Поняв, что я всё-таки заболел и заболел основательно, со всеми этими покашливаниями и прочим горем, я посмотрел в холодильник, где в самом низу, в отделении для картошки, лежали всяческие пузырьки и таблетки, чьи названия мне ни о чём не говорили, а срок жизни давно закончился. Полезного там не было ничего, кроме валерьянки, но мои нервы меня не беспокоили, они беспокоили окружающих, меня же заботило только моё лихорадочное состояние, о котором я уже рассказал, и если я сделал это непонятно, то я так делать больше не буду.
Добрые люди посоветовали чёрную редьку с мёдом. Они сказали, что это замечательно именно при моей болезни и я поверил им, поскольку доверчивость всегда старается быть более покладистой, если ты кашляешь в кулак и очень этого не хочешь.
Прочитав способ приготовления целебного состава я уже тогда начал смутно вспоминать нечто давно забытое, но ясно стоящее перед глазами - оструганный со всех сторон корнеплод с глубокой дырой посередине, в которой тягучей желтой патокой переливался обычный пчелиный мёд.
Нужного мне овоща не было в трёх магазинах, куда я заходил в случайном порядке, чтобы найти этот артефакт. В четвёртом я нашел то, что искал. И с этого момента, наверное, можно было бы начать историю о Чёрной Редьке. Но я начал её раньше. И пусть оно так и остаётся.
Дома, вытащив неопрятную чёрную балду из пакета, я оглядел её со всех сторон, пытаясь понять - с чем имею дело. Я даже понюхал её, но запах сырой земли не давал ощущения здоровья и тогда я начал мыть неизвестный мне продукт, чтобы иметь возможность расковырять в нём отверстие, в которое нужно было поместить ещё один необходимый для выздоровления ингредиент. Уже через несколько секунд, терзая грязные бока проволочной губкой, я обнаружил, что чёрная редька имеет совершенно необъяснимый для её названия бело-желтый цвет. И когда через минуту я держал в руках чистую голову пастельных оттенков, я подумал, что магия чёрной редьки заключается в её перевоплощении, которым она делится с теми, кто хочет избавиться от заразы и стать чистым и светлым. Как она. И я не забыл про мёд.
Дырку в середине редьки я делал два раза. В первом случае она показалась мне недостаточно большой, а второй раз, выскоблив достаточную глубину, я таки смог запихать туда столовую ложку мёда и у меня осталось ещё целых два сантиметра свободного края, где, по утверждению народных целителей, будет скапливаться сок. Сок, родившийся у редьки с мёдом. Вот такая странная семья. И я оставил их всех на ночь в когда-то красиво звенящей чашке с узбекским орнаментом, а сам лёг спать, ожидая на следующий день кучу губительного для моего недомогания волшебства.
Необходимые для настаивания двенадцать часов истекли, когда я, с интересом и надеждой покашливая, поднял срезанную редькину задницу, которая использовалась в роли крышки, и посмотрел в мерцающую чем-то тёплым глубину. А потом, взяв ложку в ещё твёрдую руку, зачерпнул ею красивый сироп, влив его в осторожно раскрытые губы.
Да.. это был он. Сдержано терпкий, непонятно сладкий, с горчинкой сок, который сразу перенёс меня в ранние сумерки зимних вечеров, когда что-то готовящая на кухне мама звала меня, тогда ещё малолетнего пацана, выпить несколько капель этой странной патоки, чей вкус не был приятным или отталкивающим, не сравнимым с рыбьим жиром, но таким же запоминающимся. И я вспомнил его сейчас.
Это был вкус невыспавшихся детских глаз, раннего подъёма и хруста маленьких ног в валенках по свежему снегу, упавшему за ночь на ещё вчера почищенные дорожки. Это был вкус дороги в школу, между серых фигур безликих людей, нескончаемо идущих к проходной ближайшего завода и на которые я смотрел высоко подняв голову, не различая их лиц. Это был вкус моей тени, постоянно меняющей свою форму под редким светом уличных фонарей, и которую я догонял, пытаясь запрыгнуть на её контуры ногами, а затем убегал от неё, понимая, что сделать этого не могу. Я вспомнил, как заглядывал в разбуженные квартиры, проходя мимо желтых окон просыпающихся домов, вспомнил вкус морозного воздуха, вдыхаемого моими ноздрями и пробуждающего ещё спящую голову лучше страхов о предстоящей географии, которую я не знаю до сих пор. Это был он. Вкус черной редьки. С мёдом. Странно, но мне стало плевать, что я заболел. Однако я почувствовал короткую грусть от того, что не смогу сейчас перейти тот узкий мостик, в утренних сумерках пролезть между покосившихся гаражей, перебраться через вечно существующий овраг, проделать путь во всех смыслах немыслимый и бестолковый, для тех, кто им никогда не ходил и уже не сможет. Потому что нет больше тех гаражей. И через овраг не ведёт дурацкая тропа. И я уже не маленький мальчик. Единственное, что осталось с тех давних пор и что на короткое время отвлекло меня от ненужного кашля и нужных мыслей о жизни - это вкус ложки мёда. Взятого из сладких светлых глубин так случайно появившейся в моём доме Черной редьки.