В автобусе было жарко. Люди уплывали от жары в сон: кто-то дремал, прислонившись к горячему окну, а кто-то свесил голову на грудь, тихо сопя, пуская слюни, и, лишь когда водитель автобуса резко тормозил на поворотах тесных иерусалимских улочек, все заснувшие в этом красном аквариуме вздрагивали и просыпались, чтобы через мгновение опять заснуть. Красная змея - а именно так выглядел снаружи этот длинный автобус, выкрашенный в красный цвет и торжественно извивающийся в иерусалимском лабиринте, - зашипела и с визгом застыла на остановке шук Махане Егуда, что в переводе с иврита означает "рынок лагеря Егуды".
Из этого лагеря, насквозь провонявшего гнилыми фруктами и овощами, слышатся громкие крики еврейских и арабских торговцев. Они кричат и с вожделением смотрят на красивых женщин с тяжелыми сумками и на ещё более красивых женщин, тех, что, не будучи пока нагруженными, как бабочки, порхают между прилавками. Зазывая тех и других, они без устали восторгаются своим товаром. "Какие сладкие дыни!" - кричит торговец, глядя на колыхающиеся груди покупательницы. "Арбузы, самые большие арбузы, самые лучшие арбузы!" - кричит его сосед, не сводя масляных глазок с пробегающей мимо крашеной блондинки. Женщины исчезают в проулках, небольших грязноватых улицах, в которые перетекает рынок.
...Новые пассажиры атаковали автобус, как отряд муравьев, напавший на гусеницу. Груженные с двух сторон сумками люди протискивались в автобус и лихорадочно вертели головами в поисках свободного места. То и дело звучало зычное слово "рэга", означающее еврейское "подожди". Одетый в ярко-синюю рубаху водитель автобуса, уставший от жары и серпантина иерусалимских дорог, смотрел на всё инфантильно и равнодушно. "Водитель, включи мазган!" - едва усевшись, заорали с разных концов автобуса пассажиры. "Жарко, нечем дышать! - яростно приводили они свои доводы. - Что за наглость!" Не говоря ни слова, водитель включил мазган, означающий в переводе с иврита вовсе не мозги, а кондиционер, и автобус медленно тронулся в путь.
На некоторое время в автобусе воцарилась относительная тишина.
Начавшие дремать пассажиры вздрогнули. Голос был направлен к бодрому одетому во все белое старичку, который стоял посреди салона и одной рукой крепко сжимал сумку, а второй цепко держался за поручни.
- Изя, - заверещала старуха с ярко накрашенными губами, - иди сюда, тут есть свободное место.
Бодрый старичок сел рядом с ней.
- Изя, ты меня вспомнил? - пронзительно спросила старуха.
Старик напряг морщины на своем лице, стараясь что-то припомнить. Наконец он выдавил из себя:
- Нет.
В эту минуту автобус затормозил.
- А я тебя помню, - продолжала старуха, - ты жил в гостинице вместе со второй твоей женой.
- Ну, извини, - хмыкнул дед.
Он извинялся перед нею, наверное, за то, что не приметил ее и не взял себе в жёны.
- А ты помнишь Сару? - спросила его старуха.
- Ну... - неопределенно промычал дед.
- Сара сейчас в доме престарелых, а Фира с детьми и внуками уехала в Канаду.
- Ну... - лицо старика, похожее на необтесанное полено, не выражало никаких эмоций.
- Изя, сколько вам лет? - старуха со сморщенным накрашенным лицом, похожим на печеное яблоко, не унималась. - Изя, тебе больше восьмидесяти?
Старику явно не хотелось отвечать на этот вопрос, он завертел головой по сторонам, но старуха назойливо повторила вопрос.
- Да, чуть больше восьмидесяти, - признался дед.
- Я вас моложе, - растянулось в улыбке яркое личико старухи.
Разговор как-то сам собой прекратился, они сидели молча, старик и старуха, и каждый из них тупо смотрел перед собой.
- Изя, а у меня есть два сына - один в Америке, другой в Германии, я к ним обоим ездила в гости.
Автобус плавно остановился возле остановки и с шипением открыл двери.
- Ну, будь здорова, - сказал дед, быстро встал и ринулся к дверям.
Заснувшие пассажиры на минуту проснулись, чтобы посмотреть, не проехали ли они свою остановку.
Неугомонная старуха, увидев в окне дом престарелых, обратилась к сидевшей через проход от нее израильтянке:
- Хостель?
Израильтянка с растрепанными волосами красного цвета с ненавистью взглянула на спрашивающую, потом, чуть подумав и решив сделать одолжение, промычала: "Кен", что на иврите означает "да".
Старуха не успокоилась и переключила свое внимание на только что проснувшегося мужика:
- Русит, ты русит?
- Чего она от меня хочет? - спросил помятый мужик на иврите красноволосую израильтянку.
- Не обращай внимания на эту ненормальную, ей просто хочется с кем-то потрепаться. Сначала она донимала деда, потом меня, а теперь тебя. Сделай вид, что ничего не слышишь.
Автобус, петляя по улочкам, приближался к своей конечной остановке. Старуха с ярко накрашенными губами, так ни с кем толком и не поговорившая, молча смотрела в окно.