Аннотация: До чего может дойти артист в поисках себя.
Из всемирно известного цирка Вооуске, что на Речном бульваре, ворона сбежала, и выяснилось, что она, на самом деле, мурлыкающая. "Не пропадет" - сказала о ней директор Хасмади Винствон. Но поиск начали.
Шутка ли дело, а пришел в цирк Вооуске известнейший инспектор, Улоф Розмардин. Злые языки даже поговаривали что он - самый лучший инспектор в стране, как минимум. Ну, да на чужой роток не накинешь платок.
Заходит инспектор, кое-как секретаря Бормотса миновав, к директору, значит, к самой Хасмади Винствон. Сидит она за черного дерева столом, на голове, натурально, прическа "Помпадуры и помпадурши", башня этакая, лакированная, во рту мундштук полуметровый, слоновой кости, само собой, в него на конце сигарка воткнута. Курит директор Хасмади Винствон, смотрит на инспектора в упор.
- А клоунам у нас жалования повышать не будут, - непререкаемым тоном говорит директор Хасмади Винствон.
- А я ваших клоунов и не касаюсь, - устало инспектор Улоф Розмардин говорит, - я по поводу вороны вашей, артистки, что от вас сбежала. Вы в розыск подавали. Вот я и пришедши. Разыскивать. Опишите мне ворону вашу, для начала.
- Да она рыжая, как огонь, - непререкаемым тоном говорила директор Хасмади Винствон.
- Ну, а какой еще ворона может быть, которая кукушкой в часах работает в номере? - Непререкаемым тоном директор Хасмади Винствон спрашивает.
- Закурю я, - инспектор Улоф Розмардин говорит устало.
- В цирке у нас не курят, - непререкаемо пускает дым колечками директор Хасмади Винствон.
- Да я так, попросту! - Инспектор ва-банк пошел, понимает, что сдаваться нельзя. Вынул из кожаного портсигара пахитоску, да и закурил!
Помолчали они. Оба. Тоже порой полезно, мало ли, то, да се...
- Ну, хорошо же, - решил инспектор Улоф Розмардин тему слегка сменить, - а никаких ссор с ней ни у кого не было? У вас, например, с ней споров не было? - Тут он про клоунов вспомнил и прибавляет: "О жаловании?" - Инспектор знал всю колоду наизусть и ходил с козырей.
- Со мной споров не бывает, - непререкаемым тоном говорила директор Хасмади Винствон, - со мной только поспорь! Вмиг каучук работать станешь вместо эквилибристики или, сказать, иллюзиона, да.
- А с кем-нибудь еще? Мало ли? - Спрашивает инспектор Улоф Розмардин измученно.
- Нет, не было ссор и споров. Это мурлыкающая ворона, она споров и ссор не заводит и в них не участвует. Даже на паях, - непререкаемым тоном отвечала директор Хасмади Винствон.
- А почему ворона - мурлыкающая? - Спрашивает инспектор Улоф Розмардин угасающим тоном. Очень его тайны цирковые утомили. Каучук, опять же - вот как им работать? И чует он, если все выяснять возьмется, то не до вороны ему будет. Одно ясно наперед - с директором споров не бывает.
- Неясно, - отвечала непререкаемым тоном директор Хасмади Винствон.
- Неясно? - Несколько инспектор Улоф Розмардин оживился.
- Неясно, что вам тут неясно, - непререкаемым тоном отвечала директор Хасмади Винствон, - ворона мурлыкающая, мурлыкает она, мурлычет. Потому и мурлыкающая ворона.
- Что, прямо так и мурлычет? - Спросил инспектор, понимая, что ему еще много вопросов задать надо, а он время на ерунду тратит и пахитоски курит.
- Нет. Не прямо. И не криво. Просто мурлычет, когда разговаривает, - непререкаемым тоном говорила директор Хасмади Винствон.
Тут мы оставим их пока, вопросы, где ворона остановиться могла, да и не было ли у нее друзей на свободе (за этот вопрос инспектору потом извиняться пришлось), да как звали, да какие привычки у вороны были, нам даже и ничуть не интересны. Мы, как автор, запросто такое сделать можем. Вот и делаем. И переходим прямо к вороне.
Звали мурлыкающую ворону Жозефиной. Сбежала она впопыхах, но средства кое-какие имела, все, что в ридикюле на момент побега было. Но было там не то, чтобы много, да и те - то кофе, то печеньице, то зефир, то театр, то "Такси, такси!" - вот и прожилась мурлыкающая ворона вовсе. Осталось денег на яблоко. Купила Жозефина самое румяное яблоко, помыла в фонтанчике, яблочко скушала, думала огрызком кому по цилиндру запустить, или прямо в шиньон, да смотрит - кот сидит. Серьезный такой кот, сразу видно - солидный кот, не шалопут какой уличный. Смотрит на нее, усами водит. Но молчит. Сдержанно. Ворона наша, мурлыкающая Жозефина-то, огрызочек швырь - прямо в урну. И крылышки на коленях сложила, смотрит в булыжную мостовую. Потом ресницами похлопала и на кота уставилась с робостью.
- Мурвы ведь муркот? - Ворона спрашивает робко, мурлыкающая-то.
- Я кот благонамеренный. И - ни-по-чем, - кот сказал, как отрезал.
- Мурвижу, мурчто вы, мурсразу видно, что уж кто-кто, а мурвы-то - точно нипочем! - Мурлыкающая ворона-то наша, Жозефина, говорит. И - ресничищами - хлоп-хлоп. Ворона-то рыжая, как огонь, а глаза-то - синие-пресиние.
- Прямо, видно? - Кот спросил, как отрезал. Но по голосу слыхать, если умеючи - подобрел.
- А что вы мурлыкаете, у вас в роду кошков не было? То есть, кошек? - Кот Симон спросил, как отрезал.
- Это, мур, потому, что я - мурлыкающая ворона, - ворона-то наша, Жозефина-то, отвечает.
- А живете вы где? - Кот Симон спросил, как отрезал.
- А муртеперь, мур-мур, мурнигде не живу, увы, - мурлыкающая ворона-то наша, Жозефина-то, отвечает. И ресничищами - хлоп-хлоп!
- Пошли ко мне жить, - кот Симон сказал, как отрезал.
- Но за мной погоня быть может, с перестрелкой, - ворона-то наша, мурлыкающая-то, говорит.
- Это ничего, - кот Симон отвечает. И, как автор вам скажем, видно, что еще сильнее подобрел.
И пошли они прямо к коту Симону. Жил кот на улице Росы, место приличное, буржуа живут, в основном. В нижнем этаже квартира у него была. Стали они с вороной пироги с рыбой печь, да и продавать, открыли пирожковую, прямо у кота Симона дома, пироги на вынос. Ворона-то, мурлыкающая-то, у публики огромным успехом пользовалась, пироги покупали и те, кому врачи рыбу строго-настрого есть запретили (лошадям, к примеру, да гастритникам), а кот Симон те пироги и пек, ворону-то, Жозефину, он к плите и вовсе не пускал. "Пироги дамских рук не любят! Будешь пироги продавать и в цветную бумагу заворачивать!" - Сказал кот Симон, как отрезал. Так и шло у них - кот Симон в кухне пироги печет, ворона Жозефина ими торгует - и в дверь, и в окно. С тем мур-мур, с этим... Да с теми, да с этими... Как пирог кто купит, так ворона с ним и помурлычет. Шутка ль дело, а все клиенты у них постоянными были. И все множились, как грибы после дождя.
Заговорили о мурлыкающей вороне в квартале, сначала в этом, а там и на соседские кварталы весть о пирогах и вороне мурлыкающей попала. Обе части известия интерес большой вызвали - и о пирогах, и о вороне.
А инспектор, Улоф Розмардин, тем часом все круги поиска сужал, да сужал. Да только ничего в кругах тех толкового не попадалось. Он и сам у вороны Жозефины несколько раз пироги брал на вынос и все думал потом: "Где я ее видел?" Но, так как нигде ее он раньше не видел (в цирк инспектор не ходил по убеждениям), то и ответа на вопрос не было. Съест пироги в ночных засадах на ворону и забудет.
Но человек он был ответственный, даже дотошный. Не зря, скажем, как автор, злые языки его лучшим сыщиком в стране считали, да. Съел он пирог с рыбой, чихнул и в цирк отправился. Там, натурально, сквозь секретаря Бормотса прорвался и к директору Хасмади Винствон попал.
- Здравствуйте, - сказал инспектор Улоф Розмардин.
- Виделись, - непререкаемым тоном отвечала директор Хасмади Винствон.
- Когда? - Поразился инспектор Улоф Розмардин.
- Так вы уже второй раз ко мне приходите. Вот в первый раз-то уже и виделись. Ну, не стану же я каждый раз с одним и тем же человеком здороваться, это же абсурд и совершенно непрактичная трата времени, - говорила директор Хасмади Винствон.
- Так я зачем пришел. А почему ворона-то ваша сбежала, а не уволилась? Из цирка что - только сбежать можно? - Задает вопросы инспектор Улоф Розмардин.
- Отчего же. Приходите сюда, пишите заявление об уходе и, если у вас нет долгов перед всемирно известным цирком Вооуске, то две недели отработаете и - свобода, - снисходительно отвечает директор Хасмади Винствон.
- А ворона что же, должна была? - Инспектор свою линию гнет.
Директор Хасмади Винствон достала огромный гроссбух, и читать стала, полистав сперва.
- Так, ворона Жозефина, кукушка в часах, костюмы, конфетти, визажист, массажист... Нет, не должна была ворона всемирно известному цирку Вооуске, - говорит директор Хасмади Винствон непререкаемым тоном.
- Тогда зачем ей бежать? - Удивился инспектор Улоф Розмардин.
- Артистка, страсти кипят, гамлетовщина, роль берет за горло, хотя гамлетовщина, пожалуй, тут и не при чем, - отвечала непререкаемым тоном директор Хасмади Винствон, - вызовите ко мне ворону Женевьеву, - говорит директор Хасмади Винствон в селектор непререкаемым тоном.
Минуты не прошло - является ворона Женевьева.
- Вызывали? - Спрашивает.
- Угадали, - директор Хасмади Винствон отвечает непререкаемым тоном, - вы, милочка, расскажите инспектору, как сбежала ворона Жозефина.
- А что тут расскажешь? Сидела в гримерной, у зеркала, плакала, потом слезы вытерла, клювом еще так щелкнула, решительно, вскочила - и в дверь. Капельдинера снесла и швейцара в дверях чуть не уронила. А он у нас в летах уже, - отвечала ворона Женевьева.
- А говорила что-нибудь, а отчего плакала? - Стал инспектор Улоф Розмардин Женевьеву вопросами засыпать.
- Ни слова. Вернулась откуда-то, посидела, поплакала - и бежать, - кратко Женевьева отвечает.
На том разговор у них и кончился.
А тем часом депутат Пинцешлоссер, пирогов наевшись, да посетителей и жителей города наслушавшись, к вороне-то нашей, к Жозефине-то и обратился.
- Здравствуйте, ворона Жозефина, - депутат говорит.
- Мурздравствуйте, мурдепутат Пинцершлоссер, - мурлыкающая ворона отвечала. Она прекрасно знала, что он депутат Пинцершлоссер.
- Я тут с народом поговорил, пирогов поел и у меня, представьте, идея родилась! - Говорит депутат Пинцершлоссер.
- Так о пирогах скажу сперва. Пироги ваши просто отменные. Изрядные пироги, что уж там вокруг, да около. А народ говорит одно - с вами, говорит, общение умиротворяет и душу приводит в совершенное равновесие. Причем неважно, каких бы ты политических взглядов не был! - Депутат говорит.
- Так-таки в равновесие, мур-мур? - Ворона спрашивает. А сама глаза долу опустила, как и не мурлыкала сроду никому.
- Народ говорит, что да. Да что народ - я вот с вами поговорил, чувствую - уравновешен. А ведь я сегодня крайне расстроен был, - депутат говорит, Пинцершлоссер-то.
- Благодарить меня рано. У нас вот выборы будут в городской совет. Будут со всех районов депутатов выбирать. Думаю, надо вас, мурлыкающая ворона, в депутаты выбирать. Создадим штаб, плакатов напечатаем с вашей личностью, развесим везде, программу напишем, мурчательную. Выберут, как миленькую. А там и до сената будет рукой подать. А там, понимаете, прямая дорога в президенты! Тем более, что вы еще и рыжая! - Депутат выпалил, Пинцершлоссер.
- Мурдепутаты? Мурсенат? - Ворона пораженно спрашивает. И глазища свои синие до предела отпущенного распахнула.
- Да! - Вдохновленно отвечал депутат Пинцершлоссер, - а штаб мы сегодня же заведем и вас туда переселим. Будете там посетителей принимать, репортеров и речи говорить там станете! - И выбежал с тем из пирожковой.
Назавтра же приехала за вороной Жозефиной машина черная, огромная. Оттуда, натурально, какой-то господинчик молодой, да прыткий, дескать, садитесь, ворона Жозефина, повезу вас в штаб.
Ворона коту Симону заранее все рассказала, что не сможет она больше пироги продавать, поблагодарила кота за приют, договорились с котом Симоном они встречаться по пятницам и по тридцатым числам и кофе вместе пить. Расцеловались они с котом на пороге, ворона слезу утерла. С чем и села ворона-то наша, мурлыкающая-то, в машину и уехала.
В штабе уже, натурально, целый штат, секретари, секретарши, охрана всякая, просто какой-то люд занятой... Вороне там, при штабе, квартиру отвели с ванной и гостиной, а в самом штабе - огромный кабинет, со столом и креслами. Ей, натурально, кресло на председательское место поставили, самое большущее, кожаное. В нем ворона и сидеть стала, с посетителями встречаться и с репортерами. Там же заседания проводила, вместе с депутатом Пинцершлоссером. Тот от вороны-то, от мурлыкающей, ну, ни на шаг не отходил с утра и до ночи. Верил он твердо, что быть вороне мурлыкающей президентом. Кстати, плакаты огромные по всему городу развесили, на стенах, на тумбах, даже специальные щиты по городу поставили, агитационные. Выступления вороны мурлыкающей огромный успех имели, публика просто валом валила, все разных политических взглядов, но все решали, что свой голос вороне Жозефине отдадут, тем более, что ворона о политике вообще ни слова не сказала ни разу. И по телевидению ворона мурлыкающая выступала, и по радио. Популярность у нее была просто огромная. Депутат Пинцершлоссер говорил, что он такого и не видел, да даже и представить себе не мог. А ворона все "мур", да "мур" и ресничищами - хлоп-хлоп! И на встречах с народом хлоп-хлоп, и по телевизору - мур-мур. Рыжина ее тоже ей на руку была, люди от рыжей вороны, мурлыкающей, просто-таки в восторге были. Рыжая же! Так дело и шло. Тут-то директор всемирно известного цирка Вооуске сыщику Улофу Розмардину и позвонила.
- Виделись, - сказала директор Хасмади Винствон в трубку непререкаемым тоном. Тут-то он ее и признал.
- Помню, - инспектор отвечает, Улоф Розмардин.
- Вы в окно сегодня глядели? - Спрашивает директор Хасмади Винствон непререкаемым тоном.
- И вчера тоже глядел, - Улоф Розмардин отвечает обиженно.
- А окно у вас на площадь выходит? - Спрашивает директор Хасмади Винствон непререкаемым тоном.
- На площадь и на универмаг, - отвечает инспектор Улоф Розмардин.
- А на стене универмага что висит? - Директор Хасмади Винствон спрашивает непререкаемым тоном.
- Плакат с вороной какой-то. Жозефина, да. Мурлыкающая. А что? - Инспектор спрашивает. Он в голосованиях никогда не участвовал.
- А то, что это и есть наша беглая ворона! - Директор Хасмади Винствон говорит непререкаемым тоном.
- Ага! - Закричал инспектор Улоф Розмардин, - вот я тебя, ворона, и поймал!
И бросился прямо в цирк, мимо секретаря Бормотса, к директору.
- Виделись, - говорит он гордо, хоть и запыхался, - нашел я беглянку вашу. Она в депутаты метит. Плакат напротив моего окна висит. Говорил же, что найду - и пожалуйте. Благоволите, так сказать, получить!
- Едемте в штаб вороний, - говорит Хасмади Винствон непререкаемым тоном, - о том, что вы ворону нашли, не говорите никому. Начальству вашему я сама скажу, как до дела дойдет.
Приехали они в вороний штаб, мимо очереди прорвались и прямо в кабинет. Депутат Пинцершлоссер только руками развел.
- Виделись, милочка, - директор Хасмади Винствон говорит вороне-то, мурлыкающей-то, - а не хотите ли вы, Жозефина, в цирк вернуться?
- Мурнет, мурне хочу. Вы мурменя там затирали! - Ворона со слезой в голосе отвечает. И ресничищами - хлоп-хлоп!
- Это как же я вас затирала? Вы же в таком прекрасном номере работали, кукушкой в часах! С фейерверком! - Говорит непререкаемым тоном директор Хасмади Винствон.
- А муркогда я к вам пришла, проситься в мурномер эквилибристский, вы мурмне что сказали? - Ворона со слезой спрашивает.
- Что нельзя, публика возмущаться станет, что под куполом цирка артист летает летающий! С крыльями, так сказать. В чем же соль номера-то такого будет? Людям-то желательно смотреть и за артиста в душе беспокоиться, а за вас-то, милочка, чего беспокоиться-то? Взлетите, если что! - Говорит директор Хасмади Винствон непререкаемым тоном.
- Так вы мурмне и сказали, - ворона в слезах отвечает, мурлыкающая, - а еще мурсказали, что у вас в муркабинете не спорят, а то - каучук работать!
- Опять каучук, - говорит инспектор Улоф Розмардин, - но ворона-то ваша плачет!
Посмотрели они все на ворону-то, на мурлыкающую, а та слезами заливается. Уж очень хотела он эквилибристкой быть, на трапециях под куполом качаться, да по канату ходить, а и то и на велосипеде ездить.
- А если я вас в номер поставлю, с эквилибристикой, вернетесь? - Спрашивает непререкаемым тоном директор Хасмади Винствон.
- Тогда едемте обратно в цирк. Я вас поставлю в номер с трапециями и велосипедом, - директор Хасмади Винствон говорит непререкаемым тоном, - не бывать тому, чтобы из всемирно известного цирка Вооуске артисты бегали и в депутаты шли! Да еще и плакали.
- А как же депутатство? - Растерянно депутат Пинцершлоссер спрашивает.
- Мурчто вы, какое мурдепутатство, муркогда мурменя в мурномер ставят! Трико серебряное, велосипед, трапеция! Мурхорошо, что мурменя еще не выбрали! - Ворона отвечает мечтательно. Подошла она к депутату Пинцершлоссеру, обняла и в щечку его - чмок! Тот смутился, потупился, покраснел даже.
- Едемте, едемте, - говорит директор Хасмади Винствон непререкаемым тоном.
- А крылья я, для честности, ленточкой завяжу! - Мурлыкающая ворона Жозефина говорит.
- Бело-зеленой, - непререкаемым тоном сказала директор Хасмади Винствон.
- Бордовой! - Мечтательно мурлыкающая ворона Жозефина говорит и видно, что она про это уже много раз думала, да и мечтала, скажем уж прямо, как автор, давно. Очень давно.
- Так ты же рыжая, не видно будет, - непререкаемым тоном говорила директор Хасмади Винствон.
Тут мурлыкающая ворона Жозефина парик-то и скинула, и стало видно прекрасно, что она обычная черно-серая ворона, только талантливая очень.
И поехали они во всемирно известный цирк Вооуске, что на Речном бульваре. Депутатство-то это все просто от горя было.
Так и сбылась мечта мурлыкающей вороны из цирка Вооуске.