Аннотация: Кто бы мог предположить, что быть мертвым - такая мука!
Под землею и в небесах
I
Кто бы только мог предположить, что быть мертвым - такая мука!
Тысячу раз довелось мне проклясть Правительство, принявшее закон, позволяющий старикам вот так запросто и совершенно безнаказанно лишать жизни людей младше себя.
Премьер, видите ли, был озадачен результатами социологических исследований, подвигающих к выводам, что "многие из нас" окончательно потеряли уважение к пожилым людям. Нет - мы не просто перестали прислушиваться к их, несомненно, полезным жизненным советам, больше того - мы часто стали уже игнорировать стариков как членов общества, а порою относиться к ним как к досадной обузе, как к вещи, отслужившей срок и негодной более к использованию.
"Мы,- гневался Премьер, - постепенно превращаемся в дикарей, не желающих знать и уважать своих родителей; согласно соцопросу, многие из пожилых сейчас искренне жалеют, что произвели на свет и взрастили отпрысков".
На первый раз глава ограничился пламенным призывом к молодому поколению одуматься и начать-таки чтить немощных отцов и матерей своих, равно как и чужих. Однако очередное ученое исследование, произведенное спустя год, не явили ему сколько-нибудь значительных изменений относительно данного вопроса, и Премьер, то ли потому, что сам медленно, но неуклонно приближался годами к почтенному возрасту, то ли и впрямь из настоящей обеспокоенности моральным обликом молодежи, предложил правительству принять некий Закон. Согласно ему, "каждый гражданин пенсионного возраста, понесший оскорбление или, того хуже, претерпевший физическое насилие со стороны лица, заведомо младше пенсионных лет", имел право "нейтрализовать или даже лишить жизни оскорбителя любым доступным для потерпевшего способом"
Получалось, согласно Закону, что старые люди достаточно мудры для того, чтобы иметь право решать, кому из молодых жить или нет, а вот разобраться с противниками своего возраста у них соображения недостаточно.
После преступления старичье должно быть проверено на детекторе лжи: не являлось ли убийство заранее спланированным и оплаченным кем-то со стороны. В случае, если произошедшее укладывалось в рамки нового закона, душегуб мог быть свободен; никто даже не собирался заводить против него уголовного дела.
Хорошо хотя бы, в наше время побежден старческий маразм. Не то на улице появиться было б страшно.
А я всегда был парнем простым и в моей голове всякая чепуха вроде политики и законов долго не задерживалась. И был убежден в том, что, в общем-то, жизнь - довольно-таки простая штука, а если вдруг у меня возникнут какие-то проблемы, они совершенно точно не окажутся неразрешимыми. Ведь у людей для решения проблем имеется язык, кулаки, и, в конце концов, - деньги.
В тот день я, как нарочно, опаздывал на работу.
Поездка в метро порядком меня разгорячила, и ничего нет странного в том, что когда в дверях на выходе из станции застряла старушка с тележкой, я не сдержался и с ругательствами пнул бабкин багаж ногою так, что он вылетел из вестибюля на улицу и приземлился в луже.
Понимаю - не очень-то красиво, наверное, выглядел мой поступок со стороны, но что поделаешь, если уж суждено было однажды каким-то образом проявиться моей ненависти к этим идиотским сумкам-тележкам, вечно мешающимся в общественном транспорте! Впрочем, это отдельная история, и вряд ли стоит ее касаться в данном повествовании.
Дальше действия развивались настолько стремительно, что я даже не имел времени предпринять чего-либо для собственного спасения. В старушечьих руках сверкнул здоровый нож и уже через доли секунды его лезвие находилось глубоко в моей груди.
Я умер не сразу. С удивлением смотрел я на собственную убийцу, лежа на сыром асфальте. Легкие были полны крови и не могли дать голосовым связкам достаточно воздуха, чтобы произнести наивного вопроса, но, полагаю, и во взгляде моем легко можно было прочесть : "За что? Неужели эта дурацкая тележка стоит чьей-то жизни?! ". Но боевую пенсионерку не тревожили мои вопросы и мысли, она тараторила окружившим ее очевидцам что-то об "уважении к старости и знании законов"
В тот момент, когда возле моей головы перестало вращаться колесико перевернутой тележки, сознание покинуло меня.
II
Очнулся я на столе посреди комнаты с белыми стенами и потолком.
Надо мной стояли два арапа в розовой униформе с погонами. Чем-то они напоминали таможенных инспекторов, работающих в аэропортах.
Один из них листал какую-то папку, время от времени поплевывая на указательный палец; другой арап чесал затылок, отчего его модная фуражка сбилась набок,- и смотрел на мою грудь.
Мне тоже стало интересно, что у меня сейчас в том месте, откуда в последний раз виднелась рукоять ножа, и наклонил голову. Ничего неожиданного: просто безобразное отверстие. Но я совершенно гол!
- Надульфар! - воскликнул тот, что чесал затылок,- смотри - он проснулся!
Надульфар, недолго думая, ударил меня по лбу резиновой дубинкой, после чего я пребывал в полусонном состоянии, когда не было сил открыть глаза, но изредка были слышны слова и понятны их действия.
Парень со сдвинутой набок фуражкой зашил мою рану, а Надульфар после некоторых раздумий захлопнул папку и пожаловался напарнику, что "что-то он утомился с этим типом " и на всякий случай предложил отправить меня в ад.
- Я бы лично всех землян к чертям спустил, будь моя воля,- добавил он.
- Да, и я тоже. Работка наша не сахар, что уж делать...
- Не, я не просто так, от усталости это говорю. Слышал, что земляне давно средство от старения изобрели?
- Да ну!
- Точно говорю. Только их Правительство сразу же его и засекретило. Им, видите ли, недосуг проблемой перенаселения заниматься! А мы тут вкалывай за них!
- Вот умеешь ты меня расстроить. А много ли этот грешил?
- Да есть там в деле...
- Ну так в ад его, конечно!
В следующий раз я очнулся от дикой боли - будто бы полоснули по животу чем-то острым. Пожалуй, выходка старушки у метро причинила мне гораздо меньше неприятных ощущений, нежели то, что довелось почувствовать в этот миг.
Я заорал как сумасшедший, схватился за живот и раскрыл глаза.
Странно, но в этот раз надо мною никого не было.
Спиною я чувствовал, что лежу на холодной- скорее всего- металлической решетке. Надо мной - волшебный, иссиня-черный, переливающийся тысячами разноцветными звездочек, небосвод.
"Странно- такое прекрасное ночное небо - и столь жуткий спертый воздух! И откуда эта обжигающая боль? " Я хотел приподняться на руках и осмотреть окружающую обстановку, как вдруг раздался оглушительный свист и мне как будто чем-то ошпарили ноги.
Не решаясь лишний раз пошевелиться, я опасливо поинтересовался:
- Это вы мне говорите?
- Нет - себе,- проблеяли снизу,- Сползай уже, лоботряс! Чё только лежал там придурялся, я ж знал, что давно оклемался!
Я робко приподнялся и посмотрел вокруг.
Оказалось, я лежал на самом верхнем уровне металлической конструкции, напоминающей собой многоярусную кровать, но безо всяких спальных принадлежностей и даже без матрацев. В нескольких местах к каркасу были прикреплены горящие факелы, больше чадящие, чем дающие свет.
По всем сторонам, насколько хватало взгляда, стояли подобные же конструкции; некоторые из них были выше моей кровати и включали в себя больше ярусов, другие были ниже. Но на соседних кроватях никто не лежал! Что я-то здесь забыл?
Ладно, сказали - слезать, сейчас слезу. Насколько высоко от пола я нахожусь? В этот момент наши взгляды пересеклись.
ОН постучал рукоятью хлыста по ладони и рявкнул:
- Что, не хочешь спускаться? Верно, решил батьку позлить?
"Ну и шуточки у тебя!- ужаснулся я,- да что б мой батька был таким уродцем!" Но вряд ли сейчас время спорить.
- Нет, что вы, - я скоро!
Между тем нас разделяло как минимум четыре метра. Но никакой лестницы, которая обычно присутствует в конструкции многоярусной кровати, я не обнаружил.
- Извините,- говорю,- конечно, постараюсь как-нибудь спуститься, но думаю, не так скоро, как вы хотели бы...
- Дурак,- сверкнул он красными, как угли, зрачками,- а я сказал, ты слезешь немедленно! Вон- видишь, к твоей раме цепь привязана. По ней живо и спустишься! Не сомневайся, я научу тебя расторопности!
Так как я был совершенно наг, можете себе представить, сколько неприятных ощущений доставили мне эти четыре метра расстояния, преодоленных по цепи.
-Итак, человек, - сказал ОН, когда я спустился,- хоть ты новичок здесь, но наверняка уже догадался, кто я? Так?
Что же непонятного. Представьте себе говорящего козла, перемещающегося на задних лапах и с загрубевшим поросячьим пятаком на месте носа.
Я кивнул:
- Вы - черт.
- Молодец. У меня еще имя есть. Но оно слишком труднопроизносимо для таких идиотов, как ты. Ты, по моим сведениям, из России? Тогда можешь называть меня Сашей. А я буду звать тебя Васей.
- Но я Петя!
- Меня не колышет, кем ты там себя считаешь. И запомни: я главный над всеми, кто ночует в этом помещении,- бригадир ваш.
- А разве здесь кроме нас есть еще кто-то? - усомнился я.
- Сейчас не ночь. В этой пещере никогда не бывает солнечных лучей. Ты как будто не совсем понимаешь, куда попал... Ладно - вижу, ты неплохо отлежался и готов теперь пойти к остальным.
Страшное предположение чуть не лишило меня рассудка:
- Вы хотите бросить меня в котел с кипящей смолой?!
Видимо, я позабавил черта.
Он мерзко хохотнул:
- Вот ты шут! Бабка тебе, что ль, в детстве такую лабуду сказывала? Какой прок вас пытать, дрова на костер переводить? Не правда ли, умнее было б использовать вас как дармовую рабочую силу?
Я не мог не согласиться- конечно, умнее. Главное - не в котел!
- Вот и айда работать.
Саша кинул мне под ноги кирзовые сапоги и сунул в руки строительную каску со светодиодным фонариком спереди,- вроде тех, что продают у нас в пригородных электричках.
- Ну, чего стоишь? Живей надевай рабочую одежду и двигай за мной!
- А... - смутился я,- это все мое обмундирование?- я чувствовал большой дискомфорт от своей наготы.
- А что тебе еще-то надобно? Не нравится, что дают - возвращай и иди в чем поступил сюда.
В самом деле- где уж Саше меня понять - из одежды на нем был только пояс-сумка, какие обычно носят торгаши. Но его кожу, по крайней мере, покрывала густая шерсть, которая хотя бы придавала комфорту.
- Да, кстати - ты не голоден часом?- поинтересовался черт.
Я был не просто голоден, а под стать месту - адски голоден, в чем и не замедлил сознаться.
В ответ Саша рассмеялся мерзким козлиным тремоло, после чего сообщил:
- А не фига было утром спать, когда всех кормили! Теперь завтрашнего утра жди.
"Упырь! Вот завтра и разбудил бы меня!",- расстроился я. Потом поправил каску на голове и заявил:
- Я готов. Проведите меня на мое рабочее место.
- Давно бы так...
Он вынул из расстегнутой сумки на животе такой же, как у меня фонарь, хотел нацепить его на мохнатый свой лоб, но тот никак не приспосабливался к желаемому месту, а лишь путался в чертовых рогах. Тогда Саша со словами "дерьмо китайское!" сорвал с конечностей чудо техники, бросил его на пол, а потом снял с ближайшей кровати факел и жестом увлек меня за собой.
Пройдя приличное расстояние между кроватями, мы оказались возле стены такого же волшебного цвета, как то небо, что некоторое время назад видел я над собою, лежа на кровати. Правда, с близи эта стена, освещенная фонарем, не была так красива, как на значительном расстоянии от нас, когда далекий свет сообщал ей изумительное таинственное сияние. Я провел рукой по стене - холодная и пачкается чем-то черным.
Сквозь обнаружившийся в стене проем мы покинули спальное помещение и оказались в темном тоннеле, который вывел нас в огромных размеров пещеру, битком заполненную такими же, как и я, полуголыми людьми. Одни несчастные под громкие звуки песни "Rammstein" в тускло-голубом свете налобных фонариков откалывали кирками фрагменты неровных стен, другие - их товарищи - собирали отколотые куски совковыми лопатами в тележки и отвозили лом в тоннель, находящийся в противоположной стороне. Пыль стояла такая, что не будет преувеличением сказать: ее можно было потрогать. Я тяжело покашлял.
- Вот этим, собственно, тебе и предстоит заниматься.,- торжественно пояснил Саша,- добыча угля закрытым способом - теперь твое всё: жизнь, увлечение, любовь, так сказать, и боль.
Черт шагнул в шахту:
- Проходи. Двадцать часов в сутки ты машешь киркой, а в оставшиеся четыре часа ты волен заниматься, чем пожелаешь. Как правило, все желают выспаться и позавтракать. Так что повторяю: твоя работа отныне для тебя всё.
Саша подошел к лежащему безо всяких признаков жизни черному от угольной крошки парню, поднял валяющуюся возле него кирку, и протянул ее мне:
- Вот и последний штрих к твоему новому образу. Ступай вон туда, к сородичам, и дай, как говорится, стране угля , а Первому Дьяволу сверхприбылей от его продажи!
- А... что же этот мертвец, так и останется здесь лежать?- смутился я.
- Вот ты глупый! Разве ж можно умереть два раза? Будто вы живыми к нам поступаете!
Он с силой хватил по бокам плеткой "мертвого", тот со стоном зашевелился и начал подниматься.
- Притомился, видишь ли, горемыка! Ну-ка быстро схватил тачку и повез товар!
- Смена вида деятельности в таких случаях очень полезна!- подмигнул Саша.
Я хотел было поинтересоваться, к чему вообще нас кормить и давать нам отдых, если мы все равно не можем здесь скончаться, однако бригадир не дал больше возможности задать вопроса, приказав работать, а сам пошел "подбадривать" других валящихся с ног рабов. Решив, что, видимо, такой режим жизни позволяет выжать из здешних максимум выработки, я осторожно вышел к людям.
Уверившись в том, что в пещере нет ни одной женщины, а мужчины и не собираются потешаться над моей наготой, я приступил к делу.
Помахав киркой примерно с час, я совершенно вымотался и готов был упасть, однако, памятуя о том, как бесцеремонно здесь поступают с лежачими, собрался с остатками силы и поплелся к бригадиру.
- Слушайте, Саша, а перерывы здесь дозволяются хоть какие-то? Ну совсем уж мочи нет ...
- Что?!- похоже, черт начинал сердиться,- я разве плохо тебе про отдых объяснил?! Вот кончится смена - и валяй после звонка бездельничать. А сейчас - обратно пошел!
- Но хотя бы можете эту ужасную музыку потише сделать?
- Да что-то ты много возникать стал. Можем только погромче.
Я хотел запротестовать, но Саша мастер затыкать рот. Он значительно увеличил громкость музыки и, погрозив плеткой, заорал:
- Ну, давай, давай, работа не ждет! Шевели поршнями!
Поверьте, если бы я мог проткнуть себя киркою и это принесло мне смерть, - я без сомнения, давно так и поступил бы. К сожалению, реальность была слишком суровой для меня.
По окончании смены до своего лежбища (которое, кстати, пришлось немало поискать) я тащился чуть не на четвереньках. Спасибо людям с соседних коек - с их помощью я был помещен на верхнюю полку. Карабкаться по цепи в тот день мне плохо удавалось.
Сон на решетке безо всякого матраца - занятие малоприятное и совсем некомфортное, однако в ту ночь отдых в любом месте и положении -хоть стоя на голове - воспринялся бы мной как настоящий праздник, и я легко заснул. Настоящему трудяге не столь важно, в каком положении застанет его долгожданный сон.
III
Через какое-то время Саша разбудил нас с помощью пожарной сирены и объявил, что уже утро и, следовательно, пора завтракать и приступать к работе.
Чертенята-подростки провезли по проходам между кроватями большие чаны с вьетнамской лапшой-пятиминуткой, откуда каждый из нас мог прямо руками выловить столько еды, сколько ему нужно, сложить ее в свою каску и после того спокойно завтракать. Да-да, посуды никакой не полагалось - мы должны были использовать то, что найдем под рукой. А что у нас было кроме этого самого головного убора и кирзовых сапог? В принципе, каска была достаточно вместительной, но случалось и такое, что некоторые типы из боязни остаться голодными наполняли лапшой заодно и свои сапоги.
Потом - снова изматывающая работа и короткий сон. И так каждый день.
Говорят, человек со временем может приспособиться к какому угодно образу жизни. Но те, кто это утверждает, видимо, просто не имел счастья работать в аду.
Все члены моего тела превратились в один сплошной ноющий нерв. Во время работы еще не так сильно чувствовалась боль, но что творилось со мной, когда я прекращал ритмично молотить угольную стену и брел к кровати! Что ни шаг - новое терзание. Представьте себе мои ощущения, когда из последних сил взбирался я на верхнюю полку по цепи, и железные прутья рамы впивались в полуживое тело! Отдельный разговор, как болели глаза - светодиодные фонарики столь же экономичны, сколь и бесполезны.
Я вопрошал моих молчаливых собратьев по несчастью и соседей по койкам, Уно и Донио, как могут они столь смиренно сносить здешние тяготы в трудовых пытках и не жалеть себя бесконечно, как малодушно поступал я, и что именно удерживает их от роптания на нелегкую судьбу.
Оказалось, дело было не только в многолетней привычке проводить свои дни таким ужасающим манером. Главным образом, товарищи держались благодаря своей вере в чудо.
- Однажды мы выберемся отсюда,- говорил Уно, располагавшийся на соседней кровати напротив меня.
- А что - разве есть способ?- обнадежился я.
Уно повернулся поудобнее.
- Наверное, ты понимаешь, что мы работаем под землей?
- Что же тут понимать,- согласился я и понизил голос:
- Предлагаете повязать черта и выбраться из шахты?
- Да у него ума палата, -слыхал такого?- усмехнулся Донио, сосед снизу.
- Нет, это пустой номер, выходы из шахт надежно охраняются - все об этом знают,- ответил Уно.
- Видишь ли, как дело обстоит... Земля - это что? - в сущности, шар. И если углубиться чуть внутрь шара и начать проделывать в нем тоннель, то чем все рано или поздно кончится?
- Хо-хо!- я был разочарован,- это смотря по какой траектории прокладывать тоннель!
Уно посмотрел на меня как нельзя серьезнее. Ни во что так свято не верил он, как в свою теорию.
- Наша траектория - прямая. Я много раз проверял.
- Ну, знаете ли, ведь Земля - громадный шар! Копать можно и до скончания веков.
- Нет, ты видал такого! А парень-то сам только на недельку к нам заскочил!- подковырнул Донио.
- А!- приподнял брови и почесал бок Уно,- ну, а у нас, как ни крути, впереди еще целая вечность времени...
Мы полежали минут пять в тишине, и на всякий случай я все же поитересовался:
- Слушай, Донио, а что, были случаи, чтобы кто-то таким образом сбегал?
- Представь, Уно - он сомневается в том, что мы говорим!
Но Уно уже крепко спал и я так и не выяснил свои шансы на спасение.
Конечно, я не мог серьезно отнестись к фантазиям этих бедолаг, и всю ночь проворочался в мыслях, каким образом можно все же прекратить кошмарное пребывание здесь.
На том, белом, свете я много пересмотрел фильмов про побеги из тюрем (чем отличается это место от тюрьмы?), и реальных вариантов возвращения на поверхность приходило на ум только два. Первый - маловероятный: каким-то волшебным способом, несмотря на неусыпный контроль Саши, покинуть забой или спальню , отыскать выход на свет Божий, и, опять же, незаметно миновать охранников. Здесь нужно немало хитрости, ловкости, и к тому же много времени на тщательную проработку плана.
Второй способ- устроить здесь настоящий невольничий бунт, связать всех надзирателей и охранников, и вперед- на волю! Этот способ, примитивный и скорый, мне показался более симпатичным.
В те короткие моменты, когда рядом не было бригадира, я подходил к работягам и с жаром убеждал их в том, что жить так больше нельзя, и нам просто необходимо проявить наконец свою волю и силу; тогда мы вновь заживем так хорошо и беззаботно, как когда-то. Однако не многие желали поддержать меня в моем порыве.
"Ничего не выйдет, брат,- махали рукой одни,- нас сейчас же усмирят и еще накажут на сон. " Они не могли себе позволить роскошь лишиться того единственного, что еще приносило им какое-то удовлетворение.
Другие настолько отвыкли от принятия самостоятельных решений и привыкли следовать только решениям начальства, что у некоторых работяг даже хватало ума захотеть посоветоваться по данному вопросу с Сашей. В таких случаях мне приходилось признавать перед собеседником, что моя идея плоха и лучше о ней позабыть.
Те же немногие, кто был бы рад восстать против чертей единой силой, сознавали, что таких, как они, наберется лишь с десяток, и потому, как и все остальные, отвечали отказом.
После общения с этими людьми ничего святого в жизни у меня уже не осталось, и как-то после смены я набрался смелости и подошел к бригадиру.
- Э... уважаемый...
- Ну че, забыл, как зовут меня, что ли?
- Да-да, то есть, нет- не забыл конечно,- нрав начальника был горяч и непредсказуем, неизвестно еще, не сочтет ли он фамильярным обращение "Саша", и не вспылит ли, если назову его Александром.
- Ну, Са-ша я.
- Вот, Саша... Да что там- буду прям. Мне кажется, мы с вами можем быть друг другу очень полезны.
- Да ну?
- Правда. Вот, к примеру, я вам могу о настроениях внутри бригады доносить- о планах там разных, указывать на тех, кто в работе пытается схалтурить...
- То есть стукачом хочешь заделаться?
- Как угодно это назовите.
- Боюсь, ничего нового о моих рабах ты мне не расскажешь. Разве не знаешь- у батьки самого - глаз-алмаз. Ничего от него не утаишь!
- Вам даже известно, что тут намечается побег?- загадочно спросил я, памятуя об Уно и Донио.
- Что?! Кто они?- подернуло Сашу.
- Ага! Так с вашей стороны я мог бы ожидать некоторых послаблений? Скажем, получить укороченный рабочий день? И чтобы вы пореже ко мне прикладывались плеткой?
- Ладно, завтра получишь четверть часа лишнего отдыха.
- Но, простите - не маловато ли будет за предательство товарищей?
- Как хочешь. У меня все равно - попробуй сбеги! Пошел спать,- шелкнул плетью Саша.
- Стойте! Это Уно и Донио.
- И что они задумали?
Я рассказал об их планах.
- Вот дураки,- плюнул под ноги черт и усмехнулся.
- Да, - подхалимски улыбнулся и я.
- Ну все, все - иди уже в ночлежку. А завтра подавись своими пятнадцатью минутами. Хотя бы рассмешил меня...
Меня недолго мучила совесть за то, что донес на своих соседей.
"А что,- оправдывался я перед собою,- они же не просили никому не рассказывать о своей затее!" Тот же факт, что ни Уно, ни Донио, мой мерзкий поступок не доставил никаких последствий, и при этом мною был заработан дополнительный отдых, вдохновлял и на последующие шпионские "подвиги".
Но, честно говоря, вскоре я надоел Саше. Реальной пользы от донесений он не получил не разу, и однажды мои кляузы стали его раздражать.
- Слушай,- сказал мне Саша тогда,- ну зачем ты рассказываешь всю эту ерунду: кто там что обо мне сказал, подумал, спёр где-то что-то?
- Чтобы порядок был. Везде ж порядок нужен... Ну, и, конечно, для меня лично большое имеют значение те моменты послабления, которые вы мне жалуете,- напомнил я.
- Ну да... А зачем тебе это?- почесал лоб бригадир.
- Как зачем? Прямо скажем - жизнь-то здесь не очень легкая.
- Деловой. Жизнь у него здесь тяжелая. А у кого она легкая-то? Скажешь, есть места, где легче живется?
- Не хочу вас сердить, но, правда - когда я был жив, жилось намного легче.
Такой вот каламбур.
- Вспомнил тоже. Сравнил. Туда я тебя не отпущу, ясное дело.
- Бригадир, Саша! - я забыл про остатки достоинства и упал на колени, почувствовав в последней фразе черта надежду на волшебное возвращение на белый свет,- ну почему же? Я все отдам... У меня во рту есть четыре золотых коронки и одна платиновая (тут я соврал, она была из какого-то неизвестного, дешевого металла,- но кто здесь разберет?)! Давайте меняться: я вам - коронки, а вы меня обратно отпустите,- я поднял палец кверху.
- Итого - пять коронок из драгметаллов,- задумался Саша.
Догадавшись по его выражению лица, что предложенного мало, я хотел еще вдобавок предложить свою почку, но черт опередил меня.
- Нет, нет. Забудь об этом. Даже если ты оставишь мне всего себя и только ноги твои уйдут отсюда - все равно нет. За такое надо мной начальство не сжалится, если прознает... А знаешь, есть еще вариант. Не уверен, что тебе там понравится, конечно...
- Что за вариант, говорите же!
- В рай не хочешь?
Вот это да! Миллиарды людей Земли стараются во всю жизнь ни разу не оступиться и тянут лямку, боясь лишний раз чихнуть, ради того, чтобы по полной программе погулять в раю, а тут меня, грешника, о таком спрашивают!
- Конечно, хочу!- хорошего отдыха мне как раз и не хватало.
- А разве такое возможно? -воодушевленно поднялся я с колен.
- Возможно,- Саша заглянул ко мне в рот и пересчитал коронки,- А вот с пятой ты меня наколоть хотел. Это ж нержавейка штампованная.
- Правда? А с меня протезист как за платиновую содрал.
- Наш клиент! Ну ничего, встретимся с ним - за все расплатится. Потерпи сейчас чуток.
Саша расшатал коронки, вынул их изо рта, и примерил на свою челюсть. Ничего странного, что они ни к одному зубу не подошли.
- Ладно, переплавлю потом,- он ссыпал золото в сумку-пояс,- Модным стану, ёшкин кот!
- Так неужели от ада до рая рукой подать?- вернулся я к главному.
- Угу. Я сообщу начальству, что ты к нам по ошибке попал. Мол, юродивый. А юродивых, хоть пусть они и убийцами окажутся, все же в рай отправлять полагается. Да и какой с них здесь прок - работают так себе.
- Я юродивый?
Саша посмотрел на меня с подозрением.
- Ах, да, - конечно же!
- Но ты зря думаешь, что там легче, чем у нас обитать,- предупредил Саша, вручая папку с моим делом,- Смотри, сам ведь назад попросишься.
Я еще раз вспомнил все, что слышал и читал о вечной жизни в раю, и покачал головой:
- Не попрошусь. Не так уж здесь здорово, чтобы захотеть сюда вернуться.
- Посмотрим. Пойдем, провожу тебя в канцелярию.
IV
С личным делом подмышкой стоял я на облаке перед золочеными воротами и с ожесточением жал кнопку видеофона. Минут через десять на мониторе появился голубоглазый херувим в белом одеянии.
- Вам чего хотелось бы, милый друг?- лениво-жеманно промурлыкал он.
- Как чего? Попасть внутрь, вестимо. Меня вот к вам направили...
- Очень жаль, милый друг, но сегодня - с вашего позволения - выходной. Так что не положено,- перебил херувим.
- Здрасте, приехали! Ну вот нигде нельзя без таких вот выкрутасов, да? - меня взяло зло,- И что мне теперь делать?
- Ждать, стало быть, милый друг.
- Отлично, я лягу прямо здесь и дождусь рабочего дня.
- Нет-нет, к сожалению, у самых ворот возлежание непозволительно. Вот в сторонке - пожалуйста.
Я посмотрел в сторону - никто там не лежал, наоборот,- сбоку выстроилась приличных размеров очередь из таких же невезучих, как я.
- А долго ли ждать конца выходного?
- Сегодня понедельник, милый друг.
- Вот, а говорите - выходной,- я почувствовал воодушевление.
- Вот именно - выходной. С вашего позволения, здесь иначе, чем на Земле заведено: с понедельника по субботу - выходные дни, и только воскресенье рабочий день. Над воротами есть часы. Вот когда большая стрелка на них сделает двенадцать полных оборотов, тогда и пожалуйте к нам!
Я все понял.
- Подождите, милый друг,- попросил я собравшегося уже отключиться голубоглазика. А не могли бы эти самые ворота хоть немножечко приоткрыться на пару секунд за десять граммов чистейшей платины?
Не знаю, зачем ему понадобилась моя коронка- ведь даже если она и впрямь была платиновой- разве в раю не у всех все есть?- но приемчик сработал.
Легковерный херувим принял железку, надел на меня пончо, сделанное безо всяких изысков, будто бы из обычной простыни, и пожелав вечного блаженства, объяснил, как пройти к жилому сектору.
- Выбирайте себе любое свободное жилище и блаженствуйте на здоровье, сказал напоследок он.
- А это,- я показал папку с делом,- кому отнести?
- Оставьте ее здесь, милый друг, я сам передам ее кому нужно. Радости вам!
- Вам того же,- пожал я плечами, отдавая дело.
Путь оказался неблизким.
Я долго шел мимо сказочных, благоухающих садов, где старики и дети бегали в таких же, как на мне, одеждах, с сачками за бабочками; мимо парков, где на ветвях деревьев волшебные птицы пели осанну бытию в райском мире, и с благородными животными, пьющих воду из кристальных родников. И всякий человек, что ни повстречался бы на моем пути, непременно с улыбкою здоровался со мною и с искренностью желал, как у них принято, "радости".
Правильно - чего еще-то друг другу желать, когда никто не обременен житейскими проблемами!
Когда мне наконец надоело передвигать ногами, на ум пришла справедливая мысль: что-то здесь не так. Я слышал, в раю все само за тебя делается, знай только удовольствие получай!
И - чудо! В тот же момент передо мной появился шикарный красный кабриолет, за рулем которого восседал одетый в пеструю, опять же, с преобладанием красного цвета, лакейскую одежду, шофер.
- Садитесь, милый друг!- пригласил он жестом.
Дверь передо мною раскрылась сама.
- А у вас костюмчик-то покрасивше моего будет!- заметил я, расположившись в машине.
- Так уж полагается обслуживающему персоналу одеваться,- доброжелательно ответил водитель.
- Минутку, милый друг,- посмотрел на меня он серьезно,- Уж не зависть ли прозвучала в ваших словах?
- Нет-нет, что вы! Я просто за вас порадовался. Милый друг.
- Вот и замечательно. Через минуту будем на месте.
Мне, правда, показалось, что в жилом комплексе мы оказались секунд через двадцать.