За завтраком наш наставник, молодой исследователь, Дима предупредил меня, Женьку и Саньку, чтобы мы собирались отправиться с ним и дядей Лёшей выуживать из воды сети, которые они напару установили вечером на нескольких участках реки. Так, вся наша дружная мужская бригада гидробиологов - за исключением водилы, дяди Валеры, которому оставили на попечение женскую половину лагеря - через час отчалила на лодке в низовья Онона.
До обеда управились с сетями и рыбой на двух участках, оставалось ещё три. Саньку отправили в лагерь: он повёз всю пойманную нами рыбу. В его отсутствие решили немного покемарить. Все привалились спинами к деревьям и погрузились в дрёму.
Несмотря на лёгкую усталость, спать мне не хотелось. Я сидел под раскидистым, дряхлым вязом с растрескавшейся вверх по стволу корой, и его маленькие светло-зелёные листочки давали понять, что дерево, как бы старо оно не было, ещё живёт и мирно дышит...
Кругом был лес. Он казался каким-то странным: вокруг стояла необычайная, густая, ватная тишина. Не было слышно ни звона насекомых, ни журчания близкой реки, ни криков лесных птиц. Сырой, прохладный воздух был глух и неподвижен. Чуть вдалеке между стволами деревьев всё ещё курился лёгкий туман. Солнца не было. Лес точно спал, и на него сверху смотрело серое, хмурое небо, на которое тревожно поглядывали невысокие сосны, пытаясь своими остроконечными верхушками дотянуться до него.
По обоим берегам реки росли ивы. Их сероватые стволы причудливо изогнулись, торчащие наружу корни переплелись в густую сеть, ветви как-то печально склонились над рекой, некоторые даже полоскались в воде, но самого движения воды я не увидел: то ли река настолько широка, то ли её течение сдерживали корни деревьев. Её зеркальная поверхность отражала и ивы, и редкие сосны и огромные валуны, преграждавшие путь Онону... Все умрут, никого не будет, а всё так же будут отражаться в этом речном зеркале лесные стражи-деревья. Может, это будут уже другие? трудно было даже вообразить, что эта картина не вечна, не навсегда. Подобные мысли всегда возникают у меня ещё на кладбище: пусто, тихо, как-то печально, замираешь при этом соприкосновении с вечностью...
"Хм, чудно...", - подумал я.
Лес и вправду казался пустым, мёртвым, словно и не лес, а нарисованная картинка.
Над головой нависли тучи, они ещё не слились в одно. Где-то там, высоко-высоко, всё-таки было движение воздуха: очертания облаков менялись, всё меньше просветов оставалось между ними, всё темнее становилась вода в Ононе...
Ноги мои затекли, потому я решил немного прогуляться вверх по течению.
- Далеко не ходи, - лениво сказал мне вслед Дима, не поднимая головы, когда под моей ногой хрустнула мокрая веточка вяза.
Утро, прохлада реки - всё это взбодрило меня. В сапогах брёл по воде вдоль берега и молча любовался речными просторами.
Далеко впереди виднелись маленькие, голые островки посреди реки: без растительности - одна только крупная галька. А ещё дальше сквозь туман просвечивали потерявшие свои привычные очертания горы. Они расплывались в воздухе светло-синим пятном, точно призраки.
Захотелось немного поплутать по тихому лесу. На миг я ощутил себя сказочным героем: налево пойдёшь - счастье найдёшь, прямо пойдёшь - коня потеряешь, направо пойдёшь... И я повернул налево. Заблудиться я не боялся, тем более что заприметил тропинку между деревьев. Я шёл по ней, погружённый в сонную прохладу. Ни звука, ни хруста, ни пения птиц... Если бы не запах дымка чьего-то костра, можно было бы подумать, что находишься на необитаемом острове. И снова вернулись мысли о вечном, о красоте. Такое умиротворение, покой, в котором я сейчас находился, может, наверное, испытать душа в раю, если он в самом деле существует.
Я шёл неторопливо, слух мой обострился, стараясь уловить малейший шорох, но кроме звука собственных шагов ничего больше слышно не было.
По сторонам дороги, по которой я тихо брёл, выстроившись в ряды, сплелись зелёными руками, словно в танце - только неподвижном - стройные осины, молодые, преисполненные силой и летней красотой. Трава меж ними тянулась кверху: нежная, мягкая. Кое-где в траве торчали подосиновики. Они тоже словно старались выше задрать головы, чтобы угадать: не пойдёт ли сегодня грибной дождик? Но дождика не было, лишь мельчайшая водяная пыльца сыпалась на землю.
И вдруг где-то в стороне я услышал всплеск воды. В полном тишины лесу этот звук отозвался так громко, что заставил меня слегка вздрогнуть. Но воды поблизости видно не было. Я свернул с тропинки - и увидел за деревьями небольшое, поросшее со всех берегов высоким камышом, лесное озерцо. В нём плавали пять больших серых уток. Я стал осторожно подкрадываться, стараясь их не спугнуть: уж очень хотелось рассмотреть пернатых обитательниц водоёма поближе. Они не заметили меня и подплывали всё ближе к тому месту, где я затаился. Одни ныряли с громким всплеском под воду, другие, опустив в воду клювы, громко щелкотали, пытаясь поймать на поверхности каких-либо личинок. Одна утка даже крякнула...
Зрелище было таким увлекательным, что я потерял бдительность. Вода под моими ногами предательски громко чавкнула, и все утки с огромным шумом бросились от камыша, где я прятался. Они мчались по воде, быстрая шлёпая своими лапками-перепонками, синхронно гребя крыльями, как байдарочные гребцы вёслами.
- Андрюха! - донеслось издалека.
Меня звали. Видно, Санька вернулся, надо плыть на другие участки за рыбой. С сожалением я уходил от красивого лесного озера. За спиной ещё хлопотали утки, подали голоса какие-то другие птицы. Спала дрёма с этого леса, всё как-то ожило, сделалось шумным, весёлым, а в душе прочно поселилась радость. Конечно, красота спасёт мир...
Смолистые стволы сосен, а на их фоне дрожащие листики тоненьких осин, камни в воде каких-то немыслимых цветов: от фиолетового до жёлтого; валуны, наполовину прикрытые густым мхом; кустарник, густо затянутый паутиной, сотканной жуткими, пучеглазыми пауками, с обманчиво безразличным видом поджидающих своих жертв; почти незаметное, но всё-таки схваченное взглядом дрожание воды под веткой ивы; ровный строй муравьёв, с натугой взбирающихся на трухлявый пень под ношей какой-то добычи: не то паута, не то большой гусеницы - всё это как-то слилось в одну картину, и защемило сердце, и непонятно отчего навернулись на глаза слёзы, и произошло то самое слияние с природой, когда понимает человек, что он не царь природы, а лишь малая её частица...