Ларичев Вячеслав Семенович : другие произведения.

За границей памяти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


ВЯЧЕСЛАВ ЛАРИЧЕВ

ЗА ГРАНИЦЕЙ ПАМЯТИ

Магические рассказы

МАЙКОП

2009

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

  
   Разум и Ум - основные составляющие воплощенной Человеческой сущности.
   Разум - Божественная частица, данная Богом при Творении. Обладая искрой Божественного Сознания и частицей Божественного Духа (Святого Духа) - способностью мыслить и творить, Разум и есть та вечная составляющая, благодаря которой мы можем считать человека вечным, хотя всё созданное, имеющее Начало, имеет и Конец. Человек вечен только в Боге, как составная часть Божественного Разума.
   Ум - мыслящее Начало человека воплощенного и сопровождает человека только в течение одной жизни. Особо развитый Ум может входить в соприкосновение с Разумом, и тогда человеку представляется особая возможность соприкосновения с Вечным, понимания законов Творения и обладания особыми, иногда неограниченными способностями и возможностями.
   И Разум, и Ум обладают уникальным свойством запоминать всё, с чем им приходится соприкасаться, т.е. Памятью.
   Ум содержит в памяти все события конкретной жизни.
   События из прошлых жизней могут осознаваться нами и проявляться в особых состояниях: телесном беспамятстве, снах, других изменённых состояниях психики. Все эти проявления мы называем действиями Подсознания.
   О таких проявлениях памяти Разума автор пытается поведать в своих рассказах.
  
  
  

АНАСТАСИЯ

  
   - Сама не знаю, зачем пришла, - она посмотрела на меня равнодушным взглядом уставшего человека, - прочитала объявление, и что-то меня к Вам потянуло. Видимо, хочу в чем-то разобраться, а в чем, пока сама не поняла.
   Я пожал плечами, взял чистый лист бумаги, отыскал авторучку, которая оказалась под тетрадками, изобразив такое же равнодушие, как и на лице моей посетительницы, молча дал понять, что готов ее слушать.
   - Мне тридцать один год, - продолжала она, - школу закончила, потом институт, теперь работаю. Ничего не происходит. Каждый день похож на предыдущий. Еще в институте появился молодой человек, даже поцеловались один раз, а потом как-то сразу исчез. Да, собственно, он мне и не нравился...
   Я внимательно посмотрел на лицо женщины: не скажешь, что дурнушка. Круглое лицо; светлый высокий лоб; тонкие с изломом черные брови; зеленые глаза; носик небольшой, остренький, но в меру; пухленькая, чуть оттопыренная середина верхней губки гармонично сочетается с кажущейся маленькой нижней; круглый с ямочкой подбородок. Шея не длинная, но и не короткая, в глубоком угольнике выреза ее черной шерстяной кофточки просматривается эластичная белая кожа...
   "Росточком не высокая, - отметил я, - но плотненькая, не толстая, и все атрибуты фигуры присутствуют... Конечно, не слишком яркая. Но не нравиться мужчинам? Странно".
   - Последние два-три года тревожность какую-то ощущаю, - она сжала губки, несколько секунд помолчала, затем продолжила: - ночи длинные и бессонные, а если сны снятся, то какие-то странные... Куда-то иду или еду, и никуда не доезжаю. А вчера вообще не понятный сон: я в каком-то большом здании, людей много, появляются какие-то люди в камуфляже и в масках. Всех хватают, меня - тоже, бью одного каким-то, попавшимся под руку, тяжелым предметом и убегаю. Длинные коридоры, решетки, лестницы, лазы... В конце концов, кажется, нахожу выход наружу, но с той стороны мне навстречу тоже лезут люди. Оказывается, там тоже ловят... Так и проснулась. Испуга нет, но чувствую, что подошла к какому-то пределу...
   - Вы одна живете?
   - С мамой, с бабушкой. - Был брат, но два года, как женился и живет в другом месте. Живем дружно, у каждой своя комната...
   - Друзья, подруги? - спросил я.
   - Есть подруга. Встречаемся, но не очень часто. Она замужем.
   - Вы красивая женщина. Думаю, что нравитесь мужчинам... Почему не устраиваете свою жизнь?
   - Те, что пытаются познакомиться, в основном женатые, а другие тоже интереса не представляют.
   - Без образования? Бедные? - попытался я чуточку поколебать ее спокойную, напористо равнодушную речь.
   - Дело не в том, - продолжала она с той же интонацией, - слишком все примитивно. Хочется, чтобы что-то за душу задевало... Может быть, я и не права. Вы так считаете?
   - Нет. Вы мечтательница. У Вас яркое воображение... Наверное, в юности рыцарскими и любовными романами зачитывались?
   - Я и сейчас читаю. Я экономист. Цифры, факты...Жизнь слишком материальна. Просто выйти замуж не хочется. Чувствую, что вокруг мир совершенно не такой, как мне его приходится видеть. Мне кажется, во мне скопились какие-то силы, которые рвутся наружу...Что-то, вот-вот, должно произойти. Что Вы мне скажите на все это?
   - Хочу Вам сказать, что Вы очень правильно оцениваете ситуацию, которая у Вас складывается, - сделав очень серьезное выражение лица, сказал я.
   - Не понимаю, - женщина удивленно посмотрела на меня.
   - Не понимаете? Я Вам разъясняю. Начнем с самого начала. Назовите Ваше имя, пожалуйста, - Я взял авторучку и подвинул ближе к себе лист бумаги.
   - Анастасия. Настя, мило улыбнулась она. "Настя, 31 год" записал я сверху на листе бумаги.
   - Все очень просто, Настя. Вы сами уже поняли, то есть внутренне осознали, что в жизни надо что-то менять и менять кардинально. У Вас появляются какие-то силы, которые рвутся наружу. Вы готовы к действию, но не знаете в каком направлении идти, что делать. Так?
   Настя утвердительно кивнула головой.
   - Каждый человек, - продолжал я, - строит свой окружающий мир, здание или маленький домик, а можно сказать, клетку из своих жизненных установок, правил поведения, установившихся отношений к близким, к самому себе в соответствии со своими личностными особенностями, привычками, наклонностями, выработанным стилем поведения ... Сон, о котором Вы мне рассказали, повествует Вам, что ваша клетка, в которой Вы задыхаетесь, имеет и длинные коридоры, и лестницы, и решетки... Там появились силы, от которых Вам хочется сбежать, спрятаться...Вы уже ищите выход...
   - Вы правы: ищу. Поэтому, наверное, и к Вам пришла, - согласилась Настя.
   - Вам, думаю, известно, что из любого самого сложного положения есть минимум два выхода. Сон Вам подсказывает...
   - Сон подсказывает? - удивленно переспросила Настя.
   - Подсказывает, - продолжил я, - что есть два выхода. Вы нашли лаз, то есть можете вырваться наружу, но там действуют те же негативные для Вас силы, и для Вас ничего не меняется...
   - Значит, надо остаться в своей клетке, и тоже ничего не изменится, - продолжила за меня Настя.
   - Не изменится, - согласился я, - не изменится, если просто спрятаться в каком-нибудь укромном уголке и переждать. Но, ведь, есть и другой путь: собрать силы, тем более, что Вы чувствуете у себя их появление, и противостоять негативным силам. Не бежать куда-то, а там, где что-то не нравится, перепланировать свою жизнь.
   - Снова тот же вопрос: что делась? - усмехнулась Настя.
   - Да. И снова минимум два пути. Первый - оставить все, как есть. Ждать, что что-то изменится. Украсить дом, немного перестроить свою клетку, купить красивое платье, изменить прическу... Авось окружающий мир сам изменит отношение к Вам. Другой путь: самосовершенствование. Изменить себя. При тех же самых условиях жизни выработать в себе новые качества, приобрести новые знания, расширить свой кругозор, уровень и границы общения. Подняться на ступенечку выше, чтобы дальше видеть самой, и чтобы тебя видело большее число людей, - я сделал паузу и вопросительно посмотрел на посетительницу.
   - Я сама чувствую, что надо меняться самой, но, как меняться? - Настя ждала помощи.
   - И снова, Настенька, те же "минимум два пути". Путь материальный, где придется изменить многие свои, в том числе и морально-нравственные установки, может быть, даже понятие "совести". Если рассматривать наше поле деятельности, как три равных отрезка: первый, где закон и совесть позволяют делать что угодно, второй, где закон с допущениями позволяет, а совесть - нет, третий, где ни закон, ни совесть не позволяют. Чтобы добиться успеха в современных условиях, часто приходится зону позволительной деятельности, то есть первую, расширить до пределов второй, а то и частично заходить на третий участок. Под воздействие закона можно не попасть, но в любом случае происходит деформация личности. Хочешь добиться успеха - все средства хороши. Есть другой путь - путь духовного восхождения, совершенствования.
   - Думаю, что первый путь мне мало подходит. А в чем же заключается второй путь? - лицо Насти напряглось, глаза с интересом смотрели на меня.
   - Второй путь - это путь поиска гармонии внутри себя, гармонии в отношениях с близкими, друзьями, другими людьми, с внешним миром, со всей Вселенной, это развитие своих личных качеств и творческих способностей. Надо быть готовым к тому, что каждый миг встанут перед тобой эти "минимум два пути", и надо иметь в себе мужество, силу воли, чтобы выбрать правильный. Как правило, это - самый трудный. Единожды встав на этот путь, с него не уйдешь, - я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
   - Я могу попробовать? - после некоторой паузы спросила Настя.
   - Попробовать можно, но это не глоток воды выпить...
   - Вы мне поможете? - вопрос прозвучал с явным оттенком надежды в голосе.
   - Подумайте прежде, чем принимать решение. Давайте встретимся через неделю, а Вы за это время сами просмотрите все возможные пути. Хорошо? - интонацией и своим видом я показал, что разговор закончен.
  
   Она позвонила на пятый день.
   - Если у Вас есть свободное время, назначьте мне, пожалуйста, встречу, - попросила она.
   - Можем встретиться во второй половине дня. Возьмите с собой..., - я перечислил то необходимое, что приносят с собой все, кто приходит на сеансы.
  
  
   В назначенное время она сидела в кресле напротив меня.
   - Я согласна, - с полной решимостью проговорила она.
   - Согласна на что? - иронически улыбнувшись, спросил я.
   - На все то, о чем мы с Вами на прошлой встрече говорили, - в ее голосе решительность несколько потеснилась растерянностью.
   - Мы с Вами говорили лишь о возможных путях Вашего выхода из создавшейся ситуации, и только, - мой голос прозвучал несколько громче. Затем, после короткой паузы, я уже более тихо и миролюбиво спросил:
   - Так что же Вы выбрали?
   - Я бы хотела попробовать путь самосовершенствования. Хочется понять, что же со мной происходит и как все это изменить... только смогу ли я? - фраза прозвучала тихо, в голосе сквозила неуверенность.
   - Попробовать - это не тот случай. Я уже говорил Вам прошлый раз. Но в чем-то я с Вами согласен, брать на себя то, что не знаешь, не разумно. Я помогу Вам разобраться. Предварительно могу высветить Вам некоторые моменты. Вы пришли ко мне с некоторыми проблемами и не будете отрицать, что ощущаете некую тревожность, испытываете иногда страх, неуверенность, раздражительность, а еще: бессонницу, головные боли, физическую слабость, сердечко чувствуете... Не так ли? И Вы хотите в таком виде совершенствоваться? Могу предложить несколько лечебных сеансов, а заодно мы вместе с Вами выясним, есть ли у Вас те способности, которые необходимы, чтобы идти по тому пути, что Вы хотите выбрать. Вы познакомитесь с теми возможностями, которые откроются перед Вами, а я посмотрю на Вас с точки зрения духовно-нравственной составляющей. Может быть, мне не захочется с Вами знаниями делиться? Вот, так, - говоря все это, я внимательно смотрел за выражением лица своей посетительницы и к концу речи понял, что желание ее только крепло.
   - Не знаю почему, но у меня появилась надежда, что именно Вы мне поможете. Я готова начать хоть сейчас, - последняя фраза прозвучала с уверенностью и оптимизмом в голосе.
  
   Анастасия оказалась талантливым и упорным в достижении своих целей человеком. С первого же сеанса у нее выявилась высокая чувствительность тех энергетических приемов, которые я применял, а самое главное, изумительная способность видеть все, что ей предлагалось посмотреть в процессе нашей работы. Скоро я заметил, что в те картины, которые я создавал для нее на тонком плане, она силой мысли могла вносить изменения.
   Мне не нравилось, что во всех предлагаемых мной ситуациях она всегда была в одиночестве. Когда я вводил дополнительно других действующих лиц, она не просто их отвергала, а категорически убирала из видимого пространства, опять таки используя мощную силу своей мысли.
  
   На одном из сеансов мы просматривали ее жизнь, начиная с самого рождения. Мы анализировали причины ее стремления к уединению. Оказалось, что в детстве ее любимой и почти единственной игрушкой была тряпичная кукла с нарисованным личиком. Она играла с ней до самой школы. Кукла сохранилась и сейчас, и Настя иногда достает ее из шкафа, как самую дорогую реликвию.
   В четырнадцать лет ей понравился мальчик из ее класса, она попыталась установить с ним дружеские отношения, но тот рассказал товарищам, и они вместе долго смеялись над ней и вспоминали при каждом удобном случае.
   Мы, посмотрев на нее и на того мальчика в те самые четырнадцать лет, пришли к выводу, что она была тогда более чем хорошенькой, и ей совсем не стоило так переживать по поводу несостоявшейся дружбы. Настя признала, что именно тот факт угнетающе подействовал на ее самооценку. Она стеснялась своей рано развившейся груди.
   Однако, когда мы дошли до ее настоящего возраста, и когда я предложил сделать коррекцию её настоящей фигуры, Настя категорически отказалась, заявив, что "ей всё в себе нравится". Я не возражал, поскольку все; и фигура, и лицо были очень красивыми. Единственно, от чего не отказалась она, это было предложенное мной одеяние. Светлое с сиреневым оттенком, несколько приталенное и плотно обтягивающее бюст, платье спускалось широкими фалдами до серых туфелек на высоких каблучках. Темные, спускающиеся вьющимися прядями до середины груди, волосы были прихвачены по окружности головы лентой того же цвета, как и платье. Такой можно было видеть мою пациентку во всех ее путешествиях на ментальном плане, и такой, именно такой, могли подсознательно воспринимать ее все, с кем теперь ей приходилось общаться.
  
   Настя сидит на облачке, свесив с края ноги. Облачко легко летит, подгоняемое ветром.
   Сверху голубое чистое небо, далеко внизу земля. Остался позади город, в котором она живет, до самого горизонта голубой лентой тянется речка. Внизу горы. Узкая дорога, то появляясь, то пропадая за снежными вершинами, бежит в том же направлении, куда летит ее облачко...
   На горизонте голубое бесконечное пространство сливается с горизонтом. "Это море", - решает она. Море уже близко. Облачко только что пересекло излучину береговой линии...
   - Мне хочется на море, - тихо говорит Настя, словно боясь спугнуть обвораживающее зрелище, распростертое перед ее взором.
   - В чем же дело? Хочешь, покидай облачко, и вперед, - спокойно говорю я.
   Настя свободно пикирует с почти километровой высоты. Она парит, как птица, раскинув руки в стороны. Колышутся на ветру ее длинные волосы и широкий подол платья...
   - Я уже на пляже, - говорит она. В голосе слышится восторг.
   - Разденься и иди в воду. Вода холодная? - спрашиваю я, как бы, между прочим...
   - Нет, теплая. Иду в воду...
   Я и так вижу эту очаровательную картину: полностью обнаженное тело скрывается в волнах. Настя отплывает на сотню метров от берега и ложится на спину. Волны слегка покачивают ее белое рельефное тело...
   - А что там, в глубине, подо мной? - спрашивает она.
   - Не очень глубоко, метров двадцать, - осветив своими вибрациями глубину, отвечаю я, - если хочешь, опустись, посмотри...
   Настя, резко развернув тело, плавно погружается вниз. Уже видны верхушки водорослей, большое, едва проступающее из-под слоя морских отложений, длинное тело какого-то затопленного объекта просматривается в стороне. Настя встает на дно и, раздвигая высокие серо-зеленые ленты водорослей, идет в сторону объекта...
   - Не могу понять, то ли деревянное, то ли металлическое днище... Все заросло илом и ракушками... А рыб сколько! - восторженно восклицает она.
   Я спокойно молча наблюдаю за ее действиями...
   - Какая раковина красивая, - восхищается Настя и очищает раковину от ила.- Можно, я заберу?
   - Возьми. Справа от тебя в двух метрах такая же. Возьми для меня.
   - Хорошо, - спокойно отвечает Настя, - забрала. Красиво здесь, но немного прохладно...
   Я понимаю, почему "прохладно" Насте, и накрываю ее тело ее же шерстяной кофточкой.
   "Прохладно в комнате. Как же я не подумал раньше", - корю себя за допущенную оплошность.
   - Времени у нас остается мало, Настасья, - говорю я и легонько надавливаю на ее пальчики ног. - Всё на сегодня.
   Завершаю сеанс. Кажется, полтора часа времени пролетели за несколько минут.
   -Возьмите свою раковинку, - Настя протягивает свою развернутую ладошку, затем, попрощавшись, уходит.
  
   На последний лечебный сеанс Настя пришла не совсем обычной. Брючный костюм, в котором она приходила до этого, был заменен платьем. Когда я принял у нее пальто, повесил на вешалку и обернулся в ее сторону, то был поражен необыкновенным видом. На ней было платье очень похожее на то, что было на ее тонком теле во время предыдущих сеансов. Настя была обворожительна. Проявив усилие, чтобы изобразить беспристрастие на лице, я отметил, что ее новая одежда "не плохо подходит", и похвалил за то, что она "выбрала именно тот фасон, который гармонично приняло ее тело во время сеанса".
   - Я могу Вам задать некоторые вопросы, - спросила она, опускаясь в кресло, которое я предложил ей, поскольку до начала сеанса оставалось еще несколько минут.
   - Пожалуйста. Любые, - я сел в кресло напротив нее.
   - У меня такое ощущение, что наша встреча заранее запрограммирована. Как только я услышала о Вас, меня потянуло с Вами встретиться. Такое ощущение, что мы давно знакомы. Не знаю, где я Вас видела. Вы не могли бы мне это пояснить?
   Я улыбнулся и поднял глаза на нее. Наши глаза встретились, две волны психической энергии разбились друг о друга.
   - Сейчас рано. Давайте начнем сеанс, - ушел я от прямого ответа.
   - Не хотите ли Вы опуститься в некоторые доисторические времена, - предложил я Насте под конец сеанса.
   - Это возможно? С удовольствием, - ответила спокойно Настя.
   - Попробуем! - я почувствовал в себе некоторое воодушевление и волнение, как обычно в таких случаях.
   Техника погружения в толщу Вечности на первый взгляд кажется простой и, даже, примитивной, однако, только опытные специалисты знают, что это далеко не так, поскольку во многих случаях в путешествие во времени вместе с пациентом приходится отправляться и самому исследователю.
   - Настя, что видишь? - спрашиваю я через несколько секунд.
   - Я что-то вроде эмбриона внутри мамы, - голос Насти стал тихим, речь спокойная и внятная.
   - Теперь я - нигде. Только вижу оболочку, как оболочку биополя, только шарик маленький. Ощущаю, что куда-то лечу, но никакого тела нет...
   - Теперь? - я продолжаю углубление во времени. - Уже прошло больше тысячи лет...
   - Ничего не вижу, только - оболочку шарика...
   Проходит еще полторы-две минуты.
   - Вижу! Вижу свет и себя, - речь Насти стала быстрой и взволнованной. - Огромный храм. Гранитные колонны, сферический потолок, свет идет сверху, хотя вижу, что огромный зал освещается еще и факелами. Идет служба. Язык не знакомый, но я все понимаю. Главный служитель восславляет Бога...
   - Опиши мне, кто ты, что делаешь, во что одета, - вставляю я скороговоркой в ее речь.
   - Я участвую в богослужении. Нас несколько девушек примерно одного возраста, около двадцати пяти лет. Все одеты в белые платья, длинные до самого пола, на головах то ли шапочки, то ли платочки, завязанные так, что похожи на шапочки...тоже белые. Мы повторяем слова молитвы за главным служителем. Служба заканчивается... Главный служитель спускается с возвышения, его окружают помощники. Все одеты в одинаково длинные белые одежды, только у главного служителя медальон на груди, что висит на золотой цепи, он отличается от тех, что у его помощников... Я вижу Вас, Вы один из них. Вам лет тридцать, но Вы занимаете высокое положение... Вы смотрите на меня... Такой взгляд! Я, я люблю Вас... - Настя замолчала.
   - Как Вас звать? - воспользовавшись паузой, спрашиваю я.
   - Ирида.
   - Где находится Ваш храм, и в какое время всё это происходит? - напрягаю я внимание Насти. Чтобы она не потеряла нить видения.
   - Рядом горы. Храм в долине. Очень жарко... Время трудно определить. Люди ходят в такой одежде, что я никогда не видела. В основном, мужчины полуобнаженные, женщины - тоже частично... На ногах - плетенки из кожи... Некоторые в цепях. Рабы. Мы расходимся из храма. Вы мне только что сказали, что сегодня встретимся...
   Толи потому, что снижается интенсивность моей энергии, поддерживающей это действо, толи потому, что Настя устала, чувствую, что наше "путешествие" заканчивается.
   Соблюдая все правила вывода Насти из погружения во времени, спокойно перевожу ее сознание в первоначальное состояние.
   - Пришли в себя? Никакого дискомфорта не чувствуете? - спокойно, будто ничего только что не происходило, спрашиваю я.
   - Мне хорошо. Спасибо, что ответили на мой вопрос. А Вам то самому теперь понятно, почему я пришла к Вам? - Настя замолчала и ждала ответа. Воцарилась пауза.
   - Я знал об этом, - спокойно, наконец, сказал я. - Прошло более двух тысяч лет. Человек не помнит свои предыдущие воплощения. Все события, которые Вы только что просматривали, находятся за пределами границы Вашей памяти. Вы пришли ко мне потому, что в прошлых воплощениях были совсем не простым человеком, служительницы храмов обладали большими способностями и занимали высокое положение в иерархии магов и мудрецов. Но это не означает, что в этом воплощении Вы можете добиться тех же результатов...
   - Вы знаете, есть более высокие ценности, чем магические способности, - с вызовом проговорила она.
   - Знаю. Для Вас - это Любовь. Любовь делает человека слабым, я уже не говорю о человеке, который живет жизнью мага. Я признаю одну любовь - любовь к Богу. Воля - вот главное свойство Разума, именно ее надо развивать...
   - Но, - пыталась воспротивиться Настя.
   - Без "но", - прервал я. - Если бы мы попали в разрез времени на несколько лет позже того момента, в котором только что были, у тебя (я резко перешел на "ты") было бы совсем другое мнение, а именно то, о чем говорю я сейчас. Да, была любовь, но ты отвергла ее, добилась высот в служении и не воплощалась две с половиной тысячи лет. У нас были разные пути... Если хочешь, я помогу тебе...
   - Хочу, - выдохнула, словно простонала Анастасия.
   - Хорошо, - сдерживая волнение, произнес я глухим голосом. - Сначала я напомню тебе, что мы могли тогда...
   Анастасия молчала.
   - Вот твое сегодняшнее тело. Я тебя беру за руку. Летим,- я сорвал тонкое тело Анастасии с массажного стола. Секунда, и мы высоко над землей, где-то сзади город, внизу простирается лес, его разрезает извилистая синяя лента реки. Летим вдоль реки. Впереди горы. Две высокие вершины проектируются на горизонте.
   - Которую выбираешь? - спрашиваю Анастасию.
   Анастасия молчит. Она уже знает, что будет.
   - Я беру правую, - говорю я и при подлете к вершинам отпускаю ее руку.
   Тонкие тела сливаются с каменными вершинами. Теперь мы уже не люди, мы духи этих гор. Мы знаем, что если захотим, будем ими тысячи лет.
   Приятно ощущать миллионно тонный вес собственного тела, не пробиваемую гранитную твердь... Но, это не наша цель. Это, всего лишь, далекие воспоминания прежних ощущений...
   - Вперед? - кричу я Анастасии.
   И, вот, мы, вновь сцепившись руками, летим высоко над землей.
   - Теперь будет то, что ты еще не испытывала, - кричу я ей.
   Наши тела начинают увеличиваться в размерах. Мы стоим на Земле, занимая пространство между обоими полюсами.
   - Зачем это? - спрашивает она.
   - Молчи, - отвечаю ей и пропускаю Луну через свою ладошку. Земля становится слишком маленькой и уходит из-под ног. Мы летим в сторону Солнца, но и оно, не наша цель.
   Скоро Солнце остается позади. Звезды и планеты проскальзывают сквозь нас.
   - Куда мы? - спрашивает она. - Там край Вселенной, за ним - Пустота...
   - На Земле тоже пустота, там - одиночество, там - ностальгия по Любви. Не уж-то тебе это не понятно? Здесь свобода, здесь нет мучений и желаний, здесь...
   - Я не готова, - кричит она.
   - Поздно..., - пытаюсь ответить я.
   Наши тела достигают критической массы и размера. Мы не слышим тот взрыв, который произошел во Вселенной.
   Две маленькие пылинки астрального вещества оседают в Бездну...
  
   Рядом какая-то голубая планета. Она притягивает их, она питает их своим эфиром.
   Мы опускаемся вниз. Тело Анастасии слилось с моим. Мы достигаем Тверди.
   Берег озера. Широкая песчаная полоса перед урезом воды. Мы движемся в другую сторону, где высокая зеленая трава с множеством пахучих луговых цветов...
   Нас не разделить. Мы - единое целое. Мы слились, слились после двух с половиной тысяч лет разлуки...
   Проходят секунды - часы. Тела наших желаний и чувств более не сможет разделить никакая сила, потому что нет ничего сильнее, чем-то обычное человеческое чувство, от которого я едва не отказался. Моя Воля и мой Разум молчат, потому что им тоже иногда надо отдыхать...
   "Кто бы мог подумать, - думает Анастасия, - что можно так близко и остро все воспринимать. Сердце вырывается из груди, а ему помочь...не возможно. Оказывается, как давно всё началось, и, как давно все закончилось... Закончилось ли? Как справиться? Время? Да, только время может помочь. А память? Память не предаст. Будет свербить, разрывать потихоньку сердце. Бедное человеческое сердце, как ему достанется! Как его успокоить? С другой стороны - ему еще трудней, и это понимаешь. Только человек почему-то больше думает о себе. Все понимаю, придётся плакать, реветь, любить, хотеть счастья. А оно будет, сомнений нет. Все будет очень даже хорошо. Радуюсь. Поверь..."
  
   - Настя, Вы хорошо себя чувствуете? - с присущим мне спокойствием спрашиваю я.
   - Да, - спокойно отвечает она.
   Сеанс закончен. Я ухожу в ванную, чтобы вымыть руки. Настя одевается.
   Через несколько минут Настя собирается уходить. Я подаю ей пальто. Наши взгляды встречаются, но мы оба молчим.
   - Я свободен после обеда в четверг, - говорю просто, чтобы заполнить паузу.
   Она молча кивает головой и уходит. Я смотрю ей вслед, и она знает это. Мы оба знаем, что начинается другая жизнь, где Одиночество заменит еще более тяжелые и не предсказуемые испытания...
  
   Ничто во Вселенной не проходит бесследно. За каждым из нас из глубины времён тянется бесконечный след наших прошлых деяний. Прошлое и настоящее имеют свою точку соприкосновения. Будущее всегда застигает нас в нужный момент...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ЧЁРНЫЕ СТОЛБЫ

  
   Мальчик не может заснуть. Жарко. Он поворачивается с боку на бок, но никак не может выбрать удобное положение.
   - Баб, баб, - канючит он, - посиди рядышком...
   Бабушка садится рядом на кровать и гладит ладонью головку внука:
   - Спи, спи, дорогой...
   Внук не успокаивается.
   - Баб, расскажи про чёрные столбы, - просит он.
   - Какие тебе чёрные столбы?
  -- Ты вчера вечером рассказывала, когда у нас дяди и тёти собирались, - продолжал просить внук.
  -- Обязательно расскажу, только завтра... Вырастишь немного, я тебя туда свожу. Спи.
   Бабушка поправляет одеяло и снова гладит головку внука.
   - А, далеко это болото? - не успокаивается внук.
  -- Болото-то? Далеко, километров двенадцать отсюда. Ты ещё маленький, сам не дойдешь. Но мы с тобой обязательно туда сходим. Если летом в Суздаль пойду, возьму тебя с собой. Покажу тебе болото. Там и столбы. Спи...
   Семён Иванович проснулся. Затекла нога. "Словно одеревенела ниже колена", - мысленно простонал он и, кряхтя, лег на спину.
   "Подумать только, что приснилось, - вспомнил он сон. - Сколько же лет мне было, когда я бредил этими черными столбами? Пять? Шесть? Наверное, около шести. Тогда эта история меня просто потрясла. А бабушка эту историю мне ещё раз так и не рассказала, да и не сводила меня туда, как обещала. Потом я об этом забыл, а потом, уже и не до этого было. Уехал из этих мест..."
   Не спалось. В комнату через окошко проникал свет от единственной горящей во дворе лампочки и проецировался едва заметным светлым квадратом ни потолке. В комнате все равно было темно и противоположная стена, и часть потолка, что попадали в поле зрения чуть приоткрытых глаз Семёна Ивановича, можно было лишь различить, зная, что они есть.
   "Бабушка, бабушка, царство ей небесное, - думал про себя Семён Иванович, - как интересно она всегда рассказывала. А как её слушали, специально люди по вечерам собирались",- он вспомнил маленькую, в белом платочке старушку, её добрые подслеповатые глаза, и вдруг почувствовал себя шестилетним мальчишкой в коротких синих штанишках и белой майке, сидящим у неё на коленях...
  -- Мне моя бабушка рассказывала, а ей, уж, не знаю кто, - начала очередное повествование старушка спокойным ровным голосом, выделяя паузами каждое очередное предложение, - может, это лет шестьсот-семьсот назад было. Село наше тогда не таким большим было, как сейчас, церковь маленькая деревянная. Почему знаю? Да венчанье в церкви шло, девушка с парнем венчались. Красивая была невеста, да и жених ей подстать. Вся деревня собралась, родственники, соседи, гости с других сел приехали. Прошло венчанье, молодые из церкви выходили, в колокол ударили...
   В это время к церкви и подъехал конный отряд. Время-то, какое было. Везде хозяйничали татары. Ездили, дань собирали или просто, как бандиты, грабили.
   Молодые выходят, а татары и налетели. Невесту схватили, да и на коня. Жених бросился спасать, татары его - плетями. Один даже саблей задел. Кто-то из родственников бросился жениху помогать, так саблей зарубили...
  
   Поплакали, пошумели родственники и гости, да и по домам разошлись. Что делать-то было, татары везде хозяйничали, и управу на них найти было невозможно. А жених-то, то есть муж молодой, один не успокоился. Друзей своих, молодых людей, стал просить, чтобы они помогли ему татар догнать да жену отбить, но никто не согласился на верную смерть идти.
   Сидит он на бревнышке и рыдает. Не знает, что делать и что предпринять.
   Тут к нему старушка подходит. Старенькая, лет девяносто ей было, а может - сто.
  -- Чего рыдаешь? - говорит, - доля у нас такая. Супостаты, что хотят, то и творят. Не отдадут тебе её, потому что уж очень красивая у тебя девушка. Если пропасть не хочешь, прими всё, как есть...
  -- Не могу я смириться, бабушка, - отвечает юноша, она моя жена, и я перед святым крестом поклялся, что буду любить и хранить её до конца жизни. Пойду её искать, и пусть будет, как судьбе угодно...
  -- Искать то её чего, неделю назад я в городе Суздале была. Там татары лагерем стоят. Главарь тех бандитов, что сюда приезжали и твою жену забрали, слуга главного татарского начальника. Там её и искать надо. Только, жестокий у них начальник и не отдаст тебе жену...
   Не послушал бабку Никишка, так парня звали, и пошел в Суздаль. Суздаль-то недалеко от села, всего двадцать верст.
   На другой день он, уж, и там. Город то почти весь разрушен, только стоят несколько церквушек, да и то разграблены. Тяжело народу в ту пору жилось.
   Татары за валом своё стойбище разбили. Много шатров, и охрана кругом.
   Подошел Никишка к лагерю. Схватили его охранники, руки связали да к своему начальнику потащили.
   Не знает Никишка ни слова по ихнему. Толмача позвали. Спрашивает главный начальник Никишку: "Кто ты такой и чего надо?"
   Выслушал главный начальник Никишку и велел позвать к себе слугу, который забрал невесту, и девушку к нему привести.
   Пришел тот бандит, и девушку привели. Хоть и была девушка переодета в татарскую одежду, её красота поразила главного татарского начальника. Повелел он девушку отправить в свой гарем, слугу наказать плетями за то, что утаил от него пленницу, а Никишку выпороть да на свой двор слугой направить за то, что наглость имел к нему обращаться.
  
   Не много времени прошло. Работает Никишка слугой на дворе у главного татарина. Даже пару раз издали видел около хозяйского шатра свою жену.
   Как-то, работая за пределами татарского лагеря, встретил Никишка ту же старушку.
  -- Что я тебе говорила, только хуже будет. Не послушался, - говорит та, - теперь рабом до конца своих дней будешь.
  -- Я бы мог убежать, - отвечает Никишка, только без жены не могу. Будет момент, ухвачу её, да и сбежим...
  -- Поймают тебя и убьют. Татары не прощают...
  -- Пусть убивают, мне все равно без неё не жить, - отвечает Никишка, - я на всё готов.
  -- А, если на всё готов, тогда слушай, - старушка дёрнула Никишку за руку и заставила остановиться.
  -- Послезавтра у татар праздник, они гулять будут. Прокрадись к женскому шатру, когда все будут спать, бери свою милую, и бегите с ней... Татары хватятся, поднимут тревогу, а вы бегите и не останавливайтесь. Будут преследовать, а вы бегите и не оглядывайтесь. Не догонят они вас... Только одно условие: если оглянетесь, сразу окаменеете и превратитесь в чёрные каменные столбы. Ей тоже объясни, чтобы ни в коем случае не оглядывалась назад. Понял?
   Никишка поблагодарил старушку и пошел по своим делам. Стал ждать он, когда наступит татарский праздник.
  
   Праздник наступил. Шумно отмечали его татары до самого позднего вечера...
   На площади перед главным шатром горел большой костер. Оттуда слышались звуки празднества, громкие голоса, песни. Там собралось большинство татар. Туда ушли большинство жен и наложниц главного татарского начальника.
  
   Никишка затаился недалеко от шатра, где находилась его жена, и стал ждать.
   Небо было закрыто тяжелыми облаками. Полная луна, которая могла освещать местность, почти не просматривалась. Густая тьма, покрывала всё вокруг.
   У входа в женский шатер горел факел, но он освещал только небольшое пространство перед шатром, где стоял охранник.
   Никишка прижался к земле и ждал. Вышла одна женщина, спокойно прошла мимо охранника и скрылась в темноте. Через некоторое время вернулась обратно. Никишка переместился в то место, куда ходила женщина, и вновь затаился.
   Прошло не менее получаса, когда появилась Аксинья, так звали его жену. Охранник что-то сказал ей, та не ответила, но ускорила шаг. Она шла в направлении Никишки. Когда она приблизилась, Никишка тихо назвал её имя и предупредил, чтобы она не шумела.
   - Я жду тебя, мы должны с тобой бежать, - он взял её за руку и потянул в сторону от шатра.
   До самой границы лагеря им никто не встретился. Они бросились бежать в направлении, заранее выбранном Никишкой.
   Сзади в лагере к небу вздымались языки пламени, и свет от них помогал ориентироваться на местности.
  
   Через полчаса пути, когда они уже были от лагеря на значительном расстоянии, из-за облаков выглянула луна и осветила пространство. Впереди на расстоянии двух-трех верст на фоне неба просматривалась колокольня церкви.
   Никишка и Аксинья бежали в ту сторону, не чувствуя ног, не смотря на высокую траву, доходящую местами выше колен.
  -- Бабушка мне сказала, чтобы мы бежали и не боялись, нас не догонят, но она предупредила, чтобы мы не оглядывались. Она сказала, что если кто-то из нас оглянется, то может окаменеть.
  
   Луна смещалась к горизонту. Сзади, на востоке, медленно занимался рассвет.
   Никишка и Аксинья давно миновали ту колокольню, рядом с которой виднелись остатки сожженной церкви и несколько черных крестьянских изб. Теперь они спускались в лощину, на дальнем краю которой, по мнению Никишки, должна протекать река.
  -- Добежим до реки, там и спрячемся. Если будет погоня, спрячемся под воду или где-то в тростнике. На траве видны следы, надо ждать погони, - Никишка, говоря всё это, тянул свою любимую за руку.
  
   Рассветало. Оба выдохлись, но продолжали бежать. Где-то сзади вдалеке послышались крики.
   Справа, совсем не далеко, беглецы увидели поднимающиеся выше травы заросли тростника.
  -- Там болото. Попробуем спрятаться, - крикнула Аксинья, и оба, не расцепляя рук, бросились в сторону тростника.
   Тростник скрывал их с головой. Под ногами хлюпала вода, ноги по лодыжки проваливались в тину. Бежать становилось трудно. Сзади слышались крики татар.
   - Беги вперед и постарайся спрятаться в болоте. Только не оглядывайся, - Никишка начал отставать и затаптывать следы Аксиньи, искал место, где можно свернуть, чтобы увести своими следами татар в сторону.
   Аксинья почти вплавь преодолевала участок воды без зарослей, чтобы спрятаться на островке среди болота...
   Никишка бежал в сторону от того направления, в котором скрылась Аксинья. Сзади по его следу с шумом расплескивая воду, с криками пробирался по болоту конный татарин.
   Никишка чувствовал, как сокращается расстояние между ними. Крики татарина и храп лошади были почти рядом. Никишка вытащил из кармана нож, которым он у татар чистил овощи. Оставалось всего пара шагов. Никишка резко остановился и, издав громкий крик, повернулся назад, одновременно подняв вверх руку с ножом.
   Всадник высоко над головой взметнул саблю и с силой опустил на голову беглеца.
   Клинок ударился о камень, высекая искры, и, вылетев из руки татарина, упал в воду на расстоянии нескольких шагов.
   Татарин, забыв про оружие, в ужасе, развернув коня, помчался прочь из болота...
   Аксинья, услышав предсмертный крик мужа, остановилась, резко развернулась назад и навечно застыла в камне, наполовину возвышающимся над водой и наклонившимся в сторону, откуда прозвучал голос Никишки...
  
   Рассказчица замолкла, со вздохом посмотрела на глядевших на неё в молчании друзей и подруг, потом обратилась к женщине напротив:
  -- Помнишь, Михайловна, в позапрошлом году с тобой в Суздаль ходили, там за речкой Ирмизью болотце обходили? Вот там всё это и было. А лет двадцать назад мы с Ефимовной, царство ей небесное, тоже шли и в болото заглянули. Стоят, стоят столбы-то те...
  
   Семён Иванович вздохнул, открыл глаза. "Надо же, - подумал он, - больше семидесяти лет назад было, а помню, как ... вчера. Бабушка, дорогая моя, царство тебе небесное..."
  
   Весь день Семён Иванович не мог избавиться от воспоминаний. Вспоминал село, где родился, бабушку, мать, своих друзей детства, большинства из которых уже нет в живых.
   " Когда был-то я там? - думал он. - После того, как вышел на пенсию, был раза два, да и то проездом. А, уж, на пенсии - то больше двадцати лет..."
   Вспомнил Суздаль: "там, уж, тоже не был больше десяти лет... Что здесь делаю? Позавтракаю, иду на прогулку... обед, опять прогулка, телевизор и - все дела..."
   Не заметил, как ноги сами незаметно принесли на вокзал к билетной кассе. Время летнее. Один билетик нашли только на конец следующей недели...
   "Родственников навещу, на могилки схожу... Посмотрю на родное село, может, в последний раз... - думал он, протягивая паспорт и деньги в узкое окошечко билетной кассы.
  
   На ближайшую к селу станцию поезд прибыл поздно вечером. Встречал брат. Он приехал на машине.
   Спускаясь из вагона на низкую платформу, Семён Иванович сразу увидел спешащего к нему брата. Обнялись.
  -- Что-то постарел ты, братуха, - вырвалось у Семёна Ивановича.
  -- А лет-то мне сколько? Ты забыл? Сам сутулишься... Пойдем, там машина...,- брат потянул Семёна Ивановича в сторону.
  
   Ехали полчаса. Дорога была далеко не идеальной. Машину трясло. Брат обеими руками держал руль и внимательно смотрел на дорогу. Оба молчали.
   Подъезжая к селу, брат как бы невзначай бросил:
  -- Твоя подруга школьная погостить приехала.
  -- Кто приехал? - Семён Иванович мысленно начал перебирать одноклассниц.
  -- Татьяна, с которой ты пять лет за одной партой сидел, а потом вместе учиться поехали...
  -- Да? Не уж-то? Полсотни лет тоже не виделись... Она одна или с семьёй? - заинтересовался Семен Иванович.
  -- Одна. Насчет семьи ничего не знаю, брат вновь внимательно уставился на дорогу и замолчал.
  
   Вся история села, где Сенька, теперь Семён Иванович, в юности был свойским парнем, уютно разместилась на четверти гектара, которую занимала площадь сельского кладбища.
   Семён Иванович переходил от одной оградки к другой и рассматривал фотографии и надписи. Вот они, друзья и подруги юности, почти все уже здесь, на одной площадке...
   "А я ещё всё землю топчу", - подумал он, на глазах выступили слезы.
   Могилка матери и бабушки находилась почти в центре. Семён Иванович оперся обеими руками на железную оградку. Родные и близкие лица на фотографиях...
   "Мама, бабушка, - думал Семён Иванович - простите меня, за всё. Я уже старше тебя, мама. Жизнь тоже не легче, но земля ещё носит. Видимо, нужен для чего-то".
   Он стоял, словно в забытьи, низко склонив голову. Сами собой приходили воспоминания...
   "Бабушка Авдотья всех своих детей пережила, даже маму, самую младшую, на двенадцать лет пережила. И лежат рядышком в одной могиле. А, ведь, было у бабушки ещё шестеро сыновей. Все раньше, до моего рождения умерли. Никогда её не спрашивал, где они похоронены. Сколько же надо было у тебя спросить, Авдотья Ивановна, - подумал Семён Иванович и стёр слезу, слишком далеко скатившуюся по щеке.
   Семён Иванович поднял голову, и взгляд упал на соседнюю чуть в стороне могилку. Скользнул взглядом по фотографиям. " Это же родители той самой Татьяны, одноклассницы. Тётя Анна и дядя Вася. Видать, без меня уже померли", - подумал он. Вспомнил слова, брошенные вечером братом о её приезде.
   "Обязательно сегодня навещу", - решение пришло само собой.
  
   Навестить подругу школьных дней Семён Иванович отправился сразу после обеда. Начистил ботинки, надел свежую рубашку. Брат нарезал в палисаднике цветов. Получился красивый букет.
   Мимоходом Семён Иванович зашел в магазин и купил бутылочку вина...
   К дому брата Татьяны он подходил спокойной размеренной походкой, высоко подняв голову. Подходил, словно, шел невесту сватать...
   На крылечке сидела девочка, видимо, дочка брата.
   Семён Иванович подошел к крыльцу и вежливо спросил:
   - Здесь Игнатьевы живут?
   Девочка кивнула головой и вопросительно посмотрела на подошедшего деда.
   -А, Татьяну Васильевну можно позвать?
   - Бабушку Таню? Так она же три дня назад уехала...
   - Уехала? - опешил Семён Иванович.
  -- Да, уехала. Папа её на машине на вокзал отвёз, - девочка поднялась и встала напротив Семёна Ивановича.
  -- Тогда папу, Геннадия Васильевича, позови.
  -- Мой папа не Геннадий Васильевич, а дедушка, Геннадий Васильевич, умер, когда я совсем маленькой была...
  
   Семён Иванович возвращался к дому брата.
   "Не повезло, так не повезло. Чего я хотел? Чтобы все тут меня ждали? Я и сам давно всех забыл. Прошел через всё село, никого знакомого не встретил. Завтра буду искать то, зачем приехал", - решил он.
  
  -- Скажи мне, пожалуйста, что ты знаешь про чёрные столбы? - спросил Семён Иванович брата, когда вечером они вместе вышли прогуляться на берег речки, что протекала недалеко от дома.
  -- Какие чёрные столбы ты имеешь ввиду? Про те, что бабушка рассказывала? Я думал, у тебя какие-то планы появились, может, на родину хочешь вернуться? - удивленно спросил брат.
  -- Понимаешь, всю жизнь эти чёрные каменные столбы у меня из головы не выходили. А теперь, когда делать совсем нечего стало и, может, жить-то немного осталось, решил себе позволить удовлетворить свой давнишний интерес...
  -- Я мало верю в эту историю. Скорее, это легенда или байка. Лет восемьсот прошло. За это время столько раз всю землю перепахивали, - брат с сомнением покачал головой.
  -- Там же было болото, оно могло остаться, дорога, по которой раньше ходили и ездили в Суздаль. Бабушка говорила, что сама видела эти столбы, - пытался убедить брата Семён Иванович.
  -- Уже лет пятьдесят, даже больше никто в Суздаль пешком не ходит. Раньше ещё на лошадях ездили. Давно ни одной лошади нет. Теперь дорога асфальтированная, сам знаешь, и проходит не там, где раньше. Тогда через Ирмизь бродом ходили, дорога или тропа прямая была через поле, через луга... Теперь объездная дорога проходит через все сёла, и до Суздаля на машине ехать полчаса, - убеждал Семёна Ивановича брат, высказывая своё сомнение в его предприятии.
  -- Давай завтра съездим в Суздаль, заодно и посмотрим, - попросил Семён Иванович.
  -- Поедем, сам всё увидишь и бросишь свою затею, - согласился брат.
  
   Красив старинный город Суздаль. Конечно, теперь совсем не так, как в древние времена. Улицы довольно широкие и асфальтированные. Много деревянных домов, большинство на высоких кирпичных фундаментах (это девятнадцатый или двадцатый век). Есть и новостройки.
   Старина глядит позолоченными куполами церквей и соборов, мощными крепостными стенами да древней каменкой, что местами сохранилась в церковных дворах и кое-где на старых улицах.
   Подъехали к Гостиному двору, вышли из машины, посмотрели на местный базар. Жарко. Купили мороженое.
   - Медовухи не хочешь, спросил брат.
   - Нет. Пробовал лет пятнадцать назад, не понравилась, - ответил Семён Иванович,
   - Поедем к крепостному валу. Там, как рассказывала бабушка, и был татарский лагерь.
   Сохранился только фрагмент древнего вала. Взошли на него. Вокруг постройки, есть и современные. С полчаса любовались видами старинных церквей. Невдалеке находился импровизированный сувенирный базар. Прошлись по базару. Купили у старенькой бабушки пару крохотных валенок. В подобных этим валенках в старые времена ходили большинство жителей на Руси.
  -- Это - талисман. Берите, - знакомым с детства, окающим голоском предложила бабушка. - На счастье и удачу. Помогает.
   Помощь и удача Семёну Ивановичу были нужны. Возвращались той же самой дорогой.
   Участок шоссе, по которому проходила часть маршрута "Золотого кольца", шел значительно севернее и на значительном расстоянии от тех мест, где когда-то проходила гужевая дорога и тропы, интересующие Семена Ивановича.
  -- Давай свернем и поищем те места, о которых бабушка рассказывала, - попросил Семён Иванович брата.
   Свернули в одном месте. Полевая дорога километра через три оказалась полностью разбитой. Колеи от тракторов, никак не проехать. Вернулись обратно.
  -- Не знаю, братуха, чем тебе помочь, - выразил сожаление брат. - Попробуй сам разыскать ту старую дорогу. Расспроси стариков, может, помнят.
  
   В дом брата Семён Иванович вернулся расстроенным.
   "У кого спросить? - думал он. - Старики-то теперешние моложе меня. Может, я и есть самый старый? Половина села - приезжие. Что они могут знать..."
  
   Вечером Семён Иванович решил прогуляться по селу.
   Село большое. Три улицы, каждая почти по километру длиной, в центре села образовывали т-образный перекресток, где стояла старинная, постройки конца семнадцатого века каменная трехэтажная церковь. Рядом с ней во времена юности Семёна Ивановича располагались деревянный клуб, школа и сельский магазин.
   Клуб и школу снесли и в стороне построили новые, а магазин, видимо, функционировал.
   Образовалась площадь. В центре её стоял памятник с именами погибших во время войны сельчан. Вокруг памятника росли высокие сорняки, площадь казалась грязной и неухоженной. Дорога, по которой шел Семён Иванович, огибая глубокие выбоины на асфальте, пересекла вышеописанную площадь и привела на следующую улицу. Кое-где на лавочках около домов сидели люди. Они с любопытством разглядывали идущего деда. Семен Иванович знакомых не видел, но здоровался и в ответ тоже получал "здрасте".
   Вот, уже, впереди и конец улицы, а за ним река.
   Сразу вспомнился отпуск, когда он приехал из армии к бабушке погостить.
   Первым делом побежал к Тане домой...
   Потом они сидели вдвоём у реки. Говорили и жизни. Таня в то время училась в институте и тоже приехала к родителям.
   "Как-то тогда меня тянуло к ней, самым близким другом была, - вспомнилось Семёну Ивановичу. - Я ей рассказал, что в седьмом классе был в неё влюблен. Оказалось, что у неё было то же самое.
  -- Что же не сказал? - смеялась Таня.
  -- Не осмелился. Но, помнишь, я тебе набор открыток подарил? Так там, в поздравлении, я выделил отдельные буквы, и, если вглядеться, то можно было прочитать: "Таня, я тебя люблю".
  -- А у меня те открытки сохранились, пойдём, покажешь, где твоё объяснение в любви, - засмеялась Таня.
   И пошли, и нашли, и прочитали...
  
   "Так здесь рядом её дом, - вспомнил Семён Иванович. - Вот же он, слева..."
   Ноги сами остановились. То же самое крылечко, где они последний раз распрощались. А перед домом лавочка, где они сидели через два года после события, о котором только что вспоминал Семён Иванович.
   "Лавочка, лавочка, вспоминал Семён Иванович. Здесь мы сидели втроём. Я, моя жена и Таня. Я сидел между ними и обнимал плечи обеих. Кого хотелось обнять сильнее, так тогда и не понял..."
   Так и не дойдя до конца улицы, Семён Иванович развернулся и пошёл обратно.
  
  -- Послушайте-ка, может, заглянете поздороваться, - услышал он хрипловатый голос.
   Повернув голову на голос, Семён Иванович увидел двоих мужчин, сидящих на скамеечке возле дома.
   Один мужчина был пожилым, едва ли не ровесник самого Семёна Ивановича. Голос, видимо, принадлежал ему. Кругловатое, небритое лицо, подтеки под глазами, видимо от частых принятий алкоголя, вдрызг разбитые ботинки, давно потерявшие цвет, грязные спортивные шаровары, одна штанина закатана до колена, толстый, с седой шерсткой у пупка, отвисший живот - то, что бросилось Семёну Ивановичу в глаза в первый момент.
   Второй мужчина был явно моложе, но как две капли воды видом походил на старшего, естественно со скидкой на возраст. Отличительной чертой сквозило то, что на лице его отсутствовало хоть какое-либо выражение. Семёну Ивановичу показалось что, когда тот повернул голову в его сторону, яблоки глаз с мутными зрачками продолжали ещё медленно двигаться...
  -- Поздороваться? Можно. - Семён Иванович свернул с тропинки в сторону мужчин.
   - Я Вас узнал, а Вы, может быть, меня и не совсем, - пожилой мужчина поднялся навстречу Семёну Ивановичу, - мы однажды встречались. Я тогда был директором школы...
  -- Артур..., простите, отчество не помню, - вглядывался Семён Иванович в давно не бритое лицо.
  -- Иванович. А это мой сын, - мужчина протянул руку. - Вы у дома Татьяны остановились. Тоже её помните...
  -- Как же не помнить, мы с ней пять лет за одной партой сидели...
  -- И не только. Любовь у вас была. Мне Татьяна рассказывала. Ведь, мы с ней чуть супругами не стали. Она в моей школе учительницей работала, - Артур Иванович попятился назад и плюхнулся на скамейку.
  -- Слышал вашу историю. Вы обещали на ней жениться, а сами школьницу соблазнили, и жениться Вам пришлось на этой девушке, семикласснице...
  -- Очень, очень жалею. Не долго мы с женой пожили, всего десять лет. Сын остался. Так с ним и живем вдвоём. А Татьяна меня не простила..., - пьяные глаза прошибла слеза.
   Семён Иванович поморщился и категорически отказался сесть на предложенный ему жестом младшего мужчины, свободный край скамейки.
  -- Мне жаль Вас. Правильно, что Таня не простила, иначе я перестал бы её уважать...
   Артур Иванович опустил голову и что-то бессвязно лопотал. Сын стеклянными глазами смотрел на Семёна Ивановича и старался переплюнуть через губу какое-то слово...
  -- Запомни, Артур Иванович, Татьяна была единственным светлым лучом в твоей животной жизни. Сколько жить будешь, - Семён Иванович ткнул средним пальцем правой руки в опущенную голову Артура Ивановича, и добавил: - столько и лить слёзы будешь по ней...
   Затем развернулся в сторону дороги и медленно пошёл прочь. Сын что-то пробубнил и попытался подняться, но Артур Иванович схватил его за руку и вновь усадил рядом с собой...
   Раннее утро. Выпив чашку чая да прихватив с собой полиэтиленовый пакет с провиантом, что собрала ему в дорогу ещё вечером жена брата, Семён Иванович отправился пешком на поиски старой дороги на Суздаль.
   Начальная часть дороги ему была известна. Бабушка рассказывала, что ходили через соседнее село, что в трех километрах, туда он сам ходил и не раз, когда ещё учился в школе.
   "Что ж, дойду до того села, а там, может быть, кто-то и подскажет. Язык до Киева доведет, а Суздаль-то всего в двадцати километрах, - думал он и, мурлыкая себе под нос: "Через реки, горы и долины...", бодрым шагом шёл по деревенской улице. Солнышко светило прямо в лицо, а в этот самый момент оказалось прямо за верхушкой центрального купола местной церкви...
   Семён Иванович просто остолбенел. Казалось, что купол охвачен огнём, и яркие лучи расходятся от него во все стороны.
   "Красота! - восхитился он. - Чудо настоящее. Даже, когда раньше тут жил, подобного не видывал. Прямо, знамение какое-то!"
   Семён Иванович зашагал ещё бодрее. По знакомой с детства дороге он вышел за село. Дорога, будучи в границах села довольно приличной, а если и разбитой, то только местами, за селом оказалась проходимой разве лишь для тракторов. Хорошо, что дождя давно не было.
  
   Семён Иванович шёл по краешку поля, лишь местами выходя на дорогу. Прошло не менее часа, когда показалась окраина соседнего села.
   Село, а если говорить точнее, то сразу два села: Большое и Малое, разделялись друг от друга рекой, через которую пролегал старый деревянный мост.
   "Да, тяжеловато живут местные сельчане. Колхоз то, видимо, совсем развалили, а кому теперь что надо, - горестно вздохнул он и вспомнил: - А, ведь, какое село было. Народу здесь жило..."
   Преодолев мост и оказавшись теперь в селе Малом, Семён Иванович пошёл по выходившей к мосту улице с надеждой кого-либо встретить и расспросить о дороге на Суздаль. У одного из домов что-то мыла на крыльце девушка, но Семен Иванович задерживаться не стал. Через дом на скамеечке у дома сидел старый дед. К нему Семён Иванович и направился. Не смотря на довольно высокую температуру воздуха, Семён Иванович шёл в одной летней рубашке. Дед был одет в старую ватную фуфайку. Борода, усы, взлохмаченные волосы, шерстяные вязаные носки и калоши на ногах - всё это бросилось в глаза Семёну Ивановичу, когда до деда оставалось не более десятка метров.
  -- Сенька, ты что ли? Или привидение? - пробасил дед, но попытки, подняться навстречу не сделал.
   Семён Иванович остановился и стал всматриваться в лицо деда.
  -- Что, не узнаешь? - спросил дед. - А, ведь, если ты Сенька Лазарев, то мы с тобой в одном классе учились. Бодро, бодро ходишь, а я, вот так не могу...
  -- Прости, не узнаю. Наверное, со школы не виделись? - Семён Иванович развел руками.
  -- Да, Пашка Жихарев, я. За одними девками бегали. Вспомнил? - рассмеялся дед.
  -- Вспомнил. Неужели, Пашка? Разве можно было у тебя какую-то девку отбить? - Семён Иванович подошёл вплотную к бывшему товарищу и поздоровался за руку.
   Говорили почти час. Оказалось, что после седьмого класса так ни разу и не встречались.
  -- Дорога на Суздаль, говоришь? Из нашего села тоже ходили. Так, когда это было-то? До войны, во время войны... Потом все дороги перепахали, поля... Если прямо, то вот в этом направлении, дед показал рукой...- километров пятнадцать... А дорога где проходила? Вон там горка, - снова показал рукой дед, так, через неё...
  
   Дорога, по которой шёл Семён Иванович, сразу же за селом упёрлась в пшеничное поле и здесь же закончилась.
   Высотка, где, по его мнению, находилась старая дорога на Суздаль, виднелась за полем, но поскольку напрямую через поле, как ему подумалось, идти не совсем хорошо, Семён Иванович остановился в раздумье и начал рассматривать пути обхода. С места, где он стоял, был виден край пшеничного поля, а вдоль поля проходила проторенная колесами машин колея. Семён Иванович свернул влево и пошёл по краю поля. Пройти пришлось не менее полукилометра.
   Пшеничное поле закончилось, сразу за ним начиналось поле, засеянное овсом, а между ними узкая граница в виде борозды, заросшей сорняками. Ничего не оставалось, как пойти по борозде. Трава местами достигала колен. Идти было тяжело, Семён Иванович остановился отдохнуть. Была мысль "вернуться", но он всё же решил: "дойду потихоньку" и, преодолевая сопротивление высокой травы и иногда спотыкаясь, шёл дальше.
   Вот и край поля. Посмотрел Семён Иванович в сторону высотки, а до неё, кажется совсем не ближе, чем в начале пути. Дороги, как не было, так и нет, но зато впереди давно не паханое поле, почти луг, полевые и луговые травы вперемешку.
   Местность пошла на склон, а впереди, в низине, просматривался низкий кустарник, видимо, за ним овраг.
   Семён Иванович пошёл напрямую. Идти было не легче, чем раньше, но грунт под ногами был твердый.
   Вот и низина. Посередине то ли канава, толи речка. Место заболоченное, напрямую не пройти никак.
   Решил Семён Иванович обойти мокрое место справа, там местность повыше. Посмотрел на часы: "Ничего себе, - подумал он, - прошёл то всего ничего, а, уж, время к обеду". Надо поторапливаться...
   Прошёл вдоль по канаве. Нашёл местечко, где воды почти не было, и перешёл на другую сторону.
   Теперь идти пришлось в гору. "Тяжеловато, - подумал Семён Иванович, - но идти надо. Только вперед, если не до Суздаля, то до какого-нибудь села. А там разберемся..."
   Впереди за очередным полем появилась вершина той высотки, куда он направлялся. "Теперь пойду прямиком", - решил он.
   Высотка покорилась лишь тогда, когда солнце давно перевалило ту свою высшую точку, что показывает полдень, медленно опускалось с продвижением к горизонту, но было ещё довольно высоко.
   Высотка представляла из себя обыкновенный холм, вершину которого никогда не пахали. На ней росла низкая полувыгоревшая от солнца трава. На самом высоком месте из насыпанного бугорка торчал полусгнивший деревянный столбик с написанными на нём чёрной краской цифрами, которые едва проступали.
   Семён Иванович остановился перед бугорком, отдышался, затем сел на столбик и снял из-за спины старый солдатский рюкзак, который перед путешествием вручил ему брат и где находилась "провизия на всякий случай", как охарактеризовал содержимое всё тот же брат.
   Подножие высотки раньше распахивалось, и на нём рос высокий бурьян. Следов дороги и даже тропинки на высотке не было видно, и Семён Иванович разочарованно вздохнул.
   Он огляделся по сторонам. С северной стороны далеко за полями поднималась колокольня церкви. Самой церкви и села, где она стояла, видно не было. В том направлении, где должен быть Суздаль, был виден участок лесозащитной полосы.
   "Наверное, дорога проходит", - подумал Семён Иванович и достал из рюкзака свёрток с едой.
   Обед был скорым, да и есть то не хотелось. Во всём теле и, особенно, в ногах чувствовалась усталость и слабость.
   "Как только я смог добраться-то сюда? - подумал он. - Отдохну, пожалуй".
   Он спустился к подножию столбика, прислонив к нему плечо и голову, и вытянув ноги, расслабился...
  
  -- Сеня, Сеня, ты спишь? А я думала, что ты давно ушёл. Наверное, уж, кино закончилось. Пойдёшь или спать будешь?
   Семён открыл глаза. Над ним стояла бабушка:
   - Разденься, да ляг, как положено...
   Семён буквально соскочил с кровати:
   - Нет, баба, побегу. Ещё на танцы успею...
   Он быстро надел сандалии и выскочил на улицу.
   Темнота, хоть глаз коли. Только в окнах нескольких домов ещё горел свет, видимо, селяне, уставшие за день, не все легли отдыхать.
   Семён бежал к сельскому клубу. Там ещё горел свет, и слышалась музыка.
   В дверях встретился Санька, друг Семёна.
   - Татьяну не видел? - спросил Семён.
  -- Видел. В кино была, как кино закончилось, сразу и ушла. Ребята из соседнего села были...
  -- Семён, не заходя в клуб, быстрыми шагами пошёл на улицу, где жила Таня. Улица длинная, а Татьяна живёт в самом конце. Темнота. Он идёт по середине улицы, по дороге, где обычно ездят машины, конные повозки и прогоняют скот. Дорога пыльная, но ровная, и Семён идет без опаски споткнуться.
   Вот уже близок и дом Татьяны. Семён сбавил скорость и идёт медленно. Он знает, что в темноте его никто не видит.
   На крылечке Татьяниного дома слышны голоса. Человек пять, не меньше...
   "Все из соседнего села, только девчонки наши", - думает Семён и останавливается.
   Ребята собираются уходить домой. Трое пошли. На крылечке остаются две пары, Семён определяет их по голосам.
   Наконец, от дома отходит парочка: Танина подруга и парень из соседнего села. Они проходят близко от Семёна, но его не замечают.
   На крылечке остаются двое, Таня и парень. Семён приближается шагов на десять и садится на траву.
   "Пашка Жихарев. Не думал, что она встречается с ним", - узнаёт Семён голос бывшего своего одноклассника. Хочется встать и уйти, но какая-то сила держит его на месте...
  -- Идём, идём, прогуляемся, - слышится голос Пашки.
   Парочка спускается с крыльца и идёт вдоль домов. До Семёна доносится смех, обрывки разговора, звуки, похожие на поцелуи...
   "Похоже, у них дело далеко зашло, - Семён идёт вслед за ними...
   Улица кончается. Берег реки. Парочка не доходит до берега и сворачивает на огороды...
   Семён останавливается, но какая-то сила заставляет его идти следом...
   Семён медленно продвигается. Проходит минут пять, а может, целая вечность. Семён слышит в полсотне метров от себя приглушенные звуки и медленно идёт на них...
   Под ногами ощущается вспаханное поле. "Картошка. Чей-то огород", - думает он и шагает дальше. Звуки влекут его, и нет сил остановиться...
   До места, откуда слышатся звуки метров пять. Семён останавливается и приседает.
   Теперь, даже в темноте, он скорее ощущает, чем видит лежащие на траве тела, слышит поцелуи, звучное дыхание, ласки...
   - Милая, милая, - говорит Пашка, - всё будет хорошо. Ты же меня любишь? Тебе хорошо?
   - Да, хорошо, - слышится, скорее стон, чем голос Татьяны.
  -- Семён медленно отступает назад, потом разворачивается и по картофельной борозде уходит прочь.
   "Хватит! Даже больше думать о ней не буду", - колотится у него в голове...
  
   Семён Иванович открыл глаза. Темно. Звёзды сверху, хоть и светят, но в пяти метрах ничего не видно. Он поднялся.
   "Ну, и сон. Танька, Пашка Жихарев. Ничего со мной такого никогда не было. И не ухаживал я за Татьяной, и никогда не ревновал. Слышал, что она с кем-то тогда встречалась. А мне-то что, наши пути разошлись раньше, когда мы ещё учились в средней школе, - подумал Семён Иванович, нащупал рукой столбик и сел на него.
   Совсем темно, в пяти метрах ничего не видно, но с разных сторон, где-то за горизонтом на фоне неба зарево.
   "Там село, где верхушка колокольни была видна, - определил Семён Иванович, - а там, конечно Суздаль. Зарево огромное... Не пойти ли? Чего до утра ждать? Прямо через поля потихонечку..."
  
   Семён Иванович сидел неподвижно. "Вот куда жизнь завела. Ночь, темнота, а я не знаю, где и нахожусь. Один, никому не нужен, и видеть никого не хочу. Чего я ищу? Обычная ностальгия старика по детству... Ищу позавчерашний день... "Чёрные столбы" - не больше, чем легенда. Милая бабушка, чего она не рассказывала... Может, выдумывала всё, а может, что-то и взаправду было? Глупый я. Забрел неведомо куда. Полный тупик... Чего зря сидеть? Пойду..."
   Семён Иванович в темноте нащупал вещевой мешок, закинул на спину, встал и пошёл в сторону большого зарева.
   Трава оказалась мокрой, видимо, упал туман, и уже через сотню метров пути Семён Иванович почувствовал, что промок почти до пояса. Возвращаться не было смысла, и он попытался прибавить шагу.
   Местность пошла на понижение. Идти стало легче. Семён Иванович уже не останавливался, чтобы передохнуть. "Силы ещё есть, - подумал он, - к утру куда-нибудь выйду... Занесла же меня нелёгкая?"
   Полоса высокой травы закончилась неожиданно, Семен Иванович почувствовал это сразу. "Поле закончилось, вышел на луг", - мелькнула мысль.
   Шагать стало легче. Семён Иванович даже тихо запел: "Через реки, горы и долины", на лице появилась довольная улыбка...
   В ботинках хлюпала вода, но он уже к этому привык. Переставляя в очередной раз ногу, Семён Иванович вдруг ощутил впереди себя пустоту. Но тело двигалось по инерции, да и не ожидал он ничего подобного. Только, вдруг, почувствовал, что летит куда-то в пустоту. Удар одновременно лицом и грудью, это было последнее, что восприняло его сознание...
  
   Он бежит по высокой траве насколько хватает сил и тащит за руку за собой девушку. Где-то сзади полыхают костры, и тени от их собственных тел пляшут впереди.
  -- Ксенюшка, быстрее, быстрее, нам надо убежать как можно дальше и спрятаться. Постарайся, милая, - вполголоса просит он, но они и так уже бегут изо всех сил. Аксинья чувствует, что задыхается, и то, что её тянут за руку, а ей остаётся лишь переставлять ноги.
  -- Тише, тише... - просит она, - дай передохнуть. Нас до утра не хватятся...
   Он останавливается и буквально подхватывает руками падающую девушку, прижимает к себе и целует её влажное, то ли от слёз, то ли от пота, личико.
  -- Мы спрячемся, и нас никто не найдёт, - шепчет он и целует, целует. - Только надо уйти как можно дальше. Пойдём, пойдём, хоть потихонечку... Бабка сказала, что нам надо бежать и не оглядываться. Кто оглянется, тот окаменеет...
  -- Ты мне это уже говорил. Сам не оглядывайся...
   Облака, что нависли над ними словно темное покрывало, понемногу начали редеть. Вот в промежутке между ними проглянула Луна, маленький серпик, но сразу стало светлее.
   Впереди показались чёрные остовы домов и церковная колокольня. Сама церковь была разрушена, и через остатки её - кучи камня успели прорасти кусты.
  -- Деревню давно татары сожгли, и здесь никто не живёт. Может быть, спрячемся здесь и передохнём, - предложила девушка.
  -- Мы должны пойти дальше. Чем дальше уйдём, тем лучше. Видишь, уже светать начинает. Будем идти, пока сможем, а потом спрячемся, - он решительно потянул спутницу за руку...
   Рассвело. Оба совершенно выбились из сил, но, хоть и медленно, продолжали идти.
   Они спустились в лощину. Трава, которая здесь росла, была гуще и выше, но оказалась местами притоптанной.
  -- Наверное, скот гнали или на лошадях проезжали. Посмотри, справа высокий тростник, может быть, озеро или болото? Посмотрим - сказал он и потянул спутницу в сторону тростника.
   Где-то вдалеке послышались голоса. Беглецы скрылись в тростнике. Через несколько шагов они увидели воду.
  
   Озеро или болото оказалось не таким уж маленьким. Посередине виднелся заросший тростником островок. Тростник и вход в воду истоптан копытами животных.
   Беглецы вошли в воду. Дно, хоть и было илистым, но не топким.
  -- Давай, пойдём по воде вдоль берега до того густого тростника, - он показал рукой на заросли тростника, что рос прямо в воде шагах в двадцати слева, - там и спрячемся...
   Ближе к тростнику дно стало более вязким, и глубина уже доходила до груди.
   Они подошли к зарослям тростника вплотную. Он выбрал два растения, обломал основание и верхушку, получились трубочки длиной больше половины аршина, и протянул одну спутнице:
   - Смотри, что надо делать, - сказал он, взял тростинку в рот и опустился под воду. Конец трубочки возвышался над водой и лишь слегка подрагивал.
   - Вот, так, - поднявшись из воды и вынув трубочку изо рта, сказал он. - Только надо ухватиться за тростник, чтобы удержаться под водой, и не шевелиться. Попробуй ты.
   Голоса послышались совсем рядом с озером.
   - Человека три, не больше, - прошептала она, - я готова спрятаться.
   Краем озера по тростнику кто-то ехал на лошади. Лошадь шла зигзагами, словно всадник хотел вытоптать заросли.
   Оба опустились под воду и затаились. Всадники, объехав озерцо вокруг и просмотрев тщательно тростниковые заросли, поскакали дальше.
   Первым осторожно, чтобы не появились круги на воде, поднял голову над водой он. Топот лошадей и голоса всадников слышались далеко в стороне от озера. Теперь можно было встать во весь рост и отдышаться.
  -- Едва выдержала, - сказала она и, тяжело дыша, прижалась к его плечу, - устала, согнувшись, может быть, выйдем на берег? Тихо. Кажется, никого нет...
  -- Он взял её руку и потянул к прибрежному тростнику. Они выбрались из тростника и упали в траву. Усталость и нервное напряжение сделали своё дело. Он обнял её и прижал к себе. Заснули почти сразу...
   Проснулись они одновременно, будто кто-то толкнул. Одновременно открыли глаза. Солнце было высоко, и было жарко. Инстинктивно от яркого света зажмурили глаза.
   Плотная тень упала на беглецов. Они открыли глаза и увидели над собой силуэт, склонившегося над ними, татарского всадника...
  
   Боль. Кажется, она заполнила всё тело. Семён Иванович открывает глаза. Темно. Он ничего не видит, но чувствует, что лицо, грудь, руки находятся наполовину во влажной, липкой массе. Он пытается приподняться. Сил хватает только на то, чтобы повернуть лицо в сторону...
  
   Они идут по лугу, вдоль берега реки. Она в пестром платьице цветочками. Платьице до колен и перетянуто на талии узким пояском. Волосы вьющиеся, темные, до плеч. На ногах босоножки. Она рвёт, попадающиеся на пути, цветы и сразу вставляет их в венок.
   Венок готов, и она надевает его на голову.
   "Хороша", - колотится мысль у её спутника. Он идёт на пару шагов сзади неё и собирает цветы в букет.
   - Аксинья, ты ... - произносит он в раздумье.
  -- Аксинья? - прерывает его девушка, - я не Аксинья. Ты забыл, как меня зовут или у тебя есть подруга с таким именем?
  -- Нет. Извини, вылетело произвольно, сам не понимаю как. Просто задумался...
  -- Ты надолго приехал?
  -- На три недели. Вчера приехал, а сегодня к тебе. Думаю, Татьяну навещу, потом к родственникам съезжу, - он расправил по-военному грудь и, ускорив шаг, поравнялся с девушкой.
  -- Я рада, что вспомнил. Я приехала всего на неделю. Маму с сестрой повидала, через два дня на работу поеду, - Татьяна засмеялась и продолжила: - Семён, а ты пришёл в очередной раз рассказать мне, что любил меня в седьмом классе?
  -- Да, знаешь, - смутился Семён, - ведь кроме тебя и друзей-то не осталось.
  -- И у меня не осталось. Я сюда на крыльях летела, думала, что есть близкий человек... Ты его знаешь, он из соседнего села. Думала, что любит... Так получилось, что я стала его девушкой. Понимаешь, его...
   Они спустились ближе к реке и присели на скате берега. Ещё некоторое время поговорили о том, о сём... Он прошёл с ней до её дома, затем двинулся к своему дому на соседнюю улицу...
  -- Что, расстроенный такой? - встретила около дома бабушка. - С Таней отношения осложнились?
  -- Почему ты думаешь, что я у Татьяны был? - отвернул лицо в сторону Семён.
  -- А, куда тебе ещё? Я ещё вчера поняла, что сегодня с утра к ней помчишься. Со мной бы поговорил, - бабушка показала ему рукой на лавочку перед домом.
   Он сел. Она села рядом.
   - Разные у вас пути. Может, когда-нибудь и вместе будете. Не пора...
  -- А, когда "пора"? В другой жизни? - Семён уставил взгляд в землю перед собой.
  -- Может быть, и в другой жизни, может - в прошлой, может - в будущей, а сейчас "не пора"... Жизнь долгая, поживёшь и сам всё узнаешь...
  
  -- Эй, дед, ты, что тут делаешь? - трясёт Семёна Ивановича за плечо молодой парень.
  -- Иди сюда, - кричит он товарищу, - здесь мужик лежит и, кажется, мёртвый...
   Они вдвоём переворачивают тело.
  -- Он дышит, посмотри: рукой шевелит, - второй парень несёт в ладонях воду из речки и льёт на лицо мужчины.
   Мужчина открывает глаза и пытается что-то сказать. Молодые люди не могут разобрать слова.
  -- Вот, и рыбалке конец. Повезём его в районную больницу, - сказал тот, который обнаружил старика.
   Вдвоём они несколько обмыли глину на голове и одежде деда и, взяв его под руки, потянули к машине.
   Прошло две недели. На перроне кучками стоит народ: отъезжающие и провожающие скопились в местах, где останавливаются предположительно их вагоны.
   Семёна Ивановича провожает брат со своей внучкой. Внучка держится за руку Семёна Ивановича и смотрит снизу вверх, молча слушает разговор старших.
   Вот, уж, и поезд показался вдали. Братья начинают прощаться. Семён Иванович поднимает внучку брата и целует.
  -- Ох, забыл спросить, - брат, держа руку Семёна Ивановича, спрашивает торопливо, - ты каменные столбы - то нашёл или нет?
  -- Каменные столбы? Нашёл. Знаешь, они у каждого свои. Советую тебе твои каменные столбы поискать и разобраться в жизни, хоть под самый конец...
   Подходит поезд. Братья целуются, и Семён Иванович, подхватив свою сумку, поднимается в вагон.
   Брат с внучкой направляются к окну вагона, где располагается место брата и откуда тот может помахать им в последний раз.
   Поезд дёрнулся и медленно начал движение. Брат поднял внучку на руки:
   - Смотри, сейчас дедушки Семёна окно будет...
   Вагон прошёл мимо.
   - Ну, видела дедушку Семёна?
  -- Нет, не видела. Там другой дядя.
  -- Наверное, опоздал...- брат поставил внучку на перрон, взял за руку и повёл к выходу...

ФИНТ СУДЬБЫ

  
  -- Ты - сволочь! Ты - негодяй! Как я тебя ненавижу... - женщина выкрикивала всё это прямо в лицо, стоя в полуметре от своего супруга, щупленького, худого мужчины пятидесяти лет, и размахивала руками, пытаясь кулаками задеть его по лысой голове.
  -- Машенька, Маша, успокойся. Ты же знаешь, что я делаю для тебя всё, что могу, - пытался успокоить жену мужчина, одновременно отстраняясь от её назойливых рук.
  -- Что ты делаешь? Что ты делаешь? Ты делаешь добро только для других... А, я? А, семья? Хорошо, что сын теперь взрослый и самостоятельно живёт... Что ты для семьи сделал? Никогда, ничего... - жена вновь перешла в наступление и достала, наконец, лоб мужа, оставив на нём глубокую царапину.
  -- Маша, Машенька, мы живём, как все другие люди. Я же стараюсь..., - он сделал шаг вперёд и пытался схватить жену за руки.
  -- Не подходи, - она отскочила назад, схватила большой кухонный нож и начала им размахивать, - как тебя я ненавижу. Всю жизнь ненавидела, как поженились... Ты думаешь, сын от тебя?
  -- Маша, что ты говоришь? Как ты можешь? Я вас всегда любил...- он вновь сделал шаг в сторону жены.
  -- Не подходи, - в исступлении закричала она. - То, что слышал. Как я тебя ненавижу за всю твою доброту, за твою любовь. Ты любил? Ты, дурак!..
  -- Маша, Маша, - он вновь сделал шаг в её сторону.
  -- Я тебя убью, - с перекошенным от гнева лицом она бросилась в сторону мужа, но, запнувшись за что-то, вдруг упала на пол, задёргалась, а потом вмиг затихла.
  -- Маша, Машенька, - он бросился к жене. Она не шевелилась. Он перевернул её на спину. У неё в груди торчал нож. Глаза были открыты и, казалось, в них застыла ненависть, губы ещё шевелились...
   Мужчина выдернул нож из груди жены и бросил его на пол. Из груди хлестала кровь.
   Он стоял и смотрел на бледнеющее лицо жены. Глаза потеряли оттенок выразительности и теперь лишь только с отстранённостью и каким-то матовым блеском были направлены в его сторону...
   Его охватил ужас. Как парализованный, он стоял и смотрел в мёртвые глаза жены.
   Из раны текла кровь, и скоро на полу появилась чёрная лужа.
   Чувство оцепенения не проходило. Лицо жены превратилось в бледное пятно, два глаза слились в один... Ему показалось, что этот страшный мёртвый глаз приближается.
   Он не понимал, что происходит. Ужас усиливался, мужчина, не понимая, что делает, бросился бежать...
   Забыв закрыть входную дверь, он выскочил на лестничную площадку, затем, не оглядываясь, побежал по лестнице вниз и на улицу.
  
   Был вечер. Он шёл быстрым шагом, не понимая, куда идёт, и повторял одну и ту же фразу:
   "Машенька, Машенька..."
   Не заметил, как оказался на полуосвещённой улице, отдельные лампочки горели только у номерных знаков домов. Пошатываясь, он старался идти быстрее. Прохожих не замечал, да их практически и не было.
   Компания подвыпивших подростков, свалив урну с мусором, гоняла по тротуару пустые пластмассовые бутылки. Мужчина шёл прямо на них...
  -- Ты посмотри, какой клоун, - сказал один подросток другому, показывая на приближающегося мужчину.
  -- Не клоун, а бомж, - ответил второй, и, пропустив мимо себя мужчину, ногой ударил его сзади в поясницу. - Вот, ему...
   Мужчина упал и, развернув лицо в сторону обидчика, попытался сказать:
  -- Ребя... - и сразу захлебнулся кровью, получив удар ботинком в подбородок.
   Компания, пнув "по разочку - другому непонятливого бомжа", продолжая гонять пластмассовые бутылки по тротуару, продолжала своё шествие.
   Мужчина остался лежать на тротуаре и более не шевелился.
  
   Сообщение местного телевидения утром следующего дня в криминальных новостях: "Вчера вечером на улице около двадцати двух часов нарядом милиции был обнаружен мужчина в бессознательном состоянии. Мужчина доставлен в дежурную больницу. Находится в реанимации. Состояние тяжёлое. Свидетелей происшедшего просим позвонить в милицию по телефону 02".
   "Сегодня утром в собственной квартире был обнаружен труп женщины сорока семи лет, убитой ножом в сердце. Орудие убийства - нож с отпечатками пальцев убийцы найден около трупа. Тело обнаружено соседкой, которая вошла утром в квартиру, увидев дверь открытой. По факту убийства городской прокуратурой возбуждено уголовное дело".
  
  -- Машенька, Машенька, за что? Машенька, - он бормотал одно и то же и шёл, не понимая куда.
   Компанию ребят-подростков он заметил, когда до них оставалось не более пяти шагов.
   Их было человек семь или восемь. Компания оказалась шумной. Они смеялись, что-то громко выкрикивали, можно было выделить некоторые нецензурные выражения, и пинали друг другу, по всей видимости, пластмассовые бутылки...
   Он прижался ближе к краю тротуара. Первые два-три подростка пронеслись мимо него. Затем послышалось что-то оскорбительное в его адрес. Он не успел ни ответить, ни возмутиться, когда вдруг почувствовал сильный удар сзади в поясницу. Упав на асфальт, он несколько приподнялся и, едва лишь успел повернуть голову в сторону обидчиков, чтобы выразить своё возмущение, не успев сказать даже первое слово, почувствовал обжигающую боль в подбородке.
   Огненная вспышка внутри головы вмиг сделала тело бесчувственным. Он ещё слышал глухие удары по голове, животу, бокам, но не было никакой боли.
  
   Яркая вспышка, высветившаяся в сознании, стала понемногу уходить вверх, а всё его существо, которое им ещё осознавалось, медленно опускалось вниз. Чем более тусклым становился свет, тем ниже он опускался. Уже полная тьма охватила его, но медленное опускание вниз не прекращалось. Это было не падение. Он плыл вниз. Этому не было конца...
  
   Сообщение местного телевидения в криминальных новостях: "Установлена личность мужчины, найденного нарядом милиции на улице ... два дня назад. Им оказался гражданин А... - муж убитой в тот же день гражданки А. На рукоятке ножа, которым была убита гражданка А. обнаружены отпечатки пальцев её мужа. Следствие рассматривает его причастность к убийству. Сам подозреваемый находится в реанимации, в бессознательном состоянии".
  
   Он совсем не заметил, как остановилось падение. Было ощущение, что он отходит от какого-то глубокого обморока и постепенно приходит в себя. Темнота не рассеялась, но была не такой густой, как раньше.
   Первая мысль, которая появилась, как только его существо начало себя ощущать, была: "Где я?" Темнота скрывала его собственное тело. Он отвёл руку в сторону, пытаясь найти что-то в окружающем пространстве, но на пути руки не было ничего. Попытка ощутить хоть что-то под собой, там, где на чём-то покоилось его тело, успеха не имела: кругом была пустота.
   Он ощущал своё тело, голову, руки, ноги, но когда попробовал найти рукой свою вторую руку, та также не встретила ничего кроме пустоты...
   "Где я? Где я?" - колотилась мысль, он чувствовал, как напрягается и дрожит его тело, как сильно бьётся его сердце...
   "Где я?" - закричал он, содрогаясь от страха, но не услышал своего голоса.
   "Тело, где моё тело?" - кричал он в страхе, пытался ощупывать себя, но была пустота...
  
   Он почувствовал, как вновь опускается. Становилось светлее. Посмотрел вниз и содрогнулся. Там внизу на кровати лежал... он сам. Лицо бледно матового цвета, глаза закрыты, нижняя челюсть прибинтована к голове, левая рука в гипсе лежит сверху простыни. Маленькая женщина в белом халате и белом колпаке сидит на стуле с правой стороны тела.
   Страх буквально парализовал его. Какая-то сила, как магнит, тянула его к тому телу, и он медленно развернулся в пространстве. Тело само улеглось в то самое, страшное тело.
   Теперь он почувствовал себя сжатым другим телом и начал отожествлять себя с ним.
   Попробовал поднять руку, рука поднималась, но это была лишь рука, его теперешнего тела.
  
   Шло время, и ему стало казаться, что его новое тело стало, как бы срастаться с другим телом. Он начал ощущать боли. Всё тело ныло болью, особенно голова в месте подбородка и левая рука...
   Маленькая женщина в белом колпаке, только что вошедшая в палату, подошла к его кровати и села на стул. Она погладила его правую руку и, несколько наклонившись над ним, тихо произнесла:
  -- Бедный. Хоть бы в сознание пришёл.
   Глаза женщины, смотревшие на его лицо в этот миг, округлились, и она, резко отклонившись телом назад, воскликнула:
  -- Пришёл в сознание. Смотрит, смотрит...
   Он вздрогнул, глаза сами зажмурились, а тело, отделившись от того страшного тела, начало подниматься вверх. Поднявшись на два-три метра, оно зависло над кроватью.
   Он видел, как женщина выбежала из комнаты, привела мужчину и женщину, также одетых в белые халаты. Они втроём проводили какие-то манипуляции с телом. Наконец, мужчина, обращаясь к маленькой женщине, сказал:
  -- Говорю Вам, что такого не может быть. Его травмы с жизнью не совместимы, а Вы: "пришёл в себя, открыл глаза..."
   Все трое удалились. Через некоторое время маленькая женщина вернулась.
  -- Вот, посмотрите, придёт он в себя. Придёт, обязательно, - тихо сказала она и погладила ладонь правой руки мужчины.
  
   Из протокола осмотра трупа гражданки А: по результатам вскрытия медицинским экспертом: "размер входного отверстия и характер порезов по всей глубине раны говорит о том, что проникновение лезвия ножа произошло не в следствии удара, а в следствии падения тела на нож... Видимо, нож из тела был извлечён после смерти потерпевшей..."
   Он сверху долго всматривался в тело, лежащее на кровати. Оно притягивало к себе, и он, не заметно для себя, опустился к телу почти вплотную.
   Его лицо оказалось, совсем рядом с лицом женщины. Та была неподвижна. Не обращая на него никакого внимания, она, не отрывая глаз, смотрела в лицо того, что лежал на кровати.
   Он легонько погладил рукой её по щеке, затем коснулся губ, потом лба...
   Женщина чуть отвела голову назад, потом обратно и застыла в этом положении.
   "Кто это? Жена? - прожгла его мысль. - Нет, не жена. А где жена?"
   Произошло чудо. В одно мгновение какая-то сила перенесла его к свежей выкопанной яме. Там толпились люди. На двух табуретах стоял открытый гроб. Двое мужчин стояли рядом с гробом, склонив головы. В одном из них он узнал сына, другой был не знаком.
   "Сын на него похож..." - мелькнула мысль.
   В гробу лежало тело. Посмотрев на тело, он увидел лицо своей супруги. Оно было землистого цвета, будто сделано из воска.
   Она появилась неожиданно. На ней был тот же самый домашний халат, как в тот последний момент, когда он увидел, что она мертва, и в ужасе выбежал из квартиры. В её руках был тот самый нож, которым она ему угрожала. То же, перекошенное от гнева, лицо. Она что-то кричала, звуков он не слышал, каждое слово отпечатывалось в его восприятии.
   От страха он бросился бежать. Жена преследовала его буквально по пятам и старалась ударить ножом. Иногда ей это удавалось. Рука с ножом проходила сквозь его тело. Он чувствовал эти удары, но тело не менялось. Нанесённые раны затягивались, лишь нож выходил из тела.
   Гонимый страхом, он незаметно для себя влетел в своё тело, которое, так же от страха, покинул несколько ранее, испугавшись вскрика сиделки.
   Жена в исступлении била и била его ножом в грудь, но, слившись воедино с физическим телом, он уже не чувствовал этого.
   Однако теперь он чувствовал боль. Болело всё тело. Он шевельнулся, боль, как яркая вспышка, вновь разделила его с телом, и он неосознанно начал подниматься вверх...
  -- Он пошевелился, пошевелился... - воскликнула сиделка, вскочила со стула, будто собиралась куда-то бежать, затем, несколько подумав, снова опустилась на стул. Больной больше не шевелился.
   "Показалось, конечно, показалось", - решила она про себя.
   Поднявшись над телом на два-три метра, он как бы завис. Кровать полностью попадала в поле зрения, но смотрелась расплывчато, большим белым пятном. На фоне белой подушки лицо просматривалось лишь слегка, да и то расплывшимся и серым.
   "Надо подойти поближе", - подумал он и сразу заметил, что тело начало спускаться ногами вниз. Ноги коснулись пола, и он сделал шаг к кровати. Рядом на стуле сидела женщина. Он повернулся в её сторону и несколько наклонился, чтобы лицо встало на уровень её лица. Женщина не шевелилась и не обращала на него никакого внимания. Лицо показалось знакомым.
   Сразу в памяти всплыло событие двухлетней давности. Он шёл домой и нёс жене цветы по какому-то случаю. Жены дома не было, и он решил её ждать у подъезда. Ждал долго, жены не было. Становилось темно, шла эта женщина (оказалось, что она жила двумя этажами выше). Он и подарил цветы ей...
   Он рассматривал её вблизи. Она была примерно его возраста, может быть, чуть моложе, миловидна; спокойно, с какой-то нежной грустью смотрела в лицо его земному двойнику.
   Рассматривая женщину, он не заметил, как вновь оказался внутри своего тела. Места травм ныли, однако в неподвижном положении терпеть было можно.
   Он чувствовал её присутствие рядом с собой, чувствовал её тёплую ласковую ладошку на своей руке...
  -- Ты обязательно поправишься, обязательно, не уходи, пожалуйста, ты нужен здесь... - ласково проговорила она.
   Он почувствовал приятное тепло, исходившее от неё, будто она хотела отдать свою энергию ему, чтобы он мог восстановить себя и жить...
   Он открыл глаза. Она смотрела куда-то поверх его головы. Только сейчас он увидел её в другом свете.
   Именно, в другом свете. Видеть, не находясь в физическом теле, и обычно, как все люди, открыв глаза, оказалось, имело огромное отличие. Свет казался более ярким и давал тени. В тени находилось половина её лица. Видимо, каждодневное, долгое нахождение у его постели не прошло для неё даром. Усталое лицо, грустные глаза, наспех сделанная причёска говорили об усталости, но он видел другое: красивый профиль, полное спокойствие и выражение сострадания, соучастия, сопричастности к его беде и совсем не безразличное к нему отношение.
   Она перевела взгляд на его лицо. Их глаза встретились. За какое-то мгновение в выражении её глаз промелькнули, сменяя друг друга, и страх, и удивление, и радость. Она застыла в неподвижности и не смогла произнести ни слова.
  -- Спасибо, - прошептали его губы. Он напрягся, чуть приподнял правую руку, и тело судорожно дёрнулось...
   Вспышка сильной боли сотрясла его тело, глаза закрылись, он потерял сознание.
   Она вскочила со стула и бросилась за врачом...
  
   Придя в сознание, он вновь ощутил себя в какой-то серой невесомости. Тело невесомое и бесчувственное. От однотонного, серого пространства его отделяла лишь сфера в виде шара. Пытаясь себя почувствовать, он понял, что сфера эта как бы продолжает его тело и отделена от окружающего пространства тонкой, но довольно плотной оболочкой. Он совершал движения руками, ногами, согнул тело, но конфигурация шара, в центре которого находился, не изменилась...
   Пришло воспоминание о сильной боли, было ощущение, что боль связана с тем страшным телом, которое "так похоже на него" и в которое он уже попадал".
   "Тело", - подумал он и почувствовал, как в мгновение преодолел какое-то расстояние. Непонятная сила пронесла его по чёрному пространству, и вот, он уже в больничной палате. Тусклый свет дежурного освещения. Кровать. Он стоит перед телом, лежащим на спине. Левая рука забинтована (видимо, в гипсе) и висит на длинном ремне, что тянется от кольца в потолке. Оно закрыто до подбородка одеялом, грудь тихо поднимается и опускается. Стул, что возле кровати, пуст. На соседней койке, свернувшись калачиком, лежит маленькая женщина. Он подходит к ней, пытается рассмотреть лицо и гладит голову рукой.
   Ему кажется, что голова женщины раздваивается. Кажется ли? Раздваивается всё тело. Точная копия женщины поднимается над телом и садится на кровать. Она протягивает к нему руки. Он протягивает ей свои и помогает встать.
   Они стоят, обнявшись посреди палаты. Оба тела излучают чувства теплоты и нежности. Он смотрит в её глаза, излучающие любовь, берёт обеими руками её милую головку и, наклоняя её в свою сторону, прижимает её губы к своим...
   Отворяется дверь в палату. Мужской голос полу шёпотом произносит:
  -- У вас тут всё в порядке?
   Он чувствует, как тело женщины исчезает из его рук. В то же время женщина, что лежит на кровати, открывает глаза, сбрасывает с себя одеяло и спускает ноги на пол.
  -- Всё хорошо. Прилегла на пол часика, - отвечает она, протирая глаза. - Даже сон приснился...
   Она поднимается с кровати и подходит к койке больного. Положение тела больного не изменилось, но она подтягивает одеяло ближе к подбородку и прижимает к плечам.
  -- Вы верите, что он придёт в сознание? - спрашивает мужчина. Он подходит к больному и прикладывает ладонь ко лбу.
  -- Верю. А, если и нет, то кто ещё ему поможет? Обязательно, всё будет хорошо.
  -- Вы знаете, что его в убийстве обвиняют?
  -- Могло быть что угодно, только не это. Он никогда ничего подобного сделать не может. Я его знаю давно...
   Мужчина пожимает плечами и выходит из палаты. Женщина садится на стул возле кровати больного.
  
  -- Ирина Алексеевна, Вы действительно верите, что отец придёт в себя? - говорил с явным возбуждением молодой человек, стоя с другой стороны кровати, на которой лежал больной, прямо напротив женщины, сидящей на стуле возле больного.
  -- Игорь, ну как не верить, он несколько раз приходил в себя, травмы помаленьку заживают, видишь, уже повязку с подбородка сняли... - женщина нервничала. Ей приходилось доказывать буквально всем, даже собственному сыну больного, что тот обязательно будет жить и будет здоров.
  -- Может, и будет жить. Ему отвечать придётся за то, что маму убил. Его отпечатки пальцев на рукоятке ножа... - в тоне молодого человека слышались нотки раздражения по отношению к отцу.
  -- Игорь, неужели ты думаешь, что твой отец мог убить твою мать, он очень добрый, он никогда никого не обижал...
  -- Не обижал, да, вот, обидел. И не отец он мне... - молодой человек резко повернулся и вышел из палаты.
   На глазах женщины появились слёзы.
  -- Николай, не слушай его, не обращай внимания, он раздражён и не понимает, что говорит. Выздоравливай скорее, и всё будет хорошо, - говорила женщина, вытирая слёзы и обращаясь к больному, будто, лежащий на кровати мужчина внимательно её слушал.
   Мужчина действительно внимательно слушал. Он стоял рядом с женщиной и слышал весь её разговор с сыном. Слова сына, что он "не отец", ошеломили его. Сын, которого он вырастил и воспитал, не признаёт его своим отцом. Возникшее вдруг, чувство душевной боли настолько сильно поразило его, что в состоянии какой-то безысходности, он схватился за голову и бросился бежать...
  
   Он бежал, бежал и не мог ни замедлить скорость, ни остановиться, словно какая-то сила неудержимо несла его куда-то в темноту.
   Временами казалось, что он летит, поскольку ноги не делали никаких движений, а руки просто выставлены перед собой вперёд ладонями.
   Ему было безразлично, что с ним происходит, и полное отсутствие мыслей казалось благостью. Его окружала серая, если не сказать, почти тёмная мгла. Время, если не остановилось совсем, то вот-вот могло это сделать...
   Где-то впереди забрезжил свет. Появилась мысль: "Надо туда", и вот он уже около границы освещённого пространства. Впереди что-то вроде поймы широкой реки с пологими песчаными берегами. Большое количество народа находилось там. Некоторые купались. Большинство, если не сказать, целая толпа, располагалась на большой поляне с двух сторон от дороги, что шла вдоль речки.
   Только сейчас он заметил, что стоит на этой самой дороге, а собравшиеся смотрят в его сторону...
   Не раздумывая, он пошёл в сторону людей. Толпа, молча, смотрела на него.
  -- Это он, - закричал кто-то и запустил в него камнем. Камень пролетел сквозь него и оставил большую рваную пробоину. Из раны потекла кровь, он почувствовал жгучую боль, но рваная сквозная рана быстро начала затягиваться, не успел он сделать и три шага, как от раны не осталось следа, вместе с исчезновением раны прекратилась боль.
   Ноги сами несли к толпе. Толпа смотрела в его сторону, и каждый что-то кричал...
   Сначала он не мог разобрать ни слова, затем стал выделять отдельные выкрики, а потом целые фразы.
  -- Ты обманул меня, говорил, что любишь... оставил и ушёл к другой, - кричала юная девушка и пыталась достать до его лица длинными худыми руками с растопыренными пальцами, и он узнал в ней подружку юности, с которой учился ещё в школе.
  -- Ты украл мяч, которым играла вся компания, спрятал его дома, потом выбросил в мусорный бак... Помнишь? - кричал ему в лицо мальчишка лет семнадцати, и он узнал в нём друга, уехавшего тогда же жить в другой город.
  -- Ты презирал меня и смеялся, потому что я был длинный и худой, ты отвернулся от меня, когда я просил помочь... Ты мог, мог..., - он узнал студента из соседней группы, знакомого по институту, которого обвиняли в нападении на девушку во время работы в колхозе. Он знал, что тот не причастен, и случайно видел, кто сделал ту попытку...
   Он шёл. Люди выскакивали из толпы и старались перегородить ему дорогу. Он знал каждого и перед каждым чувствовал свою вину. Кое-кому удавалось схватить его, ударить или поцарапать ногтями. Он чувствовал боль и страх, но бежать или даже ускорить шаг почему-то не мог. Стыд и раскаяние разрывали его сердце...
  -- Я погибла из-за тебя. Ты убийца, - кричал искажённый злобой окровавленный рот его жены. Ему бросились в глаза её бледное, как полотно, лицо и, разбрасывающая струями кровь, продолговатая, с рваными краями, рана с левой стороны груди...
  -- Я не убивал, истошно закричал он, и по телу прошла судорога.
   Толпа вмиг исчезла, но осталась дорога. Он видел себя маленьким и сгорбленным. Дорога уходила в туман.
   Впереди он заметил маленькую фигуру, фигуру человека. Она была неподвижной и издали казалась неживой.
   Приблизившись, он увидел маленькую женщину. Она держала в руках, прижатых к груди, букетик цветов, её глаза выжидающе и с надеждой смотрели прямо в его лицо. Это была она, та, что так верила в него и ждала. Он ускорил шаг, и это получилось...
  
  -- Николай, Коля, Коленька - женщина, рыдая, сквозь радостный смех целовала губы, щеки, руки мужчины. - Я верила, что ты вернёшься ... оттуда.
  -- Ирина, - прошептал мужчина и улыбнулся.
  -- Коля, Коленька... - продолжала повторять одно и то же Ирина Алексеевна.
   Сзади неё на расстоянии шага стояли двое мужчин в белых медицинских халатах. Один из них протянул руку в сторону плеча женщины и осторожно прикоснулся пальцами:
  -- Ирина Алексеевна, побудьте пожалуйста несколько минут в коридоре. Я Вас позову.
   Ирина Алексеевна, повернувшись в сторону мужчины узнала лечащего врача, и хоть на лице её отразилось недовольство, не говоря ни слова, вышла из палаты.
   Второй мужчина подошёл к кровати больного и сел на стул.
   Глаза больного спокойно и с любопытством смотрели на посетителя.
  -- Николай Фёдорович, Вы себя хорошо чувствуете? - спросил мужчина.
  -- Да, - ответил, одновременно мигнув обоими глазами, ответил больной.
  -- Я, следователь прокуратуры, капитан Надеждин. Вы можете ответить мне на один - два вопроса?
  -- Да, - произнёс больной с одновременным подтверждением глазами.
  -- Как погибла Ваша жена? Вы присутствовали при этом?
  -- Присутствовал, - шёпотом ответил Николай Фёдорович. - Она хотела ударить ножом меня, но почему-то упала..., упала на нож... Я хотел помочь ей, перевернул на спину, нож торчал в груди. Я вытащил нож, но она умирала. Хотела, что-то сказать, но не смогла...
  -- Почему Вы ушли и никуда не позвонили?
  -- Не знаю, - на лице Николая Фёдоровича появилось волнение и страх. - Стало страшно. Потом не помню, что стал делать...
  -- Не волнуйтесь, Николай Фёдорович, спасибо Вам, Вы мне очень помогли...- следователь встал со стула и, сделав прощальный кивок головой больному, вышел из палаты.
  
   Высокая массивная дверь, рядом с которой на покрытой темно-серыми гранитными плитами стене рельефно выделялась чугунная доска, сообщавшая всем интересующимся, что в доме находится "Бюро регистрации актов гражданского состояния", тяжело открылась, и на тротуар с массивных каменных ступеней спустились трое - две женщины и небольшого роста лысоватый мужчина, державший в руках шапку и какой-то документ в красных корочках довольно большого формата.
   Небольшого роста женщина с большим букетом красных роз, едва сделав пару шагов по тротуару, развернулась в сторону мужчины и, сделав шаг в его сторону, подставила лицо для поцелуя:
  -- Целуй меня, теперь ты мой муж...
   Мужчина, с размаху нахлобучив шапку на голову, обхватил женщину обеими руками и захватил её губы своими.
  -- Дома нацелуетесь, вечером друзья соберутся, " горько" кричать будут, а здесь... - с улыбкой сказала вторая женщина и, увидев, что оторвать молодожёнов друг от друга не удастся ещё долго, пошла на другую сторону улицы, где стояла машина, на которой они все трое приехали.
  -- Видишь, Коленька, что судьба с нами сделала? - пытаясь отдышаться от долгого поцелуя, произнесла маленькая женщина и вновь потянулась губами к лицу мужчины.
   Мужчина за время этого короткого перерыва между поцелуями успел спрятать в грудной карман красную книжку с золочёной надписью " Свидетельство о браке" и нежно прижал личико женщины к своему:
  -- Да, судьба выкинула финт... Ирочка, Ирочка, как я тебя люблю...
   Губы мужчины и женщины вновь слились в поцелуе.
  
  
  
  
  
  
  

ОТКРОВЕНИЯ ОДИНОКОГО ПОЖИЛОГО МУЖЧИНЫ

  
   Проснулся. Затаил дыхание, лежу, не шевелюсь. "Чего это, - думаю, - в квартире всё равно никого. Ну, и сон. Как в семнадцать лет. Каково это на седьмом-то десятке?"
   Чувствую, что тело пылает жаром. Вспотел. Сталкиваю наполовину назад одеяло, поворачиваюсь на спину и выпрямляю ноги, освобождая их от одеяла.
   "Приснится же... Какие ещё женщины... Ну, хоть бы женщина, а то почти девчонка какая-то".
   Приоткрываю глаза. В комнате светло.
   "Сколько же время-то? - протягиваю руку, шарю по полу и нахожу пульт от телевизора, который опустил туда вечером перед тем, как заснуть. Жму на красную кнопку. Через несколько секунд экран засветился, но изображения нет."
   "Понедельник же", - вспоминаю я и вновь нажимаю красную кнопку.
   Не спеша, поднимаюсь с дивана. " Что-то слишком светло за окошком, - направляюсь к окну. - Батюшки, снегу-то за ночь навалило... А, ведь, всё равно на улицу идти придётся..."
   Одиннадцатый час. Кряхтя? собираюсь. Да, да, именно "кряхтя". Так легче. Хоть какие-то звуки в полной тишине квартиры...
  
   Опять тот же магазин. Самообслуживание. Обхожу привычно полки с продуктами.
   "Всё то же, что и вчера. Хоть бы что-то новое появилось, - чертыхаюсь я. - Разве только сегодня народу больше".
   Набираю в корзинку привычный ассортимент: кусок сыра, пакет сосисок, кефир. Проталкиваюсь в хлебный отдел.
   - Мужчина, что Вы постоянно толкаетесь? - слышу голос слева.
  -- Извините, извините, - отзываюсь я, не поворачивая головы в сторону голоса. Но тут приходит мысль: " А почему именно "постоянно"?"
  -- Почему "постоянно?", - спрашиваю я и поднимаю глаза на женщину, сделавшую мне замечание, поравнявшуюся со мной и делающую усилие меня обогнать.
  -- Почему постоянно? Да Вы меня и позавчера толкнули в мясном отделе, да я промолчала. Как медведь полусонный, только что со спячки вылез...
  -- Сейчас медведи спят. Зима, - перебил я женщину.
  -- Медведи-то спят, а Вы тут... толкаетесь, - она смогла меня обогнать и, обернувшись назад, бросила: - Проснитесь...
   Я поднял глаза, и глаза встретились. Она брызнула в меня рыжими искрами из двух карих плошек и, криво изогнув рот в язвительной ухмылке, отвернулась, подставив мне свою спину в длинном приталенном пальто да, вылезшие из-под меховой шапки из чернобурки и рассыпавшиеся по воротнику пальто, длинные пряди рыжих волос.
   - П... простите, - пробормотал я и замедлил шаг. Кто-то, идущий сзади меня, сходу врезался в мою спину...
  -- Простите, простите, - повернулся я назад и отступил в сторону, чтобы пропустить идущего следом за мной.
   Женщина скрылась за хлебной полкой, а когда я подошёл туда, её уже не было.
   Подойдя к очереди в кассу, я заметил, что она уже рассчитывается с кассиром. Вновь увидел её, и то со спины, когда она направлялась к двери на выход.
   "Фигурка-то ничего", - почему-то промелькнула мысль.
   В этот момент подошла моя очередь к кассе. Происшедшее вылетело у меня из головы. Поиск мелочи в кармане отвлёк и занял всё внимание.
  
   Одиннадцатый час вечера. Вытягиваюсь на диване: "Наконец-то! Хорошо, когда спокойно..." Поворачиваюсь на бок, закрываю глаза. Проходит несколько минут, заснуть не получается. Почему-то вспомнилась последняя фраза женщины, что в магазине встретилась: " Проснитесь..."
   Действительно, спать не хочется. Поворачиваюсь не спину. Пытаюсь вспомнить лицо женщины. Не получается. Только большие карие глаза да насмешливая улыбка...
   "Посмотрела, как кипятком облила. Только вспомнил, и сразу жар чувствуется. Не глаза, а чашки с прозрачной водой, на полметра в глубину каждая коричневая точечка просматривается... Жалко, что не встретил раньше такую..."
  
   - ... Тут... толкаетесь! Проснитесь...
   - Простите, пожалуйста. Засмотрелся, - сконфуженно отодвигаясь в сторону. Чувствую, что становится жарко, и заливается краской лицо.
  -- На что тут засмотреться можно? Каждый день одно и то же, даже цены не меняются, - на её лице выражается недовольство.
  -- Я на Вас засмотрелся... - лицо покрывается капельками пота.
  -- Неужели? С чего бы это? - язвительная улыбка исчезает с её лица, зато глаза становятся серьёзными и немного грустными.
   Теперь я её могу рассмотреть. Белое, несколько продолговатое лицо, лоб без единой морщинки, тонкие чёрные брови, правильной формы небольшой носик гармонично вписался между двумя слегка выпуклыми щёчками. От уголков ротика, представленного подкрашенными красной помадой, пухленькими и плотно сжатыми губками, отходят к бокам подбородка заметные канавки, подбородок снизу круглый и нижней частью несколько выступает вперёд. Если сказать кратко: красивое, милое лицо пятидесятилетней женщины. А самое замечательное - это, конечно, глаза. Светло карие, немножко грустные, с чёрными, конечно же, подкрашенными ресничками, большие и, как казалось, очень глубокие...
   - С чего бы это? - повторяет она вопрос, и из глаз вновь появились светлые и совсем не колючие лучики.
   Не успел я ответить на вопрос, как к женщине приблизился высокий, в мохнатой шапке и крашенном в чёрный цвет овчинном полушубке мужчина и певуче пробасил:
   - Дорогая, тебе тут опять в любви объясняются?
   Глаза женщины как-то сразу погасли, и она отвернулась от меня. Я не помню, что пробормотал и спешно бросил в корзину буханку белого хлеба...
   Женщина и мужчина сразу куда-то исчезли...
  
   Я почувствовал боль в плече. Открыл глаза: темнота.
   "Опять руку отлежал, " - вяло шевельнулась мысль, и я перевернулся на другой бок.
   В начале одиннадцатого почувствовал внутри себя беспокойство. Появилась мысль, что надо бы сходить в магазин.
   "Зачем?" - сам себе ставлю вопрос.
   Долго копошился в памяти, что из продуктов закончилось. Вспоминаю, что два дня назад начал использовать последний коробок спичек.
   "Конечно же, надо спички купить", - вместе с решением сразу начал собираться. Не заметно для себя, надел новые брюки, начистил до блеска ботинки...
   Только теперь понял, что все эти быстрые сборы и тщательная подготовка, делается, чтобы встретить её, ту женщину, с которой вчера встретились в магазине, а сегодня ночью - во сне.
   Вспомнились её глаза, красивое лицо и, почему-то, спина в длинном чёрном пальто.
   "Тонкая талия, и сразу бёдра... Раза в полтора шире, чем плечи", - высветилось в памяти.
   Перед выходом с минуту постоял перед зеркалом. Поправил шарфик, сменил несколько выражений лица, даже нашёл в лице перемену: почему-то постоянно улыбаюсь.
   " Ладно, улыбка так улыбка, зато букой не выгляжу", - подумал я и спешно шмыгнул за дверь.
  
   Как ни старался идти медленно, до магазина, куда расстояние было не менее четырёх сот метров, дошёл за пять минут. В магазине её не было. Решил подождать около входа. Простоял минут двадцать, затем прошёл взад-вперёд по улице, сделал то же самое по противоположной стороне, постоял на перекрёстке, снова зашёл в магазин... Оглядываясь периодически назад, направился к дому, совсем забыв про спички.
   " Что же, спички куплю завтра", - решил я и посмотрел на часы, где маленькая стрелка подходила к цифре " три".
  
   Через два дня, так же прогуливаясь по той же самой улице и, уже направляясь было домой, внезапно увидел её в сотне метров от себя на детской площадке. Ребёнок лет четырёх-пяти катался на пластмассовых саночках с обледенелой деревянной горки. Она помогала ему подниматься по ступеням на верхнюю площадку, затем подавала санки и помогала садиться.
   " Она, точна она", - забилось сердце, и ноги сами зашагали в её сторону, но через десяток метров сами же и остановились. " Подойду, а что скажу? - прозвучал вопрос где-то внутри меня. - Что же делать?"
   Оглядываясь в её сторону, отошёл метров на пятьдесят до автобусной остановки. Стал наблюдать издали.
   "Что же предпринять?" - вопрос, если не набатом, то уж кувалдой точно, стучал у меня в голове.
   Мужчина примерно моего же возраста в заношенном полушубке и старой меховой шапке с опущенными ушами тащил мимо связку картонных коробок.
   "Бомж", - решил я и направился к нему.
   - Слушай, друг, - остановил я его, - не мог бы мне помочь? Заплачу!
   Мужчина остановился и молча уставился на меня. По его спокойному лицу и деловому, оценивающему меня взгляду понял, что тот, видимо, из бывших "культурных".
   - Ну, слушаю, - наконец произнёс бомж, - чего?
   Переборов в себе смущение и стыд, я решил довериться:
   - Видишь на детской площадке женщину в чёрном пальто с ребёнком? - Я указал рукой в нужную сторону, давно хочу с ней познакомиться, но не знаю как. Может, поможешь?
  -- Я-то чем могу помочь? - бомж приставил связку коробок к правому бедру и развёл руки, с поднятыми вверх ладонями, в стороны.
  -- Ты подойди, будто познакомиться хочешь. Заговори, потом вызови у неё раздражение... Ну, сам понимаешь. Я в этот момент подойду, вступлюсь за неё, а ты уйдёшь...
  -- Сотня, - так же спокойно, как и в начале разговора с одновременным кивком головы произнёс бомж.
  -- Что "сотня"? - не понял я.
  -- Сто рублей, и договорились.
   Я кивнул утвердительно головой. Бомж приставил связку с коробками к стене ближайшего дома и, показав большим пальцем правой руки, что всё будет "как надо", направился в сторону детской площадки.
   С остановки автобуса я наблюдал, как бомж подошёл к деревянной горке. Сначала ничего не происходило. Когда женщина вместо того, чтобы подать санки ребёнку на площадку, повернулась в сторону бомжа, я быстро направился к детской площадке.
   Женщина, держа санки в левой руке, а правой рукой за руку ребёнка, пошла к выходу с площадки, выкрикивая в сторону бомжа:
   "Что Вам надо, что Вам надо? Взрослый человек..." В этот момент я появился у площадки и решительно направился в сторону бомжа. Женщина повернулась в мою сторону. "О, БОЖЕ", - чуть не вскрикнул я. Передо мной была молодая женщина лет двадцати пяти. С опаской, оглядываясь то на бомжа, то на меня, таща почти волоком за собой ребёнка, она без оглядки понеслась прочь.
   Я остолбенел и не смог произнести ни слова. Бомж, проходя мимо меня, тихо бросил:
   - Сотню, сотню гони.
   Я пошёл обратно на остановку, где и рассчитался с бомжом точно по договорённости.
  
   Прошло три месяца. Дождик слизал последний снег. Почки на кустарниках не только набухли, но кое-где уже лопаются, и на свет появляются молодые светло-зелёные листочки. Солнышко светит. Иду по саду. Хорошо!
   "Опять весна, - думаю, - природа оживает. Даже внутри меня что-то происходит: волнение какое-то..."
   Навстречу идёт молодая женщина с ребёнком. Ещё издали привлекла внимание, фигурка изумительная, словно рюмочка. Широкие бёдра, и походка от бедра. Простоволосая, рыжие волосы рассыпались по плечам. Залюбуешься...
   Маленькая девочка бежит впереди мамы. Красавица. В ручке лопаточка. Вдруг останавливается и поворачивается к своей маме, что-то возбуждённо говорит...
   Я поравнялся с ними, посмотрел в лицо женщине.
   "Боже, та самая, что около детской площадки встретил. Надо же... А она меня и не узнала. Хороша. Очень на ту женщину похожа. Жаль, так и не встретил больше..."
  
   Прошло два месяца. Небольшой районный городишка не слишком далеко от Москвы. Уже неделю гощу у друга, такого же, как я, бывшего военного, офицера в отставке. У него свой маленький домик почти в центре городка, огородик небольшой, сотки три-четыре, парочка яблоней, груша и несколько кустов чёрной смородины. Лук, чеснок, петрушка - прямо с грядок.
   Наши судьбы, как две капли воды. Уволились из армии в один год. Оба разошлись с жёнами. Оба одинокие. Оба пенсионера, и оба подрабатываем, как можем...
  
   За неделю исходил весь городок вдоль и поперёк, два раза ходили на рыбалку. Речка-то прямо через центр города протекает. Не ловится ничего. Друг говорит, "раньше хорошо рыба ловилась", а вот, не ловится, да и всё.
   И сейчас, вот, сидим за столиком в огороде под яблоней и бросаем на пальцах, кому в магазин за пивом идти. Досталось мне.
   Здесь всё почти как в большом городе. Магазин - кирпичная коробка, воздвигнутая видимо недавно на краю городской площади, с большими стеклянными окнами и плоской крышей. Ступени ведут на площадку перед входной дверью, по обе стороны двери что-то в виде колонн из белого кирпича. Перед ступенями булыжник, видимо остатки прежней дороги, что здесь проходила.
   Поднимаюсь на площадку, захожу в магазин. Кассы, корзиночки, шкаф для вещей - все атрибуты для современного магазина. Народ толпится, у касс очереди...
   Корзинка цепляется за чью-то корзину с пакетами, я неуклюже поворачиваюсь и толкаю кого-то из покупателей...
   - Что Вы толкаетесь, как медведь, - слышу возмущённый женский голос и поворачиваюсь в сторону, откуда он прозвучал.
   О, Боже! Глазам своим не верю. Карие глаза, извергающие гнев и смешинки одновременно, пригвоздили меня к полу.
   - Что Вы... - выкрикнула женщина и, видимо узнав меня, замолкла. Глаза в изумлении округлились, затем потупились.
   - Надо же! - воскликнула она через мгновение, овладев собой, - я, уж, думала, что и в нашем городе неуклюжий медведь появился...
  -- Извините, извините меня, - буквально опешил я и, почему-то развернувшись от неё в обратную сторону, поспешил к кассе.
  
   До дома друга долетел, не помню как.
  -- Пиво-то где? - спросил друг, с удивлением глядя на мою взволнованную, растерянную физиономию. - За тобой собаки гнались? Весь в поту, нам быстро бегать противопоказано, сердечко надорвёшь.
  -- В пакете, - ответил я и пошёл по дорожке вдоль грядок, чтобы сбить волнение и взять себя в руки. - Просто жарко. Шёл быстрым шагом, - соврал я.
   Весь день до самого вечера я пытался уединиться. Встреча настолько разволновала меня, что не находил себе места.
   "Встретить её здесь, за столько километров от Питера, это совершенно не возможно. Это не она. Показалось, и всё. Не может быть, - мои мысли метались в попытке найти ответ. - Это не она. У той волосы были светлее, а у этой почти коричневые. Точно, не она. А чего я сбежал? Как трус. Женщины что ли не видел?"
   Ближе к вечеру немного успокоился. " Показалось", - уверенно и категорично решил я.
  
   - Ты зачем брюки и рубаху наглаживаешь? В кафе или на танцы? - с лёгкой насмешкой спрашивает друг. - А на рыбалку не хочешь?
  -- На рыбалку не хочу, - решительно отверг я предложение друга. - Мне городок ваш нравится, пойдём, прогуляемся.
  -- А вчера говорил, что надоело болтаться, все улицы одинаковые...
  -- Вчера было вчера, а сегодня... - я не досказал, но старый друг понял, что у меня появилась веская причина.
  
   Вечер для нас начался половина седьмого. Сначала вышли на центральную площадь. Зашли в тот самый продуктовый магазин, где встретил её, потом пошли по всем магазинам и магазинчикам...
  -- Ты, что-то хочешь приобрести? - участливо поинтересовался друг.
  -- Хотеть-то хочу, да, вот, не знаю...- попытался выкрутиться я.
  -- Я вижу, что " не знаешь". Спроси, я подскажу.
  -- Да, ничего не надо. Когда решу, то и спрошу у тебя совет. Пойдём прогуляемся к реке... Там ещё купаются, на народ посмотрим... - я направился в сторону реки, друг следом за мной.
   После посещения речки еле-еле доплелись до дома.
   Устал, а спать не хочется. Лежу, гляжу в потолок, о ней думаю.
   "Не может быть, чтобы это была она. Весь город обошёл. Конечно же, показалось. Ещё завтра попробую поискать".
  
   До чего же интересно думать о женщине, которую совсем не знаешь, не знаешь о ней ничего, ничего, и есть только предчувствие чего-то большего, непонятного и очень важного в твоей жизни.
   Десять часов утра. Надеваю спортивный костюм, кеды. Голова тяжёлая. Ещё бы, ведь почти не спал.
  -- До речки дойду, - говорю другу. Тот молча кивнул головой, и, уходя, чувствую спиной его насмешливый взгляд.
  
   Иду по прогону между огородами на параллельную улицу, так ближе до реки. Иду по тротуару между стенами домов и зелёными насаждениями. Высокие деревья дают тень, и под ними не так жарко.
   Впереди перед одним из домов прямо на тротуаре куча свежерасколотых дров. Высокий, плотный мужчина и две женщины, одна из них сосем молоденькая, переносят дрова во внутрь двора.
   Подхожу ближе. Прямо передо мной с тремя полешками дров на левой руке и одним поленом в правой стоит она, стоит, смотрит на меня и улыбается...
   Иду прямо на неё, как завороженный. Смотрю прямо в лицо и чувствую, что мгновенно покрылся потом, ноги, точно не мои, но несут меня прямо на неё. У неё на лице весёлая очаровательная улыбка, длинные, кудрявые, рыжие пряди волос слегка колеблются ветром, а карие насмешливые глаза так и поливают меня чем-то, отчего я едва не теряю сознание.
   Подойдя совсем близко, я вдруг неожиданно для себя кивнул головой. Она сделала шаг в сторону, чтобы пропустить меня, и сказала: "Здравствуйте".
   В это время из калитки вышел мужчина и как-то странно уставился на меня. У него было в каждой руке по полену, мне показалось, что он своей плотной фигурой перегородил весь тротуар. Я повернулся к нему боком, проскочил мимо и, не оглядываясь, побежал в сторону реки.
   "Она, точно она, она с мужем и дочкой. А я губы расфуфырил. Кем только в мыслях себя не считал. Судьба! Так в жизни не бывает, где я, там и она! Катись отсюда, дружище, и чем скорее..."
  
   На речку я не попал/ Обойдя соседними улицами её дом, примчался домой и начал срочно собирать свои вещички.
  -- Куда собираешься, - поинтересовался друг.
  -- Собирайся тоже. Поедем ко мне в гости...
  -- Мы же собирались вечером по городу шастать. Откладывается? Что с тобой происходит? - друг смотрел на меня не просто серьёзно, а уже начиная раздражаться.
  -- Надо домой возвращаться. Время за квартиру платить, пенсию получать...
  -- На кладбище место заказывать... - друг продолжал моим тоном перечислять то, что надо "срочно" делать одинокому мужику. Наконец, он не выдержал и рассмеялся.
   Разошлись по своим углам. Я просматривал свои рубашки и откладывал в сторону те, что требовали освежения. Как ни пытался себя остановить, мысли все были о ней: "Ну, почему, почему так в жизни получается? Всю жизнь искал женщину своей мечты, а встретил, и полный облом. Никогда не везло... Уезжать отсюда надо и, как можно, скорее..."
   Друг появился в комнате с пакетом и начал на стол выкладывать содержимое. Сначала поставил бутылку водки, потом пакет с соком, банку шпрот, круг колбасы.
  -- Ты не знаешь женщину, которая живёт на соседней улице, пятый дом от прогона? - неожиданно вылетело у меня.
   Друг уставился на меня своими насмешливыми глазами, плотно смешно сжал губы, одновременно покачивая вверх-вниз головой, и загадочно молчал.
  -- Не знаешь? - повторил я.
  -- Знаю. Да, ещё как знаю, - громко мне в лицо выпалил друг. - Ещё бы не знать? Жанной зовут. Все мужики города, даже пацаны, об неё глаза сломали. Сам пытался клинья подбить, одинокий всё же! Да она принца ждёт. Уж, не тебя ли? Сейчас в магазине встретились. Спрашивает, видите ли, "не к вам ли приехал мужчина, что ходит на речку в зелёном спортивном костюме?" Ко мне, - говорю, - а что? "Да, ничего, - говорит, - просто "интересный" такой..."
  -- Перестань, трепаться. Шути, да ... не так. У неё муж - громила, такой представительный... - я поперхнулся.
  -- Муж? Был муж, да лет пять назад машина сбила. А это брат. Да ещё у вас в Питере брат живёт. Она с дочкой. Кто только не сватался, я - тоже, а она хоть бы глазом на кого... А тут: " интересный такой". Это ты-то!
   Друг замолчал. Я тоже стоял молча и смотрел, как он открывает банку шпрот, разрезает на ломтики колбасу и укладывает на тарелку. Друг отвинтил крышку на бутылке и так же молча налил водку по половинке в гранёные стаканы, потом пристально посмотрел на меня, усмехнулся и тихо произнёс:
  -- Давай, за тебя.
   Я попытался возразить, но он выставил в мою сторону раскрытую пятерню и категорично добавил:
  -- За тебя.
   Мы чокнулись стаканами. Я прикоснулся к водке губами и поставил стакан на стол.
  -- Собирайся, пошли. Надевай свой лучший костюм или любимый зелёный спортивный костюм, и пошли...
   Он надел свои выходные брюки, чистую рубашку и начал обувать ботинки.
  -- Что застыл, как истукан. Я же сказал: собирайся. Смотри, передумаю.
  
   Мы подходили к её дому. Я нёс в руке букет цветов, сорванных другом в своём палисаднике...
   Она стояла около угла своего дома. Красная кофточка без рукавов плотно обтягивала грудь и рельефно выделяла талию. Ниже следовала длинная, до щиколоток, юбка красного цвета с пёстрыми цветочками. Она не обтягивала, а только подчёркивала красивые широкие бёдра. На ножках легкие босоножки на среднем каблучке. Светло коричневые волосы россыпью спадали на плечи, огибая личико, где кроме пухленьких, чуточку выделенных губной помадой, губок и небольшого курносого носика удивительно выразительно смотрелись большие карие глаза. Она мило улыбалась, но на личике чётко просматривалось выжидательное выражение.
   Примерно за три шага наши глаза встретились, и я почувствовал, как словно ниточки протянулись меж нами...
   Так мы и встретились, не отрывая глаз друг от друга, я, молча, передал цветы в протянутые мне навстречу руки. Что-то говорил, но сейчас уже мне это не вспомнить. Дальше можно очень много что рассказывать, но это мне не хочется. Прости меня, мой читатель, и пожелай нам счастья.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Содержание

  
  
   Предисловие автора.............................................3
   Анастасия...............................................................4
   Черные столбы.......................................................49
   Финт судьбы..........................................................49
   Откровения одинокого пожилого мужчины......65
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   52
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"