День памяти Немецкой революции 1848/49-х гг. и последнего значительного революционного эпизода Западной Европы, Парижской коммуны 1871-го года, празднуется в Германии по причине случайного совпадения дат - 18-е марта в Берлине, 18-е марта в Париже - совместно. То печальное, присущее всем таким памятным датам, особенно у нас в Германии, несмотря на всю прекрасную благодарность, часто проявляющуюся в таких случаях в самых трогательных формах, усугубляется ещё больше: безучастные урывками греются в близи активных; мелкие живые используют великих или отважных мертвецов как постамент, дабы в течение дня казаться самим себе больше; часто устраивается просто обобщённый и сентиментальный культ павших там, где были бы причины сделать из прошлого то, чем оно и должно для нас являться: путеводителем.
18-е марта 1848-го года - лишь небольшой этап великого движения, которое вполне должно бы называться не только "1848", но "1848/49", и простиравшегося всю Германию. Более важен, чем уличные сражения в Берлине и Вене со всеми их героическими эпизодами, и куда более важен, чем словесные перепалки во Франкфуртском имперском парламенте, тот факт, что тогда по всей Германии, в каждом городке и в каждой деревне происходили сражения против политического и общественного феодализма. Ещё слишком мало интересуются наши историки локальной историей революции 1848/49-х годов; слишком мало ещё установлено, что было упразднено реального, что реального было достигнуто в отдельных местностях горожанами и крестьянами в этих бесчисленных схватках, которые были в первую очередь не борьбой против личностей, но борьбой против вещей и учреждений.
Февральская революция 1848-го года, ставшая импульсом к революции к Германии, была во Франции лишь политическим эпизодом: как быстро последовал Наполеон Третий за Луи Филиппом! Своё исключительное значение она приобретает как начало социалистической революции, и к этом мы тут ещё часто будем возвращаться. В Германии же дела обстояли совершенно иным образом: то, что было вызвано Февральской революцией у нас в отдельных государствах, берёт своё истинное начало у учёных в 1789-м, у простого народа - в 1813-м году. Мы, немцы, со времён Лютера, со времён Тридцатилетней войны, со всеми нашими князьями - отсталый народ. То, что в 1789-м году стало реальностью во французском народе: окончание феодализма, освобождение и улучшение положения крестьянства, права человека, свобода личности, приближение к общинному самоопределению, то между 1789-м и 1813-м годами медленно переходило из голов попов и учёных в руки народа. Тем временем германские народы вели для германских князей позорные коалиционные войны против Французских революции и республики. Ничего так не хватает немецкому народу как знания о своей силе и ясного, уверенного, энергичного использования этой силы; и сегодня они ведут себя - например, в парламентах - как будто бы это является чем-то аморальным: использовать силу для своего освобождения. Рабская мораль! Так, сначала должна была разразиться великая национальная беда, наполеоновская оккупация, и, прежде всего - вызванное ею бедственное положение немецких князей, чтобы немцы получили свою истинно немецкую версию Великой революции в кратком изложении: возвышение Пруссии после краха Йены, так называемое крестьянское освобождение, Штейновы законы о городском самоуправлении, соответствующие реформы в других государствах, княжеские обещания и освободительная война против Наполеона: вот так выглядела эта революция в Германии! Что было потом с этими обещаниями, как милые немцы, подобно наивным рабам, пустились в священную войну, чтобы затем, как оплёванные собаки, прийти в Священный альянс (князей против народов), об этом мы могли бы узнать, если больше было не откуда, из поминальной песни Людвига Уланда о Битве народов под Лейпцигом; наши учителя не ведали, что творили, когда заставляли нас учить её наизусть:
Разбили орды вы чужие,
Но рана в сердце не срослась.
Свободными не стали вы поныне,
Пока не у народа власть.
(L. Uhland, "18. Oktober 1816")
Чтобы завоевать это право, давно уже установленное англичанами, американцами, голландцами, французами, швейцарцами, в Германию пришла значительно припозднившаяся революция 1848/49-х годов: и многое было создано на местах, в городах и деревнях, чего отнять уже было нельзя. Эти реализации социальных фактов, прежде всего эта крестьянская борьба против феодализма, борьба деревни против замка придают этим годам, которые профессора довольно рано и именно из-за этих фактов окрестили бешеными годами, их особое значение.
То, что в 1848-м году называлось борьбой за единство, вращалось не вокруг обожаемого императорства, не вокруг Барбароссы в Кифхойзере, не вокруг шовинизма и властной позиции во внешней политике; это было борьбой за равенство правовых условий, против пёстрой государственной раздробленности и внутренних таможнях, борьба прежде всего зарождающейся буржуазии и промышленности за свободу выбора профессии и передвижения для тех, кто был нужен им "от гор до моря" как рабочие руки. И всё это в нераздельной связи со стремлением к свободе, двигавшем целые народы, и с борьбой против князей по воле божьей. Все эти начинания потерпели тогда в общих чертах крах; и сколько феодального осталось или было вскоре восстановлено в наших учреждениях и владении землёй, в особенности в прусских землях по ту сторону Эльбы, всё ещё не достаточно известно и не изучено во всех подробностях; а в первую очередь нашим пролетариям в промышленных городах и их так называемым социалистическим вождям очень сильно не хватает этого знания, а тем самым - ключа к социализму, ибо социализм есть, кроме всего прочего, вопрос земли и сельского хозяйства, и вместе с этим - настоящей связи с теми, без кого никогда не будет возможно общественное преобразование: с крестьянами. Мы в "Социалисте" верим, что может принести наибольшую пользу, когда не повторяем старое в воодушевлённой рутине, а когда указываем на забытое и незамеченное. А посему речь сегодня идёт не об уличных боях 18-го марта в Берлине, а о том, что бешеные годы были, среди прочего, крестьянской революцией, и что только в ней содержалось то, что есть важного в революции: долгосрочный успех в изменении условий на ограниченной территории.
Отделить стремление к объединению буржуазии от народного стремления к свободе, послужить промышленности, капитализму и властному положению национального государства, не причиняя особого вреда князьям по божьей милости, сделать Германию, в конце концов, промышленной страной, но параллельно с этим создать учреждения, которые защищают и обслуживают крупное землевладение, остатки феодальной политики и экономики, особенно в Пруссии: это было делом Бисмарка и его военной и экономической политики.
Война 1813/14-х годов и то, что ей предшествовало и за ней последовало - революция 1848-го года - война 1870/71-х годов: эти средства и эти неполноценные результаты служат суррогатом немецкого народа и немецкой буржуазии для того, что другие народы создали для себя раньше, в более короткие сроки, с меньшим количеством жертв, более полно и лучше. Incompleta, в переводе - "неполные", называется отряд млекопитающих потому, что "у относящихся к нему индивидов не хватает какого-то признака класса"; сюда относятся броненосцевые, панголины, муравьеды, утконосы, ленивцы и немцы.
Победоносный немецкий народ не предпринял во время войны 1870/71-го годов ни малейшей попытки помимо единства властного государства, равенства формальных правовых условий и свободы буржуазии завоевать ещё кое-что, что-то существенное: упразднение могущественных остатков феодализма, социальную справедливость и благоденствие для всех, самоопределение народа и общины. Он удовлетворился куском всеобщего выборного права и получил то, чего ему достаточно и по сей день: видимость вместо реальности, дискуссионный клуб вместо силы.
Побеждённый французский народ тоже получил, да ещё и из рук врага, всего лишь буржуазную и биржевую республику, которой до сих пор и владеет. Но не смотря на то, что каждый день показывает нам, что это всё равно было лучше того, что мы, победители, принесли домой с поля боя (вспомним о мирской школе, отделении церкви от государства): у французов хотя бы была попытка достичь социальной справедливости, народного самоопределения, федерации вольных и самостоятельных общин, новой культуры. Этой исторической попыткой во время оккупации и разрухи, пока враг ещё находился в стране, была Парижская коммуна, вскоре утопленная в крови. Её всё ещё часто оклеветывают и забывают, вскоре мы обозначим основные её черты. Тут же - лишь вкратце: ещё во время Великой революции, затем в 1848-м, а затем и в 1871-м году в Париже были предприняты попытки полного социального переустройства средствами политической революции. Путём якобинства, революционного правительства, временных указов и борьбы различных политических течений между собой.
Но почему во Франции во время Великой революции удалось политически и экономически покончить с феодализмом? Поскольку новое, заступившее на его место, экономическая сила буржуазии и буржуазный дух уже были полностью развиты. Революция не была средством, не была началом, но окончанием и последней помощью.
Таким образом, кто желает социализма, всеобъемлющего переустройства умов и основ общества, для того нет более важной задачи, чем создание этих основ и умов. Также, как буржуазия была реальной, прежде чем свершилась буржуазная революция, социализм должен стать реальностью и силой, прежде чем придётся решать, будет ли его финальное установление связано с силовыми решениями, подобно решающей борьбе былых времён. Но мы находимся не у окончания, а у самого начала!