Аннотация: Написано в соавторстве с Норлин Илонвэ (http://norlin-nolde.diary.ru/). Толкин утверждал, что Арда - в прошлом. Мы рискнули возразить.
Король жил в Фуле дальней,
И кубок золотой
Хранил он -- дар прощальный
Красавицы одной.
-- Мы все делали не так.
Слова прозвучали неожиданно. Не то чтобы Раньясурэ слышал их редко (или произносил сам), но сейчас был час полного цветения Телпериона. Нормальные эльдар в это время спят, и Раньясурэ относился к их числу. А вот его друг явно нет.
Раньясурэ сел на постели и уставился на маячащего в окне Феанаро.
-- Может, тогда уже зайдешь? -- сипло поинтересовался Раньясурэ.
Феанаро кивнул и перемахнул через низкий подоконник. В руках у него был разлохмаченный и истерзанный свиток, выглядящий так, словно Феанаро выдрал его у кого-то из зубов. Раньясурэ вылез из постели с обреченным видом. Он устал. Он зверски хотел спать. До этого они неделю без перерыва мастерили новый куб, и к концу процесса Раньясурэ уже забыл, что такое лежать на кровати. Да и само понятие кровати казалось ему не больше, чем плодом воспаленного воображения.
Гость расстелил принесенный свиток на большом письменном столе, и Раньясурэ понял, что это чертеж злополучного куба. Который они закончили. Несколько часов назад. После недельного труда. Вместо того чтобы произнести все то, что вертелось на кончике языка, Раньясурэ взял себя в руки и промолчал. Он склонился над чертежом, испещренным красными и синими пометками.
-- Это то, о чем я думаю? -- поинтересовался Раньясурэ.
-- Не знаю, о чем ты думаешь сейчас и о чем мы думали, когда выводили эти трубки сюда, но все должно быть иначе, -- ответил Феанаро и пустился в объяснения, как именно оно должно быть. Раньясурэ слушал, кивал и всячески выражал заинтересованность. А когда Феанаро выдохся, сказал:
-- А теперь рассказывай, зачем на самом деле пришел.
Феанаро запнулся на полуслове и как-то сник, будто разом растерял весь свой энтузиазм.
-- С чего ты... Хм.
-- Я тебя знаю столько же, сколько живу. -- Раньясурэ серьезно посмотрел на друга, и под его взглядом Феанаро ничего не оставалось, как независимо фыркнуть и достать из кармана записку.
-- Вот, читай.
Раньясурэ аккуратно развернул слегка потертый на сгибах листок. Первое, что бросилось ему в глаза -- подпись внизу. Мириэль.
-- Это же от твоей матери, -- обескураженно проговорил он.
-- Читай. Тут нет никаких секретов.
Пока Раньясурэ изучал записку, Феанаро рассматривал комнату. Была у его друга одна страсть -- роспись стен. Свою комнату Раньясурэ превратил таким способом в сад, и цветы с деревьями были выписаны так тонко и аккуратно, что казалось, что они вот-вот шевельнутся от ветра.
-- Почему ты мне ее показал?
Феанаро помедлил, подбирая слова.
-- Хочу узнать, заметишь ли ты то же, что и я.
-- А что надо заметить? -- Раньясурэ снова взглянул на листок, который по-прежнему держал в руке. -- И откуда она?
-- Мне вручил ее отец. Давно, едва я научился читать. Я был очень... воодушевлен. А потом убрал в шкатулку и не возвращался к этому до сегодняшнего дня.
Раньясурэ вопросительно приподнял бровь.
-- У Индис будет ребенок.
-- Поздравляю, -- привычно отреагировал Раньясурэ. Феанаро издал неопределенный звук, не сумев решить, ответить ли "спасибо" или "лучше молчи".
-- Тьфу. -- Раньясурэ со стоном повалился обратно на кровать, возмущенно скрипнувшую от такого обращения. -- Что я, соболезновать должен?
-- Валар с Индис. Ты мне все-таки скажи, ты ничего не заметил?
Раньясурэ протянул руку с запиской.
-- Не-а.
Феанаро выхватил у него драгоценный листок.
-- Вот тут, обращение, видишь?
-- Не вижу, -- ответил Раньясурэ с закрытыми глазами. -- "Милый мой сын", -- процитировал он по памяти. -- Что не так?
-- Запятая. Мы выделяем обращение восклицательным знаком. А запятую ставят ваниар.
Раньясурэ пожал плечами. Лежа это сделать было затруднительно, но он справился. Годы тренировок.
-- Ты уверен?
Ответом ему стал мрачный взгляд, каковой появлялся у Феанаро всегда, когда кто-то сомневался в его словах.
-- Я даже уточнил у Румила. А в конце запятой, наоборот, нет. Хотя она нужна. -- Феанаро смотрел на записку с непередаваемым выражением лица. -- И некоторые слова... выглядят странно.
-- И ты уже сделал какой-то вывод.
Скептицизм в голосе Раньясурэ задевал за живое, но Феанаро не привык отступать. Особенно когда был в чем-то убежден. А сейчас он был.
-- Записку написала не моя мать, -- сказал он, пристально глядя на нарисованного соловья в нарисованных ветвях. Соловей явственно готовился запеть.
Раньясурэ что-то пробурчал, поглубже зарываясь в одеяло. Теплое, мягкое, светло-зеленое одеяло, которое прекрасно гармонировало со стенной росписью.
-- Ты преувеличиваешь, -- глухо донеслось до Феанаро. -- Кто бы стал это делать? И зачем?
-- Ищи, кому выгодно, -- загадочно ответил тот. И исчез тем же путем, что и появился.
Раньясурэ засунул голову под подушку, свято веря, что ему это приснилось.
Кабинет отца для Феанаро всегда был местом, где можно подумать и успокоиться, словно личность хозяина наложила на эту комнату неизгладимый отпечаток. Ребенком Феанаро любил рассматривать во множестве стоявшие на полках всевозможные вещицы, назначения которых он тогда еще не понимал. Финвэ никогда не запрещал ему что-либо трогать. Просто убрал подальше охотничьи ножи, да чернила в серебряной пузатой чернильнице с крышечкой в виде цветка, да тонко выделанную бумагу, и любимое ожерелье Мириэль из голубых камней, и зеркало в золотой раме (подарок Ингвэ на первую свадьбу), да еще останки медной куколки на шарнирах. Когда Феанаро подрос и научился немного обуздывать свой неуемный интерес, он стал часто заглядывать сюда просто так. Они сидели и молчали, а потом расходились с чувством, что абсолютно поняли друг друга.
Но на этот раз Феанаро явился в отцовский кабинет с определенной целью. Он собирался покопаться в семейных записях. Феанаро не сомневался в том, что сказал Раньясурэ: прощальную записку оставила не Мириэль. Но он понимал, что одних запятых и пары не так написанных слов (не говоря уж об ощущениях) недостаточно, чтобы убедить других. Отца, например. Если Финвэ сам ничего не заподозрил, не все так очевидно.
Феанаро толком не знал, что он хочет найти. Осталось ли еще что-нибудь, вышедшее из-под руки Мириэль? Может, его мать по каким-то неведомым причинам писала не так, как прочие нолдор? И почерк. Можно сымитировать чей угодно почерк, но для этого нужен образец. Если Финвэ не смутила записка, начертание сарати сделано в манере Мириэль. А значит, должно быть что-то еще, написанное ею.
Бумага тоже не вызывала доверия: тонкий, плотный лист, который за столько времени только потерся немного на сгибах. Пока Феанаро перебирал свитки, он припомнил, что такую бумагу он видел лишь однажды, в этом же самом кабинете. Целая пачка листов потом исчезла -- после того, как маленький Феанаро испробовал на одном из них свои художественные таланты. Феанаро достал записку и снова на нее посмотрел. Да, та самая бумага. Она сильно отличалась от привычной желто-рыхлой.
Проще всего было бы пойти к отцу и расспросить его, но что-то удерживало Феанаро от этого шага. Он уселся в любимое кресло с высокой спинкой с охапкой свитков и принялся их просматривать и сортировать. Планы дворца. Направо. Детские рисунки самого Феанаро. Направо. Письма от Ингвэ. А вот это, пожалуй, налево. Если отец разрешит хотя бы взглянуть на них, одним подозрением станет меньше. Письма от Индис. Ого. Это было бы налево, но ему никогда не получить дозволения в них заглянуть. Впрочем, ее как раз можно уговорить что-нибудь написать. Записка от Румила. Направо. Снова рисунки -- на этот раз авторства Финвэ. Направо.
Охапка закончилась быстро. Ничего, хотя бы отдаленно связанного с Мириэль, в ней не оказалось. Феанаро переплел пальцы и оперся на них подбородком. Должно было что-то остаться. Но этим можно поинтересоваться, не опасаясь возбудить подозрений.
Феанаро со вздохом сожаления поднялся и собрал свитки, чтобы отправить обратно в шкаф. Прижав их локтем к боку, он открыл дверцы и уже хотел было положить все на место, как его взгляд зацепился за что-то темнеющее в дальнем углу полки. Феанаро засунул туда руку. Пальцы нащупали кожаный переплет, и вытянули на свет небольшую стопку сшитых вместе листков под толстой обложкой. По-прежнему придерживая остальные свитки локтем, он осторожно щелкнул застежками и раскрыл находку, затаив дыхание.
С первого листа на него смотрел Финвэ. Феанаро несколько мгновений разглядывал портрет отца, а потом поспешно засунул остальные свитки в шкаф, спрятал книжицу за пазуху и почти выбежал из кабинета.
Рисунки матери на груди жгли не хуже раскаленного угля, сердце колотилось, как безумное, а руки тряслись от нетерпения. Феанаро едва сдерживался, чтобы не сесть прямо посреди коридора и не начать изучать добычу. Почему, ну почему отец не показывал ему этого?
Он застыл на месте. Эта мысль остановила его, как неожиданно возникшая на пути стена. Да что происходит в их доме?
Через мгновение Феанаро отмер и поспешил убраться в свою комнату. Не хватало еще натолкнуться на отца. Нужно успеть изучить драгоценные листы до встречи с Финвэ. И, если уж на то пошло, до того, как отец обнаружит, что в шкафу кое-чего не хватает.
Феанаро размашисто шагал по бесконечному коридору, преследуемый гулким эхом собственных шагов. Кабинет отца находился в дальней части дворца, как и все остальные личные покои. Комнаты самого Феанаро располагались рядом с отцовскими, но с появлением Индис Финвион стал намного реже бывать дома.
Он толкнул дверь и шагнул через порог. В комнате все валялось так, как он и оставил больше недели назад. Феанаро мимоходом подумал, что с того момента, как он вышел отсюда, он даже, кажется, ничего не ел, кроме пары хлебцев. Мысль мелькнула и исчезла, как не бывало.
Феанаро забрался с ногами на кушетку, обложился разноцветными подушками и извлек книгу. Обложка надежно сберегла драгоценное содержимое. Феанаро бережно коснулся листов. Они были разного размера. Книгу собрали из разрозненных частей, сшив суровой ниткой отдельные рисунки и наброски. Все-таки, почему отец утаил это от него?
Медленно перелистывая альбом, Феанаро рассматривал изображения. Замысловатый узор на одной из страниц надолго приковал его взгляд. Два голубых ромба переплетались с оранжевыми линиями, похожими на языки пламени. Все это опоясывали круги: лиловый, золотой, красный. Сердцевина узора была черной, но странным образом не казалась мрачной. Может, из-за ярко-зеленого обрамления, а может, потому, что остальные цвета кричали о жизни и красоте. Феанаро зачарованно провел пальцами по линиям.
А вот полноценный портрет: на этот раз Ингвэ, в профиль, золотые волосы заплетены в косы, на губах играет улыбка. Эзеллохар -- углем. Лист обрамляет вязь, и по краям она превращается в две пересекающиеся под прямым углом широкие линии, центр которых обведен кругом. Фрагменты украшений домов, коньки крыш, окна, двери. Туна с городом на зеленой вершине, вид издали, наверно, чуть ли не от самого входа в Калакирию со стороны моря.
Каждое следующее изображение Туны увеличивалось, приближая холм к зрителю, словно рисунки создавали прямо по пути. Феанаро перевернул страницу, ожидая увидеть белоснежные лестницы, ведущие к городу. Но их не было. Дальше в книге вообще ничего не было, кроме нескольких чистых листов. Феанаро разочарованно выдохнул и вернулся к последнему рисунку с Туной. Взгляд его сполз в низ страницы. В правом углу стояли едва заметные цифры "5/8". Феанаро нахмурился, не понимая. Торопливо листнул назад. На предыдущей странице значилось "4/8". Остальные рисунки с Туной тоже были под номерами: один, два и три.
Феанаро озадаченно потер лоб. Выходит, это и вправду цикл изображений, которых, если он верно понял, должно было быть восемь. Но мать почему-то не закончила их. Возможно, не успела или передумала. А чистые листы предназначались именно для этого. Феанаро на всякий случай еще раз их просмотрел, но они действительно были нетронутыми.
И что ему делать дальше? Он ни на шаг не стал ближе к разгадке. Феанаро уставился невидящим взглядом на рисунок номер пять, размышляя и бессознательно теребя плотную двуслойную обложку, словно требуя от нее открыть тайну. В голову ничего не приходило, и он не мог ее за это винить: стоило, кажется, отдохнуть. "Единственное здравое решение за несколько дней", -- съехидничал внутренний голос, подозрительно похожий на голос Раньясурэ.
-- Ладно, -- вслух сказал Феанаро. -- И правда...
Но что-то все же мешало ему закрыть книгу. Что-то неправильное в последнем рисунке резало глаз.
А потом он понял: с этого ракурса должен был быть виден Тирион. Но города не было. Феанаро хотел бы ошибиться. Да только место с картины было ему хорошо известно, как и всем -- белый камень с указанием расположения лестниц, ведущих в город. Камень поставили намного позже возведения Тириона, когда в Валинор прибыли телери. Для них указатель и предназначался, потому что поначалу они сильно путались.
Камень был прорисован нечетко, надпись на нем не читалась. Феанаро и так знал, что там говорится, но его вдруг охватили сомнения. Зачем рисовать холм без города? Или рисунок не закончен? Но он выглядел вполне завершенным.
Феанаро расстроенно запустил пальцы в волосы, окончательно растрепав их. Это интересно, но не имеет отношения к записке, и ничем не может помочь, напомнил он себе о главной цели. Он пустил листы веером в обратном порядке. Рисунки замелькали, и ему вдруг бросился в глаза портрет Ингвэ -- единственный портрет в книге, если не считать отцовского. Феанаро вскочил, кинулся к столу, споткнулся о стул, зашипел от боли, но не остановился. С грохотом выдвинул ящик, с таким же грохотом задвинул обратно. Нет, прятать книгу в стол плохая идея. Феанаро ринулся к шкафу, куда обычно запихивал бумаги, и остановился на полпути. Тоже не пойдет. Лучший схрон -- тот, что на виду. Он засунул книгу под подушки на кушетке, мельком заметил, что, кажется, немного растрепал обложку, слетел по лестнице, едва касаясь ступенек, и метнулся в конюшню.
Феанаро стоило большого труда принудить себя не пустить коня галопом. Не хватало еще историй о том, как сын короля носится по улицам города, как ополоумевший.
Выходя в сад за белыми розами, Ингвэ меньше всего ожидал приключений. Поэтому когда он протянул руку к цветам, а они зашевелились, Ингвэ слегка опешил. И уж тем более он не рассчитывал увидеть за этим самым кустом Феанаро -- со всклокоченными волосами и немного диким взглядом. Взглянув попристальнее на это явление, Ингвэ без труда мог заключить, что Феанаро уже некоторое время (а, возможно, и довольно продолжительное) игнорирует вотчину Ирмо.
-- Э-э-э... -- протянул Ингвэ. -- У тебя все в порядке?
Вопрос был глупый. Ингвэ явно видел, что нет, не в порядке, и в груди у него заныло нехорошее предчувствие, больно покалывая. Неужели что-то стряслось с Индис? Если так, то появился бы сам Финвэ, одернул он себя.
-- Да, -- уверенно ответил Феанаро, выбираясь из-за куста. Розы осыпали его целым дождем с мокрых листьев. Феанаро стер капли воды с лица.
-- Ладно, -- сказал Ингвэ, изо всех сил стараясь не выглядеть удивленным и встревоженным. -- Тебе виднее.
Он занялся срезанием цветов, справедливо рассудив, что если Феанаро что-нибудь от него нужно, то тот не преминет об этом заговорить и без лишних вопросов. Не зря же он проделал такой путь, да еще и, судя по внешнему виду, в ужасной спешке.
-- Можно тебя попросить? -- Феанаро и впрямь не стал ходить вокруг да около.
Ингвэ кивнул.
-- Ты ведь за этим и пришел. Не пойму только, почему в сад.
Феанаро огляделся по сторонам, словно только сейчас осознав, где он находится, и неожиданно смутился.
-- Я сначала хотел во дворец, но, когда подъезжал, увидел, что ты идешь сюда. И решил не терять времени.
В этом был весь Феанаро. Долой условности, мешающие достижению цели. Хотя раньше он хотя бы утруждал себя приветствием, вздохнул Ингвэ.
-- У тебя не осталось чего-нибудь от моей матери?
Ингвэ вздрогнул и почувствовал, как кожа покрывается мурашками. Руки мгновенно похолодели, а в груди закололо еще сильнее.
-- Например? -- поинтересовался он, отвернувшись к розам, чтобы скрыть волнение.
-- Рисунка... или, может, письма... чего-нибудь, сделанного ее рукой.
-- Почему ты спрашиваешь об этом у меня? -- теперь Ингвэ бросило в жар. Никто не любил, когда Феанаро заговаривал о своей матери, и меньше всего -- Ингвэ. Он был рад, что сестра нашла свое счастье и в то же время постоянно опасался, что тень прошлого в конце концов накроет ее с головой. И вот теперь Феанаро примчался к нему с таким вопросом.
Феанаро, занятый выпутыванием мелких веточек из волос, ничего особенного в выражении лица Ингвэ не заметил.
-- Вы дружили, -- сказал он, начиная раздражаться от необходимости пояснять очевидное.
-- Это правда, -- с трудом выдавил Ингвэ и сунул Феанаро охапку цветов. У него самого руки были заняты тем же. -- Пойдем.
Во дворце к ним сразу же подлетел маленький Ингвион и стал дергать отца за рукав, явно желая ему что-то показать, но Ингвэ, казалось, едва заметил сына. Он рассеянно потрепал его по голове и не сказал ни слова. Ингвион подергал его еще немного и переключил свое внимание на Феанаро.
-- Пливет! -- звонко поздоровался он. -- А ты плинес мне иглульки?
-- Привет, малыш. Нет, в этот раз не принес, извини. Я очень торопился.
Ингвион огорченно поджал губки, но тут же снова расцвел.
-- Толопился поиглать со мной?
-- Ингвион, -- окликнул его отец. -- Феанаро у нас по делу. Вот когда приедет в гости, будешь к нему приставать. Беги к себе, я скоро приду.
Ингвион тяжело вздохнул.
-- У меня тоже дела, -- драматичным шепотом произнес он и ускакал, мигом растеряв всю драматичность.
Ингвэ же повел "делового" гостя наверх. Он старался унять глупые страхи. Феанаро время от времени интересовался чем-то, связанным с матерью, в этом нет ничего необычного, и, уж конечно, это ничем не грозит Индис, уговаривал себя Ингвэ. Успокоить самого себя получалось плохо, и Ингвэ все ускорял шаг.
-- Есть небольшой набросок моего портрета. Мириэль сделала его очень давно, но полностью я рисунка так и не дождался, -- на ходу заговорил он, торопливо распахивая дверь своих покоев.
"Ха, -- с толикой злорадства подумал Феанаро. -- Выходит, отец и от тебя кое-что скрыл".
-- И еще сохранилась короткая записка. Там ничего особенного, благодарность за свадебный подарок... Что ты хочешь увидеть?
-- Записку, -- быстро, чтобы не дать Ингвэ времени передумать, ответил Феанаро. Он застыл в томительном ожидании. Так напрягает все чувства гончая, почуявшая верный след.
Ингвэ открыл небольшую шкатулку, стоявшую на столе.
-- Вот. -- Он протянул Феанаро вдвое сложенный листок. По нему вился узор из листьев, венком оплетая слова.
Феанаро вцепился в листок так, словно от этого зависела его жизнь.
-- Можно мне... можно мне взять ее на несколько дней? -- спросил он, жадно вглядываясь в сарати. По лицу его пробежала едва заметная судорога.
Ингвэ аккуратно прикрыл золотую шкатулку.
-- Можешь взять ее насовсем. Тебе она нужней.
-- Почему ты так решил? -- Феанаро слегка нахмурился. Неужели Ингвэ что-то знает?
-- Ты принесся сюда весь в мыле, залез в мои розы и даже не захватил ничего для Ингвиона, так что, думаю, тебе действительно необходима эта записка. Забирай.
-- Я... я пойду. В смысле, поеду домой, ладно? -- Феанаро сложил записку и сунул во внутренний карман плаща. -- Спасибо! -- крикнул он уже с порога.
-- Пожалуйста, дитя, -- ответил Ингвэ пустоте. Сердце по-прежнему ныло.
***
Последние несколько дней Финвэ пребывал в странном смятении. Радостная весть, которой поделилась с ним Индис, согревала сердце и наполняла его умиротворением и нежностью. Но вместе с тем в душу проникало и какое-то смутное чувство обеспокоенности. Финвэ почти сразу понял, в чем причина. Феанаро отреагировал на известие о скором рождении брата или сестры сдержанно и вежливо, и трудно было понять, что он на самом деле думает об этом счастливом событии. От осторожной, начатой издалека попытки поговорить откровенно, он уклонился и быстро скрылся по каким-то якобы важным делам. А днем позже Финвэ убедился, что правильно заметил подозрительный блеск в глазах сына -- привычный знак того, что тот не на шутку озадачился чем-то эдаким.
Очевидно, это "что-то" и было причиной одолевающего беспокойства. Финвэ продолжал ломать голову, и дошло даже до того, что внимание на его задумчивость обратила Индис. Пришлось отшутиться и сказаться увлеченным мыслями о неких градостроительных планах. Последовал немедленный укол совести, но это небольшое лукавство позволило Финвэ уединиться в кабинете, чтобы как следует подумать. В конце концов, он не в первый раз прибегал к чему-то подобному, чтобы выторговать немного времени и покоя...
Резная деревянная дверь беззвучно затворилась, отрезая хозяина комнаты от дневной оживленности дворца. Финвэ неспешно обогнул стол, подошел к окну и остановился, глядя на белеющую внизу площадь. Спешащие по своим делам эльдар привычно пересекали ее в разных направлениях, изредка кто-то приближался к ступеням парадного крыльца и скрывался под аркой входа, или просто прогуливался мимо и глядел на украшенные рельефами стены. Мирное зрелище привычно успокаивало и помогало настроиться на подходящий лад. Финвэ давно это знал и провел уже много часов, вот так глядя на свой город, чтобы впоследствии сесть за стол и разом разрешить загвоздку с какими-нибудь чертежами или расчетами. А сейчас он надеялся тем же способом разобраться со своими, возможно, надуманными тревогами и выбросить их из головы.
Вместо этого привычное созерцание неожиданно прервалось. Финвэ резко обернулся и посмотрел в сторону шкафа. Между сомкнутых дверец белел уголок прищемленного листа. Эта маленькая, неосознанно подмеченная боковым зрением деталь, подействовала, словно пробуждающий тычок: Финвэ окинул кабинет быстрым взором, и понял, что в его отсутствие здесь кто-то побывал. Бумаги на столе лежали иначе, нежели он их оставлял, оказалась передвинута чернильница, и массивное деревянное кресло, в котором любил сидеть Феанаро, было развернуто в другую сторону... Финвэ стиснул зубы и в два шага оказался перед шкафом. Рывком распахнул дверцы. Стопка бумаг и перевязанные свитки с громким шелестом посыпались под ноги, захлопали друг о друга кожаные переплеты книг. Он трижды перебрал их все до единого и, убедившись, что приметной темной обложки нет на месте, бросил все, как есть, и выбежал прочь.
Пустой, как водится в это время дня, коридор быстро вывел его к нужной двери. На короткий стук ожидаемо не последовало ответа, и Финвэ торопливо толкнул створку. Комната, как обычно, оказалась не заперта, и царил в ней привычный глазу беспорядок. В другой раз он не преминул бы посетовать на этот неподобающий вид, но сейчас было не до того. Финвэ огляделся. В последнее время Феанаро не часто возвращался ночевать домой и виделся с отцом дней пять назад. Уже одно это вызывало законное беспокойство и требовало вмешательства, но Финвэ все не мог решиться на серьезный разговор. Сейчас ему трудно было понять, как давно сын заходил в свои комнаты и чем здесь занимался. Можно было судить только по тому, что в собственный кабинет он не заглядывал больше двух суток -- сказывались обычные дела, заботы об Индис и встречи с мастерами в зале совета. Значит, с того момента, как сын успел побывать в кабинете и вдоволь полазить по шкафам, могло пройти предостаточно времени. От такой мысли захотелось схватиться за голову, но Финвэ себя сдержал. Вместо этого огляделся еще раз, подошел к столу и быстро перебрал разбросанные бумаги. Не нашел ничего примечательного. В ящике тоже не оказалось ни искомого альбома в темной обложке, ни -- тут сердце Финвэ снова екнуло -- спешно нацарапанной на клочке записки. Их не обнаружилось ни в книжных шкафах, ни на подоконнике, ни на прибитых к стенам полках. Становилось понятно, что поиски едва ли принесут результат, и лучше подумать о более важном -- о том, где искать самого Феанаро.
Финвэ вздохнул и устало опустился на кушетку. Содержимое оплетенного кожей альбома тревожило его без малого пятьдесят лет. Иногда он задумывался о том, чтобы пообещать себе по истечении этого "без малого" признать право сына знать все, как есть, и поговорить с ним откровенно и начистоту. Но почти сразу ответом на эти смелые мысли становились справедливые и разумные доводы против. И альбом оставался лежать в надежном месте. Но несколько дней назад, как раз после того, как Индис сообщила о ребенке, он вдруг решил снова взглянуть на него. Просидел за столом допоздна, перебирал листы и думал. А после против обыкновения легкомысленно сунул в книжный шкаф.
Редкая глупость. От осознания этого промаха Финвэ досадливо ударил кулаком по брошенной на кушетке подушке и сразу почувствовал под ней что-то твердое. Отбросил подушку в сторону и не сдержал судорожного вздоха.
Конечно, альбом был изучен от и до. Листали его аккуратно, нигде на страницах не осталось заломов или сгибов. А вот на обложке заметно отошел кожаный край переплета, и между скрепленных им кусков плотного картона теперь виднелся зазор. Финвэ заметно побледнел и, медленно подняв руки, тряхнул книгу. В щели обложки показался пожелтевший край бумаги. Полностью вытащить его из тайника удалось без усилий, и через мгновение Финвэ уже держал в руках исписанный некрупным аккуратным почерком лист. Перечитывать текст не стал -- и без того помнил наизусть. Только прикрыл глаза и просидел на кушетке еще какое-то время, механически вертя находку в пальцах, а потом быстро вернул ее на место, захлопнул альбом и стремительно вышел.
***
Выехав из Валмара, Феанаро вовсе не направился домой, как сказал о том Ингвэ. Вместо этого, проделав примерно треть пути до Тириона, он направил коня в сторону от дороги по одному ему приметной тропе. Конь лениво брел по волнующемуся ковылю, пока Феанаро не остановил его и не спрыгнул на землю. Жеребец тут же принялся пощипывать клевер, а сам Феанаро растянулся на мягком травяном ковре, швырнув на него плащ в качестве покрывала.
Он заложил руки под голову и глубоко вздохнул. Теперь, когда у него было все, что нужно, он испугался того, что его подозрения получат зримое подкрепление. И ему придется жить еще и с этим. Шансы на то, что он найдет настоящего автора записки, ничтожны. Подозревать всех и каждого?
На головой качались метелки трав, расчерчивая небо. Феанаро перевернулся на живот и оперся на локти. Нечего тянуть, когда он уже так далеко зашел. Он достал обе записки: свою и полученную от Ингвэ, и начал их сравнивать.
Как только он увидел письмо, адресованное Ингвэ, еще во дворце, Феанаро понял, что принадлежавшая ему самому записка совершенно и наверняка подделана -- и подделана топорно. Достаточно было только увидеть, как выписаны сарати на обоих листках. Настоящая Мириэль чертила их слегка небрежно, уверенной, привыкшей к тонкой работе, рукой. Тот же, кто писал вместо нее, выводил сарати подчеркнуто старательно. Но при этом позабыл о верно расставленных запятых. Неискушенный глаз не схватил бы разницы между двумя письмами, но Феанаро, привыкший подмечать мельчайшие детали, четко ее видел. Чуть иной наклон, чуть сильнее продавлена бумага под пером.
Но главное -- тут Феанаро не удержался и скрипнул зубами -- в одном слове вместо thuleстоял значок того звука "s", который пришел на смену "þ". Многие уже говорили так, хотя и не все. Он понял, что в записке "Мириэль" его всегда бессознательно тревожило именно это: то, что он знал о матери, не стыковалось с отсутствием thule. Румил рассказывал ему, что Мириэль всегда настаивала на том, что ее имя произносится именно с "þ". Феанаро застонал, кляня собственную слепоту и легкомысленность. Его водили за нос практически всю жизнь, обманув кое-как сляпанной фальшивкой.
Спустя почти бесконечность Феанаро вытянул затекшие руки и уткнулся лицом в землю. Его гипотеза подтвердилась, и впервые в жизни это не принесло ему радости. В голове звенело и плыло. Нервное напряжение, тревоги, беготня и ужасное открытие его доконали. Усталость брала свое, и Феанаро сам не заметил, как задремал.
Проснулся он разом, как от толчка. Конь бродил поблизости, а на Валинор уже ложился свет Телпериона. Феанаро тряхнул головой. Она по-прежнему была, как чугунная, но теперь вместо усталости в ней тяжелым болезненным клубком свернулась тоска и что-то еще, чему Феанаро пока не мог подобрать названия. Он подозвал коня свистом и забрался на него. Конь некоторое время безрезультатно ожидал команды, а потом двинулся по привычному пути к дому.
Но уже в самом Тирионе Феанаро резко его развернул. Настроившийся на овес в родной конюшне жеребец недовольно всхрапнул, но послушался и направился к дому Раньясурэ.
К облегчению Феанаро, друг оказался у себя. Раньясурэ стоял у окна с палитрой в руках и смешивал краски, явно собираясь что-то расписывать.
-- Ты для разнообразия через дверь? -- спросил Раньясурэ после приветствия.
-- В этот раз она оказалась ближе, -- меланхолично ответил Феанаро. -- Знаешь, я был в Валмаре, у Ингвэ.
Услышав это, Раньясурэ отложил кисти и краски, вытер руки о тряпку, добавив на нее еще несколько разноцветных пятен, подошел к двери и закрыл ее поплотнее.
-- Теперь рассказывай.
Феанаро озадаченно посмотрел на его манипуляции, затем понимающе кивнул.
-- Он дал мне письмо, которое ему когда-то писала моя мать. И я сравнил его со своей запиской.
-- Ты пошел к верховному королю со своими... подозрениями? -- Раньясурэ стоило огромного труда удержаться от слова "выдумки".
-- Я ему ничего не рассказывал. Только попросил. Как оказалось, не зря. -- Феанаро протянул Раньясурэ оба листка. -- Вот, сравни.
Раньясурэ добросовестно рассмотрел оба.
-- Почерк слегка разный, это я вижу. Но никто не пишет всегда одинаково.
-- Ты прав. Но вкупе со всем остальным... -- Феанаро закусил губу. -- Запятые... и thule, вот тут нет, видишь?
-- Феанаро, это слишком, -- проговорил Раньясурэ. -- Ты же сам понимаешь, что это невозможно.
Он искренне хотел помочь другу, и сейчас видел свою задачу в том, чтобы успокоить его.
-- Тебе не приходило в голову, что эти огрехи -- всего лишь случайность? Разве ты сам никогда по небрежности не писал что-нибудь неверно? -- озабоченно продолжал Раньясурэ.
Феанаро мрачно уставился в пол. Некоторое время он не шевелился и, кажется, даже не дышал. А потом поднял взгляд, и в нем читалось такое изнеможение, что Раньясурэ испугался.
-- Можно кое-как, второпях, написать кому-то, что ты срочно убегаешь и вернешься завтра, -- Феанаро говорил так тихо, что Раньясурэ с трудом разбирал слова. -- Но такое... -- он совсем затих.
Дело поворачивалось совсем неожиданной и неприятной стороной. Раньясурэ оставался при своем мнении, но Феанаро очевидно и явно нуждался в поддержке.
-- Допустим -- допустим! -- ты прав, -- сказал Раньясурэ. -- Что ты собираешься делать дальше? Искать еще какие-то доказательства?
Феанаро пожал плечами. Было видно, что он пока об этом не задумывался.
-- Возможно, -- нехотя ответил он.
-- Тебе помочь?
-- Раньо, -- глухо сказал Феанаро, -- я не очень понимаю, что мне теперь делать. Мне нужно все это обдумать, и тогда я дам тебе знать.
Раньясурэ положил руку ему на плечо.
-- Только не делай ничего поспешного, о чем потом пожалеешь.
-- Не буду. Поразмыслю пока где-нибудь в спокойном месте.
Где найти такое место, Феанаро недолго ломал голову.
Оказалось, что для того, чтобы обежать весь город, заглянуть в немалое число домов и переброситься с хозяевами хотя бы парой фраз, требуется не так много времени. По крайней мере, Финвэ казалось, что с того мига, когда он в спешке покинул дом родителей Раньясурэ, прошло всего ничего. Но и результат поисков был такой же -- никакой.
К лучшему другу сына он отправился прямо из дворца. И сразу же оказалось, что очевидное решение было верным: Феанаро заходил к тому пару часов назад.
-- Он вернулся из Валмара и, как я понял, сразу зашел ко мне, -- появление короля на пороге дома явно озадачило Раньясурэ, а обеспокоенный тон, которым был задан вопрос, немедленно разбудил тревогу, смутно дремавшую в нем с того момента, как он поговорил с Феанаро.
-- Валмар, зачем он туда ездил?.. О чем вы говорили? Он сказал, куда теперь отправится? Домой? -- коротко и быстро спрашивал Финвэ, безуспешно стараясь унять участившееся биение сердца.
-- Нет... Он сказал, что хочет подумать где-нибудь один. А что случилось?
-- О чем вы говорили, Раньо?
-- О чем... Да снова про эту записку! В последнее время он сам не свой. Вытащил старую записку матери и не может успокоиться. Придумал целую теорию. Ищет доказательства. За этим и к королю Ингвэ ездил. Уж не знаю, что он ему наплел, только тот ему что-то дал... А! Кажется, какое-то письмо госпожи Мириэль. Я, конечно, все понимаю, но это уже чересчур, я так и сказал.
-- Записку матери... -- Финвэ прикрыл глаза и тяжело оперся рукой о дверной косяк. -- Ты уверен, что не знаешь, куда он пошел?
Раньясурэ окончательно растерялся:
-- Государь, я... Мне следовало его остановить? Я решил, он опять навоображал себе чего-то, такое же бывает.
-- Раньо, пожалуйста, подумай, где его можно искать? Где-то вне города? Или в чье-то мастерской? Где?
Конечно, Раньясурэ толком ничего не выдавил. Возможно, в лугах, возможно, у друзей, возможно, отправился верхом вокруг города... Скрепя сердце, пришлось довольствоваться этим и, поручив Раньясурэ в случае появления Феанаро любыми способами задержать его до возвращения самого Финвэ, отправиться на дальнейшие поиски.
А те не принесли никакого результата. Без особой надежды он успел побывать в кузнице Макатано, у всех друзей и приятелей сына, заглянул в несколько уединенных полудиких садов, прошелся по всем нешумным улочкам окраин, где по его представлениям можно было бы предаваться невеселым мыслям. Ничего. Феанаро нигде не видели, и единственное, чего Финвэ сумел добиться -- это появления заметного беспокойства на всех без исключения лицах своих собеседников и их заверений в том, что если блудный принц объявится, его обязательно направят к отцу.
В конце концов, он остановился и присел на край чаши мраморного фонтана. Струи мирно шептались за спиной и словно бы успокаивали. Наверное, в этом был смысл: успокоиться, вернуться во дворец, взять коня и отправиться искать сына в окрестностях Тириона. Начать со склонов Туны, а потом, если Феанаро не обнаружится и там, отправиться в сторону леса... Финвэ молча кивнул этим здравым мыслям и постучал пальцами по обложке злополучного альбома. Оказалось, он так и не выпустил его из рук и все это время таскал с собой. Выдубленная темная кожа была приятной на ощупь, и корки переплета успокаивающе хлопали о листы. Мелькали покрытые рисунками страницы, шелестела бумага... Финвэ вдруг нахмурился и торопливо раскрыл книгу посередине. Принялся листать: портрет Ингвэ, орнамент, набросок карниза, клумба, Эзеллохар. Вот оно -- дорога на Туну. Первый лист, второй, третий. Ровный одинокий путь, ведущий к пологому и пустому холму. Финвэ помнил эти работы и то, в каком настроении они были сделаны. Путник шаг за шагом приближается к знакомому до последнего дома городу, минует указательный камень и застывает: на прежнем месте остались лишь голые склоны. Тирион исчез.
Несколько мгновений Финвэ задумчиво смотрел на черные контуры Туны, пока не решил, что пустынная дорога на рисунке выглядит достаточно печальной, а дорожный знак довольно сильно напоминает могильный камень, чтобы изображенное место было вполне подходящим для уединенных размышлений.
Феанаро сидел на земле, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Аккуратно свернутые бумаги лежали рядом, но он уже не обращал на них внимания: с ними все было ясно, и оставалось лишь свести воедино известные факты и прийти к какому-то выводу. А потом решать, как с этим выводом жить дальше.
Поэтому вместо записок его взгляд долго блуждал по сторонам, пока не упал на белеющие у ног камешки, отлетевшие с дороги. Недолго думая, Феанаро осторожно выбрал из травы несколько штук и принялся нарочито медленно выкладывать их ровно в ряд.
Первым делом напрашивалось самое очевидное: адресованная ему записка матери оказалась неумелым подлогом. Или ладно, не неумелым, а недостаточно искусным. Раз даже Раньясурэ своим взглядом художника не увидел доподлинной разницы, автор заслужил каплю снисхождения... Отсюда второе и второй камешек: записка была оставлена кем-то, кто хорошо знал Мириэль. И хорошо знал Финвэ. Настолько, чтобы обмануть его этой подделкой. И, наконец, третье, тоже ясное: этот кто-то имел возможность проникнуть во дворец, подложить бумагу в вещи Мириэль и не вызвать при этом подозрений.
Раз, два, три. Феанаро задумчиво пересчитал камешки и добавил к ним один -- чуть в стороне. Из всего перечисленного сам собой возникал вопрос: кому все это понадобилось? Кто достаточно знал руку Мириэль, чтобы подделать письмо? Кто сумел спрятать его во дворце? И, главное, зачем он это сделал? В записке матери, адресованной сыну, не было ничего важного постороннему глазу. Кроме него самого, Финвэ и Раньясурэ никто этого листка даже не видел и едва ли знал о его существовании. По всему выходило, что единственным, для кого послание представляло ценность и смысл, был сам Феанаро. Он не мог вообразить голоса матери, но ее слова, сохраненные бумагой, отзывались в душе теплом и горечью. Это дорогого стоило.
Занесенная рука вдруг дрогнула, и пальцы выпустили очередной зажатый камешек. Феанаро, не глядя, нащупал подложное письмо и поспешно поднес его к глазам. Очень аккуратные старательно выведенные строки, ровные хвостики букв, сильный нажим в закруглениях... Действительно, кому могло понадобиться написать сыну послание от лица умершей матери? Кто захотел бы потянуть между ними эту зыбкую ниточку связи?
Феанаро прикрыл глаза и уронил руку с запиской на колени. Он заметил нестыковку и с головой бросился распутывать воображаемую страшную тайну. А та оказалась куда проще и, по-своему, безжалостнее. Никакого злого умысла, одна лишь забота и попытка неловко утешить -- теперь провалившаяся.
Эта мысль и осознание собственноручно разрушенной иллюзии принесли за собой ощущение усталости и опустошения. Обессиленный, Феанаро неловко отпихнул помявшиеся бумаги, прикрыл руками лицо и повалился на траву. Какое-то время он лежал без движения, пока кто-то не окликнул его:
-- Феанаро!..
-- Феанаро!
Темную фигуру, опирающуюся спиной на тот самый дорожный камень, Финвэ заметил сразу -- как только добрался до конца улицы и бросил взгляд вниз на сбегающую по склону и удаляющуюся в сторону моря дорогу. Сын, ссутулившись, сидел на земле и что-то медленно перебирал в руках. Вся его поза являла собой картину невеселой задумчивости, но все же Финвэ не сдержал вздоха облечения -- затянувшиеся поиски, наконец, завершились успехом. Он на миг приостановился и стиснул многострадальный альбом, словно собираясь с силами для непростого разговора, а после ускорил шаг и двинулся вниз по холму.
Когда до подножия Финвэ оставалось еще полпути, в руках Феанаро мелькнуло издалека приметное белое пятно бумажного листа, а спустя несколько мгновений он сам вдруг боком опустился на землю. Оставшееся расстояние Финвэ преодолел бегом и с размаху упал на колени.
-- Феанаро!
Тот вздрогнул, открыл глаза и рывком сел, заморгав, словно некстати разбуженный от тяжелого сна.
-- Отец? -- голос прозвучал глухо, и в нем отчетливо слышались разом рассеянность и удивление.
-- Что с тобой? Я с ног сбился, тебя разыскивая. Обежал весь город. Был у Раньясурэ.
Феанаро вскинул голову и, отерев лицо, неловко поерзал на земле. Помолчал.
-- И что он тебе сказал?
-- Ты ездил в Валмар, -- серьезный разговор начался. Финвэ вздохнул и пересел на траву, по примеру сына прислонившись к камню. И только устроившись, наконец, продолжил: -- И про записку.
-- Вот как, -- невпопад кивнул Феанаро. И опять замолк на какое-то время. А потом быстро наклонился, нашарил под ногами смятые бумаги и, не глядя, протянул их отцу.
Первый лист Финвэ узнал сразу и лишь пробежал глазами. Содержание он помнил хорошо. Как и то, с какой тщательностью переписывал -- перечерчивал -- выведенные рукой Мириэль знаки сарати.
-- Ты напутал с запятыми. И позабыл про thule. Я заметил только теперь.
-- Действительно.
Так хотя бы стало понятно, при чем здесь Валмар. "Милый Ингвэ! Благодарю тебя за присланные дары! Чудесные ткани. А арфа очень красива..." Финвэ осторожно разгладил пошедшие складками строки и вернул обе записки.
Они опять замолчали и замерли, сидя плечом к плечу и глядя на мирные округлые склоны зеленых холмов. Вокруг с тихим шелестом шевелилась трава, а в небе медленно кружили черные птичьи тени. По правую руку в вышине гордо белел город.
-- Прости меня, -- наконец, вымолвил Финвэ, -- я не мог поступить иначе. Но все равно: прости меня.
-- Я понимаю. Ты хотел, как лучше. Чтобы что-то осталось, -- Феанаро повел глазами в сторону альбома, который отец держал на коленях: -- Ты тоже прости, я взял из кабинета.
-- Урок на будущее: надо вовремя убирать, -- вздохнул Финвэ и покачал головой, -- хотя без толку. Тайное рано или поздно выяснится. Да я и сам думал рассказать. После совершеннолетия, -- пожалуй, с этим он немного слукавил, но какая теперь разница?..
Ответом стал удивленный взгляд:
-- Рассказать? Но зачем?
Финвэ пожал плечами:
-- Считаешь, что тебе не стоило знать правду?
-- Наверное, -- сын повторил его жест, -- с другой стороны, какая разница. Это лишь записка. Просто грустно немного.
-- Лишь записка? -- очередь удивляться перешла к Финвэ. Он сильнее сжал в руках альбом и, кажется, побледнел.
-- А разве нет?.. Отец?
Наверное, выражение лица Финвэ было слишком красноречивым: недоумение Феанаро быстро сменилось внимательным прищуром и подозрительностью, а потом во взгляде мелькнула внезапная догадка:
-- Ты не просто написал мамино письмо, так? Ты подменил им что-то?
-- Разве... -- ошеломленный Финвэ споткнулся на полуслове, -- ты ведь видел альбом?
-- Да... В нем рисунки. Ее.
Финвэ с трудом удержался от того, чтобы прикусить язык, и обернуть все сказанное в глупую шутку. Да и не получилось бы. Оставалось только смириться, протянуть книгу и отвернуться:
-- Значит, просто растрепал переплет. Поросенок.
Ответа не последовало. Лишь громко хлопнула обложка, и страницы под пальцами сына нервно зашелестели. Финвэ быстро различил звук, с которым из тайника выскользнул лист с письмом, и прикрыл глаза. Сердце в груди глухо ухало.
Феанаро читал долго и беззвучно. Наверное, перечитывал несколько раз, возможно, даже задом наперед. Наконец, закончил, медленно и предельно аккуратно вложил бумагу обратно в альбом и поднялся на ноги.
Финвэ, подобравшись, ждал, хотя и не знал чего именно. С сына сталось бы вскочить в седло и умчаться прочь. Или наброситься с обвинениями. Или...
Но он лишь дважды обошел вокруг камня и опустился на прежнее место, замерев в той же самой позе. Сосредоточенно погладил пальцами кожаную обложку и кратко, по-деловому попросил:
-- Расскажи, как все случилось.
Конь послушно ступал в высокой траве, словно бы забавляясь щекотанием цветочных метелок и нимало не заботясь тем, как давно золотой свет сменился серебряным, а следом и воздух сделался по-ночному прохладен. Город сиял на вершине холма белым облаком, и подкатывающая к подножью легкая дымка тумана добавляла ему какой-то загадочности. Финвэ любовался этой чудной картиной и оттого не думал понукать жеребца. Они держали путь со стороны Гаваней, но уже на подступах к дому королю вдруг захотелось объехать кругом Туны и только затем вновь вернуться на дорогу и подняться по ней до главной въездной арки. Ее красивый тонкий силуэт должен был скоро появиться из-за стен домов, а пока же Финвэ скользил взглядом по серебристо-зеленым склонам и поднимался выше -- до самого искрящегося шпиля Миндон Эльдалиэва.
Эти мирные наблюдения вместе с легкой усталостью после неблизкого пути увлекли его в состояние глубокой задумчивости. Должно быть, оттого он не заметил сжавшуюся за низким ольшаником тень и повернул голову, лишь когда всхрапнул более бдительный конь, и в ответ ему из зарослей раздался сдавленный полувскрик-полувздох.
Отклика не последовало, и фигура за деревьями лишь сильнее сжалась. Это было странно. Удивленный Финвэ замешкался, не зная, как поступить: то ли предоставить этого кого-то самому себе, то ли выяснить, что вынудило его прятаться по кустам. Быстро поразмыслив, он выбрал второе и осторожно спешился.
-- Что-то случилось? Помочь? -- не очень уверенно спросил Финвэ и сделал пару шагов вокруг зарослей. Тень к еще большему его изумлению поспешила переместиться в противоположном направлении.
В происходящем определенно было что-то глупое, и король решил было развернуться и удалиться: мало ли какие чудные дела вывели кого-то из города, зачем мешать? Остановило его то, как свет выделил сквозь ветви силуэт незнакомца. Невысокий рост, распущенные волосы и узкие худые плечи. Ребенок или девушка. В первом случае его явно следовало отловить и вернуть домой. Во втором... Просто вернуть. Приняв такое решение, Финвэ, не сводя взгляда с замершей фигуры, вдруг качнулся в сторону. А потом так же быстро шагнул обратно -- как раз, чтобы успеть поймать в объятия бросившуюся прочь девушку.
-- И все-таки, что стряслось? -- он попытался выяснить еще раз, но получил в ответ лишь ожесточенное трепыхание и, более того, пинок под колено. Вполне ощутимый. Беглянка вырывалась, не произнося ни звука, и опешивший король не нашел ничего лучше, кроме как боком посадить ее в седло и, отступив назад, как следует рассмотреть.
Оказалось, девушка была ему незнакома. Он никогда не видел ее ни в Тирионе, ни где-то еще. Пожалуй, серебристые пепельные волосы выдавали в ней кровь тэлэри, но внимательные и цепкие темные глаза больше напоминали о нолдор. Лицо было очень милым, и только выражение крайней настороженности и -- самую каплю -- испуга привносило в него что-то странное. Какой-то непривычный взгляду непонятный изъян. Вместе с таким же незнакомым кроем платья, облик ее казался необычным.
-- Ты из Альквалондэ? Потерялась?
Но девушка по-прежнему молчала и, подобравшись в седле, слушала. Финвэ вдруг заметил, что взгляд ее направлен не в глаза, а на губы, как если бы она тщетно пыталась разобрать слова по их движению. Удивленный внезапной догадкой, он спросил:
-- Ты понимаешь меня? Знаешь, где находишься?
Вместо ответа она вдруг резко повернулась в седле и, подхватив поводья, стегнула ими коня. Тот, разумеется, не сдвинулся с места и только, прекратив на миг жевать клевер, недоуменно скосил блестящий черный глаз.
-- Очевидно, нет... -- растерянно ответил самому себе король и успокаивающе погладил жеребца по шее.
Получалось нечто очень странное. Пожалуй, с этим следовало обратиться сразу к Манвэ. Или к Ирмо. Не водить же ее по городу в поисках знакомых? Решившись, Финвэ постарался как можно приветливее улыбнуться и на всякий случай развел руками, показав, что они пусты, и деве ничего не угрожает. Та столь же внимательно наблюдала.
-- Я не причиню тебе вреда. Только провожу к тому, кто сможет помочь. Хорошо? -- он старался говорить миролюбиво и медленно. Опомнился и, приложив ладонь к груди, назвался: -- Финвэ. Мое имя -- Финвэ.
Глаза девушки разом округлились, и она вдруг явно вздрогнула:
-- Fionnbarra?
Король невольно улыбнулся: она зачем-то добавила к его имени разом забавно и грозно рыкнувший слог. Пришлось повторить:
-- Фин-вэ.
Реакция снова оказалась неожиданной. Девушка коротко вскрикнула и, проворно соскользнув с седла, бросилась прочь. Ему же не осталось ничего другого, кроме как опомниться и ринуться в погоню.
-- Догнал?
-- Как видишь, -- Финвэ сделал попытку улыбнуться.
Сын слушал рассказ спокойно и не перебивая, возможно, это было добрым знаком. Сейчас он медленно кивнул и бросил короткий взгляд -- приглашение продолжить.
-- Мне ничего не оставалось, как отвезти ее к Владыке Манвэ. Хорошо, что город уже спал, иначе от любопытных не было бы отбою, -- эти воспоминания снова вызвали улыбку, уже более смелую. -- Сопротивлялась она упорно, но в Кругу Судеб притихла воробушком. Ее стало так жаль... Владыка Манвэ говорил с ней -- на ее языке. Я еще не понимал тогда, но лицо ее сказало больше, чем могли бы слова. Она была напугана и опечалена. И когда Валар объяснили мне, что случилось, я понял, отчего она стала так мрачна.
Финвэ замолк, но, подстегиваемый испытующим взглядом сына, собрался с мыслями и продолжил:
-- Никто до конца не понял, как такое могло произойти, но она попала к нам из прошлого. Манвэ поведал мне -- не сразу, позднее, когда случилось... что случилось. Многие и многие тысячи лет все дети Эру были смертны. Но по Его замыслу время смело и стерло память об этом. Мы становились сильней, выносливей и жили все дольше, пока, наконец, не перестали умирать вовсе, и тогда же Валар призвали нас в Аман. Должно быть, к этому все и должно было привести. А она по прихоти случайностей пришла из такого глубокого прошлого, что жизни ей отмерено было всего ничего.
Он снова сделал паузу. Изложение этой истории давалось ему труднее, чем он воображал.