Развив приличную скорость, а я заметил - если бежать быстро, то баобабы почти не мешают, мы оказались в двадцати - тридцати метрах впереди, когда сзади в фикусах раздался оглушительный взрыв.
Сначала я подумал, что случайный. Но вскоре убедился, что ничего случайного в природе не бывает. Стоял непрекращающийся ни на секунду грохот.
Пораженный, прислушивающийся, я живо представил себе разрываемых на части берберов. Звуки были настолько высокими тоном, что вполне могли разрывать на части.
--
Твоя работа? - спросил я Сергея, загибающего пальцы правой реки.
--
Не мешай. Двадцать шесть, двадцать семь. Тридцать один. Все. Что?
--
Я спрашиваю - твоя работа, не жаль людей?
--
Что?
--
Я спрашиваю не жалко?
--
Жаль, конечно. Сорок долларов.
- Я не о том. На наших глазах только что погибло редкое в природе племя.
--
А? А что я могу поделать? Ровно сорок баксов. Тридцать один комплект шумовых гранат.
--
Что? - Не расслышал я.
--
Я не настолько не хочу жить, чтобы покупать дешевые вещи.
--
Ты хочешь сказать, что их не разорвало на части?
--
Нет. Шумовая граната четвертого поколения не может убить даже кошку.
--
И какой смысл тратить деньги, если на них нельзя никого убить?
--
Полная нейтрализация. Надежнее шрапнели. Из строя выводятся все, кто умеет слушать.
--
Что? А-а-а. Понял. Эти гады нас чуть не угрохали, а мы их за это только попугали. К чему этот псевдогуманизм?
--
Да нет. Лучше на части. Я на такую наступил в Пакистане. Месяц ничего не слышал. Вот как сейчас. Ничего не хотел. Вздрагивал от каждого движения. Нервничал. В итоге курс психотерапии в Цюрихе. Минеральные воды в Баден-Бадене. Только на третий год отпустило. Да и сейчас, нет-нет, а могу ни с того ни сего дать кому-нибудь в морду.
Я отошел.
- Что? - едва слышно переспросил я с безопасного расстояния.
--
Перестань орать "Что", как будто тебя режут. Бессмысленно. У тебя нет барабанных перепонок. Они травмированы.
--
А чем я, по-твоему, слушаю? - спросил я, возвращаясь, чтобы хоть что-то услышать.
--
Чем ты, я не знаю, а человек средним ухом и лобными костями.
--
А эти реликты вымирающие, там, - я показал рукой на оставшийся позади и чуть внизу фукусовый лес. - Чем?
--
Что? Не слышу. Неважно. Ты только представь, чем сейчас слушают твои друзья неандертальцы? Полная дезориентация в пространстве. Им повезло, они заново познают мир и учатся говорить.
--
Что? Ай, ладно. Бесполезно. А глухие?
--
Все равно, - орал мне в ухо Сергей, - динамический удар - контузия.
--
А-а-а, - согласился я, ничего не расслышав. - Они не погонятся?
--
Ты чем слушаешь? - Сергей махнул на меня рукой, вытаскивая из ушей зеленые шарики.
--
А мне? - запоздало попросил я. - А мне беруши не полагались?
--
А ты просил? - Сергей посмотрел на меня взглядом, обязывающим смеяться.
Через час, не переставая орать друг на друга, мы вышли на относительно чистую от баобабов, самшита, фикусов, пальм, эпифитов, я уже устал спрашивать, как что называется, поляну. Эпифитами оказались те самые лианы, которые мешали нам с самого начала пути по лесу. Но это ничуть не изменило их свисательных свойств.
- Зачем тебе знать название того, на чем тебя рано или поздно повесят за дезертирство? - спросил я.
--
Я специально не заучиваю, - пожал плечами Сергей. - Практика. Ты же, надеюсь, отличаешь березу от ольхи.
Я не стал расстраивать Сергея тем, что имею смутное представление об отличиях березы от ольхи, и раздираем сомнениями относительно существования этих растений в природе на самом деле. У меня в жизни были другие интересы. По развитию я был выше Сергея. Цепляясь за кусты, я не стал развивать эту тему. Только напоследок, чтобы к этому больше не возвращаться, спросил название упавшей мне за шиворот змеи.
--
Куст называется подокарпус, - начал издалека Сергей. - А смертельно ядовитая змея - мамба. Спасения от ее укуса нет.
- Напиши название на бумажке, - сказал, я замирая. - Чтобы я знал, от чего я умер,
- Единственное, что можно попробовать - вырезать место укуса.
Сергей раскрыл нож-топор.
--
Не торопись. Дай ей сначала спокойно укусить.
- А нет, я ошибся, это эфа, - сказал Сергей, подойдя ближе. - Но разницы никакой, кроме той, что от этой смерть мучительнее и дольше. Ну, не хочешь, как знаешь. Ты пока подумай.
Сергей расстегнул планшет, извлек карту и отметил фломастером заметное продвижение.
--
Что мне делать? - спросил я Сергея, холодея. - Змея вела себя неспокойно.
--
Что-что? Знать, что мамбы и эфы практически всегда сидят на подокарпусах. - Сергей неохотно отвлекся от карты. - По этой причине проходить прямо под подокарпусом нежелательно. Лучше пропустить кого-нибудь вперед. Вот почему хорошо выбираться группой. И денег больше и вообще, практичнее. Из тех пропавших восемнадцати, кстати, двоих съела анаконда.
--
Сергей, я многое тебе прощу. Посмотри, может быть это другая змея, я слышал, что не все они ядовитые.
--
А я здесь при чем. Твоя змея. Возьми и смотри сколько влезет.
При этом Сергей в мою сторону не смотрел, это была не шутка. Неужели практический совет? С другой стороны, что я терял. Минутой позже, минутой раньше. Нет. Разница была. Если я полезу рукой смотреть, то буду выглядеть самоубийцей, если доверюсь змее, это будет означать отдаться на волю природы, смерть моя будет естественной, хоть и мучительной.
--
А деньги, - вдруг вспомнил я. - Во мне уже без малого триста долларов.
- Сейчас уже нет. Твоя стоимость резко снизилась.
"Ну посмотри же на меня, ну", - умолял я мысленно Сергея. - "Оберни все в шутку. Я буду смеяться, до конца жизни, честное слово".
Сергей закончил с картой, отряхнул колени и посмотрел, но взглядом другим - недовольным.
--
Ты нас задерживаешь, - поторопил он. - Решай.
--
Ладно, не ядовитая, - принял я решение.
--
Ну, тогда пошли. Нам еще десять миль.
--
А вдруг ядовитая, десять миль это много.
--
А знаешь, как отличить ядовитую змею от неядовитой? - Следопыт уселся на корень огромного папоротника.
--
Нет, - ответил я, не дыша. - Почитать справочник?
--
Проще. Дать себя укусить и посмотреть, что будет.
Теперь уже не было сомнений, что мой попутчик шутит. Вопрос - насколько по-доброму:
- Ладно, снимай своего питона и пошли. Он неядовитый.
--
Ты уверен?
--
Процентов на пятьдесят.
Я медленно поднял руку, с клятвой никогда не шляться с малознакомыми людьми по африканским лесам. Схватил за центральную толстую часть скользкое пресмыкающееся и резким движением вернул его на подокарпус.
--
Да. Питон. - С облегчение вздохнул Сергей, разглядев змею. - Я, честно говоря, сомневался. Хоть ядовитые змеи редко сидят на деревьях, еще реже падают на шею первому встречному, но бывает. Падать сверху - свойство всех питоном и удавов, - продолжал он. - Удавов в Африке нет, по крайней мере, до тебя не было. Древесный питон. Они больше не вырастают. Сидят на кустах и невысоких деревьях, падают сверху на добычу. На кошек, ушастых собак, иногда на муравьедов. Этот почему-то ошибся размерами. Видимо, от тебя пахнет, как от муравьеда.
Я, как и обещал, весело рассмеялся. Все-таки хорошо, что я сохранил мужество и не перерезал себе горло.
Мы шли еще около часа. Местами, застревая на пять-шесть минут, давая возможность Сергею познакомить меня с очередным представителем местной флоры. С верхнего яруса на нас во все глаза смотрели обезьяны, на таких похожих и в то же время чужих. Лес гремел пением и визгом животных. Приходящие в себя перепонки болезненно реагировали на этот невероятный гам. И по какому случаю так орать? Из кустов ежесекундно выстреливали то ли птицы, то ли звери, и в зависимости от вида, либо взмывали вверх, либо тяжело шлепались метрах в пяти, чтобы, потревоженные вновь, броситься в разные стороны. Одна тварь, так и неопознанная Сергеем, скрывалась от нас добрых два километра. Пока Сергей ее не обманул, не повернув немного на север. В Африке, оказывается, тоже был где-то север. Это открытие повергло меня в культурный шок.
Со временем я стал свыкаться с мыслью, что Африка та же земля, и что теперь это моя работа - идти по ее просторам. Я не испытал ни гордости, ни трепета. Втянулся как в монотонное, привычное ежедневное занятие. Не вскрикивал каждый раз при виде баобаба или антилопы. Огромные цветы и ужасные на вид и слух бородавочники стали частью моей жизни.
Жаль только Сергей заметно сдавал. Опасность и скитания окончательно его измотали. Я, напротив, чувствовал себя превосходно.
--
Что ты знаешь о готтентотах? - спросил я его, чтобы хоть немного отвлечь от мрачных мыслей.
Сергей замер с занесенным над головой мачете, задумался.
Попасть на готтентотов, среди которых до нашего времени господствует грубый фетишизм, означало навсегда покончить с сомнениями относительно смысла жизни. Можно говорить о жестокости Исуате, о практичности берберов, но трудно одним словом описать характер готтентотов. Народ малоизученный. Находчивый до пыток, и каждый раз в этой области удивляющий. Все исследователи их быта и обычаев не дожили до нашего времени. Существует гипотеза, что готтентотов в природе не существует. Будто бы их выдумали соседние племена, чтобы не пускать белых людей в глубь континента, к сокровищам Африки. В основе этой гипотезы заложено утверждение, что людей с подобной бесчеловечной психикой не может быть. Но американский летчик Уильям Фокс, потерпевший катастрофу в 30-х годов прошлого столетия где-то недалеко от наших мест, развеял все сомнения и положил начало серьезной науки готтентологии, изучающей нетрадиционную психологию. В его записках, которые нашли после его смерти, он никого не винил. А лишь очень жалел, что ему пришла идея летать над этими местами. Готтентотов невозможно победить, нельзя от них убежать, скрыться, откупиться другом или товарищем. Они не признают сделок. Практичность им неизвестна.
Обернувшись на мой голос, Сергей сначала испугался - после встречи со змеей я был застегнут на все пуговицы и с лопухом на фуражке, но, узнав, вновь поскучнел:
--
Ты не хочешь немного порубить? - спросил Сергей, опуская стальной резак на беззащитные кусты.
Явная дедовщина. Даже Колесов себе этого не позволял. Нельзя поддаваться. Важно выстоять.
- Что за каприз, Сергей? - спросил я строго. - Ну-ну, возьми себя в руки. Всем трудно. Ну, хочешь, отдохнем, покурим.
Мы уселись на выкорчеванный старостью корень сантала. У Сергея заметно дрожали руки. Не смотря на мощную фигуру и мужественное лицо, на него было больно смотреть. Совсем скис, расклеился. Еще недавний вояка представлял жалкое зрелище. Все оттого, что он не знал, с кем связался.
Покурив, Сергей попросил мой автомат - это давно следовало сделать, четыре килограмма бесполезного железа.
Я посмотрел наверх. На верхнем ярусе, не пуская свет, ютились банановые пальмы. Внизу по влажной земле ползали кольчатые черви, разноцветные жабы, поражающие разум формой и цветом слизняки. Впереди - непроходимые заросли, увешанные влажной паутиной, полные палочниками, неведомыми насекомыми, подозрительными и отталкивающими. В центре происходило и вовсе невообразимое - в воздухе, полном удушливыми испарениями, плотными рядами стояли эвкалипты. Не самое подходящее место для физических упражнений. Серега - отчаянный, угораздило его бросить вызов природе и не где-нибудь, а в центре Африки, в ее сердце.
--
Ну? - нетерпеливо произнес я. - Пошли. Время - деньги.
Сергей молча показал дулом на воткнутый в ствол сантала тесак. Пришлось сделать вид, что согласился.
- Ну, сколько еще? - спрашивал я после каждого удара тесаком по чугунным эпифитам.
- Резче, - командовал Сергей, преследующий меня по пятам. - В последний момент удара как бы отпускай. Бей плечом. Локоть не сгибай. Чем больше рычаг, тем сильнее удар. Что ты дергаешь, не забывай жать упор. Я кому показывал?
Я бросал на Сергея редкие, полные ненависти, взгляды. Казалось, что если солнце не зайдет в эту минуту, то она будет последней. Бесконечный день. В Африке километры больше, а часы длиннее. Через десять минут я был облеплен всеми известными в природе видами пиявок, жуков, слизняков и пауков. Первое время я испытывал некоторую неприязнь, но рассудил, что если мне суждено умереть от укуса африканской скалапендры, то я ею уже укушен. Сокрушаться по этому поводу - только лишний раз утомляться. Хватало других проблем, меня уже мучила желтая лихорадка. Тесак все чаще выпадал из рук.
"Сергей думает о том, чтобы в этих джунглях где-то ночевать? Но если из-за плотности кипарисов и пальм на земле от захода солнца не станет темнее, то как мы узнаем, что на дворе ночь". - Мои мысли путались. Интеллект слабел, а вместе с ним слабел и я.
--
Все, хватит, - раздалась долгожданная команда.
- Слава богу. - Я с трудом разогнулся и вытер воду с лица. Термин "вытер" - условный, направил потоки воды мимо глаз. Одежда уже не впитывала и не спасала.
--
Теперь бери левее.
--
Как? - едва шевеля губами, выдохнул я. - Мы разве еще не пришли?
--
Еще четыре мили на юг.
--
Какого хрена мы шли на север, чтобы потом идти на юг, - я с яростью вонзил нож в толстое мягкотелое полое растение.
Тесак полностью ушел в него. В зияющем отверстии появилось облачко кровососущих, явно летающих насекомых. Раздался невыносимый запах.
--
Африканская вонючка, - объяснил Сергей, - Латинского названия не знаю. А это африканские мясные мошки. Кстати съедобные. Тебе наловить? Чего стоишь? Доставай.
Я рухнул всем корпусом в сырую полость.
"А что если решить все проблемы одним ударом мачете", - нащупав резак, размышлял я во влажной, резко пахнущей темноте экзотического растения.
Через час все было кончено. Я сидел один под деревом мопане, на расчищенной от слоновьей травы полянке. Нарубил немного веток с соседнего дерева. Усевшись по-турецки, разложил ветки перед собой. Собираясь разжечь костер, я устроился чуть поодаль. Хотелось ужинать. Я совершенно не представлял, чем. Прошло немного времени, а Сергея в этом враждебном мире уже не хватало.
Но вскоре Сергей вернулся с зеленым матовым пакетом.
Мы расположились на ночлег под огромным деревом. Сергей прежде обстучал его со всех сторон, стряхнув с него лишних животных и насекомых.
--
Очень редкое, в нем живет дух Бога Мопане, готтентоты под ним никого не трогают, - объяснил свой выбор Сергей. - Мы оскорбили их чувства, но оскорблять Мопане они не будут. Они убьют нас позже. Целый месяц всем племенем они будут думать как. Проведут конкурс. Победит лучший. Вот смотри - знаки.
Я подошел из вежливости взглянуть на глупые рисунки. Я чувствовал себя отвратительно.
Сергей, убедившись в моем полном почтении к дереву мопане, подвел меня к другому дереву, не менее полезному, с широкими и дырявыми листьями, дернул за конец специальной лианы, отчего на меня вылилось пятьдесят литров бурой, настоянной на останках местной фауны, воды вперемежку с жуками и мелкими лягушками. Стало легче. Желтая лихорадка отпустила.
Сергей пофыркал на себя из зеленого баллончика.
--
На, попрыскай, от паразитов. Помогает.
--
Кому? Паразитам?
Закончив с бессмысленными ритуалами - количество насекомых не уменьшилось ни на одну особь, а только рассердилось, Сергей вытряхнул на землю содержимое матового зеленого полиэтиленового пакета.
- Что это?
--
Еда.
На скошенной слоновьей траве высилась куча кривых сучьев, мелких листьев и чего-то разбегающегося.
Сергей достал из рюкзака прибор, похожий на миксер. Я уже ничему не удивлялся. Пусть будет, лишь бы его не раздражало. Сергей затолкал в миксер всего понемногу. Образовавшуюся редкого, похожего на зеленый, цвета кашицу вывалил в стакан. Подогретое кнопкой снизу месиво вызвало отчетливую тошноту. Только голод удержал продукт внутри.
--
Раз я съел, можно узнать, что?
--
Масленичное дерево. Ценный продукт. Немного личинок. Сахар по вкусу. Жиры, белок, углеводы.
--
А шоколад?
--
Резерв. Я чувствую себя здесь с тобой надолго.
Было видно, что Сергей меня недооценивает. Хотя я ему уже не раз спасал жизнь. Вывел на ночлег к священному дереву мопане.
Сергей налил в стакан коньяк. Я достал из планшета плоскую фляжку. Мой подарок Колесову. Разбавил для крепости коньяк спиртом. Мы выпили, разговаривать не хотелось.
- Привязывать будешь? - вяло спросил я.
- Зачем? - Сергей сидел с прикрытыми глазами. - Спи так. До ближайшей цивилизации шестьдесят километров. Убьешь ты меня или нет, твое дело, дальше-то что. И шага здесь не пройдешь. Ориентироваться не умеешь. Даже если бы умел. Звезд от листвы не видно. Часы, карта не помогут.
- Сережа, так ты слышал что-нибудь о готтентотах? - Спросил я, возвращаясь к любимой теме.
--
А-а, вот ты о чем. Я тоже о них думаю.
--
Очень опасно?
--
Да, очень. Они фетишисты.
--
Что значит фетишисты?
- Что значит фетишисты? - Сергей открыл глаза, взяв в руки рюкзак, задумался. - Как бы тебе объяснить. Их философия, если так можно выразиться, если то, что они творят, можно назвать философией, - видеть во всем предметы, способные быть их фетишем. Одному Богу Мопане известно, что может придти в голову готтентоту, в качестве фетиша. Это может быть твоя голова или только ухо. Готтентот может подойти, и, ни слова не говоря, сделать тебя фетишем целиком, наколоть на палку и носить везде с собой.
- Врешь, наверное.
- Я никогда не вру. Только один раз был неточен. То был не питон, а тропическая гадюка.
- Ядовитая?
--
Очень.
То-то я не растерялся.
--
Спасибо тебе, Сережа, - впервые за все время я, пересилив себя, вынужден был быть ему благодарен. Узнай я тогда правду, неизвестно, где бы я был. С какого баобаба пришлось бы меня снимать.
--
С такими темпами мы никуда не успеем, - отвлек меня Сергей, покачивая головой и делая отметки на карте. - Придется рисковать.
--
Что такое? - спросил я сквозь сон. - То, чем мы занимаемся, разве недостаточно рискованно? Чего тебе еще не хватает?
--
Гилей сильно зарос. Я не ожидал. Через ботсванский разлом, вот здесь, вдвоем не пройти. Придется жертвовать. На сегодня все.
Сергей задул огонь. Большей темноты, которой он сотворил, я не видел в своей жизни.
Так все удачно складывалось. Поели. Спирт с коньяком сделал нас терпимыми к чужому присутствию. Нет, надо было на сон грядущий усомниться в достаточности рискованности. И потом, что значит - вдвоем не пройти? Зачем тогда вообще куда-то идти? Я поднялся повыше, уткнулся головой в священную древесину и приготовился не спать всю ночь, мучиться догадками - какую идею вынашивает этот недорезанный командос.
Как я ни старался, мне удалось промучиться только две минуты.