Хозяин вкладываться не спешил, несмотря на предыдущее согласие. В таком виде ресторан, под названием "Тройка", Русский клуб, выглядел не совсем презентабельно. Решила поправлять положение подручными средствами. В Амстердаме прекрасный блошиный рынок. Можно купить все, от трусов до шикарной дубленки, за пару червонцев. Туда и пошла. Захотелось, что то экзотическое, но русское. Решение пришло само. На рынке нашла огромные оленьи шкуры. Наверное кто то, когда то привез оттуда. Где эти олени мирно пасутся, не подозревая о своей последующей участи, висеть у меня в Амстердаме. Купила две, за действительно смешные деньги, решила делать из них аппликацию на переднюю поклонную стену. В виде двуглавого орла. Символа царской ушедшей мощи. Похоже на русское. Не совсем. Символизм понятен. Да .
Нужно было нарисовать, потом вырезать этот символ, прикрепить на стену клеем, который будет держать этот мой коллаж.
Стала искать художников. Они множеством сидят на многолюдных площадях Амстердама, да разве только Амстердама. Русских, зарабатывающих себе на хлеб рисованием портретов, пением под гармонь, растягиваемую во всю ширину заунывного пения, пробирающего до самых костей много. Позже к ним присоединились румыны, болгары, поющие бывшие советские, союзные. В Париже слышала прекрасный скрипичный концерт Паганини в переходе метро. Чудеса.
Художник пришел сам. Красавец парень с длинным хвостом ,перетянутым наспех резинкой. Что характерно, у него никогда не было денег. Он стал приходить, беззастенчиво подсаживаться за столики к состоятельным посетителям. Его всегда уважительно угощали, платили за все, что он сам заказывал. Я подошла к столику, спрашивая посетителя о художниках. Отозвался. Парня звали Антон.
Мы стали договариваться, когда встречаться. Антон соглашался на любое время. Я могла только с утра. Вручила ему ключи. Заказала ему макет орла в полный рост с двумя головами. Что б в когтях скипетр бездны и булава. Он творил. Утрами. Я приходя позднее, с интересом сначала глядела на стену, потом уже видела все остальное.
Антон рисовал прямо на шкурах, постепенно наклеивая пазлы на стену. В конце концов, получился роскошный волосатый орел на стене. Реально нависая своими аксессуарами власти на всю территорию ресторана. Здорово. Мне очень понравилось. Необычно и символично. Двуглавый Орел. Приготовив оплату, ждала его очередной раз в ресторане, приехав, на сей раз пораньше. Он зашел, как то боком. При всей его красоте и стати, держался он как то неуверенно, не в своей тарелке. Мне показалось тогда странным. Как будто, он не хочет занимать положенное ему богом пространство, своей незначительной персоной. Я думала, кому как не ему.
Мы подружились. Он стал приходить часто. Я кормила его, он собой украшал ресторан.
Иногда, на особенно удачных вечерах с музыкой, когда народ разгуливался, распоясывался чисто по -русски, так, что дым коромыслом, Антон выходил танцевать. Двигался он тоже отменно. Движения плавные, суразные, в такт. Я любила смотреть на него, когда он танцует. Правда, это стоило мне пол бутылки водки, иногда больше. Но до чего красив. Черт. Заводил всю толпу. Буйное ресторанное веселье. Русский дух выходил наружу. Увлекал. Крутил, куражом, увлекал за собой все новых танцоров. После таких вечеров трудно было проснуться. Болели конечности, голова.
На одном из вечеров затянули всем залом русские песни. Мороз, мороз. Малым мне спалось, основные песни русского пьяного духа. Все пели вразнобой. Вдруг выступил ясный, прозрачный, совершенно трезвый голос. Соло. Пел Антон. Да, как хорошо. Голос похож на шаляпинский. Он и правда был похож на Шаляпина, разгульный буйный эмигрантский дух. Шаляпин. Антон.
Потом, он притащил мне целый ящик пластинок. Уникальных пластинок. Классика. Джаз. Ему негде было хранить. На окраине Амстердама, в заброшенной бывшей фабрике, они крякнули место. Жили без света, прописки. Так многие делали раньше. Занимали пустующие здания само захватом. Должны были зарегистрироваться там и если много занявших ,то здание официально признавалось занятым. Можно было до времени жить. Пока владелец не найдет средства на ремонт. Тогда всех выселяют. Так жили многие художники, неофициально приехавшие в страну. Антона выселяли из очередного дома. Он принес мне свои пожитки. Попросился жить наверху. Я разрешила. Так у моего ресторана появился сторож. Временно. Не навсегда.
Он встречал меня утром, убирался вечером сам, если было поздно и я должна была ехать к детям домой.
Подрабатывал, встречая гостей личным Здрасьте. Провожал до столика. Ресторану солидно и ему хорошо.
Потом стала приходить голландская девушка с томным взглядом и длинными волосами. Усаживалась за барную стойку и не отрываясь смотрела весь вечер на него. Он подходил к ней временами, не задерживался долго. Подойдет к ней, выпьет то, что она ему покупала. Обычно водку, картинно перекинув рюмашку в рот. Отходил, шел дальше. Она не держала в благодарность за это, что разрешил с ним побыть, прикоснуться к нему.
Мы разговорились с ней. Не сразу. Она мне рассказала, что они жили вместе. Он у нее. Что то не заладилось, не любил он ее. Не стала держать, но любила по -прежнему. Вот узнала, что он здесь. Пришла. Стала приходить часто, не нагружая собой пространство Антона. Просто садилась, смотрела, ждала.
Мы часто беседовали на вполне философские темы. Антон много знал, удивлял своей осведомленностью в истории живописи, музыки и всего. Был центром амстердамской русской тусовки. Его все уважали. Любили, жалели. Вот, дескать, парень, какой талантливый, а не может найти свое место. Он и правда, не мог. Природа щедрой рукой отмеряла ему все, за что другие нормальные люди уцепились бы, зарабатывали огромные деньги. У него их просто не было. Никогда. Не знаю почему так получалось. Я платила, рисовал картины на площади Ляйдцепляйн, богемном центре Амстердама. Никогда не было денег. Он их просто сразу спускал. Он умел все, за что ни брался. Ничего его особенно не интересовало, не цепляло за жизнь. Он скользил по ней, как то боком. С гордо поднятой головой.
Прошло время. Я пришла в очередной раз в ресторан, как положено в полдень. Антона не было. Странно. Я позвала
-Антон ,Антон .
Имя разнеслось по этажам гулким эхо. Отозвавшись
-Тон, Тон обратно ко мне.
Поднялась на верх . Антона не было. Пожитки разбросаны. Его нет .
Что то тревожно кольнуло мне, поняла, что ушел .Не попрощавшись ушел в никуда . Было немножко обидно, я привязалась. Да и как не привязаться, живой человек. Поняла , что он больше не вернется. Раздала одежду, то что можно было раздать. Убрала его из своего воспоминания. Но краешком мысли все равно ждала. Вдруг придет, не может исчезнуть. Он исчез. Навсегда.
Прошли месяцы, я продолжала работать, поднимать ресторанный бизнес собой. Времена трудные были, но какие то фантастические. Главное, что подняла, но какой ценой .
В один из вечеров пришла та Антонова девушка. Заплаканная, торопливо рассказывала, что Антон уехал в Россию. Сказал, не на долго. Она не держала, да и как она могла задержать. Как кто. Он ей звонил сначала, рассказывал как что. Питер принял не ласково. Его свободолюбивой фигуре видимо было мало места везде. Жил у мамы ,своей. Гулял. Пытался прожить так же, как в Амстердаме. Без денег. Свободный художник.
Никак. В один из вечеров, его пьяного арестовала милиция. Потребовали документы. Он спросил
-почему, с какой стати я должен показывать документы. Я не буяню. Они ответили
-Ты пьян.
Ну и что с того. Кто вы такие, трепать мне нервы. Я не преступник, не криминал .
Милиция разозлилась. Всыпали ему. Разбили голову, размозжили дубинками. Вы знаете, как это бывает .
Долго лежал в больнице с сотрясением мозга. Девушка просила помочь ему, если можно. Я позвонила Доктору. Другу-хирургу из военно -медицинской. Он был нашим семейным доктором на заре Перестройке. Сшивал мозги.
Многим таким же, как Антон бедолагам, попавшим в перестрелки случайно или по делу. Доктор был специалист по мозгам. Договорились переводить Антона к нему в Академию. Назначили день. Антон должен был сам прийти. Доктор ждал его долго. Антона не было. Мы ждали все. Опять пропал.
Пришла заплаканная его девушка. Поблагодарила за все. Антон на полпути из одной больницы в другую бросился под поезд. Не выжил. Его разрезало пополам.