говорил, что он бомба замедленного действия.
Приехав с проверкой на продуктовый склад, расписавшись в журнале и проверив все ли на месте: фонарь, огнетушитель и сумка аптечка, Андрей услышал, как Кац по мобильному говорит с Наташей.
Когда Кац закончил разговор, Андрей, этот молчун, робот, глядя на фонари, окружавшие по периметру бетонную коробку продуктового склада, задумчиво произнес:
- Знал я одну такую Наташу, крашеную блондинку, мы с моим другом имели ее много раз прямо в его машине , что журнал "Плейбой" отдыхает. А приятель мой грузин, он на блондинок постоянно западает.
- Приятеля твоего как зовут? - спросил его пересохшими губами Кац.
- Шалва, отличный парень, машина у него классная такая. Красного цвета, салон кожаный, грузин любит прихвастнуть. Ну, все в порядке: так, фонарь, аптечка, огнетушитель. Пистолет ты на работу принес, дома не забыл? Хорошо, я поехал. Если что, позовешь меня по рации. И, осветив будку фарами, Андрей умчался в темную ночь.
А Кац сидел с открытыми глазами и тупо смотрел вперед. Он ничего не соображал, ничего не видел перед собой. Его захлестнула волна обиды, боли и злости. Вот эта бомба виде Андрея и разорвалась в душе Каца.
Сердце учащенно билось. Он не знал, верить ли в то, что услышал, или не верить. Сколько совпадений: крашеная блондинка, Наташа, ее друг грузин Шалва. Город маленький, а мир русских еще меньше. Что, неужели она блядь? Та, которую он любит. Имеет такую репутацию, что "Плейбой" просто отдыхает. И все это время она совсем не та за которую себя выдает.
Кац плохо спал, мучаясь и пытаясь отогнать от себя эти мысли. Он даже не позвонил Наташе, хотя это вошло в привычку: раз или два на день с ней поговорить по телефону. При встрече с ней он как бы заново ее проверял. По еврейски молча смотря со стороны и делая выводы.
Вот она пьет капучино. Пьет как обычная девушка или как шалава? Вот с этой стороны справа посмотреть никогда к ее буйному прошлому не подкопаешься. А вот если взглянуть слева видно следы разврата на лице и при том хороши скрытые. А ложку обсасывает не дай боже. Ну точно шалава. А вот морожено она ест интеллигентно. Если рот сильно не открывает и его не заглатывает ну нормальная деваха умело маскируется. Тут кусок глотнула даже не поморщилась и как глотнула видать с опытом который хорошо скрывала. Укус стервы как это я сразу ее не распознал. А сейчас за сок принялась и так развратно двумя пальчиками она эту соломинку схватила и все это в стакане с шумом свистом втянула в себя. Нет меня не проведешь. Что то тут не чисто.
-Что то случилась Вова ты так на меня странно смотришь?
-Да так ничего заново тебя узнаю и поражаюсь какая ты разная у нас Наташа.
-Может я ошибаюсь- думал Кац. Может этот идиот наврал. В Израиле у нас на каждый квадратный метр идиот лжец и аферист. А может это я идиот дав себя ей так провести. Мне же ее телефон дали за деньги продали. Как будто она продажная какая то. Было у меня нехорошее предчувствие от этого сватовства. Сначала товар лицом а потом деньги.
Помучавшись так дня два, на третий он решил спросить все сам у Наташи. Чтоб раз и навсегда прекратить эту душевную пытку. Он ее спросит правда то что этот Андрей сказала или нет? Пригласил ее в кафе, и так получилось, что это было то кафе Медуза, где они сидели во время первой встречи.
Кац быстро оглядел помещение, его одноклассницы, рыжего гренадера Иры, в кафе не было. Он облегченно вздохнул. Хоть одной неприятностью меньше. Кац заказал Наташе капучино и посмотрел по сторонам. Вокруг сидели люди, ели, пили, читали газеты, разговаривали по мобильным, а за окном находился опустевший пляж. Солнце большой красной каплей пряталось в водной глади.
- Слушай, Наташа, ты такого Андрея знаешь?
- Андреев много.
- Ты права, Андреев много. Ну друг твоего бойфренда Шалвы.
- А, этого знаю, конечно. А что?
- Да ничего. Просто хвастался он, что занимались они с тобой сексом в машине вдвоем так, что просто "Плейбой" отдыхает.
- Врет он все, этот мудак. Он же чокнутый.
Наташа аж вскочила с места, бросив ложку в чашку с капучино, и капли кофе, как трассирующий выстрел, точечками одна за другой упали на лицо Каца. Кац неторопливо рукой вытер лицо.
- Я когда с Шалвой познакомилась, у него тачка была большая, красная с кожаными сиденьями. А у меня слабость к таким машинам, понимаешь? Ну не могла я мимо него пройти. А дружок его этот лоханутый, слюнтяй, онанист несчастный, наверное, за нами в замочную скважину подглядывал. Чтоб я с ним - да никогда! Подлец. Ну я ему покажу.
Красная от злости Наташа стала одного цвета со своей красной кофточкой.
Вот так она точно похожа на голодную злую блядь подумал Кац. Даже сомнения все отпадают.
Перед ним с подносом промелькнула гренадер Ира. С интересом она наблюдала за Кацем и его девушкой. Ее рыжие бакенбарды стали как антенны локаторы , она старалась не пропустить ни одного слова с их разговора.
Тут Наташа быстро начала мило улыбаться. Кац ошарашено посмотрел на нее. "Она что, издевается? - подумал Вова. - Над чем она смеется? И тут за спиной Вовы Каца послышался голос:
- Здравствуй, Наташенька, как жизнь?
- Ольга, приветик, - сладко пропела Наташа.
Он не верил своим глазам, но в этом кафетерии оказалась сваха Ольга. Ольга с Наташей обнялись.
- Как поживают родители, Наташенька? А, ты тут с молодым человеком... Ну, передавай им привет.
- Какая вы красивая пара! - всплеснула руками сваха. - Ну, ребята, свадьба когда? Не забудьте пригласить.
Кто-то позвал Ольгу с улицы. Она крикнула, что сейчас выйдет. Уходя, она шепнула Кацу:
- Вова, вы про вознаграждение для меня помните? Не забудьте, сделайте усилие. Вы просто замечательная пара.
И сваха скрылась в людском потоке.
Наташа села и принялась нервно, ложку за ложкой, глотать пену капучино.
Как жадно она ест подумал Кац. Как ее мелкие губки чмокают все в пене ну точно блядь.
И Вове Кацу стало еще хуже, чем было. Червь недоверия в его душе вырос в большого дракона. Он смотрел на Наташу и не верил ей. И то миловидное лицо, которое ему понравилось, сейчас имело очертания какой-то стервозной злой бабы, с лицом сморщенной фиги. Это лицо расплылось у Каца перед глазами в большой белый шар. И только мелкие губки нервно запихивали пену кофе капучино. Тогда Кац на все плюнул, встал и пошел.
- Вова, ты куда?
- В никуда, Наташа. Я очень сожалею. Но я принял решение, нам надо расстаться.
Наташа этого не ожидала и начала давиться пеной от капучино, а может, длинной ложкой, которой от неожиданности затолкнула не в то горло.
- У тебя кто-то есть! - заорала она ему вслед.
Кац почти бежал из этого кафе, даже не удостоив Наташу ответом.
- Ну я же говорила тебе, с блядями ты водишься, - услышал он за спиной торжественный довольный шепот гренадера Ирит.
Вова Кац вышел из кафе, вздохнул полной грудью морской воздух, и вдруг как-то ему стало легче. Как будто тяжелый камень свалился с его души. Нет места мукам, нет сомненьям, все как-то стало на свои места. "Конечно, горько, очень горько", - думал Кац. "Жаль, что все так получилось", - ныло его сердце. А разум холодно утверждал: "Но что поделаешь, такова жизнь".
А его тетка говорила, что хэразмы ему не хватает.
- Как раз с хэразмой у меня все бесэдер, - сказал вслух Вова.
И Кац пошел гулять по берегу моря. А морская волна и шум прибоя смывали его горечь и боль.