Аннотация: Волею судьбы, сибарит и лингвист Рори Напоследок становится попаданцем (свеженький, прошу заметить, приемчик!). Его пример наводит нас на простенькую мысль - не совать свой нос, куда не просят.
1. Место, из большой вежливости названное 'Чертовой дырой'
- Да и пошла ты к чертовой матери, дура! И мать твоя - дура! И бабка - дура! - так я напутствовал свою кошку, которую долго и безуспешно звал к себе на колени. Скажите, пожалуйста! Ей, видите ли, сегодня чудится, что ее доверия я не достоин! Вчера, помнится, спасу от нее не было никакого, она лезла на руки, бегала по пятам, мяукала и мурлыкала одновременно и пыталась в ночи влезть ко мне в постель, а сегодня ее куцый мозг, видите ли, совершил большой скачок куда-то в сторону и все утро на все мои попытки войти с ней в физический контакт, она говорит мне 'Умр'! Нет, а?! 'Умр'! Додумалась!
Я рассердился окончательно и откинулся в кресле, мрачно, как священник на исповеди дендрофила, рассматривая журнал археологического общества, где красовалась большая статья, автор которой безудержно ссылался на меня. Ну, пусть. Ладно. Пусть ссылается.
Я ирландец. Зовут меня Рори, а коллеги-лингвисты окрестили 'Рори Напоследок', так как к моим услугам прибегают напоследок, только в совершенно безнадежных случаях. Там, где академический труд терпит привычное фиаско, обычно могу помочь я. Порой обо мне вспоминают в списке тех, кто помогал при какой-нибудь научной работе, порой, куда чаще, не вспоминают, мне, честно говоря, почти что все равно. Но этого 'почти что' все же хватило на то, чтобы подвигнуть меня получить докторскую степень. Ну, хотя бы для солидной прибавки к фамилии.
Кошка же, тем часом, сидела в дальнем углу комнаты и смотрела на меня с нескрываемым ужасом. Учитывая, что я ее кормлю и пою, могла бы себя вести и поприличнее. Хотя бы из вежливости.
Господь наделил людей разными талантами - кто-то великолепно разбирается в музыке, кто-то в рыбалке, кому-то повезло разбираться в людях, а кому-то легко даются изящные истины высшей математики, каждому, одним словом, свое.
Я лингвист, если попытаться рассмотреть меня, скажем так, в общих чертах. Не чужд я и этнолингвистике, не чураюсь и психолингвистики, в общем, скажу кратко и скромно - я чую язык, его песню, мелодию его, слышу его голос и оттенки его, как белая акула чует каплю крови, упавшую в воды океана. Я говорю на многих языках и наречиях, но прозвище свое получил за работы с древними или же, если будет угодно, вымершими языками. А то и с теми, относительно которых еще не сложилось даже и мнения - то ли это язык, то ли просто кто-то со скуки расписал какую-то поверхность знаками, не несущими никакой смысловой нагрузки. Я чую любой язык, повторюсь, если это все-таки язык. Современные иностранные языки даются мне легко, но по-настоящему кружат голову только те, чей возраст датируется тысячелетиями или чьи носители уже канули в Лету. Что можно сравнить с тем мигом, когда разбуженное, канувшее тысячелетие все же снисходит до разговора с тобой? Потому-то я и появляюсь напоследок, когда все остальные уже опустили руки. И больше мне нечего сказать о моем отношении к своей работе.
Кошка, прижимаясь к полу, как солдат под обстрелом, метнулась в сторону кухни. На теплом ковре ей не сидится, теперь будет сидеть на холодном полу, поджимая лапы, а если я попробую ее взять на руки, непременно скажет: 'Умр!' А вот и пусть себе, вообще не пойду за ней. Вот тебе, дура, и 'Умр!'
Специфика же оной работы нередко дергала меня по всему миру, я как рыба-прилипала следовал за археологическими экспедициями, оказывая им посильную помощь и зарабатывая имя. Но, с некоторых пор, капризен я стал настолько, что требуется или близкое знакомство, или же что-то из ряда вон выходящее, чтобы заставить меня вылезти из кресла и отправиться туда, где разрисованный булыжник поверг какого-нибудь яйцеголовика в ритуальный ступор. Да и стоит выезд Рори Напоследок весьма и весьма недешево. Раз уж кому-то хочется прогреметь во языцех узких академических кругов, причем в единственном числе, пусть платит. И кто скажет, что я неверно смотрю на вещи?
Тут я в очередной раз покликал кошку, с тем же результатом и пожалел, что не купил собаку. Зачем я вообще завел эту неблагодарную тварь? Всю жизнь у меня были собаки. Гм. С другой стороны, когда постоянно куда-то уезжаешь, кошку попроще кому-нибудь сосватать на некоторое время, чем это было бы с собакой.
Я убежденный сибарит по образу жизни. И отпетый рантье, если говорить о моем отношении к своему здоровью. Получив при рождении большой запас жизненных сил, я столь ревностно кинулся его тратить, что к настоящему моменту порой призадумываюсь о том, чтобы превратиться еще и в затворника, с жестким режимом дня и прочими благими привычками. Впрочем, дальше ленивых мыслей под чашку чаю дело, само собой, разумеется, не идет. Но пьется эта чашка чая у камина! Да, именно, что у камина, в мягком, огромном кресле, где с левой стороны стоит темного дерева маленький столик, а справа же ничего не стоит вовсе, а в самом кресле сидит ваш покорный слуга, в мягкой домашней куртке. Камин и кресло расположены в небольшой, но уютной комнате, с плотными, темными портьерами на окнах, тяжелой, солидной, темного же дерева, мебелью и книжными шкафами от пола до потолка, забитыми сотнями книг на самых разных языках.
Нетрудно, нетрудно представить раздражение, которое охватывает Рори Напоследок, когда во время чаепития звонит телефон. Я уже десятки раз покушался на это адово изобретение с целью уничтожения, но потом все же признал его необходимость и помиловал. На мобильные телефоны помилование мое не распространяется.
Звонил старинный мой приятель, немецкий археолог Дитер, черт бы его драл, Зингер. Звонил, само собой, из какой-то, как всегда самой далекой от цивилизации, дыры, где проводил, азартно, но педантично, очередные раскопки. Само собой, что телефона там не было и быть не могло, а значит, Дитеру пришлось бросить раскоп и ехать куда-то в ближайший хотя бы номинально населенный пункт. Он ужасно этого не любит, а это значит, что я ему нужен просто до зарезу.
- Здравствуй, Рори! - приветствовал меня старый приятель. Взволнован он был крайне, что ощущалось даже по телефону. Надо полагать, что произошло что-то и в самом деле из ряда вон, ибо обычно Дитер крайне сдержан в эмоциях вне раскопа. Там он превращается в другого человека, причем настолько другого, что поневоле задумываешься о раздвоении личности.
- И тебе привет, Дитер, - отвечал я, признаюсь, довольно сердито. Но к этому все, кто общается со мной посредством телефона, уже привыкли и не обращают внимания.
- Мы тут раскопали... Нет, не так. Мы раскопали что-то... Снова не так! - Дитер просто уже поражал меня.
- Спокойнее, Дитер. Вдохни, выдохни и снова попробуй поведать мне, что у вас там стряслось, - посоветовал я.
- Хорошо, - робко отвечал Дитер и повесил трубку. Однако!
Снова зазвонил телефон, я снова взял трубку и снова это оказался Дитер. Видимо, уже выдохнул.
- Рори, мы тут раскопали черт знает, что. Происходит что-то странное, я не смогу объяснить этого по телефону.
- Начало обнадеживает. Только ты скажи мне, Дитер, где это черт знает, что, находится.
- Берингов пролив. Остров в Беринговом проливе, - негромко отвечал мне Дитер.
- Остров? В Беринговом проливе? А что, разве там есть острова? Или ты говоришь о Диомиде? - будь это не Дитер, я подумал бы, что кто-то старается меня разыграть.
- Нет. Не о Диомиде. О совершенно новом острове, прямо посреди Берингова пролива.
- Там что, есть и другие острова, кроме Диомида? - осведомился я, на память стараясь представить себе это место на карте мира.
- Теперь есть. Сначала мы думали поработать на Диомиде, на островке Крузенштерна, но совершенно неожиданно нашли этот островок. Ни на одной карте его пока нет. Кому он принадлежит - России или же США, тоже неизвестно. В общем, я думал назвать его в честь своей мамы, но потом...
- Стоп. Вы что - копаете на острове, который невесть кому принадлежит? -уточнил я.
- Именно так, - подтвердил Дитер, крайне законопослушный немец, упавшим голосом.
- Надо полагать, что вы нашли что-то и впрямь неожиданное, если ты рискнул работать на неизвестно, чьей земле. Хорошо, оставим в покое этот темный момент твоего бытия. Скажи мне, зачем я тебе понадобился?
- Ты себе в жизни бы не простил, если бы не побывал на этом островке, если бы прочел потом мой отчет, - уверил Дитер.
- Ты нашел там послание из Атлантиды, как минимум, надо понимать? - я уже начинал сердиться. Да и все мы сердимся, когда кто-то внезапно выходит из привычной нам роли.
- Рори, я не знаю, что я нашел. Это какое-то захоронение, но таких захоронений археологи пока еще не находили. Здесь все не так, как должно быть в захоронении. Более того, я даже с примерным возрастом его никак не определюсь. И мне нужна твоя помощь. На стенах захоронения и на одной из находок что-то написано, мы уже уверились, что это не узоры и не пиктографическая письменность.
- 'Мы уверились', говоришь? 'Мы' - это кто?
- Рон Лонг и я, - смущенно отвечал мне Дитер. Рон Лонг был, как и я, лингвистом, моим, как ему чудилось, вечным конкурентом, а кроме того, англичанином. И, хотя мне было на это наплевать, но когда доводилось про себя крыть его последними словами, то и национальность его без внимания не оставалась.
- Рон Лонг? Уверился, что это не пиктография? Ну, если у тебя там трудится специалист такого класса, то мне там делать нечего, - сказал я мрачно. В самом деле, что еще за шутки? Взял с собой Лонга, так чего же меня-то беспокоить?
- К сожалению, это единственное, в чем он уверен. Больше он не смог понять ничего. Вообще. И более того - именно он предложил пригласить тебя, Рори.
- Итак, имеем. Новорожденный остров, где происходит черт-те что, невиданное допреж никем и нигде, захоронение, возраст которого ты не смог определить даже примерно, артефакты, как я понимаю, и надписи, относительно которых Лонг уверен, что это не пиктография. Я ничего не забыл?
- Забыл. Ты забыл добавить, что нашей экспедиции очень нужен Рори Напоследок, - мягко сказал Дитер. - Если ты приедешь, то платим по двойной таксе. По твоей двойной таксе.
- Роскошно. Судя по всему, экспедиция ваша ведется не на средства государственные, - предположил я.
- Да, у нас частное финансирование. Но это не важно. Ты приедешь или нет? - в голосе Дитера послышалась настоящая мольба, и я сдался. Кроме того, возможность лично умыть лишний раз Лонга тоже меня привлекала. Да и реклама, данная Дитером своему раскопу, точнее даже, эмоции его, просто-таки бьющие через край, само собой, меня заинтересовали.
- Я приеду. Говори, как ты представляешь себе мою доставку на твой новорожденный островок.
***
- Мде. Типичная чертова дыра. Я бы даже сказал, что это название я могу дать только из большой, присущей мне вежливости! - сказал я Дитеру, когда, наконец, добрался до его острова. В череде средств моей доставки к раскопу, кажется, не присутствовала только голубиная почта. Я уже успел поздороваться с Зингером и остальными участниками раскопок, чопорно раскланяться с Роном и осмотреться, закинув свой мешок в палатку к Дитеру. В другой палатке я жить не собирался.
- Именно она, - вежливо покивал Дитер. Я еще раз осмотрелся. Островок, которому Дитер планировал дать имя своей мамы, имел форму почти идеального квадрата, со сторонами метров по триста. Он был гладок, как стол, бел, как саван и строго посередине и находился раскоп Дитера, а рядом располагался лагерь.
Растерянность - вот слово, которое лучше всего описало бы настроение, царящее в лагере. Она чувствовалась во всем - в разговорах, во взглядах, даже палатки и оборудование имели, казалось, растерянный вид. Я же ожидал, признаться, попасть в атмосферу ликования, казалось бы, столь естественного при находке чего-то, допреж невиданного. Занятно... Шататься по лагерю, рассматривая уже добытые артефакты, и расспрашивать членов экспедиции я не стал и сразу же попросил Дитера проводить меня к раскопу.
Захоронение выглядело и в самом деле, странновато. Как я уже сказал, строго посередине островка возвышалось квадратное строение высотой метра два, сложенное из прекрасно обработанных, но покусанных временем каменных плит. С его северной стороны находился вход, плита, которая его закрывала, была вынута и лежала рядом. Внутри наружной части раскопа, почти сразу от входа, начиналась лестница, сложенная из тех же каменных плит и ведущая вниз. Дитер и его команда уже успели развесить по всей ее протяженности сильные лампы, и потому складывалось ощущение, что это простой спуск в подземный переход через дорогу.
Ни на стенах, ни на ступенях не было ничего интересного, а потому я быстро спустился вниз. Кончалась лестница входом в само, как я понял, захоронение. Если снаружи и по дороге вниз главенствовали угол и прямоугольник, то помещение, в которое вела лестница, напоминало купол, если стоять внутри него. Стены были столь гладко отполированы, что напоминали на ощупь стекло. Идеальной формы купол и идеально гладкие стены и пол. Бред какой-то, честно говоря. Если это было и в самом деле древнее захоронение, а весь его вид говорил как раз об этом, то чем, интересно, пользовались его строители? Я еще раз провел рукой по стене. Стекло, чистое стекло. Я посмотрел на Дитера и тот пожал плечами с видом полной покорности судьбе. Дескать, вот такие вот у нас тут дела.
Строго по центру помещения находился невысокий, прямоугольный, как я его окрестил, алтарь, стенки которого и были испещрены тем, что великий лингвист Лонг сумел, все же, идентифицировать как 'не пиктографическое письмо'. Возле алтаря стоял стол, заставленный самым разным археологическим оборудованием. Судя по всему, исследования группа Зингера начала прямо тут, не чинясь. На стене, напротив входа, так же красовались несколько строк врезанных в камень символов. Я еще раз обошел помещение, внимательно всматриваясь в стены, потолок и пол. Больше ничего, достойного моего внимания лингвиста, не оказалось. Я вернулся к алтарю, у которого с несчастным лицом стоял мой старый приятель. Я проследил за его взглядом.
На алтаре лежал прекрасно сохранившийся топор. Казалось, что он еще хранил в себе тепло рук, положивших его сюда. Длинное, отполированное топорище и широкое, полумесяцем, лезвие, нисколько не тронутое ржавчиной. На лезвии топора тоже было что-то насечено, и я наклонился к нему. Приходилось признать пока только одно - ведущий эксперт Лонг был прав, это явно было не пиктографическое письмо. И на стене, и на стенках алтаря, и на лезвия встречались повторяющиеся символы, тут я ошибиться не мог даже при столь приблизительном осмотре.
- Так, прекрасно. Я согласен с тобой, Дитер - место это более, чем странное. Но не пойму, чем вызвана твоя неудача в датировке. Понятно, что для точной даты потребуются тщательные и долгие анализы, но я так полагал, что ты располагаешь оборудованием, которое помогло бы тебе и тут, в полевых условиях? Останки человека не так уж сложно датировать хотя бы приблизительно, - сказал я.
- Тут нет и, как мы поняли, никогда не было ничьих останков, - отвечал Дитер неестественно ровным голосом.
- А тогда почему ты назвал это место захоронением? - поинтересовался я.
- А как еще это все можно назвать? - уже с какой-то мукой в голосе ответил мне Дитер вопросом на вопрос. Я осмотрелся, немного подумал. Да, Дитер был прав. При всех признаках захоронения, захоронением это место, ввиду отсутствия покойного, не являлось. Но назвать его как-то иначе тоже было нельзя. Бред.
- Получается, что вы раскопали захоронение, гробницу, если угодно, топора? - спросил я, признаюсь, с некоторой долей иронии.
- Получается так, - согласился Дитер, - именно, что гробница топора.
- Тогда почему вы не поднимете топор в лагерь для исследования? Или вы проводите его исследования в привычной ему среде обитания? - ирония моя понемногу переходила в сарказм, но на самом деле я сочувствовал Дитеру. На его месте я бы оказаться не хотел - на неведомом острове найдено неизвестно что. Раскопку вел Дитер Зингер. Дата. Подпись.
- Именно так. Когда удается, мы пытаемся изучать этот топор непосредственно тут, - совсем уже странно отвечал мне Зингер.
- А что, порой и не получается, что ли? Могу я узнать, что ты имеешь в виду? Или у вас тут групповое помешательство? Судя по его состоянию, его свободно можно переносить, а то и пользоваться.
- Переносить? А ты попробуй, - грустно улыбнулся Дитер. В голосе его не было и тени шутки, и я протянул руку к топору, намереваясь взять его с алтаря. В тот же миг топор исчез. Как не был. Пораженный, отвел я руку и топор снова появился. Я вновь протянул к нему руку и топор вновь исчез.
Я посмотрел на Дитера. Дитер посмотрел на меня. Матово сверкая в сильном свете, издевательски поглядывал на нас топор со своей каменной постели, на острове, которого совсем недавно не было ни на одной карте.
2. Все та же чертова дыра
Вторые сутки, почти без сна и отдыха, сидел я со своим ноутбуком перед алтарем, порой поднимаясь и подходя к надписям на стене. Тщетная работа. Таинственные надписи дразнили меня одинаковыми символами и не открывали своего секрета. Да и как прикажете?! Хотя бы несколько картинок, с пометками на этом языке, хотя бы что-то предметное, а не просто изящно прописанное в камне письмо для Рори Напоследок, чтобы он впервые опозорился к вящей радости Рона Лонга. Тот, кстати, уже наплевал на свою гордость и торчал возле надписи вместе со мной. Я рылся то в своей бесценной записной книжке, толщиной в телефонный справочник Нью-Йорка, то в памяти - что-то говорило мне, что ключ к этой загадке есть. Возможно, не полный и не идеальный, но не та мертвая пустота, которая сейчас была передо мной.
Я определенно помнил, что несколько символов из тех, бывших в захоронении, я уже встречал. Где?! Китай? Мексика? Египет? Что за... Но если я и видел их, то точно не в таком порядке. И был это какой-то Север, почти уверен.
Поняв, что проку сегодня не будет, так как я устал уже, как собака, а в глазах рябило, я встал и потянулся. Рано или поздно в голове всплывет подсказка. Так было всегда, так будет и в этот раз. Наверное.
Я привычным уже жестом протянул руку к топору, тот так же привычно исчез, я зевнул и пошел на выход. Человек ко всему привыкает и даже несчастные археологи уже попривыкли к норовистому артефакту, а уж мне и вообще было почти не до него.
Уже вытянувшись на спальнике, я все же вытащил свою записную книжку. Перекинул несколько страниц, почти не надеясь на успех. Книжка эта была просто атласом моих поездок по миру, с самыми важными записями, сделанными в той или иной экспедиции. Стоп. Вот оно.
В бегущих по странице строках я встретил, наконец, символ из захоронения. Остальные же были совершенно не из той оперы. Эти страницы я, помнится, заполнял в Норвегии. Но там было благородное руническое письмо, а этот значок там как оказался?!
Сон соскочил. Я листал книжку. Снова значок из захоронения! Южный Китай. Снова! Индия, Гималаи. Опять значок. Исландия. Два значка! Мексика. Мощно. Встречающиеся значки, проще сказать, были щедро разбросаны по всему миру. То есть, я все же знаю несколько значков. Более того, я знаю, что они обозначали - те тексты, в которых они мне встречались, были полностью переведены. Я вскочил со спальника, облачился в снятые одежды и мелкой трусцой припустил в захоронение. В голове уже начинала, наконец, складываться картинка, или, скорее, ощущалось ее приближение. Уже хорошо!
Да, как ни странно, Рон Лонг не опозорился! Это уж точно не пиктография, это вполне самостоятельный язык, правда, неизвестно чей. И толку мне пока от того, что я уже видел эти значки, немного. Но я примерно знаю, как ни странно, как прозвучит надпись на топоре.
Я, наконец, бодро вбежал в захоронение и приблизился к алтарю. Топор, повергавший Дитера и всех остальных в отчаяние, преспокойно лежал на своем ложе. На лезвие его красовалась короткая надпись. Я мысленно проговорил ее. Получалась она резкая, рычащая и словно бы обрубленная посередине. Занятно. Смысла я не понимаю, но проговорить могу. Правда, неизвестно, как ставить ударения и как точно я угадал с произношением. Да и толку пока от этого немного, но! Даже если это еще и не картинка, которой я жду, то уж точно, ее приближение.
Я навис над алтарем, как суровый, но обалдевший от чего-то кондор над краем скалы, и торжественно и мрачно произнес фразу, красовавшуюся на лезвии нашего уважаемого топора. В тот же миг топор, словно задавшись целью сделать меня заикой и упрочить свою славу невиданного предмета, вскочил, опираясь на конец топорища и начал медленно вращаться. И что теперь делать? Топор я запустил, значит, с произношением угадал, а как его остановить и надо ли его останавливать? И что вообще творится? Нет, понятно, что топор у нас с причудами, но все равно, такого результата я не ожидал даже от топора, который пропадал всякий раз, как к нему тянули дрожащие от волнения длани. Бежать к Дитеру? Поди, дескать, глянь - топор теперь не только пропадает, но и крутится! То-то парню полегчает. Нет, сказать все равно придется, для того я тут и нахожусь, но первые минуты чего-то невиданного по праву принадлежат мне.
Топор же продолжал степенно вращаться, поворачиваясь ко мне то острием, то обухом. Я внезапно расхрабрился и протянул к нему руку, когда он повернулся ко мне обухом. Вот тебе и на! Я уже привык, что топор наш людей дичится, в руки не идет, но теперь он внезапно снизошел до обалдевшего лингвиста - рукоять его покладисто легла мне в ладонь, взмокшую от страха и от радости. Надо же, как просто - просто произнести несколько символов и вещь дается в руки. Правда, во всех остальных случаях она пропадает. А что, всякое бывает, у хлеба оно не без крох.
Ну, хорошо, топор я взял. Дальше что? Все же бежать наверх? Но я и спугнуть топор боялся, и вообще шевелиться не рисковал. Надо сначала проверить, что это - случайность, результат недосыпа или же это всегда срабатывает? И я попытался положить топор обратно на алтарь. Не тут-то было! Это, мягко говоря, странноватое оружие уперлось так, словно было вмуровано в камень. С тем же успехом можно было бы стараться пригнуть к земле вековую сосну. Отлично. Был у нас топор пропадающий, теперь он стал танцующий. А может, он еще и поет?!
Петь топор не пел, но в руке ощутимо подрагивал. Хотя, может быть, это просто дрожала рука, с которой я теперь не знал, что и делать. То стискивал рукоять, как тонущий хватается за спасительную какую-нибудь жердь, то держал ее нежно и мягко, будто руку возлюбленной девы. Ладно, если топор петь не хочет, то петь буду я! И я снова нараспев, как матерый жрец, произнес ту фразу, что красовалась на лезвии топора.
Мягко, толчками от древка по руке прошла сильная волна. Раз, раз, еще раз, сначала приливами, а потом постоянным током наполняла она меня через руку, державшую топорище, какой-то непонятной силой. Первым порывом, было, разумеется, бросить топор к чертовой матери и бежать за Дитером, но тут некстати проснулся гонор, с позволения сказать, ученого. Ничего я не брошу, я сам всего этого добился и досмотрю до конца, что бы там ни случилось.
В воздухе захоронения что-то стало громко потрескивать, я вначале даже подумал, что запустил какую-то систему самоликвидации и это трещат тонны земли, находившиеся надо мной, но присмотревшись, понял, что ничего с потолком не происходит. Треск же тем часом усиливался. А затем руку мою на топоре свело так, что я теперь не смог бы бросить топор, даже если бы этого возжелал. Предусмотрительно, однако! Раз уж запустил что-то, то придется теперь точно дожидаться финала сего действа. В голове же, под действием, надо полагать, той самой непонятной силы, текшей мне в руку, всплывали какие-то непонятные образы, звучали чьи-то голоса. Кто-то монотонно говорил что-то на неизвестном мне языке, который с каждым мигом становился все понятнее и понятнее, вот я уже различал слова, а вот улавливал смысл, вот становились ясны и понятны надписи на стене и топоре, как вдруг по комнате разлился ледяной синий свет, треск перешел в рев, я завопил от ужаса, а потом комната подпрыгнула, рев стих, свет погас, а топор остался в моей руке. В голове же была чехарда и почему-то самым важным казалось поведать обо всем произошедшем Дитеру и, возможно, показать, как все это работает. Правда, смущала мысль о том, что топор остался у меня в руке. Я попробовал положить его на алтарь, и он совершенно спокойно лег. Однако. Я снова взял топор в руку - и оружие так же спокойно легло в ладонь. А вдруг я что-то испортил и больше такого танца топора с сопутствующими звуковыми и световым и эффектами, не будет?! Стоило бы, все же, сначала разобраться, что значит надпись на лезвии, а потом уже болтать языком!
Тут взгляд мой упал на стену, где все еще красовалась надпись. Только с той разницей, что теперь я мог понять, что там написано. Сказано было кратко: 'А ты уверен, что ты этого хочешь и пришел туда, куда надо?' Я потрясенно открыл рот и засопел, как чайник на плите. Картинка пришла? Ничего себе, картиночка - то с грехом пополам мог произнести надпись, которую не понимал, а теперь читаю надпись, словно она написана по-английски. Доигрался с топориком, придурок? Собственно, следовало бы радоваться, но я ничуть не радовался и, как старая бабка, ожидал от судьбы грядущих неприятностей. В том, что они будут, я нимало не сомневался. Одно начало чего стоило! Не набил бы мне Дитер морду за то, что все действо прошло без него. А ведь набьет, непременно набьет, если повторить наши с топором песни и пляски не получится.
Я мрачно положил топор на плечо и собирался было шествовать к выходу, как вдруг понял - в пещере больше не было больше ни единой лампочки. Свет явно шел с поверхности. Новое дело. Пока мы с топором сливались в брачном танце, кто-то попер все наше освещение. Кстати, вместе со столом с приборами Дитера. Или все это унесли с вечера, пока я читал книжку на спальнике? А зачем? Ну, стол еще ладно, но свет-то зачем? Бред какой-то. Я размеренно заковылял по лестнице наверх, готовясь выслушать ругань бедного археолога, на чью долю не выпало права первородства в осмотре пляски топора.
А наверху меня ожидал небольшой, незначительный сюрприз. Лагеря не было. Совсем. Да, но позвольте! Прямо у захоронения стояли наши палатки, стояли осветительные приборы, точно вам говорю! А теперь вокруг расстилался безымянный островок безо всяких следов лагеря, зато обросший по бокам холмами. Я не понял - пока топор веселился от души и плясал под мое пение, миновал геологический период и из бездн океанских поднялся горный хребет? Нет, всякое бывает, конечно... Тут я понял, что изо всех своих ирландских сил борюсь с приступом паники. А как иначе?! Ну, да - это была чертова дыра с непонятным захоронением и веселым топором, но тут были люди, лагерь, связь с миром, а теперь только и остался, что досужий лингвист Рори Напоследок, своеобразно совладавший с топором и осиливший надпись на стене, само собственно захоронение и все. Вот тебе и на. Я в отчаянии посмотрел на топор. Лезвие его было совершенно гладким, но прямо на моих глазах на нем проступила надпись все тем же письмом, и которую я на сей раз понял сразу. Она гласила: 'Зато сам, да?' Да, мне оставалось только солидно покивать своей враз отупевшей головой. Так ничего не придумав, я сел на корточки, привалившись к стене захоронения болтливого топора. Закрыл глаза и попытался собрать все, что хотя бы отдаленно напоминало мысли, в кучу. Ничего не вышло. Я открыл глаза, но лагеря на острове от этого не прибавилось. Что за чертовщина тут творится? Я попал в аномальную зону, временную лакуну? Где я, в конце-то концов?! Со злости я стукнул кулаком по стене и расшиб костяшки в кровь. Стало немного легче. А может, если головой пару раз, так и вообще отпустит? Мысль!
Но стучаться головой я не стал, а снова положил топор на плечо и пошел в сторону холмов. Изменился не только островок, обросший холмами, но и сама земля. Да, вместо каменной породы, покрытой снегом, появилась пусть промерзшая и потрескавшаяся, но земля, на которой росли какие-то отчаянные кусты и раскидывали во все стороны отменно колючие ветви. Росла также какая-то не то травка, вроде колючей проволоки, не то мох. Так. Изменилось вокруг все, кроме меня самого, захоронения и топора. Ничего, кроме как проваливать отсюда хоть куда-нибудь, мне в голову не пришло. Я уже собрался было продолжать свое путешествие, как вдруг меня посетила, наконец, мысль! Ура, ура! Я бросился обратно в захоронение, положил топор на месте и дрожащим от волнения фальцетом, произнес заклинание. Ничего абсолютно не произошло. Я повторил еще раз, а потом еще раз, а потом и заорал, а потом схватил топор и побежал наверх. Те же холмы, те же кусты и то же отсутствие лагеря. Не оборачиваясь, как последний воин разбитой великой армии, я побрел к холмам, думая перевалить через них, а для начала с вершины одного из них осмотреться. Все какое-то действие!
...На вершине холма, на фоне серых, бешено рвущихся клочковатых облаков, возникла огромная фигура с неистовой бородищей, в каких-то меховых, как мне показалось, одеяниях и возопила таким 'гроулом', что будь на моем месте гроулер Крис Барнс, он немедля бы умер от зависти.
Не совсем понимая, что делаю, я воинственно взмахнул топором и в ужасе бросился бежать с холма, вопия отчего-то на чистейшем французском: 'Скандал! Караул! Спасите!', все увеличивая скорость и не бросая топора. То ли спиной, то ли нижней ее частью, я почуял, что преследователей прибавилось, а дикий, неистовый 'гроул' с вершины холма сотрясал, казалось, небо и землю, а потом, добавив мне редкостной прыти, стал неуклонно приближаться.
- Вашу мать! Оставьте меня в покое! - выкрикивал я, с легкостью серны перепрыгивая камни и кусты. Но обладатель 'гроула' и его мерзкая клика, теперь вплетавшая свои завывания в его рев, совсем не собирались прислушаться к моим действительно разумным доводам.
- Стой! - 'гроул' словно валился на меня с серого, промозглого неба. А может, он кричал и не 'стой' вовсе, черт его знает! Поражало другое - какие же надо иметь легкие, чтобы так орать и все наращивать скорость бега! Исход погони был пугающе ясен - еще немного и меня настигнут, а так как я упрямо не останавливался и не бросал топора - чую я, в нем-то все и дело! - то участь меня ждала незавидная. Что-то говорило мне, что мордобой - это минимум, что меня ожидало, а если бьют эти молодцы так же, как орут... В общем, останавливаться я не хотел, признаюсь, совершенно.
С перепуга я стал делать такие длинные и изящные прыжки, несясь вниз с холма, что мне позавидовал бы любой горный козел. Я взмывал над грешной землей, от души надеясь, что это какой-то проходящий кошмар и я сейчас взлечу, тем самым доказав себе неопровержимо, что все это сон. Не тут-то было! Крики сзади звучали все ближе, 'гроул' все приближался, а потом над головой пролетел камень, размером с небольшой кочан капусты, и я совершил невозможное - понесся еще быстрее, размахивая топором и выкрикивая все известные мне ругательства на всех известных мне языках. Вой сзади зазвучал оскорбленно.
- Твой кролик написал! Твой кролик написал! - завопил я уже по-английски, точь-в-точь повторяя эту странную фразу так, как произносил ее мой знакомый русский археолог с неведомым мне акцентом, когда у него что-то не ладилось. Почему-то в этот момент эта фраза показалась мне наиболее уместной, особенно если вспомнить, с какой миной и интонацией его говаривал тот самый русский.
Тут холм кончился, и я споткнулся, и какое-то время споро и шустро скакал на четвереньках, воздев к небесам зад и не тратя драгоценного времени на то, чтобы встать на две задние конечности. Топора я и при этом казусе не обронил. Сзади послышался смех, я совершил высокий прыжок и дальше побежал уже на двух ногах. Судя по выкрикам сзади, погоня рассредоточилась и на равнине преследователи начали заходить с разных сторон. Но 'гроул' так и остался четко позади меня и я начал совершать отчаянные заячьи скидки в разные стороны.
- Стой! Стой, дурак! - я был готов голову прозакладывать, что понимал говорившего, но доверия мне эта компания почему-то не внушала, а посему я продолжил свой легкий и свободный, мощный и красивый, бег. Предо мною замелькали какие-то лабиринтом сваленные скальные нагромождения и я, не роняя скорости, нырнул туда, как юркая игуана. Дальше я пожалел, что не попробовал околесить этот лабиринт! Тени преследователей мелькали и слева, и справа, а потом прямо передо мной вынырнул один из них. Я завопил от ужаса, а он от радости, подлец, и тянул уже ко мне руки толщиной в мое бедро, как я (не иначе, как взыграла кровь воинственных кельтов!), стукнул его обухом топора по лбу. Страшилище оскорблено взвыло, и я пожалел, что вообще взялся за непривычное мне дело - членовредительство, да и взялся-то, по чести сказать, отвратительно! Но стукнуть его острием я не мог - чем бы мне это не грозило, а великий лингвист Рори Напоследок не станет убийцей! Да-с! И я вдохновлено стукнул его обухом еще раз, отчего синие глаза его съехались к переносице. Второй раз вышло лучше, надо сказать! Но тут что-то, размером со сковородку, широко и мягко накрыло мой затылок, я лягушкой пролетел над ворогом, которого так блестяще одолел и растянулся на каменистой почве. В следующий миг какие-то тиски схватили меня за ноги и дернули в обратную сторону. Я вновь перелетел над поверженным супротивником, врезался во что-то, да с тем и отключился.
3. Веселая компания в окрестностях чертовой дыры
Приходить в себя не хотелось. Такое славное, безопасное состояние! На все наплевать. Но все же пришлось мне очнуться, а потом и открыть глаза. Лучше бы я увидел что-то другое, пусть даже ослинообразное лицо Рона Лонга. Не тут-то было!
Я вольготно раскинулся на покрытой невысокой травой земле. Ничего у меня не болело, судя по всему я, как затянутая в корсет девица, попросту лишился сил от душевного перенапряжения. Ну и то хорошо, что башку себе не разбил в этих скалах, или что эти голубочки меня не пристукнули, пока я был без сознания. Во избежание, так сказать.
Да, да. Как бы ни хотелось мне прийти в себя в окружении членов экспедиции Дитера, но вокруг меня, в вальяжных позах, расположилось семь человек. Семеро здоровенных, закутанных в шкуры мехом наружу и грубую ткань, мужчин. На этой неласковой, продуваемой ледяными ветрами равнине, они казались более чем уместными. Они были плоть от плоти этого сурового, неуютного мира и чувствовали себя здесь как дома. На этих северных землях они, огромные, могучие, лохматые и вооруженные тяжелыми мечами и топорами, длинными копьями и длинными ножами. Обветренные, с резкими, рублеными чертами лица, густые (и грязные!) темные волосы, схваченные на лбу ремешками. У всех, как на подбор, синие глаза и длинные, неистовые, лохматые бороды, у кого-то заплетенные в косы, у кого-то просто тяжелыми вениками лежащие на груди. К таким брутальным физиономиям и носы бы подошли крупной картофелиной, но опять же, у всех носы были прямые, хищные, птичьи. Звериная сила чувствовалась в каждом их движении. Я внимательно всматривался в эту компанию - нет ли у них в глазах, к примеру, плотоядной алчбы? Гарантий никаких. В качестве завершающего мазка вполне пришелся бы ко двору и небольшой, ритуальный каннибализм. Один повернул ко мне голову и с интересом посмотрел на меня. Потом толкнул своего товарища, указав в мою сторону. Я нагло улыбнулся. Смотревший нахмурился, но улыбка не покинула моего лица.
Когда мне становится страшно, то одновременно становится смешно. В детстве и юности мне, к примеру, нередко били морду именно за ухмылку при страшном разговоре с каким-нибудь дворовым пугалом. Мало того, я еще и изъясняться начинаю с юморком! И даже мыслить, хотя в это и не каждый поверит. А уж тут ситуация сложилась просто идеальная для веселья - и терять мне, судя по всему, нечего, и страшно мне было до мокрых трусов, особливо когда я повел очами и увидел у одного из них на лбу здоровенный синяк и вспомнил, что это моих шаловливых ручонок дело. Мде. Ну, с другой стороны, было бы странно ожидать, что преследуемый и перепуганный, кстати, человек, не станет обороняться, это уже инстинкт. А мне кажется, что эти люди очень близки к инстинктам. Может, войдут в положение. Поймут. И простят.
Но все же, пардон, что за чертовщина тут вообще творится?! Где я?! Это иной мир, это лакуна во времени и пространстве, это результат напряженной работы? Судя по всему, это мир-то, наверное, наш, но мир этот, наверное, намного моложе нашего. Допустить такое, как рабочую гипотезу для оформления этого бреда хоть в какую-то форму, можно. Допустить можно, а принять? Звучит-то как! 'Я в Ином Мире. Принято за рабочую гипотезу'. А может, это все же сон? Но слишком странный тогда, слишком реальный. Ладно. Остается только сделать вид, что я принял за рабочую гипотезу то, что топорик мой сработал, как транспортер в его родное время. А что. Не хуже других. Дальше думать было уже просто некогда, просто мозг потребовал как-то оформить ситуацию, что я наскоро и проделал. А так ритм развития событий слишком бодрил!
Лежать дальше становилось неуютным, и я встал, кряхтя и охая. К слову сказать, эти ребята не сочли нужным меня хотя бы связать, что немного меня задело даже. Но не успел я встать, как все семеро одним шумным, резким движением оказались на ногах и я потерялся в окружении первобытной, просто кожей ощущаемой, мощи. Да, вязать меня смысла не было никакого. Двигались они на порядок быстрее меня, а ростом я пришелся самому низкорослому примерно по подбородок.
Обладатель гроула, если я не ошибался, протянул ко мне ужасную руку и, взяв за плечо, легонько встряхнул. Я ощутил себя флагом, трепещущим на ветру, ноги чуть не подкосились, но я устоял и продолжал улыбаться.
- Вот, а ты говорил, что подохнет! -низкий, тяжелый 'гроул' прогудел над поляной. Как мне показалось, гроулер был и вожаком этой стаи. Правда, судил я только по внешней атрибутике и гроулу, опять же. Он был самый мощный на вид, что же тут удивительного, что я решил, что он вождь и, к чести моей будет сказано, не ошибся? Куда более странным было то, что я понимал их. И язык их отнюдь не стал мне родным в результате сношений с топором, просто я знал его - и все.
- Да уж больно странно он лег. Ни с того, ни с сего. Ну, приложился рожей о землю, так что же, сразу и вырубаться? - несколько, как мне показалось, смущенно прогудел тот, к кому обратился гроулер. Мде, а прерогативы гроулить-то у вождя и не было. Отвечали ему точно так же, разве что чуть потише.
- А мне он обухом по лбу ударил! - со смехом сказал обладатель синяка. Наябедничал, в общем. Но результат на мне не сказался - все просто искренне рассмеялись, а кто-то даже сказал: 'Ну, значит, не совсем уж трус!' Лестно, конечно. Но все же - что они думают со мной делать? Неужели, все с тем же веселым смехом, пристукнут? И не разграбил ли я, часом, какого-то их святого места, как они могли бы подумать, увидев топор, который был при мне? Ну, с одной стороны, конечно, разграбил, но с другой - где и когда это было? Топор, кстати, лежал возле меня на земле, я зачем-то нагнулся и поднял его. В следующий миг мне в кадык уперлось острие меча, который держал вождь. Кажется, зря я это сделал, надо заметить.
- Хочешь драться? - с радостным удивлением спросил он.
- Нет. Просто не хочу, чтобы топор этот лежал на земле, - честно отвечал я дрожащим голосом.
- Слава богам, а то мы чуть не обделались! - рыкнул еще один из них и остальные снова со вкусом рассмеялись.
- Да, кстати. Забыли тебя спросить - ты кто? И зачем ты взял Топор Времени? - в гроуле вождя не было ни возмущения, ни гнева по отношению к святотатцу. Искренний интерес, не более. Так что я даже и предположить, к сожалению, не мог, чем может грозить мне ответ.
- Меня зовут Рори Напоследок. Я взял топор потому, что такова моя работа, - начал было я, но запнулся. Как мне объяснить этим варварам, что работа моя не святые места грабить, а переводить непереводимое? Пока я думал, вождь сориентировался и суммировал свои наблюдения в следующих словах:
- Понятно, ты вор. Ну, что же. Тут уж ничего не поделать! - сотоварищи его важно закивали головами.
- Я не вор! Я просто изучаю все древнее, что встречается на моем пути. Этот топор был достаточно древним, чтобы привлечь мое внимание. Вот я его и взял, - попробовал защититься я.
- Изучаешь все древнее? А как ты это делаешь, Рори Напоследок? - с интересом обратился ко мне вождь, чьего имени я не знал, он не счел нужным мне представиться и это беспокоило меня.
- Я странствую по миру, раскапываю древние курганы, посещаю затерянные и забытые города, гробницы, изучаю языки, на которых говорили умершие, узнаю, как они жили, что делали, что изучали. Я беру вещи, которыми они пользовались при жизни и стараюсь узнать их предназначение, - начал было я пространные объяснения, но вождь снова прервал меня:
- Ты разрываешь курганы и гробницы, берешь себе то, что находишь и после этого ты не вор? - вокруг снова громыхнуло, все они снова засмеялись, безо всякого, впрочем, осуждения.
- И все же нет, не вор. Я же беру их не с целью обогатиться! - я, конечно, врал. И изучал я отнюдь не вещи, и обогатиться тоже был не прочь, но пускаться в разглагольствования о лингвистике мне показалось преждевременным. - А еще я стараюсь понять, во что эти люди верили, кому молились, отчего и как умерли...
- А потом поднимаешь усопших с их постелей, отправляя сражаться за себя, беспокоишь мертвецов, пугаешь живых, жаришь кошек, чтобы вызвать кошачьего духа, призываешь из бездн Нижнего Мира чудовищ, чтобы они в ночи убивали тех, кого ты им прикажешь. Ясно. Ты не только вор, но и колдун! - и вся орава снова солидно закивала головами, важно переглядываясь.
- Я не колдун! - кто их знает, варваров? Может, у них колдунам вообще положен мученический венец? Не просто мечом по горлу, который, кстати, вождь от моего кадыка уже отвел, а шкуру снимут?!
- Ну, это дело личное, - примирительно сказал вождь. - Колдун, вор - мало ли, что в жизни пригодится? Лишь бы ты не оказался лазутчиком из Молчаливых Холмов. Или прислужником Нетросета. Вот тут, пожалуй, наши пути разойдутся!
- Я так понимаю, что просто моего слова будет мало? - спросил я.
- Почему это? - искренне поразился вождь. - Было бы не нужно твое слово, убили бы давно, да и весь сказ!
- Я перестал вас понимать, - честно сказал я, - или вы издеваетесь, или вы в самом деле, готовы мне поверить и оставить мне топор, который, как я понимаю, вам чем-то дорог?
- Никто и не издевается, - обиделся вождь, и остальные закивали согласно, - где ты видишь издевательства? Даже костра не развели. А могли бы!
- Верю, верю, - поспешно закивал и я. А что мне было делать? Упираться и убеждать их, что я ни на грош не поверю в их изобретательность?
- Можем, конечно, поверить и оставить топор. Если ты уверен в том, что ты не из Молчаливых Холмов и не работничек Нетросета, - вернулся вождь к прежней теме.
- Клянусь, что я не оттуда и не работник Нетросета, - твердо, как только смог, произнес я.
- Что до топора... Это не наш топор. Точнее, был наш, но потом перестал. Как только мы отнесли его обратно в гробницу, он стал ничьим. Это Топор Времени, от него все равно лучше избавиться. Так что можешь смело оставить его себе! Тем более, что ты все равно уже его украл. Теперь от него так, запросто, не освободится, - преспокойно поведал мне вождь и я не стал углубляться в вопрос, почему нельзя избавиться от топора. Были вопросы и посерьезнее. К примеру, не собираются ли они, для вящего душевного спокойствия, убить меня, вволю позадававши вопросы? Как бы так поизящнее это выяснить?
- А могу я узнать, кто вы и откуда, а также как вас называть? - спросил я, вклинившись в паузу.
- Зови меня Горн. Мы северяне, рейнхирии, жители равнин Серой Дымки и Лесистых Холмов. На севере наши кланы живут у границ Серой Тени, а на юге - до самой Гряды Городов. Южане, кстати, называют нас варварами, понятия не имею, почему, - Горн пожал огромными плечами и высморкался так трубно, что меня почудилось, будто меж холмов метнулось эхо. А здесь мы собирались поохотиться на кабанов Гнилой Топи, но вместо этого поймали поросенка, - Горн благожелательно посмотрел на меня.
- Вы меня съедите? - невольно вырвалось у меня. Горн внимательно посмотрел на меня.
- Южанин, можно даже и не спрашивать, - подвел он итог. - Нет, Рори Напоследок, никто из рейнхириев не ест человечину. Такие вопросы уместны в земле Серой Тени, в горах Нетросета или в Молчаливых Холмах, а тут за такое и в рыло можно. Но ты не тревожься, я не стану тебя бить, судя по всему, ты или не в себе, если посмотреть на твои одеяния, или же настолько издалека, что и не слыхал о рейнхириях, небось.
- Ты совершенно прав, Горн, - с некоторой долей излишней поспешности отвечал я, не уточняя, однако, в чем. - Еще я хотел бы спросить. 'Горн' - это имя или прозвище?
- А тебе не один пес? - подозрительно покосился на меня варвар, меланхолично комкая в огромном, костистом кулаке свою роскошную бороду.
- Мне не для порчи, Горн. Просто стало интересно. Но ты прав, это совершенно неважно, - примиряющее сказал я.
- Вот и я про что. Ладно, будем считать, что все, что надо, мы узнали. Осталось решить, что делать дальше. Эй, вы! Давайте-ка решим, что делать с Рори Напоследок и пора уже двигаться к Гнилым Топям, если вы не хотите барахтаться по ряске и тине в темноте!
Рейнхирии подошли к вопросу серьезно. Все семеро молча окружили меня, обошли кругом, каждый долго и внимательно смотрел мне в глаза. Потом все, включая и меня, сели на траву и заговорил сам Горн:
- Он спер Топор Времени и матерится хуже меня, одет в какую-то дрянь и не понимает, что несет, но говорит правду. Так что получается, что он достойный человек. Возьмем его с собой.
- Да, да! Судя по всему этому, он достойный человек, Горн. Берем его с собой, что тут думать-то! - согласно загомонили варвары, одобрительно на меня посматривая. Я все никак не мог привыкнуть ни к их размерам, ни к их голосам. Но, как ни странно, варвары уже начинали нравиться мне. В них было что-то, что можно было назвать 'верным', или даже 'истинным'. А что до гроула, так он мне нравится, если не на меня им орут, конечно.
- Куда это - 'с собой'? - с подозрением спросил я. Мне отчаянно не хотелось уходить от захоронения, я все еще надеялся, что что-то случится, и я смогу вернуться к себе, в свой мир и к хорошо знакомому окружению. А для этого лучше сидеть там, куда ты попал, а не таскаться по всей округе, невесть на какое расстояние, отходя от места прибытия. Треклятый остров. Треклятый Дитер. Треклятый топор.
- Ты глухой или тупой? Ясно, куда - пока что охотится на кабанов, а потом, когда мы заготовим мяса, то и дальше. Путь наш долог, всем будет, чем заняться! Но если ты с нами не идешь, то я тебя убью сейчас, чтобы не думалось, - с некоторым удивлением от моей тупости, отвечал Горн. Дескать, счастье в рожу прет, а Рори носом водит. И кабаны тут тебе, и долгий путь - что еще может быть надо разумному человеку? И последняя фраза более чем очевидно, отнюдь не бравада. То, что эти люди не каннибалы, отнюдь не делает их душой общества.
- Понял, понял. Спасибо за доверие. Рад, что мы идем вместе, - затараторил я, поняв, что если я откажусь, а захоронение не отправит меня домой, то я буду иметь очень бледный вид в самом скором времени. Да и почему-то мне казалось, что от предложения варваров веет чем-то интересным. Как выяснилось позже, я не ошибся.
- Вот. Так бы и давно. Пошли! - рыкнул Горн, и все мы тронулись в путь по равнине. Но через пару шагов один из них внезапно встал, как скала и я врезался в него. Он небрежно передвинул меня в сторону и ткнул в меня пальцем:
- Горн, мы что - потащим с собой человека, одетого таким образом? - остальные призадумались. Горн с силой почесал себе голову и согласился:
- Да, не стоит. В этих одеяниях из рыбьей шкуры (а одет я был в дорогущий комбинезон, непромокаемый и очень теплый), он напоминает мне жабу. Так выглядеть не годится, а потому скинемся, кто чем может и оденем Рори! - подавая пример, Горн скинул свой заплечный мешок и вынул оттуда не то куртку, не то рубаху, не то еще какой кошмар дизайнера, из материи, которая у нас идет, надо полагать, на паруса для яхт, с меховой оторочкой, нашитыми бусинами и завязками у рукавов. Еще один воин пожертвовал мне меховые штаны, мехом наружу, другой - меховую безрукавку. А тот, которого я употчевал обухом в лоб, ухмыльнулся, и небрежно махнув рукой, скинул к моим ногам свой плащ. Сверху на все это упал тяжелый пояс.
- Снимай свои головастиковые кожи и одевайся, - пригласил меня Горн.
Про чистоту одежд я умолчу. Спорить с этой публикой у меня охоты не было никакой. Я скинул комбинезон и натянул на себя предложенное. Нижнее белье снимать я не стал, на что варвары посмотрели с некоторым недоумением, но от комментариев воздержались. Все было мне так велико, что я решил не обращать на это внимания. Одеяния мои отныне имели три основных признака - они были теплые, прочные и грубые. Сапогов для меня не нашлось, так что я остался, к счастью, в своей привычной обуви. Обувь для меня очень много значит и к ее выбору я подхожу очень серьезно. Завершив туалет, я положил топор на плечо и варвары одобрительно захмыкали.
- Вот. Теперь намного лучше, - молвил Горн, и мы двинулись в путь к Гнилым Топям.
Шли они быстро, я же очень старался не отстать. Я снова отметил редкую органичность этих людей, они были здесь настолько уместны - на фоне этой, несомненно, дикой природы - что если бы их тут не было, картинке бы чего-то здорово не хватало. Но, несмотря на быструю ходьбу и огромные размеры моих попутчиков, шуму они производили не больше, чем муха, ползущая по потолку. Вскоре завиднелась впереди стена высоченного камыша, потянуло основательно протухшим яйцом, и я понял, что мы добрались до вожделенных Гнилых Топей.
- Так, ты пойдешь со мной, я не знаю, что от тебя на охоте ждать, - еле слышно сказал мне Горн, хотя до камышей было еще метров полтораста. Остальным, судя по всему, инструктаж был нужен, как собаке пятая нога, поскольку они двинулись к камышам и растворились среди них. Мы же с Горном прошествовали к границе камыша и встали у какой-то еле заметной тропинки.
- Стой здесь. Сейчас они погонят кабана, он побежит прямо на нас. Это весело! - шепотом продолжил наставлять меня Горн и приложил палец к губам прежде, чем я успел что-то сказать. Вскоре в некотором отдалении от нас послышался первый дикий вопль, потом в стороне - второй, потом неистовый гроул покатился к нам, казалось, ревело само болото. Стаями взвивались в небеса стаи болотных птиц, трещал и шуршал камыш, Горн неожиданно поднял копье, словно в царящем содоме умудрился что-то расслышать. Да! Он-таки расслышал! Чудовище, как мне показалось, величиной с носорога, покрытое грязью и кровью, наставив клыки мне прямо в пах, со скоростью хорошего байка, кинулось в атаку, а я обмер, наскоро простившись с жизнью, зажмурился и ожидал страшного удара. Но тут Горн схватил меня, с позволения сказать, за ползунки в районе пояса, на вытянутой руке воздел мое бренное тело над головой и секач, будучи не в силах остановиться, проскочил подо мной. Мало того - небрежно уронив меня в камыши, Горн с бешеным ревом метнул свое копье в кабана и страшным ударом пробил его насквозь. Кровь ударила фонтанами, кабан развернулся к нам, но сил огромного зверя уже не хватило на следующий рывок и он упал, взрыв клыками землю. Я поспешно отполз от камышей, стараясь не пересечься с кабаньей тропой. Горн легко вырвал копье и вернулся к камышам, на ходу ободряюще осклабился и поманил меня к себе рукой. Я перехватил топор поудобнее и на дрожащих ногах вернулся к Горну, убедившись, что тот прекрасно разбирается в охоте в компании лингвиста.
4. Продолжение общения с теплой компанией
Охота продолжалась недолго - очень скоро рейнхирии убили еще двух кабанов и вернулись к нам с Горном, задумчиво волоча огромные туши. На охоте этой, как ни странно, никто, кроме кабанов, не пострадал. Вскоре затрещал большой костер, варвары весело и возбужденно переговаривались между собой, я же помалкивал, понимая, что лучше попробовать сойти за умного, раз в высоком искусстве охоты с лингвистом я все равно ничего не понимаю. Кабан, который должен был меня растоптать, был все еще очень свеж в моей памяти. А вот Горн, судя по всему, уже забыл про то, что спас мне жизнь. Он важно сидел у костра, простерев над огнем широченные, бугристые ладони.
Кабанов тем часом уже выпотрошили и жарили куски мяса того, что чуть меня не убил, над огнем. Таковы суровые законы жизни, не ты, так тебя. На том и стоял их мир, да по чести говоря, наш мир стоит на том же, несмотря на все ухищрения гуманистов всех мастей. На сей момент меня вполне устраивала такая философия, потому, что я глядел, как жарится мой обидчик. Жалко, что нет ни хлеба, ни какого-нибудь гарнира, конечно. И чая, думаю, после мяса не полагается. Да, минусов тут очень много. Спать, я так полагаю, тоже придется на земле. Ближе к природе, в общем. И к матери нашей Земле. А ужаснее всего меня раздражало то, что нечем и негде было помыть руки перед едой.
Минусов было много, конечно. В сравнении с моим миром и временем, там даже в экспедиции был почти весь возможный перечень благ и удобств. Но все же было что-то необыкновенно умиротворяющее в наших посиделках у костра, на котором жарилось мясо. Что-то было в этом... Даже и слова-то сразу не подберу, вот ведь. Было в этом что-то правильное. Да, именно так - правильное. Спускалась ночь, небо чернело, а у нас полыхал костер и мы сидели вокруг на охапках загодя снесенного к костру камыша. Охапки его заменяли нам в настоящий момент стулья, а чуть позже заменят постели. И мы сидели, одной тесной компанией, в ожидании честно добытого ужина. Да, это был правильный, настоящий вечер. Чтобы я делал сейчас дома? Воевал с кошкой, читал книги, потом бы поел почти без аппетита. Потом бы лег спать под утро. Да, все это привычно, удобно и уютно. Но сейчас я ощущал просто-таки удовлетворение от прожитого дня. А как иначе? Спасся от варваров, пережил обсуждения моей судьбы, охотился, с позволения сказать, а теперь ждал ужина. И кто бы назвал этот день прожитым зря? Только не я. Мало того! Я освоил новый язык, расшифровал надписи в захоронении и стал обладателем какого-то раритетного топора, которому, мелко не кроши, возвели персональное захоронение при жизни. Видимо, завидная вещь, раз никто не стал оспаривать мое право на обладание им. А еще я попал черт знает, куда и нахожусь в компании простых и веселых варваров, которые сходу решили взять меня куда-то с собой, не уточнив, куда и не спросив моего мнения.
- А у себя дома вы часто охотитесь? - прервал Горн мои раздумья. Видимо, он хотел добавить 'на кабанов', но вспомнил, как я блестяще проявил себя на охоте.
- Некоторые люди охотятся, да. Я же сегодня был на охоте впервые, - честно сказал я. Варвары посмотрели на меня с состраданием, потом один не вынес и спросил:
- А что же делают остальные?
- Да дел-то много и кроме охоты. Ремесла, науки, работа и...
- А войны? - это спросил Горн своим ужасным гроулом.
- К сожалению, войны так и остались с человеком. В стране, где я живу, война идет уже не первое столетие. И конца и краю ей не предвидится.
- Это хорошо! Что может быть лучше хорошей, честной битвы? Да ничего. И никакие бабы с этим не сравнятся! - уверенно сказал Горн и остальные согласно заворчали.
- Ну, есть много занятий, радующих душу, - начал было я, но Горн похлопал меня по плечу, от чего я чуть не ткнулся лицом в костер.
- Не переживай, Рори. Колдуном и вором, наверное, тоже быть не плохо, если колдовство удается, а на воровстве не поймали. Не печалься. Видишь, как благоволят к тебе боги? Ты уже и на охоте побывал, а что до войны, то не будь я Горн, если ты не увидишь вскоре и ее. Ну, как?
- Да, наверное, это хорошо, - выдавил я, борясь с накатывающимся страхом. Это что - военная экспедиция, к которой я присоединился, точнее, был присоединен? - А мы сейчас идем на войну?
- Нет. Пока нет. Сначала мы еще завернем домой, посмотришь, как живут настоящие люди, да и праздник, я думаю, тоже тебя заинтересует, коль скоро ты такой любопытный колдун!
- Да не колдун я, не колдун! - снова попытался я оспорить этот сомнительный титул.
- Да хватит уже, в самом деле. Никто же от тебя ничего не требует сотворить, нет? Мы поняли, что у тебя какое-то свое колдовство, которое не сделало тебя ни богатым, как я понимаю, ни великим воином, так что проку от него, честно сказать, никакого. Но это дело только твое, - благодушно сказал Горн, снял с костра мясо и стал раздавать куски. Благоухал кабан упоительно, надо заметить. Варвары развязали свои мешки, достали лепешки и зелень, появился и мешочек с пряностями или чем-то вроде. Скатертью служили сравнительно чистые тряпки, а приборами - собственные руки. Мне Горн, с общего одобрения, отрезал кусок кабаньей печенки и кусок сердца, потом разломил надвое лепешку и протянул мне половину, а также широким жестом указал на все остальное. Я натер свое мясо перышком чеснока и лука, посолил и впился в мясо зубами. Да, мало того, что я никогда не был на охоте, так я никогда и не ел мяса вкуснее! Я громко зачавкал, находя в этом своеобразную прелесть. Всем, само собой, было на это наплевать. Варвары молча, со вкусом ели мясо, хрустели костями, отрезали куски широкими и длинными ножами, тоже чавкали и чувствовали мы все себя превосходно. Я ем немного, как правило, но тут я никак не мог угомониться и все отрезал себе кусочки поджарки ножом Горна. Хотя по едоцкой части мне до рейнхириев было далеко! Наевшись, я стал рассматривать нож Горна. Я все же надеялся хотя бы примерно определить, где я нахожусь и какое это время. Я, конечно, не Бог весть, какой знаток, но нож Горна оказался стальным. Так. Не железо, не бронза, а сталь. Вот и думай, где ты, великий лингвист Рори Напоследок. Судя по одеяниям и тому, что холм оброс холмами, временной скачок был огромным. Но оружие варваров было стальным. Где я, все же? Я с новым интересом осмотрел свою компанию. Возможно, мы вообще ничего не знали о рейнхириях? Не нашли еще ничего, что говорило бы об их существовании? Хотя кому теперь какое дело, что мы там знали в двадцать первом веке? Эти люди жрали, пили, отправляли естественные потребности, носили мечи и топоры прекрасной стали, они жили и плевать им было на все страдания тщедушного лингвиста. Ну, значит, так тому и быть.
Я думал, что укладываясь спать, рейнхирии выставят часовых и даже был готов посторожить, но никто об этом и не подумал. Развели костер поярче и повалились там же, где и сидели. Это наивность, самоуверенность или глупость? Над болотом кто-то начал стенать страшным голосом, я вздрогнул и крепко спящий Горн негромко сказал: 'Это выпь, Рори, угомонись' и снова захрапел. Понятно. Наивных самоуверенных глупцов мне следовало поискать в зеркале. Это и следовало ожидать - мир рейнхириев, думается мне, суровый мир и дураки тут просто, к счастью, не выживают. Они плодятся без удержу только в обстановке мягкой и нежной цивилизации, варварство их не предусматривает.
Я очень, мягко говоря, сытно поел, а точнее сказать, нажрался, как свинья. А ужин запили мы какой-то сывороткой из бурдюка. Так что мне не спалось, я сел у огня и стал внимательно разглядывать свой топор, днем-то мне времени не было, ага. Темное, украшенное затейливой резьбой топорище и широкое, синей стали, лезвие, на котором на сей раз было написано: 'Прежде, чем сделать вывод, думай'. Тяжелое, гениально простое, надежное оружие. Правда, ехидное и очень себе на уме. Режущая кромка напоминала бритву, не было на нем ни единой зазубрины, не было и мелких впадинок или выбоинок и по самому телу лезвия, что нередко бывает даже с современным мне металлом. Лезвие имело форму полумесяца, рогами внутрь, к древку, но верхняя часть выдавалась от обуха чуть вперед, тем самым делая топор похожим на топоры викингов, на которые я в свое время насмотрелся. Я снова мысленно поблагодарил Бога за то, что ударил варвара лишь обухом. Думаю, даже моих слабых сил хватило бы на то, чтобы отточенное лезвие прорубило бы ему череп. Ужасы какие-то лезут в голову. Я поежился и сгреб угли костра покучнее, подбросил несколько веток потолще и закутался в жалованный плащ, который оказался с капюшоном, к тому же.
А над болотом вовсю царила ночь - вопияли какие-то ночные птицы, шуршал под свежим прохладным ветром камыш, мерцали яркие, крупные звезды, заходила Луна. Я понял, что я никогда не видел столь простой и великой картины - костер и ночь и только пламя костра и лезвия нашего оружия отделяют нас от ночного хаоса. А хаос, конечно, был - где-то в камышах, к востоку от нас, истошно завизжала свинья и чей-то победный рев раскатился под темным небом. Я повернулся к Горну, ожидая, что спящий варвар снова просветит меня на предмет этих воплей и скажет, что делать, но тот лишь ужасно храпел. Значит, это вообще и внимания не стоит. А что, логично - раз кто-то ревет предсмертным ревом, а кто-то победным, то до нас победителю дела нет. Да, все просто, подумавши. Но все равно страшновато.
Я уже как-то попривык к шумам ночного болота и начал уже умащиваться на своей охапке камыша, предвкушая дивный сон на свежем воздухе, как вдруг Горн поднес палец к губам, призывая меня к тишине. В следующий миг он вскочил навстречу кинувшемуся на наш костер гибкому, черному телу. Я не мог понять, кто это - человек или какое-то животное, так быстро все происходило. Рейнхирии повскакивали с мест, поднимая свое оружие и на нас от стены камышей бросилось еще несколько гибких, вертлявых теней. Они ужасно, непереносимо громко визжали, слышался мне и неистовый зубовный скрежет, я тоже храбро вскочил на ноги, не понимая, что мне делать и подумывая, не брызнуть ли мне от костра. Отважную эту мысль я с трудом, но подавил. Горн схватил своего противника поперек тела и воткнул головой в угли костра, не прибегая к оружию. Вокруг же кипела драка - слышался утробный рев варваров и верезг нападавших, я уже рассмотрел, что двигались они на двух ногах и, как мне со страху показалось, была их неисчислимая тьма. Костер рассыпался от удара и загорелись наши постели, стало светло как днем. Нападавшие сражались копьями и чем-то вроде палиц, двигались они быстро и ловко, но варвары, судя по всему, не в первый раз сталкивались с этой напастью - то один, то второй ночной гость падал на землю с диким предсмертным криком. Внезапно передо мной оказалось перекошенное лицо одного из них. Длинные клыки щелкнули так, что я в ужасе пустил в ход топор и ударил злыдня топором по макушке, на сей раз, острием. Да, как-то беспринципно, но я не был уверен в том, что это человек, да и ночные битвы мало располагают к анализу ситуации. В тот же миг, как мой топор врезался нападавшему в череп, тот попросту исчез. Как и не был. Примерно в тот же миг последний из ночных охотников был насквозь пронзен копьем того варвара, которого я днем ударил обухом по лбу и наступила тишина.
- Рори! Ты цел? - спросил неожиданно Горн. Мне стало отчего-то очень приятно и спокойно. Он спросил меня первым, хотя по идее, должен был первыми спросить своих людей.
- Да, совершенно. До меня добежал только один и тот пропал, - отвечал я.
- Как пропал? - возбужденный гроул Горна разнесся над болотом.
- Я ударил его топором, и он пропал, - честно отвечал я.
- А, ты ударил его Топором Времени, как же я забыл! Тогда все в порядке, - успокоился Горн, я же впал в недоумение, и хотел было уточнить ситуацию, но Горн уже переговаривался со своими людьми. Спокойны они все были, как змея под теплой лампой, словно не их только что старались убить, оглашая ночь демоническими криками. Я подошел к ним. Вокруг костра лежали тела тех, кто алкал в ночи нашей крови. Я наклонился к одному из них. Это было существо примерно моего роста и сложения, разве что более жилистое и крепкое. Облачено оно было в короткую юбку, волосы на голове были чем-то смазаны и закручены наподобие рогов, на груди лежало костяное ожерелье, а плечи и шею покрывала вязь искусного шрамирования. Лицо было перекошено от ярости, передние зубы были сточены почти до десен, а клыки, напротив, были необыкновенно длинными. Короткие костяные палочки прокалывали кожу под глазами и над бровями, а щеки были изрезаны сложными узорами. В жестких руках существо сжимало короткое копье с костяным зазубренным наконечником, а к поясу была привязана короткая, толстая дубинка с костяными же шипами. По всем признакам, пацифистом это создание, кажется, не было.
- Горн... Я убил человека. Это люди! - мне было так скверно, как не было никогда, я говорил голосом умирающего лебедя, но варвар только рассмеялся.
- Как бы ни так! Я бы поздравил тебя, если бы ты кого-то, наконец, убил. Но твоим топором и блоху не убить.
- В смысле? - в груди затеплилась надежда, что я не загубил ничью жизнь.
- В самом прямом, Рори. Топор Времени не убивает. Мы не знаем точно, что происходит, но тот, кого рубят Топором Времени, просто исчезает. Топор перебрасывает ударенного куда-то. А знаем мы это потому, что как-то раз, сотни зим назад, один рейнхирий уронил этот топор себе на ногу и пропал, но вернулся через неделю, сказав, что угодил от нашей деревни к самому Поющему Ручью. Но! Если ударить человека намеренно, Топор перебрасывает его вообще неведомо, куда. Никто из спознавшихся с лезвием Топора Времени, еще не вернулся. Здорово, правда?
- То есть, Топор Времени может и перекинуть кого-то в былое или грядущее?!
- А то. На то он и Топор Времени. Оттого-то Рейнар так благодарен тебе, что ты стукнул его обухом, - широко ухмыльнулся Горн и тот, кого назвали Рейнаром, подтвердил сказанное, помахав мне приветливо рукой и скромно улыбнувшись. Ну, с другой стороны, не попал под поезд метро и радуйся себе. Вот он и радуется. Искренне, значит.
- Опасное оружие... Очень опасное. А если он кидает людей абы куда, не думая, что делает? И это страшилище, которое я ударил, теперь оказалось в чьем-нибудь доме, где все мирно спят и не ждут беды?
- Вот потому-то мы и унесли Топор Времени и постарались скрыть от людских глаз. Если ты не знаешь, как отзовется твое действие - не делай. Но, раз ты его нашел и взял, мы не имеем права мешать топору выбрать себе носителя, таков обычай, - отвечал Горн. Вот оно, что! Дело не в том, что они такие щедрые, а просто тут не они решают, а топор. Максимум, что они могли - это попробовали скрыть Топор Времени. Господи, пусть это чудовище не попадет на детскую площадку где-нибудь в городке двадцать первого века!
- А кто хоть на нас напал? - наконец, спросил я, решив подумать о своем ужасном приобретении чуть позже, напоминая себе вздорную бабенку из известной книги, которая все заботушки воскладывала, ничтоже сумняшеся, на 'завтра'. Фу.
- Так вы приняли меня за одного из них? - удивился я.
- Нет. Это рабы, это не жители Молчаливых Холмов. Их ни с кем не спутать. А жители Молчаливых Холмов выглядят, как обычные люди. Как люди... А это просто ловчие псы, не более. Бешеные и глупые, способные в одиночку кинуться на вооруженный отряд. Это бывшие люди. После того, как с ними поработали жители Молчаливых Холмов, они стали такими. Как знать, может, среди них были и бывшие рейнхирии... Худо же то, что никто не упомнит, чтобы рабы Молчаливых Холмов забирались так далеко. Видимо, пришла пора узнать, что приготовили нам Молчаливые Холмы, - просветил меня Горн. Лица его людей тоже были хмурыми и суровыми. Трещали, догорая, наши постели и рдели угли костра. Ночь, глухая ночь царила над Гнилыми Топями. Варвары сгребли камыш и остатки костра в кучу и сели вокруг, судя по всему, спать больше никто не собирался. Я сел среди них, подумывая о том, что неплохо бы потерять свой хитроумный топорик. А еще лучше внезапно проснуться у себя в постели. Но последнее я подумал уже просто от отчаяния, я понимал, что все, что творится вокруг меня - самая настоящая реальность.
- Не мучай себя, Рори, - внезапно обратился ко мне варвар, имени которого я пока не знал, - что тебе оставалось делать? Еще миг - и раб Холмов перегрыз бы тебе горло. То, что ты не знал, чем славен твой топор, оправдывает тебя, - и варвар скупо улыбнулся.
- Да, ты прав. Толку плакать над сбежавшим молоком? Наперед буду знать, что не стоит махать топором без ума, - отвечал я. Варвар говорил с большой уверенностью, и она каким-то чудом передалась мне. Для метаний, самокопания и прочих ужасов моего мира тут не было ни времени, ни повода. Да, я отправил тварь с отвратными манерами в иное время. Надеюсь, что к плезиозаврам. А если нет, то нет. Вот и все. Я сюда не просился, хотя, конечно, не могу сказать, что попал сюда совсем уж по ошибке - как-никак, возиться с топором меня никто не заставлял. Да и ладно. На этой шаткой мысли и укрепилось пока мое душевное равновесие. Пусть тут слыхом не слыхивали о достижениях высшего гуманизма, зато тут не мучились по каждой ерунде. А этого, поверьте мне, очень и очень немало.
Наверное, я бы и еще подумал над судьбою раба Холмов, которой вполне мог сейчас таращиться на любопытного тираннозавра, озабоченного поисками обеда, а мог и стоять на вершине Тадж-Махала, но мне стало внезапно настолько наплевать на это, что я даже развеселился немного своему непривычному состоянию. А что? В конце концов, я сумел спасти себе жизнь в очень суровом мире. Этого для слабосильного лингвиста очень и очень немало, я думаю. С этими мыслями я и уснул, как умер.
Проснулся я на заре. Оказалось, что я сладко спал сидя, привалившись к каменному плечу Горна. Тот задумчиво жевал кабанье мясо, меланхолично поставив ногу на голову рабу Холмов, которого он вчера воткнул в костер.
- Проснулся? - весело спросил он меня.
- Угу, проснулся, - пробубнил я, потягиваясь. Был я несколько смущен, что так фривольно всю ночь приваливался к здоровенному мужику, явному альфа-самцу. Но тому, как и всем остальным, было на это глубоко наплевать.
- Тогда жуй мясо и пошли уже, нечего тут рассиживаться, - инструктировал меня Горн.
- Да я по утрам как-то не хочу есть, - начал было я, но Горн озабоченно покачал головой.
- Ничего, в деревне мы покажем тебя колдунье, она поможет в такой беде, я думаю. А пока все же поешь, до вечера мы больше есть не будем.
Так и пришлось мне пожевать холодной кабанятины. И оказалась она, после столь бурной ночи, очень даже ничего.
А дальше мы тронулись в путь, нагруженные кабанятиной. Мне тоже досталась часть ноши, так что на прогулку это походило мало. Другое дело, что я привык, все же, ходить пешком в экспедициях и нести на себе свои вещи, не везде же могут пройти машины. Но все же с такой скоростью в экспедициях не ходят, уж можете мне поверить!
Путь наш пролегал по огромной равнине, на западе переходившей в холмы, куда мы и шли. Шли мы без приключений, чему я, признаться, был очень рад. К вечеру мы добрались до холмов, и Горн скомандовал привал. Рейнхирии тут же рассосались по окрестностям, собирая дрова, и я волей-неволей, а поплелся за ними, хотя ужасно хотел бы лечь или хотя бы сесть. Когда запылал костер, я спросил у Горна, далеко ли нам еще до их деревни.
- Деревня за тем холмом, - протянул Горн свиное ребро, указуя направление.
- А почему мы тогда остановились здесь на ночь, если идти недалеко?
- Не стоит вламываться в деревню рейнхириев после заката. Беды наживешь, - рассмеялся Горн и я почему-то сразу и навсегда ему поверил.
Ночь прошла совершенно спокойно, и я отменно выспался. Снилась, правда, всякая дичь. К примеру, переброшенный моим топором дикарь был избран в римский сенат. Утром мы бодро вскочили и тронулись вверх по холму, волоча на себе добытых кабанов и прочую поклажу. Свежее, холодное утро разлилось над равниной и на душе у меня почему-то стало очень спокойно. Не было ни утренней вялости, ни скуки, ни нервозности. Все это, рекомендую, отменно лечится погоней варваров, нападением секача и ночным визитом вежливости существ с клыками, которым позавидует бультерьер.
Деревня, обнесенная высоким и крепким частоколом, лежала прямо под холмом, на который мы взобрались. Множество домиков было раскидано по склону, у небольшой речки стояла мельничушка об один постав и кузня, из трубы которой уже валил густой серый дым. На склонах холмов вокруг деревни паслись козы и коровы, бегали дети в меховых одеяниях, возились на огородах женщины. Над долиной стоял шум, всегда сопутствующий большому скоплению людей и животных. Добавлю - особенно таких крупных и здоровых людей, вроде тех, что шли сейчас рядом со мной. Мы шли к толпе рейнхириев, столпившихся у какого-то загона, я пока не мог рассмотреть, что в нем творилось, но мои попутчики ускорили шаг. Мы прорезали толпу и оказались почти у ограды загона. У входа в загон стояли молодые, здоровые парни, одетые только в набедренные повязки, а чуть поодаль, перед толпой, стояла группа стариков, сурово взиравших на происходящее. Мы приблизились к ним и один спросил у Горна:
- Кого ты привел с собой, Горн? Что это за человек и почему у него Топор Времени?
- Это Рори Напоследок, вроде бы, вор и колдун, но сомневается, - отвечал Горн и старец солидно кивнул головой. Видимо, такая рекомендация чего-то стоила.
- Горн, а чего ждут эти молодые люди у загона? - спросил я негромко.
- А это и есть праздник. Они ждут, пока им позволят попытать силы и попробовать стать воинами, - пояснил Горн и обратился к Рейнару: 'А все же Корн настоял на своем!' и указал на самого молодого соискателя воинского статуса, стоявшего у ворот первым. Рейнар кивнул и ответил: 'Мне не нравится это. Я не уверен, что мой старший сын готов, но ничего тут не поделать, он упрям, как его мамаша!' Варвары рассмеялись чему-то, но тут старик поднял вверх свой посох и все затихли.
- Начнем! - гроул старца был немногим хуже вокала самого Горна. С противоположной от нас стороны загона поднялась какая-то возня, а потом там тоже распахнули ворота и в загон вбежал не то, чтобы огромный, но вполне себе приличный черный бык с длинными острыми рогами и разъяренно заметался по загону, распаляемый выкриками толпы. А потом ворота распахнулись и тот, кого звали Корном, прыгнул в загон, с голыми руками и прикрытый только короткой тряпкой. Что он делать-то собирается? Родео устроить или уворачиваться от зверя? Рисково!
Но я слегка ошибся. Корн взревел так, что по долине метнулось эхо и кинулся к быку и схватил его за рога. И остановил.
- Что он делает?! - возбужденно спросил я Горна.
- Он должен сломать быку шею, смотри, все сам поймешь! - отмахнулся от меня Горн.
Вот, значит, как тут получают аттестат зрелости - перед всей деревней, с голым задом, ибо тряпка уже упала с бедер Корна, ты должен с голыми руками выступить против быка и сломать ему шею. Всего-то навсего.
В загоне Корн изо всех сил старался пригнуть к земле могучую шею быка, в свою очередь неостановимо напиравшего на юного рейнхирия. На миг Корну это удалось, мускулы его вздулись огромными канатами, но через секунду бык превозмог силу варвара и пятки Корна поехали по земле. Пахло потом, взрытой землей, на которую капала кровь из насквозь прокушенной губы Корна.
- Сколько ему? - спросил я, имея в виду возраст юного Корна.
- Осталось? Всего ничего. Ему говорили, что еще рановато ему тягаться с быком и искать места у костров воинов, говорили умные и опытные, но он не поверил, - спокойно отвечал мне Горн.
- Так он что же - может погибнуть?! - пораженно спросил я.
- Более того, он уже мертв. Просто слишком упрям, чтобы поверить, - ответил мне вождь варваров, пожав своими ужасными плечами.
- Так помогите ему! - я почти кричал, но Горн, не отрывая взгляда от творившегося в загоне, бросил мне:
- Сам Имрир не вмешается в такое испытание, Рори, так что угомонись.
В следующий миг колени Корна подогнулись и он упал. Рога с капустным хрустом вошли ему в грудь, Корн негромко крикнул, не выпуская зверя, но остановить быка уже не смог и тот прижал его к земле, проткнув рогами насквозь. Хлынула кровь, бык продолжал неистово бодать бездыханное тело Корна и топтать его копытами, в загон кинулись люди, чтобы отогнать животное.
- Вот и все, Рори, - негромко сказал мне Горн, - остается надеяться, что Имрир примет его в свои чертоги, так как сражался он до последнего. Он просто ошибся, еще бы пара зим и он стал бы воином рейнхириев. Но он не послушался.
- Мой старик-отец учил меня: 'Дети, которые не слушают своих родителей, тонут в лужах' - потрясенно проговорил я, лишь бы не молчать. Ужасная картина ошеломила меня.
- Твой отец был мудр, Рори Напоследок, - одобрительно сказал Горн. Следующий юный варвар и следующий бык вошли в загон.
Деревенька
Оставшиеся трое молодых варваров со своей немудрящей затеей разобрались быстро. Только позвоночки у быков похрустывали. Если у них такой обряд для юношей, то не хотел бы я быть врагом у такого племени, честно говоря. Свернуть шею быку, подумаешь! Плевое дело. Это значит 'Мама, я уже большой!' Трое варваров, сдавших дипломную работу душегуба, подошли к старикам, а труп несчастного Корна лежал неподалеку от изгороди. Быку, что убил его, к чести варваров будет сказано, даровали свободу и жизнь. Все по справедливости, бык свой экзамен на выживание сдал с блеском. Старцы же, достав какие-то немудрящие инструменты, нарезали на груди юных варваров какие-то знаки, судя по всему, писали, что экзамен принят. Испытуемые горделиво косились по сторонам и, несмотря на то, что кровь лилась по их коже, всем своим видом выражали крайнее довольство. Еще бы! Теперь можно, покрикивая диким гроулом, гонять на равнинах беззащитных лингвистов.
А дальше начался варварский, иначе не назову, пир. Прямо на поляне, неподалеку от изгороди, варвары шустро расставили столы и уставили их разнообразным угощением. Столы ломились от кабанов и баранов, зажаренных целиком, были уставлены блюдами с моченьями и соленьями, птицей и тарелками с разнообразными кашами и хлебом. Присовокуплю - за столами сидели только мужчины, женщины их скользили вдоль столов, разнося угощения и подливая в рога и кубки напитки из огромных кувшинов. Кубки, как я заметил, у некоторых были сделаны из человеческих черепов, изящно обработанных, а порой и оправленных в золото. Женщины варваров были под стать своим мужьям, рослые, крепкие и все, как одна, необычайно грудастые. Я сидел рядом с Горном, который ел и пил без устали, время от времени утробно рыкая на меня, чтобы я ел получше и просто так, от радости. Наутро он сулил мне поход к колдунье, чтобы спасти меня от столь опасной хвори, как отсутствие аппетита по утрам.
Спиртного я не пил, а есть вровень с хозяевами я и не смог бы при всем желании. Столько сожрать я был попросту не в состоянии, как бы аппетитно не выглядела предлагаемая снедь, которую беспрерывно подносили к столу. В свой кубок я скромно сперва налил молочной сыворотки, а потом какого-то булькающего, пузырящегося и явно безалкогольного напитка, которому и отдал свое предпочтение.
Орали все так, что я очень скоро слегка оглох и только робко улыбался. Впрочем, никаких эксцессов пока не было, все шло сравнительно мирно.
Предо мной, заслоняя дневной свет, наклонилась пышная грудь, и обладательница ее низким голосом предложила мне пива. Пораженные таким бюстом, я ответил не вдруг, но потом все же выдавил, что не хочу, спасибо, дескать. Варварша рассмеялась и отошла, а Горн, слегка хлопнув меня по плечу и чуть не уронив тем самым с лавки, негромко прогудел, чтобы я не терялся и что эта женщина - вдова, а потому никаких затруднений с ней не предвидится, тем более, что она явно положила на меня глаз. Он поощрительно подмигнул, а я подумал, что если ему и кажется, что затруднений тут не предвидится, то я так не считаю. Варварша была ростом с меня, обладала, как я уже сказал, умопомрачительной грудью и соответствующими бедрами, была статна и полнотела, румяна и свежа, как морозное утро и не мне, тощему и хилому порождению двадцать первого века, тщится быть ей под стать. Рискованный, одним словом, секс. Как поведет себя недовольная варварша, остается только гадать, хорошо, если только посмеется! А то ведь недолго и разделить судьбу самца-богомола. Но все эти благие мысли, каюсь, легко оставляли меня, стоило только посмотреть на эту женщину. Просто-таки мечта любителя пышных форм. К каковым меня, признаюсь, можно смело отнести. Она же, видимо, твердо решив меня осчастливить, просто-таки не оставляла меня своим нежным вниманием, предлагая то еду, то выпивку и стараясь то потереться об меня бедром, то задом, а потом и просто зайдя со спины, облокотиться о меня своей грудью. Горн весело посмеивался и подмигивал мне, я делал вид, что сам черт мне не брат, но форсировать события не спешил, мало ли, что!
Тут начались игры. К примеру, одна из игр заключалась в следующем - один нетрезвый варвар стоял на поляне, а несколько других нетрезвых варваров по очереди метали в него копья, от которых он должен был уворачиваться, а зрители подбадривал участников радостными криками. Кажется, прошла эта игра почти без жертв. Потом началась борьба, где принял участие и Горн, одолев всех своих противников. Зрелище было впечатляющим - гиганты, старающиеся сломать один другого, чем-то неуловимо напоминали толкающиеся грузовики. В конце концов, Горн сокрушил кому-то ребра, и борьба прекратилась, зато вынесли небольшой стол, на который высыпали две кучи пылающих углей и все желающие могли померяться силой в армрестлинге, где рука проигравшего впечатывалась в угли, что придавала состязанию особую остроту. Два огромных варвара тут же уселись попытать счастья, толпа тут же бросилась биться об заклад, похрустывали кости и скрипел стол, наконец, один победил, второй, соответственно, проиграл, рука его легла прямо в угли, но он рассмеялся вместе с остальными, хотя явственно потянуло жженым мясом. Победитель и побежденный выпили по рогу пива и обнялись. Трое новоиспеченных воинов тоже вовсю принимали участие в состязаниях, но кажется, без особого успеха.
Краем глаза увидел я и Рейнара, чьего сына сегодня убил бык. Нельзя было сказать, что он веселится от души, но и подавленным утратой он тоже не выглядел. Фатализм - вот что было одним из столпов существования у рейнхириев. Что будет, то будет, а пока ты жив - живи и радуйся. Мне стало завидно.
Дело клонилось к вечеру, запылали костры, а пир все продолжался, на поляне царило веселье и радость, женщин, которые обносили пирующих, все чаще стали обнимать, а то и усаживать себе на колени, в общем, людям было хорошо. Воины вскакивали на лавки, воздев рог или кубок над головой и провозглашали здравицы, им отвечали диким ревом. То и дело гремели боевые и пиршественные песни, от которых эхо металось по долине. Потом начались танцы, а точнее, неистовые, дикие, но чем-то завораживающие пляски, одиночные и общие, к которым даже меня, человека, плохо умеющего радоваться и сливаться с толпой в экстазе, тянуло примкнуть. Но из простой осторожности я этого не делал. Затопчут еще, как мышь.
Я надеялся, что варварша, которую я почему-то заинтересовал, прельстится кем-нибудь из своих соплеменников, победивших в борьбе или еще каком состязании, но кто может сказать, что до конца понял женщин? Теплая рука обвила мою шею и варварша шепнула мне в ухо: 'Иди за мной, только не сразу!', после чего сама скользнула в темноту по направлению к домам. А собственно говоря, почему бы и нет?! Я горделиво повел плечами, надеясь, что варвары этого не заметят, так как на их фоне такие жесты были, мягко говоря, смешными. Но я уже вошел в какой-то непривычный мне раж, веселье могучих, здоровых, простых людей подействовало на меня опьяняюще и я, перемахнув лавку, на которой сидел, устремился во тьму вслед за женщиной. Двум смертям не бывать, в конце концов, все мы немного варвары и порой совсем немного нужно, чтобы варвар внутри тебя вырвался на свободу. Смущало меня немного то, что я не знал, где искать свою грудастую соблазнительницу в темноте, но этот вопрос решился просто. Я проходил как раз мимо какого-то сарая, заполненного душистым сеном, как вдруг оттуда протянулась ко мне рука и играючи втащила меня внутрь. Однако! В следующий миг одежды наши полетели прочь (я и не заметил, как это произошло), а потом я оказался в таких объятиях, что уже помянул было свои грехи, но тут варварша, чьего имени я не успел спросить, опрокинулась на спину в сено, увлекая меня за собой. И началось. Не могу сказать, что я задавал тон сему действу - это была какая-то дикая, безудержная вакханалия, которая захватила меня и понесла куда-то, в защиту свою могу сказать лишь, что я старался изо всех сил. Как мог. Думаю, что слыхать нас было по всей долине, так мне казалось, во всяком случае. Это был совершенный бедлам и разгул плоти, с кусанием, царапанием и диким криками. Кусался и царапался, к слову, не я! Время от времени брался перерыв, после которого все начиналось снова. Удивить варваршу какими-нибудь изысками мне не удалось, да и никому они были не нужны. Угомонились мы только перед рассветом, я свалился с пышнотелой своей зазнобы и тут же вырубился, не успев одеться.
Проснулся я, когда солнце уже стояло в зените. Я был заботливо укрыт своим плащом, а возле меня аккуратно были сложены мои одеяния, а рядом лежал дорогой моему сердцу Топор Времени. Я сильно потянулся, оделся и вышел из сарая, самодовольно ухмыляясь. Если раньше, после ночи с женщиной, меня всегда начинали посещать мысли о каких-то возможных последствиях, то теперь мне было решительно на все наплевать почему-то. Видимо, я тоже слегка одичал среди варваров. Быстро, однако!
На улице, возле сарая, меня поджидал ухмыляющийся Горн.
- Как прошло? Жив еще, южанин? Как тебе наши женщины? - спросил он с интересом. Я с не меньшим интересом посмотрел на него. Я был уверен, что после вчерашней попойки вся деревня будет пару дней маяться похмельем. Как бы не так! Пахло лишь от Горна свежевыпитым пивом, а так все было в полнейшем порядке.
- Все было просто прекрасно, - тактично отвечал я. Расписывать ему, что и как было, я посчитал делом недостойным, да и не его это дело вообще.
- Вот и хорошо. Так, глядишь, придешь в себя понемногу. Живет она в этом доме, - он указал мне на дом, возле которого и стоял наш сарай. Интересно, почему вчера меня не пригласили в дом? Не дотерпела, что ли?
- Да я в себе, вроде бы как, - неуверенно отвечал я, но Горн только рукой махнул.
- Какое там 'в себе', Рори! Ешь, как птичка, ума не приложу, как тебе сил ночью хватило. Вот сейчас, к примеру, ты есть хочешь?
- Да можно бы, - прислушался я к своим ощущениям.
- Это дело! - обрадовался Горн и потащил меня к дому моей вчерашней искусительницы. Я слабо сопротивлялся, но Горн этого, кажется, не заметил.
- Горн, как это мы так, поутру, вдвоем туда вломимся? - пытался я воззвать к приличиям. Горн так удивился, что встал.
- Уже не утро, уже полдень! - после этого уточнения он снова пошел к дому, играючи буксируя меня. Поневоле я восхищался его мощью, казалось, что это не живой человек из плоти и крови, а машина, стальной механизм с шатунами и прочими ужасными коленвалами. Тут мы дошли до дома и Горн вежливо постучал кулаком в дверь.
- И ломиться мы не станем, мы постучим и войдем, ломиться у нас не принято, ты отвыкай! - продолжал он заботливо наставлять меня. Я согласно покивал, хотя если я и был далек от какой-то мысли, так это от той, чтобы без разрешения вламываться к варварам в дома.
Дверь, толщиной в пять моих пальцев, распахнулась и женщина моя без тени смущения приветливо нам улыбнулась.
- Рейнира, мы пришли к тебе в гости! - радостно оповестил женщину Горн и шагнул в дом, а я последовал за ним.
- Добро пожаловать! - Рейнира указала нам рукой на стол и мы сели на лавку. Горн подперся рукой, и огромные мускулы вздулись на миг и опали под кожей. Я стыдливо отвернулся. Но Рейнира почему-то не проявила к монументальному вождю никакого интереса и по-прежнему знаки внимания оказывала мне. Что-то тут не так. Пожалела сиротинушку, что ли, по-бабьи? По логике, в эти суровые временами должны цениться люди могучие, а не беглые лингвисты с таинственными топорами и не менее странными целями в жизни. Тоже мне, занятие - курганы раскапывать.
Тем часом стол был накрыт и хозяйка замерла у печи. Горн вежливо принял из ее рук рог с пивом, выпил до дна, но есть ничего не стал, внимательно за мной наблюдая. Судя по всему, мне предстоял экзамен по количеству съеденного и скидок мне делать не собирались. Если я сейчас оплошаю, то Горн поволочет меня к какой-то колдунье. К колдунье мне не хотелось и я старался, как мог, под присмотром вождя варваров и Рейниры, которая следила, чтобы моя тарелка ни на миг не оказывалась пустой. Наконец, я отвалился от стола, чувствуя себя тигровым питоном после знакомства с оленем.