Опять лежу без сна, хотя глаза слипаются донельзя. Но вздрюченный мозг отказывается отключаться.
Кресло жестковато. Даже узковато, честно говоря. Зато... М-да... Зато ничье колено не упрется тебе в зад, нога не будет положена на живот, а потная ладонь не начнет неожиданно шарить по лицу.
Храпа тоже не слышно. Но это пока. Ведь он тоже не спит. Психует. Для него это как ушат холодной воды. Впрочем... Впрочем, как и для меня.
Еще пару дней не поспать, и заболеешь точно. Ведь организму отдых просто необходим. Уж такие уж у нас непрочные тела. Неказистые, уязвимые и ненадежные.
Надо же, как у меня вырвалось. А вырвалось, так и не захотелось обратно засовывать. Два часа скандала с небольшими перерывами. И вот мы каждый сопим в свою подушку. На разных постелях.
Еще пару дней назад подобное и не пришло бы мне в голову. Если бы кто сказал, что так выйдет, постучала бы по его лбу. А оно вон как. А оно эвон растак.
Может, и есть в идеях Машки некая доля правды? Несообразицы никуда ведь не убрать. Осталось только окончательно поссориться с мужем. Для придания, так сказать, совершенства происходящим событиям. Замечательно-то как все. В кавычках, конечно.
Во рту сухо. В голове туман. Ну, а на коже - наверняка - новые морщины. Мало мне мешков под глазами, так нет, надо усугубить. Вот чего я сегодня добилась? Чего? Ведь мне не двадцать лет. Конечно, я не уродина, но другого-то мужика еще поищи.
Все они не прочь поразвлечься. Но в моем возрасте второй раз не очень-то легко выйти замуж. А одиночки... Мы ли не обсуждали этих одиночек? Мы ли не обсасывали им косточки? Вот та же Машка не случайно ведь была все время в поиске. Пока не наткнулась на своего Сережика. Катин Толстик, насколько я поняла, тоже совсем ей не пара. Однако не бросает ведь она его. Наверняка просто не хочет быть одна. Хотя Катя уж наверное сразу бы нашла кого-нибудь. При ее-то внешности...
Что-то будто щелкает в моих в мозгах. И немедленно накатывает отчаяние. Это ощущение настолько неожиданно для меня, что я несколько даже обалдеваю. Машка - да, у нее вечно закидоны о бессмысленности и никчемности бытия. Но я??
Точно со мной что-то не так. К врачу, что ли, действительно сходить?
Приподнимаюсь и делаю несколько глотков из стакана, что поставила рядом на всякий случай. Звуки выходят внезапно громкими.
- Что, не спится? - раздается из противоположного угла комнаты.
Знаю, что лучше не ввязываться, иначе опять разыграется скандал. Но раздражение, или еще что, вновь берет верх.
- Да, не спится. Тебе-то чего? Вчера вон дрых как танк, когда мне было страшно. А когда проснулся, сразу же открыл на меня варежку. Вот и сегодня спи!
- Ты что, не понимаешь, что все разрушаешь? Своими же руками!
- Ой, не начинай, а? Было бы что разрушать...
- Как "что"? - изумляется он, и мне даже в темноте отчетливо представляется, как картинно изгибаются его брови.
- Да ну тебя. Все так живут. Привычка. Накатанная колея. Одна видимость, а за ней - пустота.
- У тебя кто-то есть?
Ну вот. Одно и то же. Куда там - затронули его собственность. Нужная вещь или ненужная, но "моё". И чуть что - сразу ревность, за которой, кроме чувства собственности, тоже пустота.
- Нет, нету. Можешь успокоиться, - неудовольствие помимо воли выплескивается наружу.
- Почему же ты так себя ведешь?
- Слушай, ты дашь мне сегодня поспать или нет?? Ты одну ночь не спишь, а я уже две!
- Сама дура, - отчетливо произносит он.
Отлично. Приехали. Осел хренов.
Взбиваю подушку и ложусь на бок. Во тьме вокруг снова угадывается вчерашняя лиловость. Слава богу, после перепалки хоть тоска пропала. Стало как обычно. Пусть серо, пусть никак. Но обычно.
Как же Машка все время живет в этом своем ощущении безысходности? Наверное, я бы давно повесилась. Хотя вру. Смерть - это что-то невозможное, страшное. Смерти я боюсь. Значит, не повесилась бы. Перемогнулась бы как-то. Приспособилась.
Смотрю, смотрю в темный угол. И глаза начинают слипаться. Плывут круги, цветные тени. И раскручивается полосатый волчок.
Просыпаюсь от будильника. Не своего, Витькиного. А он, как обычно, не слышит. Знай себе храпит. Но это мне и на руку. Можно первой занять ванную, первой обосноваться в кухне. Вообще поменьше мешаться друг у друга под ногами.
Осторожненько прокрадываюсь к будильнику и не менее осторожненько выключаю его. Храп на мгновение замирает. Замираю и я в неприятном ощущении, что все пропало - Витька сейчас встанет и, конечно же, не пустит меня. Однако момент этот проходит, и тяжелая бронебойная артиллерия продолжает свою работу. Замечательно.
После душа варю на скорую руку кашу, поджариваю хлеб. И, наконец, слышу собственный будильник. Который трезвонит и трезвонит не умолкая. Еще минута, и мне самой придется его затыкать, так как досаждает он сверх меры. А досада - не лучшее настроение с утра.
О! Проклятия. Стук. Шлепанье ног по полу. Снова проклятия. Слава богу, восстал. Но потока дерьма мне явно не избежать.
- Какого черта?!
Ну, сейчас начнется.
- Я не понимаю, почему ты меня не разбудила? - Витька в перекрученной и измятой пижаме смотрится даже забавно. Если не брать во внимание предстоящее нудное выяснение отношений. - Опять думаешь отмолчаться? - раздражение превращает его лицо в морду хорька.
- А чего ты хочешь услышать? - подчеркнуто невозмутимо замечаю я и хладнокровно откусываю бутерброд.
И, видимо, эта самая невозмутимость окончательно выводит его из себя. Сжимая кулаки он подступает почти вплотную. Запах ночного пота и явного разложения буквально накатывает. Почти проглоченный кусок тут же лезет у меня наружу. Я закашливаюсь, стараясь сдержаться.
- Ты что? Опять строишь из меня кретина? Думаешь, ты самая умная, да?
Губы его трясутся от злости, глаза стекленеют. И кажется, что вот он прямо сейчас вцепится мне в горло. Так сказать, не отходя от кассы.
- Вить, ты ведь ненавидишь меня, - неожиданно вырываются у меня слова. - Так зачем же ты со мной живешь? Да еще устраиваешь эти идиотские скандалы?
- Что? Что? - он как рыба открывает и закрывает рот, словно задыхается.
- Да вот что слышал. Я хотя бы ровно отношусь к тебе. Без перекосов, спокойно. Но ты-то? Ты-то как можешь жить с такой ненавистью? Ведь ненависть разрушает.
Он вытаращивается на меня. Костяшки сжатых пальцев белеют. Блин, успеть бы хоть сковородку схватить. Уж в случае чего огрею - не поздоровится.
- Дура! - шипит Витька. - Какая же ты дура!
Отлично. Других слов у муженька явно нет.
Он разворачивается и хлопает дверью. Я остаюсь в кухне одна. Наедине, так сказать, со взревывающими во дворе машинами и полупьяной перебранкой бомжей у помойки. Может, радио включить? Все веселее.
То, что я сказала, вырвалось, честно говоря, непреднамеренно, случайно. Однако и правда, неужели же можно жить с человеком, который тебя так раздражает? Да и нужно ли? Ведь если задуматься серьезно, это просто извращение какое-то. Садо-мазо. Или как там такое называется?
Этот Витька, вернее - этот псевдо Витька, чудом сейчас удержался, чтобы не ударить, не избить. Однако вчера вечером он ужом юлил, подмазывался. А потом устроил скандал из-за того только, что я решила лечь отдельно.
Удивительные метаморфозы. Не-ет, дело здесь не в садо-мазо. Дело здесь в другом. Он ведь уже не мальчик, мы давно в браке. И он привык, что женат, что о нем заботятся, потакают. А тут выходит, бац - и ты холостяк. Ему наверняка неприятно вот так вдруг оказаться без жены. Другую, наверняка, тоже найти будет непросто. Ведь не красавец, к тому же - ни власти, ни денег. Женщине в подобной ситуации, конечно, сложнее. Но привычка - огромная сила. Опять же "прикормлено" у него тут - по меткому выражению Таньки Егоровой. Плюс - как посмотрят друзья и коллеги? Это что же он тогда за мужик, если от него жена отворачивается, уходит? Одно дело - когда он сам сваливает, другое - когда его отстраняют как ненужную вещь. Чувство собственной важности страдает колоссально.
Забавно как получается. В идеале для Витьки было бы, если бы я как бы была - ну, ходила бы с ним везде, гостей принимала, готовила, убирала, обязанности выполняла, но в то же время меня как бы и не было. То есть, если от меня никаких функций не требуется, я бы просто растаивала, как тень. Или застывала в темном углу чулана, не видимая, не осязаемая, пока не понадоблюсь вновь. Жена исключительно совершенная. Причем, не вызывает сомнений, не для одного только Витьки.
Вот с детства нам талдычат про любовь, чуть ли не каждая песня и каждое третье произведение - про нее же. Но вот положа руку на сердце, кто действительно сталкивался с ней в реальной жизни? Максимум, что встречается, это симпатия, влечение или страсть. Машка по-своему, конечно, любит Сережика, но это не любовь в настоящем понимании. Она относится к нему, как к своему избалованному и капризному ребенку. К такому, у которого, к тому же, есть, например, небольшой изъян - тик, допустим, или заикание. Ну, или который ножку слегка подволакивает. А Сережик же без околичностей использует ее как прислугу, любовницу и эскорт, с которым не стыдно показаться в избранной компании. Ведь Машка не обделена ни внешностью, ни умом, ни способностями. Честно признаемся, у нее есть очень неплохие стихи, написанные вроде бы просто, но берущие за душу.
Для чего же тогда мы все создаем эти дурацкие "ячейки общества"? Для чего, как бараны, следуем навязанной схеме поведения? Зачем жить с человеком просто так? Потому, что так положено или удобно, или легче в материальном плане?
В ванной выключают воду, и я встаю из-за стола. Еще одной сцены этим утром мне не выдержать. Подеремся, не иначе. Лучше уйти и не видеть его хотя бы до вечера.
Ставлю посуду в мойку и спешу в коридор, где наспех напяливаю пальто, нахлобучиваю берет. И едва успеваю затянуть молнии на сапогах, как щелкает задвижка. Все. Хватаю сумку и выбегаю вон.
- Здрасьте, - приветствует меня любопытная соседка, наверняка пускавшая слюни при нашей вчерашней ссоре.
- Здрасьте, - отвечаю я и, не давая ей вступить в разговор, слетаю вниз, к выходу из подъезда.
М-да. Мозгами-то я это все понимаю, конечно. Но вот внезапно остаться, так сказать, не у дел - все-таки страшно. Столько лет мужнина жена, и вдруг одна. Неуютно. Да и отношение окружающих, наверное, тоже станет другим.
Надо же, словно спусковой крючок кто нажал. Жила себе раньше и жила. Как сомнамбула. Всё считала само собой разумеющимся, идущим "как положено", "как у всех". Были у меня, конечно же, некоторые странности, которые остальные считали закидонами - например, твердое нежелание иметь детей - но в целом-то... И вдруг какое-то пятно. Какой-то откровенно отвратительный запах. Будто плотину прорвало.
Смотри-ка, а оградка все еще на месте. Все там же. И новая-старая подруга наверняка тоже спешит к метро, чтобы не опоздать на работу. Вот честное слово, если бы несколько дней назад кто-то огорошил бы меня тем, что все это случится, не поверила бы. Сочла бредом. А теперь гляди ж ты, начинаю привыкать. Еще немного, и забуду, что некие детали когда-то были иными. Что что-то было не так. Все прежнее буду считать вывертами памяти.
Человек ко многому легко привыкает. Не только к хорошему, но и к плохому. И через какое-то время начинает думать, что это норма, что так было всегда. Вот когда-то я и представить не могла, что позволю кому-то регулярно копаться в моих вещах, проверять почту, что мне придется выпрашивать каждую встречу со старыми друзьями. Что мне придется постоянно ломать себя, чтобы избежать ссор, без конца подстраиваться. А вот привыкла же, даже мысли не возникало, что надо как-то иначе.
Может, права Машка? Катя говорит о замещении, но тогда заместиться должно было всякое плохое. А здесь изменились мелкие детали. И вдруг пропала из памяти она, Катя. Дурацкое какое-то замещение в этом случае получается. Как там Машка говорила? Другой мир?
Хм, это что же выходит? Та я, которая отсюда, теперь значит в моем мире, а я - в ее? Так, что ли? Вот смехотура! Интересная у нас Машка, все-таки. Надо будет ее порасспрашивать, что, по ее мнению, могло вызвать такой скачок. Ну, и как мне тогда обратно вернуться.
Хотя, какая разница? Что там, что здесь - одна ерундень.
- Эй, поосторожнее, овца! - слышу я окрик, и чей-то локоть вонзается в мой бок.
Оглядываюсь в недоумении. Парень с вызывающим выражением прикидывает, а не поддать ли мне еще. Случайно задела я его, что ли?
- В чем де..., - начинаю я.
Но тут из метро выходит девица, и злобный ромео незамедлительно подкатывает к ней, целует, берет за руку. Картинка так и отдает патокой. Ага, а как повела бы себя девушка, если бы увидела, что ее избранник грубо пихает женщину, причем старше себя? Наверное, рассмеялась бы, как хорошей шутке. А когда он ей самой расквасит лицо, примет как должное?
Что ж, нужно поторопиться, время не ждет. Боюсь, второго опоздания Кирпич мне так легко не простит.
Толпы выходят, толпы заходят. Дышат перегаром, воняют несвежим телом, вчерашней едой и дурными духами. Сдавливают, наступают на ноги. И вдруг ослабевают хватку. Всё. Центр проехали, теперь легче. Редкие огни за окном, извивающиеся змеи толстых кабелей. Освещенные станции. Бабулька с неожиданным зайцем, вышитым на шапке. Вот и моя остановка.
Она улыбается ярко накрашенными губами, но лицо ее сегодня бледнее, чем вчера. Прядь золотистых волос выбивается из-под шапки, а плащ застегнут криво, словно она торопилась.
- Она самая, - она фыркает и подхватывает меня под локоть. - Не тормози, Васильна, а то опоздаем.
- Что у тебя случилось? - спрашиваю я, когда мы выходим на поверхность.
- А что, заметно? - она поднимает бровь.
- Ну, выражаясь твоими же словами, мне-то как может быть не заметно?
Катя, как и вчера, начинает крутить сумку. Видимо, это у нее любимая привычка.
- Ну, прежняя Маринка, конечно же, заметила бы. Но ты ведь у нас только недавно родилась, - она подталкивает мой локоть.
- Ладно язвить, - беззлобно парирую я. - Вижу ведь по тебе.
- Да и я по тебе, - она окидывает меня взглядом. - Сто процентов с Витькой поругалась. Что сегодня не поделили?
- Он мне отвратителен, - бежать нам недалеко, поэтому решаю не откладывать ответ на прямой вопрос.
- Это надо обсудить. Непременно, - она ускоряет шаги. - А мой болван вчера в час ночи приперся. Вдрызг пьяный. Ух и задала же я ему трепку. Ух и задала! Чуть не полночи ругались. Вернее, - Катя хмыкает. - Ругалась я одна. А этот только мычал да вяло отмахивался. Точнее, воображал, что отмахивается. Кретин. Отселила его в другую комнату, а то бы мне и спать не дал. Сегодня насилу добудилась.
- А где это он так?
- Да опять то ли провожали кого-то, то ли встречали. У меня эти их пирушки вот где, - она проводит ладонью у горла. - Не умеешь пить, так и не пей! А еще бесит, что вызовы постоянно сбрасывает. Видит, что я, и сбрасывает. Я в конце концов его матери позвонила, ей-то он ответил. Оттуда и узнала, где он. А иначе уже больницы хотела обзванивать.
- Чего же он сбрасывает?
- Боится, что взгрею. Перед товарищами ему, мол, неудобно. И ладно бы раз-другой, так повадились чуть не каждый день. Достал, честное слово! Уже жалею, что его туда пристроила.
- А ты его пристроила? - удивляюсь я.
Она вновь пристально смотрит на меня и цокает языком.
- Все время забываю, что ты меня знаешь только со вчера. Трудно привыкнуть к этому, - она поправляет съехавшую от быстрой ходьбы шапку. - Года полтора назад мне по знакомству предлагали хорошую работу, а этот мой обалдуй в то время получал три копейки. Ну и все ныл, что он вовсе не прочь получать много, если бы я его куда-нибудь приспособила, - тут Катя невесело смеется. - Это когда я его допекать начинала, что сидит на попе ровно, когда основной добытчик жена. Вот я и договорилась там, что его возьмут вместо меня.
Несколько секунд мы идем молча, причем я исподтишка разглядываю ее. Потом не выдерживаю.
- Слушай, ну и вот зачем он тебе сдался такой?
- Ну, а тебе зачем - твой Витька? - она спрашивает без уязвления, словно продолжает наш давнишний и безрезультатный разговор; только взор становится твердым. - Ты его, конечно, никуда не устраивала, но ведь и он, по сути, торчит на твоей шее. Ты просто не представляешь, сколько будет вони, если ты решишь какое-то время не работать. Из дому выживет.
- Да ну-у, - не совсем верю я. - Неужели ты действительно так думаешь?
- Послушай, подруга, - Катя останавливается и поворачивается ко мне. - Иногда ты элементарно не умеешь взглянуть на человека или события со стороны. И это тебе очень вредит. Я-то тебя знаю и ни за что не стану пользоваться ситуацией, но другие - пользуются часто. А вовремя остановить тебя у меня не всегда есть возможность.
Я несколько столбенею, но она решительно дергает мою руку и буквально волочет за собой.
В лифте нас разделяет толстый мужик, который, постоянно извиняясь, буквально втискивается между нами. Так что мне видна лишь часть лица Кати. Я вглядываюсь в густо накрашенный голубой глаз, четкую линию плотно сжатых губ, нахмуренную светлую бровь и в который за последние несколько минут раз задаю себе вопрос, что же за человек моя лучшая подруга Катя? Ее ум создает невообразимый контраст с внешностью красавицы блондинки. К тому же усиленный слишком яркой косметикой и несколько попугаистой одеждой. Любой кретин мужик будет тут же обманут этими наружными деталями, затянут лебединой песней собственных гормонов. И вероятно поплатится за это. Хотя, впрочем, в случае с Катей и не каждая женщина разглядит сразу, что к чему.
Машка ведь тоже не дура, но она безалаберная. И красота ее на любителя. А тут... Умна, практична, даже расчетлива. Но одновременно...
Двери раскрываются, и толстяк, поневоле пихая нас и снова извиняясь, выходит. Мы остаемся вдвоем. Катя видит, что я смотрю на нее, и ободряюще улыбается.
Да. Одновременно Катя честна, предана настоящему другу и искренна. Подковерные игры и подлости не для нее. Мне вдруг кажется - именно в эту минуту, что в карьере она далеко пойдет. Но не за счет лизания жоп и уничтожения соперников. А за счет той силы и неподдельности, что скрываются за тонкой кричащей оболочкой.
- Знаешь, - неожиданно для себя говорю я. - Тебе больше пойдут более нежные и воздушные тона.
Катя как-то странно смотрит на меня, затем усмехается.
- Ты мне это уже говорила. Правда, ты не помнишь.
Двери открываются в очередной раз, и теперь уже выходим мы. И спешим, обгоняя толстую Лену. Но у входа в кабинет Катя пригибается к моему уху и тихо говорит:
- Просто думаю, что без такой косметики я настоящая бледная поганка.
- Вот балда.
Я поворачиваю голову, наталкиваюсь на ее взор. И вдруг на неуловимый миг мне кажется, что сквозь глаза Кати на меня глядит совершенно иное и чужое существо, не имеющее ничего общего с ней самой.
Поперхнувшись, спотыкаюсь. И чуть не влетаю носом в шкаф.
Сегодня мы обедаем втроем. Но Машка, как обычно, рассеяна и совершенно не следит за нитью беседы. Как во сне она намазывает маслом хлеб и замирает, забывая отправить его в рот.
- Великое творчество в процессе, - со вздохом замечает Катя.
Я тут же хмурюсь, подозревая насмешку. Но вижу, что этого нет и в помине. Катя просто констатирует факты и тревожится за нашу общую подругу.
- Маша, Маш, - проводит она ладонью перед лицом той. - Очнись хоть немного и откуси свой бутерброд, - она цыкает зубом. - А то он вот-вот упадет на твою юбку.
Машка кивает, и взгляд ее несколько проясняется.
- Черт, задумалась, - она слегка краснеет. - Вы же знаете, у меня так бывает.
- Да уж знаем, - подтверждает Катя.
- Ты только на дороге так не задумывайся, - говорю я. - Ты нам нужна живой.
- И Светке своей нужна, - переворачивает на вилке кусок мяса Катя. - Сережику ведь начхать на нее будет. Ему и на своих-то детей будет начхать, не то что на чужого.
- Точно, - подкрепляю я ее утверждение.
- Да ладно вам, - Машка слабо машет рукой.
- Опять без сна, опять в плену фантазий, - уже с иронией замечает Катя. - Ты о себе хоть подумай немножко. Ну, бессмысленна жизнь, ну, повеситься хочется. Ну, а дальше-то что?
- Ай да, - отворачивается Машка.
- Ты давай наворачивай за обе щеки, - советую я ей. - О душе и смысле поразмыслим позже. Вместе.
Машка издает тихий смешок, но ложка в ее руке все-таки начинает работать. Пусть и худо-бедно.
- Так что там у тебя опять с Витькой? - возвращается Катя к прерванной беседе; и вновь цыкает зубом.
Я с осуждением смотрю на нее.
- Что? - не понимает она.
- Ты в курсе, что от твоего цыканья несет цинизмом.
- От чего несет? - по-прежнему не понимает она, а потом фыркает. - Ну ты выдала, Васильна. Ну молоде-ец. Ха-ха. Буквально крылья подрезала. Под зад дала.
- Нет, ну правда. Вот представь, исповедуется человек, а поп на все его признания знай зубом цыкает.
Катя снова прыскает и заливается еще сильнее.
- Ржачная картинка, - наконец говорит она. - Но ты же должна понимать, что я не специально. Просто так получилось. Случайно.
- Да знаю я, но со стороны - по-идиотски.
- Ага, - она подпирает рукой голову, оставив в стороне вилку. - Мы, значит, решили попробовать посмотреть на события со стороны? Похвально, похвально.
- Девчонки, это вы о чем? - подает голос Машка.
- Знаешь, Маша, - поясняет Катя. - Вот Маринка иногда хуже тебя бывает. Будто мешок у нее на башку надёван. И все-то ей из этого мешка кажется таким цветным. Замечательным.
Чувствую, как мои губы вытягиваются в трубочку, а локоть сам собой начинает подпихивать Катин бок.
- А что, разве не так? - щурит она на меня веселые глаза. - И не видит она, родимая, в этот момент, что подбирается к ней змея, или собирается в стаю кучка гиен.
Машкины брови ползут вверх. Она в очередной раз забывает про свой бутерброд, но уже не из-за рассеянности.
Катя подмигивает ей и продолжает:
- И вот тут-то и оказывается рядом с нашей раскрасавицей - ну, которая так кокетливо напялила на голову мешок - оказывается, в общем, Василиса премудрая, то есть я, - она преувеличенно цинично цыкает, и мой локоть вонзается сильнее. - Ой! Ну, что ты, Васильна? О тебе же думаю. Ночей, можно сказать, не сплю. Как бы не загрызли, не задушили.
- Чего-то ты прямо баснями сегодня разговариваешь, - немного недовольно замечает Машка. - Все же свои. Могла бы дурью не маяться.
- Да издевается она надо мной, - поясняю я. - Показывает, какой я частенько "лопух".
- Маш, у тебя, конечно, тоже мешок. Но твой мешок особенный, он же в большинстве случаев и защищает тебя. Вот накинутся шакалы, станут тебя грызть. Да вдруг и допетрит до них, что в мешке-то никого нет. Ошалеют они, убегут. А ты бац, и снова здесь, - Катя хмыкает. - Волшебный он у тебя, мешок твой. А вот с Васильной не так. Васильна у нас потом, после, разъярится, конечно, все вокруг порушит. Да только поздно будет. Уже обманули или обчистили.
- Здорово, девчонки, - говорит Машка, внимательно глядя на нас обеих.
- Что "здорово"? - спрашиваю я.
- Ну, как быстро вы заново сошлись. Буквально за день. Просто удивительно. Первый-то раз вы чуть не месяц друг к другу присматривались.
- Знаешь, - уже серьезно говорю я. - Странные ощущения. Вот чем больше я общаюсь с Катей, тем больше мне кажется, что мы и правда давно знакомы.
- Замещение, - назидательно произносит Катя.
- Да ну к черту, какое замещение? Вон с Витькой-то я сейчас сплю раздельно.
- Да ну? - вытаращиваются они на меня обе.
- Ну да. Не то, что мы с ним прямо поцапались. Вернее, мы, конечно, поцапались. И крупно так. Но это уже после того, как я ему объявила, что буду спать отдельно.
- А что случилось? - переходит на деловой тон Катя, и я точно знаю, что сейчас она как хирург будет выяснять причину и пытаться отделить ее от основной, так сказать, массы.
- Ты понимаешь, - медленно начинаю я. - Даже не представляю, как объяснить.
- А ты попробуй, - буравит меня черными глазами Машка.
- Да все как обычно. Мешок на башке, - усмехаюсь я в сторону Кати. - Но только вчера я как бы взглянула на Витьку с точки зрения постороннего человека. Да и на всю нашу совместную жизнь тоже. Сумела, так сказать, мешок этот сдернуть.
- И-и, - поощряет Катя.
- Короче, пятно это и противный запах выступили словно катализатором, который позволил мне отстраниться. В общем, Витька вчера вел себя совершенно обычно, как вел бы себя в таких ситуациях и тот, что без пятна. Но только вчера я вдруг увидела, что поведение это омерзительно и кроме бессилия и гадливости не вызывает во мне ничего. Короче, внезапно оказалось, что рядом со мной совершенно чужой и более того - почти что отвратительный человек.
![[]](/img/l/lazarewa_e_m/labyrinth04/2.jpg)