Машина скользила по зеркально-мокрому асфальту, периодически срываясь в юз. Заднюю ось заносило то вправо, то влево, приходилось сбрасывать скорость и плестись на сорока-пятидесяти километрах. Но какой русский выдержит жалкое ковыляние по дороге? Тем более, в момент бегства от проблем?! Ступня тыкалась добавить оборотов. И повторялось буйное вилянье "бедрами", грозящее полетом в кювет.
На шоссе не оставалось никого. Казалось, нудный моросящий дождь смыл с автострады все живое. Унылый в серости осеннего вечера КамАЗ прошелестел навстречу, и Антон остался один на один со своими мыслями.
Совсем некстати вспомнилось, как Анютка просилась домой. В больнице ее оставили в палате грустить в одиночестве, и девочка совсем закисла.
- В двенадцать лет можно и без мамы с папой побыть, - сурово сказала врач - здоровенная, как кадушка, тетка в накрахмаленном халате на голое тело. Тая таких называет "куча". - Ничего страшного. Побудет здесь недельку, поколем ей витаминчиков с рибоксином - получите совершенно новенькую, здоровехонькую девочку! - Отроковица между тем, уткнув нос в холодное стекло, делала вид, что изучает больничный двор. Из правого, видного ему глаза, пыталась выползти крупная слезища. Чтобы не видеть дочернего расстройства, Антон повернулся к ней спиной, пожал пухлую руку лечащего врача и быстренько выскочил за дверь.
Это случилось сегодня днем. На данный момент от сердца отлегло, он позвонил жене и отпросился у нее к Севке на дачу. Ну, надо ж иногда и расслабиться, уйти от проблем!
Он на мгновение выключил стеклоочиститель, но лобовуху тут же залило до полной невидимости, пришлось запустить снова.
Ничего, там баня, Севка ждет непременно с полным баром напитков. Уж банального вискаря-то наверняка обпиться! Но этот гурман никогда не останавливался на пройденных вариантах. Точно найдет что-нибудь новенькое...
И тут он почувствовал, как голоден. Желудок во все горло требовал пищи. А душа так же громко просила напитков. "Будет, все вам будет", - пробормотал Антон, углядев в сплошной пелене дождя малоприметный поворот. Вот оно, сокращение пути!
Слегка подпрыгнув пару раз, автомобиль охотно сошел с асфальта и побежал по гравийной дороге, уходящей в лесопосадки.
Вдруг за грудиной что-то екнуло, невнятное беспокойство черной точкой родилось в солнечном сплетении и раковой кляксой начало растекаться по организму.
- Че, блин, надо, а? - шумно выдохнул Антон, чтобы успокоиться. Но боязнь перерастала в непонятный ужас. Он в сердцах хлопнул рукой по спинке правого сиденья. И тут его подбросило. Не на кочке, не на выбоине - просто так. Раздался смех. Детский заливистый смех в пустом, напоенном влагой пространстве звучал зловеще. Антон обезумевшими глазами вперился в пустоту за передним окном, но ничего не увидел. "Нервы", - подумал он, давая газ. Но машина застряла. Ему показалось, будто ее держат. Цепко схватили чьи-то руки. Чтобы не отпускать ни за какие коврижки.
- Ты, бляха, сучий потрох, отпусти, козел, твою бабушку! - Слова вылетали сами собой, бессвязные, бестолковые. Но эффект превзошел его ожидания. Захихикал, загоготал, заржал эфир в пределах полуметра от машины. Автомобиль будто подхватили и начали раскачивать из стороны в сторону. Тачка скрипела и кряхтела под натиском тупой и игривой агрессии. А хохот нарастал. К нему примешивалось улюлюканье, деревянное клацанье, царапанье ногтей (или когтей) по стеклу. Невидимка схватился за брызговик и начал выкручивать из гнезда. Окно мгновенно оказалось запачкано невесть откуда летевшей грязью.
За ручки кто-то дергал, и Антон, боясь выпасть из машины, ухватился за водительское кресло. Словно оно могло спасти его от случившегося кошмара. Руки не слушались. Сердце колотилось в области горла, пытаясь выскочить наружу. Антон предпринял последнюю попытку реанимировать движение, когда прозвучал очень знакомый голос. Тот срывающимся фальцетом приказал "оставить дядю в покое".
...Антон не помнил, как оказался у двери в гибддшный пункт на трассе. Не мог понять, зачем рвет на себя ручку двери, открывающейся вовнутрь. Не слышал возмущенных криков сотрудников дорожно-патрульной службы. И лишь оказавшись внутри помещения, пришел в сознание от крепкой оплеухи.
- Ты что, мужик, как девочка, - добродушно хмыкнул крепенький дэпээсник, озабоченно глядя в глаза странному водителю. - Вроде не пьяный, - принюхался, развел руками: - не обкуренный... Выскочил из подлеска, прям к нам... Чего случилось-то?
- Да я это... А можно я тут у вас посижу, а?
Мужики растерянно посторонились, давая ему место на колченогом стульчике у бывшего когда-то полированным стола из советского прошлого. Видать, нечасто к ним заглядывают, чтобы просто пообщаться. Пожимая плечами, предложили чаю. Осторожно спросили, не через лагерь ли он ехал. Когда услышали, где свернул, понимающе покачали головами.
- Там вишь чего, братан, - разговорился все тот же крепыш. - Там ведь лагерь был в девяностые. Ну, в конце времен... Деревянный лагерь. Так вот... Случился в одну ночь пожар, все корпуса сгорели. И дети в них тоже. Заживо. Единицы спаслись, братан, да... Вот там теперь детишки те, что померли, и творят непотребщину. Много там народу сгинуло. А тебе повезло еще. Понравился видать кому-то. - Гаишник помолчал и добавил: - А я-то думаю, откуда у тебя детские лапки на капоте... Ясно теперь.
Антон выглянул, чтобы увидеть свою машину. Дождь заканчивался, водяная завеса словно нарочно в этот момент порвалась и он увидел... Волосы на макушке зашевелились: на чистых от шлепков грязи местах явственно виднелись отпечатки детских ладошек.
Но голос, тот самый... Ведь это...
Он бросился к машине, торопливо выхватил мобильник из бардачка.
- А... А... Анютка?..
- Нормально все, - раздался на том конце усталый голос жены. - Рядом сижу, спит. Некогда было звонить. Оперировали. Теперь все позади. Поезжай спокойно.
С блуждающей улыбкой на лице он повернулся к вышедшему из будки на воздух собеседнику, развел руками:
- Это ведь она спасла меня, дочка. В больнице лежит, с сердцем...
Тот покивал всепонимающе:
- Спасли, значит, дочку. Поздравляю. В рубашке ты, братан, родился! Счастливый путь тебе!