|
|
||
Психологическая драма о человеке, решившем остаться на необитаемом острове. | ||
Отшельник
Я лежал на песке и смотрел на звезды. На этом острове звезды и планеты огромные, как на картинах Ван-Гога. Здесь нет людей, нет диких зверей, нет никого. Сейчас здесь живу только я со своей собакой, большим старым лохматым Джимом.
На этом островке я провел самое счастливое время своей жизни. Оно продолжалось совсем недолго. Когда оно закончилось, я остался здесь. Я просто не мог покинуть это место. Я мог жить, мог существовать только на этом островке: он стал моим домом. Мой остров невозможно отыскать на географической карте. Он затерялся в цепи таких же микроскопических островков небольшого архипелага в Тихом океане, к северу от Гуама.
Когда-то давно, еще на большой земле, мы с Эви верили, что есть такое место, куда мы сможем убежать от всех, туда, где нас ждет счастье. Мы долго искали его, бросили все и переехали сюда. Потом мы закончились, остался только я, и мой верный друг Джим.
Раз в неделю сюда приплывает лодка, которая объезжает десятка два островков нашего архипелага. Это небольшое судно привозит продукты, которые заказывают его обитатели, человек сорок таких же одиноких романтиков, как и я. Иногда, вместе с продуктами они доставляют почту с материка, если кто-нибудь еще помнит о нас и пишет. Мне не пишет уже никто.
Что я здесь делаю и почему не уеду на большую землю, назад к цивилизации, к мягким диванам, переполненным продуктами магазинам, толпам людей, современным технологиям и всеобщим безразличием? Нет уж, спасибо! Шум океана, иногда грозный и буйный, иногда приглушенный и монотонный, но всегда непрерывный, непрекращающийся ни на минуту, мне необходим как воздух, как вода. А морской воздух, который вдыхаешь легкими, как какое-то лекарство, и чувствуешь, как он проходит через все тело, а эта горько-соленая вода, которая омывает и очищает тело и душу, - все это у меня есть только здесь, на острове. Я совсем не хочу задыхаться от городской пыли и смрада.
Может быть, я, отшельник, нашел свою укромную пещеру, подальше от людей, творю поклоны и молюсь каждый божий день. Нет, когда-то на материке я жил, как все. Закончил университет, изучал медицину, работал хирургом, оперировал больных. Да и теперь, если заболевает кто-то из живущих поблизости людей, зовут меня. Это я только говорю поблизости, иногда путь от одного острова до другого занимает несколько часов в один конец, на моторной лодке.
У меня есть рация, по которой я могу связаться с центром, если какого-то больного нужно эвакуировать или если мне нужны какие-то лекарства, чтобы дать больным. Но такие случаи бывают очень редко. Народ здесь закаленный, проводит весь день на воздухе, спрятаться негде, а микробов и бацилл на море почти нет.
Чем я занимаюсь весь день? Это зависит от погоды. Когда океан спокойный, выхожу на лодке на рыбную ловлю. Рыбы никогда не бывает много. Она идет на соление и копчение. Сохранять надолго я ее не могу: здесь нет ни холодильника, ни электричества. В довольно прочном бетонном доме, где я укрываюсь от проливных дождей, есть подвал. Это самое холодное место на островке. Там можно хранить соленую рыбу несколько недель, пока не наступит хорошая погода и можно будет снова выйти в море.
Когда мы с Эви приехали сюда, здесь жил старый отшельник. Он научил нас многим премудростям, как выжить вдали от цивилизации. Это был его дом, его остров. Когда он умер, я похоронил его на берегу, как он того хотел. Он так и не вернулся к людям. Наверное, и я разделю его судьбу, и когда-нибудь, буду покоиться рядом с ним, там, где сейчас лежит серый камень с выбитыми инициалами старика.
После смерти матери, отец совершенно опустился. Знакомые и родные пытались помочь ему, проводили с ним время, хотели даже найти ему одинокую женщину, но он просил всех, чтобы его оставили в покое. Он бросил работу, университет, в котором преподавал большую половину жизни, закрылся в своем доме и выходил только для того, чтобы купить очередную партию виски.
Примерно через год он неожиданно бросил пить, но на работу так и не вернулся. Однажды вечером он позвонил и попросил меня приехать к нему. Мы долго говорили обо всем. Он где-то прочитал, что после тяжелой утраты нужно переменить обстановку, поэтому он решил объездить на машине всю страну. Отец уже собрал вещи и собирался выехать рано утром. Он показал мне довольно подробный план куда поедет, что посетит, где будет останавливаться. Видимо, он готовился к этой поездке не одну неделю.
Я остался ночевать с ним, чтобы перед работой проводить его. Утром я помог ему загрузить вещи в машину, и мы попрощались. Он обещал звонить каждый раз, когда будет останавливаться в каком-нибудь большом городе. Я был рад, что он переменился к лучшему, но все же меня не оставляло чувство, что вижу его живым в последний раз. Как сейчас помню его сгорбленную фигуру, когда он направляется к своей машине с рюкзаком за плечами, потом поворачивается, кивает мне и машет рукой.
Отец действительно звонил мне не раз, рассказывал, как ему нравится дорога, на которой он проводит много часов в день, люди, с которыми встречается, города, которые посещает. Я был очень рад за него и даже думал, что все плохое позади. В последний раз он позвонил, и мы долго говорили обо мне. Отец спрашивал о моих планах на будущее, когда я думаю жениться, обзавестись семьей, сказал, что хотел бы стать дедом, увидеть своих внуков и помогать мне в их воспитании. Честно говоря, я тогда не думал об этом. Я переживал трудное время: начал хирургическую практику, проводил весь день в больнице, а по вечерам готовился к предстоящим операциям. Он немного расстроился, когда услышал это.
Потом мы с ним не разговаривали несколько дней. Однажды утром в больнице меня позвали к телефону: я сразу почувствовал что-то случилось. Звонил врач скорой помощи. Его скорую вызвали из гостиницы к одному из постояльцев. Когда машина подъехала, было уже поздно. Отец перенес обширный инфаркт.
Его похоронили рядом с матерью. На похоронах было очень много народа, его знакомых и коллег, студентов с разных курсов, так что ближайшие дороги к кладбищу пришлось перекрыть. Многие приехали из других городов.
Тогда я и познакомился с ней, его бывшей студенткой. Ее звали Эвелин или Эви. Неподходящее место и время, так получилось. Она позвонила через несколько дней, спросила, нужна ли мне помощь. Я не знал, чем она может мне помочь. Мы не были близки с отцом, но эта потеря явилась для меня очень тяжелым ударом. Когда я снова пришел в его дом, куда он больше никогда не зайдет, увидел его вещи, его любимое кресло, его книги, я не мог сдержать слез. Потом нашел его дневники, которые стали для меня откровением. Я захватил их с собой, когда навсегда покинул материк. Оказалось, что я совсем не знал своего отца, каким он был на самом деле. Теперь исправить что-то было уже поздно, но у меня остались его дневники.
Почему я стал встречаться с этой девушкой, не знаю. Наверное, помнил наш последний разговор с отцом, его желание видеть моих детей, мою семью. Эви мне очень нравилась, но мы встречались довольно редко из-за моей работы. Однажды мы сидели в кафе и она поделилась со мне свой самой заветной мечтой: бросить все, цивилизацию, людей, работу и переехать жить на необитаемый остров. Сначала я даже посмеялся над ней, ее идея показалась мне ребяческой, я не думал, что она говорит серьезно. Но девушка показала свою переписку с разными людьми, которые помогали ей найти такой остров. Она даже совершила поездки на некоторые острова, которые ей предлагали, но, к сожалению, ничего не подходило. Какие-то острова представляли собой просто скалистый берег, где не было ни одного деревца, какие-то уже были населены людьми, другие, необитаемые, ей предлагали купить за очень крупную сумму денег.
Я сказал ей, что все это вздор, пустая трата времени, и она никогда не сможет найти ни остров, ни даже островок. Эви ответила, что она и не приглашает меня с собой: это только ее мечта, но если я хочу помочь ей с поисками и отправиться с ней вместе жить на острове, она не будет против.
Эви очень нравилась мне своей молодостью, дерзостью и стремлением осуществить свою мечту. Она бросила вызов всей цивилизации и всем людям: их ценностям, их пассивности, бездействию. Пойми, - говорила она, - люди не живут, они существуют. Они окружили себя какими-то игрушками: телевизорами, компьютерами, телефонами, они просто не могут прожить без этого. Они набивают себе желудки продуктами из магазинов, которые наполовину состоят из химии. А случись что, никто из них не сможет даже выжить. Эти цивилизованные и образованные граждане не смогут вырастить ни одного овоща, ни поймать рыбу, ни убить какое-нибудь дикое животное. Все, что они могут, это сходить в магазин и купить полную тележку химических продуктов.
Девушке нельзя было отказать в логике и, все же, я не верил, что у нее получится найти такой остров. Все это казалось мне фантазией и несбыточной мечтой.
В последнее время я заметил, что мой мозг играет со мной в какие-то странные игры. Я все чаще вспоминаю то время, которое прошло, людей, с которыми был знаком, которых лечил, своих родителей, девушку, которую так и не разлюбил. Раньше меня больше беспокоили другие проблемы: поймаю ли я достаточно рыбы, сколько плодов смогу получить от моих плодовых деревьев и пальм: хлебного дерева, бананов, кокосовых орехов, привезут ли мне достаточно виски, чтобы хватило на всю неделю, и соли, чтобы солить рыбу.
Теперь меня это почти не интересовало. Я знал, что если и не поймаю достаточно рыбы, мне хватит плодовых и других запасов, чтобы продержаться до следующего, благополучного для рыбной ловли дня. Многое я делал механически, может, поэтому думал о постороннем.
Я стал громко разговаривать, но если раньше я говорил сам с собой или с Джимом, может, чтобы просто не забывать разговорную речь и слышать свой голос, то теперь я стал разговаривать со стариком-отшельником, с моим отцом, с моей бывшей девушкой. Иногда они отвечали мне. Я сознавал, что это происходит в моей голове, но выглядело все очень реально.
Начинался сезон дождей, который в этих широтах продолжается с июля по ноябрь. В это время года выпадает столько осадков, что кажется, будто в небе образовалась огромная дыра. Оттуда хлещет вода и иногда образуются циклоны, которые сметают все на своем пути. Температура остается высокой, она держится одинаково высокой весь год, но никогда не поднимется выше тридцати градусов. Влажность в это время невозможная, пить хочется постоянно.
Обычно в сезон дождей я отсиживаюсь в своей бетонной кровле. Этот дом, а, по-моему, просто строение, достался мне от старика-отшельника. Как он его построил или получил от кого, загадка. В нем тайфуны не страшны, крыша пока еще держится, не течет.
Когда наружу просто не выйдешь из-за дождей я читаю какие-то книги или дневники отца. От постоянной влажности страницы разбухли, некоторые из них уже не прочитаешь, но мне достаточно и того, что я могу прочесть. Отец, как мне не хватает тебя, твоих советов, твоей скупой мужской любви! Интересно, отпустил бы ты меня на этот остров, или отговорил, если бы был жив? В дневниках ты много писал о своем университете, о своих студентах. Я пытался найти в твоих записях, что ты думаешь о студентке, об Эви, которая потом стала мне так близка. Я прочитал весь твой дневник, но не нашел ни единой строчки о ней. Почему, отец? Почему ты ничего не написал о ней?
Может, Эви была плохая студентка, не посещала занятия, может, не хотела учить то, что ты ей задавал, может, у нее были конфликты с другими студентами, с учителями, или с тобой? А может ты предчувствовал, что у нас с ней ничего не получится, что она осуществит свою мечту, но поймет, что это все не для нее, что добилась, но не того, чего хотела, с человеком, которого не любила по-настоящему? Потому ты ничего не написал о ней, отец? Ведь если бы ты что-то сказал о ней, может, я и не согласился бы бросить все и бежать с ней на край света, на этот остров, затерянный в Тихом океане. Почему, отец?
Может, ты ничего не написал о ней в наказание мне за то, что я не был хорошим сыном? Не отговорил тебя от роковой поездки, не смог удержать тебя от пьянства, был так занят своей работой, больными, операциями, что позволил тебе одному переживать боль утраты после смерти жены. И все же, почему, отец?
Верный друг Джим подошел ко мне и ткнулся носом в ладонь. Он каким-то внутренним чутьем понимает, когда мне плохо. Я погладил его лохматую голову. Верный пес, и ты когда-нибудь оставишь меня здесь одного. Знаю, ты не сможешь иначе, мы прожили вместе долгие годы. Ты совсем стар. До тебя у меня была маленькая шавка Тима, которая досталась мне от старика. Тебя привезли на лодке, с главного острова. Ты влез в лодку, когда матросы загружали продукты. Они возили тебя по разным островам, спрашивая, кому нужна собака. Я уже был один: моя девушка не выдержала трудностей своей мечты, а, может, мне не было в ней места, и поэтому она покинула меня. Тима отправилась в мир иной чуть позже. Мы с тобой сразу поняли, что нужны друг другу. Помнишь, как ты выпрыгнул из лодки и бросился ко мне. Старина Джим! Ты никогда не оставлял меня, всегда был настоящим другом.
Однажды Эви позвонила, а потом приехала в больницу. Я как раз заканчивал смену. Мне все понятно!, - сразу с места в карьер прыгнула она. Девушка не любила тратить время на лишние разговоры. Что понятно?, - спросил я. Это мне понятно, что ты тратишь время зря, все острова уже заняты. Может, лучше подумаем, где мы проведем сегодняшний вечер, только я страшно устал.
Мы зашли в ресторан неподалеку от больницы. Я заказал легкий ужин, она попросила только кофе. Пока я ел, Эви рассказала, что говорила с каким-то знакомым географом, и он объяснил ей ошибку. Я все время пыталась найти свой остров в Карибском море или в Атлантическом океане, а там, действительно, все острова уже заняты. Там находятся много всяких стран: Мексика, Багамы, Панама, Коста Рика и другие. Все острова давно освоены, заселены или захвачены теми или другими странами, теперь понятно? Ну и что, - ответил я ей устало, - пойми, моя девочка, то же самое будет и в других концах света, если только ты не хочешь отправиться на Северный полюс или в Антарктиду. Там, может быть, ты что-нибудь отвоюешь у пингвинов или белых медведей. Скажи, только правду, не увиливай от ответа, - сказала Эви, - ты на самом деле хочешь бросить все и уехать со мной?
Хотел ли я этого? Я не мог ответить на этот вопрос даже самому себе. Мне нравилась моя жизнь, моя работа. Я чувствовал, что приношу людям пользу. Здесь у меня есть друзья и знакомые, наконец, здесь похоронены мои родители. Как я могу все бросить и бежать куда-то на край света, на какой-то остров, который существует только в мечтах молодой девушки? Когда я попытался объяснить ей это, она резко встала из-за стола и ушла, не сказав ни слова.
Я был ошеломлен. Хотел догнать ее, объяснить все, сослаться на свою усталость, но остался сидеть за столом. Чтобы я, врач, хирург, бросился бежать за взбалмошной девчонкой, у которой только и есть что симпатичная мордашка, хорошая фигурка и несбыточная мечта? Пусть вырастет немного, может, выбьет эту дурь из головы. Подумаешь, училась у моего отца.
Домой я пошел пешком, стояла поздняя осень, но в тот вечер дул только легкий ветерок. Я шел и думал. Эви поделилась со мной своею голубой мечтой, которая может никогда не осуществится. Она, конечно, витает в облаках, но она согласилась, чтобы я был частью этой мечты. А что сделал я? Посмеялся над нею, хотел вернуть ее назад, с неба на землю, растоптать ее мечту. Я не имею на это никакого права. Надо извиниться перед ней, если только она захочет со моей говорить.
А что если это и моя судьба, - продолжал думать я. Эви мне нравится, почему бы не рискнуть, ведь она зовет меня с собой. Может, действительно есть такое место, где мы будем жить совсем одни и будем счастливы? Я был готов ответить на ее вопрос, сказать, что брошу все и уеду с ней на край света.
Вернувшись домой, я сразу набрал номер ее телефона, но, услышав мой голос, она бросила трубку.
Сегодня снова весь день лил дождь. Он грохотал так, что я перестал слышать шум океана. Я снова сидел внутри этого приземистого бетонного здания, именуемого домом. Разве же это дом? У него только одно преимущество: не пропускает воду и остается сухим изнутри. Я листал набухший от сырости, дневник отца, стараясь найти что-нибудь об Эви, а потом понял, что в его дневнике нет ничего не только о ней, здесь нет ничего и обо мне. Отец писал о своей семье, о своих родителях, о своей сестре, о его отношениях с моей матерью. Но он ни разу не упомянул обо мне: ни о том времени, когда я был ребенком, ни потом, когда я вырос, учился в университете и стал работать врачом. Отец не только ни разу не упомянул мое имя, он даже не написал слово сын.
На последних страницах дневника он пишет, как ему трудно жить, после того как умерла моя мать. Он укоряет себя, что оказался очень слабым человеком и топит свое горе в виски, не зная, как жить дальше. И снова ни слова обо мне, а ведь я старался помочь ему. Потом он стал видеть какие-то странные видения, каких-то чертей, которые будто бы пришли за ним. Отец понимал, что это только видения или сны. Однажды он рассказал об этом какому-то человеку, с которым случайно разговорился. Тот посоветовал ему немедленно бросить пить, пока черти не утащили его в преисподнюю. Видимо отец не на шутку перепугался. Он решил не только бросить виски, но и бежать из дома. Может, отец думал, что тогда он перестанет видеть эти кошмары.
Последние записи его о подготовке к отъезду или к побегу: куда он собирался ехать, когда выехать. И снова ни слова о том, как он пригласил меня к себе, чтобы попрощаться, как мы сидели с ним в последний вечер и разговаривали. Может, он не успел написать об этом, не знаю. Отец закончил дневник двумя словами, которые написал большими буквами: В путь!. Что он имел в виду, эту поездку или нечто большее, не знаю.
Наступил вечер, стало совсем темно, а дождь все не прекращался. Джим спал, положив свою большую голову на лапы. Я напряженно думал. Допустим, Эви не была хорошей студенткой, может она вела себя в аудитории, как серая мышка, поэтому отец не замечал ее и не написал о ней ни слова. А я? Ведь я его сын, и он знает, чего я добился. Может, ему казалось, что этого недостаточно, может, он хотел, чтобы я преподавал в университете, как он?
Я снова подумал о Эви. Прошло много лет с тех пор, как она сказала, что не может больше оставаться на нашем острове, что ей все надоело, что она устала от меня. Остров изменил ее. Здесь она очень быстро повзрослела и, наверное, поняла, что все это были лишь голубые мечты глупенькой девочки. Рая нет на земле, и все эти океаны, пальмы, солнце, песчаные пляжи и острова очень скоро превращаются в места, совершенно непригодные для жизни, как только надвигаются тучи и начинается сильный дождь. А когда это не дождь, а ливень, который хлещет и не прекращается несколько дней подряд?
Я очень любил ее и тогда, и сейчас, хотя ее нет со мной уже почти семнадцать лет. Наверное, я буду любить ее всю свою жизнь. Пошел восемнадцатый год с тех пор как мы приехали сюда, на этот остров. Мои волосы и борода давно поседели.
Когда Эви уезжала, она снова предложила мне бросить все, теперь уже здесь на острове и уехать назад, на материк. Я остался, потому что знал, что она уже все решила, и мы не будем вместе, даже если я вернусь назад. Она устала от меня. После ее отъезда, несколько недель подряд у меня начинало колотиться сердце, когда лодка подъезжала к острову. Я надеялся, что из нее выйдет Эви, обнимет меня, возьмет за руку, скажет, как она скучает. Но этого не случилось ни в первую неделю, ни в первый месяц, ни после. Однажды, когда лодка снова подплывала к острову, я заметил, что больше уже ничего не жду. Мое сердце перестало трепетать, но боль осталась навсегда.
Этого студента, который проходил практику в нашей больнице, я заметил сразу. Я никак не мог понять, откуда он. У него были азиатские черты лица, но он не походил ни на китайца, ни на корейца, ни на филиппинца. Какая-то странная смесь, - решил я.
Как-то он подошел ко мне и спросил, не могу ли я уделить ему несколько минут. Мы зашли в комнату. Я из Гуама, небольшой стране в Микронезии, в Тихом океане, - сказал он. В нашей стране не хватает врачей, и, когда я закончу практику, я уеду назад. Люди на нашей острове не живут долго, там плохой климат, и вообще тяжелые условия. Коренные жители не верят в медицину, а некоторые вообще никогда не посещают врачей, предпочитая народных целителей и шаманов. Кроме того недалеко от страны находится куча маленьких островков, где живут люди, они тоже болеют. Я вижу, как больные верят Вам. Мне хотелось спросить у Вас, доктор, как мне сделать, чтобы люди поверили в медицину?.
Молодой врач действительно беспокоился о своем народе, но как я мог ему помочь. Я только хирург. Мы подробно поговорили о его стране, о людях, которые там живут и об островках, затерянных на огромных просторах Тихого океана. Одна моя знакомая очень хотела бы посетить эти островки. Она даже хотела бы бросить все и остаться там жить. Вы думаете, это возможно?, - спросил я практиканта? Конечно, возможно, ответил он, только не думаю, что она найдет там то, что ищет. Ведь там суровый климат, тайфуны, ураганы, тропические ливни, которые продолжаются иногда по пять месяцев в году. Я поблагодарил молодого врача и сказал, что передам его слова своей знакомой.
Вечером я позвонил Эви, и мы встретились. Когда я рассказал ей о том, что услышал от молодого врача, она радовалась так, как будто выиграла миллион в лотерею. Девушка бросилась меня обнимать и целовать. Прохожие оглядывались на нас, но ей было все равно. Она говорила, что я помог ей осуществить мечту всей ее жизни. Про предупреждения врача, что жить там очень тяжело, что там плохой климат, она и слушать не хотела. Все, что ее интересовало, - это когда можно ехать туда и кто поможет нам с выбором островка.
Я пытался вразумить ее и сказать, что, может быть, нужно сначала съездить, посмотреть Гуам, побывать на островках, пожить там хоть пару недель, но Эви не хотела ничего откладывать. Она была одержима своей мечтой. У нее не было близких родственников: мать бросила девочку, когда ей не исполнилось и года, и она выросла в детском доме. Казалось, что ее здесь ничего не держит.
У меня не было никого ближе и роднее Эви. Я представил себе, что, когда она уедет на свой остров, я останусь совсем один. Мы решили закончить все наши дела на большой земле в течение месяца, собрать вещи и уехать на остров Гуам. Молодой врач дал нам номера телефонов людей, с кем мы должны связаться по прибытию в эту страну, сказал, что сам попросит, чтобы они помогли. Он так обрадовался, когда я рассказал ему, что еду туда насовсем, ведь он думал, что я буду лечить там людей. Так, в общем-то и получилось, только я не работаю в больнице, а обслуживаю всего несколько десятков человек, которые живут на небольшой гряде островков.
Я продал свой дом, машину и все имущество и захватил с собой только небольшой чемоданчик. Там помещалось то, что мне могло пригодиться первое время. Рядом со мной была Эви: она действительно была всем, что мне было нужно до конца жизни. Я открыл счет в банке на Гуаме и положил туда все деньги, которые выручил от продажи своего дома и имущества.
Мы связались со знакомыми молодого врача, и они очень помогли нам. Мы осмотрели почти все острова архипелага, познакомились и поговорили с людьми, которые проживали там. Старик, который жил до нас на этом острове, предложил помочь, научить всему, что нам понадобится для жизни здесь, а потом оставить нам остров в подарок. Эви была в восторге. Этот островок нам очень понравился, здесь отличный песчаный пляж, растут пальмы, кокосы, хлебные деревья, бананы.
Старый отшельник жил здесь до нас больше сорока лет. Он не рассказывал, как попал сюда, почему сторонился людей всю жизнь, а сейчас решил разделить с нами свой остров. Старик почти не разговаривал, мне казалось, что он стеснялся своего голоса, своей неправильной речи и даже своего вида. Он редко подстригал волосы и бороду, а каким-то образом заплетал их в косички и подвязывал веревкой. Из одежды у него была только длинная тряпка темного цвета, которую он носил, как набедренную повязку. За десятилетия, проведенные под солнцем, его кожа приобрела какую-то особую коричневую окраску. Он обожал свою маленькую собаку, свою Тиму. Эта шавка все время бегала за ним, не упуская его ни на минуту. Он объяснил мне знаками, что Тима очень плохо видит.
Старик показывал нам, как ловить рыбу, как сохранять ее, как собирать плоды деревьев, пальм и кокосов, как укрываться от дождя, как поддерживать огонь, как готовить еду. Он помог нам построить временное жилище, где мы жили в сухое время года. Это было время нашего счастья. Эви была счастлива, наконец-то она нашла то, что так долго искала, о чем мечтала всю жизнь. Я был рядом с ней и разделял с ней ее счастье. Мы купались в теплом, чистом океане, загорали бегали по песку, дурачились, разводили костры и сидели рядом обнявшись. Мы так любили друг друга! Казалось, что Эви не ходит по острову, а летает. Глаза ее горели ярким пламенем: в них отражались и солнечные лучи, и их отблеск в волнах океана.
Но наступило время дождей. Небо окрасилось в темно-серые краски, там, где еще совсем недавно светило яркое солнце, стало темно и хмуро, а облака висели так низко, казалось, что, еще немного и можно будет дотронуться до них рукой. Иногда я думал, что солнце больше никогда не будет светить нам. Начался сильный дождь, а потом пошел тропический ливень. Он все продолжался, и ему не было конца. Это унылое время, это хмурое небо, эти непрекращающиеся потоки воды погасили пламя и блеск ее глаз. Эви переменилась, ее настроение напоминало мне тяжелые тучи на небосводе. Она стала безразлична к острову, безразлична к жизни, и сказала, что она устала от меня.
Я надеялся, что сезон дождей скоро закончится, просил ее немного подождать, потерпеть, умолял, но с каждым днем она становилась все мрачнее. Наконец она заявила, что больше оставаться на острове не намерена, что она сделала большую ошибку и хочет вернуться домой. Я не понимал, что она считала своей ошибкой, что взяла меня с собой или что решила бросить все и уехать на этот остров, но какое это имело значение? Наше счастье кончилось.
Эви ждала, когда снова приплывет лодка. В сезон дождей она приплывала нерегулярно, могла не появиться целый месяц. Я надеялся на чудо: на то, что моя любовь сможет заставить ее остаться, что выйдет, наконец, солнце, что лодка не приплывет вообще. Но я не смог изменить ее решения, небо оставалось покрыто темными, зловещими тучами, а лодка приплыла через два дня. Она звала меня с собой, но на этот раз я решил ничего не менять.
И тогда она села в лодку, а я остался.
Старик умер вскоре после того, как уехала Эви. В какой-то день он просто не вышел утром из своей бетонной кельи. Когда я зашел, чтобы разбудить его, старик был мертв. Как врач, я понимал, что это должно было произойти: старик болел и слабел с каждым днем. Но я не ожидал, что это случится так скоро. Он принял нас с Эви, разделил с нами остров, обучил меня всему самому необходимому для жизни на острове, и оставил мне все. Может, он чувствовал, что скоро умрет и хотел, чтобы рядом с ним находился кто-нибудь, чтобы похоронить его, не знаю. Тима его скулила несколько дней, ходила за мной, искала его, но потом привыкла.
Я сам похоронил старого отшельника на берегу океана. На месте его могилы положил небольшой серый камень. Старик закончил свой жизненный путь.
После его смерти я переселился в его дом. Внутри стоял деревянный топчан с дырявым матрасом, стол, сделанный из большого старого пня, неудобный стул, сбитый из веток и перевязанный бечевками. В подвале еще лежало несколько засоленных рыб, завернутых в сухие пальмовые листья. Видимо, старик ничего не ел в последние дни своей жизни. В маленькой кухне был сооружен камин для копчения рыбы и приготовления каких-то незатейливых блюд. В кухне лежали настроганные палочки лучины. Старик зажигал их, чтобы хоть как-то продлить световой день: солнце в этих широтах недолго стоит на небосклоне. Вечером я зажег одну из этих лучин. Она горела тускловатым светом, но при горении от нее исходил приятный запах. Интересно, какое дерево он использовал, чтобы изготовить эти лучины?
Теперь я остался один на острове. Я научился делать многое из того, что показал старик. Главное теперь - это прожить одному первый год: убедиться в том, что я готов ко всем изменениям: к дождям, к жаре, к тайфунам и океанским штормам. После старика осталась лодка, небольшой каяк, в котором он выходил на ловлю рыбы. Ему приходилось часто чинить эту лодку, латать в ней дыры перед выходом в море. Я должен научиться всему: главное выжить.
Эви не вернулась назад ни на свой остров, мечту своей жизни, ни ко мне, человеку, который помог ее мечте сбыться. Что с ней случилось после отъезда, мне, наверное, никогда не суждено узнать. Я только знаю, что буду любить ее и думать о ней всю свою оставшуюся жизнь.
Через несколько месяцев после смерти старика не стало его собаки Тимы. Теперь я остался совсем один.
Последняя бутылка опустела. Алкоголь проник в мое тело и разлился по сосудам. Виски не приносили облегчения и нисколько не опьяняли меня. Они лишь обостряли мои страдания от своего бессилия, от одиночества, от того, что она устала от меня и решила уйти. Я понимал своего отца, который тоже был бессилен после смерти жены и не мог ничего изменить.
Я позвал его и снова спросил, почему же он ничего не написал в своем дневнике обо мне и об Эви? Я не понял, ответил ли он мне или я сам нашел ответ на этот вопрос. Зачем писать о тех, кто уходит, убегает от реальности, ищет какие-то острова в океане, бросает то, что построено с таким трудом?. Отец, ты не мог этого знать; мы уехали после того, как ты умер. Когда ты был жив, мы с Эви даже не знали друг друга. Она пришла на твои похороны, там мы и познакомились.
Я громко говорил с отцом, или с самим с собой. Старый отшельник не делал этого и поэтому почти потерял способность говорить. Он не говорил, а отрывисто лаял какими-то словами или мычал, когда хотел привлечь на себя внимание. Я говорю, как только представляется такая возможность: разговариваю сам с собой, с Джимом, с отцом, с Эви, даже с молодым доктором. Когда они отвечают мне, я не чувствую одиночества.
Отец, а может, Эви вовсе не была твоей студенткой, и ты совсем не знал ее? Тогда кто же она?, - спрашивал я. Ответа не было. Может она пришла на похороны, чтобы познакомиться со мной, но зачем? Как она могла знать, что я помогу ей? Нет, здесь что-то не так. Мне надо спросить у нее самой. Внезапно меня пронзила мысль, если Эви не была студенткой отца, может и я не его сын, поэтому он ничего не написал обо мне в своем дневнике? Надо спросить у мамы, ведь я точно ее сын, даже похож на нее. Моя голова кружилась. Я понял, что надо прекратить все общения на сегодня. Это просто какое-то сумасшествие.
Я задул горевшую лучину. Наступила полная темнота. Мои собеседники приходили ко мне только когда я зажигал по вечерам эти ароматные лучины. Я нашел, какое дерево использовал старик для изготовления палочек, это не дерево, а высокий кустарник. Оказалось, что дым, особенно от только что срезанных палочек, не только делает воздух в комнате ароматным, но и затуманивает сознание. Наверное поэтому старик не показал мне как их срезать, заготовлять, и использовать. Он не хотел, чтобы мое сознание и мой мозг затуманивались. Я сам открыл их секрет. Со временем их способность действовать на сознание уменьшалась, они просто приятно пахнут, когда горят, но вначале
Ночью дождь прекратился. Утром можно будет выйти наружу. Я заснул тяжелым неспокойным сном.
Проснулся я, как обычно, как только забрезжил рассвет. В комнате было что-то не так, как всегда. Джим. Он вышел раньше меня, я не слышал его. Куда? Почему так рано? Встретить лодку? Но ведь лодка не приплывает по утрам. Это проклятое виски снова подействовало на меня как снотворное. Он, наверное, просился наружу и я выпустил его? Не помню, ничего не помню, кроме своих разговоров с воображаемыми собеседниками. Я вышел наружу.
Кругом стояла вода. Она доходила почти до колен. Вот тебе и рай на земле, остров в океане, солнце, пляжи и пальмы. А может Эви была права, убежав от своей сбывшейся мечты далеко-далеко. Я вдруг вспомнил фразу, которую слышал где-то очень давно: будь осторожен в своих желаниях, ведь они могут исполниться. Это фраза очень точно подходила к моей любимой, которая получила то, о чем мечтала. Теперь я живу в этом мире, о котором она мечтала, но который оказался совсем другим.
Я звал Джима, искал его, но не находил. Я брел по этой высоко стоящей воде. Понадобится несколько недель, пока солнце полностью высушит ее. А пока в стоячей воде появятся малярийные комары и прочие гадкие насекомые. Хорошо, что старик показал, как изготовить мазь и как натираться, чтобы эти летучие твари не садились на кожу и не кусали ее. Эта мазь обладает сильным запахом, так что несколько недель я буду противен сам себе.
Я медленно брел к берегу по отвратительному, мокрому от воды песку, который превратился в какую-то вязкую слизь. Мои ноги по щиколотку утопали в этой слизи. Права Эви, может и мне надо было уехать тогда с ней. Может, попав на большую землю, мы смогли бы спасти нашу любовь и снова быть вместе?
Тут я увидел моего верного друга. Он лежал на могильном камне старика. Лапы его свесились и наполовину утопали в высокой воде. Мой друг покинул меня, он не хотел, чтобы я видел, как он умирает. Слезы полились из моих глаз, как дождь, как ливень. Я гладил его мокрую мохнатую голову, прижимал его к себе. Сколько лет ты скрашивал мое одиночество здесь на острове, мой верный Джим! Теперь и ты покинул меня, и я снова остался совсем один.
Закончился ноябрь, наступил декабрь. Солнце снова светило и обогревало землю. Через две недели остров стал пригодным для жизни. Наконец-то приплыла лодка. Ребята, увидев меня, стали спрашивать, как я перенес это страшное время, говорили, что я выгляжу неважно. По их словам в этот год осадков выпало значительно больше, чем всегда. Многие деревушки оказались затоплены, погибли люди. Скоро ты получишь сюрприз, недели через две, погоди немного, - говорили они. Все, что мне нужно сейчас это большая собака, - ответил я им, - я только что похоронил Джима. Не волнуйся, найдем мы тебе собаку, - обещали они.
Я получил очередную партию виски. Надо будет отменить доставку алкоголя, или хотя бы уменьшить заказ. Дожди закончились, и, теперь не надо безвылазно сидеть дома. С началом сухого сезона хлопот прибавилось. Надо починить прохудившуюся лодку и наловить рыбы. Я принялся за дело.
Первый мой улов оказался удачным. Пойманной рыбы хватит на несколько недель. Немного поджарю, пока она свежая, засолю на хранение. Обычно, когда у нас был хороший улов, Джим радовался, бегал вокруг, громко лаял. Теперь некому радоваться, нет больше Джима. Может, команда с лодки вспомнит обо мне и действительно найдет мне новую собаку.
Вечером я лежал на песке и смотрел на огромные яркие звезды. В сухой сезон когда небо чистое они действительно огромные. Когда-то я мог найти какие-то несколько созвездий, но сейчас все забыл. Вдруг я вспомнил о сюрпризе, что это? Может быть, кто-то с большой земли вспомнил обо мне и решил навестить? У меня не было ни сестер, ни братьев, и, может даже, я называл своим отцом другого человека, который ничего не сказал обо мне наедине с самим собой и своим дневником.
Может это Эви? Решила навестить меня, увидеть, расспросить, как я прожил здесь целых восемнадцать лет. Наверное, она не узнает меня: я выгляжу гораздо старше своих лет. Где ты была раньше, Эви? Почему не приехала, не забрала меня отсюда, не сказала, что хочешь быть со мной? Неужели я снова увижу тебя, но зачем? Я знаю, что ты не любишь меня, ты устала от меня, наверно, ты и не вспоминала обо мне все эти годы. А что, если она была беременна, когда уезжала отсюда и ничего не сказала мне об этом? А сейчас ребенок, мой сын или дочь, уже вырос, и она решила познакомить нас? Стоит ли? Что я могу рассказать о своей жизни с тех пор, как ты покинула меня и наш остров? Что я разговариваю по ночам с покойниками? Что я зажигаю ароматные палочки, чтобы одурманить свой мозг, что я бутылками пью виски, чтобы забыться? Нет, Эви, ты ушла от меня раз и навсегда, и тебе не стоит снова появляться здесь.
Может, это отец, мой настоящий отец, не тот, который воспитывал меня, которого я считал отцом, но который не написал обо мне ни строчки в своем дневнике. Если это ты, мой настоящий отец, то тебе и вовсе не следует приезжать сюда. Я не знаю и не хочу знать правду о тебе, к чему она мне? Если тебе некому оставить наследство, то мне здесь вообще ничего не нужно. С таким же успехом ты можешь выбросить свои деньги в воду или отдать бедным. У меня есть банковский счет, которым пользуются те, кто доставляет мне продукты на лодке, но проценты на этом счету, которые увеличиваются каждый месяц, с лихвой перекрывают то, что я трачу на себя. А больше мне здесь ничего не нужно.
Кто-то еще? Не трудитесь, напрасно приедете, не нужны мне такие сюрпризы. Все что мне действительно необходимо сейчас - это большая хорошая собака, которая станет мне настоящим другом, заменит мне общение с людьми, скрасит одиночество и никогда не предаст меня.
Поздно вечером снова появился старик-отшельник. Он смотрел на меня и укоризненно качал головой. Я хотел поговорить с ним, спросить, что я делаю не так, но он молчал, как всегда. Постояв немного, он махнул на меня рукой, снова покачал головой и ушел восвояси.
Сюрпризом оказались двое совсем молодых, глупых, влюбленных существа. Они хотели переселиться жить на остров, вдали от людей, от цивилизации, почти как мы с Эви восемнадцать лет назад. Только они были умнее нас, решив сначала присмотреться, пожить немного, попробовать.
Я помнил все уроки старика. Для начала, помог построить им временное жилище: шалаш для их счастья. У молодой пары горели глаза, когда они видели берег моря, пальмы, солнце и песок. Я помнил этот блеск глаз у Эви, когда она думала, что ее мечта сбылась.
Я показал и рассказал, как ловить рыбу, как ее сохранять, как собирать плоды деревьев и как готовить пищу. Мы много разговаривали, они были славные ребята. Наконец-то на острове снова слышались голоса и смех, совсем как восемнадцать лет назад, только теперь стариком-отшельником был я. Наконец, я разговаривал не с покойниками, не с воображаемой Эви, даже не с самим собой: я говорил с живыми людьми из плоти и крови. Хорошо, что я сохранил свой голос и говорил нормально, совсем не так, как лаял и мычал тот старик.
Молодые бегали по острову, дурачились, громко смеялись, купались в океане до ночи, загорали. Я смотрел на них и улыбался со слезами на глазах. Я помнил нас с Эви, то время, когда еще были мы. И эти мы вели себя точно также: бегали, купались, загорали, смеялись, любили друг друга, думая, что осуществили свою мечту, построили свою жизнь вдали от всех, нашли свой рай на земле. Эти мы не знали тогда, что нет рая на земле, это только сухой сезон на маленьком острове, затерянном на просторах огромного Тихого океана, и этот рай, продлится всего пять или шесть месяцев. Когда сезон поменялся, эти мы закончились. Примерно то же ожидает и эту молодую, глупую пару, которая сейчас дурачится, бегает и веселится под солнцем. Хорошо еще, что они не бросили все, как мы, а приехали только посмотреть.
Наступил вечер. Мы разожгли костер на берегу океана и сели на песок. Не хочу вас расстраивать, ребята, начал я, но это не место для вас. Они уставились на меня, не понимая о чем я. Я рассказал о нас с Эви, о старике-отшельнике, о сезоне дождей, который вскоре превратит этот райский сейчас уголок в самый унылый, грустный, беспросветный клочок земли. В это время солнце скроют тучи, ливни будут продолжаться неделями, желтый песок превратится в вязкую слизь, вода будет стоять неделями, пока ее не высушит солнце, а по острову будут летать кровососущие комары и мошки. Не все могут выдержать это.
Девушка обняла парня, они переглянулись и немного погрустнели. Я остался на острове, продолжал я, потому что хотел доказать ей что-то, может, доказать самому себе, что я действительно чего-нибудь да стою, а может потому, что не хотел возвращаться туда, откуда ушел. Я был молод и глуп; сейчас, уже поздно все менять, моя жизнь прожита. Если вы не верите, то посмотрите на меня: моя кожа почернела и вся в волдырях от укусов комаров и мошек, у меня почти не осталось зубов, мои волосы поседели. Как вы думаете, сколько мне лет?. Шестьдесят два, сказала девушка. Думаю, шестьдесят четыре, предположил парень. Почти угадали, сказал я с усмешкой, мне сорок шесть. Я провел здесь, на острове, восемнадцать лет. Ребята были просто поражены.
Они остались еще на неделю, но я видел, как поменялось их настроение после нашего разговора. Потом приплыла лодка, они сели в нее и уплыли.
Я был даже рад, когда молодые люди покинули остров, мне бы не хотелось, чтобы кто-то из них повторил мою судьбу. Почему тот старик не поступил тогда так, как и я, почему не сказал нам всей правды, почему не отправил нас, глупых и молодых романтиков, обратно? Думаю, он хотел, чтобы здесь кто-то жил, чтобы похоронить его.
Лодочная команда так и не смогла найти мне большую собаку. Я предлагал им любые деньги, но, друга купить нельзя. Наступил июнь, последний месяц перед сезоном дождей. Небо все еще было чистым, светило солнце и ничего не предвещало перемены погоды. Все мои дела были сделаны, я был почти готов к сезону дождей, а точнее сезону тяжелого серого облачного неба без солнца, непрекращающихся ливней, полного бездействия и пьянства. Что я еще могу делать здесь? Наступал первый сезон дождей, который мне предстояло провести одному.
Я вспомнил отца: после смерти матери он не мог прийти в себя целый год. Я не могу прийти в себя после отъезда Эви целых восемнадцать лет.
Смогу ли я один перенести пять или шесть месяцев дождей, не сойду ли с ума? Зачем вообще все это? Только ради того, чтобы когда-нибудь закончился дождь и снова выглянуло солнце? Нет, с меня довольно. Отец вышел из своего добровольного заточения через год, я выхожу через восемнадцать лет. Мне тоже надо поменять обстановку, совершить путешествие, хотя бы по островкам нашего архипелага.
Я проверил свой каяк, готов ли он к такому путешествию? Дно вроде бы целое. Я никогда не выезжал на нем дальше нашей бухты. Какая разница, какое это имеет значение сейчас? Я собрал все самое необходимое, загрузил в лодку и взглянул на остров в последний раз. В путь!
(Июль, 2024)
Copyright No 2024 by Марк Лэин
All rights reserved. No part of this publication may be reproduced, stored or transmitted in any form or by any means, electronic, mechanical, photocopying, recording, scanning, or otherwise without written permission from the publisher. It is illegal to copy this book, post it to a website, or distribute it by any other means without permission.
This novel is entirely a work of fiction. The names, characters and incidents portrayed in it are the work of the authors imagination. Any resemblance to actual persons, living or dead, events or localities is entirely coincidental.
Марк Лэин asserts the moral right to be identified as the author of this work.
Марк Лэин has no responsibility for the persistence or accuracy of URLs for external or third-party Internet Websites referred to in this publication and does not guarantee that any content on such Websites is, or will remain, accurate or appropriate.
Designations used by companies to distinguish their products are often claimed as trademarks. All brand names and product names used in this book and on its cover are trade names, service marks, trademarks and registered trademarks of their respective owners. The publishers and the book are not associated with any product or vendor mentioned in this book. None of the companies referenced within the book have endorsed the book.
First edition
This book was professionally typeset on Reedsy.
|