Аннотация: Никогда не писала публицистику, но тут представился случай - попросили описать сельскую жизнь, и что хорошо - ничего не надо придумывать. Просто пишу о том, что вижу. Я покинула город, не знаю надолго ли, но возвращаться совсем не тянет. Даже несмотря на всё нижеизложенное.
У дедушки есть забавная привычка давать характеристику чему-либо с помощью названий американских городов или знаменитых американских улиц. Помню, мы сидели на солнышке у озера, ели дыни, а кто-то плавал по озеру на надувной лодке.
-Майами-битч! - сказал деда, разомлев от покоя и двухсот грамм.
Что поделаешь, сельский говор не позволяет ему произнести букву "ч" без лёгкого обозначения "т" перед ней. То же касается и буквы "ф". Например, слово "фигня" в его устах звучит как "хфигня".
Улицу с коттеджами для богатых в райцентре он называет "Беверли-хиллз". Задрипанный базарчик с дешёвой одеждой -- "Родео-Драйв". Центральную улицу с криво нарисованной на разбитом асфальте рекламой чебуречной -- "бульвар Голливуд".
Сосед справа целый день лежит на веранде, смотрит телевизор и глушит пиво из литровых пластиковых бутылок. Его огород зарастает, но в июне и августе он нанимает сельских хлопцев и они всё пропалывают, не забывая красть яблоки и сливы с наших деревьев. Сосед получил в наследство от матери однокомнатную квартиру в Киеве, после чего сдал её в аренду, бросил жену, дочку десяти лет, работу, переехал в сельский дом матери и нашёл смысл жизни в телевизоре и пиве. Зимой он делает то же самое внутри дома, и пива пьёт не меньше. Каждое утро он грузно взбирается на старый велосипед с маленьким прицепом и едет в магазин за семью-восемью литровыми бутылками крепкого пива. Пузо у него такое большое, что упирается в руль, и с похмелья он часто падает на бок вместе с великом и прицепом. Если это происходит недалеко от двора, то привычную тишину нарушает его хриплый вопль "бляяяяяяя!".
Иногда к нему приезжает жена. Пилит, взывает к совести, и в конце концов их тёрки перерастают в скандал.
-Ты... ты... попандопуло! - Так обычно он обзывает жену на пике взаимных признаний в ненависти друг другу.
Жена уезжает ни с чем, не считая синяка под глазом, иногда под обеими.
Соседка слева -- Татьяна Владимировна, одинокая старушка, ставшая одинокой совсем недавно. Сначала дочка погибла в ДТП в Киеве, а спустя месяц внук катался по шоссе на старых жигулях с пьяным дружбаном, ещё и ночью. Они вылетели с дороги, машина угодила между деревьями и её просто разорвало на части. В тачке было семь человек, из них три девчонки, двоих я знала. Выжил только один парень.
Теперь Татьяна Владимировна одна. Ведёт хозяйство. Говорит, буду жить, пока господь не призовёт. Что ещё остаётся делать?
Сосед из дома через дорогу -- коренастый седой дедуля. Никто не знает сколько ему лет, говорят не меньше девяноста. Ещё в 70-х годах прошлого века он то ли потерял все документы, то ли их украли. Утро он начинает с самокрутки и стакана самогона. Называют его ТихОныч. Документы он так и не восстановил, может потому, что Тихоныч не умеет писать и с трудом читает, может ему всё по фигу. Пенсию он, естественно, не получает, электричества в доме нет, водопровода тоже. Тихоныч вообще как бы не существует с бюрократической точки зрения. Живёт он тем, что помогает кому придётся. Кто-то хату строит, кто-то роет колодец, ремонтирует велик, да что угодно. Тихоныч всё умеет, и платят ему за помощь едой или небольшими деньгами. Талант в нём просыпается исключительно после самокрутки и самогона. Разговаривать он не умеет, или не хочет, ограничиваясь "да" или "нi" или звуками, смысл которых зависит от интонации.
Последний раз праздник в селе был в 1988 году. Тогда около здания почты торжественно открыли общественный туалет -- две кирпичные кабинки с буквами "м" и "ж". Дело в том, что почта, сельсовет и сельский клуб находились рядом в самом центре села. По вечерам в клубе показывали кино, а туалет в клубе ремонтировался с незапамятных времён (до сих пор не работает, кстати), и после сеанса человек 150 устраивали массовое опорожнение мочевых пузырей у клуба, почты и сельсовета. В итоге вонь там стояла невыносимая, а глава сельсовета даже митинг собрал и орал - "шо ж вы делаете, люди, вы ж фундаменты подмоете и хренец всему!".
Как проблему разрушения фундаментов хотели решить с помощью двух кабинок -- неизвестно. Внутри даже установили унитазы, но в первую ночь после открытия их украли. В итоге редкие посетители этого символа цивилизации делали свои дела в узкие отверстия, оставшиеся после отодранных унитазов.
В кабинках чего только ни делали -- кололись, курили, даже трахались, но по назначению их почти не использовали.
Я назвала дедушку "ночным тусовщиком". Ему это понравилось.
С мая по октябрь, примерно с 22:00 до 4:00 дед тусуется у нас во дворе вместе с двумя дворняжками Даськой и Баськой. Втроем они сторожат огород, сад, погреб и сарай. Только так можно уберечься от повального воровства. Против воров выступает ночная сельская тишина. Здесь и днём звуковой штиль, а уж ночью слышно как любая травинка шуршит. Ночное дежурство себя оправдывает -- тени и шорох являются почти каждую ночь, но лай собак и громкие матюги дедушки оставляют их за забором.
Однажды, среди бела дня, когда дедушки не было дома, трое местных бездельников украли у Татьяны Владимировны двух поросят и курицу. Бабушка кричала, Татьяна Владимировна тоже, но боялась им помешать. Воры, не обращая на бабушек никакого внимания, украли животных и были таковы.
Если вы вечером оставите во дворе кирпич, то утром вы его уже не обнаружите. Если забыть сапку на огороде, то, возможно, бдительные односельчане за это накажут и до наступления темноты. У Татьяны Владимировны украли даже краник с водяной колонки.
-Т-чикаго, - сказал дедушка, характеризуя всё это безобразие.
-Гарлем, а может и Тихуана, - возразила я.
Когда бабушка увидела мой купальник, её чуть инфаркт не хватил.
-Ты шо, жопа не прикрытая, сиськи вываливаются! Не пущу!
-Ладно, буду купаться голая, - пошутила я, и зря, бабушка не оценила юмор и закатила скандал.
В сёлах сексуальные домогательства считаются элементом ухаживания, а изнасилование -- высшим проявлением чувств. Здесь всё проще, изнасилование считается неприятностью вроде поломки телевизора или кражи сапки с огорода. Местные кавалеры просто не знают других способов понравиться девушке. Ресторана нет, ночного клуба и подавно, на кой хрен цветы дарить когда их вон кругом сколько растёт, стихи писать не дано, дай бог два слова связать в разговоре.
-Да не ори ты, она ж "городська", - успокаивал дед бабку.
"Городська" ("городская") -- это титул, гарантирующий неприкосновенность в моём селе и ещё нескольких окрестных сёлах. Три года назад изнасиловали киевскую девчонку, она написала заявление и довела дело до суда. В итоге насильников посадили, и это надолго отбило охоту у местных парней подражать им и "ебать городских". Что поделаешь, общество условных рефлексов.
Тем не менее, купаться я хожу с дедом или беру с собой Даську и Баську.
Местные девчонки после того случая обозлились на городских -- типа посадили парней не за что, ну сглупили, но не убили же, даже морду не разбили.
До кризиса 2008 года вся сколько-нибудь грамотная молодёжь уезжала работать в Киев, в селе оставались только неграмотные (то есть не умеющие ни читать, ни считать), промышлявшие воровством или случайным заработками. Кто говорит типа нет никакого кризиса тот ни хрена не врубается, в сёлах кризис заметен, на земле лежит, бери и убедись.
Молодёжь начала массово возвращаться в село в начале 2009 года. В золотые времена примерно с 2000 до 2008 года найти в городе работу было проще простого, даже у метро стояли люди с табличками "предлагаю работу". Сейчас всё это накрылось.
Безработица в городах загоняет людей обратно в сёла, в объятия полной безнадёги. Остаётся либо воровать, либо спиваться, либо колоться, а то и всё вместе. Мало кто способен перейти на натуральное хозяйство после относительно благополучной жизни в городе. Одно время многие кинулись выращивать коноплю, но милиция всех шуганула. Мелкий конопляный бизнес не выдерживает конкуренции с "конопляными корпорациями". А на самогоне сейчас не разбогатеешь, можно хоть супермарект самогонный открывать и рекламную компанию заказывать, настолько расплодились его производители.
Я знала Олю с восьми лет, она была старше меня на два года, и сумела устроиться в Киеве помощницей бухгалтера. Когда фирма закрылась, она вернулась в село и запила. С одним парнем они хлебнули какой-то гадости в райцентре, в итоге ночью её прихватило, вызвали скорую. Оле становилось всё хуже, она кричала от боли, жутко потела. Прождав скорую полтора часа, родичи договорились с соседом и он повёз её на машине в районную больницу. По дороге Оля ослепла, потом потеряла сознание. В больнице сказали вести её чуть ли не в Киев, они ей помочь не могут, а скорая помощь неизвестно где. На пути в Киев Оля умерла.
Парень, с которым она пила непонятный самогон, тоже умер, но в киевской больнице.
Всё-таки, в селе хорошо. Тишина, воздух, всё по-другому, дышится легче. Словно другая планета. А то, что происходит... В городах ведь то же самое. Сёла -- это их маленькие клоны, в которых на вещи смотрят проще и все всё знают. Так что отличий почти нет.
ЗЫ: Тему набожности (мракобесия) специально не затронула. Это заслуживает отдельной повести. Скажу только, что Бог -- это последняя надежда для этих людей. Он популярен там, где жизнь похожа на ад.
ЗЫЗЫ: Хоть село и в Киевской области, мобильная связь работает как в пустыне. Чтобы "дайл-ап совковый" хоть как-то фурычил, надо лезть на дерево с мобилкой и ноутбуком. Вот я и сижу на вишне с ноутом. 21 век, хули. Манхэттен.