Короткий рассказ о том, как мы делали "секс" с Васькой
Мы подружились как-то случайно, незаметно. Настолько незаметно, что совсем не осталось о том в памяти. А потом стали перезваниваться. Да и встречаться время от времени. Причём удивительным было то, что встречаясь, мы проявляли живейший интерес друг к другу: интересовались, что называется - образом жизни. Тут надо сказать - были мы из разных "слоёв общества"...
К моменту нашего знакомства, Василий уже был несколько избалован женским вниманием, причём исключительно из-за лёгкого своего характера и весёлой безалаберности во всём, включая собственный облик, которому - можно вспомнить - не уделял никакого внимания. За своей внешностью он, похоже, совсем не следил. Да и внешне красавцем, скажем, никак не был. Слишком уж непропорциональна была у него нижняя челюсть - велика. Вообще же был как-то ленив и нецелеустремлён. Это и проявлялось в фигуре, которая казалось не имеет конкретной формы (если она и имелась - конкретная форма, то тоже как-то прошла мимо - не осталась в памяти)
А что осталось - так это, как к Василию в дом вламывалось народу удивительно много и разного. Квартира была, благо, велика! Отец его был лицом довольно значительным в мире Советской литературы. Занимал высокий пост и писал посредственные повести и рассказы о войне. И был осуждаем отдельными людьми, в том числе собственным сыном. Но надо отдать ему должное - человеком был весьма умным и свою посредственность в литературном творчестве вполне осознавал: признавался, извиняя себя тем, что ничего другого делать не умеет, а семью кормить надо... У него была красивая нежно любимая жена, сын Василий и дочь. Так вот квартиру отцу Василия союз писателей выделил о шести комнатах с огромной прихожей. В ней-то и присходили весёлые, как теперь принято говорить, тусовки Золотой московской молодёжи и иже с ними, куда я, пожалуй, осмелюсь отнести и себя.
Ревностью Василий не отличался совсем, так что на такую вечеринку смело можно было, что я однажды и сделала - прийти со своим дружочком-любовником. Это принималось радостно-одобрительно, если этот друг-любовник был сколько-то интересен остальным. Хоть чем-нибудь. Там царила атмосфера свободных интересов. Умеешь говорить - могли внимательно, с интересом слушать: умных, способных понять и оценить хватало. Умеешь веселить - "это нам только давай, повеселиться нам самое оно!"... Ну, а если ты на интимном фронте большой мастак и охотник - что ж, найдётся и на такого свой любитель или любительница.
Короче, это была наша русская Богема. Уже после двух-трёх дней таких развлечений на звонок, случившийся в 10 часов утра, кто-то радостно откликался живейшим "Добрый вечер!" А на ночной звонок звучало: "Доброе утро! Василий слушает! Василий у телефона!"
И никто не знал, что там снаружи - утро или вечер. Плотные бархатные портьеры полностью скрывали свет улиц. Люди то уходили спать по комнатам, то возвращались на кухню: поесть, попить, поговорить, отдохнуть - да мало ли зачем можно выйти из уединения комнаты? Выйти к людям, которые всегда на кухне.
В такой обстановке Василий был общественной собственностью. Никто не мог его приватизировать в личное пользование. И я общалась наравне со всеми с ним и вообще.
И мой парень общался во всеми и со мной. Было весело и хорошо. А Василий был - широкая душа: принимал всех, лишь бы могли принести что-то на общий стол... Да сами были б хоть чем-то интересны для "общества". Неинтересные чувствовали себя неловко довольно скоро, начинали догадываться, что им тут не очень рады.. Как-то не сильно поддерживают беседу ни-о-чём, и при возможности удаляются к другому собеседнику. Неинтересный устранялся сам, чувствуя себя лишним на нашем "Празднике жизни"
И вот после некоторого, довольно-таки продолжительного времени нашего знакомства, мы с Василием были в полном восхищении друг другом. И было решено встретиться наедине.
Дело было также в том, что Василий снял себе жильё отдельно от родителей. Где мог принимать особо близких друзей или подружек в любые дни, а не только, когда родители в командировке, в отпуске или ещё по какой надобности отсутствуют дома.
Так что теперь Василий мог предаваться своему излюбленному делу во все дни своей пока ещё дивно молодой жизни. И он это делал: завёл себе девушку - идеал: мечту просто, а не девушку! Из хорошей семьи, с хорошим прошлым и будущим. Завёл и стал любить. И довольно долго уже любил к моменту нашей встречи в просторной, взятой внаём комнате.
Большая, светлая такая комната!...
Правда, что никакой дорогой, стабильной мебели... ни тебе картин на стенах в золочёных рамах... ни бронзовых статуеток... ни кожаных диванов в полумраке задрапированной комнаты - ничего того, что было у папы, у Василия там не водилось.
А было на стенах: тетрадные листы с призывами, написанными крупно от руки фломастером:
"ДУМАЙ!!!", "СДЕЛАЙ ЭТО СЕЙЧАС!", "ПОМНИ!", "ЭЙ, ГДЕ ТЫ?" -- и всё в таком роде.
Смотрю по сторонам: просторно! Посреди комнаты маленький круглый столик, вроде тех, что в парижских кафе на улицах, два стула по сторонам... У стены кровать - широкая, на пол-комнаты. На столе... Что там было на столе? Вино? Ликёр? Что-то сладкое, очаровывающее, притягательное и расслабляющее. Только вот эти два стульчика у стола? Не кресла! Совсем нет! Да плакаты по стенам?...
"Думай!"?
- О чём тебе надо всё время думать? А Вась? - Что такое важное не додумал ты посреди своей развесёлой, широкой такой, ясно запрограмированной жизни?
- Вась, ты что, не здесь? Раз тебе надо вспомнить, значит есть что? Что это, Вась? Что ты должен вспомнить? Такое важное, что напоминаешь себе постоянно - плакат написал... Расскажи мне, Вась! А?...
- Обстановка располагает?...К чему? Да, это ясно! Это погодит! А вот плакат... Это важно! И твои два стула, круглый столик, они точно располагают!... Так, к беседе - ясно дело! Ты о чём это тут, Вась?
И мы пьём вино, сидя напротив друг друга и беседуем... И... любим. Ведь это так прекрасно - открывать другого и открываться самому... Я так ясно чувствую в себе любовь к Ваське - этому противоречивому, несговорчивому, ищущему чего-то, чего он и назвать-то не знает как! Чувствующему что-то, чего и объяснить нельзя... Понимаю его и люблю...
И сама чувствую его нежность ко мне, как к своему, который понимает... Мы теперь одной крови...
Меж тем ночь прошла, как миг. И утро засветило радостно и ярко в широкое окно, совсем не занавешенное тяжёлыми шторами. Поскольку их не было - штор-то, в помине! Даже и нетяжёлых - никаких не было! Солнце вперилось мне в лицо: жизнерадостно и бесповоротно! Мы, как-то внезапно вернувшись из своих филосовских путешествий, вдруг обнаружили, что сидим посреди комнаты - за круглым столом, и светильник уже не спасает - ночь прошла... И широкая кровать так и стоит в стороне, всю ночь нами не замеченная...
И жаль стало нашей любви, так и не осуществлённой в этой удобной, прямо-таки созданной для страсти, кровати.
- Уже утро... может пойдём спать? - Василий.
- Спать? - я.
- Давай просто ляжем, на месте разберёмся!
- Давай!
И вот мы в постели.
- Вась, я как-то забыла спросить, а девчонка-то твоя где? Ты же, вроде как, серьёзно с ней?
- Поссорились. К маме ушла. Понимаешь, я с ней ......
Василий, нежно обняв меня, рассказывает обо всём, что пережил, что чувствовал, как старался, как пытался - растолковывал ей... Рассказывает всё-всё и ещё чуть-чуть, что не сказано... И опять струится меж нами неназванное чувство. Я люблю этого увальня за то, что он такой, он - потому что понимаю... И я ласково глажу Васечку по волосам и по груди, где шёрстка: блестит - шелковистая. И испытываю к нему нежность.