Ларичева Рената Александровна
Волонтеры завтрашнего утра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 3.40*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Волонтеры завтрашнего утра" - это история газеты "Советская молодежь", жившей в XX веке. Книга о настоящей журналистике - журналистике совести. Предназначена - тем, не заставшим наше поразительное Время. И еще. Это книга о журналистском братстве. Воплотившаяся мечта о невозможном.

   Я обнаружил эту книгу в Библиотеке неизданных манускриптов - есть в Питере и такая. Увесистый томик в машинописном формате. Легенда о легенде. Книга о газете. О "Молодежке", подписчиками которой были люди всей страны - от Бреста до Владивостока. Как им, ребятам из латвийской республиканской газеты, удалось поднять тираж до миллиона экземпляров? Значит, писали о том, что задевало всех. Я сам выписывал 10 лет. И вот - вечность спустя - встретился с их бесстрашной талантливой командой. И уже не мог успокоиться - нельзя, чтобы память о них затерялась. Спасибо волонтерам из Сети, бесплатно набравших эту книгу. Не стоит строго судить качество иллюстраций - это ксерокопии с пожелтевших от времени газет. Они передают документальность тех времен, это остановленный миг истории.
   Это вообще книга о Времени, остановленные моменты истории. Желаю читателям ощущения возвращенной юности, которое испытал я сам.
   Марк Сигал, питерский журналист.
  
0x01 graphic


   ВОЛОНТЕРЫ ЗАВТРАШНЕГО УТРА

(Хроники прайда)

2001 год


   "Волонтеры завтрашнего утра" - это история газеты "Советская молодежь", жившей в XX веке.
   Книга о настоящей журналистике - журналистике совести.
   Предназначена - тем, не заставшим наше поразительное Время.
   И еще. Это книга о журналистском братстве. Воплотившаяся мечта о невозможном.
  

0x01 graphic

   ВРЕМЯ работает на вас? Возможно. А МЫ были теми, кто работает на Время. Без нас каждое новое утро не было бы столь новым.
   МЫ были к о л л е к т и в н ы м и родителями необыкновенной газеты - "М0ЛОДЕЖКИ". "Советская молодежь", "СМ-Сегодня", "СМ".
   И были мы добровольцами - "волонтерами" по-французски.
   МЫ были ВОЛОНТЕРАМИ ЗАВТРАШНЕГО УТРА. Полвека - и еще чуть-чуть...
  
   ПРОЛОГ


   РОЖДЕНИЕ ЖАНРА
  

   Хорош тот жанр, который возникает в ситуации тупиковой, - у него есть надежда укорениться. Поскольку, как будет поведано далее устами младенца: "человечество выбирается из тупика, чтобы загнать себя в новый, и так дальше, - все вперед да вперед, от тупика к тупику".
   ("СМ" от 22. 6. 1988 г.)
   Так и возник предлагаемый еще не обкатанный жанр - "документальное фэнтези". Из полной безвыходности: например, в приключении "рыбалка без крючков" участвовали трое. Независимо друг от друга два участника рассказали эту историю так, что она не стыкуется в восьми пунктах. Вот тут-то и стало ясно, что имеют в виду криминалисты, стеная: "Врет, как свидетель". Что сделал бы далее криминалист? Он бы стал дозваниваться третьему очевидцу в поисках новых "улик". Что в таком случае делает журналист? Он понимает, что обе версии прекрасны и стоят внимания. Чтобы они существовали в одной точке времени и пространства, нужно совершить только некое виртуальное действие. ПРИДУМАТЬ НОВУЮ РУБРИКУ. Или - название нового жанра. Хотя сами-то журналисты прекрасно понимают, что именно этим и занимаются - описывают свой, виртуальный мир, и на самом деле газеты - это и есть реально существующие документальные Фэнтези!

Хронист

   ДИАГНОЗ - "БРЕДЯЩИЕ "МОЛОДЕЖКОЙ"
  
   Мы клубились в коридоре газеты "Час" - что-то опять сымпровизировали из своего светлого прошлого. Стремительно проносившаяся мимо коллега (из другого издания родом) - притормозила и вынесла вердикт: "Ну, конечно, бредящие "Молодежкой". Только журналист может поставить диагноз журналисту. Этот - абсолютно точен.
   "Да, есть в моей душе изъян, есть скелет на дне колодца. У меня постыдная болезнь: я страдаю синдромом Питера Пэна. Это болезненное состояние, проявляющееся в глубоком отвращении к филистерству, явной нелюбви к телевизору и тряпкам, отказе участвовать в постоянной, непрекращающейся погоне за деньгами и венчающему весь этот изумительный жизненный опус инфаркту. Тронутый этим синдромом человек говорит всему этому "нет" и улетает... И, как большинству страдающих, мне с ним легко и приятно".

(Анджей Сапковский, польский писатель, делающий вид, что сочиняет фэнтези)

  
   СТРАНА ЖЕЛАННАЯ
  
   Остров где-то-там. Never-Neverland.
   "Страна Желанная" у каждого своя: кто искал Эльдорадо, кто - Беловодье. Это отлично, вот такая полярность - ну хотя бы из соображений личной безопасности: если Страна мечты устроит День открытых дверей, и все рванут в одну дверь - половину просто затопчут.
   Вам в Город Золотой Б. Г.? Прямо по коридору - и вверх.
   В первой русской экранизации "Золотого ключика" по экрану, завораживая, плыл огромный парусник и звучала песня: "Далеко-далеко за морем стоит Золотая стена, в стене той заветная дверца..." Дверь в стене, Зеленая дверь в Белой стене обычного города, ведущая в параллельный мир, мимо которой герой столько раз пробегал, потому что торопился по делам, учтенным в распорядке дня. Что за сказочку Герберт Уэльс подкинул в тот раз? Ученый он был, конечно, блестящий, и понимал, как самую "дикую" идею продвигать в массы. Роль ученых Союза, в основном бравших псевдонимы для нивы детской фантастики, еще недостаточно оценена - выросшие детки считали нормальным ломиться в двери, на которых было ясно написано: "Посторонним вход запрещен!"
   Но почему в классическом (для нас) - А. Толстовском варианте "Золотого ключика" распахнувшаяся дверь привела не в пещеру разбойников, сокровища которых позаимствовал Али-Баба? Почему, когда Сим-Сим открылся, смешная кампания Буратино оказалась ПРОСТО в театре? У одного моего друга-психолога есть такая теория: наши потребности - зеркало наших способностей. И когда Чудо (или Восторжествовавшая - наконец-то! - Справедливость, или попросту - Архетип) открывает заветную дверь - мы видим себя истинными и получаем именно "по способностям". Значит, замечательная Буратинская компания была труппой гениальных лицедеев, которой отвратительный Карабас-Барабас ПРОСТО не мешает теперь быть самими собой.
   И, наверное, только лицедеи несколько иного театра могут восчувствовать, какой это ДАР!
  
   КОСТЕР ЭПОХИ
  
   "Легенда? Сказка? Не знаю. Слышал от двух различных людей, так что скорее всего - быль. А если легенда - то красивая.
   На одну из больших сибирских строек приехала молодая учительница вместе с выпускниками, которых вела до этого несколько лет.
   Года три бывший класс не распадался. Жили компанией, хорошо и изобретательно. Был у них такой обычай. Каждый четверг, летом ли, зимой ли, ребята зажигали костер. Пекли картошку, пели, спорили. Но, главное, к этому костру мог прийти каждый, свой ли, чужой, с любой личной заботой. Искатель истины, непризнанный талант, озлобленная личными неудачами девушка, бывший вор, решивший попробовать жизнь в рамках закона, парень, не знающий, чего ему хотеть, просто человек, нуждающийся в обществе, - все имели право на свет костра, на его мягкое тепло, на печеную картошку, на злой вопрос, на честный ответ, на помощь, если она нужна и возможна...
   "Костру по четвергам требуются надежные костровые".

"Костер по четвергам", журнал "СМЕНА", N 18, 1975 г. Автор - Леонид Жуховицкий, писатель и журналист, друг прайда.


0x01 graphic




   НОСТАЛЬГИЯ ПО НАСТОЯЩЕМУ
  
  

0x01 graphic

   Весенним полднем под кустом валялась мертвая газета. Первая страница оторвана, а над ней первые почки, проснувшись, дарили себя миру. Но между ними было великое единство - газета тоже всегда возрождается, расцветая по утрам и стремительно устаревая к вечеру. Но никогда не умирая. Она рождается в ночи дежурств, еще не наступило означенное на номере число - и ты словно держишь за страницы завтрашний день.
   Сегодня - 5 мая, наш праздник, бессмертный День печати. Истинный праздник, признается ли он государством или нет. И снова будут звонки от тех, кому мы нужны, как второй хлеб. Что делает газета? Она тиражирует надежду. Она строит новый мир, которого в реальности до сих пор как бы не существовало, - мир из мнений и информации. Любимый сдвоенный листок каждый день раскидывает скатерть-самобранку. Тут можно и утолить информационный голод, и выбрать блюдо по вкусу - политика ли это, житейское или паранормальные сюжеты. Прочитанное воспринимается как документ реальности, хотя на самом деле никакого труда бы не составило придумать все напечатанное - от фамилий и названий до изложения событий. Но журналистика измеряется количеством мыслей на квадратный сантиметр совести. Ведь читатели верят нам свято: как высшее доказательство истинности - фраза "так в газете написано". Мы тоже верующие, и по строгости веры пожалуй, католики или староверы, мы, сходящиеся по утрам па планерку. Здесь мы можем смеяться надо всем: над правительством, законами, партиями, улыбаться над чужим фанатизмом, но жизнь положим за догмат - "В номер!" Хотя абсолютно ничего не рухнет в мире, если какая-то информушка пройдет день спустя или вообще - о, святотатство! - не попадет на страницы.
   И пусть твердят такие мудрецы, как Раджнеш: "Слова - это только линии, нарисованные на белой бумаге. Мы поклоняемся словам, делаем из них культ, учим их наизусть, повторяем их опять и опять и при этом хотим познать".
   Вот именно - хотим познать, и по максимуму. Наш прайд* выходит на охоту каждый день. И ничего не жалко и не трудно за эту цену - выйти на тропу вечной охоты, за вечным оленем новой истины. И если повезло с коллегами-охотниками, жизнь твоя до краев полна, и ты не зависишь от чьего-то норова, капризов, мелких предательств. Подход к описанию этого мира - удивление перед ним. И страстное желание поведать об увиденном.
   У меня есть градация творческого населения редакции на газетчиков и журналистов. Газетчик - это неистовый охотник за событием, он его чувствует еще в момент зарождения, и со следа его не сбить ничем. Без него газета перестанет быть газетой. Журналист же - ловец мыслей. У него чутье на новую мысль и дар ее художественного изложения. Плюс способность генерировать новые мысли самому. То, что он пишет, обычно не ветшает. Судебный процесс уйдет в прошлое, и через год-два появление репортажа с него невозможно. Но написанное журналистом может безболезненно пролежать год неопубликованным, и тогда спохватятся и поставят в номер, и будут твердить, что это необычайно актуально. Просто он давно увидел тенденцию и написал об увиденном, а действительность только теперь дохромала до подтверждающих фактов. И два года спустя после публикации ему будут звонить читатели, интересуясь, что сталось с героями, и желая счастливых концов. Идеальное сочетание, наверное, - газетчик и журналист в одном лице, и в той или иной пропорции так и происходит. Из всех встреченных мною ближе всего к идеалу Илан Полоцк, хотя он и жаловался иногда на судьбу корреспондента отдела писем: "Сегодня я снова чувствовал себя унитазом!"
   Дорогой посетитель "СМ"! Если при визите в редакцию у вас возникает ощущение, что вы пришли не туда, то это совершенно нормально. Ведь вы искали "четвертую власть". В творческий день на дверях компьютерной можно увидеть плакатик: "Все ушли на борьбу с инфляцией!" В этом коридоре корректура еще в застойные времена каталась на роликах, Боря Бахов и Алеша Буре - на гоночном велосипеде, здесь "охотилась" рыжая собака Саши Мирлина. Здесь Андрей Воронцов ведет диалог с посетителем: "Когда у вас кончается обед?" - "А он у нас всегда!" Вот кто-то задудел в пустую бутылку, как в рог, - для нас это нормально. Все мы - прямые потомки Питера Пэна, мир - наше игровое пространство. Мы естественны и никого не изображаем, мы - дома. Вообразить наш коллектив незна-комцу вообще нереально. Ведь у каждого своя замечательная мания, этим и интересны. Придет ли в голову, например, нормальному человеку переписываться с незнакомыми преступниками в целях поддержания в них человеческого, на что нас подвигла Алла Березовская?
   Видимо, нет, иначе бы не называли нас "блаженными" посещавшие нас милиционеры, разыскивав-шие беглых penfriends по нашим домашним адресам. К великому ужасу наших соседей и близких. Никогда не забуду реакции обычной псковской женщины на события в Вильнюсе: "А зачем они пошли ночью петь на площади? Я бы не пошла. Вот их и подавили танками". А за неделю до крови Алла Петропавловская за утренним кофием произнесла: "Какое-то у меня предчувствие, что надо ехать, - значит, скоро стрелять 6удут".
   Хороший журналист - он и хороший "барометр событий". Редакция живет в режиме опережающего времени. Характернейшее помешательство журналиста - на своей незаменимости. Типичен поступок Жени Орлова: впервые в жизни, на два всего лишь дня попав в Париж, он тут же стал из автомата на Елисейских полях звонить в редакцию - вдруг он необходим. День вне газеты - в чем-то ущербный день.
   Этот странный миг расставания с написанным - расставания с собственной жизнью, ее здоровенным куском, когда видишь в первый раз только что написанное напечатанным! Строки набора забирают у тебя мысли и поступки. Они уже никогда не будут принадлежать только тебе - они разошлись 75-тысячным тиражом и теперь становятся собственностью любого, купившего газету. Жизнь уходит, любовь уходит. В этом есть странная цикличность - как в приливах. Слова твоего сердечного языка становятся всеобщим достоянием. Что понято из них, что прочитано между строк? Журналист - странный посредник, - он передает душу. Порой сбывается старинная русская сказка о полете на орле - чтобы герой мог лететь, а орел не упал, надо его всю дорогу кормить мясом. Но заготовленное в полет "топливо" кончается, и герой начинает кормить орла собственным мясом. И порой появляется ощущение, что "летишь" уже только на своей бренной плоти. Ведь это, наверное, и есть профессионализм - отдавать любой промежуток жизни, любой пластохрон** души своей, если он только занадобится этому чудищу-чуду - газете "СМ".
   Это счастье - быть в ней, свет никогда не уйдет из этого дома, это вечная ностальгия по настоящему. И снова весна, и раскрылись каштаны, а почки были такие, словно в каждой ждут своего часа по слону. И сегодня - наш день, праздник, который мы не отдалим никому!

Рената Ларичева
"СМ" 5. 5. 94 г.

   * - прайд - сообщество львов. Ближе, чем команда, слаженней, чем семья.
   ** - пластохрон - промежуток биологического времени.
  
  
  
   ПРАЙД
  
   Мы - львы. Мы - прайд. Мы - бесстрашные до самого конца и еще чуть-чуть.
   В сравнении с командой-семьей львов даже совпадения удивляют - умиляют. 25 охотников в стае. 25 творческих сотрудников в редакции, профессиональных охотников и охотниц.
   Если бы кошек, гуляющих самими по себе, могла бы объединить общая цель - ну, хоть выпуск газеты - мир увидел бы изумительный коллектив. Это - мы.
   А история с носорогами? Только что, достав три пожелтевших номера разных лет - именинных, на день рождения газеты - 28 марта - во всех обнаружили фотографии носорогов. Совершенно ясно - секретариатчиков разных лет грело внутреннее ощущение - вот они, дорогие наши соседи по саванне, по вельду!

0x01 graphic

28. 3. 95 г.

0x01 graphic

31. 03. 90 г.

   Вельд есть вельд.

0x01 graphic

  

28. 03. 84 г. !

  
   * Львы - это единственный вид кошек, обитающий командой.
   * Кошка - это зверь времени.
   * Кошка - это урчащая тайна.
   * Кошки - одни из самых красивых животных в мире.
   * Будущее диких кошек неопределенно...
  

   САЛЮТ НА ДЗИРНАВУ, 59
  

0x01 graphic

   В ущелье меж двух темнокаменных домов-башен, двухэтажный особнячок. Дзирнаву, 59 - родовое гнездо "Молодежки". Маленький домик, как НИИЧАВО у Стругацких, был тамбуром для прорыва в другие измерения.
   Еще раз вглядываюсь в синодик "Здесь живут мои друзья". Слава Богу, все "во здравии". Очень хочется устроить для вас салют на Дзирнаву, 59. Старомодный такой, чтобы погромче, да поярче, чтобы каждый искрящийся огонек остался навсегда в необъятном небе, сложившись в созвездии "Альфа СМ".

* * *

   Удивительно пахнут старые газеты. Лежалым шоколадом и пересохшим сеном. Типографская краска вылиняла, клише поплыли масляными пятнами.
   Номер за 11 сентября 1962 года. Кеглем сверху полосы: "Здравствуй, товарищ Урожай!"
   Вся полоса забита фронтовыми сводками. Вот, даже Чечня. Здесь обрабатывают кукурузу солями нафтеновых кислот. Кукуруза получается знатная.
   ЦК компартии Латвии строго цыкает на тех, кто не внима-ет критике со стороны средств массовой информации. Цык переходит с первой полосы на вторую и часть третьей.
   Некто Семен Шнапир в молодости пивал чаек с Феликсом Эдмундовичем. Теперь он вспоминает о том, как безумно любил Железный пролетарских детей. Даже больше, чем своих. Теперь жутковато кажется, да?
   Но на то она и "СМ", что смогла занять свободные от тошнотворного официоза места под две профессиональные ре-цензии на зарубежные фильмы, байку о юбилее О'Генри, спортивную сенсацию о появлении нового средства передвижения - гокарта.
   И даже "ОСА" - отдел сатиры и юмора. Здесь мой первый фельетон "По части запчасти..." Гонорар составил семь рублей с полтиной.
   Я был юн и проходил дедовщину у Миши Кережина и, царство ей небесное, Вали Томихиной.

* * *

   Были и страсти-мордасти. Всякие. Перед тем, как заслать номер в типографию окончательно, его мусолили во множестве инстанций. Вначале читали гранки. В этом участвовали дежурный по номеру, корректура и "свежая голова". Прогонялось так по нескольку раз, пока в глазах уже не рябило.
   Особенно тяжелыми были дни, когда шли материалы съездов, пленумов, руководящие до-клады.
   В один из таких поздних вечеров со второго этажа спускался по лестнице Валя Семенов, тогда еще очень начинающий. Он вернулся из какой-то мокрой и утомительной командировки и, приняв на грудь "наркомовские", задремал на гостеприимном диване у Париянца и Резник-Мартова. То ли обостренное чувство долга, то ли иная какая нужда заставила его вскочить с ложа и принять горячее участие в производственном процессе.
   Выхватив у пробегавшей мимо типографской девочки уже насквозь проверенную и подписанную дежурным полосу, Валентин вдруг ткнул пальцем в набранный кеглем заголовок: "Доклад тов. ЕБЛУХИ". Товарищ БЕЛУХА был тогда вторым секретарем ЦК КПЛ.
   Вот ведь, все было вычитано, весь мерзкий курсив, каждую букву на зуб пробовали, а тут...
   В состоянии общего шока Валентину была вынесена невнятная благодарность, а выпускающая группа еще долго не могла изгнать из воображения картины далеких сибирских трактов и звон кандалов. Строго тогда было.

* * *

   В отделе культуры у Нины Колбаевой, Тани Яссон и Илги Волковой - свой режим. Здесь гостеприимно пахло кофе, сигаретным дымом и немного валерьянкой. Если учесть количество и качество забредающих сюда табунами поэтов, это вполне объяснимо.
   Если все три дамские головки были склонены к рукописям, лучше было не заваливаться туда с целью отвести душу.
   Таня Яссон звеняще произносила: "Очень прошу, не мешай заниматься делом!" Уходя, че-ловек чувствовал холодок под ложечкой и жуткий стыд за собственное безделье.
   Но зато в иное время табач-ный дым там стоял коромыслом, стихи органично переходи-ли в анекдоты. На полу грудой лежали замечательные книги и журналы, в общем, душа здесь гуляла высокого и свободно.
   И был день. Радио сообщило, что и на этот раз Паустовский остался без Государственной премии. Верьте - не верьте, драма в отделе была самой искренней. Таня ревела в голос, Нина капала валерьянку, как коньяк - на два пальца. Мужская часть приносила свои соболезнования, и была тут же посылаема вполне конкретно. Квартплата тогда была смехотворной. Продуктов было - завались. Билет на самолет до Питера туда и обратно стоил 14 рублей, бутылка коньяку в лучшем кабаке - 6. А нам было душно и тяжко, когда случалось то, что случилось.

* * *

   Странно, но писать о людях, искренне милых душе и сердцу, даже труднее чем делать материал о спонсоре-самодуре.
   У старинного писателя По-мяловского дьячок, ведущий летопись своего заштатного городишки, поучает: "Писать меморию, сударь мой, никак невозможно не соврамши. Иначе будет не мемория, а счет из москательной лавки - буквы, да цифры и никакого душевного восторгу!".
   Не мне писать меморию "Молодежки", хотя знаю, за "соврамши" меня простят, поскольку "ради душевного восторгу".
   В номере за 1 мая 1968 года нынешний гражданин США Станислав Пшоник писал: "Мне хочется написать длинное письмо. Вам, вам, вам и вам. Всем сразу. Чтобы потом получать ответы. И это будет удивительная библиотека!"...

Влад Филатов
2000-й год


   ПТИЦЫ
   Вл. ДОЗОРЦЕВ (1963 год)
   Едва тускнеет блеск Стожар,
   мы кофе по-турецки варим,
   спускаемся
   по этажам
   и выбегаем
   на бульвары.
  
   Рыжеволосой продавщице
   (или общительному деду)
   мы мелочь звонкую
   отсчитываем
   и глухо требуем:
   "Газету!"
  
   Газеты!
   Из автомобилей,
   с вокзалов,
   из аэропорта!
   Нет ничего необходимей
   газетных крыл перед работой.
  
   Под грохот пульса и колес
   и всплески постоянных токов
   трамвай застыл тысячеоко
   над рябью сверстанных полос.
  
   В руках у старого артиста...
   В руках у бойкой секретарши...
   И кажется, что это - птицы,
   черт знает сколько
   облетавшие.
  
   Наверное,
   еще до солнца
   они над Кубой прошумели
   и узнавали что-то в Кунцево,
   Рабате.
   Токио,
   Женеве.
  
   Но это было далеко не так.
   Всю ночь стучал разбухший телетайп,
   сраженный расстоянием и ночью,
   все принимал ответственную ноту.
  
   А метранпаж хотел домой, к жене
   (жене, как говорят, не до Женев),
   и, морща лоб прозрачный, как известка,
   он проклинал предутреннюю верстку.
  
   Едва дрожал видавший виды талер,
   и вязь карандашей на нем цвела,
   и птицы черно-белые слетали
   с его полустолетнего чела.
  
   Но это были только крылья птиц,
   а им еще родиться предстояло
   из баррикад тяжелого металла
   и глубины склоненных потных лиц.
   Шагал редактор, старый сибарит,
   и говорил седым своим мальчишкам:
   - Еще бы нам полпачки сигарет,
   и мы ее, проклятую,
   подпишем.
  
   ...Затих подсобник над столом.
   Под утро, как известно, спится.
   На стуле,
   распластав крыло,
   дремала
   птица.
  
  
   ПЬЕСА "БЕДНЫЙ ИФИК"
  
   (время действия - начало 60-х годов)

Сведения об авторе

   Как сейчас помню - был светлый мартовский день 19xx года. За окном отдела писем "СМ" звенели сосульки и гомонил город. И тут открылась дверь. На пороге стояло что-то бородатое и изумительно милое. Это было оно - великое человечище. Классик со скромным именем Александр Гусев. По его заметкам и полотнам все мы, выросшие при свете "Факела", учились хитроумному искусству жизни. "Главное ли деньги?" - вопрошал классик устами Андриса Н., и дружное "Нет" чита-телей направляло нас по праведному пути. И мы бросали все - 2О0-рублевые оклады, спокойную и перспективную работу, роскошные интерьеры своих офисов и шли работать туда, где трудно. Пусть обы-ватели считали, что о нашей зарплате неприлично говорить вслух, не понимали прелести ночных дежурств и обаяния нашего облезлого домика на Дзирнаву, 59 - правы были мы. Потому что здесь горели факелы идей, блистал пир ума, редакция была похожа на лагерь альпинистов перед штурмом Хан-Тенгри. И живые классики писали пьесы об этой жизни.
  
  
  

БЕДНЫЙ ИФИК

   Коридор редакции "ЭЙ, МОЛОДЕЖЬ". По коридору струится завхоз редакции Бася Францевна.
   Напевает: "Цветок душистый, прерий, о Роз-Мари, о Мари..."
   (останавливается как вкопанная)
   - Куда я шла? Куда я шла?
   (перед ней вырастает трагическая фигура литсотрудника Паши, грека по национальности).
   ПАША: Бася Францевна, я просил вас поставить ко мне на стол лампу.
   БАСЯ: Я же поставила.
   ПАША: Вы поставили не лампу, а чернильный прибор. А я просил лампу.
   БАСЯ: Ах, боже мой, какая разница! Куда я шла? Куда я шла?
   (идет в другой конец коридора: "Цветок душистый прерий...")
   ПАША (Молча переживает человеческую нечуткость. Перед ним робко оста-навливается автор).
   АВТОР: Ведь это редакция, товарищ?
   ПАША: Трудно сказать. Спросите что-нибудь попроще...
   АВТОР: Где здесь про клубы печатают?
   ПАША: В конце коридора есть уборная. Посещали?
   АВТОР: Посещал.
   ПАША: Тогда вы на верном пути. Отдел культуры - напротив.
   АВТОР: Спасибо!
   ПАША: Не перепутайте...
  
   Комната отдела культуры. За столом сидит В. Этюдов и пишет роман в стихах.
   АВТОР: (молча протягивает рукопись)
   ЭТЮДОВ: Холодная. Значит, на дворе холод. "Леденила пальцы рукопись..." Какая находка! Минуточку... (вставляет в роман фразу "леденила паль-цы рукопись") - Деталь - великое дело в художественной литературе!
   АВТОР: А воз и ныне там...
   ЭТЮДОВ: Блеск!
   АВТОР: Значит, и вам нравится?
   ЭТЮДОВ: Что нравится?
   АВТОР: "А воз и ныне там" - это моя статья так называется. Про то, как задерживают строительство клуба.
   ЭТЮДОВ: А может, так: "пальцы, без того остылые, леденила зябко рукопись..."
   АВТОР: Виноваты строители - это факт. Строить не строят, а водку употре-бляют.
   ЭТЮДОВ: Несомненно! Вы вот что... в уборную ходили?
   АВТОР: Ходил...
   ЭТЮДОВ: Я имею в виду не ту, что напротив нашей двери, а ту, что в другом конце коридора.
   АВТОР: Туда, признаться, еще не ходил.
   ЭТЮДОВ: Поправимо... как раз напротив той самой уборной - Отдел фельетонов.
   Там сидит Застенкер, он будет в восторге от вашего опуса. Это как раз то, чего ему не хватает.
   (автор уходит)
   ЭТЮДОВ: Деталь - великое дело!
   (входит многоопытный внештатный автор Ермаков)
   ЕРМАКОВ: Привет, старик!
   ЭТЮДОВ: (пишет роман)
   ЕРМАКОВ: Слушай, дед, сколько сейчас времени?
   ЭТЮДОВ: 14.00 (пишет роман)
   ЕРМАКОВ: Я так и думал. Самолет из Москвы приходит в пятнадцать. Приедет мне перевод за книгу. Знаешь?
   ЭТЮДОВ: Знаю. (пишет роман)
   ЕРМАКОВ: Тысяча рублей восемнадцать копеек.
   ЭТЮДОВ (пишет роман).
   ЕРМАКОВ: Дедуля, дай двадцать копеек на кефир.
   ЭТЮДОВ: (пишет роман).
   ЕРМАКОВ: До 18.00.
   ЭТЮДОВ: Чтобы получить деньги за книгу, нужно ее, как минимум, написать.
   Я уже не говорю - напечатать. Я уже не говорю - в Москве.
   ЕРМАКОВ: В таком случае дай пять копеек на автобус.
   ЭТЮДОВ: До аэропорта?
   ЕРМАКОВ: Понимаешь, старик, - великолепная задумка: "Человек и автобус". Психологический репортаж. Ничего, а?
   ЭТЮДОВ: Первый сорт. Могу подкинуть одну деталь: "Человек без билета и автобус". Салют, старик! Не благодари...
   (Ермаков уходит)
   ЭТЮДОВ: Деталь - великое дело!
   (вбегает Бригантина1 Семеновна Кошкина)
   КОШКИНА: Так он тебе сказал, что ты подонок? Сказал? А ты ему что сказал? 2
   ЭТЮДОВ: Подонок!
   КОШКИНА: Это он сказал "подонок", а ты что сказал?
   ЭТЮДОВ: Ничего...
   КОШКИНА: А он что?
   ЭТЮДОВ: Слушай, мать...
   КОШКИНА: А он что - я уже знаю. А ты ему что? Он ее любит? Ты меня слушаешь? Мой Лехоня уже целуется. Пришел весь в помаде. А я ему: "Целовались, да? Целовались?" Молчит, представляешь. А я не отстаю. Ты же меня знаешь. Я ему: "Кто она?" А он ничего. Молчит - представляешь! Выросли дети... Это правда, что ты своих бросаешь? Сплетни, да? Вот и я говорю. А ты не верь, не, верь. Ты ее любишь, да? Любишь? Целовались? А она что? Ты на ней женись, женись. Она славная, простая. Володя, ты писучий, да? Тебе пишется? Молодец какой! А я долго пишу. Как ты думаешь, Яшка Иванов хороший человек?
   ЭТЮДОВ: Пока, старуха! Я в издательство.
   КОШКИНА: Хочется чего-то такого, сама не знаю чего. Как научить людей быть хорошими?
  
   Отдел фельетонов. За столом -- главный сатирик Застенкер.
   Застенкер: У вас что?
   Автор: Строительство клуба.
   Застенкер: Это не юмор, юноша! Острить надо масштабно! Пьянствуют на работе?
   Автор: Непробудно!
   Застенкер: Так здесь же не острить надо. А плакать. Рыдать! Вопить! Причитать! Не смеяться, О, разить их каленым железом! Всех! До одного гада! О, ненавижу!
   (начинает исходить слюной)
   Автор: Так я же не смеюсь, я...
   Застенкер: Как не смеешься? Зачем же ты пришел в отдел фельетонов?
   Автор: Я тоже хочу разить каленым железом. Очень вы хорошо выразились.
   Застенкер: Да? Я еще не так могу. Ты знаешь, кто я такой? Ты не читал про меня? В танке от Мурманска до Курска. Один! Фашисты на меня всю артиллерию. Сколько я их передавил. О, гады! Ненавижу!
   (начинает исходить слюной)
   (Входит помощник главного юмориста Шура Валтерманц)
   Шура: Шеф, мой фельетон про директора завода пойдет?
   Застенкер: А его что, уволили?
   Шура: Такого без фельетона не снимут. Ты понимаешь, какая сволочь...
   Застенкер: А на собрании его критиковали? Народ? Вышестоящие товарищи?
   Шура: Да кто же посмеет?
   Застенкер: Вот именно! А ты с фельетонам лезешь! Снимут твоего директора, тогда и пропечатаем гада. Пропесочим! Уничтожим! В пешем строе. О, ненавижу! (начинает исходить слюной) Слушай, ты вот этого пропесочь, искус-ственного осеменителя. Который с колхозным молодняком амурничал... Как его?
   Шура: Оганес Воздержанц.
   Застенкер: Вот именно - Оганес. Его судили?
   Шура: Пять лет и возмещение убытка.
   Застенкер: Песочь его, Шура! И не жалей красок. Деталь в нашем деле - вели-кая сила, как сказал Этюдов. И чтоб смех был, смех!
   Шура: Сквозь невидимые миру слезы?
   Застенкер: А как же? Садись, Шура, работай. Пока душа горит. Выложись, старик! Ведь это же моральный ущерб всему сельскому хозяйству. Каленым же-лезом, Шура! Гад, гад этот Оганес! Ненавижу! Уничтожу!
   (начинает исходить слюной)
   Автор: Так я пойду.
   Застенкер: Постой. А ты правда про меня не читал? Ведь я в абвере у нем-цев Железного креста дослужился, разведчиком был. По-немецки шпарил, как Гиммлер. Не успели дать креста, гады. Теперь я о Золотой хлопочу. Я свое возьму. Ты знаешь, где у меня с немецкой графиней роман произошел? В шкафу. Вот юмор. А у тебя что? "Вот уже третий год строители затягивают строительство сельского клуба". Мура все это. Разве фельетоны так начинают? Масштабно надо. И с упором на классику. "Клуб построить - это не ишака купить, как сказали Ильф и Петров". Понял? А у тебя мура, кислятина. Понял? Ты ее Яшке Иванову отнеси в строительный отдел. Это как раз то, что ему нужно. Салют! Олфидерзейн!
   (автор уходит)
  
   Комната Строительного отдела. Яша Иванов и телефон. У порога мнется автор с рукописью "А воз и ныне там".
   ЯША: Алло! С вами говорит инвалид, войны Иванов!
   (автору) - Здравствуйте! (в трубку) - Я не вам. Да, да - войны. Я и говорю - инвалид! А почему бы и нет? (автору) - Здравствуйте! (в трубку) - Я не вам. Я насчет покрышек: чтоб мне так умереть, как я их получал. Так я имею покрышки или я их не имею? Я же сказал, что инвалид. (автору) - Здравствуйте! Давайте рукопись! (в трубку) - Я не вам. А? Сколько? Хорошенькое дело. Я же инвалид, а не миллионер. А? Пусть он себе их на задницу наденет. Ну да, войны! (автору) - Здравствуйте! (в трубку) - Я не вам. А? Сколько? Может, они из паюсной икры, эти покрышки? А кто меня не знает? Сколько? Ну ладно, я беру. (автору) - Здравствуйте! Статья пойдет. Несите быстро.
   АВТОР: Куда нести?
   ЯША: Как куда? В сельский отдел - Елкину!
   АВТОР: Но меня к вам направили. Ведь здесь по строительству. Клуб строят.
   ЯША: А какой клуб? С е л ь с к и й!
   (берет трубку) - Здравствуй, мой родной! Ты уже пил молоко? А зубки почистил? Не ковыряй в носу! А что ты кушал? Иди посмотри в окно - машина стоит?
   (автор уходит)
   Что? Крикни, что я им уши оторву. Тетя Люба пришла? Вынь палец из носа и дай ей здрасте.
   (вбегает Кошкина)
   КОШКИНА: Яшенька, я на минутку. Ты работай, работай!
   ЯША: (в трубку) Иди посмотри, они ушли от машины?
   КОШКИНА: Ужас: сегодня опять твой полковник приходил. Тебя не было. Ты куда ходил? Насчет холодильника, да?
   ЯША: (кладет трубку) Ну и что? Он ушел?
   КОШКИНА: Я его прямо боюсь. А ты боишься? Как ты думаешь, он стра-дает?
   ЯША: Хам и больше ничего. Черносотенец. Звонит каждый час. Вчера го-ворит: до сих пор я брился безопасной бритвой, теперь перехожу на опасную. Веришь - нет?
   КОШКИНА: Неужели убьет? Ты боишься, да?
   ЯША: Кого убьет?
   КОШКИНА: Ты ее любишь? Она славная, простая?
   ЯША: Она славная, но кого он хочет убить? Я не переживу ее смерти. Ты знаешь, как она меня зовет? Пупсик!
   КОШКИНА: Какая чудная! Ведь она тонко чувствует? Тонко? Что ты, Яша, он ее не убьет, не убьет. Жена ведь...
   ЯША: Думаешь... Тогда кого же? А? Зачем ему опасная бритва? Может, он только так, попугать? А? Лучше я ее брошу.
   (телефон)
   - А? Сколько? Чтоб у меня было две ноги, как они у меня есть. Ты думаешь, я их делаю? Сколько? Ну ладно - я беру.
   КОШКИНА: Ты, Яшенька, так похудел, похудел. Ну вылитый Николай Ос-тровский.
   ЯША: Ты, мать, иди. Мне полосу сдавать. Хеляй!
  
   Сельский отдел. Ёлкин. Перед ним автор с рукописью "А воз и ныне там". За соседним столом Плетикос, страдающий от похмелья и еще от того, что никак не может закончить фразу "Простенькая репродукция Моны Лизы Джоконды, которая висела над умывальником, каждое утро напоминала молодой доярке Мирдзе ее бабушку, родную деревню, ко-торые чем-то неуловимо..."
   АВТОР: Мне сказали, что это вам...
   ЁЛКИН: А может быть, и не нам. Кто это может знать? Посмотрим. Вы из села? Тогда нам.
   ПЛЕТИКОС: Дедуля, может, закусим?
   ЁЛКИН: Не смешно. Уже не смешно...
   ПЛЕТИКОС: Дед, а ты без дураков ни черта не жрешь?
   ЁЛКИН: Двадцатый день...
   ПЛЕТИКОС: И ничего?
   ЁЛКИН: Утром - клизма. Вечером - клизма. А так ничего. Клизму я ставлю сам. Ведь я уже не первый раз голодаю в рабочее время. Метод испытанный. От язвы уже вылечился.
   ПЛЕТИКОС: Может и мне поголодать, а? От гипертонии?
   ЁЛКИН: Ты не выдержишь. Ведь водку тоже нельзя.
   ПЛЕТИКОС: Да ну? Завал. А тебе правда жрать не хочется?
   ЁЛКИН: Мне ничего не хочется, мне хорошо. Я так думаю, что сегодня голодаю я один, но пройдет время и голодать будет вся редакция. Вся страна, и планета. Это неизбежно. Ведь за самолечением - будущее. (автору):
   - Статью вашу я не читал, но вижу, что это острый, злободневный мате-риал. Его просто нельзя не печатать. Но... не у нас.
   АВТОР: Но где же? Клуб ведь сельский!
   ЁЛКИН: Правильно. Но стройка - комсомольская?
   АВТОР: Комсомольская.
   ЁЛКИН: Значит, в Отдел комсомольской жизни. Чего же тут не понять? Вы где питаетесь? Дома? Не ешьте свиное сало.
   (автор уходит)
   ЁЛКИН: Мишка Злодейкин поллитру прячет в столе. Противно смотреть.
   ПЛЕТИКОС: Не так уж противно. И что у тебя, дед, за манера - бередить ра-ны. Я, может, теперь свою байку не закончу.
   (некоторое время сидят глубоко задумавшись)
   ПЛЕТИКОС: Слушай, а что если эту поллитру к нам в кабинет перенести?
   ЁЛКИН: Не выйдет. Мишка сегодня с места не сойдет. Он объяснительную в милицию составляет.
   ПЛЕТИКОС: Посмотрим! (напевая "Ах, водочка совсем другое дело, не то что этот буржуазный ром", набирает номер).
   - Алло! Отдел спорта? Злодейкина мне! Из спортобщества "Даугава" беспокоят! Да, да! Это же черти-что! Вы репортаж свой в пьяном виде писали или как? Вы же все результаты перепутали! Ведь я до редактора дойду! Как это - уладим? Ну, ну, одна нога здесь, другая у нас! (кладет трубку и выглядывает в дверь) - Побег, сердечный. (Плетикос выходит из кабинета).
   ЁЛКИН: Плетикос, плети косы, плетикоснуться, плеть и кость, плетикосить, наплетикосил и бросил... Вот бы мне такую фамилию. Какие возможности для самоанализа, для углубления...
   ПЛЕТИКОС (возвращается мрачнее тучи): Унес! Увел!
   ЁЛКИН: Кто увел и что увел?
   ПЛЕТИКОС: Поллитру - Мишка - в "Даугаву". Усек?
   ЁЛКИН: Как ты думаешь, "Десять лет без сена" хороший заголовок?
   ПЛЕТИКОС: Про голодающих коров?
   ЁЛКИН: Не совсем... Про то, как коровы употребляют другие корма, а сена не едят.
   ПЛЕТИКОС: А, тогда лучше "Не сеном единым". Ладно, я в диетстоловую пошел. Завязывать так завязывать. И как это монголы ухитрялись напиваться кумысом?
  
   Отдел комсомольской жизни. Кошкина. Входит пожилая авторша.
   АВТОРША: Здесь Этюдова Владимира Борисовича случайно нет? Какая жалость. Я рецензию принесла...
   КОШКИНА: Это же чудесно! У вас это выстраданное? От сердца? Да?
   АВТОРША: Простите, но разве мыслимо о Гамлете писать, не страдая? Моя вещь называется "Бедный Йорик".
   КОШКИНА: Вот и я говорю. Вас как зовут?
   АВТОРША: Анна Сергеевна Расцветаева.
   КОШКИНА: Слушай, Анечка, тебе Этюдов нравится? Он славный?
   (входит Бася Францевна)
   БАСЯ: Все пишут, пишут. А разве они умеют писать по-русски? Боже мой, если бы я писала так, как я говорю... Где Этюдов? А, что я спрашиваю, я же знаю где...
   АВТОРША: Я оставлю свой манускрипт.
   КОШКИНА: Конечно, оставь. У тебя же прекрасный почерк. Слушай, Анечка, ты мне тоже напишешь? Про детей. А? С изюминкой. Ведь напишешь? У тебя есть дети? Пиши, Анечка!
   (авторша уходит. Врывается Яша Иванов на деревян-ной ноге)
   ЯША: Я, мать, у тебя посижу. Опять этот хам по редакции рыскает. Полковник.
   КОШКИНА: Как интересно! Ты, Яшенька, за шкаф садись.
   БАСЯ: Товарищ Кошкина, вот вы мне скажите: вы можете не рисовать на столе или вы этого не можете? Ведь я же принесла вам бумагу. Или это не бумага? Зачем вы рисуете? Вам же надо писать.
   ЯША: Писать она не умеет...
   БАСЯ: О, если б я писала так, как я говору... (входит Паша)
   ПАША: Вы здесь, Бася Францевна, а я вас ищу, ищу... Мне нужна лампа.
   БАСЯ: Боже мой, ведь я же вам поставила чернильный прибор.
   ПАША: Но мне нужна лампа.
   БАСЯ: Но я вам и лампу поставила. Вы кровопиец! Слушайте, это правда, что вы грек?
   ПАША: Это не лампа.
   БАСЯ: А что это?
   ПАША: Я не знаю, только не лампа.
   БАСЯ: Как вам это нравится? Может, вам нужен торшер или бра. Пожалуйста, я сейчас брошу все дела и поеду в комиссионку...
   ПАША: Лучше бра.
   БАСЯ: Куда я шла, куда я шла? (уходит). "Цветок душистый прерий..."
   ПАША: Почему мне не создают творческую обстановку? Если меня будут искать, я ушел в родильный дом. (уходит).
   КОШКИНА: Чего же мне хочется? Неужели я никогда не создам очерка из молоде-жной жизни? Главное - начать. Просто, без претензий, как у Хэмингуэя...
   "Петя ел суп с рисом..."
   ЯША (за шкафом): - Хотел бы я знать, где он носит опасную бритву?
   (входит автор статьи "А воз и ныне там")
   АВТОР: Здравствуйте! Вот, почитайте, пожалуйста!
   КОШКИНА: Ой, как много! Все сам написал? Какой молодец! Тебя как зовут?
   АВТОР: Василий Давыдович.
   КОШКИНА: Хорошо! Я уже вижу, Вася, что ты будешь моим автором. Здесь о чем?
   ВАСЯ: О комсомольской стройке...
   КОШКИНА: Бомба! Пробивная вещь! В номер! Давай, Вася, давай, тащи на машинку... уборную на втором этаже знаешь? Это там.
   ВАСЯ: Наконец-то! Пьянствуют, понимаете, а клуба строить не хотят.
   КОШКИНА: Кто пьянствует?
   ВАСЯ: Строители.
   КОШКИНА: Но ведь стройка комсомольская...
   ВАСЯ: А комсомолец не человек?
   КОШКИНА: Так не бывает. Вася. Раз комсомольская стройка - значит нужно писать об энтузиазме, о новаторах, о смычке. Тепло. О хороших людях. А раз пьянство - это другое. Это, Вася, в отдел быта нужно. Пашу видел? В родильный дом который ушел... Он у нас занимается моральным разложением. Неси скорей... А ты молодец, молодец! Звони, пиши, приходи! Я тебя сразу полюбила.
   (остолбенелый автор уходит)
   ЯША (за шкафом) Может, у него старая бритва просто сломалась?
   (открывается дверь. Внештатный автор Ермаков бережно вводит и сажает на стул со спинкой заведующего отделом спорта Мишу Злодейкина)
   ЕРМАКОВ: Здесь он тебя не найдет?
   МИША: Мразь!
   ЕРМАКОВ: Кто, Мишенька?
   МИША: Ты, он, Кошкина - дешевка.
   КОШКИНА: Он что, пьяный, да? Пьяный? Мишка, ты пьяный?
   ЕРМАКОВ: Бригантина Семеновна, Миша только что редактора нехорошим словом назвал!
   КОШКИНА: Ай-яй-яй! Редактор это так не любит. Ведь он такой принципиальный.
   ЕРМАКОВ: Но это еще не все. Мишка номер разбросал по типографии. Все до еди-ной буковки. Горстями кидал. 3 Редактор сейчас на коленках ползает, собирает. За милицией велел послать.
   МИША: Ну, просыпал нечаянно. Ну, соберу. Вот отдохну и соберу. Только зачем?
   ЕРМАКОВ: Сейчас сколько времени, Бригантина Семеновна?
   МИША: Ермаков! Самолета из Москвы не будет! Вот тебе на кефир. Вот тебе на автобус. Правильно? А теперь веди меня. Я иду ложиться в больницу.
   КОШКИНА: Миша, это нечестно. Не по-комсомольски. Я перестану тебя уважать. Ты нахал! Чуть что - ложишься в больницу.
   МИША: Веди меня, Ермаков!
   (уходят. Появляется Паша)
   ПАША: Редактор требует всех вниз рассыпанный Мишкой номер собирать. Мне не дали докормить ребенка.
   КОШКИНА: Боже, как хорошо! Вот за это я и люблю нашу газету. Паша, ведь правда в этом что-то есть? Правда? Энтузиазм! Бессонные ночи! Аврал! Как в двадцатые годы... Да разве найдутся на свете такие силы, которые рассыпят нашу газету? Вперед, товарищи! Номер увидит свет!
   ПАША: Где же мне взять лампу?
  
   Эпилог.
   Комната Отдела культуры. Утро. Этюдов разворачивает свежий номер.
   - А, Расцветаева. `БЕДНЫЙ ИФИК. /раздумья о ГАМЛЕТЕ/."4
   ЭТЮДОВ: Блеск! Счастливейшая находка... Наконец-то газета заговорила своим языком. Да здравствует Бедный Ифик!
  
  
  
   1 - Бригантина - измывательство над порывом идеологов романтизировать жизнь комсомольцев. В "Комсомолке" появилась страничка "Алый парус", точно так же назвали парфюмерную фабрику, потом начали выпускать стиральный порошок "Ассоль". А уж молодежные кафе назывались или "Бригантина" или "Каравелла". Но пена - она пена и есть, не пристала ни к героям Грина, ни Стивенсона.
   2 - Начиналось совершенно новое время - развод переставал быть "моральным разложением", и коллектив "Эй, молодежи!" купался в новых возможностях.
   3 - Т е х н и ч е с к и это возможно. В те времена на специальной наборной машине - линотипе - из отдельных металлических буковок складывали строчки. И отливали в металле! То есть было-таки время, когда слово было материальным - и увесистым!
   4 - Документальный факт. Вышла-таки один раз "молодежка" с таким потрясающим заголовком. Ну и что? В том-то и прелесть, что обнаружить ошибку в крупно набранном вместо "Бедный Йорик" - "Ифик" очень трудно. Психологическая загадка!
  
   Вопросы на засыпку
   1. Только один из героев пьесы выведен под своей настоящей фамилией. Кто он?
   2. Только тот, кто внимательно прочтет все это сочинение, сможет ответить: кому на самом деле принадлежали пророческие слова: "Сегодня я голодаю один, а завтра будет голодать вся республика". Крайне известная в республике личность. Известен не как журналист...
  

0x01 graphic

   ВЫПЛЮНУТЬ КЛЯП ИЗО РТА

0x01 graphic

Рисунок А. Хоренова.

   Владимир Новиков
   БЕГЕМОТИК
  
   "Бегемоты толстопузы,
   как арбузы!"
   "Да и рот у бегемота,
   как ворота!"
   "Бегемоты толстокожи!"
   Ну и что же?
   Ведь они миролюбивы
   всем на диво.
   Малышей не обижают -
   Каждый знает.
   А на глупые кривлянья
   обращают ноль вниманья.

0x01 graphic

0x01 graphic

Искры от сварки весело летели во все стороны, коровы с интересом косили большие глаза на фейерверки.
Работал сварщик задумчиво.

2. 02. 84 г.

   Евгений Орлов
   В ТАКИЕ ДНИ
  
   Снег лютовал -
   по праву, по закону,
   снег двери грыз
   и в щели проникал,
   съедал тепло,
   разъединял влюбленных,
   прохожему
   прохода не давал,
   был ветром лист осенний
   весь изодран,
   но ветке все нашептывал:
   "Живу..."
   И плакал гриб
   о том,
   что он не сорван...
  
   * * *
  
   Всю ночь скрипела лестница над нами,
   встречая всех и провожая всех.
   Мы слышали и чей-то глупый смех,
   и чье-то громовое восклицанье...
   И тень на свет отбрасывала тень,
   и звук на тишину ложился звуком:
   скулила мышь, соседский пес мяукал,
   и штукатурка сыпалась со стен,
   будильник и петух сводили счеты,
   и наконец ночной фонарь погас...
   И мы уснули: крепко, беззаботно.
   Все остальное будет и без нас.
  

0x01 graphic

0x01 graphic

   0x08 graphic
   Каждый номер газеты -
   Открытое в мир окно...
   Начало твоей эстафеты
   Войною опалено.
   Писали корреспонденты
   О доблести фронтовой.
   С тех пор
   по нынешний день ты
   Всегда на передовой.
   Номер живет недолго -
   Это и так, и не так:
   В твоих подшивках на полке
   Эхо былых атак,
   Портреты друзей веселых,
   Оставшийся юным миг -
   Летопись комсомола,
   Его рабочий дневник.
   Ленинские заветы
   В текущих делах храня,
   Зовет молодых газета
   На вахту встающего дня.
   Не размыкаются звенья
   Свершений, судеб и строк,
   Новые поколенья
   Ступают на твой порог.
   У новых командировок
   Новые адреса,
   Слышит новое слово
   Каждая полоса.
   Строки новых поэтов,
   Грядущие имена...
   Спасибо тебе, газета,
   Цвети во все времена!
  

ЭНЛИ ПЛЕТИКОС


0x01 graphic

0x01 graphic

ГАЗЕТА НОВАЯ - ГАЗЕТА ПРЕЖНЯЯ

  
   Сегодняшний номер "Советской молодежи" отличается от всех предыдущих - он отпечатан офсетным способом в новой типографии ЦК КП Латвии. И этот новый способ печати повлек за собой и новые принципы оформления.
  
   Но газета осталась такой же, как была в день своего рождения - 32 года назад, 28 марта 1945 года, когда вышел ее первый номер. Сегодня, комсорг, ты держишь в руках 8209-й номер своей "Советской молодежи".
  
   И в главном 8209-й номер "Молодежки" не отличается от всех предшествующих, страницы которых рассказывали обо всем, чем живет и что волнует молодежь Советской Латвии, молодежь Страны Советов. Все 32 года газета была пропагандистом, агитатором и организатором. Она вела летопись славных дел комсомола республики.
  
   Она рассказывала о людях, возрождавших из руин и пепла Кегумскую ГЭС и цеха завода ВЭФ, создававших первые колхозы. Она боролась за торжество принципов коммунистической морали.
  
   Потом на ее страницах "строились" Плявиньская ГЭС им. Ленина, Даугавпилсский завод стекловолокна, Огрский трикотажный комбинат им. 50-летия ВЛКСМ - "Советская молодежь" шефствовала над этими стройками. Сегодня она шефствует над Всесоюзной ударной комсомольской стройкой - Вентспилсским припортовым заводом.
  
   Вместе со всем советским народом газета отмечала славные исторические юбилеи - 50-летие Великого Октября, 100-летие со дня рождения Владимира Ильича Ленина, полувековой юбилей СССР. Сегодня "Советская молодежь" готовится достойно встретить еще одно величайшее событие - 60-летие Великой Октябрьской социалистической революции. Сегодня газета продолжает борьбу за претворение в жизнь грандиозных предначертаний XXV съезда Коммунистической партии Советского Союза, борется за повышение качества выпускаемой продукции и повышение эффективности производства.
  
   Живой связью времен, продолжением традиций перекликается с историей день сегодняшний. Факт, сообщенный газетой тридцать, двадцать, десять, пять лет назад, имеет современный аналог.
  
   Крепнут, живут и продолжаются комсомольские традиции, все интересней, насыщенней становится жизнь республики. Значит, дальше и дальше идти нашей молодежной газете, вышедшей сегодня в новом оформлении, и, как и 32 года назад, - "Советская молодежь" - по-прежнему твоя, комсорг, газета. И мы надеемся, что встречи с тобой будут еще более плодотворными.

1. 4. 77 г.

   КИТ БЕЗ ПРАВА ПЕРЕДАЧИ
  
   Когда я слышу имя Петра Вайля, всякий раз автоматически "выскакивает" цитата из одного любопытного исторического труда. "Как яркий метеор блистала держава Хазарская, и так же быстро пронеслась мимо нас". Конечно же, Петр был одним из блистательнейших журналистов "Молодежки" и понесся дальше помимо своей воли.
  
   Из очерка Илана Полоцка "Техника выпихнизма, или Возвращение в настоящее" (перестроечный журнал "Век"):
  
   "...Петя Вайль обладал редкостным даром делать вкусно и хорошо все, чем он занимался. Работая пожарным, где больше всего ценилось умение спать, он рассказывал об этом с таким вкусом, что хотелось бросить свою дурацкую газету и бежать наниматься на эту изумительную работу. В то время Петя учился на третьем или четвертом курсе полиграфического института.
  
   За всю долгую журналистскую жизнь я почти не встречал людей, которые с такой легкостью, так уверенно и талантливо вошли в журналистику. Ему потребовалось всего несколько дней, чтобы осмотреться - и он уже стал своим человеком на всех трех этажах старой редакции.
  
   Первые же его материалы заставили всю редакцию сглотнуть завистливый комок в горле, но зависть была чисто белого цвета. Даже заматерелые асы понимали, что им никогда не обрести такой виртуозной легкости письма.
  
   Так что нет ничего удивительного, что довольно быстро Петя стал заведующим отдела информации. И почти каждый его материал едва ли не автоматически попадал на "доску лучших". И когда на практику в редакцию пришли три арабских студента, тогдашний редактор, ничтоже сумняшеся, поручил одного из них полуеврею Вайлю. Не знаю, стал ли Махмуд выдающимся сирийским журналистом, но на практике он ходил за Петей по пятам, преданно глядя ему в рот".
  
   А потом было выталкивание на ТОТ берег. Было увольнение Вайля по решению бюро ЦК ЛКСМ.
  
   "Петя подал в суд иск о восстановлении на работе. Уже тогда он прекрасно понимал нереальность своей "реабилитации" и от души веселился, наблюдая ту суматоху, которую вызвало его заявление...
  
   Когда Вайлю дали слово для объяснений, он, против своего обыкновения, поднялся со своего места с бумажкой в руках. И первые же прочитанные им слова заставили всех нас вздрогнуть.
  
   "Тут говорили, что я плохой журналист, - начал он, - и это действительно так. Я писал приспосабливаясь, я писал пригнувшись, я молчал о том, о чем должен был бы говорить хороший журналист. Тот, которого нет, но о котором все мы мечтаем".
  
   Пути назад у Пети уже не было. Он подал документы на выезд и восемь месяцев, ожидая разрешения, работал окномоем. Лицо его лучилось знакомой бесшабашной улыбкой, и если он притворялся, то делал это очень умело.
  
   А может, не притворялся. Может, предвидел, что его ждут Италия, которую он исколесил автостопом, и Америка, литературоведческие и публицистические книги, известность - его уже цитируют в Союзе, а теперь начинают и печатать..."
  
   Мир получил блестящего публициста. Там ему и место. В Латвии просто нет издания, где сегодня мог бы печататься журналист такого уровня. Контраст слишком силен: если печатать такое, кто же будет читать-покупать остальное?
  
   Поразительно, но 20 лет спустя я помню даже, где и при каких обстоятельствах читала его материалы. Мир был фоном, на который накладывался Петин сюжет.
  
   Был хмурый и ветреный осенний денек, я сидела в Алуксненском замковом парке среди одичавших высоченных зарослей желтых цветов и скользила взглядом по строчкам родного издания. Естественно, начиная читать с подписей. Пока читала здоровенный "подвал" Илана на моральные темы, жутко замерзла. Но в номере была и статья Вайля, отрываться не хотелось, и я нашла укрытие в уголке крепостной стены. И то, что здесь, вне сомнения, прогуливалась не знающая своей судьбы будущая российская императрица Екатерина (она пыталась переждать осаду петровских войск в этом вот Алуксненском замке) как-то "сметывало" вместе молодость нас четверых. И воспитанницы Алуксненского пастора Глюка, и мою, и Петину, и его героя - Андрея Битова.
  
   Называлась статья "Сколько это - 27 лет?" Вышла 29 сентября 1976 года. К сегодняшнему дню не устарело ни строчки.
  
  
   "Книга Битова "Семь путешествий" вышла к осени.
   Надо влезать в пиджак и в плащ. И дождик зачем-то льется, и ветер бьет в рамы. Да и вообще - классическое время путешествий в нынешнем году прошло, и отпуск был уже, и читать эту книгу совсем невмочь.
  
   Потому что прочитав - надо сниматься.
  
   Они все разные, эти путешествия. Армения и Камчатка, Хива и Ташкент, Уфа и Тбилиси. И всегда - путешествия в страну Андрея Битова.
  
   И, мне кажется, направляющая этой книги - "Путешествие к другу детства". С серьезным подзаголовком - "Наша биография". То есть, я так и воспринимаю: наша.
  
   Что общего у нас? ВРЕМЯ.
  
   Когда уже время подводить итоги? "Помнишь, как тебе исполнилось семнадцать. Дальше? Пошло, поехало! Оглянулся - двадцать. Оглянулся - двадцать семь. Лермонтовский рубеж".
   Это встряхивает, ударяет даже слегка. Эка - Лермонтов! Мерки-то должны быть... Лермонтову - лермонтово.
  
   И то ведь - я, скажем, в 23 только пришел из армии и довольно неохотно приценивался к институту. А Михаил Юрьевич в эти годы написал "Погиб поэт, невольник чести..." А с другой стороны, пишет же Аграновский о Толе Черепащуке, одержимом астрономией - парнишке, который в 15 лет от роду открыл комету. И во всех атласах теперь нечитаемое: Tscherepaschtschuk.
  
   "Лермонтовский рубеж, - пишет Битов. - И оказывается, - что-то уже сделано..."
  
   И больше того - забыто уже многое. Уже лица прошлых друзей - как сквозь запотевшее стекло, и голоса - будто гуляют в доме напротив. А классную руководительницу в десятом как звали?
  
   Семь путешествий в себя. И каждый раз - подведение итогов. Потому что, оказывается, они, итоги, есть всегда. И дебет есть, и кредит, и сальдо не всегда в нашу пользу. А 27 - вполне "итоговый" возраст. Так же, как 26 и 28.
  
   Битов путешествует. Шествует по пути. Схватывая и делая своим вот, например, такое:
  
   "Бухнулся в траву. Лицом вниз. Огромный мощный лес встал перед моими глазами - трава. И жители этого леса - огромные звери".
  
   Так же внезапно он видит грузинские фильмы, картины Сарьяна, камчатские вулканы.
  
   Взглянул - шаг. Меня, к примеру, книги Битова убеждают, что "шаг-итог" - это единственный способ получить сальдо с плюсом в долгой калькуляции успехов и неудач. Единственная возможность: считать за Гран-при каждый промежуточный финиш.
  
   В "Семи путешествиях" случайно, видно, выбраны 27 лет. Может, столько было автору, когда он писал "Путешествие к другу детства". Может, как раз потому, что звучит недосягаемо и страшно: лермонтовский рубеж.
  
   А почему бы и нет? Неужели не смотреть вверх только потому, что может свалиться кепка?"
  
  
   Когда я читала Петин путевой очерк "Вино Кахетии", я действительно "сглотнула завистливый комок". Я ощутила, сколько именно я потеряла. Не было у меня никаких комплексов в отношении своего пола, он не мешал, а одаривал, и можно было носиться по всей огромной стране, участвовать в потрясающих приключениях - и купаться в той эмоциональной яркости ощущений, которая дана исключительно женщине. Всюду, но не в Грузии.
   Да, повезло - мой организм как-то так устроен, что во всех концах Союза меня принимали за свою. Без каких-либо сознательных усилий я "попадала в струю" и вела себя естественно для того места, где находилась. В той же благословенной Грузии имел место такой диалог юношей: "Что ты пялишься? Ты что, не видишь, что это наша девушка?"
  
   Но вот написал Петя "отчет" - о СВОЕЙ Кахетии - и ничего этого со мной там не было и никогда не будет.
  
  
   "Эй, путник!" - закричали мне. (Так прямо и закричали: "путник", я и слово-то такое забыл). ...Потом из соседних дворов собрались старики, и после тостов за гостя приличия предписывали сказать и мне. Пока говорил, старики слушали, качая головами в одинаковых круглых войлочных шапочках. Их глаза зажигались при упоминании Чавчавадзе, Бараташвили, Пиросмани. Это было то, что меня поражало на всем пути: живая культура и история страны. Я говорил "Бараташвили", и старики бормотали, улыбаясь: "Николоз", а в тосты вплетали его стихи. Романтик, сгоревший в 28 лет от болезни или любви, что для поэта одно и то же. Как все же удивительно ощущают бытие эти люди. Они не просто знают, они чувствуют, что Кутаиси - ровесник Вавилона, царь Ираклий II для них - просто Ираклий.
  
   Пиросмани, этот божьей милостью великий художник писал так, как живут его земляки. Кахетинец может повторить слова Пиросмани, говоря о своем деле: "Я так хотел сделать, и это мне удалось". Он не знал, наверное, что он великий".
  
  
   О Грузии написаны миллионы томов, но ощущение "этого не испытать" "защипало" только тут, в сравнении с моим сентябрем, тоже в зените рктвели - сбора винограда, в той же самой Алазанской долине. Потому что в другую культуру можно войти только через ощущение человека этой культуры, в тот миг, когда он считает тебя - равным себе. Никогда кахетинский старик не подарит такого ощущения женщине. Я очень сомневаюсь в том, что старцы даже царицу Тамар поднимали до равенства с собой...
  
   А Петр дал почувствовать ВКУС того, что не будет мне дано никогда.
  
   О технике журналистики повествуется на языках всех народов, владеющих письменностью. А вот просто проходной материальчик, "Репортаж о репортаже", и информационный повод отнюдь не потрясающий умы. Летом 1975 года на отделении журналистики проходил творческий конкурс. Но в четырех абзацах - суть ремесла.
  
  
   "Я разговаривал с ребятами, поступающими на "журналистику" - все начиналось с удивления. Одного поразил лесной пожар, а третий всегда знал, что его дед - великолепный художник-гончар, но вдруг внезапно понял это. Но кто бы ни придвинул к себе бумажный лист - он всегда один, он и нечто, что называют порывом и бог знает чем еще.
  
   И вот они ехали писать репортаж по заданию. Отягощенные первым грузом профессионализма. Впервые им сказали "иди и напиши". Все оказалось сложнее, чем ожидалось. Главным мотивом было не "хочу", а "надо". А сигналом - не холодок где-то под щитовидной железой, а спокойный голос преподавателя: "Бытовой репортаж. Центральный рынок. Время - три часа".
  
  
   Именно это и проверяла кафедра журналистики ЛГУ: способность увидеть привычное под неожиданным углом. Это как на фотовыставке: вроде и дерево как дерево, и солнце круглое, и речка из воды, а ведь стоим, минут через пять вспомнив, что неплохо бы и рот закрыть, а то люди смеются. Умение удивиться и удивить, приобщив к этому других - читателей, зрителей, слушателей. Прекрасно, когда есть такое. Но как далеко отсюда до настоящей журналистики! Труд. Как и везде - труд. И еще учеба. Постоянная и не прекращающаяся никогда. Потому что совершенно необходимо знать основные вопросы химии древесины и проблемы циркового искусства, чувствовать себя уверенно на заводе и в зоопарке, уметь поговорить со старым пастухом и молодым профессором.
  
   На три часа они стали журналистами. Именно так, как профессионалы, ребята пришли на выставку охотничьих трофеев. Довольно уверенно они стали снимать первый, верхний слой. Не устроили визг восторга при виде "охотничьих смокингов болотных тонов", не умилились записям в книге отзывов. Им захотелось разобраться. Верхний слой подался. Под ним оказалась надпись: "Лучше бы они бегали живыми". Верно. Все мы любим природу, некоторые даже ее берегут. Но что, если снять хотя бы еще один слой? А там - санитарные вырубки. Там заповедники, где гибнут животные, если переходит допустимую норму их поголовье. Звери слабеют и чахнут, когда лишаются своих естественных врагов - других зверей и человека. Да, нужны и лесорубы, и охотники. Не нужно стыдливо отворачиваться: все это нужно. В разумных пределах и под строжайшим контролем, разумеется. Это не упрек ребятам, это лишь еще одно напоминание о том, что нужны знания. И еще, вернее, прежде всего - позиция. Чтобы это чувствовалось в каждой строке, чтобы не было ни тени сомнения в обоснованности мысли".
  
   Это очень точное слово - "настоящая". "Настоящая журналистика". Один из немногих дефицитов сейчас, когда вроде бы можно купить все. Вы замечали, какие газеты сейчас "просвечивают" через дырочки почтовых ящиков в домах хороших профессионалов (в любой области, требующей образования)? Там, как правило, одна на английском (чаще - лондонская "Таймс") - тут платят за аналитику, журналистский профессионализм высшего полета - где снят и "первый слой", и второй, и эн-ный - и одаривается читатель нетривиальным взглядом на событие или проблему. Это просто необходимо во многих профессиях, чтобы быть на уровне, чтобы конкурент не обошел. А "горячие" новости он еще вчера скачал с Интернета, а криминальной чернухи ему давно выше головы, о ней предприниматель мог бы многое порассказать журналистам, а не они ему.
  
   Вообще-то, то, что делается "несмотря на", получается лучше того, что появляется "благодаря чему-то". Закон природы - выживает самый умелый. Страшно смешно, но ведь все существовавшие ЦК и цензура выступали в роли "естественных врагов".
  
   Такая биосистема, как редакция-прайд, могла выжить только одним способом - на высоком профессионализме. При колоссальном объеме знаний, когда каждому есть что внести в "коллективный разум", в общее информационное поле. И совершенно нормально, что в дверь каждого отдела каждый день просовывается голова коллеги и вопрошает: "Ты знаешь все, скажи..." И совершенно нормально услышать в ответ: "Вот это так-то, мы об этом писали тогда-то, а вот этого я не знаю. Вот тебе телефон и фамилия - сошлись на меня - он точно скажет". В прайде - это нормально и естественно, это норма выживания. И именно потому, что прайд был созвездием очень неплохих профессионалов в самых разных областях - "и мореплаватель, и плотник", газету читатели (тоже не последние профессионалы) воспринимали всерьез.
  
   Но и в современном принципе "что хочу, то на компьютере настучу" тоже есть своя прелесть. У медиков республики прямо восторг вызвала фраза в одной ежедневной газете, живописавшей ужасы последней эпидемии гриппа: "Для восьмерых болезнь окончилась летательным исходом". Как и следовало ожидать, виноват оказался компьютер - в его нехорошем "редакторе" не было заложено слово "летальный".
  
   А Петя Вайль... Что ж, он прошел по газетным полосам, словно у него на груди сияла медаль, и на одной стороне ее было написано "Я уважаю себя", а на другой "Я уважаю вас". Ведь это действительно две стороны одной медали. Это дар природы и собственного труда, и человек, такой медалью отмеченный - самый сносный спутник жизни и приятный прохожий на тропе твоей судьбы.
  
   И была своя закономерность в том, что случай, который бывает раз в сотню лет, да и то не в каждую, выбрал именно Петра. Возможно, это судьба заплатила авансом за то, что ему предстояло. И расплатилась она КИТОМ. Не больше - и не меньше.
  
  
   0x01 graphic
  
   Такого не было еще никогда. Правда, некоторые особо осведомленные люди утверждают, что перед войной в Гданьском заливе кита видели. Но в Рижском это наверняка впервые.
  
   Позавчера вечером редкие любители морского воздуха, прогуливаясь по пляжу в Каугури, были потрясены зрелищем - неподалеку от спасательной станции в мелководье лежала 14-метровая туша кита. "Малыш" (вид его пока точно не установлен, видимо, это сельдяной кит - финвал или синий) был выброшен волнами прибоя.
  
   0x01 graphic
Наш корреспондент попросил прокомментировать события заместителя директора Балтийского института рыбного хозяйства Б. Шлимовича.
  
   - Окончательный вывод сделают специалисты после анализа этого редчайшего случая. Но сейчас уже его можно объяснить тем, что в Рижском заливе образовался приток придонных вод повышенной солености. Дело в том, что зимние - в декабре и январе - штормы в Северном море произвели существенные изменения и сдвиги в структуре морской воды. Этим летом в Рижском заливе появлялись медузы, что бывает крайне редко. Видимо, вот с таким соленым потоком зашел к нам кит.
  
   Мы побывали в Каугури и благодаря любезной помощи начальника спасательной станции Н. Петракова подошли на лодке к самому гостю - он лежит метрах в 200 от берега. Била волна, на мачте спасателей вывесили красный шар - запрещение купаний, а на здоровенной скользкой махине (тонн на сорок) прыгали пацаны.
  
   На берегу сотрудники Музея природы разглядывали межпозвоночный диск кита - хвост уже вытянули на берег. Это была впечатляющая деталь - 31 сантиметр в диаметре и 10 см - толщина.
  
   Два года назад, помнится, на пляже нашли дельфина. Теперь - кит. И уже неделю ветер дует с моря...
  

П. Вайль
Фото С. БУГАЕВА

  
   Отличная концовка! Вообще-то был такой редакционный прикол - новичкам сообщали, что на берег кита выбросило, и написать доверено именно практиканту, избраннику судьбы. А дальше - по обстоятельствам. Замечательная была шуточка. Естественно, вся редакция стонала от хохота, когда поступило сообщение о ките. Некоторые эстеты даже заявляли: ну сколько можно, шутка, мол, избитая... Напророчили, называется.
   Каждому - свое. Такой вот "кит без права передачи".
   Вайлю - Вайлево!
  

   ВАКЕРО
  
   ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ
  
   создания уникальной коллекции объявлений, украшавших сперва разные города Союза, а потом - стену Отдела писем за спиной создателя, рассказанная самим создателем - ИЛАНОМ ПОЛОЦКОМ.
  
  
   - Но все кончается. Даже праздник Нептуна в трех шайках. Горячие и распаренные, мы сидели в предбаннике и курили "Памир". Вдруг мой взгляд привлекла рукопись в рамке. Я прочел несколько строк и понял, что нашел жемчужину для своей коллекции.
  
   Начало ей было положено в городе Телави. Путешествуя на попутных машинах по Грузии, в бывшей столице Кахетии я забрел в продуктовый магазинчик. Над головой мрачного носатого продавца висела надпись, восхищавшая меня как своим первобытно-безапелляционным содержанием, так и тщательностью исполнения. На русском и грузинском языках на ней было написано: "Без дела не стоять".
  
   - Это зачем? - поинтересовался я.
  
   - От женщин, понимаешь, нет спасения, - хрипло сказал продавец, сидящий на мешках с мукой. - Приходят и, понимаешь, часами: ла-ла-ла. Уши болеть начали. Вот и повесил.
  
   - Не продашь? - с робкой надеждой спросил я.
  
   - А, бери так, дорогой, - махнул он рукой. - Еще хуже стало. Раньше хоть стояли, теперь садятся.
  
   В московской бане всего за рубль приобрел я надпись, выполненную золотом на синем стекле: "Галоши снимать обязательно". Она висела в предбаннике, откуда выходят совершенно голые люди.
  
   В памяти хранил я образцы объявлений, еще не получивших широкого печатного распространения. Одно из них сочинил московский журналист и поэт Саша Аронов: "Монет не опускайте гнутых, вам автоматы не вернут их". Сам он, я считаю, стал объектом не менее прекрасного лозунга. Когда он получил в Обществе Красного Креста и Полумесяца свой членский билет, его встретил по возвращении плакат на четырех листах ватмана: "Моральных нам несут уронов такие члены, как Аронов".
  
   Но сейчас я смотрел на "Правила поведения в бане города Аягулза". Я понял, что могу отсидеть пятнадцать суток, но "Правила" будут в моей коллекции. Банальные призывы беречь мыло и тому подобное меня не взволновали. Но вот эти два пункта...
  
   Тенгиз мгновенно оценил обстановку. Сначала он вышел на улицу и подтянул подпруги у лошадей. За это время я убедился, что ни сторожихи, ни заведующего баней поблизости нет. Затем мы стали деловито выдергивать гвоздики: "Правила" красовались за стеклом в лепной позолоченной раме. Проходящие смотрели на нас с подозрением, но их смущал наш донельзя деловитый вид. Кстати, с тех пор я уверен, что, если вы с таким видом, надев рабочий халат и взяв в руки деревянный ящичек с инструментами, подойдете, скажем, к городскому управлению милиции и начнете свинчивать вывеску, дежурный милиционер вам поможет. Главное - уверенность.
  
   Мы уже вытащили все гвозди. И тут на нас кошкой ринулся заведующий.
  
   - Вы что это, а! - рявкнул он. - Воруете! Я сейчас милицию...
  
   И надо же было ему появиться в такой неподходящий момент!
  
   - Спокойно, отец! - сказал я, отступая и прикрывая Тенгиза, который уже проскальзывал в дверь. - Произведению искусства место в подобающем месте...
  
   Тенгиз уже сидел в седле. Наши заморенные кони, словно почувствовав, что предстоит нечто кинематографическое, уже приплясывали на месте.
  
   - В галоп! - крикнул Тенгиз, бросая мне поводья.
  
   Его рыжая борода воинственно распушилась.
  
   Прямо с крыльца я прыгнул в седло. Конь присел от толчка, храпанул и кинулся наметом. Тенгиз перелетел через лоток с мороженым. Я обогнул лоток, чтобы не сбрасывать темпа скачки. "Правила" я держал в зубах и молил бога, чтобы бумага выдержала. Заведующий и три банщика бежали за нами.
  
   Дыхание мы перевели, лишь вырвавшись в степь.
  
   - Послушай, - спросил Тенгиз, - ради чего эта горячка?
  
   Я дал ему прочесть "Правила".
  
   Пункт 1-й: "Помывка в бане не более часу". И пункт 3-й: "Запрещается чесать в бане волосы".
  
  
  
   ВЕТЕР В ЗАТЫЛОК
  
   Прошло с тех пор без малого четыре года. Проработал я радиомонтажником, деревообделочником, короткое время трудился гидом-экскурсоводом и, наконец, пришел в газету.
  
   Папки "Текущие дела", "В работе", "В секретариате" взбухали и опадали. Сквозь сизый сигаретный дым за окном просматривался неподвижный городской пейзаж: новая гостиница, еще не успев родиться, сразу же стала стареть; улица, отмечая времена года, белела, мокла и высыхала. Периодически обновлялась гардина на окне. Завотделом сменил зажигалку.
  
   Посетители просили квартиры, спрашивали, где достать мохеровые кофты и жаловались на соседей-алкоголиков. Нам писали о хороших людях и присылали поэмы, написанные на рулонах обоев.
  
   Я протер брюки и купил джинсы. Завотделом попросил их заменить - люди ходят, несолидно. Я заменил.
  
   Мы сдавали "последушки", юморески, статьи, очерки, корреспонденции и репортажи. Что-то печаталось, что-то заворачивалось на доработку. "Сократить и расширить".
  
   Я поднялся на одну административную ступеньку. Купил авторучку с золотым пером. Ручка текла. Я исправил ее и написал статью о проблемах молодой семьи. Выяснилось, что я, оказывается, прекрасно разбираюсь в том, чего не мог понять много лет. Фразы нанизывались легко и спокойно, абзацы вылетали из-под пера с легким звоном. Я поставил последнюю точку и с огромным удовольствием оглядел свое творение: в голове гудела прекрасная пустота.
  
   Своей семьи у меня уже не было, и стало как-то не по себе.
  
   После дежурств я иногда ужинал в кафе "Флора". Малый джентльменский набор: полсолянки, блинчики с мясом, компот. Восемьдесят шесть копеек.
  
   Я вылавливал из компота размокшие кислые сливы и обсасывал их. Косточки зловеще стучали о зубы, а я думал о том, что один великий писатель создал семнадцать знаменитых романов, лежа на диване и глядя в потолок своей комнаты. Но, поскольку у меня нет ни дивана, ни комнаты, мне этот путь не подходит.
  
   Ну, а если серьезно, то дело было, конечно, не в романах. Дни катились один за одним, как стертые медяки, пущенные умелой рукой. Я стал ловить себя на том, что мне начинает нравиться, когда меня узнают на улице незнакомые люди...
  
   Тогда повеяло степным ветром. Он тревожно взъерошил волосы на затылке. На уздечке висели хлопья конского мыла. Вздрогнуло под носком сапога конское стремя.
  
   Я пошел к своему заведующему отделом.
  
   - Хочу уехать, - сказал я. - В степь. Гонять баранов. Спать, подложив седло под голову, и укрываться тяжелым брезентовым плащом.
  
   Он долго смотрел на меня добрыми голубыми глазами.
  
   - Ты дурак, - сказал он. - Куда ты поедешь? От себя не убежишь.
  
   - Ты, как всегда, прав. От себя не убежишь. Но, может быть, к себе...
  
   - Вакеро! Ты понимаешь, что делаешь? Гаучо из Булдури! Ты представляешь, сколько забот свалится на мою голову?
  
   - Понимаю. Прости. Но, видишь ли... сидя здесь, мы стали слишком хорошо все понимать. Мы стали разговаривать с людьми со снисходительной добротой или с вежливой усталостью. А на самом деле, может быть, многое не так. Как знать - вдруг мне доведется увидеть, как оно все есть на самом деле...
  
   Такие или примерно такие слабые доводы пытался я противопоставить железной логике моего дорогого шефа. В его глазах появился беспощадный стальной блеск. Но под носком моего сапога ходило стремя.
  
  
   ВОСХОЖДЕНИЕ КОНЕЙ НА НЕБО
  
   Постоянным читателям газеты "Советская молодежь" хорошо знакомо имя Илана Полоцка, автора этой повести.
  
   На несколько месяцев герой его первой книги стал тем, кого принято называть ковбоями или проще - скотогонами. Изнуряющая жара казахстанских степей, долгие перегоны, каждодневные 10-12 часов в седле - все это пришлось вынести недавнему горожанину. И не только вынести, но и трудом доказать свое право чувствовать себя равным среди опытных скотогонов, много лет занимающихся этой работой.
  
   Так постигались секреты ремесла. И что не менее, если не более важно, человек постигал себя. Это было испытание на прочность.
  
   В вагоне-ресторане скорого поезда "Россия" Владивосток - Москва подсели за мой столик два мужичка. Одеты они были в мягкие ватники, а сапоги их были протерты на лодыжках и продраны на пятках.
  
   Мужички стали рассказывать. Я сидел за столиком ни с кем иным, как с советскими ковбоями.
  
   Три месяца они работали скотогонами.
  
   Шли на конях по "верхней трассе". Снега, льды, горные реки, альпийские луга, терпкий запах конского пота, степные костры, шурпа...
  
  
   КОРОЛЬ-ПТИЦЕЛОВ
  
   "Наперекор умам педантов, выставившим свой коротенький серый флажок над величавой громадой мира, полной неразрешимых тайн, встречаются существования, как бы поставившие задачей заставить других оглядываться на шорохи и загадочный шепот неисследованного. "Легкий человек", "легкая рука", - скажем мы. Факт тот, что в обществе легких людей проще и ясней настроение; что они изумительно поворачивают ход личных наших событий пустым каким-нибудь замечанием, жестом или намеком, что их почин в нашем деле действительно тащит удачу за волосы".
   (Александр Грин, "Корабли в Лиссе")
  
   Так бывает - входит в твою жизнь человек и остается навсегда. А однажды ты слышишь стихотворение, и оно западает в память - навсегда. И все течет время - в обычном ритме. Но однажды время с х л о п ы в а е т с я - и ты понимаешь, что правду об этом человеке знал всегда: автор стихов не выдумал героя. Он его п р е д в и д е л.
  
   "Трудно дело птицелова:
   Заучи повадки птичьи,
   Помни время перелетов,
   Разным посвистом свисти.
  
   Но, шатаясь по дорогам,
   Под заборами ночуя,
   Дидель весел, Дидель может
   Песни петь и птиц ловить.
  
   В бузине, сырой и круглой,
   Соловей ударил дудкой,
   На сосне звенят синицы,
   На березе зяблик бьет.
  
   И вытаскивает Дидель
   Из котомки заповедной
   Три манка - и каждой птице
   Посвящает он манок.
  
   Он лады проверит нежно,
   Щель певучую продует, -
   Громким голосом береза
   Под дыханьем запоет.
  
   И, заслышав этот голос,
   Голос дерева и птицы,
   На березе придорожной
   Зяблик загремит в ответ.
  
   Так идет веселый Дидель
   С палкой, птицей и котомкой
   Через Гарц, поросший лесом,
   Вдоль по рейнским берегам.
  
   По Тюрингии дубовой,
   По Саксонии сосновой,
   По Вестфалии бузинной,
   По Баварии хмельной.
  
   Марта, Марта, надо ль плакать,
   Если Дидель ходит в поле,
   Если Дидель свищет птицам
   И смеется невзначай?
  
   Автор "Птицелова" - Эдуард Багрицкий, поэт-одессит. Сегодня это нужно объяснять. Кто сегодня читает стихи, тем более поэтов 20-х годов, тем более поэтов-романтиков гражданской войны.
  
   Ведь типичное сегодняшнее восприятие прошлого - в духе чеховского Фирса:
   "Вот перед бедой самовар так же гудел!"
   "Перед какой бедой?"
   "Перед волей!"
  

* * *

  
   Таки да. "Каждый пишет, как он дышит". И почему-то получается, что так же, как ты, дышит еще один человек, и еще один, и еще. Читатель очень точно схватывает ритм дыхания пишущего. И уже потом ищет в газете имя того, с кем совпал его собственный внутренний ритм.
  
   Поэтому сочинительство - это всегда и манок, а сочинитель - всегда и птицелов. Душа откликается только на душу, мысль притягивает мысль.
  
   Как становятся птицеловами? По тому же самому принципу: "этот - свой". Вообще-то почти все, кто превратились в журналистов "Молодежки" 70-х, "вышли на голос" молодежкинцев-шестидесятников. Лет с пятнадцати вырезали статьи "своего" и имя искали в каждом номере. Тогда были великолепные птицеловы.
  
   А королем среди птицеловов был, конечно же, Женя Марголин.
  
   Перед Жениным пятидесятилетием теплая и не маленькая компания "отловленных" лично им издала "высоконаучный труд" в одном экземпляре. На первой странице красовался "титул":
  

"Монография

Евгений Марголин и его роль в отечественной журналистике.

Издательство "Советская молодежь"

Рига, 17 августа 1984 года"

  
   Черновики, к счастью, сохранились. Возможно, именно такие черновики и не горят...

   ВВЕДЕНИЕ
  
   Появление Е. Марголина в коридорах редакции было предопределено исторически. Как отмена крепостного права или восстание на крейсере "Очаков". Это была та самая эпоха бури и натиска, когда кудрявый сердцеед В. Матросов сочинял свои репортажи о новых методах содержания скота в превосходно выдержанных ямбах - "вхожу на ферму спозаранку..." Когда незабвенная Берта Владимировна, пробегавшая по коридору ("цвет-о-о-ок душистых прерий..."), вдруг останавливалась, как вкопанная:
  
   - Куда я шла? Куда я шла!?..
  
   Когда так самоотверженно, с таким достоинством и самоуважением, столь поучительно, на глазах у всех - голодал Фальков...
  
   Марголину, голубоглазому, стройному красавцу с простодушным и слегка (на первых порах!) насмешливым взглядом ("Это правда, что он из Одессы?" - прозорливо беспокоилась мудрая Берта Владимировна) - Марголину ничего не стоило с первых же своих шагов по редакции стать ее первым поэтом. Матросов, хоть и продолжал писать свои гражданские очерки игривыми ямбами, все же оставался грубым натуралистом-прозаиком - причиной тому была слишком бурно идущая в гору его личная жизнь.
  
   Марголин писал стихи, поэмы, кантаты, элегии, оды, сатиры, сонеты, дружеские послания, эпиграммы, ноэли, реквиемы, канты, гимны, застольные песни и все такое прочее, чего требовали от него постоянно растущие духовные интересы редакции. Ему даже приходилось писать какие-то статьи...
  
   Это только потом он стал самым опасным человеком в редакции. Путь от поэзии к "ОСе", которая скрывалась на конспиративной квартире под кодовым названием "Отдел писем", был таким стремительно-сокрушительным, что никто по-настоящему и не заметил, как этот скромный кабинетик в начале коридора или в конце его (если мерить шаги от уборной - по этому поводу велись долгие и шумные творческие споры) - превратился в укромный уголок, где поселились Марголин, Полоцк и еще одна женщина (сами знаете кто), стал тем самым "осиным" логовом, где тебя не просто жалили во все чувствительные места, но где летели клочья от самых что ни на есть выстраданных тобой зарисовок с живинкой и моралесок с картинкой. Где тебя ни за что ни про что могли опозорить, высмеять, если не сказать - оборжать. Разубедить в два счета в твоей гениальности, признанной в самых высоких инстанциях и даже заверенной соответствующей подписью. Где могли вырвать с корнем из твоего самого любимого детища десяток-другой самых любимых тобою эпитетов и сравнений. Да, в этом отделе сатиры и юмора шутить не любили!
  
   И не одно сердце наполнялось здесь трепетным страхом, когда к рукописи, еще секунду назад согревавшей это вышеупомянутое сердце, протягивалась из-за длинного стола безжалостная пиратская рука Марголина. А глаза, глаза его, голубые и ясные, согревали вас в это время таким ласковым и прямо-таки отеческим теплом... (все пишешь, ничего, ничего, скоро не будешь...)
  
   Здесь, в этой комнатке, обклеенной такими нравоучительными и суровыми плакатами и лозунгами, любили и умели поговорить за веселое. Здесь честно пытались сделать человека из каждого. Даже из члена творческого Союза... Тем и хорош был Марголин, что он всегда лучше тебя самого безошибочно знал, чего же это такого тебе в жизни больше всего хочется.
  
   От него я, например, узнал, что не смогу больше людям смотреть в глаза, если тотчас же не брошусь защищать природу (и я бросился) или не создам душераздирающее полотно под названием "Кто против Васьки?"
  
   Марголин даже сказал мне потом: - С Васькой ты стал как-то интеллигентнее, ближе к народу, что ли...
  
   Сочинение это пролежало полгода в столе у редактора. На мои немые и теперь уже интеллигентные вопросы Марголин подводил меня к кабинету с надписью "Редактор" и громко, чтобы было слышно за этой толстой дверью, произносил: - Кто против Васьки? К Т О ? Теперь ты сам видишь - к т о?!
  
   Редактор не выдержал. Сдался...
  
   При Марголине, пока он был в редакции, как-то неудобно было и писать пошло, и острить плоско, и править бездарно, и работать халтурно, вообще - быть дураком.
  
   Только давно это было. Очень давно...

Александр Гусев, кандидат педагогических наук

  
  
   ОРУЖИЕ ОГРОМНОЙ РАЗРУШИТЕЛЬНОЙ МОЩИ,
   или
   СМЕРТЕЛЬНОЕ ВИЗАВИ
  
   Жизнь делится на этапы. Кто-то воспринимает их в виде черно-белых полос на матрице бытия, тщетно пытаясь выяснить, как же он ползает по ним в виде муравья: вдоль или поперек. Кому-то жизнь представляется в виде лестницы, по которой надо ползти вверх - или же скатываться вниз.
  
   Для меня же лично жизнь делится на три больших периода: до Марголина, с Марголиным и после Марголина.
  
   "До" и "после" я как-то существовал и функционировал.
  
   Годы визави с Евгением Израилевичем были периодом непрерывной борьбы за существование. Они дали мне такую закалку, по сравнению с которой такие мелочи, как разводы с женами, вызовы на ковер в ЦК и те де и те пе были сущей ерундой.
  
   Мой дорогой зав. отделом представлял собой оружие огромной разрушительной мощи - и фраза эта пришла мне в голову задолго до знаменитого анекдота.
  
   Бессонные ночи, изгрызанные авторучки, скомканные листы черновиков, из смеси которых рожалось очередное мое гениальное произведение - все это уничтожалось одним движением брови и вопросом, задаваемым с непередаваемой южно-русской интонацией: "Ну и что?" (Вариант: "А зачем?")
  
   Я бесновался и лез на стены. Я раскачивался на люстре и рычал в негодовании. Марголин в это время писал очередной опус, сохраняя верность своей методике: аккуратно клал на бумагу слово за словом и потом так же аккуратно вычеркивал их.
  
   Дождавшись, пока я, выдохнувшись, делал попытку набраться сил, он спокойно и методично доказывал мне мою полную бездарность и никчемность.
  
   Это называлось "делать мартышку". Потом он уходил в свое творчество, а я оставался безвольно висеть на люстре, покачиваясь на вялом хвосте.
  
   Кончалось одним и тем же. Устав от безнадежных сражений, я шлепался за свой стол и уныло писал что-то совершенно бездарное и унылое, как размазанная манная каша...
  
   - Ну, это уже кое-что, - говорил Марголин: высший знак одобрения.
  
   Самое странное было в том, что, выпустив пар, я убеждался, что этот материал был в самом деле не так уж плох. А иногда и просто хорош.
  
   И так было все десять лет. Десять лет борьбы за выживание, в ходе которой я не выиграл ни одного сражения - но обрел профессиональные мускулы. Что уж тут удивляться, что время от времени я уходил из редакции, чтобы заняться такими идиллическими вещами, как перегон баранов по степи или сплав леса по сибирским рекам... Но в жизни всегда есть место подвигам - и я всегда возвращался к Марголину.
  
   ...И как мне хочется иногда повисеть на люстре!

Илан Полоцк

(Означенные события происходили в 60-70 годах прошлого века)

  
   НА ПУТЯХ К НОВЫМ ВЕРШИНАМ
  
   Предлагаемый авторским коллективом труд не может не всколыхнуть лучшие умы читателей. Глубоко, строго научно, опираясь на кропотливые экспериментальные материалы и лабораторные исследования, авторы вскрывают перед нами всю многогранную и необъяснимую суть такого явления нашей жизни, как евгенизм-марголизм. Все значение этого малоизученного феномена красной нитью проходит через эти кровью написанные строки.
  
   Нет и не может быть никаких сомнений, что наше марголеведение обогатилось новыми открытиями и откровениями.
  
   Надо сказать со всей прямотой, свойственной науке, которую я в данный момент представляю, что рукой авторов водила не алчность, не пагубная страсть обогащения за счет чужой славы, а водила этими шаловливыми ручонками элементарная порядочность и стремление к истине. Надежный, увесистый, повторяю, кирпич вложен в небоскреб современной идеологической науки.
  

* * *

  
   По когтям узнают льва, "Молодежку" узнавали по "ОСе". Продолжим аллегорию: все эти шуточки, эпиграммы и "Парнасы, до востребования", были когтями зава отделом писем, специально для этого родившегося под знаком Льва. Слава о нем и о его кусачем детище кругами расходилась по стране. "Марголин - это голова!" - рассуждали пикейные жилеты в его родном Черноморске. И были глубоко правы. Говорят, даже в Габрово, в единственном в мире Музее смеха экспонировались авторы "ОСы" (или их работы?) Но, возможно, это очередные "Сказки N-ского леса".

(неизвестный автор)

  
  
   ПОЧЕМУ МЫ НЕ ЛЕТАЕМ?
  
  
   Когда-то я любил писать юмористические рассказы.
  
   Наверное, было чувство юмора.
  
   Была "ОСА".
  
   Был старый дом на улице Дзирнаву, за порогом которого обрывались житейские печали, начиналась газетная суета, в которой почему-то хотелось писать хорошо.
  
   У меня ничего тогда не было. Ни диплома, ни квартиры, ни толковой зарплаты, ни джинсов.
  
   Была контора, шорох полос, разговоры в обшарпанных кабинетах. Казалось, что ничего не кончится, а все только начинается. Перевозили Марголина в Иманту, пили яблочное вино и закусывали сыром. Над нами жужжала "ОСА", мы чувствовали себя "Следопытами" во Вселенной, а летающие тарелки ждали нас под окном. Женя был редактором не по должности, а по сути. Тогда я не понимал этого. Его редакторство было должным. Надо было ближе потереться плечами и поближе вглядеться. И понять.
  
   Теперь выглянешь из небоскреба - летающие тарелки все еще стоят под окном, чуть, правда, заржавели.
  
   Только взглянешь на них, а летать забываешь.
  
   Может, мы уже разучились летать?
  
   И все вроде есть, а чего-то нет.
  
   И счастье впереди - четким горизонтом.
  
   А ведь было, все было.

Александр Блинов

(написано на втором году 14-летнего редакторства)

  
  
   ХРОНИКИ ПИКИРУЮЩЕЙ ШКОЛЬНОЙ РЕФОРМЫ
  
   Новая отчаянная попытка Марголина дать краткое энциклопедическое образование двум своим сотрудникам - И. Полоцку и Р. Ларичевой увенчались блистательным успехом. Светский прием (он же "ветчинник"), проведенный согласно указаниям I тома "Энциклопедии бережливой хозяйки" 1913 года издания вызвал бурю восторгов у принимаемых. Они потребили семь видов блюд, приготовленных из югославской ветчины (пятикилограммовая консервная банка которой и была главной целью стажировки Р. Л. в столице нашей Родины).
  
   А процессуально-юридическая образованность И. Полоцка стала просто-таки вызывающей - вызывающей злобную зависть у якобы юристов с дипломами.
  

Доброжелатель

   МИГ ИСТИНЫ
  
   В тот мартовский (будь он проклят!) день я положил на ваш стол свой тридцатистраничный труд. Вы подчеркнули в с е предложения элегантной волнистой линией. А потом предложили чуть-чуть сократить.
  
   И я сократил. Через день вы читали двадцатишестистраничный вариант. Еще не поздно было швырнуть все это в большую корзину, припрятанную за обшарпанным креслом. Но вы нашли на шестнадцатой странице абзац, который не очень плохо звучит (так вы выразились). И я попался!
  
   Над третьим вариантом я работал, обложившись словарями. Вы помните ту не лишенную изящества фразу? "Ихтиофауна подвергается токсичности промышленной индустрией". Вы это зачеркнули и написали: "Рыбы нет и не будет!" Но статью напечатали.
  
   У меня была репутация неплохого экономиста, составленные мною балансы читались, как стихи. А что есть у меня теперь?
  
   Семь сотен газетных вырезок, редакционный значок, да "золотое перо"*, которым не пользуюсь (боюсь - сопрут или потеряю)...
  

Борис Яновский

  
   *"Золотое перо" было высшей журналистской наградой редакции. В год присуждалось только одному. И присуждалось только раз в жизни. Обладатели "золотых перьев" входили в элиту этой суперэлитарной команды.

* * *



   И все равно авторы ползли к нему как удав к кролику. Или наоборот?
  
   К ДЕСЯТИЛЕТИЮ ВЕРБОВКИ
  
   Каждому, как известно, свое. Кто мирно копается в своем винограднике, кто, зажав клинок в зубах, прыгает на палубу встречного брига. Зачем? Золота ради? Но его можно накопить, прислуживая в придорожной таверне. Просто пробил твой звездный час, и ты прыгаешь на незнакомую палубу, потому что не можешь иначе.
   Мне было 22, и я только что вернулась с Байкала - с очередной дальней практики нашего геофака. Отчет о предыдущей с оригинальным названием "Восхождение на Юкспор, или день интересной жизни" был опубликован в "Молодежке" год назад практически без правки (если не считать "вклада" И. Полоцка, слившего два озера в одно и окрестившего поселок именем реки). Незнакомые геологи из Западной Сибири не преминули прислать письмо на адрес факультета на предмет "не знаю, что, мол, пишу" - это ж представить только, какие были бдительные читатели - и в самых глухих местах!
   Для газеты это был обычный самотек. Переступить редакционный порог? А, может, и на Олимп заодно завернуть - похихикать с бессмертными?
   И вот год спустя я все-таки стою перед этим порогом. С очередным путевым твореньем и с пачкой фотографий в дрожащей руке. В предобморочной стадии мандража. Смотрю на надпись: "Отдел писем", на любимые эмблемы "ОСы" и "Следопыта". Хватаюсь за ручку двери, зажмуриваюсь и дергаю ее, как кольцо парашюта.
   Там сидели вы - ты, Женя, и ты, Илан. В меня будто мягкая молния ударила. Впоследствии я участвовала в тайфуне, извержении трех гейзеров и автокатастрофе - впечатления были слабее. Что так поразило? То, что вы были первыми журналистами из виденных наяву и точно "попали" в придуманный мною идеальный журналистский образ? Что-то было в глазах у вас "небожительское" - свет из них шел и сила - добрая и умная. И что-то произошло с пространством. Как объяснить, что я ощутила? Ну, это как размытые холмы за спиной Джоконды - из какого-то другого мира. Состояние рифмуется с Окуджавскими строчками:
   "Не верю року и судьбе,
   Молюсь прекрасному и высшему -
   Предназначенью своему,
   На белый свет меня явившему".
  
   Странная это вещь - предназначение. Зайди я в другой отдел - возможно бы, не сбылось? Парус иной судьбы мелькнул в жизненном море. География (а точнее, планетология) - это было призванием, главнейшей из целей, смыслом бытия, коли угодно. Но "призвание" и "предназначение" - не синонимы.
   А потом было лето 74-го. Тогда еще не моя - ваша "Молодежка" бросила клич: "Все желающие писать, приходите!"
   Я желала, и как! Ворвалась на учредительное собрание, когда ты, Женя, держал речь. И снова застыла, замерла, рот открыв. Ты был дивно хорош. Ты весь загораешься, когда рассказываешь, и вместе с тобой живешь в эти минуты в стране, яркой до невероятия.
   Состоялся опрос - у кого из жаждущих сотрудничества к какому отделу лежит душа. Все дружно рвались в "ОСу", "Следопыт" и "Рижские акварели". Я была, кажется, двенадцатой. При моем поползновении слиться со "Следопытом" ты издал тихий стон.
   - Ах, так? Сам позовешь! - оскорбился во мне уважаемый и высокооплачиваемый специалист.
   Тема опуса была выбрана тайно и точно - "тепленький" рассказик о работе гида с "Туриста". Мне ли, трепетно собиравшей вырезки из "Молодежки", было не знать о твоем плавании на сем славном судне, когда его перегоняли из Черного моря в Балтийское? Репортажик опубликовали, Лапин (тогда - заместитель редактора) полил его сладким сиропом похвал. И вот пробил мой час: уже покидая заседание сепулькария, ты обернутся в дверях и промолвил: "Что же вы не заходите в отдел? Мы вас давно ждем!"
   Так состоялась вербовка. Так все началось всерьез. Может, кто-то и въехал в журналистику на белом коне, а я вот вплыла - на белоснежном теплоходе.
   Минуло десять профессиональных лет. Предназначение сбылось. И только иногда я вздрагиваю от мысли: что было бы, ошибись я Той дверью? Тогда, в сверкающем июле 71-го?

Рената Ларичева

   ОТДЕЛ ПИСЕМ КАК СВЕТОЧ
  
   Он давно косился в ту сторону. Еще не пересеклись с "СМ" жизненные пути большинства авторов данной монографии, а он уже тайно мечтал о кинематографических штучках: "Крупным планом - задумчивые и грустные глаза героя, по экрану бегут туманные полосы" [Цитата сверена].
   И когда преступные уста А. Клецкина нашептали нашему герою о киношной фата-моргане, погрустнели глаза в "СМ", и по судьбам его друзей и его газеты побежали туманные полосы.
   "ОСу" придавили, "Следопыт" растерял пытливость и перекрасился в серый "Спектр", реки слез смыли "Рижские акварели" и на дверях "Клуба капитанов" повис замок вечного запрета.
   Авторам монографии трудно судить, приобрела ли что-нибудь отечественная кинематография, но в отечественной журналистике пробита брешь, зияющая семь черных лет. И некому лечь на амбразуру...

(Абсолютно неизвестный автор)

   ХОДЮТ ТУТ ВСЯКИЕ...
  
   Это было ... аннадцать лет назад. Мы учились на первом курсе журфака. Суровый преподаватель Клецкин не ведал жалости. Он давал нам задание за заданием, заставляя беспокоить множество людей разных рангов и званий. Оптимист, он думал, что научит нас писать...
   Итак, после долгих блужданий по недрам проектного института, после мучительного интервью с бородатым архитектором, который все время причитал: "Что-то я не понимаю, чего вы от меня хотите?", мы накропали нечто, в чем, по словам Клецкина, что-то было.
   Особенно, по его мнению, удался кусок о нашей доброй Старой Риге. Пожилая проектировщица трогательно живописала картину ночного города. Гаснут вечерами огни, и он остается один, без людей, ему тоскливо... Факт, по тем временам, актуальный, состоял в том, что жильцов из Вецриги отселяли в новые кварталы.
   - Яркий, живой кусок, - сказал мэтр Клецкин. - Пожалуй, - он мучительно заколебался, - да, я бы попробовал показать этот материал Марголину. Он здорово разбирается во всех этих проблемах.
   И мы пришли в редакцию и увидели Марголина.
   С видимой мукой он отложил в сторону гору листов (свою рукопись) и взялся за нашу. Прочитав, он долго молчал, потом спросил:
   - Зачем вас прислал этот... Клецкин?
   - Посоветоваться, - пискнули мы.
   - Не вижу повода, - заметил он небрежно. - Обо всем этом (последовало непочтительное трясение манускриптом) наша газета писала в 18... году!
   И добавил доверительно: - Предел всему - этот сентиментальный эпизод со светящимися окошками. Какая романтика! Люди лишены элементарных удобств, поэтому тут жалеть не о чем - переселяют, и слава Богу!
   И мы ушли. Нам было жалко светящихся окошечек и титанического труда, и слезливую инженершу, и импозантного архитектора. Старались люди, разговаривали с нами, а мы...
   Просится традиционный ход: мы ушли в журналистику и не вернулись. Как же, вернулись - и теперь к нам приходят юные авторы, и мы гордо спрашиваем их - зачем?
   P. S. Юбиляр вряд ли помнит сей эпизод. Но люди - они все помнят...

Ксения Загоровская

   Интересная деталь: В вышеупомянутое время мало того, что Марголин и Клецкин были друзьями. Именно А. Клецкин (до того) был редактором славной многотиражки "РЭЗовец" - органа, где печатали свои первые сочинения молодой инженер-металлург из Одессы Е. Марголин.
   А потом пошло еще круче - эта дивная парочка вовлекла в сговор режиссера Юриса Подниекса и создала еще не всеми забытый фильм (документальный) "Легко ли быть молодым?" И очереди в кинотеатры стояли по всей стране. И эта триада стала Лауреатами Государственной премии СССР. Непосредственно после чего Союз и развалился.
  

* * *

   ДУХ, ЧТО ТАК НЕОСЯЗАЕМ
  
   "Почему мы исчезаем,
   Превращаясь в дым и пепел,
   В глинозем, солончаки,
   В дух, что так неосязаем,
   В прах, что выглядит нелепым, -
   Нытики и остряки?"
  
   Это Окуджавы слова. С ним уже случилось бессмертие. Но он успел спеть "колыбельные" для наших судеб. И не только он.
   В декабре 1990-го не стало Жени Марголина. Нет уже на земле и блестящего Юриса Подниекса, ушедшего молодым.
   Если кто помнит еще, есть у Чюрлениса картина "Короли". Три высоких фигуры в коронах держат на ладонях крошечный, но живой, дышащий мир, прекрасный город, и льется волшебный свет. Зелено-золотистый, как ветер с моря. Может быть, это те, кого любим мы, те, кто по ту сторону времени, охраняют наш мир?
   А вдруг есть еще одна, параллельная Земля, совсем как эта, и там происходит вот что. Жене нравилась осень в Болгарии - ходить-шуршать опавшими листьями. И кажется мне, что, живой и веселый, он уходит вглубь времени. Он уходит вверх по склону Бескид, занесенному медным буковым листом. Ему нет сорока, и нет болезни, он мудр и весел, как Дидель-птицелов. А внизу - славный город Габрово, где первый в истории Музей юмора, и налево от входа - надпись: "Мир не погиб потому, что смеялся". А на дальних вершинах - снег, и куст барбариса уцепился за самый край пропасти. И свет золотистый, и пахнет горами, и ничего не кончается...
   "И пред ним, зеленый снизу,
   Голубой и синий сверху,
   Мир встает огромной птицей,
   Свищет, щелкает, звенит..."
  

0x01 graphic

  
Канун 30-летия "СМ". 27. 03. 75 г.
В. Хапелис, З. Кац, В. Смирнов, И. Щедрин, А. Ольбик, М. Негелев, В. Зайцев и Женя Марголин.



   МЫ - ДАЛЬНЕЕ ЭХО ДРУГ ДРУГА
  

0x01 graphic

   Баечка
   КЛУБОЧЕК ДОБРА
   У нас всегда был свой ангел-хранитель - поэтому мы ничего и не боялись. Шурочка Мадисон, Александра Яковлевна, наша общая мама.
   Дверь ее кабинета всегда стояла нараспашку - вот это и значит быть заведующей редакцией. Сюда забегали рассказать об удаче и пожалеть себя в случае провала. Здесь можно было перехватить немножко денежек до зарплаты. Здесь оформлялись все командировки - именно здесь делался первый шаг в те будущие невероятные приключения. Как-то мне пришла мысль, что вместе с бланком командировочного удостоверения А. Я. вручает каждому невидимый клубочек добра. Ну тот самый, из сказки: будет трудно - подкинь его вверх, и он начнет разматываться сам собой, показывая единственно правильный и безопасный путь. По крайней мере, факты таковы: из всех оформленных нашей общей мамой командировок все мы возвращались живыми-здоровыми, а ведь реального риска было выше головы. Только самоуверенная молодость не позволяла нам это подметить тогда. А ведь волшебством это было! Тот, кто провожает в путь дорогих людей, превращается в их ангела-хранителя, и защита А. Я. была фантастической силы! И нежности, и заботы хватало нам всем.
   Нам ли не знать, что невозможно остановить летящий миг и сберечь за витринным стеклом! Но Александра Яковлевна своей нежностью связывала - и продолжает связывать - все поколения газеты. Сейчас мне кажется, что она догадалась одной из первых - "Советская молодежь" - это живое существо, энергетический сгусток. И не было места на Земле, куда бы нас так тянула эта магическая сила!!!
  
   Баечка
   ПОЧЕМ НЫНЧЕ ПОГОДА?
   В каждом номере газеты публиковался прогноз погоды. А писала его, созвонившись с Гидрометслужбой, наш замечательный секретарь Света Шепель. За что и получала гонорар - рубль. Однажды кто-то из наших попенял Свете:
   - Ну что за погоду ты нам предсказала? Ветер, снег с дождем...
   - А чего вы хотите за рубль? - хладнокровно ответила Света.
  
   Баечка
   СТИШОВКА
   Секретариат часто называют штабом газеты. Определение исключительно точное. Это то самое место, где бьется пульс сегодняшнего дня и завтрашнего номера.
   Попасть в штат газеты было мечтой столь многих, что часто первой должностью маститых ныне журналистов было "выпускающий". Даже красавица и умница Люда Шварц начинала с работы "юнги". "На побегушках" - в полном смысле слова. Тысяча причин носиться из типографии в редакцию - и назад. Успевать быть сразу везде - и сохранять выдержку и корректность.
   Секретариатчик - это воплощение судьбы. Встанет ли твой материал в завтрашний номер? И если да, то весь ли? И кому дадут сокращать нелезущие строки? Тебе - и ты, сжав зубы, уберешь дорогое - но не самое главное? Или в запарке номера кто-то из секретариата "рубанет" подходящий, по его мнению, кусок? И назавтра ты, кипя и булькая, будешь фырчать на планерке: "Кто сокращал? Что, не видели, что заголовок теперь - дурацкий? Ведь весь смысл в урезанном куске и был!"
   И потом будешь долго отпаивать себя кофе со сливками, снимая обиду. "Не у газетного киоска же теперь объяснять!" Это было крылатое выражение, "формула рока". Что напечатано - то и есть, обратно не вернешь!
   Множество было их, секретариатчиков, более чем за полувек жизни газеты. Но только один оставил документ, названный его именем. "Стишовку". Это от "Стиша" - Владимира Петровича Стешенко. Маленький листик, который прикалывался к каждому сданному "наверх" материалу.
   В невероятно далекую докомпьютерную эпоху, еще до перехода на офсетную печать, разобраться с бумажным потопом прекрасно помогала коротенькая справочка-приложение. Конечно, нужно быть стратегом, чтобы придумать гениальную мелочь. Ну конечно, он и сейчас отличный стратег, и, конечно же, мы чтим нашего легендарного Стиша - Владимира Петровича Стешенко!
  
   Баечка
   ТАЛАНТЫ? РОДСТВЕННИКИ...
   Все мы любили писать нечто эпохальное и длинное. В пору своего редакторства Анатолий Каменев пытался убедить каждого писучего, что "краткость - сестра таланта". Но никто не сдавался: 300 строк - это минимум, больше шедевры ну никак не ужимались. И пришлось Каменеву махнуть рукой и горько резюмировать: "Да, краткость - это не наша сестра!"
  

КАК Я БЫЛ СУДЬЕЙ

  
   0x01 graphicЯ расскажу забавную историю, которая приключилась со мной 22 года назад.
   В отдел спорта (я им тогда заведовал), полностью закрыв собой дверной проем, вломилась - затрудняюсь подобрать другое слово - богатырская фигура тогдашнего старшего тренера сборной Латвии по классической борьбе Ефима Когана.
   - Собирайся! - он широко махнул могучей дланью. - Летим в Минск!
   Выяснилось, что наша сборная отправляется на матч с белорусскими борцами и неожиданно оказалось вакантным место представителя команды (кто-то вдруг заболел).
   - Вот ты и будешь нашим представителем, - пояснил Коган и, отметая мою нерешительность, ободряюще присовокупил: - Все будет в порядке, дело нехитрое. Примешь участие в совещании с организаторами матча, будешь с важным видом со всем соглашаться. Если понадобится подать протест на решение судей, я подскажу. А ты потом напишешь о матче.
   Этот довод оказался решающим. Я согласился. Дал добро и тогдашний наш редактор В. Луцкий (еще бы, будет материал для газеты - и никаких командировочных расходов).
   И вот мы в Минске. Вместе с Коганом сижу на совещании с организаторами матча, как было условлено, с важным видом одобряю каждое предложение хозяев. Все идет как по маслу, и вдруг главный арбитр матча, могучий мужчинище под стать Когану, говорит:
   - Вы, конечно, не забыли привезти судью? Где он?
   Коган, ни секунды не колеблясь (ну и нахал!), показывает на меня.
   - Если не возражаете, наш представитель будет и судить.
   Я прямо-таки остекленел. Я - судья? По борьбе?! Еще бы по штанге - куда ни шло, ею я когда-то занимался.
   - Будем придерживаться обычного порядка, - я настолько ошалел от неожиданности, что голос главного арбитра доносился до меня будто из-за стены. - Одну схватку будете проводить как боковой судья, другую - как рефери на ковре.
   Как только мы вышли за дверь судейской, я набросился на Когана:
   - Ты в своем уме? Какой я судья?
   - А что ты пузыришься? - с олимпийским спокойствием парировал Коган. - Борьбу ты знаешь, писал о многих соревнованиях.
   Да в Белоруссии каждый пацан знает о борьбе все "от" и "до". Меня оборжут и освистают, как только я вылезу на ковер! И в чем я вылезу, черт возьми!
   - А вот об этом надо подумать, - мой оппонент тут же ухватился за последний довод, чтобы побыстрей перевести разговор в деловое русло. - Может, у кого из наших ребят найдутся белые брюки...
   Нашлись. У нашего легковеса Барсегяна. Он весил 68 килограммов, а я - 83, и брюки, естественно, не застегивались.
   - Ну что, - с тихой злобой сказал я, - надеюсь, теперь все ясно?
   - Нет, не все, - с тем же бесившим меня спокойствием возразил Коган. - Брюки мы чем-нибудь подвяжем, а сверху ты натянешь длинный свитер.
   - А если этот свитер вдруг задерется, как я буду выглядеть?
   - Ты будешь выглядеть мужчиной, - с той же невозмутимостью ответил Коган. - Но все-таки постарайся, чтобы он не задрался.
   Что было дальше? Мне это вспоминается как какой-то фантастический сон. Когда я выступал в роли бокового судьи, все было более или менее в порядке. Но когда выходил на ковер как рефери... Я, лихорадочно вспоминая правила соревнований, оценивал проведенные соперниками приемы, давал им предупреждения за пассивную борьбу, определял, кого ставить в партер нижним, если борцы выкатывались за ковер. А главное - все время помнил о том, что нельзя делать резких движений, чтобы не задрался свитер...
   Каков был финал? На заключительном совещании главный арбитр сказал, обращаясь ко мне:
   - Дайте мне вашу судейскую книжку, я поставлю вам оценку "отлично"!
   Я лихорадочно зашарил по карманам, делая вид, будто ищу эту несуществующую судейскую книжку (по-моему, это должно было выглядеть достаточно натурально).
   - Ох, кажется, забыл ее дома, - сказал я.
   - Ну, ничего, - успокоил меня главный арбитр. - Вы пришлете мне ее по почте.
   Наверное, он ждет мою судейскую книжку по сей день.

В. Резник-Мартов

  
   ПЛОТИНА НА СТИХОТВОРНОЙ РЕКЕ
  
   Был такой газетный почин - "Плотина на электрической реке". Кажется, тогда шла непримиримая борьба с энергопотерями.
   А вот в самой редакции плотина стояла - на реке стихотворного "самотека". Удар рифмованной волны принимали литконсультанты - профессиональные (и действительно хорошие) литераторы. Они могли снять "пену" с литературного котелка, оценить вкус приготовленного и дать дельный совет.
   Стихи присылают в редакции люди разных возрастов и разных ощущений.
   Кто - томимый тяжелым грузом признания в очень узком кругу.
   Кто - искрящийся восторгом неофита, которому удалась рифма: "люд - верблюд".
   Кто - обескураженный странным поведением своего организма. Строчки сыплются, вспыхивают, мир затянут радужной дымкой и непонятно, что делать с этим сладким безумием. И он согласен принять самую безжалостную критику - хотя бы ради того, чтобы понять: это стихийное мучение - самое замечательное, что с ним в жизни случалось. И он, пока жив, э т о г о не отдаст.
   Но совершенно особая песня - создатели идеологически выдержанных стихов. Самым суровым испытанием в незабвенной пионерской жизни были вовсе не военизированные игры. Труднее всего было выслушивать на школьных и пионерско-лагерных концертах кошмарные вирши юных сказителей о верности ленинским заветам. Впечатление было такое, будто колючую солому заталкивают в ухо, и страшно трудно было не встать со словами "Тьфу на тебя". Но во взрослой жизни эта натренированная выдержка еще как пригодилась.
   "Поэт, читающий свои стихи на людях, может обладать и другими скверными привычками". И Роберт Хайнлайн совершенно прав: такой поэт стремится усладить как можно больше народу и рассылает продукт своего творчества по редакциям. И отвергнуть идеологически верные вирши - это особое искусство. (Возможно, именно поэтому в литконсультантах приживались только настоящие профессионалы).
  
   Я выловила эту переписку еще в старой конторе, когда переезжали в Дом Печати и трясли архивы.
   "Из реки по имени факт" удалось зачерпнуть и сами письма со стихами, и ответы литконсультанта. Совсем немного - но то, "чем сердце успокоится", и типично-нелепое, и нечто - как теперь оказалось - ну прямо-таки пророческое.
   Причем забавное - "на злобу того дня". Четверть века вот-вот сравняется, а это не изменилось: "идеологические стансы" представляются столь же нелепо-забавными, как в счастливый день получения письма.
  
   N 1610, 21. 6, 76 г.
   "Здравствуй, редакция газеты "Советская молодежь!"
   Я, как воин Советской Армии, защитник Союза Советских Социалистических республик, не могу мириться с тем, что радиостанции капиталистических государств ведут радиопередачи для радиослушателей Советского Союза. На что они надеются? Хотят этим способом воздействовать на нашу прекрасную молодежь? Ничего у них не получится, эти действия давно обречены на провал! В своем стихотворении "Лай в эфире" хочу выразить свое возмущение против подобных происков империализма. Прошу дать свою оценку моему стихотворению.

Ефрейтор Виктор Д.

   Лай в эфире
   Летят в эфир "собачьи вести",
   Мотив один на всех волнах.
   И ходят все "собаки" эти
   На двух коротеньких ногах.
  
   Хозяин тратит миллионы,
   Построив гнусной лжи завод,
   Он собирает баритоны,
   Содержит этот грязный сброд.
  
   Кто попадется в эти сети
   Антисоветских передач?
   Пора бросать повадки эти
   В ряду текущих неудач!
  
   N 1610, 27. 6. 76 г.
   Рига - 14, в/ч 721-20
   В. Д.
  
   Ваша позиция в выбранном Вами материале в общем-то вполне понятна, хоть и выражена - как в письме, так и в стихах - несколько высокопарно. Отрицательное отношение к передачам враждебных нам радиостанций - норма нашей морали.
   Только вряд ли следовало в стихотворении опускаться до грубости: согласитесь, отвечать "лаем" на "лай" не лучший способ для декларирования своей позиции. Тема, которую вы избрали для поэтического осмысления, требует более убедительных, серьезных художественных средств.
   Благодарим за внимание к нашей газете.

Литконсультант, член Союза Писателей,
Вальдемар Бааль.

  
  
   Хватало и мелкого литературного хулиганства - "оборжать" классиков и послать в газету - посмотреть, как эти ретрограды будут выкручиваться - назваться не самым оригинальным именем, но обратный адрес указать правильный. (В те времена был у почты такой странный обычай - возвращать не полученные адресатом письма, так что можно было определить, что послание из редакции не кануло в пустоту).
   Еще вчера он был в ажуре.
   Не видя пред собой ни зги,
   Пришел домой. На абажуре
   развесил мокрые носки.
   Плясал. Играл на пылесосе
   Походный марш, как на трубе.
   Потом доказывал себе,
   Что женится на пани Зосе
   И с ней уедет в Кострому,
   И вот сегодня потому
   На папе нет лица -
   есть морда.
  
   V
   Мне снился сон: в Кудыкиной долине
   Я был убит, справляя караул.
   Смеялись все, кто не вернул долги мне,
   И плакали, - кому я не вернул.
   Но, слава Богу, жив я и поныне.

Даугавпилс, Шура Муров
23. 9. 76 г.

   Уважаемый Шура Муров!
   Вам нельзя отказать в технике письма. Вы, безусловно, способный человек. И поэтому совершенно несерьезно прозвучали ваши опыты. Разберитесь в своих способностях и поберегите лучшие из них.

Литконсультант В. Бааль

   А главная жемчужина коллекции - кусочек переписки с товарищем Карасевичем. С человеком-легендой.

   N 474 12. 2. 76 г.

"Редакции газеты "Советская молодежь"

   Прошло уже более четырех месяцев, но вы так и не ответили на мое письмо. Таким образом, я вправе считать, что вы сознательно, так сказать, увиливаете от ответа, потому что незаконно отказываете мне в опубликовании стихотворений. У вас в отделе культуры сложилась ненормальная обстановка в части отбора стихотворений. Я уже указывал на систематическую публикацию явно слабых рифмических упражнений. Не удалось избежать этого и в последних номерах "Современника". В следующем письме я напишу об этом. А сейчас напоминаю вам, что нужно ответить мне на письмо, которое я писал редакции еще в сентябре месяце прошлого года и посылал свои стихотворения.
   Прилагаю четыре стихотворения: "Весна шагает без дороги", "В октябре дни порой хороши", "Механик", "Словно улей пляж морской гудит".
   "Хотя мороз ночами строгий,
   Но солнце с каждым днем теплей,
   Весна шагает без дороги
   По пустырям родных полей..."
  
   * * *
   "И мотор, то лечит по дороге,
   То порою, в поле, у межи
   Словно доктор слушает больного,
   К уху ключ, как трубку, приложив.
  
   То нахмурен, то светлеет взором -
   У дефектов много есть причин,
   Но всегда относится к моторам,
   Как к больным хорошие врачи.
  
   Не с того ль в стальном машинном теле,
   Вдруг живые видятся черты -
   Человек всегда в любимом деле
   Проявляет много красоты".
  
  
   К следующему письму приколота записка Юрия Лапина - тогда заместителя редактора: "Обратите внимание, что это Карасевич!!!"
   Очень точно - все, что в редакции думали об этом человеке, сопровождалось именно тремя восклицательными знаками.
  
   N 532 18. 2. 76 г.

"Уважаемая редакция!

   В предыдущем письме я послал вам три стихотворения. Кажется, что в последнее стихотворение "Весна шагает без дороги" при перепечатке вкрались две ошибки, во второе и третье четверостишье. Поэтому посылаю вам вновь отпечатанное на машинке стихотворение "Весна шагает без дороги" и прошу опубликовать".
   (Автор заменил "светом радостным прошито" на "светом солнечным", и "Оно ждало весну, как счастье" - на "о ней мечтал он как о счастье").

25. 2. 76 г.

"Уважаемый товарищ Карасевич!

   И новые стихи редакция, к сожалению, принять не может из-за их низкого художественного уровня. Они беспомощны в смысле образности, сплошь описательны, никакого словесного поиска, много попросту банальных строк типа "В ноябре дни порой хороши", "У дефектов много есть причин". Ведь все это - дважды два - четыре.
   Есть и явные ляпсусы: "Весна шагает без дороги по пустырям родных полей". Или вот строчка: "К уху ключ, как трубку, приложив..." Исправленное стихотворение, присланное письмом от 18.02.76 г., ничего не изменило.
   Не может не вызвать удивления и тон Ваших писем, все эти "вы сознательно увиливаете", "я уже указывал", "неоднократно указывал" и т. д.
   Желаю Вам кропотливой и внимательной работы, иначе Вас все так же будут преследовать неудачи.

С уважением - литконсультант, член Союза Писателей В. Бааль"

   Прошло два месяца - и снова пришло письмо.
  
   N 1123. 27. 4. 76 г.

"Редактору газеты "Советская молодежь"

тов. Рябикину В. П.

   Посылаю Вам для праздничного номера газеты стихотворение "На демонстрации". Надеюсь, на этот раз Вы проявите принципиальность при отборе поэтических произведений.

В. Карасевич"

   "Встало солнце яркое, весеннее,
   В майский день дорогу озарив,
   И на перекрестке улиц - Ленин
   С пьедестала с нами говорит..."
  
   6 мая 1976 года

"Уважаемый тов. Карасевич!

   К сожалению, Ваше стихотворение редакция не смогла использовать в праздничном номере.
   По поручению редакции

Литконсультант
(В. Бааль)"

  
   Переписка закончилась не на этом. Конечно же, обиженный поэт обратился в высший орган республики. И в редакцию позвонили из ЦК партии и спросили: "Что, он действительно так плохо пишет?" "Если бы только плохо", - ответил снявший трубку и по памяти процитировал одно двустишье. "Ах, так?" - и с тех пор попытки прорваться на страницы газеты не повторялись.
   Но вот минуло лет десять, расцвет надежд перестроечных, все издания печатают ужасы о предыдущей исторической эпохе. И вот в Доме печати открывается дверь кабинета и входит очередной посетитель, и начинает рассказывать моему визави очередную скорбную повесть: как в годы застоя он не мог опубликовать свои работы, в которых отражалась правда жизни. И протягивает рукопись. Визави смотрит на подпись и спрашивает странным голосом: "Вы - Карасевич?" Живая легенда стояла перед нами. Человек, которого никогда и никто не видел в лицо. Но о котором знали даже сотрудники, месяц назад поступившие в газету. Потому что истинная слава не ржавеет. Перед нами стоял человек, не знавший о своей гениальности, о том, что он создал лучшее из посвященного памятнику Ленина (возвышавшемуся над нынешним перекрестком Бривибас и Элизабетес). Он отразил-таки правду жизни: экономические последствия ленинизма. И, как и бывает с великими стихами, от них невозможно было отделаться.
   Каждый раз, проносясь бегом или проползая в троллейбусе через пробку около памятника вождю, каждый причастный к сладкой тайне вспоминал то нетленное двустишие:

   "А Ленин в кепочке простой
   Стоит с протянутой рукой!"
  

* * *

   Были ли поэты-профессионалы, начинавшие штурм Парнаса с переписки с литконсультантами "Молодежки"? Да, были и есть. Но хочется процитировать не их, а стихи молодого человека, о дальнейшей судьбе которого нам ничего не известно. В ноябре 76-го года пришло письмо из Пскова, от студента Педагогического института Евгения Шешонина. Совсем коротенькое.
   "Я приезжал в ваш город и полюбил его. Поэтому решил послать вам несколько стихотворений. Может быть, они вам понравятся".

   И снова осень.

   ...И прячешь дрожь в уют домов,
   В их четырехугольных пастях,
   И обещает связка дров
   За час натопленное счастье.
  
   И обещает связка дров
   Мечтанья теплые за чаем
   И шепот изо всех углов:
   "Мы понимаем и прощаем".
  
   В тепле прощаешь тьме и злу,
   Прощаешь дням, глухим и мокрым,
   И смотришь в щелку на золу,
   И вслушиваешься в окна...
  
   Парень из Пскова сказал суть правды    о    М о е й    Риге. И тепло - самое-самое первое, которое помнишь, и как рыжие зайцы огня скачут за чугунной резной дверцей, и мама напевает что-то светлое. И настоящее-76 там было - жуткий холод в доме, а ты возвращаешься из редакции только к одиннадцати, и кружным путем - только бы не видеть, что в окнах темно, не светятся розовым шторы, тебя некому ждать. И этот воющий ужас утраты, и только занявшийся огонь все в той же печи чуть-чуть помогает принять - и простить жизни.
   И, оказывается, было в тех словах и будущее-2000. Любимое родовое гнездо, и всего через три года дому исполнится сто лет. И можно сказать о себе: "Я уже старше, чем камни под моими ногами". Сказать - и улыбнуться как шутке судьбы - камни-то, великолепный наборный тротуар, уложили только прошедшим летом. А у тебя давно есть советчик и друг, и встреча произошла в силу газетной производственной необходимости (конечно же, спланированной на небесах). И уже давно нет внутри того жуткого упрека - ко всем живущим: "А вы-то живы!.."
   Это он, итальянский поэт и ученый - нашел спасающие слова: "Потребность любить просто говорит о том, что в одиночестве мы страдаем и умираем. Это тот же страх, который испытывает семечко, когда оно начинает умирать в почве. Это смерть, и семя не может представить себе, что будет жизнь, выросшая из этого семени. И после этого жизнь никогда не будет той же самой. Когда человек способен раскрыть себя, он возвращается к бытию. Внезапно вы чувствуете: вы больше не диссонанс, вы стали аккордом. И жизнь начинает приобретать новое качество: ликознание. И каждым утром внутри просыпается нечто, и говорит, подходя к окну: "Доброе утро, Жизнь!" Вместо прежнего текста: "О Боже, это что, утро?.." Когда зрелый человек отдает любовь, он просто дает. Кто бы ни приблизился к вам, он будет пить из этого источника. Дерево, человек, зверушка - не имеет значения. Любовь будет продолжать струиться, потому что в самом этом течении, когда ваша энергия струится, вы чувствуете счастье. Цветок счастлив, когда аромат высвобожден ветрами - суть не в том, знает ли ветер об этом или нет".
   И "створ" газетной плотины открылся, слова поэта и мудреца ушли в мир наших читателей. А оттуда вернулись письмами.
   "Здравствуйте, Ренаточка! Хорошо бы письмо получилось, а мысль пришла после статьи "Homo creator". Слежу и читаю все ваши статьи, вот сейчас прочитала и подумала "как алмаз" - и о современной науке, и о биографии профессора Менегетти, и даже о конном отпуске. Но все это вместе, это жизнь, она сверкает. Это не просто информация - это зов, убеждение, что при любых условиях (а при наших - мы непрактичные, честные, незлобные люди) должны выжить и при этом надо сохранить здоровье, ту черту морали, которую имели, мало того, надо передать детям и внукам.
   Вы постоянно напоминаете, что надо работать над собой. Наука онтопсихология - открытие для нас, но это же так глубоко, мы не знаем формулы жизни. Одно ясно - все взаимосвязано. А подпитка нужна, ой как нужна. А в конце, Ренаточка, от души благодарю - ведь лично меня вы обогатили. Здоровья вам, мужества и счастья.

Евполитова Валентина Ивановна".


   "Газета - это флирт вечного с сиюминутным", сказал ироничный современный физик. А "поэт - это профессор надежды" - сказал француз, успевший родиться в позапрошлом веке.
   Оруэлл пятьдесят лет назад сформулировал очень точно: "в тоталитарном обществе воздух для честного прозаика губителен, хотя поэт мог бы им дышать. Политики и прочие "практичные" люди слишком презирают поэта, чтобы вникать в то, что он там пишет. Для них поэт - что-то вроде мелкого служащего". Ну тем более - стихи в молодежной газете - пусть дети забавляются. И те забавы и теперь подсвечивают жизнь.
   "Имеющий уши услышит, имеющий зренье - узрит,
   Как над черепичною крышей невидимый кто-то парит,
   И так высоко возлетает, и голосом чистым зовет...
   Ловите небесную почту в раскрытого сердца сачок!"
  
   (Из почты, "пойманной" "Молодежкой" лет двадцать тому...)
  

   СКРИЖАЛИ ПРАЙДА

   ДЕВОЧКА И ЛЕНЬ

   Вообще-то члены прайда никак не склонны признавать руководителем руководителя только потому, что его сверху назначили. А вот Женю Троицкого признали заместителем редактора с первого появления. Что естественно - до того Женя был редактором детских радиопередач, так что, перекочевав в нашу саванну, он попал в привычную среду. И действовал, как советовал хороший писатель - относился как ко взрослым, только немного лучше.
   И в один дивный день Женя появился на пороге отдела, хохоча, как Акула капитализма с карикатуры.
   - Сейчас я к вам приведу практикантку из МГУ - это девочка с многообещающей фамилией Черепова.
   Как всегда, его прогноз был точен. Девочка явилась лет на двадцать раньше своего звездного часа. Ее крайне угнетала сама необходимость отнести куда-нибудь свое тело, чтобы написать хоть простенький репортаж. Жестокие люди, напоминавшие, что редакция как-нибудь перебьется, это ей без публикаций практику не зачтут, слышали в ответ кроткий скорбный вздох и всегда один и тот же текст: "Да, я знаю, что журналиста ноги кормят". Жестокие жутко веселились: в то время сотрудников нашей конторы кормила голова.
   А ведь в 90-х девочка была бы вполне профессионально пригодной! "Доить" Интернет можно, не напрягая интеллекта и не поднимая седалища.
   Я сохранила страничку редакционной инструкции - пожелтевший хрупкий листочек из 70-х. Уж больно невероятно все это сейчас звучит.

Работа с оригиналами

      - Сотрудник отдела, готовящий рукопись к набору, обязан проверить:
   - все цитаты - только по первоисточникам;
   - имена государственных и общественных деятелей, ученых, названия произведений, исторические даты, географические названия - не по авторским рукописям, а по официальным справочникам и документам;
   - материалы по науке, технике, об армии, милиции должны быть проконсультированы у специалистов. А перед печатью - у представителя Главлита.
   - если сотрудник готовит материал по профилю другого отдела, он должен быть согласован с профилирующим отделом.
  
   Когда сладкий воздух свободы бросился в головы, когда цензура (Главлит) ушла в историю, как-то стал рассыпаться и просто нормальный порядок. Я понимаю, что сегодня комично выглядела бы сама идея сверять цитаты по первоисточникам, но было золотое правило: не уверен - автора не называй.
   Тут недавно в женском журнале читаю:
   "У Евтушенко было стихотворение, которое начиналось со строчки: "Будь, пожалуйста, послабей!" Знал человек, о чем говорил". Знал? Замечательно, что сравнительно недавно многие знали - это стихотворение Роберта Рождественского...
   Титанические битвы велись в конце 90-х за право отдела культуры просмотреть до публикации материалы других авторов, пишущих о культуре, а отдела науки - по науке. Ну, поскольку наука в республике исчезла как таковая, она, можно сказать, спаслась. Но уму ж непостижимо, как в одном и том же номере газеты могут появляться разные имена-отчества одного и того же артиста... И ему приписывается игра в совершенно разных (причем в обоих случаях его там не было!) кинофильмах.
   Достоинство молодого журналиста просто не позволяет ему визировать материалы (достоинство у тех, о ком он пишет, просто не предполагается. Смертельная обида: "Я о них хорошо написал, а у них еще и претензии!") Причем процесс развивается: в начале 2000-го года по ТВ юное московское создание своим мнением о Путине делилось. "Я никогда для интервью вопросов не готовлю, - рассказывает она о секретах мастерства, - а тут вдруг несколько на листочке набросала. А он скользнул краем глаза (я их тут же спрятала) - и за пять минут на все ответил. Разведчика сразу видно!" Журналиста - тоже...
   А как уже по нашему ТВ в "Рижском бальзаме" Николай Фоменко обидой бурлил: "Открываю газету - а там заголовок "Фоменко сосал, а Алла пела". Серые одноклеточный расползлись по одной шестой суши. Серые, как штаны пожарного. Им дали свободу, и закаких-то 10 лет полностью распался "организм" профессиональной журналистики".
   Но ведь хороший артист - всегда профессиональный ребенок, а дети очень любят приписывать безнадежно взрослым дурные поступки, которые сами не имели случая или возможности совершить. И никто из "зубров" "Молодежки" не углядел в удивительной Танечке Череповой того, кем она была. Вестника подкрадывающейся эпохи. Трагична была судьба пророков в своем стагнатском отечестве...

   С ПРАЗДНИЧКОМ!
  
   Чисто теоретически - творческий день - это твой день, и ты можешь делать что тебе угодно в любой точке пространства. Газета на четверг не выходила, а "творческая среда" - это единственный день, свободный от забот. Ведь в уик-энды народ занимается чем-либо интересненьким и, как правило, не мыслит себя без присутствия газетчиков, способных эти радости описать.
   Но кто ж пропустит возможность посмотреть еще одно цирковое представление, если каждый день номера меняются, причем меняются даром! Поэтому утро творческого дня было блаженным временем отсыпания, потом - пара часов на копившиеся неделю, неизбежные личные дела, а часам к двум все стягивались в родное заведение. Привычка к богатой на приключения жизни!
   В то февральское утро я проснулась с ощущением, что пора отправляться за зимним одеянием. Если кто забыл, купить нечто приличное в магазине можно было только при благоприятном сочетании созвездий, но гороскопов еще не печатали. Но в результате многолетней тренировки экстрасенсорные способности, которыми обладает 80% человечества, но об этом не подозревает, у людей нашей страны были развиты необычайно. Так что определить на расстоянии, где что "дают", мог почти каждый согражданин. Эа всем этим радостным щебетанием: "меня как толкнуло съездить в тот магазинчик" стоял древний ориентировочный рефлекс. Это как лососи, идущие на нерест именно по нужной реке - жизненная необходимость - лучший компас.
   Так да, о чем это я? В то утро поисковый инстинкт повелел мне прихватить сумку побольше и отправиться в очень приличное торговое заведение на улице Тербатас (Бог весть почему в нашей семье именно улицу Стучки звали древним именем, нынче восстановленным). Вхожу я туда - зрелище потрясающее. Народу нет, время рабочее, а посреди торгового зала нежно светится шеренга золотистых дох, отороченных рыжеватым синтетическим мехом. "Где-то я это видела", - заявила память, но подробнее объяснять не пожелала. О, это упоение, это легкое, это волшебно-красивое одеяние! Только тот, кто испытал, что такое зимнее пальто, давящее весом драпа и двойного слоя ватина, поймет чудо нового ощущения. Естественно, я из него (чуда) уже не вылезала, расплатилась и, тихая от счастья, направилась в сторону родной конторы. "Снегурочка!" - завороженно промолвил идущий навстречу мужчина, но он был безнадежно стар - лет 35-ти. Но после его слов что-то щелкнуло, и механизм памяти проявил картинку: Хибины, снег в котловине, но в спальнике так тепло - в легком, золотисто-рыжем! О, тот спальник! В то время, когда походный рюкзак был в каждой второй семье, а палатка - в четвертой, создание самодельного туристского снаряжения было суровой необходимостью. В магазине, и то изредка, можно было приобрести нечто жутко тяжелое, а если хочешь ходить далеко, где особенно интересно, все надо унести на спине. Так что выгадывали граммы, и первый мой спальник сшила мама из порванной надувной лодки. Ее, тогда еще новенькую и ярко-оранжевую, отцу подарили летчики - он делал о них фоторепортаж. Не деньги были тогда всеобщим эквивалентом, а полезные в доме вещи. Это было сильно - появиться на Рижском взморье с лодкой, которой оснащали военных летчиков на случай аварии над какой-нибудь точкой мирового океана!
   И вот вплываю я в сказочном наряде в любимую контору. В коридоре пусто. Вообще-то среда была тем днем, когда двери отделов распахивались для упрощения общения. Но никакое предчувствие не потревожило меня - или все спят, или бродят по химчисткам и прачечным. Вхожу в родной отдел и наблюдаю нашу маленькую, но экстравагантную мужскую компанию. "Ну и как вам?" - скромно осведомляюсь (именно с такой интонацией мой пятилетний братишка спрашивал дома: "Кто у нас самый умный, самый красивый?" - он был заранее уверен в ответе).
   Но наблюдается нечто беспрецедентное - Ланик упускает возможность выпендриваться по любому поводу. Он тих - будто я представительница всего прочего незащищенного мира, не привыкшего уползать, контуженным юмором. Вот они сидят, люди из легенды, в которую мне посчастливилось окунуться. Утомленные своими подвигами герои. Профессионалы высшего полета, привыкшие немедленно решать любую - самую невероятную проблему - своими силами, перешучиваясь и наслаждаясь процессом. Под лозунгом "Такого не может быть, чтобы мы - да не справились", и в нештатных ситуациях, которыми полно наше занимательное существование, тихо повизгивая от радости. А тут - два сидящих соляных столба!
   - Что случилось? - в ужасе спросила я своего красавца-шефа.
   - Лапина сняли! - каким-то жестяным голосом.
   - За что?
   - Посмотри первую полосу! - невидящим взглядом упершись в плакат за спиной Ланика: "Угнаться за модой можно только в чулках "Авроры".
   Таки да. На I-й полосе "Советской молодежи" от 23 февраля 1977 года стоит снимок, изображающий первого секретаря ЦК ЛКСМ Латвии А. Плауде, жмущего руку какому-то парню, а под снимком - подпись: "I-й секретарь ЦК Компартии Латвии А. Плауде вручает награду старшему лейтенанту Павлу Фролову". Да уж, как сказано в тексте, "отдали дань уважения молодым воинам, стоящим на страже мирного труда", во "всенародный праздник - 59 годовщину Советской Армии и Военно-Морского Флота".
   События развивались так: Боссу доложили с самого утра, он тут же снял трубку и порадовал Плауде словами: "Ты так на мое место торопишься?", на что первый комсомолец республики ответил докладом: "Меры приняты, редактор снят!" После чего позвонил нашему Лапину и сообщил, что он в редакции больше не работает. Минутное дело!
   Так и не удалось установить, как возникла эта идиотская опечатка. Вспомнили, что в подписи обнаружили какую-то орфографическую ошибку, а в свежем оттиске сверили-де, ту ошибку исправили. Откуда взялся этот злосчастный "первый секретарь ЦК партии"? Вообще-то бывали случаи, когда при правке рассыпали другие строки набора, потом в бешеной спешке восстанавливали и могли впихнуть что-то не то. Вполне вероятно, что типография, выпускавшая только две газеты - нашу и партийную, внесла ошибку именно потому, что для них самым главным лицом, способным вручать награды, был первый секретарь ЦК партии. "Повысили" Плауде, так сказать, на автоматизме.
   Радует то, что сегодня надо уже пояснять всю глубину кошмара: это как если бы генералиссимус прочел в газете, что его должность занимает лейтенант. Причем - генералиссимус, обладающий вздорным нравом восточного владыки и абсолютной полнотой власти.
   Рассказ фотокора Юрия Житлухина.
   - Приезжаю в редакцию, а замредактора тогда был Каменев - а он роется по мусорникам. Спрашиваю: "Чем это ты с утра занимаешься?" А он: - Ты текстовку к своему снимку писал?
   - Да вроде писал.
   - Посмотри, что в газете стоит!
   Я смотрю - елки-моталки. Ну, думаю, тут будет дым коромыслом. И скорее в деревню подальше снимать отмахал - чтобы в глаза никого не видеть. А Каменев копался-копался, и текстовку нашел - все же правильно, моей рукой написано!
   (У Юры Житлухина была причина "эвакуироваться" в деревню - он был исключен из партии, с формулировкой "За антисоветскую деятельность и убеждения". Группа морских офицеров - его коллеги по комсомолу - вели философские споры, как "подправить и улучшить" социализм - и написали письмо на партийный съезд со своими идеями на этот счет).
   Ходит байка о том, как в ЦК партии события разворачивались. В газетном киоске у входа работал очень пожилой, культурный человек, он знал, кто какие газеты читает. Подготовил он пачку газет для Босса, отдает ему и говорит: "Август Эдуардович, может, я пропустил что-то, посмотрите, что в "Советской молодежи" написано". Босс читает, "реагирует" на весь вестибюль. И - к себе.
   Никто не докопался, как это произошло. Концов так и не нашли.
   Так Лапин, заснувший редактором, проснулся безработным. Так мы почувствовали, что над каждым висит та же судьба. Жизнь склонна к шуткам. Мол, я дала вам шанс делать то, чего больше всего хочется. Но вот надолго ли? При таком могуществе - вы такие уязвимые.
   Так меня посетило - и поселилось навсегда - ощущение, что любой день в этом уникальном месте может стать последним. Что газетная жизнь - источник смертельного наслаждения. И что нельзя расслабляться - а то отнимут невероятное сбывшееся, приключения и чудеса.
   И в тот же момент - этакое спокойное ликование, что я действительно одна из них, тех, кто из королевского прайда, кого приняли в игру, Тех, кому удалось попасть в истинную жизнь - ту, ради которой они родились.

0x01 graphic


   В ЦИРКЕ НАДО НЕ ВЫСИЖИВАТЬ, А ПАДАТЬ И ВЗЛЕТАТЬ

   И у каждого - свой счет падений. И общих, и сугубо своих. Вот скандал-то был, когда на первую полосу вынесли "Все на выборы в местные Советы!", а в тот же день был праздник медицинских работников, о чем и говорил более мелкий текст. А под ним - отличный фотоснимок молодого хирурга. В маске, естественно.
   Это ж только извращенцу могла прийти мысль: газета изобразила, что нашим избирателям рот затыкают. Да только много их было, идеологов-извращенцев... Счастье еще, что тогдашнего редактора Анатолия Каменева не сняли.
   Ни в одной гениальной инструкции нельзя предусмотреть всего, но наша была одной из немногих, писанных кровью и выговорами. Не было позорным выговор огрести - у кого по восьми было, у кого и по двенадцати. Позорно было других подставить, своих, из прайда. Стыдно было по некомпетентности ошибку пропустить - газету ославить.
   В этом и был смысл суровых докладных записок - собрать все огрехи за месяц - и "раздать всем сестрам по серьгам". Ошибки были как вехи. И жесткость эта нисколько дружественной атмосфере не мешала - мир жесток и вельд жесток, и выжить в нем может только умелый, смелый и осторожный.
   Сохранился очень любопытный внутриредакционный документ из ноября 74-го года.
  
   На заседание редколлегии

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

   Следуя инструкции по организации работы редакции, секретариат докладывает редколлегии об обнаруженных в номере ошибках и просит принять соответствующие меры.
   ПО ОТДЕЛУ ПРОПАГАНДЫ:
      - В материале Д. З... (готовил А. К...) звания героев посмертно присваивались живым воинам (Ошибка вызвала ряд читательских откликов).
      - В материале С... (готовил А. К...) была ошибка в цитате Ленина.
   ПО ОТДЕЛУ ПРОМСЕЛЬКОМОРГ:
      - Поздняя сдача материала в праздничный номер.
      - Снят материал В. Ф... - плохо подготовлен.
   ПО ОТДЕЛУ ПИСЕМ:
      - Снят материал - не завизирован в МВД.
   ПО ОТДЕЛУ СПОРТА:
      - Не заслан вовремя материал о борьбе (В. Р...)
      - Ошибка в материале о хоккее по вине дежурной бригады (принимал А. К..., перепечатывал В. З...) - была "создана" несуществующая тройка с двумя несуществующими игроками.
   ПО СЕКТОРУ НАУКИ:
      - Снят материал об отчетах и выборах - плохо подготовлен (З. К...)
   ПО ОТДЕЛУ ИНФОРМАЦИИ:
      - Не заверена информация в Запрыбе.
      - Ошибка в должности работника райкома в материале Л. Ш... (меры приняты, снята часть гонорара).
   ПО КОРРЕКТУРЕ:
      - Не переносится правка редактора.
   ПО ДЕЖУРСТВАМ:
      - Как правило, дежурных редакторов нет на месте именно в тот момент, когда они требуются корректуре или секретариату.
  
   ОТВЕТСТВЕННЫЙ СЕКРЕТАРЬ ...
   Страховочная сетка это была - кондуит ошибок. Чтобы знать, на чем можно подорваться. А планерки были - как страховочные лонжи, потому что жизнь дежурной бригады была столь непредсказуемой, что ни из какой инструкции не почерпнешь.
   Уже не помню, чье это было дежурство, когда на первой полосе красовалось два портрета в полный рост одного и того же члена политбюро. Сохранил-таки ангел-хранитель - обошлось легким шумом - мы брали фотографию у партийной газеты, у них снимок прошел в том же виде. Причина была ужасно смешная - большое фото (все сразу в кадр не помещались) нужно было склеить из двух, наложив на "центрового" члена политбюро, бывшего на обоих снимках. А склеили - встык, вот и вышло, что в газете рядом с пламенным коммунистом стоял его дубль. Совершенно естественно, что никто на выпуске этого не заметил - в том органе были столь древние члены, что выглядели как одно лицо и как одна лысина.
   С тех пор на монтаже мы всегда пытались выловить "дубля", страшно спеша, но холодея от возможности повтора ситуации.
   Ну и что? Есть абхазская поговорка о дружбе - она вполне подходила нам как лозунг Прайда: "Будь ты горящей рубашкой на мне, и то не скинул бы тебя".
   Газета научила нас всех держать удар. А это многого стоит.
   Интересное выражение: "потерпеть поражение". Мы затерли слова, будто это монеты, мы не вглядываемся в чекан. Но если вглядеться? "Потерпеть поражение". Здесь важнее - не "поражение", а "потерпеть". Потерпи, все пройдет, и твое поражение зарастет памятью, как травой. Уже не вспомнишь стыд, и боль из памяти утекает. Но ты не вспомнил бы тот миг никогда, будь он обычен. Поражение остановило мгновение и впечатало его в память. Будто яркую нитку, багровую нитку вплело в платок твоих дней. Поражение? Терпи. Будет, что вспомнить.
   "НЕИЗВЕСТНОСТИ МОЖЕТ ПРОТИВОСТОЯТЬ ТОЛЬКО ТА ПОЧТИ НЕИЗВЕСТНАЯ НАМ ЧАСТЬ НАШЕГО СУЩЕСТВА, КОТОРАЯ СПОСОБНА ПРОНЗИТЕЛЬНО ПОСМОТРЕТЬ В ТЕМНОТУ, ВТЯНУТЬ В СЕБЯ НЕЗНАКОМЫЙ ВОЗДУХ ЧУТКИМ НОСОМ ХИЩНИКА И МГНОВЕННО ОПРЕДЕЛИТЬ ПРИСУТСТВИЕ И СТЕПЕНЬ
   Р Е А Л Ь Н О Й      О П А С Н О С Т И.
   Вместо того, чтобы пускаться в душещипательные комментарии к своим неуемным переживаниям".
   Привет львам всех прайдов планеты!
   И у вас свои правила игры. И у вас есть свой Кодекс, который выше Правил!
  


   ТАМ, ЗА ВОЛШЕБНОЙ ДВЕРЬЮ...

"Когда мне плохо, я работаю. Когда мне скучно, я работаю. Когда мне страшно, я работаю. Слава Богу, таким, как я и ты, для работы нужны лишь карандаш и бумага..."

(Братья Стругацкие)

   Что там, за Волшебной дверью? Там страна мечты. Отдел писем редакции "Советская молодежь".
  
   МАКАРОННЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК
  
   Так назывался репортаж с выставки работ карикатуристов Прибалтийских республик, репортаж из сентября 78-го года. Легкомысленный жанр? Раздумья о человеческой душе, мгновенные снимки вечного в стремительно меняющемся мире: сплетницы, сочащиеся глупостью и злобой, "натюрморт со скукой", замкнутый круг пошлости. И вдруг - жизнь в картинках человека трудолюбивого. Макаронного человечка.
   "Рисунки эстонского художника Мати Кютт воспринимаются как документальная хроника. Этот человечек перекапывает поле, засевает его макаронами из пачки, а вот и урожай поспел! Теперь нужно сделать главное - в каждой макаронине дырочку провернуть! А из остатков можно долгими зимними вечерами свитер вязать. Летит снег за окном избушки, одинокий сундук в углу и совсем одинокий человек. Вот и жизнь прошла. И оказалось вдруг, что ты все время дырки в макаронах прокручивал. Только это и успел..."
   Примерно в то же время с громким скандалом был "завернут" сценарий, по которому собирались снимать блестящие рижские кинодокументалисты. Там была такая сцена: ткачиха, действительно отличный работник, перевыполняющая план и собравшая целую "коллекцию" почетных грамот за ударный труд, прогуливается по городу. Подходит к витрине универмага - и видит в этой витрине платье, сшитое из "ее" ткани. Конечно, ей приятно, она заходит в отдел одежды и видит: все кронштейны увешаны совершенно одинаковыми платьями. И (по сценарию) продавщица говорит ткачихе правду: "платья не покупают, какая же рижанка захочет ходить в платье, которое будет встречать на сотнях других женщин: на улице, в троллейбусе, прогуливаясь по взморью. Врагине не пожелаешь! А кто-то наверняка премии получает за сверхплановую продукцию".
   И у честной ткачихи начинается "комплекс макаронного человечка": ее работа бессмысленна.
   А профессия журналиста одаряла востребованностью. То, что ты делаешь, нужно и в миру, и в пиру. По "материальному вознаграждению" - ближе всего к сегодняшнему волонтерству: работа за еду и крышу над головой. Еду на бегу и скромную крышу урывками. Со стороны людей практических - кручение пальцем у виска и (самое мягкое): "блаженные!" Да, они оказались правы. Мы познали именно это. Долгая и нежная. Долгая и нежная читательская любовь. Нас знали не в лицо. Наши имена под материалами были чем-то вроде pin-кода. И какие бы ни сменялись времена потом, это внутри, этого никому не выцарапать. Долгая и нежная любовь. Лучшее, что выпадает. Как жаль, что вас не было с нами!

* * *

   "Примечателен акт от 3 января 1977 года. В нем говорится: "2 января около 21 часа проживающий в квартире N 19 Смирный Иван Семенович, будучи пьяным, пытался достать в туалете с антресолей валенки. Залезая, оборвался. Цепляясь за сливной бачок, оборвал его, отломил у водопроводной трубы штуцер с крана и, падая на унитаз совместно с водяным бачком, разбил унитаз, лишив пользования туалетом жильцов квартиры N 19. При этом вода лилась из водопроводной трубы на пол туалета и радом расположенный коридор. Залита внизу под ними квартира N 17".
   Возмутительно, когда неделями тебе капает на голову!"

(Из жалобы в редакцию)


   Вы улыбнулись? Замечательно! Потому что великое и единое чувство юмора сплачивало нас и спасало, и только журналист, умеющий обсмеять невыносимые условия, способен хоть добиться, чтобы в этой квартире бачок сменили - на пластмассовый - и внизу. Ведь эпизод наверняка повторится. Будет часами висеть на телефоне, а не гнать строкаж - который и план, и хоть какие, да гонорары. И все-таки чудо это - нечугунное - выбить!
   И однажды пришел НАСТОЯЩИЙ читатель и сказал Точное слово. Он открыл дверь отдела писем и спросил: "Кто у вас тут числится Полоцком?" И мы, все остальные, сглотнули жесткий, здоровенный комок профессиональной зависти. Потому что ИМЯ стало ДОЛЖНОСТЬЮ!
   Потому что редакция - это не автобус, куда все входят - и занимают места. В таком коллективе профессионалов каждый приносит место с собой - или быстро зарабатывает здесь ежедневной пахотой - или еще быстрее покидает эти стены. Навсегда.
   И чаще всего как-то так получалось, что приходили сюда вместе с собственным "автобусом", и ни один "по марке" не походил на другой.
   И хотя огромный, живой и многоцветный мир нашей страны не имел Интернета, кто есть кто - знали все. Знали все свои. И я уверена, что это - не одесская шуточка. Когда завотделом писем зашел в молодежную газету (не помню где, но далеко от Риги), и назвал имя нашей газеты, его восприняли совершенно адекватно - как пароль. И тут же восхитительный круг общения СВОИХ замкнулся вокруг них. И вдруг кто-то спросил: "Так вы и Полоцка знаете?" Гость пошутить хотел - и сказал правду: "Приходится - я его завотдела". И эти потрясающие ребята встали перед ним! Ведь он был НАЧАЛЬНИКОМ Полоцка!!!
   Вот вам и "автобус" - величиной во всю страну. И именно поэтому Илан Иезекилович Полоцк и его невероятные приключения были предметом постоянных попыток хоть как-то обсмеять легенду. Потому что с живой легендой жить рядом невозможно. Потому что эта легенда сама сто раз посмеется и над собой, и над обсмеивателем.
   И абсолютно все прекрасно понимали, насколько это тяжелый хлеб - быть корреспондентом отдела писем.


0x01 graphic

  
   Давным-давно (когда, как утверждают нынче, огромная страна жутко мучилась от застоя) по адресу: город Рига, улица Дзирнаву, 59, располагался заповедник. В нем паслись, скакали и всеми способами радовались жизни существа, именовавшиеся сотрудниками газеты "Советская молодежь". И все они поголовно очень любили письма читателей. Что совершенно естественно: когда нет "обратной связи", журналисту чудится, что он кричит в пустоту - и жизнь ему не мила.
   В те времена читатели писали часто и охотно. Судьбы писем складывались по-разному. Одни публиковались как статьи нештатных авторов, многие собирались в подборку "Вам письмо", часто дарили темы будущих фельетонов и безумно любимой журналистами рубрики "Размышления над письмом". Любовь к жанру размышлизма естественна: что "журналистика - литература на бегу", было известно еще в XIX веке.
   Такова была судьба писем-счастливчиков. Но кто сейчас станет перерывать подшивки 20-летной давности, чтобы обнаружить их?
   А письма-несчастливцы, списанные в архив по причине абсолютной непригодности для печати, молоды, живы, веселят и вселяют сладкую ностальгию. Конечно же, не все. Самые яркие образчики жанра. Они с любовью переписывались в толстую тетрадь, носившую название "Перлы из редакционной почты".
   Двадцать лет минуло - а тетрадка сохранилась. Давайте перелистаем ее вместе. Именно сейчас, когда, по меткому выражению одного из авторов тех писем, "казавшаяся утопия стала жизнью".
   Где вы теперь, товарищ Антанович, приславший нам воистину бессмертную рекламу? (Она до сих пор из уст в уста передается новым журналистским поколениям.) Пусть ее наконец прочтут рекламные агентства и зарыдают от зависти. А самые расторопные могут использовать ЭТО для завоевания российского рынка латвийской молочной продукцией. Вот эти строки:
   "Кефир приятней и полезней
   Всех венерических болезней!"
  
   А вот исторические изыскания, увы, неизвестного автора.
   "В одной челобитной XVI века описывается случай из практики: "Пушкарь Панок Егунов бьет челом на Илюшкину жену Грушку, которая лечила его брата Клепку от лихорадки. И дала ему сладкие коренья, и брат его те коренья выпил, взвалился вверх ногами, и брата его после этого не стало". Не менее тяжелое положение было и в армии".
   Репортаж с выставки, намного опередивший время возможной публикации:
   "Яркие, колоритные фигуры грузинских крестьян, князей и уличных женщин заполнили залы музея".
   А сколько радости (тоже тайной) дарили кроссворды!
   "4. Столица европейского государства [Мемфис].
   18. Монолог оратора (из трех букв) [реч].
   20. Орган, находящийся в ротовой полости [зуб]".
   Письмо из Ярославля:
   "В нашей семье все родиной Рига. Один я руский".
   Письмо из воинской части:
   "Хорошо служат выпускники нашей школы. Сам я - спорцмен и отлищник".
   Прообраз сегодняшней "Криминальной хроники":
   "Как после выяснилось, Кисилев дважды проникал в этот магазин с помощью булыжника, который оставался в магазине немым свидетелем того, как он убегал с похищенным коньяком".
   Жалоба из разряда бессмертных:
   "Собаки своим криком ни днем, ни ночью не дают покоя".
   Зато в дикой природе все обстояло неплохо:
   "Там, на опушке, молча стоял лось".
   Были в те времена и извращенцы:
   "Городской комсомольский штаб является своеобразным зародышем своеобразных начинаний".
   Санпросвет держался на высоте:
   "Приезжает профессор, который руководит мероприятиями по бешенству".
   Как и в 98-м, часто вспоминали Пушкина: "Во дворце начались всякие интриги, направленные на подрыв авторитета Пушкина как супруга".
   А вот экологическая ситуация просто надрывала души: "Мы не хотим, чтобы у нас рождались радиоактивные идиоты".
   Шутки были популярны всегда, и особенно - затянувшиеся: "Всего 60 лет братья Чапеки иронизировали над драматургами".
   Но вот что удивительно. Сообщение ОСВОДа тогда воспринималось как курьез: "Температура воздуха прогревается до 30 градусов". А сегодня дикторы радио и ТВ выражаются точно так же.
   Время было спокойное, безработица ни над кем не нависала, в вузах учили бесплатно, и можно было долго-долго ИСКАТЬ САМОГО СЕБЯ.
   "Еще со студенческой скамьи я мечтал о реанимации, а сейчас почему-то захотел стать геологом".
   При нынешней свободе печатного слова все судятся со всеми из-за единого злого слова, а при застое на каждое выступление газеты "жертвы" критики обязаны были отвечать внятно и быстро.
   Отдел писем сгребал все ответы себе - и каждое рабочее утро начиналось с поголовного ликования.
   На официальных бланках с печатями приходили перлы, которые ни одному журналисту не сочинить и под страхом лишения гонорара.
   В газете как-то прошел материал о безобразиях в общежитии. Воспитатель общежития Бокулева-Зайцева прислала в ответ свою подробную безупречную автобиографию. Заканчивалась она потрясающей фразой: "Нет грехов за мной и в быту - я замужем".
   Трудно представить, что с нами делалось после ответа из объединения парикмахерских "Лаймдота": "После выступления газеты коллектив упомянутого салона расформирован, а парикмахерская закрыта".
   Но есть ответ, который я храню с трепетной ностальгией. Это зеркало эпохи - забавное и милое.
   Директор Рижского парка культуры и отдыха отвечает на статью, опубликованную "Молодежкой" 22 года назад! Суть проблемы легко понять из названия материала: "Стоять или танцевать?"
   "Ведущие наших вечеров часто объявляют "дамский танец", когда девушки имеют полную возможность выбрать себе партнеров. Ведущие постоянно подчеркивают в своих беседах право девушек на отказ тому приглашающему, который им не понравился, поэтому работа проделана большая, трудно поверить, что желающие танцевать молодые девушки остались не приглашенными.
   Учитывая, что посещаемость танцпавильона очень велика - в среднем до 2 тыс. человек за вечер (ведь это не комсомольское кафе "Аллегро", которое посещает лучшая молодежь города в количестве 100 человек), мы не можем гарантировать, что все наши посетители отвечают правилам хорошего тона. Но у нас танцуют и такие парни, с которыми не стыдно танцевать и самой требовательной девушке!
   Считаем, что сотрудницы газеты не во всем правы, чувствуется обида за замечание, которое они получили, танцуя вместе. А если они знакомы с правилами хорошего тона, то эти правила не рекомендуют девушкам приходить на танцы без своих партнеров!"
   О сладкая молодость, о странные нравы кафе "Аллегро"! Ведь слова о "ста лучших комсомольцах Риги" оказались пророческими - там тусовался 20 лет назад весь зрелый сегодняшний истеблишмент.
   А танцпавильон в темном ночном Межапарке (о его строгих правилах хорошего тона никто и не подозревал) от избытка полученного удовольствия частично разносили после каждой тусовки.
   Разрыв между "лучшими" и "простыми" за 20 лет не только не исчез - узаконился. Просто те тусовки называют сейчас по-другому.
   Но не будем о грустном. Оглядываясь назад, видишь, что существует вечное - "социальный заказ". 20 лет назад бойко торговали статьями с перлами: "Все преподаватели ГПТУ озабочены тем, чтобы дать ребятам крылья" или "Правонарушители живут среди людей".
   Откройте сегодняшнюю прессу, и все перлы прежних лет померкнут. "Милые старички, оставьте "Игры хамелеонов" и почитайте лучше Псалтырь, пока не поздно. Телевизор - идол 20 века, икона сатанинская". Предлагается и форма лечения: "Силой сажайте детей перед телеэкраном, показывая документальные фильмы, постепенно отвращайте их от мультиков, оставьте для просмотра только новости, причем один раз в день. Когда вы совсем отвыкнете от телевизора, перед вами откроются небывалые горизонты. Я, например, стал писать статьи, занялся политикой, задумал написать роман".
   Если это покупают, значит, это кому-то нужно...
   Времена меняются - это же и забавно, и местами здорово! Перечитывала тетрадку с перлами 20-летней давности, и выпал календарный листок: "25 марта 1983 года, пятница". На обороте - описание несбыточной мечты. Разговор с коллегой: "Опять на планерке талдычили: "Где материалы по отчетам и выборам в комсомоле?" Так и хотелось ответить: "А пива холодного не хочешь?" Жалко, что это из области фантастики!"
   Мы живем в этой самой фантастике! Мы пережили "отчеты и выборы в комсомоле"!
   Но нам остро не хватает гор читательских писем. Живой ниточки между умами и душами. Нам нужны и "перлы" - не для того, чтобы забавляться, ведь мы сохраняли тайну переписки 20 лет! Каждый "перл" - моментальное фото. Событий, людей, нравов. Это действительно жемчужинки - перебирая их, улыбаешься, задумываешься, сравниваешь...
   Говоря высоким слогом, книги - это память человечества. А ведь письма - младшие родственники книг...

Рената Ларичева
16. 11. 98 г.

  
   В ТАКТ...
  
   Зная об этом или не зная, Контора "попадала в такт" знаменитому "Закону Паркинсона" - как и все в этом смешном мире. Конечно же, умных людей в нашей стране хватало, и выходили отрывки в журналах с объяснением, что этим сочинением "Сирил Паркинсон положил начало новому жанру - социологической сатире на буржуазное общество". Любопытно, что доктор философии с извращенным чувством юмора начал свою разрушительную деятельность с анонимного трактата "Как заменить одного служащего семерыми", тиснутого британским еженедельником. Это не наши слова, а критика из "Нью-йорк таймс": "стиль автора колеблется между диким злорадством и ледяной издевкой". Американец проглядел серьезные места. Двигаясь "Дорогой прогресса" (второе название книжки), мы с восхищением вычитывали: "Опытный управляющий подбирает такую секретаршу, которая видит в сослуживцах восхитительно мужественных старших братьев, а те оберегают ее, словно любимую младшую сестру. Атмосфера серьезного дружелюбия говорит консультанту о процветании фирмы, а бесполая враждебность и легкомысленная фривольность указывает на необходимость перемен".
   Или: "Административное здание может достичь совершенства только когда учреждение приходит в упадок. Пока работа кипит, всем не до того". Этим доводом неплохо отметались попытки всех - от секретариата до месткома - держать рабочие места в пристойном виде (в эпоху компьютерного набора и представить невозможно эти кошмарные горы бумаг - совершенно необходимых - пугавших посетителей). Время показало, что этот закон "прав в обе стороны". После евроремонта все и покатилось...
   Как-то мы открыли, что на 2/3 - по Паркинсону - каждый из нас прирожденный начальник.
   Проверочный тест простой: "Если вы болеете, то в какой день недели у вас поднимается температура?" "В свободный - если он бывает", - ответили жертвы редакционного опроса. В точку! "Прирожденный начальник подсознательно управляет своим здоровьем. С понедельника до пятницы он держит в узде своих микробов. "Сегодня тебе болеть нельзя, - шипит внутренний голос, - ты обязательно должен присутствовать на совещании..." Внутренний голос замолкает только в пятницу в 15.30. Перед этим буркнув: "Ладно уж, болей!" Едва держась на ногах, вы уходите домой. Ночью у вас температура поднимается до сорока двух градусов, и вы размышляете сквозь бред, есть ли у вас надежда выжить. Воскресным утром вы уже чувствуете себя получше. А в понедельник вы снова сидите за своим письменным столом. Внутренний голос - природный дар".
   Вопрос второй. "Готовы ли вы делать то, что другие не могут или не хотят?" Тут народ просто ахал. Это жизненная стезя газетчика - делать за других то, что они не могут или не хотят. До встречи с ехидной Паркинсоном мы утешались более романтичным:
   "- А ваша профессия?
   - Скучно заниматься одним. Я делаю все то, где другие отступают по недостатку сообразительности, смелости или воображения. Я - вторая душа людей". (Любимый с детства "Синий каскад Теллури"). Но - в деталях - наша жизнь совпадала с бытием героя Паркинсона. "Ему в дополнение к его прямым обязанностям нужно заботиться решительно обо всем, и он не знает, чем будет заниматься завтра". Причем в то кошмарное время было принято считать, что зарплату литсотруднику платят именно за это, а за писательство как таковое он получает гонорары. И жители огромной страны были уверены - работа журналиста - решить их собственные проблемы: любви и ненависти. Абсолютно ко всему - ненависти к протекающему уже два месяца крану или взаимной ненависти в их трудовом коллективе. Практических психологов еще не существовало, даже те немногие, кого называли психотерапевтами, были по образованию психиатрами-клиницистами, и далеко не все были способны помочь здоровым людям в личных проблемах.
   Если в детский стишок "Остается с моста в реку - иль бежать в библиотеку" поставить "...в газету" - это точно обрисует ситуацию. Еще есть надежда! Шанс! (бывало, что и предпоследний).
   Вот как формулирует лицедей Паркинсон. "Возможно, завтра придется заниматься списком очередников или выбором оптимального цвета для стен. Может быть, перерасходом горючего или мерами противопожарной безопасности. Весьма вероятно, что придется искать мойщиков окон или электромонтеров для смены проводки.
   Короче, есть дела, за которые не берется никто, кроме Начальника. Не берется потому, что не хочет их делать, а Начальник знает, что они должны быть выполнены, и деваться ему некуда. Готовы ли вы к этой радужной будущности? В самом деле готовы?"
   Вот тут-то мы и отыгрались! Да английский публицист не в состоянии придумать миллиарда куда более неожиданных дел журналиста нашего отечества.
   Времена застоя. Звонок: - Это редакция? У нас череп под окном!
   - Чей?
   - Вот приезжайте и разберитесь, чей!
   - В милицию звонили?
   - Все бы вам свою работу на других свалить! Несвежий он. Сыпется уже!
   (Мир праху твоему, обитатель средневекового кладбища, теперь имеющего место быть в самом центре Риги, чей покой потревожили копатели теплотрассы!) Сейчас кто-нибудь сенсацию бы слепил, а тогда какой безумец такое бы опубликовал? И корреспондент "Молодежки" действительно занимался психотерапевтической работой среди соседей трассы. И очень непростой проблемой: что же с черепом делать?
  
   ЗАПАХ ВАНИЛИ


Как тревожащий запах горьковатой ванили был дух того времени.

И однажды оно прошло.



   И однажды пришла пора прощаться с родными стенами. Редакция переезжала в другой дом - новый Дом печати на Кипсале.
   Нас, тогдашнюю молодежь, услали убираться в новом обиталище, а по старому адресу собрались ветераны. В последний раз. Кабинеты были пусты и ирреальны, и только на третьем этаже из дверей отдела спорта торчал очередной опус "Где как клевало". В этом было нечто символическое - что бы ни происходило, но это вечно: "В минувшие выходные дни на водоемах республики..."
   Нам даже никто ничего не сказал. Правильно, конечно. Всем - свое время, всем - свое место. Они сидели у костра - прощального костра уходящей эпохи газеты. Прощали и прощались, смеялись и даже плакали. Мне почему-то так кажется. Так чувствуется.
   А мы так и не спросили? Мы - нет!
   А вы бы, может, и редакционное расследование провели?
   Я тут недавно провела одно. Совершенно неожиданное.
   На тему "Где как клевало". Вот у этого костерка и посидим.
   Послушаем бывалых!
  

   Уголок рыболова

ГДЕ КАК КЛЕВАЛО?

(Опыт сравнения мемориальных воспоминаний)

   Юрий Житлухин (ФОТОКОРРЕСПОНДЕНТ Газеты): - Каменев стал редактором и попросил: "Сведи меня поближе с Митиным!" (Юрий Митин - один из прежних редакторов "СМ"). Я предлагаю: - Давай на рыбалку съездим! А тут то ли "невыход" был, то ли просто творческий день...
   Анатолий Каменев (РЕДАКТОР Газеты): - Среда в те годы была законным творческим днем - народ, как теперь говорят, оттягивался. Накануне заглянул в кабинет Юра Житлухин: - Хватит сидеть в конторе, едем завтра на рыбалку, прихватим Митина, он как раз в отпуске, посидим на бережку...
   - Не люблю я это дело, - говорю, - да и удочек у меня нет...
   Ю. Ж. - Бросил я удочки в машину, чего-то с собой захватил, и поехали недалеко - к озерцу за Кемери. Заехали на мою дачу, червей накопали. Май, так хорошо, солнышко греет...
   А. К. - В общем, поехали. Прихватили, как водится, торбочки, Митин вышел во всеоружии - удочки в чехле, садок. Часа полтора ехали, в каком-то болоте застряли, еле выехали. Потом бревна таскали, мостки к воде строили. Обустраивались, одним словом...
   Ю. Ж. - Они сели на бревнышки - ля-ля-ля... Под ногами - бугорочки, а там - штук 15 боровиков! И я кряж березовый нашел - очень красивый, но в машину не влез. Мы его в кустах припрятали - может, заскочим на другой машине...
   А. К. - Пора бы и ловить. Житлухин полез в свой "Москвич", достал удилища, катушки с лесками. Все перерыл - банку с крюками не нашел. Митин посмотрел на него уничтожающе: тоже мне, дескать, рыбак. Начал распаковывать свои снасти. Бережно так вытянул удилище из чехла, а там ни крючков, ни лески...
   Ю. Ж. - Они там себе беседуют, а я пошел по лесу прогуляться. Солнышко пригревает, славно так... Проходит минут пятнадцать - кричат: "Крючки давай!" А мои удочки лежали у Купцова, я, когда забирал, не проверил... Митин свои снасти достает - и сам у себя спрашивает: "А крючки где?"
   А. К. - Пошел я за торбочками с провиантом. Славно мы тогда посидели. К концу третьей бутылки Житлухин подвел итог: - А хорошо, что так получилось. Хоть поговорили. А то б сидели, как рыбы...
   Ю. Ж. - Подумаешь, проблема, запас коньяка в машине всегда был. Я достал бутылку... И - как в сказке - пригревает солнышко, они тут сидят, дружно ля-ля-лякают. Так что еще даже лучше вышло. Ну, встреча, я думаю, прошла на уровне. Они оба остались довольны и потом часто и охотно тот случай вспоминали... Смеху-то было! "А крючки - где?"
   (Хронист располагает документами, удостоверяющими разночтения в обеих версиях).
  

   ПРОЗВИЩА? ИМЕНА...

  
   Дому печати сразу не повезло. И проект был отвратительный и халтурный, и построили дом в месте дурацком. Вантового моста не было. По деревянному понтонному общественный транспорт не шел, а на всю редакцию была 1 (одна) автомашина. Приходилось добираться крюком - через старый город и Октябрьский (ныне Каменный) мост. Времени это занимало уйму, ни людям к нам не добраться, ни нам оперативно не подъехать. А вся деловая жизнь бурлила на другом берегу реки. Ну, теперь по Вантовому-то тоже не разгонишься. Ошибка была заложена еще на стадии проекта. Никому и в голову не пришло, что ОНИ, эти журналисты, думают о месте нового обиталища. Производственным циклом газеты тоже никто не взял на себя труд поинтересоваться. Ну конечно же, молоко берут из коровы, а журналист все написанное - из головы. Единственный плюс - что наш этаж был высоко - и все же на самой серединке. А виды, виды во время дежурств, когда вечерняя заря медленно разгорается - и внезапно гаснет, и как расцветает старый город, чуть-чуть подсвеченный и совершенно волшебный.
   Грустили, переезжая, все редакции - ведь почти у каждой был дом родной, особнячок. Не знали, как столько "кошек, ходящих сами по себе", в одном дому уживутся. А ужились - отлично. "И не было среди них ни эллина, ни иудея". Это был сильный и высокопрофессиональный клан. И чиновники самых разных иерархий прекрасно знали: ОНИ своих не выдают. Ты сегодня сделаешь гадость русской газете? А послезавтра ребята из латышской о тебе такое раскопают... Рига-то город маленький, здесь многие семьи столетиями живут. А "наедут" на латышскую газету "из центра" - ребята из русской еще до наступления нового утра прозвонятся по всем телефонам СВОИХ в Союзе - и у "центра" уже спозаранку будет столько нескучных дел... И корпоративное наше братство было сильным, и мы всегда страховали и прикрывали друг друга. И за все те годы, пока в республике существовала вторая молодежная - латышская газета, не было ни единого случая взаимных обид. Потому что все знали четко: ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ - ЭТО НЕ СЕКС. ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ - ЭТО ОБЕСПЕЧЕНИЕ СВОЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ, САМОСОХРАНЕНИЕ. ПО ЭТОМУ - ИМЕННО ПО ЭТОМУ ОСНОВНОМУ ЗАКОНУ - И ЖИВЕТ ВСЕ ЖИВОЕ НА ЭТОЙ ПЛАНЕТЕ. НО ЕСЛИ Я СЕГОДНЯ ТОЛЬКО ЗА СЕБЯ - ТО КТО ЖЕ ЗАВТРА ЗА МЕНЯ?
   И рухнула эта святая корпоративность, когда стало ясно - ИМ- сегодня уже никто и ничто не грозит. Оттуда. "Из центра". На излете 1991 года.
   А ведь было - сообщество. Сообщество профессионалов. И многие были билингвами, и постоянно узнавали новые слова другого языка у специалистов-коллег. Потому что как тогда, так и сейчас, информация лилась бешеным потоком, и чтобы успеть, нужно было каждую минуту дежурства по номеру подстраховывать друг друга. Вместе мы были крепче - и куда сильней! И заедала пневмопочта - эта идиотская "новинка". С диким грохотом по железным трубам, как безумные заблудившиеся поезда, носились капсулы. А в них - гранки статей и полосы газет. И стоило чихнуть комару, севшему на пульт, и патрон сбивался с курса, и мог угодить практически в любую редакцию двадцатиэтажного небоскреба. И это - когда темп, темп, темп!
   Когда из-за одной полосы, которая случайно не долетела до цензора, ход номера мог остановиться на час. "А вот просто потому, что не прислали вовремя!" И только потому, что все редакции всегда были начеку и "ловили" чужие, пролетевшие мимо нужного этажа страницы завтрашней газеты, и наступало это светлое счастье - за три секунды, но успеть - и "втереться" в график, и не опоздать, и не платить штрафы за опоздания из своих очень даже скромных редакционных фондов. Мы были коллегами и могли доверять друг другу. Как горько говорить "были" и "доверяли".
   Так вот, о прозвищах. Первым было "Дом печали". Как отражение настроения всех двадцати этажей. Потом было как бы на латышском - но с русским окончанием. "Дундурдом". По фамилии директора издательства, несколько экстравагантного. И немножко отражало взвинченное состояние даже во всех четырех лифтах, на которых замотанные выпускающие стремились быстрее вихря спуститься и взлететь - но успеть-таки заменить собой пневмопочту, опять подавившуюся чьей-то посылкой. А содержание посылок бывало прелюбопытственным. Корректура, чтобы поддержать слабеющие силы НАШИХ внизу, аккуратно укладывала в беленький, аккуратненький патрончик пневмопочты бутерброд. Он не лез - его уминали. А потом туда - и ломтик зеленого огурца. Лети с приветом - с гранками вернись. Шуршали смутные слухи, что одинокий бутерброд с давно свернувшимся и окаменевшим ломтиком сыра странствует в пневмопочте за неделей - неделю, и однажды, как Летучий Голландец, может вывалиться, дребезжа, прямо в груду только что любовно выправленных гранок - и вся работа под хвост отвратительному коту!
   Так создаются легенды. Только что придумала!
   Так вот, это действительно был дундурдом - в нем нельзя было открывать окон. По проекту снабжать воздухом должен был какой-то безумно эффективный кондишн. Конечно же, его решили опробовать именно у нас - и именно на нас.
   Это чудо! Великое чудо! "20 лет - на 11-м этаже - не дыша". При этом - окна во всю стену. И наши ребята налегали на какие-то железки, рамы приоткрывали, мы начинали чуть-чуть втягивать в себя нечто похожее на кислород - и тут налетал ветер с Рижского залива - на 11-м этаже скорость ветра бывает бешеной... Окно распахивалось, с деревом выдирая крючки легкой страховки. А теперь представьте - клубящиеся облака, бездна внизу, и в эту щель между мирами сейчас канет самое дорогое, что у тебя есть, - собрание перлов твоего ума. И тигрино-львиным броском ты кидаешься следом, и успеваешь ухватить в последнем касаньи сладкий плод тяжких твоих трудов, закрываешь-таки окно, поворачиваешься к свету... Ты держишь в руках поза-поза-позапрошлонедельный план номера, о существовании которого уже успело забыть все разумное человечество.
   Кто думает, что это придуманный эпизод? Ха-ха, так-то все и было. В наших кошмарных снах. Потому что это единственное, с чем не справится журналист, - не сумеет догнать ураган и искупаться в молниях. Хотя некоторые - не скажу кто - пробовали.
   А наяву... Летели птицы на уровне моего этажа, и вместе с птицами летела я, становилась галкой над Домским собором, побуревшим желтым листком на ступеньке моста... Это такое счастье - когда ты пишешь - а перед глазами небо, и оно читает с листа...
   Это было сладкое время, и мы сплели свой пространственно-временной кокон на 11-м этаже, и были в нем необыкновенно счастливы. Это был вельд с сухой и горячей травой, по которому гордо шли мы, львы королевской охоты. Право же, это лучшая из охот - гоняться наперегонки со временем. С завтрашним утром. Так кто - кого? А-г-а! Снова мы первые!!!

0x01 graphic

Н. Уваров. Штопающий Время



   ПО МИЛОСТИ СУДЬБЫ - РАЗНОСЧИЦЫ ДАРОВ

"Пока не замело следы их на крыльце
и ложь не посмеялась над судьбою,
я написал роман о них, но в их лице
о нас: ведь все, мой друг, о нас с тобою".
Булат Окуджава

   Все происходило именно так - ну, почти. 83-й год стоит на дворе, еще не жар перестройки, но чуть потеплело - надежды на нового Генсека - Андропова. И самый популярный бестселлер - книга Карнеги "Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей". По рукам ходят бог знает которые машинописные экземпляры, и от этого еще слаще открытие: оказывается, можно научиться, как строить свои отношения с людьми. Рига - один из первых городов Союза, где начинаются психотренинги "для гражданских лиц" - но пока только в рамках института повышения квалификации. И вместе с психологом - преподавателем этого института Павлом Тюриным мы затеваем ролевые игры в редакции. Сперва - просто чтобы скучноватый научный язык заменить в статье репортажными живыми картинками. А в редакции добровольцев не занимать - у каждого на макушке - остренькие любопытные ушки, как у корсака, степной лисички.
   Сколько я видела с тех пор тренинговых групп - за сотню перевалило. Но кто бы ни "играл" - даже профессиональные психотерапевты, даже профессиональные актеры - никто и никогда больше не был так артистичен, так естественно и легко обучаем, как молодой журналистский прайд.
   Объяснить это крайне просто. Вечное царство Питера Пэна жило "играючи". И поэтому все ловило на лету.
   О, это упоение - не соглашаться ни с одним психологическим постулатом соавтора. "Да ничего подобного, да все наоборот, да что ты говоришь: деловое общение вовсе не такое! Как - интимное? Вовсе не интимное, именно так мы и живем! Вот! Что ты пишешь?!! "Не бойтесь ошибиться в похвале человека, которого вы недостаточно хорошо знаете. Доминанта положительного отношения всегда расположит других к вам". Да у нас в конторе прибаутки исторические ходят о тех, кто прямо-таки шли по твоему пути. Один редактор запомнился в основном как автор текста: "Он хороший журналист, жаль, писать не умеет". А от теплого приветственного слова в адрес новой коллеги мы до сих пор вздрагиваем: "К нам пришла такая интеллигентная девушка..." Девушка - журналист отличный, но характер - только в стан врага засылать: всех перессорит, что самое страшное - добра им желая.
   Мы препирались из-за каждой второй фразы - получая от этого огромное удовольствие, и вышла книжка. И так здорово, что теперь она - историческая: в ней сохранились блиц-портреты блестящих и совсем молодых наших львиц и львов во время "королевской охоты". В дни психологических игрищ. Конечно, мы изменили настоящие имена. Но сейчас так сладко перечитывать, зная, кто есть кто и кто есть где.
  

Человек человеку - подчиненный, товарищ и друг

   Когда знаешь, что "где-то есть страна Дельфиния и остров Кенгуру", а корабль в который раз отходит без тебя, - навернутся горькие слезы.
   Цель сегодняшнего тренинга - этих слез избежать. Предстоит престижнейшая командировка - туда, в "страну наоборот", в Австралию. Но поехать смогут не все - трое должны остаться, зная, что они теряют. Но после возвращения группе работать в полном составе, и если потянутся обиды... Решать - руководителю. Посмотрим, как он отберет "неудачников".
   Участники замерли - будто и вправду решается, кому паковать чемоданы. Анатолий выходит на середину, оглядывает поскромневших "подчиненных". (Ау, Боря Фельдман, какой из тебя там, сейчас, в Германии, получился редактор газеты?)
   - Товарищи! Вы знаете, что нам предлагают монтировать оборудование в Австралии. У меня немного неприятная роль - мне нравится мой коллектив, я с вами хорошо работаю и всех вас ценю. Пять человек поедут на монтаж, трое останутся здесь. Я не решусь сам отбирать. Ваши качества мне известны, с бесталанными людьми я бы сам не работал. Вы такие люди, на которых можно положиться. Вы специалисты. Это не комплимент - это констатация факта. Будь моя воля, все бы поехали. Но воля не моя. Кто-то должен остаться. Кто не поедет?
   Ситуация - в лучших традициях нашей художественной литературы с героической тематикой: руководитель вызывает добровольцев. Дальше по сюжету должны бы подняться по крайней мере трое, для которых жертва приятна и радостна.
   Но все сидят. И Анатолий с удивлением и неудовольствием оглядывает "подчиненных".
   Марк: - Вы только что сказали, что работаете с небесталанными людьми. Вы думаете, мы идиоты, сами откажемся?
   (Саша Этман, радость моя, ты был самым юным из игроков. Доходят слухи, что твоя молодая хватка не ослабла там, за океаном, - и ты теперь редактор газетного концерна в Чикаго).
   Анатолий (с патетикой в голосе): - Коллеги! Я вас не считаю за идиотов. Мне не хотелось бы никого обижать. Ну что мне делать? Ася, давайте поменяемся местами. Как бы поступили вы?
   Ася (автор тех - и этих строк): Ну, я думаю, ехать должен тот, кто больше пользы принесет на месте. Гораздо полезнее, если поедут производственники. Как раз наберется нужное число.
   Анатолий: - Спасибо за эту лекцию. Я тронут. Вы поедете? Вы считаете себя незаменимой?
   Ася: - Я считаю, что вопрос некорректен...
   (В последующие пятнадцать минут "подчиненные" наслаждаются доказательством незаменимости себя и стеной встают за каждую намеченную шефом жертву. Начальник терпит фиаско).
   После чего тренер заменяет шефа новой кандидатурой.
   Психолог: - Андрей, давайте вы - сначала.
   Андрей: - Я бы сам наметил, кто останется, поговорил с ними, объяснил ситуацию. Но не при всех.
   Психолог: - Действуйте. Как вы будете отказывать?
   Андрей подходит к столу, за которым сидит Марк, и стучится в воображаемую дверь.
   Марк: - Здравствуйте, Андрей Ефимович! Что-то вид у вас не очень.
   Андрей: - Я вот что хочу тебе сказать. Мы вместе начинали...
   - "Тебе"? Значит, что-то неприятное. Говорят, в Австралию ты меня не берешь?
   - Откуда ты знаешь?
   - Ты недооцениваешь наших сотрудников.
   - Пойми, ты мой близкий друг...
   - Ну да, скажут, близкого друга послал...
   - Австралия - это хорошо, но ты мой боевой заместитель, незаменимый человек!
   - Если я - незаменимый человек, почему ты в прошлый раз лишил меня премии?
   - Ты не незаменимый человек, ты склочник!
   - Когда я услышал от них об Австралии... Подпишите, пожалуйста, заявление об уходе.
   - Ну и подпишу!
   - Спасибо.
   - На здоровье!
   Но психолог дал "Андрею" еще одну попытку. И у тебя отлично получилось, Володя, ты отказал, не обидев. Вроде бы потом никто не обижался на Владимира Шулакова, ответственного секретаря "Субботы".
   Десять лет спустя Павел Тюрин (уже - доктор психологии) скажет:
   - У меня было такое ощущение, что вы были сразу и одной командой, и одной семьей. И для этого могло быть несколько причин. Когда я побывал в Клайпеде в морском музее, меня потрясла и поразила эта громадная коллекция раковин. Стою я около витрины и начинаю думать: "Все, что мы делаем, все равно хуже. Какие они прекрасные - никакие картины нельзя сопоставить". А потому, что вода была такой концентрации. Лежала эта раковина именно в этом месте. И движение воды было таким. В создании такого совершенства участвовало много факторов, действовавших одновременно. И потом я на многие психологические события это перенес: не бывает одного фактора!
   Да, конечно, тяготение одного человека к другому в условиях внешнего дискомфорта - а он был - усиливается.
   - И ситуация "загоняла" нас "в объятия" друг к другу?
   - И это тоже. И то, что вы жили в своем собственном времени и пространстве. Психологическое пространство - это самое важное. Когда людям хочется глубины - в тот момент, когда это случается, они уже не видят, какие стены (обшарпанные или с евроремонтом), что там за серое небо за окном. Они получают то, к чему всю жизнь тянуло. В человеческих отношениях всегда требуешь многого. И когда этой предельности нет, думаешь: "Что же это за люди такие? Ни черта не понимают!" Да, это максимализм, но я думаю, что в подлинно человеческих отношениях он обязателен. Он - оборотный. Ты требуешь многого, но и сам готов максимально давать. И реальное приближается-таки к идеальному. И такое общение - взгляд, касание, речь - это как биение пульса. Ты никаким образом не теряешь себя, но без тех, твоих - будто вздоха нет. И все время что-то - от него - в себя, и от себя - к нему.
   Это психологическое пространство - царский подарок. Какие люди интересные! Какие они странные! Какие своеобразные, какие особенные! И ни при чем здесь оценки: "первый", "второй". Здесь это не действует. Все теории - это чепуха. Если теория вступает в противоречие с жизнью - она, жизнь, настоящая! И творческая жизнь настоящая: ты можешь высосать из пальца, тебя может озарить или ударить по голове. Это чудо - жизнь.

* * *

   Константин Райкин: "Самые лучшие театры - где любви много. Это остров любви, который всех привлекает. Остров в море серой, колючей жизни. Это "счастливая зараза", которая притягивает - и затягивает. По внешнему ряду - соревнуются таланты. Приходят группы молодых, всегда молодая кровь. Но при этом - чувство связи времен, все чувствуют вот это - откуда они. Счастливый театр - там, где Память - и Любовь. И сам я артист - чтобы стать лучше как человек".


   ПОСИДЕЛКИ

0x01 graphic


РАССКАЗ РЕДАКТОРА

   Вообще-то редактор - не писатель, редактор - читатель. Ну, а когда начитаешься - так и тянется рука к перу. В такие мгновения редактора посещает небезызвестная сестра таланта и...
   Впрочем, судите сами.
   Времени не было. В трех местах одновременно шли очень важные совещания.
   Пили ли в морозы? Ученые склонялись. Директивные люди ловко прятали свои мысли.
   На лифте на 11-й этаж ехал графоман с целью вскрытия и разоблачения бюрократа редактора. В суд бежал поэт N., не признанный "СМ", в другое место бежал еще один человек - писатель, изучающий статистику.
   221 тысяча читателей не одобрила.
   Наверху гремело.
   Кресло качалось.
   Начинался день.
   Ответсеку нравились мини-юбки. Редактору тоже.
   Им казалось, что в новом году наступит свобода. 100 тысяч новых подписчиков искали очки на 1-е января. В кабинетах ковали что-то горячее. Пахло жареным. Куда-то относили сенсации.
   А уборщица Аннушка уже разливала в коридорах что-то.
   И был вечер. Три головы редактора тихо склонялись к столу...

А. Блинов

   А ТЕПЕРЬ - КОНКУРС! Перед вами - коллективный портрет редакции "СМ". Условие последнего в этом году газетного конкурса необычайно простое: мы просим вас найти на фотографии нашего... редактора. По секрету сообщаем его особую примету: он - мужчина. Желаем успехов!

Фото Сергея КАРТАШОВА (он - за кадром).
31. 12. 88 г.

0x08 graphic

0x01 graphic

   "СМ-ПОСИДЕЛКИ" - что это такое? Это - от слова "сидеть". Что делают журналисты в Доме печати? Сидят. Один рабочий день - одни посиделки.
   А чего у журналистов больше всего? Бумаги и телефонов. Ну, бумагу-то мы мараем исправно (положено все-таки). А телефоны исправно звонят. То коллега из командировки звякнет: материалец какой передать; то из-за бугра позвонят - интервью возьмут; то с фронтов весточка прорвется... Ну и, конечно, вы, уважаемые читатели, звоните.
   А уж говорите вы, слава богу, всякое... И пишете. И телетайп свою службу несет исправно...
   Впрочем, что рассусоливать: посидим с нами денек, послушаем?
  
   ЗВОНОК
   - Аллё, я спрашиваю: это редакция? Оч-чень хорошо... Как вы можете печатать такую грязь?
   - Это которую?
   - Сегодня, на четвертой странице. И этот снимок... гадость!
   - Вы имеете в виду половое воспитание?
   - При чем здесь полы? Эти же двое на кровати! Да еще черт знает как сидят! Чему вы детей учите?!
   - Мы - за сексуальное воспитание подростков. Понимаете, эротика...
   - Вот-вот, эротика! А они начитаются вашей газеты и пойдут по подвалам этой гадостью заниматься!
   - Извините, но ведь секс в жизни человека...
   - Мне пятьдесят лет, у меня дети и внуки есть, но В МОЕЙ ЖИЗНИ ВАШЕГО СЕКСА НЕ БЫЛО, НЕТ И БЫТЬ НЕ МОГЛО!
   - Извините, но откуда же тогда у вас...
   - Алло, алло, это междугородняя, Заполярная Тундра на проводе, говорите!
   - Старик, привет, это я! Как дела? Знаешь, здесь вокруг такие ёлочки! Ой, плохо слышно, здесь пилят рядом... Принимай репортаж в новогодний номер! Готов? Рубрика - "Репортаж с пилой на шее", заголовок "Ель даешь, молодежь!" Записал? Абзац...
   Зима в этом году в ёлхозе имени Внука деда Морозова грянула, как всегда, неожиданно: уже под Новый год выпал первый снег, и ёлхозникам пришлось завязывать. Завязав потуже спецовки, они все как один вышли на битву за озимое золото.
   Абзац...
   Подхожу к передовику, на которого указал мне председатель ёлхоза. Крепкие, жилистые руки, привычные к топору, обветренное, немного припухшее от недосыпа, связанного с уборочной, лиловое лицо, мудрые, морщинистые глаза...
   - Как, товарищ, у нас в этом квартале намечается положение с процентами от плана? - спрашиваю, а самому стыдно: приходится человека отрывать от героики трудовых будней...
   Человек отбрасывает топор в сторону, лицо его сияет. На нем радость труда и творчества.
   - В этом квартале мы заготовим ёловых на три кома ноль пятьдесят тысячных процента больше, чем нужно, а паловых, соответственно, на долю вложенных в социалистическое соревнование затрат.
   Уверен, справятся в ёлхозе с намеченным. Ведь есть же ещё и скрытые ресурсы. Так, в этом году ёлхоз вышел на мировые стандарты: соревнующихся стало в семь, восемь и девять десятых больше, чем в таких развитых странах, как...
   - Ваше время истекло! Закончили разговор! Отключаю... Я кому сказала! Молодой человек, сначала заплатите, а потом уж и говорить будем...
   - Да у меня... Я только одно слово: ё...
   ГУДКИ.
   В кабинет входит наш нештатный корреспондент. Садится. Сидит. Однажды он получил гонорар. Больше он гонораров не получал.
   Входит посетитель. Снимает сомбреро. Снимает плащ и кашне. Снимает майку. Снимает пиджак. Снимает шорты и бусы, и бутсы... Пауза. Надевает бутсы и бусы, шорты. Надевает пиджак, майку, кашне и плащ. Надевает на нештатного автора сомбреро и уходит. Нештатный автор профессиональным движением выхватывает из-за пазухи ручку и начинает писать на полях сомбреро.
   ПАУЗА.
   - Что, интервью с мексиканцем строчишь?
   - Ага!! А вот я вам ещё баечку принес, готовую, всего на восемь с половиной листиков...
   - Ага...
   ЗВОНОК:
   - Алло, это комитет?
   - Какой?
   - Наш.
   - Нет.
   ГУДКИ. СТУЧИТ ТЕЛЕТАЙП.
   ЛЕС. НОВОГОДНИЕ ВЕСТИ ОТОВСЮДУ. Вчера, в центре заповедника им. Слокского ЦБЗ неизвестными террористами под корешок была вырублена ёлочка, воздвигнутая некогда на народные пожертвования. Этот чудовищный акт вандализма всколыхнул общественное мнение. "Много-много радости детишкам она принесла", - пишет французская газета "Ля мурка". "Кто же ответит за произвол?" - задается вопрос в английском еженедельнике "Ду ю спик инглиш?"
   В ходе расследования выяснилось, что возмутивший всех насильственный акт был, скорее всего, совершен антинародной правительственной группировкой, во главе которой находится известный своим холодным отношением к действительности лидер движения за красные носы Санта-Клаус по кличке Дед Мороз.
   Отвечая на вопросы журналистов, Дед Мороз заметил, что предъявленные ему обвинения он считает необоснованными и несостоятельными. Следствие по данному террористическому акту продолжается.
   P. S. (По голубиной почте). Как передает агентство "Независимые пробегающие мимо зайцы", ответственность за данную акцию взяла на себя организация "Волки-86".
   ЗВОНОК:
   - Редакция? Это что же это вы там трубки ложите? А-а! Стыдно за секс свой поганый стало?!
   - Извините, гражданка, но половое влечение у подростков все равно...
   - Это вам все равно! Обуржуазились! Все на Запад смотрите! А секс - вот он, тут у вас, под носом гуляет!
   - Междугородняя! Очень интересно... Я вам не помешала? Тут снова ваш, писатель... слушать будем?
   - Продолжаю! Абзац! Ёлхозники! Как я люблю эти руки в мозолях! Сколько в них поэзии, сколько прозы! Знакомлюсь! Его зовут - Пульхерия Ивановна Снегурок! Потомственная ёлорубка! Разговорились: как, мол, в этом году, мол, сосновые, мол, не подведут?
   - Нет! - отвечает мой собеседник. - Не должны! Абзац! И в этой уверенности я чувствую уверенность в завтрашнем дне! Записал?! Спасибо! Как там наши? Ты как? Скоро буду! Пиши...
   ГУДКИ.
   Голос нештатного автора: "Я, кажется, уже написал интервью..."
   - Очень хорошо...
   СТУЧИТ ТЕЛЕТАЙП.
   "ПО СТРАНЕ. На востоко-западе Северо-Южного края начато строительство комсомольско-молодежной железнодорожной магистрали ОБУМ (Окружная Братская Уникальная Магистраль). На ОБУМ скоро отправятся первые эшелоны со студентами. По окончании строительства в ХХ-х веках нашего тысячелетия магистраль сможет принять первые вагоны с северо-южными ёлочками, которые скоро украсят территорию заповедника имени Слокского ЦБЗ".
   "Вчера в пресс-центре МВД состоялась и прошла в теплой и дружественной обстановке встреча пионеров и "неформалов" с ветеранами демократии и инвалидами гласности. Часть из них смогла ответить на вопросы журналистов..."
   "ЗА РУБЕЖОМ. На днях министр иностранных дел принял французского посла за немецкого. Встреча прошла..."
   ЗВОНОК:
   - Извините, товарищ корреспондент, сколько вам лет?
   - Это опять вы, насчет секса?
   - Чего это вы сразу? Я насчет лампочки... Какой там секс, если она вторую неделю горит у нас с женой в комнате днем и ночью - и никак ее не выключить! И вот я звоню в ваш отдел коммунистического воспитания, а там всё занято и занято.
   - Это не удивительно. Туда, как всегда, звонят о текущих кранах, дырявых крышах, затопленных подвалах, грязных улицах, жалуются на маленькие зарплаты и озоновые дыры...
   - Да я и в другие отделы звонил! В общем, пишите, ребята, пока молодые, побольше интересного! Мне все равно не спать, так пусть хоть будет почитать чего!
   ГУДКИ.
   Входит посетитель, держа равнение направо и слегка чеканя шаг.
   - Я принес новогоднее стихотворение. Могу доложить?
   "Ба-бах в лесу, или конец шпиона" называется. В трех куплетах. Слушать сюда!
   В лесу стояла ёлочка
   И вовсе не росла.
   Ракету скрыла, стройная,
   Прикрытием была.
   Охране вякал песенку шпион:
   "Ты спи, бай-бай!"
   Вражина сном укутывал:
   "Скорее замерзай!".
   Но страж в шинели,
   серенький...
   Глаз не смыкал, скакал.
   Раздался выстрел, волк
   Упал. Никто не пробегал.
  
   Берете печатать или слабо? Я оставлю экземпляр. У меня еще двенадцать есть...
   СТУЧИТ ТЕЛЕТАЙП.
   "Комментарий АТАСС: событие в зеркале прессы.
   На днях газета "Лесная Мессия" опубликовала письмо под названием "Не могу согласиться с принципами". Автор письма в этой центральной газете - некая Н. Снегурочка - на целой полосе размышляет о роли Деда Мороза в истории. В частности, в истории с ёлочкой из заповедника им. Слокского ЦБЗ. Автор считает, что север - наиболее благоприятное место для ёлочек всех возрастов, полов и национальностей. "Их надо укрывать снежком", - пишет автор.
   АТАСС уполномочен заявить: газета "Лесная Мессия" не входит в число получаемых нами изданий".
   Голос нештатного автора: "Я, кажется, уже написал интервью..."
   - Очень хорошо...
   ЗВОНОК:
   - Разрешите? Я по поводу своего стихотворения "БА-БАХ В ЛЕСУ". Его публикация по ряду причин должна быть безотлагательной - надеюсь, вы это понимаете?
   - Редколлегия постановила: в период потепления международных отношений не стоит публиковать столь холодное произведение, несущее в себе печать конфронтации.
   - Это как же понимать? Смир!.. Я на вас буду жаловаться! Я вам найду управу! Вы меня еще пропечатаете!
   ГУДКИ.
   Входит технический секретарь, вносит телеграмму: "СРОЧНО! ДОРОГИЕ! СТАРИКИ! ВОСЬМОЙ АБЗАЦ СВЕРХУ, ВТОРОЕ, ТРЕТЬЕ, ЧЕТВЁРТОЕ СЛОВО СНИЗУ - ВМЕСТО ПУЛЬХЕРИЯ ИОАНОВНА СНЕГУРОК ЧИТАТЬ ЖОЗЕФИНА ЕВЛАМПИЕВНА ОГУРЭ! ЦЕЛУЮ! ВЕРЮ! С ВАМИ! СПЕЦКОРРРРР...".

* * *

   "Всем газетам - срочно! Для опубликования в текущих номерах передается передовая статья газеты "Прав? Да!" - "СОГЛАСИСЬ С ПРИНЦИПАМИ!" под рубрикой "Деду Морозу - ускоренную перековку":
   "Трудно представить, что автор письма в "Лесную Мессию" додумался до всего сам. С чьего голоса поет заступница Деда Мороза? Кто она, эта Н. Снегурочка? В её письме явно проскальзывают мотивы "песенок" белочетвертной организации "Метель", известной своим одурачиванием легковерных ёлочек и палочек: мол, спи, ёлочка, бай-бай...
   Но нам сегодня - не до сна!
   Энергию действий - энергии замыслов!".

* * *

   "Открытое воззвание редакции газеты "ПРОСНИСЬ И ПОЙ" (неформального объединения "Лесные сестры", при союзе творчески настроенных лесорубов и лесоводов):
   "Проснись, ЁЛОЧКА!"

(44 ПОДПИСИ)

   Голос нештатного автора: "Я, кажется, уже переписал интервью..."
   - Очень хорошо...
   - Я с детства хотел работать в газете. У меня даже был новогодний костюмчик журналиста.
   - Старик, о чем речь! Твой репортаж уже набран, заслан, послан и идет в номер!
   Нештатник на радостях делает тройной кульбит и растворяется.
   Вспыхивает голубым экран телевизора. Диктор: "А сейчас вы увидите молодежно-информационно-публичную передачу "ОЙ, И ХОРОШЕНЬКИЙ ЖЕ ВЕЧЕРОЧЕК!" Напоминаю, что по первому каналу она идет на английском, по второму - на немецком, по шестому - на турецком языках..."
   На экране - двое.
   Первый журналист: Привет, ты слышал - ёлочку срубили!
   Второй журналист: Понаехали тут...
   (Идет видеоклип. В кадре: шапка-ушанка, валенки, пила; за кадром льётся песня: "Ёлки-палки, лес густой, ходит Ванька холостой..."
   Молодая женщина с широко расставленными глазами: "Ванька! Ванька! Пошто ёлочку здесь срубил?" (Ей становится плохо, и санитары увозят ее в Москву на Малую Грузинскую набережную).
   Оба журналиста (потирая руки): "Ой, и хорошенький же вечерок!"
   ЗВОНКИ. МНОГО ЗВОНКОВ.
   - С вами говорит член Кворума организации "ОДИОЗ". Почему не печатаете наш Устав? Мы требуем!
   - Аллё, аллё, вы чего так долго разговариваете?! До вас не пробиться! Так вы перестаньте наших детей этим вашим сексом марать! Мы без секса кем надо выросли, и детей без него вырастим кем надо! А вам не дадим...
   - Вы продались Народному фронту! Сколько можно о них печатать?! Они же только плакаты рисуют! Это что, организация художников, я спрашиваю?
   - Что вы все: Сталин, Сталин... При И. В., между прочим, порядок был. И все было...
   - У нас вторую неделю в пункте стеклотары нет приема! Куда смотрит газета?
   - ...вот я сейчас позвоню куда следует!
   - Ну, наконец, я понял: вы - заодно с Интерфронтом! Только его и рекламируете. Купил он вас, что ли?
   - Почему вы ничего не пишете об НФ? Нет, какой там Народный фронт, это рок-группа "Неоднократное фиаско". Вы чё, не слыхали? Ну, даете, я тащусь...
   - В сегодняшней газете фотография передовика так перевернута, что у него правый глаз - на месте левого, а левый - соответственно. Я как старый врач-глазник это сразу заметил!..
   - Старик! Внеси ещё правку! Пятый абзац поменяй с третьим, а третий сделай комментарием от редакции! Передай шефу, что я лечу на ОБУМ. Аванс шлите по адресу - Ё...
   ГУДКИ.
   Входит уходящий домой технический секретарь. В руке телеграмма:
   "ФАКТЫ СРУБЛЕННОЙ ЁЛОЧКИ НЕ СООТВЕТСТВУЮТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ТЧК ЁЛКА ПО-ПРЕЖНЕМУ СТОИТ САМОМ ЦЕНТРЕ ЗАПОВЕДНИКА ТЧК ДЛЯ ЛУЧШЕГО ОБОЗРЕНИЯ ВСЕ ПОДЪЕЗДЫ К КРАСАВИЦЕ ЛЕСНОЙ ЗААСФАЛЬТИРОВАНЫ ТЧК ВСЕ ГАЗЕТЫ ЗПТ КРОМЕ "ЛЕСНАЯ МЕССИЯ" ЗПТ ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ ЗАКРЫТЫ ТЧК ЛЮБЯЩИЙ ВАС ДЕДУШКА МОРОЗ ВЧК".

* * *

   Кончен, кончен день забав. Завтра "СМ" - посиделки" продолжатся, и все повторится. За ма-аленьким исключением.
   Завтра, 1-го января 1989 года, подписчиков у "СМ" станет больше на сто тысяч.
   И жизнь - продолжится.

На "Посиделках" сидели
Елена Власова,
Евгений Орлов
и Владимир Шулаков.
31. 12. 88 г.

  
   О С А

0x01 graphic

0x01 graphic

11. 9. 76 г.

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

  
   0x01 graphic
   0x01 graphic
  
  

28. 3. 95 г.

0x01 graphic

0x01 graphic

31. 3. 1990 г.

0x01 graphic

* * *

   Надо рассказать легендарную историю прыжка Вали Семенова с балкона старой редакции. Я плохо знаю детали. Мне понравился его ответ на мой вопрос.
   - О чем ты думал, когда летел вниз?
   - Думал, какая же сволочь меня заложила?..

* * *

   На заре перестройки и гласности два репортера "СМ" провел рейд по аптекам Риги на предмет поиска в них презервативов. Соответствующий репортаж появился в газете. Дежурный по номеру Илан Полоцк написал в книге дежурного редактора положительный отзыв, похвалив молодых ребят за смелость и инициативу. Утром на планерке зачитали эту запись, которая заканчивалась словами: "Снимаю шляпу!" На что тут же отреагировали:
   "А почему шляпу?"

"СМ" 28. 3. 95 г.

  
   ЛЬВЯТА ПРАЙДА

- Девушка, у вас седло на шее!
- Да знаю я, но что я могу поделать?
(Из беседы с инструктором верховой езды)


0x01 graphic

Каникулы на Марсе


   "Твоим именем я прошу тебя следовать за мною. Лети со мной, будь одним из нас, отныне и вовеки".
   "Сначала метнулась душа, вбирая в себя силу ветра и мысли-мелодии. Она чувствовала, как сущность ее стремительно перерождается, сбрасывая старую оболочку. Сеть магии окутывала Землю, хрустальная паутина времени. Свободна. Наконец-то она была свободна. Ее разум касался мельчайших явлений, поражаясь их сложности и красоте. Все это теперь принадлежало ей, и, как выяснилось, принадлежало всегда - нужно было лишь протянуть руку".
  

* * *

   Александр Мирлин:
   Первую заметку написал в 1972-м, когда учился в 10 классе. В результате чуть из школы не исключили. В газете начинал выпускающим. Думал, что первый и последний день работы совпадут - как в командировке. Перепутал две фотографии - сейнер и трактор. (Тот день был праздником для скучающих архитекторов института "Латгипрогорстрой". Они любовно вырезали якобы суда в кубинском порту и якобы уборку сахарного тростника, приклеили на лист ватмана и досочинили: "У нас в порту стоят спокойно корабли, и трактора со всей Земли сегодня к нам пришли" - вариация на тему популярной тогда песни. Ребята такого уровня не звонили в редакцию с криком: "Вы посмотрите, что у вас на второй странице напечатано!" Они потом неделю тихо радовались. Жизнь-то была скучной до невероятия. - Хронист)
   Саша Мирлин: А редактор Рябикин только и сказал: "Ты повнимательнее!" Ошибки - они как вехи!
   Помню, меня тогда еще потрясло - Резника спросили, где Рома, а он отвечает: "В реанимации. Станет лучше - подойдет". - Вот это люди! - подумал я тогда. (Потом-то объяснили, что "реанимация" - это винный автомат - был неподалеку такой). Но я оказался прав. В этой газете была дружба, которую не во всех лучших романах найдешь. Система кают-компании: младший мог совершенно свободно изложить свое мнение.
   "Молодежка" - это система ценностей. Мы все на этом выросли. Честность перед самим собой и людьми, с которыми ты считаешься. Это было сообщество. И одно из лучших времен. А тосты звучали так: "Кто нас обидит - трех дней не проживет!", "Чтобы все наши держались вместе!"
   И всегда присутствовала игра.
   Алла Петропавловская:
   - В тот день, когда я пришла в редакцию, как раз отдел спорта был премирован переходящим самоваром. Меня угостили - как я думала, чайком - чуть не захлебнулась от крепости...
   (Надо сказать, что шло постоянное соперничество - соревнование за лучший отдел, и электрический самовар в основном кочевал из отдела спорта - в учмол и обратно. Замечу, что судьба явно поприпасла Алле испытание посуровей: учмол, например, всегда варил в самоваре глинтвейн, а потом его "потеснил" сбитень. Рецепт древнерусского напитка был вывезен из Новгорода, из командировки по отмечанию 60-летия СССР. - Хронист)
   - Моталась по деревням, научилась вручную доить коров, узнала всю Латвию, научилась говорить на всех языках. Я очень не люблю быть дилетантом. В газете пережила, наверное, самые потрясающие годы. Островок свободомыслия, жизнь в полную силу. Ощущение: ты - личность, даже если обстоятельства страшно тяжелые - ты можешь выйти победителем, пусть с потерями.
  

* * *

   Тайный диалог двух завотделов:
   - Ира, но ведь девочка в девятом классе, тему не каждый практикант из МГУ потянет!
   - А почему бы не попробовать?
  
  

0x01 graphic

   Что в этой жизни мне дала "Молодежка?" Сначала она дала мне чувство дикой униженности и стыда. Когда я в 9-м классе пришла в кружок юных журналистов к Ирине, дай бог ей здоровья, Петровне Литвиновой, то сразу приобрела комплекс неполноценности. Почему-то именно на моих байках (хотя другие были еще хуже) наглядно объяснялось, как НЕ надо писать. Потом-то я поняла, что тактика "мордой в говно" была весьма эффективной. Из нашего кружка вышла Оля Авдевич (редактор "Субботы"), Регина Лочмеле (генеральный продюсер SWH+), Ася Ермолаева (директор журнала Kosmetik Baltikum), Лена Брокане (директор по PR фирмы Grindex) - люди все солидные и при должностях. Одна я, как дура, просто пишу.
   Тему своей первой заметки я запомнила на всю жизнь - она была посвящена описанию новой передовой технологии по созданию суперпрочного бетона. Утверждалось, что это материал ХХI века. И вот этим покрытием, извините за выражение, покрыли площадку перед театром "Дайлес". Через год она покорежилась и пошла ухабами. В журналистике мне тогда многое стало ясно...
   Молодняк в "СМ" держали в ежовых рукавицах. Многие из редакции даже боялись звонить (по заданию). О том, чтобы глубокомысленно надиктовывать свои опусы машинистке, как это делали Фельдман и Бурэ, и речи быть не могло. А если бы кто-нибудь из новобранцев попытался обратиться к старшим коллегам в демократичной форме "Сергеич" или "Маркыч", то явно получил бы по репе. Чести быть допущенным к совместному распитию напитков тоже надо было еще удостоиться.
   ...Второе потрясение от причастности к "Молодежке" было позитивным - меня попыталось завербовать КГБ. Дело было в конце 80-х, когда в перестроечную Ригу повалили иностранцы. Поскольку иностранными языками в редакции владели немногие, на заморских гостей кинули меня - знавшую точный перевод выражения fuck you. Через какое-то время ласковый голос по телефону пригласил меня на встречу в ОВИР. Я ничуть не смутилась, поскольку частенько бывала там по работе. Все прояснилось, когда приятный молодой человек попытался наглядно и доступно объяснить мне, что некие органы были бы очень заинтересованы в дополнительной, не вошедшей в газетные статьи информации. "Не спешите, подумайте, мы вам перезвоним", - заявили мне напоследок. Я была польщена, меня буквально распирало от чувства собственной значимости. Прискакав в редакцию, я тоном человека, номинированного на "Оскар", каждому встречному в коридоре кокетливо заявляла: "А меня вербовали в КГБ, вот!" В последующие дни я трепетно ждала звонка и формулировала причину отказа. Но органы почему-то не перезвонили.
   Потом "СМ" подарила мне слово "ментальность" - благодаря ему я поступила на страшно престижный в то время киноведческий факультет ВГИКа. Слово это я почерпнула из лексики прогрессивных статей эпохи Атмоды, которые прославили "Молодежку" на весь СССР и подняли ее тираж до нынешнего тиража "СПИД-инфо".
   Главное на вступительных экзаменах во ВГИК - обаять приемную комиссию. Поскольку с женским обаянием у меня на тот момент уже все обстояло благополучно, оставалось оправить его в некую интеллектуальную форму. И когда на экзамене мне задали каверзный вопрос о каком-то малоизвестном новозеландском режиссере, я, многообещающе взглянув на председателя приемной комиссии, сказала: "Мне не близка его ментальность..." (мол, его не близка, а ваша?..) Думаю, что даже если бы экзаменаторы настаивали на подробностях, я бы сумела выкрутиться. Подумаешь, новозеландский режиссер! В родной "Молодежке" откалывались номера покруче: асы пера умудрялись даже репортажи с партийных съездов диктовать по телефону из собственной ванной.
   Как было замечено ранее, в годы перестройки "СМ" имела репутацию самой прогрессивной газеты Советского Союза. Смею предположить, что свои три копейки в это дело удалось внести и мне. Однажды мы с коллегами Олегом Зерновым и Аллой Петропавловской поехали в Москву, чтобы сделать репортаж с первого в СССР фестиваля представителей нетрадиционной сексуальной ориентации. Кстати, когда я по телефону аккредитовывалась на мероприятие, меня совершенно искренне спросили: "СМ - это газета для садомазохистов?"
   Жилье мы забронировали себе в гостинице постпредства. "Ой, - сказала при заселении горничная, - у вас две девочки и мальчик, а номер один". - "Ничего, ничего", - успокоили ее мы и протянули свои командировочные удостоверения. В них черным по белому в графе "цель поездки" каллиграфическим почерком Александры Яковлевны было честно выведено: "Съезд сексуальных меньшинств". Вечером ко мне в гости пришла университетская подруга, на тот момент сильно беременная. Встреча затянулась, и подруга осталась на ночь. Когда утром мы все четверо выходили из своего номера, персонал гостиницы играл пьесу "Понаехали тут извращенцы..."
   Кстати, с одним из этих извращенцев (мужского пола) мы потом создали крепкую здоровую семью - и это, наверное, самый большой подарок, который сделала мне "СМ". Так что не верьте, когда говорят, что служебные романы ни к чему хорошему не приводят. Мы, например, уже десять лет добрым словом поминаем тот продавленный диванчик, который стоял в приемной "Молодежки".

Елена Власова
2000 г.

  

БУДЕМ ЗНАКОМЫ: ЖАННА РУЗИНА

   Стихи пионерки Жанны Рузиной подкупают непосредственностью и искренностью. Яркий поток впечатлений волнует ребячье сердце, просится на бумагу. Жанна только-только начинает писать. Она всего лишь пока окончила шестой класс 5-й средней школы города Юрмалы. В прошлом году побывала в Артеке, стихи ее отмечены на творческом конкурсе артековцев. Впереди у Жанны - большая трудная учеба. Пожелаем ей удач и упорства в поисках своего пути.

Василий Золотов

ПОЧЕМУ АЮ-ДАГ МОЛЧИТ?

СКАЗКА

   0x01 graphic
Погасла звезда, исчезла
   луна....
   В тиши чуть заметно
   рассвет дребезжит...
   Вдали среди скал, где
   легкий туман,
   Любимый наш лагерь спит.
   Не спит Кипарис. И горы
   не спят,
   О чем-то тихонько они
   говорят...
  
   ВОСПРЯНУВШИЕ СОСНЫ
   Ответ на стихотворение
   Я. Райниса
   "Сломанные сосны"
   Синь, простор горизонта
   бескрайний
   Скрыт бегущей воды пеленой.
   Нагибается юноша Райнис
   Над тревожно кричащей
   волной.

20. 7. 1965 год.
"Советская молодежь"

  
   Рассказывает Жанна Рузина (27. 3. 2000 г. Канун 55-летия газеты)
   - Я не помню - кажется, меня привел в редакцию консультант из Союза Писателей. Мы были очень закомплексованными детьми - ну, по крайней мере, до 8-го класса. В "Факеле" мы писали ПРАВИЛЬНО - так, как ДОЛЖЕН думать ребенок. Сейчас один из нас, тогдашних, - в Израиле, раввин, и у него целая куча детей. Так что не могу сказать, что "Факел" повлиял на наше мировоззрение. Это был такой закуточек на третьем этаже редакции, почти у самой библиотеки. Туда прокрадывались мы - Боря Себякин, Валера Зайцев - те, кто потом в журналистику пошел. Мы были очень дисциплинированными. А среди нас ходила легенда про Резник-Мартова, что это - ас! Он диктовал сразу на машинку!!! Это был высший шик, недостижимый - все мы свои цыплячьи материалы с такими муками делали. Я, помню, сочинила какую-то "Поэму о троечнике", и очень потом рыдала, что ее обкорнали. А Резник где-то Там пролетал, как я сейчас понимаю, очень тогда молодой. Первый по-настоящему живой новичок, который на моих глазах пришел в редакцию - когда я уже работала в штате - это была Ксения Ошкая (В замужестве - Загоровская, впоследствии - зав. отделом учащейся молодежи).
   Славился Илан Полоцк. Он в этом скафандре - в который был одет наш человек - ухитрялся раскопать место сочленения железных пластинок и что-то там живое ущипнуть. Илан пишет человечно о комсомольской бригаде! Снимаю шляпу.
   Я стала вспоминать - и вспоминается людьми. Когда я попала наконец в штат - прорвалась-таки - мне крупно повезло. (Тогда я не понимала, что меня не могут взять по национальной примете). Редактором был Каменев, а пришла я в отдел к Ирине Винник. В отдел комсомольской жизни! Это было что-то. Она всегда умела вкусное в жизни найти, легко писала даже в ту засушенную пору. Помню Каменева, тогда очень молодого и какого-то ностальгического. Он все обещал пойти с молодняком на охоту, на задание, чтобы показать, как нужно работать. Я до того совсем его не знала. Но не пошел...
   "Я пришла и вдохнула воздух свободы" - этого я сказать не могу. Дети в рамках каких-то и бултыхались, а в "Факел" приходили те, которым очень хотелось писать. Я вот думаю, что люди, которые себе руками открыли глаза, они такой подарок от жизни получили, когда увидели! И никогда такого не получит тот, кто от рождения - зрячий. Они с какой-то внутренней иронией воспринимали идеологию. Как-то раз мы сидели в кафе (уже в Доме печати), и Саша Гусев изрек: "Мне страшно! Эта Рузина, у меня такое впечатление, что она все время хочет вырвать у меня страшную правду!" Это было что-то!
   Я хотела вырвать страшную правду: какого черта я трачу свою жизнь на то, что происходит в комсомоле? В журналистику я отчего пришла? Это был шанс, может быть, единственный, вырваться из своих рамок. А оказалась между ЦК, редакцией и "рядовыми комсомольцами". И за мелкую ошибку тебе могли хребет переломать. Я не могла понять, почему моя живая жизнь должна служить этим играм. И мне хотелось добуриться, я копала и копала, пока комсомольцы ногами не начинали отбиваться.
   Мне "Молодежка" запомнилась людьми. Петя Вайль. В его материалах был вкус и запах. У него все жило! А когда появляется что-то живое - раз! - и раздвинулся мир. Какой-то оазис вокруг Жени Марголина. Одесса, песок и яркое солнце. Это как выходишь в Одесском аэропорту. И Петя Вайль - это горячее солнце и южная свобода.
   Потом был Василенок. Редактор. Очень такой лощеный. Всегда хотелось лишний раз умыться, когда предстаешь пред его очи. Он весь был такой безупречный. В ту пору он вызвал меня - а был опубликован мой критический материал: конфликт, я девочку из ПТУ защищала. И редактор очень красиво поступил. "Макушка" того училища прислала в редакцию огромную "телегу" на меня - размером в опубликованный "подвал". И вот Василенок двумя пальчиками подал мне эту "телегу" - "Это на вас". Я спросила: "А что мне с этим делать?" - "А ничего. Прочтите - и делайте, что хотите!"
   А ведь какой шухер в те времена от таких жалоб поднимался. Он взял ответственность на себя.
   И как бы там ни было - это был мой кусок жизни. Ну как меня можно в нем разочаровать!

* * *

   "- У него весь вечер горели глаза. По-моему, он вполне готов отказаться от всего, что у него есть, даже не торгуясь, ради неизвестно чего - а это мало кому дано. Он неплохо впишется в нашу маленькую компанию.
   - Вопрос не в том, хочет ли он стоящих приключений. Меня интересует, к чему он готов, подумав. Готов попрощаться со своим прошлым, не откладывая. Его жизнь изменится очень быстро. Это что-то вроде платы за входной билет".
   И, собираясь предложить постоянную работу в штате редакции, многих четко предупреждали: "На месте твоих родных я бы танком встал у тебя на пути".
   Но они же все равно пришли!!!
  

0x01 graphic


   0x01 graphicМне и повезло, и не повезло. Не повезло оттого, что в "СМ" я попал уже на самом излете лучшего, золотого времени родной русско-латвийской журналистики: девяносто третий год. Повезло оттого, что я это самое время вообще застал. Хотя... Ежели пытаться копать глубже (чему в юбилейных ностальгических записках, ясное дело, не место), то, может, в этом-то невезение и есть: привыкнув ко вкусу лихой свободы, трудно потом переучиваться - а приходится, поскольку у нормальной, обыденной жизни (профессиональной тоже), наверное, другой вкус... Нет, все-таки однозначно - повезло.
   Объяснюсь, пусть вы и сами меня прекрасно поняли. Я еще успел влиться в лучший (самый - объективно - тогда талантливый, динамичный и т. д.) газетный коллектив нашей маленькой страны - в лучшее (самое талантливое, динамичное и опять же т. д.) с нашей, эгоистичной, журналистской точки зрения, время. Когда печатное слово еще сохраняло некую избыточную силу, у профессии был вполне яркий романтический ореол, а правильный, разумный, нормированный, ремесленный, рыночный (и потому неизбежно скучный) профессионализм не стал главнее таланта и азарта.
   Наверное, не только зеленый я, но и матерые молодежкинские зубры тогда понимали за газетное дело меньше, чем понимают сейчас. Зато - этот восхитительный вкус остросюжетной, кипучей жизни! Ну - хорошо было. Так, наверное, чувствуют себя в моменты своей нужности и признанности солдаты каких-нибудь элитных спецчастей: гордость, адреналин, драйв... Здоровое и легкое раздолбайство, основанное на востребованном умении-того-что-не-умеют-другие... Очень полезное чувство, поскольку выливается не только в бурные пьянки-гулянки (которые молодежкинцы всегда умели в совершенстве, сами знаете), но и в хорошие байки. И сейчас, когда уже никто не спит в кабинете на диванчике и не пьет водку на балконе (и, кстати, где вообще тот балкон, откуда даже телевизоры летали?), и не то что дряхлый 286-й, а и "Пентиум" давно не кажется никаким чудом техники, и мы все выучили много новых профессиональных слов, - иногда очень не хватает именно этого чувства.
   Зато я его знаю. Поэтому - мое спасибо Сан Сергеичу и вообще всем старшим коллегам, которым показалось, что мне вполне найдется место в нашем цеху и в этих стенах: надеюсь, вы не ошиблись. Спасибо моим друзьям: ребята, мне было весело и интересно с вами и, сами знаете, весело и интересно до сих пор, пусть и сидим мы теперь в разных газетах или кабинетах хотя бы. Просто спасибо. Вот.

Александр Гаррос
2000 г.

  
   Сколько их было, львят прайда! Они выросли в истинных львов и львиц. И Дима Март, ставивший в тупик ветеранов своей стремительной писучестью. И страстная в любом материале Наташа Лебедева. И умница и красавица Алла Оболевич, начавшая свой путь в журналистику в стенах знаменитого летного вуза РКИИГА. И неразлучная парочка, веселая в самой сложной ситуации, Женя Огурок и Леша Буре. И Ларисонька (фамилию опускаю для конспирации, чтобы не пугать родителей), сажавшая здоровенного удава себе на шею в интересах дела. И, конечно,  суперобаятельная скромница Оля Авдевич, выросшая в несменяемого редактора отличной газеты "Суббота". Всех не пересчитать. Они были свежей кровью, они не давали молодежной газете состариться ни на год. Спасибо всем. И пусть простят неназванные!
  
   ПРА-ПРА-ЛЬВЯТА...
  
   - Дом - перевернутая пирамида - надет на гибкий стержень. Он покачивается, а специальное устройство преобразует механическую энергию колебания в электрическую. И не надо никаких электростанций.
   Геннадия Сузюмова перебили на полном серьезе:
   - Хорош твой XXII век. Ведь вибрация вредна для здоровья.
   Тогда берет слово следующий оппонент:
   - Ритм колебаний таков, что, наоборот, лечит некоторые болезни.
   И на это скептикам нечего возразить. Чего не бывает в сказке.
  
   Ученики Миры Георгиевны Тимофеевой* отличаются от многих других. Они незаметно для себя принимают правила игры, ее просторную систему координат, которая позволяет воображению путешествовать, как ему вздумается. Вверх (в космос), вниз (под воду и землю) вперед (в какой угодно век) и назад (к динозаврам).
   М. Тимофеева преподает русский язык и литературу в 39-й рижской средней школе. Фантастика, оказывается, прекрасно сочетается и с грамматикой.
   - Сослагательное наклонение, - говорит Мира Георгиевна, - одна из моих любимых тем. Если бы...
   Вы - не ученики, вы - директора школ, и в вашей власти преобразовать программу. Начинайте.
   "В моей школе обязательным уроком был бы урок танца".
   "Мы бы сочиняли стихи".
   "А я бы придумала новую форму, в которой было бы удобно и учиться, и отдыхать".
   Ну, а сослагательное наклонение усваивается само собой.
   Стопки листков - коллекция идей. Пусть не открывающих америк, зато своих. И добрых, что очень важно.
   "В моем городе будущего не будет таких профессий, как милиционер, следователь. Лишним будет дворник. Люди сами станут следить за чистотой. На заводах и фабриках будут делать только такую продукцию, которая действительно нужна людям. И ровно столько, сколько можно использовать".
   "Машин в городе будущего нет, только беззвучные лифты и улицы с белым асфальтом. На улицах не будет ни одного разбитого фонаря".
   "Дома будут связаны с единым вычислительным центром. Люди смогут свободно пользоваться информацией".
   "Мой город - город природы. Здания в виде цветка лилии, стебля кукурузы, а вокруг лес".
   - А День космонавтики мы отмечаем уроком-праздником.
   От последнего - фантазии на темы произведений А. Толстого - остался альбом "Аэлита". Ребята рисовали свою Аэлиту. А для этого надо было прочесть Толстого и прочувствовать его.
   - Я не люблю слова "вечер". Вместо этого я говорю - феерия. Будет фантастическая феерия на тему о космосе. Слышите, как звучит... Старшеклассники истосковались по игре.

К. Загоровская
("До конца радуги"
"Советская молодежь 31. 12. 83 г.")

   *Героиня появляется в дальнейшем повествовании как "учительница N-ской школы.
  

Краткие Хроники учмола

   Наступал Год Крысы. Прошел первый год без Брежнева. У власти - Андропов. Пока свобода слова выражается в том, что газеты наперебой публикуют гороскопы на Новый год. Первый раз разрешено.
   2. 1. 84 г. Первый рабочий день года. Первые радости. Граф* приходил. Как всегда, целуя руки. В этот момент как-то ошарашено вспоминаешь, что ты не только завотделом, но и женщина. Всплеск ликующей радости - словно Золушке туфельку примеряют Но тут снова распахивается дверь и появляются люди из секретариата: опять сорок строк в полосу не лезет.
   Графу было видение. На этот раз не хан-ордынское, а пацифистское. В католический храм вперся танк, навис над алтарем, но тут плиты пола разошлись, и с воплем "Мама, не бросай меня в колодец!" символ войны ушел в темноту бездонности. Видение противоречит сну Наташи Морозовой, предсказавшей гибель планеты З. 9. 84. Доживем - увидим, кто прав.
   Пока затишье. Пока читатель отсыпается после праздников. Пока есть моральное право передохнуть под сенью опубликованной новогодней полосы и 14-часового дежурства. Но и пара идей народилась походя. К пахоте приступим завтра.
   3. 1. 84 г. Значит, так. Декан Ленинградского университета поспорил, что проедет мимо alma mater на трамвайной "колбасе". И проехал. Когда милиционер, снявший его, увидел билет членкора Академии наук, у него едва достало сил спросить: "Зачем?" "Это был научный эксперимент", - шепнул ему членкор и отправился за выигрышем. Рассказ принадлежит его студентке, учительнице литературы N-ской школы. Сегодня она принесла сочинения своих ребят "Мой идеал". Больше всего запало в память вот это:
   "Удивительная девушка! Она идет по улице - и все оборачиваются. Она идет так, будто она - это независимая страна, со своей конституцией, своим гимном и флагом". Здорово!
   Ей, (учительнице, вестимо) не позавидуешь: тихо едят. Даже директриса сказала: как вы странно преподаете - все фантазии, выдумки, просто сказки какие-то! Действительно, отбилась от рук: журнал заполняет небрежно, отступает от плана урока, опрашивает меньше учеников, чем положено. Как она говорила: "Когда он отвечает, ты хоть кивни, хоть улыбнись, хоть чуть-чуть поддержи - пусть поймет, что ты за него переживаешь!" И еще: "Тех, кто по ночным улицам бродит компаниями, грызет тоска. И они готовы глушить ее чем угодно - хоть чужой кровью".
   5. 1. 84 г. Не издать ли сборник "Инкины** рассказы"? Ее описания быта Академии художеств так скрашивают нашу жизнь. То ворвется в разгар замотанного официозом дня с криком: "А мы сегодня классификацию ангелов сдавали" Ну правильно, нужно же знать искусствоведу, кого он лицезреет (в случае встречи): архангела или серафима (как известно, шестикрылого). То сообщит: "А одной девчонке зачет не поставили - она не знала, на осле какого пола ездил Иисус. Это была ezelm?te". А вчера развлекла нас историей о нравственном электрике. В аудитории, где писали обнаженную натуру, погас свет. Не срывать же занятия - не было на месте своего электрика, быстренько выпросили у соседнего офиса. Человек со стремянкой покопался под потолком, все отладил - вспыхнул свет, спустился на землю и тут увидел нагую женщину. Лицо его побагровело, потом побелело, он с горечью глянул на единственную среди художников девушку, горько произнес: "Эх, вы!" и, прикрыв глаза локтем, выскочил из аудитории.
   11. 1. 84 г. Такой славный был день. Полный-полный. И двум своим авторам дозвонилась - самым "старым", самым мудрым, из самых любимых. И на следующей неделе мы встретимся: думать умеют, импровизируют блестяще - чистая радость смотреть. А еще я "слепила" материал по РТВ***. Истина: легче написать три своих, чем разработать один авторский. Да, не писать за них, а проработать с ними тему, мучить, заставляя переписывать первый, "корзиночный" вариант, вытягивать мысли, идеи - ведь специалисты-то они! Композицию никому вначале не потянуть, вот и клеишь уже пристойный вариант по строчкам, чтобы не сбиться с их стиля на свой, превращая хаос фактов в главки, протягивая единую идею, подбирая кусочки и фрагменты, как в мозаику. А потом, когда заблестит и засверкает - такая радость. Будто немного научил говорить. Самые любимые мои авторы - самолюбивые. Они стремятся писать сами, для них не подпись под материалом цель (хотя, конечно, льстит). Цель - чтобы услышали. И чтобы не только "мелодия", но и голос, и слова были их, собственные. Доказать себе - вот, могу же!
   Сколько их было за эти восемь лет, начинающих. И тех, кого по-настоящему уважаю, я никогда не переписывала "от головы до хвоста". Лишь - правила. Потому что знала - они сами могут. Пусть не сразу. Кто-то прошел и исчез. Кто-то остался. Кто-то на журфак поступил. Кто-то окончил и вернулся к нам же. Друзья-авторы. В них вкладываешь не меньше, чем в свои статьи. И странное потом чувство, будто это твои материалы разбрелись со страниц по городу, и у всех свои судьбы. В троллейбусах ездят, заводят малышей, обставляют квартиры. Так хочется знать: запало ли им что-нибудь в душу из твоей души? Той самой, в существование которой не верит наш ..."
   *Николай Уваров, любимый художник газеты, покинувший редакцию от полной беспросветности в 1980-м.
   **Ина Ошкая, после окончания Академии Художеств - сотрудник отдела культуры "Советской молодежи".
   ***РТВ - развитие творческого воображения. Система простых и эффективных методов творческого развития, разработанная отечественными учеными. Сперва газета вела цикл: "Там, за волшебной дверью". Когда этому научились учителя, они стали учить своих учеников.
  

Прогулка по тупикам

   Заголовок не мой - девятиклассника Евгения Чудина. Уж очень точно он схватил суть изобретательства. Зачетная работа Евгения по РТВ - шарж на бездумную погоню за новым. РТВ - развитие творческого воображения - для девятиклассников 87-й рижской средней школы - обычные уроки. Ведет их учитель физики Николай Иванович Баборыкин. Год занятий, и вот она, пачка тетрадей с любопытнейшими сюжетами.
   Вот, соревнуясь с роботами, команда землян выдала за 35 минут программу регулирования климата планеты. Ветер! Заодно - сборщик урожаев и транспорт. Правда, тогда же выветрилась вся почва на Земле, но тут же изобрели искусственную - еще лучше прежней. Пожалуй, Евгений Чудин прав: "Все эти события очень характерны для развития Земли в наше время: человечество выбирается из тупика, чтобы загнать себя в новый, и так дальше - все вперед и вперед, от тупика к тупику".
   Сюжеты зачетных работ драматичны. Погибает ЭВМ - захотела познать саму себя. В сюжете ужасов, развернутом Евгением Косматых, крабы, запрограммированные на уничтожение железного лома, съедают не только яхту, но и ее обитателей - ведь железо содержится и в организме человека.
   Герои сочинений наделены обычными качествами, это никакие не сверхчеловеки: "Он никогда не отступал ни перед какими опасностями и был упрям, как осел".
   Читать эти рассказы интереснее, чем сборник "Фантастика-87". Ф. Кузьмин рассказывает об антипланете, где атмосфера - внутри, а снаружи - плазма. Есть и космические эпопеи, есть и социальная фантастика. Герой Инны Бельской предлагает генератор, останавливающий любую мысль в тысячах умов и не дающий ей развиваться без указа сверху. Результат? "На планете Рианта остановилась мысль, и, вспыхнув, остановилась разумная жизнь".
   Выходит, что РТВ - генератор наоборот, ломающий привычку бездумного поглощения информации. А в 4-х классах факультатив ведет Михаил Александрович Орентлихер. Здесь сочиняют сказки: что будет, например, если неодушевленный предмет оживить и сделать главным героем?
   Задача педагогов - не сказки научить писать, не превратить целый класс в писателей-фантастов. Цель намного серьезнее - научить думать самостоятельно, развить смелость мысли, нонконформизм по отношению к навязываемым авторитетам. По сути, это и есть формирование нового мышления. И почему бы людям с развитым воображением не считать День изобретателя и рационализатора своим праздником?

Рената Ларичева
22. 6. 88 г.


   ПРА-ЛЬВЯТА
  
   "Какая тут логика: я знаю, сколько световых лет до Сатурна, имею представление о фауне Австралии и довольно ловко строю графики функций, но все это мне нисколько не помогает найти общий язык с моими собственными родителями, и с дорогим мне человеком мы тоже никак не поймем друг друга. Теперь передо мной целина жизни, а как ее пахать, понятия не имею".

(Из письма выпускницы учителю)

Опубликовано в "Советской молодежи" начала 80-х.

   Это то самое время, когда только-только начали появляться психологи-практики. Их было очень мало, а уж отличных - на пальцах перечесть - на всю страну. Те, кто назывались психотерапевтами, были по диплому клиническими психиатрами и далеко не каждый из них был способен помочь просто человеку в беде. Но как только чуть-чуть "потеплело", много талантливых и молодых врачей ринулись в "брешь" железного занавеса и... наладили контакты с отличными западными практиками, и привозили их в страну, и учились, учились, учились. И это были великолепные учителя. Потому что профессионал всегда поймет профессионала. И только профессиональный психотерапевт может осознать весь ужас ситуации: 1/6 суши, на которой единственный специалист, к которому можно прийти с личной проблемой - это невропатолог поликлиники. Прийти - и уйти - чаще всего профессиональной помощи не получив. Это - совершенно другая область, это сфера психологии. Науки о душе. Душе, которой - а такие люди были и в газете - "официально" просто не существовало.
   Это был черный и страшный провал, и, казалось, сделать невозможно ничего.
   Но - мир рухнул, и вернулась Душа. Эта революция уже произошла. И именно поэтому и в Латвии, и в России явились жуткие конкурсы в бесплатно обучающие вузы по профессии психолога. И невероятное количество коммерческих психологических высших школ.
   Люди - народ практичный. Практическая психология - единственная область, заниматься которой можно, не выходя из себя...

* * *

   "Факел" - это для "девчонок и мальчишек, обдумывающих житье". Но вот столько времени прошло, и оказалось, что опубликованное на газетных страницах - это как чье-то детство, уже давно прошедшее, и потому - немного умилительное. Ну прямо семейный альбом: фотоснимок именно того времени, со всеми его немного смешными деталями. А вот личные письма, написанные "обдумывающим житье", о чем лет двадцать и не вспоминалось, вполне можно отправить СЕЙЧАС. Потому что во все времена и 15 лет, и 18 - возраст трагический.
   "Здравствуй, Татьяна!
   Как раз два дня назад подумала о тебе, а это верный знак, что письмо в Ригу пришло именно в этот день. Это уже система - вспоминаешь вдруг человека, и тут же получаешь письмо.
   Стихотворение умное. У тебя сейчас счастливый возраст - когда думают всерьез о серьезных вещах. Чуть позже это как бы спуститься вглубь, на поверхности будут проблемы и мысли другие, тоже интересные и нужные, но как бы сказать - ежедневные, что ли. Это как листва в солнечный день - мелькает перед глазами, шумит, светится, но ствола дерева не видно. Свойство схватывать мир в целом вернется еще через пол-жизни - годам к тридцати. Когда уже хорошо знаешь, какие бывают листья, иначе видишь и ствол. Такая вот спираль. Те же проблемы - но уже на ином уровне. А что дальше - пока не знаю.
   Я бы не подписалась под твоими словами, что правит миром Леди Смерть. Правит все-таки жизнь. Но каждую секунду бьется за это право - править. Да, несет потери. Но пока победительница - жизнь, иначе планета была бы мертвой. Держит ли - ты пишешь - леди Смерть в руках людские судьбы? Да, конечно. Но у древних греков был любопытнейший миф: о мойрах (они же парки - богини судьбы).
   Миф - не сказка - попытка объяснить все сущее. И вот как этот миф развивался: сперва считалось, что у каждого человека своя мойра-судьба. А вот потом взгляды усложнились. Теперь считалось, что мойр - три. Первая (Клото) прядет нить человеческой жизни., Ляхесис проводит ее через все превратности судьбы, Атропа ("неотвратимая"), перерезая нить, обрывает жизнь. Наверное, этот вариант поближе к истине. Атропа - это смерть, но держат судьбу человека в руках еще двое. Клото, пожалуй, это сама биологическая жизнь, которая тянется, как нитка, год за годом. А вот кто такая Ляхесис? Пожалуй, это сперва наши близкие, а потом - с возрастом все больше - мы сами, ткущие свой узор, не сдаваясь. У Бернса есть точная строчка: "А уж какой ты сваришь мед, такой и будешь пить сама". Гордые люди были греки - только треть власти над собой отдавали Атропе.
   Очень точное у тебя выражение: "чьих-то кумиров ... разбивает в прах". Чьих-то - не всех. Любимые живут, пока живы любящие. Поэтому не очень верным кажется мне это: "сбросив меня на пустынный берег, мир, будто синий корабль, поплывет". Не нравится мне это "сбросив". Да, поплывет дальше, но - вынужденный оставить на пустынном этом берегу (если он действительно пустынный, что никем не доказано). Поплывет, дав прощальный гудок, и увозя с собой все то, что ты успеешь дать этому кораблю-миру: твои мысли, строчки, а может, беспризорную кошку, когда-то спасенную тобой. А если сбросит - может быть, на разведку незнакомого острова?
   Это не критика, Тань, это мысли по поводу. А ведь очень немногие стихи из публикующихся вызывают желание думать, в чем-то не соглашаться. Если верно помню, то в пятнадцать представления у меня были похожи на твои. Тем интереснее вспоминать и сравнивать, и хочется знать (хотя и жутко), как все это будет представляться еще лет через пятнадцать".
   (Сейчас тот адресат - московская журналистка, и возраст ее дочери стремительно приближается к пятнадцати).
  
   А вот этот адресат был немножко старше. В день восемнадцатилетия потрясла счастливых родных - человек очень сдержанный, вдруг за праздничным столом залилась слезами: "Жизнь прошла, а вспомнить нечего".
   Сейчас ее родных уже нет в живых. Они никогда не узнали о том, что называют "суицидальными настроениями".
   "Где стол был яств, там гроб стоит..."? А у меня все наоборот. Полжизни назад жила в этом самом доме, и было мне 18, и жизнь, казалось, позади, и мрак стоял в душе. Ведь тогда впервые в жизни я отработала полгода, и где - в магазине, где каждый желающий приценивается не только к товару, но и к тебе. Тогда душа будто зацепенела под этими липкими взглядами, поросла шкурой, и осеннему золоту этих холмов было туда не пробиться. И казалось - все напрасно, и ничего не будет в этой жизни.
   А была впереди уйма чудес - и первое дальнее странствие, и вымечтанная геологическая работа, и любовь невероятной яркости к человеку, которого знала всю жизнь. А потом снова повернулось колесо, но из ужаса удалось сплести спасенье, и лучшее на Земле дело, и понимание себя. И земля отлетала от копыт моего коня, и сидела я около гейзера на самом дальнем краешке Союза, ожидая извержения, и путешествовала вглубь себя в суровых психологических тренингах. И жизнь полна до краев, и вымечтанная книга появилась в этом мире (из ничего? откуда они приходят, ненаписанные книги?) И у меня такие друзья, каких, вообще-то, не бывает. Пошла вторая половина жизни, но каждый день - ну, почти - прекрасен. Вот сейчас дикий голубь зовет, зовет, стонет с крыши соседнего коттеджика, вдоль по теченью ручья весь лес подсвечивают белые звездочки ветреницы дубравной, и день, уже гаснущий, звенит, звенит. И теперь, мимо того окна, где жила та 18-летняя девочка, боящаяся взрослой жизни и ненавидящая ее, я вглядываюсь - вдруг замаячит силуэт за стеклом. Из этой весны - в ту осень войти и рассказать правду о том, что сбудется. А ведь нельзя. Все сбылось только потому, что бралось с бою, "назло" т а к о й жизни, отрицая ее - и плетя свой, только свой ее рисунок".
   Похоже, что во все времена лучшим, что выпадает, было это: твои личные адресаты, рассеянные по городам. Ведь каждый ремонт надвигался на отдел с неотвратимостью снега зимой, и невозможно было сохранить в с е архивы, и приходилось выбрасывать, от сердца отрывать. И все-таки - страшно вспомнить, сколько ремонтов и иных катаклизмов спустя - сохранились эти два письма - черновики ответов - на слова сердечного языка двух девочек, "обдумывавших житье".

* * *

   И вот снова открывается дверь. И ты не знаешь, кто там...
   И поэтому нет ощущения, что какой-то из твоих возрастов - прошел и ушел. И подростковая неприкасаемость (прикрывающая ранимость), и гордость молодости, и льдинки зрелости - все с тобой. Потому что снова открывается дверь, и встречаешь себя же - лет пяти, с пальцем во рту от восторга...
  

   ШУТ КОРОЛЯ


"Будущее всегда чуждо. Понятия, которые в жизни были чем-то ценным и важным, превращаются в ничто. Сахаров смертен, Червонописные живы. Каждое событие, происходящее на моих глазах, я рассматриваю с точки зрения: "Во что это выльется?"
Борис Стругацкий, 1989 год.

   "Вместе с мужем мы любим читать книги, особенно о нашей советской действительности". (Из письма в редакцию).
   Мы - тоже. Мы прикладываем уйму сил и находчивости, чтобы достать очередную книгу о нашей советской действительности, непременно сопровожденную предисловием: "В этом фантастическом романе автор хочет показать всю опасность бездуховности, царящей в буржуазном обществе".
   Люди, фантастикой не интересующиеся, и понятия не имели, насколько эта литература - массовая. Почему? Точнее всех ответил инженер 32-х лет Валерий Гаврилин: "Фантастика - это Шут Короля..."
  

В А Х Т Е Н Н Ы Й      Ж У Р Н А Л

(публикуется впервые)

"Люди рождаются и тонут, а фантастика остается".
(Фольклор Клуба)

   Отплыли в 27 часов 62 минуты среднегалактического времени. Через 7 парсеков начали сеять Добро нейтринной сеялкой, напевая наш девиз: "Сей Добро веселей, вправо сей, влево сей!" Прикинули, какой длины усы у встречного кашалота* . Они оказались чуть-чуть длиннее, чем добрые намерения наших противников. В 45 часов взяли на буксир две безнадежно отставшие в своем развитии цивилизации.
   *- подвох состоит в том, что у кашалота усы отсутствуют как таковые.
  
   Открывалась юношеская библиотека, и ее изумительные сотрудники пришли в редакцию и сказали: "Вы нам нужны". Тогда это называлось кураторством - авторитета газеты, органа ЦК комсомола, уже было достаточно, чтобы открыть в Риге клуб любителей фантастики. (Это было всесоюзным неформальным движением - основание КЛЮФов, в Перми, например, такой существовал с 1978 года - на Урале и в Сибири было куда посвободнее...)
   Кого только не было среди участников заседаний - и школьники, и научные работники, все, кто раньше сидел по своим норкам, - и вот появился шанс пообщаться с такими же прельщенными фантастикой. Президентом был Илан Полоцк, сотрудник "СМ" и тогда уже известный переводчик зарубежной фантастики. Я была его замом, или - для благозвучия - вице-президентом. А пресс-секретарем была наша Оленька Новикевич. Удивляюсь, глядя назад, - как мы успевали при вечной газетной гонке. Видимо, в клуб тянуло с такой силой, что проблема времени рассасывалась просто сама по себе. Чем мы занимались там? Обсуждали напечатанное и читали первые опусы своих, слушали умных людей и умнели сами.
  

0x01 graphic

0x01 graphic

   В 7.10 выбралась из палатки и тут же села - от счастья. Над синей рекой на белой мачте развевалось знамя космических пиратов: на черном полотнище - золотые ножницы, состригающие золотую розу. А на корме флагманского судна развернулся во всю свою изумрудную ширину флаг клуба фантастов, сверкая девизом: "Через парадокс - к истине". День был позади и день был впереди - уже традиционный День фантастики. Второй за полгода существования КЛЮФа - Рижского клуба любителей фантастики. (Постоянное место прописки КЛЮФа - Рига, ул. Суворова, 30. Юношеская библиотека).
   Романтику затрепать невозможно, даже если назвать парфюмерную фабрику "Алые паруса", а стиральный порошок - "Ассоль". Море смывает и глупость, и пошлость. И вот летит по волнам под бело-алым парусом судно по имени "Турайда". Яхта, члены команды которой во главе с капитаном Алексеем Берестневым откликнулись на фантастическую по авантюрности просьбу клуба любителей фантастики - помочь в организации феерии на волнах. И мало того, что согласились сами - уговорили команды "Аллегро" (капитан Эрна Приеде) и "Риги" (во главе со старпомом Игорем Шахтариным).
   Поэтому в один прекрасный вечер причал яхт-клуба "Моряк" оказался забит рюкзаками, палатками, котлами, а посередине покачивалась, вогнанная между досок, шпага. Команды фантастов знакомились с командами яхт, а "фантастические" родители (треть отправлявшихся в плавание были десятиклассниками) усиленно волновались вокруг. "С кем это дети поплывут? Небось, станут пить эти взрослые и детей втянут".
   "Что вы, - улыбались "эти взрослые", которым вокруг и около тридцати, - в клубе "сухой закон".
   Это действительно закон, неписаный и естественный: светильник разума заправляют не спиртом, для этого существуют книги. И в гимне клуба так: "Земной коры таинственные сдвиги, волшебный танец чутких хромосом. Но главное, конечно, это книги - нам радость встречи с ними дарит "Дом".
   "Дом" - название клуба. Никаких аббревиатур. Год жили без имени. Перебрали "Искателей" и "Икаров", "Кварки" и "Квазары". Не подходило. Ждали, пока родится свое собственное имя. Заседание шло за заседанием, и вдруг Володя Старожилец (впоследствии автор гимна клуба) предложил: "Давайте называться просто "Дом". Ведь так оно и есть".
   Наполнились ветром паруса "Турайды", флагманского судна эскадры (она же - межзвездный корабль инопланетной цивилизации), следом вышло из порта "Аллегро" с Силами добра на борту, плывущими по карте Швамбрании мимо сказочных берегов всех времен под знаменем - улыбкой Чеширского кота, а за ним, пока не выбрасывая космический "Веселый Роджер" - "Рига", захваченная пиратами с системы Дельта-16. Это потом, когда выйдем в море, Дон Громобой предложит "Турайде" ультиматум: или тайна метагалактических сокровищ, или немедленный абордаж. Но судьба окажется немилостивой к пиратскому бригу: мотор заглохнет, ветер стихнет, и Силы добра возьмут корсаров на буксир. И будут смеяться у костра: "Добро должно быть с мотором".
   Мы подойдем к искомой Терра Инкогнита, и вспыхнет костер. И ляжет фехтовальная шпага на плечо Командора армады - потечет ритуал приема в члены клуба фантастов, рыцарский, простой, но почему-то здорово волнующий. "Клянетесь ли вы в верности клубу?" Да, да - и снова - да. И в первый раз прозвучит гимн фантастов.
   А потом запоют старые и вечные песни, звучавшие у других костров - на Камчатке, Хибинах, в Тянь-Шане. Наши фантасты немало походили по своей планете. Сила этих песен окажется сказочной: как ни заманивали Силы зла блуждающими огнями, как ни запугивали адским пламенем и подводным извержением вулкана, ни одной души сманить им не удалось. А поработали они на совесть - за подготовку команды корсаров ее капитан Андрей Новиков, минуя положенный годичный кандидатский стаж, был принят в действительные члены клуба.
   И только утром Силам зла удалось отквитаться: плов, с любовью созданный космическими пиратами, содержал перец в адских пропорциях. Но снова спасли песни.
   А потом, объединившись, сидели на цветущем лугу и говорили о клубе и просто о жизни, о научных проблемах, обсуждавшихся на заседаниях, ставших уже для кого-то предметом серьезного увлечения. Заросли розового шиповника, море, сверкающее вдали, три белые яхты у чистого речного берега, и круг людей, интересных друг другу. Где-то это уже было. Где? Нечто из фантастики - отдыхающий экипаж звездолета? Нет, не то. Интервью это было. Интервью с известным прогнозистом, доктором исторических наук И. В. Бестужевым-Ладой. Игорь Васильевич отвечал на вопрос, что век грядущий нам готовит. "Каким будет человек следующего века? Вот мы говорим: гармонически развитый. Что за этим? Творчество. Любое. От выпиливания до открытия новых теорий. Каждый человек что-то изучает. Хочет - рыб в Даугаве, хочет - древнегреческую эстетику. Не ради званий и степеней. А для того, чтобы понять глубину и смысл мира".
   Когда Игорь Васильевич давал это интервью "СМ", клубу фантастов был ровно месяц. Цели реализовать прогноз на XXI век, естественно, никто не ставил. Просто диапазон интересов все расширялся - от чтения книг - к встречам с их авторами и собственному литературному творчеству, от литературы - к науке, к новым гипотезам, к встречам с авторами их, спорам и стремлению помочь. Что-то получалось, другие заседания проваливались с треском, сопровождаясь эхом обид, которое приходилось долго гасить. По-всякому бывало, а оглянулись - как же интересно-то было, ведь жизнь была полным-полна.
   Может, потому, что всегда стремились к Терра Инкогнита и никогда не верили в мыс Нон плюс ультра. Им, этим мысом "Не дальше", на всех древних картах кончалась Земля. И кто-то верил, что за ним плавится от жары смола и рассыпаются днища кораблей, а море такое покатое, что судам никогда не взобраться назад. Вполне серьезные научные теории тех еще времен. Мыс, постоянно торчащий на тропе познания. Кому-то возвращаться, кому-то делать шаг вперед.
   Проблемы следующего века? Но до него всего-то пятнадцать лет...
   И пришло время заключительного мига ликования: последняя из яхт армады подходит к причалу яхт-клуба и несется крик: "Все на борту!" И можно убрать пятиметровый девиз-предупреждение: "Люди рождаются и тонут, а фантастика остается". Все целы. Выездное заседание клуба в четырех стихиях - под ветром на воде и на земле у огня - завершено. Тридцать, похоже, что счастливых людей впрягаются в рюкзаки, тащат сумки с фантастическим снаряжением, по дороге к трамвайной остановке бурно предаются воспоминаниям, а когда красный вагон вылетает из-за сквера, торопливо намечают маршрут будущего похода к новой Терра Инкогнита и прощаются: "До встречи в "Доме". Теперь он может стать домом и для принятых в почетные члены клуба экипажей "Турайды", "Риги" и "Аллегро". И не только для них.
   Из устава: "Членом Клуба может стать любое разумное существо, доказавшее свою разумность". Так что милости просим...

Р. Ларичева,
зам. Председателя КЛЮФа,
корр. "СМ"
"СМ", 14. 8. 85 г.

  
   Да, клуб был убежищем, "духовной норкой". Но получилось лучше, чем у Новеллы Матвеевой: "Их готовили под стекло, а послали все-таки в ураган". Многие доказали, что название книги о супре-корабле - это о них: "Создан для бури".

0x01 graphic

Н. Уваров. Проблема контакта

0x01 graphic

Н. Уваров. Вечерний променад

* * *

   У рижского фантаста В. Михайлова есть роман-размышление "Сторож брату моему". В год его выхода, в 77-м, в тогда еще "виртуальном" - только на газетной полосе - Клубе любителей фантастики о книге рассказал будущий президент "материального" фэн-клуба Илан Полоцк. Даже странно - но пока не существует книги, более точно описывающей проблему контакта - нашего контакта. Советского и постсоветского мира - с миром западным. И сейчас, и 10 лет назад. Я помню первых бескорыстных гонцов иного мира, не просто помогавших бесплатно, но и искренне уверенных: "Да, вы за эти годы разлуки с нашим миром упустили так много, но мы вас через эту пропасть на руках перенесем, хватит десяти лет".
   Но вот что написано в "Молодежке" больше двадцати лет назад:
   "Внимательный читатель без труда найдет в "Стороже..." аналогии с романом братьев Стругацких "Трудно быть богом". Но аналогии эти чисто внешние: с первых же страниц действие развивается по принципиально иному пути. Зеленая спокойная планета, напоминающая Землю. Здесь живут не более миллиона людей, ведущих едва ли не натуральное хозяйство. И над этой тихой планетой нависает огромный космический корабль землян, обогнавших ее в своем развитии на многие тысячелетия. Пришельцы едва ли не всесильны, они полны горячего желания помочь далекой планете.
   Но не все так просто на тихой и загадочной планете. Да, земляне руководствуются самыми благими намерениями, преисполнены сознанием своей мощи, озабочены лишь тем, как бы успешно преодолеть трудности. Они не задумываются над истоками этих непонятных трудностей, они вторгаются в жизнь не понятой ими планеты под девизом: "мы вас заставим быть счастливыми!" Но реальность крушит их представления о своей роли в том мире, помочь которому они пришли. И ситуация складывается так, что на последних страницах они стоят уже перед другой проблемой: как спасти то, что еще можно спасти".
   Когда-то Станислав Лем сказал, что написал "Солярис" с одной-единственной целью: "разбить скорлупу устоявшихся представлений о том, как будет проходить встреча инопланетных миров: апофеоз, жаркие объятия и оживленное общение. Пусть даже это будет именно так, но привычные представления - это неверно и опасно".

* * *

   А нам, журналистам "Молодежки", Клуб давал еще и драгоценную обратную связь с читателями. Раз в неделю мы встречались со своими критиками возрастов самых разных и самых разных занятий, поэтому были в курсе, что интересует, и множество раз наш "народ" подсказывал газете новые рубрики и новые темы. И кто-то становился постоянным автором. А кто-то становился еще более азартным читателем, у которого всегда есть собственные комментарии к напечатанному. По сути, КЛЮФ все больше становился филиалом "Молодежки", и был он первым из клубов газеты, чуть позже появившихся во множестве.
   По осени, во время подписной кампании, газета проводила читательские конференции в разных точках пространства - Риге и Даугавпилсе, на предприятиях, в Домах культуры. Ведь существует целый пласт образованных и умных людей, которые никогда сами на контакт с редакцией не выходят. Но они охотно приходили на такие сборы и подкидывали очень неплохие идеи. Сохранился "отчет" о читательской конференции в КЛЮФе. Накануне трехлетия "Дома" члены клуба говорили о нашей фантастической действительности. Как будто поднимается занавес - а на сцене абсолютно забытая пьеса. Первый год перестройки.
   "- Большинство из вас работает. Что мы упускаем, когда пишем о производстве?
   - Тут часто год копаешь - не раскопаешь. Сколько заводов выпускает никому не нужную продукцию! Нашли одного начальника цеха завода "Транзистор", осветили - это было процентов двадцать правдивой информации, и то это была уже очень смелая статья. А если писать все, то даже при нынешнем состоянии критики этого никто не пропустит, "потому что такого не может быть никогда".
   - Тут сидят ребята, которые учатся в школе или совсем недавно окончили ее. Какие сегодня в школе болевые точки, о которых мы не пишем?
   - Почти нет хороших педагогов. Мне повезло - у меня один такой был, поэтому о школе остались нормальные впечатления. Школа очень формалистична. Думаю, нужно сделать какое-то подразделение на физиков и лириков.
   - Да, но это, ребята, достаточно опасный путь. Если уже в школе будет идти специализация, то анекдот о медиках, один из которых знает, как ставить клизму, а второй - куда, может претвориться в жизнь. Все может пригодиться: физику - лирика, и наоборот.
   - А вы читали статью "Дети Деточкина"? Что вы думаете об этом явлении? Вы не видите опасности, если будут появляться самодеятельные Робин Гуды?
   - А куда деваться, если милиция "не успевает" наводить порядок?
   - Это, безусловно, опасно!
   - Это явление идет от безнаказанности тех, кто ворует, и все видят это. Из обостренного чувства справедливости возникают такие группы.
   - Есть такая точка зрения, что нынче вошло в жизнь и занимает руководящие посты целое поколение так называемых "нейтралов" - людей, к общественным проблемам равнодушных. Они хорошо мимикрируют, обладают современной лексикой, но они, в общем-то, "никакие".
   - Они не нейтралы. Если их "пирог" ухватить, такой поднимется крик".

"СМ", 6. 11.86 г.

  
   Ребята как в воду глядели. Они увидели то, чего не предусмотрел ни один фантаст - об искренних энтузиастах перестройки я и не говорю. Вошло в жизнь - и прекрасно закрепилось - поколение руководителей, которые при первой же возможности стали рвать "общий пирог" на куски. И только потом, по сути, став владельцами заводов и совхозов, они пошли в политику и начали драться за власть - и заключать соглашения. Потрясающе, но именно они оказались практическими марксистами - сначала создали мощный "базис", а потом возвели "надстройку" собственной власти, практически ничем не ограниченной.
   А что стало с подростками - Робин-Гудами? Интересно сопоставить даты. По возрасту - надежда и утешение, "Менты" - ведь вполне могут быть "Детьми Деточкина". Обостренное чувство справедливости - вот их главный дар, детский принцип "если не я, то кто же?" Явился-таки сериал утешения и надежды! И когда актеры совершили гастрольный бросок в Ригу, никто не увидел в них а к т е р о в. Робин Гуды из плоти и крови, увидеть, что они живут не только на пленке - и утешиться.
   Рижского клуба фантастов нет больше, но остались одноклубники. Теперь - на разных широтах планеты. И живется там по-разному. Только бы не такая судьба: академик Зинченко рассказывал о выпускнике Бауманского (он успел и ВГИК окончить). Сейчас работает раввином в Израиле. И говорит: "Нам нужно по капле выдавливать из себя... Чехова".
   Прогнозируя будущее 16 лет назад, Бестужев-Лада сказал и такие слова: "Жизнь будет меняться, и кто знает, во что превратятся хомо сапиенс. Но мы должны остаться как старые родители на хуторе, дети которых уехали в город. Но эти дети знают, что, когда им будет плохо, они могут вернуться домой, прийти, поплакаться в жилетку своим родителям. Да, пусть не таким образованным, не таким киборгам, но родителям".
   Может, и от этого нет желания следовать за пересекшими рубежи в поисках страны своего фантастического счастья. Но есть чувство, что через уехавших ребят - "гадких лебедят" - ты в родстве с целым миром. Оказалось, это отлично - быть именно "предком" на хуторе, куда всегда могут вернуться из самых дальних странствий, и мы согреем друг друга своим теплом.
  

Недописанное фэнтези

   А в этот вечер юная ведьма, приемная дочь и наследница, дежурный редактор, вызвав мыслью - как телефонным звонком - четверых авторов и замкнув в лифте пятого паломника - местного Никифора Ляписа, посмотрела на ночь за окном, на огни в тумане и, пробормотав: "Тьма накрыла ненавидимый Прокуратором город", одна, в пустом двадцатиэтажном небоскребе, в ожидании сигнального номера, раскрыла ту самую белую тетрадь и записала: "Сегодня утром телефонным звонком..."
   А в этот вечер президент клуба "Ау, прогрессоры!" проводил очередное заседание. Прогрессоры уже говорили о звуке, доведенном до безумия. Они представляли себе голос учителя, зависший в одной точке пространства, и школьников, ходящих кругами, чтобы услышать урок. И ему, Пер Гюнту-85, гаучо из Булдури, сплавщику леса, сборщику горной эфедры, аква-дельта-слаломисту, страстно захотелось зависнуть в воздухе, как та фраза. Он напрягся, как перед спуском с Эльбруса, выдохнул, как перед погружением, мурашки запрыгали вокруг переломанного когда-то позвоночника, и тут же, став невидимым, как живой дельтаплан завис над книжными стеллажами. Окно было открыто. Прогрессоры услышали шорох листьев липы, торчавшей по ту сторону подоконника...
   Недавно сравнялся год, как место президента клуба вакантно.

1985 год.

  
   БЕСПРИЮТНАЯ НЕЖНОСТЬ
  

"Как новые мирозданья,
Снежинки шуршат..."

  
   Впервые он появился в редакции примерно год назад. И те строки, что принес с собой, были поэзией. Он стал членом нашего литературного объединения. Потом были публикации в "СМ". И в даугавпилсском "Красном знамени", где 27-летний рабочий локомотиворемонтного завода стал уже признанным автором... В прошлую пятницу он привез новые работы. Говорил о том, что в третий раз приезжает - и все равно волнуется ужасно. И что хочет поступать в Литинститут. Мы отобрали несколько его стихотворений для предновогоднего номера - и отбирать было из чего.
   А через несколько дней нам сообщили, что Володи не стало. Но вот живут его стихи.

   Город затаил дыханье
   До звона в ушах.
   Как новые мирозданья,
   Снежинки шуршат.
  
   Контуры белого берега
   Отчерчивают фонари,
   Белое повторяет бережно,
   То, что нельзя повторить.
  
   Улицы, как дети,
   Улыбаются в полусне...
   Так бело на белом свете,
   Что кажется теплым снег.
  

Волдемар Крумгольд
"Советская молодежь", 28 декабря 1965 года.

  
   У нежности не может быть Последнего Приюта. Она поднимается над нашими городами - нежность к тем, кого не видят посторонние. Но СВОИ чувствуют верно - место членов нашей команды никто не занял. Потому что каждый свой - незаменим...
  
   Наша любимая, наша светлая! Сколько раз ты рождалась на наших руках в тот миг, когда на белые, туго натянутые листы ложилась первая капля краски, и тут же машина начинала отбивать: "Советская молодежь", "Советская молодежь", "Советская молодежь". И железные лапы тут же зажимали новорожденные экземпляры и возносили к высоченному потолку - там уже ждали мгновения рождения, чтобы отправить газету в мир.
   Когда идешь берегом моря, а ветер катит газетный комок с титулом "Советская молодежь" - комок в горле. Может, мы туда душу вложили, а вы выкинули, как хлам.
   Однажды мы вычитали, что средняя продолжительность жизни журналиста - 36 лет. Это нас вполне устраивало - без безобразных болезней, старости, на взлете сил и способностей сгореть на лету. Жить так, когда каждый день может оказаться последним - захватывающее занятие. Мир так и блещет. Это была жизнь, в которой не существовало выходных. Нормальная журналистика, как образ жизни.
   Говорят, это было мрачное время. А для нас - ощущение своего окопа - редакции - и своего бруствера - газетной полосы. Это не была борьба со строем, но вечный бой против глупости. Мы просто создавали прецеденты - об этом можно говорить, а значит, думать, и об этом - тоже. Оглупление - вот что считали мы главным злом. Нашей любимой поговоркой было: "Справедливость всегда торжествует, только не все до этого доживают".
   Соврала ли статистика или, может, в среднем все точно - двое наших ребят, Володя Тахтамиров и Дима Каменев, не дожили до своих законных тридцати шести...
  
   Мальчики наши, вы были такими юными! Первый раз мы прощались с ровесниками и коллегами - газета ведь молодежная, в таком возрасте не уходят! И Марина Бурэ была еще девочкой. И все вы остались с нами - сотрудники "Молодежки" и нештатные авторы, и любившие нас читатели, и любимые нами герои статей. И любимые писатели. Аркадия Стругацкого мы провожали, как своего, - и не потому, конечно, что он много раз давал интервью "Молодежке". Просто он помог нам вырасти такими, какие мы есть, и в самые мрачные времена это его книги были нашими настольными. Когда мы прощались, заголовком поставили "Он был самым добрым"...
   И нам не забыть Марка Этмана - трагически погибшего отца Саши Этмана, постоянного нашего автора и истинного друга.
   Виктор Петрович, я думаю о вас с тихой нежностью. Для многих наших - Витя Рябикин, для меня - первый и лучший из редакторов. Это совершенно особые отношения - первый редактор и молодой журналист, разве что юнга смотрит на своего капитана теми же глазами - и если капитан ему скажет, что для их корабля нужно, чтобы юнга спрыгнул с верхушки мачты - он не просто это сделает. Он прыгнет с радостью и нетерпением. И в два последних, очень темных года газеты, когда "люди практичные" приискивали себе другое местечко - у немногих оставшихся членов Вашей команды был символ веры - в то, что газета бессмертна. И что бы ни случилось с любым из нас - все равно завтра взойдет солнце и выйдет газета по имени "Советская молодежь". Горечь исчезла - пришла тихая нежность.
   И только память о Роме Бакалове - как бритвой по сердцу. Потому что все мы знаем - он не смог жить без нас...
  
   О товарище

0x01 graphic

  

0x01 graphic

   Роман Бакалов. Роман Саныч. Рома... И в самом дурном сне мне не предчувствовалось, что однажды придется писать о тебе в прошедшем времени... В ушедшем времени. Письма из Торонто тоже жгут: надо. Для нас, твоих товарищей, коллег, для тех, о ком и для кого ты писал. Для нашей "Молодежки", которой ты отдал более двадцати лет, лучших лет недолгой своей жизни...
   "18-го звонили из конторы. Говорил С Блиновым, дядей Пашей, Стешенко, Бондычем. Дважды звонил Шейнин, но не мог поймать меня дома. Звонил Дима Беляев. Из конторы получил снимки и письма. Словом, окунулся в родную атмосферу".
   18 января тебе исполнилось 48 лет, и в редакции, конечно, поздравить тебя не забыли. Окунулся в родную атмосферу... Этот особый дух "Молодежки" стал родным для тебя в неблизком уже 73-м - году начала твоей работы в редакции. И до последнего твоего дыхания он оставался для тебя родным. Я говорю не только о письмах, звонках в редакцию и - из Риги в Торонто, о номерах "СМ", которые тебе пересылались. Это была привязка через кровеносные сосуды, сердце, душу. Ты сейчас сказал бы: много патетики, старина. Может быть. Но когда боль до кончиков пальцев, не хочется править искреннее. И твое письмо об этом тоже.
   "Иногда кажется, что при большевиках было нам не так уж и плохо - я не имею в виду бытовой антураж, а те человеческие отношения, что царили между нами. Но глянешь на экран телевизора, откроешь газеты - и дурно становится. Вся жизнь - к черту, и нет этому конца. Война, кровь, тяжелые заботы людей... Казалось бы, живи здесь и радуйся. Но неотвязно преследует мысль: это ведь твой народ, а ты здесь... Много патетики? Возможно. Но все это - в моем сердце. Был бы помоложе лет на 20, может, и воспринимал бы все по-другому..."
   Ты хотел видеть сына Сашу счастливым, не обделенным судьбой, понимая, что достичь этого в нашем дышащем несправедливостью обществе - призрачно. Один наш общий товарищ, коллега, так объяснил причину своего отъезда из Риги в Штаты: "Не хочу быть ни жертвой, ни палачом". Может, и в этом частичка ответа на вопрос, почему ты, так сросшийся с Ригой, с "Молодежкой", ты, купающийся в атмосфере душевного к тебе отношения многих и многих знающих и любящих тебя людей, все же 25 сентября 1992 года улетел в Канаду. Не верилось, что надолго расстаемся. Оказалось - навсегда.
   Полностью согласен с Сашей Блиновым, который видел в тебе человека, связавшего собой прежние поколения журналистов "СМ" с нынешним. Не каждому это дано. Роме - да. Из "Молодежки" в разные годы за кордон уезжали журналисты. По разным причинам. Чаще всего расставания были грустными. Но не помню, чтобы какой-нибудь из отъездов вызывал у коллег такую острую реакцию. Такую горечь. Не только потому, что ты был прекрасным журналистом, эпицентром, в том числе и среди коллег, пишущих о спорте. Те, кто попадал в сферу твоего притяжения, человеческого обаяния, были признательны тебе за то душевное тепло, которым ты одаривал не скупясь. И не только коллег, но и тех, о ком писал, часто становясь для них тем, о которых говорят: "Сам Бог послал". Поэтому меня совсем не удивляли строки твоих писем о звонках в Торонто со всего, иначе не скажешь, мира.
   "В трубку закричали: "Рома, здорово! Це ж Толик Скачко из Дюссельдорфа!" Во время звонка у него гостил Виталий Теплов, нападающий "Даугавы" тех времен. С ним я тоже поговорил. Я уже не говорю о ночных звонках Фельдмана из Берлина, которые наводят ужас на мою жену, ибо в три часа ночи Боря неизменно спрашивает: а разве Рома уже спит?"
   Звонит футбольный тренер, в судьбе которого Рома, написав ряд статей, сыграл роль, за которую тот век будет его благодарить. Звонит бывший товарищ по "Молодежке" - с кем, как не с Ромой, поделиться радостным или наболевшим... Люди доброе помнят. И никакие расстояния не преграда. Рома был счастлив, потому что ему все это возвращалось сердечностью людей, его знавших. Хотя и от несправедливости тоже доводилось страдать. Только страшнее всего оказались катаклизмы последних лет, деформировавшие жизнь людей и их самих. И сказаться это было должно.
   "Сегодня, когда поезд жизни уходит все дальше, вижу себя безнадежно отставшим от него на каком-то сказочном полустанке с совершенно ненужным багажом старых мыслей и новых утрат... Навязчивую идею о возвращении "когда-нибудь" стараюсь гнать. Иначе нельзя, жизнь становится мукой. Вбив клин между собой и Родиной, я сам все время убеждаю себя, что она ничего мне не дала. Только вот убедить не очень удается..."
   ...Открытка, которая пришла из Торонто, напомнила мне давний эпизод. Однажды утром встретившись с Ромой в редакции, я рассказал ему о том, что увидел во сне двух кентавров, мощно мчавшихся по дикой степи. У них были наши с Ромкой лица. "Ну у тебя и гигантомания", - с улыбкой заметил друг. На открытке, полученной от Ромы, - два волка на снегу в движении. На обратной стороне прочитал: "Пусть эта открытка будет символом нашей дружбы - два волка в суровом краю".
   Кто же мы в этом мире, Рома? Ты ушел... Оставив загадку. Тайну. Пусть она ею останется.

Вадим Шершов

   P.S. "Не хочу загадывать, но мечтаю приехать на 50-летие газеты". Последние строчки из последнего письма...

В. Ш.

"СМ", 1995 год, 50-летие газеты

  
  
   Роман Александрович Бакалов был спецкором газеты "Советская молодежь" в Афганистане. Он рассказывал мало. Но он, безусловно, знал эти слова: "Я не хочу быть ни жертвой, ни палачом". Это дьявольский выбор, на который просто смертельно опасно соглашаться. Опасно для себя. Опасно для сына. Опасно для страны, какой бы величины она ни была и как бы ни называлась.
   Он был отцом. И он сделал свой выбор: увез из страны, которую любил, своего сына. Он смог сделать только это. Спасти сына...
  

   ВТОРАЯ - ДРЕВНЕЙШАЯ?


"Твой талант выражается в том, как ты зарабатываешь себе на кусок хлеба"
(Э. Хемингуэй)

  
   Как-то мы сидели с нашими героями и друзьями и смотрели за окно нашего небоскреба. Был вечер и было грустно - туман наплывал, реки уже не видно, будто только черные силуэты башен соборов существуют в этом зыбком мире.
   И, будто рождаясь из тумана, текли рассказы. Элегические, грустноватые, незащищенно-человеческие.
   Мы говорили о случайных встречах, которые есть у каждого пишущего. Журналистика - вечное кипение встреч, вечная гонка с завтрашним утром. Но только тот, кто внутри, знает, какое это ранящее занятие. Журналистика - это профессия-прощание. И не имеет значения, сам ли ты вышел "на охоту" за героем своей статьи, и какой "сценарий" сработал - на то ты и член Прайда, чтобы суметь войти в контакт и получить материал, газете необходимый. Но Лис де Сента, конечно же, был прав - ко многим встречам ты готовишь не просто вопросы - ты готовишь и свое сердце, и только тогда получается разговор - человек моментально чувствует, что ты принимаешь его в твое, единственное сердце. Он позволяет чуть-чуть приручить себя, только если ты не ставишь барьера холодной собственной исключительности. Да, ты - профессионал, и когда пишешь, холодным разумом поверяешь слова собеседника. Но это - потом. А пока вы говорите, между вами, пусть на сорок минут - сладко-тревожное притяжение прирученности. И вот пора расставаться - до звонка, до еще одной короткой встречи - чтобы он прочел материал Д О печати (если ты обещаешь этот шанс еще перед началом интервью - и всем известно, что ты слово держишь - это разговор двух доверяющих друг другу профессионалов). Он, собеседник, может говорить абсолютно все, что сказать хочется, "не хватая себя за язык" - он ощущает психологическую защиту.
   Читая готовую статью, он будет вправе что-то изменить в своих словах. А потом, когда статья выходит, не исчезает память, как вы были одной командой, пусть - совсем недолго. А ведь встречи-приручения - это твой производственный быт, и каждый месяц прибавляется не меньше 10-20. И еще через месяц. А за год? А за десять лет?
   Да, о ком-то, приручившем тебя, ты пишешь не один раз, кто-то становится твоим экспертом, кто-то - советчиком. Твоя записная книжка плотно заполнена номерами телефонов дружественных тебе лиц. Это - драгоценно для работы и создает удивительное поле личной защищенности. И когда ты - без причины или по конкретному поводу затоскуешь - достаточно просто перечитать эту самую телефонную книжку - и вспомнится каждый, вернется то ощущение маленькой команды. Знаешь, что и несколько лет спустя накрутишь номер - и найдется тема, интересная для вас обоих, и твоему звонку будут рады.
   Но никто не знает, сколько стоило для тебя то, первое расставание. Чуть-чуть соприкоснулись судьбы, совсем ненадолго ты стала его зеркалом, чуть волшебным - подсвечивающим достоинства. Но ты - странствующее зеркало, ты не можешь остаться, завтра в три часа ты уже будешь отражать кого-то другого, и снова отражать - и приручать, и приручаться. И расставаться снова.
   Когда вы смотрите в зеркало, не кажется ли вам, что у него есть дно - и глубина, и там хранятся отражения всех, кого оно повидало?
   И в этом - и сладость есть, и печаль. Потому что ты "плывешь мимо высоких берегов Несбывшегося" - и всегда слышишь его зов. Но не можешь высадиться - и О С Т А Т Ь С Я - на всех берегах, мимо которых плывешь. И знаешь, что упускаешь. И если сердце зорко, тем чаще щемит - вот останься я здесь, бросив якорь навсегда - и будет сладость земляники на языке, и ромашковые холмы, никогда не заносимые снегом, и воздух такой густой и медвяный, что его можно нарезать кусками и раздавать друзьям. Но ты - все дальше, все мимо... А вон там, за поворотом - дикая лесная река, и если войдешь в устье, можешь подняться к водопадам, а оттуда - тропа в Серые горы, где золота, как известно, нет, но есть сладость риска - сладость опасности и команда удальцов, которая бессмертна, потому что молода...
   И мы, небольшая часть нашей команды удальцов, отделенная от реального мира туманом, говорили о странных встречах, о скрестившихся судьбах, об обстоятельствах, соединивших вовсе не тех, кого следовало бы. Сколько теплых душ оставили мы там - по ту сторону реки, и еще дальше - за горами - за долами, за часовыми поясами, в тысячах километров от этого вот одиннадцатого этажа, куда мы всегда возвращались. Мы возвращались - но какие-то живые ниточки в наших душах рвались. Здесь - наш вечный дом. Но сколько раз, глядя, как собирается гроза над тем берегом реки, мы повторяли с холодным отчаянием: "Тьма накрыла ненавидимый Прокуратором город..." И наши визави понимали: "ну конечно". Каждый раз - снова - выбирать судьбу, и каждый раз уходить из сказочных мест - навсегда. Журналистская корпоративность такова - на краю земли, у океана, или на стыке Азии и Европы предоставить коллеге единственный шанс: за три дня командировки прожить целую жизнь, яркую до невероятия.
   А наш небоскреб уже совсем слился с небом. Как странно - мир будто лишился эха. Крикнешь - и отзвука не будет. Но эта почти непрозрачная вата за окном была очень кстати. Ведь мы говорили о странностях любви. Ведь это очень странно - каждый раз возвращаться, чтобы стать зеркалом - и остаться собой. Возвращаться к этой странной любви - цветущей один день - а потом долго-долго охраняющей тебя и греющей...
   Таковы правила игры. Такова правда о нашей, второй древнейшей... Таков уговор...

0x01 graphic

Н. Уваров, "Черная телефонная трубка на фоне белой космической пыли"



   А ЗЕМЛЯ БЫЛА ТАК ПРЕКРАСНА!


"Трое моих сыновей, словно зайчики
Солнечные, скользят
меж зеленых кустов. Гей!
Хорошо, что в конце концов
Мы гостим на планете Земля -
Родине деда!
Возвращаюсь к себе, на планету "Икс"
Выясняется: слишком рано...
Ты забыл, что ВРЕМЯ ТЕЧЕТ
ТАМ СОВСЕМ-СОВСЕМ ПО-ДРУГОМУ?"
А. Лочмелис
"СМ" 15. 3. 85 г.

   Тут так недавно радиостанция SWH+ порадовала. Повторяли старые песенки. Вел эфир ди-джей тридцати с небольшим, профессионал, которого я воспринимаю всерьез. Все при нем - и эрудиция, и чувство юмора, сбалансировано тактом. Он даже числительные склоняет правильно - случай в нашем эфирном пространстве уникальный. И поставил он "Песенку репортеров", - кажется, это 80-е.
   - Как славно, - подумала я, - и, главное, все абсолютно точно: кочевали мы с тобой в пустыне, дрейфовали на полярной льдине, с облаками поднимались на Эльбрусе, жизнь такая, в общем, в нашем вкусе.
   И тут милый моему сердцу ди-джей начинает бурно веселиться: "Нет, вы только послушайте! В пустыне! На льдине! На Эльбрусе! Только представьте, чтобы наши журналисты этим занимались!"
   - Ничего себе! - изумляюсь уже я. С полярными летчиками Володя Синицын кочевал, сколько весен Илан Полоцк "менял профессию" на спасателя на Эльбрусе, и пустыня многим нашим не чужая.
   А ведь тридцатилетние уже не знают! Что железный занавес не так уж смертельно душил, потому что границы на Юг, Север и Восток Латвии были распахнуты, а мы там - желанны. Вот, пожалуйста, все сокровища жизни: "Опасность, риск, блеск далекой страны, и все - в зорких глазах". Мы ведь воспринимали так: Юрмала - для краткой передышки, а необъятная страна - замечательное "приложение" к родной республике, арена потрясающих приключений в командировках и походах, причем все те невероятные места были и нашими тоже! И из опубликованных в "Молодежке" "отчетов о командировке" получится очень неплохая Книга странствий. А то, что пересказывалось узкому кругу своих, - еще поразительней...
  

ПИСЬМО С КАМЧАТКИ

   Здравствуй!
   Тебе ни за что не догадаться, чем я занимаюсь сейчас. Героически борюсь с простудой - сижу на берегу Кипящего ручья, опустив ноги в воду, и жду, когда кончится эта нелепая простуда. Здесь сливаются два течения: глубокий ледяной поток, несущийся с гор, и маленькая речушка, на полненная кипятком. Невозможно выдержать и минуту, так печет пальцы. Сюда, в устье Кипящего ручья, заходят мальки форели и резвятся в абсолютно прозрачной воде. Сегодня у нас день приятного безделья. Но за временем следим - тем более, что здесь это крайне просто: ровно в 8:00 и 18:00 начинает бить гейзер. Грандиозный столб пара с диким шипеньем вырывается из земли и ровно пять минут бурлит и клокочет. В самый зенит взлетают заброшенные в жерло сапоги (нужно же здешним геологам чем-то развлекаться!) Зрелище впечатляющее! Перед заходом солнца в Долине двенадцати дымов несколько жутко - глухо и печально гудит ветер в высокой траве, окрестности напоминают нечто потустороннее: блюдца-болотца, поросшие ядовито-зеленой осокой, промытые горячими ручьями, белые клубы пара, струящиеся из трещин в щебнистом грунте, и багровый туман над вершиной Чертова пальца.
   Не так давно мне впервые удалось увидеть медвежий след. На сырой глине - четкий отпечаток круглой ладошки и тоненьких коготков. Зная любовь наших ребят к розыгрышам, поначалу я была совершенно уверена, что медвежонок тут ни при чем, след - явно антропогенного происхождения. Но километра через два пришлось усомниться - на тропе появился след размером в хорошее блюдо.
   А сколько было восторга, когда в зарослях шеломайника - высоченной широколиственной травы - мелькнула бурая шкура! Но приедается все, и медведям дано примелькаться. Один лакомка постоянно шастает вокруг лагеря в ожидании, когда угостят или можно будет стянуть - банку сгущенки, другой каждое утро приходит ловить рыбу в соседнем ручье - сейчас горбуша поднимается по рекам на нерест. Здесь, в заповеднике, медведи людей не слишком остерегаются. Говорят, камчатские медведи - самые миролюбивые в мире (вот только неизвестно, знают ли они, что про них говорят). Так что медвежьи следы на тропинках перестали быть сенсацией, но все равно чуть екает сердце, когда печатаешь след своего ботинка рядом с такой лапкой".

"СМ" 4. 9. 78 г.

  
   Что остается по ту сторону опубликованного? Почти всегда - походные песни.
   У Геркулесовых столбов
   Легла моя дорога...
   Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,
   Ты черных платьев не носи и горьких слез не лей...
  
   Мы пели на палубе, и теплый ветер налетал с ночного океана, а мы все ближе приближались к проливу Лаперуза, а значит, и к Камчатке. Горло перехватывало то ли от предчувствия, то ли от песни. Открытие Земли - всегда чудо, за которое можно отдать все. Если бы не Марк, все бы и пришлось отдать - шансов выбраться из внезапного бурана одной, да еще с болящей ногой было не очень много. Оказывается, можно пройти 30 кошмарных километров, а не лечь среди камней в необитаемой местности, потому что нет сил и вообще жить незачем - просто из благодарности, что тебя не бросили. Странно - мы больше никогда не виделись, хотя я часто бывала в его Москве, да и телефонную связь уже изобрели. Только узнавали друг о друге через общих коллег-друзей. Что мешало снять трубку и спросить: "Ну, как ты там?" Наверное, страшно услышать обыкновенное: про семью, про успехи (или неуспехи). Про обычную жизнь - после того, как я видела его уже почти по ТУ сторону жизни. Едва ли кто из его благополучной семьи видел Марка ТАКИМ. Когда на лице уже видна душа - вечная невидимка. Истинное мужское лицо. Лик Высшего существа, спасающего не потому, что ты - Его женщина, а потому что ты - Женщина. Выше ТАКОГО нет ничего.
  

ПЕПЕЛ СКИФСКОГО ОЧАГА

   Этот объект не пользуется особым вниманием туристов. Разноцветные комфортабельные автобусы стремительно проносятся внизу - скорей, скорей, к буклетным красотам Южного берега Крыма. А тут, на зеленом плато, пустынно, полынью пахнет. Окраина современного Симферополя, центр города куда более древнего - Неаполя Скифского.
   Но ведь домом скифа была кибитка. Всю жизнь - в походе. Грубая одежда, колчан с трехперыми отравленными стрелами на плече, а из роскоши - разве что золотой набор на уздечке в "зверином" стиле, да бронзовая чаша, где смешивали вино с собственной кровью, скрепляя дружеские союзы. Их домом, городом, миром была степь. Когда славный персидский царь Дарий пожелал покорить диких скифов, они даже не стали сражаться с ним, а ответили насмешливо и спокойно: "У нас нет городов, нет засаженных деревьями полей, нам нечего опасаться, что они будут покорены или опустошены, нечего поэтому и торопиться вступить с вами в бой". Армии персов, вымотанной бесполезными переходами по бескрайним степям, пришлось вернуться ни с чем, так и не встретив противника.
   Но вот он, Неаполь скифский, возникший в III веке до нашей эры, погибший в III веке нашей. Цепь зеленых холмов. Белая, вбитая в траву тропа ведет с увала на увал. Даже развалин не сохранилось - так, остатки фундаментов. "Началом раскопок Неаполя Скифского можно считать 1827 год", - горько шутят археологи. Дело в том, что именно в это время по царскому указу началось строительство Симферополя, и древний Неаполь было разрешено использовать как... городскую каменоломню. Случайно на возу у одного из крестьян заметили плиту с посвящением скифскому царю. Что-то еще увезли на возах?
   Но зачем все-таки суровым скифам нужен был город, который приходилось укреплять и защищать?
   Это был очень любопытный период истории - IV век до нашей эры. Был заключен постоянный союз племен, и во главе его встал Атей. Он был храбр - в девяносто лет во главе скифов сражался против опытнейших войск Филиппа Македонского. Он был мудр - и греческие города-колонии в Причерноморье превратились из непримиримых врагов в союзников. Уже не на поле боя встретились два народа, очень непохожих: скифы и греки. Что они сумели дать друг другу? Принято считать, что в роли "дающих" выступали только греки...
   Но скифы были на удивление талантливыми земледельцами - их поля давали урожай отборной пшеницы. Они были искусными ювелирами, золото любили не за то, что дорого, а за то, что красиво, рисунки их украшений были по форме изысканны, по сюжету мудры. Своих коней они понимали так, будто сливались с ними в одно целое. Легенда о кентаврах - это о них, скифах.
   Да, встретились два народа, очень разных, и появились скифские города с прекрасными статуями на площадях, искусными росписями. Это было не механическое заимствование -- взаимопроникновение культур. Древний рисунок из Неаполиса: фигура скифа в традиционнейшей остроконечной шапке, но с лирой в руках. Могла бы возникнуть интереснейшая, совсем новая культура, соединившая в себе все богатство и разнообразие культур-прародительниц.
   Они не успели. Город погиб от набега готов. Дома были разрушены, защитники казнены. Осталось самое прочное - пепел и черепки. Они как будто сами вылезают из земли, осколки пифосов, белые ручки от амфор, на которых бесконечно давно кто-то выдавил пальцем полоски-бороздки. Наверное, чтобы тяжелая амфора не выскользнула из рук...
   И еще пепел сохранился и зола. Был здесь обычай - пепел из домашнего очага посвящался богине огня -- Тобите, и ссыпать его следовало только в специально отведенных местах. (Жители средневековых городов, такого мудрого обряда не знавшие, вываливали мусор на середину улицы). Сейчас мы стоим на холме. "Зольник N 2" - именуется он официально. Когда-то его считали курганом, раскапывали в поисках богатых захоронений. А находили один пепел.
   Пепел давно остывшего домашнего очага. Ярко ли он горел? Кто сидел перед ним, думал о чем?
  
   О чем думала я сама той юной крымской весной, стоя перед зазеленевшим холмом? Чуть-чуть - о том, как причудливо мешается кровь. Я знаю троих своих прадедов - латыша, русского и шведа. Они жили в XIX-м, и через них - я в кровном родстве с половиной Европы. Почему бы и скифам не быть в пращурах, а пеплу этого очага - родным. Один вид лошади приводит меня в состояние глубокой внутренней радости, я уж не говорю - прикосновение. Будто зов на незнакомом языке, будто братик-близнец, с которым нас разлучили.
   Но существует еще одно, особенное родство - между юными женщинами, в каком бы тысячелетии они ни жили. И мне очень важно было знать: та, что разжигала огонь в этом очаге, конечно же, любила. А любил ли Он? Или ему просто нужна была искусная повариха? И чем все кончилось? Вот ведь - каких только роскошных древних памятников ни удалось повидать, а в сердце постучал пепел скифского очага...
  

ЛИПА ПО КОЛЕНО

   Сто километров к северу от Полярного круга. Хибины. Жара +36. Не веришь, что снег сошел с месяц назад - в июне - и снова покроет все в октябре. А пока прохлады искать негде - тени нет, ведь нет деревьев. Такой вот ботанический сад, где в качестве раритетов - сорокалетний клен высотой метра в полтора и раскидистая липа - по колено. Полярный ботанический сад Кольского филиала Академии наук СССР. Самый северный в мире, единственный заполярный и один из очень немногих высокогорных. Ему ровно полвека. Целая гора со сложным именем Вудъяврчорр - у подножия питомника и плантации, выше - тундра и полярная пустыня. Живой музей и великолепная естественная лаборатория.
   Полярная пустыня - зрелище необыкновенное. Насколько хватает глаз, лежат перед тобой россыпи изумрудов. Такой потрясающий эффект дает один из видов лишайников, сплошь покрывающий россыпи камней. Троп здесь нет, и ты перепрыгиваешь с камня на камень, с одного изумруда на другой. Синее небо, такое высокое, что кружится голова, далекие вершины, затянутые голубой дымкой, и эти сверкающие синевато-зеленые камни вокруг...
   Вниз! Наклоняешься и видишь на склоне пушистый комочек, а под ним из самой земли выбивается блестящий кожистый лист. Ива! Полярная ива высотой чуть пониже мизинца. А дальше бредешь по щиколотку в зарослях полярной березы. Перевернутый мир! Блестящие шляпки подберезовиков подымаются выше берез.
   Полярно-альпийский ботанический сад - "крестный отец" множества декоративных растений, цветущих и в Сибирском заполярье. Интересная тут работа. Ну разве не любопытно узнать, как ведут себя "озадаченные" цветы: они-то привыкли закрываться на ночь, а тут день - полгода, и в полночь снежинки сияют белизной, розовеют скалистые вершины и палит незакатное бессонное солнце.
   Год, и еще год, и еще. Пока не отберут самые "покладистые" растения, пока не "приручат", не закалят. А потом в заполярных городах, уставших от бесконечной зимы, засинеют фиалки, зажелтеют лилии-саранки. Вторая родина у них одна - Полярно-альпийский ботанический сад.

5. 2. 82 г.

  
   "Ошалели ребята от белого дня,
   Бродят, песней будя и гитарой звеня..."
  
   Вообще-то, веселые молодые лавинщики, принимавшие на своей базе наш студенческий отряд, к белой ночи попривыкли, это мы ходили ошалевшими от вороха впечатлений. Нет ничего невероятнее белой ночи в горах. Она там ярко-розовая, и розовый свет заливает ущелья, подсвечивая их до самого дна. А мы сидели на склоне Юкспора, еще не зная, что это Юкспор, и праздновали чье-то двадцатилетие. И я покровительственно смотрела на них с высоты своих неполных 22-х.
   И еще не знаю, что все - предрешено, и завтра, после своего первого восхождения, я напишу то, что станет потом первой статьей, а потом завьется веревочка. А я плаваю в розовом тумане, и горы не знают, спать им - или не стоит, то ли день, то ли ночь. Ночь, моя последняя ночь на вольном выпасе, перед развилкой судьбы...
  

ПРЕКРАСНАЯ ГЯНДЖА

   - Вы представьте - XII век, Европа только выступает в крестовые походы, а здесь живет человек, пишущий о царстве всеобщей справедливости. Его Фархад - каменотес, истины провозглашает старик, что лепит и обжигает кирпич, простая старуха говорит правду царю. В нашем городе его знают все - и стар, и млад, - Акип Аликперов, первый секретарь Кировабадского горкома комсомола говорил с горячностью, будто речь шла о событиях, происходивших на прошлой неделе.
   - В нашем городе он прожил всю жизнь - ведь Низами Гянджави и значит Низами из Гянджи. Его приглашали ко дворам ханов и вельмож, а он говорил: "Лучше есть овсяный хлеб, но быть тигром своего дома, чем есть сдобный хлеб и быть кошкой чужого стола". А сколько он знал языков! Фарси, арабский, грузинский, армянский... Знал философию, астрономию, медицину. Он был светочем для целой плеяды восточных поэтов - вариации на сюжет его "Лейли и Меджнуна" писали более сорока из них.
   Потом мы ходили по городу, и это ощущение не пропадало - с Низами мы случайно разминулись, его только что видели здесь...
   Он мог только что выйти из-под этой аркады красного кирпича - из музея Мехсети Гянджави. Она была его современницей, поэтессой. Да, в ту далекую от эмансипации эпоху в мусульманском мире жила женщина будто из другого века. Смелая, независимая, невероятно красивая, необычайно одаренная. Она славилась исключительным мастерством в танце, музыке и пении. Писала великолепные рубаи - звучные и остроумные. Хотела открыть школу, чтобы учить девочек - и наукам, и рисованию, и музыке.
   Ее имя носит теперь педагогическое училище. Директор Таисия Мамедовна Агаджанова рассказывает о Мехсети и показывает ее музей. Пару лет назад музея не существовало - в кое-как приспособленном здании караван-сарая XVII века была закусочная и мелкие магазинчики. И этот музей, и еще один - изысканной и яркой азербайджанской миниатюры, и студенческий театр поэзии появились благодаря инициативе директора. И такое ощущение, что гянджийские поэты XII века - не размытые тени, а личности - яркие и очень интересные.
   Сквер на берегу Гянджачая. Необычный памятник. Автор - молодой скульптор Шариф Шарифов, лауреат премии Ленинского комсомола Азербайджана. Пять родников (по числу знаменитых поэм Низами) и пять белых башен - по ним резьба: верблюды шествуют, унося на себе поэтических героев, вспархивают совсем живые птицы. Рядом стоят Меджнун и Лейли - совсем дети, совершенно беззащитные, как все влюбленные. Но на сей раз ничего плохого не случится - в нескольких шагах позади - их создатель, живой, стремительный, в развевающемся, на ветру бьющемся зеленом бронзовом плаще.
   Была ранняя весна - из земли показались бутоны нарциссов и первые алые листья проклюнулись на кустах роз. О такой же ранней весне писал Низами - так хорошо на воле, что в школе не усидеть, и разозленный учитель носится по саду за сбежавшими мальчишками с "кровожадным" прутом в руке...
   Мы ездили и бродили по чистым и тихим улицам Кировабада - прежней древней Гянджи. Здесь, по Великому Шелковому пути проходили не только хитроумные купцы - Александр Македонский, римские легионы, Тимур. Сколько раз город сметали с лица земли, но он продолжал жить, и жили в нем мудрецы и поэты. Есть только жизнь. Поэты бессмертны!"

2. 4. 82 г.

  
   Это была спецкомандировка - в честь 60-летия СССР мы готовили полосы из разных республик. И застрять бы мне в рамках праздничного "меню". Но газетчик всегда почувствует газетчика своей группы крови. "Я знаю, куда тебе стоит поехать, - сказала Аля, зав. того же отдела, что и я, в азербайджанской молодежной газете. - Вечером садись в поезд - а на вокзале тебя встретят".
   Так я оказалась в Кировабаде. Среди комсомольских лидеров - совершенно нормальных ребят. Это им удалось "протолкнуть" проект возвращения древней Гянджи, все вместе помогали реставраторам, розы сажали. Они реализовали восточную поговорку: "Двести сказанных слов не стоят и половины сделанного дела". Знали и восточную "инструкцию" - древние рубаи:
   "Если рядом с тобою подлец и дурак
   Называют рассветом сгустившийся мрак..."
  
   Да, спорить с высокопоставленными в любом веке бессмысленно - но ты же можешь их переиграть!
   К концу дня мы попали к мавзолею древнего поэта. Скрипела, входя в стену, решетка. Среди гулких каменных стен - белый мрамор саркофага с тонкой вязью резьбы. Гудел ветер в пустынном поле, открытом на все стороны света. Но не было ни мрачности, ни обреченности. Громада мавзолея похожа на звездный корабль. Вот сейчас взревут дюзы, рванет вверх, растает в бесконечности неба. Есть только жизнь. Поэты бессмертны! И если существуют прогрессоры других планет, то на Землю, скорее всего, они приходят не под видом ученых. В облике поэтов...
  

...КАК НАРОДНОЕ ДОСТОЯНИЕ

   В этом городе засыпаешь под цокот копыт и просыпаешься от звона кузнечиков. В самом центре, вдоль еще грозного крепостного вала, вьются деревянные тротуары. Ранним утром, раздвигая росистые травы, пройдешь-простучишь по ним и выберешься на высокий берег Волхова. Остановишься и улыбнешься. Потому что за рекой увидишь город - белый, на зеленой траве, на фоне пушистого облака. Ярославово дворище в Господине Великом Новгороде... "подлежит охране как народное достояние". Эти слова в Новгороде встречаешь снова и снова. Они повторяются, как рефрен.
   ...Их около шестисот - берестяных грамот, писем, адресованных домашним и друзьям, а полученных нами. Какое - пятьсот, а какое и почти тысячу лет спустя. Ошиблась не почта. Время - величайший из драматургов - решило показать драму из жизни даже не предков - пращуров.
   Угловатые буквы, процарапанные на темной бересте острым писалом. Алфавит схож с современным, и разговор без переводчика иногда получается. Чего ждешь из XI века? Чуда, конечно. Истин - великих, слов - мудрых, событий - невероятных. И вдруг читаешь: "Приказ от Григория к Домне. Послал я тебе ведерко осетрины". "Поклон от попа к Гречину. Напиши мне двух шестикрылых ангелов на две иконки. А бог вознаградит или как договоримся". А тут жалоба на начальство (XIV век): "А мы его не хотим. Не соседний человек. Своевольно поступает". Завязка детектива пятисотлетней давности. "На Сафонтьевом дворе обнаружен неопознанный ограбленный труп. Какие будут распоряжения?" Избирательный бюллетень XIV века (Новгород ведь был единственным в России городом-республикой). И вдруг - то ли письмо, то ли заклинание: "и так разгорится сердце твое и тело твое и душа твоя до меня, и до тела до моего, и до вида до моего".
   ...Такие случаи не повторяются, а история была вот такая. Во время экспедиции по области сотрудники Новгородского музея-заповедника забежали купить хлеба в маленький сельский магазин. Бросили взгляд на зеленый прилавок, удивились и выпросили, чтобы эту доску подарили им. И вот из-под масляной краски выступил яркий квадрат. Икона XVII века - вот чем оказался прилавок.
   Художник-реставратор древнерусской живописи Надежда Медникова в определенный и точный срок осматривает таких разных своих пациентов? питомцев? В поднебесной громаде Софийского собора осматривает в бинокль. Ведет специальный журнал "состояния здоровья".
   Вот как говорят реставраторы о знаменитейшей фреске Феофана Грека: "Болеет он у нас, бедный. Трещины идут". Ведь ему сегодня - шестьсот лет.
   В стену Новгородского кремля замуровано письмо к молодежи XXI века. А еще им достанется сам кремль - с самолета он словно колечко, соскользнувшее с руки. И этот белый город на зеленой траве. Сбереженный, как достояние.

28. 9. 82 г.

  
   Из Новгорода дошли смутные и мрачные слухи - Софийский собор вместе со всеми драгоценными иконами собираются выставить на аукцион. Народное достояние... Оно ведь все равно и мое - тоже?..
  

ПЛУТОНИЯ

   Надо уходить, зная, что шансов вернуться будет немного. Это одно из тех самых мест: "поездом к ним, поездом к ним не доехать, и самолетом тем более не долететь". Зааминский народный парк. Котловина в горах Памиро-Алая, недалеко от границы Узбекистана с Таджикистаном. Этакая Плутония, где бродят нераспуганные звери. Рысь пьет из водопада и по усам стекают ледяные струйки. Дикобразы пыхтят в пещерах. В отвесных скалах гнездится настоящая СИНЯЯ ПТИЦА! Струятся по скалам черные потеки - там, в нишах, залегает полулегендарное мумие. Сладко-тревожно пахнет зизифора - вольным воздухом цветущей горной степи. Так пахнет свобода...
   Но дорога струится вниз, по склонам, залитым горным шиповником - золотой кокандской розой. И горы сомкнутся за нами. Вниз, к голым холмам-адырам, к слепящему зною Голодной степи..."

5. 6. 81 г.

  
   "Ты меня не догонишь, друг",
   как безумный в слезах примчишься,
   а меня - ни здесь, ни вокруг..."
  
   Подобного не бывало - ни до, ни после. Три часа наш джип полз? летел? по Голодной степи. И все это время - слезы лились по щекам. Нет ни боли от остроты потери, ни черного предчувствия, что возвращения не будет. Ни вздохов-всхлипов, ни рыданий, в абсолютном молчании - будто кто-то щелкнул выключателем, эмоции вообще исчезли, а включил - реки слез. И хватило на три часа.
   Конечно, случай - не очень-то маскирующаяся судьба. Я просто зашла в кабинет редактора молодежной газеты в Ташкенте. И сказала: жизнь моя пропадет зря, если не увижу высокогорных лесов в районе Памира, а в серьезные горные походы не ходила восемь лет. Редакторы могут все: через два дня их фотокор Михаил уезжает доснимать десяток главных кадров для фотоальбома о заповеднике, очень далеко и очень высоко, и я могу присоединиться, они мне даже командировку оформят, а писать я могу для своей газеты.
   ...Джип остановился. Я вышла. Арча бежала мне навстречу, вниз, с холма, раскинув ветки, как теплые мохнатые лапы, ко мне, не разбирая дороги. И все другие можжевеловые деревья спешили за ней, лавой катились. Сейчас добежит - и обнимет мягкими ветками, будто ждала здесь именно меня, всю свою длинную жизнь - раз в десять длиннее человеческой.
   Это место приняло меня так - сразу - и всю. Такого не бывает. Такое только с л у ч а е т с я. Идем за Синей птицей. За существующей и настолько реальной, что занесена в научные книги.
   "Не знаю я, на какой волне время оборвалось, но все еще снится моей седине запах твоих лесов". Запах можжевеловых лесов твоих, тоскующей по мне арчи...

0x01 graphic

Н. Уваров, "Древо желаний"

   "Ты не сможешь остаться, друг!
   Я, возможно, вернусь обратно.
   А тебя ни здесь, ни вокруг..."
  
   Мне просто нравится жить в мире, где существуют арчевые леса. В мире, где Любовь вечно цветет - свиданием и разлукой!
  

ВЫБИРАЯСЬ ИЗ ПЕЩЕРЫ

   ...Сначала не видишь ничего. Только свет - белый, но не режущий глаз, а мягкий, с перламутровым отливом. И только минуту спустя он начинает распадаться на отдельные цвета, и тогда уже видишь лес - совершенно желтый. Это кизил цветет. Лепестков нет - сплошные золотистые кисти тычинок. Ствол кизила корявый, кора в трещинах, в лишайнике - и откуда вдруг такая нежность?
   А речка - та самая, из пещеры - срывается и разбивается на пять узеньких водопадов. А звенит так, что сразу понимаешь, почему самый красивый водопад Крыма зовут Джур-Джур. Это он сам себя так назвал.
   Выбираясь из пещеры, услышать запах травы и весеннего леса. И вздрогнуть от жалости к разнесчастной летучей мыши, которая осталась там, внутри - и навсегда.

1979 г.

  
   Говорят, ничто не повторяется - но все же, все же...
   2000-й год уже шагал по планете, ТВ передавало каждый час, как волна времени вспыхивает фейерверками то в одном, то в другом географическом пункте Востока. Но домашних хлопот было еще выше головы - не до телевизора. И так вышло, что первую картинку 2000-го удалось увидеть вот такую. Австралия, дуга залива, одно из красивейших зданий уходящего века - Сиднейская опера. И серо-жемчужный свет. Новый год уже встречен, залив усеян спящими лодками и яхтами, тихо-тихо, и очень похоже на белую ночь в Петербурге. Вот-вот, и заря, и восход... А пока - тихо-тихо, рано-рано. Он очень хорош - вот такой новый век, полет метрах в пятидесяти над счастливо спящим миром, в этом невероятном жемчужном воздухе...
   И каждой весной я "отслеживаю" корявенький куст, растущий напротив главного здания Латвийского университета - и никто не знает об этих тайных встречах. В центре Риги - с золотым кизилом, как с той юной весной.
  

* * *

   Когда появились границы - мой мир съежился.
   Обреченность на крошечность пространства, которое можно считать своим, - мука.
   Но мы не выбираем времена.
   Это нормально, что прошлое еще крепко держит нас в своем аркане. Ведь в нем было так много счастья.
   Огромная и мирная страна, где в отпуск вполне по средствам махнуть на Байкал или Камчатку, где множество друзей рассеяно по городам. Мне, например, теперь физически не хватает гор. Не обязательно даже лазить по ним - глоточек бы того воздуха и снежный пик на горизонте. Это странное чувство, будто часть души закупорена, бьется, но никак не вырваться. Ведь все горы теперь за границей, и во многих стреляют. Огромная утрата - необъятность пространства. Когда поезд сутками идет по пустыне, покрытой пламенными маками и цветущим тамариском. Или по Западно-Сибирской равнине, полыхающей жарками и саранками. Больше всего не хватает этого - праздника кругосветной весны. Возможности, когда дома снег, сесть в самолет и улететь к цветущим лиловым персиковым садам Крыма. Стоять бы под миндальным деревом, осыпающим лепестки. Как же может быть, что этого больше никогда не будет? И даже приехав туда, ты будешь чувствовать себя в чужой стране. И относиться к тебе будут не так, как прежде: "О, Рига!" - а как к белому из Южно-Африканской Республики недавних лет: "У вас же там расизм".
   Да, сну не прикажешь, и еще долго ночами странствовать по своей огромной стране, замирать от красоты минаретов, перебредать через горные реки. Но нет на земле двери обратного времени - это чужие страны.
   И когда-нибудь тоска по прошлому счастью отпустит нас. Уйдет из снов.
   Почти ушла. Теперь это - память о мире, которого вообще не бывает на картах. Это - блистающая страна молодости.
   "...и чьи-то голоса, а чьи - она не разобрала, шепнули в оба уха:
   - Не бойтесь, королева... кровь давно ушла в землю.
   И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья".
  

   КУХНЯ "СМ"

0x01 graphic

  
   СБЕРЕЖЕНО АЛЕКСАНДРОМ БЛИНОВЫМ!
   17. 05. 80 г.
   Увы, граждане начальники забыли, что сегодня 9000-й номер! А ведь имеет место быть. И я имею честь быть дежурным редактором. Имею также честь открыть эту книгу.
   Итак, действую в полном соответствии с приказом. Для начала ставлю в известность руководство, что с 17.50 до 18.20 не работали лифты. Интересно, что думает об этом тов. Дундурс?
   В целом выпустим хороший воскресный номер.

В. Резник-Мартов

   Р.S. В 23.50 были выключены все лифты. Что за насильственный альпинизм?!


Баллада о взбесившемся лифте

   Это истинная правда, и это произошло со мной, Хронистом. Дежурство той ночи оказалось мучительным и долгим. Только после трех ночи росписью "В свет!" половодье нашей газетной реки вошло в нормальное русло. Печатные машины "Рондосет" унесли-понесли к потолку - и в мир - уже сегодняшний тираж газеты.
   Я обрела первую пачку - т. н. сигнал - завезла на свой 11-й, и вот последняя отметка в Книге дежурного редактора. И вот ты снова - только частное лицо, которое в полном изнеможении жаждет одного - добраться до постели.
   Внизу ждет редакционная машина - водитель всегда разделяет судьбу дежреда и всей дежурной бригады.
   Ты запираешь этаж, входишь в лифт, нажимаешь кнопку 1-го этажа. Лифт начинает двигаться... и застревает между 11-м и 10-м. Глухая ночь. На звонки из телефона, что в лифте, не откликаются ни мастера (которые, естественно, дома вкушают седьмой сон), ни милицейский блок-пост.
   Делать нечего? Но ты вспоминаешь гениальную Инину (Ошкаи) фразу: "И тогда я стала биться, как бабочка".
   И ты начинаешь, как та самая, весьма крупная бабочка, колотиться в дверь застрявшего между этажами лифта.
   И чудо! Слышится звук другого лифта. Это встревоженный водитель отправился тебя искать.
   И ты кричишь ему, высадившемуся на 11-м: "Я здесь, лифт застрял!" И помощь приходит. Он спускается на 1-й, копается в коробке "лифтачей" - твой лифт сдвигается и неохотно, но выпускает на 1-м.
   Если вы думаете, что я или кто-то из нас с тех пор боялся дежурств, вы не поняли, кто такие мы - прайд. Мы отважные - до самого конца и еще чуть-чуть.
   А баллада о ночном заблудившемся лифте... У нас появилось зловредное хобби - рассказывать ее друг другу в переполненном дневном лифте...

* * *

23.11.81 г.

Сигнал - 4.30 утра.

  
   В 23.45 при подпсании сигнала мною была обнаружена ошибка в заголовке на 1-й полосе. Было "Встреча А. А. Громыко с Г. Д. Генешером" вместо "с Г. Д. Геншером". Ошибка была допущена по вине дежурной бригады, когда в заголовке правилась предыдущая ошибка. Пришлось переделывать форму.
   Так как значительно опаздывали все газеты, кроме нашей, нас решили ставить на машину вместе со "Спортсом".
   В 1.40, когда были получены сигналы "Спортса" и "СМ", обнаружилось, что форму "Спортса" надо переделывать. Пришлось ждать и нам.
   В 2.30 "Спортс" был подписан, зато наша форма (новая) оказалась бракованной. Все опять повторилось сначала.
   В 3.30 - "гонят" "Сов. Латвию" и "Спортс", а наша форма еще не готова...

С. Фесенко

   Хронист: Я всегда ощущала, что в церемонии долгого ожидания первой полосы есть нечто сладострастное. А когда идет такая умопомрачительная полоса невезухи, как в этот раз у Светы Фесенко, начинается чистая фэнтези: "Любая дверь, открытая в темноте, может оказаться дверью между параллельными мирами!"

4.01.83 г.

   Дальше пошло еще веселее. В 22.00 обнаружилось, что снимка на первую полосу нет и не будет, - мы решили воспользоваться оригиналом "Советской Латвии", но их замответсека утверждал, что такой договоренности не было и, ссылаясь на категорический приказ Салеева не давать молодежным газетам оригиналов снимков, запретил типографии делать снимок для нас. В общем, было очень весело и интересно. После серии милых бесед личное разрешение Салеева было получено. Так что завтра мы, наверно, выйдем. Содержание оценивать не хочу.

Р. Ларичева

  
   Хронист - о том своем дежурстве. Вот оно, вырубленное стилом. Таковы были наши отношения со Старшим Братом.
   Но вот что интересно: почему эту кошмарную (и не единую) ночь я забыла напрочь? Как всегда, спросила профессионалов. Вот что сказал корифей психологии академик Владимир Петрович Зинченко:
   "Память - это орган, фиксирующий события и работающий на будущее. Ностальгия по прошлому "работает" постоянно и или одаривает светлым, или отравляет - если есть ненависть к современному. Себе на горе или на счастье мы постоянно строим свой мир. Мир виртуальный - а реальность может оказаться и хуже, и лучше".
   Драма той ночи просыпалась, как песок сквозь пальцы. А в ежедневнике следующего года сохранилась вот такая запись:
   "На дежурстве больше всего понравился салют!"
  

21.12.85 г.

   В первых же строках своего доклада хочу отметить высочайшую бдительность внештатной свежей головы Б. Фельдмана. Находясь в состоянии крайнего утомления после работы в номер и уже лежа одной ногой в машине, он успел заметить ошибку, после которой, как справедливо заметил С. Тяжелов, мне оставалось бы только пойти к нему в стажеры. День энергетики мы вместо "22 декабря" в заголовке отнесли на "22 октября".
   Прошу при разметке гонорара редактору учесть, что я обязался купить Б. Фельдману 6 (шесть) пар теплых носков.
   Радует, что 1-я полоса обретает у нас таки вид, не удивлюсь, если скоро читатели будут кидаться на нее, как мухи на мед (дело неслыханное в советской журналистике).

И. Полоцк

   КОММЕНТАРИЙ ХРОНИСТА: Илан Полоцк отказался давать показания, купил ли он тогда те самые шесть пар теплых носков. А деловую Германию в лице Бори Фельдмана побеспокоить по этому поводу мы не решились.
  

5.08.86 г.

   Поднявшись с Сережей наверх - были встречены жутким скрипом дверей. Зажгли свет и стали осторожно обходить этаж. Как вдруг - распахнув дверь в секретариат - были сметены шквалом ветра и воды. Бросились закрывать окна, особенно намучились в редакторском кабинете.
   Коллеги! Храните матбазу "Молодежки" - не оставляйте окон и дверей открытыми!
   О номере. Понравился м-л Разуваева - просто и хорошо.

А. Шейнин

   P. S. Фантастические молнии над городом. Тов. Тяжелов предложил искупаться в молниях, но был сурово призван к суровому реализму и посажен в лифт.

7.11.86 г.

   С умилением выяснил, что третий год подряд дежурю в этот день. Могу оценить темпы советской власти (монтаж в этом году идет быстрее).

Б. Ф.

26.12.86 г.

   Не знаю, легко ли быть проституткой в Вентспилсе, но дежурство по N, где о них идет статья, - дело нервное.
   В 9-м часу вечера цензор тов. Крузе предложил нам снять материал с полосы на основании точки зрения "их" Гросбуха. Чудом удалось убедить цензуру обойтись "малой кровью". После этого Крузе сумела сделать вычерк в "Прямой линии". Так что скучать не пришлось.

Б. Фельдман

   Вы думаете, справедливость торжествует где-то бесконечно далеко во времени? Ничего подобного. Я, Хронист, свидетельствую: те дивные шторы, что украшают мое домашнее окно, я купила у бывшего Цензора гражданки Крузе несколько лет назад. У нее неплохо получалось торговать предметами, созданными латышскими умельцами...

16.04.87 г.

   Свежая голова параллельно контролировала доклад Горбачева по радио и считает, что ТАСС переборщил с аплодисментами. Их было значительно меньше, чем в тексте. Чтобы не вносить дополнительной правки, дополнительные овации мы оставили на совести агентства. Доклад толковый у М. С.
   Считаю нужным сообщить, что Эдвина с машиной на месте не оказалось.

3.07.89 г.

   Пока ждал сигнала - перечитал книгу дежурного редактора. Обидно, когда отделываются только временем подписи полос, монтажа и сигнала. Эта книга - вход в какую ни есть, но ИСТОРИЮ редакции. Если бы дежреды не ленились, а записывали, как Медведева (Петропавловская) и Майданов, жить было бы интереснее...

Е. Орлов

  
Комментарий Хрониста: - Ну вот еще, в подробностях! Напишешь что-нибудь зловредное о материале коллеги - и это застрянет в Истории.

2.01.90 г.

   746955.
   Коллеги!
   Поздравим нас!
   А теперь - по делу. Позволю себе 3 части.

   Часть I. "Творческая".
   N - ничего. Не "ах!", правда. Отмечу на 1-й: подписи в открытом письме - это достойно. Хотя самих открытых писем чуть замного. Но - хороших. Вполне достойна всяческая политика. Кажется, на разных уровнях она выращивается общим уровнем мысли. 4-я - раздрызгана.
   И еще пару замечаний. В секретариатской "Всякой всячине" вычеркнули начало: "40 фунтов стерлингов - это наши 65 карбованцев". Ну бог с ними, с "карбованцами", нехай будэ! Но по какому курсу 65? Если в пересчете на "живые", обменные, - то 650! А если по-другому? Зачем нам нужно, чтобы над нами смеялся миллион читателей, коллеги?
   БУДЕМ ТОЧНЫ!
   С сожалением читал байку с Ельциным. Если это политика - то явно середины прошлого года... Зачем же сейчас-то так? Смею заверить, не зависть профессиональная меня гложет - уж добрый десяток раз Борис Николаевич в своем одиночестве на съезде был доступен. Конечно, возможно, не так, как Ольбику, - но это-то вдвойне обидно!!! Кому, как не ему, было раскрутить механизм создания нового популистского лидера в КПСС за 70 лет? Что-то там прорывается - и это сразу интересно, - но ведь само интервью не об этом! А была возможность! А делать интервью с политическим лидером - так сегодняшнее. Когда вес его стремительно упал в одних кругах и держится в других.
   И не дай бог Борис Николаевич придет к власти! Говорю - от себя. Но механизм искусственного подогревания ельцинской популярности, кажется, ясен всем - как и его основа, фундамент. Фигура эта ясна. Да, он крайне нужен сегодня, у него определенное место - так давайте говорить об этом, избегая приятного плена дружеских отношений. Давайте рассчитывать на умного читателя, а не только на "массового".

   Часть II. "Производственная".
   Я видел этот кошмар: внизу лежит неотправленная "СМ" за 27, 28 декабря. Две женщины стонут! Вокруг - наши завалы. А что будет сегодня, когда поток утроится? Что будет через 3 дня, к концу недели?? Типография утонет в "СМ". Читатели получат ее через месяц - я не шучу, я видел это своими глазами. Зачем мы работаем? А какой начинается стон у читателей!!! Дундурс знал об этом в октябре. Был ли он в цеху? Я вот спустился, а он? Думал ли, что делать?
   Коллеги! С нами не будут долго церемониться: одна-две забастовки - и нас укоротят, как журнал "Смена".
   ГДЕ НАШ МИЛЛИОН???
   На него можно было бы докупить оборудование, людей, тележки и т. д. Надо срочно дать фоторепортаж на субботу! Грядет кошмар, которого не видят руководители издательства, - но он ударит и по нам. Во всем мире выгодно повышать тираж - но не у нас. Станем ли мы первым прецедентом? Грядет кошмар! Пора принимать решения. А нам - вместе с типографией - биться за них!

А. Шейнин

   Хронист:
   Вот он, миг истины! 746 955 экземпляров - это наш тираж, воистину Гиннессовский рекорд. Миллионный тираж бывал только у московских - всесоюзных газет, хорошо прикормленных. А мы его заработали сами.
   Подписка по стране поднималась волной невероятной. Забавно вспомнить: как-то принесли письмо вулканологов с Камчатки. Просили поскорее приехать и разобраться в отношениях в трудовом коллективе.
   Да, мы стали газетой планеты - на здоровенном куске земной суши нас ждали - и верили нам.
   Похоже, мы не просто держали руку у Времени на пульсе. Мы его обогнали - ну, пусть на секундочку.
   И - е с! Мы "обставили" Время!!!
  
   ПЕСНЯ СВЕЖЕЙ ГОЛОВЫ
   (Поется стоя)
  
   Куплет N 1
   "Во глубине газетных руд
   Храню я долгое терпенье.
   Не пропадет мой жалкий труд", -
   Пою себе я в утешенье.
  
   Куплет N 2
   Пока набор еще идет
   И выпускающие живы,
   Свеж. гол., читанью посвяти
   Зрачков своих свои порывы.
  
   Между куплетом N 1 и N 2 поется припев.
   (Припев поется сидя, но энергично).
   Припев
   Пускай ночуем в Доме мы печати, пускай!
   Но в сердце зависть к ближним ты не запускай!
   Следить будут строго!
   Дежреду видно все!
   Ты так и знай!
   Ты так и знай, ты так и знай!
  
   (Последнюю строчку можно петь, пока не надоест).

А. Никишин
12. 1. 78 г.

  
   РАССКАЗ ЧЕЛОВЕКА,
   ПОВСТРЕЧАВШЕГО БЫВШЕГО ДЕЖУРНОГО РЕДАКТОРА (ДЕЖРЕДА)
  
   Сидел я как-то в ресторане.
   Ко мне подсел седой мужик.
   Сказал тихонько: "Рупь в кармане,
   Так не скупись, налей, старик!"
   Налил. Мы выпили по первой,
   Затем хватили по второй.
   Мужик затяжку сделал нервно,
   Поник вдруг буйной головой.
   Слеза скупая зацепилась
   За седину его усов.
   Он встал и чинно поклонился:
   "Иван Иваныч Иванов.
   Я был, старик, лихим рубакой,
   Строку, как голову, сносил,
   Но голову свою на плаху
   Еженедельно приносил.
   С дежредом на расправу скоры.
   (Налей ка мне еще, старик).
   Дежред - мулета матадора,
   Все остальное - это бык".
   По простоте своей душевной
   Спросил я: "Это что, обет?"
   "Какой обет, - он рявкнул нервно, -
   Четыре сбоку, ваших нет!
   Дежред, чтобы знал ты, недотепа,
   Несчастнейший из всех людей!"
   (Продолжение следует)

30. 1. 79 г.
Р. Бакалов
Опубликовано 28. 3. 95 г.

   ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ
  
   Корректура в эсэмке всегда была государством в государстве, со своими радостями и своими ужасами.
   Радость была - кончить дежурство на час раньше срока. Ужас - очередной съезд абы пленум партии.
   Господа журналисты не знают, что это за мерзость такая - "поправки к поправкам". А молодежь даже не слыхала слова "телетайп".
   Значит, окунемся в 1974 год - в этом году я угодила в корректуру.
   На втором этаже в большом кабинете сидели ветераны - Наталья Александровна Школьник и Варвара Павловна Белова, царствие им обеим небесное. Школьник была сурова и строга, а Варвара Павловна - с сюрпризами. Вот корректурская легенда: как-то Белова заявила, что слово "ворота" - женского рода, и всей корректурой в течение нескольких дней ей втолковывали, что это не род, а число такое, множественное...
   А в маленьком кабинетишке, который в конце коридора за поворотом, сидела другая пара корректоров. Вот туда меня и засунули. Помещение было типа "пенал", удивительной унылости, и я, сбегав в цирк, оклеила его сверху донизу пестрыми афишами. Как мы с Лидой Бирюковой от этих афиш не спятили - сами не понимаем.
   Так вот, поправки. В день открытия съезда с самого утра телетайп трещал как бешеный. Из него ползли бесконечные простыни с докладом Брежнева. Доклад не был сплошным, а делился на "части". Каждая "часть" была размером с машинописную страничку, а всего их насчитывалось не менее ста тридцати. Плюс доклады ревизионной комиссии и прочие эпохальные тексты. Это добро резалось ножницами и скреплялось скрепочками.
   Мы имели счастье читать речи Брежнева за несколько часов до того, как он их произнесет. Почему-то, произнося, он путал местами абзацы, что-то выкидывал, вставлял совершенно необязательные слова. Поэтому вскоре приходили "поправки". В части первой, в шестой строке сверху вместо "идеологический" писать "идейный", и так далее, пятьдесят-шестьдесят "частей" просто поправок.
   Мы резали их ножницами, мы их подклеивали, мы их помечали галочками и двойными галочками! Ближе к вечеру приходило тридцать частей поправок к поправкам. Некоторые звучали так: поправку к части сто сорок пятой, строка тридцать восьмая сверху, считать недействительной. Ладно...
   Потом можно было ожидать еще сорока частей поправок. И, наконец, последний залп! "В части восемьдесят третьей, строка двадцать первая сверху, после слова "коммунизма!" писать: "Аплодисменты".
   Распихав по речам аплодисменты, в четвертом часу утра мы разъезжались по домам. Утром ехали на работу в предынфарктном состоянии. Мы все знали легенду о "Медицинской газете", корректоры которой якобы по ошибке внесли последние поправки не в те части, и получилось примерно так: "Нет больше с нами нашего дорогого товарища, верного ленинца Петра Петровича Петрова (бурные аплодисменты)"... Говорили, что на следующий день редакция в полном составе была уволена.
   Нам везло. В худшем случае оказывались переставлены абзацы в речи Брежнева - и я до сих пор не знаю, какая скотина читала их с пристрастием и замечала эту нелепость. Речи Брежнева тем и были хороши, что их можно было читать задом наперед, а смысл оставался прежним.
  
   Особое отношение у начальства было к туалетам корректуры.
   Как-то Лида Бирюкова сшила себе батистовое летнее платье. Батист - дело прозрачное. Естественно, она в этом платье пришла на работу. И в нем же спустилась в "Зебру".
   Андрей Евгеньевич Василенок и сопровождающие его лица тоже там оказались. Среди лиц был Толик Аграфенин - тогда еще юное и румяное создание, как оно в восемнадцать лет и полагается. Наслушавшись взрослых разговоров, Толик подсел к корректуре.
   - Андрей Евгеньевич удивлялся, что это ты на работу в ночной рубашке пришла, - со всей допустимой в его возрасте наивностью сообщил он.
   - А ты передай Андрею Евгеньевичу, что ночью мне ее носить не дают, ну, я хоть днем, - отрубила Лида.
   Толик сделался малиновым.
   Лично я буду долго помнить свой оранжево-полосатый сарафан с неимоверным декольте. Всякий раз, проходя мимо меня и сарафана длинным коридором, Василенок делал вид, будто серая стена для его взора куда как притягательнее.
   Лето 198... года было жарким, а вода в Даугаве - куда чище, чем сейчас. Мы с Татьяной Инкиной повадились в свободное время бегать купаться на речку. Эта вылазка занимала не более получаса. Но Александр Сергеич Блинов возмутился и запретил.
   После чего я, злоупотребляя хорошим отношением шефа к своей персоне, усаживалась в приемной с полосами и там трудилась, карауля Блинова. Стоило ему появиться, как я принималась канючить. Главным доводом было:
   - Саш, ну, Саш, я же в феврале не попрошусь!
   Однажды он остановился напротив меня и с плохо скрываемой яростью спросил:
   - Семнадцати минут тебе?..
   Слова "хватит" я практически уже не слышала - неслась к лифту. И купания возобновились.
   Корректура имела своих любимчиков и своих комиков. Когда в одной комнате собираются четыре языкастые бабы - мужикам мало не покажется. Их достоинства перемывались весьма основательно. Как-то речь зашла о Зяме. Зяма Кац был маленький, худенький, и борода ему солидности тоже не придавала. Однако считался ходоком по дамской части. Как-то в период вечернего затишья возникла дискуссия - чем он своих дам-то привлекает? Трое из нас, помоложе, громко недоумевали. Вдруг из угла раздался удивительно скрипучий и старушечьи-фольклорный голос Варвары Павловны, про которую мы напрочь забыли.
   - Э-э, девки! Дурное дерево - в сук растет!
   Он же, Зяма, породил удивительного персонажа. В материале о революционной истории он помянул какого-то польского борца против царизма. После фамилии поляка следовала запятая и такой вот комментарий: "друг дочери Маркса и Энгельса". Эту дочь Маркса и Энгельса корректура заботливо вырезала, приклеила на дно старой конфетной коробки, декорировала бумажными кружевами и преподнесла Зяме со всей возможной помпой.
  
   Мы с Толиком проходили стажировку на выпуске. Между типографией и остальным Домом печати в узком проходе стояла будка с вахтером, и этот вахтер требовал предъявить пропуск. Пропуска оформляли крупными партиями, и мы с Толиком в партию опоздали.
   Отыскали картон подходящего цвета, вырезали прямоугольнички, срисовали все необходимые слова печатным шрифтом. Нужны фотографии. К фотографу идти лень. Нашли стопку старых журналов. В результате примерно полгода я предъявляла пропуск с портретом оперной певицы Ирины Архиповой, а Толик - с рожей молодого шимпанзе.
  
   В 197-каком-то спустили сверху распоряжение - выпускать полосу КП. Заведовать "Комсомольским прожектором" поставили Сашу Ольбика, который отродясь не был комсомольцем. Он затеял всякие рейды по фабрикам и заводам.
   Меня занесло на Валмиерский мебельный комбинат. Он повадился поставлять в продажу мебель с неправильной фурнитурой, с двумя левыми дверцами и без единой правой, и еще какими-то огрехами. Именно дверцы и имелись в виду, когда мы делали "лиды" на первую полосу к выпуску КП. "Лид" звучал так: "Два башмака на одну ногу". Под ним был крупными буквами набран еще один "лид" - "Джентльмены удачи на проходной".
   Каково же было наше переходящее в панику изумление, когда мы утром пришли в редакцию и увидели первую полосу! Аккурат под "лидами" был подверстан снимок - Брежнев и Герек за столом переговоров...
   Вообще с текстовками были всякие приключения. Корректура, читая полосу, видела пустые места для снимков, и не более того. Перепутать клише - это уже была задача секретариата. И как-то на второй полосе оказалась панорама бескрайнего поля с трактором, а под ней текстовка: "Сейнеры в Гаванском рыбном порту". Стас Пшоник, который был накануне дежурным редактором, объяснил ситуацию так:
   - Никакой ошибки! Слово "сейнер" происходит от слова "сеять!"

Даля Трускиновская, ныне известнейший мастер фэнтези

  
   ПЕРВЫЙ ЧИТАТЕЛЬ
  
   Правила хорошего тона были таковы - только что испеченный, горяченький материал давать читать "юнге" - и всерьез принимать его замечания. Но первым читателем был все же не он. В докомпьютерную эпоху не было более строгой оценки, чем мнение машинистки, перепечатывавшей рукопись. Уровень их компетентности не уступал мэтрам журналистики, а свежести восприятия мог даже позавидовать замотанный секретариат. Может быть, дело и в том, что они первые работали с текстом, которого еще не видел никто, и, перепечатывая, становились и соавторами тоже. Причем если они говорили "материал отличный" - это можно было считать грандиозным триумфом. Именно их мнение - а не редактора или ответственного секретаря - абсолютно точно совпадало с "мнением масс" - и вызывали такие статьи поток писем и изобилие телефонных звонков.
   В конце концов, редактор - явление преходящее, и если машинистка статью похвалила, а редактор завернул, можно было не биться лбом в "верховные" двери, а просто спокойно подождать. Были случаи, когда пролежавшая год статья выходила уже при другом редакторе, и он говорил: "Исключительно актуально".
   Когда в редакции завелись первые компьютеры и появился отряд наборщиков (контора тогда разбогатела настолько, что у каждого отдела была своя пишущая машинка), явление повторилось. Ведь принцип не изменился - просто теперь соавторами становились операторы компьютерного набора.
   Причем вот что интересно - когда статья, переходя из одной инстанции в другую, добиралась-таки до корректуры, мнения девочек автор ждал с трепетом. Если похвалили и они - ведь и они соавторы - значит, действительно удалось блеснуть.
   Двадцатилетний опыт Хрониста показывает - стоило хранить именно такие вырезки - и сейчас те творенья с интересом читаются. Высший суд в газете - это не редколлегия. Высший суд - машинистки и корректоры.
  

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

"Советская молодежь" 1 января 1985 или 1986 г.

  
   ВОЗВРАЩЕНИЕ КОМАНДОРА
  
   В нашей суперновой истории жизнь продлевают размышления о личности Бендера-Задунайского. Пока мы жили при старом режиме, полное совпадение эпизодов двух великих книг, написанных в 20-х - 30-х, с событиями 70-х - 80-х совершенно не удивляло. Мы-то считали, что "12 стульев" и "Золотой теленок" - зеркало безумно смешного процесса строительства выдуманного строя (уже в поколении семидесятников мало кто воспринимал это занятие всерьез). Ведь Ильф и Петров были блестящими газетчиками! Остап Бендер и КR были надежнейшими друзьями молодости - и в любых ситуациях.
   Картина: Камчатка, из 400 головоломных километров пройдено 140, льет дождь, наша юная компания добредает до относительно сухих палаток лагеря, вваливается внутрь, начинает рвать застежки рюкзаков. В сухое-то влезть хочется! И тут обнаруживается, что рюкзаки, перед походом пропитанные супер-водостойким составом - это аквариумы. И плавают в них полиэтиленовые пакеты с вожделенным и некогда сухим...
   Что делает Марк, наш непревзойденный вождь? Ныряет в рюкзак, вытягивает нечто бело-полосатое, вода стекает на пол. И Марк орет во всю могучую грудь - но дрожащим голосом Паниковского: "Шура, вы только посмотрите, это же были мои пасхальные брюки!" И жизнь снова блистательна. В конце концов, мы были достаточно молоды, чтобы обогреть собой и 20-местную армейскую палатку, да еще и язык ледника по соседству...
   Когда история совершила очередной финт, поначалу было весело, но какая-то непривычная пустота изредка накатывала. Незащищенность какая-то. Теперь, когда нынешнее болото несколько поуспокоилось, я понимаю, что это было. Ощущение незащищенной спины.
   "Спартак", слава Богу, в дни школьной юности был книгой не только доступной, но и рекомендованной для домашнего чтения. Вынесли мы из нее не пример мученичества за идею, а крик профессионального гладиатора, знающего, как не позволить себя убить. Сколько раз во взрослой жизни мы повторяли - и это срабатывало: "Прикрой мне спину! И мы пробьемся!"
   Так вот, когда мы "купились" на идею независимой демократической страны, а оказалось, что на самом деле просто одна безнравственная структура сменила у власти другую, ощущение неприкрытой спины стало пугающе острым. Некому было прикрыть нас, потому что не существовало литературных героев, "разведавших" путь перехода от развитого социализма к дикому капитализму. Единственный подарок - светлая книга Толкиена упала нам в руки. Мы укрылись в Мире Средиземья, и это дало нам передышку. Но не просидишь же всю жизнь в Лориене! И каждое утро мы выходили в этот реальный вывихнутый мир, трезво глядя на происходящее. Вот позавчерашний Защитник Обездоленных Всей Планеты смошенничал - и украл у коллег все, оставив даже без пособия по безработице. Вот вчерашний Заступник За Безработных выкинул пожилого сотрудника, он причел приказ об увольнении - стало плохо с сердцем - и умер, как только "скорая" довезла его до больницы. Такое время - в сумерках морали просто смешно ждать, чтобы закон восстановил справедливость.
   Возможно, что еще вернется надежнейшая из опор - способность смеяться над подлостью. И однажды послышится знакомый голос - это ничего, что с грустинкой: "Лед тронулся. Заседание продолжается". Командор вернется!
   Пока вернулся Корейко. Совпадение деталей просто-таки ошеломляет.
   "Революция семнадцатого года согнала Корейко с плюшевого дивана. Он понял, что может стать счастливым наследником незнакомых ему богачей. Он почуял, что по всей стране валяется сейчас великое множество беспризорного золота, драгоценностей, превосходной мебели, картин и ковров, шуб и сервизов. Надо только не упустить минуты и побыстрее схватить богатство.
   Тиф валил людей тысячами. Саша торговал крадеными со склада медикаментами. Он заработал на тифе пятьсот миллионов. В этом периоде одним из наиболее удачных его дел было похищение маршрутного поезда с продовольствием, шедшего к голодающим на Волгу. Корейко был комендантом поезда. Поезд вышел из Полтавы в Самару, но до Самары не дошел, а в Полтаву не вернулся. Он бесследно исчез по дороге. Вместе с ним пропал и Александр Иванович...
   Он вынырнул в Москве 1922 года. В ту пору уже бегали новые моторы с хрустальными фонарями, двигались по улицам скоробогачи в котиковых ермолочках и в шубках. Слово "гражданин" начало теснить привычное слово "товарищ".
   На Сретенском бульваре открылось новое заведение под вывеской "Промысловая артель химических продуктов "Реванш". В первой комнате висел портрет основоположника социализма Фридриха Энгельса, под которым, невинно улыбаясь, сидел сам Корейко в сером английском костюме, продернутом красной шелковой ниткой. В задней комнате находилось производство. Там стояли две дубовые бочки с манометрами, одна на полу, другая на антресолях. Бочки были соединены тонкой клистирной трубкой, по которой, деловито журча, бежала жидкость.
   Александр Иванович и сам точно не знал, какого рода химикалии вырабатывает артель "Реванш". Его рабочий день и без того был уплотнен. Он переезжал из банка в банк, хлопоча о ссудах на развитие производства.
   По прошествии года банки возымели желание узнать, насколько благотворно отразилась на развитии промартели "Реванш" оказанная ей финансовая и сырьевая помощь. В пустой конторе председатель комиссии долго вглядывался в равнодушное лицо Энгельса и стучал палкой по еловому прилавку, вызывая руководителей и членов артели. В производственном помещении комиссия пробыла недолго. Жидкость, так деловито журчавшая в клистирной кишке, по вкусу, цвету и содержанию напоминала обыкновенную воду, каковой в действительности и являлась.
   Все операции в артели "Реванш" были занесены в банковские книги на "Счет прибылей и убытков", и именно в тот раздел счета, который ни словом не упоминает о прибылях, а целиком посвящен убыткам.
   А Александр Иванович прибавил к своему капиталу полмиллиона рублей. Его маленькие злые пульсы по-прежнему нетерпеливо бились. Он чувствовал, что именно сейчас, когда старая хозяйственная система сгинула, а новая только начинает жить, можно составить великое богатство.
   Все кризисы, которые трясли молодое хозяйство, шли ему на пользу, все, на чем государство теряло, приносило ему доход. Он прорывался в каждую товарную брешь и уносил оттуда свою сотню тысяч. В разных концах страны на него работали большие и малые пройдохи".
   А подарок Бендера - книга под названием "Капиталистические акулы". Первая фраза была очеркнута синим карандашом и гласила: "Все крупные современные состояния нажиты самым бесчестным путем".
   "Обладатель десяти миллионов походил на боксера, расчетливо подготавливающего свой триумф. Александр Иванович хотел быть молодым и свежим в тот день, когда ве возвратиться к старому и он сможет выйти из подполья. Он берег себя для капитализма". (1931 год!)
   Корейко не дожил. Его духовные дети расплодились столь быстро, словно размножались делением. Вскармливающий их питательный бульончик корысти не исчезал, в сущности, никогда.
  
   Возвращаясь к теме

В МЕНЮ И ПОД ПРИЛАВКОМ

   С помощью "Латснабторга" выяснилось, что Юрмала получает в месяц около 150 ящиков сигарет "Рига" и "Элита".
   Пройдя всю Юрмалу, я нигде не нашел свою марку. Хотя не совсем так. В парикмахерской, где я брился, парикмахер курил "Элиту", в кафе, где я пил кофе, официант курил "Элиту", в ателье, где я пытался заказать брюки, закройщик курил "Элиту".
   Моими единомышленниками в стремлении докопаться до истины - как и по каким каналам все же "утекает" "Элита"? - стали работники ОБХСС, общественники, депутаты горисполкома.
   В рамках рейда мы прошли с десяток кафе и магазинов. В каждом из этих заведений мы находили след сигарет. А иногда и не только след...
   В кафе "Семь сестер" буфетчица с готовностью призналась нам, что сама купила "Элиту" на свои кровные 5 рублей в сифонной.
   В акте были сигареты "Элита" 580 пачек! Но... их нигде не было - ни на прилавке, ни под прилавком. Это ведь история! Вроде сигареты есть, и в то же время их нет.
   - Я не посмотрел, что там, в акте, написано, - таково было первое объяснение Логиновой.
   - "Элита" не залеживается. Я ее тут же продала, - второе объяснение. Когда дело дошло до того, чтобы опечатать кассу, буфетчица заплакала. И это было самое убедительное объяснение.
   - Сменщица напутала, - предположила она сквозь слезы, и нам стало ясно, что явись сейчас в сифонную сто Мегрэ и столько же Шерлок-Холмсов, все равно тайну "Элиты" разгадать будет очень трудно.
   Правда, кое-что мы узнали. В рабочем шкафу мужа буфетчицы, работающего в этой же сифонной механиком, мы обнаружили 200 пачек искомых сигарет. Где остальные 380 пачек, мы так и не установили, и, увы, вряд ли это удастся сделать с абсолютной точностью...

А. Ольбик, слесарь
г. Юрмала
1973 г. (?)

  
  
   Вот она, блестящая охота! Вцепиться мертвой хваткой - и хоть десять блоков сигарет, да вытрясти из жулья.
   Не из "благородных мстителей строю". Из жулья. Потому что когда всего мало, всегда приходится решать - что дороже и ближе. Для жулья украсть - чтобы не наесться, а перепродать, а значит, нажиться на людях потрясающей бедности - людях твоей страны. Жулье сжирает все.
   Вот живая картинка. Ее можно и назвать покрасивее: "Герои раннего Веллера глазами современников".
   Психотренинг. Всесоюзный институт повышения квалификации, Рига, 1985 год. Группа начальников отделов кадров из разных концов страны. Задание: рассказать яркую историю - или сказку, в которой присутствует повествователь.
   Павел (тренер): - Петр, теперь твоя очередь.
   Петр: - В московский магазин, где продавалось мясо, зашел один товарищ. И вдруг продавщица кричит кассирше: "Не выбивать! Мясо кончилось!" Но этому товарищу мясо было необходимо. И он сориентировался в именах и пошел на хитрость. Зная наверняка, что мясо где-то там у них осталось. А магазин уже закрывался. Подходит он к кассирше и говорит: "Катюша! Маша просила выбить два килограмма". Катюша выбивает. Он берет талончик, аккуратно подходит к Маше и потихоньку говорит: "Маша, Катюша просила отпустить". Маша дает мясо и после этого кричит: "Катюша, а как он вам доводится?"
   Каждый участник тренинга должен дать свое восприятие каждой из историй.
   Света: - Герой истории - человек, который выполнит задание, чего бы это ему ни стоило. И в тот раз ему обязательно нужно было домой вернуться с мясом. И он пошел на такую хитрость, но задание выполнил. Это такой человек, кто пройдет через все, но обязательно сделает. Человек, на которого можно положиться.
   Рената: - По-моему, это человек, который очень хорошо умеет общаться. Это очень наблюдательный человек. Я думаю, что здесь просто ситуация была такая... доставательная, но это человек, который в любой ситуации может найти общий язык с любым, добиться своего. В этот раз было мясо, а вообще он может решить проблемы, которые кажутся неразрешимыми. Просто опираясь на то, что кругом люди и с каждым можно найти общий язык. Как с той же Машей и Катей.
   Слава: - Этот человек возмущается, что у нас такие еще безобразия. Ему говорят: "Нет мяса!" - а он знает, что есть.
   Лора: - Я думаю, что этому человеку настолько чужды эти всякие обходные пути, он решил просто наказать этих людей. Да, он наказал это зло! Наказал! Он взял этот кусок. И унес! (Смех).
   Павел (тренер): - Мне кажется, что обманывать Петру не свойственно. Он рассказывает нам с каким-то удивлением: "Вы посмотрите, что мне удалось!" Для какого-то дельца это бы ничего не стоило. А Петр это нам рассказывает как историю, которую еще можно будет детям своим рассказывать, внукам! "Какой я удачливый человек, так ловко провернул такую операцию!" И это действительно очень наблюдательный человек. Он видит, что мяса этого не хватает и не пытается бежать в какой-то другой магазин. Он начинает действовать как бы подпольно, внедряется в их отношения "Катя-Маша". Он уходит вглубь и вот на этом начинает играть. Это человек не теряющийся. Он что угодно попытается сделать, причем в рамках законности. "У них всегда припрятано, то, что они должны отдать нам, они еще не отдали". Так я им помогу отдать! Это чувство удовольствия, что удалось на законном основании эту операцию провернуть. Он уходит, и слышит, ... вот это, слышит еще! Он не просто деру дал! Он идет по залу довольный - обслужили его! И до сих пор гордится такой своей находчивостью! (Смех).

* * *

   Мне почему-то кажется, что Петр до сих пор гордится тем куском честно добытого мяса в схватке умного - с подлым. Он, охотник без страха и упрека, добыл-таки мясо - и в доме был праздник. И еще мне почему-то кажется, что дети недоедавших родителей - его внуки - никогда не переступят черту, никогда не украдут у голодного. И по фольклорным просторам третьего тысячелетия будет вечно бродить юный дед, распевая, и хохоча, и побеждая - снова и снова. Ведь дети - люди умные и слушают не всех взрослых, и для них блистательный их предок - сказочный герой, которого можно обнять за шею. И именно дети понимают разницу между "накорми голодного" и "жми на крючок, Билл, динозавры приближаются".

   АНОНИМКА, ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ

   В этих письмах не было ничего нового. В тайнике одного из фараонов (светлая ему память!) открылась правда: свитки папируса, анонимки, кляузы и доносы на младшего держателя опахала. "Доброжелатель", писавший 4000 лет назад, обвинял младшего держателя опахала в том, что он "бешеная ехидна" и "затаившийся аспид". Жаль, не удалось узнать, какие доказательства "бешеного ехидства" приводились - или Доброжелатель просто поставлял информацию к размышлению.
   Две большие разницы, кто совершает отныне разрешенное!!! - просто выкидывает анонимку в редакционный мусорник. Утомленный интеллигент в NN-ом поколении (да простится мне!) - совершающий естественное отправление. Или светящееся радостью существо, для которого события развивались в такой вот последовательности. Соседка по коммуналке 12 лет растапливает печку ответами на жалобы на слишком молоденьких продавщиц, и т. д., и т. п. - так до бесконечности - и в растопке никогда нет недостатка. И вот "эпистолярная старушка" настолько достает всех градоначальников, что ей выделяют комнату в квартире с центральным отоплением. Не проходит и месяца, как в и без того блаженствующей квартире появляются мастера с невероятной вестью: пора, мол, и весь тихий центр начать коллективно обогревать - и в сказочном темпе тепло течет по трубам. А ровно 3 месяца спустя выходит распоряжение-разрешение выкидывать к дьяволу все те помои, которые не пожелавшие подписаться граждане пытаются вылить на ближних своих руками газетчиков. Это очень важно - всегда объяснять, что и счастье можно измерять вот таким вот градусником с ОГРОМНЫМ количеством делений.
   Первым реальным шагом перестройки стало право редакций не вести расследований по анонимкам. А с этими, неподписанными письмами редакции вправе делать что угодно. Хоть из них флажков настричь и гирлянду в отделе писем повесить.
   Человек обращается в газету в очень многих случаях, но он должен доказать, что достоин доверия "хотя бы" тем, что ставит свое имя под письмом. Не обязательно - паспортное. Огромное число писем приходило просто под псевдонимами - и автор это сообщал. Когда человек боится, разговора не получается. Под псевдонимом он обладает необходимым минимумом защиты. И это профессиональные газетчики отлично понимали.
   И вот впервые им, профессионалам, было дано официальное право поступать самим так, как они считают нужным.
   И вот именно тогда журналисты почувствовали: им доверяют, их признают компетентными. Шажок. Пылинка. Ничтожнейшая мелочь?
   - Но кто же Он? - подумали журналисты огромной, интереснейшей страны, где никогда не обитали люди-совки. Ну не было такой породы.
   Но ведь вранье!
   Я и сама-то не сразу узнала, что "совок" - вовсе не от слова "советский". "Автор" объявился по ТВ - Александр Градский. Очень сокрушался, что не догадался "запатентовать", закрепить за собой, так сказать, честь.
   Изумляет история рождения слова. После концерта БОГ-ВЕСТЬ-ГДЕ столичные львы и звезды вынуждены тусоваться на детской площадке, чтобы релаксироваться. И вот сидят они в песочнице - и пьют вино - портвейн поганый - из детских формочек, валяющихся под ногами. И говорит он, запевала, удалой дружине своей: "Да если бы мы жили в Америке, мы бы после такого концерта - да на "линкольне" - да в этакий ресторан. А посмотрите, где сидим мы и что делаем. Вот я пью из совка. И сам я - совок".
   Из песни слова не выкинешь, и лучше песенника не скажешь. Вольно же тебе пить из предмета, которым загребали песок, БОГ ВЕСТЬ сколько лет назад привезенный. И, мягко говоря, его состав обогатили и кошечки, и собачки, и детишки. "Не пей, козленочком станешь!" Сказки - они правде жизни учат.
   С другой стороны - каждому - свое. Есенина мысль об ущербности не посетила, когда он писал: "воду пьют из кружек, из стаканов, из КУВШИНОК тоже можно пить". А ведь деревенский паренек, не знавший азов гигиены и санитарии. Хотя знавший же, конечно, все и обо всем. Потому что все сказки мира шепчут детям на всех языках Земли: "Нельзя гадить в своем гнезде..."
   Нельзя со-Землян по такой огромной, невероятно интересной стране превращать в ничтожества.
   Каждый пишет, как умеет, - кто палкой по песку, кто дегтем на каждой двери: "Эй вы, совки!" "Куда уж нам, совкам!" Почему-то мне кажется, что на автора слова немота накатила за грехи - где вы, те отличные песни, которые пелись ВОПРЕКИ? Вопреки пошлости. Вопреки глупости. Вопреки - тьме!
   Заповедь восьмая, общечеловеческая:
   "не распространяй о ближнем худой молвы, не клевещи, не предавай"...
  
   Монологи

БАЛЛАДА О СЛОНОВЬЕМ НАВОЗЕ

   В двадцать лет я была большой насмешницей. Взрослые никогда не вызывали у меня преклонения, и вот, вытолкнутая возрастом в их круг, развлекалась тем, что могу по крайней мере наконец смеяться над ними вслух.
   В то время я работала техником-геологом в проектном институте. Плохих людей в нашей группе не было, но каждый отличался каким-нибудь забавным качеством. Самое же смешное было в следующем: хорошие специалисты и ответственные люди, они не видели того, что для меня в нашей профессии было на уровне дара богов. Ведь нам было дано стать Видящими - знать, что там, в глубине земли, и чего не видит ни один ходящий по ней, кроме нас. Это можно сравнить с грибной охотой. Момент затаивания, замирания накануне чуда здесь был.
   Вот задвигался трос, вынимающий желонку из скважины, - что откроется сейчас, что выловила она на пяти- или пятнадцатиметровой глубине? Песок невиданного цвета - нежно-розовый, как полоса облаков на закате, - на поверхности сегодняшней земли такой не водится? Или обломочек доломита, который только зануда назовет серым - в нем и зелень мшистого валуна, и запах настоящей скалы. Мне хорошо на своей родине, только очень не хватает гор, и каждый обломок горной породы как привет от них. Я-то знаю, что и у нас были скалы, и сейчас есть, - только ушли туда, в глубину.
   Итак, каждое бурение было для меня охотой на реальное чудо, а моих взрослых коллег интересовали только несущие способности грунтов. Но и им хотелось чего-то необычного, и меня забавляло, что отдушину они нашли в садоводческом товариществе. Они просто светились, обсуждая проблему прокладки мелиоративных канав, а эпопея со слоновьим навозом вызвала у меня и искренний смех, и душевный трепет. А дело было так.
   Инженер Зоя узнала по каким-то своим каналам, что в зоопарке можно купить хороший навоз, и стала мечтать... о слоновьем. И в первый раз на моих глазах компания разновозрастных и разнохарактерных геологов стала командой единомышленников. День начинался со своеобразной планерки: ответственный за самосвал рассказывал, что удалось сделать и какие бумаги еще нужно оформить, но самым главным, конечно, был доклад гонца в слоновник - Зои. Вообще-то немного аутсайдер в группе - в основном из-за незнания языка, - она впервые оказалась лидером, и каким! Ее слова сверкали подлинностью истинного чувства и поднимали людей. И не только слова. Вершиной была операция по вывозке слоновьего навоза. Какой это был стратегический маневр! Нет, я серьезно.
   Уже когда самосвал въехал на территорию зоопарка и подрулил к слоновнику, там обнаружилась еще одна машина. Конкуренты! Да, какая-то другая организация сумела улестить смотрителя, не знаю уж какими посулами, и собралась приступить к погрузке вожделенного. Но при Зое было все - и хладнокровие, и документы. Титаническая борьба шла часа четыре -- и телефонные сводки с поля боя поступали в отдел, и я еще никогда не видела своих серьезных коллег такими взволнованными и такими углубленными в себя. Такими - да простится мне сравнение -- двадцать лет спустя были люди на рижских баррикадах. И в эти часы напряженного ожидания (победы или гибели мечты) они были равны, мечтавшие о свободе - и мечтавшие о слоновьем навозе. Потому что в их лицах была подлинная, внутренняя, загнанная в глубь детская сущность - потребность в чуде, "сбытие" мечты. И я, с неизбывным чувством юмора наблюдавшая за слоновье-геологической эпопеей, перестала смеяться. Мне не хотелось. Мне хорошо было с ними, подлинными. Но мечта сбылась - самосвал был нагружен и благополучно перегнан в Гарупе, на участки, и лица погасли и стали суетно-деловыми.
   Но с тех пор я никогда не смеялась над землевладельцами, хотя идеалы садоводческих товариществ мне чужие. Почему чужие? Да потому, что для меня странно огородить кусок планеты проволочной сеткой и только его считать своим, и запереться внутри, как в вольере. Потому что дико в борьбе за солнечный свет на участке поливать кипятком корни березы, чтобы засохла и разрешили срубить. Потому что больно бить и бить железом тяпки по отчаянно рвущейся к жизни траве - чтобы примулы цвели пышнее. Из меня бы никогда не вышло цветовода, хотя в пять лет я мечтала стать именно им. Тогда садоводом быть тоже хотелось, но пугала чудовищность срока: надо ждать пять лет, пока на посаженном деревце появятся яблоки, - целую жизнь. И была цель жизни - вырастить голубую розу: тогда еще не было их. Это лет семь назад я увидела на Центральном рынке Риги цветок оттенка черничного мороженого, вздрогнула, остановилась, вспомнила свое несбывшееся и, разглядывая феерического мутанта, порадовалась за вырастившего его.
   Мне выпало другое - стать географом, планетологом, и нет для меня милее "неприрученных" растений. Куст белого шиповника мне ближе всех розариев мира, а рябина на дикой серой скале дороже самого изысканного парка. Но уже двадцать лет я помню историю о слоновьем навозе и понимаю, что каждому - свое. И нет ни высокого, ни низкого, ни грязного, ни белоснежного - просто люди разные, и пусть у них будут разные счастья. Наверное, действительно, угольщик, наваливающий корзину, думает, что она зацветет, а замученный горожанин мечтает, что от слоновьего навоза его торфянистый клочок земли обернется райским садом. Бог в помощь! Пусть человек увидит чудо в первом пупырчатом огурце и кусте колючего крыжовника у забора.
   Сколько людей - столько представлений о радости, у каждого - праздник души свой. И давайте попробуем не втискивать других в чужие для них календари. Это трудно. Говорят, только домовые владеют магией простых вещей, колдовством на каждый день, дающим радость простых вроде бы поступков. Но мне кажется, именно для нашего замученного времени написано это:
   И все ближе подходит чудесное
   К заколоченным грязным домам,
   Никому, никому неизвестное,
   Но от века желанное нам.
  
   Попробуем стать немного домовыми друг для друга.

Рената Ларичева
3. 4. 91 г.

  

0x01 graphic

0x01 graphic

Рис. В. СТАРОДЫМОВА

(Новосибирск)

   Даешь домашний икромет!
   Современному молодому поколению черная зернистая икра в большинстве случаев неизвестна. Но ностальгия по этому продукту еще сохраняется среди многочисленных гурманов, переживающих отсутствие этого деликатеса.
   Но дело поправимое. Можно сконструировать простейшее приспособление для "икрометания", вполне доступное для домашних умельцев. Конструкция установки для приготовления вкусного деликатеса очень проста. Ее можно собрать в течение двадцати-тридцати минут человеку, даже не обладающему слесарными навыками. Производительность домашней "икрометной техники" небольшая - 300-500 г икры за час работы, - но вполне обеспечивает как себя, так и сидящих за столом гостей вкусным сюрпризом. Вкусовые качества искусственной черной икры, полученной на домашней установке, - отменные.
   Исходные продукты для приготовления черной икры всегда можно найти в продаже. Это - десятипроцентные сливки или обычное молоко, пищевой желатин, растительное масло, не обладающее специфическим запахом (оливковое, кукурузное, рафинированное подсолнечное и др.) , всякая мелочь, которая всегда найдется на кухне у любой хозяйки.
   Для заинтересованных читателей могу описать устройство приспособления для домашнего "икрометания" и сам процесс приготовления синтетической черной икры. Секрета из этого не делаю, но, учитывая газетную площадь, сейчас нет смысла описывать подробности. Тем более, что для наглядности необходимо начертание схемы эскиза установки.
   Читателям можно сообщить мой адрес, и я с удовольствием поделюсь секретами "производства" в домашних условиях забытого многими деликатеса.
   340092, г. Донецк, ул. Полоцкая, д. 20в, кв. 7. Потемкину Всеволоду Федоровичу.
  

31. 3. 90 г.

   Мы тогда не смеялись - мы в очередной раз восхитились, как остроумны наши талантливые люди.
  

   ОТВАГА

   Во рту сушит от такой смелости: в 1988-м истинный журналист Александр Ольбик предоставил истинному редактору Александру Сергеевичу Блинову большое, отличное интервью с отдыхавшим в Юрмале опальным коммунистом Борисом Ельциным.
   И материал был напечатан. У нас, в "Советской молодежи". И разошелся по всей стране - со ссылками на нашу газету. Первое (!) интервью с Ельциным.
   И все знали, что имеет сказать стране тот, кто станет в свой срок первым президентом России.
   Такой информационный прорыв - высочайшая смелость!
  

Страшный рождественский рассказ

ИСКУШЕНИЕ А. С.

Посвящается Б-ву

   Эту скандальную историю, вероятно, не следовало выносить на газетную полосу, но у нас нет секретов от читателей, тем более что слухи уже поползли по городу...
   Итак, в понедельник около 20.00 в кабинет редактора вошла молодая женщина. "Я присылала фотографию на конкурс "Мисс фото-эротика", но в финал не прошла. Это какая-то нелепая ошибка. Судите сами!" ...И женщина начала... раздеваться.
   Редактор на мгновенье потерял дар речи. "Что вы, что вы, я вам верю на слово!" "Нет, вы должны лично убедиться", - непреклонно сказала она. В одно мгновение платье сползло к ногам, к стене отлетел черный ажурный бюстгальтер, белые локоны заструились по обнаженной груди, и делом еще одной минуты было скатать колготки и снять все остальное.
   "Ну как, хороша?" - игриво спросила голая женщина и, покачивая стройными бедрами, шагнула к редактору. Тот в ужасе отшатнулся, но женщина всего лишь подошла к столу и, как селедка, распласталась на свежей газетной полосе.
   "Сюда же могут войти!" - ситуация была идиотская, и редактор, наверное, первый раз в своей жизни не знал, что ему делать. "Ну и хорошо, быстрее сговоримся. Во-первых, фотографию на всю полосу..." В коридоре послышались шаги. Редактор накрыл дамочку газетой. Как водится, без стука в кабинет влетел фотокор Олег Зернов: "А это идея, шеф. Гораздо лучше, чем то, что вы вчера предлагали. Пусть так и лежит, я щас за "Никоном" сбегаю". "Вот и я смотрю, - нашелся редактор. - Как раз для субботнего номера".
   Одержав первую победу, шантажистка почувствовала себя увереннее: "Во-вторых, первая премия в конкурсе и денежный приз". - "Ну нет, это только через редколлегию". - "Так что, может, прямо сейчас и пригласим?" - ехидно поинтересовалась девица. Словно по заказу, к редактору заглянул член редколлегии Алексей Шейнин: "Шеф, я на митинг, потом на съезд, потом на митинг и, если успею, потом на пленум". - "Алексей, тут такое дело..." - начал редактор. - "Да, да, репортаж уже у вас на столе - под девушкой".
   "Вот видите, всем не до вас". - "Ах, так, ну, ну", - решительно сбросив газету, шантажистка спрыгнула со стола и прижала пышной грудью редактора к стенке. За дверью послышалась мерная строевая поступь. "Штаб ПрибВО (Прибалтийского Военного округа), - с ужасом вспомнил редактор. - Это конец".
   И тут редактор проснулся. И с облегчением увидел, что в кабинете никого нет. "А ну ее, эту эротику, хватит читателям на "десерт" и наших инопланетян".
   И тут за дверью послышалась мерная строевая поступь. "Штаб ПрибВО", - обрадовался редактор. Не открывая двери, в кабинет вошла тройка в черных кожаных скафандрах. "Есть мнение, - сурово сказал один из них, - что призрак бродит по Вселенной". Редактор на мгновение потерял дар речи. "Вы не согласны? Давайте посоветуемся, - зловеще произнес второй и зафосфоресцировал красным. - Есть мнение, что на вашей планете происходит саботаж идеи всеобщего добровольного равенства".
   "Но, товарищи..." - робко начал редактор. "Молчать! - рявкнул инопланетянин в кожаном. - Планета погрязла в неравенстве, самое противоестественное из которых - внешние различия землян. Куб - вот новая форма гармонично развитой личности. Есть мнение: кубизм - светлое будущее человечества. А начнем мы с отдельно взятого редактора. Подпишите приговор тройки о трансформации в куб. Вы у нас будете счастливы!"
   И тут редактор наконец заметил, что за спинами инопланетян стоят двое в штатском с горячим сердцем, холодным умом и чистыми руками. "КГБ", - обрадовался редактор.
   И тут редактор проснулся и с облегчением увидел, что в кабинете никого нет. "А ну их, этих инопланетян. Главное, что нужно сегодня читателю, - это политика". И вдруг он заметил, что за его спиной стоят двое в штатском... "КГБ", - ужаснулся редактор.
   ...Баланда, несмотря на запах, показалась редактору почти домашней пищей. Месяц в товарняке сказывался. К тому же говорили, что зэк Чумак заряжает баланду от цинги и пеллагры.
   Да и вообще, можно сказать, что редактору повезло с первого же дня в Перлаге (Перестроечный лагерь). Накануне за публикацию в стенгазете выступления зэка Афанасьева* сняли ее редактора, зэка Коротича. И новым редактором назначили редактора. (Для идейного укрепления в газету был также временно переброшен бригадир Кузьмич).
   После поверки коллектив собрался в бараке около редакторских нар. "Яковлев, Евтушенко, Попов, Старков..." Ничего, работать можно, - подумал редактор и начал планерку. - Что у нас в номере?
   "Есть статья старшего бригадира Сергеевича. Он предупреждает об опасности раскола лагеря на группы и фракции по статьям и срокам отсидки. В противном случае он готов сложить свои полномочия".
   "Тревожные вести из Балтийского лагеря: о непродуманной политике отправления в Балтлаг больших этапов заключенных, что ухудшит и без того катастрофическое положение коренных зэков".
   "Есть заявление Николаевича. Он протестует против нарушения справедливости в распределении селедки и требует отмены бригадирских привилегий".
   "Борис опять неправ! - рубанул воздух рукой Кузьмич. - Я настаиваю на публикации моих тезисов к выступлению на активе зэков. Об эффективности коллективного труда в подсобном хозяйстве".
   Назревал конфликт. Но тут в барак ввалился Щекочихин, отвечавший в стенгазете за уголовную хронику. Прижавшись к "буржуйке", он бросил через плечо: "Мужики, слушай сюда. Есть сенсация - "голоса" передали, что на Центральном прииске создана межлагерная группа. Я пробрался на Центральный и..."
   Через пару часов сенсационный номер был готов. Как и в старые добрые времена, ловко обойдя цензуру, в газете удалось поместить обращение межлагерной группы, ставшее "гвоздем" номера. Это был призыв провести двухчасовую забастовку в знак протеста против 6 пункта Положения о режиме содержания в лагере...
   ...На рассвете за редактором пришли. "Это конец", - понял редактор. Раздались выстрелы и... редактор проснулся. В воздух летели пробки от шампанского: "С Рождеством!" Редактор стряхнул остатки сна. "А неплохой завтра будет номер "Молодежки" - сплошь политические сенсации", - с удовлетворением подумал редактор.
   И пошел к праздничному столу, машинально заведя руки за спину. Видимо, по привычке.
   Рождественские сны редактора смотрели

Инна Каневская,
Марина Михайлова,
Алла Петропавловская
23. 12. 89 г.

  
   * Фамилию "Афанасьев" ищите дальше по тексту главы.
  
   Это та самая шутка, где шутки - лишь махонькая доля. Очень точный психологический портрет времени. Впереди - или светлый путь социальной справедливости, или лесоповал. Третьего - не дано. (Сбывшийся на самом деле? Да в такой вариант никто бы тогда не поверил!)
   И абсолютная правда - о главном герое. Об Александре Сергеевиче Блинове. Виктория Токарева писала о кинорежиссере, но это очень точно ложится "на профиль" редактора пламенных лет:
   "Лишиться права постановки или сесть в тюрьму для него было примерно одно и то же. Он не умел жить вне работы, и где проводить свободное время - в кругу семьи или на лесоповале, ему было почти все равно. По-настоящему он любил только тот мир, который сам записывал на бумаге, снимал на пленку, а потом сам монтировал в фильм.
   И жизнь он любил за возможность уйти от нее в свой мир. Зачем гончая идет по следу? Не затем же, что ей так уж нужен заяц. Она обойдется и без зайца. Потому что гончая собака - это гончая. И никакая другая. И ее назначение - природа, погоня, ошеломляюще острый нюх. И когда гончая возвращается домой, в свою конуру или на подстилку в доме, где она живет, то остаток дня она проводит как обыкновенная собака, дворняга или болонка. И она пережидает тот кусок времени, чтобы дождаться следующего рассвета, когда снова лес - и след..."
   И Мастера Преследования - факта ли, события ли - ценились тогда особенно высоко. Вот-вот газета начнет выходить на чудовищного качества, почти оберточной бумаге (промышленность уже лихорадило, и каждое утро на планерке обсуждалось, сколько вагонов и когда придут с северных бумагоделательных фабрик). И было в этих номерах, от чего сегодня сердце щемит: и тревога, и удаль отчаянная: "Мы все равно пробьемся!" И никогда-никогда "молодежная газета со стажем" не была такой юной. "Потому что в первый день сожалеть не о чем, надеяться же можно на все..."
   В Вильнюсе еще не стреляют, но в том же номере - репортаж из Москвы под названием "Роман летел к развязке". Так и оказалось - "роман" с Союзом кончался:

   ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ:
   "РОМАН ЛЕТЕЛ К РАЗВЯЗКЕ..."
   Наш специальный корреспондент Алексей ШЕЙНИН передает из Кремля.
   ЗАЯВЛЕНИЯ...
   СЪЕЗДА НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ СССР
   "Съезд выражает серьезную озабоченность по поводу поступающих сообщений о драматических событиях в Румынии, которые привели к человеческим жертвам. Это вызывает чувство глубокого сожаления. Выражаем надежду на то, что в Румынии уже в самое ближайшее время будут найдены возможности мирного урегулирования возникших проблем в духе терпимости, гуманности и уважения прав человека".
   ...МЕЖРЕГИОНАЛЬНОЙ ДЕПУТАТСКОЙ ГРУППЫ
   зачитал в четверг вечером при напряженном молчании зала Ю. Афанасьев (стенограмма - в "Известиях"). Итак, слово "оппозиция", мягко упакованное в объяснительные формулировки, - произнесено.
   То утро было озарено журналистской удачей. Специально для "СМ" дал блиц-интервью народный депутат СССР (от КПСС), член Политбюро ЦК КПСС Е. К. ЛИГАЧЕВ.
   - Егор Кузьмич, как вы относитесь к борьбе различных группировок на Съезде?
   - Я думаю, что если это в рамках ведется борьбы за обновление, за перестройку - это допустимо. Но если это переходит уже на позиции оппозиции - это уже, я считаю, уже открытая политическая борьба против нашего курса. Я, например, не могу себе представить совместимость между званием коммуниста и участником активной оппозиции.

* * *

   Также специально для читателей "СМ" своими мыслями о различных группах депутатов поделился председатель Совета Национальностей ВС СССР Р. Н. НИШАНОВ. Первый вопрос - тот же:
   - Во-первых, я еще никакой борьбы не вижу. А политические - не группировки, а группы - могут быть. Они друг другу будут помогать искать новые пути. Всем говорящим конструктивно - независимо: ученый, рабочий, колхозник, пастух - симпатизирую.
   - Рафик Иванович, вас не испугало слово "оппозиция" в выступлении Юрия Николаевича?
   - Нет, не испугало. Абсолютно. Во-первых, это не сложившаяся оппозиция. Если есть - ну, пускай выдвигают программу, а народ разберется. У нас не темный народ, грамотный народ.
   А само слово "оппозиция" не пугает, потому что у нас есть цельная программа, кто-то может быть недоволен, кто-то оценит ее положительно. Оппозиция всегда была и есть. Только одно время ее называли "групповщиной", одно время - "антипартийной группой", а сейчас она в виде такой оппозиции.
   Она не пугает. Я думаю, с этой оппозицией вполне можно сотрудничать.
   ...БАЛТИЙСКОЙ ПАРЛАМЕНТСКОЙ ГРУППЫ
   Его зачитал на утреннем заседании литовский депутат К. Мотека.
   Сенсационно прозвучало заявление К. Мотеки от имени большинства литовской делегации - о решении ВС Литовской ССР по созданию комиссии для переговоров с руководством СССР по вопросу о восстановлении независимости Литвы. Причем с участием европейских наблюдателей.
   Как известно, в четверг днем состоялось экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС. Оно приняло решение о созыве пленума ЦК КПСС для обсуждения "проблемы" компартии Литвы.
   Состоялась встреча М. Горбачева с членами литовской делегации. Она прошла в спокойной обстановке.
   Действительно ли теперь А. Бразаускаса придется официально встречать в "Шереметьево"?
   "РОМАН ЛЕТЕЛ К РАЗВЯЗКЕ..."
   Съезд работает десять дней, а кажется - вот когда все только начинается. Что ж, будем смотреть телетрансляции.
   Я с большим сожалением обрываю этот репортаж - ожидаемые интереснейшие события скручиваются в воронку, ускоряющую их течение по мере завершения Съезда.
   Кстати, к этому фактору времени - и только к нему - "привязан" заголовок этого материала. Не стоит искат других параллелей.
   15.00 (московское время)

"Советская молодежь" 23 декабря 1989 г.

  


ПРОЩАЙ, ЦЕНЗУРА?

   Сегодня у газетчиков СВОБОДА.
   Читатель, ты держишь в руках первый номер "Советской молодежи" без традиционного ЯТ N ... цензора в самом низу четвертой полосы. С 1 августа по Закону о печати СССР мы больше не посылаем каждую полосу номера, перед тем как отдавать ее на монтаж, на подпись в Главлит.
   Что же, прощай, цензура? Не совсем. О новых взаимоотношениях журналистов с бывшим "цензурным" ведомством "СМ" расскажет в одном из ближайших номеров.

1. 8. 90 г.

  
   И явился Закон о печати.
   И вот первый раз в жизни мы держали свободу в руках, и перечитывали даже не грезившийся нам текст: "Журналист имеет право отказываться от распространения информации, не объясняя причин".
   Это - как ключ от ошейника, и я сейчас объясню, почему.
   Событие года. Канун семидесятилетия Леонида Ильича, и все газеты обязаны отразить ликование народа. А типичное отношение к юбиляру укладывалось в одну фразу: "Надоел до смерти". Только представить: ты ходишь в школу, потом в институт, коллекционируешь неплохие профессии, в твоей личной Вселенной события несутся, обрушиваясь и взлетая, - а "на дворе" все одно и то же правление. Слава Богу, не злодейское, но очень посредственное. Визуальный образ вождя вызывает разве что досадливое сострадание - смеяться над дряхлостью не станешь, но просто тяжко наблюдать мучительные попытки говорить связно. Так что в такой ситуации трудно ждать искренних поздравлений и радостных надежд, что это правление продлится лет еще двадцать-тридцать. Ни один нормальный человек не подпишется под таким текстом, даже если ему с его радости все журналист сочинит.
   А ведь нужны "отклики" реально существующих и отлично работающих людей. А в редакции слов: "не хочу", "не могу", "не буду" просто в профессиональном лексиконе нет. Каждый знал, куда он идет - и каковы правила игры.
   Мараться не хочется, и идиотов делать из потенциальных "откликантов" - тоже. Но тут такой вариант: поскольку "народ и партия едины", следовательно, все хорошее, что сделал хороший специалист, делается и ради главы партии. А с друзьями можно все обговорить. Ну, например, позвонить в свой (недавно еще) проектный институт и у недавнего коллеги по архитектурной мастерской поинтересоваться, какой проект сейчас "на выходе". И попросить разрешения поставить его подпись под якобы откликом. Получается вполне приличная коротенькая информация. И, не делая посмешище из "откликанта", внизу приписать спокойную фразу. Что-то вроде "проект закончен именно сейчас, когда исполняется 70 лет Генеральному секретарю..." Ну совпали два хороших события по времени!
   Через пять минут после сдачи редактор вернул "отклик" со словами: "Радости не чувствуется". Но судьба хранила: через десять минут горестной думы: "Как т у д а впихнуть радость?" появился ответсек с вопросом: "Где тут архитекторы? Только что звонили из ЦК: рекомендуют праздновать без умиления, по-деловому!"
   "Отклики" были обязательной составляющей всей газетной жизни страны, но увиливать от совести было вовсе не обязательно. Клеймящих кого-то живого партийных постановлений уже не выходило, непримиримая борьба шла с отдельными недостатками, и повествовалось о них обтекаемыми и тягучими фразами. Кто же мешал журналисту накрутить номер хорошего специалиста, о котором он уже писал, и попросить развить вполне разумную идею, действительно специалисту принадлежащую? По школьной реформе, например, или по улучшению качества строительства. Ко взаимному удовольствию - газетные "выступления" тогда обладали немаленькой магической силой. И реализовалось не так уж мало здравых конкретных идей, "пробитых" при помощи "откликов".
   Но были произведения этого жанра продуктом скоропортящимся - кому они нужны через месяц, и борьба за "постановку в номер" превращалась в волнующее и тонкое искусство. Один диалог в отделе учащейся молодежи был так хорош, что я его записала в "ежедневнике" (потому и сохранился для мира).
   Алеша Шейнин: "Давай я договорюсь - путем интриг - чтобы отклики набрали, а ты - путем интриг - чтобы их поставили на пятницу".
   Ксения Загоровская: "Сначала надо договориться - путем интриг - чтобы их прочли".
   О, это тонкое искусство интриг! Тут было мало теплых отношений с секретариатом - тут нужна была натренированная интуиция! Появиться именно в тот момент, когда секретариатчик, тихо звереющий от поползновений тридцати творческих сотрудников захватить (и удержать за собой) газетную площадь, мечтает о ком-нибудь бескорыстном. И тот, кто утешит и поймет, тут же вылезал, как лис из кустов. Утешал, развлекал каким-нибудь забавным свежачком, делился новым сортом шоколадки с только что закончившейся пресс-конференции... И когда к секретариатчику возвращалась вера в человечество, этот иезуит, эта лиса делала то, за чем, собственно, пришла.
   Прямо-таки в духе "страны наоборот" известного тогда Даниила Гранина.
   (Чудо это было - советский писатель, попавший в Австралию. Ведь там не бывали даже наши этнографы-австраловеды. По возвращении писателя затравили любопытные. И вот приходит к нему ближайший друг и сочувственно так спрашивает: "Замучили они тебя? Небось, все спрашивают, как там кенгуру? И что ты им отвечаешь?")
   Ведь каждый журналист отлично знает: газетный номер без его шедевра - совершенно пустой номер!
   И вот, когда случилось нечто, в очередной раз наполнившее газетчиков ликованием: "Дожили! Мы до справедливости дожили!", раздались поразительные речи.
   "Швобода!", - как шипел городовой в Катаевском "Белеющем-парусе-одиноком", - прокомментировал Алеша Шейнин и как-то хмуро улыбнулся.
   Я "выпала в осадок" (лексикон того времени). Конечно, в силу возраста я читала детскую классику значительно раньше Алексея, но помнила, что прозорливый городовой мог это сказать только задолго до "единственно удачной" - Октябрьской революции. Решила в книжку дома заглянуть. Таки да. Произошло тогда торжественное и чрезвычайно радостное событие, с флагами и иллюминацией. Вышел Высочайший манифест - ради блага народного Николай II даровал "неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний и союзов".
   И на нашу наступившую-таки свободу будто какая-то странная тень легла. Дело в том, что я уже знала точно: двадцатилетние чувствуют время совершенно правильно. Может, какой-то особый механизм психологический существует: во взрослой жизни у юных слишком много "конкурентов", время - их союзник и их противник, и просто необходимо знать, какое оно. Они уже подсознательно настроились на это вот, ИХ, Время.
   И после того словечка "Швобода!" какая-то защищенная точка образовалась в душе, этакая рессора. И она спружинила, когда стало ясно - это действительно "швобода". А сколько поверивших сломалось...
   И было еще одно предсказание-предупреждение.
   Уж не помню, что праздновалось в тот раз: или быстрый конец путча, или в Колонном зале шел очередной фестиваль демократии, но Центральное телевидение транслировало на всю страну.
   Артисты знаменитейшие, певцы звезднейшие, у публики лица светятся - и действительно, еще цвела пора общего единения. И тут на сцену выходит Окуджава. Народ в ожидании: как бард будет ликование проявлять. А он начинает стихотворение читать. Я вздрагиваю - и начинаю записывать. Прочел - и ушел. Почти без аплодисментов - ошарашенными сидели. Абсолютно это настроению окончательной победы Добра не соответствовало. Вот этот отрывок:

   "Чувство собственного достоинства - вот загадочный инструмент:
   Созидается он столетьями, а утрачивается в момент,
   под бомбежку ли, под гармошку ли, под красивую ль болтовню
   иссушается, разрушается, сокрушается на корню.
  
   Чувство собственного достоинства - вот таинственная стезя,
   на которой разбиться запросто, но с которой свернуть нельзя.
   ... Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого ничего
   не придумало человечество для спасения своего".
  

   Может, происходит так: настоящие поэты - десантники, высадившиеся по ту сторону фронта надвигающегося Времени, увидевшие, что оно несет, и успевшие послать нам радиограмму...
   Булат Шалвович остался верен себе - и снова спасательный плот, нам оставленный, отлично держится на волне.
  
   РЕКИ ВЕЛЬДА

"Счастье - не результат, а процесс"

  
   Цену воды знает только тот, кого мучит жажда. И мучит каждый день, потому что вокруг - вельд, сухая, колючая степь, раскаленная красная земля.
   Может быть, именно поэтому мы знали настоящую цену людей и книг. "Сколько стоит этот человек?" "Целый глоток воды!" - ответили бы мы.
   Это был тот случай, когда люди находят друг друга взглядом. На заседании некоего изобретательского учреждения главным гвоздем программы - и еще каким - был профессор, доктор исторических наук, заведующий сектором прогнозирования Института прогнозирования Всесоюзного научно-технического общества. Это был именно тот случай, когда все звучные титулы вполне созвучны с человеком, носящим их - и случай в то время вовсе не уникальный. Итак - Игорь Васильевич Бестужев-Лада. Что любопытно - половина - фамилия урожденная, а вторая - псевдоним, под которым печаталась фантастика. И произошла очень смешная вещь: поскольку научный авторитет поднялся достаточно, чтобы не смеялись и не вредили "второму Я" - фантасту, мир узнал, что это - один и тот же человек. И тут даже знакомые стали путаться - и писать на личных письмах псевдоним. В конце концов, Игорь Васильевич решил "послушаться" судьбы и перестать бороться с новым вариантом имени. Это второй случай (насколько это известно мне), когда русский ученый заработал себе имя-титул. После Семенова-Тянь-Шаньского. "Теперь я как Юрий Долгорукий..."
   Естественно, на заседание мы пришли вместе с моим вторым "Я" - диктофоном "Легенда" (первый, отечественный, весил 2.5 кг, но по неприхотливости и жизнеспособности побивал западные). Когда Игорь Васильевич окончил рассказ-выступление и возник перерыв, меня прямо-таки втянуло в его пространство. И слышу я: "А я как раз и заметил глаза вас, двоих". Вряд ли мое "второе "Я" еще и смотрело, не отрываясь... Повернулась - Валерий Никифоров. Наши отношения развивались так: сначала я писала о нем как о лауреате научной премии, потом слушала его лекции, потом снова писала - и снова слушала. Слава Богу, хоть этого не нужно сейчас объяснять - кто такой ректор Русского Балтийского института!
   И нам удалась потрясающая вещь: выкрасть звезду. Мы тихо условились, что завтра в середине дня все едем в редакцию, собираем молодых журналистов - кто захочет - и делаем "Круглый стол" для газеты и говорим до тех пор, пока сил хватит. Организаторы чуть не умерли, узнав, что ("на часик") я собираюсь везти Такого человека на двух (!) троллейбусах. А поездка оказалась невероятно милой, и чем уж совсем потряс меня Бестужев-Лада - проходя по коридору редакции, встретил примелькавшуюся нам, но ужасающую посетителей мышь! И что сказал ученый мирового уровня? "Какие у вас славные мышки бегают!" Как оказалось потом, это закономерность - настоящая звезда науки - она очень проста в общении, малюсенький чиновник - Великий сфинкс, с теми же замашками: не угадаешь настроения - растерзает.
   И редакция обрела мудрого советчика и любящего нас автора. И мы знали мрачную, но правду о том, как отечественная социология д е л а е т с я.
   Бестужев-Лада (декабрь 83-го, малый конференц-зал Дома печати).
   - Представьте себе ситуацию: Ромео и Джульетта XXI века. У каждого из них по компьютеру. Причем Ромео так надоел Джульетте, что та не знает, как от него избавиться, от постылого. Тогда Ромео бежит к своему компьютеру и начинает набирать программу - компьютер даст ему точный ответ, что нужно делать, чтобы обладать Джульеттой. И в самый последний момент, когда на дисплее развертывается рекомендация, как быть - тогда Джульетта точно будет его - он соображает, что продает душу хуже, чем дьяволу. Что это не его будет Джульетта, а компьютеровская. И Ромео кончает с собой. И правильно делает - добавлю я. Потому что в этот момент Джульетта лихорадочно советуется со своим компьютером, как ей избавиться от Ромео.
   "СМ" - Спасибо за мудрую сказку. И правда, кажется - еще чуть-чуть, и будут составлены точные алгоритмы любви. Доступные всем электронные колдуньи снимут все проблемы. Но, как сказал один мудрый писатель: "Ученых все больше - любви все меньше. Любовь от изучения гибнет - это ее свойство". Пусть и в ночь на 2084-й год загадывают счастье, а не просчитывают его.
   (Этот кусок опубликован не был - пал жертвой сокращений. Интервью и так в опубликованном виде занимает половину полосы "Что век грядущий нам готовит?" Почему выкинули именно это? Потому что компьютер в то время был почти абстрактным понятием для большинства читателей. То есть им ничего подобного не грозило).
   Существуют вещи, которые просто необходимо знать, если ты все время работаешь на Завтра. Это совершенно особый взгляд на мир - когда ты пишешь - о только что происшедшем: "Вчера произошло..." Когда ты Сегодня знаешь, что люди прочтут в твоей газете Завтра. Только ты - и узкий круг таких, как ты.
   То немногое, что научно доказано, - когда мы пытаемся представить себе Будущее, мы в о з д е й с т в у е м на него. "Прогноз, будучи высказан, может содействовать собственному воплощению".
   Какая же громкая была обида, что "компьютерного конца света" не случилось. Ведь обещали в момент смены веков! Значит, "Проблема-2000" была мошенничеством в планетарном масштабе!
   Конечно, ребята из Силиконовой Долины (и не только) успешно сбыли весь залежалый товарец - уходило со свистом. Но обижаться могут только те индивиды, кто ничего не понимает в пророчествах.
   Что происходит, когда на горизонте начинает маячить катастрофа? Одни впадают в депрессию, вторые включаются в непрерывный праздник под девизом: "Единожды живем, так хоть погуляем напоследок".
   Но всегда находятся и третьи - те, кто с восторгом вундеркинда кричит: "А я знаю, что нужно делать! Я придумал, я самый умный!" И оказывается: кто-то из этих умников, таки-да, и правда знает, как. Это и называется "предотвращенным прогнозом".
   У Александра Грина (и только сейчас он начинает становиться культовым писателем психологов) есть прекрасный рассказ "Искатель приключений". Художник создал три невероятных по достоверности картины, и две из них перед смертью уничтожил: одна была ложь, а другая - зло. Это были три портрета Жизни - прекрасной женщины, идущей босиком по зеленой траве холма. На первой - она вот-вот обернется, на второй - обернулась, и на ее лице - вся нежность, которая в мире есть. Она оборачивается и на третьей картине - и на том же прекрасном лице - похотливая усмешка существа, довольного подлейшим из Миров. Осталась та картина, где Жизнь только собирается обернуться, но никогда не осуществит этого грозного намерения. О ней умирающий художник сказал - она правдива и хороша. И потрясенный мир смотрел на эту картину, выставленную анонимно, ничего не знал о ее "сестрах" и все надеялся: "Вот сейчас обернется"...
   Конечно же, это правда - о Жизни и о Будущем. И что бы мы делали, если бы Будущее оглянулось - и вот мы видим его л и ц о?
  
   Интервью

В ПЕРСПЕКТИВЕ - ГОД 2000-Й...

   На вопросы нашего корреспондента отвечает начальник группы перспективного планирования Госплана Латвийской ССР М. П. КАЗЕРОВСКИЙ.
   - Ближайшее будущее видится, как правило, довольно отчетливо. А вот каким будет день двухтысячного года?
   - Ну, мечтателям, пожалуй, следует заглядывать немного подальше. Сейчас ведется детальная разработка для республики комплексной программы научно-технического прогресса СССР на 1986-2005 годы. Так что о 2000 годе мы можем говорить же вполне определенно.
   - ХХ век уже являл немало неожиданностей, в том числе и экономического плана. Насколько вообще реально долгосрочное экономическое прогнозирование?
   - Скажу сразу: никаких невиданных скачков мы не ожидаем. Планы разрабатывались с участием ученых республиканской Академии наук и специалистов министерств и ведомств с тщательным учетом реальных возможностей каждого из предприятий.
   Определен рост промышленного производства к 2000 году примерно в полтора раза.
   - Естественным образом это должно сказаться и на общем росте благосостояния населения республики?
   - Безусловно. Реальные доходы должны вырасти на 37 процентов, а фонды общественного потребления - на 47 процентов. К последним, как известно, относятся расходы на здравоохранение, образование, социальное обеспечение, и они составляют очень немаловажную статью госбюджета.
   К 2000 году намечено обеспечить каждую семью отдельной квартирой, а каждого члена семьи, кроме супругов, - отдельной комнатой.
   - А как изменится сам облик республики?
   - Изменения коснутся, естественно, прежде всего Риги. К 1995 году в строй должна вступить первая очередь Рижского метрополитена длиной в 8-9 километров - значит, приметой города станут и далеко заметные буквы "М".
   Сам город значительно вырастет. К 2000 году число его жителей должно достигнуть миллиона.
   - И последнее - от чего в первую очередь зависит выполнение ваших прогнозов, то есть, простите, не прогнозов уже, а сбалансированных планов?
   - Прежде всего, от каждого из нас. Как отметил на декабрьском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС товарищ Ю. В. Андропов, "теперь самое важное не потерять избранный темп, общий положительный настрой на дела, активнее развивать позитивные процессы". И еще - от сохранения мира на планете Земля. Поэтому мне хочется, пользуясь случаем, пожелать читателям "Советской молодежи" 1984 году, и в 2000-м, и еще на долгие-долгие годы вперед осуществления всех их планов под мирным небом.
   - Спасибо за добрые пожелания.

О. Михалевич
31. 12. 83 г.

  

* * *

   Только шарлатан предсказывает "наверняка".
   Профессионалы всегда помнят, что они прогнозируют события Возможного будущего.
  
   Предсказание будущего на основе прошедшего физики считали верным. Но пошли к а ч е с т в е н н ы е скачки. Один из самых ярких и свежих - человечество уже не собирается "на днях" покинуть свою колыбельку-Землю. Никаких Тау-Китян! Мир направился вовсе не в Космос - мир "нырнул" в виртуалку. Никто не предсказал появление ИНТЕРНЕТА - так, какие-то смутные сны об едином разуме планеты в книгах и очень средних, и блестящих фантастов.
   Метод "по аналогии" не сработал.


   НАСЛЕДНИКИ, ПЛ-И-З!

   Таки да, прогнозы хороших поэтов сбываются. Рано или поздно, так или иначе. Ужасно смешно, но именно в 2000-м впору было высовываться, как герой Пастернака из форточки, с тем же вопросом: "Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?"
   Повальные идеи куда как заразительны. Специально отслеживала процесс: к весне 99-го даже эрудиты замолкли. Поняли - не пробьешь! Будто в головах, тихо шурша, опустились жалюзи и никакие доводы на работу мозга больше не влияли.
   Эрудиты: - Какой там 21-й век? Это же курс истории для пятого класса - каждое новое столетие начинается с цифры 1. Вы что, забыли этот кошмар, как хронологические таблицы зубрили?
   Они - эрудитам: - Это все устарело. Нас неправильно учили. Считать нужно с нулевого года! Что же, по-вашему, целая планета шагает не в ногу? Конечно, вы всех умней - как всегда!
   Тогда я начала опрашивать психологов из очень - и не очень дальнего Зарубежья - а летом к нам все ездят часто и охотно.
   - Что же будет, собственно? В таком уникальном случае - "психологически" новый век настанет в 2000-м, а астрономически - только через год?
   И большинство сошлось на таком варианте: в первый же рабочий день Нового года, когда утомленное встречей миллениума человечество начнет хоть как-то воспринимать новую информацию, его обрадуют сообщением: на самом деле смена эпох произойдет через год, но есть время хорошо подготовиться. То есть будет сделана попытка по мере возможности еще "подоить" многоуровневый маркетинг под названием "Смена тысячелетий".
   Поразительно, но психологи ошиблись всего на два дня - уже 1 января, в районе полудня, в эфире началось бормотание: "Мол, ошибочка вышла - ученые только сейчас установили, что новое тысячелетие на самом деле явится через год, не начать ли готовиться?"
   И второй ответ психологов был верным: мягкая ностальгия, нежелание "отдавать" тысячелетие, откуда мы все родом. Как очень точно сформулировал русский поэт: "Ведь этот старый век - это ты и я. Ведь это, черт возьми, все же жизнь моя".
   И ведь действительно - никто не извивается в экстазе: Вступили - вот радость-то. Сподобились! Теперь каждый, можно сказать, второе тысячелетие разменял.
   Тихо, чуть меланхолично. Не хочется прощаться, хочется прощать...
  

0x01 graphic

   Первая выставка картин Николая Уварова. Вымечтанная, невероятная для не принятого в Союз художников. В те еще времена, когда о перемене и ведуньи не вещали, Николай надеялся... на пришельцев. Вот прилетят - и свершится - его картины увидят те, для кого он работал, да и жил. И вот - первый сладкий запах свободы. Выставка философской фантастики. А вот альбом так до сих пор и не издан.
   На снимке: художник в окружении любящего отдела учащейся молодежи.
  
   Выставка
   ПРОГУЛКА В ЗУРБАГАН

0x01 graphic

   За окном моего рабочего кабинета - Зурбаган. Он всегда был здесь, но я знаю об этом всего лет пять. Тогда наш художник Коля Уваров принес рисунок чуть сказочного здания на Баласта дамбис, 1, с подписью "Зурбаган". Наши впечатления совпали, и теперь просто замечательно жить: среди птичьего звона и расцветающей сирени - невероятная страна, и я каждый рабочий день бываю здесь.
   Теперь эту страну может увидеть каждый: в соборе Петра открылась выставка Николая Уварова "Пардаугава. Прогулка в XIX век".
   Реальные адреса, мир с ароматом времени - деревянные заборы, ставенки, дрожащие от напора ветра флюгера, двери в другое столетие. И над ними - высокое небо XIX века, где еще никто не летал, кроме птиц.
   - Ты начал рисовать с "Зурбагана"? - спросила я.
   - Нет, первые наброски были еще в 1987 году. Они лежали, ждали своего часа. И вот весною прошлого года - пошло, стал ходить и рисовать - потребность души была. И совершенно случайно вышел на издательство "Рота" - это Бог устроил. Никаких спонсоров не было - все естественным путем.
   - Так что этот замечательный альбом не потребовал вложения твоих средств?
   - Мне он обошелся - в старых ценах - в 2 рубля 8 копеек: 2 рубля заплатил за бумагу и изрисовал четыре карандаша.
   - Пока только один дом из нарисованных тобой перестал существовать?
   - Да, на Кугю, 7, где сейчас гостиница "Даугава".
   - Может, благодаря тому, что ты их нарисовал, они сохранятся?
   - Может быть.
   В редакции "Советская молодежь" Николай Уваров работал с 1976 по 1980 год. Был последний всплеск послехрущевской весны, последняя надежда, что режим изменится. И люди одной группы духовной крови находили друг друга по мысли, по слову, по рисунку.
   - Для меня это было очень счастливое время, - говорит Николай, - вообще для меня каждый день счастливый. Я сумел себя на высоком уровне реализовать. Я вспоминаю наши развороты по научной фантастике. Где они?
   - Стало хорошо жить. Никто не пишет фантастику.
   - Да, под маской фантастики сейчас идет тотальное зомбирование.
   - Интересно, что "работали" даже твои маленькие плашки над материалами - как передача зрительного образа тем, кому предназначены.
   Николай - наш, сколько бы ни прошло лет с его штатной работы. Его рисунки к материалам никогда не сводились к простым иллюстрациям - каждый раз это оказывались маленькие философские картины. Его работ не выносили дураки - это проверено, они приходили в ярость. Даже его рисованные рубрики можно было использовать как тест на определение воинствующего кретинизма. Но зато свои тянулись к ним - это был как привет из страны братьев по разуму. Теперь они могут купить первый альбом своего художника, и есть надежда, что в весьма скором будущем выйдет еще один альбом философских рисунков. Ждем, а пока порадуемся "Пардаугаве" и второй персональной выставке своего мастера.

Рената Ларичева
18. 5. 94 г.

   ПРИТОКИ РЕК
  
   Окуджава спел нам колыбельные для нашей судьбы.
   Тихо-тихо, нежно-нежно, Ирина Богушевская поет...
   Она поет нам песни нашей судьбы, и в них - абсолютная правда. Высшая правда. Правда человека, который за эту правду заплатил. Наш тихий ангел. Он немного печален. Вполне достаточно. Ведь что знали бы мы о печали, если бы не умели любить...

* * *

   Был конец декабря. Препакостнейшая стояла погода. Препакостнейшая и премерзкая. Я сидела дома и читала письма от единоверцев - "коллег по седлу". Тот сверкающий мир (слайды прилагались) был далеко. Да и странный это был мир - будто сливки жизни. Память, как сепаратор, отделила яркие и сочные краски этого, по сути, мучительного путешествия и теперь разворачивала свой вариант прошлого. Картина завораживала: кони, костры, звенящие стремена. Вид с лошади. Вид из палатки. И только если кадр задерживался на экране памяти, всплывало то, первое восприятие. Но как бы в четверть накала - без боли, физических мучений и душевных терзаний. Просто - горьковатость, даже приятная, как миндальный орешек.
   Любопытно мне было - зачем и почему это делается? Почему так добросовестно старается память прикрыть жестокую, но реальность? Вроде бы правда важнее всего. Но, может, это тот принцип, что хороша только правда, дающая счастье? И память выкраивает из ковра бывшего самые солнечные куски. И только так может возникнуть желание влезть в седло еще раз. Повторять мучавшее, даже совсем неудавшееся - вдруг да получится. Фильтр радости. Нечто вроде драги, намывающей из русла обычнейшей жизни золотинки счастья.
   И это - пример для сознательного подражания. Вот как можно из явного провала повернуть в нужную - светлую сторону. Не горюй! И верь пословице: "Из любого свинства можно выкроить кусочек ветчины!" Так и сейчас, наверное - на улице серо и мерзко, здоровье отвратительное, воды в доме вообще нет, вот и тянет к бумаге - излиться и выкроить из этой беспросветности кусочек надежды. Завтра все переменится. Непременно!

* * *

   И снова явится утро.
   Тревога - и сладкое внутри замирание. Все, как в пять лет, и в 15 - самые близкие за ночь приготовили сюрприз. И каждое утро - хоть двадцать лет подряд - ты разворачиваешь свеженькую газету (у нее волшебный, именинный запах). Точно так в детстве, вибрируя и замирая, рвут обертку с подарка. Что там?
   Это замирание - хотя бы ради него стоит заниматься этой галерной греблей.
  

* * *

   Сергей Юрский
   БЕЗ НАЗВАНИЯ
  
   Все начнется потом,
   Когда кончится это
   бесконечное душное, жаркое лето.
   Мы надеемся, ждем, мы мечтаем о том,
   Чтоб скорее пришло
   то, что будет потом.
  
   Нет, пока настоящее не начиналось.
   Может, в детстве...
   И в юности... самую малость...
   Может, были минуты... часы... ну, недели...
   Настоящее будет потом!
   А на деле
  
   На сегодня, на завтра и на год вперед
   Столько необходимо-ненужных забот,
   Столько мелкой работы, которая тоже
   Никому не нужна.
   Нам она не дороже,
  
   Чем сиденье за чуждым и скучным столом,
   Чем свеченье чужих городов под крылом,
   Не по мерке пространство и время кроя,
   Самолет нас уносит в чужие края.
  
   А когда мы вернемся домой, неужели
   Не заметим, что близкие все почужели?
   Я и сам почужел.
   Мне ведь даже неважно,
   Что шагаю в костюме неважно отглаженном,
  
   Что ботинки не чищены, смято лицо,
   что на встречных, на женщин,
   смотрю с холодцом...
   Это не земляки, а прохожие люди,
   Это все к НАСТОЯЩЕМУ только прелюдия...
  
   Настоящее будет потом... Вот пройдет
   Этот суетный мелочный маятный год,
   И мы выйдем на волю из мучившей клетки.
   Вот окончится только тысячелетье...
  
   Ну, потерпим, потрудимся,
   близко уже...
   В нашей несуществующей сонной душе
   Все застывшее всхлипнет
   и с криком проснется...
   Вот окончится жизнь...
   и тогда уж начнется.
  
  
   Юбилей
   Мы вас любим, Сергей Юрьевич!
   Не верится, но сегодня во всем своем творчестве всегда неожиданному, яркому, необыкновенно молодому артисту Сергею Юрьевичу Юрскому исполняется 60 лет. И сегодня у него необычная премьера в Московском театре им. Моссовета. Юрский впервые выходит на сцену в роли Фомы Опискина в спектакле, поставленном Павлом Хомским по "Селу Степанчикову и его обитателям" Достоевского. Необычность же состоит в том, что за свои 16 лет службы в этом театре Юрский ставил там спектакли, работал как актер, например, с Гинкасом, со Щедриным, но впервые играет в спектакле самого Хомского! В ноябре, во время рижских гастролей, Сергей Юрьевич сказал, что, может быть, сыграет Фому и попрощается на этом со своим театром, потому что такое пунктирное существование в нем кажется ему безнравственным. ("Режиссеры меня стали бояться: начинаем репетировать - я начинаю высказываться, режиссеру неприятно"). Хотелось бы надеяться, что этого не случится, что еще долго будет играться Фома, а за ним последует целая "галерея" новых прекрасных ролей.
   Мы знаем Юрского как замечательного театрального и киноактера, интересного режиссера, некоторые - как прозаика. По одной из своих повестей он даже снял фильм "Чернов". А сегодня хотим вас познакомить с ним как с поэтом. Настоящим, на наш взгляд. В 1993 году в небольшом издательстве "Петербургское слово" тиражом в 2 тысячи экземпляров, "на средства автора и при участии АО "Дилброк", вышел небольшой сборник "Узнавание". И в связи с этим еще одно пожелание - автору и читателям. Хотелось бы в обозримом будущем взять в руки более объемный и красиво изданный томик стихов поэта Сергея Юрского.
   С днем рождения, Сергей Юрьевич!
   От имени газеты, ее читателей, а также от своего имени

Н. Морозова

* * *

   Те, кто давал нам силу идти все дальше... Спроси - и Виктор Маркович Резник-Мартов наверняка вспомнит супер-журналистски талантливого Михаила Таля. И каждому из Прайда есть кого вспомнить.
   А мне вот хочется рассказать сразу о двоих, делавших честь газете.
   Об редком - даже для нас - нештатном авторе Армиде Приедите и о феномене - профессиональном читателе. Да, это не просто встречи с "человеком - глотком воды". Это - люди-реки...
  

ПИСАТЬ ВСЕГДА СТОИТ

   АРМИДА Приедите - имя, известное еще читателям "Молодежки" 60-х годов. Была среди первых, писавших о бедственном положении Рундальского замка. Сегодня, легко вздохнув, можно вычеркнуть последнее слово из заголовка той статьи "Рундале - восхищение и боль". В блистающем, отреставрированном Рундальском музее, наверное, есть хоть один кирпичик, сбереженный болью и восхищением нашего нештатного автора.
   В командировки она ездила оп субботам и воскресеньям, писала, когда придется - вечером или ночью, а утром - на работу в Институт травматологии и ортопедии. Наверное, потому, что сама мечтала стать хирургом, охотно пишет о медиках. Пишет о личностях настолько крупных, что поместиться на газетной странице они просто не могут. Приходится писать книги. С 1978 по 1984 год в издательстве "Авотс" (в серии "Современник") вышли четыре книги Армиды Приедите.
   Как-то она сказала: "Не понимаю тех, кто твердит: ах, куда нам, в наши годы, - а самим и сорока нет. Когда вижу - бредут по улицам двадцатипятилетние, медленно, чинно, думаю - неужели им не хочется побежать вприпрыжку будто бы за троллейбусом, а на самом деле - потому, что побежать хочется. Неужели уже не хочется?"
   Герои ее книг - очень молодые люди. По паспорту им 50+n, но ведь возраст личности не измеряется астрономическим временем. Человек сам себе часы, у него собственное, психологическое время. И заводить и сверять эти часы нужно каждый день - чтобы не отставать.
   Герои Армиды живут как бы в стеклянном доме - это очень известные люди, их все видят и все сравнивают: "А в книгах такие же?"
   Герои четырех книг - четверо наших современников.
   "КВАДРАТ ВИКТОРА КАЛНБЕРЗА" - книга о непосредственном начальнике Армиды, талантливом хирурге, директоре Института травматологии и ортопедии.
   Виктор Константинович Калнберз - один из самых любимых в республике людей, тысячи "приемных детей" он в буквальном смысле поставил на ноги, им вылеченные.
   "ЗЕЛЕНАЯ ПАМЯТЬ" - это об Артуре Мартыновиче Маурине, профессоре Латвийского государственного университета. "СМ" писала о соснах Юрмалы, спасти которые помог биологический прогноз, разработанный специалистами биологического факультета ЛГУ. А зеленая память живет, шелестит ветвями, пахнет разогретой смолой...
   "ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН", но Рита Александровна Кукайне, конечно же, здесь не посторонний. Эта книга не только о ней, директоре Института микробиологии АН Латвийской ССР, академике, докторе медицинских наук. Это рассказ о становлении человека и становлении института, о многих разработках которого можно с гордостью сказать "впервые в мире".
   "СТЕПЕНЬ РИСКА". Какова она у нейрохирурга? Герой книги - руководитель Республиканского центра нейрохирургии, профессор Раймонд Петрович Кикут считает, что на риск врач должен идти, даже когда есть только один шанс из ста. Изучая возможности применения магнитного поля при лечении сосудистых заболеваний головного мозга на той стадии, когда опыты на животных уже "не срабатывают". Р. П. Кикут в буквальном смысле сунул голову "в пасть" магнита - первый опыт с человеком поставил на себе.
   В прощальный день зимы, на встречу с автором и героем "Степени риска", проходившую в Доме работников искусств, собрались читатели и коллеги. Зал был полон, в проходах стояли.
   - Я пишу о людях, - сказала Армида в абсолютную тишину зала, - которых знаю много лет. Может, мы и не съели пуда соли вместе, но килограмм - наверняка. И приходит момент, когда я чувствую: надо писать. А написать о героях точно можно только, если пишешь с любовью.
   Что из написанного Армидой всего важнее для меня? Наверное, автограф на последней книге: "Помни: рисковать всегда стоит" .
   На следующее утро после той встречи с читателями я позвонила ей на работу и услышала привычное: "Подожди минуточку". Она говорила по внутреннему телефону. "Да, профессор эту операцию будет делать сам. Ну, конечно, все будет хорошо".
   Обычный рабочий день сотрудницы Института травматологии и ортопедии, журналистки и писательницы Армиды Приедите был в разгаре.

Рената Ларичева
(В номере на 40-летие газеты. 1985 год)

  

ПРОФЕССИЯ - ЧИТАТЕЛЬ

   В общем, все происходило обычно. Может, кто помнит акцию прошедшей зимы - антологию "Мой самый прекрасный сон". Там читателям предлагалось присылать в редакцию описания своих самых чудесных снов, чтобы и этот вид еженощного творчества не остался забытым и заброшенным. Среди почты - неожиданно обильной - нашлось письмо не о снах. Оно было о мечте, о фата-моргане, как называл ее автор. Павел Федотович Картушин рассказывал о том, что много лет собирает, скажем так, крылатые выражения. Цитаты из прочитанного, поразившие и заинтересовавшие его. И было то письмо таким теплым и человечным, что захотелось увидеть автора.
   И вот я в квартире Павла Федотовича Картушина, читаю его труд, которому он предпослал заголовок "Уроки жизни. Сборник высказываний о человеке, его помыслах и желаниях", читаю и или соглашаюсь, или внутренне противоречу авторам цитат. Они явно собраны по непонятному мне принципу, и я не могу определить - по какому. И только пример с Иовом открыл мне глаза. "Я читаю аналитически", - сказал Павел Федотович, и была это сущая правда. Все читаемое делится для него на известное и неизвестное, в этом, последнем, сам интерес и есть. И начинается охота за неизвестным, открываются справочники, энциклопедии, шерстятся тома - и все затем, чтобы точно узнать значение слова. Именно так, по словечку, собирался этот труд, этот увесистый том. Тот же Иов попался на глаза Павлу Федотовичу уж не знаю в каком сочинении, и для человека, воспитанного на чистом материализме и Библии никогда в руках не державшего, оказался именем-Загадкой. Так что к знакомству с библейскими сюжетами он пришел через случай-закономерность. И таких "чудес" набрался целый том.
   "О человечном в человеке".
   "Человек, который переспорил сотни людей и сбил их с правильного пути, бесконечно ниже человека, который направил на путь правды одного человека". Абай Кунанбаев.
   "Когда бьют по одному честному лицу, все честные лица должны испытывать и боль, и негодование, и муку попранного человеческого достоинства". Л. Андреев.
   "Каждый человек - вселенная, которая с ним рождается и с ним умирает". Г. Гейне.
   "Вера в себя есть нечто прекрасное, ибо это признак человека, сознающего свои способности". Т. Гоббс.
   "В человеке важны не факты его биографии, а внутренняя жизнь". Ромен Роллан.
   Вот на этом последнем изречении и захотелось приостановить цитирование - так точно оно говорит о нашем герое. Была долгая-долгая жизнь, и любовь в ней была и есть, и честная работа, и давным-давно уже пенсия, и болезни, конечно, куда от них деться. Но параллельно со всем было дело внутренней жизни - собирание вот этих изречений-наставлений. Конечно, наставлений мы не любим, они представляются нам нудными, но иногда сама человеческая жизнь подобна наставлению. Это наставление по любви к той жизни, которая тебе выпала.
   Павел Федотович как-то успокоил: если у тебя есть внутренняя жизнь, удары внешней не сломают тебя. И еще меня поразило его "досье". "Досье" на журналистов нашей редакции, где собраны самые близкие ему материалы. Мое - не скажу, из каких статей, - поразило меня и обрадовало. Потому что, чем старше становлюсь, тем ближе строчка "как наше слово отзовется", тем сильнее ответственность за то, что бросаешь в мир. И иногда кажется, что кричишь в пустоту.
   А иногда бывает прямо по Пастернаку: "Казалось бы, по тому, что мы туда посылаем, там должны бы истекать кровью. Между тем - там улыбаются. Вот в чем чудо". А кончается эта длинная цитата так: "Там, за окном, под горой... в искусстве".
   Потому что ведь и наша журналистика - искусство, пусть ей и отказывают в этом снобы от других его видов. Она так же непредсказуема и прекрасна. И если очень верить в это, то свершится чудо, в общем-то сделанное своими руками, - однажды пишущий найдет своего профессионального читателя. А профессионал всегда поймет профессионала.

Рената Ларичева
19 .8. 1992 г.


   ЧУЖИЕ ЗДЕСЬ НЕ ХОДЯТ

"У Тау-Китян вся внешность обман,
И с ними нельзя состязаться:
То явятся, то растворятся..."


   Наши смелые ребята! Наши открыватели М-ской зоны! Вы не были чужими никому, кто ходил теми загадочными местами.
   Потому что мечтать о чуде, которое однажды заглянет к тебе в палатку или присядет у костра - это естественно.
   И естественно для журналиста - которого зовут Павел Мухортов - при первой же возможности войти в отряд космонавтов и готовиться к полету, испытывая себя по максимуму.

* * *

   В Москве шел спектакль "Район посадки". Начало 80-х...
   Не вернувшийся космонавт комментирует события.
   "В 26 лет - седые виски. Это профессиональное. Космос другим стал - привередливым. Почему летчики-испытатели не идут в отряд? От них ничего не зависит в космосе. После гибели Комарова понял, что в космос должны идти инженеры - технику чувствовать надо. Кому он нужен, этот космос пустой? Космонавтов так много - никто в лицо не узнает, автографов не просит. Пообъездили космос".
   Уже - почти рядовая профессия. Просто ежедневная работа. Помнят только имена не вернувшихся - и то не всех.
   "Я был везучим. Купил лотерейный билет - он выиграл. Машину. Стиральную. Еще раз билет купил - ковер. А парашют при посадке не раскрылся..."
   Рядовая профессия... Детская, святая мечта моих одногодков - нам было по 12 лет в день полета Гагарина. Она никуда не ушла. И вдруг для журналистов в 90-м - почти сбылась!..
  
   Звездный на проводе
   В ОБЪЯТИЯХ "ИВАН-ИВАНЫЧА"
  
   0x01 graphic
В середине подготовки к космическому полету ощущаешь себя почти суперменом. Но спесь быстро слетает при первой встрече с Ним.
   Его образ ассоциируется у меня еще с могилой, в которую по чудовищной ошибке "замуровывают" живьем. У "Иван-Иваныча" железная голова и торс, несгибаемые руки и ноги. В общем, это скафандр "Орлан" для выхода в открытый космос. Почему и кто дал скафандру кличку "Иван-Иваныч", пока выяснить не удалось.
   - Когда впервые втискиваешься в "Иван-Иваныча", а затем наглухо захлопываешься массивной дверью-ранцем, кажется, что выбраться обратно никогда уже не получится. К "Орлану" сначала нужно привыкнуть чисто морально. Движения рук в скафандре имеют лишь две степени свободы - только вверх и вниз. Он раздут, словно резиновый мяч. И теперь согнуть руки в локтях или ноги в коленях ой как непросто.
   Задача перед нами на тренировках стояла на первый взгляд несложная: имитировать выход в открытый космос.
   Хотя в первые минуты, пока тебя спускают в воду на мини-подъемном кране (вес скафандра под сто килограммов плюс твой), ты замерзаешь. Затем тебе дают понять, что ты действительно в невесомости (хоть и гидро), оставляя под толщей воды наедине с "Иван-Иванычем". Ты ощущаешь себя полностью беспомощным в безопорном пространстве.
   Эмоционально ты крайне возбужден, поэтому совсем не следишь за своим физическим состоянием. Между тем дыхание давно сбилось, температура тела от напряжения растет, пульс переваливает за сто сорок ударов в минуту - и все это через датчики, которыми облеплено тело, известно ведущему врачу старшему лейтенанту медицинской службы Геннадию Тарасенкову. И тебя просят приостановить работу, ставя очередной минус за тренировку. И вновь в наушниках звучит голос руководителя занятий подполковника Евгения Иродова: "Не суетись, делай все не просто спокойно, а с ленцой, даже с самой огромной ленью, на которую только способен".
   Самое понятное - это конец тренировок. Когда тебя поднимают из воды, открывают скафандр, и ты пулей выскакиваешь из него. Теперь можно вместе с усталой болью в мышцах физически ощутить смысл слова "СВОБОДА!" и в очередной раз не позавидовать космонавтам, работающим в жутком открытом космосе!
   Да, космос - это мужская работа!

Павел Мухортов,
Кандидат в космонавты от "СМ - сегодня"
Фото автора
14. 12. 1991 г.

  
   С полетом в космос не вышло - и не по вине отряда Звездного городка. Изменилось время.
   Но почему бы не найти чудо прямо на земной поверхности? И была справедливая закономерность в том, что первым в М-ский треугольник стартовал именно Павел Мухортов. Газету с его репортажами рвали из рук. По всему Союзу. И перепечатывали, перепечатывали.
   Вторым в Пермскую область отправился Владимир Синицын. Читая написанное им, поражаешься незыблемости веры: Чудо - вот оно, только что протопало мимо стоянки.
   До наших ребят никто в стране не писал репортажей из аномальных зон. О Бермудском-то треугольнике читал далеко не каждый пятый. Существование самих-то Бермуд воспринималось гипотетически - ну кто из наших мог повстречать человека, видевшего Бермудские острова?
  
   П. Мухортов
   М-ский треугольник,
   Или Чужие здесь не ходят
  
   То, что предстоит прочесть вам, никак по-другому и не назовешь, только фантастикой. Можно так и относиться к этим запискам. Но все это происходило, и происходило на моих глазах и со мной.
   Да, я подтверждаю: было! И это подтверждали еще сорок человек. Почему я оговариваюсь - подтверждали? Дело в том, что одним из отличительных свойств "зоны" является способность выводить из строя фото- и киноаппаратуру, "стирать" записи на магнитофонной ленте, а также "стирать" записанное в памяти человека. Поясню: в экспедиции практически никто не сомневался в действительности многих фактов, зафиксированных нами. Но прошло буквально две недели, и лишь половина участников остались на прежних позициях, отстаивая произошедшее перед прибывающими в "зону" новыми "проверочными" группами, потоком стекающимися на сенсацию.
   Теперь, два месяца спустя, лишь немногие еще помнят все события "невероятной" недели, проведенной в "зоне". Может, и я забыл бы многие факты, но мои журналистские беспристрастные блокноты освежают память: записям, сделанным по ходу событий, доверять можно.
   На рассвете первых суток, проведенных в "зоне", несколько человек увидели метрах в пятидесяти от себя четырехметровое черное гуманоидное существо, которое пересекло поляну и скрылось в лесу. Наблюдавшие это бурно и искренне делились впечатлениями, описывали ощущения. На том месте, где проходил гуманоид, нашли огромные, до метра, следы на мятой траве (следы напоминали гитарный "барабан"), ширина шага достигала двух метров. Но прошло часа три, и эти люди стали сомневаться в "видении", списывая его на счет лося (?) А постоянный скептик экспедиции однажды первым и заметил фосфоресцирующий силуэт гуманоида ростом метра в полтора, который шел по полю, затем остановился и наблюдал за нами. "Скептик", невероятно обрадованный, сообщил своим трем спутникам (среди них был и я) о силуэте. Мы как прикованные разглядывали гуманоида, пока тот не скрылся в лесу. "Скептик" радовался - теперь и он видел "чудо"! Но прошло три-четыре часа, и он отрицал увиденное, словно кто-то стер ему память: "Может, я и видел, но не гуманоида, свечение мне могло просто показаться"...
   Началось все так. В понедельник пришло письмо от заочного знакомого - Эмиля Бачурина, основателя Пермской группы по изучению аномальных явлений. Он сообщал о готовящейся экспедиции, намеченной на "чрезвычайно благоприятные" для наблюдения НЛО дни: конец июля - начало августа, среди которых был день новолуния, совпадающий с первым августа. Этот фактор считался удачным. (Кстати, из сообщений других уфологов, астрологов и некоторых экстрасенсов действительно вытекало, что дни эти очень активны в плане появления и визуального наблюдения НЛО).
   А в ночь с понедельника на вторник, в половине второго, когда я курил у раскрытого окна, в небе вспыхнула светящаяся белая точка величиной с мелкую пуговицу. Объект летел совершенно бесшумно, не падая, и за несколько секунд пересек небосклон и исчез за горизонтом. Может, спутник - подумал я и простоял у окна еще с час, всматриваясь в небо, но повторного пролета не дождался. Честно скажу, воспринял это как "добрый знак" и утром вошел в кабинет к редактору с намерением убедить его в необходимости моего участия в экспедиции. Но "боя" не произошло, шеф, затянувшись сигаретным дымом и посмотрев в окно, спокойно произнес: "Оформляй командировку". В пятницу я уже летел в Пермь, мысленно перечитывая сообщения Эмиля о "зоне", в которую предстояло идти.
   Люди, с которыми я познакомился в экспедиции, оставили о себе самые, наверное, дорогие и теплые впечатления и воспоминания. Во-первых, во всех без исключения чувствуется невероятная увлеченность, юношеский азарт, хотя большинство - в возрасте, был даже пенсионер. Во-вторых, редкое взаимопонимание и сплоченность, опять же, если принять во внимание расхождения в возрасте и убеждениях по изучаемой проблеме НЛО. В-третьих, особая, притягательная открытость и простота сердец.
   За ароматным, заваренным на лесных травах чаем было приятно слушать загадочные истории, обсуждать различные предположения.
   Чай быстро выпили, хотелось еще, и я взял ведро и спустился к реке. Фонарь я не прихватил и в полной темноте начал черпать ковшом воду, заботясь лишь о том, как сделать это наиболее аккуратно, чтобы не замутить мелководье и не набрать песка. Ни о чем другом не думал я в эту минуту. Но что-то заставило меня посмотреть вверх по течению; картина, увиденная мной, была следующая: серая лента реки, зажатая "скалами" высоких деревьев, черных в ночи, сливалась с более светлым фоном звездного неба, и в этом "каньоне", в верхней его части, самым черным пятном была "шляпа": НЛО в виде самой настоящей шляпы с ровными, незаломленными полями. Секунд через пять объект исчез, как мне показалось, сначала превратившись в точку. Возвратившись к костру, рассказывать об увиденном никому не стал, решив, что мне все это померещилось.
   Вода в ведре еще не закипела, а я уже почувствовал странное воздействие - меня как будто оглушили или отключили волю. Я вновь спустился к реке.
   Слева - вода, справа, шагах в пяти - стена из густых кустов, деревьев и сушняка. Оттуда чувствуется сверлящий взгляд и слышатся шаги параллельно мне идущего невидимого существа.
   А еще была загадочная палатка, на стенах которой нам показывали "кино". Настоящее кино, только экраном служило красочное полотно палатки. Наблюдали, как мы назвали, "видеофильм" практически все. Мы экспериментировали: влезали в палатку по одному, запоминали увиденное или тут же записывали на магнитофон. И оказывалось, что все видели одни и те же картины. В основном это были города и события различных эпох нашей планеты, других планет, или множество "живых портретов" людей разных национальностей и эпох Земли. Видеофильмы, как я их расшифровал, старались донести до нас настоящий облик "энлонавтов", рассказать об их жизни. Все "фильмы" начинались понятными для нас вещами: пиктограммами, знакомыми конструкциями древних и современных зданий, изображением обыкновенных людей, но заканчивалось это так и не понятыми нами формами: сначала человек превращался в полусферу, затем в шар - очевидно, энергетический сгусток, а далее переплетался, растворялся в ничего не говорящем для нашего воображения мире лабиринтов - наверное, неведомых нам пространствах и измерениях.
   ..."Они" провожали нас из "зоны"... Мы сначала удивлялись, когда после короткого отдыха кто-нибудь из нас надевал тяжеленный рюкзак и громко говорил "спасибо" кому-то сзади себя. Потом он удивленно озирался - за спиной никого не было. Мы вопрошающе смотрели и получали ответ: "Мне кто-то помогал его надеть..."
   Чудеса, чудеса, чудеса... Их было много, я описывал только прочувствованное самим. А сколько их произошло с другими членами экспедиции! "Зона" чудес... И ни одного материально ощутимого свидетельства.
   "Зону" надо исследовать ученым. Поэтому более обстоятельный рассказ о ней - еще впереди. Впереди и экспедиция нашей газеты с участием ученых, с использованием новейших приборов!
   Так что, до свидания, "зона", но не прощай!

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

  
   Владимир Синицын
   ПО СЛЕДАМ КОЛЛЕГИ
   Работая в отделе спорта газеты "Советская молодежь" и спортивным комментатором Гостелерадио, я никак не мог предполагать, что когда-то мне придется заняться столь необычной темой.
   Но начался отпуск. Я отправился в Калининградскую область, где экспедиция, организованная нашей группой, вела поиск Янтарной комнаты.
   Вернувшись в Ригу, я одним из первых встретился с Павлом Мухортовым, и после его рассказов стало ясно, что остаток отпуска следует провести в Пермской области.
   Рассказы Павла во многом порождали сомнения, казались порою просто фантастическими, но вместе с тем в его словах было столько неподдельной искренности, такое обилие фактов и деталей, что объяснить все игрой его воображения было просто невозможно. Только личные впечатления могли рассеять все сомнения, и я взялся за дело.
   И вот позади трудная дорога к селу М., где мы оставили машину, и 8 километров по тайге к дивному уголку на берегу Сылвы, ставшему местом расположения нашего лагеря. Сразу же насторожило нас то, что слишком многое не вязалось с рассказами Павла. И птицы пели вовсю, и следы пребывания коров были очевидны, и вместо ожидаемых тревог и беспокойств в нас царило состояние полного умиротворения и благополучия, что никак не соответствовало самочувствию усталых путников. Даже флаг на сельсовете был ярко-красным, а не белесым, как утверждал Павел.
   Большим откровением для нас стало то, что именно Мухортов был главным контактером (о чем он из скромности умалчивал), что обстоятельные "беседы" с представителями внеземных цивилизаций вел в основном он сам.
   Собравшись в лагере после прогулок в "зоны", мы стали строить планы исследований. Жалко было бы уезжать, так и не вступив в кажущийся возможным и доступным контакт. Мы были где-то на его пороге, но до результатов, полученных Мухортовым, нам было далеко...
  
   Владимир Шулаков
   ТАЙН ЕЩЕ БОЛЬШЕ!
   В загадочном районе Пермской области побывали члены историко-географической экспедиции "СМ". Пока это была лишь разведка...
   Когда Павел Мухортов публиковал в "СМ" свои сенсационные материалы "М-ского треугольника", наша экспедиция проводила второй полевой сезон в поисках Янтарной комнаты на территории Калининградской области. Я дважды привозил туда ребятам пачки газет "с рассказами про НЛО". Надо ли говорить, что газеты рвали друг у друга из рук, как бы кто ни относился к тому, что в них написано.
   На досуге все частенько обсуждали "треугольник", но тем не менее тогда мысли о нем неизменно вытеснялись темой Янтарной комнаты - той идеей, что и сплотила полтора года назад несколько десятков энтузиастов, которые и сейчас верят в успешное завершение ее поиска... Однако когда в конце августа экспедиция вернулась из Калининграда в Ригу, одна и та же мысль уже крепко сидела в нескольких головах. Это была мысль о поездке в Пермскую область, в загадочный "треугольник". И уже 4 сентября шесть человек из состава экспедиции вылетели в Пермь.
   ...Думаю, читатели с нетерпением ждут продолжения заметок о М-ском треугольнике, начатых Павлом Мухортовым и Владимиром Синицыным.
   Новая поездка была, конечно, только разведкой. "Языка" из нее не привезли, а привезли множество вопросов.
   Итак, через несколько дней после возвращения из Калининграда мы вшестером отправились в Пермскую область.
   Мы ехали не опровергать то, что написали журналисты "Молодежки" и не подтверждать их рассказы. Мы хотели сами разобраться, попытаться понять природу тамошних аномалий. Экспедиция не была научной. Среди нас нет ученых. Шестеро бывалых и очень разных людей.
   ...Одно из первых впечатлений: птиц в "зоне" действительно немного, они почти не поют. Далее. Нас сразу же "накрыло" какое-то поле.
   Все наиболее интересные явления в "зоне" происходят, как правило, в вечернее и ночное время. Мое субъективное мнение таково: солнечная энергия мешает "им" днем, скажем, изучать людей, вступать с ними в телепатические контакты.
   Так вот, тем не менее "они" и днем наблюдали за нами, я считаю это фактом установленным, есть и подтверждения.
   В первую же ночь была попытка с "их" стороны установить контакт со мной - первым из нашей группы.
   Приближалась ночь. Мы разбили лагерь, и так как устали с дороги, решили лечь спать. Я пошел спать одним из первых и, может быть, поэтому привлек "их" внимание.
   Я лежал в полудреме с закрытыми глазами. Вдруг передо мной возникли геометрические фигуры: квадраты, треугольники...

0x01 graphic

"Братья" по аномальной зоне: Павел Мухортов, Владимир Синицын, Владимир Шулаков.



   КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ОТСТУПНИЧЕСТВА

0x01 graphic

"Развесили уши". Н. Уваров


   ДОЛОЙ СТЕРЕОТИПЫ! ДА ЗДРАВСТВУЮТ СТЕРЕОТИПЫ?
  
   Жалеть ли о временах, когда эта раскаленная стопка писем не ложилась на мой стол? В каждом - тревога, боль, порой - растерянность и недоумение.
   "Здравствуйте, люди! Ни в каком из фронтов я не состою, человек сугубо мирный. По национальности - русская, латышский язык знаю. Из своих 46 лет 44 живу в Риге - в одном и том же доме без удобств. Была замужем - за латышом, прожили вместе довольно долго, от этого брака есть дочь. Я выросла в окружении русско-латышской культуры, обе мне близки и дороги. А вот теперь произошел раскол по национальному признаку, и мне намекают, что Латвия - не мой дом. В Россию мне ехать не к кому. Что же делать, ведь жить в такой ненависти я не могу. А дочь, рожденная от латыша? Где же ее дом, Родина? Она наблюдает за всем происходящим, и я чувствую, как у нее складывается не слишком хорошее мнение о своих соотечественниках. Получается, что мы с ней никому не нужны? Люди, что же вы делаете? Опомнитесь! С уважением, Граудыня".
   Простое письмо, бесхитростное. Горько человеку, вот он и обращается за помощью ко всем нам - людям. Писем таких с каждым днем все больше. И я слушаю объяснения, исповеди своих читателей и стараюсь найти то главное, что их объединяет. Боль? Самозащита? Оскорбленное достоинство? И, может, они, мои читатели, помогут понять то, что и у меня подчас не укладывается в голове?
   В одно мгновение руководящий коллега вдруг стал "прогрессивным", это дало ему право клеймить по собственному усмотрению остальную (кроме него самого) часть населения: этот - "стагнат", тот - "предатель", эта - "неосталинистка", та - "реакционерка"... А я вспоминаю застойное время, когда он давал нам указания "по печати" и истошно заходился, если мы хоть чуточку выпутывались из жестких рамок его указаний. Перевертыш? Тогда почему этот демагог "на волне"?
   Главный архитектор поставил подписи под всеми возможными и невозможными "расширениями", "реконструкциями", "новыми строительствами" промышленных предприятий. А сейчас он без стеснения взбирается на трибуну и клеймит диктат "центральных ведомств". Ему не стыдно.
   Доктор экономических наук получил ученую степень, "научно" обосновав разрушение традиционного уклада латышской деревни. Вы уже догадались? Да, и он сегодня в первых рядах "перестройщиков" республики и выдает нам ошеломительные проекты. И мы должны верить, что их воплощение дарует нам благоденствие.
   Как смелы некоторые депутаты: им ведь теперь все, что пожелают, сказать не проблема. Даже если в этом и смысла-то нет, и ответственности перед всеми избирателями, а не только их частью, - ни грамма. Что же это они раньше-то "не пожелали"? Высказаться. Смело. Отработав ту доплату, что получали за свои полномочия. Я им не верю. А остальные пусть делают свой выбор сами.
   Сколько таких примеров! В мгновение нас поделили на "беленьких" и "черненьких". И те, "кто не с нами..." Правильно, те - "черненькие". Вам кажется, что я удалилась от главной темы? А мне кажется, я только к ней подхожу. Простая вроде тема: как одни стереотипы поменяли на другие. Кому это надо? И зачем? И кто так часто размахивает, как флагом, словом "народ"?

   - Народ - непонятное слово.
   И зря введено в оборот, -
   Гляжу на того, на другого
   И вижу людей, не народ.
   Несхожие, разные люди -
   И праведник тут и злодей,
   И я не по праздной причуде
   Людьми называю людей.

   "Людьми называю людей" - обобщила поэтесса. А мы людей дробим: на "латышей" и "русских", "народнофронтовцев" и "интерфронтовцев", "националистов" и "шовинистов", "мигрантов" и "коренных"... Что ни день - новая градация. Размежеваться? Подчас необходимо. Но сделать из этого какую-то патологическую самоцель?..
   Для меня национализм - неуважение к тем, кто рядом, кода ты решаешь свои собственные национальные проблемы. И не замечаешь - в боли или радости - что другие-то тоже люди. Не народ. А именно - люди. Не забудь о них.
   Пишет инженер Зотов:
   "То, что только четверть русскоязычного населения республики владеет латышским языком, это его беда, а не вина. В течение десятилетий сохраняется безобразное положение с изучением латышского языка в русских школах. Здесь необходимы самые экстренные меры. Но в настоящий момент что-то не очень заметны усилия, направленные на устранение такого позорного положения".
   Нас пытаются мирить. А я не хочу ни с кем ссориться - по национальности. Абсурд какой-то. А вот с теми, кто в кратчайший срок стал "беленьким" и для контраста назвал других "черненькими", ссориться буду. Не они ли ввели уродливое малопонятное слово "консолидация"? Как будто специально вытащенное, чтобы все окончательно запутать. И как же быстро мы позволили ему взять верх над привычным "дружба". Люди дружили (бывало, конечно, и ссорились), а теперь их зовут консолидироваться. И они понимают это по-разному. Консолидироваться по национальности? Всем разумным людям ясно, что путь этот - тупиковый. И мне ближе порядочный, мудрый латыш, чем отстаивающий любыми способами свое кресло русский. И - наоборот. Истина, казалось, не стоящая выеденного яйца. Но ни для кого не секрет, что мы ею сейчас преступно пренебрегаем. И сколько бы ни спрашивали у наших фронтов: "А сколько у вас латышей? А сколько нелатышей?", ответ - неутешительный - нам известен. Мало. В одном - латышей. В другом - нелатышей.
   Г. Горбунцов из Риги пишет:
   "Наличие фронтов и других неформальных союзов и групп закрепляет лишь политическое противостояние двух основных по численности наций в республике на длительный период.
   Спортивный лозунг "Выше! Дальше! Быстрее", используемый у нас в Прибалтике между республиками в ходе принятия общественно-политических решений, вряд ли разумен".
   Вышли мы все из застоя... Вышли. Но далеко ли ушли?
   Школа демократии - отношение к чужому мнению, с твоим не сходному. Как мы учимся в этой школе? Боюсь, за "неуды" нас вряд ли можно перевести в следующий класс.
   Гласность! И вытаскивается на всеобщее обозрение чужое белье (если слишком чистое - замажем).
   Гласность! И журналистика не стесняется признаться, что собранная ею информация о съезде чуждого ее изданию фронта, - подслушанные сплетни и непроверенные слухи.
   Гласность! И выбирается мишень, по которой палят прицельно и залпами.
   "Словесная революция". Так охарактеризовал наше время писатель.
   Как легко "перестроились", поменяли цвета, некоторые руководители. Кажется, они - все те же. По сути. Но сейчас в цене - форма. Не до сути.
   Вот что пишет А. Мокроусов:
   "Я зашел в один из исполкомов и полушутя-полусерьезно спросил у давних своих "знакомцев", уже несколько месяцев пичкающих меня отписками по пустячному вопросу: "А что ж у вашего здания пикеты Народного фронта не стоят - против бюрократов?" Мой вопрос восприняли серьезно и серьезно ответили: "А что нас пикетировать? У нас у самих группа поддержки Народного фронта создана..."
   А кто-то "сделал ставку" на Интерфронт. Национальность становится почти профессией.
   Инакомыслие - особенно в национальных идеях - карается. Карается даже просто "свое мнение".
   Знакомые стереотипы. Они и изменились только косметически. Если отвергать - то скопом. Весь Народный фронт. Или - весь Интерфронт. С кем же мы останемся? И против кого выступим? Не получится ли - против самих себя? Против того прогрессивного, что только-только стало прорываться, проклевываться. Вокруг. В нас самих.
   И если мы едва-едва освободились от груза многих прежних стереотипов, зачем торопимся формировать новые?
   40-й год остался в 40-м году. Все это отлично понимают. Но если искать истину в 40-м - тогда надо дискутировать и искать аргументы. Куда проще перевести стрелку почти на пятьдесят лет вперед и "взыскать" с ныне живущих, с Советской Армии, к примеру?
   И что объяснять тому безногому старику, что приехал на места боев с фашистами под Тукумсом и наткнулся на оскорбления и брань?
   Культура - это, прежде всего, нравственность. Безнравственная культура? Травмированная культура. Даже если обижен только один старик.
   И снова письма. Они все горячее. Я чувствую, что людям плохо. Вина и боль? Их ощущает каждый человек. Понятия эти - вненациональны.
   Поймем это?
   Придем друг к другу?
   Опоздаем?

Ирина Литвинова
"СМ" 4. 3. 89 г.

  
   То, что начало происходить в родной нашей Латвии, предсказали не социологи и не психологи. А мудрейший фантаст Рэй Бредбери. У него есть жуткий рассказ о проблеме контакта инопланетян. На Марсе (кажется) садится корабль землян. Открывается люк, и люди видят... таких же людей. И не просто людей. Очень близких. Когда-то погибших друзей. Кто-то - давно ушедшую маму. Кто-то - братика, умершего совсем маленьким, но по которому всю жизнь сердце щемит. Командир корабля тщетно пытается удержать экипаж. Но кто же сможет удержать человека в мгновение невероятного счастья? Астронавты растворяются в желанной толпе. Близкие люди (черты их лиц смутно, но помнятся) уводят их по домам. По домам - то ли из сказки, то ли из детства. Все садятся за ужин, текут беседы своих... И вот астронавты сладко засыпают. Проснулся только командир корабля. За секунду до смерти. Над ним стоял младший братишка - с ножом в руке. Наутро "самые близкие" собрались на марсианском кладбище, чтобы проводить "своих" в последний путь. Играла скорбная музыка, черные костюмы, скорбь на лицах. Но лица эти постепенно менялись. С них исчезали человеческие черты. Проступали жуткие лики. Инопланетян. У которых иные, нечеловеческие представления о добре и зле. Которые радикально решали проблему контакта разных миров.
   И явилась жутковатая реальность, в которой слова - те же ножи. "Оккупант!" - закричала мужу пожилая жена. "Мигрантка!" - зашипел на ровесницу молодой сосед (они оба родились в одном латвийском доме). "Он - всего лишь полулатыш!" - цедила коллега о коллеге, прежнем однокурснике. Словно заработала в головах кодировка: "Они - не мы! Они - чуждые!" И пошла трещина по судьбам и сердцам. Все произошло невероятно быстро. Почему?
   Господи, как было б здорово, если бы руки замарали исключительно те, кто делал карьеру, мостил - и быстренько вымостил - дорожку к дивной кормушке! Но по каким же законам - божьим или человеческим - словом могут убивать те, кто - ну только что - были совестью народа?
   (Лагерь)... "легко сближает людей по главному признаку - признаку несвободы. Но когда человек выходит на свободу, обнаруживается, что разные люди по-разному понимают ее и по-разному используют" (Ф. Искандер).
  
   "Вечный покой дай им"
   Малыш, тянущий ручки со словами "vecm?mi?" ("ба-ба") - наследный принц по сравнению со мной. Мою бабушку замучили в Карлаге за восемь лет до моего рождения. Но вчера, ровно пятьдесят лет спустя с года гибели ее, в Домском соборе шло богослужение по ней, по всем замученным и убиенным. И в общем хоре сливались голоса латышей со всех континентов планеты. Ведь идет Латвийская Олимпийская неделя, и мы все вместе сейчас. Не все имена замученных спортсменов - гордости Латвии - еще названы. Вот только два. Янис Димжа, 36-кратный чемпион Латвии по легкой атлетике, участник Олимпийских игр - арестован в 1940-м, расстрелян в марте 1942 года в Северном Казахстане. Янис Кивитис, спринтер, рекорд которого на 100-метровой дистанции (10,6 сек.) долго не был превзойден - умер в 1942 году в ссылке, на Валкумейских рудниках. Я даже не знаю, где такие рудники. Мы не знаем ничего о тысячах убиенных, не знаем даже, что приняло их тела - вечная мерзлота или раскаленная степь Карлага. Но мы помним их, и по тропам памяти они приходят к нам. Да будет вечный свет им, пусть покоятся в мире!

Р. Ларичева
30. 6. 90 г.

  
   45 строк текста. А буквально несколько дней спустя в редакцию пришло три письма на мое имя, все - с пометкой "лично". Люди, которых я никогда не встречала, из разных и очень далеких городов ответили - где они, Валкумейские рудники. И не только. От двух писем осталось ощущение, как если близкий осторожно подует на обожженную руку. А третье пришло от директора того, Валкумейского рудника, от моего ровесника. И такое это было письмо, как если температура высокая, пульс частит, и тут прохладная и сильная рука осторожно ложится тебе на запястье.
   И эти письма тоже помогли мне начать прощать Времени. И еще я почувствовала, как отлично быть журналистом огромной страны, где живут честные люди с сердцем.
   И когда началась мерзость - и все еще продолжается, и от имени латышского народа, к которому я принадлежу, совершилась низость, память о тех трех письмах помогает мне быть уверенной. Рано или поздно, но в Домском соборе, к общине которого принадлежу и я, обязательно пройдет и такое богослужение, чтобы искупить тяжкий этот грех. Грех отступничества. И, может, будет сказано словами мудрой книги: "Ты перечисляешь мне преданных, обманутых, использованных. Ты обвиняешь меня от имени их!"
  
   Воспоминания о настоящем

0x01 graphic

   ...Мне кажется, что главный тупик, по которому мы несемся сейчас, надеясь, что приближаемся к свету, - настроение реванша, мести за прошлое. Мы купаемся в радости о падении прежних - и уже новых - богов, тешась отмщением. За этим - и огромная тоска по справедливости, копившаяся десятки лет, и искреннее желание сделать зло никогда более не возможным. Но ненависть из лучших побуждений отравляет точно так же, как вылупившаяся из зависти и злобы.
   Если верить современным философам, не нужно гадать, что у дьявола в левой, а что в правой руке - все дрянь одна. Не принимайте выбора, навязанного дьяволом. В том числе и дьяволом мести.
   Если верить социологам и биологам, при нарушении гомеостаза (состояния равновесия) ни живой организм, ни общество нормально существовать не могут - или гибнут, или мутируют.
   Симптомы мутации идут полосой: чувства национальной неполноценности и национального суперменства, невроз безработицы, хамство в невероятных для Прибалтики размерах, эманации страха перед всем, превращение все большего числа людей в политиков, хотя было бы лучше, чтобы политики очеловечивались. Похоже, это не болезнь - не ветрянка и не чума - это переход.
   У мутаций обратного хода нет, мы уже другие и будем продолжать меняться. И в этом - надежда. Мы меняемся стремительно и навсегда, и, возможно, перечень негатива - не более чем "классификация воздушных шаров по местоположению дырок, мешающих им летать".
   О будущем с определенностью можно сказать немногое: у всех рек нашей республики (и не только нашей) правый берег будет выше левого - при любом строе. Жимолость будет завиваться в одну сторону, а вьюнок - в другую на всей территории СССР (и не только его). Живой мир планеты Земля будет подчиняться вечному закону: жить - значит колебаться, хочешь остаться собой - меняйся. А вдруг и мы на этот раз попадем ему в такт?

Рената Ларичева
25. 5. 90 г.

  

Памяти Рижского ТЮЗа

   В минувшее воскресенье открыл свой новый сезон "Молодежный театр" ("СМ" - 27. 09. 89). А за неделю до этого Адольф Шапиро, режиссер из нашего детства, встретит корреспондента "СМ" Наталию Морозову весь в хлопотах. Добирались до его кабинета, стараясь не задеть стен и еще не убранных ремонтных орудий.
   - Театр - дело живое, ну что тут планировать? Очень трудно запланировать на будущее жизнь, а значит, репертуар театра. Меняются темы, характер их освещения. Поэтому расскажу о том, что точно будет. В этом сезоне латышская труппа начнет "Республикой Вороньей улицы" Яниса Гризиньша, поставленной Валдисом Луриньшем весной. В русской труппе сезон начнется премьерой пьесы "Эдмунд Кин".
   Русские трагики-гастролеры очень любили пьесу Дюма "Кин, или беспутство и гений". Сейчас ленинградский поэт, актер и режиссер Владимир Рецептер написал свою версию этой темы. В центре - образ исполнителя ролей Великого Шекспира. Человек и сам - великий. Потому что он - человечен. И "в это" не играет. Он этим живет. Повод для разговора о человеке в художнике. Форма пьесы иронична и легка, и нам бы очень хотелось это сохранить. Спектакль создается... ну, как бы мазками - очень легкими, почти воздушными мазками краски. Брызгами! Они светятся! Это - полное смешение всего со всем: шутки - и романтики, драмы - и иронии. Это должен быть такой веселый, красивый спектакль - цветок.
   В нашей жизни мало поводов для хорошего настроения. У нас масса сложных проблем: социальных, политических, все мы очень насуплены. А жизнь между тем не остановилась, и мы должны чему-то радоваться.
   Мне хотелось бы, чтобы наша постановка помогла людям, приносила хорошее настроение. Мы поняли, что главную роль должен играть сам автор этой версии. Оформляет спектакль Март Китаев.
   - Знаю, что вы писали книгу...
   - Да! Скоро моя книга под названием "Антракт" должна выйти на латышском в издательстве "Лиесма". Работой заинтересовалось московское издательство "Искусство".
   - Поздравляю вас! Вот что я хотела вас спросить - а вы не собираетесь вернуться к Шварцу?
   - Да, конечно! Мы ведь поставили практически все классические пьесы Шварца - "Тень", "Дракон", "Золушка"... А вот "Голый король" не шел никогда.
  

* * *

   Евгений Шварц, Шут Короля.
   Шут Короля-Времени. Для которого все мы - таковы.
   Судьба настоящих сказочников - всегда попадать в ритм, но в разные времена - разными цитатами из одной и той же сказки.
   Давно ли мы говорили словами из сказки Евгения Шварца "Тень":
   "Тень, знай свое место!"; "- Вы, наверное, знаете, что все люди негодяи? - совершенно точно знаю - ведь я историк".
   А теперь подойдет другой кусок: ведь о телепередачах можно сказать: "- А вот ножи для убийц. Кому ножи для убийц?" - Яды, яды, свежие яды! - Подайте бедному немому!"
   А это - и в сказке - о газетчике: "Он хочет нравиться всем на свете. Он раб моды". Его псевдоним - Цезарь Борджия.
   А это - разве только о бомонде? "Это и есть та самая девочка, которая наступила на хлеб, чтобы не испачкать свои новые башмачки. И с тех пор она опять наступает и наступает - на хороших людей, на лучших подруг, даже на самое себя. И все для того, чтобы сохранить свои новые башмачки, чулочки и платьица".
  

* * *

   ЭТО мог почувствовать только очень талантливый человек. Эту уязвимость. Если человеку сказать: "Театра из детства твоего нет больше на этой Земле" - у него слезы комом встанут в горле. Слезы ребенка, что стал его внутренним "я". Чье детство было светлым - и он стал сильным. А сегодня он стал слабей.
   В латышском нет аналога словам о слезе ребенка. Мы говорим на разных языках.
   И я только сейчас поняла, на что это похоже. На связанных круговой порукой. И чтобы вступить в сей круг, нужно заплатить. Вот таким тихим - ну почти - и в чем-то даже ритуальным убийством русского театра. Потому что он - русский. И "наши" туда не ходят. С некоторых пор. Потому что порука эта - круговая. Это танец такой. С легкими, почти летящими движениями, но с застывшими позами.
   РИТУАЛЬНЫЙ ТАНЕЦ.
   Мы ничего не смогли сделать. Мы, Прайд.
   Потому что невозможно докричаться до скудно читающих на русском людей. Но мы собственными глазами видели ксерокопию приказа маэстро о закрытии театра - нашего ТЮЗа! - с подписью министра культуры Раймонда Паулса. Да, маэстро - с маленькой буквы, так правильнее. Это было имя-титул. Он скис!
   Тихо-тихо, на самых ц ы п о ч к а х. Тихо-тихо, чуть слышно, шепотом. Тихо-тихо, не сфальшивив ни звуком - мы навсегда уходим из театра нашего детства. И горячие слезы текут по нашим щекам. Тихо-тихо. Нежно-нежно, почти не оставляя следа...
  

* * *

   Жизнь идет все более "лавизообразно" (так было набрано в одном вышедшем номере). Но таки-да: "Что было, то и будет". Когда первый раз "Книга Екклесиаста" упала мне в руки, шел последний год "черных понедельников": каждый день во внешнем мире повторял предыдущий.
   Тогда меня поразило точное - и краткое определение биосферных процессов. Суть тысяч томов - в 39 словах: "Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь".
   А когда "лавизообразные" изменения истории пошли, и ход все ускорялся, я заметила поразительное, но закономерное - в каком порядке события следуют одно за другим. В порядке, сформулированном в знаменитейшем: "Всему есть время, и время всякой вещи под небом".
   Сперва - "насаждать" - потом "вырывать посаженное", сперва "убивать" - потом "врачевать", сперва - "обнимать" - потом "уклоняться от объятий", сперва "искать" - потом "терять". С какого-то момента я начала отслеживать, чего ожидать дальше. И ксенофобия, последовавшая уже в нашей маленькой независимой стране буквально за "временем объятий" (референдумом, на котором "и грек, и иудей" проголосовали за восстановление независимости этого самого государства) - это точное Екклезиастовское "время уклоняться от объятий". Причем через фразу - идет ну прямо-таки "инструкция": "Время сберегать - и время бросать", - остается только добавить: "поверивших вам людей".
   Может, этот текст вообще - код смены эпох? Некоторую надежду внушает, что непосредственно за "временем бросать" следует: "время раздирать, и время сшивать"...
   А сейчас мне очень близко место, где мудрец обещает профессионалам, что они никогда не соскучатся: "Все вещи в труде: не может человек пересказать всего, не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием". Значит, когда появляется: "надоело все до смерти", нужно просто перейти на иной уровень. Найти, "как", непросто, но наверняка есть место, где заново закрутится восхитительнейшая формула Алисы: "Чем дальше, тем любопытственней".
  

   ГРОЗНЫЙ 91-Й
  
   Наши девочки, наши львицы отважные! От адресов командировок Лены Власовой и Аллы Петропавловской сушит во рту. Откуда у них эта смелость? За последней чертой найти свидетелей, говорящих в последней инстанции правду о кровавом преступлении войск в Тбилиси?
   Какой чуткостью к событиям нужно обладать репортеру, такому, как Алла Петропавловская?
   Чтобы в мрачном январе 91-го, в Доме Печати, где "стражу" несут ОМОНовцы с настоящим оружием, за утренним кофе сказать: "Пора ехать - чувствую, что в Вильнюсе будут стрелять".
   И Алла и Елена поедут, и привезут страшную правду, которую многим сегодня удобно "забыть" - Литва по полному счету страшно заплатила за независимость всей Прибалтики.
   Они были не только смелыми. Ставшая независимой Литва стала самой мудрой и самой справедливой в национальной политике. Равенство прав. "И нет ни грека, ни иудея". Литовцы поступили    п о р я д о ч н о.
  

0x01 graphic

  

0x01 graphic

ТАНКИ ГОРБАЧЕВА В ВИЛЬНЮСЕ

Как все это происходило

Наши корреспонденты Елена ВЛАСОВА и Алла ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ передают с места события.

   10 января. Ультиматум Горбачева Литве. В этот же день единственный парламентарий-коммунист, второй секретарь ЦК КП Литвы Швед, появился в парламенте и потребовал его роспуска. В этот же день объявлено о создании Комитета национального спасения - некоего абсолютно анонимного органа, члены которого скрывают себя в целях безопасности. Целые сутки по городу носятся бэтээры, БМП и танки Т-54. Акция устрашения.
   11 января ранним утром колонны рабочих предприятий союзного подчинения направляются к Верховному Совету. Создано новое правительство и утверждены 11 министров. То есть кризиса власти нет, правительство готово работать. В 12.00 захватывается Дом печати - с помощью бэтээров, танков и автоматчиков. Есть первые пострадавшие. По компетентным сведениям, стреляли не только холостыми, но и боевыми патронами. В этот же день захвачено шесть зданий, в частности, разграблен Департамент охраны края, захвачена Академия полиции. В этот же день в 20.00 начал забастовку железнодорожный узел: все местные и транзитные поезда остановлены на подходах к городу на расстоянии от 40 до 70 км. В них сидят 25000 пассажиров, из них около 40 процентов - дети.
   12 января парламентарии заняты обсуждением Закона о чрезвычайном положении и постановления о создании комитета обороны. Поступило сообщение о том, что Совет Федерации СССР направляет в Литву комиссию из трех человек. Эта весть вызвала облегчение. Всем показалось, что обстановка разрядилась и будут найдены пути политического урегулирования ситуации. Парламент закончил работу в 19.00. Состоялась пресс-конференция Ландсбергиса. И ничто не предвещало трагедии.
   В час ночи 13 января по городу в двух направлениях - теле- и радиоцентра и телебашни направились колонны боевой техники: танки, бэтээры, БМП. Адреса выбраны не случайно. Несколько суток теле- и радиоцентр занимался оперативным информированием населения. Телевизионщики сутками вели трансляцию с площади у Верховного Совета. В 1.30 мы были у телецентра и стали свидетелями настоящей бойни. В течение часа прямо в лоб, в фасад здания телецентра, беспрерывно стреляли из бэтээров, танков и автоматов. Утверждают, что патроны и снаряды были холостые. Но мимо нас постоянно проносили окровавленных раненых, которых тут же увозили машины "скорой помощи". Гремели оглушающие взрывы, автоматные очереди. Это продолжалось более полутора часов. В это время точно такие же события происходили на телебашне. Десятки свидетелей утверждают, что стрельба продолжалась и внутри здания после его захвата.
   Ночью на площадь перед Верховным Советом продолжали прибывать люди. Женщин попросили уйти домой, однако они остались. С раннего утра тысячи и тысячи вильнюсцев и людей, съехавшихся со всей республики, хлынули к Верховному Совету. Они строят баррикады, готовятся к обороне, отслужили мессу. Они знают, на что идут. Они готовы на все и не уйдут от парламента. Они умрут, но не предадут идею независимости.
   Утром 13 января продолжают строить баррикады. По радио выступил представитель Комитета национального спасения с лицемерным и циничным заявлением: ввиду того, что в городе происходят беспорядки и стрельба, Комитет национального спасения берет на себя всю полноту власти, вводит комендантский час с 22 до 6 часов утра. Категорически запрещается в это время покидать места проживания, проводить забастовки, митинги, шествия, хранить огнестрельное оружие, радиопередающие и записывающие устройства. (Тот самый Комитет национального спасения, который поднимал народ на забастовки против правительства). Комитет назначил комендантом Вильнюса некоего генерала Усхончика. Кто стоит за этими марионетками и чьи интересы они представляют, совершенно ясно.
   Все депутаты находятся в парламенте, создан Комитет обороны. Парламентарии тоже готовы погибнуть, но не сдаться.
   В этой тяжелой ситуации поляки стали в один ряд с литовцами. Депутаты польской фракции, представители литовской общественности заявили, что в эти дни они должны думать о том, что их объединяет, а не разъединяет.
   После того, как был захвачен Вильнюсский радиотелецентр, работал радиопередатчик в Каунасе. И пока работает до сих пор. Всю ночь он передавал экстренные сообщения на всех европейских языках с призывом к миру о помощи Литве.
   Представитель Нобелевского комитета выступил с призывом лишить Горбачева Нобелевской премии мира.
   Швеция решила дать статус беженцев всем литовским юношам призывного возраста. Находящимся там решено продлить визу на полгода. В Вильнюсе работают 17 телекомпаний и несколько десятков газет со всего мира. Все они еще в воскресенье утром опубликовали или передали правду о событиях в Литве.

Вильнюс - Рига, 13. 01. 91. 11.00. (По телефону).

  
   И только потом в Риге зажгут костры на перекрестках. И на страницах нашей газеты как голос крови пробьются слова тех, кто пригнал технику из районов и построил эти невероятные рижские баррикады. Да, они бы не защитили от танков. Это защита против самой только идеи оставить все по-прежнему. Да, это был "карнавал на фоне жути" - как сказал совестливый тогда поэт Имант Зиедонис. Нематериальная категория - дух свободы - витал в воздухе. "Тракторная революция" уже сделала людей другими: более открытыми, спокойно уверенными в себе. И сколько у поздних вечерних костров одиноких старых людей! Их угощают чаем с бутербродами, их рассказы выслушивают - когда и кому они были столь близки? Здесь, рядом с баррикадами, где каждый кусок арматуры, маленький самодельный противотанковый еж - как близкое существо, соратник.
   Вот что писалось в январе 1991-го в одном из спецвыпусков "СМ". "Идет мощная национальная консолидация. Способность к пониманию этого обязательно скажется на судьбе чувствующего себя русским населения. "Нас так часто отталкивали, что мы и сейчас чувствуем себя чужими"? Стоит обиде сместить акценты, и в эмоциональности можно увидеть истерию. Наверное, почувствовавших себя чужими в городе возмущают пробки на перегороженных мостах, а костры под мостами раздражают. Чем станут для каждого завтра угли сегодняшних костров на перекрестках: мусором или символом долгожданного понимания? "Тракторная революция" уже впечаталась в биографию каждого и отношение к ней будет влиять на наши будущие поступки. Какими-то они станут?"
   Да, нам не дано предугадать... 1991-й начался с передергивания затвора автомата перед носом журналистов. В Доме Печати ежеутренне нас станет встречать "коммандос" из ОМОНа. (Прямое указание ЦК партии). Поэтому спецвыпуски мы печатали в типографии другого города.
   Мы нахлебались всякого, и если бы партийная цензура вернулась, пережили бы это. Мы знали правила игры и снова вступили бы в нее, потому что в положении морального подпольщика, протаскивающего через все рогатки цензуры свежие мысли, есть много привлекательного.
   Черное начало 91-го ударило по самому главному для нас - самому существованию "Молодежки". Молчащая газета подобна покойнику - с ней можно не считаться. И мы продолжили выпуск уже рядовых, не спецномеров - только полиграфическая база ДП могла обеспечить наш громадный тираж. Не врали - но приспосабливались. Мы считали: главное - спасти газету, и события повернулись так, что люди с автоматами довольно быстро покинули нашу 20-этажную обитель.
   Но у января 91-го было достойное продолжение - августовское. О путче я узнала уже в редакционном кабинете.
   Радио передавало на полную мощь нами уже забытые коммунистические призывы и лозунги.
   На третий (но только на один!!!) день газета была официально закрыта. На наше счастье, события в Москве развивались стремительно.
   Но помнится дорога домой в тот первый темный понедельник. Прямо на осевой линии Вантового моста стоял бронетранспортер, очень серьезное и грозное предупреждение. И тут в автобусе, за моей спиной, прозвучали два юных голоса.
   "Смотри, военная машина", - сказала девушка. "Ну и пусть, мы же вместе, можно, я тебя обниму?" - ответил молодой человек.
   Так для меня все встало на свои места - там - фарс, здесь - жизнь!
  
   Письмо в редакцию
   НЕВЕРОЯТНО, НО ФАКТ
   О том, что обстановка в нашей Республике способствует сердечным приступам, инфарктам, инсультам, у людей не вызывает сомнений.
   А как домашние животные переносят эту обстановку? В нашей семье есть собачка Джерик, и вот когда в Риге начали возводить баррикады, у него случился инфаркт, и он сейчас проходит курс лечения, поправляется. Этому, наверное, способствует и то, что часть баррикад в Риге разбираются.

Арвид Ш.
25. 1 .91 г. Рига

  

* * *

   "Коррупция цветет
   И пахнет, как мочало".
  
   (Из потопа стихов "на злобу дня" начала 90-х.
   Это выдержало проверку временем. Убейся - лучше не скажешь).
  

   МИЛАЯ ХОББИТАНИЯ
  
   Мысли вслух

0x01 graphic

   Якобы утром, когда не рассветает, как в Мордоре, так жалко взнуздывать душу и уводить с вольных полей снов. Пока тело мечется по квартире, оно еще дожевывает золотые краешки грез, но вот мы спускаемся по лестнице, в морось и мрак, и она начинает артачиться. Ну не выносит она этой улицы! Нет, дома и сейчас красивые, хоть подзапущенные, да лишний взгляд на них не подымешь - владельцы собак уже выгуляли своих любимцев, и теперь только знай смотри под ноги. "Ничего не имею против этих зверей, - бурчит она, - им всегда интересно заглядывать в глаза, но когда же кончится это свинство?" Я молчаливо сочувствую: уж больно резкий переход - гикнуться с чистых выпасов воображения в пакостноватую реальность. Но вот мы добредаем до угла и застреваем у перехода в надежде, что зеленый зажжется еще сегодня, и тут она начинает подначивать: "Давай вернемся, а?"
   Я знаю, к чему ее так тянет, и я бы не прочь, но успокаиваю и улещиваю, как любимую лошадь в походе: "Ну-ну, идем вперед, все будет хорошо". Сейчас пойдет легче - вон и парк уже, среди одинаково мрачных стволов один зеленеет у земли цветом июньской травы, а дальше взлетает тугой серебряной трубой. Живой настоящий бук, и медные листья продержались чудом до холодов. Тут она вздыхает: "Как у нас в Лориэне, похож на мэллорн", и уже спокойно движется в сторону работы. Примирение с жизнью состоялось, теперь с ней ничего не случится, даже если меня придавит дверьми троллейбуса или кто-то взгромоздится на ногу. Теперь она будет вести свое непостижимое эльфийское существование, помня при этом - что бы ни случилось, вечер придет, и в самом этом факте черпая силы. Потому что тому уже недели две как есть у нее психологическое укрывище. Там страницы золотятся от внутреннего света, и на первом же абзаце загнанность и озверелость отпускают тебя. Больше всего это похоже вовсе не на чтение - это как зайти в чистую речку по плечи, оттолкнуться от плотного дна и повиснуть, скользя, на какой-то невозможной границе между прошлым пешим хождением и будущим сладостным плавательным трудом. И это мгновение длится, длится, древнее счастье возвращения охватывает тебя, и прощаешь всем - даже кистеперой рыбе, которую на заре мира не иначе как любопытство вытолкнуло на берег, с чего и начались все беды двуногих. Ассоциация не случайна: именно мудрая латимерия могла бы оставить такое описание - с тех эпох, пока еще не пробудились эльфы, гномы и люди.
   Много есть книг любимых, но заповедников души вряд ли за жизнь найдешь больше десятка. У каждого свои, обретение нового - событие на года, а во времена смутные и отчаянные - дар небес.
   Примерно за неделю до встречи было знамение. Вечер был, полукругосветное магазинное странствие увенчалось некоторыми успехами, и приближалась я к дому со сложным чувством древнего охотника, который хоть и рад сегодняшней добыче, но не уверен, не последняя ли. И вдруг над крышей взошла звезда. Некрупная, зимняя, и откуда только взялась - чистого неба недели две как не было. Над худо освещенными улицами, над внутренне сжавшимся городом, и неяркая вроде бы, но чистая до невероятия. Что-то было в ее свете такое, будто давно не ощутимая рука легла на плечо и незабвенный голос сказал: "Ну что ты, дружок!" И отхлынул весь морок и сумрак нынешней якобы жизни, и словно совсем уже сказочные времена возвернулись - рискованных странствий и походных друзей, родных по душам. С тех пор мы не были так богаты. У нас был дар понимания истинной цены вещей: что стоит просто крыша над головой, любая, хоть брезентовая, сухой спальник, ведро чая после перехода. Как мы томились в городах, как рвались к горам благословенным? Да по сравнению с тем комфортом нынешние голодные страхи - чушь и томление духа. Тут я быстренько прикинула, что крупы и муки хватит до весны, и разноцветной шерсти в заначке килограмма четыре, и вяжу я на уровне "Дайльраде". И ужасно смешно стало мне от этих подсчетов подготовки к концу мира, просто весело - как не было безумно давно.
   А через несколько дней, пробираясь по базару, прижмурившись (чтоб не так пугаться при виде ценников), под дождичком, под зонтом, заметила книжный стол. И на нем - том со звездной короной над заповедным озером Келед-Зарам. Д. Р. Толкиен, трилогия "Властелин колец", мечта моя несказанная. Тихое блаженство и ощущение абсолютной защищенности. Потом мы шли домой, и увесистый том подталкивал при каждом шаге, будто любимый пес идет рядом и толкается носом.
   Многие читали про хоббитов, многие, да не все. И каждый вычитывает свое, ведь уровней смысла здесь - как листьев на мэллорне. Но кажется мне, все читавшие причастны ответу автора - когда ему талдычили про отрыв от действительности: это не дезертирство солдата, а бегство пленника из постылой тюрьмы. И Толкиен предоставил редкостное убежище пленникам и беглецам. Пространство, открывающее корни мира. Свод нравственных законов существования человечества. Истины, более глубокие и древние, чем даже христианские.
   Джон Руэл усиленно отбивался от общепринятого мнения, что "Властелин..." написан по следам и о второй мировой войне. Он же - о всеобщей истории. Потому так точно и попадает - в наше послезавтра. И когда полностью сбита мушка оценок незабвенного нашего бытия, помогает простенькой вроде бы, но жестокой истиной, которую мы почему-то никогда не принимаем в расчет. Вместе со смертью зла из мира всегда следом уходит и много доброго, сопряженного с ним во времени. Столько стоит смена эпох. Такова цена. Совсем как говорит бессмертная Галадриэль: "Если ты сумеешь исполнить свой долг, мрак исчезнет, но мир подчинится всевластному времени, сила наша пойдет на убыль, Лориэн увянет, волны времени смоют его. Мы уйдем на Запад или останемся здесь, постепенно становясь просто народом холмов и пещер, забывая и забываясь".
   Какой же это казалось безнадежной мечтой - чтобы время изменилось, какой сладостной! Как помогало присловье: "Справедливость всегда торжествует, но не все до этого доживают". Дожить мы и не рассчитывали, но хоть как-то приблизиться... Нам и не снилось, что народная мудрость "За что боролись - на то и напоролись" шандарахнет именно по нам. Ведь именно этого нам хотелось - смены эпох. А мимо мудрого замечания Стругацких: "О будущем мы знаем только одно - оно совершенно не похоже на наше представление о нем", пролетали, как мимо азбучной истины. А они снова попали в десятку!
   В чем мы оказались правы - верили, что тьма сгущается перед рассветом, и рассвело, и был длинный день надежд, и снова - сумерки, но уже другие. И снова зло дает ростки, ибо что делал бы свет без тени. Нормальная цикличность времени, хоть и страшная. И очень нужно утешение - ну хоть бы такое, личное: "Я думал, герои в сказках ищут подвигов и совершают их потому, что жить скучно, развлечься-то охота. Но в настоящих сказках дело вовсе не в этом. Там герои просто попадают куда-нибудь, потому что таков их путь. А конец-то не всегда бывает хорошим, для героев-то. В настоящих сказках всегда так. Ты можешь знать или догадываться, как она кончится - хорошо или плохо, но те, кто в ней, не знают. Кончаются не сказки - это герои появляются и уходят, когда их дело сделано. И мы тоже раньше или позже уйдем - похоже, что раньше".
   Или такое - для поколения: "Хоббитания спасена, но не для меня. Так часто бывает, когда нужно что-то спасти, - кто-то должен отказаться от него, потерять для себя..."
   Толкиен - не учитель и не поводырь, он рассказчик мировой истории. И книга его - не посох, а страховочная веревка, но другой конец ее не держит никто, он продернут в кольцо времен. Сорвешься, удержишься, высоко ли доползешь - это уж как сложится. Но, право же, эта веревка - эльфийская, серебрящаяся в темноте. Потому что с тех пор, как его книга со мною, внутреннее ощущение падения в черную ямину без дна исчезло. И вспоминается, как шли мы однажды походом над берегом, тропы не было, да и быть не могло - склон состоял из мелких кусков белой пемзы, они при каждом шаге соскальзывали вниз и отправлялись в плавание по реке. Нога соскальзывала следом и задерживалась в последний момент, увязая в этой невиданной почве.
   И снова такой странный шаг, и еще. Странно - да, опасно - пожалуй, но вот ужаса - никакого. Настолько ощущение внеземельное, совсем из сна: шаг - зависание - полет. Так что, может, мы еще и проберемся по краю, цепким хоббитским шагом, почти не оставляя следа...

Рената Ларичева
20. 12. 91 г.

  

Дорогая "Молодежка"!

   Вот и пришло время попрощаться с вами. Мы - уезжаем, теперь окончательно. За два месяца в России я поняла, как мне не хватает такой газеты, как ваша "СМ" - это не просто газета - собеседник, друг. Это газета-мировоззрение, вернее, - поиски его. Ваша газета - это поиск пути. Даже если вы иногда заблуждаетесь, все равно выходите на верный путь, освобождаетесь от наносного, сиюминутного. "Блаженны ищущие правду... " По-моему, ни одна российская газета не может сравниться с вами по объективности, беспристрастности, по ясности и правильности русского языка, по точности изложения мыслей. Спасибо вам всем за то, что вы есть, за ваш честный труд и доброе сердце! Мне кажется, что "СМ" - это явление уникальное. Это товарищество, клуб "Газета + читатель". Ребята, мы увозим в Россию ваши лучшие страницы, ваши имена мы уносим в своих сердцах. Да хранит вас Бог!
  

   Именно здесь стоит поставить точку. Канун рождества 1991 года. Господи, сбылось - первое "официально разрешенное" Рождество в моей жизни!
   И только-только сбылись мечты столь многих о независимой республике. Но Аристотель, успевший умереть 2300 лет назад и не увидевший нашей наступившей свободы, написал-таки на злобу дня:
   "Они добродушны, потому что еще не видели многих низостей, они легковерны, потому что еще не во многом были обмануты, они великодушны, потому что жизнь еще не унизила их. В первый день не о чем помнить, надеяться же можно на все".
   Канун рождества, и в людях благоволение...
   Одна старая, но отличная пьеса кончалась словами: "Запомните нас веселыми!" Блестящая концовка!
   Галадриэль оказалась совершенно права: "Если ты сумеешь исполнить свой долг - мрак исчезнет, но мир подчинится всевластному времени, сила наша пойдет на убыль, Лориэн увянет, волны времени смоют его". Вместе со смертью зла из мира всегда следом уходит и много добра, сопряженного с ним во времени. Столько стоит смена эпох. Такова цена.
   Наступивший 1992-й стал началом конца Прайда. Когда среда обитания резко меняется, биосистема рассыпается. Таков закон биосферы.
   Прайд обитает в Вельде - безбрежная саванна, степь, "густой, сушащий ноздри запах жухлой травы, запах близкого водоема, резкий запах обитателей, запах пыли, похожей на облачко красного перца. Далекое небо с жарким желтым солнцем. Далекий топот антилопьих копыт по упругому дерну, шуршащая поступь крадущихся хищников. И желтый цвет львиной шкуры". Жестокий вельд - место их обитания.
   На болоте львы не живут. Таков биологический закон. Его невозможно отменить.
   Газета, обремененная совестью, не может существовать в социуме, где единственная декларируемая мораль: "Хватай чужое!" Схватил много? Теперь ты состоялся как человек. Таков закон социума, где главнейшее событие дня - смерть криминального авторитета, и с телеэкрана объясняется министр - еще бы, люди-то примерно одного социального статуса.
   А реклама звучит так: "Достойную мебель - для достойных людей!" "Человек, который уважает себя и своих друзей, покупает именно такую мебель!" Реклама - она ведь "градусник" социума.
   А эта куцая мечта - стать страной бюргеров?
  
   Юбилей - 2000
   Людмила Шварц накануне 55-летия нашей "Советской молодежи" провела восемь телевечеров вместе с нами. А вместе ли с вами? Вы-то, друзья и подписчики нашего Прайда, вы вспомнили нас? Восемь телевизионных вечеров, "Костер уходящей эпохи". Март 2000-го года... Память ушедшей газеты.
   Летописная история Латвии в нескольких поколениях.
   И вечер за вечером - Людмила Шварц, отличный журналист - и мудрая красавица - будет повторять как рефрен - но не как слоган. Одну и ту же фразу. Вы услышали?
   "У газеты был талант - собирать вокруг себя талантливых людей".
   Близкие - они притягиваются. Близкие по талантливости. Ведь это была талантливая газета, которую делали талантливые люди для талантливых людей. Не званиями и славой мерят талант. Его проверяют совестью. "Важнейший из талантов - талант быть человеком!"
   Нам очень важно знать. Сколько было вас, вспомнивших? Сидели ли вы перед экранами, ради кого мы, собственно, и устроили весь этот балаган, именуемый этой вот книжкой, "лицедействуя" на каждой странице - и так боясь: что, если книжка выйдет тысячным тиражом в Латвии, и нам не удастся ее продать? Мы-то уж перебьемся, уж нам-то не привыкать. Что будет с вами? Что будет с вами, читатели - или любители? газеты "Советская молодежь", "СМ-сегодня", "СМ"? На ваших глазах газета умирала, но не продавалась. И так и не продалась - до самого конца. И вот теперь, пройдя через все и за все заплатив, мы сидим у НАШЕГО костра, и на огонь его уже идут наши друзья и герои.
   Это не мы уходим. Это уходит век. Любимый нами двадцатый век. И почему бы не поплакать по нем? Право же, он того стоил. Это мы знаем точно - мы, работавшие на Время, а не ждавшие...
   Таланты - они притягиваются. И у нас всех, таких разных, был одинаковой силы талант. Имя ему - смелость. Это мы смели быть собой.
   А вы-то смели?
   А знаете ли вы этакую песенку о трубадурах и бюргерах? Хорошего русского поэта, чьего имени бюргерам не вспомнить - потому что читали не то что мало - скудно. Чтобы не потратиться.
   Так вот. Мы знаем, знаем, помним и любим. И мы так благодарны - за эти слова.
   Это наш пароль, наш код:
   "ПРОСТРАНСТВО ВАШЕ?
   ТАК ВРЕМЯ - НАШЕ!"
  
   Привет, Трубадуры, вы уже спешите к нам!
  

* * *

   Но ведь эхо газеты, обладавшей совестью, было невероятно долгим. "Молодежка" исчезла только в ночь с 10 на 11 июля 1999 года.
   Те, кто устраивал поминки двумя неделями спустя, ошиблись. Причем ошиблись дважды. Две недели под прежней "шапкой" выходило совсем другое издание, и большинство тех, чьи телефоны были указаны в выходных данных, уже потеряли работу.
   Вторая ошибка куда существенней.
   С м е р т и н е б ы л о. Было только исчезновение из видимого мира.
   Вот документальная хроника событий. Последний день выхода "Молодежки", 10 июля, суббота. Было бы нормально, если б сердце от горя останавливалось. Но никто не знает своей судьбы. Было иначе.
   Скорее всего, таких поразительных дней выпадает не больше дюжины - какой бы долгой жизнь ни была.
   День, когда получаешь все ответы, даже не задавая вопросов.
   Единственный день в убивающем зноем июле, когда жара спала.
   И вечер был нежным, и в Дзинтари, в концертном зале, собрались особенные лица. Ведь это был тот день, когда видишь глубину. Казалось, что люди очень долго шли к с в о е м у морю, и вот пришли, и все сбылось, и им светло и спокойно.
   Сколько лет меня мучала жуткая цитата: "Сказали мне, что моя дорога ведет к океану смерти, и я с полпути повернул обратно. С тех пор тянутся передо мной кривые, глухие окольные тропы". А теперь я была свободна. Никакой это не океан смерти - это море совершенно особенной жизни. Я вышла точно - на лучший из берегов.
   И собрались люди, чьи души видны до донышка - это как в родник смотришь, на дне что-то золотится. И серебряный голос лился, и вечные слова складывались в завораживающе-знакомые стихи. И этот свет от лиц.
   А треть этих лиц знакома, а пятую часть знаешь по именам - за столько-то лет, в таком маленьком городе! Здесь и друзья прайда, и члены прайда (в каких конторах бы сейчас ни получали зарплату). И именно сейчас ты почти видишь силу, притягивающую нас друг к другу, - сладкие узы единства, и теперь уже - навсегда.
   Потому что уже нет ни "бывших сотрудников газеты", ни "нынешних". Теперь мы снова равны.
   И здесь только пятеро знали, что сегодняшний номер газеты - последний. И не надо остальным это знать. И нет ни боли, ни горя, ни скорби потери. Ничего не исчезло. Оказалось, что строчки и буквы на бумаге - только часть куда более важного мира. Имени его еще нет в языке.
   И смолкает голос, и вы прощаетесь - не прощаясь, и уходите в теплый вечер - не расставаясь.
   И наступает закат. Последний?
  
   За моим окном мерно дышит море. Перешагни подоконник - и окажешься в саду, где перехватывает дыхание от "грез любви" - это сорт вьющейся жимолости с запахом слишком прекрасным, чтобы такие грезы сбывались. А за окном в сад - голоса, голоса с дорожки к заливу. Целые семьи идут по самому важному делу - проводить солнце спать. И уже совсем чуть-чуть осталось до сумерек. И тихие, умиротворенные голоса - все реже.
   И ты видишь - но не глазами - что невероятное существо стоит под окном, на засыпающей траве. И... (как бы поизящней сказать: "у тебя челюсть отпадает?")
   Так вот Кем Она была для меня! Как я могла не догадаться? "Спасающая от кораблекрушений"! Ну конечно же!
   "И раздались слова, сказанные без внешнего звука.
   - Добрый вечер, друзья! - услышали мы с моря. - Я тороплюсь, я бегу!
   - Добрый вечер и тебе, Фрези! Ты есть, ты бежишь, ты здесь..."
  

0x01 graphic
0x01 graphic

   ТРИ ЦИТАТЫ
   * У этой страны проблемы с совестью.
            Рената Ларичева, Хронист.
  
   * Люди верили нам. У нас всегда в запасе наш внутренний мир - наши выпуски газет.
              Александр Блинов, первый и единственный Главный редактор газеты "Советская молодежь", "СМ-сегодня", "СМ".
  
   * Журналист - это странный посредник. Он передает душу.
   Журналистика - это целая область человеческого духа.
              Антонио Менегетти, психолог ХХI века.
  

* * *

   0x08 graphic Именно в таком виде в тот невероятный день Хронист впервые переступил порог "Молодежки". Любимая газета - с 14 лет, 23 года работы в штате газеты. Точнее - двадцать три с половиной - до самого конца.
   "Это лучшее, что выпадает. Об этом мечтают все: "Они жили долго и счастливо и умерли в один день". Смерти не было - мы просто вместе исчезли из газетного мира - моя редакция и я - ее корреспондент. Это сбылось.
   Что будет дальше? У меня нет причин сомневаться в законе природы: "Ничто в мире не исчезает бесследно и не возникает из ничего". Что бы ни происходило - жизнь смеется - и идет дальше. Она непременно дошутится - до чего-нибудь весьма любопытственного..."
  
  
  
  


   С О Д Е Р Ж А Н И Е


   Пролог
   Ностальгия по настоящему
   Прайд
   Салют на Дзирнаву, 59
   Пьеса "Бедный Ифик"
   Кит без права передачи
   Вакеро
   Король-птицелов
   Мы - дальнее эхо друг друга
   Плотина на стихотворной реке
   Скрижали прайда
   Там, за волшебной дверью
   Запах ванили
   Прозвища? Имена...
   По милости судьбы - разносчицы даров
   Посиделки
   Львята прайда
   Шут короля
   Бесприютная нежность
   Вторая - древнейшая?
   А земля была так прекрасна!
   Кухня "СМ"
   Возвращение командора
   Отвага
   Реки Вельда
   Чужие здесь не ходят
   Краткая история отступничества
   Грозный 91-й
   Милая Хоббитания
   0x01 graphic

"Прощай, ХХ век!" Н. Уваров

0x01 graphic

  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 3.40*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"