Лазарева Евгения Михайловна : другие произведения.

Щенок, главы 4-5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не всегда то, что вы видите, является тем, чем кажется
  Глава 4
  -----------------------------------------------
  Дома Тузик яростно трет лицо, потом куртку. А решение зреет и зреет. Прижав нос к стеклу, он долго наблюдает за воробьями. И наконец чувствует, что от автобуса номер сто сорок пять ему уже никуда не деться.
  
  Про этот волшебный автобус неоднократно талдычила Анька. И Тузик давно поверил в него как в сказку, не соотнося ее с реальностью. По словам сестры сто сорок пятый неизменно держал путь в чудесный мир с высокими блестящими дворцами, гладкими дорогами с деревьями и цветами по бокам, яркими каретами, снующими туда-сюда сплошь распрекрасными принцами и принцессами, упитанными богато одетыми королями, а также королевами в шелках и дорогих шубах.
  
  Ему обязательно надо попасть туда, пусть на полчаса, на пять минут, но нужно. Поглазеть на дворцы и кареты, потрогать кору деревьев, услышать разговоры принцесс. И тогда неотвратимость должна отступить, притормозить, смолкнуть.
  
  Тузик ерзает на табурете, сопит носом и неожиданно громко смеется. Спустившись на пол, он проверяет, высохла ли куртка, в порядке ли башмаки. И только Лютины штаны, подвязанные на нем самом, не вписываются в будущую сказку совершенно - они грязны. Тузик некоторое время хлопает ресницами, не зная, что предпринять. Затем с торжествующим воплем кидается в детскую. Там, аккуратно сложенные вместе с другими вещами, лежат Анькины брюки, старые, обтрепанные, с дыркой на заду, которые сестра одевает под длинный свитер - ведь прореху под ним не видно все равно.
  
  И вот, облаченный в кофту и брюки сестры, подвернув, насколько это возможно, штанины и рукава, мальчик смотрится в потресканное зеркало. Мягкие липнущие к черепу волосики, оттопыренные большие уши, острый подбородок, круглая мордашка с пуговкой носа и точкой рта. Тузик не смеет взглянуть на себя, полностью раскрыв глаза. Но ведь сказка требует решимости? И темно-гранатовые вытянутые к вискам глаза смотрят по ту сторону стекла в упор. Тузик смаргивает, дергает бровками и позволяет себе улыбнуться. Там стоит чистенький мальчик. В клетчатых немного мешковатых брюках и застиранной цветастой кофте. Наряд, конечно же, несколько странный, и вполне может быть, что в зеркале не мальчик, а коротко стриженая девочка. Впрочем, для сказки-то какая разница?
  
  Куртка, ботинки, шарф. Помахивая ручками, Тузик выходит из подъезда и направляется к остановке, что за два поворота отсюда. Идет, покачивая головой то вправо, то влево. Натягивает капюшон и становится совершенно похожим на куклёнка. Принимается дождь, мелкой пылью посыпая все вокруг. Мальчик ускоряет шаги и наконец достигает пластикового навеса у желтой с черными буквами и цифрами таблички на железном штыре. Не решаясь взобраться на скамейку, он ходит вдоль нее, ведя ладошкой по облупленному краю. Мимо бегут машины и грузовики, обдавая асфальт и редких прохожих грязными брызгами. Автобуса не видно. Но Тузик абсолютно спокоен, он умеет ждать. Проходит около часа.
  
  Волшебным видением из-за угла выворачивает голубой с зелеными полосками сто сорок пятый. Мальчик сверяет цифры на лобовом стекле с теми, что неоднократно рисовала ему Анька. Сомнений нет, это он. Шагает к раскрывающейся двери, немного неуклюже старается влезть внутрь, туда, где пахнет резиной, бензином и дешевым дезодорантом. И устраивается на сидении, прижимая нос к стеклу. Мелькают дома, производственные здания, вдалеке медленно двигаются, уходя назад, трубы заводов. Автобус мягко чпокает на поворотах, слегка проседает в выбоинах асфальта. И люди за окном в серой одежде, со злыми лицами еще совсем не напоминают принцев и королей. Но...
  
  - Мальчик, нужно купить билет, - звучит сзади сварливый голос.
  - Какой биет? - недоуменно поворачивается Тузик.
  - "Какой", "какой", блин. Да вот "такой"! - отвечает похожая на оранжевый шарик кондукторша.
  
  Рыжие кудрявые волосы дыбиком стоят вокруг круглого, усыпанного веснушками лица. Оранжевый форменный жилет обтягивает круглое тело, выплевывая красно-желтые рукава и брюки. Коричневая сумка с рулоном билетов удобно покоится на животе.
  
  Тузик восхищенно разглядывает солнцеподобную фигуру, совершенно забывая об исходящем от нее требовании. Однако шарик вновь раскрывает ярко-красный рот:
  - Мальчик! Ты куда едешь? У тебя есть деньги?
  
  Словно застигнутый на месте преступления, Тузик мучительно краснеет и принимается ощупывать куртку, совершенно точно зная, что никаких денег в карманах нет. Анька никогда не говорила ни о каких билетах, только автобус, только путь в удивительное царство и только конечная остановка.
  
  - Ты чего молчишь, как немой? - не унимается кондукторша. - Нет денег, нет билета. Нет билета, выходишь на следующей остановке. "Зайцев" не возим!
  
  Зайцев? Тузик поднимает бровки и исподтишка начинает ощупывать свои уши. Неужели он похож на зайца? И хвостика у него нет. Скривив от удивления рот, малыш рассматривает немногочисленных пассажиров, уже заинтересовавшихся происходящим. Среди них тоже исключительно люди. Правда, вон у того дяденьки сильно торчат зубы и кепка пучится горбом, будто прячет длинные уши. Однако дяденьку ведь никто не выгоняет.
  
  - Все, пойдем на выход. Вот остановка, - дергает мальчика за рукав кондукторша.
  
  Тузик вцепляется в кресло, испуганно таращась на серый промышленный пейзаж за окном. И принимается выть.
  
  - Да что ж это за люди пошли, тудыть-растудыть! - не выдерживает бабка напротив в зеленом платке. - Ты чего, девка, мальчонку выкидываешь прям в чистом поле?
  - В каком еще чистом? - гундосит оранжевая баба. - Не положено без билета! Не! Положено!
  - Дык потеряется тут малец! Пропадет! Иль самосвалом задавит, прсти осподи, - мелко крестясь заявляет старуха. - Совсем ужо из ума выжили, блин! Будто своих детей нету.
  - Есть или нету, не вашего ума дела, пассажирка. А только "зайцев" не возим! Вы, что ли, ему билет-то купите?
  - А хоть бы и я! - с вызовом отвечает бабуся. - На, подавись моей пензией! - вынимает она из потертого портмоне нужную сумму. - Совсем озверели люди! Такого мальчонку выкидывать посередь дороги. Нахрен!
  
  Тузик принимает из рук кондукторши билет, закусывает нижнюю губу и с благодарностью смотрит на свою спасительницу. Сказка сбывается, на пути Ванюшки встречаются не только недобрые гоблины, но и замечательные Бабы-Ёги.
  
  - Ты куда двигаешь-то, милый? - откуда-то из кожаных складочек и морщин интересуется бабуся.
  - До конесной, - смущенно отвечает Тузик. - До конса.
  - До конца, говоришь? - изумляется старуха и принимается трястись.
  
  Мальчик с тревогой наблюдает за своей добродетельницей, опасаясь, что та вот-вот взорвется.
  
  - Хе-хе, кхе-кхе, - продолжает в том же ключе бабка.
  
  И Тузик понимает, что она просто смеется.
  
  - До какого конца-то, милый?
  - Ну, там, где двойсы и пинсессы. И каеты. И язное-сякое, - находит нужным пояснить он.
  - Ну-ну... А мамка-то с папкой есть?
  - Конесно!
  - Ну и слава богу... К ним, что ль, едешь? - бабка складывает узловатые пальцы на тощем животе и принимается ими крутить.
  - Не-е, - с неохотой отвечает Тузик. - Двойсы посмотъеть.
  - Ага, ага, - щурится на него старушенция. - А мамка у тебя где?
  - Дома, - досадует на непонятливость собеседницы мальчик.
  - Хе-хе, кхе-кхе... Ну, а дом-то где?
  - Там, - машет он рукой назад.
  - Ладно, - тянет бабка. - Мне вот выходить через две остановки. Да только оставлять тебя без присмотра негоже, - старуха в задумчивости жует губами. - Ты сбежал, что ль, от мамки? Иль беспризорник?
  - Какой такой незойник? - удивленно таращит Тузик глаза.
  - Ты вот лучше скажи мне, с кем ты живешь?
  - Ну... Ма, па, Ютя и Анька.
  - Большая по нонешним временам семья, - подмигивает ему бабуся. - А чего уехал-то от них? Жилось несладко?
  
  Тузик принимается сопеть, не зная, как прервать становящийся неприятным разговор: бабка-то как в воду глядит.
  
  - Двойсы посмотъеть! - уже с вызовом заявляет он. - Пинсесс, каеты.
  - Так. А когда возвращаться собираешься? - не отстает бабка.
  - Посмотъю и объятно, - мальчик опускает голову и начинает двигать точку рта из стороны в сторону.
  - Сурьезный какой мушшына, кхе-кхе.
  - "Площадь Недотягина". Следующая - "Водопроводчикова", - объявляют по радио.
  - Вот, следующая моя, милый, - бабка делает паузу. - Что ж мне с тобой делать-то, а? Просто так оставить, дык случится еще что-нибудь. Такой малец - и один в центре. Цыгани уведут или хачи, прсти осподи, - она мелко крестится. - А то и просто нехорошие люди, - старуха снова жует губами. - Придется, видать, с тобой ехать.
  
  Тузик от неожиданности вжимается в кресло, поднимает запятые бровей.
  
  - Ну, а ты как думал? Погуляю с тобой, дворцы посмотрю, кхе-кхе... Опять же этих... Принцесс, - бабка заходится в кашле. - Ну, а потом, - произносит она, немного отдышавшись. - Доставлю до дома. Сдам, так сказать, с рук на руки.
  
  Тузик мнется, не зная, что сказать. Перспектива прогулки по сказке с такой попутчицей его вовсе не радует. Какое волшебство может быть с Бабой-Ягой, пусть и почему-то доброй? Только черное, не иначе.
  
  - Мне нейзя с сюзыми, - наконец выдавливает он.
  - Дык какие мы с тобой чужие-то? Помилуй, уж минут сорок вместе едем, кхе-кхе. Тебя как звать-то?
  
  Мальчик ерзает, прижимает кулачки к щекам, дергает себя за ухо.
  
  - Меня вот зовут Настурция Петровна, - снова кашляет бабка. - Для тебя, так уж и быть, просто баба Настя. А тебя?
  Сраженный откровенностью старухи, Тузик отвечает:
  - Тузик.
  - Как, как? - вытаращивает глаза бабка.
  - Ну, - мнется он. - Тузик.
  - Тузик?? Это что ж за имечко такое выдумали, прсти осподи! А полное имя какое?
  - Незаню, - бурчит мальчик.
  - Ну и дела, - морщится его собеседница. - Назвали пацана собачьим именем, совсем озверели! А кто назвал-то, папка или мамка?
  - Незаню! - уже громко заявляет Тузик, стремясь отделаться от навязчивой бабуси.
  
  Следующие минут двадцать они едут молча. Тузик демонстративно пялится в окно, Настурция Петровна - на него самого, покачивая головою и что-то шепча.
  
  - Следующая конечная, "Площадь Каленина", - булькает радио.
  
  Народу в автобусе тем временем прибавилось - студенты, служащие, просто праздношатающиеся. И Тузик прикидывает, насколько легко ему удастся затеряться среди них на остановке.
  
  - Слышь, милый, - вновь обращается к нему старуха. - Следующая - наша. Ты само главное - не егози, а то потерямся. Слышь, нет?
  
  Мальчик кивает, трет ладошкой макушку, а его полуприкрытые веками глаза так и зыркают по сторонам. Снаружи проплывают большие дома, торопятся люди, бибикают машины. И оп! Жесткие пальцы старухи крепко сжимают руку Тузика. Он пробует вырваться, но не тут-то было.
  
  Автобус тормозит, открываются двери, пассажиры толпятся у выхода. Бабка тянет мальчика на улицу. Их толкают, обругивают, но разделить не могут.
  
  - Погулям с полчасика, и домой, - бормочет словно про себя бабка.
  
  А мальчик, двигая сжатый в точку рот, исподлобья оглядывается. Его волокут, не давая времени опомниться, и в голове поневоле всплывает история про Красную Шапочку. Ту самую, о которой рассказывала все та же Анька, успевшая, в отличие от Тузика, походить в детский сад.
  
  Оказывается, много лет назад, когда сама Анька была еще маленькой, и папка с мамкой пили меньше, в доме водились деньги, было чище и как-то ласковее. Мать успевала иногда что-то готовить, отправлять дочь в детский сад и даже между делом работать. Пусть в разных местах и недолго, но это ведь не важно. Да и Лютя тогда был младше теперешней Аньки, а главное - добрее.
  
  Вот в это Тузику верилось меньше всего, поэтому такие россказни он, как правило, пропускал мимо ушей. То ли дело - сказки. Про королей, принцесс, башмачки и волшебников. Тузик не мог не признавать, что Аньке в свое время с садиком повезло. Там и поиграть можно было, и поесть, и сказки послушать. А он сам, в отличие от брата и сестры, никогда не посещал детский сад - матери уже было совсем не до него. Более того, он всем мешал. И если бы не Анька и ее подружка Светка, скорее всего бы умер. Они меняли ему пеленки, кормили детской смесью и вообще таскались с ним, как с живой куклой. Но когда он подрос, им стало неинтересно, и вот тогда Тузику пришлось худо. Вечно хотелось есть, болел живот, на лице и руках саднили незаживающие болячки. А еще - было холодно. Тузик скулил, ползал под столом и стульями среди пустых бутылок, смятых окурков и ног родительских гостей, стараясь найти и ухватить упавший кусок еды. И в конце концов он так надоедал пьяным, что однажды по приколу, а затем и со злости, отец начал сажать его на собачий поводок. На третий раз Тузик смекнул, что как только появляются посетители, ему нужно прятаться. Но не тут-то было. Разгоряченный и раздосадованный батя искал его повсюду и находил неизменно - для него это, видимо, стало делом чести. Грязными потными пальцами нащупывал, издавал победный рык и выволакивал на свет божий, чтобы потрясти перед гогочущими гостями и защелкнуть на его шее замок. Именно в то время мальчик впервые почувствовал, что помимо голода, боли и холода существуют и другие ощущения. Он не мог назвать их, но четко знал, что плохо бывает не только телу. Он плакал, сжавшись в вонючий грязный комок, а его пихали и заставляли тявкать. И это еще больше веселило компанию, каждый раз менявшую свой состав. Тогда-то Тузик узнал и запомнил свое имя. А за еду готов был и лаять и подпрыгивать, стараясь ухватить то, чем его дразнили.
  
  То были плохие времена, и Тузик предпочитал не вспоминать о них, загоняя всплывающие картинки поглубже в пустоту. Дальше, как ни странно, стало лучше. Подросла Анька и вновь принялась возиться с ним, пусть и без прежнего рвения. Сестра жалела его и, наверное, единственная из всех - любила. А затем и отцу надоели прежние развлечения. Жизнь вошла в нормальное русло. У Тузика была кровать напополам с сестрой, иногда ему покупали одежду, мыли, появились друзья во дворе, Анька, которая всегда находила где-то десятку-другую, подкармливала. Что может быть лучше?
  
  Конечно, у Дюхи и Сашона в квартирах почище, да и еда все время водится. Зато ни у одного из них нет отца, а Тузик несмотря на свое малолетство уже уяснил, что баба всегда должна быть при мужике, а без него - обязательно пропадет. И это верно. Например, у Сашона мать постоянно болеет, а у Дюхи - ширяется. Чего никогда бы не случилось, будь они за спиной такого настоящего мужчины, как его батя. И пусть Лютя ни в грош не ставит отца, семья бати, по представлениям Тузика, живет обычной нормальной жизнью, какой живут все вокруг. Так же собачатся, так же пьют. Однако после смены отец неизменно возвращается домой, где его ждет, часто в полубессознательном состоянии, жена. Их дети ходят в школу. А Тузику, помимо еды, изредка перепадает скупая ласка.
  
  И вот сейчас, когда его тащит куда-то незнакомая бабка, Тузик чувствует, что стрелка судьбы сдвигается в плохую сторону. Он дергается, принимается хныкать, но вырваться не получается.
  
  - Извините, вы не подскажете, где бизнес-цент "Молот"?
  - Чего? - раздосадовано уточняет старуха.
  - Это ведь улица Подкузнечная, верно? - мелодично выпевает высокая девушка, и Тузик с изумлением понимает, что перед ним принцесса. - Мне нужен дом восемьдесят восемь, бизнес-центр "Молот". Что-то я совсем запуталась.
  
  Принцесса нетерпеливо постукивает носком бордового облегающего ногу сапога, покачивается на высоких каблуках словно вот-вот упадет, потряхивает замечательной гривой волос, и вся она такая разноцветная и блестящая, что у мальчика буквально захватывает дух.
  
  - Подкузнечная, Подкузнечная... - принимается бормотать Настурция Петровна. - "Молот", говоришь?
  - Ну да, - принцесса морщит носик. - Или вы не здешняя?
  - Еще чего! - бабка начинает оглядываться, одергивать юбку.
  
  И несмотря на ошеломленность видом принцессы Тузик почти инстинктивно понимает - пора бежать. Он резким движением выдергивает руку, слегка приседает и юрким хорьком ускользает от цепких пальцев мгновенно опомнившейся старухи.
  
  - Ох ты, твою мать, змееныш! - визжит та, стараясь ухватить, достать.
  
  Но среди множества ног мальчик чувствует себя как рыба в воде, юрк-юрк, шмыг-шмыг. И вот он уже не здесь. Подальше, поглубже, и в другом месте. Ведь сказка тут везде сказка.
  
  Широкая улица, вымощенная плиткой. С одной стороны симметрично рассаженные деревья в чугунных резных загородках, с другой - уходящие ввысь стеклянные дворцы, мигающие яркими надписями. По гладкому черному асфальту нескончаемым потоком мчатся машины, огромные, лакированные и внушающие трепет. И идут, идут принцессы, королевы. А короли только помогают им то войти, то выйти из тех машин, что иногда все-таки притормаживают у обочины. Короли высовываются из своих карет, то лысые, то коротко стриженные, а то и с гривой до плеч, и четко заученным галантным движением втягивают или извлекают принцесс и королев, показывая холеные руки с перстнями.
  
  Тузик замирает, открывая рот. Все так красивы и роскошны, что остается только недоумевать, куда же запропастились принцы? Ведь должны же и они быть здесь. Присев на одну из оградок мальчик вглядывается в проходящих и с недоумением осознает, что некоторые из принцесс оказываются настоящими принцами, ухоженными, блестящими и знающими себе цену. А те, что поплоше - тоже ничего, с длинными волосами, задумчивыми взорами, бледными презрительными улыбками. Однако их, в отличие от тех, настоящих, короли вовсе не торопятся усаживать в кареты.
  
  Странно, что Анька не говорила про королей. Вернее, про то, что они совсем не умеют ходить. Тузик, округлив глаза, смотрит на дворцы. В голову ему приходит мысль, что короли должны жить в еще больших, уже совсем не поддающихся осмыслению палатах. Ну, чтобы ездить там на своих машинах из комнаты в комнату, ведь пешком-то они не умеют.
  
  Отдохнув, малыш поднимается, засовывает большой палец в рот, морщит смешные бровки. Все так странно, удивительно в сказке. Непохоже на обычную жизнь. Но так ведь и должно быть? Тузик ковыляет вдоль сверкающих дворцов, таращит черные вытянутые к вискам глаза. Ноги, ноги. Обтянутые чулками, брюками, тонкой кожи сапогами на высоких каблуках. Развевающиеся фалды замечательных по красоте пальто и плащей. Разноцветных, расшитых, непонятно как держащихся на плечах владельцев. Тузик не может удержаться и хватает пальчиками одно из пролетающих мимо пальто. Ткань настолько шелковиста и необычайно приятна на ощупь, что мальчик с трудом выпускает ее, волочась за владелицей, на несколько секунд дарящей его изумленным и несколько раздраженным взором из-под длинных загибающихся кверху ресниц. Тузик ждет грома и молний - ведь он грубым образом вторгся в сказку, словно нарушил негласный запрет и влез, вытащил из Анькиного рассказа бьющуюся жар-птицу. Однако принцесса просто щелкает языком, изгибает в неудовольствии бровь и скрывается среди такой же блестящей толпы. Мальчик трогает языком верхнюю губу, потирает ручки одну о другую, вздыхает, сжимает рот в точку. Теперь ему не забыть никогда этого чарующего ощущения. До самого небытия будет он помнить прикосновение к сказке - это он понимает точно.
  
  Толпы, толпы, цветные огни, мигание и фырчание проносящихся в неудержимом потоке карет. Обилие впечатлений подавляет, оглушает. И через некоторое время Тузик просто опускается на поребрик мощеного тротуара, не осмеливаясь влезать на резную скамейку, что горделиво выгибает спинку в шаге от него. Он лишний здесь. Совсем чужой. Смешной гном в натянутом на круглую голову бордовом капюшоне с замызганной кисточкой. Грязный рваный завязанный кое-как шарф, куртка в потеках, подвернутые слишком широкие штаны, разодранные башмаки, сухие ладошки в морщинах многочисленных линий. Наверное, было бы замечательно остаться в сказке навсегда или хотя бы на сколько-то. Обжиться, пропитаться ее красками, приятными и будоражащими запахами. Пощупать и попробовать. Чтобы унести туда, обратно пусть крохотную, но часть этого мира. И затем, когда вдруг станет совсем плохо, по крупиночке откусывать, катать на языке. Как противоядие, нейтрализатор, клейкий листик дерева, уцелевшего в соседнем дворе.
  
  Но тяжелое чувство полной своей отчужденности, ненужности здесь вдруг потрясает мальчика до глубины души. Его лицо искажается, сжимаясь в маску, нос начинает шмыгать. И, прижав кулачки к глазам, он принимается рыдать, неудержимо и горько. А люди по-прежнему плывут мимо, абсолютно равнодушные к скрючившемуся на обочине тротуара плачущему малышу. Несутся, рыча моторами, машины. Переливаются огнями огромные здания. Плюются обрывками музыки крутящиеся двери, сквозь которые цветная толпа потоками проникает внутрь и исторгается наружу торговыми и бизнес центрами. Неумолчный гул стоит над сказочным миром. Гул, который растворяет эмоции, порывы, чувства. Превращает живые существа в рожденные чьей-то фантазией персонажи.
  
  Тузик вздыхает, растирает мокрые дорожки по щекам, стискивает рот в точку. И неожиданно замечает королеву, резко выделяющуюся на фоне остальных. На миниатюрном серебряном поводке со сверкающими камушками она ведет маленькую белую лохматую собачку, совсем щенка, уморительно поводящего носом и то и дело разевающего розовую, будто ненастоящую, пасть. Щенок аккуратно переступает лапками, трясет ушками, пробует вилять крошечным, словно привязанным, хвостиком. В то время как его круглые глазки удивленно взирают на окружающий мир.
  
  Тузик замирает. А когда щенок внезапно и тонко тявкает, принимается звонко смеяться - до того тот забавен и мил. Толпа плывет и плывет мимо, не обращая внимания на заливающегося смехом мальчика в той же степени, в какой она не замечала его горе.
  
  Дама в цветных перьях и побрякушках, вшитых в ее наряд повсюду, будто в нерешительности останавливается. Оглядывается, чуть поддергивает к себе щенка. Морщит лоб, вглядываясь в источник диссонирующего звука. А Тузик, счастливый как никогда прежде, широко раскрывает руки, делает несколько шагов вперед.
  
  - Дузок! Дузок! - выкрикивает он, продвигаясь все ближе.
  
  Щенок недоуменно поворачивает головку, вопросительно смотрит на хозяйку и с веселым тявканьем вдруг кидается навстречу ковыляющей фигурке. Припадает на передние лапки, вертит хвостом, приглашая поиграть. И замолкает, разом притянутый хозяйской рукой.
  
  - Тебе чего нужно, мальчик? - вопрошает дама, щуря подведенные серебряной краской глаза. - Ты, может, потерялся?
  
  Тузик, точно натолкнувшись на стену, застывает, часто моргая и коротко дыша. Королева в перьях осматривает его с головы до ног, чуть усмехается, дотрагиваясь кончиком указательного пальца до своего гладкого подбородка.
  
  - Да ты, похоже, не местный, верно? С окраины или из пригорода, ни дать ни взять, - она медлит, раздумывая. - Но, все же, ты определенно потерялся. Было бы странно предположить, что твоя мать зашла в один из бутиков, - женщина вновь вглядывается в Тузика и переливчато, но необидно, смеется. - Скажем так, ее бы туда просто не пустили... Ну-у, да и ей самой там ловить было бы нечего. Разве нет, мальчик?
  
  Тузик опускает голову, сопит, двигает точку рта, не понимая сказанного. Крутит ладошки в карманах штанов на манер Люти.
  
  - Какой, право слово, молчаливый ребенок, - продолжает дама. - Или разговаривать не умеет. Что тоже не лишено правдоподобия. М-да... Что ж, - заключает она, открывая на тонком запястье циферблат затейливых часов. - Мне пора. Удачи, "маугли".
  
  Королева трогается с места, таща за собой упирающегося щенка. А Тузик, не в силах оторваться от встреченного чуда, робко пристраивается сзади. Щенок рвется и приплясывет, стремясь лизнуть протянутые пальцы, и никак не желает идти рядом. Дама хмурится, жмурится, цокает языком. Наконец останавливается, хватает щенка на руки и оборачивается к понурому преследователю.
  
  - И что ты все идешь за мной, а? - разгневанно вопрошает она. - Надеешься на подачку? Так нет же! Ее не будет, слышишь?
  
  Щенок елозит, тявкает, смешно дергает носом.
  
  - Дузок..., - еле слышно говорит Тузик.
  - Что?? Не слышу! - продолжает сердиться дама.
  - Дузок! - выкрикивает мальчик.
  - Точно, - уже более миролюбиво соглашается его собеседница. - "Возок", "дузок" и прочая ерунда. Тебя как зовут-то, приставучка?
  
  Мальчик молчит, упрямо двигая точкой рта, приподнимает запятые бровей.
  
  - Почему не отвечаешь? - притопывает каблучком дама. - Задержка в реакциях? Вот незадача-то! Как зовут тебя, спрашиваю!
  - Незаню, - бурчит Тузик.
  - Не знаешь??- удивляется женщина. - Ну и дела! Вот довелось встретиться, не думала, не гадала. С Незнайкой. Ха-ха. Как твое имя-то, милый?
  - Тузик, - после паузы сообщает тот.
  - Как??
  - Ну, Тузик! - с вызовом сообщает малыш.
  - Да уж, развлечение мне досталось, будет что рассказать друзьям, - она медлит, посмеиваясь. - Ну а от меня-то тебе что нужно, Тузик? Денег, хлеба, зрелищ?
  - Дузок, - снова шепчет мальчик.
  - Что еще за "дузок"-то такой, господи боже мой! Подвезти его, разве, до автобусной остановки? - женщина опять оглядывает Тузика. - Да грязен, неумыт - запачкает обивку. Или сдать охраннику? И пусть поступает, как знает. Верно? Ведь звереныш явно заплутал, - она цокает языком. - Да, наверное, правильно... Пойдем-ка со мной, - наконец решается она.
  
  Тут щенок делает резкий рывок и с веселым ворчанием устремляется к Тузику. Тот от неожиданности подается назад, чуть не падая. Но тут же с визгом сам тянется к собачонку, обхватывает его шею, тыкается носом в нос.
  
  Дама поначалу застывает, пытается поймать поводок. Однако это оказывается совсем непросто - щенок носится вокруг мальчика как бешеный. Тогда, улучив момент, она вцепляется в руку Тузика и с сомнением осматривается. Но людское море по-прежнему равнодушно обтекает их, не останавливая и не убыстряя неспешное движение. Женщина склоняет голову набок, отчего становится похожей на встрепанную птицу, и продолжает шарить глазами по сторонам, словно пробуя отыскать выход где-то в толпе. Малыш не сопротивляется, только все старается свободной рукой погладить неугомонного собачонка.
  
  - Герберт! - строго произносит дама. - Герберт, ко мне!
  
  Щенок тормозит всеми четырьмя лапами, шлепается на хвост, поднимает мордочку, тараща черные глазки.
  
  - Хватит, Герберт. Пошли, - непререкаемым тоном сообщает королева, беря поводок.
  
  И направляется вперед, волоча одной рукой вяло упирающегося Тузика, другой - весело скачущего щенка.
  
  - Так-так, - бормочет она. - Нашла развлечение на свою голову, без сомнений. До того было скучно и обыденно, ну до того... Теперь вот наслаждайся, расхлебывай... Выше крыши...
  
  Тузик с удивлением косится на нее, сжимает рот, но тут же принимается смеяться, показывая мелкие белые зубы, когда собачонок с разбегу пихает его головой, тявкает и тут же уносится, выписывая вокруг дамы с мальчиком замысловатые петли.
  
  Они идут, влившись в основной поток. И Тузик постепенно перестает ощущать себя абсолютно чужим. Теплая сухая ладонь королевы, смешной лохматый дружок, не устающий радоваться ему, Тузику. Привычная уже линия блестящих дворцов и фырчащих машин. Принцессы, принцессы... Короли, иногда выглядывающие из своих карет.
  
  - Ну, вот мы и пришли, - дама останавливается у переливающегося дворца со стеклянными стенами и дверями. - Надеюсь, ты не откажешься от пирожного?
  
  Тузик в сомнении двигает ртом, не зная, как реагировать на незнакомые слова.
  
  - Впрочем, это неважно, - констатирует женщина. - Главное, что подустала я сама.
  
  Покрепче сжав кисть мальчика, она подхватывает на руки Герберта и с достоинством вплывает в раскрывающиеся перед ней ворота.
  
  - Лилиана Владиславовна... Как приятно... - склоняется в полупоклоне то ли принц, то ли валет. - Вам как обычно? - он ощупывает быстрыми глазками замурзанное лицо Тузика, его неприглядную одежду.
  - Нет, нет, Сержик, - усмехается она. - Молодому человеку необходимы.., - королева вновь оглядывает мальчика с головы до ног. - Да, чашка какао с горячим молоком и шоколадный эклер. А мне, пожалуйста, кофе по занзибарски.
  - Разрешите помочь? - услужливо принимает он сброшенное пальто в перьях. - М-м...
  - Что, Сержик? - лукаво щурится женщина.
  - А как же "Турле-муа", Лилиана Владиславовна? Неужели только кофе?
  - Ах, искуситель! - ласково треплет она валета по щеке. - Глеб Емельянович сегодня?
  - Точно. Вы же знаете, он их божественно делает. Божественно!
  - Ну, хорошо. Кофе по занзибарски и "Турле-муа".
  
  Щенок по-хозяйски пристраивается на бархатном диване, высовывает розовый дрожащий язык.
  
  - Ну, что, Тузик? Зипун твой надо снять. Здесь в верхней одежде нельзя, да и жарко тебе станет... Боже, уже сегодня об этом начнут болтать. Ну и оригиналкой же я прослыву! У тебя ведь там не лохмотья?
  
  Мальчик медленно развязывает шарф, стягивает куртку.
  
  - Ой, как интересно, - тянет Лилиана Владиславовна. - А ты случайно не девочка? Ха-ха! Не могу, ха-ха, ха-ха.
  - Это Аньки, сестъы! - объясняет он, влезая на диван рядом со щенком. - Моя одезда гъязная.
  - Замечательно! - объявляет дама. - Мальчик по имени Тузик в одежде сестры. Ха-ха. Будет, что вспомнить в конце недели... Дай-ка я тебя засниму.
  
  Она вытаскивает из сумочки глянцевую дощечку, вроде лопатки, тыкает пальчиком и наводит вспыхнувшую ярким светом вещицу на Тузика. Тот жмется, морщит в испуге лоб, таращит глаза, двигает ртом, однако уклониться не может. Щелчок, еще щелчок. Удовлетворенное цоканье языком.
  
  - Вот посмотри, дружок, - протягивает она дощечку. - Ну разве ты не чудо? Ха-ха.
  
  Малыш вглядывается, не решаясь дотронуться. Там, в сверкающем обрамлении, без сомнения он сам, немного нахмуренный и недовольный, с раскосыми глазами и пуговкой носа. В цветастой Анькиной кофте и клетчатых подвернутых штанах.
  
  - Извольте, Лилиана Владиславовна, - как из-под земли возникает Сержик с подносом. - Кофе по занзибарски, "Турле-муа". Пожалуйста, - он слегка пришаркивает. - Какао с горячим молоком и шоколадный эклер для молодого человека, - он опять шарит взглядом, стараясь найти объяснение, - Гусиный паштет для Герберта. Мое почтение, Лилиана Владиславовна.
  
  И так ничего и не найдя, бесшумно удаляется изящно поводя задом.
  
  Тузик втягивает воздух, чувствуя, как рот наполняется слюной, а в животе начинает явственно бурчать. Королева ставит блюдце с вкусно пахнущим паштетом перед щенком, затем поворачивается к мальчику.
  
  - Ну, чего же ты не ешь? Такого в ваших Задрюпинсках нет точно, - она посмеивается, касаясь указательным пальцем подбородка. - Да и удастся ли тебе когда-нибудь попробовать подобное еще раз? Не стесняйся, чего уж.
  
  Дама втыкает крошечную вилочку в изумительное сооруженьице перед собой, медленно поводит не менее крошечным ножиком, а потом отправляет отрезанный кусочек в рот.
  
  - М-м, до чего вкусно, - сообщает она, показывая острый красный язычок. - Кажется, так бы и съела сразу штук сто, - дама смеется вновь.
  
  Тузик нерешительно тянется к чашке с какао, осторожно прихлебывает и замирает от необычных ощущений. Горячая невероятно вкусная жижа обволакивает нёбо и язык, струится в горло и оказывается в конце концов в желудке. Мальчик прикладывается снова и снова, стараясь не пропустить ни одного мгновения, когда напиток соприкасается с его внутренностями.
  
  - А что же эклер? - интересуется Лилиана Владиславовна, поглощая один кусочек за другим. - Уверяю, он тебе тоже понравится.
  
  С сожалением отставив чашку, Тузик с испугом смотрит на вилку и ножик, так же положенные к его тарелке. Поднимает и опускает брови, двигает ртом, а затем, решившись, хватает пирожное пальцами.
  
  - Ах-ха-ха! - веселится дама. - Какой "маугли". До чего забавен! Тузик - ну надо же так назвать. Ах-ха-ха.
  
  Мальчик хмурится, закрывает глаза и медленно вгрызается в коричневый заварной бочок. И может поклясться, что ничего вкуснее он никогда не ел. Так вот как бывает в сказке? Так вот как питаются королевы? Не то, что грубая еда людей из обычного мира. Ел бы и ел. Ел бы и ел. Даже жалко глотать. А оно тает, стекает в горло и без сомнения уменьшается.
  
  - Дай-ка я тебя оботру. Весь вывозился в шоколаде. Во-о-от.
  
  Дама прикасается к лицу Тузика нежнейшей тканью, будто сотканной из душистого воздуха. И он впервые в жизни хочет, чтобы все это длилось и длилось - сказочный дворец, мягкий диван, пушистый белый зверь с розовой пастью, божественный напиток и несравненная еда. И чтобы ма вот так же ласково вытирала его щеки и губы.
  
  - Такси "Розовая газель"? - тем временем вопрошает королева, уткнувшись в шикарную посверкивающую лопатку, что несколько поменьше предыдущей. - Нет, нет, Сержик, я сама... Лучше принеси счет, будь добр.
  
  Молодой человек все так же учтиво склоняется, поводит рукой, будто в недоумении, и удаляется, слегка повиливая задом. А дама продолжает говорить:
  - Да, через пять минут. Что? Нет, не надо. Да. Ресторан "Лунная креветка". Да... Нет... Хорошо.
  
  Мальчик не может оторвать глаз от сказочной королевы, ее волшебный наряд, матовая белая кожа, покачивающиеся пряди волос, обведенные серебром глаза, а пуще всего - губы, изрекающие непонятные слова, буквально все поражает его до глубины души. Он приспускает веки, сжимает рот в точку, сосредоточенно водит им из стороны в сторону, стараясь не упустить ни мгновения из происходящего. Ведь то, что сейчас происходит с ним - абсолютное чудо, которое, как он чувствует, больше не повторится никогда. Щенок расслабленно лежит рядом, покусывая его пальцы или теребя край Анькиной цветастой кофты. В круглых пуговичных глазах собачонка будто в крошечных лужах отражаются ресторанные огни, кожаный подвижный нос постоянно что-то вынюхивает. Щенок морщит морду, словно улыбается, и вываливает забавный язык.
  
  - Дузок, - шепчет Тузик. - Ты дъу-уг. Да?
  
  Щенок согласно потявкивает, часто-часто дыша.
  
  - Вот, Лилиана Владиславовна. Пожалуйста, - кладет перед королевой коричневый кожаный конвертик угодливо выгнувшийся Сержик.
  - Отлично, милый мальчик, - жеманно тянет та. - Подожди минуту.
  
  Она роется в своей невозможной сумке и, вытянув несколько купюр, благосклонно улыбается:
  - Сдачи не надо, ведь мы же друзья.
  
  Пересчитав деньги, официант масляно щурится, благодарит, вытягивает губы, будто целует воздух, а затем удаляется, еще больше поводя нижней частью тела. Женщина вытягивается в кресле, закидывает руки за голову, показывает кончик розового языка.
  
  - Ах, что за жизнь! Что за жизнь, Тузик, - медленно выпевает она слова. - Концерты, выставки, спектакли. И ты все время занята, все время в гуще событий, в пестроте лиц. Вокруг мужчины, женщины и снова мужчины. Великолепные, поражающие, разные. Ну, не замечательно ли, а? Нет ни минутки свободной, все четко расписано, - она кивает головой то ли Тузику, то ли самой себе. - И тут, заметь, неожиданно вторгаешься ты. Нарушаешь течение, прерываешь поток. И сначала я досадую на тебя, как на неуместную помеху. Но затем, - дама делает паузу. - Затем я понимаю, что мне дается передышка. Ты спросишь, кем? - она смеется. - Ну, разумеется, высшими силами. Кстати, веришь ли ты в бога, мой юный друг?
  
  Тузик совсем прикрывает веки и, если бы не интенсивно движущийся рот, со стороны его можно было бы принять за азиатского божка. Застывший, круглоголовый, с большими оттопыренными ушами, вытянутыми к вискам и сжатыми в щелочку глазами. Разрумянившееся лицо, сложенные на груди руки, прижавшийся к боку белый лохматый щенок.
  
  - Молчишь? Странно, - женщина чмокает губами. - А, впрочем, все равно. Во что вы там вообще можете верить в своем Тьмутараканье? Откуда ты? Незнамово? Пинегино? Лопушки? Ах, да все равно. Рабочие окраины, грязь, тупость и свинство.
  
  Дама переводит взгляд на Тузика.
  
  - Ты еще совсем маленький. И теоретически, заметь, чисто теоретически, из тебя еще можно было бы сделать человека. Думающего, чувствующего, причастного. Даже коснувшееся тебя вырождение прекрасно купируется известными просвещенной части человечества методами. Однако мне это, откровенно говоря, не нужно. У меня своих хлопот полон рот, - дама вновь смеется. - Ни минутки свободной.
  
  Тузик слушает все это, не вслушиваясь и не понимая ни слова, как мантру. Слова скачут, кудахтают, корчат рожи. Незнакомые, цветные, содержащие скрытую угрозу. Тузик осознает только то, что подобный момент неповторим. И его тоже, как ранее - божественный напиток, нужно впитывать без остатка.
  
  - Такси подано, Лилиана Владиславовна, - возникает силуэт Сержика. - Ожидает у главного входа. Белый Мерседес 088.
  - Что? - щурит она глаза, словно внезапно вырванная из мира грез.
  - Такси, Лилиана Владиславовна. Прошу прощения.
  - Ах, да-да. Сейчас. Подай мне пальто, Сержик.
  
  Белая карета, серые замшевые сиденья, искусственный запах цветов. Тузик залезает внутрь, пачкая башмаками обивку. Вытаращив глаза, оглядывается вокруг, стараясь вместить, не измять в памяти все то удивительное, к чему приобщает его сказка. Ерзает, шлепает ладошками, бессмысленно улыбается.
  
  - Куда едем? - интересуется дядюшка Бармалей с переднего сидения.
  - Да, так откуда же ты? - оборачивается к Тузику дама. - На чем приехал?
  
  Тузик поднимает брови, двигает ртом.
  
  - Тяв! - сообщает щенок.
  - Ну, же, - настаивает дама. - Время деньги, если ты еще не в курсе.
  - Атобус сто соёк пять, - помявшись, сообщает малыш.
  - Где же это? Ума не приложу, - потряхивает перьями королева.
  - Сто сорок пять, говоришь? - задумчиво гундосит Бармалей. - Ну-ну. Площадь Каленина, выходит. Там у сто сорок пятого конечная, - Бармалей сердито смотрит в зеркало. - Племянник ваш? Из Лопушков?
  
  Королева сверлит его презрительным взглядом. И Бармалей тут же замолкает, угрюмо выставляясь в лобовое стекло.
  
  - Так куда ехать-то? - снова вопрошает он.
  - Неужели непонятно? - цедит королева. - На площадь Каленина.
  
  Они мягко трогаются с места, шуршат шинами, ворчат мотором. И в числе других таких же замечательных карет спешат сжать, порвать расстояние, влетая, обгоняя, фырча. Тузик смотрит, тычет пальцем, сжимает кулачками щеки, призывает в свидетели щенка. Но вот и площадь. С желтыми автобусными остановками, толпами людей и вереницами машин. Бармалей щурится, выглядывая нужную остановку, затем крякает и давит на тормоз.
  
  - Ну, все. Приехали. Это здесь. Вон и сто сорок пятый на подходе.
  - Спасибо, любезный. Вот вам по счетчику. Верно? Копейка в копейку.
  
  Поддернув полы пальто, она выходит из кареты, отвергая помощь Бармалея. Извлекает Герберта и Тузика, натягивает на узкие кисти рук тонкие душистые перчатки.
  
  - Да, давненько я здесь не была, - несколько в нос тянет женщина, оглядываясь по сторонам. - Как все изменилось, опростилось и обыдлелось. Верно, Герберт?
  
  Щенок тявкает, виляет хвостиком и недоуменно выставляется на Тузика - словно за разъяснениями. Только мальчик помочь ему ничем не может, он и сам не понимает почти ничего из произносимого королевой, выглядящей на этой многолюдной и многоголосой площади совсем чужеродно. Серые куртки, простенькие пальто, вязаные шапки, сдвинутые на затылок или кокетливо сбитые набок, грубо сшитые башмаки, аляповатые рыночные сапоги. Смех и мат, перемежаемый через слово. Все такое узнаваемое и обыденное для Тузика, но совершенно отталкивающее и пугающее для королевы.
  
  Площадь является конечным пунктом для не одного десятка автобусов, приходящих сюда с окраин и пригородов. Крытые желтыми навесами остановки, заплеванный тротуар в россыпях подсолнечной шелухи, переполненные урны. Толстые женщины с объемистыми сумками крикливо разговаривают между собой или сидят, насупившись и вдавив зады в грязные скамейки. Мужики хмуро выдавливают слова, сдвигая папиросы в углы рта и сплевывая желтую тягучую слюну. Юркими стайками ввинчиваются в толпу подростки.
  
  Королева передергивает плечами, морщит нос:
  - Угораздило же меня сюда попасть. А все из-за доброты, из-за доброты. Дай, думаю, мальчишечку завезу, чтобы совесть потом не мучила, а обратно - прогуляюсь немного. Да и идти-то, наверное, минут пятнадцать, не больше. Но как? Обчистят, затолкают, заляпают. Кошмар!
  
  Тузик нерешительно поводит глазами из стороны в сторону, стараясь уяснить причину явного недовольства дамы. Но ничего особенного не видит. Наверное, все дело просто в том, что сказочным персонажам среди обычных людей точно не место. Тузик тянется к щенку, гладит шелковистую белую шерстку, со смехом уклоняясь от мокрого розового языка. Если бы можно было забрать сказку домой, увязать чудесное с реальностью, мальчик непременно сделал бы это.
  
  Сто сорок пятый подходит к остановке. Переругиваясь и пихаясь, люди устремляются к открывшимся дверям. Горло Тузика сдавливает железная рука, он чувствует, как слезы закипают в глазах, рот начинает подергиваться. Расстаться с белым зверем? Прямо сейчас?
  
  - Ну вот и все, - подталкивает его королева. - Поторопись, следующего мне ждать некогда. Слышишь? Ау? Тузик! - женщина от нетерпения слегка притоптывает ногой. - Вот денежка. Не потеряй. На проезд до Незнамова или Лукошкино тебе хватит вполне. Все, беги! Мне еще выбираться отсюда. Прощай!
  
  Королева поворачивается спиной, по царски выгибая шею. Лохматый Герберт тоскливо воет, стараясь выглянуть из-под локтя хозяйки. А Тузик, смешной гном с оттопыренными ушами, размазывая слезы и спотыкаясь, вступает в застылый и пропахший бензином салон автобуса. Двери с лязгом закрываются.
  
  Глава 5
  -----------------------------------------
  Народу на сей раз много, поэтому мальчик забивается в угол, чтобы его не толкали и поменьше замечали. Автобус трогается с места, фырчит, дергается, подбрасывает зад на неровностях дороги. И подпрыгивать вместе с ним довольно забавно, но неинтересно - вокруг видны только ноги, никакого тебе окошка с проплывающими зданиями, заборами, трубами и другими столь же занятными вещами. Тузик шмыгает носом, прикладывает ладошки к глазам - появляются цветные пятна, убирает ладошки - вокруг опять одни ноги, переминающиеся, постукивающие об пол или неподвижно стоящие.
  
  Невнятно выплевывая фразы, автобус тормозит на остановках, выпускает двух-трех людей, всасывает восемь-десять. И пространство возле Тузика все сжимается и сжимается, словно забирает воздух. Мальчик открывает рот, судорожно вздыхает, а затем, неожиданно для самого себя, начинает тоненько выть. Ноги со всех сторон принимаются переступать чаще.
  
  - Что за хрень, твою мать? - спрашивают хриплым тенором слева.
  - Эт я тебя хотел спросить, что за хрень, ядрена вошь, - отвечают, покашливая, справа.
  - Щенок, что ли? - предполагают впереди.
  - Да, по ходу, нет.
  - Эй, расступись, нахрен! Дай посмотреть-то. Поди, задавили кого.
  - Да ну?
  - Эй, да сожмись ты малехо! Стоит, блин, как боров, нахрен, - злится молодая баба в вязаной шапке, расталкивая мужиков.
  
  Тузик обхватывает голову руками, крепко зажмуривает глаза. А кто-то в это время выдергивает его наверх.
  
  - Гляньте-ка, блин! Пацан! - возвещает баба. - Еще чуток, и затоптали бы, блин. Как звери, ей богу, - она поправляет шапку, показывая прядь крашеных в рыжий цвет волос. - И не дыши! Не дыши на меня перегаром, нахрен. Руки-то не распускай! Меня дома свой мужик ждет, ложкой, блин, стучит. Понял?
  - Да понял, блин, - с расстановкой отвечает рябой бугай в коричневой куртке. - Не тупой, в натуре.
  
  Другие похохатывают, помогая женщине извлекать Тузика из его закутка. Мальчика ставят на поручни, идущие вдоль окна, а затем усаживают на колени к девчонке в короткой юбке и бугристом пуховике. Та взвизгивает, словно на ноги ей кинули крысу, и пытается спихнуть мальчишку. Однако в плотном кольце обступающих тел ей это не удается.
  
  - Да уберите его, блин! - вопит она. - Замарает все, нахрен.
  - Привыкать надо, дура. Привыкать! - наставляет, подмигивая, дородный мужчина в криво застегнутом мятом пальто.
  - А то! - смеясь, поддакивают парни в сдвинутых на затылок шапках. - Через годик своих нянькать будешь.
  - Чего?? - вылупляется девушка в праведном гневе. - Вот ты, придурок, и будешь, раз мозгов нихрена нету. А у меня найдутся дела поважнее, блин! - и принимается еще интенсивнее спихивать Тузика, который от страха и неожиданности сжимается в комок.
  - Да сдурели вы все, что ли? - вновь встревает женщина в вязаной шапке. - Оставьте мальчишку в покое. Поперву чуток не задавили, сейчас пугают почем зря. Того и гляди, обгадится. Дайте его мне, - лезет она вперед. - А ты жопу-то не рассиживай, - обращается она к девушке. - Нефиг рассиживать. Вон бабку посади, а пацана - к ней.
  
  Девушка возмущенно фыркает, не оставляя попыток избавиться от Тузика. Но мужское окружение, отпуская сальные шуточки, с готовностью тянет к ней десяток сильных рук, и она сама выпрыгивает из кресла, костеря всех пассажиров на чем свет стоит. Бабка в сбитом платке тут же пристраивается плоским задом на нагретое место, утирает сопливящий нос тыльной стороной ладони, крепко обхватывает узловатыми пальцами маленькое тело мальчика. И улыбается остатками зубов непосредственным участникам событий.
  
  Тузик, немного придя в себя, неуверенно оглядывается. Вокруг по-прежнему плотная масса тел. Коричнево-черно-синяя, разбавленная иногда яркими полосами или пятнами других цветов. Она колыхается, в едином порыве изгибаясь на поворотах, подпрыгивая на ухабах. Как некая единая материя, нечто изначальное, вечное, непобедимое. Тузик завороженно смотрит, словно загипнотизированный какой-то глубинной сутью этой массы. Совместно с ней подскакивает на неровностях дороги, склоняется на поворотах, подается назад на остановках. Он, никогда не видевший и не знающий моря, внезапно ощущает что-то такое, что охватывает человека, когда тот ныряет в его темную глубину далеко от берега, погружаясь в теплую и будто вязкую пучину.
  
  Мальчик мотает головой, крепко сцепляет ручки, сжимает в точку рот. Старается выплыть, отсоединить себя от толпы, которая, кажется, поглощает его со всевозрастающей силой.
  
  - Ты куда едешь-то, малой? - скрипучий голос сзади приводит Тузика в чувство. И он с облегчением осознает, что наваждение ослабевает, рассеивается. - Ась? - продолжает интересоваться бабуля. - Из Незнамова?
  
  Тузик принимается двигать ртом, не представляя, что отвечать.
  
  - Чего молчишь-то? - не отстает та. - Язык, что ли, проглотил?
  - Да он, по ходу, и базарить-то не умеет, - похохатывая, предполагает парень в кепке, увлеченно грызущий семечки.
  - Недоразвитый, что ль? - подхватывает курносый молодой мужик рядом.
  - В натуре чумичка какой-то, он хоть русский? - разворачивается бугай в коричневой куртке. - А то, поди, везем чучмечонка, нахрен.
  - Ага! Тер-рро-рриста, - продолжает скалить зубы тот, что в кепке.
  - Да отстаньте вы, блин, от парнишки! - вновь вмешивается женщина в шапке. - И так пацан, по ходу, потерялся. Ты откуда? - мягким голосом спрашивает она.
  
  Тузик чуть приспускает веки и, посопев, отвечает:
  - Незаню.
  - Круто! - возвещает веселый парень в кепке. - Придется тебе, бабка, брать его на постой, - будто подтверждая свой приговор, он припечатывает широкой ладонью хлипкое плечо пожилой женщины.
  - Чтой-то? Чтой-то? - начинает волноваться та. - Нахрена он мне сдался? Тебе надо, ты и бери! Своих недоумков хватает. Наделали выше крыши и все бабушке норовят спихнуть.
  - Ребя, пацана никому не надо? - продолжает развлекаться парень, сплевывая семечки. - Отдают даром!
  - Чего ты языком-то треплешь? - зло щурит глаза женщина в шапке. - Фуфло еросовое, блин. Ты один, что ли, едешь? - опять спрашивает она Тузика. - Родители-то у тебя где?
  - Дома, - с готовностью отвечает Тузик. - А мозт, у дяди Тоика.
  - Где, говоришь? У дяди Столика? - хватается за бока парень. - Во, ржача! - обращается он за поддержкой к окружающим.
  - Кончай стебаться, - отрезает мужчина в мятом пальто. - Потерялся он, по ходу. В ментуру надо сдавать.
  - В каку ментуру? - поворачивается к нему женщина, шапка ее совсем сбивается набок.
  - В таку, нахрен. Типа первый раз слышишь, ага, - он выпячивает нижнюю губу. - Не под забором же ему жить, блин. Бабка вон не хочет брать, - он тыкает толстым пальцем в сторону Тузика, подпрыгивающего на тощих коленях бабуси.
  - И не возьму! - с вызовом заявляет та. - Нахрен он мне сдался?
  - Тебе, бабка, нахрен. А я парня ментам не отдам! - с вызовом заявляет женщина в шапке. - Выбросят как собачонка. Или отымеют. Говорят, у них извращенцев дохрена.
  - У них-то? Ага! - продолжает веселиться парень с семечками. - Что ни морда, то извращенец!
  - Ну, и куда ты его денешь? - вступает в разговор рябой бугай. - Можт, ты и сама извращенка! А? - чпокает он с преувеличенным подозрением.
  - Чего?? - старается повернуться к нему женщина. - Козел! Ваще охренели в натуре! Нет, вы гляньте на него. Только гляньте!
  - Да чего смотреть-то, блин, - тихо покашливая, произносит тощий парень в порядком потрепанной кожаной куртке и капюшоне, надвинутом на лицо. - Незнамовский он. Знаю я его, нахрен. Нашего кореша, Люти Чуканова брат. Точняк? - обращается парень к Тузику.
  - Ой, гонишь ты, паря! - сомневается мужчина в мятом пальто. - Ну и гонишь!
  - Ага, выискался, блин! - пытается поправить шапку женщина. - Никто мальчишку не знает, а он, типа, признал. Ага.
  - Да ты чего так паришься? - шелестит парень. - Нахрен мне гнать-то? Мне без резону ваще, в натуре. Ты чего молчишь, салага? У тебя ведь Лютя брат? Ну?
  - Отвечай, блин, - подпихивает Тузика острой коленкой бабка.
  - Ютя, - нехотя отвечает несколько разомлевший в духоте Тузик.
  - Что, "Ютя"? - не отстает женщина в шапке.
  - Мой бъят Ютя.
  - Клево, - подытоживает парень с семечками. - Вот и нашлась пропажа.
  - Ну, и слава богу, - мелко крестится бабка. - А то как-то грешно на улицу ребятенка-то выкидывать
  - Не то слово, - поддакивает женщина в шапке. - Гора с плеч, блин. Так ты его до дому доведешь? - спрашивает она у тощего парня.
  - А чего провожать-то? Он от угла сам дойдет. Там два шага до Пролетарской, - парень трет нос и намеревается сплюнуть.
  - Ну и ладно, - неожиданно легко соглашается женщина.
  
  Дальше все едут молча, потеряв всякий интерес друг к другу. В глубине салона переругивается молодая пара, урчит мотор, невнятно объявляет остановки водитель. Тузик, пригревшись на коленях у бабки, глядит в окно, провожая взглядом проплывающие трубы, мелколесье и покосившиеся дома. Его не покидает мысль о том, какой замечательный и наполненный приключениями день выпал ему сегодня. Постепенно автобус пустеет. Оставшиеся рассаживаются на освобождающиеся сидения, разминают уставшие от долгого стояния ноги.
  
  - Уава-вава, - говорит водитель. - Шашая - Раламая!
  - О! - оживляется тощий парень. - Следующая - твоя, малек. Не проспи.
  - И то верно, - соглашается бабка. - Легкий-то легкий, а ведь все коленки отмял. Давай, двигай потихоньку к выходу.
  
  Она ссаживает Тузика и подпихивает его вперед. Нетвердо держась на ногах, он топает к двери. Приседает на ухабах, отлетает в сторону на поворотах. Автобус тормозит.
  
  - Раламая! - возвещает водитель. - Шашая - Ува-ва-ва шава-ва.
  
  Двери с лязгом открываются.
  
  - Люте привет, - спохватывается парень. - Скажи, от Шипатого. Он поймет, нахрен.
  
  Тузик съезжает по ступеням и, споткнувшись, падает. Но, сразу спохватившись, резво отползает в сторону. Поднимает улыбающееся лицо к попутчикам.
  
  - Ятно, - говорит он. - Досиданя.
  
  Двери захлопываются, автобус трогается с места, покачивая номером сто сорок пять. Скрывается за поворотом. Мальчик оглядывается. Позади тихая улица с крошащимся асфальтом. Обшарпанные пятиэтажки, грязные дворы, дымящие трубы ТЭЦ. Чахлые деревья с остатками желтой листвы. Он, безусловно, дома, в своем районе. И, казалось бы, удивительному конец. Но разве не может быть чудом то, что он не только побывал в сказке, но и сумел вернуться оттуда?
  
  Вздохнув, мальчик встает, отряхивает ладошки, с сожалением рассматривает заляпанные грязью клетчатые Анькины штаны - ох, и рассердится же она, увидев такое. Но потом, конечно же, смягчится, слушая его удивительный рассказ.
  
  
  
  Дома по-прежнему никого. Бесцельно побродив по тихим комнатам, Тузик стаскивает и складывает цветастую кофту, аккуратной кучкой выкладывает грязные брюки, долго трет личико в ванной и, натянув свою одежду, залезает на табурет у подоконника.
  
  Темнеет. Опять начинается дождь, серый и назойливый. Пробегает, поджав хвост, собака. Проходит, опустив голову, Дюха. Тузику немного грустно, что друг не замечает его и даже не кидает взгляд в сторону знакомых окон, но мало ли у Дюхи может быть проблем? Не все же ему помнить о Тузике. Мальчик ерзает, стараясь удобнее расположиться на жестком сиденье.
  
  И вдруг начинает смеяться - на том конце двора появляется Найдена. Идет, слегка покачивая плечами, в сером мареве дождя. Прямая, тонкая, словно сотканная из лучей солнца несмотря на длинные темные волосы, легким колыханием отзывающиеся на каждый ее шаг. Вот она подходит ближе, и Тузик удивляется, что дождь лишь слегка касается ее, не обезображивая и не размазывая черты, как у других людей. Только чуть более волнистыми становятся пряди, да ярче сияют глаза. Тузику она кажется выходцем из удивительной, доброй книжки, кем-то таким, кого не может быть в его унылом мире.
  
  Найдена едва заметно улыбается, отводит руки в сторону и неожиданно поднимает ладони вверх, будто обращается к неведомому богу. Стоит, щурясь на то, что видно только ей одной. Потом поворачивает голову в сторону Тузика, медлит секунду-другую и показывает язык.
  
  Тузик тут же откликается, машет кулачками, словно выбивает неведомую дробь и едва не падает на пол. А девушка усмехается, заправляет пряди волос за уши и, подобравшись, картинно крадется к соседнему дому, пока окончательно не скрывается из поля зрения.
  
  Тузик счастлив, ведь увидеть Найдену для него хороший знак. Она как фея, что служит предзнаменованием отсутствия дурных событий. Он вновь ерзает на табурете, таращит глаза в глубь комнаты и заливается смехом.
  
  - Эй, малой! - звучит окрик со стороны окна.
  
  Мальчик вздрагивает, поворачивает испуганное личико, собираясь в случае опасности мгновенно слететь со своего сидения. За стеклом маячит Костыль, ежащийся от всепроникающего дождя, руки в карманах, голова втянута в плечи.
  
  - Слышь, чувачок, подь-ка ближе, в натуре, - сплевывая, говорит он.
  - Сего? - на всякий случай спрашивает Тузик и начинает медленно сползать на пол.
  - Блин! - Костыль отодвигает капюшон со лба. - Да не боись ты, на хрен, не боись. Ничего я тебе не сделаю, сечешь? - он с силой сжимает и разжимает губы, отчего его лицо кажется резиновой маской. - Мне спросить, нахрен, надо. Вот и все. Разговор, короче, есть. Можешь сюда выйти?
  
  Тузик в ответ двигает ртом, но что-либо сказать не спешит. Хотя и не уходит. Устав ждать, Костыль вновь сплевывает и с досадой заявляет:
  - Вот так всегда, нахрен. Чуть что, и все в пролете. Блин, ты чего шкеришься там, ешкин кот? Не буду я тебя лупить, понял? Нахрен ты мне сдался? Ну? Я ж к вам зайти не могу, в натуре. Лютя узнает, прирежет. А я, блин, молодой, - он хмыкает. - Жить, короче, хочу.
  
  Тузик, приспустив веки, молча смотрит на Костыля.
  
  - Вот выставился, козел, твою мать, - резюмирует тот. - Хоть бы чего сказал, нахрен, - Костыль сплевывает. - Лады, не хочешь, не надо. Слышь, - он с опаской оглядывается. - А ты чего так шухернулся-то тогда? А? Чего увидел? - парень внимательно вглядывается в застывшее лицо мальчугана. - Молчишь, чумичка? Короче, а мне вот так ссыкотно, ужасть. Ну, тебе не понять, по ходу.
  - Стасно биё, - вдруг говорит Тузик. - Тень.
  - Чего "тень"? - настораживается Костыль.
  - Ну, сейху, - мальчик тыкает пальчиком в потолок. - Пиууу! Низ бац. Стасная-я-я! Сють я не умей.
  - Ага, - через секунду констатирует Костыль. - Лохматая такая, да, типа? Как, по ходу, шевелится. И холодом бац, нахрен, тыдынц, - он делает движение ладонями, будто нагоняет на себя воздух. - Точняк?
  - Ну, - отвечает, подумав, Тузик. - Тыдынц, ага.
  - Ну, лады. Типа, выходит, мы с тобой одно видели. Понятно, - он вздыхает и отворачивается, собираясь уходить.
  - Есё гъяза, - замечает мальчик. - Стасные-е-е-е. Туда-сюда тыдынц, тыдынц.
  - Чего-о? - с удивлением тянет его собеседник, вновь поворачивая голову к окну.
  - Ну, гъяза, - Тузик показывает руками знаменательное шныряние глаз по поверхности тени.
  - Ну, ты, братан, даешь, блин! Какие еще глаза, нахрен? Хрень какая-то черная была, в натуре. Но, типа, просто черная и все. Чего за глаза, твою мать?
  
  Тузик смущается, принимается быстрее двигать точкой рта и тихо сопит.
  
  - Ладно, забей. Короче, и мне, слышь-ка, тоже страшно, - Костыль щурится, сплевывает. - Только если разболтаешь, тебе каюк. Сечешь? И Лютя не поможет.
  
  Костыль сильнее вжимает голову в плечи и удаляется, постепенно сливаясь с серой пеленой дождя. Темнеет. Тузику становится скучно. Он сползает на пол, топает в кухню и принимается рыться в тихо постанывающем холодильнике. В животе урчит, и мальчик не отказался бы от дюжины тех самых штучек, которыми кормила его королева в сказочном дворце. Но в холодильнике только початая банка майонеза и как попало напиханные в полиэтиленовый пакет куски хлеба.
  
  Ложкой Тузик выковыривает майонез, толстым слоем размазывает по хлебу и с наслаждением откусывает. Это, конечно, не то, что во дворце, однако тоже вполне себе ничего. В окно светит одинокий фонарь, причудливым пятном вымывая тьму на полу кухни. Сверху ругаются соседи, на улице воет собака. И Тузик с тоской думает о том, куда подевалась хотя бы Анька, которая давно должна быть дома. А в дверь тем временем тихо стучат.
  
  Мальчик вздрагивает, пугливо оглядывается, сжимая губы.
  
  - Тузик, ты дома? - приглушенный голос стерт дверью, но все же узнаваем. - Это я, Сашон. К тебе можно?
  
  Тузик ковыляет в прихожую, прячется за одеждой, наваленной на вешалку, и говорит:
  - Мозно.
  
  Дверь медленно открывается, впуская темную фигурку, более темную, чем окружающее пространство.
  
  - Эй, ты где? - шепотом спрашивает вошедший. - Почему у вас нет света? Я зажгу?
  - Сасон, это тосьно ты?
  - Конечно. Чего ты меня пугаешь, дурашка? - голос мальчика сбивается.
  - Есъи ты Сасон, то зазги.
  
  Сашон шарит по стене, щелкает выключателем, тусклым светом озаряя убогую прихожую. И с удивлением и опаской осматривается по сторонам.
  
  - Тузик, ты где? Эй!
  - Сего? - малыш показывается из-под отцовской куртки, щурится на лампочку.
  - Ты чего, один? А Анька где? - Сашон закусывает нижнюю губу. - И в темноте сидишь. Не страшно?
  - Ну, стасно. Ну.
  - А свет-то чего не включаешь? Умеешь ведь.
  - Стобы зой не насол.
  - Кто, кто? - светлые брови Сашона ползут вверх. - "Зой"? А это кто?
  - Ну, зой, - опускает голову Тузик. - Стасный. Всея упай на земью. Исет.
  - "Зой", "зой", - задумчиво тянет Сашон, бросая быстрый взгляд на друга. - Кто ж такой-то? Вроде, еще вчера у тебя такого не было. Выдумал, что ли, опять?
  - Бый, - Тузик упрямо сжимает рот в точку. - Зой, стасный. Упай на земью.
  - Ага, - заключает Сашон. - Злой, что ли? Раз страшный.
  - Ну, - Тузик принимается двигать ртом из стороны в сторону.
  - Понятно. Упал, говоришь, на землю?
  - Дя.
  - Ну, если упал и злой... То тогда он как сама тьма, - заключает Сашон.
  - Тосьно! - с восторгом смотрит на друга Тузик.
  - А если так, то прятался ты неправильно.
  - Посему?
  - Он сам из тьмы, поэтому видит в ней лучше кошки. И ориентируется - до кучи. И если бы твой злой здесь появился, он выцепил бы тебя "на раз".
  - Сасон умный! - Тузик даже причмокивает.
  - Да ладно... Это я для тебя умный... А так, в общем-то, обычный.
  
  Мальчики некоторое время молчат. Тузик - заложив руки за спину. Сашон - водя кончиком ботинка по полу.
  
  - Ну, а Анька-то у тебя где? Родителей-то понятно нет, а Анька?
  - Незаню.
  - Уроки у нас закончились еще в два. Странно. Хочешь, к нам пойдем? Пока твои не пришли.
  
  Тузик раздумывает, двигая точкой рта, сопит.
  
  - Не. Твоя ма не юбит меня. Лусе я своих подозду.
  - Ну, как хочешь, - Сашон неловко мнется. - Мне у тебя надолго задерживаться тоже не стоит, - он опускает глаза. - Вот что хочешь думай, но твоего брата я реально боюсь. До дрожи. Это не какой-то выдуманный "злой", а самый настоящий... Ну, даже не знаю, как сказать... В общем, зарежет и не поморщится, - Сашон взглядывает на Тузика. - Только ты не воображай, что я трус. Наверное, все-таки, нет. Ну, мне так кажется, - мальчик сжимает губы. - Но Лютя... Он какой-то не как все. Будто и не человек.
  
  Тузик не отвечает, глядя в пол теребит рукав кофты. В окно святят фары проезжающей машины. Сашон перекладывает из руки в руку большой пакет с надписью ""Копейка" - самые убойные цены в районе".
  
  - Ну, чего? Тогда я пойду? - наконец говорит он. - Мне еще уроки делать. Вот, вещи твои. Постирались, в общем. - Сашон протягивает Тузику пакет, - Ну, завтра, наверное, загляну. Чтобы ты не грустил.
  - Я в сказке бый, - вдруг сообщает Тузик.
  - Чего? - не понимает его друг.
  - Ну. Бый в сказке. Обедай с коёевой.
  -Ты? С королевой? В сказке?
  - Дя, - чуть смущаясь подтверждает Тузик.
  - Вот ты горазд выдумывать! - Сашон улыбается, глаза его начинают сиять. - Ну, ты даешь.
  - Я не въю, ты сего?
  - А кто говорит, что врешь? Просто в твоей голове столько всякого... Ну, разного.
  - Сё яйно бый! - упрямо заявляет Тузик. - Не пьидумай.
  
  Сашон качает головой, зачем-то потирает пальцы.
  
  - Ну, завтра расскажешь. Ладно? Мне пора. Реально. Если Аня не вернется, приходи к нам. А то один в квартире, и дверь еще не запирается. Придешь?
  - Незаню.
  - Эх ты, Незнайка, - Сашон ласково дергает малыша за ухо. - На все вопросы один ответ. Пока?
  - Досиданя.
  
  За Сашоном закрывается дверь. Тузик скребет пальцем пузырящуюся краску на косяке. Втянув голову в плечи, оглядывается, прислушивается. А затем, подтащив к стенке табурет, щелкает выключателем. Комната погружается во мрак. Мальчик несколько минут мигает, стараясь приспособиться к темноте. Наконец проступают предметы, становятся более легкими тени в углах. В окно, завешанное полуоторванной шторой, проникает слабый свет со двора.
  
  Что бы ни говорил друг, Тузик уверен - в таком мраке его, маленького и черненького найти если и не невозможно, то в любом случае очень трудно. К тому же, можно начать любимую игру, представляя на месте обычных вещей нечто совсем иное, следя за движениями теней и придумывая им собственную жизнь. Нет, конечно же, на площадке или на улице будет страшно - мало ли что или кто может там притаиться. Но только не дома, где все привычно, и где бояться стоит только родителей да их собутыльников.
  
  Сестры и правда нет слишком долго. Однако беспокоиться за кого-либо мальчик еще не умеет. Скорее у него мелькают мысли о том, что ему нечего будет есть. Он вздыхает, садится в уголок и стискивает кулачки на груди.
  
  - Тузи-ик, - слышит мальчик тихий голос. В недоумении крутит головой, но никого не обнаруживает.
  - Ты что, совсем один?
  
  Тузик в волнении привстает и вдруг видит Найдену. В отличие от Сашона она не пытается зажечь электричество. Похоже, в темноте ей так же комфортно, как и Тузику. Она приближается, неслышно переступая ногами, кладет ладони на край изодранного кресла, за которым таится мальчик. Свет слабым отблеском ложится на ее лицо, делая его слегка размытым, но оттого еще более милым. Огромные карие глаза, без колебаний воспринимающие действительность. Приветливо улыбающиеся губы. Прямая линия бровей. Тузик всматривается и неожиданно понимает, что перед ним принцесса. Самая настоящая. Такая как в сказке. Только потерявшая или забывшая дорогу обратно. И поэтому вынужденная жить среди обычных людей, не видящих и не осознающих, кто именно находится рядом с ними.
  
  - Чего молчишь? - на правой щеке девушки появляется ямочка. - У вас ведь не заперто, об этом известно всем в округе. Знаешь, похоже, руки у твоего отца растут явно не из нужного места, - в ее глазах начинают бегать смешливые искорки.
  
  Тузик облизывает губы, поднимает домиком брови, обеими ладошками приглаживает и так плотно прилегающие к голове волосы.
  
  - Ты касивая, - отвечает он.
  - Что? - будто не понимает Найдена.
  - Касивая, - повторяет мальчик. - Пинсесса. По пъавде.
  - Ты находишь? - щурится девушка.
  
  А затем, не в силах удержаться, смеется, серебряным колокольчиком разливая звуки. Быстро наклоняется и, приподняв мальчика подмышки, на секунду прижимает к себе, заставляя ощутить какой-то непередаваемо свежий аромат. Мальчишка застывает, становясь словно деревянной куклой в руках Найдены. Мысль о том, что перед ним настоящая принцесса, реальнее тех, кого он встретил сегодня в сказке, молоточком стучится в виски.
  
  - Настоясяя, дя, - шепчет Тузик. - Ты и кодовать мозесь? - через силу спрашивает он.
  - Что? - вновь уточняет Найдена, но уже не смеется. - Ты такой забавный, с ума сойти. И откуда только Вован с Любкой тебя выкопали?
  - Выкопаи? - вытаращивает он глазенки.
  - Ага, - смешинки опять бегают в ее, таких близких, зрачках.
  - Незаню, - растеряно отвечает мальчик.
  - Вот то-то и оно, что "незанешь", - Найдена щелкает Тузика по носу и наконец ставит на пол. - Ты есть хочешь?
  - Хосю, - подумав, сообщает он.
  - Вот, возьми. Не абы что, но все же, - она вытаскивает из кармана плаща большое красное яблоко, протягивает Тузику. - Бери, оно мытое. Думала, перекушу днем, да вот не довелось. А сейчас все равно домой.
  
  Тузик солидно принимает увесистый фрукт и тут же откусывает. Найдена наблюдает за ним.
  
  - Слушай, я вот чего заглянула-то: почему это Костыль к тебе без конца клеится? Никак не пойму, что ему от тебя нужно. И это после того, как его проучил твой Лютя. Странно, - девушка недоуменно пожимает плечами. - Расскажи, будь другом, в чем дело.
  
  Тузик сжимает рот в точку, принимается двигать ею из стороны в сторону, не представляя, что отвечать. Найдена стоит перед ним все такая же тонкая, прямая, с длинными волнистыми волосами. И мальчик снова со всей очевидностью понимает, что ну никак не может появиться такая естественным путем в его мире. Ее выкрали, подбросили, одели в плохую одежду наверняка для того, чтобы отдать принцессино королевство поддельной королевне. Однако как скрыть алмаз в навозной куче?
  
  Найдена была приемной дочерью тети Клавы. Это знали все. Той самой тети Клавы - согбенной, измученной работой женщины, теперь уже давно похоронившей пропойцу мужа, который несмотря на лютый характер и пальцем не смел тронуть принятую в семью малышку. А девочка росла, росла да и выросла вот в такую Найдену, насмешливую и серьезную, неуступчивую и гибкую, молчаливую и острую на язык.
  
  - Язык проглотил?
  - Неа, - Тузик широко разевает рот, чтобы продемонстрировать наличие оного.
  - Ой, ну какой же ты смешной, честное слово! - Найдена с трудом сдерживает улыбку. - Так что там насчет Костыля?
  - Мозт, он боися?
  - Думаешь? - удивляется она. - А чего?
  - Он тозе видей. Зо упаё на земъю. З-з-з-з, з-з-з-з, - мальчик широко раскрывает руки и принимается кружиться, нагибаясь ниже и ниже, пока не распластывается на полу.
  
  Найдена с интересом следит за ним, засунув руки в карманы. Затем почти бесшумно начинает аплодировать.
  
  - Ну ты, признаться, и артист! З-з-з-з, говоришь?
  - Дя. Упаё зо, - подтверждает мальчик.
  - "Упаё зо"? Упало, что ли?
  - Дя.
  - А что упало-то?
  - Зо!
  - И откуда?
  - Сейху, - мальчик показывает в потолок.
  - Ага, наверное, понятно, - девушка хмурит брови. - И Костыль тоже это видел?
  - Видей. И испугайся.
  - Ладно, допустим. И когда же это замечательное событие произошло?
  - Ну-у-у, - нерешительно тянет Тузик. - Позасея, мозт.
  - Так, - продолжает уточнять его собеседница. - А упало-то что?
  - Зо! - удивляется недогадливости Найдены мальчик.
  - Не понимаю, честное слово. Скажи по-другому, - просит девушка.
  - Ну, зо. Зой. Стасный-стасный, - мальчик делает жалкое лицо и изображает, как сильно он боится.
  - А-а-а-а! - начинает догадываться она. - Ты имеешь в виду, что с неба на землю упало зло?
  - Тосьно! - Тузик смеется, показывая мелкие зубы.
  - И Костыль тоже это видел, говоришь?
  - Дя, мы ядом быи.
  - А как же это твое зло выглядело, скажи, пожалуйста? - Найдена принимается постукивать ладонью по спинке кресла.
  
  Тузик виновато отводит глаза, двигает ртом.
  
  - Как зо! - наконец заявляет он.
  
  Девушка усмехается, берет его за подбородок, всматривается.
  
  - А ты попробуй, опиши, - ласково просит она.
  - Ну объяко. Так фл-фл, з-з-з-з, - дергает он во все стороны руками.
  - Как щупальца, что ли, от него?
  - Ну типа, наейно. И селое-селое. И стасно-стасно.
  - Ладно, дружок. Примерно ясно, - девушка кусает нижнюю губу, прищуривается. - И что, Костыль хотел узнать, не привиделось ли ему все это?
  - Наейно. Костый пъёхой.
  - Кто ж спорит-то? - мимолетно улыбается Найдена. - Слушай, а чего ты тут сидишь один? Пойдем к нам. Или, хочешь, я тебя к Сашону отведу? К Дюхе сейчас точно не надо. Пойдешь? Мама пирогов напекла.
  
  Тузик сглатывает слюну, доверчиво тянется к Найдене. Но тут хлопает дверь, и вихрем влетает Анька. Притормозив только посредине комнаты, неуверенно оглядывается, явно мало что видя.
  
  - Тузик, ты где? - зовет она. - Что за хрень?
  - Аня, - отвечает за него Найдена. - Твой брат тут в одиночестве время проводит. В общем, ему страшно. Вот я и зашла его проведать.
  - Кто это? - шарахается Анька назад, шарит по стене в поисках выключателя.
  - Осторожнее. А выключатель чуть левее твоей руки.
  
  Анька наконец включает свет, хлопает ресницами и облегченно вздыхает.
  
  - А-а, это ты! А папка вот никак замок не прихреначит, козел! - сообщает она. - Достал уже, в натуре! Приходи, типа, любой и бери, что хочешь. Или мочи всех подчистую. Прям не знаю, что и делать. Люте, блин, тоже все по барабану, он и не ночует тут.
  - Вот я и забеспокоилась по поводу Тузика, - девушка глубже засовывает руки в карманы. - К тому же Костыль все рядом вьется, как бы не избил.
  - Надо Люте про него сказать, сразу отвянет, - независимо объявляет Анька.
  - Точно, - улыбается Найдена. - А ты сама-то чего так поздно ходишь? Мало ли уродов в районе?
  
  Анька поджимает губы, опускает голову, возит носком обдрипанного сапога между двух половиц.
  
  - Ну, деньги искала. И что? - вскидывает она голову. - Таскалась у магазинов и пивнушек, возле остановок. Кто, короче, что обронил, - она стискивает пальцы. - Родоки-то вон, ничего не оставляют, не помирать же нахрен! Но я не воровка!
  - А разве кто-то что-то такое сказал? - интересуется Найдена. - Вовсе нет. Удалось насобирать?
  - Да, блин. Сегодня совсем негусто, - уже без запала отвечает Анька. - Ходишь, нафиг, как бомжиха. Ей богу.
  - Ну, а мне сегодня повезло больше. Держи, - девушка вынимает из кармана несколько купюр. - Только родителям не показывай. Отберут подчистую.
  
  Анька смущенно стреляет глазами, неловко переступает с ноги на ногу, однако деньги принимает.
  
  - Завтра жрачки куплю, - объявляет она. - Заначку сделаю, - шмыгает носом. - Ну, а как насобираю нормально, сразу отдам, ты не думай. Мы не какие-нибудь попрошайки. Да, Тузик? - обращается она за поддержкой к брату.
  
  Он, внимательно следящий за происходящим, кивает. Найдена переводит взгляд с Аньки на Тузика, в раздумье кусает губы.
  
  - Слушайте, а ведь сейчас-то вам есть совсем нечего, верно?
  
  Анька морщит нос, принимается дергать себя за ухо, отводит взгляд в сторону.
  
  - Ну, найдем что-нибудь. Хлеб вон, по ходу, оставался. А завтра с утреца, до школы, я сбегаю. Чего уж, - она вновь шмыгает.
  - Знаете что? - говорит Найдена. - А давайте, все-таки, к нам. Я Тузику уже сказала, что у нас пироги. Хватит на всех. Поужинаете, а потом я вас обратно приведу. А?
  
  Тузик вновь чувствует, как во рту собирается слюна. И собирается она тем больше, чем яснее он понимает, что хлеба-то в холодильнике уже нет и до завтра не будет. Он просительно смотрит на Аньку, сдвигает сжатый рот на правую щеку, поднимает домиком брови. Так как сестра, словно в раздумье, молчит, он тянет ее за рукав. Еще и еще.
  
  Заметив его старания, Найдена чуть-чуть усмехается, затем решительно берет обоих детей за руки.
  
  - Ну, все. Хватит модничать и изображать скромников. Пойдемте.
  
  На улице девушка нахлобучивает на голову Тузика капюшон, а сама поднимает воротник плаща, стараясь укрыться от мелкого дождя и поднявшегося ветра. Сухая твердая ладонь крепко сжимает кисть мальчика, и ему кажется, что теперь в мире ничего не страшно. Рядом, загребая ступнями, топает Анька и бормочет что-то совсем неразличимое. Они обходят одну рытвину, другую, стараясь не залезть в самую грязь. Тузик рассматривает залитый бурой, почти черной в темноте, кашицей разбитый асфальт, освещенные окна домов, вслушивается в ругань, доносящуюся из открытых форточек, и хочет, чтобы они шли и шли, шли и шли.
  
  - Ну, вот мы почти и дома, - сообщает Найдена, будто ни Тузик, ни Анька не знают, где она живет. Она толкает скрипящую дверь, пропуская детей в подъезд, и подпихивает их в податливые спины, чтобы ускорить движение. Третий этаж, дверь налево, четыре звонка.
  - Да иду уже, иду, - слышится приглушенный голос тети Клавы.
  
  Щелкает замок, и в проеме появляется подслеповато щурящаяся мать Найдены.
  
  - Мам, я младших Чукановых привела. Пусть они поужинают с нами, ладно? - подталкивает девушка вперед Тузика и Аньку. - Они там совсем одни и голодные. Поедят, я их обратно отведу.
  
  Тетя Клава только сейчас обращает внимание на детей, переводит взгляд с дочери, несколько секунд всматривается, затем согласно кивает и пропускает в коридор.
  
  - Ну, ладно, коли так. Один раз-то можно. Только смотри, нам их содержать не на что, - она сжимает у горла воротник теплого халата. - Что там моя пенсия да твои завывания в переходах? Шла бы учиться, что ли. Хоть на токаря? Вакансии на заводе бывают. Или как Ленка Волоснова - продавцом в магазин работать. А то мотаешься чуть не каждый день в центр да обратно. Мало ли что там в этом центре может случиться? Деньги, опять же, тратишь за просто так. Они что ж, на дороге валяются?
  
  Тетя Клава горестно мотает головой, как-то ежится и, повернувшись, шаркает в кухню.
  
  - Да ты, мам, не беспокойся, - помедлив, отвечает девушка. - Все будет хорошо. На жизнь ведь я сколько-то зарабатываю.
  - А о будущем не задумываешься, - оборачиваясь, замечает ее мать.
  - Ой, да будет ли еще это будущее? - вполголоса говорит Найдена и глядит в сторону.
  - А куда ж оно денется, по-твоему?
  - Да никуда. Просто не наступит и все. Кирпич вон на голову упадет.
  
  Тетя Клава поджимает губы и буравит дочь долгим осуждающим взглядом. Тузик принимается сопеть, а Анька на шажок, на другой начинает ретироваться к двери, дергая за собой брата.
  
  - Эй, вы куда? - замечает наконец их отступление девушка. - Ну-ка, давайте-ка обратно.
  
  Она ловко хватает обоих, так что они не успевают и пикнуть, быстро стаскивает с них верхнюю одежду и сапоги и снова подталкивает вперед, теперь уже к ярко освещенной кухне.
  
  - Мойте руки, а я мигом.
  
  Найдена одним движением скидывает плащ, ботинки, просовывает ноги в тапочки и скрывается за дверью своей комнаты. Анька шмыгает носом, приглаживает неровно подстриженные волосы и, неуверенно пожав плечами, искоса взглядывает на Тузика. А тот в свою очередь сосредоточенно рассматривает лиловые разводы на отклеивающихся обоях.
  
  - Ну, что ж, идемте, касатики, - приглашает их тетя Клава. - Давно, поди, не ели-то?
  
  Анька опускает глаза и снова дергает Тузика за руку.
  
  - Да ему вот утром оставляла чуток. Брюхо-то, поди, подвело, ага?
  
  Тузик сжимает рот в точку, двигает из стороны в сторону и молчит.
  
  - А ты сама в школе, что ли, ела? - щурится тетя Клава. - Тебе ж Любка денег на обеды не дает. Думаешь, я не знаю? Наделали с Вовкой кучу детей, а думать о вас не думают. Некогда им, вишь, все пьют, в бутылке счастья ищут. Леонтий вон совсем бандитом стал, - тетя Клава качает головой, обреченно машет широкой ладонью. - Вообще все люди из ума выжили. Танька Ястребцова, Андрюшки-то Ястребцова мать, гляди-ка как на наркоту подсела. А ведь я ее знавала махонькой, ну вот как тебя, Аня. Приличная девочка была. А сейчас что? В кого, при такой матери, Андрюшка-то вырастет, а? И куда только мир катится, - женщина поворачивается к плите, принимается вынимать противни с пирогами.
  - А сего Дюса? - неожиданно вступает в разговор Тузик. - Дюса хоёсий.
  - Что? - через плечо спрашивает тетя Клава. - Хороший, говоришь? Так это он пока хороший. Слышишь, пока. Поторчи среди всякого отребья да с такой матерью, - она вздыхает.
  - Ну, что? Как тут у нас дела? - в проеме двери появляется Найдена, в зеленом широком свитере и черных брюках. Ее глаза весело сверкают, на губах играет улыбка.
  - Ну, как "как"? Да так, - отвечает ее мать. - Шляешься где ни попадя по темени, а я беспокойся, переживай. То там девчонка пропадет, то здесь. Одну убьют, другую изнасилят. А ты ведь у меня, к тому же, не уродина, - тетя Клава разрезает пироги, раскладывает куски по тарелкам.
  - Чего застыли, мелкота? - подмигивает Найдена. - Ну-ка давайте по табуреткам!
  
  Напевая, она достает чашки, разливает чай, помогает Тузику взобраться на сиденье и улыбается стесняющейся Аньке.
  
  - Почему не отвечаешь? - вытирая фартуком пальцы, спрашивает тетя Клава.
  - Да ты, мама, садись, хватит хозяйничать. Пироги стынут, - девушка откидывает волосы со лба, трет переносицу.
  
  Тузик завороженно наблюдает за движениями тонких изящных кистей ее рук и ойкает, когда острый локоть сестры впивается ему под ребра.
  
  - Лопай скорей, да пойдем, - шипит она. - Нехрен рассиживать тут, у чужих.
  - Вот этот с капустой, - поясняет тетя Клава. - А этот с луком и яйцом.
  - Ага, - строит умильную рожицу Анька. - Спасибо.
  
  Брат с сестрой принимаются деликатно откусывать свои куски. Стараясь не чавкать, жуют, запивают горячим чаем. А Найдена, словно задумавшись о чем-то, смотрит в одну точку, сдвигает прямые брови, покусывает губы. Сложенные в замок пальцы неподвижно лежат на столе.
  
  - А ты, доча, чего же не ешь? - интересуется тетя Клава, подливая себе чай.
  - Что? - откликается девушка.
  - Не ешь, говорю, чего? Не нравится, что ли?
  
  Найдена встряхивает головой, нетерпеливо отводит волнистые пряди волос за спину и принимается за пироги.
  
  - Ишь, гриву распустила, - недовольно комментирует ее мать. - Нет бы заплести или постричь. Так только мудил всяких к себе привлекаешь. Слышь, что говорю-то?
  - Да ну, мама, - медленно произносит девушка. - Ерунда все это. Кто же сунется-то ко мне? Я ведь ведьма, - и смеется.
  
  И Тузик не понимает, то ли шутит она так, то ли всерьез в это верит. Он ерзает на сиденье, чем вызывает неудовольствие и ощутимые тычки Аньки. Опускает глаза и снова вонзает мелкие зубы в хрустящий кусок.
  
  - Да, да... Навыдумывала еще такой фигни, аж перед соседями стыдно, ей богу, - поджимает губы тетя Клава. - Думала бы сначала, а потом говорила. Тьфу! Вот таку-усенькую, - показывает она узловатыми пальцами, - я тебя взяла. Еще Валерка, пропойца мой проклятущий, был жив. Сколько мыла, одевала, занималась с тобой, и, если бы не Валька-заусеница, никто никогда бы и не узнал, что ты взятая. Ну, теперь-то чего уж судачить, кости мыть этой кикиморе с языком без костей, - тетя Клава вздыхает. - Ладно, бог ей, как говорится, судья. Да только ничего в тебе этакого отродясь не бывало. К чему напраслину на себя наводить?
  
  Найдена вновь отводит волосы назад, изгибает губы в еле заметной усмешке, приподнимает одну бровь.
  
  - Так ведь никто никогда не мог мне ничего сделать, разве нет? - постукивая по столу пальцами, спрашивает она.
  
  Тетя Клава с сомнением смотрит на нее, качает головой.
  
  - Тьфу! - в сердцах говорит она. - Дралась ты, конечно, как мальчишка.
  - Вот, вот, - улыбается Найдена.
  - Да только твое счастье, что не нападала на такого вон как чукановский Леонтий, - женщина кидает взгляд на мающихся от неловкости брата с сестрой. - Или еще на кого пострашнее. Мало ли сволочей совсем без человечьего внутри? А так чего? Как выставишь свои глазищи, как зыркнешь, - она делает паузу. - Всякий тут и отступит. Конечно...
  
  Найдена покусывает нижнюю губу, будто силясь не рассмеяться. Рассматривает узоры на клеенке.
  
  - Мама, я буду осторожнее. Честное слово. Не беспокойся, - наконец произносит она.
  - Шла бы ты лучше учиться. Или работать.
  - Разве я не работаю? - вскидывает девушка глаза и снова прячет их за ресницами.
  - Да-а-а! Работка хоть куда, как же! Завывать в подворотнях среди бездельников и мудозвонов, - женщина кхекает. - Чего ты среди них воешь-то, а? Мужа богатого, что ли, ищешь? Так не найдешь ты его там! Не найдешь! - тетя Клава обводит взором кухню и натыкается на ребят Чукановых. - А вы чего не едите-то? Ешьте, давайте, ешьте, а то остынет все. Аня, подложить тебе еще с капустой? Вот, возьми этот подрумяненный, - пауза. - Мудак попользуется тобой, - это она уже дочери. - И выкинет за ненадобностью. Может, кто другой и подберет. М-да. Среди своих мужа искать надо. Среди своих, слышишь? А тем-то ты такая нищенка на кой нужна?
  - Мне просто нравится петь, ты же знаешь. А в центре лучше подают, вот и все.
  - Семнадцать лет девчонке, а все как малая, ей богу! Вот я умру, на что жить-то будешь? - требовательно выставляется тетя Клава на дочь. - Растила, радовалась, что не проститутка, не наркоманка. А выросла, себе на кусок хлеба заработать не может. Где ж это видано? Ну, останется у тебя квартира после меня, хотя бы не на улице кантоваться, и то вперед. Ну, а есть-то что будешь? Одевать на себя?
  - Ладно, мама, давай не при малышах, - сердито сдвигает прямые брови Найдена. - Давай после.
  
  Тетя Клава вздыхает, что-то шепча про себя наливает еще чаю и принимается за пироги.
  
  А потом Найдена ведет Тузика с Анькой по темному двору. Под ногами чавкает грязь, с черного неба - если поднять голову - подмигивают звезды, твердая теплая ладонь крепко сжимает руку мальчика. И он вновь понимает, что счастлив.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"