Последние месяцы Джон Фриман был просто в запале. Подобно теннисисту, ведущему отчаянную борьбу в пятом сете финальной игры на кубок Девиса, он мобилизировал всю свою волю, разум, физические силы. Всё его естество не могло смириться с тем, что для него (Джона Фримана!) по-прежнему остается загадкой суть открытого им эффекта!
В недолгие часы сна Джона преследовали видения, - иглы Разлома впиваются в его мозг... Что это, Разлом? Что это?
Фриман, не отвлекаясь ни на что другое, словно сверхмощным лазером, буравил своими мыслями, казалось, неразрешимую проблему.
Он исписал формулами кучу бумаги, - число уже отвергнутых моделей перевалило за десяток. Он завалил программистов горой заданий, и сам просиживал ночами у компьютера. Но концы не сводились с концами. Нужна была свежая идея и какой-то новый, уникальный математический подход. Фриман с фатализмом ожидал прибытия русского математика - вызывавшего бесконечные дискуссии Бартохина.
Когда-то чуть больше нормы упитанный, Джон теперь похудел. А пролысина на темени среди курчавых черных с проседью волос расширилась. Обычно под утро, его близорукие глаза не замечали ничего вокруг. Они смотрели то ли в себя, то ли на мониторы, то ли на много световых лет от Земли. Если бы не Бетти, он бы просто не выдержал такого напряжения.
Однажды, дойдя до предела, уже ничего не понимая в своих же расчетах, полностью отчаявшись "поднять самого себя за волосы" (а ему стало казаться, что именно этим он и занимается) Джон решил все бросить. На неделю-вторую отступить.
Совершенно не различая, ночь на дворе или день, он пустым взором посмотрел на мисс Соколофф, стоявшую с большим пушистым сибирским котом на руках в дверном проеме, прислонившись к нему правым плечом. Увидел такую же непонятную, притягательную и сногсшибательную, как загадочные "иголки", линию, очерчивавшую её тело, смял и швырнул в корзину последние записи, отключил компьютер, встал, подошел к Бетти, обнял ее за плечи и, уже по пути в жилые комнаты, отрешенно сказал: "Бет, затопи сауну. Из меня надо выпарить все ненужное. Я, наверно, схожу с ума".
Она пошла включать сауну, а Джон достал из холодильника на кухне бутылку пива, яростно откупорил ее зубами, прошел в гостиную, упал в кресло и включил телевизор. Фриман перещелкал пультом десяток программ и остановился на какой-то пошлятине. Одним духом опустошил бутылку.
Вошла Бет. Она не спешила его потревожить. Сказать ему: "Да не убивайся, ты так, ради Бога", - значило лишь разозлить Фримана еще больше. Бетти сказала: "Джони, сауна разогрета".
Он поднялся из глубокого кресла, не говоря ни слова, отправился к холодильнику, взял еще одну бутылку пива и, приложив ее как повязку ко лбу, подошел к Бет. И, совершенно неожиданно, широко улыбнувшись, спросил:
"Мисс Соколофф, ты ведь меня не бросишь, если даже я не разберусь с этими иголками в стоге сена?"
Бетти несколько секунд смотрела на него широко распахнутыми глазами, а потом (кто понимал, что испытывала она все это время?) захохотала и с трудом, сквозь смех вымолвила:
"Мистер Фриман, я думаю, баня - сейчас самое подходящее место для вас!"
Через час с небольшим Фриман вернулся в гостиную. Раскрасневшийся, раскрепощенный, в расстегнутой не заправленной в брюки рубахе он уселся, было, вновь перед телевизором в кресло, но тут же вскочил и закричал:
"Мисс Соколофф! Помогите, пожалуйста, мне найти!.. Э, да куда же они завалились!? Где запропастились? Да, где же они, наконец, Бетти?!"
Она встревожено вошла в гостиную. Темно-синие джинсы обтягивали ее тугие бедра. Расстегнутая на верхние пуговицы белоснежная блуза приоткрывала упругую грудь:
"Ты о чем, Джон? Что ты ищешь?"
Он с клоунской гримасой на лице вплотную приблизился к ней, положил руки ей на плечи и через мгновения, показавшиеся Бетти очень долгими, уже со спокойной, умиротворенной улыбкой ответил:
"Я разыскиваю свои 17 лет. Только ты знаешь секрет, как их найти".
Наутро Джон заявил, что они, наконец, должны официально оформить свои отношения. Он сделал ей предложение и добавил, - они уезжают в Европу в предсвадебное путешествие. У них - две, нет - три недели отпуска. А может и больше. Сколько они захотят! И вообще, он забыл, когда последний раз был в Лувре. Ему еще раз, срочно, необходимо осмотреть Акрополь, походить по развалинам Трои и сразиться с каким-нибудь гладиатором в Колизее...
Бетти наигранно внимательно посмотрела на него, приложила к его лбу ладонь, как бы пытаясь определить температуру, тут же одернула руку, будто обожглась:
"Да, пожалуй, отпуск и смена впечатлений вам не повредят, мистер Фриман", - и звонко рассмеялась.
"И все же... Элизабет, - она увидела, - он действительно волнуется, - ты согласна?"
Ясно было, - спрашивает он не об отпуске. На этот раз Бетти очень серьезно смотрела ему в глаза. Джон прекратил дурачиться. Меж их зрачками, будто пролег тоннель, по которому мысли могли ходить друг к другу в гости.
Бетти проглотила почему-то накопившуюся слюну и тихо ответила:
"Да, мистер Фриман,... только не забудьте побриться"!
Все утро Бетти слушала его несуразные слова и с легкой улыбкой со всем соглашалась. Это же надо - предсвадебное путешествие! Джон будет отдыхать и ни о чем не думать! Лувр, Акрополь... Свежо предание...
На следующий день, за час до отъезда, когда счастливая Бетти с удовольствием возилась с открытыми чемоданами, проверяя, ничего ли не забыто, Джон, весело напевая "Резонанс, резонанс..." произнес:
--
Пойду-ка я, поставлю на шкафы коды.
Шкафами Фриман называл свои уникальные устройства. Последнее время он работал с двумя совершенно идентичными установками, будто ожидая увидеть на мониторах какие-нибудь различия. Порой, он изменял параметры приборов, уменьшал или увеличивал чувствительность одного из них, но кроме контрастности на экранах ничего не менялось.
Бетти сначала не придала никого значения его словам, продолжая хлопотать в гостиной. Но через четверть часа решила заглянуть в лабораторию. Взяв на руки их любимца-кота, по кличке Сос, который чувствовал приближающуюся перемену, она вошла в мастерскую.
Джон, как хозяйка, которой наскучила прежняя расстановка мебели в квартире, передвинул один из ящиков так, что его монитор оказался напротив другого метрах в двух с половиной, и собирался подключить приборы. Бетти опустила кота на пол, и Сос пошел к Джону.
Джон щелкнул выключателями, когда кот вальяжно проходил как раз посерёдке между мониторами.
Джон обернулся к Бетти и хотел что-то весело сказать, но в этот момент Сос медленно стал приподниматься в воздухе и раздваиваться. Джон и Бетти замерли.
Когда котов было уже два, и оба синхронно начали приближаться к мониторам, пространство между приборами затуманилось, воздух закачался, в этом месте наступила абсолютная тьма, затем искры, и все стихло, просветлело, вернулось в обычное состояние, но кот исчез. На полу лежала лишь металлическая пряжка его ошейника.
Бетти с возгласом кинулась туда, где минуту назад был Сос, но Джон крикнул, что силы:
"Стой! Не входи!"
Бетти застыла, напряженно глядя на Джона. Прошло время оцепенения, и Фриман, сощурив глаза, собравшись, как перед прыжком, сказал:
"Так Бетти, пора запускать гравитонавтов".
Стало ясно, - предсвадебное путешествие откладывается на неопределенный срок.
Несколько минут Джон неподвижно стоял и смотрел туда, где раздвоился кот, откуда он исчез. Похоже, мозг Фримана в это время работал как суперкомпьютер, производя неимоверное количество математических операций в секунду.
Наконец, Джон сделал шаг к мониторам. Но тут, воздух меж ними вновь затуманился, вновь появился очень высокий звук, постепенно переходящий в низкий, пространство вновь стало "черной дырой"... искры исчезли и... все стихло. Кот, взъерошенный, стоял между устройствами. Он отчаянно мяукнул и метнулся к Бетти.
Она взяла его на руки, шепча: "Киса, киса..." И вдруг увидела: кожаный ошейник кота, чтобы не свалиться с шеи, был скреплен пеньковой веревочкой.