- Сволочь он, - проронил Вовка и лихо крутанул руль.
Очевидно, и притопил газ, потому что потрёпанный жигулёнок, весело завывая мотором, задорно прыгнул вперёд и таки обогнал плетущийся впереди грузовик. На том ухабистом недоразумении, которое у нас называется дорогой, это казалось просто-таки неприлично смелым и даже немного самоубийственным. Недаром ведь ходила среди людей знающих шуточка, что японцы за бешеные деньги скупают самые отчаянные отрезки наших шоссе и увозят к себе, в заморскую страну восходящего солнышка - в качестве испытательных полигонов.
В самом деле, никакая природа не горазда на такие неимоверные ямы и ухабы, каковые для наших российских дорог являются делом самым что ни на есть обыденным и даже привычным...
Когда всякие перегрузки с толчками и прыжками снизились до приемлемого уровня, я набрался храбрости и отцепился от всего, во что только успел.
- А отчего так? - столь нелицеприятное мнение Вовки-бизнесмена о своём напарнике и без пяти минут компаньоне казалось прямо-таки феноменальным.
Мимо нас со слышным даже в салоне жигулёнка грохотом насилуемых покрышек промчался надменно надутый наворотами импортный внедорожник. Ну, дуракам закон не писан... пусть его едет, этот джип - свой столб он неминуемо найдёт.
- Да так, слишком много хочет, - Вовка в свои двадцать шесть уже держал три ларька, и по праву считал, что хоть чего-то в этой жизни добился. Для начала, согласитесь, вовсе не плохо.
- Почему ты его за это осуждаешь? - я попытался уловить паузу между ухабами, чтобы прикурить от так и прыгающей в моей руке зажигалки сигарету, и с третьей попытки мне это таки удалось. - Разве не все мы так - ищем, как бы затратить сил поменьше, а результат получить побольше?
Странно, балагур и весельчак Вовка молчал целых пару минут. Лоб его попеременно то морщился, то разглаживался в попытках найти контраргументы - в противовес распространённому мнению о новых русских, этот парень головой работать умел.
- Странно ты рассуждаешь, - он даже на миг оторвался взглядом от дрянной дороги и бросил на меня изучающий взгляд.
- Зато жизненно, Владимир, - я пустил в чуть приоткрытое окно струйку дыма и изо всех сил попытался изобразить всего из себя довольного жизнью. По крайней мере, честно старался почувствовать себя таковым. - Вот скажи мне, нахрена тому уроду такой навороченный джип?
Сам собой подразумевающийся ответ насчёт престижности не прозвучал - Вовка не хуже меня знал, что такие простые решения на поверку зачастую оказываются пустышкой. И даже отчаянно чадящий рейсовый ЛАЗ он обогнал молча, со стиснутыми зубами и тем презрением к смерти, которое прорезается иной раз в человеке истинно русском.
- Выделиться, выпендриться - да нет, тут что-то глубже, - он кивнул в полном согласии с самим собой и замолчал вновь.
Шуршащий чем-то в горячем двигателе жигулёнок остановился на обочине, и на меня уставился пытливый взгляд Вовкиных глаз на блестящем от жары лице. Что-то это мне определённо напомнило. А я уже потихоньку проваливаюсь туда, в иногда приходящие отчего-то дедовы воспоминания...
Близкий разрыв стегнул мокрым песком, запахло какой-то кислой тухлятиной. Двое землистого цвета солдат в грязных касках на миг плотнее вжались в истерзанную, изрытую воронками и осколками землю, хотя умом каждый из них понимал - если взрыв услышал и к праотцам не полетел, значит живой.
- Курва-мать, - привычно матюгнулся Василёк и воровато стрельнул по сторонам безмятежно голубыми глазами.
Бывший зек, нынче он оказался последним из штрафного батальона, с которым в сорок первом где-то под Одессой получил право умереть за родину. Зато вот он нынче, сорок пятый - где-то южнее уже окружён зловещий Берлин, в воображении и на карте представляющийся чем-то вроде гигантского мрачного паука, надумавшего отравить коричневой гнилью весь не такой уж и большой мир.
- Заткнись, - беззлобно ругнулся комбат и проворно, словно всю жизнь тем и занимался, переполз под прикрытие цоколя полуразрушенного здания.
- Товарищ командир, а тута огоньку можно? Ухи пухнут... - остатки штрафников в сорок втором влились в отдельный сапёрный батальон, которым и командовал Семён Архипович. Впрочем, так часть лишь называлась и числилась для виду, на деле решая задачи куда менее пацифистские, зато гораздо более разрушительные.
В руках Василька уже виднелись две лихо свёрнутые самокрутки, а на всёй его чумазой, белобрысой и типично смоленской бесхитростной физиономии виднелось предвкушение. Бывший гопник, за которым невесть отчего сохли все бабы, а теперь солдат, он умело воспользовался минутной передышкой.
Комбат выглянул в прореху меж выбитых кирпичей - туда, где батальон уже взял штурмом маленький и какой-то аккуратный даже в разбомбленном виде немецкий городок. В принципе, он нахрен никому не нужен - да только, ведёт на ту сторону канала добротный каменный мост. А оттуда, с севера, на подмогу осаждённому Берлину рвётся армия Шенка. И стало быть, подорвать тот мост нужно просто кровь-из-носу.
Бой уже догорал. Удар первой роты, сплошь состоящей из матёрых головорезов (а других Семён Архипыч к себе если и брал, то убивцев из них потом старательно воспитывал) оказался стремительным и смертельным, словно укус кобры. Только вот здесь, на горбу возле напрочь снесённой снарядами кирхи, где-то затаились несколько гадов - и судя по отчаянным отмашкам связиста, с радиостанцией...
- Ладно, давай, - комбат крутанул колёсиком и зажёг чуть коптящий бензиновый огонёк. - Никуда они не денутся, всё равно вылезут.
На закопчённой физиономии Василька объявилась неописуемая смесь понимания и блаженства. Первое от того, что драпать фашисты станут примерно в эту сторону - то есть сюда, где затаился бывший зек и вовсе не прячущийся за спины своих парней комбат. А второе от дымящейся в потрескавшихся губах самокрутки. Ведь табачок душистый, трофейный, уж никак не едучая горло махорка.
- А почему... - но тут крепкая рука вдавила Василька в щебень, и в ухо вместе с дымом вплыло еле слышное, почти змеиное шипение.
- Ти-ихо-о...
Губы бойца попекло раздавленной о них самокруткой - но он оказался ничуть не в претензии. Ибо из руин совсем рядом вынырнули трое. Вот уж подарочек - так называемые "зелёные СС". Эти парни крепкие, воевать умеют и в плен просто так не сдаются. У одного на плече нелепо топорщится горб Телефункена, зато двое других насторожились стволами штурмгеверов, цепко и умело осматривая маршрут на пути движения.
Испачканные пальцы комбата изобразили несколько фигур - но Василёк понял. Того, с рацией, первого - и любой ценой. Если доберутся до здания с бывшей комендатурой, где наверняка есть запасные батареи, то дело хана...
- Опа - засадил! - как-то по-детски на лицо Василька выплывает радостное выражение.
И в самом деле, выточенный с достойным лучшего применения трудолюбием из ленточной рессоры кинжал проворачивается, уже воткнутый в подвздошье зазевавшегося радиста. Затаившийся в руинах бывший зэк вынырнул словно из-под земли - ничего не успели заметить даже повидавшие виды эсэсовцы.
С противоположной стороны, снаружи развалин, мелькнула и словно упала на головы другая тень. А вот не надо, голубь ты мой эсэсовский, оружие так держать! Это, видать, плохо тебя учили - после удара ногой приклад собственного штурмгевера с хрустом въехал незадачливому унтеру в зубы. Зато третий оказался не в пример здоровее. Гладкий, крепкий словно откормленный медведь, он ворочался даже после того, как оказавшийся под ним Василёк в отчаянии саданул тому по грязной макушке половинкой кирпича.
И лишь удар в висок рукоятью надёжного комбатовского ТТ отправил здоровяка то ли в беспамятство, то ли прямиком в ад. То уж как повезло, знаете ли - хотя неизвестно ещё, что тут считать везением...
- С-сука! - Василёк в отчаянном прыжке попытался достать неожиданно очухавшегося второго, с раскровяненной мордой - но тот на удивление проворно отпрыгнул прочь и тут же нырнул под тяжёлую крышку бомбоубежища.
Мир постепенно приходил в норму. Перестала бухать в виски разгорячённая кровь, заныла растревоженная вчерашняя царапина, и постепенно азарт схватки схлынул. Потянуло гарью, пылью и смутно будоражащими душу весенними запахами.
- Он штурмгевер с собой утащил, - Василёк осторожно утирал с разбитых губ кровь, но ствол его автомата неотрывно смотрел в сторону бомбоубежища.
- Да и хрен с ним, - комбат отцепил с пояса мёртвого радиста гранату и внимательно осмотрел. И то дело - не старая дура, похожая на пестик с длинной ручкой, но и не новая оборонная. А как раз то, что надо - мощная, осколочная. - Прикрой, урка недорезанная.
Короткими перебежками, почти прыжками от укрытия к укрытию, Семён Архипович достиг замершего в своей неподвижности массивного, окованного листовым железом люка. Не обращая внимания на перекошенное от удивления лицо Василька, комбат на миг приоткрыл крышку.
И не дожидаясь, пока изнутри прилетит очередь или ещё какая-нибудь пакость, ловко зашвырнул туда гранату.
Грохнуло как-то глухо, неубедительно - однако тяжёлый люк распахнулся словно от хорошего пинка, а изнутри вместе с клубами дыма вылетели какие-то рваные ошметья...
- Ну, и шё мне с тобой делать? - Лёва Кац суетливо ворочался, оглядывался, морщился, и оттого казалось, что усики мушкой под примечательным шнобелем особиста жили некой своей, странной и особенной жизнью. - Ты ж кинул бонбу в убежище, где таки сидели гражданские - я в биноклю видел!
Грязный и усталый как сам чёрт комбат покачал головой. Это уже не делишки, а именно дела - если на карандаш к этим попадёшь, будет куда как худо.
- Прежде всего, там заховался эсэсовец, да ещё и с полными обоймами. И оставлять такого в тылу это последнее дело.
Тёмные миндалевидные глаза особиста пристально, словно в поисках малейшего следочка сомнения, вцепились в комбата.
- Да открой глаза, Лёва - сорок пятый год, войне уже почти конец. И я бойцов на убой не погоню.
- Помнишь, Семён Архипыч - в сорок первом, под Тулой - таки скажи мне, зачем я рисковал своей еврейской задницей и под обстрелом затаскивал тебя, оглушённого, в окоп? Шёб ты таки подставил меня?
Комбат поморщился от созерцания зрелища, как сразу трое бойцов под командованием сержанта волокли выкрашенные в зелёную краску ящики со взрывчаткой и детонаторами.
- Осторожней там, архаровцы - не дрова ведь тащите! - больше для порядку рявкнул он в окно и отвернулся. - А затем, Лёва, чтоб было за чьей спиной до Берлина доползти.
Поганые усики обеспокоенно зашевелились, а глаза особиста обиженно и настороженно забегали по сторонам - уж нет ли поблизости досужих ушей? Но, кроме неразлучного Василька, всецело поглощённого вдумчивым изучением захваченных в складе при комендатуре консервных банок с пищевыми пайками, в комнате никого не наблюдалось.
- Полегче на поворотах, комбат. Неровен час... - нехотя буркнул Лёва и снова с отчаянием запричитал. - Ну и, шё мне теперь делать?
- Застрелись, - хладнокровно парировал Семён Архипович и полез за цигаркой, благо в столе сейчас валяющегося с размозжённой головой коменданта удалось найти несколько пачек духовитых "Юно".
Он как ни в чём ни бывало угостил трофейным куревом который уж год знакомого особиста, и вздохнул.
- Да всё сображаю я... только, перед командованием и своей совестью офицера я отвечаю за бойцов. Понимаешь - за своих солдат, а не за противника! А касаемо того, что грех на душу брать, так нынче ж велено считать, что бога таки нет? - подначил он собеседника.
Лёва даже курил так, словно дым мог выдать постороннему жутко секретную служебную тайну - в рукав, по старой солдатской привычке. Впрочем, комбат тоже пыхкал дымком в слегка порыжелую от того ткань.
- Шё, не мог уркагана послать? Уж тому простительно, можно было бы таки списать на пролетарское происхождение, тяжёлое детство... - уже примирительно проворчал Лёва и покачал эдак неодобрительно курчавой головой.
Василёк даже и видом не показал, будто он услышал или - боже упаси! - понял верно эти слова. Однако, комбату краем глаза прекрасно было заметно, что клапан на чехле финки расстегнулся вроде как сам собою, а добротно натёртая солидолом консервная банка зачем-то перекочевала из правой ладони в левую.
- Нет, майор - бывают такие решения, которые принимать нужно самому, - глухо процедил комбат. - Ладно, граната та немецкая была, дальше додумай сам - а я пока пойду мост подрывать. Надо исхитриться эдак с подвывертом...
- То есть? - в глазах Лёвы снова замелькала уже насмерть въевшаяся привычная подозрительность.
Зато в ответном голосе комбата отчётливо прозвучала какая-то неуместная весёлость.
- Чтоб быстро не восстановить, даже если нас отсюда выбьют. Но в то же время, чтобы и не насовсем разрушить - нам лишь бы танки задержать...
Да уж, теперь-то понятно, почему от покойного деда осталась двойная пригоршня орденов и медалей. Боевых - юбилейные я и вовсе не считаю. И образ скромного сапёра, тюкавшего топориком да строившего в глубоком тылу штабные землянки, трансформировался совсем даже в противоположную ипостась. Штурмовой батальон, это по нынешнему времени что-то вроде спецназа?..
Лицо Вовки в полутьме машины блестело от пота. Точно так же светились на нём белки глаз, порождая совсем уж сюрреалистическое зрелище.
- Слушай, классно ты, тово... картинки из прошлого показываешь. Как ты это делаешь?
Я щелчком отправил в открытое окно окурок и смачно сплюнул туда же.
- Моя ж бабка из ведьм была. Из настоящих, потомственных.
Вован вздохнул и голова его нехотя кивнула.
- Да помню, помню - на весь Железнодорожный район известна была. Мой дедуля до самого конца за её здоровье свечки в церкве ставил. Ну, после того, самого...
Я вдумчиво приложил палец к губам, призывая к тишине. Уж историю о том, как его дед чуть не попал под дело о шахтных вредителях и как моя бабуля его колдовскими чарами от того отмазала, посторонним лучше не слышать.
Есть тайны, которые убивают даже спустя полвека, знаете ли.
- Ладно, Вовка, заводи и поехали. Так слушай...
Отчего фемины обожают смотреться в зеркало, краситься-парфумиться? Чтоб быть красивыми? Нет, это только первый слой - самая, так сказать поверхность. Выделиться, говоришь? Это уже горячее, но тоже - всего лишь средство, а не цель. Равно и как тот урод - кстати, вон он стоит, не вписался в поворот и поймал дерево... хм-м, а почему не столб?
А истина, Вован, состоит в том, что борьбу за существование никто не отменял. И человек такая тварь, что подсознательно всё равно хочет вскарабкаться поверх других, стать хоть в чём-то выше, сильнее.
Верно, верно мыслишь - само по себе это не плохо. Но вот какими методами этого мы, люди, достигаем - это уже другой, принципиально иной вопрос. В общем, зри в корень и соображай, Володька, над тайными пружинами, движущими человеческими поступками. И своими в том числе.
С того давнего и очень странного разговора на разбитом пригородном шоссе прошло несколько лет. Вовка нынче Владимир Иванович, содержит уже два магазина в центре города, жену и дочь - да вместо напрочь убитого жигулёнка раъезжает на бээмвушке. Однако и теперь, заприметив в толпе мою неприкаянную физиономию, он меняется в лице и подчёркнуто сворачивает в другую сторону на ближайшем же перекрёстке...