Я был еще совсем ребенком, когда увидел его. Это случилось на берегу Залива, под чернеющей в лучах заходящего красного солнца кроной огромной сосны. Две белые фигуры исполняли его. Обнявшись, и, казалось, не касаясь земли, они ритмично и необычайно гибко двигались, находясь при этом на одном месте. Создавалось впечатление, что лишь холодный балтийский ветер мог немного повлиять на амплитуду их движений. Ветер, холодный даже летом. Но только какие-то считанные мгновения наблюдал я, как зачарованный, за этим странным действом, который сразу, почему-то окрестил Белым танцем. Внезапно, очарование происходящего сменилось необъяснимым страхом, как если бы я заглянул краем глаза в ту бездну, откуда не возвращаются. Между тем, танец становился все хаотичнее и исступленнее, и я, отвернувшись, поспешил убежать прочь от красоты и ужаса увиденной картины.
Прибежав домой, я не пожелал никому рассказывать об увиденном. Да и разве смог бы детский язык передать всю глубину моих переживаний. Повзрослев, я продолжал хранить в памяти это ярчайшее впечатление детства, не делясь им ни с кем.
Так продолжалось до недавнего времени, пока я, волей случая, вновь не посетил чудесный уголок на берегу Залива, где прошло мое детство. Двадцать лет минуло с тех пор, как я был здесь в последний раз. Море и сосны. Что-то всколыхнулось внутри меня, когда я ощутил, казалось бы, уже позабытые запахи, увидел знакомые пейзажи. Лишь два десятка лет я пребывал вдали отсюда, а сердце защемило так, как если бы целая вечность пролегала между мной и этой сказочной страной детства.
С компанией друзей, мы решили отправиться на рыбалку, для чего нам и понадобилась лодка. Небольшой, но веселой и шумной компанией мы шли по песчаному берегу, кое-где заросшему камышом, в поисках лодочной станции. Неожиданно, прямо перед собой мы увидели сидящего человека. Седые нечесаные космы падали на плечи, а морщины на обветренном лице больше напоминали шрамы от ножа. Казалось, он спал и сквозь сон бормотал что-то бессвязное себе под нос. Изрядно подогретые алкоголем, мы решили разбудить старика и пообщаться с ним.
Неожиданно он открыл глаза и заговорил в полный голос, громко и отчетливо. Он смотрел на нас, но видел что-то доступное лишь его собственному внутреннему взору. И насколько страшен был его взгляд, настолько завораживала история, вылетающая из потрескавшихся от холодного ветра губ.
Будучидовольно обеспеченным и представительным молодым человеком, петербуржец Василий женился на девушке из небольшой деревушки на берегу Залива. Она умерла во время родов, подарив ему двойню - мальчика и девочку. Таким образом, счастье, в котором ему, казалось бы, было отказано жестокой судьбой, было вновь обретено им, воплотившись в воспитании любимых отпрысков. Они остались жить в той самой деревне, откуда родом и происходила молодая мать, скончавшаяся так рано.
Двойняшки Олег и Ольга испытывали на себе всю любовь и заботу, какой только мог одарить их Василий. Не испытывая нужды ни в игрушках, ни в общении, дети росли, становясь все красивее. Вместе посещали они школу, сидя за одной партой. Вместе проводили время досуга. Казалось, что их любовь не дает им возможности находится раздельно друг от друга.
Однако, внимательному отцу со временем стало казаться, что любовь его чад носит несколько больший характер, чем обычная родственная привязанность. Опасный характер. И чем мрачнее становились его предчувствия, тем больше признаков противоестественной страсти он начинал видеть в отношениях между своими детьми. И, конечно,как на беду, не ускользнуло это и от ушей и глаз любопытных соседей. Как известно в небольших населенных пунктах, где все всех знают, скрыть что-либо от общественности просто невозможно, как невозможно и заставить замолчать болтливых кумушек и их правильных, временами, мужей.
Где тонко, там и рвется - ни что не подвергается такому обсуждениюи осуждению как любовь, тончайшее из чувств. Ольга и Олег стали реже бывать на виду у односельчан, пропадая где-то целыми днями вдвоем, что стало приводить к настоящей их травле со стороны доброжелателей. Не то, чтобы за жителями деревушки никогда не водилось никаких грехов - случались и пьяные драки, и изнасилования, и грабежи, и поджоги, и даже убийства, но все это было, как будто какими-то "правильными" проступками. Но чтобы родные брат с сестрой...
Где тонко, там и рвется, а детям еще и шестнадцати не исполнилось, когда они решились на ту брачную церемонию, после которой уже и смерть не сможетразлучить их.
Темным августовским вечером, тайком от отца прокравшись на чердак своего дома, они стояли перед старым сундуком, который не открывался с того самого дня, как умерла их мать. С трудом сломав замок и подняв крышку, они достали оттуда какие-то вещи и стали торопливо надевать их, неизменно помогая друг другу.
Через несколько минут они уже бежали по темным улицам к выходу из деревни, держась за руки. Все молодые быстро бегают, но эти двое, ослепленные любовь, просто летели! Остановились они лишь на берегу Залива, поглощающего огромный красный диск Солнца своей мокрой бездонной пастью. Разрумянившиеся от бега и юные, как же они были прекрасны в своих белоснежных нарядах. На Ольге было подвенечное платье ее матери, а на Олеге - белый же костюм Василия. Так они долго стояли на вершине песчаной дюны под Большой сосной, обнявшись, прощаясь с небом, берегом, Солнцем!
Вдруг, Олег достал из-за пазухи какую-то веревку и, перекинув ее через могучую ветку, раскинувшую свои длинные хвойные иглы над водой, поймал второй ее конец. На обоих концах были сооружены петли, превращающие веревку в двустороннюю виселицу. Торжественно, как если бы это были обручальные кольца, возлюбленные водрузили петли на шеи друг друга и, обнявшись, шагнули в пустоту.
Они умерли, не разжимая объятий, превращая свои последние мгновения в прощальный танец. Не касаясь земли! Оторвавшись от земли!
Их больше нет, а вы живы. И я жив...
Я - Василий!
Он замолчал и, не закрывая глаз, отвернулся в сторону бескрайнего залива и огромных сосен, чернеющих на песчаном берегу. Он качался в такт метроному волн, и все мы в тот миг увидели каким-то внутренним зрением ту же картину, что видел и я двадцать лет тому назад. Ту же картину, что мучает старика каждый божий день, когда он приходит сюда на Залив.