Аннотация: Вот такая фигня в голову пришла. Обновление на 05.03.09
Сколь верёвочке ни виться, а рано или поздно сержант Карацупа с его верным Мухтаром таки прищучат. И посетит тогда отец Кондратий, придёт на длинных тонких лапках да прикажет лечь в ящик. Разномастныйхор ободранных ангелочков и разноцветных бесенят с воодушевлением споёт подходящий по случаю отходняк,и отправишься ты в путь по длинной чёрной реке, усердно гадая в липком холодном поту - к какому же берегу рано или поздно прибьёт?..
ГЛАВА ПЕРВАЯ. СУМЕРКИ
Вой сирены застал Михеича как раз в тот момент, когда он прикидывал по своим трём оставшимся костяшкам домино - стоит делать рыбу или нет? Вроде ж пятёрки застряли у Лёхи? На захватанной газете рядом тихо позабылись остатки обеда - с опустевшей четвертинкой и неизменным шматком подтаявшего по жаре сала, а к хлебным крошкам со страхом и вожделением уже присматривался усевшийся на ржавые перильца наглый воробей.
- Да чтоб им! - в сердцах ругнулся Михеич и распрямился от стола.
Бригадир механиков ремонтного цеха, он почитал обеденный перерыв с его традиционным и непременным забитием козла куда более свято, нежели иные ревнители великий и малый пост.
Сирены взвыли вновь, уже в разных местах. А судя по доносившемуся издали басовито-сиплому рёву, и на соседнем металлургическом комбинате тоже. Однако не от того застыл Михеич, чувствуя как в жилах стынет кровь и будучи не в силах поворотить голову. Сидевший напротив широкоплечий и загорелый Лёха смотрел куда-то за спину своего бригадира, замерев куда там статуе. Отчего-то он белел и белел лицом с въевшейся в него навек копотью, и от того по телу почтенного механика пробежала та холодная и рябая дрожь, когда он ещё во времена службы видал, как словно в замедленном сне медленно падал и падал потерявший управление реактивный истребитель в празднично и беспечно бурлившую людскую толпу...
Больше всего не понравился бригадиру взгляд Лёхи. Выкаченные, тускло блестящие глаза с нелепо замеревшими белками и расширенными как у нарка зрачками. Нет, всё же, именно взгляд - застывший, стеклянный. И абсолютно безумный.
На всякий случай прижав ладонь к начавшему последнее время что-то пошаливать сердцу, Михеич споро обернулся. Что б там ни было, а механикам завсегда первым отдуваться приходится, это я вам верно говорю... из-под навеса, устроенного за углом родного ремонтного цеха, куда ввиду летней жары и перекочевало традиционное забитие козла, обычно виднелась через забор вторая домна соседей с прихотливо обвивавшей её вязью трубопроводов и переходов.
Но сейчас странно покосившаяся громада исчезала в поднявшемся на полнеба неярком мареве могучего сияния. Дрожала, дробилась и растворялась в этом пожирающем её облаке, словно картинка на экране телевизора в хорошую грозу.
- Мать моя женщина, - похолодевшими губами выдохнул Михеич, внезапно осознав, что вокруг уже стоит непонятная, просто-таки неестественная тишина.
Сердце глухо ухнуло в гулкую пустоту, в которой давно растворились все потроха, и неуверенно, на пробу стукнуло. Обернувшись обратно к своим в поисках хоть какой-нибудь если не поддержки, то объяснения, бригадир совсем некстати заметил, как прямо сквозь закоптелые железобетонные стены родного цеха медленно просвечивает уже знакомое сияние. Похоже, весь мир гавкнулся, и лишь этим закутком меж стеной, забором и гаражом не заинтересовался вселенский армагеддец.
- Атас! - заорал он и сдёрнул с места застывшего столбом Лёху. - Тикать!
Братья-электрики, с которыми механики традиционно сходились в выяснении отношений за доминошным столом, сориентировались быстро. Один подхватил валявшийся в лопухах обрезок трубы и с лязгом рванул им приржавевший напрочь замок на задней стенке гаража. Второй по своей вполне хохляцкой прижимистости хозяйски забросил в сумку с инструментами остатки тормозков. О, это дело! Как там ни обернётся, а чуток подъесть не помешает... и даже костяхи доминошные зачем-то ссыпал сверху.
- Канистры давай! Аптечку, струмент и что там ещё! - ворвавшаяся в полутёмный гараж четвёрка сначала шарахнулась было от растаявшей в огненном мареве дальней стены, однако Михеич, до боли в скулах стиснув зубы, махнул рукой в сторону облупленного ПАЗика, на котором обычно развозили дежурную смену.
Куда бежать, а главное зачем, Михеич соображал слабо. Но если янкесы шарахнули по промышленному району какой-то ракетой, то ноги делать надо пошустрее и в любом случае. Хотя оно и не очень-то походило на не раз виданный в кино атомный гриб, да и беззвучно всё, но уж об этом можно подумать на досуге. Живы пока, и то слава богу...
Бетонный пол у задней стены словно вскипел, вспух чернотой. В косо падавшем свете это больше всего походило на выступившую прямо снизу расплавленную смолу. Только без блеска, без запаха, и странно бурлящую. Если присмотреться, то состояла она из хаотически мельтешивших небольших шаров, своей маетой прямо-таки напомнившей ещё школьный урок об этом, как его - броуновском движении. Но если присмотреться ещё пристальнее, то эти шарики что-то уж подозрительно смахивали на маленькие, чёрно-пепельные черепа с хищными оскалами...
Лёха с перекошенным лицом одним движением сорвал из стойки и швырнул в наступавшую волну кислородный баллон. Пустой, слава богу - но непонятная смола дрогнула, в беззвучной судороге поглотив неподъёмную чугуняку. А затем снова медленно поползла вперёд в своей вечной жажде домогаться живой и горячей человеческой плоти. Стоявший там списанный ЗИЛ беззвучно осел и словно расплавился, поник в этой жиже.
Сверху, из будки диспетчера, с грохотом скатился по железным ступеням один из братьев.
- Михеич, да что же это такое? Я глянул оттеда - меткомбинату хана, нашему цеху и конторе тоже! Склад накрыло, и нигде никого не видать.
Ответ бригадира, зашвырнувшего в заводской ПАЗик ящик с инструментами, не поддавался осмысленному и цензурному толкованию в принципе. Витиеватый и насквозь пронизанный всякими словечками, но электрик из него всё же сумел вычленить вопрос - ну хоть что-то же осталось вокруг этого относительного пятачка спокойствия?
- Между складом ГСМ и бывшим буфетом можно попробовать проскочить, но что там дальше, не видно, - электрик забросил в салон последний поданный здоровенным Лёхой ящик.
- Уё*уем, быстрее! - заорал откуда-то из глубины гаража второй братец. Он примчался с бухтой провода и зачем-то гирляндой оставшихся от новогодней иллюминации лампочек на плече. - Щас оттуда как попрёт!
Судя по его физиономии, в самом деле пора было уносить ноги и попытаться прорваться куда-нибудь, и желательно подальше. Повинуясь одному лишь взгляду Михеича, Лёха споро сбросил засов с больших дверей гаража и толкнул створки наружу.
Куда тут можно было ехать, бригадир в упор не видел. Снаружи ударило мягкое и с виду такое безобидное оранжево-золотистое сияние. И всё же, рука человека со скрежетом переключила рычаг передач, а сам он прислушался к ровному, нетерпеливому рычанию двигателя. И как только оба брата ввалились в забитый всяким хламом автобус, Михеич не мешкая рванул вперёд. Уж ему-то прекрасно было видно в зеркало заднего вида... нееет, эта смоляная хрень похуже даже того марева, что разъело весь мир вокруг...
Ехать приходилось отчасти по подсказкам прилипших к окнам братьев, отчасти по наитию. Иногда огненный туман расступался, и тогда водитель торопливо выправлял траекторию бешено мчавшегося прочь автобуса.
- Стой! Туда! - заорал вцепившийся рядом в перила Лёха.
Михеич и сам услышал с той стороны длинный и непрекращающийся визг. Автобус нехотя поколыхался, однако покладисто преодолел рухнувшее ограждение и въехал на эстакаду. Всё ж повыше тут - в любом случае, можно перевести дух и оглядеться.
- Лёха, на крышу, осмотрись по сторонам, а вы за мной, - бригадир ухватил бухту троса и выпрыгнул наружу.
Почти под эстакадой переезда через пути раньше располагалась будка дальнего стрелочного поста. Вернее, оставшееся от неё нечто и сейчас можно было различить сквозь затопившую низинку адскую смолу. Но куда важнее было то, что возле бывшего сооружения остановился маневровый тепловозик, и на высокой крыше его сидели две бабы и с перепугу, понятное дело, визжали так, что чертям в аду тошно было.
Бригадир присмотрелся к подступающей к ногам тех смоле, затем к самим страдалицам. А, ну понятно - Люська-стрелочница и её закадычная подруга, Спинка Минтая из депо, как ту ласково прозвали за весьма плотненькую комплекцию. Спинка, небось, отгоняла пока свой тепловоз на вторую стрелку, да остановилась поболтать - тут-то их и накрыло.
- Держи крепче, Андрюха, - буркнул вислоусый электрик и по размотанному тросу полез вниз.
Михеич хоть и привязал этот конец к решётчатой ферме, но уж больно та была ржавая, потому приказал второму брату страховать. А сам, перевесившись через ограждение, с глухой тоской смотрел вниз. Вот Лёнчик, отталкиваясь от опоры, кое-как раскачался и запрыгнул на крышу тепловоза. Вот врезал оплеуху по-прежнему голосившей Спинке... правда, хоть дура дурой, но подругу на тепловоз затащить догадалась... вот парень взвалил потерявшую сознание тощую Люську на плечо, потащил к наброшенному на антенну тросу.
В ушах то наваливалась противная тишина, то начинало тоненько и противно зудеть, но иногда слышно становилось вполне прилично. Михеич понятия не имел, имеют ли отношение означенные феномены к радиации. Его больше грызла какая-то глухая, спокойная тоска. Ведь жилой посёлок коттеджей устроили у завода согласно розе ветров - с наветренной стороны. И по прихоти здешней топографии, пришлось это место на чуть низинку, к вящему неудовольствию любителей смотреть телевизор... один раз взглянув в ту сторону, бригадир лишь стиснул зубы и больше не смотрел на огромное озеро чёрной, весело кипящей смолы.
А стало быть, нет больше Степаниды и детей, выстроенного своими руками дома и троих внуков-школьников. И теперь предстояло если не жить, то хоть как-то существовать с этим на душе...
- Давай быстрей, дура, - беззлобно буркнул он и втянул на верхотуру эстакады Спинку Минтая, которая болталась на тросе словно мешок с картошкой, и лишь бессильно перебирала ногами. Лёха снизу подтолкнул, и вот она оказалась здесь.
- Мальчики... мальчики, - только и повторяла та. Плачущая женщина так обняла, так вцепилась в пыхтящего от натуги Андрюху-электрика, что тот едва не упустил свой трос - ржавая ферма таки прогнулась под натяжением.
Следом поднимался Лёнчик с по-прежнему бесчувственной Люськой на плече. Спустившийся ниже Лёха подхватил обмякшую ношу, одним рывком забросил наверх, а уж здесь она попала в крепкие руки бригадира. Парни споро взобрались наверх, и вот уже Михеич снова тронул с места свой импровизированный Ноев ковчег. Как и сказал обозревший окрестности Лёха - между складом и буфетом просвет вроде есть...
Люську привели в чувство довольно быстро - всего лишь сомлела. Но чуть старшая Спинка, которую, как оказалось, зовут Наташкой, голосила и завывала до тех пор, пока бригадир сквозь зубы не приказал навести на борту порядок. Сзади донеслась смачная оплеуха, затем другая - а затем Спинка неожиданно нормальным голосом попросила воды.
С водой было туговато. То есть, совсем никак. Но и Михеич не просто так вёл ПАЗик именно этим маршрутом. Уж что значила аббревиатура "склад ГСМ" для толкового механика, объяснять не надо? А чем можно и нужно поживиться на складе полуразрушенного буфета, то уже любому ясно.
Потому и понятно, что Михеич отправил электриков и баб запасаться жратвой-питьём и чем бог на душу положит - места в автобусе ещё много. А сам с Лёхой принялся орудовать с противоположной стороны. В конце концов, помогая медвежьей силе парня рычагом, удалось закантовать в автобус две бочки бензина и даже найти в ворохе обломков заначенную кем-то канистру масла.
- Мародёры, - благодушно и как-то отстранённо усмехнулся усталый бригадир, наблюдая, как братья и бабы таскали в салон то коробки с печеньем и конфетами, то упаковки минералки, то какие-то консервы. А тощая Люська умудрилась даже вынюхать в этом бедламе ящик Столичной. - Похоже, Петровна втихаря зельем приторговывала?
Лёха напоследок забросил через окно слегка помятый картонный ящик с аляповатыми надписями "Camel" и надменно глядящим вдаль верблюдом. Михеич хотел в очередной раз напомнить парню, что курить лучше бы бросить, но потом одёрнул себя. Да кто его знает, сколько тут жизни осталось - может, завтра от радиации сам светиться начнёшь так, что и подохнуть толком не успеешь. Потому и себе подобрал в мусоре несколько пачек вполне пролетарской "Примы" и сунул в карман спецовки.
- Всё равно не понимаю, куда люди подевались, - убеждённо заявил Лёха, когда автобус осторожно преодолевал развалины возле бывшей проходной. Сияло и тут огненным, но так, терпимо. Хорошо хоть, здоровенные ворота упали и образовали что-то вроде переезда. - Мы что, одни остались?
Бригадир за рулём больше помалкивал, пыхкая полузабытым дымком, который строго-настрого запретила медицина и Степанида. Кто его знает... судя по тому, как полыхнуло - возможно, и куда хуже...
Автобус медленно, словно нехотя крался по улице. Разгром в городе наблюдался нешуточный. Словно в тот раз, когда младшим ещё корабельным механиком молодой тогда Михеич участвовал в ликвидации последствий урагана в Приморье. Бардак полнейший, одним словом!
Но самое паскудное - повсюду, на стенах домов, на чистых участках асфальта - виднелись словно пятна копоти. Меленькие и частые, они наглядно свидетельствовали, что смоляная волна прошла здесь подобно цунами, унеся с собой всё живое. Что оно за хрень, Михеич себе голову не забивал, уж хороший механик прежде всего практик, а не изобретающий гипотезы теоретик. А предаваться терзаниям и рефлексиям, то уж и вовсе последнее дело.
Возле здания районной ментовки он притормозил автобус. И осмелел настолько, что открыл окно и некоторое время прислушивался.
- Хлопцы, кто-нибудь бывал здесь?
Андрюха, принципиально не носивший усов в пику своему братцу Лёнчику, отозвался - он был пару раз, свидетелем вызывали. Кивнув, Михеич притёр машину вплотную к стене.
- Залезайте на крышу автобуса, оттуда в окно второго этажа, попробуйте найти огнестрелы и рации, - бросил он электрикам и Лёхе. - На всякий случай. Заодно и гляньте оттуда сверху, по сторонам.
Братья переглянулись знакомым жестом, но кивнули и сочли идею стоящей. Кто его знает, случаи они и в самом деле бывают разные... и заторопились наверх. Люк вентиляции выламывать не стали, со сдавленными матюгами полезли через окно. Бабам же бригадир тоже нашёл работу, уж за этим делом дурь-тоска в голову не так сильно лезут.
- Навести в салоне порядок, закрепить что можно - чует моё сердце, ехать далеко придётся, а может быть, и не один день. Заодно ревизию проведите, что у нас имеется.
А сам вернулся на место водителя, зачадил очередную цигарку, и крепко задумался. Как говорил кавторанг Самохин, если полыхнёт ядрёна война, то достанется всему миру. Правда, на войну окружающие странности походили весьма мало - но стоило признать, что на борьбу за мир и того меньше. И что теперь делать, оказывалось решительно непонятно. Как на грех, кроме как заполошное "тикать!", в голову упрямо ничего не лезло. А куда тикать-то?..
Уже припекающий в пальцы окурок затрещал, толкнул в рот горечью, и Михеич брезгливо вышвырнул его в окно. Бездумно проследил, как один из шлявшихся под стеной угольно-чёрных черепов с вялым интересом подлетел к шевельнувшемуся предмету, словно клюнул - и исчез за угол, то ли прихватив с собой, то ли сожрав добычу. Механик высунулся чуть сильнее, вдумчиво осмотрел ничуть не поеденные шины. И уже устраиваясь обратно на водительском сиденьи, почувствовал в голове этакое тягучее ожидание - верный признак того, что какая-то мысль вот-вот проклюнется наружу.
И точно, не успел Михеич толком хлебнуть минералки, как его рука с пластиковой бутылью замерла на полпути.
- Эй, Спинка Минтая, ты у нас вроде старушка богомольная?
По правде говоря, всхлипывающую но упрямо ворочавшую ящики вовсе не старую бабёнку вряд ли можно было отнести к таким уж правильным женщинам - достаточно было хоть разок услыхать, какими азартными оборотами она порою крыла с высоты кабины путевую бригаду или сцепщиков. Но с другой стороны, посты вроде как соблюдала...
- Ну?.. - та полуобернулась угрюмо, не подымая глаз от замершей в руках замызганной аптечки.
- Баранки гну, - беззлобно огрызнулся бригадир, краем глаза наблюдая за округой. - Если эту дрянь нагнал не к ночи будь помянутый, чё против неё помочь может?
Сам Михеич относился ко всем этаким делам с лёгоньким наплевательством. Хоть и разочаровался в родной партии, но и в церкву не спешил. Ругался словечком "демократы", а однажды чуть не набил морду очкастому интеллигенту из районной газеты...
- Серебро и святая вода, - не задумываясь, буркнула женщина и криво дёрнула плечом. - Можно чеснок, но то скорее против вомперов.
Михеич кстати вспомнил, что единственная на райцентр церква обретается... вернее, обреталась на самом высоком месте города - а стало быть, наведаться туда будет вовсе не лишним.
Автобус качнулся, по крыше глухо затопали. Парни вернулись с разочарованными физиономиями, притихшие - но и не совсем чтобы с пустыми руками. Два макарки и кургузый ментовский автомат это уже не кое-что. А вот все мобилки погорели... и полное здание пятен на стенах.
- Арсенал тут в полуподвале, мы сунулись было - и драпать сходу. Затоплено смолюкой этой, - Лёха брезгливо сплюнул и принялся грязными пальцами считать жиденькую кучку патронов.
Братья-электрики тоже сообщили мало утешительного. По их словам, накрыло всю округу, одни развалины и никакого шевеления... Михеич слушал молча, изо всех сил стараясь, чтобы угрюмость так уж сильно не проступала на лице.
- Ладно, - вздохнул он, зачем-то передёрнув затвор АКСУ и заглянув внутрь. - А это зачем притащили?
Ибо братья по своей неискоренимой хохляцкой хозяйственности (если не сказать прижимистости) приволокли два плоских ящичка, блистающих серым металлом.
- Ноутбуки, - отозвался Лёха. - Военное исполнение, титановые корпуса. Живые, но заряд в аккумуляторах почти на нуле.
Электрики одинаковым жестом пожали плечами, переглянулись и буркнули в том духе, что присобачить переходник к бортовой сети ПАЗика то плёвое дело. Бригадир не видел, чем эта новомодная дрянь сможет помочь, и примерно в таких же выражениях высказался. Но дальнейшие его слова насчёт наведаться в церкву все нехотя одобрили, и вот лентяйничавший на холостых двигатель вновь зарычал, приняв в своё огненное чрево порцию топлива.
- Святую воду не сделать без попа, но вот живую и мёртвую электролизом сварганить можно, - рядом с Михеичем сидел на корточках Андрюха и жадно смалил чинарик.
Лёха, которому Люська старательно и неумело мазала йодом поцарапанную где-то руку, тоже подкинул неплохую мысль - оказывается, в ювелирный на Пролетарке вчера завезли партию серебряных украшений, он когда утром сидел на толчке, случайно рекламу в газете заметил.
- Завернём и туда, - покладисто кивнул бригадир, осторожно объезжая полурастаявшую, как восковая, весёленького синего цвета легковушку. - Похоже, мы тут одни остались. И как народ, и как власть.
И тут (вот же чёртовы бабы!) именно Люська и поинтересовалась - а почему эта сияющая дрянь не трогает их? А смоляные черепушки вроде как даже отодвигаются... Михеич невольно остановил автобус и уронил голову на скрещенные на баранке руки. Не хотел он этого вопроса, хотя тот и точил подспудно.
- Мы избранные, - буднично и кротко заметила Спинка, и записала что-то очередное в немалый список.
В ответных словах Лёнчика (если из них опустить многочисленные и не совсем как бы и русские слова) прозвучала примерно такая мысль: а чем это мы лучше других? И если он, электрик третьего разряда Афанасенко, доберётся до глотки того самого избирателя, то не успокоится, пока... будь то хоть кто - бог или сам чёрт.
- У Лёхи бабка ведьма была, из настоящих, - Михеич поднялся с баранки и холодеющими руками подкурил себе как-то странно подрагивающую цигарку. - Оно через поколение передаётся, наверняка потому и мы рядом с ним уцелели. А вы, бабоньки, обе просто такие дуры, что вами даже посланцы ада побрезговали.
Спинка глубоко набрала в рот воздуха и... Некоторое время все молчаливо разбирались в подробностях адреса, куда она послала бригадира и всех мужиков заодно. Вот же трещотка! Кулаки братьев синхронно поднялись... рикошетом от улетевшей в задок бабы досталось и Люське.
- Сволочи вы, мужики, - беззлобно заметила последняя, осторожно трогая разбитую и стремительно наливающуюся губу. - Кто сильнее, тот и прав, да?
- А таки да. Михеич не только бригадир, но и тот год был поселковым депутатом. Он теперь единственная и власть, и сила, так что... - смущённо отозвался так и не шелохнувшийся Лёха. - Михеич, я что-то такое слыхал, но мать никогда не рассказывала, всё губы поджимала да хмурилась. Что там за рамсы с моей бабкой?
Сидевший за рулём отозвался не сразу, но всё же ответил. Было то, когда он жил в соседней Ясиноватой, да и бабуля Лёхина, тогда ещё живая, там же обреталась. И как-то, ещё во времена бровастого генсека, проходил через пятую ветку станции спецвагон с несколькими арестантами. Да нет, не урки - диссиденты. Молодые парни и девчата, захотевшие найти свой путь в жизни. А везли их на Жёлтые Воды - разумеется, то не курорт и даже не просто зона. Про урановую смолку слыхали? Как раз на том руднике и добывали...
- Как они сбежали, то мне неведомо, но твоя бабка потом так лихо операм и комитетчикам глаза отвела, что неделю те ничего не могли вынюхать. У неё тогда тишком гостил слепой бандурист, из тех, что в людях ходят да про правду и кривду спивают... вот она беглецов с ним и спровадила - уж тому мудрому человеку, да молодые глаза и руки в помощь очень кстати приключились.
И вышло бы всё хорошо - да подзабыли как-то скинувшиеся беглецам втихомолку кто чем мог люди, что попик из тамошнего прихода постукивал в органы. А может, тогда ещё и не знали просто.
- Сосед наш по улице как раз в райотделе служил, рассказывал. Её даже не судили, расстреляли в песчаном карьере за городом, где Григорьевские отвалы. Боялись очень, что сглазит - за ней слава ходила ох какая непростая. Ну, пил он беспробудно потом, весь день. А на следующий взял и в сарае повесился. Таки бабуля твоя что-то успела пошептать перед смертью, Лёха. Очень она не любила краснопогонников, её ж отца... твоего прадеда, тоже в тридцать восьмом замели.
Уже давно растаяли в огненном мареве слова бригадира, даже совсем другая улица подсовывала под колёса препятствия, а в салоне захламлённого автобуса царило невыносимое молчание.
- Дуришь ты нас, бригадир, - засмеялась тощая Люська и тут же ойкнула, облизала распухшую губу. - Лёха наш, выходит, весь из себя колдун потомственный - а мы со Спинкой что, святые девы Орлеанские?
- Дуры вы просто, - Михеич уступил место за рулём Андрюхе и с усталым вздохом распрямил спину. - Тот старый бандурист как раз твой прадед и был, Люська. Остап Авдеич, бывший ротмистр аргунского полка. Хоть я тогда ещё совсем малец был, под окнами подслушивал, но помню до сих пор - пел он очень душевно.
В другое время забавно было бы смотреть, как сквозь покрывающую лицо девицы пыль проглянула бледность. Да уж, нечем крыть Люське! Потому как на любой праздник она завсегда была желанная гостья в каждом доме - пела так, что даже деды и старухи слезу пускали. Забывшись, соловейкой называли... И если б не несносный характер и язык куда там тому помелу, не было б у дивчины отбоя от женихов.
- Не, чё-то не клеится, Михеич. Хороших-то людей пол-Украины, но отчего именно мы? - Лёха с Лёнчиком по своей привычке не бездельничать уже нашли себе работу и теперь возились с проводами - судя по виду, сооружали переноску на длинном шнуре. А что, пригодится...
Бригадир оторвался от бутыли шипучей минералки и классически огрызнулся. В том смысле, что раз такие умные, то пусть предложат версию получше. Очень кстати из задка салона выбралась насупленная Спинка Минтая. Наверное, оба стремительно синевших фингала её побаливали, потому что она молчала, старательно поджав губы. И не раскрыла рта, даже закончив с Люськой составлять перечень и подав его Михеичу.
Тот некоторое время просматривал испещрённые каракулями листки, а потом со вздохом сунул их в карман.
- С лекарствами туго, но у нас и врача-то нет, - поморщившись заметил он...
Нет, лучше б они к церкви и не заезжали! Вернее, чуть натужное пыхтение двигателя так и не вытолкало автобус на самое высокое место города - Андрюха вдруг бросил баранку и утопил тормоз с глухим рычанием.
Разматывавший кабель Лёха со сдавленными проклятиями полетел на пол, а сверху с матюгами растянулся Лёнчик, пребольно заехав по рёбрам плоскогубцами. Однако, не сразу они нашли в себе силы подняться и глянуть в окна - отчего-то смотрели снизу в белеющее и белеющее лицо водилы с проступившими на нём скулами. И на пару оранжево блеснувших слезинок...
- Не, Натаха, ну никак это не может быть кара господня, - Андрюха успокаивающе гладил рыдавшую на его плече Спинку, упрямо не поднимая глаз за окно. - Мы ж в Донбассе не бендеровские недобитки, и не прихвостни помаранчевые.
Так и осталось неизвестным - то ли прокатившаяся волна ослабла здесь немного, то ли чуть выдохлась или поленилась - но площадь возле свечкой оплывшей церкви изобиловала вовсе не пятнами копоти от сгоревших человеческих жизней. Скелеты, скелеты, скелеты... особенно Лёху добил сдвоенный рядок маленьких костяков, словно уснувших гуськом на полпути через улицу от когда-то обретавшейся на углу школы.
- Ссуки! - с темнеющим взором он рванул ворот робы. - Если когда-нибудь доберусь до боженьки - горько он о том пожалеет.
Михеич мрачно кивнул. Эт-точно, как говаривал товарищ Сухов. Если отслуживший своё в сухопутном десанте Лёха доберётся, то мало не покажется - да и сгинувший в Афгане батя его тоже голубиной кротостью не отличался... он отшвырнул прочь недокурок и жадно зачадил новую.
- Запомните это место и это зрелище, люди. Если, как Лёха говорит, доберёмся - чтоб жалость даже и не шевельнулась в сердце.
Рыдающая Спинка сквозь всхлипывания всё ж возразила, что это может быть и диавол, на что Лёха мрачно возразил, что коль творец такое допустил, то и с него спрос не меньший... словно сквозь туман он смотрел, как трясущаяся словно от холода Спинка подхватилась живой ртутью и ловко сковырнула пробку с бутылки оковитой. Раскрутив, проворно потребила в себя чуть не половину, а остальное безапелляционно залила в братьев-электриков. А потом, ухватив их за шкирку, утянула за собой на задок автобуса...
- М-да, в годины страшных испытаний просыпается в людях всякое, - Михеич осторожно вышел из салона и вытащил за собою недоумевающего Лёху и Люську с круглыми глазами.
Те осторожно кивнули - ну да, слыхали про такое, что основной инстинкт взлетает куда как выше пояса... Лёха с остервенением пнул некстати вывернувшую из-под днища смоляную черепушку. Раздался звук, словно по плохо надутому мячу. А мерзость, весело скалясь и кувыркаясь, отлетела прочь и нелепо зависла в воздухе. Ударилась на излёте в стену, и та осела в шуршащем грохоте рассевшегося кирпича.
- Так что делаем, командир? - тощая и рыжая девица дрожала в лихорадке, поблёскивала глазами. И Лёха некстати осознал, что ну просто необходимо разложить её прямо тут и любиться, любиться до остервенения...
Михеич пожал плечами. Можно попробовать пробиться на Донецк - но через низинку, где Горбатый мост, лучше не соваться - вон как смоляная чернота в той стороне просвечивает. А если объезжать... да в принципе можно. Но если и там то же самое? С вялым интересом он смотрел, как Лёха оживил заурчавший ноутбук, и на экране того замелькала непонятная новомодная блажь.
- Тут вмонтирована спутниковая связь, - коротко пояснил парень, священнодействуя над поддерживаемым зарёванной Люськой устройством. - Есть контакт!
Ахи и стоны из автобуса на миг прекратились, и вскоре оттуда выкатился смущённо поддёргивающий штаны Андрюха.
- Не тушуйся, хлопче, - заметил невозмутимо Михеич. - Всё ж это лучше, чем с ума сойти или пустить себе пулю в...
Он замолк на полуслове, потому как Лёха со сдавленными чертыханиями отшатнулся от моргнувшего изображением экрана.
- Я подключился через жэпээрэс к службе картографической съёмки, смотрите!
На экране проплывали такие знакомые ещё со школы очертания континентов, только теперь они оказались искажены и затянуты чёрно-золотистой кипенью. Середина и юг Африки провалились в океан, посреди Сибири обнаружилось неслабых размеров море, а Японию, как люди ни искали, не нашли и вовсе.
Из салона выбрались и Лёнчик со Спинкой, напоследок вкусившие от сладкого греха ещё кусочек.
- А детальнее можно? - заинтересовался вислоусый электрик и приложился к минералке. - Земле хана, то даже ёжику понятно - однако нам бы поближе обстановочку посмотреть...
Изображение всё время сбоило и выдавало дисконнект. Похоже, связные и метеоспутники на орбите тоже дохли целыми стаями, как бродячие псины от чумки - но и Лёхе упрямства было не занимать. И в конце концов, от идеи ехать в областной центр отказался даже Михеич. На том месте взгляд со спутника показывал такую свистопляску, что обречённым на смерть лезть туда сразу расхотелось.
А вот между пожравшим Крым и Приднестровье озером мрака и напиравшим со стороны бывшей Прибалтики оранжевым облаком определённо имелся этакий просвет.
- Не знаю, доедем ли туда. ПАЗик старенький, хоть мы коробку передач на той неделе и перебрали, - Михеич призадумался.
Хотел было по Лёхиному примеру пнуть некстати подлетевший бродячий череп, но всё ж поостерёгся. Вместо этого подхватил битую кирпичную половинку и со сдавленными матюгами что есть силы запустил в паразита. Тот весело клацнул челюстями, лишь разлетелась в стороны оранжевая крошка. А потом блеснул глазницами и невозмутимо уплыл куда-то за угол.
- Может, они эти, как их - баггеры? - оказалось, богомольная Спинка втихаря смотрела окиношенные шедевры милитариствующего Хайнлайна.
- В смысле, пришельцы? - Андрюха на пару с братом уже растянули провода напрямую от динамо, и с прилежанием заядлых инквизиторов попытались прищучить одну черепушку длинными синюшными искрами.
Однако, то ли эта мерзота совершенно наплевательски относилась к электрической дуге, то ли хреновые из электриков вышли последователи Торквемады, но смоляной череп едва не отхватил Лёнчику палец и на всякий случай отплыл подальше, где нелепо и завис в воздухе, медленно кувыркаясь и пуская искры.
- Ну вы, курва-мать, доизобретаетесь, братья Черепановы, - беззлобно ругнулся на них бригадир.
Андрюха невозмутимо заметил, что на самом деле то были отец и сын, и с тщетно скрываемым разочарованием принялся сматывать провода.
- Быть того не может, чтоб на них управы не нашлось, командир, - глубокомысленно заметил Лёнчик, поглаживая усы. - Это противоречит законам природы.
Очень кстати Люська, у которой руки и коленки уже затекли от тяжести ноутбука, напомнила про серебро и святую воду. Что ж, бывает что и дурам в головы приходят неплохие мысли?
Леха вёл машину и с какой-то холодной отстранённостью думал о том, что бывает предел, за которым горе и непонятки уже не оказывают никакого воздействия. Воспринимаются как бы между прочим, словно недвижно подпирающая плотину вода. Во всяком случае, поворот на рабочий посёлок и Черёмушки он миновал с каменным лицом - по молчаливому соглашению туда решили не сворачивать. Озеро бурлящей смолы и само по себе к такому что-то не поощряло, да и что толку сердце терзать?
Мир праху вашему... переулок выезда на Пролетарскую нашли с трудом. Да и то, благодаря лишь глазастой Люське, углядевшей в пёстрой мешанине пятен останки газетного киоска на углу. Отчего-то врезалась в память призывно улыбавшаяся с розовой обложки кинодива в чём мать родила. Вот же, даже черепушки побрезговали этакой пакостью...
- Приказываю считать это не мародёрством, а национализацией, - распорядился Михеич, и прямо из разгромленной витрины ловко запулил серебряным перстеньком в некстати проплывавший по улице череп.
Тот шарахнулся прочь с таким визгом, напоминавшим движение мокрого пальца по стеклу, что девицы не сговариваясь пошуршавели и дружными воплями потребовали прекратить это безобразие.
- Похоже, с серебром мы не прогадали, - Лёнчик в свете переноски потрошил ювелирный магазин сноровисто, словно грабящий поезд махновец, пригоршнями ссыпал добычу в инструментальную сумку.
В самом деле, витрины с серебром оказались нетронуты, зато турецкое и китайское золото поплыло восковыми потёками, в которых цветными искорками поблёскивали камешки.
- Командир, а зачем нам столько? - поинтересовалась пыхтящая от натуги Спинка, на плече тарабаня очередной мешочек в притёртый к витрине автобус.
- А вот смотри, - отозвался Лёха.
Он уже нацепил на пятерню этак с пару десятков колец и перстней, и теперь этим импровизированным кастетом врезал очередному смоляному мерзавцу просто кулаком. Нет, таки что-то имелось в парне такое, потому что череп лопнул с жалобным всхлипом и разлетелся радужно блистающей, медленно оседавшей пылью.
Лёнчик с ворчанием попытался повторить, но другой череп после его удара лишь отлетел в сторону с грозным ворчанием и опрометью отпрыгнул подальше. Нет, в самом деле, в другое время стоило бы посмеяться - Спинка совала чуть ли не в пасть мерзавцу унизанную кольцами и браслетами руку, однако тот лишь воротил морду или что там у него, и стыдливо отодвигался.
- Эй, сильно не увлекайтесь, здешних же продавцов серебро не спасло почему-то! - шумнул на молодёжь бригадир, и напоследок хозяйственно оглядел разгромленный магазин с волнами поплывшей задней бетонной стеной. - Лёха, а ну ходь сюда!
Оказалось, что в углу ювелирного салона обретался прилавок с лазерными дисками, и мгновенно сообразивший идею парень живо набил пазуху музыкой, сборниками электронных библиотек и даже несколькими энциклопедиями. Чёрт его знает - если затерханный ПАЗик вроде ноева ковчега, то потомкам знания и искусство очень даже пригодятся...
Весьма кстати Андрюха вспомнил, что напротив ювелирки обретался магазин "Рыболов-охотник", а чуть ниже и основанная ещё до революции аптека, бывшее заведение почившего ныне в бозе Рабиновича. Потому, экспроприация незамедлительно переехала на ту сторону улицы.
Они и сами не знали, отчего и почему набивали потрёпанный автобус всяческими полезными или хотя бы кажущимися таковыми припасами. Зачем носились и спорили, суетились и перекладывали по пятому разу. Однако ничего не делать в вымершем городе оказывалось просто невыносимо. Делать, впрочем, тоже - потому все старательно подбадривали сами себя нарочито громкими и смешливыми голосами. И если бы не глаза, в которых сквозь лихорадочный блеск так и просвечивало подступающее безумие, то эти люди вполне могли бы показатся завернувшими в город пополнить припасы геологами или туристами.
И уже в то время, когда заменяющее отныне небо золотисто-оранжевое сияние над головами начало меркнуть, Михеич последний раз обвёл взглядом своё запыхавшееся воинство. Со скрежетом насилуемой коробки передач он решительно передвинул рычаг с нейтрали на первую, и по примеру неизменно любимого в народе Юрия Алексеевича произнёс историческую фразу:
- Поехали!
ГЛАВА ВТОРАЯ. ПО КОМ ПЛАЧУТ СВЕЧИ
Бзззынь!..
Про косоглазую Одарку с детства поговаривали, что она легонько не то, чтобы себе на уме - скорее, не в своём уме. В полузабывшемся уже далёком и босоногом прошлом частенько ей доставалось от сверстников, когда она, бывало, замрёт на месте, глядя в никуда глазами разного цвета. Даже взрослые в такое время старались обойти её сторонкой, шепча под нос то ли божбу, то ли и вовсе богохульства. Зато дети - вот уж кто на самом деле знает толк в жестокости - дети беззастенчиво приводили дурочку в память. Как? Палками или камнями, а то и крапивой по сезону. А мачеха, что с неё взять - при такой дитятко как былинка в поле.
Впрочем, Одарка была незлобивой, а любые синяки с волдырями отчего-то сходили с неё куда там как с пресловутой собаки. Да и в обычное время оказывалась вполне общительной, никогда не отказывалась в чём-то помочь, так что повзрослевшей девчонке довольно снисходительно прощали её блажь. Как посмотрит, бывало, задумчиво, так даже с вечно хмельного агронома Потапыча вся дурь с потом выходила.
Бзззынь!..
Наверное, поселившиеся под этой вечно выгоревшей и всклокоченной макушкой тараканы со временем потихоньку и разбежались бы. А может, и нет - что толку теперь гадать? Во всяком случае, в школе Одарка числилась в числе прилежных, и усидчивостью таки честно заслужила свой аттестат. И кто знает, как бы всё повернулось, если бы через два года не прилетела бешеная и хмельная весна, которая не обошла своим вниманием и налившуюся соком девчонку.
Как на грех, бывает иногда такое - в голове клёпок не хватает, зато фигурою всё при всём. И попа на месте, и ножки на зависть, и за пазухой полно яблок. Как водится, закружило во сладком хмелю, да так, что раем вся земля обернулась. И уж совсем летело всё к белоснежному яблоневому цвету, да только, вдруг уехал он. Еще и насмехался, говорят, с друзьями на станции: попользовал, мол, дурочку - и хватит...
Бзззынь!..
Наверное, именно тогда и застили ночь памороки. Почернела, иссохлась Одарка. Частенько шептала что-то неразборчивое, и пуще прежнего шарахались от неё люди - хотя скотина наоборот, слухнявая при ней была. Говаривали потом, что возила её мачеха к бабке одной на глухом хуторе. Что уж там приключилось, толком неведомо, хотя догадаться-то и нетрудно.
Вернулась Одарка на диво спокойной, молчаливой и нелюдимой пуще прежнего. И на тот же год каким-то дивом загремела она по комсомольскому набору в трамвайное депо, в большой и шумный столичный город.
Бзззынь!..
Усидчивая и терпеливая Одарка, которая нипочём слова дурного не скажет, преподавателями не раз ставилась в пример остальным оболтусам и вертихвосткам. И стать бы вчерашней деревенской девчонке полноправной вагоновожатой, да как-то чуть не переехала она машину первого районного секретаря, которому заманулось отчего-то остановиться аккурат поперёк колеи.
Одарка-то ведала точно, что не положено такое - но у дядечки в галстуке и с пухлыми от важности щеками оказалось по тому поводу своё мнение... ну, служебную машину потом отремонтировали, секретарь отделался обмороком и валидолом, а Одарка непонятным ей зигзагом судьбы оказалась аж в младших протирщицах колёс. Вот уж горе, так горе...
Бзззынь!..
Много чего было потом, но однажды пришла беда. Большая и страшная беда опустилась на весь город и всю землю, в один миг пожрала мать городов русских. Золотым облаком и выступившей из земли адской смолою, серным чадом и гулкой пустотой. Иные выжившие потом кривились да плевали вбок - что б катаклизьму этому не пощадить человека хорошего, а дурочку забрать? Вот уж кого даже холера не берёт... а наутро Одарка, словно осознавая, что не будет теперь грозного окрика начальника депо, тихо забралась в стоявший на боковой ветке старенький трамвайчик, который так и не решили - то ли пустить под разделку, то ли отдать в музей. Погладила она полузабытые уже рычаги и секвенсоры, и улыбнулась счастливо.
Одни говорили, что не иначе как сам враг рода человеческого от скуки позабавился - другие же, не менее осведомлённые, вещали, что в саркофаге под Чернобылем проснулся сам собою атомный котёл. Но как бы то ни было, в то, что ещё недавно было столицей далеко не худшей страны, поступало немного электричества. Да какое до них дело было вспомнившей себя Одарке? Отчего-то волнуясь, она воткнула на главную, сняла тормоз и вжала красную кнопку, огласив округу старческим, словно простуженным звоном.
Бзззынь!..
Страшная дрожь пробрала людей - от Владимирской горки и до самой Петровской площади. Что-что, а в мутно-зелёных сумерках, навеки скрывших небо, сам этот звук казался чем-то противоестественным.
Но уже вела молчаливая Одарка сосредоточенно и неторопливо свой лупоглазый, ободранно-красный вагончик по искорёженным рельсам. Выкрикивала остановки, сражалась с зайцами и мешочниками, и как-то даже подсадила в салон старую Никитишну с Пречистенки. Ибо как услыхали люди, что по городу ходит трамвай - от Лавры до Арсенала и обратно - так проснулось в них что-то. Наверное, таки есть свет в их проклятых душах, коль на звук дребезжащей колымаги сбегались они со всего бывшего центра.
Лишь бы проехаться. Коснуться рукой молодухи с одним голубым и одним зелёным глазом, которой убоялась сама безносая. Получить из её пальцев билетик... неважно, какие там цифры! Счастливый он, счастливый - верно люди говорили. И в самом деле, любого из таких костлявая целые сутки не трогала. А Одарка молча провожала непонятным взглядом тощую группу работяг, которые на некогда всемирно известном оборонном заводе клепали нынче зажигалки и печки-буржуйки. Приветливо кивала бабулькам "до Сенного рынка", уже осмелевшим настолько, что те дожидались в салоне, пока хозяйка трамвая матюгами и пинками разгонит с пятачка уцелевшей мостовой лениво снующие чёрные черепушки. И затем устраивали на углу семечно-сигаретное торжище с бесконечными между делом оханьями да разговорами за жизнь.
А вечером она так же прилежно забирала всех обратно и развозила по остановкам - под весёлый звон и искры своего ветерана. Да и что ей надо? Быть нужной, наверное, среди людей толкаться. И не забывать почаще вжимать вон ту большую и такую красивую алую кнопку меж реостатом и амперметром:
Бзззынь!..
Злые языки потом утверждали, что приехали эти не иначе как с самой Чёртовой Мельницы. Другие же, припоминая незабвенных Илью да Евгения, невесело шутили, что наверняка "со стороны деревни Чмаровки". Но больше других заслуживала внимание версия старой кошёлки Никитичны. Эта битая молью поганка хоть и видела всего на один глаз, а слышала и вовсе на пол-уха, как-то успела на своей клюке обшкандыбать весь жилой центр и поведать - наехали, мол, бандюки с Донбасса. Все с пулями, а заправляет у них пожилой дяденька во вполне себе революционной тельняшке с бескозыркой.
- Не, красного флага не видела, но вот бабы прости-господи при них есть, и злющие...
Как бы то ни было, сунувшемуся было в ободранный автобус краснорожему участковому Петренко прибывшие азартно и даже как-то весело намяли бока. После чего напоили водкой, одарили жменей патронов к макарке и велели проваливать. А здоровенный парень с серьёзными глазами и автоматом через плечо огляделся и степенной походкой приблизился к накрывшим свои семечки как наседки бабулям.
- Какая власть нынче в городе? - поинтересовался он, невозмутимо пуская дымок из собственных запасов и разглядывая аборигенок серо-голубыми глазами.
А мутный парень, нехороший. Мало того, что руки мало не по локоть перстнями-браслетами унизаны, так ещё и на десантный рябчик цепочки понашиты - вестимо дело, заради форсу ихнего, бандюковского...
Захаровну скраю за то и уважали, что не стеснялась она крыть в три-бога-носорога и местных, появившихся как грибы после дождя авторитетов, и кое-как прозябавшую Раду, и армейских с их чадящими "броневиками". Потому-то и не удивительно, что она ответила первой, живо приметив в мутных сумерках, что этот хоть ни обирать не стал, ни даже обычную мзду собрать не попытался.
- Да все потихоньку. То бандиты приходят, но вроде с понятием. А то комитетчики - но те больше горло драть могут. Вояки ещё иногда наезжают, гоняют и тех, и тех - а вы-то хто такие будете?
Парень туманно отделался сообщением, что "сами мы не местные", после чего осмелевшие было старушки снова заволновались. Ясный перец, точно грабить будут! Но приезжий снова удивил их, вполне цивильно и даже вежливо поинтересовавшись ценами. Правда, никак не мог уразуметь, что за талончик с трамвая тут можно купить что угодно. Вот же бестолковый, а ещё такой здоровый вымахал, и как только тебя мать выносила! Да чего ж тут не разуметь? Коль сама блаженная Одарка тебе тот билетик выдала за проезд, и он притом чуток светится - значит, цельные сутки к тебе никакая холера не прицепится. Ни помаранчево светящийся туман, ни смоляные черепушки, ни даже липкая тварь из-под моста, хоть ты на нём всю ночь гопака пляши или горилку пей.
Приезжий бандюк неопределённо умгукнул - но явно не поверил, хотя некоторые бабульки опасливо продемонстрировали ему слабо мерцающие знакомые клочки дрянной, разноцветно отпечатанной бумаги.
Очень кстати из зеленушно-чахоточного тумана раздалось задорное приближающееся Бзззынь! - и головы как по команде просиявших и обернувшихся в ту сторону старушек заговорили все разом. Наверное, трудно оказалось что-то вычленить в этом бедламе, потому что парень поморщился. Однако не успел он на диво культурно выбросить бычок в урну и устремиться на звук своим пружинистым шагом, как тут-то и приключилась беда.
Давно приметили люди, что кривой Йоська из бывшей парикмахерской с Басманной что-то умышлял. Вроде раньше и человек как человек был, несмотря на то, что так и не умотал с семейством в свою Израиловку - но вот когда катаклизьма унесла и Сарочку его, и тётку Розу, и всех пятерых детишек - крепко разуменьицем поплыл. Где и на что жил, трудно сказать - а что говорил, не разобрать и вовсе...
Из тени под полуразрушенным зданием на той стороне с обвалившейся одним боком вывеской "Шкарпетки та панч.хи" выскользнул тощий Йоська. Он не подошёл как обычно к чану, где бродила и булькала питательная бурда, которую сочинили учёные из био-института на прокорм людям, и которую тётки из красного креста с полумесяцем раздавали всем желающим. Нет, грязный, нечёсанный, в одной лишь обёрнутой вокруг мослов хламиде, он вприпрыжку засеменил к подкатившему трамвайчику.
Однако не от того волосы у бабулек самым натуральным образом встали дыбом - у Захаровны даже платок набок съехал - в руке бормочущего что-то бродяги обреталась палка. То ли от швабры, то ли и вовсе от лопаты, однако наверх неё дурачок как-то ухитрился нацепить зловеще пускающую золотые искры из глазниц черепушку.
- Убьёть, убьёть Одарку дубиной аццкой! - наперебой заголосили вскочившие старухи, разорвав воцарившуюся было после приезда трамвая тишину.
Ещё приметили они, что приезжий сорвал было с плеча свою машинку - но сообразил, что пулять не стоит, в трамвае-то людей полно - а Йоська-христопродавец уже почти шмыгнул в дверцу. Лишь забросил на бегу ремешок за голову, а сам как сиганул следом!
Трамвай словно взорвался криками и басовитым рыком спущенного с цепи демона. В стёкла изнутри брызнуло тёмно-красным, почти чёрным, он покачнулся на рессорах, и только сейчас в двери влетел тот здоровый парень. На диво спокойная как смерть Одарка шепнула потом, что руку Йоське с зажатой в ней чёрной звездой пришлый вывернул назад и почти оторвал. А потом локтем за голову - и как крутанёт! Но Йоське всё нипочём, только орал, гадил паскудно и дёргался. Тогда парень снова хрусь! хрусь! - пока убивце бошку-то и вовсе назад не поворотил, аж у того гляделки по лицу разбежались.
- Что же ты наделал, брат?.. - парень сидел на подножке и самым натуральным образом плакал, а на коленях его лежал нелепо изломанный Йоська с вывороченной вбок головой и вывалившимся синюшным языком. - Зачем позволил демонам овладеть собой?
И самое что странное, руки его суетливо то гладили спутанные волосы убийцы, то словно сами собою пытались приладить на место свёрнутую башку.
На астматически похрипывающем милицейском драндулете из переулка вывернул Петрович. Ну точно, родная милиция - как и в старые времена, приезжает последней... вызнав в чём дело, мент посмурнел рожей, но принялся вытаскивать из трамвая тела.
- Четверо-то, четверо, ох господи... - старушки сначала крестились да охали, а потом кое-как принялись подсоблять.
И даже столь привычны оказались всякого повидавшие на своём веку наши женщины, что смахнули с уцелевших стёкол кровь и с сурово поджатыми губами вымыли пол натасканной вездесущей пацанвой водой.
- Как же оно так вышло? - осторожно поинтересовалась Захаровна у парняги, который всё раскачивался с мертвецом на коленях и размазывал слёзы по чумазым щекам. - Ведь иудыч именно тех ухайдакал, кто по старым билетикам зачем-то ехать пытались...
И всё тыкала дрожащим пальцем в и действительно погасшие клочки бумаги.
Кстати подоспевший старшой приезжих хоть и побледнел личиком при виде свежих упокойников и их зачем-то положенных рядом оторванных рук-ног-голов, но всё ж выдавил - у Лёхи вроде есть какой-то дар, потому-то возле него они сами убереглись и даже проделали длинный путь чуть не с края земли. Немногочисленные зеваки нехотя покивали. Да, всяко оно бывает... и поинтересовались зачем-то - а как оно в тамошних краях?
- Одни мы, похоже, и уцелели. Зато у нас куда светлее, день и ночь почти как раньше. Если б ещё золотым и оранжевым не отсвечивало, - поморщившись, ответствовал мужик в тельняшке.
Из автобуса на шум выглянула заспанная молодуха, и лица женщин отчуждённо закаменели. Сразу видно, гулёна - вон какая вся из себя свежая, румяная, а кожа-то, кожа просто светится! Куда там до неё кошке весной...
- Шо там, Михеич? - её непривычное "шо" сразу резануло по ушам.
Но вместо этого отозвался парень, который уже успел усосать из горла чуть не половину бутылки драгоценной оковитой, за которую бабки в иное время попросили бы аж два талончика, и считали притом, что отдали задурно.
- У него тоже огонёк в душе был. Да вот только, крыша поехала, - он на руках отнёс укоризненно словно глядящего вбок Йоську и положил рядом с остальными. - Не вините его, люди - ему пришлось куда тяжелее, чем вам. Он больше чувствовал и меньше понимал...
Давно уехал трамвай, с ним убрались и суетливо обсуждающие происшествие бабки. Снова выползла из сумерек тишина, и сейчас лишь чуть более обычного сгустившийся туман свидетельствовал, что раньше это назвали бы ночью. А немногочисленные оставшиеся сейчас более казались восставшими из тьмы бесплотными призраками.
- А что с этими делать? - грустно поинтересовался приезжий в тельняшке, упрямо отводя взгляд от тел, словно он был тут чем-то виноват.
- Та ничо, - отмахнулся Петрович, по широкой дуге обойдя так и валявшееся на мостовой оружие убийства, которое пускало чёрные искры, подрагивало и откровенно жило своей собственной, непонятной другим жизнью. - К утру исчезнут без следа. В протоколе распишитесь... знаю, по нынешним временам проформа - но хучь какой-то порядок соблюдать надо?
Приезжие посмотрели на него как на марсианина, но спорить не стали. Названный Лёхой парень и отзывавшийся на Михеича пожилой моряк черкнули свои завитушки в бумагах, и вскоре откозырявший напоследок Петрович убыл. Незаметно рассосались и несколько зевак. Последним исчез конопатый Сёмка из развалин котельной - заметив, что стибрить ничего или выклянчить не удастся, пацанёнок точно так же сноровисто-бесшумно испарился.
И только сейчас мрачный Лёха поднял дубину, зачем-то повертел в руках, рассматривая, и хмуро оглянулся на моряка.
- Ну и, скажи вот мне, Михеич - за каким хреном мы сюда столько ехали?..
В сгустившемся тумане за развалинами на той стороне что-то грузно завозилось, завздыхало, и только сейчас мрачно глядевший бригадир встрепенулся. Так и осталось неизвестным, что он собирался ответить, потому как Лёха сделал этакое озабоченное лицо и проворно сдёрнул с шеи автомат. Да Михеич уже и сам слышал из темноты этакое симптоматическое басовитое порыкивание, легонько отдающееся в колени дрожью из земли. Тот самый звук, который заставлял разбегаться и прятаться одних, и вызывал непреодолимое, подспудное желание схватить связку гранат и поползти навстречу у других.
- Что? - вышедшая было размять ноги Люська проворно умчалась обратно в автобус.
- БМД-3, - машинально ответил Лёха, на всякий случай заняв позицию за косо вздыбившимся обломком стены.
Михеич, всё это время так и сидевший на забытой кем-то из бабулек табуреточке и смаливший цигарку, так и не сдвинулся с места, лишь мрачно поинтересовался:
- Та ты по-русски говори - танк оно, чи шо?
- Дык, я по-русски и говорю, боевая машина десанта, модель третья, - огрызнулся Лёха, сосредоточенно пытаясь припомнить, что там прапор ещё во время срочной втолковывал про того зверя? И уже потом, отвечая на невысказанный и по той причине упрямо повисший в воздухе вопрос, всё же сжалился: - Опасная, опасная. Когда россияне показали её на танковом салоне в Малайзии, янкесовских танкистов и вертолётчиков просто тоска взяла. Сообразили, паскуды, что теперь они просто смертники...
Выкатившимся из автобуса братьям с их прихваченным по дороге бесхозным пулемётом Лёха указал позицию на той стороне улицы, как раз в зияющей темнотой витрине бывшего магазина носков и чулков. Затем присмотрелся к одиноко сидящему у костра из нескольких щепок Михеичу и ободряюще кивнул - к встрече гостей всё готово!
Сначала в мутно-зеленушном тумане забрезжило пятно неясного света. Оно приближалось и приближалось, расплываясь в клубах невыразительным мельтешением. И уже когда сердитое ворчание двигателя и лязг гусениц по брусчатке стал невыносимым, толкая не столько в уши, сколько во всё тело, из мряки выдвинулась скошенная морда бронированной машины, а над нею словно принюхивающаяся по бокам пушка.
Ну да, со стороны то выглядело чуток нелепо - тщедушная приплюснутая башенка на спине грузной машины - да только, Лёха не понаслышке знал, что то всего лишь крышечка. Умники-конструкторы сделали внутри по корабельному принципу - башня от самого дна и до верхней палубы. Этакая толстенная колонна. И уж напичкана она была снарядами и ракетами, да всякими прочими, отнюдь не филантропическими устройствами так, что только держись...
Как и когда на свой очередной рейс подъехал трамвайчик, в этом рёве никто не услышал. Но сбоку брызнуло электрическими искрами, и оттуда вывернула приснопамятная Одарка с вагонным ключом в ладони и в нелепой ярко-оранжевой безрукавке. Храбро она вышла наперерез напирающей из тьмы махине и повелительно взмахнула рукой. А затем, видя что там хоть и убавили ход, но просто так не успокоятся, шагнула вперёд и властно постучала ключом по броне.
Рык дизеля умолк резко, как отрубленный, и Лёха едва сдержал себя, чтобы не оторвать от автомата судорожно стиснутую потную ладонь и не попытаться выковырять из ушей остатки грохота.
- Не замай! - звонко выкрикнула Одарка и погрозила в приоткрывшийся люк кулачком.
Сначала наружу полезли более похожие на чертей двое хмурых десантников с автоматами и в брониках, а затем к так и сидевшему у костерка Михеичу подошёл чуть седеющий полковник в помятой форме.
- Да мы так, приехали полюбопытствовать, кто же это тут безобразия нарушает, - примирительно объявил офицер и, присев у костра, даже подкинул в огонь несколько щепок.
В едва не раздавленном автобусе завозились, зашорхались, и наружу выбралась помятая спросонья рыжая Люська. Хм, дура дурой, но угощение гостям прихватить сообразила - в руках у неё оказались несколько кондитерских упаковок и двухлитровая бутыль минералки. Печенье досталось танкистам, зефир уже вертевшемуся под ногами конопатому Сёмке, а большую плитку бабаевского шоколада единогласно отдали просиявшей Одарке. Чуть погодя подоспела и Спинка в виде тяжёлой артиллерии - в том смысле, что приволокла она бутылку с куда более горячительным содержимым, а также щедро отхваченный шмат копчёного сала. И даже столь гостеприимна оказалась бабёнка, что оторвала от сердца банку рижских шпрот.
Только сейчас Лёха при виде молча, сосредоточенно и мирно угощавшейся компании и уверился, что без стрельбы и даже мордобоя всё обойдётся. Он выскользнул из своей засады и махнул затаившимся братьям - сюда!
Полковник едва не подавился при виде возникшей со всех сторон банды вооружённого народа, и Лёха не удержался.
- А вы шо думали - прям так нас легко и прищучили? Между прочим, патроны к пулемёту с термоупрочнённым сердечником. При стрельбе в упор вашу дюралевую броньку прошьёт навылет.
В глазах гостей промелькнуло уважение, а полковник коснулся рукой дырчатого кожуха пулемёта и сокрушённо покачал головой.
- А откуда у вас такая диковина, хлопцы - тяжёлый немецкий машиненган? Да ещё и как бы не новый.
Новый и есть. Чуть заикаясь от волнения, Лёха давился салом с галетами, скупо заливал их водкой и злыми слезами. И рассказывал, рассказывал, рассказывал... про то, как на автомобильной бабочке-развязке под Харьковом едва не врезались в подбитый танк.
- Тэ-три аусф джи времён второй мировой. Ещё свежий, даже копоть дождями не смыло. По нынешним временам жестянка - но по тем, ненамного хуже тридцатьчетвёрки. Там же и двоих десантников из дивизии Бранденбург порешили.
Светящая в полутьме рыжей шевелюрой Люська, мечтательно глядя в огонь, добавила - а она, когда по малому делу в кустики бегала, живого динозавра видела.
- Не знаю, диплодок или бронтозавр - я в них не очень-то. Но шея куда там лебедю, и здоровый весь. Если на наш автобус наступил бы, то сплющил как консерву.
Михеич некстати добавил, что возле Запорожья стрелка на прихваченном дозиметре этак симптоматично ожила. Похоже, тамошняя атомная таки рванула. Потому-то и ехали в обход...
- Наших-то? И наших встречали. В большинстве отстреливались и уходили, а одни даже ограбить пытались. Правда, раз мальчишку встретили, с собакой. Но тот с нами не захотел, говорит, что не пропадёт. Неглупый и шустрый...
Полковник подавленно молчал. С таким остервенением он стиснул зубы, что захрустели полузабытые во рту галеты, и понятливая Спинка опрометью метнулась в салон за очередной бутылкой.
Зато хрумкавшая шоколадом Одарка уже приметила худобу и злой язычок Люськи, излишнюю округлённость и болтливость другой, и улыбнулась. Она оценила и сделала выводы. Подсела к мрачно смалившему Лёхе, взяла под руку и неожиданно проникновенно заглянула в глаза.
- Ты будешь моим...
В другое время, возможно, парень бы и ощутил, как у сокола растут и расправляются крылья, когда к тебе так и льнёт столь отпадная и необычная девчонка. Но полковник уже рассказывал здешние новости, и от них так и хотелось сорвать с плеча автомат да уйти во тьму, напоследок успев уничтожить как можно больше этой дряни...
- На той стороне Днепра низина, там совсем плохо. Под мостом какая-то дрянь поселилась, вроде помеси чёрта с жабой, только здоровенная. Да и у нас положение аховое, от части почти никого не осталось. Склады военного округа ведь не бросишь, там не только оружие, и не только стрелковое. Есть и химическое, и даже... но против этих тварей оно почти бесполезно. А так, понемногу бандитов гоняем, - полковник ещё добавил, что новые из вроде как народной рады не делом занимаются, а по старой привычке норовят просто на горбу народном усидеть - потому, неплохо от армейских плюх достаётся и им.
Лёнчик с Андрюхой щедро вкусили от Спинкиных угощений, глаза их блестели, а щёки разрумянились. Они переглянулись и согласно кивнули. Тут вроде фаза есть - а они ж электрики? Можно попробовать дать свет вдоль улицы, да и в более-менее уцелевшие дома тоже... полковник от удивления так и сел. Осмотрел насторожившихся братьев и даже глаза протёр на всякий случай.
- Вот это хлопцы! Зря, выходит, на Донбасс бочку катили... это не просто улица, а шёб вы знали - Крещатик! - палец его назидательно уставился в мутное подобие небес над головой. - Первейшая улица во всей Европе!
Далее расчувствовавшийся вояка посулил по нынешним временам почти неслыханное. Занимайте, мол, любой дом - а он пришлёт круглосуточную охрану и помощь. Всё, что найдётся на бездонных армейских складах - ваше, парни, только работайте и учите помаленьку других.
- Вот это реальное дело, начать потихоньку жизнь налаживать! - офицер кивнул Спинке, весьма кстати плеснувшей ему ещё капельку.
Та поспешила добавить, что и сама бывшая машинистка электровоза, потому можно попробовать ещё один трамвай оживить и пустить - лишь бы Одарка согласилась переучить. Люська, которую чуть подрагивало от облегчения, что Лёха теперь не станет к ней мягко-но-постоянно приставать с недвусмысленными мужскими желаниями, тоже изъявила желание "попрацювать".
- А ще я гарно спiваю! - и выдала своим контральто такую фиоритуру в три октавы, что нечто здоровенное, назойливо ворочавшееся в мутном тумане, засопело и шарахнулось подальше...
- Это всё есть оччень карашо! - сипло прокаркал из тьмы чей-то голос. Мутные пряди темноты сбоку взвихрились, и в свет ступила ещё одна фигура.
Да чёрта лысого вы сейчас заставили бы кого-то тут удивиться! Потому что вновь прибывший хоть и здорово смахивал на человека, но таковым никак не являлся. В длинной хламиде-балахоне и с посохом... да к дьяволу одежду! Приятного сине-зелёного оттенка кожа, худощавые черты - и что особенно позабавило гладящего девичью ладонь Лёху, это махонькие потешные рожки.
- Скажи, мил-человек, ты случайно не чёрт? - Спинка хоть и сомневалась, но и этому налила.
Тот одним махом закинул в рот водку, невозмутимо зажевал пластиковым стаканчиком, и удовлетворённо крякнул.
- Называйте как хотите, мадемуазель - хоть бы и чёртом. Но, на самом деле мы сами по себе, вроде братства хранителей.
Гость прислонил посох к боку замершей и уже начавшей покрываться сырой изморосью бронированной машины, и некоторое время грел протянутые прямо в огонь руки. "А неплохие пальцы, прямо как у скрипача" - некстати долетела мысль от принежившейся под боком Одарки, и ничему уже не удивляющийся Лёха согласно кивнул.
- Первое. Кроме пищи и воды, людям нужны и витамины. Я договорился со старым врачом... полковник, завтра обеспечьте его транспортом и охраной, чтобы собрать по аптеками и складам, а потом раздавать людям, - тот суетливо кивнул и быстро записал сообщённый адрес в обретавшуюся на боку планшетку.
- Второе. В том месте, где вы называете Африка, уцелело несколько групп чёрных людей с их шаманами. Да и в горах Тибета и Гималаев несколько монастырей... - прибывший поморщился, но продолжил. - Сила первых тёмная, пряная - они называют её вуду. А монахи почитают свет дзена...
Что ж, с дальнейшими, внимательно выслушанными словами согласились все. Когда человечество немного очухается, то обнаружит, что основа для новых войн уже имеется - пресловутое противостояние Света и Тьмы. И в этой конфронтации Европе придётся как-то определяться. Уж отсидеться в стороне не удастся никак.
Много чего ещё сообщил непонятный межмировой гость. В обеих Америках дело совсем худо - его коллеги сейчас там пытаются хоть кого-то спасти, но сведения оттуда поступают пока неутешительные...
- В общем, человечество понесло страшный урон, сократилось в тысячи раз - но можно сказать, что всё же уцелело, - прибывший мрачно смотрел в огонь, и тот странно колебался, мерцал в такт его словам.
- А что оно за хрень с Землёй приключилась-то? - поинтересовались более практичные братья.
Гость вздохнул. Что-то вроде того, что немного - совсем чуть-чуть - изменились законы природы. А поскольку последние века человечество старательно ту насиловало, приспосабливало под себя, то вот теперь-то всё оно и откликнулось. Вроде сжатой и тщательно удерживаемой пружины, которая вдруг высвободилась в новых условиях и бац! - крепко врезала по лбу.
Полковник нехорошо покивал и всё же с армейской прямотой задал вопрос - а с чего бы то вдруг такая беда приключилась? Ведь просто так только кошки родятся. На что конопатый Тёмка весело ощерился и заявил, что даже кошки не просто так! Непонятный пришлый помялся, но ответствовал в том духе, что не знает. А знал бы он и его коллеги, попытались бы предотвратить или хотя бы смягчить.