Лаптев Станислав Иванович: Другие произведения.
![[С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/rm.jpg){kind=small}
С.Лаптев
Глава первая
На это полотно улеглись долгие годы моего блуждания по хронологическим дебрям моего бытия, начиная с послевоенных времен до эпохи падения нашей большой империи. Какой-то провинциальный клоун, или просто дешевый актер, назвал ее Империей Зла. Большие империи всегда создают неудобства своим соседям. Вот и страна этого клоуна стала Империей Зла, сеющей семена демократии на обломках разоренных ею стран. Даже тех, кои никогда не были ее соседями. Моя страна не была носителем зла. Она победила дьявольскую Империю, сосредоточение мирового Зла, порожденную уродливым умом Гитлера, объявившего об исключительности немецкой нации. И ведет нелегкий диалог с новоявленной Империей. Империей, тоже возомнившей, от избытка самоназначенной исключительности и воительной супердержавности, себя сверхсупердемократией.
Война с империей Гитлера была не последней. Войны продолжаются. Ракетные, Локальные, Гибридные, Освободительные, Дипломатические, Информационные. В последних, самым ходовым и боевым оружием становится высокоинтеллектуальное Зло - Ложь. Правде, коя в дипломатии явление редкостное, в этой битве словесных миров, отпускается роль очень неудобной падчерицы у гнусной своей мачехи - разнузданной лжи.
Возможно, кому-нибудь будут интересны те далекие времена моих младых лет, которые, как и более ранние, испытывали наш народ на разрыв, вырабатывая у него иммунитет к невзгодам будущих времен. Невзгодам, создаваемым битвами властолюбцев за комфорт их седалищного нерва и сладостного упоения собой их деформированных извилин. Повествование ведется от имени лица, которое хотя и имеет отчасти собирательный образ, тем не менее, было свидетелем реальных событий. Будут здесь и псевдовымыслы, созидаемые на почве реальных событий. Будут и фантазийные коллизии, близкие к реалиям.
- Слушай, заканчивай свою писанину. По второму каналу начинается концерт "Новой Волны". Там обещали выступления молодых талантов с классными хитами, - теребит меня жена, приглашая посмотреть концерт. С трудом отрываюсь от бука и иду смотреть. Уши забивает дверной скрип: концерт открывает Алла Пугачева. Она жутким скрипом умирающего голоса усердно закапывает мои добрые воспоминания о ее безусловном таланте, засверкавшим в далекие годы. Алла, конечно, тоже эпоха. Но, нельзя же, эпоху растягивать наподобие резинового шланга. Тускнеет представление о таланте от таких растяжек. Вторым в том концерте молодых талантов выступает Филипп. Да, Киркоров! Попс-тенор. Тоже эпоха. но,и здесь давит на слух голосовой дребезг времени. Потом Сосо Палиашвили, там же Кобзон и много других юных талантов со средним полувековым возрастом и тянущимся за ним длинным шлейфом времен этих выдающихся артистов. Певцами их назвать уже сложно. Они стали актерами, пытающимися на 'фанерной сцене' исполнить роли из арсенала далеко прошедших их времен. Мы, по-прежнему впереди планеты всей не только в области балета, но,и по производству музыкального нафталина. Где голоса? Голосовой хруст, скрип, дребезг. Эти хрусты и скрипы не генетические, а возрастные. В них нет эластичности, а слышны лишь тембры костенеющих связок. Зачем наши извилины кормят прогорклым товаром. Для того, чтобы не порвалась связь времен? Я согласен с тем, что об этих голосах, об эпохе их расцвета, можно что-нибудь сказать в музыкальных энциклопедиях. Но, чем более они цепляются за возможность своего навязчивого пребывания в новых временах, тем меньше места для восторженных записей о них останется на страницах тех энциклопедий. Продолжающимся цеплянием и потчеванием публики дребезгом своих голосов они все более и более срезают с их энциклопедических страниц восторженные строки.
Молодые таланты тоже особо ничем не удивляют. Голос стал не даром свыше и повседневным изнурением исполнителя, а поточно-фабричным изделием без признаков индивидуальности. А если какой из талантов и появляется на сцене, то наши ведущие патриархи медиа - и мафиосферы возводят на его пути такие баррикады, что перебраться или просочиться через них можно или с помощью братвы, или имея высокую беременность налички. Мафия бессмертна. Сегодня ее эпоха. Похоже и завтра. Потому что концертно-музыкальному всеядному планктону дороги не голоса, а имена. Пусть даже в облаке нафталиновой пудры. Голос стал не талантом, не божественным даром, а поточным изделием мастеров средней руки с ограниченными возможностями.
В далеком моем послевоенном детстве, когда у средней зажиточности россиян самой сложной техникой на улице был велосипед, на кухне - мясорубка, а в ванной - стиральная доска, люди были достаточно непритязательны к материальным благам жизни: победоносная война сильно поубавила возможности приобщения хороших и нужных вещей к нашему быту. Но, потом, постепенно стягивая с себя ярмо нищеты, мы начали успешное, и не очень, восхождение, а порой и бег со скачками к лучшей жизни по той самой лесенке, на которой белая ступенька сменялось черной, потом снова подворачивалась белая или черная, белая-черная, черная-белая, опять черная или вообще провалившаяся и обнажившая бесконечную дыру нездешнего бытия. И такая скачка на зебре нашей жизни несла усердных наездников мало-помалу к тем самым мечтательным благам, а других, являвших меньше усердия и не обласканных фортуной, тащила на обочину жизни, погребая их светлые надежды, а порой и память о них в черной дыре небытия.
Зебра моей жизни проскакала немалый путь и, хотя она не вздымалась на олимпийские вершины и не срывалась в невозвратные ущелья Аида, ей показалось, что исповедальный ее монолог о скачке по ухабистой жизненной колее не должен неслышно погрузиться в пучину забвения. Согласился я с этим по той простой причине, что сам мало что ведаю о жизни моих предков: движение моего знания вглубь истории рода практически обрывается на моих родителях, чуть-чуть заползая в хронику поздних лет бабушки и дедушки. Хочу как-то начинать исправлять этот перекос и оставить моим потомкам хоть какие-то следы существования нашего генезиса на клочке исторической простыни. Ну и образ той зебры, коя тащила меня на себе от младых моих лет к сегодняшним дням по неровному полотну, сотканному из недетских ошибок, горестных провалов и радостных удач. Если мы не будем предостерегать потомков о неразумных наших промахах, не будем им устно и письменно передавать наши заветы об устоях рода, нещадное время и буйная сегодняшняя явь свалит в яму небытия не только память о нашем племени, но,и оборвет саму цепь поколений. Возможно, это стало еще одной из причин того, почему я решился, после долгих сомнений, оставить эту незатейливую летопись моего путешествия по порогам времени от тусклопамятных времен к дням сегодняшним.
Здесь я обращаюсь, преимущественно, к прошлым временам нашего бытия, глядя на них из дня сегодняшнего. Конечно, неизбежно будут определенные текстовые издержки, выпады из контекста, связанные с необходимостью блуждания по хронологической шкале. Читатель порой будет натыкаться на абзацы, мало связанные с темой сказа, но, по моему мнению, необходимые, так как я в них я пытаюсь выразить свое мнение по непростым вопросам, вызовам времени. Поэтому, если мои сентенции читателю будут скучны или покажутся наивными, он может их пропустить. Выделены они будут наклонным шрифтом. Ну, а аллергия читателя на блудное мое словословие, станет его дополнительной защитой от информационного перебора.
1.По ухабам и паркетам детства
Родился я в стародревнем городе Рязани в мае сорок пятого - хилым и слабым, ибо в те военные годы родители мои хлебом насущным не всегда были богаты. Выпустили они меня на белый свет числа 16-го с надеждой, что жизнь моя не будет маятой. Она не была зеркальной дорогой удовольствий, но,и маятой я ее назвать не могу, так что надежды их я, в какой-то мере, оправдал.
Интересное имя свое я обрел при странных обстоятельствах. Родители мои - люди православные. Когда они крестили меня, то хотели назвать Славой-Вячеславом, о чем и сообщили батюшке. но,тот смиренно-назидательно повествовал, что такого имени в православии нет, но,близко к Вячеславу будет именование меня Станиславом. Родители просвещенному иерарху перечить не стали и крестили меня уже как Станислава. Мне этот произвол не очень понравился, но,словословить я тогда еще не умел, потому и не был услышан. Слегка подросши, я понял, что Станислав не совсем имя русское, православное. Показалось мне, что имя это католическое. Похоже, что батюшка в той церкви был или малосведущим нарекателем или подпольным католиком. Католицизм в послевоенные времена в России был слабо представлен, доходы служителей католической церкви были весьма скудны. Потому, возможно, они шли на работу в православные дома господни. И нарекали славян именами, порой, неправославными. Иначе как объяснить этот казус с моим католическим наречением? Я позже поинтересовался в Интернете списками православных имен. Так вот, Станислава там нет, а Вячеслав присутствует. Зато Станислав богато обозначен в списках имен католических. Слукавил батюшка. А что касается Станислава, то по жизни меня все величали Славой. Правда, и Станислав не такое уж и плохое имя. Не имена красят людей, гласит народная мудрость.... Хотя и не все человеки красят имена.
Другой батюшка напутал и с именованием моей матушки. На желание ее родителей крестить ее как Ефимию, он сказал, что больше ей подойдет по церковному календарю имя Серафима. Маме это имя, почему-то, не очень нравилось. Одним словом, беспредел, с полным игнорированием пожеланий новорожденных. Правда, и у Иисуса были проблемы при крещении: не хотел его поначалу крестить Иоанн. Потом, все же, поправился и крещение сына человеческого свершилось. Продолжим о великом.
2.К генетическим корням
Усадил меня отец на свое генеалогическое древо, о корнях которого я, к сожалению, мало что знаю. Родился он за 30 лет до меня, в Уржумском районе Вятской губернии, в феврале 1915-го, во времена военного лихолетья. Деревня раскинулась вдоль малой, но,живучей речушки Лаж, которую тогда около этой деревни, вброд, перейти было совершенно запросто.
Потому деревню, так и назвали - Брод. По соседству, в городе Уржуме, родился Сергей Миронович Киров (Костриков) - сподвижник вождей революции - Ленина-Сталина. И что интересно - мой отец, его младшие братья - Василий и, особенно, Константин с сыном Владимиром чертами лица очень похожи на Кирова. Так, что местность в значительной степени влияет не только на характерный для нее генотип населения, но,и определяет, в существенной мере, черты внешнего сходства людей из этого ареала. Ранее столь примечательный факт никем не упоминался, что позволяет мне это неочевидное наблюдение скромно считать крупным моим историческим вкладом в науку о развитии этноса. Родители Шаляпина тоже из вятской губернии. И здесь тоже прослеживается внешнее сходство. К сожалению, не вокальное. А то бы...
Эх огурчики, да помидорчики, Сталин Кирова убил да в коридорчике - шепотом пел из уха в ухо ушлый питерский люд после странного убийства Кирова в коридоре его ведомства. То были очень знающие, просвещенные исполнители куплетов. А я, в те младые годы Сталина, боготворил. Думается, как и большинство людей нашей страны, которые, конечно, многого о вожде народов не знали. После его смерти пошли новые сказания о нем. Где праведные, а где и не
![Вожди [Public Domain]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/kirsta.jpg)
Фото. С.Киров, : С.Сталин и С.Киров, 1928, фото: Public Domain
очень. Общения с некоторыми из грузин у меня оставили разноликие воспоминания. но,масштаб этого грузина, его харизма столь велики, что выветрить ее в моем сознании, как я ни пытался, не удается. Однако, велика и харизма его преступлений. В больших политических фигурах пластами спекаются добро и зло. Последнего бывает больше. Но, оно, иногда, служит постаментом для творения добра, как бы цинично это не звучало.![Уржум [А. Трухин]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/kuprjad.jpg)
Уржум, купеческие ряды
Я смотрю на лики этих давно ушедших кумиров. Кто они? Почему взялись за рубление сложившихся российских укладов. Мне интересно видеть не на социальное их происхождение, а на биологическое. Социальное их происхождение, как правило, редко когда блещет. Биологическое высотами тоже не блещет. Большинство революционеров, да и вообще
![Уржумка [А. Трухин]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/urzhumka.jpg)
Уржум на речке Уржумка
исторических личностей, чаще всего, маленького роста. Рост Тамерлана 145 см, Чингисхана 145 см, Генриха Ягоды 146 см, Александра Македонского, Карла Великого, Нестора Махно, Михаила Калашникова 150 см, королевы Виктории 152 см, Михаила Калинина, Николая Бухарина, Людовика XIV 155 см, Екатерины II 157 см, Климента Ворошилова 157 см, Дмитрия Медведева 162 см, Иосифа Сталина 163 см, Владимира Ленина 164 см, Йозефа Геббельса 165 см, Никиты Хрущёва 166 см. Интересно другое. Более активная жизненная позиция малорослых людей по отношению к высокорослым определяется развивающимися у них комплексами из-за малого роста или лучшим соотношением веса мозга к весу тела? Я, тоже не великан - 172 см. Но, народ наш великий к бунтам не призывал. Конечно, есть и исключения. Например, де Голль под 2 метра, Петр Первый тоже 2 с гаком. Но,таких немного. Они, как правило, холерики или мистики.Когда мы в 1970 году во второй раз оказались в Уржуме, попали в лучшую гостиницу - бывшие купеческие ряды. Поселили нас в 2-х местном номере с двумя кроватями, матрасами на полу и со слегка эмалированной раковиной. Это была минус однозвездная гостиница по 70 копеек за место. но,выбирать нам не приходилось. Таковы были реалии того времени и удаленного от цивилизаций пространства. Острая нужда в строительстве звездных гостиниц вне грандгородов лежала еще за далекими горизонтами времени. В Уржуме, в реальном училище 7 лет учился и поэт Николай Заболоцкий.
Кроме братьев у отца были еще старшая сестра - Варвара и младшая - Анна. Младшая, среди членов семьи, имела высший образовательный статус, всю жизнь, с удовлетворением волоча на себе почетное и благородное звание сельской учительницы, воспитывая чужих детей и не успев подарить миру своих. Старшая, рано отдалившаяся от родственников, лелеяла только собственные интересы, не ведая о торжествах и бедах покинутой осиротевшей семьи. но,не будем судить ее. В те времена, когда сложившийся в веках уклад ломали через колено, праведников было не очень кучно.
Деда моего - Мефодия, лика которого в документах не сохранилось, не стало, когда отцу было 12 лет. Потому основная забота о семье и хозяйстве легла на его еще не задубевшие плечи. Школу отцу пришлось оставить после 4-х лет учебы. Это было очень тяжелое бремя для несозревшего еще ни телом, ни духом ребенка - заготовка на зиму дров, кормов для скота и семьи, сад, огород, ремонт дома, воспитание младших и много других семейных проблем. Конечно, без мамы, бабушки Марии, хозяйства в одиночку он бы не поднял, но,трудов, пота и крови на поддержание жизнеспособности семьи ему пришлось потратить немало. Отец сказывал, что самым утомительным для него делом было стогнить сено. В крестьянской семье этим делом занимался хозяин или его взрослый самый сильный сын. Чтобы собрать нормальный, непромокающий, купольный стог нужно было набирать на вилы большой, неподъемный тогда для отца клочище сена и грузить его на высоченную вершину стога. Качество стога, в те времена, было зеркалом крестьянской семьи, ее визитной карточкой. Отцу не хотелось терять лица, поэтому он до последнего старался ставить стога, не удручающие своим видом соседей. Бабушка сильно переживала за муки, легшие на плечи его старшего Вани.
Хватало летом у малолетки-отца забот. Зимы были тоже без отдыха. В морозы отец с братьями выходили в лес и пилили-рубили деревья.Работа шла споро, мороз бодрил, но,бороться с могучими древами и свирепым дедом Морозом 12-летним мальчишкам было не всегда по плечу. Хрупкие от мороза пилы не всегда выкатывали свое дружелюбное отношение к еще не обкатанным жизненными невзгодами парням: бывало лопались с тоскливым протяжным звуком. И было благом, если их обломки пролетали мимо детских лиц.
![Зима [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/winter.jpg)
Зимы в Кировской области
Дом отца стоял метрах в 20-30 от речки, названия которой, я тогда, в те тусклопамятные времена, не знал. Было мне тогда около 5-ти годков и это были одни из первых осознанных и до сих пор теплящиеся в моей памяти воспоминаний путешествующего человечка. Самое удивительное, что в этой деревне во всех домах, за редким исключением, жили одни ![Map Brod [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/mapbrd.jpg)
Карта района деревни Брод
Лаптевы. Конечно, людскую породу обстоятельство это никак не улучшало. Как бы сейчас сказали, что генезис в этой деревне был плоховатенький. И хотя, в те времена про генетику никто ничего не знал, мужики из этой деревни интуитивно расползались в поисках работы и невест по всей России, неосознанно меняя к лучшему генетический код этого племени. Иные доползли даже до очень не близкого![Весна [Google Earth]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/weslap.jpg)
Весна у моря Лаптевых.
моря Лаптевых, которое тысячелетиями ковало холодом и льдом свои чистые воды. Море это почти круглогодично покрыто ледяным панцирем. Тем не менее, по береговой линии его приютилось немало рыбачьих деревень. В последние годы море стало понемногу оттаивать: за 5 лет к 2007 году среднегодовая температура его поднялась на 2 градуса, отчего несколько рыбачьих деревень было![Изба [Google Earth]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/evror.jpg)
Изба рыбака (евроремонт)
поглощено поднявшейся водой. Неравен час, что море Лаптевых, в связи с мировым потеплением, станет курортной зоной? Не пора ли застолбить там несколько километров побережья в качестве наследуемой далекими предками частной собственности?Ну, а в далекие времена и по сей день зимы в кировской области немногим уступают стужам у Ледовитого океана. Приходится только удивляться, как в годы детства отца, в такие зимы, дети на телегах, а иные и пешком за 10 километров под волчий вой и режущий свист промороженного ветра добирались из Брода в ближайшую школу. Про подобные возможности сегодняшних детей даже подумать страшно. Их иные, в 8 лет даже в квартире, за тремя дверями, боятся оставлять одних.
Отправились мы в то далекое путешествие в 1950 году вместе с отцом, мамой - Серафимой Денисовной и моей старшей сестрой - Ниной. Родилась она в тех местах в 1942 году, прожила там 2 года и вот теперь вновь в родные пенаты. Похоже, что в те времена транспорт был, почти, бесплатный.
В годы войны отец был председателем колхоза. Помимо верстки трудового плана и распекания местных трутней за низкий рабоче-крестьянский энтузиазм, он был также наделен высокой номенклатурной ответственностью за поставку на фронт самого боевого нашего оружия - питьевого спирта. Думается, что отец обладал , в те годы, определенным иммунитетом к этому благовонию и должным уровнем благоразумия: должность председателя колхоза в 26 лет при четырехлетнем образовании и, что еще важнее, ответственного за поставку одного из самых мощных секретных оружий нашей державы, кабы-кому не давали. Он самолично, на груженых бочками телегах, от спиртозавода отвозил его на станцию, сдавал его борзым службистам НКВД, а уже оттуда этот волшебник начинал свое путешествие к героическим солдатским глоткам, поднимая воинов на подвиг или провожая их в последний путь. Часто этот кудесник настроения плавно нивелировал грань между этими двумя событиями, не давая понять хмельному сознанию героя, как он перешел границу от подвига к вечности.
И все же, как отец не спился, постоянно общаясь с таким попутчиком - непонятно. Видно у отца хватало воли и разума весело не лететь по хмельной дорожке в клоаку неуважительного отношения к себе. И, далее, при той должности и ответственности, необратимо в когтистые лапы НКВД. А может и его держал в узде господин Страх, который был надежным воспитателем и советчиком, первым и самым суровым Главнокомандующим нашего Отечества в те тяжелые годы. Следы той системы воспитания, которой руководил этот господин в Ежовых рукавицах, крепко въелись в генетический код поколений и до сих пор не выветрились из наших придавленных душ. А может быть, все это вместе - Воля и Страх удерживали отца от желания поддаться сладостному искушению этого фокусника доброго настроения.
Но в целом, по жизни, с этим гарантом душевного благополучия, хотя и немного, отец дружил. Мне не нравилось, когда он иногда приходил домой в его объятиях. Поэтому я, с младых лет, пытался бороться с пороком этой сладкой парочки, гневно отчитывая отца нестандартными детскими выражениями. По-видимому, в те времена начинал формироваться мой литературный багаж. Отмашку на включение наших воспитательных мощностей при таких появлениях отца, конечно, давала своими жалостными причитаниями мама. И мы вместе с сестрами начинали гнобить радужное настроение хмельного родителя своими грозными порицаниями. Это было, конечно, проявлением жестокого детского садизма, но, думается, что наши наскоки внесли определенную лепту в отказ отца от системной и уродливой дружбы с Бахусом.
Добирались мы до родины отца долго, с множеством пересадок на разные колесные средства. Сначала поездом на паровозной тяге добрались до Москвы. Электрички пошли только с 1959 года. Паровозы мне нравились больше электричек. Электрички какие-то безликие, неживые. Глазу не за что зацепиться. Другое дело паровоз. Он шумит, свистит, гудит басом. Как-то в городе Коломне на линию вышел паровоз с экскурсионным вагоном. Собрал толпу любопытствующих, спешно снимающих его на смартфоны. Паровоз был очень элегантным, но,дымил по-черному, как настоящий дореволюционный паровоз.
Москва тогда мне не очень запомнилась, потому как были мы там недолго. Очень я боялся эскалатора. Напугали им меня мои родители. Они тщательно готовились к концу спуска с него и меня строго наставляли, чтобы я не оставил свою ногу в зеве уходящей в бесконечность ступеньки. Поэтому я был готов прыгнуть на нижнюю площадку эскалатора, как только, мы заходили на него. Прямого поезда до Кирова тогда не было, поэтому сначала добрались до Казани, потом до Йошкар Олы, затем до кировской области, потом до Сернура, Кузнецово и, в конце концов, до деревни Брод.
До Казани добирались поездом, тоже на паровозной тяге, в общем вагоне. Купейные вагоны в те времена были большой редкостью. Да и бюджет тогда у нас был не купейный. Шел 1950-й год. Мне в общем вагоне нравилось. Это был новый для меня мир. Мне не казался он каким-то грязным. Я лазил по полкам с 1 по 3 этаж, нервируя родителем своим возможным пикированием сверху. Тогда постельного белья в общих вагонах не выдавали. Поэтому родители не боялись, что я его как-либо попорчу. Когда прибыли в Казань, мне не хотелось покидать поезд. В Казани мы провели день с ночевкой. Много тогда в Казани было лошадей, мало асфальта и машин. Она тогда мне показалась какой-то занюханной, грязной. Даже мне, ребенку это бросалось в глаза. Может такое впечатление сложилось после Москвы. Сейчас, конечно, это красавец-город. Правда, в нем кое-где соседствуют богатство и нищета: в полукилометре от изумительной мечети Кул Шариф застыли трущобы.
Очень вкусным мне показался морс, который я впервые отведал в Казани. Переночевав на вокзале, мы другим поездом добрались до Йошкар Олы. Этот город был тогда и сейчас остается столицей Мари Эл, а тогда Марийской автономной республики. Из Йошкар Олы мы добрались на автобусе до Сернура и Кузнецово. Борьба за место в автобусе была нечеловеческая. В итоге нам не досталось ничего. Автобус был маленький, народу много, ехали долго, то я на руках, то стоя. Ближе к концу нашей поездки народ стал понемногу высыпаться из автобуса вместе с мешками и корзинами и, мне досталось место в конце на каких-то тюках. Это было самым сладостным мигом нашего путешествия, как для меня, так и для нас всех, ибо устали мы к этому моменту основательно.
![Мечеть [BruinVN1]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/bruinvn1.jpg)
Мечеть Кул Шариф,16 век(2-ое рождение 2005г.)
![Трущобы [Google Earth]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/trushob.jpg)
Трущобы в полукилометре от мечети Кул Шариф
С Кузнецово до деревни Брод мы уже ехали гужевым транспортом. Рулил телегу один из родственников отца, коего он случайно встретил на кузнецовском рынке. И потому всю дорогу шел обмен новостями о деревенской жизни, ее интригах и страстях, под мерный гул которых и придавившую меня усталость я, уже ничего не помня, быстро заснул. Уже ближе к Броду, проснувшись, обратил внимание, что среди непричесанных лохматых лесов, через которые мы проезжали, на больших полянах появлялись ровные квадраты посадок елей или сосен ростом, примерно с отца. Похоже, что сажали их в годы войны, поддерживая еще гражданский уклад жизни в далеких от войны обителях. Интересно, что эти прямолинейные посадки сохранились и сейчас.
Путешествие до Брода было тяжелым, устали непомерно, но,любопытство детское оказалось сильнее усталости: скверных воспоминаний от поездки не осталось. Встретила нас бабушка Мария, обласкала и за стол. Что там было, не помню, но,мне очень понравились домашние сливки с коричневатым хлебом, который пекла сама бабушка. Это было вкуснятина, коей в Рязани я не пробовал.
Дом, в котором вырос отец, был старенький, с небольшими окнами, темненький, из черных бревнышек, с потускневшими иконками и лампадками в углу. Похож дом был на согнутого жизнью старичка. Бревна - невольные летописцы долгой жизни домов. Они стареют, но,вида дома не портят, если еще не прихвачены гнилью. Дом теряет лицо, когда бревна декоративно закрашивают. Над столом да лавками в доме торжественно возвышалась прядильная машина.
![Дом отца [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/hausvt.jpg)
Таким был дом отца в деревне Брод
Мне она понравилась своей значительностью. По- видимому, на фоне малосодержательных лавок и скамеек большое колесо со сложными аксессуарами сильно меня впечатлило. У машины был отдельный угол, в котором она царствовала вместе с бабушкой.![Прялка [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/pryalk.jpg)
Прялка крестьянская
Во дворе было много всякой живности. Почему-то особенно меня оберегали от петуха, говорили, что больно уж он был драчлив. Ростом я был чуть больше него. С курами я воевал храбро: они разбегались повизгивая. Собака виляла хвостом, но,этой приветливости я не понимал, и ее я побаивался: в памяти осталась боль от укуса собаки в мои более юные годы. А, может, к этому добавлялись и флюиды генетической памяти - следы сурового общения волков и людей, передающиеся по бесконечной цепи поколений. Может быть, поэтому я не испытываю фанатичной любви к собакам, хотя они ко мне испытывают определенную привязанность. У меня по жизни было 4 собаки. но,тогда, будучи еще пятилетним ребенком, я собак старался избегать. Даже тех, которые в отцовой деревне радостно виляли хвостом.
![Трикси [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/trixi.jpg)
Трикси, наша собака с внеземным мышлением
Бабушка и мама вытаскивали меня на дойку коровы, но,мне это не очень нравилось: чего-то я там стеснялся. Поэтому я прятался где-нибудь, когда она начиналась. Задворки дома выходили на речку утоптанной тропинкой. Трава, где ее не косили, вырастала выше человеческого роста. В ней я блуждал, как в лесу. Воздух там был медовый. Вода была не очень теплая, но,чистая, ее можно было даже пить. Плавать отец меня там не научил, хотя речка была рядом: или отцу было не до этого, или я сам боялся лезть в воду после того памятного случая, который произошел при моей первой встрече с рекой. Было мне тогда, по моим ощущениям, года 3. Как-то в пасмурный холодный день, наверно осенью, мы поехали к маминой тетушке, бабе Лене, в деревню Шумашь, под Рязанью. На пристани мы пересаживались на паром. Между пристанью и паромом была широкая в полметра щель и там далеко внизу пугающе бурлила черная вода. Отец, шагая по трапу на паром, на несколько мгновений подвесил меня за руки над этой щелью. Я сильно испугался, боясь, что сорвусь вниз и, достать оттуда меня будет уже никак. Было давно, а детали этого пугающего для меня в те годы действа до сих пор стоят в глазах. Возможно, тот испуг оттягивал момент моего более тесного добровольного знакомства с водой. Плавать я научился в 6 лет, с пацанами из нашего двора.
![В яслях [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/clasthantispovedzebryhtm/yasl.jpg)
Ясли, 2 года. Таковы были бесхитростные наши одежонки
Деревня Брод стояла далеко от больших дорог, потому леса ее были полны ягод, грибов и всякой живности, реки полнились питьевой водой, а воздух обладал абсолютной невесомостью. Меня однажды вытащили на сбор земляники. Поляна была вся красная, можно было грести ягоды корзинами.
Все собирали эту огненную ароматную вкуснятину в лукошки, а я в рот. Иногда горстку другую, чтобы показать свое усердие и не показаться жадиной, я отправлял в лукошко. но,делать этого мне не давали, хотели, чтобы я побольше набрался той волшебно-ароматной ягоды: домашние сливки с земляникой были еще слаще, чем с черным хлебом. И когда я уже второй раз в 26 лет приехал туда же, там были такие же красные поля земляники и те же дивные места. но,бабушкиного дома уже не было. Старичок этот умер не пережив одиночества: последние его обитатели разбрелись по более благодатным местам с менее тягостным жизненным укладом. Гостили мы тогда у папиного брата Константина в большом селе Буйское. А уж оттуда наведались в Брод прибрать могилу бабушки и навестить оставшихся в Броде уже малочисленных родственников.
Брал меня отец в первую нашу поездку косить луга. Здорово у него с мужиками получалось. Казалось так красиво и просто, особенно, когда мы косили вместе с ним. но, в одиночку это было не для меня: острой косы я пугался. Да и великовата она была для меня. Не нравилось мне кататься и на лошади. Любопытно, конечно, смотреть сверху на ставшим маленьким отца. Но, боязно было сидеть так высоко. Был я труслив или осторожен, не знаю. Возможно, в детстве эти два разных понятия едины и имеют один корень - страх. но,не страх потери жизни, а страх испытать жуткую и не очень боль. Страх за жизнь в детские годы штука абстрактная. Сознание ребенка еще не способно понять величия этого сверхщедрого, бесконечно редкостного дара судьбы - собственной жизни и уж, конечно, его совершенно не заботит то, что ее потеря будет жесточайшим ударом для близких.
Как мы добирались обратно в Рязань, не помню. Слишком много было впечатлений от нашей поездки. Единственно помню, что переправлялись на пароме через реку Вятку. Наверно, возвращались через Киров - областной центр, который на этой Вятке и по сей день стоит. Раньше Киров тоже назывался Вяткой, а до восемнадцатого века, Хлыновым. Сколько у него будет еще имен ведомо только временам. Я бы предпочел называть его Хлыновым. Ведь укоренялся он под этим именем.
Продолжение следует
|