Ланиус Андрей Валерьевич : другие произведения.

В пустыне или друзья Джанджигита

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Детективная история из восточной жизни, основанная на строгих фактах, туманных слухах и вольных допущениях


  
  
  
  
  
  
   1.
   Городок Т., веками дремавший у самого порога необъятной пустыни среди проплешин солончака и зарослей верблюжьей колючки, был так мал, что обитатели его противоположных окраин могли с легкостью видеть друг друга, взобравшись на плоские крыши своих саманных жилищ.
   Но картина решительно изменилась, когда рядом развернулась великая стройка. Будто по мановению джинна, сюда, в эти края, подобно тучам саранчи, хлынули орды чужаков - русские, кавказцы, корейцы, крымские татары, немцы, турки-месхетинцы и прочие инородцы, всех не перечесть. В считанные недели город оказался в тройном кольце вагончиков-контор и сборных бараков-общежитий. На пологих холмах, повсюду, куда достигал взор, быстрее весенних маков поднялись скопища подъемных кранов и железных мачт. Полчища вертких, настырно снующих самосвалов стерли в мелкую пухлую пыль всю степь вокруг, и овец пришлось перегонять за пределы самых дальних пастбищ. Гул великой стройки не умолкал ни днем, ни ночью, ее мощный многоязыкий водоворот бесцеремонно втянул в себя неторопливое течение местной жизни. Теперь даже аксакалы не удивлялись тому, что важные новости не успевают облетать Т. на протяжении дня, а то и вовсе гаснут по дороге.
   Вот почему ни друзья Джанджигита, ни друзья их друзей, ни кто-либо из земляков ничего не могут сообщить о завязке этой драматической истории, отголоски которой впоследствии заставляли содрогнуться - и не раз - даже самые черствые сердца.
   Всё открылось как-то вдруг, с середины, вспоминают друзья Джанджигита.
  
   2.
   Свои свободные вечера они проводили обычно всей компанией на берегу канала или в старой чайхане у трех карагачей, а то у кого-нибудь в гостях, и Джанджигит неотлучно находился с ними, в общем кругу, хотя и держался неприметно в силу своего кроткого, даже робкого нрава. С таким характером лучше бы родиться девушкой. Случалось, друзья подтрунивали над ним, но всегда - добродушно.
   И вот однажды они спохватились, что уже третий день подряд никто из них не видит Джанджигита и не имеет о нем никаких известий.
   Не испытывая, впрочем, никакой тревоги, друзья отправились к нему домой.
   Еще издали они заметили у знакомого дувала его синий самосвал, а вот и сам Джанджигит вышел через низенькую калитку на пыльную улицу. При виде нежданных гостей он остановился, потупив взор, а на его нежных, с персиковым пушком щеках заиграл яркий румянец.
   - Эй, Джанджигит! - окликнули его друзья. - Всё ли у тебя хорошо? Здоров ли ты? Как себя чувствует твоя уважаемая матушка? Не обижает ли кто твоих младших братишек и сестренок? Быть может, у тебя возникли неприятности в гараже? Или же опять начудили твои бестолковые дядья? Говори прямо, не стесняйся, ведь мы тебе не чужие.
   Джанджигит поднял глаза, и друзья с изумлением обнаружили, что его румянец вызван не смущением, а какой-то совершенно несвойственной ему досадой.
   И еще они разглядели только сейчас, что он аккуратно подстрижен и причесан, что на нем не привычная всем чумазая футболка, а выглаженная белая рубашка, что обут он не в стоптанные сандалии на босу ногу, а в начищенные до блеска выходные туфли, не успевшие еще запылиться.
   Он порывисто прошагал мимо них к машине, обдав их чуждым ароматом - не того дешевого одеколона, которым здесь освежались после бритья, а каких-то терпких благовоний, забрался в кабину и уже оттуда крикнул - опять же с несвойственной ему гордыней:
   - Незачем ходить за мной по пятам, подобно стаду баранов! Я вас не звал и в вашей помощи не нуждаюсь! - Тут он завел самосвал и резко газанул, накрыв компанию густым облаком глинистой желтой пыли.
   Друзья, никак не ожидавшие от Джанджигита ни таких речей, ни такой выходки, на минуту онемели. Затем переглянулись и, выждав, пока уляжется пыль, направились в чайхану, чтобы без помех обсудить случившееся.
  
   3.
   Уже после первого чайника они единодушно пришли к заключению, что нет иных причин, кроме сердечных, которые могли бы так непостижимо повлиять на манеры их всегда стеснительного товарища.
   Вообще-то, говоря откровенно, Джанджигит, несмотря на свою скромность, переходящую в застенчивость, несмотря на свою худощавую, даже в какой-то степени подростковую фигуру, был самым симпатичным парнем в компании. Да что там симпатичным! Красавцем хоть куда!
   Своим удлиненным, благородного рисунка лицом он походил на сказочного принца со старинной миниатюры: такой же высокий чистый лоб, такие же густые и податливые темные волосы, шелковистые брови, тонкий нос с дерзкой горбинкой и раздувающимися ноздрями, мягкая щеточка усиков и глаза раненого оленя. С некоторых пор было замечено, что на него с интересом поглядывают не только свои девушки, но и русские, и кореянки, и татарки!
   И вот именно этому писаному красавцу, еще не осознавшему, впрочем, всю силу своей природной притягательности, этому славному, тишайшему и безобиднейшему парню так не повезло в жизни! Преждевременная смерть его уважаемого отца оставила семью без средств, с большими долгами, а дядья оказались пустыми, никчемными людьми, неспособными наладить даже собственное хозяйство, не то чтобы помочь ближайшему родственнику твердо встать на ноги.
   Кто же отдаст свою дочь за представителя семьи, которая не в состоянии устроить свадебное угощение и уплатить калым, будь жених хоть трижды раскрасавец!
   Конечно, в газетах давно уже писали, что старый свадебный обряд чересчур обременителен, что нелепо годами ограничивать себя во всем ради двух-трех дней показной роскоши, уж лучше молодым истратить эти деньги, коли они собраны, на обстановку, на обновы, на интересное путешествие... Многие соглашались с этими доводами. На словах. Потому как существовала и другая точка зрения. В газетах о ней не писали, но ее горячо поддерживали многие уважаемые люди, особенно среди старшего поколения. Дорогая, пышная свадьба - твердая гарантия против скоропалительных разводов, залог крепкой семьи, доказывали они. Или вы хотите, чтобы у нас разводов было столько же, сколько у русских? Да и негоже отказываться от обычаев предков. Неизвестно, куда это может завести.
   Разговоры разговорами, но свадьбы в Т. всегда проводились по старому обычаю: мулла, пятьсот-шестьсот гостей, достойные подарки для близких и соседей, музыканты с дутарами и карнаями, да и многое другое. А это значит - расходы, расходы, расходы...
   Вот почему каждый заботливый родитель сразу же после рождения сына начинал упорно копить на его будущую свадьбу. Не был исключением и уважаемый отец Джанджигита, но коварная болезнь спутала его планы, и все накопления ушли на лекарства, а затем на похороны (которые тоже справлялись с широким размахом), да еще пришлось занимать, и новые долги прибавились к старым, ведь отец Джанджигита еще не успел рассчитаться за собственную свадьбу!
   В этом деликатном вопросе друзья Джанджигита сочувствовали как раз самым передовым веяниям, зная, впрочем, что их самих ожидают пышные свадьбы, и не когда-нибудь, а нынешней зимой, вскоре после сбора урожая. Необходимые долги уже сделаны, отцы все подготовили. Не перечить же воле старших!
   Ладно! Вот когда они сами станут главами семейств, уважаемыми людьми в округе, тогда уж они позаботятся о более разумных порядках, чтобы на плечи их будущих детей никогда не ложилась тяжелая долговая ноша.
   А пока нужно как-то помочь другу. Это ничего, что он повел себя немножко не по-товарищески. Это понятно и извинительно. Это он от неопытности и растерянности. Влюбился, наверное, в симпатичную соседку с глазами, как спелая черешня, и теперь расстраивается, что сыграть свадьбу ему не по карману.
   Чудак! Неужели он не слыхал о другом старинном обычае, как раз и рассчитанном на неимущих бедолаг?!
   Невесту можно украсть, и таким образом избежать расходов на свадьбу! Но такое щекотливое предприятие должно быть тщательно подготовлено, и тут уж не обойтись без верных и надежных друзей. Они готовы стать ему опорой, но ведь он не зовет, напротив - как бы даже сторонится их участия.
   А может, его избранница не из своих? Русская?
   Некоторое время друзья Джанджигита оживленно обсуждали это предположение. Конечно, нравы русских свободнее: они не платят калым, не спрашивают разрешения у старших, считают в порядке вещей соединиться до свадьбы... Красота их женщин удивительна и разнообразна, но сердце русской красавицы своенравно и остывает так же легко, как и загорается. Семь раз нужно подумать, прежде чем жениться на русской. Подобного примера в Т. еще не бывало. Но ведь до великой стройки и русских здесь было наперечет.
   После долгих споров друзья Джанджигита всё же сошлись во мнении, что связь с русской женщиной непременно заставила бы его искать их поддержки, чтобы не остаться один на один со всей махаллей. Но вместо этого Джанджигит ведет себя вызывающе, будто говоря: "Не такой уж я птенчик, каким вы меня считаете!" И откуда только в нем такая гордыня?!
   Загадал же загадку Джанджигит!
   До поздней ночи не покидали друзья чайхану у трех карагачей, поднявшихся над журчащим широким арыком, из которого, собственно, чайханщик и черпал воду для натужно гудящего самовара. Пиала за пиалой смаковали они янтарный напиток с привкусом желтой глины, привкусом, к которому здесь все привыкли с рождения, и говорили снова и снова о Джанджигите. Все годы их товарищества, которое брало отсчет еще от детских игр, друзья относились к нему покровительственно, как к более слабому, нуждавшемуся в защите, как к сироте, лишенному отцовского тепла. И вдруг оказалось, что этот тихоня обрел собственный голос! Ну, что ж, если он ощутил в себе мужскую силу, то в добрый час!
   Вот только напрасно он не делится своей тайной с ними. Они ведь ему не чужие. Притом, хоть и разросся их некогда крошечный городок до размеров крупного райцентра, а всё же утаить что-либо от земляков здесь всё равно не удастся. Друзья не сомневались, что всё разъяснится очень скоро и Джанджигит еще вернется в привычный круг и поведает о своих душевных заботах.
   - Ай, молодец! - согласились все.
  
   4.
   Между тем прошло еще несколько дней, а ясности не прибавлялось.
   Джанджигит упорно избегал дружеских посиделок за дастарханом. Его синий самосвал не был замечен ни в Сухом Парке - микрорайоне, где большей частью жили русские, ни поблизости Химкомбината, где обосновалось целое поселение корейцев, ни на берегу Затона, где обособленно и замкнуто обитали, будто выжидая заветного часа, крымские татары, сосланные когда-то в эти места. Тихо было и в Старом городе. Правда, один из младших братьев Джанджигита поведал, что за последнюю неделю тот дважды возвращался домой среди ночи, однако это известие ничего не доказывало, поскольку все знали, что дядья Джанджигита пасут чужие отары далеко в степи, и племянник регулярно навещает их, задерживаясь у кошары допоздна, а то и оставаясь там на ночлег.
   Но вот прошел слух, что самосвал Джанджигита видели - причем, после заката - вблизи Больших Чинар.
   Тут уместно заметить, что в Т. всякое большое дерево являлось своего рода достопримечательностью с собственной историей. Правда, с началом великой стройки ее начальники предприняли поистине титанические усилия, чтобы озеленить город, особенно, его новые кварталы. Специалисты, прикомандированные чуть ли не из столичного ботанического сада, высадили тысячи саженцев, наладили дренажную систему, внесли горы удобрений, но соль всё равно оказалась сильнее, и деревца, пошедшие в рост весной, к осени захирели и засохли. Из тысяч прижились считанные единицы, но и им предстояла еще долгая борьба за выживание на бесплодной, агрессивной почве. Среди пропитанных солью мертвых саженцев и выжженных солнцем сорняков нелепо смотрелись веселенькие скамейки с фигурными чугунными спинками. Потому и прозвали это бесприютное место Сухим Парком.
   Но и старые деревья, сумевшие подняться над Т. в былые времена, росли или поодиночке, или небольшими группами, как три карагача у чайханы. И лишь вдоль берега старого канала, где всегда дул свежий ветерок, несколько десятков чинар смогли еще в незапамятную пору дружно пробиться корнями сквозь плотные слои желтой глины и серой соли и найти где-то там, в неизведанных глубинах, настоящую опору с чистой пресной водой. Оттого-то листва этих старых чинар всегда была зеленой как изумруд. Это был поистине благословенный уголок, почитающийся чудом природы на десятки километров вокруг, вплоть до самой долины, и получивший ласкающее слух название Большие Чинары. Всякому понятно, что под их тенистыми кронами могли обитать лишь самые уважаемые и могущественные люди города.
  
   Глава 5
   Эге, а не слишком ли высоко нацелился Джанджигит?
   Так спрашивали многие, прознав, что парня принимают с задней калитки в доме бывшего управляющего городским промторгом Черного Хасана, того самого, которого нынешней весной приговорили к восьми годам с конфискацией имущества.
   Подобно всем другим большим начальникам великой стройки, Черный Хасан не был коренным жителем Т., хотя и принадлежал к титульной нации. Его направили сюда с задачей чрезвычайной важности. Дело в том, что в городке всего-то и имелось каких-нибудь два-три магазинчика, которым более пристало бы называться ларьками, не говоря уже об их вечно полупустых полках. При прежнем укладе жизни такое положение было вполне терпимо. Но после того, как в Т. еженедельно начали прибывать сотни, а то и тысячи рабочих и служащих, включая семейных, с подобным уровнем торговли мириться было нельзя. Черному Хасану как раз и предписывалось наладить сеть разнообразных промтоварных и хозяйственных магазинов для удовлетворения повседневных нужд трудящихся.
   Нужно отдать должное: Черный Хасан оказался разворотистым организатором. Начав, по сути, на голом месте, с нуля, он за какой-то год добился того, что в центре Т. поднялся двухэтажный универмаг со стеклянным фасадом и кафе под зонтиками на плоской бетонной крыше. В других оживленных точках города распахнули двери крупные промтоварные магазины и множество мелких лавочек, а за Сухим Парком раскинулась огромная торгбаза с нескончаемыми рядами складов и контейнерных площадок, где день и ночь разгружались автофургоны и трейлеры.
   В этот начальный период своей деятельности на директорском посту Черный Хасан жил скромно и одиноко, занимая небольшую комнату в сборном бараке, который считался привилегированной гостиницей для кураторов стройки. Лишь на выходные, да и то не всегда, он укатывал на своей служебной белой "Волге" куда-то в долину, где, по неясным слухам, владел двумя домами и имел двух старых жен. В будни же он работал не покладая рук, вникал во все мелочи и обо всем знал. Никто и никогда не видел его пьяным или обкуренным анашой или же в компании распутных женщин, которые слетелись на запах баснословных заработков даже в эту плохо приспособленную для праздной жизни глушь.
   Этот далеко уже не молодой, но все еще крепкий мужчина будто не ведал усталости. И всё выходило именно так, как он замышлял. На следующий год начали строить еще один, уже трехэтажный универмаг - как раз напротив городского базара, причем последний был значительно расширен и благоустроен - тоже благодаря хлопотам Черного Хасана. Внутри новых, поднявшихся, как степные шампиньоны после дождя, кварталов, среди однообразия панельных пятиэтажек, открывались отделанные с иголочки современные магазины - обувные, мебельные, по продаже телерадиоаппаратуры... Народ обживался здесь надолго.
   Прозвище Черный пристало к нему сразу же из-за характерной внешности: он был чересчур смугл даже для туземца, его наголо выбритая крупная голова отливала едва ли не гуталиновым блеском, а на мясистой рыхловатой физиономии выделялись густые, будто наведенные сажей брови и темные жгучие глаза. Еще одной приметой, закрепившей за ним кличку, было большое, совершенно черное родимое пятно, расположенное чуть ниже левого уха.
   Итак, Черный Хасан. Какое-то время это прозвище употреблялось всеми с оттенком уважительности, ассоциируясь с огромным объемом черновой, черной работы, от которой он никогда не отлынивал в отличие от многих других раисов.
   Но вскоре знающие люди заговорили о том, что недаром, дескать, бог шельму метит. Откуда-то стало известно, что еще с прежней работы в долине за ним тянется длинный хвост всяческих грязных (черных) делишек, что будто бы на его совести есть даже загубленные души и что он выплатил немалый бакшиш за свою нынешнюю неспокойную должность.
   Э, слушай, разве он мало сделал для нашего города, возражали другие. Посмотри, какие теперь у нас магазины! Какой товар! В универмаге напротив базара висят французские костюмы, в обувном магазине выставлены итальянские сапоги! Когда такое бывало?! Разве тут не заслуга Черного Хасана? Разве не печется он неустанно о новых поступлениях? О нашем общем благе?
   Знающие люди грустно усмехались в ответ. Не столько для вас старается Черный Хасан, говорили они, сколько для себя. Ибо с каждого рубля, которым вы оплачиваете покупки, он получает свой доход. В промторге на всех постах сидят преданные ему люди, знакомые с правилами двойной бухгалтерии. А на крайний случай он держит под рукой двух отъявленных душегубов. Помните, прошлым летом в затоне на мелководье утонул начальник контейнерной площадки? Поговаривают, он хотел провернуть какую-то выгодную сделку за спиной Черного Хасана. Вот и поплатился, чтобы другим неповадно было!
   Французские костюмы! А сколько ходового, модного и дефицитного товара пускает он в обход прилавков! Сколько направляет окольными путями в долину, где у него остались надежные связи! А разве вы не заметили, что одновременно с сетью магазинов при нем расцвел и черный рынок, на котором прежде у нас продавали один лишь бараний курдюк?!
   И это еще не всё! Этот напористый, изворотливый и страшный "благодетель" сумел подмять под себя не только местных раисов, которые стоят перед ним навытяжку, но и больших начальников стройки, включая присланных из самой белокаменной столицы, так что теперь через его руки, через его волосатые черные лапы, проходят все фонды, предназначенные для передовиков и новаторов, - автомобили, мотоциклы, ковры, импортная мебель, видеокамеры, и, будьте уверены, не меньше двух третей этих фондов он продает по тройной, а то и десятерной цене другим казнокрадам.
   А еще знающие люди утверждали, что богатый дом под Большими Чинарами обошелся Черному Хасану практически даром. Местные власти выделили лучший участок земли, который предназначался для детсада, один из начальников выписал стройматериалы, другой предоставил технику, третий - рабочую силу. Дом возвели, трудясь день и ночь, за неполные три месяца - вместе с подсобными помещениями, с кирпичной оградой выше человеческого роста, с фонтаном и большим хаузом, выложенными мраморными нежно-розовыми плитками с серыми и черными прожилками, плитами, завезенными для облицовки Дворца культуры химиков. А вы говорите - скромность! После отделки в дом еще целую неделю везли горы всякого добра - мебель, бытовую технику, ковры, посуду, белье, всё вплоть до туалетной бумаги!
   Лишь после этого Черный Хасан отправился в долину за родственниками. Все ожидали, конечно, что он привезет одну из своих семей, а то и обе сразу, но он привез трех своих троюродных тетушек неопределенного возраста, молчаливых и необщительных, однако, как приметили позже, постоянно грызущихся между собой, а также свою племянницу Мухаббат.
   После приезда родственниц в доме началась совсем другая жизнь. Что ни вечер - гости, веселье, смех, музыка, шашлык-кебаб, плов с молодым барашком, дыни слаще меда... Всех мало-мальски значимых проверяющих, кураторов, командированных из Москвы или из своей столицы, приглашали сюда непременно, а уж иных принимали, как арабских шейхов...
   Казалось бы, ну что может поколебать благополучие Черного Хасана, человека властного, состоятельного и дальновидного?
   Но недаром ведь существует поговорка: "Осторожная ворона в силок боком попадает".
   А поскользнулся он на тех самых плитах с прожилками. В буквальном смысле слова.
   Вот как дело было.
   Накануне в Т. прилетел очень важный московский сановник. Такой важный, что было бы правильнее написать это с большой буквы - Сановник. Вот так! Утверждали, что в Москве он был свободно вхож в самые высокие кабинеты и мог одним росчерком пера круто изменить судьбу чуть ли не любого человека. Между прочим, в столицу республики Сановник прилетел на персональном самолете, где даже туалет для него был устроен отдельно, - вот какой это был большой человек! А уж из столицы республики в Т. он прилетел на обыкновенном вертолете вместе с бригадой монтажников, поскольку, как рассказывали, не чурался при случае пообщаться накоротке с простым народом.
   Вообще, в последнее время Сановник зачастил на великую стройку (хотя мог бы послать вместо себя любого из своих двенадцати заместителей). Это уже был его третий или даже четвертый приезд. По слухам, Сановник интересовался местными обычаями, а уж такой экзотики, как здесь, среди солончаков и барханов, было поискать! И будто бы именно на почве национальной экзотики Черный Хасан сумел расположить к себе эту могущественную персону.
   Вот и на этот раз Черный Хасан постарался не ударить в грязь лицом. Для более детального ознакомления гостя с местными обычаями из областного музтеатра привезли самых стройных танцовщиц, а из циркового объединения - самых умелых канатоходцев, фокусников и факиров. По линии же национальной кухни в числе других деликатесов было приготовлено весьма редкое блюдо под названием "имам баилдий".
   Вечер удался на славу. Важный гость выпил немного коньячку, отдал должное обильным закускам, с живостью наблюдал за танцовщицами в воздушных цветастых шароварах, чудом державшихся на полуобнаженных бедрах, смеялся анекдотам из жизни легендарного шутника Омирбека... Казалось, Сановник сделался почти ручным...
   Принесли "имам баилдий". Пока источающее дивный аромат блюдо разделывали на порции, Черный Хасан объяснил гостю способ приготовления: тушки перепелов шпигуют кисло-сладкими сливами, затем этими перепелами начиняют тушу жирного барашка, всё натирают специями и плотно заворачивают в тыквенные листья, которые аккуратно обмазывают жидкой глиной. Когда последняя подсохнет, всю заготовку помещают в неглубокую яму, а сверху разводят несильный огонь, который поддерживают в течение суток... "Неужели целые сутки?!" - простодушно восхитился гость. "Двадцать четыре часа! - авторитетно подтвердил Черный Хасан, после чего дал вольное толкование названию блюда: - Это такое вкусное кушанье, такое вкусное, что даже имам, которому предписывается воздержанность в еде, не устоял и едва не проглотил язык от наслаждения! Притом, это блюдо очень полезно для мужчин. В этом отношении оно лишь немногим уступает бульону Улугбека. Знаете, что такое бульон Улугбека? О-о! Это сказка! В следующий раз, когда вы снова окажете нам честь, почтив нас своим высоким присутствием, мы обязательно угостим вас бульоном Улугбека и расскажем о способе его приготовления. А пока отведайте, пожалуйста, "имам баилдий", очень вас просим..." Гость попробовал и тут же закатил глаза: "Ммм... Я думаю, не только имам обалдел бы, но даже - хм..." Он не закончил, но все понимающе рассмеялись, давая понять, что по достоинству оценили изысканно-смелую шутку небожителя.
   Беда стряслась внезапно, когда Черный Хасан ожидал ее меньше всего.
   Стремясь еще пуще развеселить гостя, директор промторга присоединился к танцовщицам, вступив в роль удалого джигита, как вдруг поскользнулся на тех самых мраморных плитах, которыми была вымощена также и площадка для представлений.
   Нет, физически хозяин дома не пострадал, но последствия его падения были ужасны.
   Всемогущий гость, чье драгоценное внимание доселе было сосредоточено на смуглых пупочках танцовщиц, разглядел внезапно, вот в эту самую минуту, злосчастные мраморные плиты.
   Страшно переменившись в лице, он поднялся из-за стола, строго кивнув своим помощникам, находившимся здесь же, и, сопровождаемый ими, в гробовом молчании покинул хлебосольный дом.
   Всё прояснилось назавтра. Оказывается, плиты эти были особенные. Их покупали в Италии за валюту специально для Дворца культуры химиков. Мрамор сам по себе был очень редкий, дорогой, по всей стране им были облицованы лишь несколько станций метро в Москве и Ленинграде. На беду, Сановник лично курировал эти поставки, придавая им, по прихоти сильного, некое исключительное значение. Может, он полагал, что Дворец культуры химиков в далеком Т. станет ему своеобразным памятником, что местные акыны сложат хвалебные песни в его честь... Кто знает! Сановника ничуть не шокировали богатые хоромы Черного Хасана, имам баилдий, танцовщицы и канатоходцы, но плиты! О, плиты - это совсем другое дело, это покушение на принципы, на святыни, подкоп под устои! Присваивать дефицитный материал, оплаченный валютой! И кто же осмелился на это?! Местный бай, который и без того купается в золоте! Куда же мы придем с такими аппетитами!
   Вдобавок, гость разглядел, уходя, что редчайшим мрамором облицованы также кирпичные стойки ворот, а у забора высится десятка полтора ящиков с драгоценными плитками.
   Этот эмоциональный порыв большого человека дорого обошелся Черному Хасану!
   Возможно, в другое время дело удалось бы замять, но на беду Черного Хасана именно тогда в недрах высшего государственного аппарата вызрело решение ударить для страха по расхитителям социалистической собственности.
   При всей его изворотливости, Черный Хасан не сразу осознал, меж каких жерновов угодил, и до конца надеялся отделаться партийным взысканием. Но на этот раз его взяла за горло железная рука. Верная примета: как ни падка Москва на лесть и подношения, а всё же лучше ее не сердить. Даже по мелочам.
   И вот вместо ожидаемого выговора по партийной линии Черный Хасан получил восемь лет с конфискацией имущества.
   Знающие люди говорили между собой, будто накануне суда свой, родной, прокурор чуть не плакал у него в камере. Мол, Хасан, дорогой, мы все тебя уважаем, ценим твою честность и порядочность и готовы помогать тебе во всем. Но что делать, если Москва требует?! Пойми, Хасан, и не обижайся на меня. Если там заслышат, что мы определили тебе мягкое наказание, то пришлют сюда другую, свою, комиссию, а что она здесь может накопать, одному Аллаху известно! Пострадают многие уважаемые люди, а тебя это всё равно не спасет, только срок добавит, да еще отбывать его будешь в чужих, холодных краях. Уж лучше перетерпеть обиду, Хасан. Для виду дадим тебе большой срок с конфискацией имущества. Я же знаю, что конфисковывать у тебя нечего, что всё свое имущество ты благоразумно записал на своих тетушек. Зато кичливая Москва будет очень довольна нашей принципиальностью. Так довольна, что быстро про тебя забудет. Подождем с полгода, а там потихоньку начнем пересмотр дела, и не позже следующей весны выйдешь по амнистии. Притом, содержаться будешь недалеко от дома, в хороших условиях, начальник тюрьмы - надежный человек, мой родственник... Свидания, передачи - хоть каждый день! Кушанье будет готовить специальный человек - бывший шеф-повар хорошего ресторана. Всё у тебя будет! Даже сможешь звонить домой из служебного кабинета. Только молчи!
   Так волею судьбы процветавший Черный Хасан стал зэком.
   Поначалу многие в Старом городе считали, что теперь-то тетушки заколотят дом, наймут сторожа, а сами вместе с Мухаббат переберутся в долину. Но нет, уезжать никто из них не помышлял. Гости в доме, конечно, уже не собирались, но жизнь за высоким кирпичным забором текла своим чередом.
   Загадка немного прояснилась, когда стало известно, что освободившееся кресло Черного Хасана занял один из наиболее преданных ему людей, его дальний родственник. Тут уж все в открытую заговорили, что Черный Хасан по-прежнему руководит своей конторой, только из тюрьмы, а денежки как текли, так и текут в его сундук. Поэтому, наверное, и остались женщины в доме, чтобы держать крышку сундука открытой, да следить, не оскудевает ли денежный поток и все ли указания Черного Хасана выполняются точно и в срок. А что указания были, никто и не сомневался. Примерно раз в неделю, ранним утром, едва солнце показывалось над степью, из ворот дома выезжала белая "Волга", за рулем которой сидела Мухаббат, а рядом с ней располагалась одна из тетушек. Все знали, что они направляются в зиндан, где отбывает свою вину перед Москвой Черный Хасан, и до которого пути отсюда - пять часов быстрой езды.
   И вот что любопытно: несмотря на все злоключения, розовый мрамор так и остался в доме Черного Хасана - и не только в виде облицовки хауза, но и как запас, сложенный в ящиках у кирпичного забора.
  
   Глава 6
   Подошел черед рассказать о племяннице Черного Хасана.
   Конечно, те, кто входил в круг доверенных лиц директора промторга и часто бывал в его доме, могли бы это сделать гораздо лучше нас.
   Однако же и простые обитатели Старого города имели достаточно возможностей, чтобы судить о нраве этой своевольной пери.
   Одним из излюбленных занятий Мухаббат было носиться на белой "Волге" своего дядюшки по новым бетонным дорогам, лентами опоясавшим город, при этом рядом с девушкой непременно находилась одна из молчаливых тетушек. Уже сама манера вождения выдавала в Мухаббат характер решительный, даже авантюрный. Требовательно сигналя, она без колебаний пускалась на обгон огромных автопоездов, пролетала через оживленные перекрестки на желтый свет. С особым водительским шиком она проезжала по старому мосту над каналом, по тому деревянному мосту без перил, который так не любили даже опытные шоферы, настолько узкому, что с обеих сторон колеса двигались по самым кромкам настила. Но и по этой обрывистой теснине она неслась, не снижая скорости. Должно быть, несладко приходилось ее пассажиркам! Надо полагать, тетушки докладывали Черному Хасану о рискованных гонках Мухаббат, но, похоже, тот принимал сторону племянницы, веря в ее счастливую звезду. Было у них что-то общее в натуре. Родня!
   А еще Мухаббат любила остановить машину где-нибудь в людном месте, например, у ворот базара, и пройти вдоль рядов туда-сюда, ничего не покупая при этом. Зачем же приезжала? Да себя показать!
   А ведь было что показывать, было!
   Природа наделила ее белым лунообразным лицом, на котором как бы спорили между собой смеющиеся, искристые глаза и капризно вздернутая верхняя губа. Густые черные волосы, заплетенные обычно во множество мелких косичек, ниспадали до пояса, источая аромат благовоний. А сколько глаз смотрели вслед ее крутым бедрам и легкой походке танцовщицы! Чувствовалось издалека, что она ни разу в жизни не брала в руки кизяк, чтобы растопить тандыр, или веник, чтобы подмести двор. Наряжалась она всегда по восточной моде, в хан-атлас и шелка, самые переливчатые и яркие, и была вся увешана драгоценностями. Трудно сказать, румянила ли она щеки или же это играла ее молодая кровь, зато легко было заметить, особенно в летнюю пору, что она красит хной не только каким ладони, но и ступни своих маленьких ухоженных ног.
   Иногда она входила в какой-нибудь магазин, брала там понравившуюся вещь, порой сущую безделицу, а порой что-нибудь дорогое, и, безмятежная, выходила на улицу, даже не удостоив взглядом продавца, который, отлично зная, кто перед ним, не осмеливался и заикнуться о расчете. Однако Черный Хасан, несомненно, был в курсе этих "покупок" и каким-то образом улаживал их позднее через кассу.
   Рассказывали также (достоверных очевидцев мы назвать, однако, не можем), что по ночам, когда дом засыпал, Мухаббат выходила во двор, сбрасывала с себя всю одежду и подолгу плавала в хаузе, стенки и дно которого были выложены теми самыми нежно-розовыми мраморными плитками из далекой Италии. Кое-кто утверждал, что раз в месяц, всегда поздним вечером, предшествующим новолунию, во двор въезжал молоковоз и наполнял хауз свежайшим молоком, в котором затем плескалась надменная племянница могущественного Хасана. В том, мол, и заключается секрет ее белой кожи, столь редкой у местных красавиц. Впрочем, мы почти уверены, что эти слухи разносили злые и завистливые языки.
   Сколько ей было лет?
   Все, кто видел ее, сходились во мнении, что около двадцати двух, ну, может, в крайнем случае, двадцать три. А ведь в таком возрасте восточная женщина должна уже иметь трех-четырех детей, если только она вполне здорова. Мухаббат же выглядела не просто здоровой - цветущей!
   В чем же дело? Как могло случиться, что такая красивая и обеспеченная современная девушка, обладающая завидным здоровьем, до сих пор не имеет своей семьи? И для чего дядя привез ее из благодатной прохладной долины в эту пустынную знойную глушь?
   О-о, тут был тонкий расчет!
   Все знали, что черный Хасан мечтает взлететь очень высоко и занять мягкое руководящее кресло не где-нибудь, а в столице республики. Но при всех его незаурядных достоинствах сделать громкую карьеру ему мешала принадлежность к захудалому роду.
   Должность директора промторга в далеком Т., на краю жаркой пустыни, было пределом дозволенного ему другими влиятельными и удачливыми родами, которые делили между собой верховную власть в республике и зорко поглядывали, чтобы в их тесный круг не затесался какой-нибудь выскочка из низов. Но даже и к этой должности его допустили лишь по той причине, что здесь надо было всё создавать на голом месте, крутиться не покладая рук. Надо было работать. Вот ему и позволили работать. Ему, черной кости. Получится - хорошо, не получится - пусть отвечает за развал порученной работы! У него получилось. Но для элиты он так и остался черной костью. (Между прочим, именно ввиду худой родословной Черного Хасана, столичные раисы даже пальцем не пошевелили, чтобы защитить его перед Москвой. Можно подумать, их домашние хаузы были обмазаны саманом!)
   Имелся единственный способ стать для них своим, ровней, - породниться с какой-нибудь влиятельной семьей. А где же и искать подходящего жениха, как не в Т., куда чуть не каждый день наезжали ответственные представители из министерств и главков, большей частью - молодые неженатые мужчины из тех самых вожделенных влиятельных кланов! Неужели же ни один из них не пленится столь совершенным созданием, как Мухаббат?!
   Вот почему Черный Хасан и привез свою племянницу сюда! Вот почему держал ее в неге и холе, потакая всем ее капризам и не скупясь на расходы! При этом он весьма зорко следил, как бы среди светской сутолоки своевольная красавица ненароком не отдала бы своего сердца какому-нибудь бедолаге из еще более захудалого рода.
   Поговаривали также, что Мухаббат уже побывала замужем за одним скромным учителем и что жили они замкнуто у его родственников, детей же не имели из-за болезни мужа. Черный Хасан до поры совершено не интересовался своей племянницей, которую помнил лишь неказистой девчонкой. Но вот однажды на каком-то семейном торжестве Черный Хасан увидел Мухаббат во всей ее молодой красе, и у него тут же сложился план, как устроить ее судьбу с выгодой для себя. Он добился развода молодых, прельстив Мухаббат будущим богатством, после чего отвел ее к понятливому доктору, который за большие деньги сделал из нее снова девственницу, ибо только девственница может с достоинством войти в хороший дом и окрасить, как подобает, простыни в первую брачную ночь.
   Впрочем, иные утверждали, что мужем красавицы был никчемный тип, наркоман, слабосильный мужчина, по причине чего она не смогла иметь детей. И будто бы жили они в нищете, пока однажды муж, тративший на зелье последнее, не умер от передозировки. Вот тогда-то, тронутый красотой племянницы, Черный Хасан пообещал устроить ей безбедную жизнь.
   Так или иначе, все слухи сходились в одном: Мухаббат побывала замужем, но теперь, благодаря искусству умелого и неболтливого доктора, вновь обрела девственность, которая должна помочь ей войти скромной, невинной невестой в любую влиятельную семью.
   Что же касается Черного Хасана, то он, готовый выполнять любой каприз племянницы, вместе с тем строго требует от нее полного воздержания в известном вопросе. Более того. Каждый вечер, перед сном, в доме под Большими Чинарами выполняется некий ритуал: Мухаббат осматривают все три тетушки. Именно три, потому что Черный Хасан не доверяет ни одной из них в отдельности, зато доверяет их общему согласованному мнению, зная, как они враждуют между собой, и умело поощряя эту вражду.
   Любит ли Мухаббат своих тетушек, которые каждый вечер ехидно удостоверяются в ее непорочности? Подумайте сами. А любят ли тетушки свою подопечную, которая во всем остальном пользуется такими правами, о которых они и мечтать не смеют?! Наверное, спят и видят, как их палец проходит насквозь, не встречая нежной преграды...
   Такая вот семейка обитала в богатом, переполненном всяким добром доме под Большими Чинарами.
   Всего в этом доме - до ареста Черного Хасана - Мухаббат прожила около полутора лет. Десятки, если не сотни гостей, почти все из знатных родов, были приняты здесь за щедрым дастарханом. Но где же улов? Отчего в хитрые сети не попал ни вельможный сом, ни солидный усач, ни жирный жерех? Что-то не слышно было о сватовстве, о подготовке к свадьбе. Но нельзя и поверить, что никто не примечал такой девушки. Ведь Мухаббат к тому же замечательно пела, аккомпанируя себе на комузе, и часто выступала перед гостями, которые награждали ее пение одобрительными криками, слышными во всех концах Старого города.
   А может, обуянный гордыней Черный Хасан слишком привередничал, метил чересчур высоко? Как бы ему не прогадать, как бы не упустить момента, ведь и самая пышная роза, в конце концов, увядает.
   Неведомо, что думал по этому поводу Черный Хасан, ибо своими планами он никогда и ни с кем не делился, но никто в Старом городе не сомневался в том, что, даже сидя в зиндане, он продолжает плести сеть каких-то сложных интриг, и Мухаббат в его игре является одной из ключевых фигур, а может, и самой важной.
   И вот, на пятом месяце его отсидки, пошел гулять слух, что в дом под Большими Чинарами проложил тайную тропку Джанджигит - неимущий бедняк из самого захудалого рода, весь в долгах по самые уши!
  
   Глава 7
   Чего только не говорили люди!
   Будто бы во всем виноваты тетушки. Дескать, заказали они через директора автобазы (верного человека Черного Хасана) машину сухого саксаула для растопки тандыра. И надо же тому случиться, что дрова привез именно Джанджигит! Ну, ладно. Приехал, сгрузил, приготовился в обратный путь. И тут глупые тетушки, словно не понимая, что нельзя удерживать такого красивого парня во дворе, где изнывает от похоти луноликая красавица, уже побывавшая замужем, упросили его порубить сухие сучья на чурки! Как будто нельзя было нанять какого-нибудь неприглядного бабая! А Джанджигит и рад! Два вечера подряд рубил он корявые ветки на аккуратные чурки и, должно быть, сумел проникнуть своим кротким взглядом в тайный уголок женского сердца.
   Глупые, глупые тетушки!
   Но теперь, конечно, они обязаны доложить о случившемся Черному Хасану. Уже, наверное, доложили.
   Что же предпримет Черный Хасан?
   Очевидно, сначала постарается выяснить, далеко ли зашли отношения молодых людей.
   А действительно, далеко ли они зашли?
   Позволяет ли Мухаббат тетушкам осматривать себя? Или уже всё ясно без осмотра? Соловьиный клюв проник сквозь лепесток розы и опустил в золотой тигель серебряный слиток... Так, кажется, писали в старых сказках?
   Ох, что же будет, ужасались одни! Черный Хасан придет в ярость, ведь он вложил в племянницу столько средств и сил, столько надежд! Он пушинки с нее сдувал, а тут явился какой-то оборванец и разбил хрустальную вазу. Кто из серьезных женихов посмотрит после этого на Мухаббат?!
   Что за беда, усмехались другие! Лепесток розы! Перестаньте! Со временем Черный Хасан снова отведет красавицу к искусному доктору, и тот снова сотворит из нее девственницу, невиннее прежней! Да еще выдаст справку с печатями. Не в старые времена живем! Были бы деньги! Увидите, Черный Хасан еще добьется своего. Вот только выйдет из зиндана. Выдаст Мухаббат удачно замуж, а там через годик-другой переберется в столицу в кресло управляющего главком, а то и заместителя министра!
   А вдруг это не интрижка, слезливо вопрошали третьи? Вдруг молодые люди твердо вознамерились соединить свои судьбы, бросить вызов обстоятельствам, вроде героев индийских кинофильмов? Но смилостивится Черный Хасан или нет? Не случилось бы беды...
   Им не надо терять времени, утверждали четвертые. Надо придти к Черному Хасану с повинной, пасть перед ним на колени и молить его о прощении. Если же тот не простит, то надо не мешкая бежать в далекие края и там переждать бурю.
   И только знающие люди, всегда имевшие свое особое мнение обо всем, что происходило вокруг, на сей раз не участвовали в этих оживленных пересудах, храня многозначительное молчание.
  
   Глава 8
   В первый момент у друзей Джанджигита просто дух захватило от неслыханного удальства их товарища. Ай да Джанджигит! Парень-то орлом оказался! Всех удивил! Заставил говорить о себе весь город!
   Но вскоре отцы призвали к себе их, своих сыновей, и поведали им такую притчу:
   - Некий купец владел драгоценной жемчужиной. Однажды он отправился в дальнее путешествие, поручив заботу о жемчужине добродетельной, но сонливой служанке. А к той жемчужине давно уже приглядывался дерзкий вор. Выждав, когда, по его расчетам, купец достигнет дальних краев, вор пробрался в дом и похитил жемчужину, обманув бдительность простодушной служанки. Ликуя, выбрался он из дома в сад, полагая, что самое трудное позади. Но тут раздвинулись густые кусты, росшие вдоль тропинки, и оттуда показались многоопытные стражники с обнаженными саблями, стражник, нанятые дальновидным купцом...
   Видя, что младшие не понимают скрытого смысла иносказаний, старшие изъяснились проще:
   - Черный Хасан - это купец. Каждая из его тетушек - сонливая служанка. Мухаббат - жемчужина. Ваш Джанджигит - дерзкий вор. Но кто же стражники? Этого мы не знаем. Но они существуют и, возможно, уже обнажили сабли. В любую минуту вашего легкомысленного друга может постичь участь глупого кеклика, заглянувшего в змеиное гнездо. Нам представляется неоспоримым, что у Джанджигита есть единственный выход: прямо сейчас, не теряя ни минуты, бежать куда-нибудь подальше - в Россию, в Прибалтику, в Молдавию - и затаиться там, подобно неприметной ящерке.
   - Но почему он должен бежать? - несказанно удивились сыновья. - Так ли уж велика вина скромного парня, который полюбил племянницу влиятельного человека и добился от нее взаимности? Даже в старину за это никого не наказывали. Что случилось, то случилось...
   - Слушайте же внимательно! - был ответ. - На днях в нашем городе объявился человек из долины, который одно время жил там по соседству с Черным Хасаном. Он, этот человек из долины, доверительно поведал некоторым нашим землякам - своим друзьям неизвестные подробности из жизни Черного Хасана. Слухи уже покатились по городу и достигли наших ушей. Негоже отцам говорить с детьми о подобных мерзопакостях, но тут случай особый, поскольку речь идет о жизни и смерти вашего друга. Так вот, Мухаббат никакая не племянница Черному Хасану, а его наложница, и жили они в непрерывном блуде!
   - А как же... как же... - ошеломленные сыновья хотели спросить о ежевечерних проверках, которые тетушки устраивали Мухаббат и о которых знал весь город, но нужные слова не приходили на язык.
   Впрочем, их поняли и без слов.
   - Эти слухи Черный Хасан ловко распускал сам, чтобы избежать обвинений в распутстве и не лишиться партбилета. Благодаря случаю, теперь всё открылось, и картина видится совсем в другом свете. Черный Хасан, наверняка, взбешен, в его душе всколыхнулись самые низменные страсти, и в любую минуту он может приказать тайным стражникам пустить в ход острые сабли. Похоже, Джанджигит даже не подозревает, какую беду накликал на свою голову!
   И еще сказали старшие:
   - Очень жаль, что уважаемого отца Джанджигита забрала ранняя смерть! Он не допустил бы такого позора. Что же касается дядьев Джанджигита, то это, к сожалению, люди недалекие, они и о себе толком не могут побеспокоиться, где уж им читать назидания столь бойкому племяннику! Значит, вся надежда только на вас, его друзей! Пойдите же к нему и убедите его исчезнуть из города. Дело зашло слишком далеко. Мы знаем, что он нуждается, поэтому собрали немного денег. На дорогу и на первое время ему хватит. И еще передайте, пусть пока не беспокоится о семейных долгах. Это потерпит. Пусть спасает свою грешную жизнь, пока еще не поздно!
   Глава 9
   Друзья долго не могли опомниться.
   Так вот кто она такая на самом деле, эта Мухаббат!
   Никакая не пери, не страдалица и даже не капризная, избалованная невеста! Она только по имени Мухаббат! В действительности же она распутница, джаляб, вроде тех бессовестных женщин, которые в дни, когда на стройке выдают зарплату, рыскают по всем шашлычным, чебуречным и лагманным, повсюду, где собираются подгулявшие монтажники, чтобы совратить самых сластолюбивых из них своей продажной любовью!
   Так вот что произошло на самом деле! Заскучав в холодной постели, она решила позабавиться с красивым беззащитным пареньком и так приворожила его к себе, что он забыл о своих родных, о своих друзьях, совсем потерял голову!
   Похоже, сама Мухаббат не слишком-то волнуется по поводу того, что их любовная связь открылась. Наверное, и над Черным Хасаном она взяла своими чарами такую неодолимую власть, что уверена в своей полной безнаказанности.
   Отвечать же придется бедному Джанджигиту.
   Тысячу раз правы отцы: Джанджигит должен бежать, и как можно скорее!
   Друзья искали Джанджигита по всему городу, но безрезультатно. Когда же сумерки сгустились до цвета сиреневого бархата, разбавленного золотыми блестками звезд, друзья, смирив гордыню, ибо речь шла о спасении товарища, отправились к нему домой.
   Его простодушная мать, до которой, видимо, еще не докатились ужасные слухи, спокойно ответила им, что Джанджигит собирался навестить своих дядьев и остаться на пастбище с ночевкой.
   Понятно, к каким дядьям он направился!
   Но не стучаться же в ворота дома под Большими Чинарами!
   Они только попросили его родительницу передать Джанджигиту, если тот вдруг появится, что будут ждать его по крайне неотложному делу в чайхане у трех карагачей. Но что-то им подсказывало, что они окончательно утратили всякое влияние на своего еще недавно такого послушного друга.
  
   Глава 10
   Назавтра, с раннего утра, а была это суббота, весь базар бурлил, взбудораженный целой лавиной слухов, словно прорвавших некую плотину.
   "О, Аллах, - не переставали удивляться старые знакомые, спеша сообщить друг другу самые свежие новости. - Вот, оказывается, как всё было на самом деле! Как же слепы мы были! Воистину: век живи, век учись!"
   Говорили же сегодня во весь голос и на все лады о том, о чем друзья Джанджигита узнали от своих отцов еще вчера: Мухаббат не племянница Черному Хасану, а его наложница, джаляб! Примечательно, что когда прошло первое оцепенение, вызванное этой вестью, то почти каждый принимался твердить, что в глубине души он давно уже догадывался об этом, просто не хотел верить, что возможно подобное беспутство.
   За этой главной новостью тянулась длинная цепочка подробностей.
   Откуда-то стала известна даже такая тонкость, что будто бы Черный Хасан выкупил Мухаббат у другого начальника, помельче, обучил ее искусству обольщения и привез в Т. с далеко идущими планами. Вовсе не кичливый женишок из знатного рода был его целью. Он знал, что это почти недостижимо, но если даже такой брак свершится, то всё равно на него, Черного Хасана, будут смотреть как на простолюдина, выскочку, черную кость и никогда не возвысят до вожделенных сфер.
   Нет, Черный Хасан играл совсем другую игру.
   Зачем пробираться в райский сад через заднюю калитку, если можно войти туда через главные ворота, с гордо поднятой головой?
   Вот его решение: что ж, если свои не хотят его возвысить, тогда пусть это сделает Москва, всемогущая мировая столица, которой по силам переломать хребет любому несогласному, которая может возвышать и низвергать по собственному усмотрению, не спрашивая совета у знатных родов.
   Для того-то он и приобрел Мухаббат, для того-то и нарядил ее Шахерезадой! А искусству обольщения ее обучили тетушки, являвшиеся в действительности старыми опытными своднями.
   Черный Хасан вывел, что важные московские тузы, все эти вельможи и сановники, большие северные баи, падкие на восточную экзотику, запомнят его усердие и окажут ему в нужный момент необходимое покровительство. Ну, а для того, чтобы дело сладилось вернее, Черный Хасан предпринял еще кое-что...
   Рассказывали, будто в доме имелась специальная комната без окон, вся увешанная большими коврами, да еще на полу лежали друг на дружке не менее пятнадцати штук, а поверх них для удобства были разбросаны маленькие бархатные подушки. Ни один звук не вылетал из этой комнаты, даже если бы кто-нибудь решил подслушивать под дверью. Именно сюда приводили в нужный момент важного гостя, уже разогретого винными парами. Тетушки приносили и ставили на низенький столик фрукты и дорогой коньяк, включали музыкальный центр. Звучал дробный восточный мотив. В комнату через потайную дверцу в стене впархивала Мухаббат - в полупрозрачных газовых шароварах, закрепленных так низко, что ее крутые бедра были обнажены до самой сокровенной впадины, вокруг которой были выщипаны все волоски (откуда-то прознали даже такую подробность!). Но лицо ее было закрыто темной чадрой. Она принималась извиваться в танце живота, при этом ее нагие груди прыгали как мячики. Через каких-то пять минут гость совершенно терял голову. Разнежившимся московским кураторам особенно нравилось, что узкие ухоженные ступни гурии окрашены хной. Восточный колорит! Они ползали за ней на четвереньках, как животные, хватали ее за пятки, роняя слюну, и молили: "Гюльчатай, открой личико!"
   А назавтра подписывали Черному Хасану самые фантастические заявки.
   Но погодите, погодите! Это еще не всё! Не такой он был простак, чтобы рассчитывать на одну только благодарность сильных мира сего.
   В тех самых коврах, что увешивали стены комнаты свиданий, в самих стенах были просверлены аккуратные маленькие дырочки, через которые из смежных помещений можно было не только наблюдать за происходящим внутри, но и делать интересные фотографии. И будто бы безграмотные с виду тетушки, как бы не разбирающиеся в бытовой технике, на самом деле были искусными фотографами и очень профессионально снимали все эти беспутсва. Со своей стороны, и Мухаббат старалась подставить гостя в кадр так ловко, чтобы были отчетливо видны и лицо, и всё остальное. (Особенно остальное - но непременно вместе с лицом!) Этим снимкам Черный Хасан и отводил роль козырей.
   Главную свою надежду Черный Хасан возлагал на Сановника. Больно уж удачно всё складывалось. С одной стороны, имелись четкие фотографии, где этот московский бай был запечатлен в интересных позах. Вы понимаете, да? И лицо, и всё остальное. В непотребном, так сказать, состоянии. С другой стороны, Черный Хасан сумел выяснить, что его вельможный гость весьма привязан к своей семье и неустанно печется о собственной репутации правоверного коммуниста.
   Удача сама плыла в руки. Но иной раз, когда удача дразнит слишком уж откровенно, человек должен быть вдвойне осторожным. Конечно, Черному Хасану осторожности было не занимать, как и звериного нюха, но обстоятельства сложились так, что он вынужден был спешить.
   Дело в том, что накануне отправили в отставку министра торговли республики. Казалось, крепко сидел человек, корнями врос в высокое кресло! Но нет, дали и ему по шапке. За один день выпроводили на пенсию (хорошо еще, что не на скамью подсудимых!).
   Как бы там ни было, а сытное место освободилось. Одновременно прошел слух, что Москва желает видеть на этом месте свежего человека из глубинки, не связанного родственными узами с правящим кланом.
   Вот тут-то Черный Хасан и решил рискнуть. Вместо того, чтобы продолжать опутывать Сановника невидимым арканом и постепенно привязать его к себе крепко-накрепко, Черный Хасан выложил на стол свои козыри. Затем предложил взаимовыгодную сделку. Вам, мол, глубокоуважаемый товарищ, - эти интересные снимочки и их негативы, мне - кресло министра и ваше высокое покровительство. Вы также можете быть уверены, что в наших краях вас всегда встретят как султана, что в любой момент вас будут ждать волшебный бульон Улугбека, "имам баилдий" и проказница Мухаббат.
   Разговор этот состоялся, как нас уверяют, во время предыдущего приезда Сановника. Беседовали, разумеется, с глазу на глаз, без свидетелей. Откуда в таком случае известны подробности? Да ведь и у стен имеются уши! Не сомневайтесь! Лучше слушайте дальше.
   Поволновавшись немного, Сановник успокоился и, в конце концов, принял все условия Черного Хасана, заверив того, что вопрос решится в течение месяца, как только вернется из отпуска главный кремлевский человек по кадрам. Без него, мол, никак нельзя.
   Черный Хасан смиренно согласился подождать. Но снимки снова спрятал.
   Нет, не в добрый час затеял Черный Хасан это деликатное дело. Переоценил он свои возможности. Точнее, недооценил изворотливости москвича. Тот ведь только прикидывался овечкой. А клыки-то имел волчьи!
   Усыпив мнимым согласием бдительность Черного Хасана, Сановник вернулся в белокаменную столицу и тут же послал в Т. ловкого доверенного человека, дав тому подробный тайный наказ.
   Осмотревшись на месте, гонец сановника сумел прельстить щедрыми посулами начальника контейнерной площадки - дальнего родственника черного Хасана. Этот молодой мужчина часто бывал в доме под Большими Чинарами, пользуясь полным доверием хозяина. Он-то и выкрал фотографии и негативы, передав их московскому гонцу. Причем, выкрал так ловко, что Черный Хасан ничего не заметил, по-прежнему считая, что его "козыри" лежат себе спокойно в тайнике.
   И вот спустя месяц с небольшим Сановник вновь пожаловал в Т. Черный Хасан был совершенно уверен, что вельможа привез с собой долгожданный указ. Привез лично, чтобы продемонстрировать всем степень своего покровительства новому министру. Они ведь так, собственно, и договаривались. В радостном предвкушении больших перемен Черный Хасан распорядился готовить праздничный той, лично выбрал барашка для того самого "имам баилдий".
   Тем страшнее был удар, который нанес Сановник в точно рассчитанный момент, когда расслабившийся Черный Хасан меньше всего ожидал беды. Недаром ведь говорят, что Москва слезам не верит, а еще, что Москва бьет с носка. Под дых, без всякой пощады! Черный Хасан в полной мере ощутил это на себе.
   Теперь вы поняли? Итальянский мрамор - просто повод. Необходимый повод для служебного разбирательства. Разве станут большие люди собачиться из-за подобных мелочей?
   Жаждущий истины всегда ищет подоплеку событий. Особенно, если эти события носят странный характер.
   Едва Сановник и сопровождающие его лица покинули пиршество, как Черный Хасан осознал, что его предали. Бросился к тайнику - там пусто!
   Предателя он вычислил быстро.
   Вскоре дрожащий от страха начальник контейнерной площадки стоял перед ним на коленях.
   Черный Хасан сначала выяснил все необходимые для себя подробности, затем сказал так: "Не будь ты моим родственником, висел бы уже сейчас на собственных кишках. Ты сильно огорчил меня. И всё же я дам тебе возможность умереть легкой смертью. Иди домой, напиши записку, что вынужден свести счеты с жизнью, поскольку запутался в долгах, затем ступай к Затону и там утопись. Времени на всё даю тебе один час. А теперь убирайся с моих глаз!"
   Вот как всё было на самом деле!
   Но постойте, еще один вопрос: а почему Сановник согласился со столь мягким приговором Черному Хасану? Ведь мог бы прислать московскую комиссию, которая легко бы накопала фактов для расстрельной статьи. В те времена к стенке ставили и более уважаемых людей из торговой сферы. Не забыли еще про директора Елисеевского гастронома? А ведь могущественный был человек! С чего это вдруг Сановник пощадил какого-то азиата, посмевшего ставить ему условия?
   Э-э, слушай, при чем тут мягкость? Просто если бы следствием занялись серьезные органы, они установили бы, что и у сановника губы в чужом мёде. Коснись дело истинной подоплеки, уж Черный Хасан не стал бы молчать, рассказал бы обо всех, кто пировал в его доме. Но судили его только за мраморные плиты и еще кое-какую мелочь. Поэтому про Сановника он и словом не обмолвился.
   Поговаривали, однако, что Сановник не забыл и не простил обиды. Он будто бы только выжидает, когда шумиха вокруг этого дела уляжется окончательно. А затем он хочет добиться перевода Черного Хасана на Колыму. Там вроде бы у Сановника имеются надежные, проверенные люди, которые позаботятся о том, чтобы Черный Хасан погиб в результате несчастного случая или был застрелен при попытке к бегству. Очень уж задели за живое его, правоверного коммуниста и примерного семьянина, эти неприличные, пакостные фотографии!
   Вот что еще утверждала стоустая молва.
   Будто бы, сидя в зиндане, Черный Хасан ни на ноготь не потерял своей природной уверенности. Он даже делает там гимнастику, проводит в спортивном зале по два часа в день! Он всерьез рассчитывает не только выйти из темницы по амнистии уже следующей весной, но и добиться пересмотра своего дела, полного оправдания, восстановления в партии и даже (слушайте, слушайте и не говорите, что не слышали!) назначения на всё еще вакантный министерский пост! Как вы думаете, что придает ему такую уверенность?
   А вот что: несмотря на предательство родственника, у Черного Хасана в другом тайничке сохранились еще кое-какие вещи, крайне неприятные для Сановника. Почему же Черный Хасан не предъявил их следствию? А зачем? Будучи предъявленными, они теряют свою чудодейственную силу. О них должны знать только Черный Хасан и Сановник - вот тогда из них, этих неизвестных нам вещей, эти двое могут извлечь пользу для себя.
   Будто бы Черный Хасан, наученный горьким опытом, сейчас тоже выжидает время. А в нужный момент, через своего доверенного человека, он предъявит эти вещи (в точности не известно, что это такое) Сановнику и потребует от него полной реабилитации и вожделенного кресла. В противном случае пригрозит сдать Сановника в КГБ (всё же известно, что эти таинственные вещи имеют очень большую силу!)
   Потерпите немного, совсем скоро мы станем свидетелями воистину смертельной схватки между Черным Хасаном и Сановником.
   Но сейчас к этой интриге добавилась еще и любовная. Слыхали последние новости из дома под Большими Чинарами?
   Сонливые тетушки уразумели наконец то, о чем толкует уже весь город, и в доме разразился страшный скандал. Одна из тетушек будто бы попыталась запереть Мухаббат в комнате, но обуреваемая похотью красотка схватила со стола нож и весьма глубоко поранила свою надсмотрщицу в руку. Тетушки поневоле отступились от бунтарки, но тут же связались по телефону с Черным Хасаном и поставили его в известность о происходящем. И будто бы тот потребовал, чтобы Мухаббат немедленно предстала перед ним. Должно быть, вот в эту самую минуту она находится на пути к зиндану.
   И уж тут все сходились во мнении, что ловкая Мухаббат как-нибудь сумеет обелить себя в глазах хозяина, а вот положение Джанджигита совсем скверное. Черный Хасан не простит его ни за что и ни при каких обстоятельствах.
   Мы не станем утверждать, что весь базар только тем и занимался, что обсуждал свежие новости, касающиеся Черного Хасана, Сановника, Мухаббат и Джанджигита. Люди, как обычно, делали покупки, отчаянно торговались, ибо только очень скучный человек будет покупать на базаре, не торгуясь до самозабвения. И всё же, приметив поблизости доброго знакомого, каждый непременно спрашивал: "А вы слыхали?" И в ответ звучало: "Ох-хо-хо! Что-то будет! Добром это не кончится..." А другие говорили как бы даже с гордостью? "Вот какие дела творятся в нашем тихом городке! Некоторые столичные птицы, наверное, раньше и названия такого не знали, а теперь им икается, когда они вспоминают дом под Большими Чинарами!"
  
   Глава 11
   Как раз напротив базарных ворот, прямо через дорогу, высился куб нового, трехэтажного, универмага, обязанного своим рождением исключительно заботам и энергии Черного Хасана. Это современное здание из стекла и бетона, которое могло бы украсить любой областной центр, было выстроено на невысоком холме, притом так, что ко входу с вращающимися прозрачными дверьми вела широченная, в основании шире даже фасада здания, лестница в три десятка ступеней. Поэтому вход в универмаг был виден практически со всех торговых рядов. Как всегда в базарный день, вся прилегающая к универмагу территория напоминала огромный людской муравейник.
   И вот, как вспоминали позже, получилось так, что десятки глаз одновременно заметили белую "Волгу", подъехавшую к основанию этой лестницы. Пока машина тормозила, пока открывались ее дверцы, всё новые и новые взоры устремлялись в ту сторону, причем внимательные зрители дергали за рукав своих смене внимательных соседей, энергично шепча: "Смотрите же, и не говорите, что не видели!"
   Из "Волги" вышли... Мухаббат и Джанджигит. Да-да, та самая Мухаббат, которая, по общему мнению, должна была находиться сейчас на пути к тюрьме, и тот самый Джанджигит, который, как утверждали некоторые, уже успел одуматься и драпануть за тысячу километров от Т.
   Но они были здесь, вдвоем, без какого-либо сопровождения. В текучих потоках, двигающихся вверх-вниз по ступенькам, эту пару приметили лишь те, кто находился рядом, но зато от торговых рядов туда смотрел весь базар.
   Неслыханно! Вместо того, чтобы на коленях молить Черного Хасана о пощаде или бежать из города без оглядки, или, по крайней мере, затаиться, выдать слухи за нелепую ошибку, за оговор, за сплетню, за происки завистников, они прибыли в людное место, да еще в полдень, да еще в базарный день - вдвоем, рука к руке!
   О, тут был вызов! Тут была какая-то необъяснимая, безрассудная отвага! И многие из тех, кто осуждал эту парочку и, в особенности, называл по-разному Мухаббат - распутницей, бесстыдницей, джаляб, - прониклись сейчас каким-то смутным уважением к ним, хотя и не желали признаваться в том себе. По крайней мере, многие в этот момент проглотили собственные языки.
   Если бы влюбленные продолжали скрывать свою связь, молва осудила бы их, хотя и по разным причинам; если бы они оборвали отношения, устрашившись мести Черного Хасана, это сочли бы благоразумным шагом, но тогда не стоило и затевать, ведь изначально было ясно, каким окажется финал. Но то, что они появились вот так, в открытую, с высоко поднятыми головами, - о, это произвело впечатление даже на самых ярых их хулителей.
   ПО мере того, как молодые поднимались по ступенькам, рука к руке, что-то менялось в настроении бескрайней толпы. Вот двое влюбленных зашли внутрь универмага, и базар снова загудел. Многие из тех, кто уже сделал покупки и собирался домой, нарочно медлили, вновь двинувшись вдоль рядов и поглядывая в сторону универмага. Всем хотелось посмотреть, как поведут себя Джанджигит и Мухаббат после посещения магазина, в котором служило немало людей, верных Черному Хасану. Хватит ли у дерзких выдержки и самообладания или же они отступятся, осознав, что перед ними стена? Самые же любопытные, даже из числа тех, кто еще не успел совершить всех покупок, поспешили наверх, к стеклянным дверям, чтобы находиться поближе к центру событий.
   Ждать пришлось довольно долго.
   Но, наконец, терпение интересующихся было вознаграждено.
   Надо заметить, что ведь и внутри универмага находился народ. И он тоже смотрел на молодых со всех стеклянных этажей.
   О нет, визит в универмаг, в эту вотчину Черного Хасана не нагнал на влюбленных страху.
   Но вот вопрос: зачем они сюда приезжали? А зачем другие люди посещают магазины? Вот и они приехали за покупками. Вернее, за покупками для Джанджигита. Еще точнее - за обновами для него. Причем все эти обновы он уже надел на себя.
   Парня не сразу и узнали, когда он вновь оказался на солнце. На нем был светлый костюм цвета сероватой местной соли, модная рубашка, ослепительно белая, будто только что раскрывшийся хлопок, плетеный кожаный ремень с медной пряжкой, лакированные светло-коричневые туфли, а еще он водрузил на свой точеный нос - с дерзкой горбинкой - темные очки в золотой оправе, похожие на крылья какой-то нездешней бабочки. И вот тут-то все увидели, что Джанджигит не просто симпатичный парень, а действительно писаный красавец, прямо-таки принц, раджа из недавнего индийского фильма!
   И она была ему под стать, и всем своим обликом напоминала сейчас гордую пери, а не презренную наложницу.
   Они спускались по ступенькам вниз, и толпа невольно расступалась перед ними, образовывая широкий клинообразный проход. И казалось, само солнце услужливо освещает им путь, а легкий ветерок уносит с него вместе с пылью всё недоброе и злое.
   И вот тут-то даже те, кто взирал на них исподлобья, кто втайне желал им несчастий, завидуя их молодости, красоте и отваге, даже они в глубине сердца признались себе, что эти двое созданы друг для друга и, может быть, поступили правильно, что соединились вопреки всем традициям и обстоятельствам. Не о подобных ли парах сложены древние поэмы и сказания?
   Они сели в машину и уехали.
   Но еще целую минуту очевидцы пребывали в каком-то оцепенении, как если бы на их глазах случилось чудо.
   Вскоре стали известны некоторые подробности пребывания пары в универмаге.
   Рассказывали, что Мухаббат привела своего спутника прямо на склад второго этажа и, словно полноправная хозяйка, потребовала от заведующего отделом одеть и обуть Джанджигита с головы до ног во всё самое лучшее. От кого-то из подсобных рабочих стало известно, что заведующий вознамерился было поднять заносчивую красотку на смех, но внезапно на него нашел какой-то столбняк, и он, торопясь как при пожаре, выложил на прилавок весь дефицит, припрятанный для уважаемых людей. Кроме того, Мухаббат выбрала для Джанджигита дорогие часы, нож-пичок в богато украшенных ножнах и кошелек из крокодиловой кожи. Особенно долго она выбирала ему очки - перебрала целую гору образцов, пока не остановилась на тех самых, в которых он вышел на улицу. По старой привычке ни у кого из продавцов не повернулся язык потребовать с нее плату. Но вот что случилось дальше: Джанджигит, этот бедолага, на шоферскую зарплату которого жила вся большая семья, достал из кармана тугую пачку десяток и расплатился со щедростью бека, не дожидаясь сдачи!
   Вот так-так...
   Что же это получается? Джанджигит за последнюю неделю не мог разбогатеть, это ясно. Значит, деньги ему вручила Мухаббат, у которой, понятно, могли быть солидные сбережения. То есть, она, очевидно, предоставила Джанджишиту некоторую сумму, чтобы он, как независимый мужчина, мог лично расплатиться за сделанные покупки. Ну-у, раз уж и денежные дела теперь у них общие, значит, воистину их связало серьезное чувство.
   Но это лишь усугубляет их вину в глазах Черного Хасана. Его месть неизбежна. Если уж начальник контейнерной площадки был наказан смертью за тайную провинность, то какое же наказание будет уготовано тем, кто нанес Черному Хасану публичное оскорбление?!
   Неужели влюбленные этого не понимают?! Зачем же они бросают открытый вызов столь страшному человеку?!
   А может, это своеобразный способ самозащиты, умничали некоторые. Может, они берут в свидетели весь город, надеясь таким образом обуздать ярость Черного Хасана?
   Ох-хо, как бы им не просчитаться...
   Во второй половине дня домой вернулась одна из тетушек, ездившая на такси (ведь белую "Волгу" забрала Мухаббат!) на свидание с Черным Хасаном.
   А к вечеру ответ бывшего директора промторга знал последний мальчишка из Старого города.
   Черный Хасан велел передать Джанджигиту, чтобы тот присмотрел себе место на кладбище, расходы же по похоронам он, Черный Хасан, берет на себя. Далее заключенный заявлял, что в его власти раздавить Джанджигита, как ползущего по стене скорпиона, в любую минуту, хотя бы и нынешней ночью. Но он, Черный Хасан, - человек прямой, настоящий мужчина, и потому поступит так, как велит ему оскорбленная честь. Он не станет поручать возмездие надежным людям, которые только и ждут сигнала, чтобы заживо содрать кожу с нечестивца. Нет, он сам, своею собственной рукой покарает наглеца и сделает это с такой твердостью, что весь город содрогнется от ужаса! Такое оскорбление смывается только кровью! Той кровью, которая будет вытекать капля за каплей! И пусть дерзкий мальчишка не надеется, что ему отпущен еще немалый срок. Всё свершится в течение ближайшей недели. У него, Черного Хасана, есть необыкновенно хитроумный план, позволяющий вдобавок избежать ответственности за бесславную смерть этого никчемного выскочки.
   Что же касается Мухаббат, то жизнь ей будет сохранена, однако на ее лицо впредь не захочет взглянуть даже прокаженный...
   Город замер в тревожном ожидании. Мало кто сомневался, что всё будет так, как предрек Черный Хасан.
  
   Глава 12
   Друзья Джанджигита не присутствовали в полдень на базаре, но стоустая молва донесла и до них известие о триумфальном проходе влюбленных, равно как и о страшной клятве Черного Хасана.
   Да, отцы были правы! Надо спешить!
   Но лишь под вечер понедельника им удалось перехватить Джанджигита, когда тот подъехал к своей калитке на самосвале и вылез из кабины с двумя тяжелыми сетками, в одной из которых была отборная баранина - редкий продукт в этом доме. Впрочем, соседи якобы уже приметили, что в последние дни Джанджигит приезжает домой не с пустыми руками.
   Несмотря на то, что он находился днем за рулем, на нем и сейчас был тот самый светлый костюм, купленный в универмаге и уже тронутый кое-где пятнышками масла. На носу сидели те самые темные очки в золотой оправе, делавшие его взрослее и мужественнее.
   - Эй, Джанджигит! - вышли они ему навстречу из тени. - Остановись на минуту! Надо поговорить!
   Он глянул на них с новой своей высокомерной усмешкой:
   - Зачем?
   - Не отталкивай нас, мы твои друзья и хотим тебе добра!
   Он кивнул:
   - Ладно, поговорим! Подождите немного здесь.
   Он вошел в свой дом, неся сетки, и даже не пригласил друзей войти следом, так что они остались терпеливо ждать его на улице. Эх, совсем другим человеком стал в считанные дни их тихий приятель!
   Ждать пришлось довольно долго. Еще недавно они, не задумываясь, вошли бы во двор и расположились бы на айване, поджидая, пока он освободится. Но сейчас какая-то странная сила удерживала их перед калиткой.
   Наконец, появился Джанджигит. Он прошел мимо них к самосвалу, открыл дверцу, поставил ногу на подножку и только тогда снисходительно кивнул:
   - Говорите!
   Друзья без утайки поведали ему о том, о чем в эти дни толковал весь город. Может, ослепленный любовью, сам он ничего не слышал? О тайной комнате с дырочками для фотографирования, а также о влиятельных московских гостях они, конечно, говорить не стали, но то, что Мухаббат - не племянница Черному Хасану, это подчеркнули особо, рассчитывая на его сообразительность. Стержнем же их разговора стала страшная клятва Черного Хасана, успевшая уже обрасти жуткими подробностями.
   - Ох-хо! - усмехнулся Джанджигит, не дослушав до конца. - А может, не такой он и страшный, этот ваш Черный Хасан? Может, просто пугает? А вот посмотрим, твердо ли держит он свое слово!
   У друзей мурашки пробежали по спине.
   - Опомнись! Тебе ли тягаться с Черным Хасаном?! Спасайся, пока не поздно! - наперебой заговорили они. - Вот, возьми на дорогу! - и они протянули ему деньги, которые передали им отцы и к которым они добавили от себя, сколько смогли. - На первое время тебе хватит. И еще: не волнуйся насчет семейных долгов.
   - Теперь я понимаю! - недобро рассмеялся Джанджигит, поглядывая на радужные бумажки с величайшим презрением. - Вас послали ваши отцы, так? Переживают, что Черный Хасан зарежет меня, и тогда долг останется невыплаченным? - Тут его брови изогнулись, придав лицу злое и одновременно по-детски обидчивое выражение: - Передайте же им, чтобы не волновались! Я сполна рассчитаюсь с ними и, быть может, скорее, чем они того ожидают!
   Наступил весьма щекотливый момент в разговоре.
   Дело в том, что покойный отец Джанджигита брал в долг у многих людей, в том числе у отцов его друзей. Теперь за все долги отвечал Джанджигит, как старший в семье. Надо еще сказать и о том, что кредиторы ему достались весьма покладистые, они особенно не торопили с уплатой, понимая, что парень сначала должен встать на ноги.
   Что же касается друзей Джанджигита, то никто из них и в мыслях не держал, что между ними могут стоять эти старые долги. Долги были сами по себе, а приятельские отношения - сами по себе.
   Поэтому обидные слова Джанджигита, да еще пропитанные ядом и желчью, были просто несправедливыми, притом, что его добродетельные кредиторы вовсе не относились к числу богатеев или ростовщиков и, давая некогда взаймы, отрывали от своей семьи, делились последним, не рассчитывая в будущем ни на какую выгоду.
   Неосторожные слова, вроде тех, что позволил себе сейчас Джанджигит, нередко ведут к тяжелым ссорам, даже вражде.
   К чести друзей Джанджигита, они проявили выдержку, ибо осознали вдруг с глубокой печалью, что их товарищ обезумел, как Меджнун, и видит события в искаженном свете.
   - Вернись на землю, Джанджигит! - взмолились они. - Мы ведь желаем тебе только добра! Как и наши отцы... Эти деньги от чистого сердца. Беги, Джанджигит! Спасайся один или вместе с Мухаббат, раз уж не можешь без нее! Мы же клянемся тебе позаботиться о твоих домашних.
   - Ах, какое благородство! - еще язвительнее скривился он. - У меня прямо слезы потекли из глаз! А если я скажу что Черный Хасан у меня вот где?! - и он решительно сжал свой худенький кулачок.
   Такого ответа друзья не ожидали. Тут уж впору постучать пальцем по лбу.
   - Джанджигит, ты безумец, маймун...
   - Скоро вы все узнаете! Скоро узнают все! - с этими словами он заскочил в кабину и сорвался с места, газанув так, что друзья долго еще смахивали пыль со своих шевелюр, жестких, как стальная проволока.
  
   Глава 13
   Между прочим, все эти события протекали на фоне самой золотой поры в здешних местах. Стоял конец октября. Солнце еще пригревало щедро, но зной уже не досаждал. Улеглись и пыльные бури. Небо сделалось прозрачным и глубоким.
   Прилавки на базаре ломились от изобилия фруктов и овощей, выпестованных даже на этой чахлой, просоленной земле, каждый клочок которой был полит в большей степени потом, чем водой. Корейцам снова удалось собрать богатый урожай сочного синего лука. На оживленных перекрестках возвышались внушительные пирамиды необхватных арбузов и дынь, и те из русских, кто приехал сюда недавно, просто шалели и от этого сказочного изобилия, и от цен, которые казались им дармовыми, хотя старожилы вздыхали, что именно с началом стройки цены на базаре взлетели на немыслимую высоту.
   Но и всегда своевременная тема дороговизны не могла уже пригасить интереса обитателей Старого города к продолжающей стремительно развиваться истории выставленной напоказ опасной любви.
   Стало доподлинно известно, что дерзкая Мухаббат совершенно пренебрегла приказом своего хозяина, так и не отправившись на свидание с ним. А во вторник, то есть, на третий день после субботнего потрясения, пронесся слух, что накануне Черный Хасан предложил тюремному начальству любые деньги за то, чтобы его отпустили в Т. только на один день, хотя бы на один день! Тюремное начальство отказало. Тогда, мол, Черный Хасан смягчил условие: он платит любые деньги всего лишь за то, чтобы его привезли в Т. на тюремной машине, с охраной, а там отпустили на три часа только на три часа! Он, мол, гарантирует, что никаких осложнений у тюремщиков не возникнет. Начальство думало-думало и вроде бы ответило в том смысле, что надо, дескать, провести в Т. следственный эксперимент по старому делу с участием Черного Хасана, и будто бы этот эксперимент уже наметили на следующую среду. Значит, через неделю с небольшим Черный Хасан будет здесь. Значит, именно в этот день случится что-то ужасное. Ибо Черный Хасан хитер как лис и увёртлив как змея и всегда добивается своего.
   Но погодите, погодите! Это еще не всё!
   Тут такие чудеса начинаются!
   В среду днем на стройку прилетел Сановник. Да-да, тот самый, который кушал "имам баилдий" и развлекался с Мухаббат, а затем отблагодарил Черного Хасана тем, что посадил его в зиндан. "И чего это он зачастил в нашу глушь?" - спрашивали многие. И сами же отвечали: "Не иначе, за той загадочной вещью, которую Черный Хасан спрятал в особый, только ему известный тайник!" Видимо, Черный Хасан уже сделал вывод, что пришла пора добиваться оправдания и восстановления во всех своих правах. Он дернул за невидимый крючок, и вот крупная рыбина - Сановник - уже здесь.
   Послушайте про еще одну новость.
   В четверг утром, рано-рано, когда солнце еще не поднялось над горизонтом, старый гадальщик Мумин-бобо, живущий на выезде из Т., у самой дороги, почтенный Мумин-бобо, который вообще никогда не спит, подошел к своей калитке, привлеченный нарастающим ревом одинокого автомобиля, бешено мчащегося по бетонке.
   Выглянув в широкую щель, он узнал белую "Волгу" директора промторга. За рулем сидела Мухаббат. Более в салоне никого не было.
   Зрение у Мумина-бобо острое, как у орла, даром, что ему за восемьдесят.
   Почтенный аксакал клялся, что девушка хохотала, как сумасшедшая. Она настолько предалась стихии безумной радости, что гадальщик испугался, как бы машина не потеряла управление и не влетела в его огород.
   "Так смеется человек, чье сокровенное желание исполнилось", - заключил мудрый Мумин-бобо.
   Хм! А ведь Мухаббат никогда не была хохотуньей. Скорее, она имела склонность к брезгливой гримасе, чем к открытой улыбке. Может, ее преобразило глубокое чувство?
   Но вот какая особенность: направлялась она, судя по всему, на свидание со своим грозным владыкой - с Черным Хасаном. Неужели же в преддверии опасного разговора ее мог душить смех? А может, это была истерика?
   Тем же днем, в четверг, как раз во время отсутствия в городе Мухаббат, произошло еще кое-что.
   Рассказала об этом Салима-апа, та самая, которая убирает кабинеты высших начальников стройки и выносит пепельницы во время важных совещаний, так что к ней все привыкли и не обращают внимания на ее появление, да и движется она совершенно бесшумно.
   Так вот, Салипа-апа зашла в кабинет главного инженера, который обычно курил беспрерывно и нервно, часто в сердцах ломал почти целые сигареты, разбрасывал и рвал бумаги, словом, много мусорил, ввиду чего она убирала у него по несколько раз за день. И вот, когда она зашла к нему для очередной уборки, то увидела там Сановника. Тот был один. Он набирал на кнопочном аппарате какой-то номер и лишь мельком взглянул на Салиму-апу, а та принялась тщательно протирать совсем чистые полки, поскольку ей вдруг стало интересно, кому же это он звонит сам, если в приемной сидит секретарша, в обязанности которой как раз и входит набирать телефонные номера по указанию главных начальников.
   Нет, не зря Салима-апа задержалась в кабинете! Совсем не зря! Ибо этот важный москвич звонил в дом Черного Хасана!
   "Здравствуйте! Это кто, Мухаббат? А-а... Это вы, тетушка? Тем лучше! А это ваш бывший гость. Помните, я был у вас весной? Да-да, немножко нехорошо тогда получилось, согласен... Как ваше драгоценное здоровье?" - Тут Сановник, будто опомнившись, глянул на Салиму-апу так сурово, что та всполошилась и быстро вышла в приемную. Услыхать продолжение разговора ей уже не удалось, то и без того всё было ясно. Зачем такому важному человеку разговаривать с какой-то глупой тетушкой, да еще утруждаться, лично набирая номер? Зачем, если только тут нет какого-то особого интереса? А какой у них может быть общий интерес? Только та неизвестная, но, видимо, очень серьезная вещь, которая хранится в особом тайнике Черного Хасана!
   Это всё происходило в четверг. А в пятницу, неожиданно для всех, началась развязка, которая на самом деле ничего не прояснила, напротив - всё запутала и усложнила еще больше!
  
   Глава 14
   Наша картина останется неполной, если хотя бы бегло не обрисовать домашних Джанджигита и их бедное хозяйство.
   Жилище этой семьи внешне мало отличалось от соседних. Это было строение из саманного кирпича с плоской крышей и глухой стеной, выходящей на улицу. Все окна, как водится, смотрели во двор. Во дворе же над дорожкой, ведущей к низенькому - в две ступеньки - крылечку, было устроено из всевозможных реек, обрезков труб и толстой проволоки подобие решетчатой арки, перевитой виноградными лозами, причем крупные налитые кисти свисали так низко, что человек нормального роста, проходя, должен был уклонять то вправо, то влево, чтобы не задеть их лицом.
   Наискосок от входа в дом располагался покосившийся айван с дырявым навесом, чуть поодаль виднелись тандыр и вмазанный в очаг котел, вдоль бокового полуобвалившегося дувала выстроились сарайчики, в одном из которых содержались две козы, в другом - два десятка кур. Напротив окон росло несколько фруктовых деревьев - айва, гранат, инжир, однако назвать этот уголок садом не поворачивался язык. Далее - до соседнего участка - тянулись грядки. Имелось еще несколько баранов, которые в настоящий момент находились в отаре под присмотром дядьев. Этим хозяйством семья и кормилась.
   Воду для полива брали из арыка, куда она, в свою очередь, поступала по сложной сети других ирригационных сооружений, питающихся от канала. Арык этот был крайним, вода в нем часто пересыхала, особенно в саратан, и тогда уж каждый хозяин изворачивался, как мог. Для семьи Джанджигита эта головная боль прошла, когда парень сел за руль самосвала. Теперь в любое время он мог привезти несколько бочек воды даже из Затона, где соли содержалось меньше, чем в канале. Порой Джанджигит и соседей выручал, которые все без исключения относились к нему с симпатией.
   Итак, снаружи дом выглядел просторным и "не хуже, чем у людей". Однако его скромная, чтобы не сказать, убогая обстановка как раз и выдавала бедность семьи. Стены были голыми, полы - глиняными, из мебели - лишь пара сундуков и несколько самодельных полок для посуды, из прочего добра - два-три протертых до дыр ковра да высокая - чуть не до потолка - стопка цветастых стеганых одеял не первой молодости.
   Семья состояла из шести человек. Кроме Джанджигита, у его матери были еще младшенькие - два сына и две дочери. Собственно говоря, все местные семьи отличались плодовитостью, дюжина ребятишек - обычная картина. Молодые женщины рожали ежегодно, ибо всякое предохранение считалось делом недостойным.
   Но в этой семье имелась одна редкая особенность. Разница в возрасте между Джанджигитом и следующим ребенком, старшей девочкой, составляла более двенадцати лет! Словом, его младшие сестренки и братишки были в буквальном смысле несмышленышами и нуждались в кормильце и авторитетном наставнике.
   Так, видимо, рассудил Аллах.
   Джанджигита мать родила в четырнадцать, на следующий год снова родила мальчика, но тот заболел и умер через три месяца, а после наступила полоса бесплодия.
   Родители Джанджигита прошли через все ступени отчаяния. Особенно убивался отец, человек пришлый, родом из долины, сам являвшийся, по его словам, единственным ребенком в своей семье. И по врачам ходили, и мулле делали пожертвования, и молились, и пили отвары из степных трав и кореньев, но ничего не помогало. Думали, что это навсегда, и уже смирились с мыслью, что Джанджигит так и останется единственным их утешением.
   Наверное, поэтому его матушка оберегала своего первенца пуще глазу, сдувала с него пушинки и не находила себе места, стоило ее боле выйти за калитку, чтобы поиграть со сверстниками. Пугливая по натуре, неграмотная, она сделалась совсем нервной, и стоило раздаться за дувалом громкому плачу или тревожному вскрику, как она мчалась на шум, едва не теряя сознание от острого укола предчувствия беды.
   И вот, когда Джанджигиту уже исполнилось двенадцать, Аллах смилостивился и снова послал ей детей - сначала девочку, затем вторую, а после двух мальчиков-близнецов.
   После рождения первой дочери воспрянувший духом отец начал строить этот дом (прежде они жили в тесной кибитке). Конечно, и без хашара не обошлось, но всё же пришлось залезать в новые долги. Однако казалось, что отныне всё будет хорошо, ибо долгожданной прибавление в семействе разве не есть добрый знак, верный предвестник благоденствия и удачи?
   Но ведь недаром говорится: "Несчастливого змея и на верблюде укусит".
   После рождения близнецов глава семейства, человек хотя и не очень крепкого здоровья, но подвижный и энергичный, вдруг занемог. Стал худеть, сохнуть и, несмотря на лечение (ездил даже в областную поликлинику к знаменитому врачу, двух барашков возил), умер, не дожив нескольких дней до первой годовщины своих младшеньких.
   Его кончина внесла окончательное расстройство в материальные дела семьи. А ведь до болезни у отца были даже кое-какие накопления, что же касается трат, то он делал их бережно и рачительно, ведя счет каждой копейке и постепенно сокращая старые долги. Вместе с тем, еще после рождения старшей дочери он стал твердить, что черная полоса для их семьи миновала, что теперь, по воле Аллаха, удача на их стороне, и значит, можно сделать небольшое послабление... Ох, лучше бы он этого не говорил, нельзя гневить всевышнего подобными рассуждениями!
   И вот семья, имевшая кое-какую надежду потихоньку выбраться из нужды, скатилась в еще более глубокую долговую яму.
   Существенной помощи со стороны ждать не приходилось. Отец Джанджигита, как уже говорилось, был из других мест, из долины, и самостоятельных мужчин среди ближайших родственников не имел. Матушка Джанджигита, уроженка Т., была младшей в своей семье, ее родители умерли как раз в тот период, когда она маялась своим бесплодием. Умерла также е старшая сестра, а три другие были замужем, но их семьи тоже едва сводили концы с концами. Еще меньше проку было от двух ее братьев - дядьев Джанджигита, бестолковость которых служила предметом насмешек для многих земляков. Конечно, какую-то мелкую помощь по хозяйству они оказывали, да и с детьми обращались ласково, но быть твердой опорой в жизни не могли.
   Единственной надеждой бедной женщины оставался Джанджигит, ее первенец, ее любимчик, материнское чувство к которому с каждым годом всё сильнее наполнялось смутными страхами.
   Жизнь научила ее простому правилу: даже если происходит что-то хорошее, лучше не радоваться, потому что следом непременно нагрянет беда. Так ведь и было всегда. Не успела она нарадоваться своему первенцу, как умер второй ее ребенок, после чего наступил длительный период бездетности; едва порадовалась последующим детям, новому дому, как заболел и умер муж... Ее постоянной присказкой стало: "Ох, не случилось бы беды..." Надвигающуюся тень этой беды она видела во всем - в любом слухе, в любой новости, во всякой перемене. Тень беды стояла за порогом их жилища, пряталась в темных углах, поджидая, когда она расслабится и обрадуется чему-нибудь. Был лишь один способ обмануть или хотя бы отсрочить беду - всё время помнить о ней, мысленно гнать ее прочь, самой же никогда не улыбаться, не поддаваться призрачным мечтаниям. Только тревожиться да почаще жаловаться на судьбу. Она и тревожилась, и эта постоянная тревога наложила резкий отпечаток на весь ее облик, так что она, еще сравнительно молодая женщина, которой было далековато дол сорока, многими, и даже друзьями Джанджигита, воспринималась как старуха.
   Она едва не тронулась умом, когда сверстников Джанджигита начали призывать в армию, когда и ее бола получил повестку. Но тут знающие люди подсказали, что по закону парню положена отсрочка ввиду отсутствия в семье других кормильцев. Это помогло! Она была бы на седьмом небе от счастья, если бы только не страх раззадорить беду.
   Джанджигит так и не пошел служить, отсрочку продлевали раз за разом. Уже его друзья-ровесники вернулись, отслужив, повзрослели, возмужали, отпустили усы, начали поговаривать о свадьбах, а она по-прежнему видела в Джанджигите слабенького мальчика, нуждавшегося в ее защите.
   В ту пору в их городке стоило немалых усилий получить хоть какую-нибудь работу, но бедная мать Джанджигита готова была мириться с самой крайней нуждой, лишь бы ее бола не отлучался лишний раз за калитку, не вызывал бы нечаянной зависти у караулившей за углом беды, тем более, что он рос таким хорошеньким!
   А с другой стороны, надо ведь было как-то рассчитываться с долгами. Кредиторы хотя и ненавязчиво, но всё же напоминали о них.
   И тут вдруг случилось диво, потрясшее сонный городок.
   Неподалеку от Т., в степи, нашли какие-то редкие минералы, которые будто бы лежали у самой поверхности.
   Началась великая стройка.
   Знающие люди говорили, что теперь всё здесь переменится. Скоро и навсегда. Поднимется, мол, большой город с высокими домами, парками и фонтанами, с троллейбусом и железной дорогой, построят даже аэропорт, который будет принимать огромные самолеты из далекой Москвы, о Т. узнают во всем мире...
   Всё это походило на сказку. Вернее, на мираж, который подразнит-подразнит своей величавостью и обманчивой близостью, а после развеется, как легкий дымок. Не случилось бы беды...
   Но покуда многие предсказания сбывались. Самое главное - появилась работа. Очень много работы. Почти все соседи устроились на хорошую зарплату, некоторые - в двух-трех местах.
   Она тоже пошла уборщицей на автобазу, дирекция которой располагалась в нескольких сборных домиках. Начальник показался ей очень добрым, сердечным человеком, и однажды она набралась храбрости и, с трудом подбирая чужие слова, похлопотала за своего сыночка. Джанджигита взяли учеником механика, а уже через год с небольшим доверили ему самосвал, и он стал иметь хорошие заработки - хорошие по сравнению с прежним безденежьем, но недостаточные, чтобы быстро расплатиться с долгами и обзавестись хоть какой-нибудь обстановкой. И всё же семья вздохнула куда свободнее. Жить бы да радоваться!
   Но мать Джанджигита знала, что радоваться нельзя, иначе беда тут же запрыгнет на спину. Всякий раз, провожая сына в рейс, она принималась молить Аллаха, чтобы тот уберег ее мальчика от аварии, и твердила эту мольбу вплоть до возвращения Джанджигита. Случалось, приходили вести, что на таком-то перекрестке столкнулись машины, есть покалеченные и убитые. Тогда эта несчастная принималась за повторную уборку с небывалой энергией, рассчитывая своим усердием отвести беду от своего мальчика. В конце концов, ее суеверность была замечена окружающими, и Джанджигит настоял, чтобы она уволилась с автобазы: товарищи, мол, смеются, ему стыдно. Она легко нашла такую же работу в другой конторе, но и там продолжала высматривать тень беды.
   Теперь же, когда по городу поползли страшные слухи о возможной участи ее сына, когда многие твердили, что не сегодня-завтра Черный Хасан свершит кровавое злодеяние, она вела себя на удивление спокойно, хотя по логике вещей должна была бы рвать на себе волосы, выть и кататься в пыли , умоляя сына повиниться перед Черным Хасаном, тем более, что в ее представлении всякий начальник, даже самый ничтожный, даже осужденный, был человеком другого, недосягаемого, высшего сорта. Нельзя сердить начальника, нельзя перечить ему ни в чем! Иначе горе! Черное горе!
   Но именно сейчас она выглядела почти безмятежной.
   Странно было это. Удивительно и непонятно.
   Может, до нее не доходили слухи?
   Но такого не могло быть.
   Хотя бы по той причине, что ее младшие дети ежедневно играли на улице со сверстниками и, как водится, иногда ссорились с ними. А ссорясь, детвора начинала стращать друг дружку своими старшими братьями. И случалось, что в пылу жаркого спора соседские ребятишки кричали е мальчикам: "Не пугайте нас своим Джанджигитом! Потому что скоро приедет Черный Хасан и зарежет его, и тогда он нам ничего не сделает!"
   Эти слова дети, несомненно, передавали своей матери.
   Отчего же она не беспокоилась?
   Любопытная соседка однажды напрямую спросила ее, не волнуется ли она за Джанджигита, который стал пропадать где-то допоздна.
   На что та ответила с улыбкой:
   - Джанджигит уже взрослый, он старший мужчина в доме и сам знает, что ему делать и когда возвращаться домой.
   Соседка божилась, что в глазах этой простодушной, бесхитростной женщины, тысячу раз на дню молившей Аллаха, чтобы он уберег ее мальчика от беды, не промелькнуло даже облачка тревоги.
   Объяснение, увы, напрашивалось само собой: видимо, несчастная израсходовала все свои душевные силы на борьбу с тенью беды, когда же на порог явилась настоящая беда, рассудок бедняжки не выдержал и помутился.
  
   Глава 15
   В тот самый четверг, когда Мумин-бобо видел хохочущую Мухаббат, а Салима-апа прознала про звонок Сановника в дом под Большими Чинарами, ближе к вечеру отцы вновь призвали к себе своих сыновей, друзей Джанджигита. Накануне те в общих чертах поведали отцам о постигшей их неудаче. (При этом, к чести друзей, они ни словом не обмолвились об оскорбительных выпадах Джанджигита в отношении семейных долгов, отнеся эти выпады на счет его временного помешательства.)
   Отцы выглядели встревоженными.
   - Усиливается слух, - сказали они, будто заключенного действительно собираются привезти в Т. Если так, то не связан ли его тайный замысел с появлением Сановника? Случайно ли тот прилетел в наш город именно сейчас? Не собирается ли Черный Хасан совершить жестокую месть руками это человека, чьи возможности поистине безграничны? Если наше предположение справедливо, то опасность будет теперь подстерегать вашего друга с двух сторон.
   - Но разве Джанджигит мог хоть в чем-то провиниться перед Сановником? - удивились друзья.
   - Как знать?! - вздохнули отцы. - Ведь такой человек, как Черный Хасан, не побрезгует ни клеветой, ни подтасовкой деталей, лишь бы добиться желаемого...
   Помолчав, они добавили с невыразимой печалью:
   - Видимо, Джанджигит слишком высоко вознесся в своих мечтах и уже не в силах здраво оценивать то, что происходит вокруг него. Вас, своих верных друзей, он слушать не желает. В нас, очевидно, видит только заимодавцев. Собственные дядья для него не указ. И всё-таки нельзя отступаться от парня, который упрямо идет навстречу своей гибели. Надо использовать малейшую возможность для его спасения. Нам известно, со слов его матушки, что Джанджигит уважительно относится к русскому механику Михаилу Васильевичу из своего гаража, считает его домуллой - своим учителем. Быть может, Джанджигит, ополчившийся вдруг против своих земляков, прислушается к доводам пришлого русского? Может, в языке русского найдутся более убедительные слова, который дойдут, наконец, до разума Джанджигита? Может, Михаил-ака владеет каким-то особым ключиком к душе Джанджигита и сумеет открыть ему глаза? Мы поручаем вам незамедлительно встретиться с этим человеком и попросить его оказать влияние на Джанджигита. Поторопитесь, ибо времени остается всё меньше.
   Да, времени оставалось мало, но всё же друзья не сомневались, что несколько дней в запасе у них еще есть. По крайней мере, до следующей среды. Им бы пойти в гараж в тот же четверг, но, прикинув, они решили перенести визит на завтра. Ведь сначала нужно было всё хорошенько обсудить между собой в чайхане под тремя карагачами. Откуда им было знать, что завтра будет уже поздно?
  
   Глава 16
   Михаил Васильевич, Михаил-ака, оказался пожилым кряжистым мужчиной в массивных очках, с металлическими зубами, широкими залысинами и вытянутыми трубочкой губами, делавшими его похожим на многоопытного сыщика из популярного кинофильма. На тыльной стороне его ладони красовалась наколка в виде паруса, скользящего по тройной волне. Чувствовалось, что в гараже он полный хозяин и слов на ветер не бросает.
   Он всё время находился в движении: указывал ремонтникам, перешучивался с диспетчершами, докладывал начальству, наставлял учеников. Распоряжался насчет запчастей, и отвлечь его от всех этих важных дел было непросто.
   Но, наконец, друзьям удалось завладеть его вниманием.
   Тщательно подбирая русские слова, они попросили повлиять на упрямца, потому как Черный Хасан уже точит свой нож.
   И вот тут-то им пришлось немало подивиться.
   Оказалось, что Михаил-ака ничего, то есть совершенно ничего не слышал об истории, о которой в Старом городе досконально знал любой мальчишка! Он понятия не имел ни о клятве Черного Хасана, ни о проказах Мухаббат, ни о тайной комнате в доме под Большими Чинарами! Конечно, всем известно, что у русских свои взгляды на происходящие события, но... Выходит, их даже не достигли слухи о том, чем живет весь Старый город? В неведении остается даже человек, которого Джанджигит считает своим учителем! Воистину, живя в одном городе, они обитали в разных мирах! Друзья почувствовали неловкость.
   Пришлось им скороговоркой пересказывать собеседнику всё с самого начала, что было непросто, потому как работники гаража постоянно отвлекали того вопросами, да и сам он в мыслях витал где-то далеко.
   Выслушав, механик крякнул, затем протер свои запыленные очки краешком клетчатой безрукавки - погода в тот день стояла теплая - и вскинул голову, близоруко щурясь на солнце.
   - А знаете, что я вам скажу, ребятки? - неожиданно весело вопросил он. - Полюбил я вашу землю, такие вот пирожки! Да, зной, да, соль, да, песок, а мне в радость! И что дождей нет, тоже в радость! Насмотрелся я на всякие-разные болота непролазные, на слякоть да на грязь - ну их к лешему! А уж намерзся - на всю оставшуюся жизнь! А еще мне нравится приучать к технике вас, чертенят! И вообще... Может, здесь я еще и сам женюсь? - он широко улыбнулся, показав ходокам свои железные зубы. - Здесь я человек, здесь я на месте, здесь я и пущу корни, такие вот пирожки!
   Он подмигнул и продолжал:
   - А Джанджигит ваш - парень с головой. Думаю, к весне пересадить его на большегрузную. Пусть зарабатывает себе на свадьбу, раз у вас иначе нельзя. Такие вот пирожки!
   Они плохо его понимали - при чем тут большегрузная? какая большегрузная? а пирожки? - и принялись втолковывать главное: появится Черный Хасан и тогда быть беде, большой беде!
   Михаил Васильевич внимательно посмотрел на свою наколку и вздохнул:
   - Да-а... Восток - дело тонкое. Может, и впрямь отправить парня в дальний рейс, а? Надо покумекать.
   В этот момент в распахнутые ворота влетел пропыленный уазик и резко затормозил рядом. Водитель крикнул, высунувшись в окошко:
   - Васильич, айда скорее! У ремонтной летучки движок застучал!
   Михаил Васильевич тут же принялся изощренно ругаться и топать ногами, затем распахнул дверцу и плюхнулся на сиденье. Уже из машины крикнул:
   - Ребятки, ладно, не дрейфьте! Не так страшен черт, как его малюют! Вот вернется Джанджигит из отлучки, я с ним потолкую по-мужски!
   - Из отлучки? - удивились они. - Из какой отлучки?
   - Да ведь он еще вчера вечером отпросился у меня на три дня! Сказал, что... - последняя фраза утонула в реве мотора. Машина сорвалась с места и исчезла за воротами.
  
   Глава 17
   Назавтра с самого утра (суббота, базарный день, ровно неделя, как Джанджигит и Мухаббат дали пищу бесчисленным пересудам) Старый город снова был накрыт целой лавиной слухов. Самой громкой стала весть о скоропостижной кончине одной из тетушек. Хотя в городе так и не научились различать между собой этих затворниц, но было известно, что одна из них страдает повышенным давлением и глотает таблетки горстями. Вот она-то и умерла. Причем, как выяснилось, ее кончине предшествовали некоторые события.
   Будто бы ей стало плохо вскоре после полуночи, но поскольку подобное случалось и прежде, то две другие тетушки не особенно переполошились, однако же, оделись и неотлучно находились рядом, выполняя все пожелания больной, которые сводились в основном к просьбе подать ту или иную таблетку да пиалу с кипяченой водой.
   Обычно через час-полтора лекарства приносили облегчение, но на этот раз недуг оказался сильнее. Разбудили Мухаббат, которая тут же напомнила, что больной помогали горячие ножные ванны. Разогрели воду, приготовили таз.
   В разгар этих хлопот, а было уже полчетвертого утра, в ворота раздался сильный стук.
   Оказалось, это приехали на пропыленной "Ниве" тетушкины племянники из долины - два джигита лет тридцати, такие же молчаливые, как и тетушки, - проведать, помочь по хозяйству. Соседи знали этих людей, те несколько раз гостили в доме еще до ареста Черного Хасана. Приезд их был как нельзя кстати. К медицине они, конечно, касательства не имели, но сам факт их появления произвел на больную, как утверждали, благотворное воздействие.
   Вскоре она уснула. Домашнее уже решили, что дело пошло на поправку. Но перед самым рассветом у нее носом хлынула кровь, которая текла всё сильнее, и уж тут Мухаббат вызвала "скорую".
   Поскольку квартал под Большими Чинарами числился на особом счету, то бригада приехала очень быстро, но помочь уже было нельзя. Кровь изливалась не только из носа больной, но еще из ушей. И даже из глаз потекли кровавые слезы! Зрелище было ужасное. Опытные врачи, приехавшие на "скорой", признавались позднее, что никогда прежде не видели ни у кого из пациентов кровавых слез. Но из тетушки они изливались даже не каплями - двумя тоненькими ручейками! Конечно, врачи не сидели сложа руки. Делали всё, что положено. Вызвали даже реанимационный автомобиль. Но когда тот подъехал, всё было кончено. Тетушка так и умерла на руках у врачей. Для порядка старший врач расспросил, что давали больной до вызова, посмотрел те самые таблетки и лишь развел беспомощно руками. Сильнейший гипертонический криз при слабом сердце!
   Тем временем подоспели соседи, разбуженные ночной суетой в доме. Начались расспросы, причитания, послышался женский плач.
   Как справились бы две другие тетушки с похоронными хлопотами, не объявись внезапно племянники?! Ведь по обычаю хоронить нужно в тот же день, а они, тетушки, никак не могли опомниться от произошедшего. Будто сама судьба привела в дом да еще в нужный момент этих молчаливых, но расторопных родственников.
   Пытались дозвониться до тюрьмы, но телефон дежурного не отвечал. Впрочем, на линии часто случались перебои.
   Тогда Мухаббат решительно открыла гараж и помчалась на белой "Волге" в сторону зиндана, чтобы сообщить Черному Хасану новую недобрую (черную!) весть.
   Смерть - очень важное событие. Неудивительно, что оно, это событие, отодвинуло на задний план внимание ко всем прочим происшествиям. Особенно поразил людей образ кровавых слез, что текли из глаз несчастной двумя ручейками. О Аллах! Неспроста это! Неспроста! Это знамение! Грозное предостережение свыше тем, кто задумал зло! А может, это знак того, что смерть лишь начала свою кровавую жатву?
   До самого вечера в городе только и было разговоров, что об этих кровавых слезах и заключенном в них тайном смысле.
   Тем временем, благодаря прямо-таки неукротимой энергии двух племянников, прошли похороны, а затем и поминки. Во дворе были заложены два больших котла плова. Как и полагается, ворота дома были распахнуты настежь. Приглашали зайти каждого, кто проходил вблизи, пусть бы даже это был случайный бродяга. Каждый получал миску плова с большим куском мяса и чай лучших сортов со сладостями. Уважаемым мужчинам предлагали водку, но без огласки, из заварочного чайника. Говорят, за вечер тетушку помянули несколько сот человек, абсолютное большинство которых не знали толком, какая же из трех померла.
   Мухаббат не успела на похороны, но на поминки попала. Все почему-то были уверены, что она вернется с Черным Хасаном, что того отпустят на похороны, пускай бы даже с конвоем. Но Мухаббат вернулась одна. Что-то прошептала на ухо двум тетушкам, затем их племянникам. Испуганной она не казалась. Выходит, никаких последствий свидание с повелителем для нее не имело?
   К этому времени некое оцепенение, вызванное жутким образом кровавых слез, чуточку ослабело, и люди принялись обсуждать другие весьма странные события, имеющие, похоже, прямое отношение к ночной драме в доме под Большими Чинарами.
   Выяснились подробности одного любопытного происшествия, о котором поведала вездесущая Салима-апа, имевшая дар оставаться незамеченной, успевая повсюду.
   Так вот: откройте ваши уши!
   Вчера, то есть в пятницу, в самом конце рабочего дня в приемной главной конторы появился Джанджигит! Он вошел туда, держа перед собой на вытянутых руках огромный ляган, наполненный отборными фруктами! Виноград трех сортов, айва, гранаты, инжир, персики... Всё было умело уложено внушительной горкой, так что сверху или сбоку не уместилась бы даже одна виноградинка! Опустив блюдо на приставной столик, он обратился к секретарше с просьбой провести его к Сановнику.
   Секретарша, еще не старая женщина, с интересом посмотрела на красивого, модно одетого парня и покачала головой: "Это невозможно, молодой человек! Идет важное совещание!"
   "Можно, я подожду?" - он кивнул на диван для посетителей.
   "Не рекомендую. Закончат они не скоро, а затем сразу поедут на ужин. Вас просто не подпустят к нему".
   Джанджигит, по словам Салимы-апы, и поначалу-то выглядел неуверенным, а после такого ответа совсем растерялся. Куда только подевалась его кичливость, которой он щеголял еще недавно?!
   (Сама Салима-апа находилась в тот момент в коридоре, всё видя и слыша через приоткрытую дверь приемной.)
   "Хорошо, тогда передайте ему фрукты..." - эта просьба Джанджигита сопровождалась вздохом обреченности.
   "У них фруктов в избытке, - сочувственно проговорила секретарша. - Лучше увезите их обратно".
   Джанджигит потоптался еще немного, размышляя о чем-то, видимо, неприятном, ибо непрерывно хмурился и кусал губы.
   "Пусть тогда они останутся у вас. Угощайтесь, пожалуйста!" - воскликнул он, наконец, и порывисто покинул приемную, так и не заметив Салимы-апы, которая успела притаиться за кадкой с пышным фикусом.
   Так-так-так...
   Эге, а дело-то совсем непростое! Ну-ка, вспомним еще раз, как всё было.
   Существует, как это принято говорить у русских, некий компромат. На Сановника. Неприличные фотокарточки с его лицом и всем остальным. С помощью этих снимков Черный Хасан надеялся повлиять на сановника, чтобы тот устроил его на вакантный министерский пост. Но Сановник оказался хитрее. Усыпив бдительность черного Хасана сладкоголосыми посулами, он посла в Т. доверенного человека, который сумел завладеть фотографиями и негативом. Черный Хасан сел в тюрьму, якобы за хищение итальянского мрамора. Но и там он не сдался. У него остался еще один компромат на Сановника, которым он не смог воспользоваться во время следствия. Но теперь Черный Хасан вознамерился восстановить с помощью этого компромата - некой вещи, о которой в точности никому ничего не известно, - свое былое положение. Недавно он послал Сановнику весточку. И вот сановник тут как тут.
   Хм! Но ведь Сановник, как мы уже убедились, человек изворотливый. Он мог пообещать Черному Хасану хоть луну с небес, а сам принял срочные меры, чтобы отвести от себя новую беду, а уж затем окончательно добить обнаглевшего узника.
   Зачем Сановник звонил в дом под Большими Чинарами? Не оттого ли что уже столковался с тетушкой относительно компромата, заручился ее поддержкой?
   Но тетушка вдруг умерла... Говорят, гипертонический криз. Очень может быть. Вот только странно, что буквально перед ее смертью в дом приехали два решительных джигита. Уж не те ли это ястребы, что прилетали к черному Хасану перед тем, как в Затоне утонул его родственник - начальник контейнерной площадки? И откуда известно, что тетушка промучилась всю ночь? Может, кровавые слезы потекли у нее лишь тогда, когда она увидела этих ястребов? Позднее врачам показали правильные таблетки, но ведь неизвестно, какое зелье она пила в действительности.
   С другой стороны, тетушка и вправду хворала. Но всё-таки странно, что умерла она вскоре после звонка Сановника. Приезд Сановника тоже очень странно совпал с решением тюремного начальства провести следственный эксперимент и доставить Черного Хасана в Т. Уж не по указке ли Сановника принималось это решение? Наверное, этим двоим и вправду надо встретиться и кое-что обсудить.
   Очень странно и то. Что угрозы Черного Хасана относительно Джанджигита также совпали с приездом Сановника. Уж не собирается ли Черный Хасан привести в действие какой-нибудь особо коварный план, отомстив парню руками Сановника?
   Странно всё это, очень странно... Как будто чья-то твердая рука всё время направляет разрозненные события в единое русло.
   Лишь относительно незадавшегося визита Джанджигита в главную контору не было разнотолков. Все сходились в том мнении, что к Сановнику - ярому врагу Черного Хасана - Джанджигит приходил за помощью, о чем свидетельствовало и его нервное поведение в приемной. Потому и фрукты принес - в знак своего глубокого почтения. Жаль, что Сановник его не принял. Но сильные мира сего обычно не находят времени для нас, простых смертных, говорили в Старом городе.
  
   Глава 18
   В воскресенье произошло еще два важных события.
   Рано утром москвич направился на вертолете в столицу республики. Ходили слухи, что там полетят некоторые головы, после чего Сановник прямиком отбудет в Москву на своем особом самолете, оборудованном персональным туалетом. (А как же его предполагаемая встреча с Черным Хасаном?)
   А вскоре после полудня стало известно, что в шестидесяти километрах отсюда, в соседнем городке Н., где заканчивалась действующая железная дорога (ветка на Т. только еще строилась), в глухом тупичке рядом с вокзалом обнаружен синий самосвал Джанджигита. Похоже, что брошенный. Стекла подняты до упора, дверцы закрыты на ключ. Но гаишники уже открыли их и обнаружили в бардачке путевку, по которой и определили фамилию водителя, а также принадлежность машины. Там же, среди всякой мелочи, нашли футляр от дорогих импортных очков.
   Собственно говоря, этот самосвал приметил еще с ночи дежурный по грузовому двору.
   Вообще-то, к ночным поездам пассажиры прибывали на самом разнообразном транспорте, кто как сумел договориться: и на каретах "скорой помощи", и на подъемных кранах, и даже на колесных тракторах. (Случалось, что и на арбе, но это редкость.) Особой же популярностью пользовались самосвалы, которые считались у местного населения чем-то вроде такси. Все эти средства обычно выстраивались на привокзальной площади, по возможности ближе к перрону. Но тот самосвал почему-то въехал в тупичок рядом с грузовым двором, да еще погасив фары. Оттого-то наблюдательный дежурный и обратил на него внимание. Зачем такая скрытность, притом ночной порой? Из темной кабины выбрались двое - мужчина и женщина. Скудное освещение позволяло их рассмотреть лишь в самых общих чертах. Женщина была в национальных одеждах и укрывала лицо темным платком, но всё же оставалось ощущение, что она молода и движется легко, как танцовщица. На ее спутнике была шляпа с широкими полями, тень от которых начисто скрадывала черты его лица.
   При них был чемодан и две большие сумки. Опять вопрос: почему, имея столько поклажи, укатили так далеко от платформы? Притом, особой спешки парочка не проявляла, хотя поезд в столицу республики уже был подан для посадки, а у касс, как всегда, происходило столпотворение. Либо эти двое уже имели билеты, либо, что вероятнее, надеялись столковаться с проводником. Наконец, они подхватили свой багаж и двинулись к выходу из тупичка, тихо переговариваясь о чем-то. Когда они проходили мимо ворот грузового двора, до дежурного донесся обрывок их разговора: "Мы не опоздаем, Джанджигит?" "Не волнуйся, Мухаббат, любимая, теперь всё будет хорошо..."
   Дежурный всё-таки предположил, что поездом уезжает только женщина, а мужчина попросту провожает ее. (Хотя очень странно, что он поставил машину так далеко от вокзала.)
   Но вот поезд ушел. Миновал час, другой, третий, а к самосвалу никто так и не вернулся, хотя весь транспорт с площади давно разъехался. Вот тогда-то добросовестный дежурный и позвонил в милицию: уж не угнанная ли машина стоит перед его глазами?
   Независимо от дежурного, версию бегства парочки подтвердил и старый гадальщик Мумин-бобо. Минувшей ночью он, как и всегда, не спал, бродил по своему саду и смотрел на звезды. Далеко за полночь с бетонки донесся гул приближавшейся машины. Мимо калитки вихрем промчался самосвал. На какую-то секунду в затемненной кабине вспыхнул свет, и Мумин-бобо узнал водителя и его пассажирку. Мухаббат была, что называется, вся увешана драгоценностями. На Джанджигите была шляпа, низко надвинутая на лоб. Ее глаза были закрыты, голова покоилась на его плече.
   Итак, всё сходилось. Видимо, загадочная смерть тетушки окончательно отрезвила влюбленных, и они сочли за благо немедленно покинуть город. Может, и визит Сановника сыграл какую-то роль, ведь не зря парень искал с ним встречи! Да и приезд диковатых тетушкиных племянников, наверняка, подлил масла в огонь.
   Кто знает! Но, видит Аллах, они избрали наилучший из выходов. Пускай теперь Черный Хасан приезжает на следственный эксперимент! Пташки упорхнули! Сто путей ведут из столицы республики на север, на юг и на восток, в самые дальние концы большой страны. Уж, наверное, влюбленные сумеют обосноваться в таком месте, где до них не дотянется рука озверевшего ревнивца! А там постепенно всё как-нибудь утрясется...
   Между прочим, многие в городе опасались, что сейчас, после побега парочки, два племянника тетушек бросятся рыскать повсюду, искать следы и разнюхивать, а то и угрожать бедной матушке Джанджигита. Но ничего подобного не произошло. Джигиты смирно сидели в доме, как будто их ничего не касалось. Впрочем, нельзя исключить, что им поневоле пришлось ухаживать за двумя оставшимися тетушками, которые после всех потрясений, обрушившихся на дом, слегли с нервным расстройством.
   В этот же период случилось странное происшествие в доме Джанджигита. Ночью во двор забрался вор и переворошил всё в старом сарае. Сарай этот стоял в глубине участка. Мать Джанджигита и ее дети спали по ночам крепко, так что шум их не разбудил. Однако кто-то из соседей заметил вора. Вмешиваться сразу побоялись, ибо все знали, что эти воры не останавливаются даже перед убийством. Через какое-то время темная фигура выскользнула из сарая, перебралась через дальний дувал и скрылась во мраке.
   Только тогда соседи разбудили хозяйку, которая тут же зажгла светильник и бросилась во двор. Впрочем, она сразу заявила, что в том сарае не хранилось ничего ценного. Так, всякая шара-бара: ржавые листы железа, обрезки труб для виноградника, несколько листов черепицы... Но даже всё это было на месте, хотя и раскидано по сторонам. Очевидно, вор обманулся в своих надеждах. Быстро понял, что угодил в бедный двор, и поспешил покинуть его.
   На том и порешили.
  
   Глава 19
   Весь воскресный вечер друзья Джанджигита обсуждали произошедшее.
   После жарких споров они сошлись во мнении, что их ошна, вероятнее всего, сейчас уже на пути в Россию. Вместе со своей избранницей. Ну, так что же? Разве мало других земляков перебралось на север и пустило там корни? Некоторые устроились очень хорошо, получили квартиры, обставились, создали семьи и не помышляют о возвращении в родные места. Значит, и в России можно жить, если только привыкнуть к долгой зиме и тамошней кухне. Впрочем, плов и лагман можно ведь готовить и там?
   Нет, правильно поступил Джанджигит! Значит, никакой он не маймун, всё видел и понимал. Одно плохо: почему не попрощался с ними, своими друзьями? Ведь они ему не чужие. Не мог же он вообразить, что они выдадут его планы? Но, может, накануне произошло что-то такое, что помешало ему объяснится с ними?
   Помнится, механик Михаил-ака что-то говорил об отлучке Джанджигита. Но последнюю его фразу они не расслышали. Джанджигит якобы отпрашивался у него на три дня, но с какой целью? Может, тут и скрывается причина его странного поведения?
   Решено было завтра же снова наведаться в гараж.
   Разговор с Михаилом Васильевичем поначалу складывался трудно. Механик не скрывал своей обиды на Джанджигита. Решил бежать - беги, но машину-то зачем бросать где попало?! А если бы ее раскурочили?! А врать зачем?! Не ожидал он такого от Джанджигита, которого всегда считал хорошим и скромным парнем! На большегрузную собирался его перевести! Всегда готов был поддержать. А он?! Эх!..
   Наконец, отведя душу, механик успокоился и объяснил, что Джанджигит отпросился у него вместе с машиной на выходные дни. Дескать, умер дальний родственник, семья бедствует, денег нет, а без машины на похоронах не обойтись. У родственников покойного вся надежда только на его самосвал. Этот разговор состоялся у них в четверг вечером. Механик дал согласие под свою личную ответственность. Слишком уж убитым выглядел паренек. Да оно и понятно, смерть в семье, хотя бы и дальнего родственника - всегда горе, а у них тут, на Востоке, по местным обычаям, горе втройне. Кстати говоря, он, Михаил Васильевич, целиком одобряет такое вот полновесное проявление родственных чувств.
   Уговор у них был такой: в пятницу Джанджигит работает по графику, в конце же дня отбывает по похоронным делам без заезда в гараж и возвращается утром в понедельник к началу работы. И вот какой фортель он выкинул! Соврал! Соврал, как последний алкаш, из тех, кто не стыдится объяснять очередной прогул смертью какого-нибудь несуществующего родственника. Неужели не мог сказать по-людски?! Нехорошо поступил парень. Неуважительно.
   Из гаража друзья Джанджигита возвращались с тревогой в сердце.
   Что-то не так, что-то неладно было во всей этой истории.
   Механик возмущается, что Джанджигит не захотел открыться ему. Знал бы, что тот не открылся даже лучшим своим друзьям, с которыми вместе рос с детских лет! Но дело даже не в этом.
   Смерть родственника... Очень плохую причину придумал Джанджигит! Нельзя хоронить, пусть и на словах, своих живых родственников - дальних, ближних, всё равно. Нельзя хоронить и несуществующего человека, раз уж назвал его своим родственником. Всевышний не прощает такого кощунства.
   Каковы, однако, могли быть намерения Джанджигита?
   Отпросился он в четверг, то есть накануне выходных. Значит, имел уже заднюю мысль о побеге. Уже высчитал, что машина должна быть под рукой. Но если бы мысль о побеге была единственной. То бежать было удобнее в ночь с пятницы на субботу, когда из Н. уходит еще и московский поезд, курсирующий два раза в неделю. Да и надежнее было бы садиться именно на московский поезд, который сразу отворачивает на север, чем ехать на восток через долину, где у Черного Хасана немало своих людей, способных перехватить беглецов.
   Значит, имелось еще какое-то дело, которое могло решиться только в субботу. А уж от результатов этого дела зависело, как поступить дальше. Теперь уже ясно, что дело закончилось неудачей. Притом, в доме под Большими Чинарами появилась новая опасность в лице этих угрюмых племянников. Видимо, Мухаббат тоже устрашилась нежданных гостей, о которых наверняка имела более подробные сведения. В конечном счете, вся бравада влюбленных испарилась, и в ночь с субботы на воскресенье они бежали сломя голову. При этом Мухаббат изловчилась прихватить с собой все свои драгоценности.
   Вот так, наверное, всё и происходило. Непонятно только, где же скрывался Джанджигит с машиной всю пятницу? Самосвал ведь не куриное яйцо, в рукаве не спрячешь. Во дворе машины не было. На улице тоже. Так где же он выжидал? Ведь не в Городе Мертвых? А где они встретились с Муххабат? Каким образом той удалось обмануть бдительность домашних, ведь в доме под Большими Чинарами ночью не было никакого переполоха?
   Факты должны были бы накрепко сплетаться между собой в некий правильный узор, но они расползались по сторонам, как змеи из плохо завязанного мешка. Одно и то же событие можно было толковать и так и этак. Каждое объяснение плодило новые загадки. Всё нескладно!
   А хуже всего - кровавые слезы умершей тетушки. Дурная примета! Очень дурная!
  
   Глава 20
   Приехавшие племянники так и остались жить в доме, ухаживая за тетушками, которые расхворались настолько основательно, что лишь изредка выходили во двор погреться на всё еще ласковом осеннем солнышке. Впрочем, злые языки поговаривали, что тетушки лишь притворяются немощными, чтобы разжалобить Черного Хасана, который всё равно спросит с них и за побег Мухаббат, и за интриги умершей, в коих еще следовало разобраться.
   И вот что любопытно: племянники совершенно не интересовались беглецами. Верные Черному Хасану люди сами приходили к дому, предлагали свои услуги, их молча выслушивали у калитки, но даже не пускали за порог.
   А может, эти племянники были просто бестолковыми? Они вели размеренную, незаметную, почти сонную жизнь: поддерживали порядок в доме, готовили участок к зиме, вели хозяйство. Иногда они по одному появлялись на базаре, чтобы закупить продукты, но ни с кем в разговоры не вступали, почти не торговались и не отвечали ни на какие вопросы, даже самые невинные.
   Раз в неделю кто-нибудь из них отправлялся на видавшей виды "Ниве" на свидание с Черным Хасаном, вез тому передачу. О каких-либо подробностях этих встреч в Старом городе не знали, тем более, что после них вокруг дома ничего не менялось. Белая "Волга" всё это время так и стояла в гараже.
   Черный Хасан не появился в Т. ни в среду, ни через неделю, ни через месяц. Видать, важный следственный эксперимент решили отменить. Оно и понятно.
   Не было слухов и о новых угрозах со стороны Черного Хасана. Складывалось впечатление, что он затаился в ожидании какого-то важного для себя известия.
   Ничего нового не было слышно и о Сановнике.
   Зато выяснилось, где именно Джанджигит провел сутки перед побегом. Оказывается, он находился у дядьев (впрочем, многие это и предполагали), которые пасли чужие отары так далеко в степи, что туда уже не долетал грохот великой стройки. Об этом рассказали сами дядья, когда их подменили на несколько дней, чтобы они смогли навестить свои семьи, которых не видели с весны.
   Поначалу соседи отнеслись к рассказу дядьев без особого интереса. Было ясно, что перед побегом в чужие края парень решил попрощаться с родственниками, которых по-своему любил. Только и всего.
   Но в ответ на вежливые расспросы простоватые дядья замахали рукавами: нет-нет, Джанджигит ничего не говорил им о своих планах и даже не попрощался! Они сами узнали о его побеге только сейчас, когда приехали в Т., и так удивились, что до сих пор не могут придти в себя.
   Признаться откровенно, куда легче было говорить с камнем или деревом, чем с бестолковыми дядьями Джанджигита. Но терпеливые соседи, почуяв и здесь странности, постепенно разговорили чабанов, и тогда открылось вот что.
   Джанджигит приехал к ним в пятницу вечером, но солнце стояло еще высоко.
   Дядья расспросили по обычаю, хорошо ли он доехал, здоров ли, потому что выглядел он как-то болезненно, словно его пожирала лихорадка.
   Но Джанджигит ответил, что всё хорошо, и они успокоились. В честь приезда племянника решили сделать плов. Кушанье получилось отменным, само таяло на языке, но Джанджигит не проглотил и двух щепоток, а вскоре и вовсе покинул дастархан, не притронувшись даже к своему любимому айрану. В разговор, вопреки обыкновению, не вступал, спать лег рано. Видимо, всё-таки был нездоров.
   Назавтра он пробыл с ними на пастбище почти до вечера, но не смеялся, не шутил, не рассказывал о домашних, а на вопросы отвечал невпопад и поминутно вздыхал. Наверное, всё-таки болел, но не хотел им признаваться.
   Когда солнце уже начало клониться к горизонту, далеко в степи, в стороне, противоположной городу, появился человек, который шагал прямиком на их кошару.
   Заметив путника, Джанджигит, который до этого задумчиво кружил вокруг отары, подозвал к себе собак - огромных афганских овчарок. Конечно, для того, чтобы те не набросились на незнакомца, ведь псы у чабанов очень злые.
   Человек подошел и поздоровался по-нашему. Каков из себя? Дядья пожали плечами: обыкновенный. Худощавый, среднего роста. Волос рыжий, но по-нашему говорит чисто. Сказал, что геолог, что вдвоем с товарищем ехали в город, но неподалеку отсюда - он махнул рукой за гряду холмов - увязли в пухляке по самые оси. Попросил помочь выдернуть машину - самосвал Джанджигита он, конечно, разглядел еще издали. Был пришелец весел и дружелюбен. Из своей сумки, что висела на боку, он достал початую бутылку водки и банку тушенки. Все вместе выпили немножко за встречу. Собаки вели себя спокойно.
   Джанджигит завел самосвал и вдвоем с веселым гостем поехал за холмы. Племянник ничего им не говорил. Дядья были уверены, что он вернется на ночлег, тем более, что для ужина в котле оставалось достаточно плова. Солнце между тем на две трети опустилось за горизонт, среди холмов густились сумерки, и чабаны погнали отару к кошаре. Всё время было слышно, как за холмами надрывно завывают моторы. Похоже, машина геологов села крепко.
   Уже совсем стемнело, когда вдали показались фары. Они быстро приближались. Но это был не самосвал Джанджигита. К кошаре подкатил пропыленный уазик, за рулем которого находился рыжий геолог. "А где Джанджигит?" - удивились дядья. Геолог ответил, что после того, как пришлось порядком повозиться с засевшим в пухляке уазиком, парень решил вернуться домой, вспомнив про одно срочное дело. С ним поехал и второй геолог. За компанию, чтобы было веселее. А сам рыжий специально завернул сюда, чтобы успокоить родственников парня, который им здорово помог. Рыжий очень остроумно шутил, затем выставил еще водки и колбасы и даже собакам бросил какие-то куски.
   Словом, всё объяснилось. Всё было хорошо. Одно только странно: Джанджигит не попросил рыжего забрать у дядьев его красивый ножик, которым те резали мясо. Это действительно странно, потому что ножны, тоже очень красивые, остались висеть у него на поясе, а вот про нож он, видимо, забыл в спешке или по причине своего недуга. А волноваться они и не думали. С какой стати им волноваться? Ведь рыжий геолог всё так понятно объяснил.
   Простодушные дядья признались также, что водка у этого рыжего русского (но, может, и татарина) была такая крепкая, ну, такая крепкая, что они проспали, ни разу не поднявшись, до самого утра. Вот какая крепкая! Благодарение Аллаху, с овцами ничего не произошло. Да и афганские овчарки свое дело знают.
   Эх, дядья, дядья...
   И снова по городу пошли гулять пересуды.
   Много толковали об этих самых геологах.
   Вообще-то, такая встреча в степи с некоторых пор не являлась чем-то исключительным.
   Великая стройка подняла вокруг себя по всей округе бесчисленные буровые вышки. К каждой из них вела целая сеть полевых дорог. Зачем так много? Причина простая: ведь вышки стояли на такырах. А что такое такыр? Это плоская и ровная глинистая поверхность, покрытая бесконечной паутиной трещин. Легковые машины летят по такыру, как по асфальту. Но осторожность терять нельзя: под твердой коркой залегают рыхлые породы. Если на такыре вдруг забуксует тяжелый грузовик, то в какую-то минуту почва под ним превратится в мельчайшую, невесомую пыль, которая течет в руке, как вода. Еще минута - и вокруг автомобиля образуется целое озерцо такой пыли. В нем колесо не может найти опору и, прокручиваясь, лишь оседает еще глубже. Это и есть пухляк. Застрять в нем можно оч-чень надолго. Бывалые водители стремятся объехать опасное место по всё более крутой дуге, отчего пухляк расползается иногда на сотни метров.
   Как ни велика степь, а с началом великой стройки вся она покрылась язвами пухляков, на которых не растет даже неприхотливый кейреук. Случай с геологами свидетельствует, что пухляки добрались уже и до дальних пастбищ, вай-вай! А ведь дальше лежат лишь пески, на которых овцы вовсе не найдут себе пропитания...
   Не будем, однако, отклоняться от нити нашего повествования, тем более, что теперь, соединив воедино полученные сведения, нетрудно восстановить ход событий, случившихся в пятницу и субботу.
   Итак, в пятницу вечером Джанджигит искал встречи с Сановником. Он, Джанджигит, откуда-то прознал, что тот полетит в воскресенье утром в столицу республики на вертолете. И ему, Джанджигиту, пришла в голову дерзкая мысль попросить этого важного московского вельможу взять с собой его и Мухаббат. Ведь все знали, что Сановник имеет склонность к общению с простыми людьми. А может, у Джанджигита возникло еще более дерзкое намерение: упросить Сановника взять их с Мухаббат на самолет, на тот самый, где для главного пассажира был устроен отдельный туалет? Вот тогда бы, оказавшись за один день в Москве, влюбленные обезопасили бы себя от всякой погони.
   План, между прочим, был вполне реальный. Ибо известно: проси помощи у врага своего врага, и ты ее получишь!
   Но Джанджигиту не хватило терпения и духу добиться встречи с важной персоной.
   И тогда, очевидно, парень решил взяться за дело с другого конца. Он ведь знал, как и все вокруг, что в столицу республики Сановник полетит не в одиночку, а с вахтенными рабочими и специалистами. В воскресенье его спутниками как раз и должны были стать геологи.
   И вот, потерпев неудачу в главной конторе, Джанджигит, надо полагать, помчался на поиски геологов, готовящихся к перелету. Те всё еще находились на одной из буровых.
   Простым людям легче договориться между собой. Нет сомнений, что геологи сочувственно отнеслись к просьбе взволнованного парня. Но, очевидно, ответили примерно так: мы-то не против, но пока неизвестно в точности, сколько всего человек полетит на вертолете. Если пассажиров окажется много, то вертолетчики попросту не возьмут никого лишнего, они ведь головой отвечают за жизнь Сановника. Давай, мол, парень, сделаем так. Завтра у нас будут более точные сведения, и тогда мы сможем конкретно ответить на твой вопрос.
   Ладно, кивнул им обнадеженный Джанджигит. Завтра - суббота, я буду находиться здесь рядом, возле кошары, во-он за теми холмами. Приезжайте на плов. Только не говорите о деле в присутствии моих дядьев. Об этом никто не должен знать.
   Очень хорошо, закивали в свою очередь геологи. Завтра к вечеру кто-нибудь из наших подскочит туда и сообщит тебе результат с глазу на глаз.
   Вот как всё было на самом деле!
   От геологов Джанджигит сразу же поехал к своим дядьям. Понятно, что в ожидании важного ответа парень потерял аппетит и впал в задумчивость.
   Вечером в субботу, согласно обещанию, приехали геологи. Правда, немножечко не доехали. Машина застряла в пухляке. Тогда один из них отправился к кошаре пешком. Где и шепнул Джанджигиту, что вертолет перегружен, брать еще двоих вертолетчики отказались наотрез...
   Получив это печальное известие, Джанджигит понял, что в запасе у него остался единственный, самый опасный вариант: бежать вместе с Мухаббат на поезде.
   Оставаться у дядьев уже не имело смысла, ведь надо было предупредить девушку, собраться в дорогу самому, договориться с домашними, чтобы до порыв никто не выдал неосторожным словом его планов...
   Почему он не попрощался с дядьями? Очевидно, слишком много времени ушло на вызволение машины геологов, и надо было спешить. Притом, посвящать в свои намерения дядьев было весьма рискованно. По простоте душевной они могли сболтнуть лишнее в неподходящей ситуации. По той же причине в кошаре остался и нож Джанджигита. Не возвращаться же за ним!
   Итак, в ночь с субботы на воскресенье, за два-три часа до отхода поезда, Джанджигит встретился с Мухаббат, надо полагать, где-нибудь за боковым дувалом дома под Большими Чинарами.
   Но каким же образом девушке удалось обмануть бдительность домашних?
   О, не забывайте, что это была весьма находчивая и дерзкая ханум!
   Достойная ученица своего хозяина, она, несомненно, придумала какую-нибудь тонкую хитрость!
   Тетушки лежали больные, их племянники хлопотали по хозяйству...
   Мухаббат могла сказать, что Черный Хасан позвонил ей из тюрьмы и велел приехать к нему ночью для важного разговора. Он, мол, пришлет за ней самосвал с доверенным человеком, которого не должна видеть ни одна живая душа. Далее Мухаббат могла испортить телефон, чтобы ее хитрость случайно не открылась. (Впрочем, нежданная смерть одной из тетушек значительно упрощала дело.) Вещи Мухаббат собрала заранее, а драгоценности надела на себя без всякой утайки - ведь тетушки знали, что хозяину нравится, когда девушка предстает перед ним во всей своей красе.
   План беглецов удался.
   Вот только напрасно Джанджигит оставил машину в тупике перед грузовым двором. Оставил бы на привокзальной площади - никто не заинтересовался бы ею до понедельника. А так побег открылся слишком рано. У Черного Хасана оставалась возможность пустить по следу кого-нибудь из своих людей в долине.
   Но и у беглецов есть шанс запутать погоню. Ночью поезд делает остановку на узловой станции. Беглецы вполне успевают пересесть на какой-нибудь поезд, идущий на север. Надо полагать, они предусмотрели и такой ход. Ведь Мухаббат, при всей ее взбалмошности, - девушка очень практичная.
   Храни их Аллах!
   Что же касается крепкого сна дядьев, то и тут нет ничего удивительного. Всем известно, что водку дядья пьют редко, лишь тогда, когда их кто-нибудь угостит, зато частенько балуются анашой. Очевидно, после выпитого они еще выкурили по косячку, вот им и снились всю ночь черноокие гурии.
   Да, несомненно, всё было именно так!
   Конечно, остается еще много вопросов, но в общих чертах картина теперь ясна.
   Сановник отбыл в столицу, уладив, очевидно, какие-то оставшиеся у него в Т. дела. Джанджигит и Мухаббат бежали в чужие края - и не с пустыми руками, одни драгоценности Мухаббат кое-чего стоили. А Черный Хасан остался в зиндане досиживать свой срок.
   Эту развязку можно было бы считать вполне благополучной, если бы не смерть тетушки. Всё-таки умерла она как-то нехорошо, не по-людски. Но страшнее всего эти ее кровавые слезы. Никогда еще в Т. ни у кого не было ничего подобного. Это не просто проявление недуга. Это знак, извещающий, что в этой истории рано ставить точку, что самые тревожные события еще впереди.
  
   21.
   По-прежнему непостижимым в этой истории оставалось поведение матушки Джанджигита. Казалось, город волнуется за ее сына больше, чем она сама! Она, всегда дрожавшая над каждым его шагом!
   Похоже, не очень-то страшило ее и приближение зимы, хотя дом остался без главного своего работника. Было, кстати, замечено, что на базаре она делает покупки без прежней своей экономии, и что со стороны их кухни нередко потягивает запахом аппетитного зирвака.
   Ее спокойствие отчасти объясняли тем тихим помешательством, которое, очевидно, коснулось ее бедной головы. Но одновременно предполагали и то, что женщина доподлинно знает о счастливом завершении вынужденного путешествия ее сына со своей спутницей. Не подлежало также сомнениям, что перед побегом Джанджигит оставил ей некоторую сумму, полученную, очевидно, от Мухаббат.
   Надо думать, именно эти деньги побудили простодушную женщину утверждать, что отныне Джанджигит стал настоящим хозяином в доме и лучше знает, как ему следует поступать.
   Друзья Джанджигита, верные своему слову, по меньшей мере раз в неделю навещали брошенную семью и оказывали ей посильную помощь, порой весьма существенную. И еще они лелеяли надежду, что однажды матушка их друга довериться им и расскажет немного подробнее о новой жизни Джанджигита и Мухаббат.
   Какое-то время мать Джанджигита, женщина совершенно бесхитростная, неизменно отвечал, что не имеет никаких известий о сыне. Затем, рассудив, видимо, что ее спокойствие и впрямь выглядит странным и вызывает недоумение у земляков, стала говорить, что на днях она опять ходила к старому гадальщику Мумину-бобо, и тот, рассыпав перед собой разноцветные бобы, определили по их расположению, что Джанджигит жив, думает о ней и мечтает о встрече.
   Но вот однажды, дело было уже в начале января, она с таинственным видом зазвала друзей сына в дом и, тщательно прикрыв дверь, а после еще выглянув в окошко, сообщила что получила сегодня свежую весточку от Джанджигита, с которой, по его же просьбе, хочет ознакомить их.
   Тут она открыла сундук, достала из него чистую тряпицу и бережно развернула ее. Друзья увидели несколько сложенных вчетверо листков бумаги. Хозяйка протянула им верхний.
   Уже по почерку они узнали руку Джанджигита, а по первым фразам его манеру изъясняться.
   Письмо было довольно коротким, одна неполная страничка.
   Джанджигит писал, что очень удачно устроился на новом месте, что у него хорошие заработки, что природа здесь удивительная, сосны до неба, а снег по пояс и лежит он большим пушистым ковром. К сожалению, адреса он назвать пока не может, так как подходящий момент для этого еще не наступил. Но он будет использовать каждую возможность, чтобы и впредь присылать ей письма и немного денег. Пускай мама не расстраивается, разлука не продлится вечно. Она также должна всецело доверять человеку, который передает ей эти весточки. Он, Джанджигит, очень скучает по дому, по ней, по братишкам и сестренкам, по дядьям и вообще по всем родственникам. Очень сожалеет, что был груб и заносчив с друзьями и восхищается их великодушием, тем, что, не поддавшись обиде, они бескорыстно помогают сейчас его домашним. Он просит у них прощения за свое высокомерие. Пусть знают, что он их любит и ценит...
   Читая эти строки, друзья совсем расчувствовались.
   Так-так-так... Значит, он понял, что их побуждения шли от чистого сердца? Это хорошо. Это означает, что Джанджигит становится настоящим мужчиной.
   Друзья не стали спрашивать, каким образом весточки издалека слетаются в этот дом. И так ясно, что не по почте. Впрочем, чего тут гадать? На великую стройку работают сотни других городов, тысячи организаций. Отовсюду едут командированные, кто на несколько дней, а кто и надолго. Очевидно, на своем новом месте Джанджигит нашел надежного человека, с которым и передает письма на родину, а также, как следует из прочитанного, некоторые денежные суммы.
   И всё-таки было в этом письме нечто настораживающее.
   Прежде всего в нем не нашлось места даже для одной строчки о Мухаббат. Может, Джанджигит попросту не хочет расстраивать мать упоминанием о виновнице их разлуки? Нет, что-то не то. А его извинения в их адрес? Джанджигит явно жалеет о случившемся. Не только о том, что вел себя по отношению к ним высокомерно. Он как будто сожалеет вообще... обо всём...
   - Не докучают ли вам люди Черного Хасана? - решились друзья на острый вопрос ввиду ощущения полной доверительности.
   - Докучают? - она вздрогнула, затем боязливо осмотрелась по сторонам, хотя дверь по-прежнему была закрыта, и зашептала быстро-быстро: - Черный Хасан - хороший человек! Он сильно помог Джанджигиту! И сейчас тоже помогает. Дай Аллах ему здоровья!
   Вот сейчас они и разглядели, какие у нее безумные глаза!
   На какое-то время в полутемной комнате повисло тягостное молчание. От недавней доверительной атмосферы не осталось и следа.
   Друзья переглянулись и стали торопливо прощаться.
   Кажется, это был последний раз, когда они приходили в дом Джанджигита всей компанией.
   Минуло еще две-три недели, и верные друзья один за другим с небольшим интервалом стали семейными людьми. Свадьбы были пышными - каждая по пятьсот-шестьсот гостей, с муллой, с подарками, с ответными дарами, с музыкой, с карнаями и сурнаями, с коврами, с утренним пловом и ночными плясками у костра, со свадебным поездом, с почти беспрерывным трехдневным тоем...
   Новая жизнь, новые заботы... Ежевечерние посиделки в чайхане у трех карагачей закончились. Встречались они теперь реже, в разговорах преобладали другие темы. Всё реже вспоминали и о Джанджигите, тем более, что тот сам выбрал свою судьбу. Может, у него что-то и не сложилось с Мухаббат, зато он обрел житейский опыт. Кто знает, может, он и найдет еще своё счастье на новом месте, в чужих краях? А может, вернется в родные стены, когда Черный Хасан простит его? Вот, правда, разум его матушки помутился, но это помешательство тихое, оно не препятствует ей вести хозяйство, заботиться о детях, радоваться весточкам от своего любимчика...
   К окончанию зимы Старый город начал понемногу забывать о беглецах.
  
   22.
   В былые времена, еще до великой стройки, Т. славился своими смушками и дынями. То ли сухой климат тому причиной, то ли жаркое солнце, то ли те самые минералы, в меру растворенные в подпочвенных водах, но только завитки каракуля образовывались здесь какие-то особенные, а дыни вырастали размером с хорошего ягненка (русские говорили - "с поросенка") и обладали головокружительным духом и необыкновенно нежной, сочной мякотью.
   У многих обитателей Т. имелся в ту пору еще один промысел, о котором не принято было говорить вслух. По весне вся степь вокруг Т. алела от маков. Алым цветом покрывались все холмы - и ближние, и дальние. Но это был не совсем тот мак. Вы понимаете, да? А вот за дальними холмами, за Городом Мертвых, почти каждая семья возделывала свой тайный участок, засевая его настоящим маком. Когда заканчивался сезон, из долины приезжали проверенные люди и без лишних слов платили хорошие по тем временам деньги за урожай, подготовленный по всем правилам и разложенный по аккуратным мешочкам.
   Говорят, в других местах, где жители тоже занимались подобным промыслом, тайные участки регулярно выискивали с вертолета, жгли их и распахивали. Но Т. никогда не знал милицейских рейдов. Наверное, потому, что весь урожай вывозился отсюда тихо-мирно, без лишнего шума. Для местных жителей это был только дополнительный заработок, шедший на уплату взаимных долгов. Лишь единицы, вроде бестолковых дядьев Джанджигита, баловались выращенным ими же зельем.
   Здесь издревле жили по-простому, слыхом не слыхали про замки и запоры. Случалось, какая-нибудь семья, вся до единого человека, отбывала на день-другой в соседний город Н. - на свадьбу или похороны. Тогда калитку с улицы попросту подпирали колом, и это служило знаком для других, что никого нет дома. Не было слышно, чтобы у кого-нибудь хоть что-то исчезло со двора. Если же кто-нибудь терял какую-либо вещь на улице, то нашедший спрашивал всех встречных, кому принадлежит находка, и та возвращалась в конце концов к хозяину. Если по какой-то причине возникало несогласие между соседями, то вся махалля стремилась уладить спор по справедливости. Почтенные аксакалы всегда находили нужные слова, и страсти, как правило, не выходили из берегов. Злодейства, в особенности смертоубийства, были столь редким явлением, что память о каждом сохранялась несколькими поколениями, служа своеобразной вехой для отсчета прочих событий.
   Великая стройка, не спрашивая ни у кого согласия, легко сломала привычный уклад жизни. Дорогую цену приходилось платить за перемены, за надежду когда-нибудь в будущем жить в большом современном городе.
   Первое, что сделали новые власти, - уничтожили тайные посевы мака, причем начато было именно с дальних делянок. А ближние участки перепахали самосвалы, обратив верхний слой почвы в пухляк. Уже на второй сезон, по весне, впервые за много веков степь не заполыхала алым цветом. Лишь кое-где, на самых крутых склонах холмов, распустились яркие лепестки, но и они, атакуемые клубами глинистой пыли, зачахли в считанные дни.
   Потерю маковых плантаций старожилы перенесли без ропота, поскольку не составляло труда найти заработок и для себя, и для своих домашних в бесчисленных конторах и учреждениях - только выбирай!
   Другая беда застигла Старый город врасплох.
   Наряду с людьми мастеровыми и умелыми, с опытными, степенными строителями, уважающими порядок и предписания, сюда сразу же нанесло мутные сгустки человеческой пены от ворья и хулиганов до неприкаянных бродяг. Много было и тех, кого сами русские с загадочной усмешкой называли "охотниками за длинным рублем". Работали здесь и заключенные (не из той ли тюрьмы, где сидел Черный Хасан?) Также отправляли сюда на поселение (не из числа ли поселенцев был уважаемый механик Михаил Васильевич?) Был период, когда для приваживания рабочих рук платили действительно хорошие деньги. На их шелест слетелось множество распутных женщин - явление в Т. прежде совершенно неизвестное. Ну, а вслед за ними появились нечестивцы и пройдохи всех мастей.
   Богобоязненным жителям Т. порой казалось, что в степи, за дальними холмами, иблис открыл на время невидимые врата Города Мертвых, и вся нечистая сила, истомившаяся от скуки, вырвалась наружу, чтобы творить бесчинства и мерзости.
   ...По ходу повествования мы уже несколько раз упоминали о Городе Мертвых. Пришла пора рассказать о нем чуть подробнее.
   Сохранилось предание, что в старину в Персии обитало сообщество злых волшебников и магов, которые умели оживлять мертвых (но только тех, кто не прошел через обряд погребения) и заставляли их выполнять любые приказания, что и служило средством обогащения этих служителей сатаны. С особым рвением колдуны устремлялись к полям сражений, где непогребенных мертвых тел имелось в избытке и где они могли выбирать по своему усмотрению. Говорили также, что они имели соглашение с главным царским палачом и забирали приглянувшиеся им тела казненных. Несметные сокровища накопила в своих схронах эта нечисть.
   Когда в Персию вторглись войска Искандера Двурогого, то злые волшебники выражали бурную радость, предвкушая неслыханное пополнение рядов своих послушников. Вот только не знали они того, что Искандер имеет талисман против их чар и даже дал обет уничтожить их клан.
   Гонимые великим полководцем, они бежали в безлюдные места (не все, а лишь те, кто уцелел), пересекли безжизненную местность и подошли с юга к городу Т., который существовал и в ту пору.
   Здесь, не желая огласки, они объявили себя благочестивыми изгнанниками и основали поселение на расстоянии шести часов пешего пути от Т.
   Странное это было поселение.
   Итак, вскоре после начала великой стройки среди местных жителей распространился слух, что невидимые врата Города Мертвых вновь открылись, и что зло снова хлынуло в мир.
   Да и как же было этому не поверить?!
   Ибо всё, что плохо лежало, начало мгновенно испаряться - сначала с улиц, затем со дворов и, наконец, даже из внутренних помещений! С наступлением темноты, особенно в дни выдачи зарплаты и аванса, стало опасно выходить за околицу. То в одном, то в другом конце огромного, шумного, незасыпающего лагеря, что стиснул широким кольцом тихий городок, по ночам раздавались пьяные крики, вопли, взрывы хохота, переливы непристойного пения. А поутру оттуда докатывались до Старого города жуткие слухи - одному пробили голову, другого пырнули ножом, третьего опоили и обобрали...
   Вроде бы прибавилось милиции, ловили воров и грабителей, работали суд и прокуратура, а всё же тревога не унималась, иблис злорадно собирал свою греховную жатву.
   В самом конце зимы, на исходе февраля, стало известно о неслыханном, страшном преступлении.
   Вдруг открылось, что еще неделю назад бандиты похитили прямо из дома - о Аллах! - не драгоценности, не деньги, не обстановку и даже не скотину, а самого хозяина - старого, но еще крепкого корейца Кима, семья которого выгодно распродала за зиму прошлогодний урожай лука.
   Вообще-то, в Т. проживали несколько старых корейцев, носящих фамилию Ким. Но именно этот Ким был известен Старому городу после забавного недоразумения, произошедшего прошлым летом.
   Рассказывали, что один из местных маленьких раисов позвонил домой, чтобы узнать, готов ли обед, но, набрав по ошибке другую цифру, угодил к старому Киму. Чуя, что трубку снял кто-то чужой, раис спросил: "Ким бу?" ("Кто это?") Честный кореец Ким, знавший местные языки, вежливо ответил: "Бу Ким!" ("Это Ким!") Не врубившийся раис (а может, он всё еще был спросонья) изумленно переспрашивает: "Ким бу?" А старик отвечает с прежним достоинством: "Бу Ким!" И так раз десять подряд - "Ким бу?", "Бу Ким!"; "Ким бу?", "Бу Ким!"... Заметьте, каждый по-своему был прав. Эту незамысловатую историю целый месяц рассказывали во всех чайханах и лагманных.
   Вот именно этого Кима и похитили.
   Это в нынешние наши лихие денечки никого не удивишь захватом заложников, а тогда люди диву давались, зачем же бандиты это сделали, какая им в том выгода? Но оказалось, что выгода есть. Бандиты прислали старшему сыну Кима окровавленный мизинец отца и пообещали регулярно присылать еще по пальцу, если через десять дней не получат сумасшедшего выкупа. (Понятно, что всё произошедшее стало известно позднее, после развязки.)
   Дальнейшие события развивались так.
   Бандитов было двое. Старого Кима они держали в обыкновенном вагончике, которых по степи было разбросано великое множество. Похитители почти не рисковали, ибо Ким имел очень слабый голос и не мог позвать на помощь. Но эти изверги всё равно заклеили ему рот липкой лентой, да еще приковали несчастного за руку цепью к трубе отопления. Окна были заварены снаружи листами железа. Рядом проходила низковольтная линия электропередачи, подключившись к которой бандиты обзавелись всеми бытовыми удобствами. В каких-нибудь ста метрах располагался жилой городок монтажников, тоже сплошь из вагончиков, и это соседство еще в большей степени отводило от похитителей возможные подозрения, тем более, что их вагончик ничем не отличался от тысячи других - такой же обшарпанный, с вмятинами на обшивке. Один из бандитов караулил старика, второй ездил на кофейной "Ниве" по делам. Затем они менялись.
   Палец старику Киму эти нелюди отстрелили дюбельным пистолетом. Прижали его руку ремнем к полу и отстрелили левый мизинец, словно это был сучок на саксауле. Очевидно, они и в последующие дни угрожали ему этим самым пистолетом в полной уверенности, что запугали старика до смерти. И уж, конечно, им даже в голову не могло придти, что этот луковый шептун решится на сопротивление.
   Между тем, старый Ким был человеком отнюдь не робкого десятка. Он скорее дал бы себя изжарить на медленном огне, чем допустил бы разорение семьи. Вдобавок, и этого бандиты не могли знать, он в молодости работал на стройке и умел отлично обращаться с дюбельным пистолетом. Похоже, этот пистолет и навел его на определенный план.
   Теперь уже невозможно установить точную последовательность событий, ибо все участники этой драмы мертвы, но очевидно, что притворным смирением старый Ким усыпил бдительность своих тюремщиков. Затем, дождавшись, когда один из похитителей уедет, он сумел не только завладеть пистолетом, но и зарядить его. Можно предположить, что пленник, наведя оружие на бандита, всего лишь потребовал своего освобождения, не зная, что у того в рукаве спрятан нож.
   Их мгновенный поединок закончился тем, что каждый поразил своего противника. Но оба жили еще какое-то время, встретив смерть по-разному. Бандит, обезумев от боли, выскочил наружу, отчаянно вопя и держась руками за развороченный живот. Старик же аккуратно перезарядил пистолет, отстрелил свои оковы и, пошатываясь, вышел на крыльцо. Нож сидел в груди пленника по самую рукоятку.
   А дальше произошла та самая развязка, о которой долго еще толковали в городе.
   Будто бы первый бандит, тот, что уехал накануне, вдруг вернулся по какой-то надобности, и случилось это в тот самый момент, когда его подельник бежал, в горячке, через пустырь, поддерживая свой живот, а на крыльце вагончика стоял, привалившись спиной к дверному косяку, смертельно раненый Ким.
   Одновременно со стороны поселка Химкомбинат двигались "Жигули" с четырьмя родственниками Кима. Надо сказать, что после получения грозной записки на семейном совете решили не обращаться в милицию, на угрозу же ответить притворным согласием, но затягивать переговоры под разными предлогами, а тем временем, используя всю многочисленную родню, разбить город и окрестности на участки и дотошно исследовать каждый из них до последнего закоулка. Дело, на первый взгляд, могло показаться бесперспективным, учитывая масштабы стройки, но ведь известно и то, что упорство корейцев поистине не знает предела. Ходили слухи, что они собирались осмотреть даже Город Мертвых, но только в последнюю очередь.
   И вот, когда машина с четырьмя родственниками Кима поднялась на холм, под которым стоял одинокий вагончик, глазам поисковиков открылась ужасная картина, в которой они, однако, быстро разобрались, ибо в отличие от бандитов хорошо знали характер своего старика.
   А вот первый бандит, сидевший за рулем "Нивы", не сориентировался в изменившейся обстановке. Решив, что его подстерегает засада, он круто развернулся и отчаянно газанул, чем сразу же выдал себя.
   Один из корейцев на ходу выскочил из "Жигулей" и бросился к старику, чтобы оказать ему помощь, остальные же устремились в погоню за "Нивой". Бешеная гонка по степи продолжалась, впрочем, недолго. Утративший самообладание бандит не справился с управлением на одном из опасных виражей. "Нива" перевернулась и рухнула в глубоченный котлован, с забетонированного основания которого поднимался целый лес толстых арматурных прутьев. Три угловых арматурины приняли падающую машину на себя, прошили ее вместе с похитителем насквозь и, вышибив дверцу, вынесли того из салона на манер заготовки для некоего чудовищного шашлыка.
   Очевидцы рассказывали, что рыжеволосый бандит - цвет его волос разглядели только в котловане - умирал мучительно долго, медленно сползая по пронзившей его арматуре до самого дна, и облегчить его страдания не было никакой возможности. Мучительной была смерть и второго похитителя. На пути в больницу машина застряла в пухляке. Пока ее вытаскивали буквально на руках, прошло, должно быть, не менее получаса, и всё это время раненый орал, не переставая. А умолк он - навеки - лишь перед операционным столом.
   Умер и старый Ким, но со светлой улыбкой на устах, в окружении родственников, ясно осознавая, что он исполнил свой семейный долг, сохранив для близких средства, заработанные тяжким трудом.
   На протяжении нескольких недель это происшествие служило главной темой всех разговоров.
   Разные люди, блестя глазами, говорили, что высшая справедливость на свете всё-таки есть, что иначе и быть не должно, что бесчеловечное, дикое, зверское преступление бандитов настолько рассердило небеса, что те не стали на сей раз откладывать наказание надолго, а примерно покарали негодяев на глазах у всего народа.
   Во всех разговорах неизменно фигурировал отстреленный палец старика Кима. Этот образ оказывал такое сильное впечатление на горожан, что невольно потеснил собой память о кровавых слезах тетушки Черного Хасана. Притом, что о покушении на Кима говорили не только в Старом городе, но и в других частях Т., а также повсюду на стройке. Как-то незаметно для всех заинтересованных лиц происшествие в доме под Большими Чинарами отодвинулось в область прошлого.
   Но, как оказалось, ненадолго.
  
   24.
   Примерно в это самое время в далекой Москве умер очередной Большой Раис, уже третий за неполные три года. Совсем больной был. Похоронили его по государственному обычаю - с пушками, с музыкой, с торжественными клятвами.
   Вскоре после похорон там же, в Москве, в Большом Кремлевском сарае, состоялся курултай главных коммунистов, на котором они избрали нового Большого Раиса. На этот раз, похоже, решили не повторять прежних ошибок. Стариков беспокоить не стали, выдвинули молодого наследника: скромного, энергичного, приятного на вид, а главное - умеющего складно говорить без бумажки!
   Многие простые люди радовались: наконец-то, нами будет руководить достойный человек, который точно знает, как сделать жизнь легче!
   Одно только плохо. На темени у него было большое темное пятно (большее даже, чем у Черного Хасана). Но люди готовы были закрыть на это глаза, лишь бы он повел усталый караван по самой короткой дороге! Все тогда верили, что караванщик знает эту дорогу, как свои пять пальцев. Один лишь Мумин-бобо, изучив расположение бобов, сказал с горьким вздохом: "Нас ждут большие потрясения, ибо караван заблудится в песках..." А ведь Мумин-бобо никогда не ошибался. Но именно тогда старому гадальщику и не поверили.
   Наступившие перемены не пугали никого из простых людей.
   Вскоре после курултая последовали громкие отставки. Лишился всех своих постов и Сановник. В газетах писали "по состоянию здоровья". Но ведь так пишут всегда. Известно, что в коридорах власти дуют опасные сквозняки, после которых здоровье может пошатнуться даже у очень крепкого человека. Какой из сквозняков продул Сановника - кто знает! Может, сыграл свою роль компромат Черного Хасана, тот самый компромат, который долго лежал в тайнике, но всё-таки всплыл наверх в нужный момент. А может, тут приложил свою руку более могущественный враг Сановника. Гадать можно до бесконечности, тем более, что в Т. слухи из белокаменной столицы долетали с опозданием и в сильно искаженном виде. Но нет сомнений, что с приходом нового Большого Раиса Сановник утратил свою силу и уже не мог вредить Черному Хасану. Видимо, именно по этой причине совсем скоро - в канун важных майских праздников - Черный Хасан попал в списки амнистированных и вышел на свободу.
   Один из тех самых племянников привез его на белой "Волге" домой. Произошло это глубокой ночью, так что амнистированного директора не смогли разглядеть даже самые любопытные из соседей.
   Хитрые тетушки накануне приезда хозяина снова слегли. Будто бы с нервным расстройством. Не помогло. До самого рассвета из дома доносились крики: густой бас Черного Хасана и жалостливые причитания тетушек. (Племянники, очевидно, отмалчивались.) Слов разобрать было нельзя, но не составляло труда догадаться, что "купец" пеняет негодным стражницам за пропажу, а те пытаются оправдаться.
   Следом, - солнце еще не взошло, - в доме начался переполох, какой бывает при отъезде кого-либо из домашних. Хлопали двери, скрипели ступеньки, слышались завывания прогреваемого двигателя.
   Через какое-то время "Волга" выехала со двора и помчалась в сторону бетонки. В доме наступила полная тишина.
   Машина вернулась часа через два. Теперь, когда солнце взошло, каждому было видно, что в салоне сидят оба джигита, один из них - за рулем.
   Автомобиль остановился перед закрытыми воротами. Тот джигит, что ехал пассажиром, вышел наружу, открыл калитку ключом и вошел во двор, отперев следом ворота с той стороны. "Волга" заехала внутрь, ворота снова закрылись на все засовы.
   За высоким забором снова зазвучали голоса, но теперь только мужские. Из чего можно было заключить, что племянники, по всей вероятности, отвезли своих тетушек в Н. на вокзал и посадили там на утренний поезд, идущий в долину. Значит, так рассудил Черный Хасан, утративший, надо полагать, всякое доверие к проштрафившимся служанкам.
   Затем смолкли и голоса, и звуки. В доме снова наступила полная тишина.
   Ближе к полудню некоторые из наиболее приближенных сотрудников Черного Хасана, отлично осведомленные о возвращении бывшего начальника, пытались дозвониться до него, чтобы засвидетельствовать свое глубокое почтение, но трубку никто не снимал. Впрочем, кое-кому хватило терпения выждать тридцать или сорок звонков, но и в этих случаях к телефону подходил один из племянников и отвечал заученной фразой: "Хозяин отдыхает, велел не беспокоить. В нужное время он сам позвонит вам", после чего вешал трубку, не дожидаясь ответа.
   Но что-то слишком долго продолжался отдых Черного Хасана. Целую неделю соседи не видели и не слышали его! Племянники, те иногда выезжали за ворота по хозяйственной надобности. Как правило, по одному. Но Черный Хасан словно испарился куда-то!
   Но вот, по прошествии недели, хозяин дома всё же напомнил о себе. Первое, что он сделал, это лично обзвонил всех влиятельных людей города. И каждому он говорил одно и то же. Дескать, послезавтра он устраивает праздничный той по случаю своего возвращения, на котором собирается сделать чрезвычайно важное заявление, которое, несомненно, потрясет всех собравшихся. Тут уж не приходилось сомневаться, что приглашенные, все до единого, посетят этот дом, хотя бы из любопытства.
   Жизнь во дворе снова закипела, как казан с наваристой шурпой. Похоже, Черный Хасан решил встретить гостей с прежним своим размахом.
   У племянников появились помощники, присланные трестом общественного питания. Через завмагов приобретались редкие в те времена деликатесы. Под навесом уже ждали своего часа два жирных барана. Один предназначался для "имам баилдий", второй - для праздничного плова, румяной самсы и иных изысканных блюд.
   Гостей собралось десятка два, и всё это были важные, авторитетные люди, державшие под контролем все сферы городской жизни. Большинству из них не пришлось тратить много времени на дорогу, поскольку жили они здесь же, в районе Больших Чинар, будучи соседями Черного Хасана. Но даже самый ближний сосед прибыл на персональной машине. Для солидности. А иначе и быть не могло. Вообще, необходимость постоянно производить солидное впечатление накладывала на местные руководящие кадры некоторые обязанности, касающиеся даже их физической формы. Так, к зрелому возрасту полагалось не только иметь объемистый живот, но еще и уметь выпячивать его с естественной непринужденностью, дающейся годами сытной жизни. Все прибывшие в совершенстве владели этим непростым искусством. Даже маленький, худенький управляющий местным водоканалом Тураб-ака, который, несмотря на прожорливость, никогда не поправлялся, даже он научился искусным прогибанием позвоночника в сочетании с надуванием щек создавать полную иллюзию внушительного брюха, дабы простые смертные, упаси Аллах, не заподозрили его в принадлежности к нуждающимся.
   Хозяин сам встречал дорогих гостей во дворе. И хотя отсутствовал он всего лишь неполный год, все были поражены произошедшей с ним переменой.
   Он сильно похудел, даже щеки ввалились, но эту худобу нельзя было назвать болезненной. Напротив, могло показаться, что излишний жирок Черного Хасана превратился в дополнительные запасы некой внутренней энергии, которые нет-нет да и угадывались в его молниеносных, грозных взглядах, в янтарном отливе его белков с красными прожилками. Он отпустил широкую бороду, которая торчала во все стороны. Но если в бороде была только половина седых волос, то его виски и затылок посеребрило целиком. С каким-то необыкновенно пристальным выражением заглядывал он в глаза каждому гостю, будто хотел прочитать тайные мысли того. И каждый отметил про себя, что Черный Хасан определенно стал еще опаснее, чем был прежде.
   Когда все собрались, хозяин провел гостей в самую большую комнату, где на коврах уже был накрыт дастархан с неслыханной даже для его пиров роскошью. Гости расположились полулежа за низенькими столиками, мостя под бока небольшие тугие подушечки, в изобилии раскиданные вокруг.
   Воцарила звенящая тишина.
   Все ожидали, что Черный Хасан именно сейчас сделает обещанное заявление.
   Но он предложил отведать сначала его скромное угощение, припомнив старую поговорку: "Сначала к обеду, затем - за беседу".
   Гости не заставили просить себя дважды, тем более что один вид закусок разжигал аппетит. Прислуживали подтянутые парни из треста общепита. (Племянники следили за порядком во дворе.) Бутылок на дастархане не было - коньяк и водку подливали из расписных фарфоровых чайничков в такие же расписные пиалы, как принято в хороших домах - на самое донышко, но часто. Не было и ложек: поскольку собрались все свои, то ели без всякой оглядки руками.
   Черный Хасан умело вел роль тамады: давал слово для витиеватых тостов, вставлял реплики, отпускал шутки. Было понятно, что он в курсе всех городских событий. Благодаря его стараниям, застольная беседа потекла по хорошо накатанному руслу. Можно было подумать, что хозяин вернулся из санатория, а в доме ничего не случилось. Все делали вид, будто не замечают, что он так и не предложил почтить память умершей тетушки. За весь вечер он выпил три-четыре глотка коньяка, затем перешел исключительно на зеленый чай, блюда же отведывал по кусочку, это он-то, любитель вкусно покушать! Впрочем, долг хозяина - прежде всего ублажить гостей.
   И вот, когда сытость и возлияния внесли некоторую расслабленность в умы, Черный Хасан расправил плечи, продолжая сидеть по-восточному, и повел речь, которой и вправду изумил своих гостей куда сильнее, чем изысканностью яств.
  
   25.
   Начал он, потупив глаза, тихо, смиренно, даже кротко с заявления о том, что пребывание за колючей проволокой, в зиндане, среди отверженных и униженных, заставило его постепенно задуматься о смысле жизни, и эти мысли, в конце концов, произвели переворот в его душе. И тогда он прозрел истину и понял, что жил неправедно и суетно, жил в грехе и в блуде, гоняясь лишь за презренной выгодой и пагубными плотскими наслаждениями, и что теперь настал час, когда он должен пасть на колени перед Аллахом и вымаливать прощение, каясь за былую гордыню. Но и этого слишком мало! Отныне он считает своей обязанностью вершить добрые дела, помогать бедным и неимущим. А еще он принял решение обратиться к властям с ходатайством разрешить ему хадж, дабы узреть священный камень Каабы...
   Все, кто находился в тот момент за дастарханом, просто онемели от таких речей, пытаясь уразуметь, то ли Черный Хасан шутит таким странным образом, то ли выпитая арака породила в их собственных головах миражи. В какой это сказке матерый волк давал обет заботиться о благополучии ягнят?
   Но нет - Черный Хасан выглядел не просто очень серьезным, но и каким-то торжественным. То и дело он поочередно заглядывал гостям в глаза, будто пытаясь расшевелить своим горящим взором их собственные души, внушить желание задуматься о своей жизни, пойти по его стопам в поисках истины. И что-то настолько страстное, непреклонное исторгалось из его вспыхивающих черных зрачков, что гости ощутили, как невольный холодок пробегает по их коже.
   Выждав, когда у собравшихся пройдет первая оторопь от услышанного, Черный Хасан твердым голосом объявил, что отныне у него нет секретов ни от них, его гостей, ни от других людей, хотя бы и последних бедняков, и что он хочет подробно объяснить скрытую суть некоторых событий, произошедших в Т. во время его вынужденного отсутствия.
   Гости удвоили внимание, и без того обостренное.
   - Вы все, здесь присутствующие, знали, кем в действительности являлась для меня Мухаббат, - без обиняков отчеканил Черный Хасан, подтверждая тоном этого высказывания искренность своих намерений. - Да, эта юная ханум разделяла со мной ложе. Скажу вам откровенно: не было для меня никого и ничего дороже в жизни, чем она. Но вы же знаете наши порядки: за такую связь можно лишиться и партбилета, и поста... - Он усмехнулся: - Сейчас, когда я потерял и то, и другое, прежнее беспокойство представляется мне надуманным. Но ведь и Мухаббат я тоже потерял... Впрочем, не буду забегать вперед. Итак, чтобы оградить себя от порочащих слухов, я выдавал Мухаббат за свою племянницу, за девственную невесту, которой я лично подыскиваю приличного жениха, дабы устроить ее судьбу. И эта уловка, как вы знаете, неплохо срабатывала. Несколько раз по этому поводу на меня поступали анонимки, но я легко доказывал их лживость, поскольку мог представить заслуживающих доверие свидетелей, в лице своих тетушек, преданных мне до горба... - Тут на его лицо набежало какое-то облачко, но усилием воли он отогнал его и продолжал: - Поступали анонимки и другого рода. Будто я содержу Мухаббат для услады высоких гостей из Москвы... - Он брезгливо поморщился: - Какая подлая клевета! Она иногда танцевала перед гостями, пела, да, это было... Но предаваться похоти?! В моем доме?! С другими?! Хотел бы я знать, какой негодяй пустил по городу этот слух... - он сшиб перед собой волосатые кулаки: - Да и зачем мне приносить в жертву мою Мухаббат всяким столичным стервятникам, если в моем распоряжении имелся целый ансамбль отборных красавиц из областного муздрамтеатра? - Он вздохнул, снова принимая смиренный вид. - И вот меня посадили... Разлучили с ней... Моя страсть стала от этого только сильнее. Но Мухаббат... Она ведь всего лишь взбалмошная, капризная красавица, привыкшая повиноваться воле своего хозяина. Пока я был рядом, мой авторитет подавлял ее посторонние желания. Но мало ли что может вытворить склонная к удовольствиям молодая женщина, которая вдруг почуяла, что узда ослабла? Тем более, что вокруг столько похотливых сластолюбцев! А я ведь знал, - о, да! - знал, видел, какими жадными глазами вы смотрели украдкой то на ее маленькие пальчики, то на розовую пятку, видел, как раздуваются от вожделения ваши ноздри, когда она склонялась над дастарханом, и мягкие складки ее одежд обрисовывали ее стан... - голос его загремел, взгляд снова налился янтарным тигриным огнем.
   - О, Хасан! Хасан-джан! Хасан-ака! - послышались голоса со всех сторон. - Как вы могли подумать подобное?! Вы несправедливы к вашим верным друзьям!
   Хозяин сделал жест, преисполненный миролюбия:
   - Не надо споров, друзья! Я вовсе не утверждаю сейчас, что вас одолевали именно такие желания. Я только стараюсь разъяснить, какие мысли терзали меня самого в ту тяжелую для меня пору. А разве мог я сбросить со счетов вельможных кураторов из большой столицы, которые тоже облизывались на Мухаббат? А всех этих лощеных выскочек, новомодных прощелыг, всю эту кичливую "золотую молодежь" из нашей столицы, этих скотов, у которых за душой нет ничего святого?! У-у, ненавижу! И разве не мог кто-нибудь из этих баловней судьбы, бездельников, пришедших на всё готовое, сказать себе: "Завладею-ка я черноокой гурией, пока она томится в холодной постели, а ради своего душевного покоя похлопочу, чтобы Черный Хасан провел за решеткой все восемь лет, от звонка до звонка, или чтобы его перевели в Сибирь, а там, глядишь, он околеет от холода, если прежде его не зарежут..."?! Вот какие мысли бродили в моей голове! Должно быть, мне нашептывал их сам иблис. Да-а... Мой прежний нрав вам хорошо знаком. Я никогда не оставлял серьезных вопросов на усмотрение случая, но всегда стремился повернуть дело так, чтобы самому контролировать ситуацию. Я должен был сохранить для себя Мухаббат - раз, обезопасить себя - два! И вот что я придумал...
   Тут, как бы спохватившись, он предложил гостям выпить и закусить, поскольку те совершенно забыли про угощение, внимая откровениям хозяина. Лишь после очередного тоста он продолжил:
   - Зная склонность Мухаббат к театру, я предложил ей щедрые подарки, если она согласится сыграть главную роль в спектакле под названием "Тайная любовная связь". Да-да, совершенно невинная, предназначенная только для публики, протекающая под строгим надзором тетушек тайная любовная связь с симпатичным, но бедным, ничтожным по своему положению пареньком! - Он воздел к потолку указательный палец, и в его голосе снова промелькнули угрожающие нотки: - Не спешите смеяться и объявлять, что Черный Хасан безнадежно поглупел в зиндане! О нет! Мой расчет был совершенно точен. Слух о том, что Мухаббат завела молодого, красивого любовника, живо остановил бы других, реальных, соискателей. Мол, место рядом с красавицей занято. Опоздали! Вдобавок, что не менее, а может, и более важно, эта ловкая выдумка давала мне возможность наводнять город - через тетушек и верных людей - самыми кровожадными угрозами. Все принялись бы гадать, завтра объявиться Черный Хасан или на следующей неделе? Дескать, он настолько обезумел, что собирается бежать из зиндана и зарезать влюбленных и еще десять человек в придачу! Ха-ха! Согласитесь, что, постоянно подпитывая эти слухи, я мог спать достаточно спокойно.
   Гости молчали, не в силах собрать разбегающиеся мысли.
   - Мухаббат поначалу воспротивилась моей затее, указав на то, что эта связь, хотя бы и невинная, опорочит ее честное имя в глазах всего города, - продолжал Черный Хасан. - Но когда я растолковал ей все условия договора, в том числе и размеры вознаграждения, - он сделал многозначительное ударение на последнем слове, - она согласилась и даже торжественно поклялась, что в точности исполнит свою роль. Оставалось разыскать ухажера, внушающего полное доверие. То есть, им должен был стать не просто симпатичный, а весьма красивый парень, быстрый и стройный, с мягкими усами и глазами оленя, чтобы каждый поверил, что такая капризная гурия, как Мухаббат, могла всерьез увлечься им. С другой стороны, парень должен был обладать нравом робким и застенчивым, даже пугливым, чтобы у него и мысли не мелькнуло прикоснуться к ней хотя бы мизинцем. Желательно также, чтобы он происходил из семьи, обремененной большими долгами, чтобы не имел отца и старших братьев. Словом, мне нужен был такой кандидат на роль любовника для Мухаббат, который за обещанное ему приличное вознаграждение мне руки целовал бы и почитал бы меня своим благодетелем. Я дал поручение найти такого парнишку и собрать о нем необходимые сведения. Вот тогда мне и назвали Джанджигита. Я сразу же понял: это именно тот, кто мне нужен! Тетушки тайно переговорили с ним от моего имени и пообещали задаток за согласие. Конечно, на всякий случай его предупредили, что за ослушание, равно как и за болтовню, ему отрежут половой член и вырвут язык. Но вы же понимаете, что это была только веселая шутка. Так, для профилактики. Парнишка выглядел настолько внушаемым, что его и запугивать-то было совестно. Но, как бы там ни было, он согласился. На всё!
   Тут Черный Хасан прищелкнул в воздухе пальцами, и тотчас из соседней комнаты появился один из тех самых племянников, бережно держа перед собой на вытянутых руках весьма объемистую шкатулку, украшенную богатой резьбой по слоновой кости. Почтительно поставив шкатулку перед хозяином, он отступил, пятясь до самого порога. (Разумеется, племянники не были допущены к дастархану, за которым пировали исключительно уважаемые, достигшие высокого положения гости.)
   Черный Хасан бережно провел по шкатулке рукой, затем вновь осмотрел собравшихся.
   - Каждый из вас, конечно, волен усомниться: так ли уж хорош этот план? Пускай бы я оградил им Мухаббат от возможных соблазнителей, но одновременно дал бы еще более богатую пищу другим слухам, рисующим меня в невыгодном свете. В ваших глазах, в глазах всего города я всё равно утратил бы уважение, так? Ибо все стали бы шептаться: это тот самый Черный Хасан, которого Мухаббат наградила ослиными ушами! Каково?! - Он усмехнулся. - Но я и это предусмотрел. Все участники нашего представления подписали договор, в котором были четко зафиксированы правила игры, а также причитающееся каждому вознаграждение... - Черный Хасан открыл шкатулку, достал из нее несколько бумаг, исписанных каллиграфическим почерком, и пустил их по кругу. - Смотрите сами, тут указано всё: и саксаул, и совместное посещение универмага в базарный день и прочее... Подписали шесть человек - я, Мухаббат, Джанджигит и тетушки. Привлекать других свидетелей было опасно, да и незачем. Жаль, что тетушки уехали, они могли бы подтвердить мои слова прямо сейчас...
   - Нет-нет, Хасан-ака! Не беспокойтесь, пожалуйста! Мы вам верим... - нестройным хором зазвучали голоса.
   - Ну, воля ваша... Впрочем, мне кажется, что Джанджигит, несмотря на запрет, шепнул всё же пару слов своей полоумной матушке. Стало быть, и она может подтвердить при случае... - Он аккуратно уложил в шкатулку возвращенные ему бумаги. - Итак, я рассчитывал, что, вернувшись домой, соберу вас всех за таким вот дастарханом, приглашу сюда наших "актеров", а также своих тетушек, словом, всех участников спектакля, и мы вместе разъясним вам суть случившегося, как это только что сделал я. Ну а вы, предполагал я, почешете затылки и скажете: "Вот какой он, Черный Хасан! Молодец! Даже сидя в тюрьме, сумел добиться своего! В таком тонком вопросе!" А уже назавтра молва полетела бы по всему городу, и весь базар говорил бы одно и то же: "Ох, и голова, этот Черный Хасан! Мы-то думали, что у него растут ослиные уши, а он ишь как ловко всех одурачил, да еще честь девушки спас при этом! Благородный человек!"
   В комнате установилась звенящая тишина.
   Хозяин тоя еще раз прищелкнул пальцами, и шкатулку унесли.
   - Однако кое-чего я не учел...
   - Чего же, о Хасан-джан? - чуть дыша, спросил кто-то из гостей.
   Глаза Черного Хасана снова полыхнули тигриным огнем:
   - Я всегда знал, что все вы - подлецы и негодяи, но всё же не думал, что люди, кичащиеся знатностью рода, способны на столь низменную клевету! Вы хуже базарных кумушек! Вся грязь, вся ложь - всё от вас! Едва прошел слух, что Мухаббат принимает Джанджигита, как вы, уязвленные тем, что пышная роза досталась другому, принялись распускать о ней самые гнусные сплетни! Ну, хорошо, она - моя наложница, ладно; она принимала важных столичных гостей - шайтан с ним; имелась комната без окон, вся в коврах, - и это сойдет... Но зачем болтать о том, чего вообще не могло быть?! Кто сочинил эту небылицу про дырки в коврах и про фотоаппарат?! Я всегда знал, что нужного человека можно подмять четырьмя способами: лестью, деньгами, женщиной и силой. Но ни о каком фотоаппарате мне даже мысли не приходило! Не знаю, может, это хорошая современная идея, может, стоит над ней серьезно подумать, но я никогда не занимался ничем, связанным с фотографией! В моем доме никогда не было никаких фотоаппаратов! Никаких дырок в стене! Зачем вы сочинили этот гап?!
   - О Хасан... - отозвался покрасневший, как гранат, Тураб-ака, на которого в упор смотрел говоривший. - Твои слова несправедливы... Мы сами несказанно удивились этим разговорам о фотографиях... Да, надо признать, слухи были, и весьма упорные. Но их источник нужно искать совсем в другом месте. Поверь нам, Хасан...
   - Хасан... Думаете, я не знаю, за что вы провали меня Черным?! - взорвался вдруг хозяин. - Не из-за этого пятна, нет! - он с силой похлопал себя по шее. - А потому что я - черная кость, потому что сам вникаю во всякую черную работу! Но я никогда не стыдился этого! Я горжусь этим! Я создал торговую систему на голом месте, и она дает доход, хотя меня связывают по рукам и ногам! О, если бы мне только дали развернуться по-настоящему! Но кто же даст? Не вы же?! Да и что вы может? Только и умеете, что взятки брать да тратить следом! Но и берете вы неумело, поскольку не знаете истинной цены сделки, не вникаете в суть вопроса, не имеете своего внутреннего достоинства и порядка, а так - лишь бы хапнуть, урвать, прикарманить хоть кусочек, а там - будь что будет! Думаете, не знаю, что пока я сидел, вы тайком вытесняли моих людей из промторга, пытаясь прибрать к рукам систему, отлаженную мною?! Мною! Да вы же за несколько месяцев развалите ее - своим неумением, своей жадностью! И как только наглости хватило?! Забыли разве, что все вы у меня здесь?! - Он вознес над дастарханом кулак. - Мерзавцы!
   - Однако же... - среди гостей послышался ропот, некоторые демонстрировали готовность подняться.
   Но уже в следующую секунду лицо Черного Хасана приняло самое кроткое выражение:
   - Извините меня, друзья! Я всех вас бесконечно люблю и ценю! А сейчас всего лишь поведал вам о тех недобрых мыслях, которые одолевали меня в заточении. Тем более, что главный мой просчет заключался совсем в другом. Нельзя сводить даже ради шутки, особенно ради шутки, два молодых сердца, способных высечь друг в дружке пламя. Природа всё равно берет своё. Она сильнее человеческих запретов. Она торжествует всегда, ибо по своей сущности выше людского рассудка. И тогда робкий кеклик вдруг превращается в гордого орла, а вчерашняя наложница в верную возлюбленную. Вдвоем они лихо обкрутили моих славных, но простодушных тетушек... Как видите, я говорю об этом совершенно спокойно. Что правда, в первый момент, когда мне стало ясно, что это уже не игра, я обезумел, я готов был крушить стены моей темницы! Я собирался жестоко отомстить, вырезать их сердца и бросить собакам! - Черный Хасан заскрежетал зубами, как бы возвращаясь в состояние необузданной ревности, и гости снова на какой-то миг ощутили ледяной холодок, пробежавший по коже. Но тамада быстро взял себя в руки и, на этот раз, кажется, окончательно.
   - Не стану посвящать вас, друзья, в обстоятельства того, каким образом снизошло на меня просветление. Ибо то, что происходит между небом и отдельным человеком, является священной тайной. Но чудо свершилось! Я обрел истину, а с ней и новое зрение... - Он снова принялся поочередно вглядываться в их глаза, будто стремясь вызвать ответное движение их душ.
   Наступил некий торжественный момент. По всему чувствовалось, что хозяин дома готовиться сказать самое важное.
   - Так вот! - произнес он после подобающей паузы. - Я прощаю их. И его, и ее. Пусть будут счастливы! Через своего человека я уже известил об этом мать Джанджигита. Если кто-либо из вас знает, где сейчас скрываются беглецы, можете сообщить им о моем решении. Пусть безбоязненно возвращаются назад. - Ощутив, видимо, двусмысленность последней фразы, он тут же заверил: - О, нет! Не надо думать, будто с моей стороны это некий хитрый ход, чтобы выманить беглецов из их укрытия! Мои намерения чистосердечны. И я сейчас вам это докажу. Но сначала прошу всех поднять чаши за счастье молодых, за Джанджигита и Мухаббат, этих современных Тахира и Зухру, пусть они будут всегда здоровы и счастливы!
   Ну, как же было не поддержать такой тост!
   Обстановка постепенно оживлялась.
   И вот тут-то Черный Хасан сделал совсем уж неожиданное заявление.
   - Друзья! - негромко воскликнул он, и голос его дрогнул. - Я принял важное решение. Торговые дела меня более не интересуют. Я перебираюсь в долину. Там у меня есть кое-какие сбережения, есть крыша над головой. Есть и возможность скромно помогать нуждающимся. Там, в долине, я намерен заняться богоугодными делами. Что же касается моего здешнего имущества, а именно - дома с обстановкой, участка с садом, виноградником, теплицами, хаузом и фонтаном, гаража с мастерской и прочими постройками, а также моей доли в известных вам делах, то всё это я безвозмездно передаю вам, своим добрым соседям, моим верным друзьям и надежным соратникам. Если хотите, можете разделить всё по жребию или же равными долями, можете даже разыграть в нарды - воля ваша! За собой я оставляю лишь белую "Волгу", да и то потому, что нуждаюсь в средстве передвижения. И еще прошу вас, как человек, которому открылась истина: не забывайте за житейской суетой о своей душе, почаще беседуйте с ней и с Богом! - он снова принялся заглядывать им в глаза, теперь совсем уж бесцеремонно, как будто хотел удостовериться, попали ли его слова в цель. А в его собственных глазах бушевало, неистовствовало желтое тигриное пламя!
  
   26.
   Не надо и говорить, что откровения Черного Хасана, сделанные им в кругу глубокоуважаемых гостей, уже назавтра стали достоянием гласности.
   И снова зашумела базарная площадь.
   Весь о том, что властный чин смирил свой норов и, покаявшись в грехах, решил посвятить остаток своей жизни богоугодным делам, поначалу озадачила многих. Нашлись и такие, кто усмехался в бороду: "Всё тот же ишак, да под новым седлом", а также: "Краснорожий не покраснеет!" Но когда стало известно, что Черный Хасан простил влюбленных и отказался от всего своего имущества, шепоток недоверия заметно поутих.
   Тут уж слово взяли аксакалы, заговорившие о том, что в старину случались еще и не такие чудеса. Бывало, что и куда большие грешники, у которых от совести оставалась, может, самая последняя крупинка, вдруг прозревали истину, бросали всё суетное и совершали хадж. А в стародавние, седые времена жил даже один падишах, который, взяв посох и надев рубище, покинул свой дворец и отправился босиком странствовать по свету, молясь за слабых и обездоленных.
   Если уж великие грешники прозревали, то отчего бы не прозреть Черному Хасану? Да и вся эта история учила, что чистая любовь, искренность чувств, в конце концов, оказываются сильнее власти золота. Если уж такой злой человек, как Черный Хасан, повернулся лицом к добру, если такая испорченная девушка, как Мухаббат, полюбила всем сердцем, а такой славный парень, как Джанджигит, нашел свое счастье. Пускай и трудное, значит, в мире есть высшая справедливость, есть порядок, поддерживаемый небесами, есть надежда для всякого, кто трепетно верит в лучшую долю.
   Но если это так, значит, в Т. произошло истинное чудо.
   Черному Хасану поверили еще и потому, что его признания объясняли многие странности в поведении молодых, которым ранее не находилось никакого разумного толкования.
   "Познавший истину" пробыл в городе еще чуть больше недели, и его новая слава множилась с каждым днем.
   Собственно говоря, это время понадобилось, чтобы покончить с законным оформлением акта дарения. Имущество ведь юридически принадлежало тетушкам, отсутствующим в настоящий момент. Но, как выяснилось, Черный Хасан был очень предусмотрителен. В его сейфе хранились подписанные тетушками бумаги, устранявшие все формальные препятствия. Так, в случае смерти какой-либо из тетушек, ее доля автоматически переходила к двум другим, ну а те, в свою очередь, оставили соответствующие доверенности на имя фактического хозяина. О каких-либо проволочках процедуры оформления и речи не могло идти, поскольку одариваемые принадлежали к высшим кругам городской власти и сами контролировали тех, кто оформлял бумаги. Просто Черному Хасану пришлось подождать, пока новые хозяева договорятся, наконец, между собой о справедливом, с их точки зрения, разделе немалого имущества.
   За эти дни Черный Хасан успел сделать еще немало дел. Так, он лично посетил матушку Джанджигита, объявил ей о своем решении ( за их встречей из-за дувалов наблюдали все соседи), вручил в качестве свадебного подарка дорогой ковер и пухлый конверт, очевидно, с деньгами. Когда же обезумевшая от радости за сына женщина упала перед ним на колени, Черный Хасан почтительно поднял ее, сам склонил перед ней голову и попросил прощения за невольно причиненные ей страдания.
   В эти дни он ходил и по торговым точкам, прощался со своими людьми, дарил им подарки. У многих на глазах выступали слезы. Иногда его останавливал на улице какой-нибудь несчастный, жаловался на свою тяжелую жизнь, и Черный Хасан без лишних слов одаривал его существенной суммой.
   Словом, в эти дни Черный Хасан стал живой легендой города, легендой, которая затмила и отодвинула в область преданий окровавленный палец старика Кима.
   И вот человек, прозревший истину, навсегда покинул Т. Кажется, многие успели проникнуться к нему чувством горячей приязненности.
   Что правда, и тут не обошлось без ложки дегтя.
   Знающие люди, которые, как известно, и на солнце видят пятна, говорили, что в этой истории что-то не так. Дескать, человек, которому открылась истина, обретает терпеливость и кротость. Вместе с силой духа. А ведь Черного Хасана то и дело сотрясали странные нервные вспышки. Среди ночи, сразу же после приезда, он орал на тетушек. Затем, можно сказать, выгнал их из дома. Целую неделю никому не показывался. После чего собрал весьма странную для богобоязненного человека компанию, в которой то и дело срывался на крик. А чего стоит его отказ от имущества? Дело благородное, но почему он не подарил свой дом со всей обстановкой детскому саду или, положим, обществу слепых, что более соответствовало бы логике вещей? Так нет же, он выбрал людей далеко не самых бедных, людей, которых сам же называл клеветниками и взяточниками! За что же он осыпал их такими дарами?! Правдив ли он? Клянется, что в доме никогда не было фотоаппарата, но ведь Салима-апа собственными ушами слыхала, как Сановник звонил для чего-то в дом под Большими Чинарами! Какие еще козыри были припрятаны у Черного Хасана в рукаве его халата? А ведь что-то там было. Дыма без огня, как известно, не бывает.
   Но если Черный Хасан лжет в малом, то, может, и в главном не всё чисто? И еще: пробыв в Т. в общей сложности более двух недель, он так и не нашел времени посетить могилу умершей тетушки. И это человек, собравшийся совершить хадж?!
   Ну чего вы хотите, пожимали плечами более покладистые горожане. Не всё сразу. Человек, чья душа так долго блуждала по лабиринтам земных искушений, не может стать святым в какие-то две недели. Надо набраться терпения. Медленная утка прилетает первой.
   И еще говорили многие: погодите, вот со дня на день вернутся Джанджигит и Мухаббат (или, по крайней мере, один Джанджигит), и тогда всё прояснится окончательно.
  
   27.
   Вскоре после отъезда Черного Хасана стали известны некоторые подробности его разговора с матушкой Джанджигита.
   Женщина рассказала одной из соседок, что Черный Хасан, этот святой человек, вид которого внушал ей благоговейный трепет, сначала заверил ее, что ей совершенно не о чем беспокоиться, затем попросил честно ответить, сообщал ли ей сын о том деле, которое ему было поручено, и если да, то что именно. При этом он смотрел на нее так грозно, что она открылась ему как на исповеди.
   Да, призналась она, Джанджигит шепнул ей однажды наедине, что вскоре он должен выполнить одно деликатное поручение большого человека, который щедро отблагодарит за эту услугу, и тогда можно будет рассчитаться со всеми долгами и даже купить кое-что в дом. Но поручение это настолько тонкое, что по городу могут пойти не красящие его, Джанджигита, пересуды. Может сложиться и так, что друзья и соседи полезут с глупыми советами. Пусть она никого не слушает и ничего не боится. С помощью этого влиятельного человека семья выберется из нужды. Надо на несколько месяцев закрыть глаза и уши, а главное - рот, только и всего.
   "И это всё?" - грозно переспросил Черный Хасан.
   Да-да, закивала она. Джанджигит никогда не посвящал ее в подробности. Но она привыкла верить своему сыну. Он вырос очень разумным джигитом. Раз сказал, что всё будет хорошо, значит так и будет.
   Тут Черный Хасан пристально взглянул на нее и проговорил: "Скоро ты увидишь своего сына, бедная женщина!"
   Что-то кольнуло ее в самое сердце, и, плохо понимая, что делает, она опустилась перед важным гостем на колени.
   Тогда Черный Хасан поднял ее, усадил на скамейку, дал еще денег, затем прижал руку к своему сердцу и попросил прощения за то, что доставил ей столько страданий.
   Она поняла так, что Джанджигит приедет скоро, очень скоро, со дня на день. Сделала припасы, чтобы сразу же вкусно накормить долгожданного гостя. Теперь она не нуждалась, да наградит Аллах за это Черного Хасана!
   Между тем, время шло, а сын не появлялся. Не присылал и весточек. Последнее письмо она получила как раз перед отъездом Черного Хасана.
   Встречая на улице или на базаре друзей Джанджигита, она высказывала им свое недоумение, которое постепенно переходило в тревогу. Где же Джанджигит, почему не приезжает?! Быть может, он еще не знает, что Черный Хасан давно дал согласие на его приезд?
   Друзья, как могли, утешали ее. "Что значат какие-то два-три месяца!" - с бодрой улыбкой восклицали они. Джанджигит ведь не в соседнем городке обитает. И даже не в долине. Может, он на другом краю государства? Может, тот человек, который раньше передавал письма от него, заболел, а второго такого же надежного нет. Может, Джанджигита держат какие-то особо важные обстоятельства. Всё может быть. Но он вернется. Обязательно вернется. Еще до конца месяца. Ну уж до конца весны - это точно! В крайнем случае, в начале лета.
   Слушая цветущих молодых людей, друзей ее сына, лишь недавно ставших мужьями, женщина улыбалась и успокаивалась, но, оставшись одна, снова впадала в уныние.
   Но вот однажды она поняла, наконец, как унять растущую день ото дня тревогу.
   Собравшись с духом, она отправилась через весь город к Мумину-бобо. Пусть мудрый гадальщик ответит ей, почему не едет Джанджигит, почему даже весточки не шлет!
   Старый Мумин как раз принимал гостя, но отказывать женщине не стал. Следуя ритуалу, он постелил перед собой чистую тряпицу, долго тряс над нею бобы в мешочке, затем высыпал их перед собой и долго разглядывал, после чего ответил, что эти бобы для гадания по такому важному делу не годятся, высохли, и нужно дождаться бобов нового урожая.
   Женщина ничего толком не поняла, но сам ссылка на то, что нужно подождать до осени, успокоила ее, значит, по крайней мере, сейчас всё хорошо.
   Находившийся здесь же гость заметил хозяину, когда женщина ушла:
   - Достопочтеннейший, впервые слышу от вас, что нужно гадать на бобах нового урожая.
   На что старик ответил, задумчиво оглаживая бороду:
   - Я ни разу в жизни никому не солгал. Этой женщине я тоже не хотел лгать. Но и сказать ей правду было выше моих сил. Оттого-то и дал уклончивый ответ.
   - А в чем же правда?
   - Ее сын стал обитателем Города Мертвых...
  
   28.
   В середине июля ирригаторы приступили к очистке старого канала и через неделю, далеко в степи, у коллектора, извлекли из тины мешок с человеческими останками. Прораб тут же известил милицию.
   Язык не поворачивается рассказать, что представляла собой ужасная находка. Не рождался еще человек, на чью долю выпала бы даже малая доля тех мук, которые пришлось испытать неизвестному страдальцу прежде, чем он испустил дух.
   Впрочем, в неизвестных он числился недолго. Уже по найденным в мешке кожаным ножнам от пичока с процарапанной на них фамилией владельца заключили, что скорее всего обнаружены останки несчастного Джанджигита. Последующая судмедэкспертиза однозначно подтвердила это предположение.
   Город замер в каком-то страшном оцепенении - не только Старый город, но и Сухой парк, и Химкомбинат, и Затон, и все прочие микрорайоны и кварталы. Недавняя кровавая развязка истории с похищением старика Кима тоже произвела тяжелое впечатление, но та развязка была всё же в какой-то мере ожидаемой и не содержала загадок. Но то, что случилось с Джанджигитом, не поддавалось никакому разумению, казалось вопиющей несправедливостью - ведь он был во всеуслышание прощен своим врагом, родные и друзья готовились к скорому свиданию с ним! Страшная находка всё переворачивала с ног на голову! Люди ожидали, что беглец вот-вот объявится у калитки родного дома, а он, оказывается, давно уже переселился в Город Мертвых! Да как же могло произойти такое?!
   Однако, никто пока не хотел делать никаких предположений. Может, и вертелась кое у кого в голове догадка, но еще не наступило время высказывать ее. Сначала требовалось свыкнуться с жуткой новостью. Молчал старый Мумин-бобо, честный толкователь былых и грядущих событий, предсказавший уход Джанджигита из мира живых. Молчали его друзья и соседи, молчали базарные кумушки, молчали знающие люди. Словно бы никто не решался первым произнести вслух роковое слово. (Или имя?) Лишь иногда какой-нибудь простак посреди обычного житейского разговора - о погоде, о ценах, о видах на урожай - вдруг ни с того ни с сего тихо вздыхал: "Ох, недаром, видать, Аллах послал старой тетушке кровавые слезы!" И тогда его собеседник тут же менял тему.
   Следствие на это раз, вопреки обыкновению, продвигалось чрезвычайно быстро, и когда стали известны его главные выводы, то плотину молчания будто снесло ураганом, город забурлил, на все лады обсуждая факты, которые можно было подогнать друг к дружке лишь единственным образом.
   Так вот. Эксперты-медики установили, что весьма продолжительное время - два или три месяца - парня держали в оковах, издеваясь над ним с изощренной жестокостью. Медленные и мучительные пытки продолжались день за днем. Смерть же наступила в середине февраля.
   Середина февраля... Как раз двумя неделями позже похитили старика Кима. Похитители хоть и погибли, но милиция сумела по отпечаткам пальцев установить их личности. Это и вправду были отъявленные злодеи, матерые рецидивисты, имевшие на счету не одно кровавое дело.
   Сейчас сама собой напрашивалась такая версия: старик Ким стал всё-таки второй или даже третьей жертвой этих бандитов. А первым они похитили Джанджигита. (И, предположительно, Мухаббат.)
   Но какой же бандитам был смысл похищать, а затем жесточайшим образом убивать неимущего паренька?
   Тут выстраивалась целая цепочка достоверных рассуждений.
   Бандиты, очевидно, прибыли в Т. еще осенью или в начале зимы, чтобы, затаившись в массе строителей, спокойно осмотреться и выбрать подходящую для шантажа жертву. Как раз в тот период слухи вокруг любовной связи Джанджигита и Мухаббат достигли своего пика, весь Старый город только о ней и толковал, а еще о том, что Черный Хасан ничего не пожалеет, даже самой жизни, лишь бы жестоко отомстить за поруганную честь. Эти разговоры, над полагать, и натолкнули бандитов на хитроумный план. Они решили похитить Джанджигита и, предположительно, Мухаббат с тем, чтобы в последующем продать их, как пленников, для расправы Черному Хасану. Бандиты оказались чрезвычайно предприимчивыми типами. Вероятно, они вошли в соглашение с одной из тетушек, благодаря содействию которой схватили Мухаббат, а уж от последней узнали, что Джанджигит скрывается на пастбище, и, выдав себя за геологов, пленили и его тоже. Ведь один из лжегеологов был рыжим, как и бандит, погибший при освобождении Кима.
   Именно на эту тему с дядьями Джанджигита беседовал следователь, показывая им фотографии преступников. Нежданно дядья засмущались. У них, мол, плохая память на лица. Может, это тот самый человек, а может, и другой... Вот если бы им показали фотографии баранов, они сразу бы определили, из своей отары те или чужие. А среди людей так много похожих! Притом, геолог вроде бы был не то чтобы рыжий, а, скорее, светлый. Тут уж раздосадованный нежданной заминкой следователь энергично напомнил несообразительным дядьям, что речь идет о расследовании убийства их племянника, и посоветовал им поменьше мямлить. Пристыженные дядья порылись в памяти глубже и объявили, наконец, что на одной из фотографий - точно - изображен веселый геолог, правда, здесь у него какое-то странное выражение лица, как будто в момент фотографирования его ужалил скорпион.
   Нашлись и другие косвенные улики в пользу изложенной версии, согласно которой Джанджигита и, предположительно, Мухаббат преступники содержали в том же самом вагончике, в который позднее поместили старика Кима. По ходу пыток из вагончика, стоявшего в людном месте, не доносилось ни звука, поскольку дерзкие похитители заклеивали заложникам рты клейкой лентой (ее моток был обнаружен в куче тряпья), а их руки сковывали цепью.
   Очевидно, у бандитов имелись пособники, в том числе хотя бы одно лицо женского пола. Они, эти пособники, имитировали побег влюбленных, воспользовавшись их одеждой и синим самосвалом Джанджигита. После этого похитители и вовсе посчитали себя в безопасности.
   Бандиты поступили очень расчетливо. Они выждали два-три месяца, пока уляжется шум и пока, по их прикидкам, Черный Хасан дозреет окончательно. Всё это время кто-то из пособников носил матери Джанджигита письма от сына, якобы из далекого таежного города, а на самом деле написанные пареньком под диктовку изувера, хорошо знакомого с таежным бытом по прошлым своим отсидкам. Затем эти нелюди смели выйти на Черного Хасана с предложением о выкупе. Но случилось такое, чего они и вообразить не могли. Черный Хасан заявил, что простил влюбленных, и посоветовал предоставить им свободу.
   Вот тогда-то, осознав, что их план, казавшийся таким безупречным, лопнул, как мыльный пузырь, что даром потрачено столько времени и средств, взбешенные неудачей бандиты с особой изощренностью убили Джанджигита и, предположительно, Мухаббат, избавились от их останков и переключили свое внимание на резервную кандидатуру - старика Кима.
   Смерть тетушки, получается, тоже на совести бандитов. Ведь они, очевидно, втерлись к ней в доверие обманным путем. Но постепенно тетушка начала понимать, что готовится ужасное преступление. Быть может, она даже хотела предупредить Мухаббат, но избыточное волнение так разогнало е кровь, что, в конце концов, у пожилой женщины не выдержали сосуды и сердце.
   Не должен смущать и тот факт, что матушка Джанджигита продолжала получать письма от сына даже после гибели похитителей. Очевидно, несколько писем было заготовлено впрок и заранее передано через третьи руки некоему "почтальону", услуги которого были оплачены также заранее, и который доставлял эту почту по определенному графику, ничего не зная о гибели заказчиков.
   Такова была линия следствия в главных чертах (судя по просачивающейся из прокуратуры информации), и, надо сказать, базар охотно принял ее, дополняя самыми живописными, порой фантастическими подробностями.
   Например, много толковали о том, что когда бандиты пришли к Черному Хасану со своим предложением, он сделал вид, что принимает все их условия. Сам же, по своему обыкновению, решил схитрить, поскольку похитители заломили слишком уж высокую цену. Он под разными предлогами затягивал переговоры, а, между тем, пустил по следу бандитов своих людей, надеясь вызволить пленников безо всякого выкупа. (Вот тут и пригодились тетушкины племянники!) Но бандиты быстро поняли, что Черный Хасан затеял с ними хитрую игру, и в назидание убили Джанджигита и Мухаббат, направив Черному Хасану "посылочку", содержащую сердца и мизинцы жертв.
   Вот тогда-то Черный Хасан испытал могучее душевное потрясение, обратившее его взор к всевышнему. Свой великий грех он решил загладить добрыми делами. Вот почему он отказался от дохода и от имущества, вот почему раздавал деньги бедным и убогим, вот почему поклонился матери Джанджигита и сказал ей, что она вскоре увидит своего сына. Не добавил только, что неживого. Несомненно, он догадался о предательской роли умершей тетушки, оттого-то и не посетил ее могилы. Словом, Черный Хасан доподлинно знал о смерти Джанджигита и Мухаббат, этим и объясняются все странности его поведения. Он носит в себе вину за мученическую смерть влюбленных, жаждет покаяния, но не может достичь его. Вина жжет его изнутри, колет, давит, душит - как же ему быть тихим да кротким?!
   Многие люди соглашались с этими доводами.
   Но обсуждалась и другая точка зрения.
   Некоторые говорили, что следствие вообще пошло по неверному пути. Почему, к примеру, забыли про компромат на Сановника? Не это ли тут самое важное? Может, бандиты действовали вообще не от себя? Может, их послал Сановник? Именно для того, чтобы перехватить компромат, имевшийся у Черного Хасана. Ведь приближался важный курултай коммунистов, и Сановник опасался, что порочащие его сведения могут выплыть в самый неподходящий момент. Джанджигита и Мухаббат пытали лишь для того, чтобы нагнать страху на Черного Хасана: мол, не отдашь компромат - тебя тоже будем вот так же резать на куски по живому!
   Но тут вышло так, что Сановника отправили в отставку. Компромат потерял свою силу. Что же касается пленников, то от них избавились, как от лишних свидетелей.
   Не все соглашались с этой версией, указывая, что в ней не вполне стыкуются даты отдельных событий.
   Еще больше разнотолков возникло вокруг возможной судьбы Мухаббат. Одни утверждали, что девушка разделила участь Джанджигита. Не удивляйтесь, говорили они, если со временем ирригаторы (или экскаваторщики, или чабаны) обнаружат еще одну страшную находку. Но многие сомневались: вряд ли такая ловкая и искушенная красотка не нашла бы лазейки для спасения. Надо полагать, она сумела прельстить похитителей своими женскими чарами, а затем, улучив момент, обманула их бдительность и бежала. Почему не обратилась в милицию? Слушай, о чем ты говоришь?! Какая милиция?! Уж кому, как не Мухаббат, знать, что у Черного Хасана и в милиции имелись свои люди! Так что, обратившись в милицию, она рисковала угодить из огня да в полымя. Притом, быть может, бандиты уже бросились в погоню. А на улочках города ее тоже подстерегала опасность в виде нечаянной встречи с тетушкиными племянниками, которые, похоже, мало отличались от тех же бандитов. Словом, будучи расчетливой ханум, она не могла не понимать, что выход у нее единственный: юркнуть, подобно ящерке, в первую же подходящую щель, пожертвовав своим возлюбленным. Но где эта щель и куда она привела бойкую пери? Вряд ли мы когда-нибудь узнаем об этом.
   Ходили также упорные слухи, будто следователь собирался послать повестку Черному Хасану, чтобы тот как свидетель приехал в Т. и ответил на некоторые вопросы, да так и не смог найти его нового адреса, а там и дело было закрыто.
   А почему бы его не закрыть, если всё разъяснилось по всем пунктам? Притом, обстоятельства сложились так, что небесный суд оказался более скорым, чем суд земной. Суровая, но справедливая кара настигла безжалостных злодеев буквально на том самом месте, где они пролили невинную кровь. Пусть же этот случай послужит уроком и предостережением всем, кто замышляет недоброе!
   Но прежде, чем окончательно подвести черту под этой затянувшейся главой, расскажем коротко еще об одном событии.
   Стало вдруг известно, что некий служитель больничного морга, человек пьющий и безответственный, перепутал бирки, в результате чего вместо трупа безвестного бродяги, подобранного накануне в Сухом Парке, кремировали останки Джанджигита. Такая вот произошла досадная ошибка.
   Служителя этого немедленно уволили по статье за халатность, что вообще-то было большой редкостью в те сытные времена, а вскоре он и вовсе куда-то пропал.
   Правда, находились люди, которые, ссылаясь на других и даже третьих своих знакомых, утверждали, что этого служителя видели в известной распивочной в Сухом Парке, где он, нагрузившись до непотребного состояния, выкрикивал в пьяном угаре какую-то бессвязную чепуху. Однако можно было понять, будто он, якобы, не путал никаких бирок, просто из него сделали козла отпущения, пользуясь его тягой к спиртному. Но они рано радуются, грозил служитель кому-то невидимому. Он этого так не оставит, он еще добьется восстановления по суду, потому что знает правду! А правда заключается в том, что он отправлял в Москву сигнал, где указывал на подтасовку результатов экспертизы. Парнишку-то пристукнули вовсе не в середине февраля, а в первой декаде мая! Ничего себе ошибочка, да?! Вот только его сигнал Москва для чего-то переслала в местную прокуратуру, со строгим указанием разобраться и доложить по существу. Вот тут-то и произошла та самая путаница с бирками, в которой он абсолютно не виноват, хотя и принял накануне на грудь. И он докажет это, докажет!
   Те, кто собственными ушами слышал пьяные бредни служителя, лишь брезгливо морщились.
   О какой подтасовке шумит этот болтун и пустомеля? Какая подтасовка может быть в таком ясном деле? Да и как можно верить жалкому алкоголику?
   Никому уже не хотелось заново ворошить эту тяжелую историю. Утряслось в душах, улеглось. Ну и довольно.
   А уволенного служителя морга в Т. никто и никогда больше не видел. Уехал, наверное, куда-нибудь, где его не знают.
  
   29.
   Мы поспешили уведомить читателя, что всё утряслось. А как же бедная мать Джанджигита, спросят нас? Что же ответить?
   Говорят, жили когда-то на Востоке поэты, которые даже в самые кровавые и жестокие времена воспевали красоту, гармонию и соразмерность с таким вдохновением, что сердца их соотечественников невольно смягчались, и волна всеобщей вражды шла на убыль.
   Увы, мы лишены столь могучего, волшебного дара, и только сухая хронология вольно толкуемых событий водит нашим пером, тщетно стремящимся хоть немного приблизиться к истине.
   Поэтому, как ни тяжело далась нам предыдущая глава, долг непредвзятого рассказчика повелевает взвалить на себя еще более неподъемную ношу и попытаться описать состояние матери, потерявшей своего любимого сына.
   По какому-то капризу судьбы весть о страшной находке в канале день за днем обходила бедную женщину стороной. Более того. По-своему истолковав слова Мумина-бобо о необходимости дождаться бобов нового урожая, она совершенно успокоилась. Ее привычно настороженное лицо всё чаще озарялось подобием улыбки, и соседи слышали, что она даже напевает во дворе, чего раньше никогда не случалось:
   Бобы, бобы, разноцветные бобы,
   Поведайте путнику,
   Как ждут его в родном доме...
   Она принималась усердно возиться в огороде, но уже через пять минут бросала своё занятие и с озабоченным видом говорила в пространство, что Джанджигит вот-вот вернется, а у нее не убрано. Тут же начинала мести двор, затем бросала и уборку, твердя, что на новой рубашке Джанджигита оторвалась пуговица, и нужно срочно пришить ее, ведь сын только вчера жаловался, что болтающийся рукав мешает ему честно выполнить поручение важного человека...
   Слава Аллаху, что старшие девочки могли уже присмотреть и за домом, и за матерью.
   Конечно, никто из соседей не решился бы сказать ей в глаза, что Джанджигита нет более среди живых, но ведь дети уже знали всё, черная весть сама по себе носилась в воздухе, однако бедная женщина по-прежнему лихорадочно готовилась к встрече своего первенца.
   На третий или четвертый день к ней пришел молодой следователь, полагавший, что мать уже смирилась - хоть отчасти - с бедой и сможет описать ему для протокола приметы "почтальонов", приносивших записки от Джанджигита. Сосредоточенный взгляд женщины обманул его, и он принял за чистую монету ее выдумку, будто записки она находила на айване, не догадываясь, что та изо всех сил старается "не болтать", как просил ее Джанджигит.
   Между тем, вся махалля готовилась к похоронам.
   Отцы друзей Джанджигита не только простили семье все долги, но еще организовали среди жителей сбор средств в ее пользу. Значительную сумму собрали в гараже, где работал Джанджигит. Больше других пожертвовал старший механик Михаил Васильевич.
   Стали думать, кому вручить собранную наличность? Отдавать ее в руки матери Джанджигита было бы крайне неразумно, братишки и сестренки ушедшего всё-таки покуда оставались ребятней, а его дядья-тугодумы внушали еще меньше доверия.
   И вот, по совету почтенных аксакалов, ответственность за разумную трату собранного возложили на друзей страдальца, которые в этой истории повели себя вполне достойно, помышляя лишь о благе друга, и которым, может, не хватило одного дня, чтобы добиться цели.
   В тот день, когда стало известно, что в результате ошибки от тела (вернее, от частей тела) осталась лишь кучка пепла, мужчины всей махалли собрались во дворе несчастливого дома.
   Видя столько народа, среди которого находились и друзья Джанджигита, его матушка обрадовалась и ходила от группы к группе, восклицая: "Вы тоже узнали, что он приезжает? Пришли встретить его? Как я рада, что у него столько друзей, что его никто не забывает!"
   И никто не посмел открыть ей истинный смысл происходящего, но у каждого сердце неуклюже проворачивалось внутри.
   Кто-то принес рулон белой материи - цвет траура для умерших молодыми - и принялся разворачивать его на айване.
   Она некоторое время пристально смотрела на эту материю, будто силясь очнуться от цепкого сна, затем перевела остекленевший взгляд на скорбные лица собравшихся, и тут страшная догадка отразилась во всех ее чертах, догадка, осмыслить которую было не в ее власти.
   Вскрикнув, она закатила глаза и рухнула бы навзничь, если бы ее не удержали сразу несколько рук.
   Думали, что она умерла. Но нет, синяя жилка на ее виске продолжала подрагивать. В больнице, куда ее доставили, она впала в какой-то глубокий беспробудный сон. Может, это и к лучшему. Может, небеса рассудили именно так, чтобы избавить ее от участия в этих странных похоронах, ибо никогда прежде в Т. не хоронили кучку пепла вместо остывшего человеческого тела.
   Через несколько недель бедную женщину всё же поставили на ноги.
   Человек со стороны не найдет ничего странного ни в ее внешности, ни в ее манерах. Она усердно хлопочет по дому, готовит, стирает... С ее лица не сходит затаенная полуулыбка и очень часто она подходит к калитке и вглядывается через щель в конец пыльной улицы.
   "Чует мое сердце, - признается она кому-то невидимому, - что мой мальчик вернется сегодня вечером. Да-да, именно сегодня. Надо бы поставить самовар, ведь он, наверное, столько натерпелся в дороге..." И она спешит к навесу, а ее улыбка сменяется выражением озабоченности, она уже думает о том, не зачерствели ли лепешки, выпеченные нынешним утром...
  
   30.
   Прошли годы. Пятнадцать, а может, и все двадцать. Кто знает! Ведь время на востоке течет по своим законам.
   Много событий уместилось в этом периоде.
   Начать с того, что великая стройка, которая гремела, грохотала, звенела и сверкала огнями электросварки круглые сутки напролет, которая уже была подведена под самую крышу и поднималась над степью величественной рукотворной громадой, так вот, эта великая стройка вдруг странно притихла. Юркие самосвалы, ежеминутно таскавшие ей жирную добычу, встали на прикол. Вертолеты больше не привозили важных кураторов. Знающие люди говорили, что это последствия свежих ветров, которые подули из белокаменной столицы.
   Воистину невозможно было понять, что это за ветры и какая от них польза самой Москве, если, вложив столько сил и упорства в эту далекую стройку, она следом с легкостью отступилась от нее, словно это был рваный чапан.
   Вскоре перестали платить зарплату.
   Толпами, целыми домами уезжали строители, бросая обжитые квартиры, ибо в здешних краях их некому было продать даже за бесценок. Следом закрывались медпункты, детсады, клубы... Дворец культуры химиков еще работал какое-то время, но уже не зажигались перед его фасадом красивые светильники по вечерам, и этот мрачный бетонный куб напоминал на фоне закатного неба огромный мазар, в котором тайно похоронили какого-то внезапно умершего великана. (К слову сказать, облицевали его всё-таки обыкновенной мраморной крошкой, поскольку розовый итальянский мрамор разворовали весь до последней плитки еще в период отсидки Черного Хасана.)
   Зато заважничали местные раисы, особенно из тех, кто помельче. Они ходили, выпятив животы и надув щеки, все светясь радостью. Ибо всё указывало на то, что вскоре сами собой, как по мановению джинна, освободятся хлебные места, и вообще править можно будет по своим законам, без оглядки на непредсказуемую, высокомерно-капризную Москву.
   Высокие кресла и вправду освободились, да что толку, если одновременно закрывались конторы, ликвидировались целые организации! Раньше местный люд ничуть не держался за рабочие места, поскольку всегда находилось что-нибудь равноценное, притом ближе к дому. Но теперь стало невозможно устроиться хотя бы дворником на полставки, и поговаривали, что будет еще хуже.
   Люди совершенно перестали покупать не только дорогие вещи, но даже повседневную одежду, и тратились только на продукты питания, так что поневоле пришлось закрывать один за другим магазины промторга, возведенные некогда энергией Черного Хасана, включая и трехэтажный универмаг напротив базара. (Вот вам и освободившиеся хлебные места!)
   Похоже, про Т. забыли не только в Москве, но и в своей столице. Знающие люди говорили, что там сейчас делят власть и имущество после ухода русских начальников. О Аллах, лишь бы поделили без драки и крови!
   А что же наша великая стройка, вопрошали иные? Почему не делят ее?
   Эта стройка устарела еще до начала строительства, отвечали им. Поэтому сегодня никто не хочет вкладывать деньги в эту гору бетона и железа. А минералы, из-за которых эту стройку и затеяли, дешевле покупать на мировом рынке. Не говоря о том, что еще нужно достраивать железную дорогу и многое другое. Вот и разберись тут...
   Два-три сезона растерянный народ кормился огородами и старыми припасами, но, осознав, наконец, что никто не поможет, что нужно как-то выживать самому, вернулся к древнему занятию, столь почитаемому на Востоке, - к мелкой торговле.
   Одни начали возить степные дыни на север, добираясь до Москвы и еще дальше - до вечно сырой второй русской столицы, другие же торили старую дорожку через пески к южным соседям, где никогда не проходила мода на хороший каракуль.
   Вернулись и к тому, дополнительному, заработку, о котором не принято говорить вслух, благо, с милицией теперь было проще найти общий язык - там остались все свои. И снова вокруг Т. по весне заалели маковые плантации, зазеленели конопляные делянки. И снова то в одной, то в другой чайхане можно было встретить приезжих, но не строителей, а купцов особого рода, готовых платить за неудобосказуемый товар звонкой монетой. Всё чаще попадались и обкуренные из числа своих. Старики ворчали: "В наше время джигиты не курили анашу!" Молодежь криво усмехалась между собой: "В ваше время... а вот поживите в наше!"
   После всех этих потрясений, коснувшихся каждой семьи, буквально каждого человека, многие ли помнили еще о Джанджигите?
   Матушка его сошла в могилу, так ничего и не поняв. Выросли его братишки и сестренки. Братишки, как и их неразумные дядья, пасут чужие отары, сторожат чужие плантации мака и конопли. Сестренки вышли замуж за таких же бедняков, как и они сами, и уже нарожали кучу босоногих, чумазых ребятишек. Словом, забот хватает, до воспоминаний ли тут?
   Если кто и вспомнит Джанджигита, то это его друзья.
   По-прежнему собираются они в старой чайхане у трех карагачей, ведут степенную беседу, решают важные вопросы и нет-нет да и вернутся к той давней истории. Загадка остается, ибо им по-прежнему ничего не известно о судьбе Мухаббат. Либо ее останки были укрыты более надежно, либо девушка всё-таки бежала... Но куда?
   Вот тут и начинается полет фантазии. Иногда они договариваются даже до того, что Мухаббат вывез с собой на вертолете тот самый Сановник, забрал ее в Москву, женился на ней, и сейчас она важная московская ханум, причем узнать ее невозможно, поскольку она сделала пластическую операцию, перекрасила волосы и вообще приняла облик европейской женщины.
   Иногда говорят о Черном Хасане. О нем тоже ничего не известно. Где он сейчас? Совершил ли хадж? Вообще-то о святых людях, о творимых ими добрых делах в народе всегда распространяется молва. Никаких слухов о добрых делах Черного Хасана в Т. никогда не долетало. Не было его имени и среди новых баев, поднявшихся словно на дрожжах. Может, он уже умер?
   Друзья сходились только в одном: похоже, им уже никогда не добраться до тайных истоков давней истории.
  
   31.
   Непостижимо, но их след отыскался!
   И Черного Хасана, и Мухаббат!
   Вот как всё произошло.
   Один из земляков, человек самых обыкновенных способностей, разве что отличающийся наблюдательностью да некоторой долей чрезмерного любопытства, будучи по торговым делам в столице соседней республики и проходя там по одной из улиц, совершенно случайно увидел Черного Хасана!
   Дело происходило в улице, подобные которой есть в центре любой среднеазиатской столицы. Небольшая, но широкая, очень тенистая, тихая, аккуратно заасфальтированная, с чистыми арыками и медовым воздухом, застроенная просторными особняками, она ясно говорила о том, что здесь обитают наиболее уважаемые горожане.
   Наш земляк оказался в этой особенной улице случайно - немного заплутал, недостаточно хорошо ориентируясь в чужом городе.
   Примерно на середине его обогнала роскошная иномарка цвета кофе с молоком, которая буквально через три десятка метров свернула к воротам одного из богатых особняков. Ворота автоматически раздвинулись, и автомобиль въехал во двор - тоже просторный, ухоженный, весь в цветах и зелени. Ворота опять лязгнули, но механизм вдруг заклинило, и створки на какое-то время остались открытыми, позволяя видеть часть двора.
   Именно в этот момент с ними поравнялся наш рассказчик, так уж всё совпало по воле Аллаха.
   И вот тут-то на залитое солнцем пространство двора откуда-то из тени вышел Черный Хасан! Он сильно постарел, еще заметнее похудел, немного сгорбился, но не узнать его было невозможно: та же круглая бритая голова, те же мохнатые брови и то же темное пятно на шее ниже левого уха!
   А теперь слушайте внимательно: сути и сам пока не пойму, за что купил, за то и продаю!
   В левой руке у Черного Хасана было небольшое ведерко с водой. Медленно проковыляв к остановившейся машине, он поставил ведро на асфальт, выудил из воды мокрую губку, отжал ее и принялся протирать багажник. Как какой-нибудь нищий мойщик машин! Черный Хасан! Не стыдясь молодых людей, которые без дела слонялись по двору!
   Из машины тем временем выбрались двое - женщина среднего возраста и стройный юноша. Молодые люди во дворе тут же замерли в неком почтительном ожидании.
   "Мухаббат!" - униженным голосом позвал Черный Хасан, добавив еще что-то, но разобрать было нельзя.
   Женщина, не поворачивая головы, свысока процедила какую-то фразу, и тут наш наблюдательный земляк разглядел, что это действительно и есть та самая Мухаббат, об исчезновении которой ходило множество догадок. Конечно, это была уже не та шаловливая красотка с капризно вздернутой губой и поступью танцовщицы. Она располнела, хотя и не до безобразия, сменила свой восточный наряд на брючный костюм, видимо, очень дорогой, остригла волосы, но узнать ее можно вполне. По всем приметам видно, что она важная ханум. Самое непостижимое, что теперь, кажется, Черный Хасан сам у нее в услужении, занимая одно из низших мест среди прислуги. Чувствовалось, что ответ Мухаббат вызвал в нем смятение.
   Что же касается стройного юноши, то он как две капли воды похож на Джанджигита. Тот же тонкий нос с дерзкой горбинкой, те же шелковистые усы, те же глаза раненого оленя.
   К слову сказать, бывший дом Черного Хасана под Большими Чинарами, где тот принимал когда-то московских кураторов, - просто жалкая лачуга по сравнению с тем дворцом-"сараем", во дворе которого он мыл машину. Вот только вряд ли этот "сарай" принадлежит Черному Хасану.
   Наш земляк, пожалуй, мог бы и побольше разузнать об обитателях богатого особняка с тенистой улицы, но он сильно торопился, поскольку именно в тот день ему предстояло возвращение домой. Однако он дал слово, что в следующую свою поездку обязательно наведет самые подробные справки о Черном Хасане, Мухаббат и стройном юноше, как две капли воды похожем на Джанджигита.
  
   32.
   Итак, друзья Джанджигита получили обильную пищу для размышлений. Теперь у них было достаточно сведений, чтобы попытаться восстановить достоверный ход минувших событий. Несколько вечеров в чайхане не пропали даром, и вот какая картина у них получилась.
   Бандиты схватили обоих - и Джанджигита, и Мухаббат. Поначалу к ним относились без грубостей. Однако, едва стало ясно, что выкупа не будет, как начались страшные истязания. И всё же испить чашу страданий до дна, до последней капли, довелось одному Джанджигиту.
   Мухаббат удалось бежать, благодаря то ли случаю, то ли своей ловкости. Могла ли она содействовать спасению своего любимого? Скорее всего, нет. Ведь опасность подстерегала ее за каждым углом. С одной стороны, за ней охотились бандиты, с другой - выслеживали люди Черного Хасана. В милиции и прокуратуре ее могла подстерегать коварная ловушка.
   И всё же она сумела встретить кого-то, кто вывез ее в безопасное место.
   Затем, очевидно, она добралась до каких-то очень дальних родственников, о которых не знал даже Черный Хасан, и те предоставили ей убежище. А нуждалась она в покое еще и потому, что носила под сердцем ребенка Джанджигита.
   Окольными путями к ней приходили вести о событиях в теперь уже далеком Т. Она узнала, какой лютой смертью небеса наказали убийц Джанджигита и ее мучителей, затем - о духовном перерождении своего бывшего хозяина и о том, что он великодушно простил влюбленных. Из последних сообщений вытекало, что в городе не знают всех обстоятельств произошедшего и по-прежнему считают, что влюбленные бежали вдвоем. Может, во всей вселенной только она одна знала правду. Теперь, когда опасность миновала, Мухаббат была готова отправиться в Т., чтобы открыть людям глаза, однако же ей пришлось на время отложить это намерение, поскольку настали дни, когда ей следовало избегать волнений.
   Судьба распорядилась так, что малыш появился на свет именно в тот день, когда из канала выловили жуткий мешок. И, конечно же, Мухаббат назвала сына Джанджигитом.
   Вскоре ей стало известно, что следствие почти в точности восстановило картину убийства Джанджигита, так что ее показания уже ничего не могли изменить, и поездка в Т. потеряла смысл, тем более, что и Черный Хасан навсегда покинул город.
   Вдобавок, пришло время подумать о будущем. Своего имущества у Мухаббат не было. Средства, вырученные от продажи золотых украшений, уже заканчивались, а родственники сами едва сводили концы с концами.
   И тогда она решилась ехать к Черному Хасану и просить его о помощи, хотя бы ради ребенка. Несмотря на достоверные слухи о духовном перерождении этого властного человека, она отправилась в путь с большой тревогой в сердце.
   Но все ее страхи рассеялись, едва она предстала перед Черным Хасаном. От принял ее как родную дочь, а маленького Джанджигита - как собственного, горячо любимого внука. О возврате к прошлым отношениям и речи не могло идти. Черный Хасан, человек, постигший истину, позаботился о том, чтобы мать и сын ни в чем не нуждались.
   Прошло несколько лет. Боль утраты улеглась. Мухаббат вышла замуж по любви и переехала с подрастающим Джанджигитом на родину мужа - в столицу соседней республики. Муж ее, человек глубоко порядочный и честный, носитель прогрессивных взглядов, обретя семейное счастье, быстро сделал блистательную карьеру и стал одним из самых видных людей в своей республике.
   Между тем, умерли обе старшие жены Черного Хасана, а его собственные дети давно уже жили отдельно. Сам же черный Хасан, кроме того, что он начал сильно хворать, очень скучал о маленьком Джанджигите, к которому привязался всей душой.
   И вот тогда муж Мухаббат, человек исключительного благородства, предложил Черному Хасану поселиться у них и сделаться духовным наставником юноши - домлой.
   Черный Хасан со слезами радости на глазах согласился, заявив, однако, что он пробудет рядом с Джанджигитом до его совершеннолетия, а после отправится путешествовать по святым местам, тем более, что настали времена, когда подобные намерения поощряются властями.
   Итак, вот уже несколько лет Черный Хасан скромно обитает в доме мужа Мухаббат. И хотя семья живет в достатке и даже имеет прислугу, Черный Хасан, как воистину святой человек, доказавший, что любой грешник может одуматься и заслужить прощение у всевышнего, не чурается самой грязной, черной работы, к которой и прежде имел склонность. Но если раньше под черной работой подразумевались всяческие нечистые дела, махинации и двойная бухгалтерия, то теперь эту работу надо понимать в буквальном, первозданном смысл: он, например, сам моет машину своего внука, являя окружающим образец смирения, преодоления гордыни.
   Вот какое продолжение трагической истории сочинили друзья Джанджигита, почти не сомневаясь, что если и ошиблись в чем-то, то самую малость. Например, они не знали точно, как именно Мухаббат назвала сына, но разве можно вообразить, что после случившегося она выбрала бы для него другое имя? Не очень-то внятно представляли они и то, чем занимается муж Мухаббат (которого выдумали целиком), откуда такой шикарный особняк и многочисленная прислуга? А впрочем, разве это главное?
   Суть в том, что справедливость восторжествовала во всей своей полноте. Дух Джанжигита воплотился в его сыне, и, наверное, сами ангелы ведут этого славного юношу по жизни, воздавая ему всё то, чего недополучил его несчастный отец.
   Что же касается неуважительного ответа, якобы прозвучавшего из уст Мухаббат на вопрос Черного Хасана, то наш земляк, несомненно, ошибся в выводах. Да он ведь и сам признался, что наблюдал за сценкой во дворе какую-то минуту. Уже со второй попытки створки вором сомкнулись перед ним.
  
   33.
   По ходу повествования мы уже упоминали, причем неоднократно, что среди обитателей Т. были и такие, кого молва величала знающими людьми.
   Что же в них такого особенного, в этих знающих людях? Кто они, собственно, такие?
   Объяснить это очень трудно, но всё же попробуем.
   Суть вовсе не в начитанности или образованности и уж точно не в чине или богатстве. Были, конечно, среди знающих людей и книгочеи, и обладавшие немалым доходом, но были и такие, кто годами не брал в руки книгу и ходил в дырявом чапане.
   Главное, пожалуй, заключалось в том, что в любом событии знающие люди видели не его блестящую оболочку, а некий скрытый смысл, темную сердцевину, сокровенную пружину, невидимую для человека обыкновенного.
   Наверное, у этих знающих людей зрение было устроено как-то иначе. Ибо нередко случалось, что весь город сходился во мнении относительно какого-либо происшествия, и только знающие люди называли совсем другую причину, казавшуюся даже невозможной. Народ порой недоумевал: перехвалили, мол, знающих людей, уж на этот раз они определенно ошибаются! Но проходило какое-то время, и оказывалось, что правы были именно знающие люди. Однако ничего не менялось. При следующем происшествии народ снова недоумевал. А после снова оказывалось, что правы были именно знающие люди. Так продолжалось из поколения в поколение.
   Наверное, поэтому у знающих людей выработалась особая манера поведения. Они никогда не устремлялись в жаркий спор, никому ничего не доказывали с пеной у рта, лишь скептически усмехались да негромко переговаривались между собой. Казалось, уж сейчас-то они точно ошибаются, но нет, опять получалось по поговорке: "И сорок лет для правды не срок - выйдет наружу". Но иногда и впрямь приходилось ждать для этого едва ли не сорок лет. А то и более.
   И вот что еще интересно: чтобы добраться до сердцевины событий, знающим людям вовсе не требовался полный объем сведений по тому или иному делу. Порой они составляли картину по нескольким малозначимым фрагментам, на которые прежде никто не обращал внимания.
   Никто из друзей Джанджигита не относился к кругу знающих людей.
   Не принадлежали к этому узкому кругу и отцы друзей, хотя стояли они к нему, может, ближе остальных.
   Не был знающим человеком и Мумин-бобо, хотя он, как правило, угадывал грядущее. И всё же он оставался в глазах земляков только гадальщиком. А знающие люди не гадали. Они ЗНАЛИ. Вот только делились с окружающими этим своим знанием крайне редко.
   Несмотря ни на что, в городе ими гордились.
   Но кто же они, кто?! Покажите нам хоть одного из этих умников!
  
   34.
   Фархад М., несомненно, принадлежал к сообществу знающих людей.
   Никакой не аксакал и не бобо, он был фактически ровесником друзей Джанджигита, ну, может, на два-три года старше. Во всяком случае, в детстве они на равных вместе ловили за холмами ящериц и змей.
   В десятилетнем возрасте родители отвезли Фархада к влиятельным родственникам в столицу республики, где он посещал русскую школу, а в Т. с той поры приезжал уже только на летние каникулы, да и то не каждый год.
   Затем среди соседей прошел слух, что Фархад поступил в московский институт.
   За период учебы он приезжал в Т. всего дважды. Не чурался общения с соседями и знакомыми, охотно встречался с друзьями детства, был неизменно ровен и вежлив со всеми земляками. Но никаких подробностей его московской жизни выведать у него было невозможно, поскольку он, несмотря на молодость, в совершенстве овладел искусством шутливо и вместе с тем туманно отвечать на самые каверзные вопросы. По его манерам однако, чувствовалось, что он не потерялся в большой столице, а может, и нашел в ней удобную нишу для себя.
   Затем тоненький ручеек слухов о Фархаде и вовсе иссяк, поскольку его родители продали свой дом в Т. и вместе с домочадцами перебрались в долину.
   Фархад нежданно-негаданно объявился в Т. на второй год после краха великой стройки.
   Теперь его было не узнать. Он отпустил бороду и носил старый чапан, подпоясанный шелковым платком. К этому его наряду не очень-то подходили золотые очки, которые он тот и дело водружал на свой длинный и ровный нос. Да и трубка-телефон, только-только вошедшая в моду, тоже выглядела странно, когда он извлекал ее из кармана чапана.
   Только не надо думать, что этот человек сделался новым дервишем, которые снова расплодились повсюду.
   Вот уж нет!
   Первым делом Фархад купил у городских властей, не торгуясь (так, по крайней мере, рассказывали), немалый участок земли, примыкавший к Большим Чинарам. Участок обнесли дощатым забором. Затем сюда привезли экскаватор, который выкопал огромный и глубокий котлован.
   Прошло всего несколько месяцев, и над этим котлованом вырос просторный трехэтажный особняк по меньшей мере, еще два этажа находились в подвале) из лучшего кирпича, который возили со станции в специальной упаковке. Возвели и вместительный гараж на несколько автомобилей, прочие хозяйственные постройки. Дощатый забор вскоре снесли, заменив его оградой из того же лучшего кирпича. Высотой ограда была в два человеческих роста. В двух местах в ограду были вделаны массивные металлические ворота.
   В новостройке, помимо Фархада, поселились еще с десяток бородачей, немногословных, но весьма решительного вида. Иногда приезжали гости из долины, среди которых были и женщины. Сам Фархад нередко тоже отлучался в долину, но всегда не более, чем на три-четыре дня.
   Вот вам и дервиш!
   Прошло совсем немного времени, и люди перестали гадать, зачем человек, имевший в Москве удобную нишу, перебрался в такую глушь, как Т.
   Маковые и конопляные плантации, вы поняли? Теперь ведь никто не выискивал их с вертолета. Никто их не уничтожал. Но каждая семья выращивала урожай сама по себе. Сама искала купца на свой товар. Вот люди Фархада и установили порядок в этом деле. Теперь весь товар шел только через них. Чужаки-купцы в Т. больше не появлялись. Словом, у маковых и конопляных плантаций появился один хозяин. Ходили также туманные слухи, что Фархад постепенно прибирает к рукам и плантации вокруг Н. Люди шептались, будто далеко в степи нашли трупы некоторых тамошних купцов.
   Впрочем, тема эта опасная, и нам лучше о ней не распространяться. Тем более, что для нашего повествования сказанного вполне достаточно.
   Отметим только, что Фархад стал не только хозяином плантаций, но и фактическим хозяином города.
   Притом, люди заметили, что он склонен охотнее решать вопросы в пользу просителей. Иной раз шел какой-нибудь бедолага к новому раису в его контору, а там отказывали в прошении, почти открыто требуя подношения. Тогда человек шел к Фархаду, излагал ему свое дело. Фархад обычно звонил чиновникам, и те вмиг улаживали вопрос, да еще просили прощения за волокиту.
   При этом Фархад вел себя скромно и без зазнайства, охотно давал деньги в долг за самый ничтожный процент, совсем уж бедным помогал безвозмездно, жертвовал на мечеть.
   Сердился он только тогда, когда кто-нибудь из земляков принимался куражиться, обкурившись анаши. Вот этого он терпеть не мог! Однажды самолично отхлестал одного мальчишку, который беспричинно хохотал посреди улицы, затем велел принести ножницы и выстриг тому полголовы, да еще надрезал при этом ухо - случайно, конечно. Люди одобрили такое наказание. Что же это будет, если в Т. начнут повально баловаться дурью?!
   Ходил он всё в том же старом чапане, хотя люди заметили, что, выезжая в долину, он надевал самый модный костюм.
   Иногда он любил прогуляться по окрестностям Т. - в одиночестве, задумавшись о чем-то. Порой мог зайти в чайхану, заказать чайник чаю со свежей лепешкой и наватом и даже вступить в беседу с другими посетителями, в которой, впрочем, он больше слушал, чем говорил. Если ему задавали серьезные вопросы о большой политике, о судьбах мира, о прогнозах на будущее, он чаще отшучивался, если просили конкретного житейского совета, а тем более помощи - отвечал серьезно и всегда с пользой для просившего. И даже когда он молчал или сидел задумавшись, в нем чувствовалось нечто значительное.
   Чаще всего Фархад заглядывал в чайхану у трех карагачей, где нередко находились и друзья Джанджигита. Те почему-то робели в его присутствии и даже говорили ему "ака", хотя фактически он был товарищем их совместных детских игр. За чайником чая они перебрасывались словечком-другим - о погоде, о воде, о видах на урожай (но только не маковый и конопляный).
   Черного Хасана и Мухаббат, понятное дело, Фархад знать не мог. Но Джанджигита помнил наверняка.
   Но и о Джанджигите они не заговаривали ни разу. До поры. Так уж получилось.
  
   35.
   Как-то раз под вечер друзья направились в свою любимую чайхану у трех карагачей. Только что они проводили в столицу соседней республики того самого земляка и рассчитывали, что через неделю-другую тот привезет самые свежие новости о Черном Хасане, Мухаббат и юном Джанджигите. И сейчас, входя в чайхану, они горячо обсуждали эту тему.
   В чайхане находился только один посетитель, и это был Фархад!
   (Провидение, что ли, позаботилось об этой встрече?)
   Сама чайхана представляла собой два старых айвана, скрипучих и низких, стоявших над широким арыком, крышей же служили густые кроны трех могучих деревьев. Сбоку, под навесом, кипел большой самовар, тут же на двух колченогих столиках теснились десятка три маленьких фарфоровых чайничков и полсотни разнокалиберных пиал с щербинками на краях от долгого использования. На двух подвесных полках примостились пачки с чаем - зеленым, черным и китайским желтым, а также кулечки со сладостями и куртом. На тумбочке стоял таз, в котором нежились еще горячие, только что из тандыра, благоухающие кунжутом лепешки, укутанные в кусок чистой материи. Лепешки приносила из дома жена чайханщика - Салима-апа, о которой мы уже упоминали в этой истории.
   Фархад негромко беседовал о чем-то с чайханщиком Али, человеком худосочным и болезненным, обремененным большим семейством, человеком, несомненно, относящимся к числу незнающих, вдобавок, боязливым по натуре и подверженным всевозможным суевериям.
   Поздоровались по обычаю. Фархад на правах старшего сделал гостеприимный жест, и они расположились на этом же айване. Как-никак всё же они были друзьями детства.
   Али, досконально изучивший вкусы своих клиентов, без лишних вопросов принес горячие лепешки, курт и нават, расставил пиалы. Затем поставил в круг полдюжины чайников и пошел заваривать еще.
   Фархад от дополнительного чайника отказался. Было ясно, что он покинет чайхану в самом скором времени, лишь только отдаст долг вежливости.
   Немного поговорили о погоде, о том, что пухляков в степи стало меньше. Затем кто-то из друзей воскликнул, как бы перекидывая мостик к прерванному разговору:
   - Эх, жаль, что с нами нет Джанджигита! А ведь мы ему говорили!
   - Джанджигит? - равнодушно переспросил Фархад. - А, помню... Такой красивый паренек, похожий на ангелочка... Очень боялся варанов и лягушек! Кстати, а где он сейчас? Почему его не видать?
   Возникла звенящая пауза.
   Друзьям потребовалось какое-то время, чтобы осознать: Фархад хоть и помнит Джанджигита, но ничего не знает о его судьбе, поскольку приехал в Т. после того, как эту историю заслонило крушение великой стройки. А они, истинные друзья Джанджигита, никогда прежде не говорили о нем с Фархадом лишь потому, что не было повода.
   - Он умер... - тихо выдохнул, наконец, один из друзей.
   - Умер? - Фархад сделал глоток чаю, ничуть не изменившись в лице. - Очень жаль.
   - Умер такой смертью, какой не пожелаешь и врагу! - и тут друзья заговорили наперебой.
   Поначалу, казалось, Фархад слушал из одной лишь вежливости. Пару раз он даже глянул на часы, как бы намекая собеседникам, что не располагает временем для выслушивания долгих старых историй.
   Но друзья, разгоряченные воспоминаниями, не замечали его намеков, дополняя друг друга.
   Едва прозвучали имена Черного Хасана и Мухаббат, как реакция Фархада изменилась. В его бездонных черных зрачках вдруг вспыхнули искорки интереса. В какой-то момент он громко хлопнул в ладоши и воскликнул:
   - Так вот кто она такая, Мухаббат! - Затем усмехнулся: - До чего же тесен мир, друзья! В нем ничего не происходит, но он полон перемен! Неужели Черный Хасан держал когда-то тут всех в узде?! И Мухаббат была его наложницей? Рабыней этого старика с ведром и губкой? - тут он вскочил с айвана и принялся энергично расхаживать взад-вперед вдоль арыка под тремя карагачами.
   Друзья сначала растерянно переглянулись, затем сообразили, что в отличие от них Фархад никогда не видел Мухаббат здесь, в Т., и не знает, какой она была красавицей, когда красила хной свои ладони и ступни. Зато - эта мысль посетила их следом - Фархад, очевидно, знает нынешних Мухаббат и Черного Хасана, может, даже знает очень хорошо, за исключением того обстоятельства, что когда-то те жили в Т. И вот сейчас, когда недостающее звено так неожиданно встало на место, Фархад, несомненно, пришел к некоторым выводам, которые обескуражили его самого.
   Во всяком случае, друзья впервые видели всегда выдержанного, невозмутимого Фархада в таком возбужденном состоянии. В его сознании будто вспыхнул некий факел, в свете которого эта полузабытая история выглядела совершенно иначе.
   Друзья вдруг и сами почувствовали, что у них от волнения пересохло в горле, и невольно потянулись за своими пиалами.
   А Фархад продолжал ходить вдоль арыка, тихо бормоча что-то про себя, то усмехаясь в бороду, то удивленно оглаживая ее.
   - Так вот какая она, Мухаббат! - снова воскликнул он, резко вдруг остановившись.
   Друзья переглянулись, поняв друг друга без слов: кажется, им нет нужды дожидаться возвращения земляка, уехавшего в столицу соседней республики, где в доме на тенистой улице обитают Мухаббат и Черный Хасан, а также Джанджигит-младший. Не исключено, что все ответы они получат прямо сейчас.
   Ответы, однако, пришлось пока давать им, ибо Фархад принялся задавать друзьям вопросы. Вопросы порой были самые неожиданные , на первый взгляд, никак не вытекали друг из друга, но для Фархада, судя по всему, они являлись лишь подтверждением некой уже созревшей догадки.
   Наконец, он уселся на прежнее место, уже справившись с волнением.
   - Дустлар! - произнес он в несколько торжественной манере, которая, однако, не отменяла его всегдашней тонкой иронии. - У нас с вами появилась уникальная возможность бросить взгляд на загадку этой истории с двух сторон. Вы хорошо знали ее участников в прошлом, до их отъезда из нашего славного Т., но затем потеряли след этих людей. Я же, со своей стороны, по капризу судьбы, был связан с этими людьми в последний период, не зная до последней минуты, что когда-то они обитали в Т. и имеют непосредственное отношение к злой участи Джанджигита, которого я хорошо помню. Продолжим же мысленно каждую из этих линий, а затем рассмотрим внимательно область их пересечения. Быть может, тогда нам откроется истина... - Он задумался ненадолго и добавил: - Нет, дустлар, тут не восточная сказка! Тут дело современное: дерзко задуманное, точно рассчитанное и жестко исполненное. А Джанджигит... Что ж, жаль парня!
  
   36.
   - В этой истории, как ее толкуют очевидцы, зерна перемешаны с плевелами, и потому мы должны тщательно отделить их друг от друга, - начал Фархад после того, как сделал пару глотков свежезаваренного чая. - Чтобы нам не сбиться с пути у самых истоков, давайте прежде всего установим мотивы, которыми руководствовались наши герои. Я, конечно, должен в значительной степени довериться своему воображению, особенно по части Мухаббат и Черного Хасана, о прошлом которых имел до этой нашей беседы самые скудные сведения. Но вы поправите меня, если я, заблудившись среди барханов допущений, поведу караван здравого смысла не в ту сторону. Договорились? Вот и хорошо!
   Начнем с нашего друга Джанджигита.
   Итак, Джанджигит - славный парень! Все искренне любили его. Все его жалели. Он казался таким слабеньким, таким несчастным. Что всем нам хотелось оказать ему покровительство, причем мы были уверены, что наше покровительство он принимает с благодарностью и молится на нашу доброту. И мы, наверное, очень удивились бы, узнав, что это робкое сердце переполнено не только тщательно скрываемой обидой, но и униженной гордостью.
   Старые долги, ответственность за семью, необходимость выносить сочувственные вздохи соседей были слишком тяжким грузом для его ранимой души. Согревала его только одна мечта - однажды он пройдет по своей улице щегольски одетым, с богатыми подарками для младших, и все зашепчут вслед: "А ведь наш Джанджигит - настоящий мужчина, он сумел по воле Аллаха и благодаря своей настойчивости вырваться из нищеты, стать достойным, уважаемым человеком!" Зов этой мечты слышался ему даже во сне.
   - Ты прав, о Фархад! Так оно, наверное, и было... - заворочались на айване несколько смутившиеся друзья.
   - Черный Хасан - не тот, которого знаю я, а тот, о ком рассказывали вы, - натура, на первый взгляд, противоположного склада, - продолжал Фархад. - о мы легко обнаружим у него немало общего с Джанджигитом.
   Друзья удивленно вскинули головы и уставились на говорившего, но возражать вслух никто не стал.
   - Директор промторга, который, казалось бы, имел всё, кроме птичьего молока, тоже страдал от неудовлетворенности своего затаенного желания, - пояснил свою мысль Фархад. - Демоны искушения постоянно терзали его душу. Черный Хасан, как и Джанджигит, таил глухую обиду на судьбу, которая обделила его еще при рождении. Он страдал оттого, что принадлежность к незначительному роду не позволяла ему занять более достойное место под солнцем, и поставил целью любой ценой утвердиться среди избранных.
   Но и отличия двух этих натур были велики.
   Черный Хасан, конечно, тоже уповал на помощь Аллаха, но твердо верил при этом, что каждый человек - сам хозяин своей судьбы. Он не мечтал, он решительно шел к цели, имея четкий план действий и уверенно осуществляя его пункт за пунктом, используя то подкуп и лесть, то хитрость и силу. Чужая жизнь не значила в его глазах ровным счетом ничего. Не боялся он и крови.
   Джанджигит же жил в мире смутных романтических мечтаний, которыми не делился даже с вами, лучшими друзьями. Он и жаждал значительных перемен в судьбе, и Вт о же время ничего не предпринимал сам, уповая, что однажды свершится чудо и всё изменится волшебным образом само собой. Надо признать, у него были некоторые основания для такого рода надежд. В последнее время он всё отчетливее начал осознавать, что наделен замечательной, редкостной, нежного типа мужской красотой, которая еще не раскрылась в полной степени, но является неким ключом, способным открыть дверцу в желанный, сказочный мир грез.
   Будем откровенны: вы, его друзья, не понимали этих его устремлений. Вы не видели, что он уже тяготится вашим обществом и приходит на встречи больше по привычке, а еще вернее. Чтобы избежать последующих докучливых расспросов. Но любой толчок извне мог уже вызвать необратимые потрясения.
   Никто из друзей снова не возразил. Может, и были несогласные, но и они, видимо, решили про себя, что поспорить можно позднее, а сейчас главное - не прерывать рассказчика, который едва ли не впервые на их памяти пустился в столь обстоятельный разговор.
   - Теперь пару слов о Мухаббат... - продолжал Фархад. - Тут я вступаю на слишком зыбкую почву и полностью вверяюсь своему наитию, которое, однако, редко меня обманывало. Итак, Мухаббат...
   Наложницей, а фактически - рабыней, она стала, очевидно, лет с одиннадцати-двенадцати, и за то десятилетие, что провела в этом качестве до известных событий, познала всю изнанку человеческих отношений - отношений между властным хозяином и его живой игрушкой. Не было ничего такого, что уже могло бы ее удивить. И уж, конечно, эта гурия не верила в красивые сказки. Напротив, она хорошо знала, с каким погребальным звоном разбиваются мечты и надежды. Надо полагать, тетушки, жившие в доме Черного Хасана и надзиравшие за ее поведением, были вовсе не родственницами хозяина, а всего лишь его служанками, из бывших наложниц, прошедших когда-то такой же путь, каким она шла сейчас. И она, конечно же, видела, что за жизнь у этих тетушек, как они дрожат за свое будущее, ибо стоило любой из них прогневить Черного Хасана. И тот мог вышвырнуть провинившуюся за порог без всяких средств к дальнейшему существованию. Этот живой пример, да еще в трех экземплярах, был каждодневно перед ее глазами. Понимала Мухаббат и то, что ее красота не вечна, пройдет еще несколько лет, и она увянет. Никакие румяна не помогут, никакая хна - что тогда? У нее был сильный волевой характер, и она не собиралась предоставлять решение своей судьбы слепому случаю или неторопливому течению времени. Природа одарила ее сметливым умом, расчетливостью, хитростью, а также умением скрывать свои замыслы за маской в меру капризной и дерзкой, но пустоголовой красивой куклы. Кроме того, у нее был некий дар, о существовании которого в Т., полагаю, мало кто догадывался. Ибо этот свой дар она еще ловчее скрывала до поры от окружающих.
   - Что же это за дар, о Фархад? - осмелились, наконец, подать голоса оцепеневшие в ожидании развязки друзья.
   - Ученые люди называют этот дар способностью к нейролингвистическому программированию, - ответил Фархад. - Но мы не будем пользоваться столь мудреным названием. Скажу проще: "цыганский глаз". Согласен, определение не вполне корректное, зато понятное всем. Да, Мухаббат умеет своим взглядом погружать на короткое время своего собеседника в состояние беспамятства и диктовать ему свою волю. То есть, не каждого, конечно. Лишь того, кто относится к категории людей внушаемых. А наш Джанджигит был. Конечно, очень внушаемым парнем. Опять же, в отличие от Черного Хасана. Впрочем, не будем забегать вперед.
   - А ведь так оно и есть! - воскликнул один из друзей. - Ходили туманные слухи, что у нее дурной глаз, что она ведьма! Но затем волна сочувствия погасила эти слухи.
   - Запомним это, - кивнул Фархад. - Был у Мухаббат еще один талант, но его я коснусь позже, чтобы не нарушать сейчас соразмерности наших рассуждений. Итак, в лице Мухаббат мы видим чрезвычайно талантливую особу. И эта особа в точности знала, чего хочет от жизни. Это родним ее с черным Хасаном. Вот только цели у них были разные.
   - Какая же цель могла быть у капризной красотки? - недоверчиво переспросили друзья. - Не слишком ли высоко ты возносишь эту особу, о Фархад?
   - Она хотела стать госпожой, - уверенно ответил тот. - Хотела, чтобы ее называли "ханум" - с подобострастием, низко кланяясь. Хотела сама распоряжаться средствами и людьми, влиять на события. Только ради этого она и играла роль капризной красотки. Нет также сомнений, что она получала тайные предложения от других, более состоятельных и влиятельных мужчин. Она могла бы пойти на содержание к другому хозяину, жить в большом зеленом городе, проводить время приятно и весело, а не сидеть взаперти за высоким дувалом под надзором завистливых тетушек, глотая глинистую пыль, которая проникает даже в закрытый холодильник. Почему же она держалась именно за черного Хасана? Почему, вероятно, даже рассказывала ему об этих тайных предложениях со стороны? Если мы ответим на подобные вопросы, то многое поймем в этой истории, - Фархад обвел взором притихших друзей.
   - Один только всевышний может ответить на подобные вопросы. - отозвались те.
   - Напротив, ответ достаточно прост и лежит на поверхности, - спокойно возразил Фархад. - За годы их близости она хорошо изучила душу Черного Хасана и научилась играть ее струнами. Но какую же пользу она рассчитывала получить от этой игры?
   Снова долгая пауза. Лишь чайханщик Али, давно уже присоединившийся к слушателям, негромко икал.
   - Ведь Черный Хасан, надо полагать, приехал в Т. с далеко идущими планами, продолжил между тем Фархад. - На великую стройку, которая развернулась здесь, государство отпустило большие деньги. А там, где варятся большие деньги, всегда есть возможность снять густой навар. Вот за этим-то наваром и приехал Черный Хасан, презрев все тяготы и лишения. Будучи талантливым организатором, он создал мощную торговую систему, присосался к множеству других источников и за несколько лет сколотил целое состояние. Но деньги были нужны ему не сами по себе. С их помощью он рассчитывал выстелить дорогу к вершинам власти. Вот тут - ключ ко всему, что произошло.
   - Весь город знал, что Черный Хасан - богатый человек, - вздохнули друзья. - Как и о том, что он держит свои сокровища за тысячью хитрых запоров.
   - Так ли уж хитры были эти запоры? - сощурился Фархад. - Давайте прикинем. В те времена, когда каждому человеку предписывалось жить на его конкретную зарплату, хранить "черные" деньги, да еще такие огромные, было весьма непростой задачей. Раздробить их на сотни и тысячи мелких вкладов в сбербанк было бы величайшей глупостью - ведь тайна вклада существовала только на бумаге. Спрятать, зарыть где-нибудь дома? Но домой могли придти с обыском. Обыск могли устроить и у родственников, даже самых дальних, всем вам известно о таких случаях. Еще одна страшная опасность грозила владельцу тайных сокровищ: государство могло в любой момент провести замену денежных знаков - подобные реформы проходили на вашей памяти несколько раз. Попробуй-ка обменять свои нетрудовые доходы в короткий срок! Что же оставалось подпольному советскому миллионеру, живущему на Востоке? Только одно? Заранее обратить наличность в золото и драгоценности, а те хранить в тайниках, обязательно вне дома, но так, чтобы за тайником был постоянный надзор. Некоторые устраивали действительно очень хитрые тайники.
   - Какой же тайник мог устроить Черный Хасан? - трепеща, спросил чайханщик и снова икнул.
   - Откуда мне знать?! - рассмеялся Фархад. - Правда, доводилось мне слышать притчу о некоем хитроумном директоре комбината стройматериалов, который прятал свой "черный" сейф на свалке, расположенной за забором его предприятия. Сейф был умело вмазан в безобразную глыбу бетона, громоздившуюся в зарослях бурьяна. Из глыбы под разными углами торчали острые прутья арматуры. Этакая неуклюжая каракатица - ни краном подцепить, ни бульдозером подъехать. Так и лежала она годами, не вызывая ни малейшего интереса у тех, кто по какой-либо надобности углублялся в этот пыльный и зловонный угол. Причем, глыбу было видно даже с дороги, и всякий раз, проезжая мимо, - на работу с работы - директор впадал в состояние блаженства, наблюдая абсолютную сохранность своего тайника, помещенного фактически на глазах у всего коллектива. А еще у него был в услужении верный человечек, в обязанность которого входил, ну скажем так, визуальный контроль территории свалки. Заметьте, этот верный человек понятия не имел ни о каком сейфе. Ему была названа какая-то другая причина его странной обязанности. Тем не менее, пусть и неосознанно, он выполнял роль своеобразного сторожа-пугала. Но и это не помогло. Однажды директору понадобилось дать крупную взятку. Золотом. Глухой ночью он отправился к тайнику. Естественно, один. На его беду, в бурьяне ночевали двое бомжей. Они всё видели. Когда директор ушел, они отковыряли свежую замазку и попытались открыть стальную дверцу. За этим занятием их и застала охрана. Дверцу открыть, конечно, и они не смогли, но весть о находке быстро облетела всю округу. Не прошло и часа, как на свалке появились люди из известного всем комитета. Эта история учит тому, что не бывает абсолютно надежных тайников. Рано или поздно кто-нибудь да проникнет в пещеру сокровищ!
   - Не хочешь ли ты сказать, о Фархад, - обратились к рассказчику друзья, - что кто-то чужой добрался до тайника Черного Хасана и почерпнул из него полными горстями?
   - Именно к этому я и веду! - кивнул Фархад. - Но с двумя существенными уточнениями. Этот "кто-то" был не такой уж и чужой. И целью было не почерпнуть полными горстями, а забрать всё, до последнего колечка!
   - Я понял! - вскричал вдруг тоненьким голоском побледневший чайханщик - муж Салимы-апы. - Это всё Сановник! Недаром же он зачастил в тот период в наши края! Недаром звонил одной из тетушек! Это она навела его на след тайника! Известно также, что Сановник искал не деньги, а порочащие его фотографии. Но когда его люди нашли тайник, то не устояли перед искушением забрать и золото! - и Али победно осмотрел присутствующих.
   - Не было никаких фотографий! - возразили друзья. - Черный Хасан твердо отрицал их существование.
   - Нет, были! - стоял на своем чайханщик. - Зачем же тогда Сановник беспокоился, ехал в такую даль?
   Какое-то время они спорили до хрипоты, затем вопросительно уставились на Фархада, как на беспристрастного арбитра.
   - Я того мнения, что фотографий действительно не было, - ответил тот. - Учитывая уровень технической грамотности обитателей дома, а также полумрак, всегда царивший в глубине помещений, было бы весьма проблематично получить качественные снимки без фотовспышки, которая, несомненно, выдала бы нашего паппарацци. Да и что такое фотографии? Ведь всегда можно сказать, что снят другой, специально загримированный человек, что это гнусная фальшивка и всё такое прочее.
   - Но ведь Сановник приезжал!
   - Значит, было что-то другое, чего он действительно опасался.
   - Что же это, если не фотографии? - не унимался осмелевший вдруг Али.
   - Что-нибудь более простое и неоспоримое. Например, запись на диктофоне. Предположим, Сановник действительно оставался в уединенной комнате с танцовщицей из музыкального театра. Черный Хасан уверял его, что красавица не понимает по-русски ни слова. Та умело вела свою роль. А Сановник прилично выпил. Может, ему в пищу добавили немного зелья, которое развязывает язык. Он расслабился. Вольность в мыслях появилась необыкновенная. Ему захотелось выговориться хотя бы перед этой восточной красавицей. Захотелось рассказать, какой он великий и незаменимый, сколько дураков и завистников вокруг. Может, он выболтал ей какую-нибудь государственную тайну. А может, просто рассказал какой-нибудь забавный случай из жизни Большого Хозяина, рисующего того в неприглядном свете. Он рассказал и забыл. А диктофон, спрятанный под ковром или в подушке, всё это аккуратно записал. И теперь в руках Черного Хасана появился компромат, который мог доставить Сановнику очень много неприятностей. Даже сокрушить его карьеру. От такого компромата не отвертишься. Не убедишь комиссию, что это выболтал кто-то другой твоим голосом.
   Фархад приподнял свою почти пустую пиалу, и тут же со всех сторон к той потянулись чайники. Чтобы никого не обидеть, Фархад сделал паузу, выждав, пока каждый из слушателей не добавит в пиалу хоть несколько капель.
   - Но почему же, имея столь грозный компромат, Черный Хасан позволил себя арестовать? - недоуменно спросили друзья, и чайханщик тоже присоединился к ним. - Почему не заставил Сановника принять свои условия?
   - Черный Хасан сделал крупную ошибку, - в прежней манере ответил Фархад. - Компромат-то он получил, но не продумал, сможет ли им воспользоваться.
   Опять воцарила долгая пауза.
   - Мы не в силах угнаться за твоей мыслью, о Фархад! - признались, наконец, друзья. - Почему Черный Хасан не смог воспользоваться компроматом, коли уж тот действительно был у него на руках?
   - По той же причине, по которой мелкий вор не может продать знаменитый алмаз, случайно ставший его добычей, - ответил Фархад. - Черный Хасан, конечно, не мелкий вор, но всё же эта добыча оказалась ему явно не по зубам. Ну, предположим, что сановник и в самом деле произнес вслух, - в той самой тайной комнате, в объятьях обнаженной танцовщицы, да еще под действием паров вина и дурмана, - нечто сокровенное, не предназначенное для чужих ушей. Предположим также, что эти неосторожные слова зафиксировал до тончайшего звука беспристрастный диктофон. Предположим, наконец, что за эти неосторожные слова Сановник мог поплатиться если и не головой, то уж точно своей карьерой. Но вот вопрос: куда, кому, в какое место смог бы отнести Черный Хасан эту запись? В редакцию большой газеты? Но в тот период все газеты - и большие, и маленькие - были государственные. Ни одна редакция не осмелилась бы критиковать крупного деятеля, не имея на то санкции с самых верхов, будь у нее в портфеле хоть сто убийственных компроматов! Любая редакция, получившая такой компромат, постаралась бы избавиться от него под любым предлогом. Нет, этот путь не годился. Были, правда, и другие места? Комитет народного контроля госбезопасность и прочее. Предположим, что в одном из этих мест мог находиться давний противник Сановника, который с радостью ухватился бы за этот компромат. На Сановника обрушился бы водопад несчастий. Но спасло бы это Черного Хасана? Ведь получалось, что Черный Хасан невольно прикоснулся к тому, о чем знать ему не полагалось. Кто знает, какими последствиями могло бы всё это обернуться для него?! Черного Хасана могли перевести из местной тюрьмы, где он имел курортные условия и каждый день кушал плов, куда-нибудь на север, а там подставить под нож уголовника - так, на всякий случай. Я уже не говорю о том варианте, когда компромат мог оказаться в руках человека, близкого к Сановнику. И уж тогда песенка черного Хасана оборвалась бы куда раньше. Наш герой, - Черный Хасан, - надо отдать ему должное, понял это. И потому какое-то время он даже не заикался об этом компромате. Компромата как бы не существовало. То есть, фактически он был, но воспользоваться им было бы себе дороже.
   - Теперь мы поняли, - энергично закивали друзья. - Спасибо тебе, о Фархад, что ты так понятно разъяснил нам это.
   - Черного Хасана посадили не в один день, - продолжал свою линию Фархад. - Комиссия работала несколько недель или даже месяцев. Всё это время Черный Хасан оставался на свободе. Но он чувствовал, что круг сжимается, и что надо принимать срочные меры. Речь прежде всего шла о накопленных сокровищах. Я не буду делать прогнозов, где именно он прятал свой сундучок. Вспомните, ведь он распоряжался обширнейшим хозяйством, куда входили не только действующие склады и контейнерные площадки, но и "замороженные" объекты, всевозможные пожарные бассейны, угольные ямы и так далее. При его рассудительности выбрать подходящую "пещерку" для тайника не составляло труда. Но всё это уже не имело значения. Черный Хасан знал: едва он окажется на нарах, как найдется немало желающих поискать его сокровища. Может, и Сановник пришлет своих людей. Чтобы поискали внимательнее. Не золото, конечно. А компромат, который хранился вместе с золотом. Но было понятно, что если люди Сановника найдут тайник, то заберут и компромат, и золото. Сундучок надо было срочно перепрятать. Надо было поместить его в такое место, где никто не стал бы его искать. И где за ним бы был постоянный глаз.
   - Люди говорили, что за сундук отвечали тетушки...
   - Не думаю, - покачал головой Фархад. - То есть, тетушки могли отвечать за новые поступления, которые приходили уже после ареста их хозяина. Но про тот - главный сундук - не знали и они. Вообще, черный Хасан не доверял им, считая их продажными.
   - А Мухаббат?
   Фархад задумался.
   - Тут не всё так просто, - заговорил он, наконец. - Разумеется, черный Хасан никогда не говорил ей прямо, что устроил тайник там-то и там-то. Он вообще считал, что женщины ничего не смыслят в делах и пригодны лишь для деторождения и ведения домашнего хозяйства. А Мухаббат умело подыгрывала ему, строя из себя глупенькую, хорошенькую куклу. Поэтому Черный Хасан порой позволял себе расслабиться в его присутствии. На работе, в отношениях с партнерами приходилось всё время держаться начеку, отчего бы в своем собственном доме не ослабить узду? Иногда, очень редко, но всё же случалось и такое, что, перенервничав днем, он курил вечером анашу и тогда становился даже болтлив. Он бахвалился перед Мухаббат своей деловитостью, умением извлекать прибыль там, где другие терпят убыток, жаловался на свою несчастную судьбу, на то, что ему не дают развернуться по-настоящему, держат в черном теле и даже прозвали Черным Хасаном! Следом, заскрежетав зубами, клялся, что всё равно добьется своего и еще покажет всем этим белоручкам и прощелыгам! Затем доставал заветную тетрадку и вписывал в нее новые поступления. Пара золотых браслетов шла как два десятка лепешек, а драгоценная брошь с бриллиантами - как пучок укропа с зернышками кунжута. А всё вместе выглядело, как список продуктов для предстоящего тоя. Мухаббат всё так же притворялась глупышкой, но тщательно собирала воедино его намеки, оговорки, полупризнания, его хвастливые речи... Думаю, она имела ясное представление о подлинной ценности сундучка. Но где именно спрятан тайник, не знала и она. До поры, до времени. Впрочем, это уже неважно, потому что накануне своего ареста Черный Хасан задумал перепрятать драгоценный сундучок. И он его перепрятал!
   - Где же он мог его спрятать? - заикаясь, переспросил чайханщик Али.
   - Да в доме Джанджигита! - воскликнул Фархад так уверенно, будто сам присутствовал при этом. - Однажды ему на глаза попался наш паренек - честный, чистый, боязливый, весь в долгах и при этом преисполненный ответственности за судьбы своих близких. Между Черным Хасаном и Джанджигитом раньше не существовало никакой связи. И это тоже играло на руку Черному Хасану. Надо полагать, однажды он сумел поговорить с Джанджигитом без свидетелей. И убедил его стать сторожем заветного сундучка за хорошую плату. Вообще, мы говорим - "сундучок", но это всего лишь образ. Сокровища Черного Хасана могли храниться в ящиках из-под того же итальянского мрамора. Или в мешках из-под картошки. Всё это могло быть сложено во дворе Джанджигита - в дальнем углу сарая и закрыто сверху листами железа и черепицей. Ни одна живая душа не догадается! Нельзя также исключить, что Джанджигит предложил устроить тайник в кошаре своих дядьев, и сделал это так ловко, что те об этом даже не подозревали. Какое-то время всё было тихо.
   - Что же случилось потом?
   - На втором или третьем месяце заключения Черного Хасана в наших краях началось раскручиваться известное вам "хлопковое дело", - заговорил Фархад. - Следственная бригада из Москвы, обладавшая самыми широкими полномочиями, ездила по самым дальним уголкам всех среднеазиатских республик и охотно собирала компромат на местных вождей и раисов. Вот тут-то Черный Хасан и решил, что пробил его час. Вот теперь появилось место, куда можно было отнести компромат и где его охотно изучили бы, дав источнику определенные гарантии. Ну, отдавать компромат комиссии Черный Хасан не собирался. Зато теперь, полагаю, он послал Сановнику сигнал: или обеспечь мне полную реабилитацию, или компромат пойдет следователю! У Сановника и без того хватало проблем. Рыльце у него, надо признать, было в пушку. Для видимости Сановник согласился, но направил в Т. своих людей, которые начали активно искать тайник Черного Хасана, перетряхивая буквально весь город и подкупая бывших подручных управляющего. Вот тут-то наш бабай и забеспокоился в своем зиндане! А вдруг люди Сановника выйдут на Джанджигита, вдруг догадаются, что именно у него спрятаны ценности?! Надо было что-то предпринимать. Что-то такое, чтобы ни у кого даже мысли не возникло о возможном сговоре между ним, Черным Хасаном, и бедным пареньком. И он придумал.
   - Что же он придумал, о Фархад? - благоговейно спросили друзья, глядя на Фархада, как на провидца.
   - Он придумал спектакль, получивший в городе известность как "любовная история новых Тахира и Зухры", - ответил Фархад. - Соль спектакля заключалась в том, чтобы слухи о якобы возникшей связи между Джанджигитом и Мухаббат породили, в свою очередь, другие слухи - о жгучей ненависти узника к дерзкому вору, похитившему его драгоценную жемчужину. Причем, Черный Хасан заранее всё рассчитал так, чтобы костер этих слухов не затухал, чтобы в него постоянно лилось масло свежих пересудов. Надо было, чтобы любой мальчишка из Старого города знал, что Черный Хасан поклялся предать Джанджигита самой лютой казни. Ну, разве хоть кто-нибудь догадался бы тогда, что Черный Хасан прячет свои сокровища именно у Джанджигита?
   Опять установилась долгая пауза.
   - Значит, вот как оно всё было на самом деле? - переглянулись между собой друзья. - Воистину, это самое простое объяснение случившегося. Но в то время ни один человек в Т. не мог бы придти к подобному выводу. Уж слишком хорошо они смотрелись вместе - Джанджигит и Мухаббат. Они были словно созданы друг для друга!
   - Это обманчивое впечатление, - покачал головой Фархад. - Трудно найти двух столь разных людей, как наши "влюбленные". Но до определенного момента они весьма удачно играли роли, назначенные им Черным Хасаном. Постарались и тетушки. Словом, у автора пьесы имелись все основания быть довольным своим произведением, хотя он и вынужден был изображать из себя разъяренного ревнивца.
   - Но что же случилось потом? - переспросили друзья. - Если всё это было лишь представлением, то почему же именно Джанджигиту была уготована столь страшная участь?
   - Я, кажется, догадался! - звонко воскликнул чайханщик Али. - Несмотря на игру, влечение сердец всё же возникло - вопреки воле Черного Хасана. Оттого-то его придуманная ярость вскоре переросла в неподдельную.
   Фархад сделал плавный жест рукой:
   - При желании можно принять и такую версию. Но давайте всё же взглянем на события с учетом тайных вожделений каждой из сторон. Я согласен, что красота Джанджигита могла растопить сердце даже такой эгоистичной натуры, как Мухаббат. И всё же куда сильнее ее притягивал более мощный магнит - золото Черного Хасана. Всем сердцем прирожденной интриганки, всем своим нутром искушенной наложницы она почуяла: близок момент, когда может исполниться ее самое сокровенное желание - не только стать хозяйкой собственной судьбы, но и обрести возможность повелевать другими! Но для этого нужно было сочинить свой собственный - совсем другой - спектакль и разыграть его так умело, чтобы никто из участников не заметил подмены.
   - О Аллах, что же такое придумала эта пери? - снова принялся икать чайханщик.
   - Она решила завладеть сокровищем Черного Хасана, но так, чтобы на нее не упала даже тень подозрения, - ответил Фархад.
   - Но это выше человеческих возможностей! - в один голос воскликнули друзья.
   - Напротив, - грустно усмехнулся Фархад. - Нет ничего проще, если, конечно, мы примем во внимание все обстоятельства этой истории. Я уже говорил вам, что Мухаббат владели искусством "цыганского глаза". Она могла погружать собеседника на непродолжительное время в состояние полной потери самоконтроля и выпытывать у него интересующую ее информацию, но так, чтобы собеседник следом забывал об этом. Надо полагать, Черный Хасан по доброй воле никогда не говорил ей о местонахождении своего тайника. Но Мухаббат время от времени погружала его в состояние зомби, сочетая искусство обольщения с искусством "цыганского глаза". В результате она знала все подробности. Так, накануне ареста своего хозяина она прознала о его сговоре с Джанджигитом. Кто знает, может, позднее, когда Черный Хасан, уже сидя в зиндане. Начал проявлять беспокойство, то именно она, Мухаббат, внушила ему мысль о спектакле. Или же сумела укрепить его в этих намерениях. После того, как Черный Хасан сам устроил сближение Мухаббат и Джанджигита, ей было совсем просто выведать у парня, где именно находится тайник. Может, это произошло в постели, в которую она сама затащила нашего друга. Но может, перекачка информации произошла во время чаепития. Это не суть. Главное, теперь Мухаббат знала о тайнике всё, а Черный Хасан был далеко. Но время экспроприировать капитал еще не наступило. Сначала требовалось подготовить ложный след. Настолько серьезный, чтобы у Черного Хасана и мысли не возникло подозревать в чем-либо свою наложницу. Даром, что ли, столько лет она играла рядом с хозяином роль нарумяненной глупышки, в пустой головке которой колобродят одни и те же суетные мысли - о нарядах да удовольствиях?
   - Ты хочешь сказать, о Фархад, что Джанджигит заранее был обречен на роль жертвенного барашка? - с замиранием сердца переспросили друзья.
   - Не только он один, - был ответ. - Та же участь была уготована и всем трем тетушкам. Час удачи пробил для Мухаббат, когда в Т. снова объявился Сановник. На этот раз выглядел он весьма обеспокоенным. Следователи, которые раскручивали "хлопковое дело", вот-вот должны были приблизиться к нему. В Т. он приехал, чтобы замести некоторые следы. Ведь великая стройка, на которую государство отпускало огромные средства, была для него, Сановника, некоторым образом еще и кормушкой. Об этом знали некоторые наши Раисы, которые в тот момент как раз привлекались по "хлопковому делу". Молчать они не стали бы. Тучи над головой Сановника сгущались, но он всё же надеялся избежать удара молнии. Вот и приехал, чтобы обрубить кое-какие опасные концы. Имело ли это отношение к Черному Хасану? Если и да, то косвенное. То есть, Сановник помнил, что есть тут такой Черный Хасан, имеющий на него компромат, но сейчас не это было главным для Сановника. У этой персоны возникли проблемы посерьезнее. Зато для Мухаббат появление Сановника было сигналом к действию.
   Фархад поднял пиалу и сделал несколько глотков. Все сидели, не шелохнувшись. Утолив жажду, Фархад повел свой рассказ дальше:
   - Тут мы вступаем в новую область предположений. И всё же, полагаю, если они и отличаются от истины, то лишь незначительными деталями. Надо полагать, Мухаббат позвонила в ведомственную гостиницу, в которой остановился Сановник. Администратор - русская женщина - про Мухаббат ничего не знала. Наша красавица назвалась, допустим, тетушкой из дома под Большими Чинарами и попросила передать Сановнику, что для него есть интересующая его информация. В этот период Сановник не кушал "имам баилдий" и не любовался восточными танцовщицами. Его донимали более неотложные дела. Шкурные. Надо было выкручиваться, используя для этого всякий подвернувшийся шанс. Поэтому, узнав о звонке, он тут же, в свою очередь, вышел на связь с домом под Большими Чинарами. Естественно, попросил к аппарату ту из тетушек, именем которой назвалась Мухаббат. Тетушка мало что поняла. Но она помнила, что Сановник - это очень важный человек из Москвы, и беседовала с ним, как и подобает беседовать с важными лицами, то есть, обтекаемо, не говоря ни "да", ни "нет". Очевидно, Сановник посчитал, что тетушка не одна и говорить открыто не может. Так оно, в сущности, и было. Ведь рядом с той находились, как всегда, две другие тетушки. Они хоть и не слышали разговора, но поняли, что звонил тот самый большой Раис, который прижал их хозяина. Стало быть, их товарка ведет с тем какие-то тайные дела. Именно эту цель - создать подобное впечатление и преследовала Мухаббат.
   Далее она объявила тетушкам, что должна съездить в магазин за обновой, и вывела белую "Волгу" за ворота. Но на самом деле она помчалась к Черному Хасану.
   Правда, за околицей, в укромном местечке, сделала остановку. Здесь ее ждал Джанджигит, встречу которому она назначила заранее. Мухаббат сказала нашему другу, что хозяин срочно вызвал ее к себе для очень важного разговора. А еще она попросила его выполнить просьбу одной из тетушек, но так, чтобы об этом не узнали две другие. Надо поехать на базар, купить лучшие фрукты, уложить их красиво на ляган, а тот отвезти в гостиницу за новым каналом и оставить администратору с просьбой передать большому московскому гостю. Это нужно сделать около шести часов вечера. Отвезти фрукты, передать привет от тетушки и уехать. А вечером, когда стемнеет, Джанджигит должен обязательно ждать ее, Мухаббат, возле затона, с той стороны, где плавает большое нефтяное пятно. Там обычно никого не бывает и никто не помешает их беседе. И пусть он обязательно будет на самосвале. Дав Джанджигиту эти указания, она умчалась к Черному Хасану.
   - Ты говоришь так уверенно, о Фархад, будто сам присутствовал при их встрече, - недоверчиво отозвались друзья.
   - Я ведь предупредил вас, что мы вступаем в область предположений, - ответил тот. - Если какое-то из моих суждений покажется вам ошибочным, вы вправе отвергнуть его. Если же я, со своей стороны, наткнусь на глухую стену, то, вероятно, почувствую это. Однако сейчас меня не покидает ощущение, что тропинка допущений ведет в направлении истины.
   - Извини нас! - друзья сложили руки на груди. - Мы более не будем тебя прерывать.
   - А вот этого не требуется, - покачал тот головой. - Однако же, двинемся дальше. Итак оказавшись у Черного Хасана, Мухаббат высказала тому свою тревогу по поводу странных событий, которые происходили вокруг нее. Она даже призналась, что была вынуждена обмануть тетушек, сославшись на поездку в магазин. Ведь тетушки что-то задумали и не отпустили бы ее к нему. Звонил тот самый Сановник и о чем-то долго говорил со средней тетушкой, а две другие стояли и слушали и неодобрительно косились на нее, Мухаббат. А еще она видела, как та же средняя тетушка тайком передала Джанджигиту ляган с фруктами, сунув что-то в середину горки, и велела парню отвезти это блюдо в гостиницу... - тут Фархад задумался. - Возможно, в этом эпизоде я ошибаюсь. Всё же тут есть определенный риск. Наверное, она подставила Джанджигита как-то иначе. Но что подставила - сомнений нет. Ладно! Итак, выслушав похвалу хозяина, в присутствии которого она искусно вела роль легкомысленной куклы, Мухаббат отправилась в обратный путь.
   Фархад снова отпил янтарного напитка, после чего продолжил:
   - Теперь два слова о Черном Хасане. Какой бы сильной ни была личность, но заточение накладывает свой мрачный отпечаток на ее психику. Мир из окна тюремной камеры, даже комфортабельной, видится искаженным. Черному Хасану вполне могло показаться, что Сановник приехал в Т. только из-за него, из-за того самого компромата. Сведения, которые привезла Мухаббат, переполошили его до глубины души. В его доме измена! Одна из тетушек - предательница! А может, и все три! Почему бы и нет?! Ведь однажды уже случалось, что родственник предал его. А теперь тетушки. Видать, у этого Сановника есть подход к нужным людям. Но еще сильнее страшило непонятное поведение Джанджигита. Сколько сил было отдано, чтобы вылепить из застенчивого паренька образ ненавистного врага! А теперь Джанджигит сам подставляется Сановнику! Теперь тот может догадаться! Догадается, наверняка! И тогда доберется не только до компромата (шайтан с ним!), но и до золота! Допустить этого было нельзя! Нужно было принимать срочные меры. Черный Хасан велел отвести его в кабинет начальника тюрьмы, чтобы сделать важный звонок. Конечно, излагать суть дела по телефону (да еще тюремному!) он не мог. Он всего лишь вызвал из долины двух надежных джигитов, рассчитывая проинструктировать их лично. Но это требовало времени.
   - Неужели Черный Хасан велел им убить тетушку?! - ахнул Али.
   - Не думаю, - покачал головой Фархад. - А вот допросить ее по всей строгости - это да. Но тетушка, больная гипертонией, похоже, не выдержала этого допроса. Джигиты так ничего и не узнали. Да и что они могли бы узнать, останься даже та в живых? Впрочем, мы несколько забегаем вперед.
   - Да-да! - воскликнули друзья. - Ведь Мухаббат на обратном пути должна была встретиться с Джанджигитом.
   - Они и встретились, - кивнул Фархад. - И это была самая рискованная часть затеянной ею операции. Изобразив на лице искреннее участие и глубокую тревогу, она воскликнула: "О, Джанджигит! Как мне жаль тебя! Случилась страшная беда! У нашего хозяина везде глаза и уши! Похоже, тебя подло оклеветали! Не успела я войти к хозяину, как он обрушился на меня с гневными речами! Кто-то уже известил его, что ты носил фрукты в гостиницу по поручению тетушки, и он назвал вас обоих предателями, еще худшими, чем был его родственник - начальник контейнерной площадки! Я, как могла, старалась успокоить хозяина, доказывая, что лично ты здесь не при чем. Ты всего лишь выполнил ее просьбу. Он поначалу и слушать не хотел. Схватил меня за руку так, что в глазах потемнело! Вот, видишь, какой синяк? Наконец, немножко остыл. И всё же я думаю, Джанджигит, что тебе на несколько дней надо где-нибудь спрятаться. Пускай гнев хозяина остынет совсем. Я съезжу к нему еще раз и снова попробую убедить его в твоей невиновности. Ты мне веришь? Посмотри мне в глаза!" Думаю, Джанджигита так перепугали эти слова, что он утратил последние признаки воли. Знаете, есть люди, которые в минуту опасности собирают волю в кулак. А вот иные утрачивают даже ее тень. Джанджигит, увы, относился ко второй категории. Чем и воспользовалась Мухаббат.
   Загипнотизированный ею Джанджигит повел самосвал к сараю, где было спрятано золото Черного Хасана. Мухаббат находилась рядом. Было уже поздно. В махалле почти все спали. Ну, а кто не спал, вряд ли обратил внимание на шум подъехавшего самосвала.
   Всё еще находясь в зомбированном состоянии, Джанджигит перетаскал ящики из сарая в кузов. Затем они снова вернулись к затону. Джанджигит поднял кузов, и ящики высыпались на песчаную кучу. "Посмотри мне в глаза!" - снова повелела Мухаббат. Из его памяти исчезла эта поездка за золотом. Если что и осталось, то он мог принять эти воспоминания за обрывки сна, в котором мелькали образы Сановника, тетушки, администратора гостиницы... "А теперь поезжай к своим дядьям, - сказала Мухаббат, - и жди там сигнала. Я сделаю всё возможное, чтобы восстановить в глазах хозяина твое честное имя. Не беспокойся!" Выскользнув из кабины, коварная притворщица наблюдала какое-то время за тем, как Джанджигит разворачивается на берегу. Вот задние огоньки самосвала стали быстро удаляться. Мухаббат подогнала "Волгу" к песчаной куче, погрузила золото в багажник и в салон, после чего увезла сокровище в заранее присмотренный тайник.
   - Где же находился этот тайник? - подались к рассказчику друзья.
   - Кто знает! - пожал плечами Фархад. - Такая решительная особа, как Мухаббат, могла ради успеха войти даже в Город Мертвых.
   - В Город Мертвых?! - ахнул чайханщик. - Но ведь оттуда не возвращаются!
   - Все так думают, - кивнул Фархад. - Поэтому в окрестностях Т. нет более надежного схрона. Впрочем, я не настаиваю на этом варианте. Быть может, Мухаббат выбрала что-нибудь менее мистическое.
   - Что же произошло дальше?
   - Узнав, что тетушка умерла, Черный Хасан призадумался. Он всё сильнее беспокоился о судьбе своего золота и искал подходящее средство, чтобы унять свою тревогу. Наконец, он придумал. Вызвав к себе одного из джигитов, он дал ему строгое тайное указание. Тот должен был отправиться к некоему рыжему субъекту, который иногда выполнял деликатные поручения Черного Хасана. Этот рыжий должен был найти и тайно похитить Джанджигита, где бы тот ни скрывался. Затем рыжий должен был скрытно передать пленника нашим джигитам. Те, в свою очередь, должны были держать его в подвале дома под Большими Чинарами. Держать до тех пор, пока Черный Хасан не выйдет на свободу. Хотя бы все восемь лет! Не обижать его, поить и кормить, но держать взаперти.
   - Так вот почему Черный Хасан так рвался в Т. хотя бы на час! - воскликнул чайханщик. - Он рассчитывал узнать от Джанджигита, в сохранности ли его золото? Ведь никому другому, даже этим племянникам, он не мог бы доверить столь важного разговора. - Али почесал затылок: - Да, но как же тогда получилось, что Джанджигита видели за рулем самосвала, который мчался к ночному поезду?
   - Это был самосвал Джанджигита, но не он сам, - возразил Фархад. - Никто не видел лица водителя. Им мог быть один из тех же джигитов. А рядом сидела она, Мухаббат. Черный Хасан распорядился разыграть сцену побега. Причем, Мухаббат действительно должна была сесть на поезд и отправиться в долину, чтобы ждать его новых указаний.
   - Но зачем эти сложности?
   - Черный Хасан всё предусмотрел. Ведь, по его мнению, Сановник мог добраться до его золота только через Джанджигита. Цепочками на этом пути могли стать тетушки и Мухаббат ( она - невольно). Но одна из тетушек умерла, две другие находились под надзором джигитов. Обе эти тетушки уже были неопасны, поскольку и сами верили, что Джанджигит и Мухаббат сбежали. Увидеть Джанджигита они не могли, поскольку их и близко не подпускали к подвалу. Ну, а Мухаббат Черный Хасан решил убрать со сцены на всякий случай. Он велел ей поселиться в одном из его домов в долине. Всё, что мог, Черный Хасан сделал. Одного он только не знал: его тайник уже пуст, золото исчезло! Впрочем, не исключено, что в бессонные ночи его посещали такие догадки.
   - Но выходит, что и Мухаббат старалась зря? Не могла же она увезти золото с собой на поезде? Столько ящиков! Даже обладая чудесным даром.
   - Разумеется, нет. Но она могла спокойно вернуться за ним на протяжении последних месяцев - вплоть до освобождения Черного Хасана.
   - О чем ты говоришь, Фархад! Ей вернуться в Т.?! Да ее здесь узнал бы первый встречный!
   - Не забывайте, что она была весьма искусной артисткой. Ей ничего не стоило надеть темные поношенные одежды, старые ичиги, накинуть чадру да еще сгорбиться, преобразившись в старуху из глубинки. В таком виде она могла бы разгуливать даже перед черным Хасаном. И уж, конечно, она не стала бы появляться здесь на белой "Волге". Достала бы какой-нибудь неприглядный грузовичок, но с хорошим мотором. Нет, вывезти тайно золото для нее не было проблемой.
   - Неужели она не опасалась, что Джанджигит может вспомнить их разговор на берегу затона?
   - Может, и опасалась. Но верила в свою удачу. Да и что мог вспомнить Джанджигит, чье тревожное заточение с каждым днем подталкивало его всё ближе к пропасти безумия?
   - Что же случилось дальше? - с замиранием сердца спросили друзья.
   - Если вы помните, Черный Хасан приехал в Т. ночью. А ведь амнистированных, как правило, отпускали в первой половине дня. Но Черному Хасану было важно приехать именно ночью, чтобы первым делом лично осмотреть тайник. И он убедился, что тот пуст. Только после этого он поехал домой. Предстоял громкий разговор с Джанджигитом. Тетушки не могли не услышать его. Поэтому Черный Хасан распорядился, чтобы их немедленно отвезли на поезд. Об их дальнейшей судьбе я ничего сказать не могу. Едва старухи оказались за воротами, как Черный Хасан, сгорая от нетерпения, спустился в подвал. Теперь ничто не мешало ему допросить Джанджигита.
   - Постой, о Фархад! - боязливо заговорил чайханщик. - Но тогда получается... получается... О, нет, язык отказывается повиноваться! Как такое возможно, Фархад? Ведь черный Хасан духовно переродился! Он познал истину! Всех простил! Он раздарил всё свое имущество, щедро раздавал милостыню... Мы же видели сами! Собственными глазами!
   - Увы! - вздохнул Фархад. - В подвале встретились два полубезумца. Но один из низ был палачом, второй - его жертвой. Черный Хасан решил, что Джанджигит упрямится. Значит, правду из него нужно выбивать пыткой. Жажда вернуть пропавшее золото отняла у него последние крохи разума, и он превратился в хищное животное, еще больше распаляемое видом пролитой крови... Как долго продолжались страдания Джанджигита? Видимо, всю ту неделю, в течение которой Черный Хасан не показывался на людях. Может, в потоке его бреда и промелькнуло имя Мухаббат, но только Черный Хасан так и не зацепился за него, поскольку даже в мыслях не допускал такого варианта. Наконец, Джанджигит затих навсегда. Отмучился. Черный Хасан так ничего и не узнал, хотя взял на душу страшный грех.
   В чайхане наступила звенящая тишина.
   - Заперев подвал на все запоры, он поднялся наверх. Стихия безумства отступила из его сознания, он ощущал внутри только холодную ярость. Нет, он не сдастся! Не признает себя побежденным! Не позволит торжествовать этим белоручкам и прощелыгам! Наступают новые времена. Он еще сколотит себе состояние! Он еще пробьется на самый верх!
   - Но, Фархад, а как же экспертиза? - раздался чей-то робкий голос. - Ведь точно установлено, что Джанджигит погиб в начале года, когда Черный Хасан еще сидел за колючей проволокой.
   - Э, что такое экспертиза в наших пыльных краях! - с усмешкой воскликнул Фархад. - Зачем, по-вашему, Черный Хасан собрал влиятельных гостей и сделал им такие щедрые подарки? Дом, участок, обстановка... В этих дарениях есть скрытый смысл. Ради того, чтобы не лишиться этих даров, чиновники пошли бы на любой подлог. Что они и доказали, исказив сначала результаты экспертизы, а затем уничтожив, якобы по ошибке, останки несчастного Джанджигита. О каком духовном перерождении вы твердите?
   Слушатели тихо, но горячо зашептались между собой, затем один из них почтительно обратился к Фархаду:
   - Но что же случилось дальше? Поведай нам, Фархад! Ибо события, произошедшие после отъезда Черного Хасана из Т., окутаны для нас пеленой мрака.
   - Как вы понимаете, в один из дней он послал джигитов, чтобы те захоронили где-нибудь в степи мешок с останками Джанджигита. Но джигиты, надо полагать, поленились копать и выбросили мешок в старый канал, никак не предполагая, что весной его начнут чистить. Впрочем, Черный Хасан обезопасил себя и на этот счет, раздарив имущество. Об этом мы уже говорили.
   Нет сомнений, что он отдавал не последнее. В долине он владел еще двумя большими домами, да и на черный день было припрятано немало. Притом, планы у него были самые широкие. Вдруг разрешили открывать кооперативы. Деловому человеку было где развернуться.
   Глаза его по-прежнему блестели, он был полон какой-то лихорадочной энергии. Собственно говоря, случившееся с ним нельзя было расценивать как жизненную катастрофу. Здесь, в долине, он имел вес, авторитет, влияние, отлаженные связи, знал до мелочей, что делается в системе торговли. Конечно, масштабы тут были иные, чем на великой стройке, и навар пожиже, но без устойчивого дохода он не остался бы, тем более, что мог опереться на многочисленных родственников. Немного передохнув, он и впрямь взялся за дело.
   Но что-то надломилось в нем, треснул некий важный стержень. Текущими делами, которые давали прибыль, он занимался как во сне, будто по инерции. А с новыми делами тянул, не в силах решить, по какому руслу направить средства.
   Всё это было бы ничего, но постепенно он пристрастился к анаше. Не без влияния Мухаббат. Он стал раздражительным и нервным. Разладились отношения с родственниками. Некоторых он прогнал, другие ушли сами. Одна из его старых жен умерла, второй он сам трижды сказал "талак!"
   Лишь Мухаббат оставалась рядом. По старой привычке он еще покрикивал на нее, пока не понял, наконец, что все его дела ведет теперь она. И ведет неплохо! Эта разрумяненная кукла, эта пустышка с пухлыми бедрами обнаружила вдруг мужскую хватку, способность брать инициативу на себя - первейшее качество делового человека! Оказывается, находясь рядом с ним, слушая его хвастливые речи, она перенимала его науку, вернее, лучшее из его науки и наконец превзошла учителя! Формально последнее слово оставалось еще за Черным Хасаном, но всё чаще он поступал так, как это предлагала Мухаббат. Лидерство Мухаббат ни для кого не было секретом. Деловые партнеры искали ее согласия, "верные люди" Черного Хасана, включая тех самых племянников, повиновались ей в большей степени, чем ему.
   Однажды Мухаббат сказала, что есть возможность войти в очень крупное дело, но для этого нужно переехать в столицу соседней республики. Что ж, он не возражал.
   На новом месте Мухаббат и вовсе оттерла его от руля. Она ездила в какие-то дальние командировки, не ночевала дома, вела какие-то бесконечные переговоры, вокруг нее крутились бойкие молодые люди...
   А он курил анашу и, когда в мыслях появлялась желанная легкость, мечтал, что однажды к нему вернется прежняя сила.
   В ожидании этого чуда он принимался горячо шептать, как в бреду: "Обидно, что меня посадили ни за что. Но это я смог бы пережить. Обидно, что с такой наглостью украли мои сбережения и сумели так ловко замести следы. Но это я тоже смог бы пережить. Очень обидно, что Москва, которой я стремился служить по совести и правде, обманула все мои надежды. Оказалось, что она - вовсе не мировая столица, а пристанище слабых, жадных и малодушных людей. Но и это я как-нибудь пережил бы. Еще обиднее, что мой талант торговца, о котором при старой власти отзывались с кривой усмешкой и даже с презрением, вдруг снова оказался в почете, а лучшие-то годы прошли! Но и это я смог бы пережить. Собрался бы с силами, напрягся и доказал бы всем, каков я есть на самом деле! Мне то обидно, что самыми сладкими плодами новых порядков снова воспользовались все эти белоручки и прощелыги, голубая кровь! За что?! Я мостил эту дорогу! Я и такие, как я! А они пришли на всё готовое, оттеснили, оттолкнули к обочине, сбросили в грязную канаву и двинулись дальше жадной, кичливой толпой! Они украли то, что по праву должно было принадлежать мне... А это подороже сундучка, намного дороже! Мерзавцы! А ведь ничего не удержат, всё пустят по ветру, потому как приучены только тратить..."
   Мухаббат обычно в молчании выслушивала этот бред. Но вот однажды она встала перед ним, подбоченясь, и, взглянув ему в глаза, словно проникая в душу, спросила:
   "Разве я умею только тратить?"
   Он посмотрел на нее, и вдруг наркотик мгновенно вычистил из его головы абсолютно всё, кроме одной-единственной, крошечной, невероятной догадки, которую теперь, в сияющей пустоте, нельзя было не заметить
   "Ты... - не то выдохнул, не то подумал он. - Это была ты!"
   И тут же увидел себя со стороны, в зеркале. Из его глаз сочились кровавые слезы. Из-за правого плеча выглядывала тетушка, роняя такие же слезы, а из-за левого смотрел пустыми глазницами Джанджигит.
   Какая-то теплая волна ударила его в затылок. Следом наступил мрак.
   Словом, уважаемые, Черный Хасан пережил инсульт. Несколько месяцев он провел в инвалидной коляске, затем к нему вернулась речь и способность двигаться. Но памяти он лишился практически полностью. Сейчас он заканчивает свой жизненный путь полубезумцем, маймуном.
   - Выходит, Мухаббат держит его только из жалости?
   - Я не назвал бы это жалостью. Много лет Черный Хасан был для нее повелителем. А теперь она повелевает им. Он для нее - символ успеха, которого она добилась в жизни. И ей хочется, чтобы этот символ был всегда перед ее глазами. Это льет бальзам на ее душу.
   - Но кто же тот юноша, который находится рядом с ней и который так похож на Джанджигита? Если он не их сын, то кто же?
   - Сыном Джанджигита он не может быть хотя бы по той причине, что родился через четыре года после смерти вашего друга. А чтобы понять, кто он, не требуется особой смекалки. Раньше покупали ее, теперь покупает она. Очевидно, юноши, похожие на Джанджигита, больше соответствуют ее вкусам.
   - Раскаивается ли она?
   - Полагаю, это чувство не знакомо нашей ханум.
  
   40.
   - О Аллах! - воскликнули друзья, всё еще находясь под впечатлением от услышанного. - И зачем только ты, Фархад, рассказал нам всё это, хотя бы даже всё это было чистой правдой?! Мы только-только успокоились, мы только-только начали верить, что в мире всё же есть высшая справедливость, а ты снова смутил наш покой!
   - Тогда позвольте уточнить, в чем же именно виделась вам высшая справедливость? - произнес Фархад, не то чтобы удивляясь, а скорее грустя.
   - Ну как же... Мы ведь считали, что Джанджигита и Мухаббат соединило чистое чувство. И хотя их любовь была немножко против наших обычаев, но мы почему-то даже гордились тем, что подобное стало возможным в нашем городе. Сначала мы очень надеялись, что эта история завершится благополучно. Затем, когда пришло известие о страшной смерти Джанджигита, мы нашли утешение в том, что всевышний тут же покарал его убийц, послав им медленную, мучительную смерть. Мы также думали, что всевышний наставил на путь истинный Черного Хасана, который изгнал из себя гордыню и начал неустанно творить добро. Наконец, мы поверили, что рядом с Мухаббат, ставшей добродетельной женщиной, подрастает сын Джанджигита, в котором живет дух его отца, и что у этого сына будет безбедная, обеспеченная, достойная жизнь, о которой мечтал Джанджигит. Так всё было хорошо, так складно! Это доказывало, что всё имеет свое начало и свой конец. А это ведь и есть высшая справедливость! И вдруг мы узнаём, что всё не так, что на самом деле восторжествовала несправедливость! Воцарило зло! Вот что ты натворил своим рассказом, о Фархад! Как же нам не расстраиваться после этого?!
   - Мне искренне жаль, почтенные, что я невольно разрушил вашу идиллию, - вздохнул Фархад. - Впрочем, всё рассказанное - не более, чем версия, которую вовсе не обязательно считать единственно верной.
   - Нет, - вздохнули и они. - Теперь мы уже не сможем думать иначе.
   - Чт о же это получается?! - нервно воскликнул чайханщик, думавший о чем-то своем. - Те двое были наказаны не за Джанджигита, а за старого Кима? Выходит, корейский бог зорче приглядывает за своими? - сказал и тут же испуганно зажал себе рот ладонью, поводя вокруг ошалевшими глазами.
   Народ смотрел на него осуждающе, и он не мог не почувствовать этого.
   Вообще-то, Али не отличался сообразительностью, и всё же он нашел слова, чтобы выкарабкаться из неловкого положения:
   - Нет-нет, меня неправильно поняли! Я хотел сказать, что Аллах настолько мудр, что в некоторых случаях, руководствуясь высшими соображениями, сохраняет жизнь самым жестоким убийцам, чтобы позднее, на том свете, подвергнуть их особенно суровой каре!
   Раздались одобрительные возгласы. На этот раз слова чайханщика понравились собравшимся.
   Ободрившись, Али принялся развивать успех.
   - О Фархад! - обратился он к рассказчику, которого слегка побаивался. - Окажи любезность, ответь на вопрос, который давно не дает мне покоя. Ведь ты прочитал гору ученых книг и знаешь всё! Поведай же нам, как наказывает Аллах самых великих грешников, когда те попадают, наконец, туда? Я уже задавал этот вопрос нашему мулле. Но он не очень ученый человек и не смог сообщить ничего, кроме общих слов про ад, конский волос и геенну огненную... Однако должны ведь быть умные книги, где описаны подробности божьей кары?
   Горящие глаза со всех сторон устремились на Фархада.
   - Все умные книги, как, впрочем, и глупые, написаны простыми смертными, - ответил тот. - Некоторые мудрецы полагают, что Аллах вообще никого не наказывает.
   - Как - никого?! Даже убийц?! Насильников?! Растлителей малолетних?!
   - Ни-ко-го.
   С минуту стояла звенящая тишина, затем чайхана взорвалась возмущенными криками:
   - Да что же это за мудрецы такие?! Наверное, сами нагрешили всласть, а теперь пытаются других сбить с толку! Что же это начнет твориться вокруг, если человек с колыбели будет знать, что ему не придется отвечать за своими поступки перед всевышним?! Нет-нет, Фархад, мы тебя уважаем, но про этих негодных мудрецов не желаем и слышать! Ты нам расскажи про настоящие книги, написанные другими мудрецами, богобоязненными и верующими!
   - Ну хорошо! - ответил Фархад. - Слушайте. Там, высоко-высоко, - он воздел к небу указательный палец, - у Аллаха есть уголок, в котором расположен город, немного похожий на наш. Но над ним всегда стоит ночь. Ни звезд, ни луны, ни огонька. И тишина. Даже двери не скрипят, потому что никаких дверей нет. Да если бы и были, всё равно не скрипели бы, потому как звуки там отсутствуют. В темных, похожих на бездонные колодцы домах этого города обитают самые грешные души. В полной темноте и тишине пребывают они в полудремотном состоянии. Если и удастся каким-то чудом уснуть, то только на один миг. В этом мире никогда ничего не происходит, и всё же душам кажется, что из темноты к ним подкрадываются их жертвы. И это ожидание страшной встречи длится тысячи и тысячи лет, и души маются в неизвестности, угнетенные жутким величием вечного покоя...
   - И всё?! - слушатели были явно разочарованы. - Какое же это наказание? Нет, ты снова шутишь над нами, Фархад! Расскажи, что пишут в других, правильных книгах, успокой наши души и наши сердца!
   - Воля ваша! - развел руками Фархад. - Слушайте! Луноликие гурии в легких одеждах приведут Джанджигита на лужайку, покрытую сочной травой, и усадят на роскошный ковер в тени инжира, где звенит хрустально чистый ручей. Одни гурии будут играть для него на музыкальных инструментах, другие - ласкать его нежными прикосновениями, третьи - угощать наисвежайшими лепешками, обмакивая их в мед и подавая ему из своих коралловых уст... В это время трое ангелов приведут его убийцу, сорвут с него одежды, затем подвесят его за ноги к перекладине и начнут медленно сдирать с него кожу. На свежие раны слетятся тучи огромных, злых ос. И когда грешник пройдет через все те муки, какие довелось испытать его жертве, Джанджигит спросит у него: "Как же ты мог так безжалостно надругаться надо мной?! Неужели ты не знал, что в загробном мире тебя ждут за это еще горшие муки? Может быть, ты не верил в высшую справедливость? А теперь веришь?"
   - Вот это другое дело! - выдохнул побледневший Али.
   - Да! Это правильно! Это настоящее наказание! - закивали и другие. - Сразу чувствуется, что эти книги написаны людьми совестливыми, понимающими, каким должно быть наказание за великий грех! А не какими-то перевертышами, которые ради красного словца готовы объявить злодеев чуть ли не святыми!
   Фархад поднялся с айвана.
   - Спасибо за внимание, уважаемые! Я чувствую, что утомил вас. Пора бы и честь знать! Не принимайте мой рассказ близко к сердцу. Это лишь полет фантазии, игра праздного воображения. Так всё было или нет - один Аллах ведает! Может быть, и вправду Мухаббат выносила сына Джанджигита. Случается же порой, и мы все верим в это, что слепые прозревают, а у безногих вырастают ноги. Спите спокойно! - и он сделал шаг в сторону выхода.
   Но уйти ему в эту минуту было еще не суждено.
   - Ты ничего не сказал нам, о Фархад, какие обстоятельства свели тебя с нынешней Мухаббат, и как же так получилось, что, будучи столь грамотным человеком, ты вернулся в наши края, откуда все спешат уехать? - выпалил скороговоркой чайханщик и, будто обессилев от тяжести вопроса, опустился на айван.
   - Вообще-то это тайна... - начал было Фархад.
   Все так и думали, что он отделается сейчас какой-нибудь шуткой, хотя, честно говоря, каждому хотелось услышать более обстоятельный ответ.
   - Но поскольку хозяином этой тайны являюсь я, - продолжал Фархад, - то мне и решать: приподнять ли над ней завесу либо же нет? - он постоял еще немного, затем решительным шагом вернулся на прежнее место. - Не вижу причины, чтобы отказать в просьбе столь уважаемым людям.
   - Минутку! - Али взвился, как пружина, метнулся к своим шкафчикам, принес стопку душистых, всё еще теплых лепешек, баночку отборного меда, который ему привезли издалека - с горного пастбища, добавил горочек густого каймака, мастерски заварил из пыхтящего самовара сразу шесть фарфоровых чайников, донес их до айвана - все шесть за один раз, держа растопыренными пальцами, после чего сам уселся с краешку и приготовился слушать.
   - Я приехал в Т. по поручению Мухаббат, - признался Фархад.
   - По поручению Мухаббат?! - несказанно удивились друзья, решив даже, что ослышались.
   - Да, именно так, ибо на сей раз наши интересы совпали, - подтвердил Фархад.
   - Неужели могут быть общие интересы у тебя, знающего человека, и у великой грешницы? - не удержались от вопроса друзья.
   - Вот послушайте, - он сделал глоток обжигающего чая и заговорил: - В былые времена через Т. протекала большая река, а земля в ее бассейне была жирной и плодородной. Т. был большим, шумным городом, окруженным высокой крепостной стеной с башнями и зубцами. Базары были полны товаров со всего света. Караваны один за другим входили в город через его двенадцать ворот. К сожалению, богатства города влекли к себе не только купцов, но и многих завоевателей, среди которых были великие. Через наш город прошли воины Искандера Двурогого, Чингисхана - Темучина, Железного Тимура... Но был еще один великий завоеватель, самый, может, необычный из всех. Его имя - Митридат Евпатор Шестой Великий. Он покорил многие племена и страны, сражался с лучшими полководцами Рима и не раз побеждал их. Обращал он свои взоры и на Восток.
   - Но что же в нем такого необычного, о Фархад?
   - Этот царь собирал со всего мира, со всех завоеванных земель лучших ученых, знахарей и магов. Все они работали в секретных подземных лабораториях. Считалось, что они ищут универсальное противоядие от змеиных ядов - "митридатиум" - и с этой целью экспериментируют на живых людях. Но в действительности, и это я установил абсолютно точно, они искали нечто другое.
   - Что же они могли искать?
   - Вот послушайте, что случилось дальше. Проснувшись однажды ранним утром, жители древнего Т. с ужасом обнаружил, что вокруг города стоят полчища Митридата. Но откуда они взялись? Подойти незаметно со стороны долины они не могли - слух о нашествии давно опередил бы их. Приплыть по реке они тоже не могли: где в таком случае их лодки? Подойти незаметно воины могли только через пески. Но такой переход требовал месяца тяжкого пути по безводной местности под палящими лучами солнца. А воины выглядели полными сил, лошади - свежими. Среди воинов разъезжал на скакуне двухметровый гигант в золотом шлеме и алом плаще - Митридат. И еще: в середине вражеского лагеря поднималась высокая черная скала, которой еще вчера не было и в помине. Скала, которую позже нарекли Кара-Тау.
   - Город Мертвых?
   - Нет, тогда там не было никакого города. Скала высилась сама по себе. Но в ней виднелся некий черный зев, из которого появлялись всё новые воины. Захваченные врасплох жители капитулировали. Митридат, отличавшийся неслыханной жестокостью и коварством, пощадил и людей, и постройки. По весьма простой причине. Он готовил поход в долину и делал теперь необходимые запасы продовольствия и фуража. Вылавливались только шпионы. Надо сказать, что разведка у Митридата была поставлена очень хорошо. С пойманными не церемонились. После мучительных пыток им вливали в горло свинец. Некоторым - золото. Между тем, наши охотники, подвергаясь немалому риску, скрытно осмотрели все окрестности Т., пытаясь определить, откуда же пришли войска? Ибо невозможно представить, чтобы многотысячная конница, усиленная колесницами и имеющая огромные обозы, не оставила бы по ходу своего продвижения никаких следов. Но следов не было! Войска Митридата словно свалились с неба! Или же вышли из-под земли... - Фархад снова пригубил пиалу, отведал кусок лепешки, обмакнув ее в горный мед, после чего продолжал: - Воины Митридата пробыли в Т. два или три месяца. А затем снялись ночью и ушли. Вернее, исчезли. Потому как никаких следов в степи опять же не осталось, а лодок с собой у них не было вообще. Да, войско исчезло, но осталась крепость. Ее по велению Митридата построили вокруг черной скалы рабы. После завершения работ все они были обезглавлены средь бела дня.
   Друзья Джанджигита сидели, затаив дыхание, а чайханщик Али даже открыл рот, не замечая, что рядом кружится оса.
   - После ухода воинов Митридата отряд наших смельчаков двинулся к черной скале, чтобы осмотреть ее, а если нужно, то и выбить из крепости гарнизон, несомненно, оставленный там великим завоевателем. Еще издали было видно, что ворота крепости распахнуты настежь, а на стенах нет ни одного воина. Наконец, наши джигиты достигли открытых ворот и пересекли их черту. И тут из узких улочек крепостного городка выскочили защитники. Это были те самые казненные шпионы и рабы. Изувеченные, изуродованные, мертвые - они, тем не менее, двигались, как живые. Некоторые держали в руках свои же отрубленные головы. Нападавшие, побросав оружие, стремглав пустились наутек. Защитники преследовали их только до линии ворот. Кто успел выбежать, тот спасся. Но некоторые остались там навсегда... - Фархад обвел слушателей внимательным взглядом: - Так рассказывает одна из исторических хроник, записанная хазарским путешественником, который в тот момент находился в Т. Именно тогда и родилась легенда о Городе Мертвых.
   - Значит, это правда? - выдавил из себя Али.
   - Может, и правда, - пожал плечами Фархад, - а может, у автора просто разыгралось воображение.
   - А что этот автор пишет по поводу войск Митридата? Которые сначала неожиданно появились, а затем так же неожиданно исчезли?
   - Это более серьезный вопрос, - кивнул Фархад. - И тут доверять мнению одного автора нельзя. Мне удалось найти несколько древних источников в ряде периферийных европейских библиотек. Правда, для начала пришлось выучить несколько "мертвых" языков. Но овчинка стоила выделки.
   - Значит, ты знаешь? - утвердительно спросил Али.
   - Суть проблемы вкратце сводится к следующему. Когда-то на земле - десятки, сотни тысяч лет назад - существовала высокоразвитая працивилизация. Те люди владели многими секретами. В частности, они построили под землей, под горами и пустынями, особые тоннели, где и время течет по-особому. За какой-то миг можно оказаться на другой стороне планеты. Надо только знать, как пользоваться этими каналами. Митридат, похоже, знал. Вернее, знали некоторые его мудрецы. Быть может, они нашли еще более древние книги и восстановили по ним рецепт эликсира? Ведь именно эликсир искали в тайных подземных лабораториях Митридата его знахари. "Митридатиум" это и есть эликсир, позволявший овладеть всей суммой древних знаний.
   - А как же призраки Города Мертвых?
   - Полагаю, реальной опасности они не представляли. Это что-то вроде голограмм. Оставленных для отпугивания любопытных. Очевидно, в древней книге, расшифрованной знахарями Митридата, была описана и технология "изготовления" этих призраков. Что же касается внезапного ухода Митридата, то он был вызван осложнением обстановки в Малой Азии. Восстали несколько племен, подкупленных Помпеем Великим - будущим победителем Митридата, и царь вынужден был вернуться, чтобы подавить мятеж. Тогда он еще не знал, что в Среднюю Азию уже не вернется никогда.
   Какое-то время стояла тишина. Собравшиеся забыли даже про чай.
   - Неужели все эти чудеса действительно имели место? - почесал затылок Али. - Или ты, Фархад, снова шутишь над нами?
   - Я не любитель шутить, - ответил Фархад. - С некоторых пор шутки нагоняют на меня тоску. Это действительно серьезные вопросы, изучению которых я посвятил четверть века и о которых могу рассказывать до бесконечности. Но, не желая злоупотреблять вашим временем, я здесь коснулся лишь самой сути.
   - Не означают ли твои слова, что у тебя есть этот эликсир?
   - Эликсиром я назвал его лишь для простоты.
   - Но какое отношение всё это имеет к Мухаббат?
   - Самое непосредственное. Дело в том, что научная деятельность, которой я занимался все эти годы, требует больших средств, а мои доходы ограничены. Я обращался к ряду наших государственных структур с просьбой профинансировать эти исследования, которые уже находились на завершающей стадии, а в перспективе сулили существенные выгоды. Увы, отовсюду я получал отказ, хотя и в витиевато-вежливой форме. Ну, это у нас умеют. Вы и сами знаете. Как вдруг мне позвонили от имени Мухаббат и пригласили на беседу с ней.
   - Неужели Мухаббат стала покровительницей науки? - рассмеялись за дастарханом.
   - Отнюдь, - скупо улыбнулся Фархад. - Ее интересует возможность прямого транзита в афганский регион, минуя все границы.
   Тут же послышались язвительные комментарии:
   - Ах, да, травка...
   - Дешевая травка!
   - Не только травка, но и порошок!
   - Упакованный по всем правилам и без отстегивания на таможне, без тайных горных троп...
   - Ай, да Мухаббат!
   - Довольно, друзья! - охладил их энтузиазм Фархад. - Не надо уподобляться базарным кумушкам. Всё это я рассказал только для ваших ушей. Надеюсь, вы и сами понимаете, что язык лучше всего держать за зубами. Целее будет. Итак, от кого-то из чиновников информация о моем письме попала к Мухаббат. Всё-таки мне было странно, что именно женщина, пускай и хваткая, лучше других оценила мое предложение. Но тогда я еще не знал, что она сама жила в Т. А вот теперь, после ваших рассказов, понимаю, что она, очевидно, заходила в Город Мертвых и видела там какие-то диковинки. Оттого-то сразу поверила мне и согласилась финансировать мою экспедицию. Впрочем, какая экспедиция? В путь я отправлюсь один. Завтра, когда наступит подходящая фаза луны. - Он улыбнулся: - Но о сроках возвращения пока сказать ничего не могу. - Прижал руку к сердцу: - Спасибо, что внимательно выслушали. - Кивнул Али: - Спасибо за чай! Лепешки были превосходны, как и всё остальное, - пожав поочередно руку каждому, он вышел за ограду и растворился в бархатной ночи.
  
   42.
   Прошел еще год. Или два.
   Как будто и не было великой стройки. По громадным голым корпусам гуляет ветер. Всё самое ценное давно вывезено - кем и куда неизвестно, а брошенное унесено по дворам - не пропадать же добру!
   Уехали почти все чужаки. Уехали кавказцы, уехали немцы и крымские татары, уехали родственники покойного Кима и подавляющее большинство их соплеменников. Уехали и русские, в их числе Михаил Васильевич, клявшийся когда-то, что полюбил здешний край и намерен пустить тут корни.
   Остались лишь те, кому не на что и некуда было податься, всяческий неприкаянный люд: пьяницы, наркоманы, подурневшие распутницы, бродяги, а также старики, брошенные своими детьми и внуками... Странно притихшие. Потерявшие даже надежду на надежду, блуждают они, как тени, по некогда шумным улицам, мимо заброшенных панельных многоэтажек с выбитыми стеклами и загаженными подъездами, мимо недостроенных гигантских корпусов, облюбованных скопищем скорпионов и каракуртов, мимо мертвых деревьев Сухого Парка - сами похожие на эти деревца, еще цепляющиеся за землю, но неспособные к цветению...
   Порой друзья Джанджигита в целях назидания указывают на этих несчастных своим младшим детям и говорят:
   - Смотрите, что случается, когда перестают чтить свих стариков и соблюдать древние обычаи! Пусть же пример этих обездоленных послужит вам уроком! Не обижайте их, они и без того обижены судьбой...
   А старшие дети уже выросли, и надо думать о свадьбах. А денег нет, скудная земля родит совсем плохо, уже и доходами за мак надо делиться с целой сворой нахрапистых чиновников, на руках почти ничего не остается, значит, надо занимать, влезать в долги, как-то выкручиваться...
   Друзья вздыхают: заботы, заботы... О Аллах! Когда же станет легче?
   По давней привычке они нередко собираются в старой чайхане у трех карагачей. Али снимает с полки горный мед и присоединяется к ним. Нет-нет да и зайдет разговор о Джанджигите. В городе, пережившем крушение великой стройки, эту историю почти забыли. Но они помнят всё, будто это происходило только вчера.
   - А ведь мы ему говорили! - сокрушаются они. - Послушал бы нас, сидел бы сейчас вместе с нами... Напрасно пострадал, совсем напрасно...
   Фархад еще не возвращался.
   Но друзья верят, что он вернется и расскажет много интересного. Ведь он - знающий человек. Быть может, там он встретил Джанджигита?
   Да, они верят. Как верят и в то, что иногда слепые прозревают, а у безногих вырастают ноги. Как же и жить, если не верить в хорошее?
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"