Анискова Наталья : другие произведения.

Чернее чёрного

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Наталья Анискова
  
   Чернее чёрного
  
  
   В подъезде опять было темно - видать, соседи-алкаши выкрутили лампочку. Я рысью сбежала по лестнице, нажала-толкнула и выскочила на улицу. Сунула руки в карманы, нащупала сигареты и тут же поймала пальцами дрожь мобильника.
   - Внимательно!
   - Танюха, ты едешь или где? - рявкнул Семёныч.
   - Я рядом, иду. Скоро буду.
   Семёныч назначил встречу в кабаке с оригинальным названием "Поручик Ржевский", что в десяти минутах от меня, если быстрым шагом. Подмигнув лошадиной морде на вывеске, я затопала вниз по лестнице в чертоги общепита. За дальним столиком углядела Семёныча. Рядом с ним сидел худенький паренёк - видать, тоже привык устраиваться лицом к двери.
   - Танюха, красота ты моя! - галантно просипел Семёныч, выбрался из-за столика и полез обниматься.
   Надо думать, смотрелись мы с ним фильдепёрсово: ребристая дылда и сущий Карлсон на вид. Правда, вид у Семёныча обманчивый. Он крышует нищих на Павелецком вокзале и в окрестностях. При знакомстве намеревался лично переломать мне кости, чтобы не совала длинный нос в нюансы чужого бизнеса. Однако же обошлось. Журналиста-стрингера кормит навык ладить с не слишком симпатичными людьми. И успех напрямую зависит от умения с ними обойтись.
   Семёныча я провела на закрытые собачьи бои, он в ответ рассказал на целый репортаж и по сей день "помогал свободной прессе" - то делился жареной новостью, то сводил с кем-нибудь нужным. Видать, сделал тогда удачную ставку - на собачек с мелкими суммами не ходили.
   Я уселась напротив приведённого Семёнычем паренька и закинула ногу на ногу.
   - Так ты, значит, копаль? - бесстрастно осведомилась я. - И как тебя зовут, копаль?
    Копаля звали Кешей. Был он тонок в кости, вихраст и неразговорчив.  Мордой в объективе камеры светить отказался.
    - Голос пиши, - милостиво разрешил Кеша, - а рыло не надо, ни к чему. Любого бомжа возьмёшь, дашь на бутылку, вот его рыло и щёлкай.
   Что ж, бомжа так бомжа, нам не привыкать.
    - Голос так голос, - согласилась я. - Нальёшь пока, может быть, даме?
    - Это пожалуйста, - ухмыльнулся копаль. - Вино, пиво, ликёр?
    Я скривилась.
    - На водовку что, денег не хватит?
    Копаль ухмыльнулся вновь, на этот раз явно одобрительно.
    - Сто грамм белой, - окликнул он официанта.
    - Двести, - поправила я и повернулась к Семёнычу. - Вмажешь?
    - Сами пейте, - отмахнулся тот. - Мне ещё сегодня работать.
    Под водку копаль расслабился.
    - Снаряды в цене, - сообщил он. - Гранаты, мины... Под Волгоградом этого добра ещё полно, если копать с умом. Под Курском, вон, ребята танк выкопали, который в болоте утоп. За хорошие бабки сдали.
    - А ценности? - пытала я. - Мне говорили, под городом серьёзные вещи находят.
    Кеша кивнул.
    - Находят. Только под землёй особая сноровка нужна, она мало у кого есть.
    - У тебя, выходит, нет?
    Копаль шмыгнул носом.
    - У меня маловато, - признался он. - Тебе бы с Пронырой поговорить. Или с Кротом.
    - За чем же дело стало? - я подмигнула по-свойски. - Познакомь.
    - С ними уже не познакомишь, - нахмурился копаль. - Проныру в камеру закрыли. А Крот как раз под землёй сгинул.
    - Так что же, не с кем поговорить? - загрустила я. - Серьёзные люди кто в земле, кто на нарах, одна мелкая сошка осталась?
    - Почему не с кем? - обиделся Кеша. - Знатные копали ещё не перевелись. Чернее Чёрного взять хотя бы.
    - Ну и кличка, - изумилась я. - Поганая какая-то.
    - Для чёрного археолога в самый раз, - парировал Кеша.
    - Ну, и как он выглядит, этот Чернее Чёрного?
    - Если б я знал, - пожал плечами копаль. - Где он и где я. За ним такие дела, что мне и не снились.
    - Да? И какие же? 
    - Говорят, Либерею он копал, слыхала о такой? Скифские курганы рыл, в парижских катакомбах шарил. 
    - И что толку? - хмыкнула я. - Где его искать?
    - Пора мне, - копаль поднялся. - Проныра его хорошо знает, говорят, они были напарниками. Но Проныре года полтора ещё отсиживать.
    - Ладно, - я поднялась вслед. - Где сейчас этот Проныра? Что, не понял? В какой он тюрьме?
   Копаль осклабился.
   - Не он, а она. Баба это. Оторва, каких мало.
  
   ***
  
   Звонок раздался как раз, когда я твёрдо решил, что в Москве мне делать нечего и пора кардинально менять планы.
   - ЧЧ, дарагой, эта Ильяс. Ты мэня слышиш?
   Я поморщился - Ильяс мне не нравился, и дело с ним приходилось иметь лишь за неимением никого лучшего.
   - Здравствуй, Ильяс, - сказал я вежливо. - Как поживаешь?
   - У мэня к тэбе дэло, дарагой, - проигнорировал вопрос Ильяс. - Ты сейчас гдэ?
   - В Улан-Удэ, - любезно сообщил я.
   - Всё шутыш, да? Тэбя хочет адын баба.
   Я вздохнул. Глагол "видеть" Ильяс, вероятно, полагал в сказанной фразе лишним.
   - Говори, пожалуйста, конкретней, - попросил я.
   - Хароший баба, - внёс конкретику Ильяс. - Волос свэтлый, патом глаз, патом...
   - Ясно, - прервал я. - Передай бабе привет. И - извини, дорогой, мне некогда.
   - Падажды, ЧЧ! - закричал в трубку Ильяс. - Он нэ прастой баба. Он ат Праныры.
   Последняя информация меняла дело. В Москву я прилетел исключительно ради Тоньки Прониной по кличке Проныра. Мне нужна была напарница, надёжная, знающая и не трусливая - дело предстояло рисковое. Миниатюрная, гибкая и бесшабашная Тонька подходила идеально.
   На её розыски я потратил двое суток, и всё для того, чтобы в результате узнать, что у Проныры не пронырнуло - спалилась на иконах, уворованных из монастыря под Вологдой.
   - Так што, будэш баба? - настаивал Ильяс.
   Я вновь вздохнул. Глагол "встречаться" собеседник полагал таким же малофункциональным, как и прочие. Встретиться с "адын баба", тем не менее, стоило: информация от Тоньки лишней наверняка не будет.
   - Передай ей, пусть приходит к полудню ко входу в Третьяковку, - велел я Ильясу. - Скажи: я на неё посмотрю.
   Встречи я предпочитал назначать в людных местах, активно посещаемых туристами. На фоне стекающегося к памятникам культуры люда моя не вполне, мягко говоря, обычная внешность казалась не столь одиозной.
    "Адын баба" явилась загодя и оказалась рослой фигуристой блондой, похожей на молодую Мерил Стрип, только выше актрисы на полголовы, а то и на целую. "Волос свэтлый и глаз" имели место, так что Ильяс вопреки обыкновению сказал правду. Кроме них имела место кинокамера "Сони" на перекинутом через плечо ремешке.
   Нахлобучив на глаза идиотскую цветастую панаму, приобретённую в прошлом году на техасском блошином рынке, я небрежной развинченной походкой приблизился к "адын баба" и спросил на великолепном гарлемском арго.
   - How're you, baby? Going out?
   В конце девяностых этой фразой заезжие жеребчики пользовались для снятия шлюх на Тверской.
   - Sorry, mister, - на приличном английском ответила "адын баба" и улыбнулась мне лучезарно. - I am busy. - Затем улыбнулась ещё лучезарней и добавила по-русски: - А пошёл-ка ты на, козёл.
  
   ***
  
   - А пошёл-ка ты на, козёл, - куртуазно улыбаясь невесть откуда выплывшему чучелу в панаме, пожелала я. - И добавила для пущего эффекта: - Гамадрил черногузый.
   Секунду он стоял, уставившись на меня, словно бык, огрёбший по морде плетью. Потом неожиданно расхохотался и сказал на чистейшем русском с эдаким рязанским прононсом:
   - Вы бы определились, драгоценная, козёл или всё-таки гамадрил. Впрочем, насчёт черногузого вынужден согласиться, поскольку этот факт совершенно бесспорный.
   Я едва не упала, как тот попугай. Здоровенный негр посреди Москвы, выряженный как туземец из Занзибара, разве что без кости в носу - это ещё цветочки. Но негр, изъясняющийся на русском с характерным для средней полосы акцентом... Это уже немножечко много.
   Следующий вопрос чудо-негра добил меня окончательно.
   - Вы от Ильяса? - поинтересовался он деловито.
   Я смогла только кивнуть. Потому что и вправду торчала у входа в Третьяковку "от Ильяса" - ждала мифического Чернее Чёрного. Вот так номер! Получается... Это он, получается?..
   Видимо, физия у меня была донельзя жалкая - негр продолжил сочувственным тоном, каким разговаривают с больными:
   - Я Чернее Чёрного. Можно просто ЧЧ и на "ты".
   - Татьяна, - пролепетала я в ответ.
   - Пойдём, неподалёку есть подходящая забегаловка.
   Забегаловка и вправду оказалась подходящей, потому что, едва мы устроились за столиком в углу, ЧЧ слился с полумраком.
   - Итак: зачем ты меня разыскивала?
   От шока к этому моменту я уже несколько отошла.
   - Пишу статью о чёрной археологии. Мне сказали, что ты специалист.
   - Журналистка?
   - Да, вольная. Стрингер.
   Чернее Чёрного с минуту молчал.
   - Я слыхал, это опасная профессия, - сказал он наконец. - По заграницам моталась? По горячим точкам?
   - Приходилось. Нигерия, Сирия, Палестина, Ирак. Донбасс...
   - И как?
   - Как видишь, живая.
   - Вижу, - подтвердил ЧЧ. - Ладно... Ну, а зачем всё же ты по этим точкам моталась? Любишь приключения?
   - Не избегаю, - не стала скрывать я. - Если за них прилично платят.
   - "Прилично" это сколько? - уточнил ЧЧ.
   - Зачем тебе? Впрочем, за неделю в Ираке я заработала пятнадцать тонн. Зеленью. В Мосуле была настоящая резня, мне удалось заснять. Потом удачно продала эксклюзив.
   - Пятнадцать тонн за неделю риска, - задумчиво повторил ЧЧ. - А как бы ты отнеслась к предложению заработать тонн сто пятьдесят? Зеленью.
   Я поперхнулась кофе. "Отличный напарник, - вспомнила я слова наглой белобрысой пигалицы по кличке Проныра. - С руками, с башкой. В огонь сломя голову не полезет, но и труса не станет праздновать. Щедрый, денег не считает, но своего не отдаст. И партнёра, если что, не нае... В общем, не кинет".
   - Что надо за эти деньги делать? - откашлявшись, осведомилась я. - Воровать, стрелять, рэкетировать? Раздвигать ноги?
   ЧЧ рассмеялся.
   - Представь, даже раздвигать не придётся. Но рискнуть по-крупному - это да.  
  
   Самолёт по-немецки размеренно гудел внутренностями - "Люфтганза", сэр. Признаться, мне всё ещё не верилось. Нет, каково: я лечу с явно криминальным типом в Перу. За явно же криминальным золотишком, припрятанным в местных подземельях с сомнительным названием чинканас.
   "Чинка нас, - хмыкнула я. - Сначала сломают, потом починят".
   Моя доля, если всё пройдёт гладко - полтораста тонн. Что такое "не гладко", мне не объяснили. Вполне возможно, это означает слегка так протянуть ноги. Тогда раздвигать их и в самом деле не придётся.
   Согласилась я сразу. Надо сказать, вдохновляли меня не только деньги, но и обещанное ЧЧ эксклюзивное интервью. Кто я сейчас? Никому не известная стрингерша из России. Репортажи из горячих точек славы не приносят, да и забываются моментально. А такой материал можно было бы продать в "Нью-Йорк Таймс" и заработать настоящее имя в журналистике, пробиться...
   Правда, не удалось понять, почему ЧЧ позвал с собой именно меня. На прямой вопрос он, меланхолично зевнув, ответил, что, может статься, я в его вкусе. А может статься, что нет, поэтому не надо задавать глупых вопросов, а надо задавать умные. Нет таких? Тогда, красивая, до завтра. Собраться изволь за сутки, самолёт ждать не будет.
  
   ***
  
   На родину, еду я на родину, вот она, уродина... Не помню, где и от кого подцепил эту дурацкую навязчивую припевку. Так или иначе, всякий раз, когда самолёт касался взлётно-посадочной полосы каракасского аэропорта "Симон Боливар", я осознавал, что вернулся домой. Так же, как осознавал это по прилёте в Москву или Питер.
   Родину, согласно русской поговорке, не выбирают. Ко мне это, однако, не относится. Не выбирают, когда одна. Когда папа из Саратова, а мама из Брянска. Если же мама и вправду из Брянска, а папа из Сьюдад-Гуаяна, воленс-неволенс призадумаешься.
   До поры до времени я и знать не знал, что, оказывается, не черномазый ублюдок, как мне объяснили на школьном дворе, а самый что ни на есть законный отпрыск дипломированного врача из Венесуэлы. Впрочем, мама не догадывалась об этом тоже. А догадалась, лишь когда на пороге нашей хрущобы появился вдруг двухметровый верзила с охапкой кремовых роз на том месте, где у людей лицо. Верзила приложился макушкой о дверную притолоку и сказал на сомнительном русском:  
   - Белльять!  
   - Карлос? - неуверенно прошептала мама.   
   Пока я гадал, узнала ли она гостя по росту или по акценту, охапка роз вплыла в комнату и развалилась, открыв лицо визитёра. Я ахнул - оно было одного со мной цвета. А в следующий момент я без всяких объяснений допёр, что меня, Артурку Черномазого, в паспорте поименовали Артуро Карлосовичем вовсе не потому, что паспортистка была пьяна.   
   Выдворенный из Москвы после разрыва отношений с Венесуэлой студент Карлос Монтеро, не прошло и пятнадцати лет, вернулся, чтобы признать своего единственного сына. Через месяц я впервые ступил на землю новой Родины. Второй по счёту. Она сильно отличалась от первой. За слово "черномазый" здесь нахалов и неучтивцев запросто сажали на нож.   
   Рейс "Каракас - Лима", как обычно, на пару часов задержали, так что в Перу мы прилетели заполночь. Отельный портье при виде моей журналисточки завихрился мелким бесом - на блондинок здесь всегда реагировали остро.  
   - Остынь, амиго, - сказал я ему по-испански. - Сеньорита занята.  
   Портье притих и героически отвёл взгляд от "светлый волос" имени Ильяса. Лишь посмотрел укоризненно, когда выяснилось, что мы расходимся по разным номерам.
   Пробудившись утром, я не сразу вспомнил, где я и зачем. В Перу, устыдилась, наконец, память. Ты прилетел сюда ради экспедиции в чинканас. Последней экспедиции. 
   Взяв золото Атауальпы, можно было с чистой совестью уходить на покой. Купить поместье, разбить перед домом бассейн и коптить венесуэльское небо, не рискуя больше жизнью. Всё-таки хлеб чёрного археолога нелёгок, а век недолог, как у кавалергарда.
   Легенды о золоте Атауальпы, спрятанном в чинканас от конкистадоров, преследовали меня с тех пор, как я впервые их услышал. Возможно, и чёрным археологом-то я стал из-за них. Легенды были величественными, жуткими и нелепыми - одновременно. Все они сходились на том, что, жрецы унесли в подземелья сундуки с золотом Атауальпы, последнего правителя империи инков, и сгинули там вместе с драгметаллом. Дальнейшее трактовалось по-разному. Согласно одним преданиям, жрецы замуровали себя в подземной келье вместе с сокровищем. Согласно другим, они припрятали сундуки в самых отдалённых и труднодоступных пещерах, а потом не сумели найти дороги назад и истлели в лабиринте из чёрных кривых коридоров. Самой распространённой, однако, была третья версия. Приверженцы её считали, что перед смертью жрецы поклялись оберегать сокровище, и теперь их призраки чахнут нал златом, пока за ним не явятся законные наследники.
   Об этих призраках трепались подвыпившие кабальеро в кабаках, матери пугали ими детей, а выжившие из ума старухи ими, бывало, клялись, а бывало, и проклинали. И те, и другие, и третьи напрочь в сокровища не верили. Лишь отборные, патологические чудаки вопреки разуму и здравому смыслу время от времени собирались в дорогу. Больше об этих чудаках не слыхали.   
   "Сходил  в чинканас" - говорили о бедолаге, однажды покинувшем отчий дом и забывшем вернуться. После чего крестились и пальцем отгоняли нечистого.
   Древний фолиант с легендой о пропавшем золоте я нашёл в отцовской библиотеке. Пятью годами позже отца отнесли на кладбище. А ещё через десяток лет в полуразрушенной, богом забытой индейской деревеньке я пожал руку низкорослому плосколицему оборванцу, сыну, внуку и правнуку великих вождей, прощелыге, которого в округе знали под прозвищем Хромой Луиш.  С ним, до неприличия бесстрастным, до изумления молчаливым и до омерзения грязным, я пропьянствовал две недели, угрохав целое состояние на ром, коньяк и текилу. Когда же эти две недели наконец истекли, Хромой Луиш поскрёб макушку заскорузлой пятернёй, сплюнул табачную жвачку на загаженное крыльцо ветхой лачуги и сказал:
   - Я беру тебя в дело, амиго. Карта - за мной. За тобой - девственница.
  
   ***
  
   После трёхчасовой тряски по немыслимо разбитым сельским дорогам, которые и дорогами-то назывались лишь по недоразумению, дребезжащий и жалобно подвывающий джип наконец остановился.
   - Приехали, - сообщил Чернее Чёрного и вымахнул из джипа наружу. - Вылезай и посматривай под ноги - тут, знаешь ли, змеи.
   Я пожала плечами и выбралась за ним вслед. Змеи так змеи.
   - И зачем мы здесь? - осведомилась я, разглядывая ветхие строения метрах в ста прямо по ходу. - Ну и дыра, прости господи.
   - В этой дыре живёт наш проводник, - объяснил ЧЧ. - Человек он смирный и невзыскательный.
   Смирным и невзыскательным оказался карлик средних лет с плоской мордой и кожей цвета копчёной говядины. Одетый, ко всему, в немыслимые обноски, в прорехи которых прекрасно была видна задница, зато с массивным медальоном на тощей шее. При нашем появлении карлик, ничуть не смутившись присутствием дамы, помочился в траву, затем подтянул портки и разразился гортанным карканьем на испанском. ЧЧ ответил, и наступила пауза.
   - О чём это он? - прервала её я. 
   - Спрашивает, правда ли, что ты девственница.
   - Не поняла, - я решила, что ослышалась. - О чём он спрашивает?
   - Просит подтвердить, что ты девственна. Мне несложно, я подтвердил.
   - Ты спятил? - вызверилась на чёрного археолога я. - Идиот! Последний раз я была девственной в девятом классе средней школы.
   ЧЧ пожал плечами.
   - Мне-то какое дело, - обронил он невозмутимо. - Но для этого парня шибко важно, чтоб ты была невинна. Белые девки ему все на одно лицо, так что в его глазах ты вполне смахиваешь на малолетку.
   - Вы оба идиоты! - заорала я. - Какого чёрта?!
   - Суеверия, - назидательно выпятив указательный палец, пояснил ЧЧ. - Эти индейцы чертовски мнительны. Он думает, если возьмёт с собой девственницу, то с ним ничего не случится. Только не спрашивай, отчего он так думает. Его, кстати, зовут Луиш, он голубых кровей, страшно ленив, вороват и склонен к алкоголизму.
   - Одно другого не легче, - вздохнула я. - Он, значит, тоже у тебя в доле?
   - Скорее - мы у него.
  
   ***
  
    До развалин древней, зажатой в расщелине между двумя приземистыми холмами церковки, мы добирались долгих полдня. Внедорожник пришлось бросить на дальних подступах, и когда мы, наконец, продрались сквозь буйные заросли местной сельвы, я чувствовал себя порядком вымотавшимся.
   - Как настроение? - обернулся я к журналистке, с наслаждением освобождаясь от рюкзака со снаряжением.
   Ответная фраза сделала бы честь бывалому обитателю каракасских трущоб.
   - Что она говорит? - буркнул Хромой Луиш, который умудрился даже не запыхаться.
   - Радуется, что скоро разбогатеет.
   Луиш заметил, что покойницам богатство ни к чему. По легенде, которую его предки бережно передавали от отца к сыну, откупиться от охраняющих клад призраков можно было, лишь пожертвовав им непорочную девицу, спустившуюся под землю по доброй воле. С доброй волей у Таньки всё было в порядке, а вот непорочность оставляла желать лучшего. Бесспорным было одно: если перуанские призраки не байка, то вторгнуться в их логово означало верную смерть. Я наслушался и сам насмотрелся разного - достаточно, чтобы не ждать добра от любых подземных обитателей, живых или не очень.
   - Одеваемся, - велел Хромой Луиш и шуганул журналистку с рюкзака. - Там, внизу, холодно будет, очень холодно. Переведи ей, амиго.
    Я механически перевёл, завороженно глядя на тонкую витую верёвку, которую индеец извлёк из-под лохмотьев и теперь наматывал на запястье. Узлы, узелки и узелочки украшали верёвку по всей длине. То была древняя карта инков, читать которую умели лишь избранные.
  
   ***
  
   Плосколицый карлик, зловещий вид которого мне всё больше и больше не нравился, нырнул в церковные развалины и исчез из виду.
   - Пойдём, - махнул рукой ЧЧ.
   Жарко было неимоверно, а в прорезиненном комбинезоне, который ЧЧ заставил меня на себя напялить, так попросту чудовищно. Я подумала, что за возможность искупаться или хотя бы принять душ отдала бы сейчас с лёгкостью половину причитающейся мне доли. 
   Ход в подземелья таился у основания на совесть разрушенного алтаря. Судя по обилию мусора, разбросанного вокруг косо уходящего вниз отверстия, был ход от постороннего взгляда замаскирован, хотя, казалось бы, что посторонним делать в этой нежилой, прожаренной солнцем змеиной глуши.
   Я с неприязнью заглянула в чёрную, похожую на клоаку издохшего от жары исполинского зверя дыру в земле. Под доносящееся из неё карканье плосколицего мы с ЧЧ по очереди шагнули на ветхие, крошащиеся под ногами ступени.  
   Их оказалось десятка три, этих ступеней, узких и высоченных, так что спускаться приходилось боком, осторожно нащупывая в темноте опору правой ногой и лишь затем подтягивая к ней левую. Потом лестница оборвалась, и ЧЧ включил карманный фонарик.
   Вглубь уходил хищный чёрный тоннель. ЧЧ заговорил с карликом, и эхо возвратило искажённые, перекрученные наизнанку слова, будто перевело с испанского на язык подземелий.
   ЧЧ чиркнул по стене тоннеля рукой, на мгновение подсветил фонариком меловую черту, затем направил луч себе на лицо и подмигнул мне.
   - Держи, - протянул он обёрнутый в фольгу цилиндрик. - Это мел, будешь делать по пути пометки - на каждом повороте, подъёме и спуске. Стрелкой указываешь направление на выход, вот так: - ЧЧ пририсовал к черте птичку. - Всё поняла? Пошли.
   Мы двинулись по тоннелю. Через сотню метров он свернул влево, затем ещё влево и разделился пополам. Карлик Луиш размотал накрученную на запястье верёвку, перебрал пальцами узелки и кивнул на правый проход.
   Здесь тоннель стал сужаться и вскоре переродился в катящийся вниз лаз. По нему нам пришлось передвигаться, пригнувшись, затем опустившись на четвереньки, потом и вовсе ползком. Не успели мы, однако, ободрать кожу на макушках, как лаз расширился, а затем и вовсе раздался в стороны.
   ЧЧ замер, обвёл фонарным лучом пещеру округлой формы, захламленную камнями, мелким мусором, осколками керамики и обломками костей.
   - Здесь явно бывали люди, - задумчиво проговорил он.
  
   ***
  
   Час за часом, шаг за шагом и коридор за коридором мы продолжали спускаться в недра чинканас. И с каждой минутой я чувствовал, как сгущаются, концентрируются вокруг нас холод, напряжение и страх. Подземные тоннели разветвлялись, множились, фонарный луч вырывал из стен неровные зазубренные края камней, словно тоннели щерились зубами гигантских ящеров.
   - Страшно? - обернулся я к журналистке.
   Она чертила очередную меловую стрелку. Вопроса я мог бы не задавать - рука с зажатым в ней мелком изрядно дрожала.
   - Долго ещё?
   - Долго ещё, амиго? - переадресовал я вопрос хромающему в десятке метров впереди индейцу.
   Луиш обернулся, фонарный луч мазнул по бесстрастному, словно закаменевшему плоскому лицу.
   - Мы в сердце чинканас. Впереди - отвесный спуск. Девственница спускается первой.
   Я подобрался. Если поганые призраки и вправду гнездились в подземельях, тут им было самое место.
   За тоннельным поворотом, там, где каменный пол обрывался в чёрный зев отвесного провала, мы напоролись на человеческий костяк. Я подсветил фонариком - поодаль жался к стене ещё один. Оба были изломаны, искорёжены так, словно людей перед смертью пытались обстоятельно расчленить. Я посветил вниз, в провал. Дна у провала не было.
  
   ***
  
   Лишь теперь до меня дошло, в какую поганую историю я ввязалась. Я попятилась от развороченных человеческих останков, на которых ещё не истлели обрывки одежды. Мне было страшно, смертельно страшно и гадко, будто меня заманили в ловушку и сейчас готовились растерзать.
   - Не пойду, - шептала я, не слыша своего голоса. - С меня достаточно, не пойду!
   Я наткнулась спиной на острый выступ и не почувствовала боли. А в следующий момент рядом мелькнуло нечто стремительное, я услышала, как истошно взвыл плосколицый карлик, и стала оседать на подломившихся ногах.
   Дальнейшее отложилось в памяти лишь фрагментарно. ЧЧ схватил меня в охапку, толкнул вперёд. Пол под ногами провалился, и мы покатились вниз по наклонному жёлобу.
   Пришла в себя я на полу подземного каземата. Долго пыталась сообразить, где я, а когда, наконец, сообразила, застонала вслух. Тело саднило от боли, ладони словно жгло огнём, и немилосердно раскалывалась голова. Усилием воли я заставила себя перевернуться на бок. Извиваясь, поползла к упёршемуся тусклым лучом в каменную осыпь фонарику. Двумя пальцами ухватила его и, подавив боль, поднялась на четвереньки.
   Хромой карлик со стрелой в горле лежал навзничь метрах в двух. Обдирая колени, я метнулась к скорчившемуся, будто хотел свернуться в клубок, ЧЧ. И едва не заорала от радости, когда поняла, что он жив.
   ***
   Мне хватило минуты, чтобы уразуметь: дела хуже некуда. Левая нога была если не сломана, то вывихнута. На фоне беснующейся в ней боли переломанные рёбра и разбитая голова казались мелкими неприятностями.
   - Да заткнись ты! - оборвал я причитающую надо мной журналистку. - Где Луиш?
   Причитания оборвались.
   - Вон там, по левую руку, ещё тёплый. У него, знаешь ли, кость в горле застряла. Оперённая такая, с железным наконечником.
   Я понимающе кивнул. Древняя ловушка инков сработала - пресловутые призраки спустили вмурованную в стену невидимую тетиву. Только малость промазали по предназначенной в жертву девственнице.
   - Сама-то живая? - полюбопытствовал я. - Это хорошо. Тебе надо убираться отсюда.
   - Куда убираться? - заблажила она. - Как? А ты?!
   Я стиснул зубы, превозмог боль и как можно рассудительнее ответил:
   - Найдёшь выход наверх. Вылезешь, обратно пойдёшь по стрелкам. Приведёшь помощь.
   - Какую помощь? Мне отсюда не выбраться, идиот!
   Она, разумеется, была права - чтобы выбраться, нужны были сноровка, холодная голова и неимоверное, немыслимое везение. С учётом всех обстоятельств шанс у журналистки был один на миллион. У меня их не было вовсе. Правда, с мыслью о том, что рано или поздно мои похождения закончатся ремизом, я свыкся давно и потому не особо боялся того, что мне предстоит.
   - Ты вот что, красивая, - сказал я. - Осмотрись-ка по сторонам. Жутко любопытно, не попали ли мы в самую сокровищницу.
   Журналистка обложила меня по матери, но послушно принялась озираться.
   - Тут сундук, - отозвалась она. - Здоровенный. Открыть не могу.
   - Посвети на переднюю стенку!
   - Посветила. Любуйся.
   Я замер и на мгновение даже забыл, что уже, по сути, покойник. В жидком свете фонаря передо мной маячило клеймо Атауальпы - скрещённые топорики, обрамлённые листьями коки - такое же, как на гравюрах в старой книге из отцовской библиотеки. Я подполз к сундуку, осмотрел его и ощупал со всех сторон. Вручную открыть тяжелый кованый замок на крышке нечего было и думать.
   - Обидно, - сказал я. - Сдохнуть на золоте весьма обидно.
  
   ***
  
   Обидно ему, гаду! Мне, значит, не обидно? Я плюхнулась на пол и заревела от души - перед смертью не стыдно. А когда отревела, поднялась на ноги и, спотыкаясь, побрела прочь. Наткнулась на стену, обошла, подсвечивая под ноги фонариком, подземное помещение по кругу и вернулась в исходную точку. Обшарила лучом стены - вход в жёлоб, по которому мы скатились, был в метре над головой. Я бессильно сползла по стене и закрыла глаза. А секунду спустя вдруг почувствовала на щеке движение воздуха.
   - ЧЧ, здесь дует!
   К тому времени, когда он подполз, я отыскала тонкую горизонтальную щель в стене. Вдвоём мы простучали камни вокруг неё, надавили на каждый - всё без толку. Но с левого края сужение щели выглядело ровным, будто там её отшлифовали. ЧЧ долго всматривался в это сужение, ощупывал его, потом гаркнул:
   - Медальон тащи!
   - Какой ещё медальон?
   - С жмурика.
   Я повидала достаточно мертвецов, в разных кондициях и разных обстоятельствах. Я давно знала, что труп - просто тело, пустая человечья оболочка. Но сейчас, в полумраке подземелья, приближаться к мёртвому карлику было жутко. Хромой Луиш не успел ещё окоченеть. Я закрыла ему глаза и сорвала с шеи медальон на верёвке.
   - Если не сработает, - оптимистично заявил ЧЧ, повертев его в пальцах, - мы скоро ляжем тут рядом с покойником.
   Он заулыбался, будто отмочил неимоверно смешную хохму, затем осторожно вставил медальон в щель. Поначалу ничего не происходило, а потом стена вдруг дрогнула. Надрывно заскрежетала. И подалась назад, распахиваясь, будто створки раздвижной двери. Минуту спустя я посветила фонариком в образовавшийся проём. За ним косо вверх уходил коридор.
   - Так, красивая, подыхать отменяется, - потёр руки напарник. - Сундук тащи.
   - Ты что, идиот? Он же весит пуда три. Кто его потащит?
   - Да ты и потащишь. Не я же, у меня нога сломана. Хотя если хочешь, я понесу этот сундучок, а ты понесёшь меня.
   На минуту я потеряла дар речи. А когда способность говорить, наконец, ко мне вернулась, выпалила:
   - Из всех идиотов, когда-либо рождённых на свет...
   - Знаю, знаю, - прервал ЧЧ, - мы с тобой самые идиотские. Короче, сундук надо забирать. Без проводника нам сюда не попасть. А наш вон лежит, отдыхает, где я тебе нового возьму?
   Не знаю, сколько времени занял у нас обратный путь. Иногда мне казалось, что прошла вечность. Иногда мнила себя Сизифом в женской реинкарнации. Обречённым волочь по туннелям и коридорам свой камень, которому пыхтящее за спиной кошмарное чёрное божество ещё и придало прямоугольную форму - в знак особой издёвки.
   - Жрать хочешь? - подбадривало меня божество, когда я падала, выбившись из сил. - Хочешь, да? Молодец. А жрать у нас нечего. Так что, впрягайся если не желаешь с голоду околеть.
   - Сам впрягайся.
   - Даже не надейся. Моё дело - ползти.
   Последний коридор в отличие от собратьев шёл под уклон резко вниз. Сундук поехал по нему сам по себе, мы с ЧЧ покатились за ним. Затем разогнавшийся сундук высадил собой завершающую коридор деревянную дверь и с грохотом рухнул вниз. Я умудрилась удержаться за дверной косяк и застрять в проёме, но ЧЧ вмазался в меня, выдавил и мы полетели за сундуком вслед.
   - С приземлением, - поздравил он, когда боль в левом боку меня отпустила, а поток матерной брани на языке иссяк. - Узнаёшь знакомые места?
   Я выдала ему новую порцию нецензурщины и, наконец, огляделась. Мы лежали на полу той самой церквушки, из которой начинали путь. Сундук стоял на боку метрах в десяти поодаль. Крышка его от удара о каменный пол распахнулась настежь.
   - Чего валяешься? - бесстрастно осведомился ЧЧ. - Сползай посмотри, что внутри.
   - Сам сползай.
   - Не могу. Я, кажется, сломал вторую ногу. Ничего, зато теперь симметрично.
   Я послала его по матери, поднялась, охая, на карачки, затем кое-как на ноги и похромала к сундуку. С полминуты отупело смотрела на его содержимое. Затем меня прошиб безудержный смех. Я хохотала - истерически, безудержно, непрерывно и никак не могла остановиться.
   - Всё? - участливо поинтересовался ЧЧ, когда запасы хохота во мне наконец сошли на нет. - Ну и что там? Мне расскажешь? Я тоже хочу посмеяться.
   - Что-что, - выдавила я из себя. - Больше всего это похоже на окаменелый мусор. Здоровенная такая куча.
   ЧЧ, извиваясь на полу, подполз, обогнул сундук и заглянул вовнутрь.
   - Это призраки нагадили, больше некому, - убеждённо прокомментировал он.
   - Отлично, - я поаплодировала. - Что дальше?
   - Дальше нужно добраться до джипа. Сундук забираем с собой, в Акапулько он нам пригодится. Мусор только надо вытрясти.
   - В каком ещё Акапулько? - ошеломлённо переспросила я. - И кому это "нам"?
   ЧЧ укоризненно помотал головой и сплюнул кровью на камни.
   - Нам с тобой, дурында, - незлобиво поведал он. -  Акапулько - для тех, у кого географический кретинизм - это в Мексике. А сокровища майя, по слухам, ничем не беднее здешних. Заодно и интервью возьмёшь, по дороге.
   Я едва удержалась от желания плюнуть в его бесстыжую черномазую морду.
   - Думаешь, мне маловато? И я с тобой поеду ещё куда-нибудь, кретин?
   - Ну конечно, поедешь.
   В этот момент я осознала, что он прав. И что я поеду - неважно куда, в Акапулько или в Жмеринку. А интервью... да чёрт с ним, в конце концов.
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"