Ему всегда не хватало слов. И он писал музыку. Сначала короткие этюды, вариации. Затем появились оригинальные мотивы. Мотивы складывались в песни.
Тексты были слабоваты. Ему открыто это говорили. Сочувственно или с тайным злорадством. Потому что музыка была прекрасной. Он слышал её как никто. И умел передать в волшебных звуках.
От этих звуков замирало сердце. Казалось, навсегда. Становилось трудно дышать. Когда дыхание возвращалось, мир был уже другим. Новорождённым. И улыбался, как младенец в материнских ладонях.
Сначала сердце замирало у его родных. Друзей, знакомых, мимолётных подружек. Потом у сотен, тысяч. Теперь его слушали миллионы. И у каждого из них от этих звуков замирало дыхание.
Наконец, пришли слова. Они сливались с музыкой в одно целое. И было непонятно, где мелодия, где текст. И совсем неважно. Ведь у Гармонии только одно имя.
Это имя было его главной тайной. Огнём в каждой его ночи. Даже тогда, когда рядом дышало, двигалось, шептало что-то другое. Совершенно постороннее.
Тайное имя было его свечой. И ему казалось, это будет длиться до самого конца. До конца его земной жизни. Ведь Гармония бесконечна.
И вот свеча догорела. Не сразу, нет. Так не бывает и не может быть. Её огонёк то почти затухал, то вспыхивал вновь. Собрав последние силы. Которых оставалось всё меньше.
Он не хотел поверить в это. И долго ещё не верил. Когда её уже не было.
Рядом двигалось, дышало, смеялось что-то другое. Постороннее, ненужное. От звуков его музыки уже не замирало сердце. И не прерывалось дыхание.
Но её слушали. Правда, уже не миллионы. Сотни, тысячи. Для кого-то это немало. И всё же гораздо меньше, чем одно имя.