Лавров Борис, Верещагин Олег : другие произведения.

Это есть наш последний и решительный бой!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказка про затерянный в лесах хутор, таинственный остров в Тихом океане, ужасный ВКП(б), писателя-графомана Верещагина и его друзей и врагов. (c) Такими словами наградил эту повесть мой коллега и соавтор Олег Верещагин. Что ж, верно, от себя хочу добавить только одно: улыбайтесь, господа, улыбайтесь! И именно тогда вы сможете понять эту небольшую повесть правильно. П.С.:Повесть незавершена (однако на данный момент у меня более полная версия, чем у Верещагина!
   - Ну примерно так, - знаменитый графоман Верещагин удовлетворённо откинулся на стуле и победным ударом по кнопке поставил точку в очередном своём опусе "Жизнь зазря или Мы сами с усами". Следующим толчком пальца он разослал опус по двум сотня радостно подхвативших его сайтов самого жуткого пошиба - расистских, ксенофобских, русопятских и посконно-бородатых. Общественность Интернета радостно (и не очень) взвыла. - Отохнуть надоть, - глубокомысленно сказал графоман и, поднявшись из-за стола, снял со стены казачью нагайку, злорадно покрутил ею в воздухе. - Гришка!!!
  Вбежавший малец в чёрной форме, с "сайгой" за плечами, вскинул руку в арийском приветствии:
  - Чего изволите?
   - Отопри этого... которого вчера поймали, - Верещагин хотел погладить бороду, но наткнулся на воротник камуфляжа и сплюнул. Бороду он брил, ибо терпеть не мог. Боролся с собой, но не получалось - бородатость вызывала у знаменитого русофила отвращение. От такого психологического несоответствия владевшие им комплексы обострялись и требовали крови. - Которого вчерась споймали.
   - Так это... - малец почесал затылок, сдвинув на лоб кубанку с эмблемой Мёртвой Головы. - Вчерась троих изловили. Двое педофилов, один банкир-беженец из Руанды...
   На лице писателя отразилась задумчивость. Он походил по комнате, скрипя смазными сапогами в гармошку и почёсываясь. Педофилов он любил. Банкиров тоже. Наконец он решительно отложил нагайку и вынул из стенного шкафа винтовку "мосина" с прикладом и ложем, отделанными костью ваххабитского лидера Лангуста ибн Краба, чья голова уже полгода украшала забор хутора Верещагино на радость его обитателям.
  - Пущай всех на лужайку, - приказал Верещагин. - Разом два святых дела повершим.
  Он сотворил Молот на портрет Сталина и тяжёлой походкой вышел наружу. Уже из сеней раздался его зычный голос:
   - Мишка!!! Проверь в Нэте, чего-сь то мой крестник Петька Пэн на своём Острове молчит, давненько он у меня ничего новенького не просил! Обсмотрись, значитца, в Паутине и выясни - чего замолк отрок деятельный, не нужна ли помощь скорая...
   ...Вскоре в кабинет, где обосновался за компом ещё один пацан (такой же типично русский, как и первый) донеслись выстрелы и жалобные крики жертв и плотоядное уханье графомана: "А вот так-то... а вот с божьей помощью... а куда пополз, крррровь нечистая?! Лёшка, мозгу с забора подотри, значитца, вид портить..."
  * * *
   Верещагин любовно дыхнул на лоб свеженького черепа, ещё час назад принадлежавшего мэру города Кривокорытного (8 изнасилований несовершеннолетних девочек, покушение на честь бультерьера жены, взятки должностным лицам, работа на ЦРУ и разведку Замбии) и стал аккуратно приколачивать черепушку над входом длинным тонким гвоздём, на котором было гравировано: "Аз есмь червь!" Поэтому кашель Мишки оторвал его от занятия совершенно неожиданно, и писатель уронил молоток себе на ногу.
  - Мешаешь, отроче, - крякнул он, беря Мишку за ухо, а молоток зафутболивая наружу (с печальным звоном посыпались стёкла в теплицах, где рабы-таджики выращивали мандарины сорта "Наше величие", раздалось прощальное: "В-вай, аллааа..." кого-то из попавших под раздачу).
   - Дело есть, - стоически приподнимаясь на цыпочки, ответил тот. - Поклонник ваш Петька с какой-то девкой развлекается... Остров ходуном ходит...
   - М? - Верещагин выпустил ухо Мишки. Задумчиво почесал нос, развёл руками: - Ну что, дело божье, а ранние браки для нашей расы полезны в силу...
   - Не в том смысле, - густо покраснел Мишка. - А в этом.
   - Ах, в этом? - на лице писателя-графомана отразилась усиленная работа мысли. Он покивал понимающе и спросил: - В каком?
   Мишка стал свекольного цвета. Все подавленные желания отразились на его лице.
   - Ну это... - пробормотал он, ковыряя носком форменного сапога выложенный изразцами с изображениями президентов Большой Восьмёрки пол. - Ну это... вы сами посмотрите... там клип пришёл... в благодарность от поколнника... от него, в смысле... Может это... - он Мишка вздохнул. - Ну это - меня в командировку отправите, а я там порядок наведу?
   - Сгинь, - величественным жестом Верещагин отослал порученца и подсел к компьютеру...
  * * *
   В глубокой задумчивости Верещагин смотрел на экран, постукивая пальцем по третьему тому "Критики чистого разума" Канта (он никогда не читал эту чушь, предпочитая вещи более доходчивые, но книгу держал на столе, чтобы поражать посетителей глубиной эрудиции.) Писатель-русофил был в некотором напряге. Его напряг увиденный сюжет. С одной стороны, зверским пыткам подвергалась девочка. С другой пытал её не взрослый дядя-маньяк, а мальчишка, да ещё почитатель Великого Верещагинского Таланта (за это можно простить почти всё). С третьей стороны пытаемая была еврейкой (это тоже были баллы в пользу Петьки, зачем-то называвшегося поганым западенским именем Питер - Верещагин давно уже вызнал, что "отец" Пэна, миллиардер и ООНовский деятель Куртис ван Куртис стал импотентом в 14 лет, переборщив с синтетическими наркотиками - Голландия, чего с них взять... а его наследник был в несознательном возрасте куплен в российском детдоме - этот детдом со всем его персоналом Верещагин сжёг три года назад, предварительно при помощи степлера добившись от директора чистосердечного признания во всех фактах продаж детей)). С четвёртой... В общем, в сторонах Верещагин благополучно запутался, как случалось всегда, если их оказывалось больше двух и, поднявшись, гикнул:
   - Гайда!
   В кабинет немедленно набились отборные порученцы. Стало тесно от винтовок и густо запахло кожей от снаряжения. Верещагин с удовольствием оглядел их всех и указал на Мишку:
   - Ты.
   Лицо Мишки изобразило осторожное изумление, переходящее в восторг. Остальные завистливо засопели.
   - Я? - на всякий случай уточнил Мишка.
   - Ты, - кивнул Верещагин, - пойдёшь и проконтролируешь, как девки на кухне обед варят. А ты, - он указал на насторожившегося Пашку, - поедешь разборку чинить. Внушение сделай. Мол, нехорошо так с тварью... - кругом захихикали, и Верещагин возвысил голос, - БОЖЬЕЙ поступать, надо по человечески - топором по шее и похоронить на ведическому обряду... Как стратоплан приготовишь - зайди, я последнюю книгу Петьке подпишу, передашь в подарок.
   - Сделаю, батька! - отсалютовал Пашка.
  * * *
   - Значит так, - Верещагин задумчиво попинал стартовую лыжу стратоплана. Сооружение, казавшееся хрупким, но реально состоявшее из разработанной в давние времена по личному приказу Сталина кю-древесины и способное выдержать удар пушечного снаряда, закачалось. - Хм, - писатель повторил пинок. Одним из его секретов было, что он боится высоты, поэтому полёты графоман-нацист чаще всего оставлял своим подопечным. - Так в общем, - он поправил на преданно глядящем ему в лицо Пашке шлем (копию шлемов римских легионеров, украшенную человеконенавистническими надписями, попиравшими права афроамериканцев, иудеев и Свидетелей Иеговы. Шлем был сделан из модифицированного титана). Задумчиво благословил аппарат поданным портретом Сталина, производя движение "коловрат". - Целоваться не будем, - Пашка потупился. - Обниматься тоже, - Пашка вздохнул. - Книгу с автографом я положил в багаж. Да, не перепутай! Полетишь над Москвой, найди дом писателя Лукиянко, сбрось на него пару фугасок, они в левом контейнере, книга в правом.
   - Он в многоквартирке живёт, - подала голос одна из провожающих - типично русская красавица, скромно прятавшая руки под передником (где находился тридцатизарядный "вилькинсон Линда" и полуметровый боевой нож... ну и ключи от погреба). - Могут пострадать невинные, учитель.
   - А, - Верещагин хотел махнуть рукой и сказать, что в Москве всё равно живут одни чурки, но, покосившись на стоящего в общем строю белобрысого и черноглазого Рауфа Иванова и поправился по ходу: - Кровь невинных - дело святое. Мы потом им памятник поставим. После победы нашего дела. В общем ты понял, - он хлопнул Пашку по плечу. - Лети, сокол наш. На святое дело идёшь. Петька станет тебя на спарринг зазывать - не ходи. Чего доброго убьёшь. Или он тебя... - дилемма вновь вызвала у писателя припадок задумчивости. Все почтительно молчали, лишь за сараями монотонно вопил наказуемый за какую-то небрежность строительный рабочий-китаец. - Ну это не важно в общем, - заключил Верещагин. - Прилетишь, поговоришь, улетишь.
   - Жизни не пожалею, - клятвенно заверил Пашка.
   - Не жалей, - кивнул Верещагин. - Особенно чужих. Но и со своей не церемонься...
   ...Когда стратоплан растаял в белом летнем небе и все закончили промакать глаза платочками, Верещагин хрустнул пальцами и строго сказал:
   - Обед.
   Потом кивнул ключнице:
   - Пошли со мной, сделаешь мне... отчёт. Насчёт продуктов.
  * * *
   Многоэтажка красиво осела в дымных облаках.
   (Позже напишут, что взрыв был произведён коммунофашистами на деньги Аль-Каиды и по личному приказу Буша-старшего. Но Пашку это совершенно не волновало. Гораздо сильней он огорчится, узнав, что Лукиянко выжил-таки - в момент прицельной бомбёжки он находился в медвытрезвителе и в алкогольном бреду кричал, пугая сокамерников: "Всем выйти из Сумрака и получить бесплатный аТан! Я Кей Дач, повиноваться мне, как Володьке Крапивину!!!")
   Стратоплан вновь нырнул вверх и через три минуты вышел из стратосферы над Тихим Океаном. Попутно - из чистой вредности - сбросив прихваченный с собой пакет с мусором на палубу подвернувшегося американского авианосца, Пашка включил ДжиПиЭс-навигатор и откинулся в кресле, созерцая панораму Пасифика...
   Тем временем на пороге знаменитого графомана появился другой графоман, не менее известный... в куда более узких кругах. Звали этого графомана Борис Борисычем, но сам он себя при встрече рекомендовал не иначе как Сказочника, при этом делая наисерьезнейшее выражение лица и зачем-то надевая на голову до этого мирно лежавший за пазухой берет с павлиньим пером. На боку у Сказочника всегда висела шпага, за которую его нередко штрафовали милиционеры, за спиной мерно покачивался небольшой черный плащ, придающий ему отдаленное сходство с Бетменом, а ноги громко цокали по земле ботфортами с золотым шитьем. В отличии от Верещагина,ненависти к бородам Сказочник не имел, потому лицо графомана украшали мушкетерские усы и бородка клинышком. Не менее красивыми выглядели на лице и мириады прышей всех оттенков и размеров. Под мышкой у графомана торчала весьма смятая рукопись, украшенная рисунками, исполенными со всем присущим Остапу Бендеру мастерством. С какого черта Сказочника несло к Верещагину, пока известно не было, но весь мир знал привычку юного графомана соваться в самые опасные места и рисковать почем зря. Так или иначе, Сказочник постучал. Зная нелюбовь Верещагина к крайне русофобской выдумке - звонку, он не рисковал позвонить, хотя выдумка и висела не дверях для приличия...
   ... - Ек, - крякнул Верещагин, отвлекаясь от клю... чей, которые перебирал на ладони. - ОПЯТЬ не позвонили... - он сердито покосился на экран монитора и разочарованно вздохнул. Звонок на дверях в могучем заборе-частоколе напрямую замыкал электроспуск вделанного над воротами ПКТ, жёстко направленного на пятачок земли перед входом. Время от времени некоторые самонадеянные журналисты и прочие незваные гости на звонок ловились (их изрешечённые и разваливающиеся на части глупые тушки закапывали за мусорником), но "свои" про ПКТ знали и предпочитали барабанить в ворота кулаком или - которые особо СВОИ - ногой. При виде гостя графоман впал в глубокую задумчивость и почесал нагайкой (а вот интересно, зачем она оказалась у него в руке?) бровь. Нет, у него в знакомых ходили ролевики. Даже пара хоббитов была (один - два метра семь сантиметров роста, в обычной жизни боец ОМОНа - производил особо выгодное впечаление на любые Силы Тьмы). Эльфы вообще временами кучковались на хуторе, как дома (по странной логике Верещагин искренне считал их всех русскими националистами и, что самое смешное, почти никогда не ошибался!). Но персонаж за воротами напоминал оживший кадр из сериала "Графиня де Монсоро", что и спасло ему жизнь на ближайшие полчаса минимум. Сериалы Жигунова Верещагину нравились, хотя не имели никакого отношения к Русской Идее.
   - Не знаю такого, - признался Верещагин лежащей... вокруг пустоте и тишине. Прокашлялся, набрал воздуху в лёгкие, поперхнулся, сплюнул, почесал нагайкой спину и позвал нормальным голосом: - Кто там на воротах? Берет сверху видите?
   - Вижу, батько, - доложил радостный мальчишеский голос. - Аккурат в пряжку под перо целюсь. Или как, в живот подстрелить, чтоб помучился?
   - Я те подстрелю, - добродушно сказал Верещагин (изобретательность часового ему понравилась). - Давай его сюда, в берете этого. Говорить с ним буду. Ндравица ён мне...
   ...Сказочник ворвался в дом Верещагина аки вихрь, сметая все на своем пути и не обращая внимания на Максимов и Катюш, торчащих из кладовки. Добравшись до Верещагина, он отвесил графоману церемонный поклон с маханием плащом и подметанием пола пером берета.
   - А я к вам тут, знаете, так, по-соседски зайти решил. Через город я проездом, вот, знаете, отчего ж и не зайти! Мы с вами встречались виртуально на интернет-конференции "Педофилы - инопланетяне или мутанты?" Я ведь, знаете, тоже, как и вы, кстати сказать, это - писатель! Сказки пишу, потому и зовут меня Сказочник, я вам об этом говорил, нет? Так вот, это самое, вот, решил я значит к вам зайти, чтобы представить на суд вас, Олег Николаевич, как опытного писателя, свое новое творение, читать?
   История не сохранила, пытался ли Верещагин возразить, но как не остановить бегущего бизона, так не заткнуть Сказочника, когда он заведется. Он уже развернул листы, немного помешал их, разбираясь, где начало, и бодро начал:
   - В некотором царстве, в некотором государстве жила-была принцесса по имени Розьгальдина-Брумбумгильда Двадцать-Пятая.
   На другой стороне листа был виден рисунок, из которого можно было судить, что с лицом принцессе очень не повезло.
   - И был у нее в слугах один смышленый мальчик по имени Петя. Раньше он жил в деревне у бабушки, но потом однажды ушел из дома на описки приключений, а тут принцесса в речку свалилась, он ее и спас по случаю, так как была у него тайна - мог он под водой дышать и плавать быстро, только никто об этом не знал. Вот спас он принцессу, на которую с трех сторон наседали хищные акулы,а она его в благодарность своим самым главным слугой сделала, золотом платила и все самые секретные поручения давала. И вот однажды... - тут, к счастью для Верещагина, Сказочник закашлялся.
   - Хрым? - хрюкнул Верещагин неопределённо. Конференцию про педофилов он помнил смутно, потому что обнаружил, что таковыми является половина её участников и не столько дебатировал в Интернете, сколько азартно вычислял адреса, по которым потом с полгода наносил вполне реальные визиты, используя в качестве ключа к незнакомым дверям топор. От этих сладких воспоминаний невеликий и озверевший разум графомана затуманился, и он благосклонно кивнул: - Помню, отроче. Читай.
   Впрочем, сказав это, Верещагин обнаружил, что гость уже минут пять читает вслух. Это было несколько неуважительно, но Верещагин сдержался - вспомнил, как пятый по счёту визитируемый, стремясь избежать народного гнева (в виде всё того же топора) спускался с двенадцатого этажа по простыням, а он, Верещагин, стоя на балконе, громко пел "Балладу о Вороне" - и, когда уже начавший надеяться на спасение жалкий огрызок рода педофильского спустился до четвёртого этажа - обрубил простыни... Эххх, хороши были воспоминания, расчувствовался графоман и решил не сердиться на гостя. Тем более - убить всегда успеется, коли что не так пойдёт... Тем более, что рассказ его чем-то заинтересовал. Принцесс Верещагин не любил, зато любил мальчиков (в правильном, в ПРАВИЛЬНОМ смысле!), особенно когда они уходили на поиски приключений (желательно - тоже правильных, во славу нации). Так что кашель гостя заставил графомана недовольно насупиться. - УПСА хочешь? - осведомился он, искренне желая помочь с простудой (как ему показалось).
   - А? Чего? - Сказочник почему-то очень сильно побледнел после щедрого предложения Верещагина. - А... Это что? Что такое "упс"? Судя по названию... Нет, знаете, не надо!! - он отчаянно замотал головой.
   - Как хошь, - кивнул Верещагин. - Да я сам, знаешь, УПСА не очень люблю, мне бы домашние средства... ключница у меня тут есть... большая мастерица... - графоман закашлялся и строго заключил: - Отвары варить. Ну, чего там дальше-то у тебя, отроче? Читай, а то мне ещё подумать надо - отпустить тебя с миром или...
   Он многозначительно не договорил, имея в виду: "Или сперва твою рукопись в Интернет скинуть..."
   - Да, месье, и прочту! - снова оживился Сказочник. - Так вот! Однажды, ранним утром, принцесса задумалась, глядя на дивный закат, и сказала Пете: "Почему б тебе не сходить на базар принести мне яблок свежих да! Петя, всегда выполнявший самые секретные поручения согласился и пошел. А там на базаре были зомби, много. Он их всех убил, так как был у него еще один талант - умел он летать и стрелять из глаз патронами, только никто об этом не знал. Убил он всех зомби, а самый последний зомби схватил его и поволок в замок графа Дракулы, стоявший там же по соседству. Граф мерзко и тоненько захихикал,увидев добычу... - Сказочник попытался изобразить, КАК захихикал граф.
   Верещагин нахмурился. Во-первых, ему не понравилось обращение "мсье". Во-вторых, отношение к Дракуле у него было резко отличным от общепривычного - Влад в глазах Верещагина был национальным героем Румынии, борцом против "обрезанцев"-турок и вообще совершенно правильным человеком. В третьих, он совершенно точно знал, что стреляют не патронами, а пулями, патрон - это то, ИЗ ЧЕГО пуля вылетает. Но самое главное - он никак не мог взять в толк, на кой чёрт принцессе покупать яблоки на базаре?! Тут было какое-то несоответствие и чудился даже некоторый подвох. (Мелочи типа утреннего заката и летания по воздуху графоман пропустил мимо ушей - его герои откалывали ещё и не такое...)
   - Почём яблоки на базаре были? - неожиданно спросила, высовываясь из вороха белья на кровати, совершенно голая девица, имевшая пышные формы и типично арийскую внешность.
   - Рупь двадцать за кэгэ! - без запинки выпалил Сказочник. - Сорт белый налив, продавались в восьмом ряду, седьмое место, продавщицу звали тетя Маша, сорок два года, разведена, двое детей, Вася и Сережа, на левом ухе татуировка-надпись "Родина-мать зовет".
   Девушке явно не нашлось, что сказать, и она нырнула обратно. Потом подала голос:
  - Это при Союзе было, наверное. Яблоки дешёвые и вообще. Не то что сейчас. За то и боремся.
  После этого решительного и невнятного заявления она притихла окончательно. Зато активизировался Верещагин.
   - Дети - это хорошо, - заявил он. - Особенно Вася и Серёжа. Мальчики, значит. Будущие воины. Нет, хорошее произведение, - убеждённо заключил он, вновь впадая в благодушие. - Правда, я пока не понял, о чём, но это и не важно. Читатель сам разберётся. Так что там дальше было?
  А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ НА РУБЛЁВКЕ . . .
   А тем временем на Рублевке в роскошном бункере, убранном с отвратительной восточной роскошью и расположенном под невзрачным гаражом дачи одного высокопоставленного чиновника собралась Центральная Тройка ВКП (б) (Всемирного Конгресса Педофилов (бойлаверов)). В её составе, как обычно, были Моисей Егудим, Бабунга Матумба и Оскар Карлссон. У всех троих имелись серьёзнейшие претензии к Верещагину.
   У Моисея писатель-графоман сманил самого сладенького из мальчиков (так казалось самому Егудиму - на самом деле пацан, случайно прочитавший Верещагинский "Манифест борьбы" резко прозрел, вернулся к нормальной ориентации, поджёг бордель, где его содержали и в данный момент был одним из порученцев нациста-графомана. Но Моисей таких отвлечёных вещей не признавал и рассматривал Верещагина - прАтивного такого гадкого! - как удачливого соперника).
   Бабунга Матумба ненавидел Верещагина в первую очередь за расизм, а во-вторую - за то, что тот постоянно срывал торговлю белыми детьми с людоедствующими самобытными племенами родной Африки.
   Оскар Карлссон никаким педофилом не был (и с трудом терпел обстановку подземного бардака, подавляя желание отодвинуться от разносящих кофе с трёхсотлетним коньяком обнажённых детей обоего пола и посоветовать им одеться), но рубил на этом бизнесе большие бабки и имел завязки в ООН.
   О чём говорила Центральная Тройка - осталось известно только им (и ещё вездесущему и по традиции ничего не предпринимающему ФСБ). Но было ясно, что над хутором Верещагино и его обитателями сгущаются голубовато-розовые тучи...
  * * *
   Словесный понос Сказочника продолжился.
   - В замке у Дракулы все долго думали, что с Петей делать, потом решили научить его играть в национальную зомбёвскую игру - футболохоккей. Но он храбро сопротивлялся, не давая обесчестить свое имя грязными посягательствами зомби включить его в сборную! Тогда... - Сказочник растерянно поморгал глазами. - Тогда... Неужели... Точно! Лист в поезде потерял, я там одному соседу это вслух зачитывал, он очень интересовался... Вот и забыл...
   Лицо Верещагина приняло туповато-обиженное выражение. Он крякнул:
   - Это как жа... этыть значить... Ну, огорчил ты меня, отрок. Расстроил... - писатель-графоман осуждающе покачал головой. - Потерял... А какому человеку в руки достанется, ты знаешь?! - вдруг озаботился Верещагин. - Что за сосед? Чего интересовался-то?! Приметы, привычки, о чём ещё говорили, где лист наиважнейший утерял, какую станцию проезжали?!
   Во взгляде Верещагина появилось отчётливое подозрение. Он достал из ящика стола здоровенный "маузер" и положил на системный блок.
   - Станция Березково, а только это была бабушка-Божий одуванчик, грех такую обижать. А только может это был диверсант переодетый? - задумался Сказочник.
   Верещагин тоже впал в тяжкое раздумье. Бабушек он терпеть не мог с детства (тяжёлого и насыщенного борьбой за место под солнцем) и уже тогда считал их диверсантами, если честно. Подняв маузер, он прицелился в притолку и бабахнул.
   Через пару секунд в дверях выросли три порученца.
   - Так значитца, - буркнул Верещагин. - Поедете на станцию Берёзково. Вот такой лист искать будете, - дотянувшись до гостя, Верещагин потряс в воздухе пачкой текста. - Важнейшая вещь. Возможно от неё зависит судьба человечества... - он примолк, подумав, что всё-таки переборщил. Но своих ошибок графоман не признавал в принципе и продолжил: - Особое внимание на бабок обратите, которые на перроне семечками торгуют. Повадились, старые кочерги, из листо... кгхрм... важных бумаг кульки вертеть! Лист найти и доставить сюда.
   - Батько, - поинтересовался Мишка, - а семечки куда?
   - Конфисковать и съесть, - приказал Верещагин. - Шелуху накапливайте, мне Шамоэл бен Ноцерим обещал рецептик браж... экологически чистого горючего из шелухи подогнать. Святой человек, даром что жид... Вы ещё тут?! МАРШ!!!
   Порученцы дематериализовались. Верещагин убрал пистолет и благодушно сказал гостю:
  - Не робей, отрок. Найдут листок и вернут. Отужинаем, чем Иосиф Виссарионович послал? Ты водку-то пьёшь?
   - Нет! - активно замотал головой принципиальный трезвенник Сказочник. - Мне Иосиф Виссарионович водку не слал! А бабка та давно заслуживала... Все их надо... - он чихнул. - Через дорожки переводить. Насильно и не через те, что надо. И на красный свет. Пускай буржуйские машины поразбиваются к чертовой бабушке... ну вот, опять бабушки! Таким образом, пионерский долг будет выполнен, а бабушки получат заслуженное наказание за долгую, полную смертных грехов жизнь.
   Верещагин уважительно приоткрыл рот и даже крякнул от удовольствия.
   - Соображаешь, - похвалил он. - Почти как я. Далеко пойдёшь. А пока пойдёшь со мной, ужинать. Листы оставь тут, не тронут, у нас народ воспитанный... - и спохватился. - Э. Отрок. А ты вообще откуда и как обо мне узнал? - но это был вопрос благожелательный, Верещагин сделал приглашающий жест, направляясь к выходу из кабинета.
   - Ну так кто же ж вас не знает, батюшка Олег Николаевич! - бряцнул лбом об пол Сказочник. - А помимо того, вы мне адрес давали там, на конференции, и просили зайти. Возможно, забыли...
   В ожидании до опупения объетых семечками пацанов Сказочник прошел за Верещагиным...
   Возможно, забыл, мысленно согласился Верещагин и выбросил этот вопрос из головы - двум вопросам сразу там было тесно, а его сейчас занимал ужин.
   Стол, накрытый на веранде, потрясал чудовищной роскошью, от которой забились бы в истерике все западные врачи - враги холестерина и сторонники правильного питания. На это питание графоман чихать хотел. При появлении его с гостем группа гусляров грянула "Ой как во городе во славном", и Верещагин указал гостю на кресло с резной спинкой (резьба изображала побивание чеченцев морскими пехотинцами Черноморского Флота):
   - Садись, отрок. Что на тебя глядит, то и ешь.
   На гостя конкретно глядел жареный поросёнок, обложенный печёной картошкой, тушёным папоротником и грибами. Рядом стоял жбан с хлебным квасом и высились на деревянном блюде горячие пышки и пироги с зайчатиной.
   - Кгхрммм... - проурчал Верещагин, придвигая к себе поднос с медвежьим окороком, фаршированным черемшой. - Ну вот значить... Хык! - ударом оказавшегося в руке большого ножа он отвалил кусок вместе с костью.
   - Спасибо! - французский лоск спал со Сказочника мгновенно, едва только он - тоже ярый противник многоразличных диет - увидел обилие Верещагинского стола. Глядя прямо в умоляющие глаза несчастного поросенка, он сурово и неумолимо покачал головой и крепко схватился за нож. Родившийся под ну ооочень несчастливой звездой поросенок был разделан на восемь равных частей, одну из которых тут же и стал обгладывать Сказочник, жадно поглядывая на остальные.
   - Значить! - поддвердил он. - Очень много значить для русского человека правильное питание!
   - Угрм... - подтвердил графоман. Гость нравился ему всё больше. - У них на Упадке все беды от того, что салаты жрут и чёрствыми круассанами заедают, - вынес он вердикт и смачно зачавкал. - А ну, молодцы! - обратился он к гуслярам и кинул костью в уборщика-таджика, подстригавшего газон (таджик икнул и сунулся носом в траву; подскочившие порученцы уволокли его за ноги, приговаривая: "А не фик на пути стоять, когда батька рученьками развести изволит...") - Гряньте "Дубинушку"!
   В модифицированном варианте "Дубинушка" прославляла русское народное оружие и пелась на пять голосов. От описываемых в песне расправ при помощи дубинушки аппетит мог пропасть у кого угодно - только не у Верещагина....
   Сказочнику тоже аппетит отбить было сложно.Равно как и охоту к разговору:
  - А что... - задумался он. - Хорошая вешь - салат. Когда поверх пяти-шести котлет положен. И соусом полит мясным. А рядом, - он отхлебнул прямо из жбана, не утруждаясь взять кружку, - запить чем, и основательно.
   Верещагин одобрительно проследил за действиями со жбаном, кивнул, поощряя гостя. Вытер руки о салфетку с вышитым изображением Барака Обамы. Поставил локоть на стол:
   - А вот скажи, отрок, - задумчиво спросил он, - идея в твоей книге какова? Нельзя ж без идеи. Соль в чём, смысл и корень всего действа?
   - А то как же! - запихнул в рот еще кусок поросенка Сказочник. - Соль всего - надо делать так, как хочешь делать, если не хочешь, чтобы с тобой делали так, как ты не хочешь, что бы с тобой делали, но будут делать, если ты не сделаешь так, как делаешь.
   Верещагин ошалело посмотрел на гостя. Отложил нож и зашевелил губами, пытаясь выстроить логиескую цепочку. Занятие оказалось для него непосильно тяжёлым - и неизвестно, чем бы всё это закончилось, но один из порученцев, подскочив, сообщил:
   - Пашка докладывает.
   - А? - с явным облегчением осведомился Верещагин.
   - На острове у Петьки ему посадку не дают.
   - А?! - Верещагин нахмурился.
   - В смысле, не отвечает никто.
   - А-а-а... - лицо писателя просветлело. - Ну ты ему передай, пущай, значить, на таран... в смысле, на воду садится и к берегу гребёт. И ещё...
   Но Верещагину и тут закончить не дали. Другой порученец - с башни над воротами - крикнул:
   - Калики перехожие!
   - КТО?! - офонарело развернулся, отодвигая стул, писатель.
   - В смысле - нищие, - поправился часовой, сообразив, что это уж черезчур.
   - Таджики? - деловито проборчал Верещагин.
   - Вроде наши, - отозвался часовой. - Точно наши. Баба, девчонка и пацан. Запускать?
   - Запустить и накормить, - махнул рукой графоман и повернулся к гостю. - Это ты верно сказал, отрок, - заявил он, с облегчением поняв, что начисто забыл, что там вылепил гость. - А план у тебя есть? В смысле, на будущее, а не курить...
   - Писать! Писать! Писать! - подняв руку так, что Ильич на своем броневике обзавидовался, продекламировал Сказочник. - Великим, легендарным классиком стану!
   - Классиком? - Верещагин нахмурился. Его неандертальский мозг не переваривал слова "классики" - при нём сразу возникали образы бородатых (о зависть!!!) и бездарных (Верещагин был в этом уверен) Толстых и Достоевских. Употребление этого слова несклько уронило гостя в его глазах. Но не настолько, чтобы приказать оттащить его на конюшню и... нет, не выпороть, просто повесить для отпугиванья хорьков и ласок. Вот если бы он сравнил с классиком самого Верещагина... - Легендарным - это хорошо,
   согласился милостиво графоман. - Где ж там мои орлы...
   (Надо заметить, что орлы в это время обожрались семечками до изжоги, но листок так и не нашли - шустрая бабка, подрабатывавшая к пенсии, передала листок своим нанимателям из ФСБ, тщательно следившим за хутором и всеми его гостями - и в данный момент пятеро офицеров силились сообразить, что перед ними: зашифрованный план захвата Кремля, списки вербовки или что там ещё задумал Верещагин - а главное, кто приехал к нему в гости и почему в таком идиотском виде?! Своих людей на хуторе ФСБ не имело, как ни старалось - порученцы и девчонки-хозяюшки хутора были фанатично-неподкупны, а рабы-рабочие со стороны - китайцы и таджики - попавшие внутрь, обратно уже не возвращались...)...
   (...Не знал, не ведал Верещагин, что злая змея измены через сердце его милостивое и незлобливое уже вползла в стены хутора! Лопавшие на кухне пироги с вязигой женщина, девчонка и мальчишка на деле были агентами ВКП(б): женщина - португальцем-трансвеститом, спецом по связи, девчонка - генетически модифицированной и перекрашенной по методике Майкла Джексона бушменкой-убийцей, мальчишка - учеником реальной, а не выдуманной школы им. Гарри Поттера, общечеловеком по национальности, извращенцем с рождения, магом по выучке...)
   ...На возглас об орлах Сказочник больше не отвечал-он тупо жрал.
   Хороший аппетит у отрока, подумал одобрительно Верещагин. Настоящий человек как определяется? Он ест мясо и картошку. Мнорго мяса и картошки. Если это не так - подозрительно.
  Он нахмурился и поманил к себе одного из вестовых:
   - Эти... калики. Они чего едят-то?
   - Салат, - пожал плечами вестовой. - Салат и чёрствые круассаны. Робеют, наверное. От изобилия кухонного.
   - Салат и круассаны... - на челе графомана сошлись складки. - Салат и круассаны, говоришь... хм... хм... - он шепнул вестовому: - А вели-ка их вязать и бить мороженой щукой по почкам, пока не сознаются, кто они есть. Враги это тайные, понял?
   - Понял! - мальчишка фанатично отсалютовал и исчез.
   - Здравмыслящие люди черствыми крусассанами печки топят! - поддержал Сказочник, который слов не слышал, но общее настроения сказанного угадал. - А вражины подлые их едят! Взять их и подвесить к потолку, а потом... Потом... Потом заставить... - глаза его загорлись. - Заставить съесть все, что на этом столе есть - для них, нелюдей, это хуже любой пытки!
   - Им жевать нечем скоро будет, - хмыкнул Верещагин. - Ну что, отрок... Пока суд да дело - пошли я тебе свои владения покажу. Что тебе в первую очередь посмотреть желательно?
   - Рабочее место!!! - подпрыгнул аж до потолка Сказочник. - А еще есть действенный метод, как нашего от врага отличить. Подкрасться сзади да поленом по темечку и обрадовать! Тут-то враг себя и выдаст... Наш-то, он тоже выдаст, да только не себя, а все, что об этом полене и его владельце думает. А враг - себя и токмо себя.
   - Рабочее место? - Верещагин прикинул, успела ли оттуда сбежать ключница. По всему выходило, что успела - нечего отрока в соблазн вводить. - Ну пошли, подробно познакомлю. И полено прикажу принести. И врага привести, тут и проверим... Эй! - крикнул он. - Того парня, который нищий и шпион тёмных сил, отставить мороженой щукой бить! Ко мне в кабинет его. И полено. Дубовое.
   - Только что бы он полено не видел заранее! - крикнул Сказочник и помчался за Верещагиным.
   Не увидит... Неудачливому магу на голову надели ведро и оба тащивших его порученца для полноты картины лупили по нему прикладами карабинов. В таком виде - с ведром на голове - его и впихнули в кабинет Верещагина, где хозяин показывал гостю своё рабочее место - заваленный бумагами стол с компьютером (впрочем, бумаги лежали и в остальных местах, даже в зубах прибитых над входом черепов были зажаты какие-то листки).
   - Заходи, - сказал писатель-графоман, когда пленника - уже без ведра - впихнули в кабинет. - Ложись... то есть, садись, - поправился Верещагин, пододвигая стул. - Посидим, выпьем, закусим. О делах наших скорбных покалякаем.
   Пленник сел, злобно зыркая по сторонам. Применять магические способности при таком количестве окружавших его свастик и рун он просто не мог - грязная магия Большого Вавилона и хасидских жрецов была бессильна перед лицом Великой Северной Традиции, которую олицетворял собой кабинет Верещагина. Поэтому шпиён решил зайти с другого конца:
   - Дяденька, - жалко заныл он, - за чё?! Мы ничё! А вы чё?! - изо всех сил изображая обычного беспризорного.
   Внешне парень были типично русскими и своими стонами мог бы растопить и каменное сердце. Но сердце графомана была вполне живым и на всякую ерунду не улавливалось.
   - Щас тебе будет и че, и ниче, и дубиною в плечо, - мрачно сообщил Сказочник. - Ты что же это, вражина поганая, отца рашего родного, батюшку Олега свет Николаича, ограбить подло решил, али отравить, а может, и еще чего похуже? - он, с видом живого воплощения правосудия и возмездия, поднял палец к небу и начал медленно обходить вокруг пленника. Нарезав несколько кругов - когда тот уже устал за ним следить - и, оказавшись за спиной подлого мага, Сказочник внезапно изловчился и обрушил полено на голову оного.
   - Белиал покарает вас!!! - вот что было скорбным воплем обиженного пацана-шпиона.
  - Ну что ж, господа, все слышали? - сказал Сказочник, под господами, вероятно, подразумевался Олег. - Отпираться бесполезно, наши русские методы действуют безотказно. Давай, вражина проклятая, выкладывай, что, мол да как, кем, значит, послан, и с какой, понимаешь, целью...
   Верещагин изумлённо раскрыл глаза. Однако - метод гостя оказался безотказным. Шпион раскололся сразу - ну кто из русских в здравом уме будет призывать Белиала?! Да ещё русский из беспризорников, которые на "б" знают одно слово...
   - Эх, - крякнул Верещагин, - а хороша штучка - полено... Ну-ка, дай ему ещё, пущай, значить, призывает, а мы послушаем...
   Сказочник согласно кивнул и стал раз за разом опускать бревно на голову незадачливого шпиона.
   - Сэт, к тебе взываю! Сотот, помоги же, не могу уже! Ктулху, сволочь, ну хоть ты откликнись, куда все пропали? Джордж Буш, убью, ну кто из темных богов откликнется?!!! -летели из пленного самые разнообразные проклятия. Наконец, бревно треснуло пополам.
   - Силён, - с лёгким уважением произнёс Верещагин. Но тут же, очевидно, решив, что пленный "созрел", вцепился ему в отвороты драной куртки и заорал истошно: - Падла! Порву! Попишу! На кол посажу! За ноги разорву, как крысу, тварь продажная, урод, ублюдок, уё...ще! Тёмных богов захотел, колдун паршивый! Извести меня хотел, Русь-матушку осиротить?! Кайся, несчастный! - он стал долбить пленного затылком о стену. - Покайся перед ликом последнего русского святого! - брызжа слюной, писатель-графоман проволок пленного к портрету Сталина, долбанул лбом о стену так, что за нею с грохотом рухнул задремавший на лавочке порученец, а Сталин укоризненно закачался. - Покайся, и будет тебе прощенье посмертное! Замочу, мусор! На пику посажу, рвань подзаборная!!! Держите меня семеро, шестеро не удержат!
   Верещагин попробовал повращать глазами, но смог только выпучить их. Впрочем, это получилось довольно страшно. Напоследок он шваркнул пленного о стену, рванул на груди камуфляж и пустил изо рта пену, схватив со стены устрашающего вида скандинавскую секиру.
   - СкажуУУУУУУУУУУУУУУУУ! - взвыл мальчишка, падая на колени. - Это ВКП(б)! Меня заставили! Били! Приказали! Не я главный! Та тётка, которая с нами, она трансвестит! А девка - бушменка-убийца! Не я виноватый! Дяденька, простите, родины не знал, истины не ведал, света не зрел, перековался! Вот вам крест святой! - он неумело перекрестился. - Вот сейчас и перековался! Убедили! Дело ваше святое! Сами вы доброты неимоверной! - он покосился на Сказочника и крупно сглотнул. - Сыном вам буду! Нет, внуком! Племянником любимыыыыыыыыыым - не карайте за глупость!!!
   - За такие глупости только одно прощение - головой да об стенку, а на стенке гвоздов в пять рядей... Ой, гвоздей в пять рядов! - грозно насупился Сказочник. - И не надобно Олегу свет Николаичу таких племянников, при каждом случае темные силы призывающих! Казнить тебя надо казнью лютою!
   - Казним, - согласился Верещагин. - Но Вождь! - он воздел руку с секирой. - Вождь учил: отбросов нет - есть кадры! Или не Вождь... - писатель надолго задумался - кончилось тем, что рыдающий пленник умолк, подёргал его за рукав и уточнил:
   - Ну так что со мной?
   - А? - дёрнулся Верещагин. - Ну что с тобой, на кол, что с... а, да! Опущу я те... то есть, отпущу я тебя. Но не сейчас. Позже, когда с подельниками твоими разберёмся. Ты, я вижу, на путь исправления встал, вот посмотришь, как мы караем врагов - и совсем исправишься. А потом скажу, что тебе делать.
   - Правильно! Припахать к общественно полезному делу! - завопил Сказочник. - И чтобы никаких поблажек, а то - колов уж много настругано, все злодея дожидаются.
   - Да ну какие ему поблажки, - уже вполне благодушно ответствовал Верещагин. - Видно же - запутался человек по глупости и малолетству, чего теперь... Ну иди, - он нежным пинком направил раскаявшегося пленного в смежную комнату, где его подхватили порученцы и пару раз дали для большего просветления по зубам. - Что-то Пашка мой молчит, - озаботился графоман.
   - Непременно нужно позвонить ему да узнать, что да как... Вдруг неприятности какие! -встрял и сюда Сказочник.
  * * *
   Неприятности Пашки пока что исчерпывались тем, что он приземлился на воду и утопил аппарат. Теперь он ожесточённо выгребал к острову на резиновой лодке из аварийного комплекта, бормоча: "Видали мы лилипутов и покрупнее..." Это относилось к сорока шести (Пашка считал по плавникам+хвостам) здоровенным (расстояние от плавника до хвоста) белым акулам, которые сопровождали плот, бурно дискутируя, кому первому есть. Мальчишка посматривал на пояс шахида, который намеревался одеть и привести в действие в критический момент. Таковой, по его прикидкам, пока не наступил...
   Белые акулы, наконец, определились, и самая старшая попыла вперед. Все остальные поплыли следом.
   - Будут есть, - пробормотал неустрашимый порученец. И с криком: "Слава России и Дарту Вейдеру, долой джедаев!" - рванул кольцо пояса шахида...
   ...Если бы обитатели острова не были заняты своими важными делами, они бы сильно подивились тому, что в трёх километрах от берега с воды стартовала что-то сильно похожее на "томогавк". "Томогавк" с воем и матом пронёсс по дуге над островом и тяжко гупнулся в озеро на дальней его оконечности.
   Кристально чистые воды с упругим "хлюппп..." сомкнулись над "томогавком".
  Через полминуты Пашка - злой, обгоревший и оглушённый - выбрался на берег, держа под мышкой томик Верещагина, а под другой - АКМ-103 с наворотами. Из одежды на Пашке оставались очки с карболитовыми жёлтыми стёклами, левый носок, полмайки с портретом Верещагина (тоже половинным) и "лифчик" с магазинами и гранатами, висевший на манер набедренной повязки.
   - Тьфу, - Пашка сплюнул попавшую в рот загрызенную пиранью и дрыгнул ногой, отцепляя вторую от пятки. - Не вышло покушать? - обратился он в сторону далёкого океана и близкого озера. - Фишбургеры чёртовы.
   И двинулся в джунгли.
  * * *
   А тем временем на конюшне, куда Верещагин отправил пороть мальчишку-мага, обнаружилась пропажа. Собственно, пропал сам маг. Видимо, вдали от Олеговского кабинета он стал чувствовать себя посвободнее и просто растворился в воздухе, на прощание наложив на собиравшихся пороть его двух узбекских гастарбайтеров и одного следившего за процессом парня страшное заклятие - трехчасовую непреодолимую тягу к салатам и черствым круассанам. Один из узбеков, еще могущий говорить, так как заклятие задело его только боком, недоуменно объяснялся перед прибежавшими на крики Верещагиным и Сказочником:
   - Панимаешь, начальныка Алэг Кирдыкбабаевич-паша, верыш, нэт - вот есть он, этат твар нэрусскый, и нэт иво, этат твар нэрусскый! Савсем нэт, дажи дасвидання нысказал, гад нэвэжлывый!
   Верещагин задумчиво разорвал на груди камуфляж. Хотел рвать бороду, но не обнаружил её, досадливо поморщился и вырвал бороду гастрабайтеру постарше (тот не обратил внимания, так как, икая и выпучив глаза, ел тридцатый круассан - на фоне этого потеря бороды уже не страшила). Затем коротким жестом приказал привязать порученца, который поедал салат из миски, к дереву и завязать ему глаза, рот и уши.
  - Всё доброта моя, - задумчиво подвёл итог графоман. Подумал и распорядился: - Тех двоих, извращенца и зулуску или кто она там - закопать живыми... - подумал и добавил: - В речное дно. Испол-нять! - и повернулся к гостю. - Так, - довольно зловеще сказал он. - Не помогло полено. Вишь, как беси активизировались - из-под носа уходят. Чего делать будем? С поленом твоя идея была, гость дорогой...
   - Моя идея, между прочим, подействовала, нехристя выявила. А удержать его полено не должно было. Вот если б рельсой... - задумчиво-мечтательно сказал Сказочник. - А закапывать их надо вертикально, вверх ногами и глаза плотно завязав колючей проволокой. В таком положении никто ни колдовать, ни какое другое злодейство сотворить не сможет.
   Если в неандертальском мозгу Верещагина и закопошились было какие-то нехорошие мысли насчёт гостя, то после такого предложения изувер-графоман-русофил растаял, как масло на солнце.
   - Вижу, крепок ты в вере, - удовлетворённо сказал он и осенил себя коловратом на Солнце, пробормотав: "Сожги врагов наших, аки напалмом..." После чего прикрикнул порученцам: - Исполнять! Да колючку старую возьмите, новая гуманная, и не колется вовсе... - и сплюнул. Потом опять уставился на гостя и уточнил: - А ты вообще из каикх краёв? - жестом приглашая погулять его по саду.
   Сад за домом представлял собой дремучий лес на десять гектар, тут и там уставленный кольями с черепами врагов русской идеи и постоянно прописанной на территории стаей волков, которым графоман скармливал не особо заядлых таковых (врагов) попадаших к нему в руки.
   - Из далекой забугорщины, - неопределенно махнул рукой по направлению к Стамбулу Сказочник. - С трудом на Русь-матушку вырвался из плена тяжкого.
   Верещагин посмотрел в ту сторону, куда указал гость. Там располагался новорусский посёлок Большие Дряни, построенный на месте вымершей деревни с таким же названием. Писатель всегда чувствовал, что там держат рабов - и вот живое доказательство! Про себя он решил, что через денёк, когда разгребёт дела, отдаст приказ ночью поджечь посёлок бутылками с "коктейлем". Давно было пора...
   - Ммммм... - несколько растерянно промычал писатель. - Куть-куть, - окликнул он волка, волочившего между деревьев моток кишок. Волк вильнул задней частью тела: не до тебя. - А. Ну да... Ну и как там, в плену, в смысле?
   - Тошно жить было, одной кока-колой поили... - пустил скупую слезу Сказочник. - Водицы ключевой же не давали...
   Верещагин ритуально прослезился. Писатель-графоман скрывал ото всех свою любовь к кока-коле и пепси-коле, тайно заказывая эти напитки у разных фирм, после одноразового использования эти фирмы уничтожая путём подсыла боевиков, которым объяснялось, что фирмы травят русских людей всякой гадостью. Об этом пороке Верещагина знал только он... и ещё - о ужас! - теперь знал бежавший агент ВКП (б), успевший проникнуть мысленным взором в подвал под хутором, заваленный пустыми двухлитровками из-под буржуйского напитка
   Впрочем, ключевую водицу Верещагин тоже любил, и без натяжки. И жестом пригласил гостя к роднику в тени дубов...
   И тот опрометью бросился к теням дубов и чуть ли не залпом выпил пол-родника. Просто так,что бы не обидеть Верещагина.
   - Гм... - Верещагин ошалело посмотрел на медленно заполнявшуюся водой вновь яму. - Эк ты... исстрадался... мда... Тяжко тебе было, видно... Ну давай, говори, какую помощь тебе оказать, чем пожаловать?
  * * *
   Когда в ВКП (б) стало известно о трагической участи двух лучших агентов - воцарилось уныние и рыдание с битьём себя в грудь и размахиванием изданными в Дании "Манифестами Любви". Верещагин ещё раз доказал свою зверскую сущность. Этот жестокий палач, обучавший детей стрельбе, рукопашному бою и прочим мерзким вещам, вместо того, чтобы красиво любить их, вновь подтвердил, что в его каменном сердце нет места истинной красоте и понятиям толерантного добра!!!
   Но свежим дождичком на увядшие цветы были две вести. Первая - о наличии у Верещагина тайной и порочащей его мании - ПРИСТРАСТИЮ К КОЛЕ!!! К сожалению, не к мальчику Коле, а к Кока и Пепси. Вторым же радостным известием было известие с затерянного в Тихом Океане островка...
  * * *
   Это... Забронировать место в союзе писателей! - нашелся наконец ошалевший от такой щедрой просьбы Сказочник. Хотя и опасной - закажешь что-нить заграничное, будет так, что лучше не надо. - И чтобы все мои сказки издали, а то ничего ж хорошего не желают читать сейчас, одних потных гариков читают! Эх, молодежь! - покачал головой он с таким видом, будто ему самому было по меньшей мере триста лет.
   От просьбы графоман слегка ошалел. Сам он в союзе писателей не состоял и не собирался, так как считал это место рассадником гнилокровного масонства и извращенцев. Но прикинул, что парой взрывов на советах союза можно будет уговорить его руководство принять парня - раз уж так рвётся...
   - Сделаем, - барственно сказал он. - Пострелять не хочешь? У меня тир хороший.
   - А Катюша в нем есть? - поинтересовался Сказочник.
   - Катюша? - неандертальский мозг Верещагина впал в ступор. Он неуверенно ответил: - Ольга есть... Надежда, Вера, Любовь - по две штуки... А, гвардейский миномёт! - просиял он. - Есть, как не быть!
   - Во, давайте из него! - стрелял Сказочник далеко не снайперски, но надеялся, что если разнесет мишень в клочки вместе с десятью метрами пространства, это будет засчитано как прямое попадание.
   Однако, пострелять из "катюшки" (а Верещагин уже прикидывал, далеко ли до местного отделения Союза Писателей) им было не суждено. В кармане камуфляжа Верещагина заиграл бодрую мелодию "дубинушки" сотовый телефон. Жестом попросив прощенья у гостя, графоман извлёк аппарат.
   - Да, я... да, у телефона... нет, у моего... Никого не умывай, придурок, я говорю, прости Заратустра, что Я У МОЕГО ТЕЛЕФОНА! Нет! Не мой! Он работать перестанет! Как ЧЕЙ, если не мой?! Так. Хватит. Чего надо?!
   Нахмурив брови, Верещагин какое-то время молчал слушал, потом злобно хрюкнул и растоптал телефон. Дал пинка подскочившему уборщику-таджику, который с благодарностью закланялся и стал подбирать осколки.
   - Вот что, гость дорогой, - сообщил Верещагин. - Не выйдет со стрельбой по мишеням. Сей час у нас иная стрельба будет... - он расставил ноги пошире и заорал: - Гайда! Гайда! Становись, дружинушка хоробрая!!!
   Выглядел он при этом как персонаж особо упёртой былины про превосходство русского образа жизни.
   - И что же случилось такое? - подозрительно сказал гость дорогой.
   Верещагин, с удовольствием наблюдавший за построением порученцев (замешкались четверо, вытаскивавшие из сарайчика две счетверённых ЗПУ-14,5-4), пояснил, смутно поглядев на Сказочника:
   - На островах дальних зло голову подняло... - Верещагин подумал и уточнил. - Змеиную. Капюшон - во, - он показал руками размер капюшона. - Будем оную голову рубить, - он опять подумал и конкретизировл: - По самый хвост.
   Будучи человеком наивным и ограниченным, графоман не мог удерживать в неандертальском мозгу более одной мысли. В данный момент он, к сожалению, начисто забыл о ВКП (б).
   А зря...
   - Мангустов на них не хватает... - покачал головой Сказочник. - Что ж, рубить так рубить, где ж шашка?
   - Ты чего, с нами решил?! - вытаращился Верещагин.
   - А то... - выпятил грудь Сказочник. - Шашки наголо, бурки нафасо, сарынь на кичку и все такое...
   Верещагин свистнул и ткнул в гостя двум подскочившим порученцам:
   - Лёшка, Прошка. Переодеть, снарядить, вооружить. Выдать шашку. На всё сорок пять секунд, бегом марш, только вас ждём.
   И, плотоядно потерев руки, принял из рук ключницы отделанную серебром "мосинку" с дубовой ложей.
   Что с ним сделали, Сказочник так и не понял, очнулся через 44 с половиной секунды переодетым, снаряженным, вооруженным, с шашкой в одной руке и шахматой в другой, подшутил кто-то. Сказочник тупо посмотрел на антилюбовь всей своей жизни -шахматную доску и пожал плечами. Не оглядываясь, бросил ее за спину, попав по лбу какому-то таджику и сказал.
   - Ну, все, сейчас все тронемся.
   - Да тут все давно тронулись, - дружелюбно сказал Верещагин. Щёлкнул пальцами - в свободной руке гостя оказался автомат. Приклад "калашникова" был раскрашен в шахматную клеточку. - Стрелять умеешь?
   В строю послышался дружный смех - мысль о том, что кто-то может не уметь стрелять, вызвала в дружном коллективе веселье.
   - Надо будет - застрелю, - неопределенно ответил Сказочник.
   - Вот только кого? - сурово спросил Верещагин. - Гляди, человек. Нажимать сюда. Отсюда пуля вылетает, сюда не заглядывай. Вот это приклад, к плечу прижимай плотно... Эй, народ, выкатывай тачанки!
   - В кого придется, - махнул рукой Сказочник. - Кто сильно на Русь-матушку возникать будет.
   Верещагин одобрительно кивнул и стал наблюдать, как из подземного ангара, расположенного под статуей Сталина, вытаскивают два грузовых ракетоплана - купленных по случаю на распродаже НПО "Энергия".
   - Добре, - кивнул Сказочник.
   В ракетопланы погрузились двадцать порученцев - плюс сам графоман и гость. Женская часть населения хутора, остававшиеся на охране ребята и рабочие-таджики дружно и радостно провожали отлетающих. Причём таджики ещё и яростно молились, выбив каждый лбом глубокую ямку - в их молитвах отчётливо прослеживались добрые пожелания отсутствовать подольше и вернуться не в полном составе.
   ... - Но опять дороги наперечёт -
   И опять я по ним играю.
   Моя смерть - за моим левым плечом,
   Моя смерть - за моим правым! - рявкнул динамик стерео. Оба ракетоплана стартовали вертикально...
   Сказочника сразу заколбасило взад-вперед.
   - Ве-се-ло-то-как! - обрадовался он.
  
  А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ВКП (б)...
   Теперь оставалось самое важное - найти пропагандиста, который превратит подвал с бутылками из-под колы в подземелье, где графоман и садист содержит мальчика Колю. По свету были разосланы агенты - искать на святое дело борьбы с тоталитаризмом добровольцев за хорошую плату.
   Но поиски оказались неожиданно трудными, причём трудности носили какой-то диковатый характер.
   Знаменитый историк-исследователь Грызун-Власов с посланцами ВКП (б) дело иметь отказался, заявив, что никакого Верещагина он не знает и вообще ни в чём подобном принимать участия не будет, так как боится, что КГБ отравит его иридием. Агенты ВКП (б) долго толклись под дверями лондонской квартиры и кричали, что никакого КГБ давным-давно нет, а иридием нельзя отравить даже мышку, не то что такую матёрую тварь - но Грызун больше не отзывался.
   Гунин-Фунберг, автор бестселлера 'Подонки', тоже никакого Верещагина не знал, но после получения аванса вспомнил, что они вместе учились в школе для малолетних диверсантов... или в экипаже пикирующего бомбардировщика служили, что ли? (Ни там ни там Гунин отродясь не был, но обожал вспоминать 'славную боевую юность' и 'страдания от рук тоталитарного режима' - зависело от того, кто больше заплатит и какая власть за окном). Когда аванс пообещали увеличить - Фунберг вспомнил и то, что Верещагин уже тогда отличался омерзительными привычками... но далее заломил за работу такую цену, что закачало даже стойких и крепко профинансированных агентов. На робкие напоминания о совести Гунин пакостно хихикнул и от разговоров отказался.
   Другую группу агентов занесло не куда-нибудь, а к самому В.П.К. Один из агентов утверждал, что Коммандер Верещагина НИНАВИДЕТНИМАГУ. Но выяснилось, что и В.П.К ни о каком Верещагине ни разу не слышал!!! И это было ещё не самое страшное. Куда жутче дела пошли, когда тот же начитанный дурак упомянул Сказочника как объект для уничтожения. В.П.К. стал неожиданно ласковым, налил всем коньяку, упрашивая 'подождать', вышел, а вернулся, держа в одной руке фехтовальную шпагу, а в другой - 'перфект'. Пострадали все, но насмерть оказался заколот - справедливость восторжествовала - только тот идиот, который и завёл группу на квартиру знаменитого детского писателя. Остальные пострадали немного меньше, через полгода все уже выписались из травматологии...
   ...Кто-то вспомнил, что на просторах Интернета существует некто LLD, у которого с Верещагиным давние контры. LLD был найден в реале, что стоило агентам невероятного труда. На предложение отомстить ксенофобу и расисту LLD отреагировал неожиданно и странно - покраснел, побледнел, позеленел и заявил, что не умеет писать. Вообще. Ему было поставлено на вид, что писать-то и не требуется, топчи пальцами клаву - и всё... и что отказ весьма чреват, так сказать (что с ним церемониться?) Тогда LLD приобрёл какой-то уж совсем диковинный цвет, схватил кухонный нож и разом отхренашил себе пальцы на правой руке, после чего заявил, что недееспособен, упал на пол и пустил пену. Едва прибалдевшие агенты вышли, тщательно прикрыв за собой дверь, как пена кончилась, LLD прополз в затемнённую спальню, сплошь уставленную распечатанными из Интернета портретами сурового графомана и заваленную его рукописями на розовых и голубых плюшевых подушечках - и стал биться в счастливой истерике, лобызая все портреты подряд и выкрикивая имя любимого и ненавидимого кумира (в стратоплане Верещагин несколько раз подряд икнул, прокашлялся и недоумённо пожал плечами).
   С другими Интернет-срунами тоже произошла целая серия странных и даже жутких обломов.
   Агентов ВКП (б), явившихся к писателю Трендееву, встретил в подъезде хмурый мужик, замотанный в длиннейший динамовский шарф. Мужик держал под мышкой 34-й том 'Истории Коммунистической партии Китая' и прямо на лестнице стал объяснять агентам подробности захвата немецкими войсками Норвегии. Ни обойти его, ни заткнуть, ни воздействовать силой было невозможно. Когда агенты опомнились - был уже глубокий вечер, а мужик куда-то исчез. Трендеев был обнаружен мёртвым в ванне, на перекошенном лице застыла печать ужаса, по квартире ветер носил бумаги, в которых удалось опознать распечатку 'Боевой хроники 4-го уланского Мазурского полка'.
   Знаменитый Справкин, живший в небольшой деревне Израиловка, погиб ещё более жутко и загадочно. Когда ему позвонили - мужественный строевой ишак общечеловечности ещё нашёл в себе силы снять трубку и прохрипеть в неё: 'Патруль... это был Патруль...' - но больше ничего установить не удалось. Разве что - перед этим Справкина вроде бы навещал какой-то мужик с двумя молодыми парнями, одетыми в форму 'Гадны'. И - всё. Растерзанное тело Справкина было найдено под столом, на люстре и в шкафу, а так же между этими тремя местами фрагментарно.
   Когда группа агентов попыталась привлечь к работе автора Пыжика, то прямо у входа в дом была почти сбита с ног пронёсшимися навстречу мальчишками, которые весело гаркнули: 'Простите, дяденьки!' - и прыгнули в ожидавшую на углу машину (в глубине которой мелькнул всё тот же динамовский шарф...) Один мальчишка был выше, темноволосый и в казачьей форме, другой - ниже, русый, нахальный даже на вид и в пионерском галстуке. Тело Пыжика обнаружить не удалось вообще. Зато на стене был нарисован весьма странный знак: чёрная волчья голова пересекалась со звездой с серпом и молотом, а ниже было написано: 'Не тронь Родину, сЦукО!'
   Пришедшая на квартиру к автору TDD группа вообще обнаружила на кухне двух деловито пьющих водку смурных молодых парней в камуфляжах и с оружием. Они представились как соратник Росс и недолейтенант Гуляевич, а на вопрос о хозяине ответили коротко и ёмко: 'Помер.' Потом Гуляевич нехорошо заинтересовался пришедшими и выложил на стол не то огромных размеров фаллоимитатор, не то просто чудовищную бейсбольную биту - и стал копаться в карманах разгрузки, бормоча 'да где ж оно...' Агенты поспешили ретироваться, причём в дверях один был затоптан насмерть, а прочим помог покинуть помещение лишь страшной силы пинок Росса.
   Писателя Шапирского на бульваре встретила хмурая девица, одетая в 'ночку'. Рядом с девицей трусили несколько разнокалиберных мрачных собак, на правом плече сидел оценивающе смотревший на Шапирского попугай, на левом - здоровенная крыса. Но самым жутким показались Шапирскому почему-то откормленные наглые кролики - не меньше тридцати штук, которые обсели его кружком и уставились красными глазками, вожделенно подёргивая носами. Девица смерила писателя холодным взглядом, смачно харкнула на лакированную туфлю и сказала: 'Олегыча заденешь - пойдёшь на комбикорм. Князь, пометь.' Самый крупный из псов обдул штанину писателя (чем лишь добавил сырости к уже наличествовавшей в промежности) - и дикая банда удалилась в сторону пригородного леска. Шапирский же с агентами ВКП (б) даже разговаривать отказался.
   Была ещё надежда на Урбита Орбита Гедеминаса, но к нему на полчаса раньше агентов ВКП (б) заявился некто Вервольф. Вервольф с Верещагиным был не то чтобы в дружеских отношениях, но во всяком случае являлся его знакомым. Агенты под дверью послушали раздающееся из квартиры утробное довольное рычание и тонкий визг УО, тщетно взывавшего к ООН и Гаагскому трибуналу, переглянулись - и на цыпочках покинули не только дом, но и город... И вот сейчас они стояли,виновато опустив головы,и выслушивали те нехорошие слова,которые,срываясь на визг,говорило им непосредственное начальство.После этой приятной процедуры они плюнули на все и пошли домой, а начальство задумалось - а как же быть дальше?В принципе,план имелся,и какие-то дополнительные агенты извне были не самой обязательной его частью,но...Наконец,ВКП (б) решилось использовать свое самое секретное оружие...Это было довольно опасно и очень дорого,но чего не сделаешь для избавления мира от зла в лице садиста Верещагина и его мерзких подпевал типа Сказочника!
  
  ***
  
  В ракетоплане таких запутанных и зловещих интриг не происходило.Сказочника уже потихоньку отпустило,и он тихо стоял в углу,любовно поглаживая оружие,бормоча что-то и то и дело прицеливаясь в кого-то невидимого.
  
  Посмотри - продаётся душа,
  Только за то, чтобы быть в покое...
  Весело, весело - больно тебе?!.
  ***
  ...Верещагин сдёрнул наушники.
  - Головы к коленям! - гаркнул он.
  Ракетопланы грохались на пляж, взмётывая тучи песка и пропахивая лыжами борозды. Порученцы начали выпрыгивать наружу ещё до полной остановки, открывая ураганный огонь из счетверёнок. Вскоре от красивых зарослей вдоль пляжа ничего не осталось. Лишь одинокий попугай, истошно вопя, метался над порубанной пулями зеленью.
  Ступив на песок, Верещагин снял попугая одним выстрелом и, оглядевшись, щёлкнул пальцами. Ему подали имперский флаг, и писатель-графоман с хэканьем всадил его в песок:
  - Нарекаю сию землю именем Восстания Русского Духа.
  -Ну зачем же так и сразу,-поклонившись флагу,укоризненно покачал головой Сказочник.-Травка не виновата.Чуть-чуть подправить,пальмовые стволы в черно-белый перекрасить,листья в косички заплести-прям как родные березки будут.Опять же,птичку жалко.В людей стрелять надо,батюшка Олег свет Николаич,в людей.
  Писатель-графоман попугаененавистнически хрюкнул.
  - Найдём если - то и в них постреляем, - пообещал он. - А пока запомни, отрок: попугай, как и обезъяна - суть признаки морального разложения. Как где увидал попугая или обезьяну - вали наповал, не ошибёшься. Поживёшь с моё, - он умудрённо покрутил стволом "маузера", - поймёшь, сколь вреда от них русской идее...
  -Обезьяна-да,обезьяна негритянский предок суть,а попугай чем такой злодей?-не понял Сказочник.-Красивая птичка,любоваться можно,а голод наступит-можно и на вертел.Запас,так сказать.Консерва.И,замечу,консерва с красивым оперением.
  - Попугай, - Верещагин воздел маузер и выстрелил (порученцы дружно уставились в небо, по которому пронёся, падая, американский самолёт-разведчик, замаскированный под пассажирский лайнер), - глаголяще на человеция языкех, - порученцы перевели взгляды на Верещагина и открыли рты, - и сим поругаша речь людью.
  Сам Верещагин тоже слегка обалдел от такой тирады, дёрнул головой и двинулся прочь с пляжа.
  -Глаголяще,зато как самокритично глаголяще!Образец смирения,кротости и незлобивости!-продолжал стоять на своем Сказочник.
  - Тихо, - буркнул Верещагин. - Зелёнка попёрла, рты на замок, стволы в стороны, уши насторожить.
  -Где зеленка?-вытаращился Сказочник.
  * * *
  Пока все. Что будет дальше, я сказать не могу, я, к сожалению, не пророк. Но ничего не обещаю...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"