Лагун Павел Адамович : другие произведения.

Муравьиный лужок_Часть вторая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   ПАВЕЛ ЛАГУН
   МУРАВЬИНЫЙ ЛУЖОК
   Продолжение
  
   12
   Он открыл глаза. Перед глазами стояла тьма. Беспросветная! Почти. Когда глаза привыкли к ней, он узрел сумрак, еле-еле заметный. И это его немного успокоило. Значит, он жив. Олег ощупал свое тело и признал его: чуть заметный животик -- ах, пиво-пиво! Мускулистые руки и ноги -- пешие переходы по окрестностям и гантели в 10кг каждая. Ну, значит, он возвратился в свое тело, в свое время. И опять это был только сон, до невероятности реальный. Олег положил руку на соседнюю подушку. Вера рядом отсутствовала. Наверняка ушла рано утром на работу. Ну а сейчас тогда что? Похоже, ночь. И в каком он доме -- в церковном или своем?
   Оранжевый светильник вспыхнул, озарив маленькую спаленку со знакомым антуражем. Так значит, это его городская квартира. Но как он в ней оказался? Провал в памяти, и уже не первый за этот год. Плохо дело. С ним происходит что-то неладное. Наверняка чье-то энергетическое влияние. И он догадывается, чье! Но как от него избавиться? Олег попытался включиться в Информационный канал своего эгрегора. Но что-то или кто-то сбивал настройку. На астральном уровне такую глубокую Подсадку отсечь было невозможно. Защита стоит еще та!
   Но Олег все же попытался ее протаранить. Впрочем, без особого успеха... Да, его крепко подсадили на энергетический крючок. Попался, окунек! Собственными силами сорваться невозможно. Нужна помощь. А знакомый экстрасенс только Аркадий Сверлин. Но тот год как курсирует на своем автобусе между Рязанью и Москвой, только изредка на день-два заезжая домой к жене и двум сыновьям. Старший, Григорий, был лауреатом фестиваля авторской песни "Русское поле", на котором так позорно провалились Олег и Виталий Щитков. Но в последнее время Григорий, несмотря на свой молодой возраст, стал сильно пить, и все энергетические способности его отца не приводили ни к какому результату, что повлияло на его уверенность в этих самых способностях. Так что и борьба "двух гигантов" может закончиться не в пользу Олега. Он выполнял какую-то задачу, навязанную ему "Вовкой-волком". А может, к Юрию обратиться? Да тот "слаб в коленях". Не потянет.
   Пора было подниматься, что Олег и сделал с усилием. Скоро этих усилий станет все больше и больше. Неумолимо приближалась старость. И с ее появлением в твоей жизни справиться невозможно. Она своими ржавыми цепями скует твое тело, и разорвать эти цепи не будет сил. Таковы подлые законы этого мира. Смириться? Но все твое существо восстает против этого рабского смирения. Они хотят сделать из людей покорных скотов. Баранов на заклание. Размножающееся и блеющее от страха и боголепия стадо. И подсовывают для этого Книгу-букварь с рассказами-страшилками для недоразвитых детишек, за которых они принимают всё человечество.
   Но ведь существуют и иные "тайные знания", о которых писали многие эзотерики, в том числе и Е. Блаватская. Так сказать "высшая математика, доступная только избранным". Кто их избирал? Традиционные религии "знают", чьи те "избранники". Естественно, сатанинские. А чьи же еще? Все, что не укладывается в "Прокрустово ложе" догм и постулатов, объявляется лживым и преступным и подлежит гонению и анафеме. "Кто не с нами, тот против нас!". Знакомый лозунг. "Великий вождь" тов. Сталин тоже отличался нетерпимостью. Кто в своих рассуждениях выходил за рамки "Краткого курса", объявлялся врагом и извергом. Ну а как с такими следует поступать? Казнить, нельзя помиловать! За покушение на основы основ. Всё в истории повторяется, как фарс и как трагедия. Только что им до людских трагедий, мук и страданий. Они делают свою игру.
   Где-то рядом колокольным перезвоном залился телефонный звонок. Олег по звуку нашел свой мобильник и приложил трубочку к уху.
   -- Привет, -- раздался голос Артура, - не хочешь немного развеяться? Приглашаю на купание в бассейн. -- И вдруг Артур осекся: -- Прости, ведь тебе сейчас не до этого. Я просто хотел тебя немного отвлечь. Ты не в обиде?
   -- Ну что ты! -- выдохнул Олег. -- Спасибо за приглашение. А разве вода уже нагрелась?
   -- Теплая, как парное молоко, -- "проштамповался" Артур. -- Ну что, жду тебя через полчасика на нашем берегу. Лады?
   --Хорошо, я постараюсь подойти, -- проговорил Олег. Артур дал отбой.
   "Странно, -- подумал Олег, -- какое купание в конце мая?".
   Он вышел в большую темную комнату и раздвинул плотно завешанные тяжелые шторы, не пропускающие света. Почти. И свет из тонкой сумеречной полоски вдруг превратился в утреннее летнее солнечное зарево. Олег от неожиданности даже прищурил глаза. Неужто лето? Час от часу не легче! Но какой месяц? Хорошо еще, если июнь. А вдруг август? Проспал лето в спячке, как медведь зиму. А впрочем, какая разница? Всё равно все дни похожи один на другой. Что лето, что зима. Только картинки разные.
   Вспомнилось стихотворение десятилетней давности.
  
   Мне все равно, что лето, что зима --
   Мелькают лишь картинки на экране:
   То всё в снегу -- деревья и дома,
   То всё в зеленом призрачном тумане.
   Мне всё равно, что осень, что весна,
   Они живут во мне попеременно:
   То на секунду вспыхнет желтизна,
   То разноцветье скроется мгновенно.
   Несется жизнь в ускоренном кино,
   И с каждым годом всё быстрее кадры.
   А мне теперь, признаться, всё равно,
   Что опустеют скоро "кинотеатры".
  
   Но если опустеют "кинотеатры", исчезнут "герои" "фильмов" про самих себя, само собой пропадут "режиссеры", да и зрители покинут свои насиженные места, какой станет смысловая нагрузка всего этого кукольного Балагана, именуемого "разумной жизнью", которая не отличается от "разума" попугаев, так же сидящих в клетках и орущих всякий вздор. "Попугаи" все передохнут, клетки опустеют. Что станут делать, чем займутся дрессировщики-режиссеры? А ведь их -- легионы, тьма-тьмущая. В буквальном смысле.
   Логике вся эта бредятина не поддается. Для того и существует вера. Безоглядная, неоспоримая, доходящая до фанатизма. Особенно ей подвержены малограмотные, необразованные люди, у которых в их беспросветной жизни только одна надежда на светлое блаженное потустороннее существование. Его им обещают все религии мира, требуя взамен смирения и покорности всем превратностям судьбы-программы. Ведь на нее нельзя роптать, с ней невозможно бороться. Здесь есть здравый смысл, но нет ни грамма справедливости. И люди ищут ее на небесах. Но нет её и там, вопреки всяким надеждам. Потому-то и стращают людей адом с "вечными муками". Ведь в отличие от так называемого "Рая", Ад существует в действительности. Тьма породила свет, значит свет - часть тьмы, ее обратная сторона. И "если свет, который в тебе - тьма, то какова же Тьма?" (Матфей 6,23).
   Тьма маскируется под свет. Она пожирает сама себя, образуя свет "астральный" --звездные скопления материально-духовного мира". Отсюда -- борьба и единство двух начал. Духовное порождение "астрального света" создало мир чувственный, мир "разумный" под управлением массы астральных сущностей, паразитирующих на этих искусственно созданных биофизиологических существах, скачивая их эмоциональные энергетические выбросы. Впрочем, всё это повторы.
   Пора было идти на совместное купание с Артуром Гаржецким. Тот, как известно, был когда-то тренированным спортсменом -- футболистом и бегуном. Участвовал в кроссах на длинные дистанции и неизменно прибегал в числе первых. Но, на горе себе, сочетал усиленные спортивные занятия с чрезмерным употреблением крепких спиртных напитков. И вот на шестом десятке лет его могучее перегруженное сердце не выдержало такого сильного напряжения. Оно совершило "короткое замыкание". Инфаркт.
   Но как быстро Артур от него оправился, если на заплывы приглашает? А что будет не просто бултыхание в воде, Олег себе явственно представлял, но совсем такое мероприятие не одобрял.
   Он кое-как умылся и побрился в ванной, где почти отсутствовала вода, которая текла мизерной струйкой из крана. Затем съел на кухне два помидора, невесть откуда взявшиеся. И натянул на себя летний прогулочный наряд, состоящий из клетчатых бриджей-капри и похожей на них рубашки с короткими рукавами. Увенчала одеяние широкополая "бурская" шляпа с одной поднятой полой, как в клипе Бока фан Блерка "Дела Рей", увиденном им в интернете. Олег перекрестился на фотографию Иисуса Христа, проявленную компьютером с Туринской плащаницы. И вышел за дверь.
   Вход их подъезда был закрыт металлической дверью с тускло светящимся огоньком контакта открывания. Когда эту дверь здесь установили, Олег не помнил. Он нажал на светящуюся кнопку и толкнул створку рукой. В лицо брызнул жаркий солнечный свет. Стоял ослепительный июльский полдень, чуть скрытый шатром из листьев и пахучих цветов растущих возле дома лип. Но когда Олег вышел на открытое пространство рядом с магазином, солнце врезало по нему своим испепеляющим напалмом. Казалось, он прожег и рубашку, и кожу. И даже кости. Олег почти тут же "потёк" обильным потом. Хорошо, что рубашка была синтетической и "не проявлялась" на спине и на груди. Капли пота стекали по ней, словно по стеклу, вниз. От солнечного удара спасали широкие поля "бурской" шляпы.
   Но встречный народ, несмотря на испепеляющую жару, никакими головными уборами не защищался. Люди шли по тротуарам, простоволосо подставляя свои макушки "огненной стихии". Они даже с удивлением поглядывали на Олега в его "шляпном" наряде, не понимая его "чудачеств". И почти никто не носил темных очков. Все щурились, как новорожденные котята, не представляя последствий такого легкомысленного поведения. Олег вспоминал свой "солнечный удар" несколько лет назад, когда ему вдруг стало плохо на жаре и он чуть не потерял сознание. С тех пор Олег ходил в головном уборе и летом, и, естественно, зимой.
   Сейчас стоял испепеляющий жаркий июльский день. Но несмотря на жару, на центральной улице народу оказалось предостаточно. Люди шли куда-то по своим делам. Мимо них на улицах проносились иномарки. Улица пестрела магазинными вывесками. Магазины располагались на первых этажах проданных квартир. Вывески были в основном латиноязычные. И, если бы не разбитые тротуары с пустыми бутылками и упаковками на газонах, можно было бы подумать, что находишься где-нибудь в Брюсселе. В пустующих помещениях магазинов висел-пылился китайско-турецкий промтовар, не пользующийся особым спросом. Этим товаром была завалена вся Россия. Народ отвык от дефицита. Попади сюда жители Советского Союза, они бы все попадали в обморок от такого изобилия.
   Олег вспомнил про свое "путешествие в прошлое". Вот бы случился "обратный занос" и его молодой двойник оказался бы здесь. То-то было бы восхищения и удивления. Всё познается в сравнении. Банальная, но истина.
   Олег перебрался через железнодорожную насыпь и вступил на территорию городского стадиона. Футбольное поле на тускло-зеленом фоне зияло выгоревшими от жары проплешинами.
   В футбол Олег не играл уже лет пять, после того как его коллега по субботним встречам на стадионе, оказавшийся экстрасенсом и черным магом, после игрового столкновения с Олегом, попавшим ему ногой в колено, "повесил" на "сердечную чакру" обидчику какого-то "астрального квотера". И этот "навес" на два месяца превратил жизнь Олега в страшную муку. В сердце был вставлен "энергетический сорняк", и перебои следовали один за другим через несколько секунд. Никакие лекарства и молитвы не помогали. Его "сосали" весь день напролет, давая перерыв только на сон, чтобы он подпитался ночью Праной. Утром все начиналось сызнова до головокружения и чуть не до потери сознания.
   Олег уже стал отчаиваться. Мысли о скорой смерти преследовали его постоянно. И тогда перед ним открыли схему отсечения подсоса. И вампир отвалился. Но еще долго чувствовались его фантомные вибрации на физическом уровне. А футболист-маг куда-то исчез. Олег перестал его встречать на лицах города. Что с ним произошло -- неведомо.
   За стадионом располагался плавательный бассейн, заросший камышом и осотом. Он был сооружен на месте двух прудиков на пути шахтного штрека еще в 70-х годах прошлого века. Прудики насыщались ключевой подземной водой. Она и сейчас, через сорок лет, обильно питала его асфальтовую чашу, берега которой в жаркие летние дни были в свое время облеплены голопузыми отдыхающими-горожанами, оставлявшими после активного отдыха вокруг щедрые горы мусора. Его подолгу никто не убирал, а отдыхающие без комплексов и заморочек продолжали гадить как ни в чем не бывало, даже не задумываясь о содеянном. Вот так уж был воспитан советско-российский народ, привыкший жить на куче дерьма, созданной им самим...
   Но тут кому-то из санэпидемстанции пришло в голову запретить купание в загаженном водоеме. По краям бассейна появились столбы с грозными надписями на щитах "Купание строго запрещено". И горожане поверили этому запрету. Бассейн уже несколько лет подряд пустовал даже в самые жгучие летние дни. Вода в нем обновилась за счет ручьев. Мусор кто-то постепенно убрал. Выросла по берегам свежая густая трава. Олег, совсем не доверявший благим запретам, был им только благодарен. Он уже третье лето плавал в чистой, прохладной воде практически в полном одиночестве, только распугивая рыбаков, облюбовавших заросшие берега. Рыбы и раков в бассейне было видимо-невидимо.
   Олег с Артуром много лет купались после футбольных матчей, иногда даже осенью. Но не слишком смел сегодня его друг. Ведь он недавно перенес инфаркт.
  
   13
   Артура Олег увидел издали. Его лохматую седую шевелюру спутать было невозможно. Сейчас таких причесок уже никто не носил, и прохожие поглядывали на Артура, как на диковинное диво, почти так же, как на Олега в его шляпе. Артур стоял на противоположном берегу бассейна, подняв в приветствии руку. Бассейн, как всегда, оказался почти безлюдным, не считая прыгающих в воду с подмостков и бултыхающихся вокруг дюжины пацанов. Те, видно, тоже не поверили в запреты. Хотя по этой логике их должно было быть гораздо больше.
   Олегу вдруг ни с того ни с сего припомнилось прошлогоднее стихотворение. С какой стати?
  
   Всем заказаны гробы,
   И растут уже дубы,
   Из которых слепят ящик
   Нам, о здравии молящим.
   И в дубовой домовине
   Мы заснем, как на перине.
   И увидим сновиденья
   За какое-то мгновенье:
   Что вокруг сияет лето,
   Полное тепла и света,
   В небе ласточки, стрижи,
   Воды озера свежи.
   В них резвится ребятня
   С утра и до заката дня.
   Смело, ребятня, резвись:
   Бесконечной будет жизнь.
  
   Вот взбрело в голову! И это в такой жаркий солнечный день, когда хочется жить, а не дохнуть. Старость, что ли, на мозги давит? Будь она неладна! Но вроде рано жить по ее указке. Слава Богу, "есть еще порох"! Только как бы не взорваться от него...
   Артур стоял на берегу в одних плавках. Он был худощав, подтянут и загорел. Где только успел? Друзья обменялись крепкими рукопожатиями. Артур посмотрел на друга грустным взглядом. Олег не понял, почему.
   -- Никаких новостей? -- спросил настороженно Артур.
   -- Да вроде бы всё как прежде, -- наобум "дежурно" ответил Олег и насторожился. Интонация вопроса Артура ему не понравилась. Может, он чего-то не знает после беспамятства?
   Он стянул с себя рубашку, бриджи, снял кроссовки, повесил на сучок стоящего рядом каштана свою шляпу и посмотрел на Артура. Тот отвел глаза.
   -- Ты готов? -- спросил Олег бодрым голосом.
   -- Как юный пионер! -- почти тем же тоном ответил ему Артур.
   Жгучие солнечные лучи, словно раскаленные иголочки, принялись колоть плечи и спину. Как бы не обгореть! Скорее в воду.
   -- Нас манит прохлады гладь, -- изрек Олег и первым вступил ногами в прибрежные воды бассейна. Вода и в самом деле была прохладной, но теплой, как выразился Артур, последовавший за другом.
   Они поплыли плечо к плечу, рассекая руками чистую водяную прохладу. На голубом высоком небе плыли редкие кучерявые облака. Возле самой воды с писком носились десятки стрижей и ласточек. Они ловко ловили на лету многочисленных водомерок, скользящих по поверхности бассейна.
   Поначалу плыли медленно, размеренно -- "брассом". Но тут Артура разобрало. Он вспомнил свои "былые дни" и резко перешел на "кроль", замочив лохматую голову. Олег испугался за друга. Не слишком ли он взял "в карьер"? Но Артур, размахивая руками, словно профессиональный пловец, устремился на другой берег бассейна. Догнать его было невозможно. Он мчался по воде, словно греческий бог-олимпиец, забыв, очевидно, про все свои сердечные боли. Олег восторженно-напряженно следил за этим заплывом.
   Наконец "чемпион" преодолел дистанцию и вышел на берег, атлетически поигрывая мускулами. Сделал несколько шагов и вдруг осел на прибрежную траву. Олег понял, что дело плохо, и прибавил скорость: он быстро плавать тоже умел, хотя не так, как Артур.
   Олег выскочил на берег и бросился к лежащему на траве другу. Тот уже закатил глаза в предсмертной агонии. Олег, забыв обо всем, принялся двумя руками давить Артуру на грудь, чтобы запустить сердце. И через минуту ему это удалось... Артур посмотрел на него осмысленно...
   -- Ну как ты? -- спросил взволновано Олег.
   -- Вроде бы отпустило, -- с трудом проговорил Артур, едва шевеля губами.
   -- Ну и напугал ты меня, -- мотнул головой Олег.
   -- Да уж, чуть в Ганг не угодил, -- криво усмехнулся Артур и сделал попытку сесть. Олег помог ему приподняться. Артур опустил лохматую мокрую голову.
   -- Видение у меня было, -- произнес он, закусив губу. -- Как только потерял сознание -- другое открылось. Будто я стою на берегу широченной реки. А за спиной город: дворцы, пагоды. Народу по берегам полно. Все купаются в реке -- омовение производят. По виду -- индусы. И я, вроде как, тоже индус: одежды широкие, грязно-белые. Так и хочется скинуть и нырнуть в реку. А по течению плоты плывут с горящими трупами. Индуизм, одним словом. И вдруг речка вздыбилась. Волна поднялась высоко-высоко и прямо на меня. Смыла в воду, как во время шторма в море. Я испугался. Забарахтал руками и ногами, но чувствую -- тону, захлебываюсь в трупной воде. Вынырнул на мгновение. И вижу, ты плывешь ко мне, а рядом какая-то молодая женщина. Вытащили вы меня на берег, откачали. Девушка та улыбнулась мне и произнесла: "Рано тебе еще по Гангу плыть. Подожди". И куда-то исчезла. А ты остался, и наяву тоже.
   -- Значит, еще поживем, -- резюмировал Олег, поднимая на ноги друга.
   Артур, опираясь на плечо Олега, медленно отправился обратным пешим маршрутом по берегу бассейна. Видно по всему, чувствовал он себя еще неважно, но почти с каждым шагом поступь его становилась тверже и уверенней. И, наконец, к концу маршрута Артур окончательно пришел в себя. И даже улыбнулся почти здоровой улыбкой.
   -- Интересно мне знать, что за девушка в белом спасла меня вместе с тобой?
   -- Какая-нибудь индуистская богиня, - пожал плечами Олег. -- Там их целый пантеон.
   -- Наверное, в прошлой жизни я был индусом?
   -- Всё может быть, всё может быть. Всё очень может быть, -- задумчиво процитировал Олег слова американской солдатской песни.
   Артур уселся в тени каштана, прислонившись головой к стволу. Олег примостился рядом.
   -- Может, пойдем домой? -- спросил он друга.
   -- Я чувствую себя нормально, -- ответил, улыбнувшись, Артур, -- и готов снова окунуться в водяную пучину.
   -- Не советую. А то вдруг придется мне спасать утопающего, -- назидательно проговорил Олег.
   -- Заплывать далеко не стану. Буду бултыхаться у бережка, как маленький карапузик, -- изрек Артур и поднялся в полный рост.
   И тут в кармане рубашки Олега, висевшей на суку, "заколоколил" его телефон. На экранчике высветились позывные Ильи Кротова.
   -- Привет, ты где? -- послышался его голос.
   -- Я в бассейне на городе, -- ответил Олег. -- Купаемся вместе с Артуром.
   -- Ну и я здесь неподалеку, -- сказал Илья, -- могу подойти. Есть новости... Плохие, -- добавил он после паузы. -- Григорий разбился на машине...
   -- Какой Григорий? -- не понял поначалу Олег, но тут же догадался: сын Аркадия Сверлина, что тут же подтвердил Илья.
   -- Завтра отпевание и похороны, -- сообщил он далее и отключился.
   Олег передал новость Артуру. Тот помрачнел лицом.
   -- Не случайно все это, чует мое больное сердце. Вокруг нас что-то происходит. И ничего в этом хорошего нет. Это уж точно.
   -- Предположение принимается, -- ответил ему Олег и добавил: -- Скоро Илья придет. Обмозгуем все эту ситуацию.
   -- Ну что, поплещемся у "брегов пустынных вод", -- невесело процитировал Артур и первым вошел в бассейн и тут же улегся на мелководье у берега. Олег последовал его примеру.
   Друзья лежали в воде рядом, разглядывая стаи мелких рыбешек, бесстрашно плававших вокруг них. Рыбки прикасались к телам отдыхавших в воде друзей, вызывая приятные щекотания. Но на душе Олега было тоскливо от гибели Григория. Они в последний раз виделись в начале мая, на фестивале авторской песни "Русское поле", где Григорий два года назад уже был лауреатом. Теперь он с песней на слова Олега решил стать победителем...
   ...Лощина на слиянии двух рек боевой русской славы пестрела талантами и флагами. Кое-где висели на шестах и хоругвы с изображением Спасителя. В солнечное весеннее небо взвивались костровые дымы. Жарили шашлык, и уже с утра пилась водка, привезенная с собой.
   Публика отличалась разнообразием покроя одежды: от камуфляжной формы до шорт и маек. День стоял солнечный и не по-майски жаркий. Григория Сверилина Олег застал как раз перед прослушиванием. Он сидел на деревянной скамейке, держа гитару "на боевом взводе". Напротив располагалось "жюри" из двух бородатых мужиков и трех дам среднего переходного возраста, усиленно молодящихся. Рядом, на боковой скамье, сидели еще двое земляков Олега, тоже авторы-исполнители: Виктор Мотоков и Степан Голебедев. Сам Олег после того, семилетней давности, провала совместно с Виталием Щиктовым повторять подобные эксперименты не решался. Он превратился в зрителя. Участников и так было предостаточно.
   Григорий спел песню великолепно. У него был хороший твердый баритон, и он довольно умело играл на гитаре. И заслужил аплодисменты "строгого жюри". Олег пожал ему в благодарность руку. Затем в бой вступил Виктор Мотоков. Он бренчал на инструменте и пел надрывным цыганским голосом песни про любовь, хотя сам на цыгана похож не был, но повадки имел романские.
   Степан Голебедев, напротив, обладал хорошо поставленным голосом. Много лет он провел на Курильских островах руководителем клубного ансамбля. Женился там на женщине, уроженке среднерусских краев, и после землетрясения и цунами уехал с женой на ее родину, да так здесь и остался. Он сочинял достаточно интересные тексты и был явным конкурентом Григория Сверлина.
   После прослушивания дружной компанией все отправились к палатке Григория, чтобы коротать время до вывешивания списков участников конкурса. Каждый с собой привез толику освежающих напитков, кроме Григория, который к этому времени закодировался и поначалу отказывался от предложений Виктора Мотокова "пригубить". Но тот был настойчив, и в конце концов Григорий "пригубил". И песни потекли бурным неуправляемым потоком.
   Самым трезвым оказался Степан. Он пил только пиво, да и остальные, кроме Григория, чувствовали себя вполне нормально. Григорий же напился вдрызг. И не то что петь, стоять на ногах разучился. Такое состояние Григория вызвало сочувственные вздохи и сожаления Виктора Мотокова. Олег понял смысл подставы: Григорий уже не сможет оправиться от ударной принятой дозы. Так оно, собственно, и получилось. Гриша еле забрался на конкурсную сцену и запел такую билеберду пьяным голосом, что жюри слушать его до конца не стало -- прервало балаган. Зато лауреатом стал Степан Голебедев. Он исполнил свои песни безупречно и получил заслуженную награду. А что касается Виктора Мотокова, то его имени в списках участников не оказалось, и он глубоко переживал свою неудачу...
   ...Из-за кустов вынырнула бородатая физиономия Ильи Кротова. Он был в бриджах и держал в руке пакет, набитый непонятно какой снедью. "Водоплавающие" выбрались из "стихии" к нему навстречу. После рукопожатий из пакета на солнечный свет вынырнула бутылка "белоголовки" и полторашка крепкого пива -- для Олега, естественно. Ну и толика немудреной закуски улеглась уже сверху на тот же пакет. Дополнили натюрморт три пластиковых стаканчика. Пиршество расположилось в тени каштана, хотя повод был совсем не радостный.
   Уговорили весь запас в течение часа, и хотя Артуру пить было категорически запрещено, он сорвался и хлебал беленькую на равных с Ильей. И это в такую жару. Само собой, их обоих развезло, да и Олег после пива чувствовал себя не особенно бодро. И тогда все полезли в воду, чего делать тоже совершенно нельзя, учитывая еще совсем недавнее событие с Артуром. Но пока все обходилось. Ребятня на противоположном берегу тоже резвилась от души.
   День склонялся к вечеру. Жара стала постепенно отступать. Илья сгонял за следующей порцией в ближайший маркет. "Грустное веселье" продолжилось в кустах на берегу бассейна. Багровое солнце медленно опустилось за темную зелень каштанов на противоположном берегу. Компания купальщиков уже была достаточно пьяна, но на ногах еще держалась твердо. Возникла мысль "строить", но самый трезвый Олег отговорил друзей, опасаясь за самочувствие Артура. Накупались они уже вдосталь. Пора была собираться восвояси. Но ведь наступил теплый летний вечер. Не рановато ли домой?
   И друзья инстинктивно направились в сторону летнего открытого кафе, остававшегося на весь город в гордом одиночестве возле городского Дворца культуры. Там обычно вечерами сидящую за столиком публику развлекал Светлогорский "ВИА" под названием "Астра" во главе со старейшиной местного музыкального истеблишмента, директором клуба им. Демьяна Бедного Владиславом Ключковым. Несмотря на свои семь с лишком десятков лет, Владислав выглядел вполне моложаво, был в курсе всех музыкальных поисковых новинок и уже несколько лет как променял свой "орган" на продвинутый ноутбук, куда записывал аудиоряд, под который распевали солисты его группы. Владислав Ключков слыл в городе музыкантом "гуру", и его ансамбль приглашали на все торжественные мероприятия. Хватало и халтур, даже по нынешним временам, где каждый сам себе "дискотека". Но "Астра" была до сих пор востребована, и Владислав Ключков все еще скакал на своем престарелом коне по окрестным тучным пастбищам материального насыщения.
   Вот и сейчас он сидел за столом возле своего "ноута", покручивая седой ус и корректируя очередной поп-шлягер в исполнении тоже моложавой певицы Роксаны, давней подруги Владислава. Жениться он на ней никак не мог, имея ровесницу-жену, которую он очень уважал и жалел. Клубок человеческих отношений подчас развязать очень тяжело.
   Полупьяная троица дружно поздоровалась "за ручку" с мэтром и его музыкантами-"дециметрами": певицей Роксаной и гитаристом Алексом, таким же лохматым, как и Артур, но лет на двадцать моложе его годами.
   -- Вон, ваши за столиком сидят, -- указал пальцами с зажатым медиатором Алекс в густую толпу посетителей летнего кафе.
   Олег обратил свой затуманенный взор по направлению протянутой медиаторкой руки и увидел за дальним столиком знакомую честную компанию -- бардов-исполнителей Виктора Мотокова и Степана Голебедева. Рядом с ними был заметен располневший бюст Виталия Щиткова в русской косоворотке, расстегнутой до пупа, украшенного большим православным крестом. Возможно, таким и был бы теперь Игорь Тальков, если бы остался жив. Какие бы он пел сейчас песни?..
   Компания двинулась на воссоединение и была встречена дружескими рукопожатиями. Столик ломился от полных и пустых пивных кружек. Под его пластмассовыми ножками валялась опорожненная бутылка водки. Вторая, полная, появилась из сумки Виталия и оказалась в центре, окруженная пузатыми конкурсантами. И их четыре пустые емкости размазались по донышкам прозрачной крепкой влагой. Олег и Степан пить водку категорически отказались, предпочтя пиво.
   Выпили за помин души Григория Сверлина. Но через несколько минут уже забыли о нем, пустившись в хмельные рассуждения о своих музыкально-песенных достижениях, которых у каждого было предостаточно. Особенно распоясался Виктор Мотоков, считавший себя властителем душ прошлого поколения. Он и пел своим надрывным цыганским голосом прибауточные вирши о прошлых годах его ушедшей советской молодости. Песенная ностальгия лилась через край буйным вихрем полузабытых воспоминаний о романтической шпане, колотящей и режущей друг друга за "правду-матку". А у каждого она была своя: кинжально-острозубая и подлозлобная, словно волчица. Но в своих песнях Виктор Мотоков спилил волчице зубы и пригладил вздыбившуюся шерсть. Волчица превратилась в ласкового щенка. Время меняет векторы жизни, скрывая шипы у колючего кактуса.
   Диапазон песенных тем Степана Голебедева, напротив, был невероятно широк: начиная от родных Курильских и еще более родных казацких до лирически-философских и даже политических про сталинские времена этапов и лагерей. Пел Степан профессионально, хорошо поставленным голосом с экспрессией и трагизмом в нем. И совсем недаром он стал лауреатом фестиваля. "Русское поле", хотя жюри, как правило, тянуло своих, известных в узком кругу бардов.
   Всё трио бардов находилось "при оружии". Гитары, упакованные в чехлы, стояли рядом со стульями их хозяев. Видно, второе отделение развлекательно-музыкального вечера, по договоренности, должно было представлять авторские песни местных исполнителей. А пока над столиками летнего кафе цвели песенные букеты "Астры". Заливался попсовым соловьем под аккомпанемент собственной электрогитары Алекс. Мэтр Владислав Ключков пристально следил за экраном ноутбука, хмуря седую мудрую бровь. Гитару Алекса сопровождал целый электронно-компьютерный ансамбль. Кое-кто из публики выползал из-за столиков и разыгрывал танцевальные "па" на площадке, выложенной плитками. Затем в дело вступила Роксана со своим слезливо-булановским репертуаром. Женщины за столиками пускали пивную слезу. "Медляк" вытащил на площадку несколько десятков танцующих пар.
   Багряное летнее остывающее солнце медленно садилось за раскаленный горизонт. Судя по всему, настало время авторской песни. Первым перед микрофоном появился Виктор Мотоков. Он по старинке играл на семиструнке. И запел про "керосинку", где во времена антиалкогольной компании конца восьмидесятых годов вместо керосина оказалась единственная в городе точка по продаже спиртных напитков.
   Толпа возле "керосинки" билась не на жизнь, а насмерть. Потом новые "демократические" власти вроде бы одумались. Но вот через двадцать пять лет во чреве Государственной думы стал созревать новый план антиалкоголизации страны. Вряд ли по наивности, а скорее со злым проплаченным кем-то умыслом, депутаты решили поднять цены на спиртное до запредельных. Естественно, с благими намерениями отучить людей от алкоголя. Но, как известно, благими намерениями выстлан путь в ад. И страну, только-только встающую на ноги, решили заново толкнуть в пучину хаоса и беспредела. Простая азбучная истина предполагает, что после многократного повышения цен на спиртное, недоступное простым людям, вспыхнет в невиданных масштабах самогоноварение. И тут же поднимутся цены на сахар и дрожжи -- основы самогона. А дрожжи и сахар -- это составляющие хлеба, мучных и кондитерских изделий. Цены на них взлетят неимоверно. Рубль ту же обесценится. Скакнет инфляция. Самые бедные слои населения обнищают. И выйдут на улицы российских городов. Власть опомнится, да будет уже поздно. Перманентный процесс тогда никто не остановит. Его будут подогревать всякие политические демагоги и провокаторы. И тогда появится Диктатор...
   Олег очнулся от толка в плечо.
   -- Ну что, пойдем, порадуем отдыхающих, -- полупьяно проговорил Артур, с трудом поднимаясь с пластмассового стула. Следом со своих мест стали вылезать Илья и Виталий, который помогал процессу вставания родной инвалидной тростью, другой рукой хватаясь за гриф любимой гитары.
   Гитар хватило на всех, кроме Олега. Ему достались маракасы. Да он не был в претензии. На гитаре он играл плохо, так и не научился за многолетнюю музыкальную "карьеру". Сейчас ветераны решили тряхнуть стариной, чтобы "пыль пошла по закоулкам".
   Шатающейся хмельной цепочкой группа "Сны" подковыляла к микрофонам и принялась настраивать свои гитары, одна из которых была электрической, одолженной Алексом Илье Кротову, что вызвало неодобрительный взгляд мэтра Владислава Торчкова. Он предполагал в выступлении своих старых друзей-конкурентов чистую "акустику" и потому приглушил до минимума электронные инсинуации Ильи. Тот был давний поклонник "джазрока" и импровизировал на гитаре в стиле Джимми Хенрикса, стараясь передать в своих художественных полотнах экспрессию негритянского джаз-рока.
   Олег был в музыкальном отношении прямой противоположностью Ильи. В последние месяцы его любимым певцом стал бурский музыкант Бок фан Блерк -- идол африкандеров в хорошем смысле этого слова. После развала стройной системы апартхейда белое население ЮАР отгородилось от зараженного СПИДом черного большинства, пришедшего к власти, высокими заборами анклавов. Там сохранялась цивилизованная жизнь, в отличие от бандитского беспредела крупных городов, куда переселились из бантустанов "угнетенные" афросы. Они в мае убили лидера бурского движения Терри Бланша. Их любимым шлягером стала песня "Убей бура". И людей грабят и убивают прямо на улицах. А "черная" полиция не вмешивается или не находит преступников. А вся международная общественность закрыла на эту вакханалию глаза. Хотя при апартхейде клеймила позором расистов ЮАР, не дающих свободу "бедным чернокожим". Сейчас те ее получили. И каков результат?
   Бок фан Блерк в своих песнях призывает буров к мужеству и твердости духа перед новыми испытаниями, перед "zwaktgevasr". На знамени буров герой англобурской войны, герой его песни -- генерал Де Ла Рей. Эту песню знает вся белая Южная Африка, африкандерскую твердость, которой не сломать. Олег переложил песню Бока фан Блерка "Де Ла Рей" на русский язык. Они с Виталием Щитковым нашли ее в интернете, и она запала в души. Бурский певец был чем-то сродни Игорю Талькову своим патриотизмом, несгибаемой волей, прямотой бьющего в цель певческого слова. Игоря Талькова застрелили. Какая судьба ждет Бока фан Блерка?
   И сейчас Олег решил, что пора донести отрепетированного с Виталием "Де Ла Рея" до публики. Илья и Артур знали об этой песне понаслышке. Усевшись на стул, Виталий Щитков показал им аккорды. Илья схватил мелодию "с лету". Артур подыгрывал ритм. Олег звенел маракасами и пел низким баритоном под Бока фан Блерка:
  
   Мы в окопах сидим,
   И война нас гнетет каждый день.
   Это модно сейчас, оправдать, как всегда, дикарей беспредел...
   Но мы им не дадим нас уничтожить и мы победим.
   Мы взойдем на святой, славный пик, Пик Вен Майн.
   Де Ла Рей, Де Ла Рей! Слава ты буров и честь.
   Де Ла Рей, Де Ла Рей! Ты живешь в каждом сердце и ждешь каждый день много лет,
   Генерал Де Ла Рей, когда буры поймут: нужно гнать банду бесстрашно взашей,
   Чтобы землю родную спасти от позорных цепей.
   Чтобы истинный бур сам за свободу вставал,
   Чтоб поднялся наш вал, как пик, до небес, за Трансвааль!
  
   Песня о далекой стране лилась над городом, лилась над Россией. Так, во всяком случае, казалось Олегу.
  
   14
   Он, слегка пошатываясь, возвращался поздно ночью в свою городскую квартиру, проводив Артура до его подъезда. Артур был сильно пьян. Перед этим они провожали Илью и Виталия, который жил неподалеку от Дома Культуры и летнего кафе. Черным душным покрывалом упала июльская звездная полночь. Илье несколько раз звонила Мила, но доехать до Горы тому было уже невозможно. "Газели" не ходили, а на такси ни у кого из друзей не нашлось денег. Пропили всё до копейки. И Виталий предложил Илье заночевать у него, тем более что там осталась припасенная бутылочка. На такую приманку Илья клюнул мгновенно. Они, попрощавшись с друзьями, затопали друг за другом по лестнице. Олег и Артур, как два моряка в штормовую качку, отправились восвояси. Вера Олегу не звонила. Наверное, дежурила в ночную смену в больнице -- там уже не до звонков.
   Артур исчез в темном провале подъезда, И Олег через платформу "электрички" отправился домой. Шел, тупо глядя себе под ноги. И вдруг что-то будто толкнуло его в голову. Он поднял взгляд в ночное небо. И вдруг увидел большую красную звезду. Увидел и оцепенел, глядя на ее кроваво-рубиновый блеск. Он отвращал, пугал и завораживал одновременно. Он обладал какой-то жуткой гипнотической силой. Олег не мог оторвать от звезды взгляда. Он знал, что это за светило. Оно излучало свет Зла и Тьмы. Красной Тьмы. Она жаждет окутать всю Землю, чтобы высосать из нее и ее жителей духовно-эмоциональную энергию, заменив ее на совсем другую энергетическую константу с постоянной стагнацией одновременных импульсов, поглощаемых единым центром. Этим багряным аккумулятором паразитических сил над Землей мерцала Денница.
   Олег подошел к своему подъезду. Набрал код домофона. Металлическая дверь с легким свистом открылась. На лестничной клетке было полутемно, но ключ всё же вошел в замочную скважину, повернулся там, и квартирная деревянная дверь с почтовым ящиком, забитым неоплаченными счетами, с тихим скрипом привычно распахнулась. Олег вошел в прихожую и обомлел. В комнате матово переливался радужными бликами призрачный потусторонний свет. И горела ярко не электролампочка на письменном столе.
   Олег осторожно стоял в прихожей. Он боялся зайти в комнату, но уже догадывался, кого встретит там.
   -- Заходи, -- вдруг прозвучал в голове Голос.
   Олег мгновенно протрезвел и, с силой выдохнув остатки перегара, шагнул через дверной проем свое комнаты. Вся компания была в сборе, чинно рассевшись на паласе в центре по кругу. Чуть дальше, в стороне, в глубине комнаты виднелись еще две фигуры: одна была в образе барса с лицом Игоря Талькова, а вторая имела очертания койота с очень знакомыми всем жителям страны чертами, тоже напоминавшими его. В передних лапах-руках он держал гитару, впрочем, как и барс-Тальков. У остальной основной четверки, естественно, гитары имелись тоже.
   Все сидящие на полу пристально глядели на вошедшего хозяина и пока мысленно молчали. Олегу не пришло ничего другого в голову, как поздороваться со всеми устно. Они в ответ все, как один, кивнули головами. Пауза немного затянулась. С Олега не сводили пристальных глаз. Ему вдруг стало не по себе, словно его просвечивали взглядами насквозь, как рентгеном, сканируя каждую клеточку его организма, каждую частицу его души.
   "Мы пришли за тобой, -- наконец произнес Голос. -- Тебе пора в путь".
   -- Куда? -- у Олега пересох рот и вспотели ладони.
   "В обиталище Матки формацидов -- ее энергетического кокона".
   -- Что я там буду делать? -- наивно спросил Олег. Не было у него никакого желания никуда среди ночи лететь, тем более с каким-то неведомым заданием на "Красную звезду", в самое логово врага. Совершать подвиг разведчика в его переломном, переходном возрасте Олегу что-то не шибко хотелось, а хотелось поспать минуть пятьсот-шестьсот после напряженно проведенного в бассейне и в летнем кафе дня. Но дело, судя по всему, принимало серьезный оборот. Он это подсознательно понимал. В другом случае вряд ли музыканты-инопланетяне снова появились бы в его квартире.
   "Кокон выпустил на Центральную часть России аномальную волну. Волну температурного дисбаланса, -- "произнес" Голос. -- Повышенный режим перманентного фона волновой амплитуды создает благоприятную среду для активизации полчищ подземных формацидов с целью захвата стратегических пунктов вокруг защитного поля вашего Храма. Им нужно отыскать "критическую точку" в этом поле, и тогда они уничтожат Храм в считанные часы. Формациды заполнят всю вашу страну и превратят людей в свое подобие. Люди потеряют индивидуальность, станут биороботами, безумно выполняющими команды аморфных формацидов. Те таким образом захватили уже много планет в нашем рукаве Галактики".
   -- А чем же я могу помочь? -- снова спросил Олег. И от слабости в коленях присел на диван, чувствуя, что он и в самом деле "слаб в коленях" выполнять какие-то задания "наблюдателей"-инопланетян. Но как тут откажешься?
   "Ты должен внести вирус в программный модуль кокона формацидов, чтобы сбить целенаправленный импульс разрушения запретного поля Храма. Тогда прорыв обречен, если программу не перезагрузят до вечера. После захода солнца земные формациды теряют активность. Ночью они безопасны. И это их единственный шанс.
   Кокон формацидов состоит из темной невидимой материи, основанной на иной, внеатомной структуре Бытия. И эта темная материя наделена, соответственно, разрушительной темной энергией, которая всё больше и больше поглощает свет бытия. Вселенная расширяется, и пустоты наполняются темной невидимой материей и темной отрицательной энергией. Вселенная постепенно тухнет, превращаясь в бесконечную Черную Дыру, где растворится Астральный Свет Мира. Темная материя -- "руки" Создателя-Демиурга. Темная энергия -- его Дух. В этом энергетическом коконе пульсирует, рождаясь и погибая, наша и множество других вселенных, поглощая друг друга по воле Всемирного Поглотителя Духовной и Физической Энергии -- Адсорпа негативного бытия, частица которого зависла над вашей планетой для деактивации психоэмоциональных выбросов Человечества. Лабораторный эксперимент вышел на другой уровень. Многообразие импульсов меняется на стагнатическую стабилизацию однообразных мыслеформ, синхронизированных единым Центром локального сегмента темной энергии, Красной звездой, структурированной в атомарную систему".
   У Олега голова снова пошла кругом, словно он опять хлебнул спиртного. Попался он по полной. И выскочить из этой "квадратуры круга" ему вряд ли удастся. Эти существа его просто так не отпустят. Придется выполнять их задание. И лететь на темную Красную звезду, чего ему совсем не хотелось.
   "Ты согласен?" -- спросил Голос после артистической паузы.
   Олег молча кивнул головой. Что ему оставалось делать?
   "Тогда -- спи! Спи, мой мальчик!" -- тихо произнес Голос совсем другим тоном.
   И Олег, опрокидываясь на диванную подушку, узнал эту интонацию. Узнал голос мамы, каким она в детстве укладывала его спать. Гладила по стриженой голове и тихо пела колыбельную песню. Вот и сейчас ее проникновенный голос зазвучал в голове, но слова были странные. Совсем не те, который могла петь его мама:
  
   "Спи, мой мальчик. Баю-бай!
   Приближается комбайн.
   Словно на поляне траву,
   Косит он людей исправно.
   Косит слева, косит справа.
   Виноватых косит, правых,
   И со славой и без славы.
   Будь ты золотарь, философ --
   У комбайна нет вопросов.
   Философские вопросы
   Разрешаются так просто:
   Попадаешь под резак --
   Подыхаешь просто так
   На бескрайнем звездном поле
   По бездушной чьей-то Воле
   И холодного Ума,
   Где едины Свет и Тьма,
   Вот ползет палач-Комбайн!
   Спи, мой мальчик. Баю-бай!"
  
   Тело Олега погрузилось в сон, но сознание бодрствовало. Оно увидело свое спящее тело, воспарив над ним. Невысоко, но достаточно, чтобы рассмотреть себя, беспробудно спящего в окружении музыкантов-инопланетян.
   "Вот твой "троян", -- снова произнес в голове прежний голос.
   И в руках Олега оказался трехцветный шар, похожий на кристалл, сверкающий отсветами зеленого, желтого и синего цветов, струящимися по многочисленным граням "Трояна". И Олег сквозь переливающиеся грани стал различать очертания морей и континентов, очень ему знакомых, так сказать, со школьной скамьи. Он держал прозрачную, словно волнистую, руку, и хрустальная копия Земли невесомо и неощутимо медленно вращалась на ладони. Голос снова заговорил.
   "Ты проникнешь в центральный компьютерный блок Кокона и выпустишь "трояна". Он сам найдет путь к процессору и заблокирует программу. Но не сразу, а с временной задержкой. Он как бомба замедленного действия -- взорвется в нужный момент. Формациды об этом не должны догадаться. Потому-то мы и посылаем тебя. Их датчики следят за передвижением наших летательных аппаратов. Подземный бункер их земных агентов пытается контролировать твои действия. Но мы заблокировали их ментальный центр внушения, и твои психофизические видения затормозились перед последним рубежом "дос-атаки" на поле Храма. Агенты надеются, что после такой обработки ты уже не в силах отличить формы яви от ментальной наводки".
   В сознании Олега промелькнула мысль. Говорить он уже не мог. Мог только мыслить. "А вдруг весь этот инопланетный "балаган" тоже всего лишь "подключка" Вовки-волка и его муравьиной банды, захватившей в галюкогенный бред его разум. Они играют с ним, словно с мышонком: то отпустят, то снова поймают в когтистые лапы. Волки ведь тоже не сразу душат свою жертву. У всех хищников своя игра".
   "Мы не иллюзия, -- донеслось у него в астральном сознании. -- Мы реальный продукт твоего безличного "Эго", возведенного в степень психофизического бытия Создателя-Демиурга. Мы имеем такую же атомную и молекулярную структуру, как и вселенная материальная субстанция энергомыслительных форм сотворенной Вселенной. Мы, как и ты, продукт этих форм -- одно из их воплощений. Мы -- не бессмертны, только порог нашей физической жизни намного удален от вашего земного "временного отрезка". Мы научились преодолевать пространственно-временные узлы и сгустки континуума. Мы можем моделировать и менять биоформат своей молекулярной сетки и принимать любые образы. Мы проникли в синтез белка и искусственно селекционировали на земле и других планетах разумные существа. Но мы не всесильны. Над нами тоже довлеет Рок, Судьба, Вселенная Программа. Она разбросала свои темные сети материи и темную энергию энтропии во всех вселенных и измерениях. Она поглощает энергетические выбросы видимого материального Мира, расширяя процентный баланс темного Начала. Так называемый "Большой взрыв" -- это циклический выброс поглощенной пульсирующей материи Вселенской Черной дырой, которая сжимает ее до атомарной малой точки со сверхмощной плотностью поглощенного вещества видимой Вселенной с помощью темной материи и энергии. Насыщение Всемирного Поглотителя -- Транцендентного Аккумулятора-Абсолюта -- создает у него новый стимул для очередного выброса переработанной энергии к материи на другой уровень пространственно-временного континуума. Происходит следующий "Большой взрыв": формирование Галактик с планетами -- необитаемыми или наделенными биосферой и даже искусственно созданными разумными существами. Затем Вселенную окутывает энерго-информационное поле Создателя, диффузорно проникающее во все органические структуры ДНК и РНК, создавая внутри молекулярных цепочек системные энергетические сгустки программного модуля судьбы каждого индивидуально сформированного биосущества в зависимости от его места в цепочке эволюционного развития биосферы той или иной планеты. Путь жизнедеятельности фиксируется и направляется на всех уровнях психо-физических вибраций живого существа, наделенного тонкими энергетическими телами и центрами концентрации энергетики, связанными с внутренними органами невидимыми каналами. Весь организм функционирует по индивидуальной программе накопления и отдачи после чувственно-эмоциональной переработки потока темной энергии пранического типа для насыщения низших духовных сущностей, сведенных по сетевому балансу. Сгустки "биопсихологических выбросов" живых существ образуют базы генерации для подпитки ноусферы невидимой "темной материи", поглощающей астральные оболочки умерших на Земле белковых существ, включая и разумные, которые иногда, при прямом содействии еще живущих, в основном родственников или магов, налаживают астральный контакт в виде мыслеформ и сновидений. Ноусфера играет существенную роль в формировании обмена энергиями в обитаемых частях Вселенной. Под ее воздействием "темная материя" конденсируется в амфорные капсулы, наполненные негативной "темной энергией". Под действием управляемых свыше отрицательных человеческих чувств эти капсулы проникают сквозь защитную оболочку физического тела, создавая там на энергетических центрах блокираторы, разрушающие нормальное функционирование энергоемких структур организма. Если вовремя не удалить блокиратор, то потенциальный запас человека очень быстро истощается, и он прекращает свою жизнедеятельность, пополняя своей астральной оболочкой слой ноусферы.
   Но те, кто пошел на поводу у своих "духов" и магическим образом умертвил ненавистных ими людей, под действием "программного бумеранга" после своей смерти не могут расстаться с эфирной оболочкой и застревают в физическом Мире, превращаясь в эфирные призраки -- вампиры, качающие жизненные силы в основном у своих близких, в том числе и у детей. Что создает еще один виток энергообмена, на котором основано всё существование Вселенной.
   Но чтобы стабилизировать негативный дисбаланс, Всемирный Поглотитель активировал положительную монаду своего дуалистического Бытия, абсорбированную Им в Процессе перманентного зарождения Миропорядка. На "одухотворенных" планетах в результате этого стали создаваться религиозные верования, впоследствии облеченные в ортодоксальные Учения языческого и монатеического характера.
   Там одухотворялись стихийные и мифологические образы: у каждого народа появлялись свои боги, свои герои, свои фантомы, свои химеры. Подспудный страх перед неминуемой смертью заставлял людей создавать иллюзорные образы миллиардов невидимых существ, образами мыслей схожих с человеческими представлениями о неведомом Мироздании. И, как правило, на самой вершине этой запутанно-эзотерической пирамиды богов, полубогов, духов, бесов, ангелов возвышалось Верховное Божество в разных личинах и образах, но непременно справедливое и ослепительно яркое в своих мыслях и поступках, обладающее могучей Волей, сочетающейся с возвышенной Любовью ко всем якобы сотворенным им психофизиологическим организмам, а особенно так называемым "разумным существам", биологический цикл которых составляет всего микромизерную дозу Вселенного Времени и жизнь которых наполнена физическими и психическими муками и страданиями: страхами, неизлечимыми болезнями, психическими расстройствами, стихийными бедствиями, эпидемиями, катастрофами, войнами с массовой гибелью миллионов. И весь этот заранее предрешенный акт энергонакопления преподносится для его жертв, караемых Богом смертью. Хотя и для грешников, и для праведников смерть неминуема по индивидуальной программе. Но одних ждет "райское блаженство", а других Вечные муки за навязанные им же мысли и поступки. Люди попадают в парадоксальную квадратуру круга, из которой, естественно, нет выхода. Их "сбросили" в телесной оболочке на планету, запрограммировав и рождение, и смерть. Они должны бороться за выживание на физиологическом уровне, да еще иметь духовно-религиозный потенциал, навязанный неведомыми силами в размеренной системе верований, разбросанной по всему Земному шару. Они производят себе подобных, зная заранее, что их дети, внуки, правнуки тоже неизбежно умрут в муках и страданиях. Но в их ДНК введен "инстинкт размножения" для ненасытных энергопожирающих сущностей, обитающих рядом с людьми и питающихся их жизненными энергиями: эмоциями, чувствами, воспоминаниями и мечтами. "Реинкарнация" (перерождение) и связанные с ней "сансара" (круговорот жизни) и карма (закон воздаяния) -- все это трансмиссия Абсолюта через темную энергосоставляющую Доминанту перманентного насыщения Галактического Пространства -- временного Континуума, связанного в единую Энергетическую Сеть со Вселенским Поглотителем, Единение полярности двухмерного Бытия.
   Дуализм Микропорядка предполагает антагонизм и единение двухполюсных начал. Это и вносит внутреннее обострение в сознание большинства разумных существ, наделенных эмоционально-чувственными амплитудами колебания невротических процессов, в основном негативного характера. Позитивная составляющая недолговечная, как правило искусственно подогреваемая, но быстро приходящая в свою устойчивую противоположность. Люди большую часть своей жизни находятся в отрицательной сфере внутреннего психомоторного состояния собственного Эго. Отсюда -- массовые умопомешательства, самоубийства, депрессивные упадочные настроения, связанные с осознанием бессмысленности своего существования. Пьянство и наркомания как попытки хоть на время изменить объективное восприятие окружающей действительности, что в результате кончается почти всегда очень плачевно. Но более продвинутым предлагаются системы духовных практик: у индусов это занятие йогой, у буддистов и христиан -- монашество как концентрация информационного полевого уровня вселенской системы дуалистического насыщения. Для так называемых пророков, ясновидящих и прочих индивидуумов, наделенных программой эзотерических знаний и умений, открываются ответвления информационно-временного канала, не связанные с их конкретной судьбой, которую кое-кто из них предсказывает -- в основном по негативной составляющей, как правило с трагическим исходом. Разряд целителей, экстрасенсов всех видов от белых до черных, так называемых колдунов, которые непосредственно связаны с импульсами "темной энергии" через их личных духов-накопителей для разрушения защитного поля и скачивания энергетики у тех, кто по программному обеспечению должен подвергнуться их астральной атаке. У одних для сворачивания их жизненных циклов, у других, сумевших найти противоядие -- для выхода на другой уровень развития, который тоже необходим для создания многочисленных разнообразных импульсов -- выбросов духовной энергии интеллектуальной творческой потенции.
   Потому-то в активный субстрат человеческого существования впрыснут эгоистический стимулятор "искусства". От первых наскальных рисунков до абстрактно-художественного восприятия действительности: философского, живописного, музыкального и поэтического реконструирования окружающего Бытия. Его субъективный модем. И здесь тоже работает система выброса творческой эманации всеобщего закона развития и деградации -- детерминизма двух противоборствующих начал. Творческое начало -- многомерно. Его слои простираются от фольклорного примитивизма до абсурдного абстракционизма. Море творчества глубинно. В нем плывут и тонут тысячи людей, наделенных даром самовыражения. Простые и сложные образы, наивные и глубоко возвышенные мысли все разобщены и взаимосвязаны друг с другом в невидимой сети Великого Поглотителя.
   И участь каждого плывущего в этом море соблазнов, желаний и потуг почти ничем не отличается от судеб бесчисленных поколений физиологического компоста, бесследно исчезнувшего в водовороте времени и пространства, воспроизводимых на биосфере одухотворенных планет по ролевой программе энергетического вампиризма, правящего этим Миром. Всякому отмерен свой срок и своя судьба: будь ты поэт, философ, художник, музыкант или любой другой, не связанный с этой структурой человек, даже животное, рыба, птица, насекомое и другие формы белковой материи.
   Но для разумных существ эта участь трагичнее во много раз. Ведь они всё осознают, кроме умственно отсталых и душевно больных. У тех своя система координат и свой отсчет времени и пространства. Но и они являются частицей программного разнообразия Насыщения.
   Но свобода кармического волеизъявления создала вариантный выброс духовного резонанса и научно-технического прогресса, стимулированного, между прочим, нашей цивилизацией. Философия, наука со своими технологическими открытиями, в последние десятилетия стала активно подмывать доктрину, сформированную за несколько десятков тысячелетий регуляции темной материи. Возникли конструктивные прорывы в генетике, бионике, в молекулярной физике, в квантовой механике и других фундаментальных разделах научно-философской динамики развития человечества, разрушительно влияющей на ход поглотительного процесса.
   И тогда в недрах темного энергоматериального дуализма возникает стагнатический Манус стержневой деградации высших импульсов абсолютного Атмана. Его деформация, направленная на блокирование научно-философского плюрализма с заменой его ортодоксальными формами и содержанием, константа которых имеет узкую колебательную амплитуду. Вначале такую роль выполняли разнообразные религиозные культы, ученья с мифологической основой структурного анализа низкого уровня познания, рассчитанного на малограмотные народные массы. Но жрецы этих культов были посвящены в систему "тайных знаний", недоступную для широких слоев. Они берегли эти знания, инспирированные высшими силами. На основе этого статута и были сформированы стержневые религии: индуизм, буддизм, иудаизм, христианство и ислам. Последние две религии столкнулись на Евро-Азиатском пространстве, и более молодая и ортодоксальная стала постепенно захлестывать жизненное пространство до того христианизированной Европы. Везде, словно грибы после дождя, поднялись мечети. Европа стала превращаться в часть Азии, где постепенно навязывались Законы шариата с конкретными проявлениями джихада и газавата. Политкорректная Европа предпринимала слабые попытки затормозить эту ползучую тихую исламонизацию, но было уже поздно. Своей толерантностью демправительства Европейских стран подпилили сук, на котором сидели, и вырыли себе яму, куда они должны были обрушиться с того же гнилого сука. Но это падение будет являться лишь начальной стадией изменения всей формации строения человеческой цивилизации, связанной до проникновения в ее структуру программы перерождения формацидов в симбиоз с разумным началом, заселяющим поверхность Земли. Для того и вращается на ее орбите амфорная "Красная Звезда". Она несколько столетий пряталась от людских взглядов за Луной, приспособившись к ее цикличным оборотам вокруг земли. На вашу планету обрушилась ментальная агрессия темных энергоматериальных сущностей, которые должны были синхронно дестабилизировать зарождающийся процесс активации духовных и творческих сил человечества, прорывающихся из программно-деструктированного кокона примитивной системы накопления и поглощения энергосоставляющей конструкции Бытия.
   Человечество несколько десятков столетий назад почувствовало присутствие этих разрушительных сущностей на своей индукционно-индивидуальной структуре сознания, мешающих позитивно форматировать познание окружающей действительности. Эти сущности на многоканальном резонаторе отрицательных импульсов нервно-психологических вибраций создавали деструктивно-колебательные поля в энергетических каналах и чакрах на процессоре субъективно отражательной модуляции сегментов программного обеспечения человеческой популяции в каждом временном отрезке развития цивилизации. Эти сущности люди стали называть злыми духами, бесами, демонами, дэвами -- одним словом, нечистой силой, врагами невидимыми рода человеческого -- сеятелей дурных внушений и болезней, особенно душевных расстройств (беснованием). Религиозные культы стали вести с ними борьбу молитвами, мантрами, заклинаниями, очистительными обрядами, изгоняя нечисть из энергетических центров человеческого организма. Человек, все равно обреченный на смерть, на время чувствовал себя здоровым, становился верующим адептом той или другой религии. Подобные же процедуры проводят и так называемые эзотерики-целители, экстрасенсы и им подобные, что у представителей церквей вызывает негодование и, естественно, обвинение в бесовщине. Религиозная монополия на истину создает замкнутый круг противоборства и единения двумерного однокоренного начала. "Собака, кусающая себя за хвост" в лютой ненависти к самой себе. Но на духовно-временном отрезке неустойчивого развития человеческой цивилизации, подобная замкнутая цепь энергетических импульсов являлась стационарной балансировкой поглотительного процесса. До тех пор, пока негативный противовес не начал утяжелять чашу Вселенских Весов. Энергетические сгустки Тьмы стали конструироваться вокруг одухотворенных планет и, образуя в галактиках черные дыры поглощения световой термодинамической материи. Ускорился процесс Поглощения и создалась критическая точка атомарного распада -- аннигиляции духовно-чувственной антитезы: разумно-временной константы, превращающейся в деструктивное разложение "Пранической основы Бытия".
   Транметендентный Атман, контролирующий Процессы Создания и Разрушения галактик, решил вмешаться в духовно-сидерический хаос, возникший в одной из Региональных лабильных энерго-материальных Систем Абсолютной Вселенной. Им была трансплантирована собственная матричная составляющая, закодированная в биопрограммный модуль структурного резонатора нейтрализации разрушения оформленности Мироздания. И тогда на Земле появился Спаситель, как вы его называете. Он родился в стандартной биоэнергетической оболочке, но наполненной импульсионно-инвариантным очистительным фоном, связанным модулятивно с Абсолютными Эго, запрограммировавшим свое астро-физиологическое воплощение на преобразование в Плазмоадецентр, называемый у вас "воскресением из мертвых Иисуса Христианска Божьего". Своим добровольным жертвоприношением ваш Спаситель создал прицендент трансформации неустойчивой деформационно-телесной конструкции в молекулярно-стабильную форму индивидуально-емкого сгустка энергоматерии.
   Он создал трансцендентное морально-этическое учение о Спасении, положенное его агентами в упрощенную притчевую форму, догматически распространившуюся по земле. Глубинная смысловая константа Учения исказилась вследствие преломления через полевую структуру темного аспекта религиозной антитезы, довлеющей над Миром.
   Но его светлая энергоемкая половина, стабилизированная потоком сконцентрированных частиц Абсолютного Принципа, создала контур защиты Высшей религиозной Мудрости, препятствующей попытке трансформации сетевого баланса двух слитых Начал. Но Звезда Разрушения из темных духовных формацидов уже зависла на орбите вокруг Земли, при помощи своих агентов, найдя критическую точку в контуре защиты. Ваш храм будет атакован полчищем земных формацидов, направляемых из подземного центра. Мы не можем противостоять его негативной деятельности, активизированной Красной звездой. Только переданный нами тебе вирусный "троян" сможет воспрепятствовать трансплантации человечества в примитивно-сенситивные особи глобально-временно порядка, насыщающих катализ категорий Вселенской константы. Мы должны лететь на Звезду Разрушения, а Ты должен выполнить свою задачу, свою Миссию. Тогда Планета Смерти пролетит мимо Земли"
  
   15
   Над ними раскрылся купол, который поглотил всю комнату, кроме спящего на диване. Олег смотрел на спящего как-то почти безразлично-отрешенно, хотя, естественно, знал, что это -- он сам. Его физическая оболочка. Его смертное тело. Его "биоскафандр". Но сейчас, глядя на свой костно-мясной субстрат, он не чувствовал никаких сожалений о разлуке с ним. Пусть, может, временной, но очень скорой, наверняка постоянной и безвозвратной! Но сколько каждую секунду на Земле таких расставаний? И не счесть. Так стоит ли сожалеть? А может, всё-таки стоит? В этом теле он прожил на этой планете по энегро-паразитической программе достаточно много лет. Тело росло, превращаясь из мальчика в юношу, в мужчину, наделенного по каким-то причинам нереализованным талантом. Хотя этот вывод тоже относителен. Книги-то ему позволили выпускать, хоть и в мизерном количестве, в качестве утешения. Снизошли, так сказать. Но по сравнению с Вечностью -- что такое эти литературно-издательские импульсы? Напечатай даже миллионы экземпляров своих виршей. Кто о тебе вспомнит через пятьдесят-сто лет? А если взорвется Солнце?.. Или все превратятся в муравьев, как предполагают инопланетяне-музыканты. И что это за купол, раскрытый ими в комнате?
   "Это наш летательный аппарат, -- раздался в его голове всё тот же "голос". -- Мы должны отправляться в путь".
   И купол стал сжиматься вместе со всеми находящимися внутри. Кроме спящего. Снаружи же комната расширилась до гигантских размеров. Все вещи, словно под громадным увеличительным стеклом, стали терять перспективу и четкость очертаний, превращаясь в свое "великанье" подобие. Особенно разросся книжный шкаф, заполнивший взор Олега рядами циклопических фолиантов. На переднем плане почему-то выделялись необъятные томищи его книг. Летательный аппарат величиной с чайное блюдце на несколько секунд завис посередине комнаты, а затем вылетел в темную душную ночь через открытую настежь форточку.
   Сфера наполнилась музыкой. Музыка перелилась в песню. Зазвучал голос Бориса Гребенщикова:
  
   Снился мне путь на Север,
   Снилась мне гладь да тишь.
   И словно б открылось небо,
   И словно бы Ты глядишь.
   Ангелы все в сияньи
   И с ними в одном строю
   Рядом с Тобой одна -
   Та, которую я люблю.
  
   И я говорю, "Послушай,
   Что б Ты хотел, ответь -
   Тело мое и душу,
   Жизнь мою и смерть,
   Всё, что еще не спето,
   Место в твоем раю:
   Только отдай мне ту,
   Которую я люблю".
  
   В сердце немного света,
   Лампочка в тридцать ватт.
   Перегорит и эта -
   За новой спускаться в ад:
   А я все пляшу, не глядя,
   На ледяном краю,
   И держит меня одна,
   Та, которую я люблю.
  
   Что впереди - не знаю,
   Но знаю судьбу свою -
   Вот она ждет, одна,
   Та, которую я люблю.
  
   "Блюдце" под песню Б.Г. плавно скользило над спящим городом, освещенным только уличными фонарями. В большинстве окон свет не горел, но форточки и балконные двери были широко распахнуты. Город вдыхал глотки сомнительной ночной прохлады. Олег не понимал, почему летающее "блюдце" медленно плыло над домами, а не взлетало сразу вверх, к темно-красной звезде. Инопланетяне вели тарелку почти на бреющем полете, словно кого-то высматривали на улицах и переулках городка. Путь их приближался к Голой Горе. "Блюдце" двигалось на небольшой высоте вдоль берега реки, сияющей в желтом призрачном свете полной луны. Какой-то одинокий ночной пловец пересекал в центре реки искрящуюся лунную дорожку. И как раз над ним зависло "блюдце". Оно снижалось бесшумно, но купальщик, видно, "затылком" почувствовал за своей головой чье-то присутствие. Он перевернулся на спину. Олег в лунном свете увидел его лицо и тут же узнал церковного звонаря Николая.
   Из блюдца в лицо Николая ударил белый ослепительный свет, и звонарь, потеряв сознание, стал скрываться под водой. Но луч не дал ему утонуть. Он будто сверкающими руками подхватил обнаженное тело, вытащил его из воды. Тело Николая уменьшилось в размерах и втянулось в блюдце, словно пойманная рыбка.
   Олег своим новым орбитально-астральным зрением недоуменно "посмотрел" на музыкантов-инопланетян, но вместо уже знакомых образов он увидел совсем другие существа. Лупоглазые тонко-руко-ногие карлики мышиного серого цвета, похожие друг на друга, словно куклы в магазине игрушек глядели на него пустыми черными зенками без зрачков и ресниц, совершенно не моргая.
   "Мы собирали генетический материал, -- произнес в сознании Олега всё тот же голос. -- Чтобы спасти вашу цивилизацию от истребления ее формацидами. В этом случае мы искусственно воспроизведем миллионы людей для заселения свободной от формацидов планеты. Для этого мы временно трансабдуктируем одиноких молодых мужчин для извлечения у них семенной жидкости. Этот человек останется жив и здоров. Только он забудет временной отрезок его трансабдукции. Это необходимо. О нас должны знать как можно меньше, абстракционируясь в виде быличек, мифов, слухов и легенд. Мы для большинства населения Земли психо-глюкогенные псевдореальные видения, связанные с иллюзорным искажением действительности.
   "Ну вот, теперь пора к темной звезде. Она ярко сверкает, потому что мы распылили вокруг нее флуоресцентный состав -- отраженное солнечное свечение, заметное только с Земли. Аморфные формациды его не замечают: у них другое, внеатомарное волновое зрение -- они видят ауру мыслеформ. Излучение звезд для них -- бледный сферический туман. Необычное яркое свечение "звезды" должно заинтересовать и насторожить ваших астрономов. Но пока реакции никакой, словно не замечают. Скорее всего, аморфные формациды о чем-то догадались и заблокировали аналитическую доминанту отражательного импульса внешнего раздражителя. На "звезду" здесь никто не обращает внимания. Теперь надежда только на тебя. Как нам известно, атматическое тело человека не сканируется их сенсорными датчиками, так же как и их активные психомоторные излучения негативно-паразитической составляющей не фиксируются вашими несовершенными приборами. И только один "прибор" их может уловить. Это атматическое тело. Тело духовно-абсолютное в абстрактном понимании второго слова. Оно оторвано от кармического каузального тонкого тела. Атман отражает свет Абсолюта и недоступен для восприятия низшими энергоинформационными конструкциями темной материи".
   "Блюдце" между тем медленно набирало высоту. Вот показались кресты на куполе и колокольне храма, сияющие в лучах прожекторов. И почти тут же возник и исчез внизу бисер ночных городских огней. А наверху над прозрачным куполом "блюдца" уже раскинулся звездный небесный купол с желто-оранжевым фонарем. Светила полная луна.
   "Там наша база, -- пояснил "голос". -- Луна -- естественный спутник погибшей от взрыва планеты Фаэтон. Там, за Марсом, расположился пояс астероидов -- обломков Фаэтона. Но после взрыва мы сумели направить Луну на околоземную орбиту и основать там нашу базу наблюдения. Оттуда стартуют наши летательные аппараты для патрулирования Земли. Ваши американцы мечтали о высадке на Луну, но мы их не пустили, и тогда они сымитировали киновысадку со многими промашками в съемках. Ваши секретные ведомства знают о нашем существовании. Мы давно уже вступили с ними в контакт. И договорились о нейтралитете. Им известно о цели появления "красной звезды". Но только ряду самых избранных и доверенных эзотериков и ясновидящих. Всё остальное население Земли грозящую им опасность не замечает. Звезда излучает нейтрализующие импульсы, отвлекающие от нее внимание человечества".
   И тут аппарат попал в бардовое свечение. Оно переливалось всполохами, словно догорающий ночной остер.
   "Тебе пора", -- сказал голос. Шестеро лупоглазых инопланетян дружно закивали большелобыми головами.
   "Открой силой мысли оболочки своих тонких тел, кроме атматического", -- продолжил Голос.
   Олег представил себе этот процесс в виде снимания нескольких прозрачных комбинезонов. Получилось довольно забавно. Осталась последняя радужная оболочка. Она воспарила под куполом тарелки. В переливчатом "пальце" ее ладони затерялся микроскопический "троян" -- комплексный вирус для разрушения программного модуля "формацидов" в коконе их "Матки". Тот уже был виден невооруженным взглядом. Олег обрел иное зрение -- всеохватывающее и многомерное. Туманно-бирюзовый сгусток висел прямо перед его глазами.
   "Трансгрессируй свой атман в структуру кокона Матки. Сенсоры ее защиты не уловят твоего передвижения. И там выпускай "трояна". Мы примем тебя обратно и доставим назад, на Землю". -- Голос изменил свой монотонно-менторский тон. В нем послышались какие-то человеческие оттенки. Может, наблюдатели и в самом деле не лишены чувств и эмоций? Живые всё же существа.
   И он взлетел. Легко и невесомо, словно мотылек над летним лугом. Впрочем, ему это только почудилось. Какой мотылек? Какой луг? Вокруг сиял вакуум: темная материя держала Олега в своих безжалостных объятиях -- Структура Вселенского Паразитизма. И всё же Олег летел, если это движение можно было назвать полетом. Он превратился в радужный энергетический шарик, пущенный невидимым кием по вакуумному бильярдному столу в лузу кокона Матки Красной темно-материальной звезды аморфных формацидов.
   Он внедрился в бардовую переливчато-туманную паутину кокона и запутался в нем, как тот самый луговой мотылек. Он не видел ни входа, ни выхода. Нужно было выпускать "троян", но что-то или кто-то мешал ему совершить это несложное действие. Ему мешал Шепот. Нескончаемый, неуловимый. Ни одного слова понять было невозможно, хотя вроде бы шептали по-русски. Слова накладывались друг на друга, превращаясь в тихую бубнежку без смысла и конкретики. Вокруг стоял завораживающий гул. Бессмысленные, наложенные фразы текли отовсюду ручейками, речками, водопадами... Так, должно быть, ощущает подверженный слуховым галлюцинациям душевнобольной в навязчиво-вербальном мире своих иллюзий.
   И вдруг среди шепотливой бубнилки и тарабарщины послышался тоже тихий, но ясный и вполне различимый голос. Знакомый голос.
   -- "Олежек! Ты где? Я тебя не вижу". -- Уж этот голос Олег мог легко узнать из тысячи. Голос его жены Веры. И вот из бардового тумана показалась она сама, раздвигающая пальцами паутину. Нагая и прозрачная, будто фантом. На лице ее блуждала растерянная полуулыбка.
   -- "Олежек... Ты же где-то здесь. Покажись, любимый мой. Я соскучилась по тебе". -- И Вера протянула вперед свои прозрачные манящие руки. Олег чуть не клюнул на этот призыв, хотя прекрасно понимал, что это никакая не Вера. Но тоже, без сомнения, соскучился по той. По настоящей.
   -- "Подари мне то, что ты принес с собой". -- "Вера" опустила одну руку, двигая другой, протянутой, по полукругу. Атман Олега она, естественно, не видела и, конечно, действовала наугад, "давя на чувства". Но шансов у нее было мало. И кто она, принявшая образ его жены? А впрочем, вполне понятно.
   -- "Я передам этот предмет сыну моему, и он использует его на благо всего человечества. Люди станут свободными и счастливыми на тысячи лет. Придет "Царствие Божие на Земле", без войн, болезней и страданий. Мой сын спасет всех людей. Те, кто послал тебя сюда, обманули тебя. У них совсем другие планы. Они питаются человеческой кровью, словно комары, и им выгодно держать вас в таком состоянии. Им не нужно преображение жителей Земли в другую форму жизни. Тогда они лишатся своей пищи. Они воруют людей, высасывают у них кровь и заменяют ее плазменной сывороткой. После этого человек живет недолго и умирает "естественной" смертью. Они боятся нашего присутствия, потому что скоро их вампиризму придет неизбежный конец. И они вступили с тобой в контакт, зная, что ты муж моего двойника -- Метатроны. А Богоматерь -- моя Аватара, родившая от Духа Святого моего сына-Спасителя, который создаст "Царство Божие на Земле". У пославших тебя -- последний шанс помешать Всеобщему Спасению, Всеобщему Преображению, которое должно начаться в Этот День у вашего храма. Не стань слепым орудием в лапах этих кровососов. Отдай мне то, что они тебе всучили. Тогда ты спасешь Землю от лупоглазых серо-зеленых паразитов, сосущих человеческую кровь. И затем человечество войдет в эру Гармонии, Единения и Высшей Божественной любви, потому что наш Бог и есть Нескончаемая Любовь к своим перерожденным детям. Он любит вас, как я люблю тебя, Олежек, родной мой".
   Олег чуть не поверил и чуть не сдался -- до того его "замутили" слова псевдо-Веры. Но тут что-то сверкнуло в его освобожденном от физического дела духовном подсознании. И он "увидел" "Веру" совсем другим "взглядом". Перед ним за густо сплетенной сетью-паутиной завис, шевеля серыми прозрачными лапами, то ли муравей, то ли паук. Его фасеточные глаза зыркали по сторонам в надежде отыскать "своего любимого", чтобы им вкусно пообедать. Иллюзия развеялась, как утренний туман, хотя вокруг по-прежнему клубился бардовый туманный полумрак. В нем мелькали чьи-то призрачные тени. Пауко-муравейник кишел своими обитателями. Он готовился к атаке для преображения Человечества под свой лад. Готовился конец света и начало тьмы...
   И Олег выпустил из указательного пальца правой руки маленький искрящийся шарик "трояна". Тот, плавно огибая переплетения паутины, устремился вглубь кокона и исчез в его непроглядной темноте. Матка аморфных формацидов это, видно, тут же почувствовала. Послышался совсем другой, шипящий, "змеиный" шепот: -- "Ты еще об этом пожалеешь, Мануилов выкормыш". И Матка злобно сверкнула своими фасеточными глазами.
   И Олег ослеп. Вокруг него "засияла" чернота, в которой пропали все его ощущения.
  
   16
   Глаза открылись и закрылись вновь от ослепительного света, бьющего прямо в них. Олег прикрыл глаза рукой и отвернул голову в сторону. На темном фоне плавали золотистые круги и радужные пятна. Олег снова открыл глаза.
   Комната была наполнена ярким солнечным светом. Солнечные лучи били прямо по дивану, на котором лежал проснувшийся. Без подушки и одеяла, в рубашке, бриджах и кроссовках. Бурская шляпа валялась на полу. Но Олег ее заметил потом, когда поднялся с дивана. Окна его квартиры выходили на восточную сторону, и солнце освещало комнату только утром. Но уж светило так светило. Он вернулся в свое физическое тело после путешествия на темную звезду в тарелке инопланетян. Если только это не очередной "реальный" сон, прокрученный ему неведомыми силами с неведомой целью.
   Телефон лежал на диване, выпав из бокового кармана бриджей. Олег, еще не вполне придя в себя, нажал вызов Веры. Раздались длинные протяжные гудки, а потом после короткой паузы послышался женский, но не Верин голос: "Абонент недоступен. Перезвоните позже". "Что же она не отвечает? -- раздосадованно подумал Олег и отключил "мобилу". -- Вторые сутки дозвониться не могу. Может, случилось что-нибудь? Но тогда бы ему позвонил или Петр, или Стасик. Да, кстати, нашелся ли он, исчезнув тогда, в мае, вместе с Андреем? Нужно Стасу позвонить или Петру".
   Но всё тот же женский голос сообщил, что у него "на счету недостаточно средств". Придется ехать на Гору -- узнать там непосредственно.
   Он вышел из подъезда на улицу, уже с утра почти раскаленную под безжалостными солнечными лучами. Бурская шляпа как могла прикрывала от них своего хозяина. Но Олег хозяином своего положения себя совершенно не чувствовал. Беспокойство за Веру и сыновей всё глубже въедалось в душу и уже сосало ее удушливой тоской. Олег торопливо шел на недалекую остановку. Мимо мчались вереницы автомобилей, загораживая и без того спертый воздух. Металлический павильончик оказался безлюдным и сильно замусоренным пустыми бутылками и разнообразными обертками и пакетами. Весь этот "натюрморт" украшали слои семечной шелухи и окурков. Народ отдыхал без комплексов. Свинский менталитет нерушимо сохранялся. Все к этим помойкам привыкли. Кроме Олега.
   Неожиданно из-за павильона остановки появилась странная фигура. На толстопузом, обрюзгшем теле мешком висела мятая шелковая майка без рукавов, отороченная золотисто-желтой бахромой с вышитым портретом "Вождя мирового пролетариата" и с самодельной надписью: "А Ленин -- такой молодой".
   По толстой морде Ульяна Вшивцева обильно текли ручьи пота, окропляя "слезами" "бессмертный" лик. Тот был уже изрядно промокшим, хоть выжимай. В "мозолистой" "пролетарской" руке Ульян держал булыжник, который он без лишних разговоров швырнул в Олега. Олег в самый последний момент увернулся и нанес "пролетарию" сокрушительный удар ногой под яйца. Вшивцев заорал благим матом, зажимая свои "причинные места". Брякнулся на колени, угодив следом мордой в подсолнечную шелуху. Стал кататься в мусоре, вопя и причитая. Олег перешагнул через него и нырнул в "Газель", вовремя притормозившую у остановки.
   Всю дорогу до Горы Олега нервно трясло. Минутная стычка с врагом никакого удовольствия от "победы", естественно, не приносила. Но откуда у остановки взялся Вшивцев? Подстерегал он его, что ли, с булыжником в руке? Мог бы просто стекла в окне выбить -- ведь наверняка знает, где Олег живет. Неужели хотел покалечить? Зачем? И видок у него идиотский какой-то. Из флага майка. "Комфан", конечно, но уж не до такой маразматуры!
   "Газель" доставила Олега на Горскую "площадку". Он высадился на разбитый асфальтовый пятачок, усеянный, само собой, порожними бутылками, окурками, семечной шелухой, обертками, фантиками, сигаретными пачками и проч., проч., проч. Студенты расположенного неподалеку техникума перед отъездом восвояси не заморачивались экологическими проблемами. Гадили по-черному. И никто им был не указ.
   Олег, спотыкаясь о мусор, отправился через загаженный сквер прямо к церкви. Рядом с ней оказалось более или менее чисто. Ворота стояли раскрытыми настежь. У входа прислонилась красная крышка гроба с черно-позолоченным крестом. Попал Олег как раз к отпеванию. Но кого? И он, перекрестившись, зашел в Храм. А зайдя, вдруг вспомнил, кого должны отпевать сегодня: Григория Сверлина. Так и оказалось.
   Вокруг гроба и покойника стояли со свечами в руках его родные и знакомые. В основном молодежь -- поклонники таланта Григория и его друзья. Семья стояла в изголовье. Аркадий -- абсолютно "закрытый". Его жена Улия, посеревшая от слез, в глухом черном платке. Семья Кротовых со скорбно склоненными головами: Мила почти непрерывно крестилась; Илья сумрачно стоял, опустив бородатую голову, только иногда осеняя себя знамением.
   Отец Петр вел поминальную службу. Он был скорбен и отрешен -- даже не кивнул Олегу, которого, несомненно, заметил, обходя с кадилом гроб, а только более истово перекрестился.
   Олег и Илья обменялись быстрыми рукопожатиями. Илья протянул Олегу зажженную свечу и, естественно, не произнес ни слова. Олег осенил себя "своим" крестным знамением и молча простоял рядом с Ильей до окончания поминальной службы, но целовать в лоб покойника не стал, а только наклонился над Григорием, не глядя на его мертвое лицо. Он привык его видеть живым, поющим под гитару свои песни густым красивым баритоном. И вот теперь он молча лежал в красной деревянной "лодке", на которой поплывет по Лете времени к неведомым берегам.
   Ничего другого, кроме этого истасканного образа, в тот момент Олегу в голову не пришло. А ведь настанет и его "час отплытия", если только он успеет дожить до "конца света", как пророчествовали инки, указывая на декабрь 2012 года. Два с половиной года осталось, если это только не очередная обманка-страшилка. Сколько их было на протяжении двух тысячелетий! А второго Пришествия всё нет и нет.
   Но Олег, несмотря на весь свой скептицизм, ждал появления Спасителя при этой его физической жизни. Инкарнировать в кого-то другого или даже в самого себя в другом измерении и начинать всё сначала что-то не хотелось. Как там еще сложится по новой программе его следующего бытия? Да и само ожидание смерти с каждым годом становилось патологично-мучительным. И оставалась только одна, всё слабеющая надежда -- Его Приход, Его Возвращение! Может, проскочит нынешнее человечество сквозь "иголье ушко"? Но вряд ли.
   Заколоченный гроб вынесли из храма и засунули в старенький автобус-катафалк. Следом сверху легли деревянный крест и венки. Ближайшие родственники и друзья Григория разместились на скамейках возле гроба. Остался только Аркадий. Он наконец увидел Олега. Они скорбно-дружески обнялись.
   -- Садись ко мне в машину, -- предложил Аркадий, указывая на стоящий возле церковных ворот "Рено Логан". В него уже забрались Илья и Мила. -- Поговорим по дороге. Мне есть что сказать.
   И Аркадий понуря голову отправился к автомобилю. Олег двинулся за ним, и вдруг дорогу ему перегородила бородатая фигура с фотоаппаратом в руках. Это был альбигонец Егорий.
   -- Привет, -- сказал он, грустно улыбнувшись.
   Олег пожал ему руку.
   -- Я знаю, где они, -- тихо продолжил Егорий. -- Они под часовней. Там у них компьютерный центр. А крест -- антенна. Я покажу тебе вход.
   Олег вначале ничего не понял. Кто они -- находящиеся под часовней в каком-то "компьютерном центре"?
   -- Твои, -- видя его непонимающий взгляд, уточнил Егорий односложно и добавил: -- Позвони мне вечером, когда стемнеет. Попробуем туда проникнуть.
   И сунул Олегу в ладонь визитку. Олег автоматически положил ее в нагрудный карман рубашки, еще не совсем соображая, что к чему. Сообразил он только на автомобильном сидении, рядом с Аркадием, когда тот повел свой "Логан" вслед за ушедшим вперед катафалком.
   Григория решили похоронить на городском кладбище: на старом, замусоренном церковном уже не было мест. Все, пока живые, застолбили их себе рядом со своими усопшими родственниками. У Сверлиных там никого не было.
   Илья и Мила молча сидели позади. Аркадий тоже поначалу молчал. Потом, глядя на дрогу, тихо произнес:
   -- Убили Гришку. Похоже на то. За рулем сидел какой-то тип. Не знаю, кто. И не вижу. Только какие-то мутные очертания. И большие тонкие усы врастопырку. Черный кожаный комбинезон, что ли. Темное пятно вместо лица, словно это не человек был вовсе. Мчался, как бешеный, и выпрыгнул в кусты на повороте. Нигде его найти не могут. Исчез, словно испарился. Кто это мог быть?
   -- Я догадываюсь, кто это, -- грустно сказал Олег.
   -- Не поделишься? -- проговорил за спиной Илья.
   -- А поверите? -- Олег оглянулся через плечо.
   -- Ну если убедительно изложишь... -- пожал плечами Аркадий. -- Впрочем, я уже догадываюсь...
   И Олег, не вдаваясь в подробности и в детали, рассказал почти обо всех странных событиях, произошедших с ним то ли во сне, то ли наяву за последние четыре месяца. Друзья слушали молча, не перебивая и не задавая вопросов. Аркадий только сумрачно покачивал головой, иногда почесывая свободной от руля рукой заросшую трехдневной щетиной щеку. Илья также не вымолвил ни слова. Только Мила позволила себе проговорить:
   -- Бесы это всё. Их работа. Они и Веру с детьми похитили. Где их теперь найдешь?
   Олега от этого сообщения так и передернуло. Теперь ему открылось Всё. Вот почему Вера не отвечала на звонки. Ее и Стасика похитили. И он знал, кто. И где их искать -- по подсказке Егория.
   Между тем траурная процессия въехала в кладбищенские ворота и медленно покатила по аллее, утыканной по обе стороны крестами и памятниками за оградой могил. С керамических фотографий на памятниках смотрели мужские, женские и детские лица. Что они видели там, по другую сторону? Но, как поет Б.Г.: "А в чертогах судьбы удивительный мастер Лукьянов городит мне хоромы с окном на твою сторону". Кто знает, может доски "хором" уже напилены и лежат где-нибудь на складе, дожидаясь своего часа.
   Вот эти люди, лежащие по обе стороны аллеи, тоже жили, надеясь на лучшее. Смерть для них маячила где-то на бескрайнем далеком горизонте. Но тот горизонт черным вихрем ворвался в их жизни, скинув в бездонную могильную яму. И пока за их могилами ухаживают близкие родственники, их фамилии, имена и отчества с двумя датами еще можно прочесть на крестах и памятниках. Но и века не пройдет, как эти призрачные намеки на неведомых людей, когда-то живших в этом маленьком городке, без памяти и следа исчезнут в круговороте времени, как исчезли миллиарды таких же людей на протяжении тысячелетий существования человечества. Мясорубка и душегубка работает без сбоев.
   Катафалк, а следом за ним и "Рено" свернули на боковую дорожку и затормозили возле свежевырытой могилы. Гроб с телом Григория вынесли на солнцепек, установили на табуреты и стали прощаться с покойником. Улия надрывно рыдала. Аркадий тихо плакал. Олег держал в руках шляпу, перебирая пальцами поля.
   Неподалеку, опираясь на лопаты, стояла бригада могильщиков во главе с бригадиром. И Олег тут же узнал командира, едва взглянув на них.
   Обросший недельной седой щетиной и обгорело-лысый Оська Юдкевич пристально глядел на Олега сквозь толщу своих окуляров. Затем, оставив свою стоячую лопату, стал продвигаться прямо к Олегу. Остановился чуть позади, обтирая пот с обгорелой лысины и давно немытого-небритого лица грязным платком.
   Гроб на веревках стали медленно опускать в могилу. Илья и Мила, стоявшие по другую сторону, истово перекрестившись, бросили вниз по горсточке земли. Последним к краю подошел Олег, чуя за спиной тяжелое, вонючее присутствие Оськи, и вдруг услышал над ухом его сдавленный шепот:
   -- Я тут тебе рядом местечко приготовил. Можешь осмотреть...
   Олег инстинктивно отпрянул в сторону. И вовремя: Оська промахнулся, толкая его в спину. И сам не удержался на могильном скате -- полетел с криком в яму, ударившись тяжелым обрюзгшим телом о крышку гроба, в то время как его подручные бросили сверху первые лопаты земли. Частично досталось бригадиру. Голая голова его покрылась сухим земляным слоем, тут же прилипшим к потной лысине. Он потерял очки и несколько минут искал их на ощупь. Зрелище было смехотворное и страшное, учитывая обстановку.
   После поминок Илья и Мила пригласили Олега к себе. В саду рядом с домом в окружении двух высоких елей стоял врытый в землю круглый столик с четырьмя самодельными скамейками. Садовый интерьер дополнял небольшой овальный бассейн, обложенный по контуру разномастными камнями, выкрашенными художником живописной мозаикой. В бассейне, кое-где поросшем осотом, плавали караси и окуни, выловленные Ильей из речки Добрик. Рыбак милостиво продлил их существование за счет сокращения жизненного пространства, обсаженного вокруг цветочной разносортицей. В еловых ветвях чирикали и перелетали с ветки на ветку воробьи и синицы.
   По пути друзья, естественно, не прошли мимо магазина, ведь на поминках они не позволили себе лишнего, а Мила уже несколько лет не пила совсем никакого спиртного. Бутыль крепкого пива и два пакета вина встали в центре стола. Мила зашла в дом, чтобы переодеться и принести что-нибудь перекусить, хотя поминки были очень сытными. Есть совершенно не хотелось. Хотелось вымыться после тяжелого, душного, потного дня. Рубашка прилипала к телу. Огненное светило уже приближалось к западу, но жара не ослабевала, хотя сень еловых ветвей немного сдерживала ее ненасытную жажду иссушения.
   Илья, естественно, поддержал предложение Олега, тем более что в густой тени раскидистой старой яблони хозяином был сооружен летний душ, под теплым дождем которого друзья один за другим помылись. Омовение дало им некоторое облегчение. Пора было приступать к вечернему питию. Появилась Мила в легком сарафане и тоже вымытая, но под домашним душем. Снова помянули Григория. Мила пила сок.
   Друзья слегка захмелели. Пиво немного рассосало душевную тоску Олега. К тому же Илья, мрачновато позубоскалив о падении Оськи Юдкевича в могилу, решил помянуть еще и Юру Садко, погибшего три года тому назад. А затем вдруг стукнул себя по лбу.
   -- Как же я совсем забыл! -- воскликнул Илья и, поспешно встав со своей скамейки, исчез в дверях дома. Вернулся он довольно быстро, держа в руках общую тетрадь в синем дерматиновом переплете. Бережно положил ее на стол, сел на скамейку и пристально взглянул на Олега.
   -- Это Юрина тетрадь, -- многозначительно произнес Илья. -- Я ее почти всю прочел, хотя почерк у Юры мелкий, неразборчивый.
   "Меня так не читает, -- подумалось Олегу, -- хотя там типографский шрифт".
   -- Между прочим, здесь есть одна любопытная запись. -- Илья принялся листать тетрадь. Потом достал из кармана рубашки очки, надел их на свой короткий курносый нос и, снова пристально взглянув из-под очков на Олега, стал сбивчиво, видно волнуясь, читать.
   "В писцовой книге Ефиманского уезда, среди прочего, была найдена пространная рукопись писца Правительства Избранной рады (1550год), где неведомый дьяк излагает биографию некоего ходыря, который за несколько лет до этого основал на устье речки Добрик свой починок (поселение) и возвел на Добринском холме церковь страстотерпца Георгия, именуемого Победоносцем. Как излагает дьяк, сам ходырь был командиром "засечников", охранявших нашу территорию от набегов крымских татар. Во время одного из таких набегов ходырь был взят татарами в плен и привезен в Крым, где попал в услужение хану, к которому он вошел в доверие и стал его приближенным. Ходырь участвовал в осаде крымско-казанскими войсками Москвы (1521г.) и, воспользовавшись случаем, сбежал от хана, возвратившись в родные места, где им и был построен храм Георгия Победоносца.
   В окрестностях ходили слухи, что Ходырь перед побегом выкрал из ханского шатра наконечник копья святого Георгия, каким-то образом доставшегося хану. Наконечник давал его обладателю непобедимую силу и успех во всех начинаниях. Потому-то сразу после побега Ходыря войско хана отступило от Москвы, хотя силы защитников почти совсем истощились. По легенде, Ходырь замуровал наконечник копья Георгия в фундамент Храма, наложив на то место "закланную печать": "Никто под страхом смерти не сможет найти и притронуться к месту заклания, не будучи заколотым невидимым копьем. Только одна женщина с триединым именем у порога скончания веков отыщет святой наконечник для избавления от гибели рода людского...".
   Илья снял с носа очки и опять внимательно посмотрел на Олега.
   -- Ну, что скажешь? -- спросил Илья, закрывая тетрадь.
   -- Красивая легенда, -- пожал плечами Олег и отхлебнул пива. -- Но не очень правдоподобная, -- добавил он после глотка. -- В каждом американском "Индиане Джонсе" и иже с ним весь сюжет раскручивается вокруг подобных фетишей. Эта история не лучше и не хуже.
   -- Но при чем здесь голливудские фильмы? -- развел руками Илья. -- Тут же ссылки на конкретный источник. Какие еще тебе доказательства?
   -- Слишком большой временной период. -- Олег налил себе еще пива. -- Целых тысячу лет до Ходыря, если, как мне помнится, Святой Георгий был обезглавлен в 130 годах н.э. во время гонения на христиан. Кто-то сохранил наконечник копья? Он передавался из рук в руки столетиями! И попал наконец к крымскому хану, который был совсем другой веры. Новой, агрессивной, бескомпромиссной. Лунно-месячный ятаган ударил по крестоносному солнечному мечу. А может, потому и сохранилась, вспыхнув, искра наконечника? Хан, должно быть, интуитивно понимал симбиоз двух противоборствующих начал. Их Единение. И не ошибся. Индус, он выбросил бы наконечник как можно дальше. Или зарыл его как можно глубже. Но он хранил его у себя и побеждал с его невидимой помощью тех же самых христиан, за веру которых сложил свою голову святой Георгий. Парадокс?
   Заливисто залаял коротконогий "дворянин" Сэм, сидевший на цепи у будки возле бокового забора. Надрывно хлопнула входная калитка. Послышались чьи-то шаги, и на обозримом пространстве показалась тучная фигура, одетая в байковый грязный халат и обутая в домашние тапочки на босу ноги. Прежняя жена, мадам Гнидяк, зло взглянула на Милу, а потом, не поздоровавшись, "плюнула" в Илью фразой:
   -- Ты тут пьянствуешь, а твой внук руку себе сломал. С дерева упал. Везти его в больницу надо. Или мне его одной тащить? Собирайся, быстро!
   Илья тут же вскочил с места и как-то бестолково засуетился. Своего внука от зверски убитой дочери он очень любил, хотя тот был непослушным озорным мальчишкой. Вот и доозорничал. Мадам Гнидяк пустила его воспитание на самотек, усиливая его бурлящим потоком спиртосодержащей влаги, в которой могло утонуть "невинное дитяте", но оно упало с дерева. Илья несколько раз предлагал бывшей жене взять их внука к себе. Но та была категорически против. Пособие на осиротевшего безотцовского ребенка являлось существенной прибавкой для утоления жажды иссушающей души брошенной бабки.
  
   17
   С колокольным звоном затрепетал в кармане мобильник. Олег приложил коробочку к уху.
   -- Добрый вечер, -- произнес оттуда трудно узнаваемый голос, -- ты еще не передумал?
   Олег сперва не понял, о чем речь. В это время Илья уже засобирался идти вместе с мадам Гнидяк. Мила сумрачно сидела на своей скамейке.
   -- Жду тебя через полчаса у входа в графский парк, -- произнес вторую фразу узнанный наконец-то Егорий и отключился.
   Тут уж засуетился Олег. Так они вдвоем, думая каждый о своем, поспешили вслед за ушедшей вперед мадам Гнидяк. Расстались возле ее дома, поспешно пожав друг другу руки. В глазах Ильи Олег увидел слезы. Видно, тот очень любил своего внука и, наверное, хотел, чтобы он был отделен от бед. Естественное желание каждого человека. Но "верхние" паразиты решают по-другому. Они жаждут энергонасыщения. Для этого и нужна одухотворенная биомасса. Для этого ее и сотворили.
   Попрощавшись с Ильей, Олег уже не спеша пошел дальше по тротуару мимо недавно отзвеневшей после вечери колоколами церкви, сверкающей на купольном золотом кресте последними отблесками заходящего жаркого солнца.
   Дальше его путь шел мимо Братской могилы с потухшим "вечным огнем". Гранитную опалубку постамента с двумя бетонными солдатами там и сям оседлала горланящая и хохочущая молодежь, пьющая пиво из бутылок. Вокруг валялась порожняя и разбитая тара вперемежку с окурками и пустыми сигаретными пачками.
   Затем Олег прошел рядом с сохранившимся одноэтажным флигелем разобранного графского дворца, где сейчас располагалась мастерская современной ковки металла. Там делали декоративные фонари, заборы и могильные ограды. Возглавлял мастерскую предприниматель-краевед Николай Почвуев, который одно время взялся за реставрацию часовни-усыпальницы. Он покрыл жестью ее дырявый купол, установил наверху православный крест. Собирался отреставрировать и восстановить ограду. Но, столкнувшись с безразличием местной и областной администрации, которые еще и пытались обвинить его в какой-то "личной выгоде", он махнул на всё рукой и вплотную занялся "металлическим" бизнесом. Но ходили слухи, что его мастерская уже выковала точные копии звеньев чугунной ограды, украденной цыганами-таборитами перед гибелью Юры Садко.
   Возле входа на аллею графского парка стоял лохмато-бородатый катар Егорий с черной пластиковой сумкой в руке. Лучи садящегося за горизонт солнца блестели всполохами в стеклах его роговых очков. Несмотря на жаркий летний вечер, Егорий был одет поверх клетчатой рубашки в затертую кожаную куртку и старые, тоже до белизны вытертые джинсы из грубой "ковбойской" материи. На седеющей лохматой голове красовалась старая кожаная шляпа "Мальборо". Олег был в своей "бурской" шляпе. Они обменялись рукопожатиями. Егорий пристально посмотрел на Олега через очки, но Олег этого взгляда не заметил -- солнце еще не село.
   -- Я знаю, где вход, -- тихо сказал Егорий и добавил: -- Но ты пойдешь туда один. Для меня нет маски.
   И он вытащил из сумки похожий на противогаз пластиковый колпак с длинными усищами на лупоглазой морде. Олег его сразу узнал. Точно такие были напялены на головы трех "фашистов" 9 мая возле Братской могилы, одним из которых был его сын Андрей. Следом появился сложенный черный комбинезон.
   -- Эта штука у них вместо пропуска, -- объяснил Егорий. -- В ней индивидуальный чип вмонтирован. На дисплее фиксируется. Охрана пропустит.
   -- А где же ты это раздобыл? -- удивленно спросил Олег.
   -- Возле входа недавно нашел, -- небрежно-фальшиво проговорил Егорий.
   Эту фальшь в его голосе Олег тут же уловил. "Его костюмчик-то, -- сразу подумалось ему. -- Значит, вхож был в "подземное царство" чистый катар-адепт. С какой целью? Конечно, с разведывательной. Другого и предположить невозможно. Но как втерся в доверие к нечистой силе? Понятно, перед ним агент высшей категории. Обмануть Самого... И вот теперь отдает свои причиндалы малознакомому человеку. Благородный поступок? Можно надеяться. Но ведь есть и у него какая-то цель? Наверняка.
   -- Куда идти? -- спросил Олег, принимая подарок.
   -- Следуйте за мной, -- произнес не без иронии Егорий и двинулся в глубину заросшего парка по направлению к реке.
   Олег прошел за ним по еле заметной тропе, обросшей со всех сторон колючим кустарником боярышника с пожелтевшими метелками ягод. Продвигались, уклоняясь от колких кустов, несколько минут, пока не открылось небольшое свободное пространство, поросшее бурьяном и лопухами. В глубине была заметна поломанная и проломленная "летняя сцена" с обшарпанным, но сохранившимся профилем Вождя на центральной кулисе.
   Егорий завел Олега за эту кулису летней сцены. Там возвышалась громадная куча мусора: пустые бутылки, консервные банки и прочие отходы человеческой жизнедеятельности были свалены в один внушительный холм вперемешку с голыми ветками и прошлогодней палой листвой. Словно в графском парке состоялся субботник по очистке территории. Мусор собрали в одну кучу, да, как всегда, забыли вывезти на свалку. Вот он за несколько лет и утрамбовался, превратившись в какой-то монолит. На передней "панели" этого монолита находилось довольно внушительное отверстие, своим черным дуплом уходящее куда-то в глубину. Сев на корячки, человек свободно мог забраться внутрь кучи, если не куда-нибудь поглубже.
   Олег почти сразу понял, что это за нора. Догадку тут же подтвердил Егорий.
   -- Это главный вход, -- тихо проговорил он. -- Есть еще множество запасных: здесь, в парке и на лугу возле реки. Но там можно только вылезать, и то с трудом. Здесь и вход, и выход. Отойдем подальше, -- добавил он, -- тут видеокамера...
   -- Ты предлагаешь мне сюда забраться? -- сомнительно покачал головой Олег. Лезть в эту дырку ему совершенно не хотелось. Они отошли за сцену.
   -- Ну, если хочешь спасти своих близких... -- пожал плечами Егорий. Снял шляпу и обтер лицо не совсем свежим носовым платком. У Олега был точно такой же. И он повторил жест Егория: вспотел он изрядно. Вечер стоял душный. Но, в принципе, Егорий был прав. Выбирать не приходилось. Но как он должен действовать там, внизу? Необходимы инструкции. И он их получил.
   -- Там -- лабиринт, -- стал открывать карты Егорий. -- Держись левой стороны. Она освещена. Выйдешь в центральный компьютерный зал. Сейчас у них самая работа. Ищи своих по наитию. Что тебя учить -- ты посвященный на энергетическом уровне.
   -- А как я их выведу обратно? -- задал Олег мучавший его вопрос. -- Там наверняка видеослежка.
   -- Нужно обесточить им сигнализацию и аппаратуру. Пульт там многофункциональный, замаскированный в крайней нише возле двери в зал. Вот ключ, -- Егорий вытащил из кармана куртки небольшой черный ключик на тонкой позолоченной цепочке.
   Пора была приступать к облачению. Олег прямо на рубашку надел тонкую черную обтягивающую курточку на молнии, а поверх бриджей -- облегающие панталоны и стал похож то ли на гимнаста, то ли на мима. Единственное, что его отличало -- это пивное брюшко, выпиравшее из-под узкой куртки. Костюмчик муравья Олегу был явно маловат. И вид он имел комичный. Зато шлем с торчащими усами-антеннами пришелся впору. Дышалось достаточно легко, и кругозор был широк. Единственное, что поразило Олега: зеленые окрестности парка вдруг оказались в шлемных окулярах черно-белыми. Потерял цветовой коленкор и Егорий, который тут же прокомментировал увиденное Олегом (звук проходил сносно):
   -- На глазные линзы маски нанесена фасеточная дифракционная решетка, которая преломляет видимый свет, разлагая его на ультрафиолетовый и инфракрасный, размывая спектральные частицы световых волн. Но при полной темноте инфракрасная лучевая активность увеличивается, и невидимые предметы становятся видимыми. Простая физика, -- добавил Егорий, чуть усмехнувшись.
   -- Ну, я пойду, пожалуй, -- пробормотал Олег, передавая Егорию свою шляпу. Ему вдруг стало как-то не по себе. Тело охватил мелкий колкий озноб. И это в такую жару.
   -- Я тебя здесь подожду -- у муравьиной тропы, так сказать. -- Егорий пожал ему руку и, перекрестив двуперстием, произнес: -- Хранит тебя Божья Матерь и сын ее Иисус Христос!
   Олег тоже торопливо осенил себя знамением и на чуть дрожащих ногах отправился назад к норе. С минуту стоял, успокаивая не в меру участившееся сердце. Затем, глубоко выдохнув через шлемный фильтр, опустился на четвереньки и засунул голову в дыру. Пахнуло гниением и падалью. Но отступать уже не приходилось, и Олег с неуспокоенным сердцем полез по довольно узкому лазу. Лаз вел куда-то вниз, постепенно расширяясь, пока не превратился в слабоосвещенный вестибюль вполне современного офисного вида с тускло светящимся матовым потолком и таким же полом. В центре пол был инкрустирован переливчатой пентаграммой, переходящей из кроваво-бардового в ярко-алый цвет. В центре звезды хорошо просматривался огромный черный муравей, державший в передних лапах почему-то лопату и косу -- очевидно, символы муравьиного трудолюбия. Рядом с этим коллажем находился полукруглый стол с плоским плазменным монитором. За столом сидел пучеглазый "муравей", вернее "муравьиха", судя по видимой из-за стола объемной груди.
   Всё это Олег увидел, когда встал с корячек в полный рост, выскочив с полутораметровой высоты из лаза через круглую заслонку, очень похожую на печную. Заслонка открылась еще до прикосновения. Позади стола за грудастой муравьихой-секретарем находилась высокая дубовая дверь с двумя позолоченными ручками. По краям двери стояли два "муравья"-амбала, обтянутые в золотые комбинезоны с какими-то нашивками на рукавах. В черных кобурах на черных ремнях виднелись черные рукоятки револьверов. На противоположной стороне боков торчали тоже черные пластиковые дубинки. Амбалы с муравьиными масками на головах стояли неподвижно, словно истуканы. А муравьиха-секретарша поднялась из-за своего стола, открыв нижнюю часть своей обтянутой фигуры. Цветное зрение почему-то возвратилось.
   -- Гунин Олег Станиславович! -- утвердительно проговорила "мурадама" знакомым голосом.
   Олег удивленно кивнул своей муравьиной головой. Такой встречи он совсем не ожидал. Вот тебе и маскировка Егория! Раскусили на входе.
   -- Вас ждут, -- продолжила секретарша. -- Придерживайтесь левой стороны. -- И повернулась к амбалам.
   Золотые амбалы с двух сторон, взявшись за позолоченные ручки черными перчаточными руками, отворили дубовые двери. Олег сделал несколько неуверенных шагов к двери, ожидая подвоха.
   -- Смелее, Олег Станиславович, -- ободрила его секретарша, -- Вам ничего не угрожает.
   И тут Олег узнал ее голос. Голос Кристины Горжетской. Но это узнавание его не удивило. Удивился он, когда за ним захлопнулись двери. Ведь он оказался в густом тумане и стоял в нем несколько минут, недоумевая, куда идти. Но наконец сквозь пелену увидел тусклый матовый свет слева от себя. Он вспомнил совет Егория держаться левой стороны и сделал несколько неуверенных шагов на матовый светильник, висящий под потолком широкого тоннеля, расходящегося в разные стороны. "Лабиринт", -- снова припомнил Олег и, протянув руку, дотронулся до щербатой, землянистой на ощупь стены и пошел вдоль нее, словно слепой. Собственно, почти так оно и было -- по ощущениям отсутствия ориентиров в движении, не считая тусклого свечения похожих на грибы фонарей.
   Олег, придерживаясь левой стороны, спускался всё глубже вниз, будто по кругу, внутренне трепеща. Это ли испытывал герой Данте? Но у того хоть был Проводник... Егорий же остался наверху.
   Олег шел по круговому лабиринту один, на ощупь. Стена была холодной и пупырчатой, но явно не земляной, а пластиковой, имитированной. В тусклом туманном отсвете грибных фонарей постоянно мелькали какие-то неясные тени. Слышался отдаленный хохот и визг, словно за поворотом резали поросенка. Сердце слегка холодело от этого визга, но Олег упрямо шел вперед-вниз. Не возвращаться же ему назад. Одному.
   Он свернул еще за один левый поворот, и вдруг в фасеточные окуляры муравьиной маски ударил ярко-алый ослепительный свет. Олег невольно зажмурил глаза, привыкшие к полутьме коридора-лабиринта за время его путешествия в глубину. Теперь, судя по всему, он стоял у Врат, которых еще не видел из-за ослепительно-кровавого света, бьющего прямо в лицо. И тут свет погас. Олег открыл глаза. И увидел те самые Врата, сделанные по всем правилам. Тяжелые, обитые железом створки с изображением ржавых муравьем возле... Усыпальницы.
   Почти вплотную перед Вратами медленно несла свои багряные пенистые воды неширокая, метра полтора, канава, закованная в бетонные берега. Ее кровавый поток полыхал желто-красным пламенем. Пахло горелой серой. Полный набор. Для экзотики, что ли? Не хватает только сторожевой собачки-цербера. А вот, кстати, и он, собственной персоной, но с одной башкой.
   Песик был бультерьером черного цвета с красными, естественно, злобными глазами. Он выскочил откуда-то из тьмы, бренча цепью, клацая зубами и глухо-сдержанно рыча. В его намерениях Олег не сомневался. Песик рыл когтями землю на другой стороне горящей канавы, преграждая путь к Вратам. Канаву-то можно перепрыгнуть, но как увернуться от зубастой пасти? Чем-нибудь напугать собачку? Только вот чем? Олег в растерянности стоял на берегу огненного ручья-канавы. Напротив, скаля зубы и рыча, метался "цербер". Такой вцепится -- не оторвешь!
   Олег, не зная, что предпринять, похлопал ладонями по своему "муравьиному" комбинезону и вдруг почувствовал в правом боковом кармане какой-то круглый, плоский, похожий на браслет предмет. Тот тут же был извлечен наружу и оказался раскладным стальным стаканчиком с откидной ручкой. Такие выпускались лет тридцать-сорок назад и давно уже вышли из употребления. Как же он оказался в кармане? И для чего? Для утоления жажды? А может, у него еще какое-нибудь предназначение? Им ведь что-то можно зачерпнуть. Из канавы огненной, например, кипяточку? Ну а если ливануть им на собачку? Как отреагирует? Можно попробовать. "Попытка ведь не пытка", как любил говорить товарищ Сталин. Да и собачка очень злобная.
   Олег разложил стакан, застегнул ручку и, зачерпнув из канавы "огненной воды", недолго думая плеснул ее в собачью морду. Бультерьер завизжал как оглашенный и, ошпаренный, бросился, громыхая цепью, куда-то во тьму. Его визг и скуление удалялись с молниеносной быстротой. Путь был свободен. И Олег перепрыгнул огненную канаву. Обожгло незащищенные руки. И то только на секунду.
   Он замер у Врат. На него смотрело пучеглазое муравьиное рыло. Из его черно-ржавого носа торчало железное кольцо. Олег дернул за кольцо. Правая створка Врат с противным скрежетом стала медленно отворяться. За створкой, словно глухой черный занавес перед сценой, стояла непроглядная тьма. Ни искорки, ни огонька, ни блика. Олегу вдруг стало почему-то страшно, хотя он и предвидел что-то подобное. Но войти туда? А что остается делать? И Олег, глубоко вздохнув сквозь фильтры шлема-маски, сделал шаг.
  
   18
   И провалился в бездонную пропасть. Сердце сжал Ужас. Ужас Смерти. Вот так, должно быть, умирает человек. Так и ему, возможно, в скором времени предстоит повторить это жуткое падение в бездну. А сейчас -- только имитация, как и всё остальное "адилище", вырытое совершенно незаметно с неведомой целью неподалеку от усыпальницы и храма, в недрах Светлой Горы.
   Падение продолжалось всего несколько секунд. Затем Олег мягко ударился о грунт и заскользил по нему, как по льду, куда-то вниз со всё возрастающей скоростью, по кругу. Перед глазами мелькали какие-то красные полосы, преломленные окулярами шлема-маски, словно в окнах мчащейся электрички. От этой скорости у Олега перехватило дыхание. Часто, с перебоями, заколотилось сердце. Он испугался, что сейчас умрет, но через несколько секунд вылетел на какую-то гладкую поверхность из широкой трубы. По инерции промчался дальше и вот уткнулся ногами в тугую, но мягкую преграду, похожую на большой кусок поролона.
   Так, впрочем, и оказалось. Он затормозил в поролоновой куче красно-бардового цвета и замер, раскинув руки и ноги, чтобы немного прийти в себя. Приподнял голову, оглянувшись по сторонам.
   Он находился в огромном зале с высоким потолком, который украшал большой аляпистый канделябр, утыканный черными витыми лампочками-свечами, еле-еле тлеющими слабейшим тусклым накалом. Такие же лампочки-свечки мерцали по периметру зала, едва-едва проявляя какие-то картины-фрески, где с черно-антрацитовых стен пристально, в упор смотрела злобными фасеточными взглядами целая камарилья черных усатых муравьев, окольцованных багряными обручами нимбов.
   В центре же зала возвышалась крылатая статуя. Увитая цветами чертополоха, на четырех тонких ножках стояла Она, закатив вверх с десяток фасеточных глаз. Две оставшиеся верхние ножки-лапки были соединены между собой возле приоткрытого рта с острыми кровавыми резцами. Широкое толстое брюхо с длинным яйцекладом уже отложило горку каменных черных яиц. Процесс размножения шел своим чередом. Его символика обескураживала.
   По стенам зала, промеж "картинной галереи", смутно виднелось множество дверей. Двери были плотно закрыты, но за ними чувствовалось присутствие их обитателей.
   В дальнем углу зала просматривался усыпанный мелкими мерцающими багряными звездами занавес. В верхней части его куполообразного шатра пульсирующе вспыхивал, словно уголь в костре, шар, окутанный туманной дымкой с распущенными огненными крыльями ястреба. Да и на шаре были заметны контуры ястребиной головы в профиль: глаз с вертикальным зрачком смотрел на Олега холодно, безжалостно, в упор. Тому стало не по себе. Он отвел взгляд и с трудом поднялся на чуть трясшиеся ноги. Куда идти и зачем, он не знал.
   И остановился там, где поднялся. А под ним вместо пола оказался гладкий, чуть шероховатый лед такого же, как и всё вокруг, красновато-багряного цвета. Лед отдавал "жарким холодом". Объяснить эти странные, противоположные ощущения Олег не мог. Лишь чувствовал ассоциации пустыни: дикий дневной жар дня и невыносимый холод ночи, слитые воедино. И сейчас Олега затрясло и от жара, и от холода.
   И вдруг гулко, до вибрационной боли в ушах ударил сверху тяжелый колокол. Его звук отскочил от пола, потолка и стен зала и забился припадочно вокруг статуи Муравьиной Матки. И та словно ожила. Ее каменное крылатое тело затряслось и задвигалось в дерганом ритме колокольного звона.
   И тут же почти одновременно распахнулись двери. И в зал ворвалась толпа человеко-муравьев в черных шлемах-масках. Она, словно по команде, распалась и рассортировалась в несколько рядов, выстроившись в затылок, как на физкультурной зарядке в пионерском лагере несколько десятилетий назад.
   И физзарядка началась после построения. Но не та, какую ожидал Олег. Хотя вначале откуда-то сверху на одной писклявой ноте завизжал то ли горн, то ли саксофон. И тут же раскрылся занавес. На сцене в багряных лучах прожекторов стояла "подключенная" музыкальная группа с гитарами в виде черных и красных муравьев. Но сама группа оказалась без шлемов-масок, и Олег, приглядевшись, узнал весь ее состав, хоть лица были изменены черно-коричневым гуталином, что придавало им клоунский прикид и "фейс".
   Соляжник, судя по всему, должен был разруливать Яков -- сын Оськи Юдкевича. Ритм задвигать -- Иван, сын Михаила Шухровского. На басу бухарить -- Стас с белокурой челкой на выкрашенной ваксой физиономии. За ударной установкой восседал Андрей с почти такой же прической, как у брата. На переднем плане, возле микрофонов, в скафандрах в обтяжку стояли в ожидании начала две солистки -- дочери Эдуарда Горжетского и Ильи Кротова: Кристина и Дина.
   Вся компания была в сборе. Они только ждали сигнала. И он не задержался. Раздался новый гулкий удар колокола, и в унисон ему голос из-под купола торжественно провозгласил:
   -- Дантец рэп-молебен начинается!
   Врезали на всю катушку гитары. Ударник забился в тяжелом, глухом ритме. Солистки, ухватившись за микрофоны, задвигали своими крутыми обтянутыми задами. Ряды человеко-муравьев затряслись в единообразном припадочном танце на полусогнутых ногах. Всё это Олегу напомнило ведьмовской шабаш, хотя ничего против рок-музыки он не имел. Сам в свое время "задавал жару" -- будь здоров, стены сотрясались. Но тогда, в те далекие года, его закручивал выплеск музыкальной свободы, энергетического очищения от грязи уставных норм и правил, навязанных коммунистической властью и пропагандой. Сейчас же ощущалось нечто противоположное. Словно в грохоте однообразного, тупого гитарно-ударного ритма чувствовалась смоделированная установка какой-то потусторонней программы, подчиняющей себе весь рисунок синхронного движения нескольких сотен переодетых в муравьев, наверняка молодых людей. Они все, как один, повторяли одни и те же движения, словно единый механизм. И от этого зрелища Олегу стало жутковато.
   И тут в дело вступили солистки и какими-то "мертвыми" голосами запели, будто пластмассовые куклы:
  
   Летит к нам "ангел смерти"
   На огненных крылах.
   Но вы в него не верьте,
   Хоть он внушает страх.
   Громадная планета
   Сближается с Землей,
   Посланник "того" света
   Занят своей игрой.
   Он занят избавленьем
   От всех земных грехов,
   И лживые творенья
   Сгорят в конце веков.
   Промчится смерть по Миру,
   Сметая жизни прах.
   Летит к Земле Нибиру
   На огненных крылах.
  
   Когда прозвучал последний аккорд, вся танцевально-музыкальная компания через небольшую паузу снова, как по команде, плюхнулась на колени -- кто на "горячий лед", кто на каменную сцену. И как раз вовремя, потому что сверху на сцену стало медленно спускаться какое-то, судя по всему, божество в свободных, переливавшихся ультракрасным спектром белых одеждах. Спускалось "божество" без помощи канатов, веревок, шпагатов, нитей и прочих "подручных средств", а само по себе, освещенное яркими лучами прожекторов, под тихую, благостную музыку, звучавшую диссонансом с только что отгремевшей песенкой. "Перламутровое божество" плавно опустилось кожаными сандалиями на каменный пол сцены, раскинув в разные стороны руки. За его спиной закрутилась звездная спираль с черной дыркой посередине.
   Спустившийся улыбнулся широким оскалом больших "лошадиных" вставных золотых зубов на крашенной черной ваксой одутловатой старческой физиономии с кроваво-красными напомаженными губами в окантовке крашенной хной ярко-рыжей бородки клинышком и усиков того же цвета. Венчала облик явившегося отполированная, как сапог, идеальная лысина с единственным волоском на лбу, похожим на огненную спираль электролампочки. Спираль излучала сияние, багровым ореолом светившееся вокруг головы "Вовки-волка". Он лучезарно улыбался своими "фиксами". Маленькие раскосые свиные глазки его излучали хитрое умиление.
   Он сложил руки ладонями вверх и слегка приподнял их, милостиво разрешая своему "муравьиному" племени подняться с коленей. Потом его правая рука взметнулась вперед-вверх с не зажатом в кулаке жестом "фига". Левая же с законченным знаком уперлась в подмышку красно-белой хламиды. "Вовка-волк" вытаращил свои косоглазые зенки и картаво-пришептывая закричал в толпу человеко-муравьев:
   -- Драгоценные мои комарищи!
   Олег поначалу удивился. Почему "вождь" переименовал "муравьев" в "комаров"? Но тут же вспомнил, что в детстве, в ребячьей среде, муравьев именовали "комарами" -- наверное, за то, что их крылатые самцы и самки смахивали на комариных самок, пьющих из людей кровь. А может, в том была другая причина?..
   -- Драгоценные мои комарищи! К Земле приближается "Время Преоблажения". Человечество исчерпало свои потенциальные и кинетические возможности. Оно должно исчезнуть с поверхности планеты. Его должен заменить другой, более совершенный и организованный вид -- гомоформинус: симбиоз человека и муравья, их гармоничный синтез. Пройдет всего каких-нибудь два с половиной года, и произойдет Великая очистка Земли. Вал смертельного очищения прокатится по планете, стерев с лица Земли похотливых, прожорливых паразитов, именуемых людьми. Останутся только те, кто изопьет чашу с бальзамом Преоблажения, который за несколько дней изменит человеческую структуру, его физиологическую сущность, его психоэмоциональную составляющую. Спустившиеся в недра "избранники божие" за несколько десятилетий создадут в глубинах "Рай на Земле" и будут править Миром по закону Единой Целесообразности, Единой Гавмонии, Единого Бляга для всех и для каждого. Мне, Великому Спазаделю Люпусу Формистусу, Вездесосущий поручил Миссию вести преоблаженный муранарод в Сранствие Неебесное, где его ожидает Вечное Бляженство и Пукой!
   Некоторые буквы и даже слова "Великий Спаситель" выговаривал невнятно, и в них слышался какой-то двойной смысл. Но все "челомуры" слушали его пламенную речь не шелохнувшись, выстроившись рядами в затылок, и когда вождь закончил, они в едином порыве выбросили вперед-вверх сжатые кулаки в виде фиги и трижды проорали глухими из-за масок-шлемов голосами, отразившимися от купола подземного зала многомерным эхом, словно волчьим воем:
   -- Вей! Вей! Вей!
   И тут же снова грохнулись на горяче-ледяной пол коленями и принялись неистово биться о него шлемами, осеняя себя между ударами фигами по кругу. Упали на колени и музыканты. Остались стоять только двое: "Вовка-волк" на балаганной сцене и Олег в дальнем углу зала.
   И "Вовка-волк" увидел своего давнего врага и, конечно, его узнал. Как не узнать, когда он сам смоделировал появление Олега в своем подземном логове. Но вот с какой целью?
   Несколько минут вождь смотрел на Олега со злобным прищуром косых черных зениц. На лбу у него была большая ярко-красная родинка -- "третий глаз". Потом подошел к микрофону, стоявшему у края сцены, перешагнув стоящую на коленях Кристину Горжетскую, и, лучезарно-фальшиво улыбнувшись во всю ширь своей волчьей пасти, гаркнул на весь зал:
   -- Добро пожаловать, дорогой наш гость, Шумин Олег Станиславович! Милости просим на нашу сцену-амвонь, где мы воздадим Вам почести, которые Вы заслужили своим многолетним служением делу просвещения темных человеческих умов, направляя их по дороге света и спасения от людской греховной скупости!
   Ошарашенный таким речитативом, Олег ничего не успел сообразить, как был подхвачен с двух сторон под локти неведомо откуда взявшимися "качками" в золотых комбинезонах, сопровожден через весь зал на сцену и водворен туда в непосредственной близости с "вождем и великим спазаделем" "Вовкой-волком". С головы Олега был снят его "муравьиный шлем", и внезапно-почитаемый предстал перед присутствовавшими в своем белокуро-седом человеческом обличии.
   Присутствовавшие по знаку вождя разразились бурными и продолжительными аплодисментами, переходящими в овации. Слышались многоголосые крики "Браво!". На сцену полетели большие охапки цветов чертополоха. Музыканты, поднявшись с коленей, присоединились к овациям. Особенно рукоплескали отцу Андрей и Стас, что было для него еще более удивительным, чем неожиданное общее чествование в муравьино-человечьем логове. "Вовка-волк" тоже прихлопывал старческими ладонями с украшенными перстнями пальцами в ритме овации, но поглядывал на "триумфатора" злым, колючим косым взглядом, хотя и скалил в улыбке свои вставные зубы. Потом взмахнул рукой. Аплодисменты тут же захлебнулись мертвой тишиной.
   -- За выдающиеся заслуги на литературном поприще мы награждаем нашего дорогого юбиляра золотой медалью, золотым лавровым венком и денежной премией в тысячу золотых российских червонцев времен императора Николая Второго! -- провозгласил в мертвой тишине "вождь".
   Тут же сбоку подошел один из позолоченных амбалов и протянул "Вовке-волку" на ладони большую, величиной с CD-диск, сверкавшую огненными искрами медаль на широкой бело-черно-красной ленте. "Вождь" торжественно поднял медаль за ленту на уровне лица Олега и попытался надеть ее ему на шею. Но для этого Олег должен был покорно наклонить голову, потому что он был как раз на голову выше "Вовки-волка". Соблазн ворвался в сознание, но подсознание среагировало по-своему. И Олег сделал несколько шагов назад. Принимать "почести" от своего злейшего врага? Ну уж нет! "Вовка-вождь" шагнул следом. Олег отступил еще.
   И тогда возник чуть заметный кивок лысой головы. И "золотые" амбалы его, конечно, заметили. Они опять с двух сторон закрутили Олегу руки за спину, словно железными клещами. Голова невольно наклонилась, и "вождь", чуть подпрыгнув, накинул на шею Олега ленту с медалью. Медаль оказалась тяжелой, как мельничный жернов. К тому же лента стала сжиматься, будто застегивающийся ремень, и через несколько секунд петлей сдавила горло, притянув медаль под подбородок. Стало трудно дышать. А следом на голову был водружен "лавровый" венец с мелкими, но острыми колючками. С Олега стащили "муравьиный" комбинезон, а на правой руке обвязали запястье узлом веревки довольно тяжелого мешка. Внутри него что-то металлически позвякивало.
   -- Ну вот, ты получил почти все свои награды, -- переходя на "ты", с ехидством в голосе проговорил "вождь". -- Все, кроме одной и главной, за которой ты и пришел в нашу обитель бляженства. Ты ведь пришел за своей женой? И ты ее получишь! Мы возвращаем ее тебе! А сыновья твои останутся у нас. Это их добровольное решение. Ведь так же, дети мои?
   "Вовка-волк" взглянул на Андрея и Стаса. Те одновременно кивнули головами. На отца они не смотрели. Они смотрели на "вождя".
   -- Тогда приди к нам, Мать, приносящая Победу! -- высокопарно прокричал в микрофон "Великий спазадель", раскинув в разные стороны руки.
   Волос на его лысине раскалился до огненного электрического кипения, треща и сыпля вокруг искрами. Все ряды "челомуров" снова, как один, плюхнулись на колени. Глухо-гулко под высоким куполом зала грохнул невидимый колокол.
  
   19
   И когда его протяжное эхо "задохнулось" в черном замкнутом пространстве стен "молельного зала", в центре его, словно сама по себе, зашевелилась статуя "великой матки". Крылья ее механически задвигались, имитируя полет. Затем громадное муравьиное брюхо расползлось по кругу, образуя внутри большую черную дыру. Несколько секунд дыра зияла зловещей бездонной темнотой. А потом из нее на освещенное пространство, прямо на каменные "яйца", вышла обнаженная женщина лет сорока пяти с длинными светлыми волосами, разбросанными по еще стройной спине и едва прикрывавшими полную упругую грудь. Из-под волос Веры перламутрово переливались широкие полупрозрачные крылья, а тело и лицо были выкрашены черно-коричневой краской, маслянисто отливавшейся багрянцем в тусклом свете темных свечей и прожекторов, что вносило явный диссонанс.
   Вера, как по ступеням, сошла вниз босыми ногами по каменным яйцам. В руках она держала объемный предмет, прикрытый золотистой тряпицей. Держала осторожно и бережно. И вдруг неожиданно взлетела почти под самый купол, трепеща своими перламутровыми крыльями. Затем стала снижаться и опустилась прямо на сцену-амвонь между Олегом и "Вовкой-волком". Но на Олега она не обращала никакого внимания, хотя тот и сделал ей навстречу несколько шагов. Но его удержали за плечи "золотые" громилы.
   Ожила замершая на коленях музыкальная группа. Полилась переливчатая мелодия. Кристина и Дина запели дуэтом томными вибрирующими голосами смутно знакомую Олегу песню:
  
   Приди ко мне, мой муравей,
   Как рудокоп в туман приходит.
   Лишь <культуристы> в злате ходят,
   Мой муравей.
   Пропой мне песенку <скорей>,
   Про обескровленную башню,
   Про наступленье дней вчерашних,
   Мой муравей.
   Сожми в объятиях <сильней>,
   Как экскаватор землю любит,
   Как <император> птицу губит,
   Мой муравей.
   Слепа я, <видишь>, не <робей>,
   Глаза мне сделаешь отверткой:
   Гремучей, суетной и верткой,
   Мой муравей.
  
   Песня Бориса Гребенщикова, кое-где измененная, заставила Веру снова вспорхнуть на своих маточных крыльях. Она, словно бабочка, летала вокруг "Вовки-волка", восседавшего на большом позолоченном троне, вынырнувшем из-под пола сцены-амвоня. "Вождь" держал в одной руке скипетр в виде ядовитой змеи с раздвоенным языком, а в другой -- державу, похожую на земной шар, на котором в полный рост стоял на задних лапах большой черный муравей, державший в остальных двух парах кривой самурайский меч. Трон с вождем возвышался на пару метров над сценой. Вид у "Вовки-волка" был торжественно-величественным.
   Крылатая Вера между тем зависла позади, над головой вождя, левой рукой сдернула золотистую тряпицу и высоко подняла прикрытый ею предмет, который оказался усеянной драгоценными камнями... царской короной. Вера стала медленно опускать корону на лысину "Вовки-волка". Но почему-то с первого захода промахнулась. Край короны задел огненный волосок мага и чародея. Волосок, словно сварочный аппарат, выбросил густой фонтан бардово-красных искр. Вождь завизжал, будто ошпаренный, и вскочил с трона, топая ногами в сандалиях и размахивая, как мечем, скипетром. Держава выскочила у него из другой руки и попала точно ему на ногу.
   "Вовка-волк" заорал во всю старческую глотку и то ли случайно, то ли специально ударил Веру по голове змеиным скипетром. Вера, вскрикнув, схватилась обеими руками за разбитую голову. Царская корона грохнулась о каменный пол сцены-амвоня и разлетелась на множество разноцветных осколков. Драгоценные камни, будто блохи, запрыгали на сцене. Музыканты, побросав свои инструменты, бросились их поднимать. Железные хватки позолоченных культуристов разжались, и качки поспешили на помощь по сбору камней. Но остальная команда челомуров стояла на коленях твердо, не шелохнувшись.
   Олег кинулся к упавшей за трон Вере. Она лежала на спине с поломанными крыльями. Из ссадины на лбу вытекала струйка крови. А рядом, свернувшись кольцом в волосах, оказалась маленькая черная змейка. Змейка своим раздвоенным язычком зализывала ранку, сладостно-ядовито шипя. Глаза у Веры были закрыты, но обнаженная грудь поднималась ровно и спокойно. Словно Вера спала. Олег махнул рукой, пытаясь отогнать змейку, но та не обратила на его жест никакого внимания. Она закончила свое ядовитое дело и шмыгнула в глубину Вериных волос.
   Позади, прихрамывая, появился недокоронованный "император" "Вовка-волк". Он со злым прищуром взглянул на своего давнишнего врага, содрал с его головы "терновый венец" и картаво прохаркал в лицо табачно-коньячным перегаром:
   -- Там твоего "трояна" засекли и обезвредили. Теперь вам нас не удержать! Мы освободим Землю от лживой, сказочной мистификации. Мы дадим человечеству путь к Истине. И в этом нам поможет летящая сюда громадная планета-избавитель -- Нибиру, населенная сверхразумными существами. Мы нашли с ними контакт. А красная виртуальная планета -- ее духовное отражение, зеркало Нибиру. Останутся только те, кто изопьет "бальзам Преоблажения". Они спасутся. И спасу их я. Я синтезировал этот напиток по рецепту правителей Нибиру. Он выведет людей на новый уровень сознания. Сознание сконцентрируется до исходной точки Истинного предназначения челомура. На Земле воцарится Гармония. Не будет ни войн, ни болезней, ни голода. Не будет страха и других переживаний. Наступит эпоха рационализма. Челомуры обретут духовный и душевный Пукой. Они будут появляться и исчезать без страданий и мук по принципам детерминизма -- всеобъемлющего закона Вселенной. И пусть ты не согласен с этим законом, ты будешь вынужден ему подчиниться. И в этом тебе поможет твоя жена, которая станет источником нашей Победы. Я отпускаю вас на Поверхность. Твоя жена должна выполнить свою миссию. Она отыщет символ Победы и вручит его мне в день "преоблажения Земли". По-другому быть не должно. Это Программа Высочайших сил Мироздания. И не вам с нею тягаться. А лучше ей подчиниться и влиться в единый поток Нового Бытия, нового Перелождения, нового Преоблажения!
   И тут на хромоногую стопу "вождя и спазаделя" стали проливаться сухие сверкающие ручейки разноцветных драгоценных камней, выпущенных из ладоней их собирателей -- музыкантов и охранников. Олег-то подумал, что они набьют ими свои карманы по правилам и схемам всех заграничных кинобоевиков. Но тут, видно, сценарий оказался иным, и расколотая имперская корона вернулась к своему "хозяину" руками его преданных сатрапов, среди которых были и сыновья Олега, которые, не глядя на отца, пополнили горку драгоценностей у ног "Вовки-волка". А он им даже не сказал "спасибо". Он на них не обратил внимания, как они на своего отца.
   "Император" между тем поднял свои раскосые очи вверх и устремил их взгляд на багряно-дымчатый шар под куполом сцены-амвоня. Накал шара с каждой минутой всё распалялся. Ястребиные полыхавшие крылья забились в каком-то припадочном экстазе. Огненно-черный глаз раскалился до невыносимого блеска. Послышалась какая-то странная, неземная заунывная музыка, будто на морозную опушку леса вылезла стая голодных волков.
   И тут из ястребиного глаза стали появляться и явно голографически проявляться один за другим четыре странных всадника на еще более странных "конях", похожих на жутких насекомых с фасеточными глазами и загребущими передними лапами - точной копией совков. За широкими тугими спинами, на которых сидели "всадники", трепыхались стрекозиные "вертикальные" крылья, ведущие горизонтальную линию полета. Четыре средних и задних "копыта" переходили в остроконечное брюшко с тонким раздвоенным хвостом. "Медведки", -- промелькнуло у Олега узнавание.
   Сами же "всадники" представляли из себя закованных в раскаленные черные латы рыцарей со злобными усатыми муравьиными рожами. Их головы "украшали" прикрытые шлемами длинные яйцеобразные черепа. Всадники медленно под взмахи крылатых "коней-медведок" один за другим пролетели над залом застывших в благоговении челомуров. И исчезли в темной противоположной стене Зала.
   Затем наступила давящая, тугая тишина. Толпа "челомуров" всё еще стояла на коленях, когда послышался голос "императора-вождя" "Вовки-волка":
   -- Пронеслась кавалькада Апокалипсиса перед наступлением судного дня преоблажения и спасения! Тогда Я приду на Землю ради своей миссии очищения, и за мной пойдет просветленный народ ко Глубинам Истины Нового Бытия. И оно воцарится над Миром. Но для этого всем нам нужно сделать последнее усилие: создать с помощью высшего духовного светоча, алой энерго-материи, многомиллионного Освободителя, который прорвется к Оплоту нечестивой силы, разрушит его и освободит скованного в подземелье "духа добра и справедливости". И тогда на Земле воцарится гармония внешнего и внутреннего. Воцарятся пукой и счастье. Челомуры не будут страдать и мучиться от переживаний и болезней. Вы станете духовно свободными, дети мои, комарищи! Так идите в свои кельи и там энергомолитвой вершите предтечу судного дня, который придет очень скоро. Идите, и пусть осветятся ваши мониторы светом божественного преоблажения обновленной Земли, во веки веков, к'АмеЄнь!
   После этих слов толпа челомуров вскочила с коленей и врассыпную бросилась по своим клетям, горевшим по всему периметру Зала из раскрытых деверей мерцающими бликами компьютерных экранов-мониторов. Двери клетей захлопнулись в считанные минуты. Зал опустел. На сцене остались только музыканты и позолоченные охранники-амбалы, собиравшие бриллианты по каменному полу.
   "Вовка-волк", завершив свою возвышенную речь, повернулся к Олегу, стоявшему перед лежащей Верой и внятно, с расстановкой проговорил ему, глядя со злобным прищуром почти прямо в лицо:
   -- Убирайся со своей сукой на х-й! Тебя проводят.
   И махнул рукой амбалам. Те с двух сторон снова подступили к Олегу.
   -- Поднимай ее на руки! -- приказным тоном проговорил один из них.
   Олегу ничего другого не оставалось делать. Вера была тяжелой. Он давно не носил ее на руках. И сейчас поднял с большим трудом. И чуть не уронил, но удержал.
   -- Иди вперед, -- сказал амбал.
   Олег сделал несколько шагов со своей ношей, пока не уперся в боковую стену сцены-амвоня. Стена перед ним раздвинулась. И открылось освещенное пространство огромного "грузового" лифта. Один из амбалов несильно подтолкнул Олега в спину, но он и до толчка сам вошел в кабину. Двери мягко и бесшумно задвинулись.
   Держать больше Веру на руках Олег не мог и бережно положил ее на холодный пластиковый пол лифта. Затем приподнял голову и нашел то, что ожидал увидеть: кнопки лифта. И тут же пришло понимание: какие уж тут этажи!
   Олег нажал на верхнюю кнопку. Лифт вздрогнул, затрясся и полез вверх, тихо визжа от натуги, хотя он по своим размерам был предназначен для подъема человек тридцати, а то и больше. Но монтировался он, видно, по-советски, с какими-то дефектами.
   Поднимались долго, минут пять. Хорошо, что не застряли где-нибудь посередине. И наконец, противно заскрежетав, лифт остановился. Двери бесшумно открылись. Перед взором Олега предстала обширная бетонная площадка с низким двухметровым потолком и уходившими через него широкими ступенями. На потолке мигала, то вспыхивая, то затухая, одинокая люминесцентная лампа.
   Олег наклонился и, превозмогая себя, поднял на руки спящую обнаженную жену. Вышел с ней из лифта, у которого тут же закрылись двери и он рухнул вниз с демоническим скрежетом и воем. А Олег, считая каждую бетонную ступеньку, стал подниматься вверх, боясь уронить Веру, ее тяжелое неподвижное тело. Лицо жены тоже оставалось почти неподвижным. Почти. Иногда она шевелила губами, словно что-то неслышно шептала. Но слов, конечно, не разобрать. Да Олегу и не до этого было. Он считал ступени.
   Горло нестерпимо, до сердечной одышки сдавила лента медали. Левую руку оттягивал "мешок золота". Но Олег упорно шел вверх на трясшихся ногах, из последних сил удерживая на руках свою Любовь -- свою Веру, которую он не хотел уронить, не хотел потерять. Олег шел вверх.
   И наконец его голова уперлась в преграду, в потолок. Потолок автоматически сдвинулся, и Олег вывалился с тяжелой, но своей ношей в какое-то сумеречное помещение. Из двух щелей напротив струился тусклый призрачный свет, создавая в помещении полумрак. И сквозь этот полумрак Олег, оглянувшись вокруг, заметил на полу ровно в ряд большие мраморные плиты. На ближайшей он разглядел позолоченную резную надпись: "Граф Александр Егорович Добринский", даты рождения и смерти (XVIII-XIX века). И Олег понял, где они с Верой оказались. В подвальном склепе графской Усыпальницы. Но она ведь заперта -- на врезной наружный замок. А ключи в музее, под строгой охраной. Как же им отсюда выбраться? Кричи, стучи -- никто не услышит. Вот попались! Был бы сотовый... Но его вытащил из кармана бриджей один из "качков", перед тем как Олег с Верой оказались в лифте -- Олег почувствовал ручищу. Наверняка по наущению "Вовки-волка". Тот послал их на голодную смерть. Но Вера умрет в своем заколдованном, беспробудном сне. А он? Жажда убьет его быстрее голода. Если только кто-нибудь случайно не зайдет на территорию Усыпальницы или на старое кладбище за ней. Стоп! А ведь Егорий, наверное, должен знать об этом лифте. И он спасет их! До наступления ночи.
  
   20
   Наступила ночь. Егорий не появился, как ни ждал его Олег. Хотя снаружи наверняка и было очень тепло, склеп наполняла пока приятная прохлада. Но не сменится ли она под утро холодом?
   Олег сидел на широкой деревянной балке, прислонившись спиной к холодной стене. Вера лежала у него на коленях совершенно неподвижно, словно мертвая. В полной темноте он едва различал ее темное тело, но оно было теплым, слабо прощупывался на руке пульс, и еле-еле ощущалось дыхание. Олег, как мог, укрыл Веру своей рубашкой, оставшись в одних бриджах. Ноги в кроссовках упирались в круглые края автоматического люка, замаскированного под канализационный. Хотя какая могла быть в Усыпальнице канализация? Но, видно, никто на это не обращал внимания. И открыть люк сверху не представлялось никакой возможности. Наверное, где-нибудь рядом находилась секретная кнопка, а то как бы "челомуры" возвращались из внешнего мира?
   И поддельные ключи от входа имелись у "Вовки-волка". Он надежно обосновался в подземелье над Усыпальницей, перестроив его за двадцать лет -- с тех самых пор, как провел там в первый раз свое сборище секты "Осеняющего ангела". Теперь он переконструировал пещеру на современный лад. Но цель у него осталась прежней -- Власть. На этот раз -- Мировая. Сомневаться не приходилось. И для достижения этой цели новоявленный "император" отвел свое место, свою роль для Олега и Веры. А для нее -- одну из самых главных. Для этого он заманил ее в свою подземную ловушку. Но почему-то отпустил вместе с Олегом, словно Эвридику с Орфеем, оставив в заложниках их детей. Неужели чтобы уморить в запертой Усыпальнице? Очень сомнительно. Значит, их должны выпустить. Но кто? Неужто он сам?
   Время между тем, судя по всему, завалилось за полночь. Словно сам по себе, на церковной колокольне гулко звякнул большой колокол. От стены тянуло уже не прохладой, а каким-то могильным холодом. Олег стал постепенно мерзнуть. Он отстранился от стены, но это ему мало помогло. Ни о каком сне, естественно, не могло быть и речи. Тем более что у него на коленях "спала" Вера, и он с трудом ворочал ногами, чтобы как-то уменьшить их затекание.
   В конце концов Олег не выдержал: осторожно встал в полный рост, стащил с себя бриджи и положил их под голову жены. Он остался в одних спортивных трусах и в желании согреться стал проделывать физкультурные упражнения. И эта ночная зарядка принесла некоторые успехи: озноб на время отступил. Но подступила жажда. Она высушила рот мелкой наждачной бумагой. Олег попытался наполнить рот слюной, но "медаль" удавкой еще сильнее сдавила ему горло. Он стал задыхаться и в попытке облегчить дыхание изо всех сил вцепился обеими руками в ленту на горле. И оттянул ее на несколько сантиметров, потом еще, еще... Наконец медаль была сброшена на каменный пол Усыпальницы.
   Олег свободно вздохнул. Но вдруг почувствовал резкий болезненный укол-укус прямо в кадык. Инстинктивно махнул по этому месту рукой, свободной от мешка с "империалами", и ощутил под пальцами тугое хитиновое тело большого муравья. Откуда тот взялся? Уж не из медали ли выполз? А в мешке с деньгами, может, их целая куча? Олег с трудом одной рукой распутал узел тесемки денежного мешка и боязливо отодвину его подальше. И потерял его в ночной тьме из виду. Но ощущал рядом его присутствие.
   Олег присел на тот же брус-балку рядом с полузаметной Верой и закрыл глаза. Таращить их в темноте не было никакого смысла. И снова через некоторое время откинулся спиной на холодную каменную стену. Но холода не почувствовал.
   Перед закрытыми глазами поплыли виденья. Он увидел внутренним зрением весь "интерьер" Усыпальницы, словно озаренный призрачным светом, матово-полупрозрачно льющимся отовсюду.
   Из-под плит гробниц завились густые дымки. Они всё увеличивались в размерах, становились плотнее и гуще, материализуясь в человеческие фигуры, одетые в старинные одежды позапрошлого века. Тут были и мужчины, и женщины, и даже двое-трое детей, один даже совсем малыш. Все они смотрели на Олега невидящими полупрозрачными глазами, кроме одного -- молодого щеголя лет тридцати. Глаза у него светились глубокой фарфоровой голубизной. Олегу тут же припомнилась история с одним из трех сыновей первого Добринского. Он жил в Париже и был убит на дуэли. Его невеста отправила тело жениха в закрытом гробу в Россию, вставив вместо естественных фарфоровые глаза.
   На поясе у графа висела шпага, которой он сражался на той роковой дуэли. Молодой убиенный граф смотрел на Олега не отрываясь своими голубыми фарфоровыми глазами. Олегу стало не по себе, и он отвел свой закрытый взгляд. А потом устремил его на призрак пожилого основателя рода Добринских -- Александра Егоровича. Олег узнал его по портретам и фотокопиям, висящим в смотровых залах музея, расположенного совсем неподалеку. В 91 году музей перебрался из здания Свято-Преображенской церкви в помещение детского сада. И после трагической гибели директора музея Владлена Анастасовича Врыжина в 96 году, его пост заняла Вероника Дементьевна Петрякова -- женщина средних лет с завышенными амбициями. Она решила сделать музей центром притяжения потомков графов Добринских, разбросанных по всему миру. Она рассылала письма по известным ей адресам с предложениями посетить музейный комплекс "Добрики" как родину их далеких предков. И многие из иностранных потомков откликнулись на призыв.
   Иностранцы, почти ничего не знающие о своих российских предках, несколько лет назад сгруппировались и приехали солидной делегацией в Добринск, на Добрую гору. Их встретили хлебом-солью, провели по историческим местам. Юра Садко на ломаном английском пытался им что-то рассказать. Большинство из приехавших совсем не знали русского языка, но восхищенно восклицали "вау!", увидев экспонаты на музейных стендах. В конце экскурсии состоялся банкет. Олег присутствовал и на том, и на другом мероприятии. Он даже подарил руководителю делегации-англичанину свою книгу о графах Добринских. Англичанин принял книгу, но через час Олег обнаружил ее в мусорной корзине. И тогда Олег понял всё. А как по-другому было понимать?
   Призрачные фигуры между тем во главе с главой рода стали приближаться к сидевшему на балке Олегу. В голове послышалось какое-то заунывное пение, в котором Олег узнал один из псалмов Давидовых. Призраки пели его, не открывая ртов. Граф Александр Егорович Добринский приблизился к сидящему в одних трусах вплотную и, вытащив из кармана сюртука колоду карт, ловко перетасовал ее и тоже не открывая рта "проговорил":
   -- Не желаете ли, сударь, партию... на судьбу?
   Олег читал, что граф был картежник и мот. За этот образ жизни и был отозван матушкой Екатериной из города Парижа в город Петербург, а затем на время сослан в свое родовое имение Добрики, в громадный помпезный дворец, возведенный на слиянии двух рек в среднерусской глуши. Граф здесь невыносимо скучал и рвался в столицу. Но прощен был только после смерти императрицы ее законным сыном, по-братски закрепившим титул за всем родом незаконно рожденного графа Добринского-Соколова.
   Играть на судьбу с призраком графа Олегу не хотелось. Да он и так ее знал наверняка: Добриковская больница -- Никольское кладбище. Недолго осталось. В худшем случае. И что там, за этой гробовой доской-дверью? Стать призраком вроде этого графа и его родственников? Или прибывать в полубессознательном состоянии Эйдолона в комалоке формой Камаруры -- вампиром жизненных сил твоих друзей и близких, пока живущих на Земле и помнящих о тебе. Перспективы безрадостные, но неизбежные. До инкарнации.
   Олег отрицательно покачал головой на графское предложение. Граф сожалеюще пожал плечами и сунул колоду назад в карман сюртука. А потом "сказал" с мольбой в "голосе":
   -- Обновите, сударь, мой склон, -- и исчез вместе со своими призрачными потомками. Просьба прозвучала как-то двусмысленно.
   Олег открыл глаза. Перед глазами стоял призрачный полусвет, который с каждой минутой становился всё более явственным и зримым. Сквозь боковые отдушины подвала Усыпальницы пробивалось летнее утро. Олега стал бить озноб. Он вскочил со своей балки на затекшие, покрытые мурашками ноги и вновь принялся для разогрева проделывать физкультурные упражнения. Но они получались у него с трудом. Сильно кружилась голова после бессонной ночи. Хотелось опуститься на пол Усыпальницы и забыться там в глубоком беспамятном сне. Но рядом беспамятно "спала" Вера, укрытая его рубашкой, и он, немного согревшись, снова пощупал ее пульс. Сердце Веры билось очень слабо. До следующего утра она вряд ли доживет. Если не произойдет чуда освобождения из склепа. А то тот "обновится" еще двумя временными усопшими, не имеющими никакого отношения к графскому роду. Ситуация у них сложилась практически безнадежная. Хоть возвращайся назад, в Подземелье. Что же делать?
   И Олег упал на колени и стал молиться. Да так, как он не молился ни разу в жизни. истово и самоотреченно. Несколько часов подряд. Но он их не заметил, погрузившись в бесконечную глубину духовной медитации. Он мысленно подключился к каналу энерго-информационного поля и растворился там в матрическо-молельном экстазе.
   И, конечно, не расслышал, как протяжно заскрипела ржавыми петлями тяжелая металлическая дверь. Тихо щелкнул выключатель, и электрический свет вспыхнул в графском пантеоне. Олег приподнял голову, склоненную к полу, и увидел, как в подвал один за другим входят какие-то люди во главе с женщиной в строгом брючном костюме и больших очках на прямом с горбинкой носе. Женщину Олег сразу узнал. Вероника Дементьевна Петрякова, директор музея "Добрики!", возглавляла какую-то довольно многочисленную экскурсию. Экскурсанты ввалились вслед за ней разноместной толпой и были явно не российского происхождения. Это Олегу стало понятно почти сразу.
   Увидев в дальнем углу двух обнаженных людей, иностранцы на минуту опешили, а потом дружно засверкали своими цифровиками и видеокамерами. Кто-то снимал зрелище на телефоны. Послышался говор, восклицания, смешки. За кого они их приняли?
   Вероника Дементьевна, узнав "подвальных иудистов", поначалу остолбенела, недоуменно разглядывая из-под очков обнаженную семейную пару. А затем, подойдя вплотную к стоящему в трусах Олегу, осуждающе спросила:
   -- Вы что здесь делаете, Олег Станиславович, да еще с Верой Евгеньевной? Где вы ключи от двери отыскали? Слепки, что ли, сделали с музейных? То-то я смотрю -- дверь не заперта. Решили посетить захоронение? Но зачем же в таком виде? И почему Вера Евгеньевна лежит? Она без сознания? Она жива? Вы, что, ее убили? -- всплеснула руками директриса.
   Такого вывода Олег совсем не ожидал. Но логика в том, по нынешним временам, была: уличил муж жену в измене, заманил в подвал усыпальницы, надругался, удушил и хотел спрятать тело в какой-нибудь из могил. Да не успел. А как же по-другому объяснить? А дверь-то была открыта. А он даже не проверил.
   -- Жива она, -- тихо сказал Олег, опустив голову, -- но в обмороке. Сознание потеряла. Никак ее в чувство не приведу.
   -- А почему же вы оба голые? -- снова недоверчиво спросила Вероника.
   -- Сами знаете, почему, -- лживо покраснел Олег. -- Игры у нас такие. Двадцать лет уже женаты. Вот и решили разнообразить... А здесь дверь оказалось незапертой...
   -- Значит, совокуплялись на святых местах! -- ахнула Вероника. -- И вам не стыдно, Олег Станиславович? Делегация иностранная за моей спиной стоит -- потомки графов Добринских. Что я им скажу, как объясню?
   -- Так и объясните. Это им не в диковинку. Они и не к такому привыкли.
   И тут из-за спины Вероники выросла фигура в черной рясе с кадилом и свечой в руках. Отец Петр, даже не взглянув на Олега, спешно подошел к лежащей Вере, снял с себя рясу и укрыл ею сестру. Затем пощупал ее пульс, приподнял веки глаз.
   -- Понесли ее домой, -- полуприказным тоном сказал Петр Олегу, протягивая ему рубашку и бриджи, и добавил: -- Потом расскажешь, что здесь случилось?
   Олег молча кивнул головой. Он быстро оделся. Они с двух сторон подняли укрытую рясой Веру и понесли ее к выходу. Иностранные потомки расступились, не переставая щелкать своими камерами. У самой двери стоял высокий пожилой человек. Олег мельком взглянул на него и узнал того самого англичанина, который в прошлый визит бросил его книгу в мусорную корзину. Англичанин тоже, несомненно, его узнал. Он посторонился и, улыбнувшись белыми вставными зубами, проговорил на ломаном русском:
   -- Сюжет для новой книги?
   Олег смачно плюнул ему под ноги. И откуда только слюна взялась после ночной жажды? А хотелось бы в лицо.
  
   21
   Они уложили Веру на втором этаже, на семейном ложе в церковном доме. Петр надел на себя рясу и поспешил назад в Усыпальницу, чтобы начать панихиду по усопшим в присутствии их потомков. Расспрашивать Олега у него не было времени. Да и самому Олегу не хотелось никаких расспросов. Он в изнеможении упал на подушку рядом с Верой и почти тут же провалился глубокий, словно бездонный колодец, сон. Или это был не сон?..
   ...Олег оказался на какой-то запруженной народом площади. Народ разгуливал в зимних одеждах. И вокруг царствовала зима. На холодном ветру, под низким пасмурным небом трепетали бело-черно-красные полосатые флаги и лозунги типа: "Долой ненавистный режим!" и "Да здравствует Великая Империя Добра и Справедливости!".
   По периметру площади располагались красочные палатки, где улыбающиеся краснощекие продавщицы в кокошниках на головах и в фартуках, надетых на тулупы, бесплатно раздавали горячие пончики, пироги и чебуреки. В пластмассовые чашки наливалась какая-то горячая жидкость из огромных баков с электрическим подогревом, на которых красовались надписи "Напиток Трава-мурава" с нижней припиской: "Бодрит и веселит. Полезен для здоровья". Народ охотно хлебал "Траву-мураву", закусывая ее чебуреками.
   Все тянулись к центру площади, где возвышалась широкая сцена, украшенная бело-черно-красными флагами и россыпью тех же расцветок воздушных шариков. Сцену плотной золотой стеной окружали амбалы-охранники. В центре трибуны красовался плакат: "Кровь людская - не водица!". И знакомый до боли портрет в шапке Мономаха и горностаевой мантии. "Пиявина -- в Императоры!" -- гласила надпись над портретом, выполненная старославянским шрифтом. Ракушка сцены переливалась разноцветными лампочками.
   Каждый из стоявших на площади у сцены держал в руке литровую пластиковую бутылку "Травы-муравы". Все периодически прихлебывали из горлышка напиток и после этого полудружным хором во всю глотку ревели, закатив глаза:
   -- Пиявин -- наш Император!
   Кое-кто заливисто свистел, но все хлопали свободными ладонями по полупустым бутылкам. И все были одеты в длинные черные куртки и в шапочки с высокими "усами".
   -- Привет, -- услышал Олег среди гула голосов за спиной чей-то знакомый голос. Олег оглянулся. Позади стоял брат Милы -- Тим. Он улыбался, протягивая бутыль "Травы-муравы". Одежда у него была того же покроя.
   -- Попробуй, -- сказал Тим, -- классный кок. Бодрит и вдохновляет. Сейчас Император на сцену взойдет. На выборах мы победим!
   И закричал вместе с толпой, увидев появившегося на всеобщее обозрение усато-бородатого "Вовку-волка". Голову кандидата в Императоры украшала фальшивая "Шапка Мономаха". Он улыбался золотыми вставными зубищами, широко расставив руки, украшенные перстнями. Его пузатое туловище прикрывала шикарная горностаевая шуба.
   По ходу движения "Вовка-волк" подхватил патриарший посох, подставленный ему подобострастным Оськой Юдкевичем. Остановился у микрофона и величественным жестом поднял свободную руку, призывая к тишине. Площадь затихла. Казалось, было слышно, как с неба падают редкие шестигранные снежинки. Минуту-другую "Император" выдерживал театральную паузу. А затем открыл рот.
   -- Братья и сестры, -- чуть картаво произнес он. -- Друзья, товарищи мои, к вам обращаюсь и к тем, кто собрался на этой площади, и прильнувшим к экранам телевизоров и мониторам интернета. Совсем скоро настанет судный день. Откровение божие снизойдет на нашу грешную Землю. Каждый получит по делам своим и по словам своим. Каждый, кто не примет мое "Откровение", будет безжалостно расчленен вместе со своими чадами и домочадцами. На то воля божия! Кто не со Мною, тот -- против Меня! Я Спасатель Мира, и пришедшие ко Мне -- спасутся от Гнева вошьего. Вы пришли сейчас ко Мне, и вы -- спасенные! Госпадь бок прощает вас прощает вас и вас преоблажает. Вы переродитесь, и вошья благотать снизойдет на вас и очастит ваши помыслы от лукового греха. Свет истины озарит вашу преоблаженную жизнь. На Земле весенним благоуханием расцветет "Великая Империя добра и справедливости". Каждый раскаявшийся в грехах своих станет звеном, ячейкой во всеобщей гармонии счастья и любви вошьей к обманутым детям его. Их обманул демон, притворившийся богом. Он создал множество религий, чтобы разобщить невежественное человечество. И люди еще больше погрязли во грехах плати и мыслей. Все мысли их направлены на насыщение утробы и материальное обогащение. Но не на стяжание туха свядого: частого и непоручного. Мораль и нравственность отмечены сейчас чем-то непотребным и презираемым. Растление, беспорядочные половые связи стали нормой нашей жизни. Гомосексуализм, педофилия процветают не только в России, но и по всему миру. Всеобщий разврат, аморальная распущенность, короткие юбки женщин, шорты, пляжи с чуть прикрытыми срамными местами. Растленная поп-музыка, рок, джаз и прочая эстрадная вакханалия заполонила искусы молодежного сознания. Наркомания, алкоголизм, в том числе и самый страшный -- пивной, погрузили молодое поколение в беспросветный мрак, в тупик, ответвленный от светлого, магистрального, вошьего пути. Я верну человечество на этот светлый путь, когда с вашей помощью стану Всероссийским Императором! Россия бошественно преоблазится и возродится под сиянием туха свядого. Каждый из вас станет его мизерной частицей и положит свою мимолетную жизнь на алтарь единения всего человечества. Исчезнут противоречивые религии, раздирающие людей. Все они соединятся в Единую и целостную Веру в Единого Бока-конца, мудро управляющего миллиардами галактик нашей бесконечной Вселенной. Вы и ваши дети вольетесь в Единую бошественную семью всех муразданий этой Вселённой. И Я, только Я приведу вас на век к величайшей Кармонии и Порядку нового и целостного Бития. Придите ко мне, друзья, товарищи мои, братья и сестры! -- воскликнул в заключение "Вовка-волк" и протянул к толпе свою свободную т посоха левую руку, усеянную перстнями.
   Толпа дружно заорала в ответ и захлопала ладонями по бутылкам с "травой-муравой". Олег тоже прихлебнул напитка, предложенного Тимом, за несколько минут до заключительной тирады "Императора". Сладостная, опьяняющая волна ударила ему в голову. И он через мгновение осознал, что безумно, до самоотречения любит этого величественного человека на сцене, окруженного группой его соратников, в которых он узнал своих сыновей, детей его старых друзей и доброго, близкого давнишнего друга -- Оскара Юдкевича.
   -- Да здравствует Император! -- закричал Олег вместе с толпой на площади, обнявшись в едином порыве с Тимом. Он был бесконечно счастлив...
   ...И тут же очнулся в полной, душной темноте. Несколько минут лежал, тараща во тьму глаза, но не видел ни зги. И подумал, что ослеп. Пошарил рукой рядом с собой, но Веры не обнаружил и понял, что очнулся в своей городской квартире. На ощупь нашел кнопку выключателя, но торшер при нажатии на нее не озарился оранжевым светом. То ли лампа перегорела, то ли отключили электричество, то ли он и в самом деле ослеп.
   Тогда он решил встать с дивана, и сделал это с трудом. Вышел в большую комнату и только тогда различил тусклый свет из зашторенного окна. Олег, тяжело ступая, раздвинул шторы и увидел за окном деревья и кусты без единого листочка. Листва "застывшей медью" лежала на жухлой порыжелой траве, укрыв ее рваным, клочковатым одеялом. Поздняя осень. Но даже через чуть приоткрытую форточку веяло нестерпимым жаром. На дворе стояло душное, пасмурное утро. Очуметь можно! Продолжение летней жары? Вот это глобальное потепление! Круто взнуздано! Природный катаклизм перед концом Света? Нужно прозвонить приятелей: узнать обо всем поподробнее. А то эти проклятые провалы в памяти...
   На письменном столе лежал его сотовый телефон, но он оказался "дохлым" -- разряженным. Звонить, естественно, по нему было невозможно. И электричество для подзарядки в сети отсутствовало: отключили наверняка за неуплату. Как воду и газ.
   Придется добираться до Горы на "маршрутке". Но во всех карманах курток, брюк и пиджаков Олег наскреб только десятку. На кухонном столе в целлофановом пакете лежала полузасохшая горбушка ржаного хлеба и пол-"полторашки" "Травы-муравы", присутствие которой Олега почему-то не удивило. Но пить ее он не стал, помочив хлеб в воде.
   Из квартиры Олег вышел в своем летнем "прикиде", учитывая необычайную осеннюю жару. Но вместо шляпы водрузил на голову камуфляжную кепи с бурской звездой замка "Доброй надежды". На нос напялил темные очки-капли, хотя на улице стояла хоть и душная, но пасмурная погода. Просто Олег боялся "энергетической атаки", полагая, что темные очки спасут его от "сглаза".
   Он вышел на захламленный пустыми бутылками "Травы-муравы" сквер и остановился, увидев странное зрелище. По тротуару ползали на четырех конечностях взад и вперед отвратительного вида существа, похожие одновременно на людей и муравьев с большими фасеточными глазами и челюстями-зубищами, которыми кровожадно скрежетали. На скамейках сидели, судя по всему, "переходные сущности", близкие к людскому образцу, бесконечно распивавшие "Траву-мураву" из больших пластиковых бутылей. Вокруг стояла почти полная тишина, нарушаемая только шелестом и легким топаньем конечностей "мурачелов", ползавших по тротуару.
   Вся эта братия была одета в черные длиннополые балахоны и спортивные шапочки на головах с одинаковыми надписями "Наш черный император". И лица у них были серыми и одинаковыми, без всяких половых различий.
   Поперек аллеи висел плакат-баннер с такой же надписью. С плаката, лучезарно улыбаясь золотыми фиксами, глядел "Вовка-волк" в императорской короне и белой горностаевой мантии. Он протягивал рукой бутыль "Травы-муравы". И вокруг этот напиток был очень популярным. Его раздавали бесплатно почти на каждом шагу. На Олега никто не обращал внимания. Почти никто.
   Когда он вышел на центральную Ноябрьскую улицу и снова остановился, то остолбенел. Улица изменилась до неузнаваемости. Исчезли рекламные щиты и вывески магазинов. Унылыми, однообразными кирпично-серыми развалюгами громоздились дома с выбитыми оконными стеклами. Рядом с каждым "домом" возвышались кучи глиняной земли, украшенные пустыми бутылками "Травы-муравы". Создавалось вполне конкретное предположение, что жители домов с поверхности земли зарываются в ее глубину, создавая там какой-то "анти-город", похожий на муравьиный "мегаполис", деревом вниз растущий каждую минуту своего развития.
   По вдрызг разбитому асфальту центральной улицы и таким же "дырявым" тротуарам ползали отдельные оформленные "мурачелы" и ходили еще на двух конечностях "челомуры". Некоторые из них уже ползали на четвереньках, приближаясь к завершающей стадии своего "преображения". Эволюция раскручивалась в обратную сторону. Впрочем, это никого не волновало. "Процесс пошел", -- как говаривал первый и последний президент Советского Союза Михаил Горбачев.
   Возле обочины дороги стояли впритык проржавевшие автомобили с открытыми дверцами и явно нетранспортабельные. Внутри "игрались" малолетние "челомуры", изображая движение за рулями. У них еще остались вибрации прошлой человеческой жизни. Но это скоро должно пройти.
   Олег понял, что с "централки" нужно ретироваться, когда увидел спотыкавшийся между рытвинами и ухабами черный джип "Патриот-Нива", набитый под завязку "челомурами" в угольной униформе из глянцевой кожи, вооруженными десантными "калашами" и с закопченными полумуравьиными мордами. Олег едва спрятался за угол бывшего универмага. Патруль его не заметил.
   "Вернуться, что ли, в квартиру? -- подумал Олег. -- И так всё понятно. Разве доберешься в таком виде до горы? Повяжут однозначно. Да и на "хате" тоже сомнительная защита. Если информация скинута, ворвутся и туда. Может, эти, в "Патриоте"-воронке, меня как раз и ищут".
   Никуда не спрячешься: полуголодный, одетый несуразно и вызывающе, с точки зрения "преображенных челомуров" -- куда ему деться? Только в храм! Но те, наверное, добрались и до него! Ситуация явно совершенно тупиковая.
   Олег несколько минут стоял, прислонившись к обшарпанной, грязной стене "универмага". Затем с головокружением двинулся назад к своему дому. Но прошел всего несколько метров. С противным скрежетом на его пути затормозил "Джип-воронок". Кожано-глянцевые "челомуры" стаей выскочили из нутра. Схватили липкими колюче-перепончатыми лапами за руки, вывернув их за спину. В "воронке" распахнулись торцовые двери, и Олега грубо впихнули в узкое двухместное пространство. Он инстинктивно сел на короткую засаленную скамейку.
   "Воронок" рванул с места и "поскакал" по раздолбанному асфальту Ноябрьской улицы в сторону Голой горы. В небольшое заляпанное грязью окошко Олег тоскливо наблюдал неузнаваемо знакомые пейзажи родного город. Картина была абсолютно безрадостной. Ее украшали только развешенные с завидной периодичностью плакаты с золотозубым "Императором Вовкой-волком" и красными надписями под ним: "Любовь -- волнует кровь".
   Подкатили к площади. Вместо рухнувшего прежнего "Вовки" возвышалась статуя нынешнего в императорской короне и мантии. Рука его с фигой протянулась в прежнее "светлое будущее". Сейчас же стояло темное настоящее.
   По рытвинам и ухабам через мост над сильно обмелевшей речкой забрались на Голую гору, изрытую, словно окопами, земляными холмами. Лавируя между ними, черный "Патриот-джип-воронок", похожий на огромного муравья, подрулил прямо к церковным воротам и с визгом тормознул возле них. Задняя дверца открылась, и две темно-хитиновые физиономии с фасеточными глазищами уставились на сидящего Олега.
   -- Выходи, вражья морда! -- еле слышным тонюсеньким голоском пропищал один из патрульных, махнув зажатым в передних лапах "калашом". Наверняка "преображенные" "челомуры" стали терять голосовые связки, переходя на ультразвук.
   Олег нехотя спрыгнул на покрытый кусками сухой земли асфальт. Оглянулся на церковь и не узнал ее. Нет, здание было прежним, но перекрашенным, будто "кузбасслаком", в грязный черно-коричневый цвет. Кресты с купола и колокольни исчезли. Их заменили перевернутые красные звезды внутри бардовых шаров. Шары и звезды медленно вращались.
   Патрульные раскладными прикладами на пару толкнули в спину, и Олег, склонив голову, прошел через ворота и вошел в перекореженную дверь храма. По храму ползали "мурачелы", передвигаясь на четвереньках. Олег по привычке осенил себя крестным знамением, но тут же получил в спину два увесистых толчка прикладами автоматов.
   Черные стены храма были увешаны стилизованными под иконы портретами "Вовки-волка" с умильной улыбкой на козлобородом омоложенном лике. Преображенные "мурачелы" и "челомуры", подползая на корячках, тыкали в подсвечники рядом с его "иконами" черные горящие свечки. Те смрадно коптили.
   На амвоне, за длинным столом, покрытым черным сукном, восседал "триумвират". Судилище. Олега тычками прикладов в спину подвели к амвоню. "Тройка" в черных колпаках с прорезями у глаз сидела за столом неподвижно, уставившись на Олега. Тому стало не по себе он этого соединенного в одну точку холодного, безжалостного взгляда шести темных глазищ. Глазищи были явно человеческими, но от этого Олегу легче не стало. Взгляды "сверлили" его, разрывая в стружку и без того подавленную душу. Олег держался из последних духовных сил. Да и физических, признаться, тоже. Он еле стоял на ногах. Голодные спазмы сосали желудок. Кружилась голова, и , кажется, подскочило давление, чего раньше у него не ощущалось.
   Посередине возвышался над столом тучный субъект в почти насквозь промокшем от пота балахоне. Он часто тяжело дышал, трепеща низом колпака, словно страдал одышкой. Жирными опарышами пальцев тучный шевелил по черному сукну на столе. И казалось, пальцы двигались сами по себе в отличие от остального полунеподвижного громадного тела.
   Справа от тучного "председателя" восседал тоже "весовой" заседатель. Он держал свои руки под столом, и Олег, взглянув на него, заметил за дырками в колпаке глазищи до воловьих размеров.
   Третий в тройке был, судя по всему, самым молодом и меньшим в размерах, но тоже "полновесным". Руки он, как и председатель, положил на стол, сцепив пальцы в замок, но они заметно дрожали. И знакомые глаза в колпаковых прорезях под взглядом Олега вдруг забегали, пытаясь спрятаться, пока их не захлопнули веки с ресницами.
   Всю "троицу" Олег уже узнал, и судилище у него уже не вызывало страха. Только презрение. Но презирал он лишь двоих. Третьего Олег жалел. Своего сына -- Андрея.
   -- Не переложенный и не переоблаженный враг веры в Спасаделя нашего, Потлиалха и Императора всея Руси Володимира -- третьего и Последнего, писака-изверг рода челомудрого, исказившего в своих извращенных пасквилях образ созтателя и дворца Мироздания, оскверняющих ощущения верующих в Него, приговаривается судебно-святой троицей хама Голой горы к сожжению на костре из его собственных бокохульских сочинений, собранных по всему городу Добринску. Приговор окончательный и обжалованию не подлежащий, исполняется сразу после оглашения на заднем дворе Хама Спасаделя-преоблаженного. К.Амень! -- провозгласил Ульян Вшивцев по бумажке, подняв с трудом из-за стола свое тучное потливое тело. Вставшие вместе с ним Оскар Юдкевич и Андрей аплодисментами одобрили сказанное.
   Олега с двух сторон схватили за руки глянцевые патрульные челомуры и потащили через боковой выход на задний двор Храма. Вечерело, но жара не спадала. Церковный дом стоял полуразрушенным на своем месте. В остатках выбитых стекол бардово отражались последние лучи заходящего за горизонт зимнего солнца. А то, что оно было даже не осенним, Олег понял, только взглянув на него. Светило не грело -- небесный жар шел не оттуда, а совсем с другой стороны.
   Из-за противоположного края Земли медленно поднимался кроваво-багряный громадный дымчатый Шар. И на его фоне маленьким рубиновым огоньком сверкала одинокая, но хорошо знакомая Олегу звездочка. Она пульсирующе мигала, словно подмаргивала приговоренному к сожжению, готовая наверняка поджечь не только его костер, но и всю планету с помощью своего гигантского хозяина, приблизившегося вплотную к обреченному Миру, к беспомощной капельке разумной жизни, посеянной неведомым сеятелем с неясной целью.
   Тройственная инквизиция последовала за приговоренным, чтобы наблюдать "аутодафе" еретика и бокохульника. Следом, оттопырив человеческие зады, ползли несколько десятков преоблаженных челомуров, видно горящих желанием взглянуть измененным фасеточным взглядом на сожжение не переложденного свыше последнего человека-сочинителя.
   Олега подтащили к кресту, сбитому из двух перекрещенных черно-белых толстых веток берез, обложенных понизу грудой разномастных книг. Фамилия на обложках сразу бросала в глаза. Виднелись также фотографии автора с обратной стороны обложки. Сам "писака" без церемоний был за руки привязан к поперечной березе. Ноги его погрузились в "книжный развал". И от книг прохладной волной шло Успокоение.
   "Судья" Вшивцев тяжело, с одышкой сделал несколько шагов вперед и "обжег" Олега из прорезей балахона ненавидящим взглядом.
   -- Сейчас ты, хулитель, превратишься в уголь на территории музея угольного бассейна! -- противным писклявым голосом прокричал Ульян.
   -- Поджигай, Андрюша! -- подхватил "эстафету" Оскар Юдкевич, протягивая Андрею зажигалку. Тот дрожащими руками попытался подпалить один из томов, но книга почему-то не загоралась.
   -- Не могу, не могу! -- проговорил Андрей и уронил зажигалку.
   -- Ничтожество! -- фальцетно выкрикнул Юдкевич и, схватив упавшую зажигалку, принялся щелкать ей, извлекая первобытный огонь. Наконец одна из книг неохотно затлела и загорелась синим пламенем.
   -- Гори, гори ясно, чтобы не погасло! -- заорал Вшивцев и запрыгал на месте.
   И тут из дверей церковного дома вдруг выскочила простоволосая женщина и, растолкнув охрану челомуров, бросилась на шею Олегу.
   -- Я с тобой! -- прошептала Вера, целуя мужа в губы. Он ответил ей, как мог.
   Загорелась вторая книга. А в это время со стороны красного Гиганта, нависшего над Землей, помчался испепеляющий горячий вихрь. Он высоченной жгучей волной несся из-за горизонта, сжигая всё на своем пути. Волна в одно мгновенье накрыла Олега, Веру и всех их палачей со зрителями, не успевшими ничего сообразить, оставив только запах дыма и гари.
  
   22
   Он очнулся и огляделся по сторонам. Справа от него неподвижно, лицом вверх лежала Вера, прикрытая простыней. Грудь ее почти незаметно вздымала простыню, оставляя уверенность в присутствии жизни. Значит, то был опять только сон? Но снова реальный, ощутимый во всех деталях и ситуациях с психофизическими мыслеформами -- четкими и конкретными, не считая саму нелепость сценария и постановки.
   Затянули его в этот спектакль, предоставив исполнять главную роль в шоу про "Конец Света", что на Земле ожидался совсем скоро. И уже в который раз в истории христианства, да и всего остального человечества. Естественно, с животным страхом перед всеобщим уничтожением. Но погибнуть в одночасье, всем "гуртом", всем "стадом" -- это ли не избавление, это ли не благодать? Продолжать бесконечный круг перерождений в многофункциональной, многолюдной Вселенной в страданиях, болезнях и мыслях о неминуемой смерти -- страшное наказание для рода людского. Переродиться в "челомуров", зарыться под землю и там вести полубессмысленное существование "организованных насекомых" -- тоже ведь не выход. Лишиться личности, сменив ее на личину похожих друг на друга андроидов, управляемых из единого центра -- очень простое решение сложнейшей, глобальной задачи. Существование рассеянных по Мирозданию микроскопических пылинок-анклавов искусственно созданных "разумных существ" на биоатомарной основе циклического бытия с перманентным летальным исходом для накопления психоэнергетических "контейнеров" в тонких телах так называемых "высших духовных сущностей". Комары питаются кровью. А эти же пьют нашу чувственную и мысленную энергетику.
   Олег с тяжелой головой и мелкой дрожью в ногах поднялся с дивана. Внутри еще не потухло до конца ощущение испепеляющего жара огненного смерча, спалившего землю за секунду до пробуждения. Нос по-прежнему чувствовал запах дымной гари. И чтобы хоть как-то развеять этот запах, Олег отдернул занавеску на окне и открыл закрытую почему-то форточку. Храм возвышался окутанный то ли туманом, то ли дымом. Да наверняка дымом: через форточку им противно пахнуло. На мгновенье показалось, что сон продолжается. Может, храм загорелся?
   Олег, как был в бриджах и обнаженный по пояс, сунул ноги в сланцы и, как мог, поспешно спустился со второго этажа вниз, на церковный двор. Двор закоптился удушливой гарью. Олег инстинктивно прикрыл рот ладонью. Но этот жест несильно повлиял на его дыхательные способности. Дым проникал в рот и ноздри сквозь сомкнутые пальцы и бередил легкие едким шершавым шевеленьем муравьиных лапок. Солнце тускло, но жарко мерцало высоко в летнем небе, с трудом пробиваясь через душный саван дымовой завесы, накрывший окрестности "Светлой Голой Горы", превратив ее в белый клубок, сплетенный в беспорядке из нитей Времени и Пространства.
   Навстречу Олегу шел отец Петр в окружении двух окутанных туманом толстопузых чинов в погонах на сером и защитном мундирах. Головы их с абсолютно похожими мордастыми физиономиями украшали фуражки с орластыми эмблемами, но разной конфигурации. А звездочки на погонах, напротив, тускло мерцали сквозь дым похожей майорской однозначностью. Два майора, сопровождая священника, остановились чуть позади него, обратив начальственные взоры на полуголого поэта. Взоры их выражали безразличную решимость довести свое заданное им дело до конца. В Олеге они явно видели преступника. И не сомневались в своем убеждении.
   -- Гунин Олег Станиславович! -- убежденно констатировал "серый майор", протягивая прямо к лицу "орластое" удостоверение. -- Вы подозреваетесь в попытке осквернения памятника культурно-исторического наследия -- Усыпальницы графов Добринских, за что вам было заплачено вознаграждение золотыми царскими червонцами. Вот ордер на обыск этого дома, подписанный прокурором города Добринска. Понятыми являются: настоятель храма Свято-Преображения иерей Петр Евгеньевич Антитипов-Преображенский и начальник второго отдела городского военного комиссариата майор Бритов Иван Иванович. Моя фамилия и звание -- майор Битов Сидор Сидорович, начальник службы безопасности Добринского отдела внутренних дел. Прошу следовать за мной, -- добавил майор Битов и вместе с Бритовым первым зашел в церковный дом. Петр и Олег понуря головы последовали за майорским дуэтом.
   На душе у Олега было очень скверно. Понятно, что его подставил сам "Вовка-волк" с какой-то подлой, продуманной целью. Тогда зачем же он сунул ему мешочек с монетами? И Олег не забыл прихватить его с собой вместе с медалью, даже когда они с Петром несли Веру из Усыпальницы в церковный дом. Этот "золотой мешочек" валялся рядом с "семейный ложем" на втором этаже, где лежала "усыпленная" Вера. Внутренняя жажда обогащения? Пойди пойми! Так обычно ловят лохов. И, чувствуется, Олег попал в цепкие лапы охранительных органов. Но что они охраняют?
   Майоры вошли в дом. Битов, не стучась, дернул ручку двери комнаты матушки Марии. Та неподвижно лежала на кровати, глядя невидящими глазами в потолок. Она сложила руки на груди, почти прикрыв образок Богородицы с Младенцем, подаренный ей сорок пять лет назад Евгением Антитиповым-Преображенским -- ее будущим мужем и священником этого храма.
   -- Что с ней? -- безразличным голосом спросил Битов, не глядя на матушку Марию, но зорко зыркая по углам увешанной иконами комнаты.
   -- Болеет, -- коротко ответил Петр, поправив одеяло на ногах матери и осенив ее крестным знамением.
   Следом в комнату поспешно вошла жена Петра -- матушка Любовь. Она ухаживала за своей свекровью, хотя была уже "на сносях", ожидая первенца. При виде майорского "тандема" в ее глазах появился испуг. Любовь держала в руках миску с какой-то кашкой, чтобы покормить болящую. Взглянув на мужа, Любовь "потушила" испуг глаз, уселась на стул рядом с изголовьем свекрови и вопросительно-вызывающе посмотрел на пришлых. Пришлые попятились назад из комнаты. Последними удалились свои.
   Все поднялись на второй этаж, в большую гостиную, откуда вели двери в комнаты покойного отца Евгения, Стаса и Веры. Битов остановился по центру, обводя холл подозрительным взглядом. Он переглянулся с Бритовым. Тот кивнул ему головой.
   -- Где ваша жена? -- со сверлящим взглядом спросил Битов Олега.
   -- Вот в этой комнате, -- чуть дрогнувшим голосом ответил тот.
   -- А где ваш сын -- Станислав Олегович Гунин? -- перекрестно-пронзительно почти крикнул майор Бритов.
   -- Не знаю, -- пробормотал испуганно Олег. Он не овладел собой.
   -- Врете! -- уверенно гаркнул военкоматчик. -- Вы укрыли его от службы в российской армии! Говорите, где он!
   -- Его увез, наверное, в Москву мой старший сын от первого брака, -- ответил Олег. Что он еще мог сказать? Не рассказывать же службистам о пещере под "горой", где оборудован "муравейник" "Вовки-волка". Кто из них в это поверит?
   -- Адрес?! -- гавкнул Бритов и в упор "выстрелил" взглядом Олегу в глаза. Тот отшатнулся, получив "дуплет".
   -- Не знаю, -- снова пробормотал Олег, -- мы с ним давно не поддерживаем отношения.
   Он был почти полностью "дестабилизирован" -- хоть кайся в своих "прегрешениях", стоя на коленях.
   -- Опять врете! -- сурово "приговорил" ему военный майор. -- У вас семейный заговор! Вы в нем участвуете, батюшка!
   Бритов развернул свои "стволы" в сторону Петра. Тот взгляда не отвел и сказал твердо, не тушуясь:
   -- Побойтесь Бога! Это что за обвинения?
   Бритов опустил свою "двустволку" на пол и вслед за Битовым направился в комнату Веры, пропустив вперед себя Петра.
   Вера лежала на семейной софе неподвижно. Олег снова испугался за ее жизнь и первым подошел к ней. Пульс на руке бился слабо, но ровно. Олег облегченно вздохнул.
   -- Что с ней? -- повторно спросил Битов, безразлично взглянув на Веру. Глаза его опять забегали по комнате в поисках вожделенного золота.
   -- Болеет, -- ответил Олег так же, как до этого Петр о своей матери. А что еще он мог сказать?
   -- Что-то у вас тут много больных, -- пустым голосом произнес Битов.
   И, как ищейка, кинулся за софу, где лежал мешочек с наградой от "Вовки-волка". Он схватил мешок своей толстопалой лапой и с ехидной улыбкой потряс его на вытянутой руке.
   -- Вот оно, царское золото! -- воскликнул почти восторженно майор Битов.
   Он растянул тесемку мешка и высыпал на подушку рядом с Верой его содержимое. Монеты звенящей стайкой улеглись в углубление на подушке, оставленное головой Олега. Но монеты оказались совсем не золотыми и не царскими. На упавших "аверсом" вверх был четко видел чеканный профиль вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Рублевая юбилейная серия была выпущена к столетию со дня его рождения, в 1970 году.
   Битов разочарованно поднял густые "брежневские" брови вверх и снял с головы милицейскую фуражку. Вытащил из кармана мундира мятый носовой платок и протер им вспотевшую лысину. Бритов повторил его жест. Комиссар был тоже разочарован. Он наклонился над "ленинской" горсткой и покачал стриженной "под бокс" головой.
   -- Пересчитайте, -- тихим голосом попросил его Битов.
   Бритов принялся складывать монеты по одной в свою фуражку.
   -- Ровно тридцать, -- сообщил он свой подсчет.
   "Петрадрахм", -- пронеслось в голове у Олега. И тут он понял Всё. Почти Всё.
   -- Гунин Олег Станиславович, -- повысил голос Битов. -- Вы задержаны. Прошу следовать за мной.
   Олег сомнамбулически натянул на плечи свою клетчатую рубаху, взял с полки у изголовья паспорт и взглянул на неподвижно лежавшую Веру. Тоска железными клещами сдавила ему сердце, горло и душу. Он не знал, как себя вести на предстоящем допросе. Что говорить? Правду? Кто из чинов поверит этому фантастическому бреду? Еще в психушку упрячут!
   -- По какому праву вы его арестовываете?! -- Петр повысил голос и преградили путь Битову из комнаты. Тот надел на лысину свою милицейскую фуражку.
   -- А вы, что, не поняли, батюшка? -- сурово проговорил Битов. -- Он подозревается в пособничестве по укрывательству своего сына Станислава от выполнения святого патриотического долга гражданина Российской Федерации -- службы в армии для защиты рубежей нашей великой многонациональной страны. -- Битов глубоко выдохнул и, сделав многозначительную паузу, добавил: -- Ваш родственник еще подозревается в морально-нравственном осквернении памятника культуры XIX века -- усыпальницы графов Добринских, охраняемого государством, по заданию вражеских диверсионных органов. За что он получил "откупные" в денежном эквиваленте, соответствующем нумизматической стоимости найденных нами монет. Сейчас будет составлен протокол изъятия по всей законодательной форме.
   Битов бесцеремонно отодвинул Петра с прохода. Бритов подтолкнул Олега в спину. Все вошли в гостиную. Протокол был составлен скоро и без помех со стороны Петра и Олега. Задержанного сопроводили вниз, в сильно задымленный церковный двор: горели окрестные леса.
   У церковных ворот на фоне покрытого туманной дымкой милицейского "газика-воронка" была видна еле заметная темная фигурка какого-то карлика. Он стоял, вытянув руки по швам, и вначале показался Олегу обыкновенным церковным нищим. Но когда он под конвоем подошел поближе к воротам, то узнал сильно потерявшего в росте церковного звонаря Николая, украденного при нем инопланетянами на летающей тарелке.
   Николай доходил ему чуть выше пояса, хотя прежний рост имел равный Олегу. Он был похож на пятилетнего мальчика, но с окладистой бородкой на недетском лице. Глаза его ничего не выражали и смотрели, как у истукана, неподвижно прямо перед собой. Одет был Николай в потертые детские джинсики и полосатую рубашечку. Олег тут же узнал весь наряд многолетней давности -- одежду маленького Стасика, да и кроссовки на ногах звонаря были тоже сыновьи.
   -- Что с ним? -- спросил Олег Петра, остановившись рядом с Николаем несмотря на тычки майора Бритова.
   -- Пропал он десять дней назад, -- тихо сказал Петр. -- Впрочем, как и ты, -- добавил он и грустно посмотрел на Олега. -- Нашелся вчера утром на берегу речки, как и ты с Верой в Усыпальнице. Говорит односложно, ничего не помнит. Твердит одно лишь: "Лупоглазые". Бесы его околдовали, в ребенка превратили.
   Майор Битов открыл заднюю дверцу "Газика-воронка" и сурово посмотрел на остановившихся возле церковных ворот.
   -- Поторопитесь, Олег Станиславович! -- повысил голос майор.
   Олег обнял Петра, и они трижды, по-христиански, расцеловались. В глазах Петра стояли слезы.
   -- Я сделаю всё, что смогу, -- проговорил Петр и осенил Олега знамением. Тот в ответ трижды перекрестился.
   -- Не заставляйте нас ждать! -- тяжело произнес Битов, поигрывая ручкой-замком от задней дверцы "Воронка".
   И в это время из-за желтого корпуса "Газика", окутанного дымовой завесой, вдруг вынырнула знакомая бородатая фигура "альбигойца" Егория в надвинутой на лоб кожаной шляпе, из-под которой по лицу текли мелкие капли пота. Егорий подошел к майору Битову и, вытащив из заднего кармана своих драных джинсов краснокожее удостоверение, сунул ему прямо под нос в развернутом виде. Майор изменился в лице и чуть дрожащей рукой отдал честь еретику-катару. Егорий тихо произнес несколько слов, наклонившись почти к самому уху милиционера. Тот согласно кивнул ему головой. Потом повернул голову к Олегу.
   -- Вы свободны, Олег Станиславович, -- с трудом произнес Битов. Он тоже отдал честь, но Олегу и отцу Петру, и шустро нырнул в боковую дверцу "Газика". Следом за ним исчез майор Битов. Машина рванула с места и растворилась в удушливом дыму.
   Егорий подошел поближе и улыбнулся сквозь усы немного смущенно. Потом погладил свою растрепанную бороденку и тихо проговорил, глядя на Олега:
   -- Я должен извиниться перед Вами, Олег Станиславович, за причиненные Вам неудобства. Разрешите представиться: майор ФСБ Георгий Дмитриевич Крыловский...
   "И этот майор, -- мелькнуло в голове Олега. -- Фарс какой-то майорский".
   -- Я выполняю задание руководства по пресечению преступной антигосударственной деятельности депутата государственной думы Пиявина Владимира Вениаминовича для захвата власти в Российской Федерации и установлению в ней тоталитарного режима деспотии и произвола единоличного правления Владимира Пиявина. Он, пользуясь своим привилегированным положением, на основе современных разработок нанотехнологического уровня создал на своих заводах якобы антиалкогольный напиток "Трава-мурава", синтезированный штаммами муравьиной кислоты, модифицированной таксоплазматическими ферментами психо-патологической зависимости. Короче говоря, наркотик, действующий на подкорку головного мозга, изменяющий сознание, для зомбирования жителей России, испивших этот напиток, имеющий, как и все наркотики, синдром неотвязной зависимости. Чем больше пьешь, тем больше хочется! Перед предстоящими через полтора года президентскими выборами Пиявин планирует заполнить все торговые точки, включая супер- и гипермаркеты, своим напитком, насыщенным на молекулярном уровне микрочипами, содержащими индивидуальный программный модуль Владимира Пиявина, который будет активизирован потоками мыслеформ на предстоящей избирательной кампании. После такой "промывки позгов" Пиявин рассчитывает на 99 и 9 десятых процентов голосов в свою пользу, что приведет к потере власти партии "Единая Россия" во главе с премьером В.Путиным, аббревиатура которого совпала с В.Пиявиным. Через год после избрания президентом Пиявин планирует внести в Государственную Думу и Совет Федерации проект закона о назначении его пожизненным императором России, самодержцем. Основы демократии: свобода слова, печати, митингов, забастовок -- будут безжалостно растоптаны репрессивной машиной подавления человеческой индивидуальности, превратив ее в стадное чувство "преклонения Императору". Возрождение сталинизма-ленинизма на современной нанотехнологической почве приведет к резкому обострению политических отношений с высокоразвитыми странами мира и возродит принципы "холодной войны", которая в любой момент сможет перерасти в войну "горячую" -- с применением атомного и водородного оружия, что приведет к гибели нашей цивилизации. К концу света. К началу тьмы.
   -- А почему же вы его не арестуете? -- пожал плечами Олег.
   -- Во-первых, у него депутатская неприкосновенность, и для ареста необходимо согласие государственной думы, а фракция КПРФ не даст такого согласия, -- грустно улыбнулся сквозь усы "майор Егорий". -- А во-вторых, за его спиной стоят какие-то магические потусторонние силы, которые оберегают Пиявина даже на физическом уровне, давая ему возможность продолжать его антигосударственную деятельность. Вы, Олег Станиславович, Ваши близкие и друзья были невольно вовлечены в круг деятельности Владимира Пиявина -- уроженца этих мест, хорошо знающего почти всех вас на протяжении многих лет. Он решил использовать вас и ваших детей для реализации своих преступных планов. Он создал подземный компьютерный центр для активации психотропного излучения молекулярного наномодуля напитка "Трава-мурава". Место выбрано не случайно. Как Вы, наверное, знаете, именно здесь находится геопатогенная зона центра Среднерусской возвышенности.
   "Помню, помню", -- пронеслось в голове Олег, и пролетела мимолетная "картинка" семилетней давности. Бой во "дворце Калужина". Что же им предложат сейчас?
   -- Свято-Преображенский храм, -- Егорий небрежным жестом указал на задымленную церковь, -- стоит в центре этой зоны и является препятствием для развернутого проникновения в энергетический ареал комплекса мобильной связи центрального округа. Православные кресты на куполе храма и колокольни -- резонаторы волновой спутниковой связи глобальной операционной системы "Майкрософт", которой подчинена не только компьютерная паутина "Интернета", но и все региональные средства сотовой коммуникации. И только разрушение этого храма дает Пиявину реальную возможность трансформировать его программную доминанту в широком, всероссийском диапазоне. Ваша жена должна сыграть в этих планах Пиявина ключевую роль. Ей поручен взрыв подвального основания храма, его многовекового фундамента. Мы пока не знаем, как она это осуществит. Но ее необходимо изолировать.
   -- Она без сознания, -- тяжко выдохнул Олег, не глядя на Егория.
   -- В таком случае я предлагаю Вам, Олег Станиславович, располагаться почти неотлучно с ней. Возможно, она находится под гипнозом Владимира Пиявина. И Вы должны ее вовремя остановить. Задача, надеюсь, ясна? -- В голосе майора Егория послышались железные начальственные нотки. Но затем они смягчились, когда он обратился к Петру: -- И Вам, батюшка, я поручаю то же самое: не оставляйте свою сестру без присмотра. Это касается Вашего храма, который имеет большое всероссийское историко-архитектурное значение совместно с Усыпальницей графов Добринских. Сберегите храм от разрушения! -- И вдруг по-православному перекрестился. Петр и Олег повторили его жест.
   И тут из дымового тумана послышался сочный бас дьякона Михаила Шухровского:
   -- Да воскреснет бог, да расточатся враги его!..
   И на обозрение появился он сам -- большой, тяжелый, с длинной седой бородой. Михаил тоже перекрестился и пожал руки всем стоящим у ворот, включая неподвижного карлика Николая. Тот вяло ответил.
   -- Я за ним, -- с одышкой произнес Михаил. -- Заколдовали его демоны, чтобы замолкли наши колокола. Но колдовство рухнет от молитвы христовой! -- грозно произнес дьякон. Он, словно маленького ребенка, поднял Николая и понес его к задымленным дверям храма.
  
   23
   Интернет-браузер открылся быстро. Олег набрал в поисковике свои фамилию и имя. Появилась страничка-окно с его фотографией и литературно-биографическими данными. В Интернет Стасик скинул все произведения отца. Их названия стояли ровным столбцом.
   Олег открыл свою статью "Храм на Горе", но вместо текста об истории Светлой Горы вдруг увидел несколько строчек, приведших его в удивление, а затем в неприятный холодок в душе. "Запрошенный вами материл является по решению суда экстремистским и подлежит изъятию из сети Интернета". И все остальные произведения Олега Гунина были тоже заменены такой же тирадой. Его выкинули из Интернета, и он догадывался, чьих это рук дело. Сердце тяжко сжалось от безысходности. Раньше был антисоветизм -- теперь экстремизм. А под него можно подвести что угодно -- любое несогласие. Хорошо хоть в тюрягу не тащат. До поры до времени. "Свобода слова" -- что поделаешь!
   Олег отключил свою закрытую страницу, и тут из глубин поисковой системы вынырнула во всё стекло спам-реклама. Сперва Олег, поглощенный своими переживаниями, не обратил на нее внимания. Но затем знакомый логотип невольно привлек его взгляд.
   На экране монитора под лучами яркого летнего солнышка в окружении шелковистой зеленой травы черным суетящимся клубком резвились на родной куче многочисленные "мураши-комарищи". И тут остроконечная верхушка муравьиной кучи рассыпалась трухой, и на обозрение вертящимся штопором вынырнула пластмассовая полторашка, наполненная какой-то черно-зеленой жидкостью. Позолоченная этикетка на ее середине при остановке вещала: "Антиалкогольный освежающий, бодрящий напиток "Трава-мурава". Спасение от стрессов жизни!". А затем стихотворно-высокопарный слоган на фоне черно-зеленого газированного фонтана из бутылки:
  
   О, "Трава-мурава"! Не отыщешь слова,
   Чтоб воспеть твой божественный вкус!
   Проглотили язык молодой и старик.
   Этот вкус намотали на ус!
   О, "Трава-мурава"!
  
   Олег вырубил компьютер и откинулся на офисное вертящееся кресло. Душу сосала тоскливая маята. Захотелось чего-нибудь выпить. Хоть водки, но не "Травы-муравы".
   "Антиалкогольный напиток" -- наркотик нанотехнологический. Рвется "волчара" к власти, аж шерсть седая летит по всей России с черно-зеленым отливом. Как тут его остановишь? Но остановить нужно! Иначе, в самом деле -- "конец света", "Апокалипсис", "откровение божие", чужая личина, паразитическая подстава, камуфляж. Неужели нас всех обманули? И никогда не будет "Пришествия"? Так мы и продолжим подыхать в своем "черном" неодухотворенном теле? Каждый сам по себе, по злобной неведомой программе потусторонних сил, по принципам "лагерной зоны", которую Олег видел во сне. Не создаст Господь верующим в него новое, бессмертное тело, способное под действием силы мысли проникать в мгновение через время и пространство? Он сам обрел такое тело после Воскресения! Зачем? Только для себя? Бессмысленно. Тогда не нужно было приходить на Землю в тленном человеческом облике, чтобы индивидуально преобразиться! Странные метаморфозы. Каждому христианину -- энергетическое, бессмертное тело? Вот Победа над смертью, которая правит миром! Вот -- Спасение! Никто ни в чем не виноват! Паразитический программный модуль должен быть разрушен при втором Пришествии Христа на свой энергетический Ареал перерождения Мироздания. Иначе тупик. Иначе -- энтропия.
   За спиной скрипнула дверь. Олег оглянулся через плечо, потом развернулся на пол-оборота в кресле. На входе в комнату стоял, опираясь на трость, Виталий Щитков и натянуто улыбался сквозь поседевшие "тальковские" усы на полном одутловатом лице. На Игоря Талькова он стал совершенно не похож.
   -- Можно? -- спросил Виталий, погасив "дырявую" улыбку: у него во рту отсутствовали два передних зуба. В свободной руке он держал груженый пластиковый пакет. За спиной Виталия торчал зачехленный гитарный гриф. Видно, предстояло музицирование, что Олега совсем не вдохновляло.
   -- Проходи, садись, -- Олег указал другу на заправленную кровать Стаса.
   Виталий снял с плеч чехол с гитарой и, тяжко выдохнув, плюхнулся грузным телом на середину кровати. Та тоже тяжко выдохнула своим матрасным нутром. Виталий вытащил из кармана "светлых, по идее" брюк скомканный носовой платок и стал, отдуваясь, вытирать им лицо и очень коротко стриженную седую голову. Былые "тальковские" кудри для него уже потеряли актуальность.
   -- Что ж за жарища-то такая? -- безнадежным голосом произнес Виталий. Олег нажал на кнопку вентилятора, стоящего у стола, и прохладный воздух загулял по комнате. Виталий расстегнул до толстого пупа рубашку. Большой православный крест открылся воздушным струям.
   -- Пиво будешь? -- Виталий вытащил из пакета одну за другой две полторашки крепкой "Охоты", пару плавленых сырков "Дружба" и полбатона вареной "Докторской" колбасы с куском хлеба.
   Олег пододвинул к кровати журнальный столик, поставил на него чайные бокалы, которые украсили щитковское "богатство". Виталий раскладным ножом порезал колбасу, хлеб и сырки. Вскрыли первую "Охоту". Пивная пена пролилась из бокалов на столик.
   -- Ну, будем здоровы, -- стандартно проговорил Щитков и почти залпом выхлебнул пиво. На усах остался пузырчатый налет пены. Виталий небрежно смахнул его рукой.
   Олег пил не спеша, смакуя напиток. И постепенно, под действием "пивных паров", душевный настрой изменялся, теряя свои прежние очертания безнадежного тупика. И стало казаться, что не всё еще так скверно и бессмысленно. Надежда забилась ожившей бабочкой и рвалась на бескрайний летний простор. Но тот был окутан удушливым дымом горящих лесов. Куда лететь?
   Виталий между тем, осушив еще пару бокалов, залез в боковой карман чехла гитары и вытащил упакованный диск, на вставной обложке которого виднелись два знакомых обоим образа под художественно оформленной этикеткой с названием музыкального дуэта "Виола", прославившегося несколько лет назад на фестивале авторской песни "Русское поле". О появлении этого диска Олег ничего не знал и с удивлением рассматривал его, взяв в руки. Этот взгляд был не оставлен Виталием незамеченным.
   -- Только вчера перекачал и оформил, -- гордым полупьяным голосом декларировал он и вдруг сменил "тональность": -- Песня одна куда-то пропала. А ведь была записана -- днем вчера слышал, а сегодня утром исчезла из компьютера и с диска тоже. Ничего не могу понять: будто вытащил кто-то.
   -- Какая песня? -- Олег недоуменно приподнял брови, вертя в руках пластмассовую упаковку с диском внутри.
   -- "Просветление после дождя". Помнишь?
   Олег, конечно же, помнил эту песню, стихи для которой он написал в конце 80-х годов и которую они с Виталием много раз исполняли на его творческих вечерах. И вот теперь она почему-то исчезла из альбома, записанного неведомо где.
   -- А ну-ка, давай воткнем, -- предложил Олег.
   Виталий молча полупьяно кивнул головой. CD-ROM квадратным полым языком медленно вылез из компа. Блинок диска улегся на этот язык и тут же был проглочен в компьютерную утробу. Монитор отразил список песен группы "Виола". Третьей из них числилось "Просветление". Но Олег запустил не ее, а предыдущую -- "Сизиф". На экране появилась шкала времени звучания песни. А следом послышались многоходовые аккорды гитары Виталия Щиткова и собственный, сразу не узнанный почему-то голос:
  
   Тащу свой камень, тащу свой крест
   И слышу: "Аминь!" -- звучит окрест.
   И в наказанье за мой обман
   Мои страданья, мой талисман
   Тащу на гору что было сил,
   Но нет опоры, как ни просил.
   И вниз свалился -- склон очень крут,
   Чтоб повторился "Сизифов труд".
  
   Это его исполнение Олегу не понравилось, хотя вроде без "лажи". Включилась шкала "Просветления", и она задвигалась в полной тишине. Песня и в самом деле исчезла, но вот ее цифровое наличие присутствовало. Это Олега несказанно удивило. Может, копия бракованная?
   -- Тут их у меня целая пачка, -- словно ответил Виталий, доставая из чехольного кармана еще штук пять упакованных дисков. -- Можешь проверить, на них то же самое, -- уверил он.
   Они раскупорили второй пузырь "Охоты", слушая следующий после "Просветления" трек под названием "Утро":
  
   Будет утро опять. Вспыхнет снова заря.
   Что нам зори считать -- все они догорят.
   Не оставят следа неприметные дни:
   Как с ладоней вода, утекают они.
  
   Капель тех ручеек всё слышнее журчит,
   Ну, а нам невдомек, как родились ключи.
   Лишь когда, словно скорбь, седина на висках,
   Мы увидим с тоской, что за нами... Река.
  
   С последним аккордом позади Олега послышались тяжелые шаги. В дверях стоял Илья Кротов, опираясь на палочку. За спиной его торчал гитарный чехол с инструментом внутри. На бородатом лице застыла кислая улыбка.
   -- Привет, -- озабоченно сказал Олег. -- Что случилось?
   -- Муравьи меня вчера вечером искусали, -- виновато произнес Илья. -- Наступил я случайно в огороде на их кучу, нетрезвый был.
   -- Кто наливал? -- спросил Олег, подозревая неладное.
   -- Гнуся у себя дома. Я внучка пришел проведать. Руку он себе сломал. Ну, она за его здоровье и налила стакан. Опьянел я почему-то очень быстро. Пошел к себе домой и возле ее калитки оступился и влез ногой в муравьиную кучу. Они мне всю ногу до колена перекусали. Болит до сих пор. Ночь не спал. Передвигаюсь с трудом.
   -- А чего же сюда, хромая, пришел? -- недоуменно спросил Олег. -- Да еще и с гитарой.
   -- Ты, что, позабыл? -- в свою очередь удивился Илья. -- У нас же сегодня вечером концерт в память о Григории Сверлине. Сам ведь организацией занимался вместе с Аркадием...
   Олегу от этой фразы стало не по себе. Уже в очередной раз он снова не помнил ничего, словно кто-то избирательно срезал ему воспоминания о последних житейских событиях, подменив их иллюзорными, фантастическими. Есть от чего прийти в ужас. Хотя источник всего этого "помутнения рассудка" был вполне осязаем и конкретен. К гадалке ходить не надо. И цель вполне ясна. Ее темный смысл.
   -- Ну а где же наш "пан-атаман" Горжетский? -- шутливо спросил Олег, чтобы сгладить неловкую ситуацию с предстоящим, забытым им, концертом.
   -- Бежит наш марафонец сюда своим ходом от второго инфаркта, -- снова кисло улыбнулся в бороду Илья, усаживаясь на кровать рядом с Виталием. Тот налил ему в бокал "Охоты". Все втроем чокнулись и осушили пенный напиток.
   -- Будем прогонять репертуар? -- спросил для проформы Олег, усиленно стараясь "войти в тему".
   -- Попозже, когда Артур прискачет, -- ответил Илья, доставая из своего чехла бутылку водки и домашнюю закуску.
   -- Не слишком ли много для начала? -- попробовал вразумить Олег.
   -- Да мы по граммульке, -- поддержал инициативу Ильи Виталий.
   -- Знаю я ваши "граммульки", -- мотнул головой Олег. -- Опозоримся на всю Гору.
   -- Господь поможет -- не облажаемся, -- произнес Илья, откупоривая пузырь. Он плеснул Виталию, не забывая себя. -- Будешь? -- бутылка застыла над бокалом Олега.
   -- Ты же знаешь, я не пью крепких напитков. Тут еще пиво осталось.
   После "второй" друзья поймали "нормальный кайф". И Илья, как обычно, принялся учить Олега "уму-разуму":
   -- Ушел ты от православной веры в какую-то ересь -- в "Агни-йогу" Рериха и ему подобных растлителей, альбигойцев Егорьевских. Ты его, кстати, не видел? -- добавил Илья, пьяно взглянув на Олега. -- А то он мне встретился на пути сюда. Шляпу твою просил передать. Ты ее где-то обронил.
   Илья вытащил из чехла совершенно мятую "бурскую" шляпу Олега. Тот отложил ее в сторону. Слушать нотации Ильи ему совершенно не хотелось. Но не затыкать же уши!
   -- Даже святая вода из иерусалимского источника тебе не помогла, -- с сожалением проговорил Илья, опрокинув "дозу".
   -- Какая такая "святая вода"? -- настороженно спросил Олег, взглянув в упор на Илью.
   -- Мне ее весной, накануне Пасхи, в пузырьке дал "белый монах". Прямо перед Усыпальницей он мне встретился. Благой и Прозорливый. Всё о тебе знал. О твоем уходе от истиной веры. Для возвращения тебя в "Лоно" дал мне иерусалимской святой водицы из Гефсиманского источника, чтобы я подлил ее в твое питие. Я и вылил пузырек с водицею в твое пиво в тот вечер у тебя на кухне, когда Юрина мама умерла. Только толку чуть. Как был ты еретиком, так и остался! -- горестно вздохнул Илья, наливая себе еще.
   У Олега чуть не выпал из рук бокал с пивом. Что же Илья ему тогда подлил? "Святую воду"? То-то через несколько часов "глюки" пошли инопланетные, за ними межвременные... В прошлое он переместился... А потом в другое измерение, с муравьиной атакой, затем воскресением из мертвых и прочими "реальными" сновидениями с провалами в бытовой памяти. И кто был этот "благой и прозорливый" "белый монах", охмуривший доверчивого Илью? Можно догадаться! Не концентрированную ли нанотехнологическую "Траву-мураву" подсунул "просветленный" "Вовка-волк" своему злейшему врагу, чтобы забрать его жену и детей в свое логово и переделать их на собственный лад, чтобы Олег не смог помешать "императору" добраться до наконечника копья Святого Георгия? И до Власти!
   -- Всевышний нас любит возвышенной Любовью! -- продекларировал Илья, чокаясь с Виталием и игнорируя Олега. -- А ты богохульствуешь, обвиняя его в грехах, которые совершали созданные им люди на протяжении тысячелетий. Они виноваты перед Богом, а не он перед ними!
   -- "У сильного всегда бессильный виноват", -- тихо проговорил Олег и выпил свое пиво. На душе у него было тоскливо. Его загнали в тупик, из которого нет выхода. Его подсознание поглощено психотропной гипнотической субстанцией, вырывающей разум из реальности, тоже иллюзорной и отчасти субъективной, но дающей хотя бы конкретную зацепку за хрупкую соломинку материального мира в океане неведомого хаоса. Страшного и беспощадного.
   -- Человечество не кается в своем грехопадении, -- продолжал пафосно Илья. -- Оно упорно идет к погибели. В Ад!
   -- "Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать", -- почти про себя пробормотал Олег. Но Илья его услышал.
   -- Ты адвокат Дьявола! -- зло крикнул он. -- Он увел твое сознание от светлой божественной Истины во Тьму сомнений!
   -- Я только пытаюсь защитить ни в чем не повинного человека от навязанных ему Искушений экспериментальной Программы Бытия. С нами играют, как с куклами. И обвиняют с навязанной еще при рождении ролью в бездарном, дешевом и жутком балагане мимолетной жизни. И при этом скачивают бесстыдно всю нашу энергетику: эмоциональный запас, чувственный, экзотерический и эротический, в том числе.
   -- И ты считаешь, что всё это не богохульство?! -- всплеснул руками Илья. -- Да таких, как ты, сжигали на кострах!
   -- Это участь всех духовно свободных, инакомыслящих: костры, дыба, лагеря, психушки, наемные убийцы. Ортодоксальная ложь не знает пощады. Она проигрывает в диспутах и спорах и находит единственный выход -- уничтожение! Если ты поддерживаешь такую методику, то какой ты -- верующий? Какой ты -- христианин? Какой ты -- православный?
   -- Кто не со мной, тот против меня! -- мрачно процитировал Илья, наливая себе и Виталию еще в бокалы.
   -- Крыть нечем, -- развел руками Олег. -- Выхода никакого. Инквизиция оправдана. "Если враг не сдается -- его уничтожают".
   -- А ты как думал? -- самодовольно произнес Илья, чокаясь с Виталием. Олега они снова проигнорировали.
   И в это время на пороге возникла лохматая фигура в шортах. Левая голая икра Артура Горжетского была перебинтована носовым платком. Артур опирался на здоровую правую ногу. Небритое лицо выражало "просветленную муку" блаженного Себастьяна, пронзенного языческими стрелами. Артур, мученически прохромав, уселся на кровать в рядок с Ильей и Виталием. Олег сунул ему в руку еще один бокал из "стасовых запасов". Илья вылил в него последнюю бутылочную дозу. Чокнулись все вчетвером.
   -- Ну, а с тобой что случилось? -- спросил с легкой иронией в голосе Олег, когда был завершен процесс возлияния.
   -- Собака меня цапнула, -- потупив голубые очи долу, страдальчески произнес Артур, развязывая платок на икре. Рана была неглубокой, кровь уже застыла. Почти.
   -- Как это случилось? -- Илья стал разглядывать укус, напялив на нос очки. -- На собаку не похоже, -- констатировал он после осмотра. -- Челюсти какие-то горизонтальные.
   -- И мне тоже показалось, -- согласился Артур, -- словно и не собака это была, хотя очень похожа, но без хвоста и без шерсти -- гладкая, глянцевая, черная. И не лаяла совершенно. Молча выскочила из-за забора, когда я мимо бежал, тяпнула за ногу и назад нырнула. Глазищи у нее были большие, злые, не собачьи совсем.
   -- Я догадываюсь, что это было за чудище, -- покачал головой Олег и спросил озабоченно: -- Как ты себя чувствуешь?
   -- Да вроде ничего. Только рана ссаднит, жжет, будто не укушен я, а обожжен кислотой какой-то.
   -- Нужно укус обработать зеленкой, -- неожиданно предложил Виталий Щитков. -- У меня пузырек есть -- на всякий случай.
   И он вытащил из гитарного чехла, порывшись там, вожделенный пузырек, открутил его и обильно залил рану Артура. Зеленая пахучая жидкость потекла вниз, окрасив серый носок бегуна на длинные дистанции. Артур замотал ногой и, наклонившись, принялся дуть на позеленевшую рану. Лицо его отражало просветленную муку.
   -- Может, перебинтовать? -- озабоченно произнес Илья и посмотрел на свою искусанную ногу.
   -- Да не надо! -- махнул Артур рукой, перестав дуть на укус. -- На мне -- как на собаке... -- и запнулся, уловив словесно-событийный "перевертыш". И даже усмехнулся этому, пересилив страдания.
   -- Здорово нас "отмуравили", -- констатировал Олег, посмотрев на своих хромоногих друзей. -- Перекрывают пути-дорожки.
   -- Зачем это? -- недоуменно пожал плечами Виталий.
   -- В двух словах не скажешь, -- грустно ответил ему Олег, -- а читать лекцию при оппонентах не могу и не хочу.
   -- Будем репетировать? -- полупьяно спросил Виталий, доставая из чехла гитару.
   -- Да зачем! -- махнул рукой Илья. -- И так уже гоняли всё по кругу десять раз. -- И посмотрел на ручные часы. -- Тем более, через час концерт. Собираться пора...
   -- "...Кант малинов и лошади серы..." -- подпел ему Виталий под гитарный аккорд, а затем неожиданно запел голосом Игоря Талькова припев из "Фатальной колесницы":
  
   Катится, катится жизнь колесницей фатальной.
   Мы пассажиры на этом отрезке пути.
   Кучер-Судьба колесницею той управляет.
   Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.
  
   -- Это ты к чему? -- спросил Артур, взглянув на Виталия в упор.
   -- Так, что-то в голову пришло, -- пожал плечами тот, убирая гитару обратно в чехол.
   -- Вот тебе ответ на твой же вопрос, -- слегка улыбнулся Виталию Олег.
   -- Что-то мне пока сходить не хочется, -- выдохнул перегаром Виталий. -- Добровольно, во всяком случае.
   -- "Да и просто б хотелось пожить", -- процитировал Илья Шахрина из группы "Чайф".
   -- Может, еще и поживем? -- с придыханием произнес Олег. -- Да маловато осталось. От "шагреневой кожи" -- лоскут один. Сжимается он каждый день. Не растянешь обратно. Одна надежда на Его Возвращение. Иначе эта кармическая Сансара не имеет никакого смысла, замыкаясь на себе самой. Только Он нас освободит и Спасет от бесконечного Перерождения во множестве измерений!
   -- Ну вот, буддист законченный, -- констатировал Илья, поднимаясь с тахты Стаса, опершись на палочку.
   Трость Виталия Щиткова следом подняла ее хозяина. Артур Горжетский вскочил сам на не искусанную ногу. Олег встал с кресла последним, но вышел из комнаты сына почему-то первым. Атмосфера дружеских посиделок отдавала каким-то конфликтным душком, который мог перерасти во что-то более серьезное. Не приведи Господь!
   Вся музыкальная компания, дружно хромая, кроме ведущего Олега, вышла из комнаты Стаса. Олег остановился, а потом завернул в свою комнату. Вера неподвижно лежала на семейном ложе. Грудь ее, прикрытая одеялом, почти незаметно приподнималась. Олег облегченно вздохнул.
   -- Что это с ней? -- озабоченно спросил за спиной Артур.
   -- Спит, -- озадаченно ответил Олег, не поворачивая головы.
   -- Средь бела дня? -- удивленно произнес Виталий.
   -- Болеет она, -- сказал Олег пустым, отрешенным голосом.
   -- Особое прошение к Богородице нужно заказать, о здравии, -- назидательно произнес Илья, постукивая палочкой по полу.
   -- Я скажу отцу Петру, -- согласился Олег, поправляя одеяло на Вере. На дуще у него было тоскливо -- как обычно при взгляде на завороженную жену, но сейчас особенно. Когда весь этот кошмар закончится? Или он плавно перетечет в забвение и смерть? За что вся эта энерго-информационная вакханалия? За грехи?
   -- А что врачи говорят? -- Артур не изменил озабоченности.
   -- При чем здесь врачи? -- повернулся к нему Олег. -- Врачи тут не помогут. Тут "болезнь" другого сорта. Сродни твоему укусу.
   -- Говоришь ты какими-то загадками, -- пожал плечами Виталий, а потом добавил, посмотрев на часы: -- Пора нам.
   На этот раз Олег спускался по лестнице в холл последним. Медленно, держась рукой за перилла. Друзья уже подошли к входной двери. Артур открыл ее и... отпрянул в сторону.
   Из дымного уличного тумана в холл вдруг влетело несколько черных птиц величиной с галку или даже с ворону. Но то, что это были птицы, показалось в первые секунды. Свет в прихожей не горел, но всё же Олег заметил широкие двойные прозрачные крылья и лупоглазые страшные хари, совершенно не похожие на птичьи.
   Чудищ оказалось четверо. Влетев в прихожую-холл, они сбились в кучу под потолком, а затем расселись, выбрав себе жертву. Причем жертв было всего две: Виталий и Олег. Летучие паразиты закружились попарно вокруг них, оставив почему-то в покое Артура и Илью. Но они бежать через полузакрытую дверь не собирались, хотя и смогли бы. Они, хромая, бросились на выручку друзьям, которые отбивались от летучих агрессоров.
   Те, жужжа прозрачными крыльями и кровожадно двигая острыми челюстями, с двух сторон пытались укусить Виталия и Олега в не защищенные одеждой места. И им это удалось. Виталию насекомое вцепилось в шею, когда он наотмашь ударил палкой другое. Монстр издох, свалившись на пол, трепеща шестью лапами и четверкой прозрачных крыл. Его фасеточные глаза потухли. Укусившая нечисть почти тут же получила смертельный удар палкой Ильи Кротова и испустила свой зловредный дух рядом с напарницей.
   Перед лицом Олега замелькала злобная усатая рожа. От нее шли волны страха, пытавшегося парализовать волю к сопротивлению. Олег сжал руки в кулаки, поставил "экран" и, сломав страх, что было сил ударил в ненавистное рыло. Рыло от страха сплюснулось и разлетелось на куски. И тут же Олег почувствовал, что в его голую до колена ногу вгрызаются горизонтальные челюсти.
   Всё произошло в считанные доли секунды. Но для Олега время словно остановилось. Он, как в замедленном воспроизведении, четко рассмотрел гипер-муравья, пытавшегося на лету прокусить ему левую икру. А правая нога в кроссовке, будто сама по себе, нанесла удар по глянцевому телу монстра. Тот лопнул, как старый футбольный мяч или гнилая тыква. Ядовитый укус состоялся наполовину. Нога была слегка надкушена, но не так, как у Артура.
   Олег обессиленно опустился на ступеньку и стал разглядывать свой полу-укус. Друзья сгрудились рядом. Виталий болезненно мотал головой.
   -- Что это за мразь? -- спросил он сквозь зубы, доставая из гитарного чехла свой пузырек с зеленкой. Илья обильно смазал им его шею. Затем пришла очередь Олега. Зеленка обожгла рану, но не успокоила душу. Ох, не случайно прилетели эти муравьищи невероятных размеров и, в общем-то, выполнили свою задачу. Все четверо друзей-музыкантов остались перекусанными в той или другой степени. Но каковы будут последствия? Олег не предполагал ничего хорошего. План "Вовки-волка" пока исполнялся безукоризненно.
  
   24
   Вся злополучная четверка, дружно прихрамывая, появилась на крутом берегу речки Добрик, где была установлена импровизированная сцена с портретом погибшего музыканта Григория Сверлина. Его отец Аркадий вместе с женой Улей сидели неподалеку на раскладных стульях в окружении местных бардов, возглавляемых Степаном Голебедевым, приехавшим несколько лет назад в эти края с далеких Курильских островов. Там Степан слыл своеобразной бардовской звездой: становился лауреатом всех конкурсов авторской песни. Он обладал насыщенным сочным баритоном и пел свои песни под аккомпанемент большой акустической гитары, которая при его небольшом росте занимала почти полкорпуса автора-исполнителя. Но уж звучала как надо.
   Рядом со Степаном восседал Виктор Мотоков -- певец городского фольклора, ностальгирующий по прошедшей советской молодости. Он держал на коленях свою семиструнку и первым увидел хромоного спускавшуюся к речке группу "Виола" в полном составе. И толкнул в плечо руководителя ансамбля "Астра" -- музыкального мэтра Владислава Ключкова, который что-то нашептывал на ушко певице Роксане. Та улыбалась, изредка поглядывая на гитариста Алекса, сосредоточенно настраивавшего свою электрогитару.
   Владислав, прервав нашептывание, взглянул на четверку "старперов" и махнул им рукой. Они, как смогли, прибавили ходу и через несколько минут оказались перед главенствующими очами. Ключков пожал им всем руки. Его примеру последовали и три других гитариста. Роксане все четверо галантно расцеловали ручку.
   На берегу речки было не так дымно. У самой воды уже расположилась немногочисленная публика, состоявшая в основном из лиц среднего и даже пожилого возраста, сидевших на длинных скамейках на песчаном пляже. Молодежь бултыхалась за их спинами, не обращая внимания на музыкальные приготовления. Но может, до поры до времени?
   Солнце, окутанное дымным ореолом, медленно ползло к западному горизонту, излучая потоки чуть ослабленного жара. Наступал душный, курительно-першивший в горле летний августовский вечер. Дышалось тяжело. Но предстояло еще и петь. Клетчатая рубашка Олега пропиталась потом. Не лучше выглядели и все остальные музыканты. А с речки ни ветерка.
   Аркадий Сверлин, подстриженный под "бобрик", поочередно обнял каждого из своих прибывших друзей. Лицо его было трагически-непроницаемым. Уля со своего стула не поднялась и только кивнула.
   На портрете Григория тускло отражались лучи заходящего солнца. А на сцене стояла уже подключенная аппаратура. И даже ударная установка, хотя ею уже давно не пользовались в современных музыкальных кругах, предпочитая электронику. Но Владислав почему-то ее притащил из клуба. Для кого?
   Со стороны скамеек с публикой раздались недружные хлопки.
   -- Ну что, пора начинать, -- произнес Владислав Ключков и тяжело влез на сцену. Подошел к микрофону. Тот слегка фонически пискнул. Но смолк. Владислав откашлялся и произнес в микрофон: -- Дорогие друзья. Мы начинаем небольшой концерт, посвященный памяти нашего земляка -- автора, певца Григория Сверлина, трагически погибшего более месяца назад в автомобильной катастрофе. Григорий был очень талантлив. И мог бы достичь в этой жизни многого, если бы не страшная случайность, прервавшая его молодую жизнь. Мы не должны забывать о нем, чтобы потом не забыли о нас. Вначале послушаем записи его песен. Их немного, но они музыкальны и поэтичны.
   Владимир отправился к своему ноутбуку в угол помоста-сцены и включил запись. Из колонок раздался гитарный перезвон, и покойный Григорий Сверлин запел глубоким скорбным баритоном о черном вороне, летающем над полем битвы с погибшими бойцами и кружащем над героем. "Я всё равно умру..." -- пел раненый воин голосом Григория, пророчащего свою судьбу. Песни шли чередой одна за другой, и в каждой звучали трагические слова от первого лица Григория о его неизбежной ранней кончине в бою за Родину. Случился ли у него последний бой с тем существом, сидевшим рядом с ним в автомобиле и мчавшим Григория Сверлина к гибели?
   Со скамеек зрителей раздались дружные аплодисменты. Настало время бардовской песни. Первым на сцену влез Виктор Мотоков. Он ударил ладонью по своей семиструнке и запел навзрыд цыганским голосом про "скатерть белую, залитую вином", а потом про ушедших в небытие местных урок 70-х годов прошлого века, которых в этих, да и во всех других краях было видимо-невидимо.
   Мотокова сменил Степан Голебедев. Тот хорошо поставленным баритоном вещал о "конях вороных, не клонивших головы, грызущих удила и мчащихся, как вольный ветер, по степи". Степан снискал себе бурные аплодисменты, и не только пожилой публики, но и молодежи, выбравшейся из речной глади. Степан поклонился публике до земли.
   Настала очередь группы "Виола". Хромоногая, искусанная четверка, одетая в шорты и бриджи, с трудом поднялась на помост. Олег уселся за ударную установку, поняв, для кого она была предназначена Владиславом Ключковым. Палочки полузабыто сжались в руках. Олег, чтобы освоиться, выбил по барабанам короткий "переход".
   Палочки двух прихрамывавших расположились неподалеку от них перед подключением и настройкой гитар. Артур Горжетский уселся за "Kork" и для солидности выдал несколько глубоких аккордов. "Виола" была готова к исполнению песни, но только какой -- Олег не представлял совершенно.
   -- Начнем, пожалуй! -- провозгласил Артур и добавил после паузы название песни: -- "Амнезия".
   И тут же Олег вспомнил ее. Палочки его затрепетали по тарелкам, а затем выдали четкий чеканный ритм. Гитара Виталия Щиткова вместе с басом Ильи Кротова захлебнулась в водовороте музыкально-рокового забоя. Орган Артура Горжетского выплеснул в душное, дымное вечернее пространство вибрирующие ноты иных миров. Перед внутренним взором Олега выплыл текст песни. Микрофон завис перед лицом. Олег запел по наитию:
  
   -- Жил я -- не жил?
   Где -- позабыл:
   СССР -- Россия?
   Вроде живу,
   Сон наяву:
   Это болезнь -- Амнезия!
  
   Припев:
   Амнезия! Ничего не помню я!
   Амнезия -- навалилась на меня!
   Словно тень былого дня,
   Словно дым, но без огня.
   Дышит, сумраком пьяна -- Амнезия!
  
   День, следом ночь
   Сгинули прочь --
   Это могу снести я.
   Но -- где бывал?
   Полный провал:
   Память сосет Амнезия!
  
   Припев тот же.
  
   В эту страну,
   Как в старину,
   Снова придет Мессия!
   Знаем о том,
   Но пьем и жрем:
   Общая Амнезия!
  
   Припев:
   Амнезия! Ничего не помним мы!
   Амнезия! В круговерти сета-тьмы,
   Словно тень былой зимы,
   Словно тьма сырой тюрьмы,
   Среди вечной кутерьмы -- Амнезия!
  
   Тарелка мягко зазвенела, выливая "тремоло" из вибрации барабанных палочек. Олег наслаждался "кодой". Но в нем уже подспудно, бессознательно зрело и рвалось наружу совсем иное, противоположное чувство. И оно поглотило, всосало музыкальную гармонию, выворачивая ее наизнанку.
   Сперва Олег не осознал сущность потока охватывавших его ощущений. Но затем "ненависть" вдруг фонтанно вырвалась, превращаясь в мыслеформы действия. Ненависть к его друзьям. Те находились за его спиной. И ему нужно было их уничтожить. Всех, по одному.
   Олег оглянулся и увидел, как Илья и Виталий, размахивая гитарами, бросились друг на друга. Расколотили свои инструменты, а потом, "сцепившись крепче двух друзей", стали кататься по сцене-помосту, колотя и душа друг друга.
   Из-за органного "Korka" выскочил, совершенно не хромая, Артур, схватил лежавшую неподалеку палку и, размахивая ей, кинулся на вскочившего из-за барабанов Олега, норовя ударить его по голове. Олег отбил удар, подставив под него барабанные палочки, а затем безжалостно пнул Артура ногой в живот. Лучший друг сложился пополам и рухнул на сцену плашмя.
   Олег кинулся "добить лежачего". Но вдруг замер, остановился. Что-то тормознуло его. Что? Чей-то мимолетный образ. Знакомый образ. И наступило прозрение. Олег упал перед Артуром на колени. Тот корчился от боли и сочно проклинал друга. Олег погладил его по лохматой седой шевелюре. Справа, по-звериному подвывая, дрались Илья и Виталий.
   -- Браво, бис! -- раздался ехидный хриплый голос со зрительских скамеек. Олег взглянул туда. Оскар Юдкевич восторженно хлопал в ладоши. В тяжелых линзах его очков отражались кроваво-туманные блики заходящего солнца.
   Олег с трудом поднялся с коленей. А на сцену уже забирались Степан Голебедев, Виктор Мотоков и Аркадий Сверлин. Все трое растащили в разные стороны Илью и Виталия. Те вырывались, ругаясь матом и плюя слюной.
   Подошел Владислав Ключков с недоуменным выражением на морщинистом лице.
   -- Вы, что, чуваки, е...нулись? -- спросил он, ни к кому не обращаясь.
   Аркадий Сверлин поднял руки над головой и медленно опустил их, создавая энергетический купол. Илья и Виталий поникли на руках Степана и Виктора. На Олега накатила волна безразличного отупения. Был еще у Аркадия "порох в пороховницах". Всех "обесточил".
   Артур с помощью Олега поднялся на трясущихся ногах. Олег обнял его за плечи. На лице Артура сквозь спутанный седовласый шиньон отражалась "Вселенская мука".
   -- Что это было? -- пролепетал он, держась обеими руками за живот. Из его голубых глаз медленно потекли по небритым щекам две слезинки. Олег не помнил, чтобы Артур плакал.
   Подошел Аркадий. Он был сумрачен и немногословен.
   -- Концерт окончен, -- сказал он тяжелым голосом. -- Мы вас доведем до церкви. Пусть они переночуют в доме. Завтра будет трудный день. Очень трудный...
   ...Олег из последних сил почти тащил по тропинке вверх сильно хромавшего Артура. Остальные за-под руки сопровождали двух других драчунов. Те лезли по берегу неохотно, постоянно останавливаясь, тяжко дыша и глядя друг на друга с ненавистью. Но подраться им не давали крепкие руки Степана, Виктора, Аркадия и Владислава Ключкова, который принял активное участие в усмирении музыкантов-дебоширов. Он откровенно не понимал, что случилось с его старыми знакомыми, в одночасье превратившимися из многолетних спаянных друзей в злобную "банду четырех" по китайскому образцу конца 80-х годов прошлого века. Но чтобы так себя вести в XXI веке! А впрочем, при чем здесь век? Всё повторяется по спирали.
   Владислав волок вместе с Аркадием Сверлиным невменяемого Илью Кротова. Тот делал попытки вырваться или упасть на землю. Но они пресекались Аркадием Сверлиным в зародыше своих порывов. Виталий Щитков теперь совсем не сопротивлялся. Он уже покорно брел по площадке, поддерживаемый под локти Степаном Голебедевым и Виктором Мотоковым, и тихо бормотал, что он "мечтает вернуться с войны, на которой родился и рос...".
   Церковные ворота были раскрыты нараспашку. Только что закончилась "вечеря", и немногочисленные прихожане, в основном пожилого возраста, расходились по домам, осеняя себя знамениями, чтобы назавтра поутру снова вернуться сюда. Предстоял "Двунадесятый Праздник Преображения Господнего". Прихожане недоуменно поглядывали на шедшую им навстречу странную компанию и мелко боязливо крестились.
   Всех троих заколдованных завели в церковный дом и, словно чурбанов, сбросили в прихожей на мягкий палас -- рядом с трупами гигантских летучих муравьев, несколько часов назад искусавших членов группы "Виола".
   На ногах и в соображении остался один Олег. И то, он чувствовал себя очень скверно. Перед внутренним взором возникали и исчезали агрессивные мыслеформы, толкавшие его на избиение его давних друзей. Он остатками силы воли укрощал эти преступные порывы. Но психологический нанотехнологический муравьиный яд боролся даже с энергетическим влиянием Аркадия Сверлина, пока в дом не зашел отслуживший "вечерю" отец Петр. Он оглядел "лежбище" с уже спящими музыкантами, перекрестился и тихо спросил:
   -- Что случилось?
   Его отвел к лестнице Аркадий и принялся что-то говорить почти на ухо. Петр понимающе кивал головой, а потом поклонился стоявшим на ногах музыкантам и снова негромко произнес:
   -- Спасибо вам, что не оставили в беде своих друзей. За это Господь воздаст вам по заслугам. Приходите завтра на праздник "Преображения". Мы ждем вас.
   Отец Петр каждому с поклоном пожал руку. С Аркадием они трижды, по-христиански, поцеловались. Зять и шурин остались вдвоем, не считая лежавших на паласе вповалку Ильи, Артура и Виталия. Все они заливисто храпели.
   -- Ну, рассказывай, в деталях, -- сказал Петр, присаживаясь на скамью у стены вестибюля.
   Олег сел рядом и заговорил, как на исповеди. Всё без утайки. Петр внимательно слушал, иногда теребя "отцовский ус". И Олегу на несколько минут показалось, что рядом с ним сидит его друг Евгений Антитипов-Преображенский, а не его сын: настолько они были похожи.
   Когда "исповедь" закончилась и Олег перевел дыхание, Петр еще некоторое время молча сидел, опустив голову. Но так ничего и не успел сказать, потому что на колокольне вдруг неурочно протяжно ухнул Большой и "запаниковали" подголоски. Петр встрепенулся, вскочил на ноги и выбежал на церковный двор. Олег последовал за ним.
   Колокольня утопала в полупрозрачном дымном столбе. Последние бардовые лучи упавшего за шаткий туманный горизонт солнца огненными всполохами отражались в смутной конфигурации Большого колокола, еще почти беззвучно вибрирующего после своего неведомого удара. Над колокольней в дымке вилась небольшая стая каких-то черных галочьих птиц. Через минуту стая молча, без карканья исчезла в вонючем дыму неба.
   -- Нужно на колокольню подняться, -- решительно произнес Петр и первым почти побежал к дверям. Олег, как мог, поспешил следом.
   Ступеньки скрипели под ногами. Их протяжный скрип предвещал беду. И она открылась на колокольной площадке. Язык Большого колокола еще еле заметно трепетал внутри широченного зева. Тот издавал слабый, почти неслышный стон. На веревке, привязанной к языку Большого, в петле висел, слегка дергаясь, маленький человечек, в котором Олег уже без труда узнал звонаря Николая, превращенного инопланетянами в карлика. Как ни странно, он был, судя по всему, еще жив, хотя веревочная петля туго сдавила его тонкую шею. Под детскими, обутыми в кроссовки Стаса ножками валялся "рабочий табурет", примененный не по назначению. Ножки в кроссовках слегка тряслись.
   Петр вытащил из внутреннего кармана рясы острый канцелярский нож. Олег приподнял легкое тело Николая, а священник несколькими надрезами ножа отсек веревку. Николай мягко упал на деревянный помост и принялся, как рыба, глотать посиневшими губами тухлый вечерний воздух. Олег скинул с горла Николая петлю и стал разминать ему так же посиневшую шею. Звонарь глухо закашлялся, приходя в себя. Он открыл белесые глаза и с трудом поднялся на одной руке. Рука его дрожала -- впрочем, как и всё тело.
   -- Иди сюда, -- услышал Олег сдавленный голос Петра с другого конца колокольной площадки.
   Олег оторвался от оживающего Николая и сделал несколько шагов в сторону Петра, наклонившегося над чьим-то тучным, темным телом, лежащим в дальнем краю колокольни. Олег подошел ближе и отпрянул, ужаснувшись увиденному.
   Перед ним лежал кроваво-вспухший от многочисленных укусов труп диакона Михаила Шухровского. Лицо его превратилось в страшную маску. Руки были сжаты в кулаки. А вокруг валялось несколько десятков гигантских птицеобразных летучих муравьев. Понятно, бой здесь был недолгий и нешуточный. Михаил отбивался от роя что было сил. Но его число одолело мужество диакона, хотевшего, наверное, спасти Николая от самоубийства. А муравьи ему помешали и, видно, переусердствовали в пылу драки, руководимой Вовкой-волком на расстоянии при помощи какого-то устройства или внушения. Михаил, как воин Христов, погиб в бою с нечистой силой. Жаль, что с ним не было меча, который он нашел двадцать лет назад в графской могиле за Усыпальницей. Но тот лежал среди экспонатов в музее и ничем не мог помочь Михаилу.
   Олег и Петр осенили себя крестным знамением у тела убиенного мученика. Потом Петр достал из кармана брюк под рясой свой мобильный телефон...
   Скорая помощь и милиция приехали почти одновременно. Из милицейского "козла-газика" вывалилась знакомая тучная фигура майора Битова. Следом за ним выбрались на вечерний дымный сумрак следователь и криминалист с чемоданчиком в руках.
   -- Ну, что тут у вас опять произошло? -- недовольно мотнул лысой головой майор Битов. Фуражку он держал за козырек.
   -- Несчастный случай, -- скорбно вздохнул Петр и перекрестился.
   Затем вся группа поднялась на колокольню, откуда задолго до этого тихо спустился оживший звонарь Николай. Зрелище смертельного побоища ужаснуло всех.
   -- Что это за твари? -- брезгливо спросил майор Битов, осматривая гипер-муравьев.
   Петр неопределенно пожал плечами и, взглянув на Олега, негромко проговорил:
   -- Какие-то неведомые гигантские насекомые. -- И добавил после паузы: -- Мутация, должно быть. Радиация здесь. Чернобыльская зона. Божье наказание. -- И снова перекрестился.
  
   25
   Олег прилег рядом с неподвижной Верой, безмерно уставший после такого страшного, безумного дня. Троица искусанных друзей-музыкантов валялась в отключке на паласе в вестибюле-прихожей, хотя за Ильей час назад пришла Мила, но Олег объяснил ей примерную ситуацию, и Мила ушла домой, почти ничего не поняв.
   Сон завернул Олега в свою мягкую, тугую паутину и провалил в беспамятство. И почти тут же распеленал назад, порвав путы тихим стуком в закрытое окно. Олег, совсем ничего не соображая, вскочил на почти негнувшиеся ноги и взглянул сонными глазами на источник стука. К закрытой форточке прильнуло лицо Бориса Гребенщикова. За ним был едва заметен профиль Андрея Макаревича. А по другую сторону -- Алексея Романова. Весь диск освещался радужным светом. Но пока не вращался, скрыв лик Константина Никольского.
   Олег открыл форточку, и маленькая "тарелочка" влетела в комнату, призрачно осветив темное помещение. И как ни странно, наружный дым не проник вслед, словно его задержали. Так оно, наверное, и было. "Тарелка" с четырьмя лицами зависла перед опустившимся снова на кровать Олегом. В голове его послышался уже знакомый телепатический "голос". Тот назидательно вещал:
   "-- Поутру наступит "День Преображения". Ты должен его встретить "во всеоружии". Воспрепятствовать подрыву Храма и захвату его формацидами. Наш "троянный вирус" ими, к сожалению, обезврежен, и надежда только на тебя и твоих друзей -- живых и ушедших в иное измерение. Не оставляй в одиночестве свою жену. Она запрограммирована на разрушение защитного поля вокруг Храма".
   -- Может, мне ее сейчас связать? -- спросил Олег, поглядывая на беспробудно спавшую Веру.
   "-- Этого делать нельзя. Только она сможет отыскать артефакт, способный помешать планам формацидов. Главное, чтобы он не попал в лапы "Белого вождя". Тогда катастрофа неминуема. Ты должен подменить его на подобный с помощью "чистого катара", который тоже выполняет наше задание. Вы должны действовать совместно".
   -- А зачем вы Николая-звонаря сделали карликом и каким-то полоумным? Он хотел повеситься, -- напрямую спросил Олег, глядя на череду медленно вращающихся разноцветных флюоресцирующих лиц инопланетных "музыкантов". Ох, не верил он в бескорыстие этих мимикрирующих "наблюдателей".
   "-- Технический сбой программы, -- после странной паузы пробормотал "голос", но потом оправился и добавил уже уверенно: -- Мы не всесильны и тоже совершаем ошибки. Сегодня ночью ваш звонарь заново деструктуризируется и вернется в свое первоначальное тело. Просим извинения. Это редкий случай".
   Разноцветное блюдце закрутилось всё быстрее, пока не превратилось в сияющий радужный диск, сверкающий под лучами невидимого солнца. Послышался гитарный перелив, и голос Андрея Макаревича прозвучал в голове Олега Гунина:
  
   Пустым обещаньям и сказкам не верьте!
   И Спас не спасет от сумы и тюрьмы.
   Но жизни на свете чуть больше, чем смерти,
   И света на свете чуть больше, чем тьмы...
  
   Бешено вращающийся "компакт-диск" с огромной скоростью вылетел через форточку в дымно-душную ночь и мгновенно исчез в непроглядной, клубящейся белесой тьме.
   Олег бессильно откинул голову на подушку рядом с Верой. И чувствовал, что заснуть ему уже не удастся до самого утра. Но всё же усталость снова через некоторое время стала засасывать его в воронку небытия. И оттуда вынырнул образ убиенного Юрия Садко. Юра стоял перед Олегом и улыбался грустно и как-то отрешенно.
   "-- Привет, -- "сказал" ему Олег. -- Как там?".
   "-- Там -- нормально, -- не шевеля губами, "ответил" ему Юра. -- Каждый в своей нише "переработки информации" Всемерного Накопителя эмоционально-чувственной энергии. Ее систематизируют, очищают от биофонического сора и распределяют в ячейки исторически-временного пространственного континуума, адаптированного под субъективно-индивидуальный резонатор ушедшего бытия. Я, например, живу вместе с мамой в том же домике. Катаюсь на своем велосипеде по окрестностям. Но не работаю, не ем, не сплю, хотя и имею иллюзорное псевдоматериальное тело. Но меня уже готовят к возвращению на новый уровень бытия, иногда, как сейчас, выпуская в подсознание моих близких, еще живущих друзей и знакомых, которые вспоминают обо мне. Материя и сознание имеют единое виртуально-логическое начало. Оно сопряжено с прошлыми перевоплощениями и настроено на будущее в иных измерениях. Цикл работает по пока несменяемой схеме".
   "-- Схема начинает видоизменяться, -- "проговорил" Олег. -- Она негативно реконструируется под новый модуль. Но никто ничего не замечает. Почти никто".
   "-- Наш общий знакомый Владимир Пиявин -- проводник этого энергонегатива, -- "сказал" Юра. -- Он получил информацию о выходе почти на поверхность на храмовой территории богатейших залежей алмазных кимберлитовых трубок, расположенных в окрестностях на глубине 1,5-2 километров".
   "-- Уж не с "Темно-красной звезды" ли информация?".
   "-- Не знаю. Знаю только, что ему нужно взорвать Храм, чтобы захватить земельный участок и под видом иной, "муравьиной" религии начать разработку алмазного месторождения, превышающего по объему южноафриканское в Кимберли во много раз".
   "-- Всё тайное становится явным, -- продекларировал Олег мысленным голосом. -- Надо помешать ему", -- добавил он.
   "-- Я помогу вам всем, -- "сказал" Юра. -- Мне только нужен фантом копья Георгия Победоносца, и победа будет за нами".
   "-- Как его тебе передать?".
   "-- Через твою жену Веру. Она отыщет материальный артефакт, а я приму у нее метафизический. И мы дадим им бой. Они не пройдут. Только всем необходимо быть вместе".
   "-- Чтобы не пропасть поодиночке", -- дополнил его Олег.
   "-- Я появлюсь перед заутреней, -- "сказал" Юра и улыбнулся уже прямо и смело, взглянув на Олега своими синими живыми глазами.
   "-- Как я увижу тебя?" -- спросил тот, немного недоумевая.
   "-- Ты увидишь. И не только меня". -- И, махнув на прощанье рукой, исчез мгновенно, без следа.
   Олег открыл глаза. За окном мерцал дымный тусклый рассвет.
   Вдруг рядом зашевелилась Вера. Олег оглянулся на жену. Та медленно, будто сомнамбула, сперва села на тахте, затем спустила ноги на пол. Глаза ее были закрыты, а движения прерывисты, с короткими паузами, как у механического автомата-робота. Вера такими прерывистыми движениями вытащила из-под своей подушки за бело-черно-красную ленту знакомую Олегу "наградную" медаль, "подаренную" ему Вовкой-волком в подземном компьютерном центре. Вера надела медаль себе на шею, и лента, словно сама по себе, притянула тяжеленный диск к самому горлу Веры. Олег помнил это удавочное ощущение, но Вера, видно, его не испытывала. Он почти без напряжения встала с тахты и, совершенно обнаженная, медленно, шаг за шагом босых ног вышла из спальни в гостиную.
   Олег двинулся следом, всунув ноги в сланцы и прихватив по пути Верин халат. Вера пресекла гостиную и, совсем не скрипя ступенями, стала спускаться вниз по лестнице в холл, где вповалку спали трое друзей-музыкантов. Олег от жены отставал на несколько шагов, но заскрипел под своим немалым весом, словно мультяшный Шрек. И даже остановился на одной из ступеней, словно боясь "разбудить" шедшую впереди Веру и спавших внизу друзей.
   Вера между тем уже медленно вступила на палас прихожей, подойдя к двери комнаты матушки Марии. И внезапно дверь распахнулась. Матушка в длинной ночной рубашке стояла на пороге. Над головой ее в утренней полутьме сиял чуть заметный ореол. Мать сделала несколько неловких шагов навстречу дочери. И загородила ей путь. Вера остановилась, вытянув вперед руки, будто наткнувшись на невидимую преграду.
   -- Опомнись, доченька, -- тихо, но внятно произнесла матушка Мария. -- Нечистая сила околдовала тебя, заставляет совершать пагубное дело. Но Божия Матерь и Сын ее не допустят этого. Ты очнешься с помощью Силы Божьей, заключенной в этой панагии. Ее подарил мне твой отец Евгений после первого нашего знакомства. И она поможет тебе, как помогала мне все эти годы.
   И матушка Мария сняла со своей шеи овальную позолоченную икону и надела ее на шею Веры. Образ Богородицы с Младенцем оказался сверху тяжеленной медали "Вовки-волка". И она вдруг, отпустив "удавку", с глухим металлическим стуком упала на палас прихожей, под ноги Веры. А следом за ней с тихим стоном опустилась матушка Мария. Ее глаза закрылись. Дыхание остановилось. Она была мертва.
   А у Веры открылись глаза. Она недоуменно огляделась вокруг. Олег подошел к ней сзади и накинул на плечи халат. Вера взглянула на мужа почти неузнающим взглядом. Но всё же узнала и прижалась к его груди. Олег поцеловал ее в губы. Потом их обоюдный взгляд перешел на умершую матушку Марию. Вера упала перед ней на колени, горько и, как показалось Олегу, облегченно заплакав.
   Из своей комнаты вышли Петр и Любовь с большим животом, полускрытым ночной рубашкой. Любовь тихо заплакала, закрыв лицо руками. Петр как-то торопливо и мелко перекрестился и заметно побледнел. Он наклонился над матерью по другую сторону от Веры. Проверил на руке пульс и снова, но более широко осенил себя знамением.
   -- Я вызову скорую помощь, -- с трудом проговорил Петр и исчез в комнате вместе с плачущей женой.
   Вера поднялась с коленей, вытирая глаза рукавом халата. Потом повернулась к Олегу и отрешенно проговорила:
   -- У меня в голове чей-то голос. Он зовет меня в церковный подвал. Мне нужно туда попасть. Пойдем со мной.
   Олег не знал, как себя вести. Пойти вместе с Верой по мысленному приказу "Вовки-волка" для розыска наконечника копья Георгия Победоносца -- значит поставить себя в двоякое положение. Без Веры "Вовка-волк" наконечником завладеть не сможет, чтобы стать "Императором всея Руси". И не выиграет президентские выборы. Всё останется на исходных позициях. Но что будет с Храмом и Усыпальницей? "Траву-мураву" ведь никто не запретит. Станут пить ее люди. И зазомбирует их этот наркотик-напиток, и "Вовка-волк" дорвется до власти через бунты и забастовки. Юра Садко это понимает даже в другом измерении. Наконечник разрушит "злые чары Волчары". Его нужно добыть для победы в местном "Армагеддоне" и не допустить, чтобы он перешел в мировой.
   Олег открыл ящик для хранения ключей, висящий на стене, обойдя мирно спящих на паласе друзей-музыкантов-драчунов. Снял с гвоздиков ключи от входной двери в храм и от подвала. Затем отключил на пульте сигнализацию.
   -- Пойдем, -- сказал Олег, застегивая пуговицы на халате Веры.
   -- Я медаль забыла, -- проговорила она. Наклонилась и подняла тяжелый диск за ленту. -- Мне без нее нельзя, -- добавила она.
   Олег отодвинул щеколду на входной двери, оглянувшись на лежавших на паласе людей. Матушка Мария лежала ровно и прямо. Руки у нее, словно сами собой, сложились на груди. Олег этому очень сильно удивился.
   Они вместе с Верой вышли в туманно-дымный рассветный церковный двор. Дым едко защекотал ноздри -- хоть противогаз надевай! Вера шла впереди, держа в левой руке "юбилейную медаль". Зачем она ее несла в церковь?
   У церковных дверей Вера остановилась, поджидая мужа с ключами. Олег вставил ключ в скважину замка, но повернуть не успел. Перед ним из-за задымленного угла вдруг появилась знакомая ему фигура. Майор ФСБ Егорий возник, будто призрак. Олег даже вздрогнул от неожиданности.
   -- Отдайте медаль! -- с придыханием проговорил Егорий.
   Вера прижала медаль к груди.
   -- Нет, -- тихо, но решительно сказала она.
   -- Это не медаль, -- глухо произнес Егорий. -- Это мина! -- И протянул руку к Вере. Та опасливо посмотрела на позолоченный блин, но отдавать его явно не хотела. "Зомбаж" еще до конца не прошел.
   -- Отдай, милая, -- проговорил Олег и бесцеремонно вырвал мину из рук жены. Она тоненько взвизгнула и тут же облегченно вздохнула. Олег передал взрывное устройство представителю власти.
   -- Спасибо, -- коротко поблагодарил его майор. -- Я удаляюсь. Встретимся на заутреней. Катарская премудрость, сокровищница альбигойцев, разрушит происки Демиурга-Сатаны. Свет Вседержателя развеет Вселенскую Тьму! -- И скрылся в туманном дыму.
   Олег повернул ключ в замке. Смазанные двустворки церковных дверей бесшумно растворились. Дверь в подвал находилась слева от входа. Она в утренней рассветной полутьме казалась старой и неоткрываемой. Олег сам убедился в этом, пытаясь открыть ее. Поначалу замок не хотел поворачиваться, сколько Олег ни старался. Замок кряхтел, будто старый дед, но не сдавался. У Олега даже пальцы заболели, и он подумал: может, не тот ключ?
   Вера тихо стояла позади, не проронив ни слова. Она только нетерпеливо еле слышно постукивала голой стопой правой ноги по холодному плиточному полу Притвора (слово странное и какое-то двусмысленное). Олег еще несколько минут пытался что было сил повернуть замок, но ничего у него не получилось. Он повернулся к Вере и обреченно пожал плечами.
   -- Может, у меня что-нибудь получится, -- вдруг раздался позади тихий голос.
   Олег оглянулся. Петр держал в руке бутылку с оливковым маслом. Одет он был по праздничному канону. И когда только успел?
   Олег отступил в сторону. Петр, словно герой фильма "Берегись автомобиля", вытащив пробку из бутылки, обильно заполнил "елеем" замочную скважину. Подождал немного и нажал на ключ. Замок тоскливо заскрежетал и неохотно, с трудом открылся. Дверь под совместными усилиями мужчин с противным скрежетом отворилась. Возник черный холодный провал, куда вниз вели несколько каменных ступенек, исчезающих во тьме. Идти туда Олегу почему-то совершенно не хотелось.
   -- Я фонарь захватил, -- произнес Петр. И в руке его вспыхнул длинный голубой луч.
   Все трое дружно перекрестились. Петр на правах "хозяина" возглавил винтовой спуск. За ним следовала босая Вера. Олег поддерживал ее за плечо и талию. И почему-то вдруг стал возбуждаться от этих прикосновений. Сколько они не были вместе? Неведомо. Реальность и иллюзия свернулись в один запутанный клубок. И он замотал разум и сознание в странное разноцветье времени и пространства. Олег был спеленут, словно младенец. Но близость любимой рвала эти подлые путы, и ему снова хотелось жить: целовать податливые губы, сжимать тугой стан Веры и овладеть ею хоть сейчас, здесь, на старой замшелой лестнице, ведущей в подвал, во мрак, будто в другое измерение.
   Олег прижал к себе жену, но она увернулась от его объятий и тихо, но твердо шепотом проговорила, чтобы не слышал Петр, идущий на несколько ступенек ниже:
   -- Не надо... Вова... Не сейчас. Завтра утром...
   При слове "Вова" Олег отпрянул от Веры как ошпаренный. И даже поднялся на одну ступеньку выше-назад, чуть не упав. Вера спутала его с "Вовкой-волком". Она была им по-прежнему зомбирована. И Олег представил, что было между ними в подземном бункере, когда Вера оказалась там в добровольном плену, желая спасти сына. Но попалась сама...
   Движение продолжалось всё глубже по лестничному круговороту. У Олега стала кружиться голова. Он на несколько секунд даже остановился, чтобы успокоить эту круговерть. Но внизу уже был конец спуска. Луч фонаря уперся в дверь. Старинную, железную. Ключей от нее ни у кого не было.
   -- Как же туда войти? -- Олег толкнул ржавый железный занавес, на вершине которого виднелась дата: 1524. -- Может, сварщика какого-нибудь пригласить с аппаратом? Да только времени у нас совсем нет. Какие уж тут сварщики?
   Несколько минут они стояли, не зная, что предпринять. Возвращаться наверх? Для чего же тогда они спускались? Ломать толстую железную дверь? Судя по всему, попытки такие совершались при власти советской. И неоднократно. Вон сколько вмятин от кувалд и ломов. Ломали и били с пролетарским усердием. Но ничего не получилось. Дверь устояла. Так что же сейчас делать?
   -- "Отче наш..." -- одними губами, еле слышно в холодной полутьме произнесла Вера.
   И Петр понял свою сестру. Трижды перекрестившись, он, словно на службе, зычным голосом "запел" "господню молитву". И повторял ее не переставая несколько минут, запалив откуда-то взявшуюся свечку. И вдруг железные ржавые створки двери заскрипели натуженно и с трудом раздвинулись наполовину. Открылся вход.
   -- Идите, - сказал Петр, протягивая Олегу фонарик. -- Я вас здесь подожду. Мало ли что.
   Олег пропустил вперед Веру, освещая ей за спиной путь. И нырнул боком следом, осветив фонарем небольшую пещеру, выбитую в камне. Пещера была увешана тусклыми от времени старинными иконами, обвитыми покрывалами паутин. Воздух казался сухим и спертым, пахнувшим ладаном.
   В центре пристальным взором смотрел на вошедших Спаситель. А ниже Всадник на белом коне пронзил копьем змия-дракона. Под этой иконой, обвитый многовековой паутиной, в нише стоял хрустальный ларец. Вера подошла к нему, протянув вперед руки. Ларец ответил на это движение выбросом электрических полевых разрядов. Но пальцы Веры легко прошли сквозь защиту и, стряхнув паутину с ларца, с трудом вытащили его из ниши. Судя по напряжению рук, ларец оказался порядком тяжелым. Внутри сквозь хрустальные грани в свете фонаря с трудом просматривался какой-то заостренный металлический предмет. Догадаться было несложно: Наконечник копья Георгия Победоносца!
   Вера на вытянутых руках понесла ларец к выходу. Перед входом стоял Петр с горящей свечой в руке. При виде сестры он трижды перекрестился и склонил голову.
   Вера поднималась по винтовой лестнице с ларцом, будто потеряв усталость, быстрым шагом босых ног. Петр и Олег едва за ней поспевали. Восхождение продолжалось несколько минут. Олег уже стал задыхаться, замыкая шествие.
   Наконец сверху пробился тусклый свет. Вера прибавила ход и, естественно, первой вышла в притвор. Мужчины выбрались следом. Олег даже позабыл выключить фонарик, а свечка Петра догорела только наполовину. Их встречал майор Егорий, наряженный почему-то в доспехи средневекового рыцаря с большой деревянной палкой в руке. Щит с замысловатым альбигойским крестом стоял рядом, у боковой стены.
   Егорий протянул к Вере свободную руку, и ларец тут же оказался в ней. Егорий поставил ларец на пол притвора и достал из-за щита какой-то объемный газетный пакет.
   -- Это передайте Пиявину, -- тихо сказал Егорий, прикрывший голову шлемом с красно-белым плюмажем на макушке.
  
   26
   Пакет был обмотан многократно широкой скотчевой лентой. Под обмотанными слоями газетной бумаги прошлых лет ощущались контуры какой-то коробки. Что в нее положил Егорий, можно было только догадываться. Во всяком случае, не то, что хотелось "Вовке-волку". А то, что ему хотелось, Егорий бережно поднял с церковного пола и истово перекрестился двуперстием. Потом, поклонившись, тихо, но внятно проговорил:
   -- Я никакой не майор ФСБ. А документы у меня поддельные. Я -- претор-трубадур альбигойской ложи российских катаров, рыцарь ордена Лангедока. Моя цель -- воцарение чистой христовой веры, осененной Пречистой Девой-Матерью на всей Земле. Нас уничтожили, сожгли на кострах инквизиции в XIII веке, но мы возродились, как Феникс из пепла, в XX веке. И теперь наша Вера неистребима. Сегодня -- день Преображения Господня. Христос явился в божественной чистой славе на горе Фавор. И сегодня на этой Светлой горе мы дадим сражение посланцам Сатаны, желающим поработить Землю с помощью темных космических сил. Наконечник копья Великомученика Георгия Победоносца спасет наш Мир от полного порабощения его Злом и Тьмою. Свет победит Тьму! Амень! -- воскликнул пафосно Егорий и снова истово перекрестился.
   Петр и Олег последовали его примеру. И только Вера, поднеся "щепу" ко лбу, вдруг бессильно опустила руку и в полуобморочном состоянии повисла на руках у мужа.
   Альбигойский рыцарь, зажав под мышкой лат ларец с наконечником копья, поднял щит и вышел из церкви в дымный рассветный двор, позвякивая доспехами и насвистывая какую-то трубадурскую песенку. Послышалось тихое конское ржание, а затем цокот кованых копыт по асфальту.
   Вера с трудом открыла глаза. Через минуту взгляд ее снова стал осмысленным. Она повернула лицо к Олегу и с выдохом произнесла:
   -- Пойдем туда, внутрь. Там нас ждут.
   Олег и Петр взяли с двух сторон Веру под руки и вошли под храмовый свод. Храм, естественно, был пока пустым и совершенно не освещенным. Только висевшее в центре паникадило тускло отсвечивало незажженными лампочками, создавая иллюзию полусвета. Иконы, развешанные по стенам и колоннам, тоже полузаметно отражали то ли внешнее, то ли какое-то внутреннее горение намоленных красок. И может, потому создавалось впечатление радужного ореола вокруг Ликов святых и мучеников.
   Иконостас лил такое же призрачное разноцветье. А за вратами Алтаря с каждой секундой разгоралось золотисто-серебряное сияние. Створки Врат внезапно с каким-то высоким звенящим звуком отворились, и на Престоле возникла сияющая фигура Божьей Матери с Младенцем на руках. Богоматерь улыбалась, а Младенец распростер обе руки в Знамении. И на глазах стал взрослеть, расти, пока не превратился в золотоволосого молодого мужчину с такой же доброй улыбкой на устах, как и у Матери. Его белые одежды излучали серебряное сияние. Олег, Петр и Вера, как один, упали на колени.
   "-- Благословляю Вас, дети мои, на святое дело", -- произнесла Богородица красивым певучим голосом.
   "-- Идите и защитите Веру от нечистой силы", -- в унисон матери проговорил Преображенный Спаситель и осенил стоявших на коленях крестным знамением. Богородица повторила его жест. Оба ободряюще улыбнулись и исчезли в золотисто-серебряном сиянии. Врата алтаря бесшумно закрылись.
   -- Вот это да! -- произнес Олег, поднимаясь с коленей и помогая Вере. А Петр всё еще стоял, не отрывая взгляда от алтарских Врат. Руки он сплел в замок у груди.
   -- Вставай, батюшка, -- несколько бесцеремонно сказал Олег, протягивая Петру ладонь. -- Пора готовиться к бою. Дело нешуточное.
   Петр, несмотря на свои молодые годы, с трудом поднялся на ноги, всё еще поглядывая на Врата Алтаря. Олег почувствовал, что священник мелко трясется. Но через секунду-другую и у самого Олега руки тоже затряслись и похолодели. А на лбу выступила испарина. Он увидел, как на амвоне одна за другой вдруг стали "проявляться" полупрозрачные фигуры, в которых Олег узнавал своих умерших близких, ушедших при его жизни.
   Первой появилась матушка Мария, тело которой еще лежало в ее комнате. Следом возник призрак Михаила Шухровского в одеянии диакона и рядом с ним Евгения Антитипова в рясе священника. Потом появился Юра Садко, а затем образы Петра Ивановича и Алексея Петровича Добринских. А завершили призрачный мираж Борис Гаврилин, Григорий Сверлин, Вера-первая и мама, стоявшая чуть в стороне, у Богородичного Придела.
   -- Вы видите? -- спросил Олег, сглатывая "сухую" слюну.
   -- Я вижу, -- глухо ответил Петр и перекрестился.
   -- И я тоже. -- Это ему прошептала Вера.
   -- Они пришли нам помочь, -- проговорил Олег, склонив голову перед родными призраками.
   -- И они останутся здесь, защищая алтарь, -- сказал понимающе Петр, глядя на своих призрачных родителей. И вдруг его глаза расширились от внезапного другого понимания: -- Но тогда во время службы я стану проходить... сквозь них...
   -- Может, они отойдут в стороны, -- попытался успокоить его Олег.
   Но Петр недоверчиво покачал головой. Он был смущен.
   -- Я... останусь, -- с трудом выговорил Петр. -- Нужно готовиться к праздничной заутреней. А вы идите. Милиция должна сейчас приехать и скорая помощь. Матушку осмотреть. Болела она долго. -- И осенил сестру и зятя двуперстием.
   Олег и Вера вышли из храма, держась за руки. И остановились на пороге удивленно. Двор, несмотря на ранее утро, был наполнен прихожанами почти наполовину. Люди стояли в основном пожилые, с сумочками и пакетами, полными яблок. "Яблочный Спас", в простонародье, наступил.
   Олег и Вера прошли прямиком сквозь народ к дому и опять остановились, увидев выходящее из дверей трио хромающих друзей-музыкантов, вооруженных гитарами, словно ружьями или автоматами. Илья Кротов, Вячеслав Щитков и Артур Горжетский шли навстречу, едва переставляя ноги. Глаза у всех троих были полуприкрыты, будто они до сих пор еще спали и двигались сомнамбулически. Но гитары держали в руках крепко, словно готовились к выступлению в дымном утреннем тумане. Они подошли и молча встали рядом с Олегом и Верой.
   А прихожане всё прибывали и прибывали. Входили в храм, ставили зажженные свечи к иконам. А когда гулко ударил Большой колокол, Олег, оглянувшись назад-вверх, увидел на колокольне звонаря Николая в прежнем его виде. Не обманули, значит, пришельцы. Четыре женщины-служки вынесли из подсобного помещения несколько столов, на которые прихожане принялись выкладывать уже созревшие яблоки. Предстояло их освящение.
   Перед самым началом службы к церковным воротам подкатила старая голубая "Волга" в сопровождении черной иномарки. Из "Волги", подобрав рясу, выбрался худой высокий человек с изможденным лицом и горящими серыми глазами. Олег узнал Владыку -- губернского архиепископа. За ним из иномарки выбрались три полновесных "батюшки" чином пониже. Всё областное церковное начальство устремилось внутрь храма, благословляя на ходу верующих, оставшихся во дворе.
   Вся наша компания на службу не пошла. Друзья стояли перед входом в храм, ожидая прихода серьезных событий. И эти события в скором времени произошли -- такие, какие и предполагал Олег. Но перед этим в церковные ворота вошли сперва супруги Сверлины, а следом за ними вбежала Мила Кротова, злющая, как собака. Такое с ней, в глазах Олега, увиделось впервые. Мила бросилась на полусонного Илью и прилюдно стала хлестать его по бородатым щекам, сдавленно рыча:
   -- К своей "гнидячке" ходишь! Деньги ей отдаешь! Мне изменяешь с ней! Ухожу я от тебя, прелюбодей!
   И разревелась у него на груди, подвывая и скуля.
   -- Я к внуку ходил, -- пробормотал Илья и принялся поглаживать жену по голове. А Мила всё никак не могла успокоиться, повторяя одно и то же.
   Олегу стало тоскливо. Он посмотрел на Веру. Вера глядела в другую сторону. В сторону аллеи "павших бойцов".
   А на ней происходила фантасмагория. Сквозь туманно-дымовую завесу по направлению к церкви медленно двигалась странная многолюдная процессия. Костяк ее составляли плотные ряды людей, смиренно склонивших головы, прикрытые черными колпаками, словно иезуитские монахи. Каждый в руках держал длинный косой крест такого же черного цвета. По ходу действия "иезуиты" тяжелыми "потусторонними" голосами выли какой-то заунывный однообразный мотив. Возглавлял это шествие человек в белой одежде, тоже прикрытый колпаком, но держащий в руке большой тяжелый посох с двумя переплетенными змеями, ядовито оскалившими зубастые пасти. Из-под колпака торчала ярко-рыжая короткая, клинышком, бороденка с проседью и виднелись такие же усики. Узкие азиатские глазки скрывались под тенью колпака.
   "Вовка-волк", грозно стуча по асфальту посохом, целенаправленно вел своих "челомуров" на штурм православного Храма. И нельзя было допустить их прорыва в церковный двор.
   -- Закройте ворота! -- услышал Олег громогласный голос Аркадия Сверлина. И вместе с ним первым попытался исполнить это задание. Но его опередила Вера. Она босиком рванула с места, держа под мышкой пакет, отданный ей Егорием. Олег кинулся за женой, но она успела выскочить за церковные ворота, прежде чем Аркадий и еще несколько прихожан навалились на створки, которые со скрипучим скрежетом соединились в одно целое.
   Олег запоздало вцепился руками в железную решетку ворот: располнел и потяжелел бывший футболист-пенсионер. Скорость потерял. Вот и не успел за женой, убежавшей от него в ряды Антихриста.
   Вера подбежала к "Вовке-волку" и упала перед ним на колени, протягивая объемный, переклеенный вдоль и поперек толстенными лентами скотча пакет. "Император" снисходительно принял его, перекрестив задом наперед Веру. Но открывать пакет не стал, передав его четырем одетым в серое "монахам". Те предприняли попытки с ходу разорвать пакет, но тот был обмотан лентой туго, а ни ножей, ни ножниц под хламидами у "монахов", видно, не оказалось.
   Шедшие позади плотные ряды черного воинства остановились, переминаясь с ноги на ногу.
   -- Вперед! -- картавым старческим голосом провыл "Император". -- Захватим логово развратников, гоммористов и прелюбодеев! Вперед, мои храбрые воины истинной Веры! -- из последних сил прохрипел "Вовка-волк" и трижды ударил своим посохом.
   Монахи-воины "челомуры" все, как один, освободили свои черные перевернутые кресты от ножен, под которыми тускло в дымном тумане кроваво вспыхнули ряды острых сабель-серпов, прикрытых до того прямыми ножнами, похожими на кресты. Сейчас символика переменялась. Монашеские колпаки сброшены, а под ними открылись страшные лупоглазые, усатые муравьиные морды, которые хором проорали нечто нечленораздельное, а может, и наоборот...
   А за ними, будто черное покрывало-саван, стала медленно подниматься какая-то объемная конфигурация, сплетенная из тысяч крылатых существ разного размера. Олег признал в них летучих муравьев, напавших на его друзей и убивших Михаила Шухровского.
   Летучая туча по ходу движения сформировалась в конкретный образ -- черного трехглавого крылатого дракона, пышущего жаром муравьиной кислоты. Внизу, обтекая ряды сабленосцев-челомуров, выползла нескончаемая муравьиная масса, похожая на громадные когтистые драконьи лапы.
   Вся эта летуче-ползучая громадина, маша миллионами перепончатых крыльев, медленно, но верно приближалась к церковным вратам, охраняемым крошечной кучкой людей. Да и то, охраной назвать это было невозможно. Ворота даже забыли запереть на замок, и прорваться муравьиной гвардии не представляло никакого труда. Тем более что большинство прихожан, стоявших во дворе церкви, были психологически деморализованы. Люди смотрели на черное убийственное чудище, сверкавшее блеском стали, с ужасом в глазах.
   Единственным сохранившим хладнокровие оказался Аркадий Сверлин. За спиной Олега, неотрывно смотревшего на Веру, шедшую рядом с "Вовкой-волком", он делал руками какие-то широкие пассы, видно создавая защитное энергетическое поле, активизирующее силовую защиту храма, накалив свой красный волос на лысом лбу. Невидимая "борьба гигантов" вошла в свою кульминацию за несколько десятков шагов до ворот.
   Олег, глядя на Веру и медленно приближавшиеся черные ряды вражеского войска, покрытые темной муравьиной тучей, похожей на дракона или трехглавый самолет, даже не заметил, как кто-то вдвинул в дужки ворот ригель замка и защелкнул его без ключа.
   Олег смотрел на Веру. Вера смотрела на Пиявина. Видно, заклятье не до конца было снято иконой Богородицы. И тут Олег вспомнил о змейке, облизавшей рану Веры в подземелье и исчезнувшей в ее волосах. Значит, змейка еще была там.
   Но вдруг у Олега в голове всё перевернулось. Сознание словно разделилось пополам. И прежние мысли и ощущения стали быстро исчезать, как вода из ванной, когда вынута пробка слива. Внутренний страх перед появлением и атакой челомуров стал быстро сменяться на какой-то щенячий восторг и боголепие перед Великим Императором-Освободителем России от наносной заокеанской шелухи, раздирающей страну в ненависти и злобе. Демократия, свобода, права человека и прочая западная чушь и ахинея совершенно не прижилась на российской почве. Гнилые ее плоды давно стухли и воняют смрадом. Русский народ всегда признавал единое, нерушимое самовластие и твердый порядок. Император Владимир III-"Красная звездочка" выполнит мечты и чаяния русского народа: даст ему новый порядок и новую религию вместо изжившего себя православия, которое превратилось в чиновничье министерство, лживое, развратное и фарисейское, погрязшее в роскоши и разнудстве.
   За спиной Олега послышалось какое-то шевеление. Он оглянулся. К воротам, встав на колени и вытянув вверх зады, ползли все прихожане, не вошедшие в церковь. На лицах у них был восторг и умиление. Они периодически бились лбами об асфальт, протягивали руки в сторону "Вовки-волка" и, как по команде, повторяли: "Благослови, Отец родной, Император Руси!".
   Олегу тоже ужасно захотелось броситься на колени, выставив зад, но вдруг в голове у него явственно зазвучала песня "Б.Г.":
  
   Расскажи мне, дружок, почему вокруг засада?
   Почему столько лет нашей жизни нет как нет?
   От ромашек-цветов прет не ладаном, а смрадом,
   И апостол Андрей носит "Люгер"-пистолет?
  
   Потому, что когда снизу ходит мирный житель,
   В голове всё вверх дном, а на сердце маета,
   Над землей, в облаках реет черный истребитель,
   Весь в парче-жемчугах с головы и до хвоста.
  
   Кто в нем летчик-пилот, кто в нем давит на педали?
   Кто вертит его рулем, кто дымит его трубой?
   На пилотах чадра, ты узнаешь их едва ли,
   Но если честно сказать, те пилоты -- мы с тобой...
  
   Скрытый, двойной смысл песни заставил Олега взглянуть наверх. Там, рядом с куполом церкви, висело маленькое, тускло сверкавшее в дыму летающее блюдце. И это наверняка оттуда транслировали в его мозг песню знакомые инопланетяне. Пока они наблюдали.
   В голове всё вернулось на свои места. Рядом стоял Аркадий Сверлин. Он был серьезен и сосредоточен.
   -- Как ты? -- спросил он и, не дожидаясь ответа, повернулся к стоявшим на коленях прихожанам. Те, тоже придя в себя, стали подниматься на ноги. Все стали креститься.
   Пиявин, следуя впереди своих колонн вместе с Верой, вдруг остановился, уткнувшись в прозрачную гибкую сферу, которая мягко откинула его назад. Он побагровел. Злые косые глаза забегали под низкими седыми бровями. Змеевидный посох едва не выпал из его старческой руки. Но "император" взял себя в руки и ударил острием посоха в незримую преграду. И, тяжко дыша, прошел внутрь водянистого колпака. Но тут же уперся во вторую линию защиты, поставленной Аркадием.
   Вся остальная муравьиная братия, включая Веру и ее сопровождавших четырех серых челомуров, тормознула перед первой преградой. Челомуры стали колотить по ней: кто кулаками, кто саблями -- но безрезультатно. Вожак их шайки попался между двух энергетических огней. И он решил сделать шаг назад. У него задний ход легко получился. "Вовка-волк" оглянулся на своих "янычар". Двое задних, серых (видно, от кислородного голодания -- а может, Аркадий постарался), сорвали свои маски-противогазы. Оскар Юдкевич и Ульян Вшивцев, словно рыбы, глотали дымный воздух жаркого утра, но лучше им не становилось. Глаза их закатывались. Они были в полуобмороке. Их подхватывали два других серых монаха, узнанных Олегом по наитию. Это были его сыновья. Андрей и Стас.
   Из церковных дверей важной утиной походкой вышел архиепископ и сопровождающие его лица. За ними высыпала толпа прихожан, окончательно заполонившая и так неширокий двор. Последним появился Петр. Увидев весь этот муравьиный шабаш, Владыка истово перекрестился и смело, опираясь на свой посох, двинулся к самым воротам, встав рядом с Олегом. Серые глаза на худом лице сверкали гневом с темными точками страха.
   -- Что это? -- глухо спросил Владыка, повернувшись лицом к Олегу.
   -- Сила нечистая, -- ответил ему Олег, неотрывно глядя на Веру.
   -- Милицию нужно вызвать, -- решительно произнес епископ, доставая из кармана рясы телефон.
   -- Вряд ли она нам поможет, -- проговорил Олег. -- Тут нужна другая сила. Божья. Померьтесь с ними, Ваше Святейшество.
   Это было похоже на провокацию, хотя Олег был искренен. Несколько секунд архиепископ молчал, склонив бородатую лохматую голову на грудь. Затем словно мотнулся всем телом.
   -- И померюсь! -- Он сжал худосочной рукой свой посох. -- Посмотрим, чья возьмет! Открывайте калитку!
   -- Осторожно, Владыко! -- громко сказал ему Аркадий сквозь шум множества голосов. -- Он очень сильный маг и колдун. Я помогу Вам, чем смогу. -- И насупил темные брови.
   Кто-то открыл калитку рядом с запертыми воротами, и епископ, после недолговременной заминки, вышел на площадку и оказался почти лицом с косоглазой мордой "императора" "Вовки-волка". "Император" оскалил пасть со вставными золотыми зубами. За его спиной торчал бело-черно-красный хоругвь с его золотым изображением, стилизованным под Иисуса Христа и Ленина одновременно. "Левославное Ленинианство" -- вдруг вспомнилось Олегу "недалекое" прошлое. Всего-то четырнадцать лет назад. Пустяки какие!
   -- Изыди, сатана! -- первым начал епископ, поднимая висящий на золотой цепочке нагрудный крест.
   -- Сам ты -- сатана! -- без обиняков "парировал" "Вовка-волк", на груди которого висел черный перевернутый крест. -- Фарисей, гомморит и прелюбодей проклятый! Лжец и лицемер, как и вся ваша поповская братия! Понастроили себе дворцов за счет обманутых прихожан. Баб распутных под видом монашек в монастыри насобирали и развратничаете с ними!
   -- Господь Бог видит Ложь Сатаны! -- громко, с надрывом в голосе воскликнул епископ. -- "Ваш отец -- Диявол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от Начала и не устоял в истине, ибо нет у него истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи!".
   -- Сам ты -- лжец! -- заорал, побагровев, "Вовка-волк". -- Прикрываешься цитатами из Библии, сочиненной такими же фарисеями, как ты, чтобы оправдать свое подлое житье -- паразитическое, наркотическое. Недаром сказано: "религия -- опиум для народа". Но только эта ваша лживая религия -- сказочная, старинная, давно изжившая себя! На ваших службах одни малограмотные старики и старушки. Перемрут они -- опустеют ваши храмы! Не идет к вам молодежь! Не верят молодые в вашего допотопного бога! Иудейского! Смеются над ним и его заплесневелыми догмами! Молодежь -- не догматики, а прагматики! Ей нужна конкретика и практика, а не неподкрепленная ничем демагогия. Скоро наступит конец вашей прогнившей религии! И его начало свершится прямо через несколько секунд. Сейчас на воздух взлетит этот вертеп зла и дурмана, и человечество устремится к новой истине -- чистой и светлой. Люди станут единым целым. Не будет противоречий, распрей между многочисленными религиями. Все станут молиться Единому Всевышнему, преображенному в духе своем на красной божественной звезде Вселенской Гармонии и Правопорядка.
   "Вовка-волк" торжественным жестом поднял свой змеиный посох, указуя на небо. И все стоящие во дворе церкви и за ее пределами, словно повинуясь его жесту, взглянули вверх. Там, среди голубовато-белого дымного тумана, тускло, но вполне заметно на небосводе горела багровая звезда-Нибиру -- символ Апокалипсиса. Она нависла над Землей. Она предвещала катастрофу.
   -- Христос и Божие Ангелы и Архангелы спасут нас от Антихриста! -- натянуто, из последних сил прокричал епископ, тоже подняв к небу свой жезл.
   -- Не надейся, типа "отец святой", -- обнажил свои волчьи золотые челюсти "император". -- Ни вашего иудейского бога, ни его ангелов и архангелов не существует! Где всё это многочисленное племя пребывало, когда на Земле торжествовали: Птах, Иезида, Гор, Мардух, Зевс и тысячи других богов и духов, которые жили, существовали среди людей множество поколений? Помогали им или вредили, в зависимости от своего предназначения. И куда они исчезли, когда появился вдруг мелкий божок -- Саваоф или Иегова? После захвата христианством власти в Европе? И вынырнули скопища ваших триад. До этого они, что, все спали?
   -- Пути Господни неисповедимы! -- сглотнув слюну пересохшим ртом, слабеющим голосом произнес епископ.
   -- Вот-вот, -- еще шире оскалился "Вовка-волк". -- Больше сказать нечего. Проиграли вы спор, батюшка! Сейчас поиграете битву! Взлетит через минуту на воздух ваш нечестивый храм. И на его обломках возникнет древо новой веры -- единой и истинной на веки веков. КАмень! -- выкрикнул "Император" и, вытащив из кармана своей белой позолоченной рясы какой-то черный пульт, нажал на большую красную кнопку посередине.
   Он устремил свой раскосый взгляд на церковь, ожидая взрыва. Но гулкий отзвук послышался совсем с другой стороны -- из графского парка, из района усыпальницы. У "Вовки" пульт выпал из руки. Глаза из узких превратились в выпуклые. И они двумя черными буравами стали сверлить Веру, находившуюся в полуобморочном состоянии.
   -- Ты?! -- хриплым нечеловеческим голосом заорал "Волк". -- Ты подложила мину в мой бункер?!
   -- Нет, нет, -- пробормотала еле слышно Вера и уже в обмороке откинулась на руки своих сыновей -- родного и сводного. Те перед этим привели в чувство Юдкевича и Вшивцева. И вот им теперь досталась мать.
   -- Наконечник! -- ударяя в ярости по асфальту своей клюкой, заорал "император", оглянувшись назад. Ульян Вшивцев, видно, раньше пришедший в себя и сумевший распаковать сверток, сунул хозяину белую тряпицу, всю в красных кровавых пятнах. "Вовка-волк" брезгливо развернул ее одной свободной рукой и водрузил на острый верхний конец своего посоха красный наконечник -- полый, со знакомыми всем серпом и молотом внутри. Наконечник вошел точно в паз, но вызвал у "Вовки-волка" новый взрыв ярости.
   -- Что это? -- заревел он, пытаясь старческой рукой вытащить коммунистический символ, переплетенный двумя змеями. -- Где копье Георгия Победоносца?
   -- Вот оно! -- вдруг раздался голос из боковой, рядом с церковью, аллеи. Послышался цокот копыт, и на всеобщее обозрение выехал всадник на белом коне в серебристых рыцарских доспехах, с длинным копьем и щитом с альбигойским крестом.
   Егорий гарцевал, как заправский кавалерист, нацелив копье с сияющим наконечником прямо в грудь "Вовки-волка". Архиепископ трясущейся рукой перекрестил всадника. "Император" сделал несколько шагов назад, видно приходя в себя от шока, и, выдвинув навстречу Егорию свой змеино-пролетарский посох, закричал что-то по-латыни, похожее на "Demon est deus inversus".
   Красный волосок на его лбу раскалился, словно огненная спираль: искры полетели в разные стороны. С посоха, ожив, упали на асфальт две змеи, и еще одна, маленькая, черная, выползла из волос Веры, лежавшей на коленях сыновей. Все три змеи поползли в сторону Егория, который их, естественно, не заметил. А над головами отряда челомуров с обнаженными мечами стал уплотняться трехглавый муравьиный дракон, гудя и воя тысячами крыльев, явно готовясь к смертельной атаке на одинокого всадника.
   Егорий мотнул головой. Забрало закрыло ему лицо.
   -- Да здравствуем катарская Россия! -- гулко, металлическим голосом прокричал Егорий и пришпорил своего белого коня.
   И, как на ристалище, выставив вперед копье Георгия Победоносца, прикрылся альбигойским щитом с красным заковыристым крестом. Его конь, глухо заржав, помчался к стоявшему в окружении своих челомуров "императору" "Вовке-волку". Тот, выставив вперед серпасто-молоткастый посох, неподвижно застыл, прикрытый сверху "муравьиным драконом". В смелости Пиявину отказать было нельзя. Он на что-то надеялся. На что?
   Трехглавый дракон выплюнул в рыцаря Егория блестящий жаркий поток ядовитой муравьиной кислоты. Но весь яд разлетелся от щита мелкими брызгами в разные стороны. Из наконечника копья Георгия Победоносца вдруг вылетел похожий на лазерный тонкий голубой луч, и громадные летучие муравьи стали сыпаться на землю, как черный горох из мешка.
   "Челомуры" в масках и монашеских одеждах замахали мечами, но тут на них напали нижние мелкие муравьи. Завязалась "гражданская война", в которой явную победу одерживала мелкота. "Челомуры", побросав мечи, всей толпой бросились наутек, стряхивая с себя "мурачелов". Но те не сдавались. Рядом с Егорием был заметен призрак Юры Садко с призрачным копьем.
   "Вовка-волк" остался один на один с Егорием и Юрой. Страх и злоба сменялись на его роже. Казалось, крашенная хной бороденка и усики слились со старческой мордой в одно целое, став багрово-рыжими. Он поднял, как копье, свой острый советский посох, словно защищаясь, но искоса поглядывая не на Егория, а на ноги его коня. И тут Олег заметил, как по трем из четырех конским ногам, обвивая их, проползли вверх три черные змейки и одновременно вцепились в лошадиный круп ядовитыми зубами.
   Конь болезненно, с надрывом заржал, потом захрипел и, споткнувшись на одну здоровую заднюю ногу, завалился на бок, придавив под себя рыцаря-альбигойца Егория. Конь, взбрыкнув несколько раз "здоровой" ногой, замер, полуприкрыв застывшие веки. Из оскалившейся пасти потекла желтая пена. Он был мертв.
   Копье с наконечником святого Георгия отлетело в одну сторону, щит -- в другую. "Вовка-волк", встрепенувшись, тут же бросился за копьем и схватил его дрожащей рукой. Егорий никак не мог вылезти из-под конской туши. Он был похож на оловянного солдатика из детства Олега и еле-еле шевелил тремя свободными конечностями и прикрытой шлемом головой. Помочь ему было некому. Архиепископ во время короткого боя ретировался за церковную ограду и наблюдал за событиями оттуда со всеми остальными. Вера в обмороке всё еще лежала чуть в стороне на коленях своего и Олегова сыновей. Те скинули с лиц маски, но смотрели не на мать, а на финальную сцену "турнира". Юдкевича и Вшивцева поблизости не просматривалось. Видно, смылись под шумок.
   "Вовка-волк" собрался с последними силами и, опираясь на свой краснозвездный посох, попытался изобразить походку победителя, держа еле-еле в правой руке копье Св.Георгия наперевес. Но наконечник всё время заваливался вниз. "Император", конечно, очень устал. Не для его годков такие похождения. Но всё же, доковыляв до поверженного Егория, старый маг направил острие наконечника в забрало своего лежащего на боку врага. И, имитируя рыцарский этикет, проговорил три раза: "Сдавайтесь или умрите".
   -- Нет, -- твердо ответил ему Егорий, откинув забрало. -- Катары не сдаются. Убей меня славным копьем!
   Всё это было похоже на дешевый фарс, если бы не происходило на глазах более чем у сотни людей, стоявших за церковными воротами.
   -- Да что вы, христиане, ждете?! -- вдруг закричал архиепископ. -- Он ведь сейчас убьет нашего защитника! Неужели вы испугались одного колдуна?! Вырывайте у него копье! Вызывайте милицию!
   И первым выскочил через калитку. Но опоздал на несколько секунд. "Вовка-волк" ударил острием копья в лицо Егория. Забрало залилось кровью.
   Олег выбежал вслед за епископом вместе с Аркадием Сверлиным. Но они тоже опоздали. "Вовка-волк" оказался проворнее, несмотря на его возраст. Он подскочил к лежавшей на земле Вере и, ткнув копьем в грудь Андрея, завизжал на него, скаля пасть:
   -- Поднять ее на ноги! Быстро!
   Андрей и Стас дрожавшими руками с трудом подняли Веру под мышки. Та, видно, еще не пришла в себя и висела на руках сыновей, испуганных и наверняка заколдованных магом.
   -- Не подходить! -- заорал он Олегу и Аркадию, которые с другими мужчинами подбежали к нему и его заложникам.
   И Олег увидел возле лиц всех троих его родных три ядовитые змеи, которые убили коня Егория.
   -- Стоит мне пошевелить пальцем -- и они мертвы, -- угрожающе, злорадно прорычал "Вовка-волк". -- Несите ее к машине, -- приказал он Андрею и Стасу.
   На лицах сыновей читался неподдельный ужас при виде змей, обвивших их шеи. Вера на свою змею не реагировала. Они с трудом сделали несколько шагов по направлению к площадке. "Вовка-волк" ехидно ухмылялся, глядя на Олега. Тот не знал, что предпринять. И сделал несколько шагов за своей семьей.
   -- Стоять! -- снова хрипло рявкнул бандит. И добавил более тихо: -- Я их отпущу, когда сяду в самолет. Может быть. -- И оскалился.
   И тут в небе блеснула молния, и тут же ударил гром. Да так раскатисто, что испугались не только люди, но и змеи. Они свалились на землю и поспешно поползли в разные стороны. Еще один ослепительный всплеск -- и "император Вовка-волк" упал на четвереньки, растеряв посох и копье, зажав обеими руками лысую голову. Завыл от страха по-волчьи.
   И тут все увидели, как вместе с раскатом грома над ними зависло небольшое летающее блюдце, которое медленно вращалось, открывая для обозрения головы: орла, тельца, льва и человека, в лице которого Олег узнал махатму Бориса Гребенщикова. Тот улыбнулся и подмигнул ему. В голове послышался знакомый голос:
  
   Красный волк, красный волк,
   Ты в еде знаешь толк:
   Пожираешь ягнят,
   Что себя в том винят.
  
   Красный волк, красный волк,
   Шкура -- беленький шелк,
   А внутри -- паразит,
   Будто дьявол горит.
  
   Красный волк, красный волк!
   Вас таких -- целый полк.
   Все вы жрете людей
   Ради "высших идей".
  
   Такую песню у "БГ" Олег припомнить не мог. Да и его ли это песня? Но дальше события развивались по песенному сюжету. Естественно, с другим финалом. Из блюдца вылетел похожий на молнию золотистый луч прямо в стоящего на корячках "императора". Его белые одежды упали на землю, и на все четыре лапы поднялся красный ободранный волк со злющими глазами и кровавой пастью.
   Красный волк бил толстым хвостом по своим драным бокам, рычал и скалил зубы, с которых стекала явно ядовитая слюна. Он бросился на Олега, прикрывавшего полулежавшую на руках сыновей Веру. Но Олег что было сил нанес ему по кровавой пасти мощный удар в кроссовке со своей прошлой футбольной сноровкой. Удар пришелся вниз, по волчьей челюсти. Красный волк завизжал, словно шелудивый пес, откинулся на спину и, как недопёсок, заболтал когтистыми лапами. Олег наклонился над ним и одним движением вырвал из плешивого лба торчавший оттуда красный, горящий волос. На руке остался жгучий короткий след. Аркадий Сверлин из-за плеча тихо подул на ладонь. Боль затихла, огонь пропал.
   -- На цепь его! -- проговорил позади архиепископ. -- В назидание.
   Один из его помощников вытащил из-под рясы длинный поясной ремень и, придерживая спадавшие брюки, сделал из ремня петлю. Второй батюшка накинул ее на шею волка. Получился ошейник с поводом. Тут подбежали еще двое и скотчем закрутили морду и лапы "Вовки-волка". Он был "упакован" надежно.
   -- Тащите его в "Волгу", -- приказал епископ и, осенив стоявшую толпу прихожан, чинно пошел вслед за несшими красного волка, искоса поглядывая на висевшее чуть в стороне летающее блюдце. Блюдце стало медленно подниматься вверх и, сделав круг над куполом церкви, скрылось внутри грозового облака, сверкавшего молниями и грохотавшего раскатами грома. Но дождя еще не было.
   Олег бросился к жене. Глаза Веры были полузакрыты. Нужно было нести ее в дом, пока не начался дождь. Сыновья смотрели на отца странными, полубессмысленными глазами. Стресс, конечно.
   Кто-то дотронулся сзади до плеча. Олег оглянулся. Рыцарь Егорий, извлеченный из лат, стоял, опираясь на копье с наконечником Св.Георгия. Правая щека катара была изуродована рваной запекшейся раной с ошметками на светлой бороде.
   -- Мы победили, -- еле слышно проговорил Егорий и добавил: -- И враг бежит, бежит, бежит... -- Но произнесено всё это было как-то грустно, без победного пафоса.
   И тут хлынул ливень. Да такой, что все мгновенно промокли. Потоки дождевой воды через несколько минут превратили аллею "павших бойцов" в бурлящую пенистую ручку, мчащую воды свои воды в сторону реки настоящей. Молнии и громы чередовались в своих соло, опережая друг друга. Промокшие прихожане толпой бросились в храм во главе с отцом Петром, очевидно чтобы продолжить прерванную службу.
   На площадку перед храмом, разбрызгивая водяные потоки, почти одновременно "подплыли" скорая помощь и милицейский "воронок". Из него, прикрывшись широким зонтом, выбрался знакомый майор Битов в сопровождении трех спецназовцев в касках и бронежилетах с автоматами на груди. Майор сразу подошел к Олегу и Егорию и, узнав его, козырнул из-под зонта. Егорий неумело ответил, приложив руку к "пустой" голове.
   -- Что здесь произошло? Опять... -- растерянно спросил Битов, оглядываясь по сторонам на груды дохлых гигантских муравьев.
   -- Не изученное наукой явление природы, -- ответил ему Егорий. -- Очевидно, мутация от аномально жары. Эти насекомые очень кусачие. Вот набросились на меня. -- И показал свою щеку.
   Битов пожал плечами, взглянув на бородача.
   -- Да вроде у Вас щека нормальная. Укусов я не вижу.
   Олег тоже посмотрел на безобразно-разорванное лицо Егория. И никаких следов рваной раны не обнаружил. По бородатой гладкой физиономии альбигойца текли не кровавые, а чистые дождевые струи.
   Шею Олега обняли знакомые много лет женские руки. Вера глядела на мужа широко раскрытыми светлыми глазами. И Олег поцеловал Веру в мягкие, прохладные губы...
   И тут дождь внезапно прекратился. Грозовая туча исчезла с небосвода, словно растворилась. Брызнуло яркое летнее солнце. Удушливый дым пропал, смытый благостными потоками. Над куполом церкви разноцветной дугой вспыхнула радуга. И на ее фоне Олег увидел образы Богородицы с Младенцем. Они улыбались, а затем растворились в небесном радужном свете.
   Олег об руку с Верой вошел в церковные ворота. Остальные, включая милицию, двинулись следом. Бородатый Егорий медленно шел, опираясь на копье с наконечником Св.Георгия. Теперь он его никому не отдаст, кроме "блаженного Иоана". Аркадий Сверлин шел рядом с Егорием, тоже ухватившись за древко копья. Он насыщался энергией и чему-то грустно улыбался в черные усы. Братья скинули с себя серые балахоны. Они замыкали шествие, бредя позади милиционеров, с трудом передвигая молодыми ногами. И откуда-то взялась Кристина рядом с Андреем.
   Площадка перед церковью была пуста. Почти. На ней стояли только трое друзей-музыкантов: Илья Кротов, Вячеслав Щитков и Артур Горжетский. Все промокли насквозь, но выглядели не сонно, а бодро. Они дружески помахали входившим и вдруг ударили по струнам своих гитар и запели на три голоса:
  
   Просветление после дождя, очищение после горенья.
   Сила Божия, как вдохновенье, как творение первого дня.
   Ты -- сверканье Небесных вершин,
   Ты -- святая и чистая близость.
   Счастлив я, что во мне ты осталась,
   Как движение грешной души.
   Счастлив я, что во мне ты живешь
   Просветлением, радужным светом.
   Сила Божия -- будешь ответом
   На обман и Антихриста ложь.
  
   И Олег внутренним зрением увидел, что рядом с тремя его друзьями стоят светлые призраки ушедших в иное бытие: Борис Гаврилин со своей гитарой-скрипкой, Григорий Сверлин -- тоже с гитарой, графы Бобринские-Викулины -- отец и сын, и их предки, священник отец Николай и его жена Анна. И рядом с ними их внук Евгений Преображенский со своей Матерью Марией и дьяконом Михаилом Шухровским. Чуть в стороне стояли Юра Садко, Вера-первая и мама Олега. Мама улыбнулась сыну.
   Олег вместе с Верой махнули им руками. По глазам Веры текли слезы, да и сам Олег готов был расплакаться, хотя понимал, что пройдет очень немного времени -- и он присоединится к этому призрачному братству, существующему в другом измерении по другим законам, но не обрывающему связи с ныне живущими в этом мире, в этом временном пространстве. Всех их загнали в Прокрустово ложе Бытия. Над ними ставят безжалостные опыты. Проверяют на живучесть. Скачивают эмоциональную энергию по ролевой и Вселенской Программе. Их жизненные пути предрешены. Но у всех них есть единственная надежда на Преображение и Перерождение. Он. Обещавший дать всем новые, бессмертные тела. Он получил такое тело первым. Воскрес. Вознесен. И обещал вернуться. И все ждут его Возвращения. И молятся в Его Храмах.
   Пока живые и уже ушедшие дружно вошли в храм, где продолжалась Христова Служба.
   А на чистом голубом безоблачном небе по другую сторону от Солнца тускло мерцала большая красная звезда.
   См. кн. III "Сатанинская ложь".
   См. кн. IV "Большая ложка".
   См. кн. I "Прокрустово ложе".
   См. кн. V "Грязная лужа".
   И.А.Крылов, "Волк и ягненок".
   Там же.
   М.Ю.Лермонтов, "Мцыри"
   См. кн. I "Прокрустово ложе".
   Евангелие от Иоанна 8.44.
   "Дьявол есть Бог наоборот".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"