Аннотация: О В. Высоцком: http://spasvsv.narod.ru/links031.html
Высоцкий
Я гостил у бабки. Бабка уложила меня, дождалась, пока я усну, встала и куда-то ушла. А я не спал. Я притворился спящим. Было жарко - спать совершенно не хотелось. Я лежал в темной спальне и слушал ночь, такую ночь, которая бывает в бабкиной квартире. Страшный рев потряс стекла открытых окон - это на военном аэродроме летали реактивные истребители. Потом снова стало тихо, так тихо, что было слышно, как бабка возится в туалете со своим приемником VEF. Приемник пищал, трещал и свистел. Я думал, что это импортный приемник, как папин японский "SILVER", но бабка как-то объяснила, что приемник наш, отечественный, просто сделан в Прибалтике.
--
А Прибалтика - это Советский Союз? - спрашивал я.
--
Конечно! - с удивлением и каким-то возмущением отвечала бабка.
Я услышал далекий стук колес поезда. "Ту-тух...ту-тух... ту-тух..." И позавидовал людям, которые вот сейчас едут куда-то в купе, наполненном жёлтым, особенным светом, какой бывает только в поездах. Проводница приносит наваристый чай, который тоже бывает только в поездах и сахар кусочками. Я беру огромный стакан, обжигаясь о подстаканник, сладко пью, и еду с родителями куда-то в неизвестную, очень интересную даль, где всё здорово, потому что рядом папа и мама. Поезд промчался, снова стало тихо.
Потом начали орать коты. Они орали громко и гнусаво, во всю глотку, от души. Орали они долго - у соседа за стенкой два раза пробили часы. Я решил посмотреть с балкона на орущих котов - я никогда не видел орущих котов, только слышал. Встал, пошел на балкон и столкнулся в тёмной комнате с бабкой. Она шла в спальню и несла приемник.
--
Ты что не спишь? - спросила она.
--
Жарко.
--
Высоцкий умер, - сказала бабка, - я сейчас "Голос Америки" слушала. Сказали, что умер, Марина Влади выступила, про него самого рассказывали. А потом стали песни его передавать, и я спать пошла. А отец твой, наверное, ещё слушает. Ему нравится Высоцкий, а мне нет - хрипит, хрипит, ничего не понятно.
И мы пошли спать.
Я стал думать про Высоцкого. Ну вот, он умер. А только недавно его по телевизору показывали в фильме про жуликов. Мне тот фильм очень понравился. Я только одну серию не смог посмотреть - у нас дома отключили свет. А папа не посмотрел целых две - когда отключили свет и когда он был до отбоя.
Папа рассказывал, что однажды видел Золотухина в кафе "Кама", через дорогу от театра на Таганке, а Высоцкого он не видел, хотя очень хотел увидеть. Просто было поздно, папа был в Москве в командировке и торопился на поезд. Он бы еще посидел в "Каме" - вдруг Высоцкий появится, но времени до отправления поезда оставалось совсем чуть-чуть. И папа ушёл. Зато у папы было много записей Высоцкого. Все бобины для магнитофона "Маяк - 202" были забиты Высоцким. Мама ругалась - папа всегда стирал музыку, которую записывала мама, чтобы записать Высоцкого. Мама называла Высоцкого алкоголиком и объясняла, что у него хриплый голос потому, что он много пьёт. В этом с ней была целиком солидарна бабка. Про Высоцкого-алкоголика говорил и дядя Дусик из Ворошиловграда. Он был в Одессе, когда там снимали фильм "Опасные гастроли". Этот фильм я никогда не видел, только слышал о нём - по телевизору он не шел и в кино его тоже почему-то не показывали. Фильм был каким-то легендарным. Папа о нём много рассказывал, потому что там снимался и пел Высоцкий. Дядя Дусик говорил, что Высоцкий неделю пил, потом неделю снимался, а потом опять неделю пил. А папе Высоцкий всё равно нравился. Папа всегда заводил его в воскресенье. Утром мама посылала папу в магазин, он приходил оттуда, наливал в большую глиняную кружку целую бутылку пива, выпивал до дна и заводил Высоцкого. Мама и бабка всегда ругались - просили сделать потише, или вообще выключить, или завести Лещенко. Не того, который по телевизору пел, а Петра Лещенко. Когда плёнка заканчивалась, папа ставил на магнитофон Лещенко. Ни Лещенко, ни Высоцкий мне не нравились - когда мне надоедало их слушать, я всегда просил папу поставить детские песенки из мультфильмов, которые он сам записывал на магнитофон с телевизора. Папа дослушивал Лещенко и ставил детские песенки. А потом опять Высоцкого:
"... И пусть поет мне цыганка шаля, ля-ля-ля-ля-ляля-ля-ля -ля-ля-ля..."
"..Танцевали на гробах богохульники, страшно, аж жуть..."
Всё остальное из того, о чем пел Высоцкий я не понимал. Только было слышно, как он громко и хрипло поет, а вот о чём - я не мог разобрать.
Когда я приехал от бабки домой, то первым делом сказал папе:
--
Высоцкий умер!
--
Знаю... - вздохнул папа, - по приемнику его песни долго крутили, когда сказали, что он умер, я даже таких и не слышал - про спекулянта какого-то, ещё про что-то, я уже забыл про что.
--
А я спать пошла, я не стала песни слушать, - как само собой разумеющееся, сказала бабка.
--
А я слушал... - грустно ответил ей отец.
После того, как Высоцкий умер, папа стал записывать ещё больше его песен. Скоро у нас не осталось ни одной чистой бобины - на всех был только Высоцкий, и лишь на одной - Пётр Лещенко.
Закончились мои первые каникулы, я пошел в первый класс. Как-то холодным осенним утром папа вел меня на школьный автобус.
--
Папа, - спросил я его, - а что такое "культаличность"?
--
Чего? - не понял папа.
--
Ну Высоцкий поёт на плёнке, которую ты в воскресенье записал: " ... И наколка времён культаличности..."
Папа оглянулся, отошёл со мной в сторону, подобрал полы шинели, присел и тихо сказал:
--
Не "культаличность", а культ личности Сталина. Было такое время, когда говорили везде, что Сталин хороший, Сталин хороший - вот это и есть культ личности.
--
А что такое "набрат"?
--
Ты тоже у Высоцкого слышал?
--
Да.
--
А где?
--
"..Часто разлив по сто семьдесят граммов набрата-а.."
--
Не "набрат" а "на брата", от слова брат". Ну это в смысле на человека, на одного человека. Понял?
--
Да. А вот сейчас везде говорят, что Брежнев хороший - это культ личности?
Папа снова оглянулся и ответил:
--
Так. Всё. Мы в школу опаздываем. Дома поговорим. Только ты никому о том, о чем я тебе рассказывал, не говори. Ладно?
--
Ладно, а почему?
--
Нельзя.
Папа так сказал слово "нельзя", что я сразу понял - нельзя, ни при каких условиях.
В школе я не слушал, что нам говорила учительница. Я думал про Сталина, портрет которого стоял у бабки в серванте, про какую-то непонятную жизнь в песне про Правду и Ложь, про Брежнева - что будет, если он, как Сталин умрёт? Положат ли его, как Ленина, в мавзолей?
Старшие ребята говорили, что как только умрёт Брежнев, Америка начнёт ядерную войну против нас и ровно через восемнадцать минут после его смерти, к нам прилетят американские ракеты.
Вот обо всём этом я думал-думал и получил первую в жизни двойку. Но саму двойку мне не поставили - написали в тетради примерным почерком красное слово "Плохо" и рассказали маме, которая сегодня забирала меня из школы, что я ничего не слушал на уроке.
--
Почему ты ничего не слушал на уроке? - дома спросила меня мама.
--
Я про Высоцкого думал, - отвечал я.
Когда пришел папа, мама высказала ему, что при ребёнке (мне) заводить Высоцкого не надо, что ребёнок на уроках вместо того чтобы учиться, думает о Высоцком. Папа испугался и поинтересовался у мамы, кто ей сказал о том, что Алёшка на уроках думает о Высоцком.
--
Он сам мне сказал.
--
А учительница?
--
Она не знает, почему наш сын плохо ведёт себя на уроках.
Папа успокоился, но мама продолжала высказывать ему про "эти ужасные песни", про "хриплого алкоголика, который только тебе и нравится", про то, что "все люди слушают нормальные песни и только у нас с утра до вечера стоит этот хрип".
Папа тоже разозлился и ответил, что Высоцкий ему нравится, что он - великий русский поэт и что папа обязательно доживёт до такого времени, когда Высоцкого будут учить в школе. На что мама ему возразила, что песни из подворотни это не поэзия, а если Высоцкого начнут учить в школе, то это закончится тотальным пьянством и хулиганством.
Папа обедал на кухне один и грустно смотрел в тарелку. Я подошёл и сел напротив. Он потрепал меня по голове.
--
Ничего, сынок, - сказал папа.
--
Пап, а мне Высоцкий нравится. Про попугая песня нравится и про пиратов.
--
А про солдата, который не вернулся из боя, нравится?
--
Только когда Высоцкий с оркестром поёт. А когда под гитару - нет. Когда он поёт под гитару у него голос слишком хриплый.
--
Ну и что, просто он так поёт, вернее, пел...
--
Пап, а почему умер Высоцкий?
--
Разное говорят. Вроде бы у него сердце было больное, но тогда я не пойму, почему его ни разу не положили в больницу. Ещё говорят, что он действительно много пил. Ему какую-то ампулу вшили из Франции, пить водку было совсем нельзя. А он, небось, как всегда: "Ничего, ничего..." Вот и умер.
--
Пап, а чего у нас в прихожей чужой магнитофон стоит? Ты опять будешь Высоцкого записывать?
Папа оживился.
--
Да. Мне дядя один плёнку дал переписать. Очень чистая запись. У меня многого нет. Там про лётчиков песни есть, про войну. Тебе понравится.
--
А когда мы будем плёнку записывать?
--
Вечером, когда я с работы приду. Но ты, наверное, пойдешь уже спать, а я запишу. А в воскресенье мы вместе плёнку послушаем. Хорошо?
--
Хорошо.
--
Пап, а я у одного мальчика слышал какого-то певца, он как Высоцкий пел.
--
Сынок, запомни раз и навсегда, - серьезно сказал папа, - так, как пел Высоцкий, петь не сможет никто и никогда.
--
А почему?
--
Потому что Высоцкий - это Высоцкий. Он один, как Пушкин, или Лермонтов.
--
А мальчик мне говорил, что тот певец поёт, как Высоцкий.
--
Просто мальчик тот ошибается. Сейчас много развелось певцов, которые пытаются петь под Высоцкого. Но это всё так...Ерунда. А Высоцкий, как был Высоцким, так Высоцким и останется. Ещё ты его слушать будешь, а может и в школе учить. Вот сам посуди - о чём он поёт? О людях поёт. И как поёт? Как будто сам там был и всё пережил. Он очень чутко видит душу человека. И очень тонко разбирается в ней. Это же надо так петь, с таким чувством, с таким надрывом прямо из души, прямо из сердца! И может петь про всё и про всех - и за самолёт поет, и за микрофон, и за солдата, за моряка, шофёра. И всё у него - правда, всё так, как должно быть на самом деле. Вот в чём ценность песен Высоцкого.
Как-то весной папа не пришел домой с работы, а прибежал. Он с порога сказал маме, что вышла книга стихов Высоцкого, называется "Нерв" и попросил маму позвонить Надежде Ильиничне в библиотеку, спросить, за какие деньги можно достать эту книгу. Надежда Ильинична работала в областной библиотеке и давала читать папе и маме какие-то странные книги, которые нигде больше нельзя было почитать. Многие книги были напечатаны на машинке, на бумажных листах, и папа всегда ставил их так высоко на книжную полку, что я не мог их оттуда достать. Однажды я попросил папу показать такую книгу. Он сказал, что там ничего для меня интересного нет, даже картинок. Я покрутил в руках странную книгу и совсем расстроенный вернул ее папе, не понимая, как взрослые могут читать такие плохие, размытые буквы и получать от этого удовольствие.
Мама позвонила Надежде Ильиничне домой, поговорила с ней и сказала папе, когда повесила трубку, что книг на город прислали четыре штуки, три ушли в обком, а одна лежит в областной библиотеке. Если папа хочет, он может завтра прийти и почитать её в зале, давать домой "Нерв" категорически запрещено. Но только пусть папа приходит именно завтра, а то с послезавтра на книгу уже стоит очередь.
Весь следующий день - был вторник - папа провел в читальном зале областной библиотеки. Под шумок сбежал с работы. Он вернулся сияющий - он держал в руках и читал "Нерв" Высоцкого!
--
Так, внешне ничего особенного, - возбужденно рассказывал он маме, - серенькая маленькая книжечка. Владимир Высоцкий, прямо так и написано, "Нерв". Тираж всего 50 000 экземпляров. Это очень мало.
Неделю спустя, мама принесла папе кучу листов, напечатанных на машинке.
--
Это тебе Надежда Ильинична передала, - сказала с улыбкой мама папе, - это "Нерв". Она сама на машинке отпечатала. Вечерами брала книгу домой и печатала, а утром обратно на работу приносила. Первая ксерокопия - тебе, как первому читателю.
У папы, по-моему, даже слёзы выступили на глазах. Он с превеликой благодарностью принял бесценный дар. Листы бережно отдали Рукавициной, соседке, которая работала в переплётной мастерской. Она вернула их через два дня, в виде двух длинных красных журналов с крепкой коленкоровой обложкой и мелованными финскими листами на форзацах.
--
Самый лучший материал взяла, - гордо сообщила тётя Таня, - я ещё вчера переплела, но денёк почитала.
--
Сколько? - опасливо спросила её мама.
--
Ты что, смеёшься? - удивилась тётя Таня, - ты нам уколы постоянно делаешь. И вообще...
Папа сначала убрал "Нерв", который у нас получился двухтомным, на самую верхнюю полку, откуда я не мог его достать, но вдруг передумал, хитро посмотрел на меня и переложил книги пониже.